Звонок гремел настойчиво и требовательно. Людмила захлопнула книгу, мельком взглянула на часы и пошла к двери.
— Георгий Владимирович! Что-нибудь случилось? Заходите, пожалуйста.
— Извините, Людочка, за поздний визит и разрешите этому четвероногому проникнуть в коридор, — Строев показал рукой на собаку.
Людмила с удивлением смотрела на Строева. Сияющее лицо, новый, отлично сшитый костюм, огромный букет белых роз. И рядом — лохматый пес, ужасно нескладный, с блестящими, как угольки, глазами…
— Сегодня ровно месяц со дня нашего знакомства. По этому случаю я опустошил одну оранжерею. На мое счастье там дежурили девушки — они-то хорошо понимают, что человеку иногда бывают необходимы цветы…
— Спасибо, Георгий Владимирович! Чудесные цветы! Но, ради Бога, где вы взяли это… как его… четвероногое?
— Оно само явилось. Когда мы встретились, оно имело такой вид, как будто искало меня, по крайней мере, со времени зарождения Римской империи. Одевайтесь, Людочка, мы идем гулять.
— Как!.. Вам разве не звонили? В десять вечера приказано всем сотрудникам прибыть на службу. Так что у нас времени в обрез. Седьмой час.
— Правильно. Поэтому обычную двухчасовую программу одевания уместно сократить вдвое…
Когда Строев и Людмила Георгиевна вышли на улицу, девушка спросила:
— Как зовут это чудовище?
— Термоэлектричество.
— Что?
— Термоэлектричество, — повторил Строев. — Он, знаете ли, упорно не откликался ни на одну кличку. Тогда я наугад раскрыл политехнический словарь и стал подряд читать слова. На слове «термоэлектричество» пес залаял. Я попробовал — отзывается даже на сокращенный вариант — «Термо». Идемте к реке…
Строев и Бурцева вышли на берег, когда уже совсем стемнело. В эту темную безлунную ночь река шумела мягко, таинственно. Но, может быть, именно в этом и была своя прелесть. Молодые люди присели на камень. Строев находился в том приподнятом настроении, которое испытывает каждый изобретатель, когда задача, долго не поддававшаяся, решена, наконец, красиво и верно. Людмила… Но еще никому не удавалось отгадать мысли девушки и особенно, когда ее рука лежит в руке небезразличного ей человека, а с темного неба заговорщически подмигивают звезды…
Только Термо не мог сидеть на месте. Он носился по берегу, часто подбегал к Строеву, ползал у ног, ласкался.
Людмила то и дело поглядывала на часы, и, может, поэтому минуты проносились мгновением, и задержать их не было сил. Наконец, она нехотя встала, подала руку Строеву.
— Пойдемте, Георгий Владимирович! Кстати, вы так и не ответили мне на вопрос: что случилось в бюро? Почему совещание и вдруг так неожиданно?
— Все знаю, а этого не знаю, — пошутил Строев. Он посмотрел на часы. — А знаете, Людочка, мы еще успеем поужинать.
В бюро пошли прямо из кафе. Впереди степенно шел Термо. Всем своим видом он, казалось, показывал, что он — единственное живое существо, которому позволено зайти во двор бюро без пропуска.
В лабораторию Людмила вошла в том задумчиво-радостном настроении, которое целиком овладело ею в этот вечер. Сотрудники молча сидели на своих местах, никто не работал. Людмила вопросительно посмотрела на подошедшего Самарцева. Не поворачивая головы, он что-то писал, а когда закончил, с тяжелой грустью в голосе сказал:
— Три часа тому назад открыли сейф. Вся документация уничтожена, сгорела. Нет никакого сомнения, что где-то рядом действует враг.