Тайна деторождения: практика и теория

Глава 4

Каково общее число картин в столичном вернисаже? С чем самое вкусное мороженое в «Ледяной птичке»? Во сколько начинается дневной спектакль в кукольном театре и почему принц Игорь из книжки оказался таким недогадливым? Ну, так я вам отвечу: четыреста тридцать восемь, с черничным сиропом и мармеладом, в три часа и… потому что, от природы — идиот. Уф-ф… Все эти «тайны» я постигла за два минувших дня, проведенных с Варварой. И это, не считая ключевой разницы между комнатной сентопией и фиалкой, выраженной в девяти пунктах, повторенных три раза… И как Ник все это переносит? И как мне после всего перенесенного сохранить трезвость ума? Хотя, это уже вопросы к нему. И я их обязательно задам, как только этот «дезертир с детского фронта» окончательно вернется. Пока же он забегал к нам лишь вчера вечером и на три минутки. Спросил: «Как вы тут?», отчитался: «Влез по самые уши и неизвестно насколько» и, чмокнув нас по порядку выстраивания в прихожей, срочно смылся за дверь. Оставив после себя запах морской соли вперемешку с казенным кухонным ароматом… Запах свободы…

А вот к вечеру двадцать седьмого у меня появился прекрасный повод хотя бы спустить пар — в нашу дверь воспитанно постучался…

— Да, неужели? — открыв ее, плотоядно оскалилась я.

Мой начальник, Глеб Анчаров, ненароком оглянулся:

— Это ты мне?.. Варя, здравствуй. У меня для тебя подарок из Джингара… Зайти-то хоть можно?

— Спасибо большое и, конечно, дядя Глеб, заходите, — великодушно прошуршала та пакетом, набитым, вероятно, сладостями.

— И вам благодарствую, — профессионально прищурился ей вслед некромант.

Пришлось запускать:

— Проходи… Как там? — поинтересовалась, уже брякая посудой на кухне.

— Где? — откликнулся мужчина, устраиваясь за стол.

— На свободе. Где ж еще?

— А-а… Да, по разному. Капает или метет… А у вас, я вижу, тоже перемены?

— И кто бы знал, какие? — поставила я перед начальством чай.

— Ощутимые, Агата.

— Глеб, не томи давай. Говори: что по этому поводу думаешь? Что за новые цвета и да, я его активировала, это отсроченное заклятье.

— Ага, — почесал тот за ухом, пялясь в вазу с печеньем. — Активировала, значит?.. Ну так, поздравляю.

— Спасибо. И с чем?

— А вот это — пока загадка.

— И даже для тебя?.. Верится с трудом. Тем более, если учесть факт твоего знакомства с ее отцом.

— Э-э…

— Глеб, не юли. Нам с Ником знать надо: чего ждать дальше.

— А чего вам ждать? — прищурился он на меня. — Агата, я, действительно, не знаю. Пока не знаю.

— И почему?

— Потому как, во-первых: изменения могут коснуться чего угодно. Такая здесь специфика последствий. А во-вторых: назвать тебе ее геройского папашу не могу.

— Это еще почему? — сузила я глаза. — Сие вновь: «выше моих полномочий»?

— Совершенно верно, особый агент Вешковская, — отхлебнул наглец чая. — М-м, очень вкусно. Я, ты знаешь, пока в Джингаре был, тоже к чаям пристрастился и…

— Ага. Даже так, — застучала я пальцами по столу. — А ты знаешь, что?

— У меня для тебя задание.

— Ух ты! Опять у кого-нибудь чайник заговорил?

— Не-ет, — протянул Глеб. — Не чайник, — и прямо посмотрел на меня. — Агата, еще семь лет назад ты мне заявила, что ненавидишь политику. Как раз после… случая с матерью Вари. Я очень ценю тебя, как профессионала и, отчасти, считаю своей ученицей. Но, вся наша с тобой работа, настоящая работа, и есть — сплошная, чтоб ее, политика. Скажи мне честно: ты готова погрузиться в нее полностью?

Вот ничего себе, поворот. Хотя, действительно: чего я ждала от новой службы? Здесь, либо — говорящие чайники, либо…

— Да, Глеб… Что за задание?

Мужчина, хмыкнув, покачал кудрявой головой:

— А ведь меня в твоей семье почитали почти за Святого, после того, как я тебя из Прокурата выдернул.

— Не богохульствуйте, ваше некромантство. Что за задание?

— В Бередне.

— Где?!

— В Бередне, Агата…

— Тысь моя майка… И когда, Глеб?

— Завтра с утра отбываешь, — сосредоточенно глянул он на меня. — Одна не поедешь. Я черкну письмо в Крылатую башню, чтоб, по старой памяти, дали тебе сопровождающего по стране. Луговины, ты там уже бывала. Западное окраинное княжество. Князь Драгомир из рода Светичей. У него большая «конфиденциальная неприятность». Так что башенника оставишь на ближайшем постоялом дворе, а сама к нему — при полном параде.

— Это как? — сглотнула я слюну.

— Это — готовой послужить на благо родины… Агата, — не выдержав, зашелся некромант. — Он — серьезный правитель, но вид почти юной девушки в качестве специалиста высшего класса…

— А-а… Я поняла. Сделаю умное лицо, — этого-то я и в нашей столице насмотрелась.

Глеб с сомнением хмыкнул:

— Главное, внимательно его слушай, а отчет потом — мне в руки и больше никому. И еще: завтра перед отбытием заскочи к нам в канцелярию забрать нужные бумаги и получить деньги… Агата?

— Да-а? — оторвала я взгляд от окна.

— А теперь давай о деталях. Их немного, но, если возникнут вопросы — задавай сразу же. Потому что в Бередне отвечать за все будешь уже сама.

— Я тебя слушаю, Глеб. Рассказывай.

И какое же это сладкое слово — «свобода». Правда, сомневаюсь, что в моем варианте оно будет пахнуть… морской солью…

Северный ветер носился над просторами надежно сцепленной в льды реки Петли. Взмывал круто вверх вдоль высоких каменных стен и с налету рассеивал густой серый дым из труб за ними. Труб было много. Обещающих путнику непременное тепло и горячую еду. Скромную, но сытную. Надеюсь, в этом плане здесь ничего не изменилось, и моя свобода будет пахнуть именно так: печным дымом и вкусной кашей. Ибо бр-р… подмерзаю. К концу этого бесконечно длинного дня. Потому что до того, как очутиться у ворот островного монастыря Крылатой башни, еще много чего было. Начиная с Куполграда в уже далекой Ладмении. Варвару — под временную опеку родителей. И здесь дитё, как всегда, оказалось на высоте («служба есть служба, но, с тебя за каждый день — по сказке»). Что же касается самих «временных опекунов»… «страшное» слово «Бередня» свое дело сделало. Ну так, не на семь же я туда долгих лет?.. А потом — длинные, в половину Бетана, подвалы и пограничные заставы. Целых четыре на три страны с неизменными сквозняками внутри и постно-бдительными физиономиями дозорников. И на первой же я постигла разницу между простым гражданином Ладмении и гражданином — особым агентом Главной канцелярии — и коридоры короче (хоть с теми же сквозняками в них) и физиономии расцвечиваются интересом. Но, как бы там ни было, до Петли домахнула уже в морозных сумерках двадцать восьмого, выплеснув по дороге две трети своего энергозапаса. Так что, сильно уповаю сейчас на… Там-м-м-м!.. Там-м-м-м!.. Там-м-м-м! Под скрип открывающейся в воротной створке двери.

— Добрый вечер! — перекрикивая колокол, проорала я, перейдя на береднянский. Там-м-м-м! — Агата Вешковская из… — там-м-м-м! — У меня письмо… — там-м-м-м, там-м-м-м! — к Отцу-настоятелю! И я бы хотела… — там-да-дам-м-м-м! Там-да-дам-м-м-м. — … в общем, войти.

Монах с обветренным лицом взмахнул мне руковицей:

— Заходите. Я сейчас… — Там-м-м-м! Там-да-дам-м-м-м! — … все время, потом прямо, по расчищенной… — Там-м-м-м! Там-да-дам-м-м-м!

Вот и поговорили. Под колокольный звон перед вечерней. Хотя я здесь и так неплохо ориентируюсь. А посему, прямо от ворот резво стартанула к теплу и еде.

Ни то, ни другое ничуть не разочаровало. Реализовавшись за одинокой трапезой в протопленной комнатке для гостей. С белеными стенами, высокой кроватью под вязаным покрывалом и непременным иконостасом в «красном» углу. И лишь потом состоялась моя местная «высокая аудиенция». Отец Северин, низенький мужчина с круглым лицом, очень похожий на популярный атрибут открыток к Солнцепутью — «счастливого селянина», был немногословен. Впрочем, он всегда такой — а о чем ему со мной долго общаться? Приют дал, сопровождающего пообещал и на том — большое магическое спасибо. А, уже выйдя под редкие монастырские фонари, я свернула в противоположную от «гостиницы» сторону.

На острове посреди широкой Петли, открытом всем четырем ветрам, подветренных мест априори не бывает. И все ж, поляна под южной, задней стеной всегда оставалась самой незаснеженной. Вот и сейчас четко различались под почти скрытой в тучах луной узкие дорожки вдоль продолговатых бугров со скромными деревянными крестами. А на крестах — таблички. Тоже скромные. Я на самом углу прищурилась, определяясь в «свежести» новых захоронений. Ага… И уверенно двинула прямо. Вскоре нашлось то, ради чего пришла: строгим толстым шрифтом «Божий воин Илия. Пал в бою за веру и Господа нашего. Липень, 2571 года». Вот так вот… Ни точной даты рождения и смерти, ни фамилии не полагалось. Таким, как он. «Божьим воинам». И ни секунды не задумавшись, сдернула с правой руки перчатку… Маленький букет из васильков, наполовину утонув в снегу, тут же всколыхнулся под ветром и замер.

— Колдуешь? На Святой земле?

— Спас…

Мужчина за моей спиной хмыкнул, хватив пятерней по вечно небритому подбородку:

— Будь здрава, нечистая адвокатша. Как она, жизнь? Как здоровье?

— Все хорошо. А я — к вам с заданием. Заночую и…

— Знаю. Я только от Настоятеля.

— Ага… — рванув вперед, обхватила его широкие плечи руками. — Здравствуй, Спас. Как же я тебе рада.

— Ну-ну, — смущенно протянул он, обнимая меня в ответ. — Поработаем снова вместе.

— Так тебя ко мне в сопровождение выделили? — шмыгнула я носом.

— Угу. А теперь пошли, Агата, — и похлопал мне по спине. — Чего на морозе торчать? Выспись хорошо, а после заутрени выдвигаемся с удобством. От нас как раз жена суконщика из Ключениц с ребенком съезжают. А у нее — крытая повозка с печкой.

— Значит, до Ключениц вместе с ними? — послушно отстранилась я. — А дальше?

— А дальше: заночуем там и двадцать четыре версты — на лошадях до нужной точки, Луговин. Тебе ведь туда?

— Ага… Пошли… Как Петар?

— А что, Петар? — вышагивая, хмыкнул Спас. — Так и работаем в паре. Понатаскал его чуток. А ты на повышенье пошла, раз к князьям нашим в гости выезжаешь?

— Получается, так. Мне-то замену нашли?

— А-а, — махнул он рукой. — Присылали одного из вашего Совета магов, да он через два месяца назад удрал. После переделки с низинными дрибзами.

— Да что ты? — открыла я рот. — Так теперь…

— Одни мотаемся. Как в старые времена, — и со смехом добавил. — Без «посредников в переговорах». Но, тебя вспоминаем.

— Я представляю, — и вместе с мужчиной от души рассмеялась…

Весь следующий день запомнился лишь чередой снежных обочин и деревень, мелькающих за оконцем низкой санной повозки. Снаружи было холодно и ветрено. Внутри — тепло и иногда шумно. От маленького сына такой же маленькой госпожи Радуны. Поначалу они оба меня настороженно сторонились, что, в условиях тесноты было крайне затруднительно. А потом свыклись. Верст через сорок. Я же, вполглаза бдя за этой борьбой страха с любопытством, откровенно дремала, закутавшись в выданный Спасом тулуп. Сам же он точно в таком разделил скамейку с кучером, грея себя и оного за компанию крепким монастырским самогоном, в народе прозванном «Крылья». Так и катили по снежной Бередне. Один — греясь изнутри. Другая — снаружи. И я даже сны видела — странные оборванные вязи из вялотекущих мыслей, картин за окном и воспоминаний. Да и мысли эти тоже… странные. И что-то постоянно летало над головой прикрытой сверху пахучей овчиной, а вот вовнутрь, под нее… «Одна не поедешь. Я черкну письмо… чтоб, по старой памяти… сопровождающего… Луговины, ты там уже бывала» Вот именно, что «бывала». А, значит, могла бы запросто домахнуть подвалом сама. Тогда как, ни один башенник в здравом уме не полезет в магический подвал. Да он лучше займет место под персональным крестом у монастырской стены. И Глеб о том знает. Однако, несмотря на срочность отъезда, сознательно продлевает сам путь. Зачем?.. Мысли странные…

Не доверять своему начальнику у меня оснований не было никогда. Хотя отношения наши дружескими назвать можно было с натяжкой. Помнится, на первом моем году в Бередне мы с ним едва не перешли к совершенно иным «граням», но вовремя тормознули. Дело было в местную Пасху. Второй по величине (после Рождества) праздник в стране. И отметив его в какой-то столичной корчме, мы, вдруг, решили… нет, поначалу лишь излить друг другу душу. Начала, помнится, я. Глеб продолжил, выложив из тайных закромов историю о некой ладменской магичке, своей единственной любви, которая не дождалась его из Бередни еще до того, как он туда отбыл. Правда, она ему перед тем дала официальный отказ, предпочтя вскоре коллегу Спаса… Запутанная история, вспоминаемая мною с трудом… В общем, проснулись мы с Глебом следующим утром в одной кровати. Одетые, но крайне пораженные свершившимся фактом. И с тех пор попыток «излить друг другу душу» даже в трезвом виде не предпринимали… «Одна не поедешь…» Странные мысли… Но одно я знала доподлинно: моему начальнику, как и мне самой было прекрасно известно — от Луговин до деревни Стожки всего три с лишним версты… «… ты там уже бывала. Западное окраинное княжество… из рода Светичей. У него… большая…» Странные… мысли…

Кукольный спектакль — чудная игра теней и света. Мы с Варварой — в средине пустого зрительного зала смотрим на сцену. Вдруг, рука моя дергается и взмывает высоко вверх. Варин рот удивленно открывается:

— Агата, ты — кукла. На веревочках, — и смеется. Я легкомысленно улыбаюсь — подумаешь? — Ой, а у меня ножницы с собой. Давай их обрежем?

— А-а, они мне не мешают, — и тяну руку вниз. Рука послушно возвращается на боковину сиденья. Варвара, видя это, заходится еще громче:

— Вот, ничего себе, Агата!.. Агата!.. Ага…

— Агата, просыпайся! Мы приехали.

— Уф-ф… Ключеницы?

— Угу, — хмыкнул Спас и захлопнул дверцу повозки.

Я, потянувшись, села… Внутри — совершенно одна. За оконцем — очередные сумерки на этот раз тускло подсвеченные огнями постоялого двора.

— Бр-р… Что ж ночью-то делать буду?

Однако следующую ночь я тоже прекрасно спала…

Западное окраинное княжество Луговины. Резиденция князей рода Светичей. Край ручьев и пещер. Иногда одно вытекает из другого, гордо именуясь «подземной рекой». Хотя грань между ней и простым ручьем лично мне уловить сложно. Да и о том ли я вообще думаю?.. Кашлянула для храбрости и двинула дальше. По широкому паркетному коридору. Вдоль семейных портретов.

Последний из них (его оригинал) встретил меня в гулком зале приемов, сразу дав понять: уважение такой важной персоны мне придется заслужить. Вздернул густые брови и носом орлиным повел (насколько я успела портреты изучить, фамильным). Я — запоздало придала лицу осмысленность:

— Здравствуйте, Ваша светлость. Агата Вешковская, особый агент Главной канцелярии Лад…

— Я помню, какому заведению писал свое письмо. Присаживайтесь, госпожа Вешковская, — и первым опустился в резное полукресло… Несколько секунд молчания (не то послать меня по тому же адресу, не то рискнуть) и, наконец, решился. — У меня… небольшая проблема. Специфического характера. Настолько специфического, — обвел он глазами высокий потолок. — что привлекать к ее решению местных специалистов чревато. Вы меня понимаете, госпожа Вешковская?

— Если вы имеете в виду Божьих воинов из Крылатой башни, то да.

— Ага… Их и имею… в виду… Вы где остановились?

— В «Радушном очаге».

— Ага… Я думаю, от обеда в моей компании не откажитесь?

— Нет, Ваша светлость. Почту за честь.

— Ага… — содержательная у нас беседа. И ее «вступительная часть» что-то затягивается. — Вот уже месяц, как мой дом тревожит нечистая сила, — вдруг, взял князь с места в бугор.

— И чем она себя проявляет?

— Чем проявляет?.. Громит мою оранжерею. Бьет горшки с цветами и воет. И то и другое — ночью. Почти каждой.

— Очевидцы происходящего есть?

— Что? — вскинул князь прищуренные глаза. — А-а… Я сам… очевидец. В этом-то все и дело, госпожа Вешковская.

— Я вас слушаю, — подалась я в своем кресле вперед.

— Эта «нечистая сила». Я ее узнал. По силуэту и лицу, когда однажды решил устроить личную засаду.

— И-и?

— Моя дочь…

— Кто?

Мужчина вздохнул, приложив узкую ладонь ко лбу:

— Моя единственная дочь, Малинка.

— А можно узнать…

— Подробности ее кончины?

— Так точно.

— Да. Раз уж я сам вас… сюда пригласил, то, конечно… Она умерла шесть с половиной лет тому назад. Предшествовала этому продолжительная болезнь, лучшими лекарями страны диагностированная, как «крайняя степень меланхолии, перешедшая в глубокую депрессию». А вслед за ней, медленное, но верное угасание жизни.

— Странный диагноз, — потерла я лоб. — А причина «угасания» вам известна?

— Понятия не имею, — скривилась Его светлость. — Совершенно не вижу тому причин. Я купал ее в любви и заботе, заменяя давно умершую мать. Женихов вокруг нее не вилось. Моя дочь их сразу отшивала, а я не настаивал — не хотел ее от себя рано отпускать. Мы много путешествовали по Бетану. И Малинка всегда была жизнерадостна и довольна всем. А тут… — замолчал он.

— Ваша светлость, а подруги у нее были?

— Подруги?.. Нет, госпожа Вешковская. Ее другом, отцом и, если хотите, подругой, был я.

— Ага. Понятно… Давайте вернемся к «нечистой силе». Точнее, к призраку вашей дочери. С чего все началось? Ее появления?

— С чего началось? — передернулся мужчина. — Да как вам сказать?.. Месяц назад. В оранжерее. Я же вам говорил?

— Та-ак… — прищурилась я. — Она это место при жизни любила? Или, возможно, наоборот?

— Ни то и не другое, — отрезал князь.

— Не поняла?

— Я пристроил ее к основному зданию пять лет тому назад, уже после ее смерти. Хотя, Малинка любила цветы. А сейчас вот… — потупил он очи в паркет. — Там растения, собранные со всего континента и есть даже экземпляры совсем экзотические с экваториального архипелага. Я создавал атмосферу по крупицам, весьма увлеченно. И оформлял их, можно сказать, в естественную среду обитания, используя в качестве этого местных идолов, статуи, глиняные сосуды. А теперь вот… Первым делом, как только все началось, я, конечно, пригласил нашего Архиепископа. Но, он отказался освящать оранжерею.

— Почему?

— Как раз из-за… «естественной среды», — буркнул князь.

— Языческих идолов?

— Да, госпожа Вешковская. Идолов. Но, убирать их, не нарушив сами растения, теперь не представляется возможным. Там все так густо переплелось, — глянул он на меня.

— Я поняла, Ваша светлость. Теперь вы мне скажите: чего хотите от меня? Поговорить с усопшей дочерью или просто, чтобы она ушла?

— Я?.. — растерянно выдохнул тот. — Чего я хочу?.. О-ох… Пусть уйдет… с миром.

— Ага… И у меня еще один вопрос: могу я осмотреть весь ваш… дом?

— Да. Конечно.

— Спасибо, — вставая с места, еще раз внимательно глянула я на высокородного отца крайне странного местного призрака…

Странности продолжались…