Тайна деторождения: практика и теория

Глава 3

Праздничное утро началось с громкого стука и встряски, вмиг дав понять: «вот оно я!».

— Просыпайся, Агата! Дрова принесли! — мутный силуэт, прыгающий надо мной, замер и угрожающе взмахнул широкими рукавами ночнушки.

— Не-е надо.

— Ну, так вставай… — сдуло его на пол вниз, — или я сама сейчас дяде Мичу открою.

— Я тебе открою. И ведь, наверняка, принеслась босой. Быстро обуваться, одеваться, умываться. И желательно, в этом порядке… А, ну, постой! — протертыми глазами поверх растрепанной детской головы. — Теперь лети… мотылек, — да… За ночь новых переливов в свечении явно не появилось. Зато прежние радовали своей «яркой красой» даже мои, едва проснувшиеся глаза. А вот ощущение «внутреннего единения» ушло. Правда, еще ночью, через пять минут после появленья… Вот же загадка природы. — Да иду я!.. Лбом он что ли, там стучит? — и, запахнувшись в плед, пошлепала тапочками к двери.

Дрова с мороза и румяный, присыпанный снегом дворник Мич, разбудили меня окончательно и бесповоротно. Поэтому, к возвращению Ника мы с Варварой уже вовсю носились по прогретой квартире, наводя в ней последний предпраздничный блеск.

— Ты в комнате своей…

— Угу-у.

— И горшки с цветами с учебного стола убе…

— Угу-у.

— И… Вар-вара?

— Ой! Агата, я его быстро пересажу, а то ему в старом тесно. И мне горшков не хватает.

— Вот ничего себе! Да ими вся твоя комната уже заставлена, этими горшками. Они скоро и на кровати вместо тебя будут спать. И, вообще, сейчас не время для пересадок. Скоро…

— Привет, Ник!

— Ух, ты!

Ник, запахнувший меня сзади в свою прокуратскую куртку, звучно чмокнул в щеку:

— Привет, девушки. М-м-м… Какая ты вкусная.

Я извернулась внутри бортов:

— А ты, видно, голодный?

Мужчина оторвал меня от пола:

— Я очень-очень голоден, любимая.

— Ой, только не при мне! — вскинулась Варвара от своего горшка. — А то…

— Да мы про завтрак, — пришлось уточнять, получив секундой позже на ухо:

— А я бы не был так уверен.

— Вот! Я ж говорила!

— Э-э… я яйца с ветчиной пожарила и салат настрогала. Пошли… на кухню. А ты, садовница, заканчивай. И, сильно надеюсь, что это не какой-нибудь сорт белены.

Мой кулинарный «изыск» был сметен его постоянным ценителем очень скоро, вдогонку за быстрым обменом информацией, пока в кухню не влетело дитё. Успели немного:

— Как вы тут? Я утром на нее глянул: без изменений.

— Ага, — зевая, прикрылась я ладошкой. — Блистает. Про ночное — явно не помнит. Остальное — пока в норме.

— Слушай, — замер Ник с куском хлеба у рта. — Надо ее показать надежному специалисту. Я в этих «межрасовых оттенках»…

— Как и я сама. И ты сейчас канцлера Исбурга имеешь в виду?

— Угу.

— Ладно, сводим. И сочетание, действительно, странное. Как… ну…

— Песня и куплет, — усмехнулся Ник. — Будто «песню» мага земли им усилили. Этим новым куплетом неизвестного «автора». И появился совершенно иной смысл.

— Ну, ты и даешь. С чего вдруг, подобные «картины»?

— Не знаю, — скривился мужчина. — Солнцепутьем навеяло. И у меня, любимая, новость.

— Какая? — насторожилась я.

— Отправляют на задание. Но сегодня — я с вами, — быстро добавил Ник.

— А потом?

— А потом… — шумно выдохнул он. — Потом — по обстоятельствам. Начинаю с Тайриля. Там в одном нелегальном игорном доме вчера взрыв был.

— А причем тут ваша комтурия? Игорщиками ведь седьмая занимается?

— А притом, Агата, что пострадала от того взрыва очень важная персона, приближенная к королевскому дворцу до расстояния балдахина.

— Его фаворитка, что ли? — наморщила я лоб. — Госпожа Калантия Лойд?

— Угу. От наших командируют двоих. И мне разрешили присоединиться завтра.

— О, благодарю вас, великодушные прокуратские боги! — вскинула я над столом руки.

— Не богохульствуй, Агата! — вот в этом месте дитё и влетело. — А что это за боги такие?

— Один с клювом, как у грифона, только стальным, а другой — в глухом шлеме с ржавым забралом, — смеясь, пояснил Ник.

— А почему с ржавым? — со знанием дела, протянула Варвара, усаживаясь за стол.

— Да потому что заклиненным намертво. Вот он и тыкает неизвестно куда, выдавая это за справедливость. Хотя, там еще один есть, — глянул мужчина на меня. — Наш с Агатой любимый.

— И самый из этой троицы сомнительный — святой Авось, покровитель прокуратских кадетов. Но, думаю, он и тебе подойдет.

— Почему? — напряглось дитё.

— Потому что, — придала я лицу серьезность. — при твоем рвении к учебе, остается полагаться лишь на удачный случай. Например, при правописании.

— На удачу? Хм-м… — задумалась Варя. — Это мне, пожалуй, подходит.

— Да неужели? Тогда может ты и сейчас «удачно угадаешь», где у нас в квартире лежит мой резной гребень с бирюзой? А то я его месяц как потеряла.

— Я попробую, — сползла Варвара со стула и важно удалилась из кухни.

Ник усмехнулся ей вслед:

— Ты это видела?

— Ага. И, кстати, у нас для тебя тоже новость. Недавно мама «оглашалась»[4]: праздник переносится в Гусельницы. Тетка Гортензия с Нинон горку залили специально для Вари и спектакль какой-то подготовили. Папу в него впрягли. Он там с самого утра репетируется. Не то конем, не то кентавром.

— Понятно, — протянул Ник. — А как же столичные фейерверки?

— Думаю, подвалами туда-обратно. Как такое шоу пропустить? Я сама столько лет…

— Нашла! — взъерошенная Варвара с гребнем в вытянутой руке хлопнула его между тарелками. — Вот!

Мы с Ником удивленно переглянулись:

— И где? — первой открыла я рот.

— А-а, — махнула Варя ладошкой. — Он за ванну упал в самый угол.

— Ага. Но я и там тоже смотрела.

— Так он же не просто так упал, а за трубу. Его и не видно было.

— Понятно. А ты, значит, увидела?

Варвара вздохнула, поправляя «ореховые» косички:

— Святой Авось помог. Хороший святой. Надо ему свечку в церкви поставить…

Ну что тут еще сказать?

— Та-ак, — прокашлявшись, огласился Ник. — Варвара — молодец. Агата, спасибо за вкусный завтрак и всем — за работу. Пора стряпать праздничные пироги.

— Еще вчера один намечался? — оторвала я взгляд от просиявшего «не ребенка». На что наш начальник кухни недоуменно изрек:

— Так теперь-то компания расширяется? Так что, за работу, девушки.

— Чур, я — мешать! — подпрыгнула Варвара.

— Я вообще-то, наоборот, на помощь рассчитывал?

А вот теперь, наконец, мой момент «блеснуть»:

— Она имеет в виду перемешивание ингредиентов, мой любый.

— Да! И желательно, вкусно-сладких.

— Ладно. Договорились, — важно кивнул Ник, обозревая кухню. — Ну, что, девушки?.. — и работа понеслась…

Вообще, Солнцепутье в Ладмении по своей важности уступает, пожалуй, лишь дню рожденья. Да и то — юбилейному. И отмечается с большим размахом, собрав воедино людей, алантов и магов. Но, думаю, и другим расам сегодня напиться будет «не грех». За такую-то компанию? Хотя, магическая часть страны начинает гулять еще раньше, со дня зимнего солнцестояния, а остальные к ним по ходу дела «вливаются». Вот в Бередне все гораздо строже. Двадцать пятого декабря — Христово Рождество и без вариантов. Да и традиции там куда серьезней. Один поход в лес за поленом из молодого дуба чего стоит: пришел на рассвете, троекратно поклонился, трижды тюкнул топором с разных сторон света и, не дай Бог, не завалил его сразу. Придется выкорчевывать самолично и руками. А дальше — на плечах и до избы. Там бревно обряжают в рубаху и выставляют напоказ. Целые дубовые парады вдоль улиц — от незнанья поседеешь. А уже вечером — в дом его родного, ближе к очагу. Целовать всей семьей, медом обмазывать, пшеном обсыпать и в таком виде — в огонь. И, опять же, не дай Бог, на три дня не хватит. Удар хватит всю семью. И это — лишь часть многочисленных праздничных заморочек. Там вообще все Рождество — один сплошной «символический ряд» на год вперед, за соблюдением которого зорко бдят старухи. Причем, каждая с такой авторитетной страстью, будто самолично принимала роды у Святой Девы.

— А я тебе говорю: бигос[5] надо на Новый год готовить, а не на Солнцепутье. Его у костра едят, когда на санях накатаются.

— О-о, Катаржина, у костра колбаски жарят, а не бигос хлебают. С тарелок стоя, что ли?

— Нет, ты вспомни, как ты вся им вечно и уливалась, а мама тебя за это…

— Ай, и точно!.. И что теперь делать? Нинон его натушила целую кастрюлю.

Вот в нашей семье «авторитет» по Солнцепутью был один… до нынешнего года:

— А мне он нравится, тетя Катаржина — так вкусно пахнет. И его нельзя есть?

— Конечно можно, Варенька!

— Давай я тебе прямо сейчас наложу? А то до праздничного стола еще столько терпеть.

Зато наши пироги пришлись, как нельзя вовремя, благоухая сейчас на отдельном столе «для чая». И традиционный, щедро сдобренный коньяком, и из вишни со сметаной (специально для «нового авторитета»). Который, кстати, вскоре свалил на горку. Вместе с Ником и сбежавшим от театра папой. Мы вчетвером, закончив с сервировкой стола, умильно глазели сейчас на них из окна. Сквозь налепленные на стекло и мерцающие магией снежинки. Только жаль, что не молча. Потому что тема…

— Агата, мы с твоим отцом на свою годовщину свадьбы решили пригласить родителей Ника, Оливет и Роберта.

— Хорошо.

— И это все, доча?

— А что я еще должна сказать?

— Ты сама-то их когда видела в последний раз?

— Я?.. Не помню. Лет восемь — девять назад.

— Вот-вот, — воззрилась на меня родительница. — А, позволь узнать: почему?

— А позволь узнать: зачем? — развернулась я к ней от окна.

— Но, Агаточка, — вступила моя тетка. — Вы же с Николасом, вроде как…

— Вот именно, Гортензия, что они с Николасом — «вроде как». А пора бы уж и о серьезности подумать. Ведь, не дети шестнадцатилетние.

— Мама, у нас все замечательно. И не порти мне праздник.

— Да как же «замечательно»? — вскинула она брови. — Неужели он тебя… — и ненадолго замялась — замуж не звал… доча?

Вот, чует мое сердце, я сейчас пожалею о том, что скажу:

— Звал.

— Когда? — замерли все три дамы разом.

— Еще в Чидалии. Но… мама, зачем все усложнять? Нам и так…

— «Замечательно»?

— Так точно.

— А зачем он тогда тебя замуж звал? Значит, ему это надо. А тебе, видно, нет.

— О-о… Да почему, «нет»-то? — застонала я. — Мама, давай закроем эту тему?

— Она боится перемен, — развернулись мы все трое к Нинон. Та сочувственно скривилась. — Я по себе это, Агата, знаю.

Вот, какие «знающие» здесь все собрались!

— Доча, ты что, боишься… свободу потерять?

— Мама, а я сейчас сильно свободна? Я Ника люблю и если б не любила, не жила бы с ним вместе. А все остальное…

— Ты поэтому купила сама и квартиру, а не дом с ним напополам, как он предлагал? — покачала головой родительница. — А может, вопрос до сих пор в доверии?

— Мама! Этот «вопрос» давно закрыт. У меня только один остался, да и то — не к нему.

— А к кому, Агаточка? К этой, как ее…

— Ксении, Гортензия. Видимо, к ней, — прозорливо прищурилась мама. — Так давно пора забыть, доча.

— Вот и вы тогда забудьте. Сегодня праздник семейный или судебный процесс с воспитательным уклоном?

— Доча, о чем ты говоришь? Какой «процесс»? Мы все здесь за вас переживаем. Ты когда решила взять к себе Вареньку, да, мы с Гортензией сначала, высказались по этому поводу. Но, потом решили, что все к лучшему. И тебе этот ребенок…

— Варвара — не ребенок. И я тебя очень прошу: давай эту тему…

— А мы вернулись! Агата, надо было с нами идти. Там так здорово. Мне Ник такие салазки навещал. Я на них, как стрела летала.

— Точно, надо было с вами идти, — запахнулась я в кофту.

Ник, сдернув шапку, внимательно осмотрел всю нашу компанию:

— Мы что-то пропустили? Что-то важное?.. Агата?

— Уф-ф… Нет.

— Ну, раз вы пришли, тогда сейчас будет спектакль, — срочно хлопнула в ладошки тетя Гортензия. — Людвиг, где твой костюм?

Папа, переступивший порог, не то радостно «заржал», не то простонал. И Солнцепутье в семейном кругу понеслось дальше…

Спектакль получился интересный. С историческим уклоном, правда, неизвестно в какой век и страну. Зато все три актера старались на славу. И папа, изображавший рыцарского говорящего коня, и сам рыцарь в исполнении Нинон, и прекрасная дама в виде моей тетки. Особенно запомнилась финальная сцена, в которой рыцарь усаживал свою избранницу на скакуна и все трое галопом устремлялись вдаль… Бедный папа. Мы ему аплодировали стоя. Он, не разгибая спины, кланялся. Еще одна «жертва» семейного праздника. Потом были карточные фокусы от Нинон, сменившей кольчугу на, почему-то, тюрбан. Но здесь вышла заминка, так как ее главная «клиентка», Варвара, угадывала все карты, припрятанные в куче остальных для кульминации. В конце концов, Нинон плюнула и огласила свой секрет. Хотя мы и так уже догадались, но, зачем фокусника расстраивать? После настала очередь подарков. И больше всех свезло опять же, Варваре, с достоинством принявшей ушастую куклу из теткиной лавки, глиняный домик с магической подсветкой от моих родителей и набор цветочных горшков от нас с Ником (просто, он подарок покупал). После чего даритель и одариваемая пожали друг другу руки. Мне же достались дамский зонт и кошель, расшитый бисером. А от Ника — теплые кожаные перчатки «Мечта мага». Я зарделась и сунула ему аналогичные, только мужские. Мама — молча покачала головой. И, наконец, после торжественного стихотворения тетки Гортензии, довольные уселись за стол. По традиции надо было попробовать все двенадцать праздничных блюд. Я «сошла с дистанции» на шестом. Ник продержался дольше — до девятого. Варвара дошла до финиша вместе с оклемавшимся папой. За это их наградили десертом. Потому что чай с пирогами отложили на потом:

— С Солнцепутьем всех! — скосившись на часы, провозгласила тетя Гортензия. — А теперь чокнемся и в столицу! Смотреть фейерверки!

— Ура! С праздником!

— Здоровья! Удачи! Радостей полный дом!

— Чтоб не сквозило и не капало!

— Поздравляю, любимая. Есть такая примета: с кем Солнцепутье встретишь, с тем весь год и проживешь.

— Ага… Я люблю тебя.

— Агата, ты чего?

— Ничего. Давай в Куполграде при первой же возможности?

— Давай, — склонившись, шеркнул Ник своим носом по моему. — Но, ты же фейерверки хотела посмотреть? Впервые за семь лет.

— А, подумаешь, — и подтянулась к его уху. — Тебя я больше хочу. Очень сильно.

— Кху — кх-ху.

— Ник, ты подавился? По спине постучать?

— Нет… Спасибо, господин Людвиг…

О-ох… Первое утро «сочной недели»[6]. Я его встретила на теткиной гусиной перине, правда, спущенной на этаж. Просто лежала и блаженно пялилась в потолок. Снизу слышались голоса: мамин (значит, и родители тоже остались), тетушкин и Варварин, бодро звенящий. А еще пахло кофе и горячими булочками. Пироги-то еще ночью смели. Но, уже без нас с Ником…

— «Ник?»

Нет ответа. Значит, уже далеко. Хотя, нет. Он — здесь. На моих губах, на моей коже… «Я это Солнцепутье никогда не забуду».

— И я тоже. Я… тоже.

— Агата, ты проснулась? — и прыг ко мне в кровать. Румяная и довольная. — А я уже…

— На горке каталась.

— Откуда ты знаешь? — выкатило дитё глаза.

— По твоему румянцу, — обхватила я ее горячее лицо и чмокнула в нос. — Доброе утро, мотылек. Чем сегодня займемся?

— Тети Катаржина и Гортензия на здешнюю площадь зовут. Там представление будет. А я…

— Домой рвешься пересаживать в новые горшки цветы.

— А это — откуда?

— Тебя знаю, — подскочив, набросила я на нее одеяло. — А, давай домой и махнем. Только, по дороге заскочим в наше с Ником учебное заведение. Я тебе его покажу.

— Ладно, — пыхтя, выбралась Варвара. — А меня там учиться не заставят?

— Нет. Тем более — каникулы.

Вот с каникулами я и просчиталась. Канцлера Исбурга на месте не было. Вот же скобан. И это лишь на младших курсах дозволено заблуждаться, что педагоги — боги без перерывов на сон и еду. Но сейчас-то? Однако по гулким пустым этажам мы с Варварой прошлись. И даже в некоторые аудитории заглянули… Странное ощущение: будто детство украли. Вроде — вот оно, а уже — не твое. И другие дети бегают по коридорам, делятся другими своими тайнами и целуются… Нет. Вот этого у меня даже Бередня не отняла:

— А вот здесь мы с Ником… — застыла я у простенка между шкафов.

— Целовались, — хихикнула Варвара.

— А ты откуда знаешь?

— Просто, — вздохнула она, поправляя косичку. — Я вас знаю.

— Ах, ты ж! Ну, держись!

И, тряхнув стариной, понеслась за визжащим дитем по коридору к лестнице. Ба-бах!

— Ой. Извините, — женщина, в которую Варя влепилась, опустила руки:

— Ничего, — и подняла красивое улыбающееся лицо. — Ага-та?

— Ксения… — вот и встретились. Тысь моя майка.

— А я тут к госпоже Лэшок заходила, — неловко мотнула Ксю рукой. — Она меня пару лекций первому курсу читать звала… С Солнцепутьем тебя. Вас. А это и есть та самая Варвара, которую… Мне Ник рассказывал.

— Да неужели?

— Ну, не он сам… Агата, я тебя еще не поблагодарила за свое…

— Не стоит, Ксю.

— А-а… А, может, пойдем сейчас куда-нибудь втроем? Посидим, поболтаем?

— О чем?

— О чем? — вскинула она свои голубые глаза. — Да…о жизни. Ведь давно пора уже забыть и… Ника же ты простила?

О-ох. Ну… ты сама напросилась:

— Варя!

— Что, Агата?

— Пойди на первый этаж. Там картины висят. Посмотри их пока, — не отрываясь от голубых глаз. — Я скоро догоню.

— Хорошо.

Хорошо… Вот сейчас мы и выясним. И почему и зачем. Потому что вопрос есть. Возник, когда схлынули эмоции. Очень полезно их отбрасывать в сторону и тогда многое, вдруг, проясняется. Особенно, когда пишешь подробный отчет. Как я тогда Глебу. Например: сходство в признаках «угнетенного состояния» после дриадского дурмана и (спасибо за наглядность Велиару) в койке с «моей лучшей подругой». А еще сразу вспоминается, что эта «лучшая подруга»…

— Ксю, я согласна забыть и простить. Если ты мне сейчас на вопрос ответишь. Честно и правильно.

— Какой вопрос? — прищурилась она.

— Почему ты Нику не рассказала? Не мне, ему?

— О чем? — и удивленье в глазах. Вот после него мне плечи и передернуло:

— О том… что ты его «угостила» тогда?

— Чем?

— Тебе название сказать? — а, блефовать, так блефовать. — Или, может, все же, сама? Как моя лучшая подруга? Или ты забыла, что я там тоже была? В Грязных землях? Правда, позже тебя на семь лет, но — два раза. У тебя ведь в дипломе одна из глав так и называлась: «Остаточные природные рефлексы у дриад, лишенных магии». А может, тебе охотницу по имени назвать, которая тебя той бодягой снабдила? Кстати, незаконной. Она сейчас очень о том факте сожалеет и готова дать показания в обмен на…

— Не докажешь!

Уф-ф…

— Да неужели?

— Ты ничего не докажешь, — зло выдохнула Ксю. — Ни-че-го.

— Да? А мне и не надо. Валяйся в своей грязи одна. Но, если хоть на дюйм приблизишься к Нику, так и знай, подруга, я это сделаю. Теперь-то уж точно, — и, брякнув в сумке Вариными горшками, пошла к лестнице.

Ни разу в жизни я еще так откровенно не блефовала. Но, оно того стоило. Это точно…