Тайна Белого камня (ранняя редакция)

Разлад

Шли долго, а болото все тянулось и тянулось, словно и впрямь ему не было конца. Ребята еле тащились, усталые, обиженные друг на друга, угрюмые.

Теперь в маленьком отряде не слышалось прежних шуток, жизнерадостного Смеха, разговоров и возгласов. Каждый жил своими мыслями, своими болями и обидами. И никто не хотел думать об общем деле, ради которого они пришли сюда.

У Миши после неудачи на полуострове уже прочно сложилось мнение, что партизанская карта — ерунда, что путешествие — пустая трата времени и ни к чему хорошему не приведет. «Если есть какая-нибудь тайна, — думал Миша, — то она и без нас давным-давно раскрыта». Шел он вперед только потому, что вернуться не хватало решимости.

Лева же, напротив, верил в то, что тайна существует, что они на правильном пути к ней и обязательно откроют ее. Но его, впечатлительного и отзывчивого, угнетало уныние брата, его постоянные жалобы и просьбы вернуться домой.

Нет слов, он, Лева, тоже скучал о доме, волновался, что там уже, видимо, хватились и теперь ищут их. Лева крепился, не показывая и виду, что скучает и беспокоится. Он всего себя подчинил одной мысли — открыть тайну. Но сегодня рыдания обозленного усталостью и голодом Миши, потеря последних продуктов поколебали Леву. Теперь он шел к Лысухе только потому, что шел Вася, Лева не мог начать разговора о возвращении — это было бы низко и подло.

Что касается Васи, то теперь, когда Лева убедил его на полуострове в своем новом открытии, ничто не смогло бы его остановить на пути к цели: ни голод, ни расстояние, никакие другие трудности. Как более опытный, он делал все, чтобы в отряде был порядок, чтобы товарищи не голодали. Но сейчас, глядя на то, как приуныли друзья, приуныл и Вася. Нет, не от того у него испортилось настроение, что осталась у них всего лишь краюшка хлеба, не от того, что шел он усталый, а от того, что Миша оказался таким слабым, нытиком.

Вася первый понял, что с таким настроением отряду идти дальше нельзя. И он решил вернуться.

Болото кончилось. Перед ребятами снова встал бор. Но это никого не обрадовало. Вася остановился, хмуро произнес:

— Дальше не пойдем! Отдыхать будем здесь.

Лева неуверенно предложил:

— Может, до вечера еще пройдем?

— Нет. Не пойдем!

Вася, не теряя времени, набрал веток, развел небольшой костер.

— Сушись, Лев. Ночью застынешь в мокром-то.

Лева придвинулся к костру. Миша и Вася тоже присели рядом. Лева обвел взглядом вокруг, словно выискивая: нет ли поблизости чего-либо съедобного.

— Василь, а здесь рыбы нет? — произнес он.

— Где?

— Тут, — Лева показал на болото.

— Есть, — угрюмо улыбнулся Вася. — Только она прыгает и квакает…

Он подкинул в костер веток, и огонь запылал сильнее.

Голод томил Мишу. Он встал и пошел к болоту, вспомнив про саранки, о которых говорил Вася. Проводив его глазами, Вася обернулся к Леве.

— Завтра с утра идем назад.

Для Левы, хотя он и сам подумывал об этом, Васино решение оказалось неожиданным. Он вдруг почувствовал, что ему будет трудно повернуть назад, что он хочет, всем сердцем хочет продолжать путешествие. Особенно теперь, когда пройден такой тяжелый путь.

— Что ты, Василь! Осталось совсем немного.

— Чего уж говорить! Сам сказал, чтоб домой возвращаться…

— Я сгоряча, Василь. Обидно стало, что картошку утопил… Да и Мишка устал. Я же понимаю: он слабый, не ходил в походы…

— Вот и я про то думаю. Не выдержит он… Нет, Лев, завтра идем назад.

Ребята не видели, как сзади, за кустами, остановился Миша. Он слышал этот разговор и не знал, что делать. Идти к друзьям? Или вернуться назад?

— А может, поговорить с ним? — донесся неуверенный Левин голос.

— Чего уж говорить! Как начнет: «папа, мама…»

— А что тут плохого! — вспыхнул Лева. — Сам знаешь, как они сейчас беспокоятся. Я тоже о них думаю…

— А мне как будто не жаль своих-то, — голос Васи дрогнул. — Так что ж, и мне теперь ныть? Эх ты! Помнишь, рассказывал про Володю-партизана?

— Помню.

— Он на смерть пошел, о себе не подумал. А мы? Два дня не поели как следует, и уже плачем. Герои!..

Миша тихонько отошел в глубь леса. Когда он вернулся через несколько минут, ребята уже молчали. Он присел у костра. До самого вечера так никто и не произнес ни слова.

А бор угрюмо шумел, навевая на ребят печаль и тоску.