Тайна храма

Москва, Россия

Москва встретила их пронизывающим ветром и полным отсутствием снега. Таксист мчался по ночному городу, как показалось Эмме, с явным превышением скорости.

Дорохов, заметив ее беспокойство, тихо прокомментировал:

— Водитель пытается избежать утреннего автомобильного затора.

Тут и там зажигались огни, весело вспыхивая и занимая свое неизменное положение в огромном каменном мегаполисе. Из приемника автомобиля тихо лилась американская музыка, а водитель такси весело мурлыкал, подпевая Бритни Спирс.

— Я вот подумал, — нерешительно заговорил Дорохов. — Зачем тратить деньги на гостиницу, я поселю тебя в своей квартире, а сам переночую у товарища. Он живет в том же доме, что и я. И так безопасней, в нашем доме я почти всех знаю в лицо. Так что, если кто чужой появится…

— Хорошо, — признательно улыбнулась Эмма. — Но ты уверен, что твой товарищ примет тебя?

— Наверняка! Да я сейчас же позвоню ему.

— Кстати, мы почти приехали, — торжественно произнес Виктор. — Этот район Москвы называется Измайлово, а я называю его русским Манхэттеном. Расположение улиц очень простое, все параллельно-перпендикулярно. Заблудиться невозможно, шестнадцать парковых улиц пересекают два бульвара и несколько улиц, параллельных бульварам. Наша улица — 11-ая парковая. У вас там Центральный парк, а у нас Измайловский. Все как у вас, и вечером в парк ходят только экстремалы.

— А медведи у вас есть? — ехидно поинтересовалась Эмма.

— Какие медведи? — растерялся Виктор, но со смехом продолжил. — Ах, да, медведи! Они тоже не рискуют появляться в этом парке в темное время суток!

Многоэтажный панельный дом, где жил Дорохов, встретил их приветствиями двух русских мужиков, выходящих из подъезда. Видно было, что Виктор смутился под напором веселых реплик, обращенных к нему, и, как показалось Эмме, касающихся ее присутствия. В большом лифте, к ужасу Эммы, вместе с ними поднималась старушка с огромным ротвейлером без намордника. Собака рычала, а пожилая женщина старалась ее успокоить.

Выскочив из лифта и отправив выше любительницу животных вместе с ее злобным другом, Виктор прокомментировал:

— Собака последний год ни на кого не бросается, ее здорово проучил электорошокером один наш сосед.

— Как так можно относиться к животным? — возмутилась Эмма. — Надо было сначала поговорить с хозяйкой, объяснить ей…

— Так она глухонемая, как с ней говорить, — резонно возразил Виктор.

— Глухонемая, — растерялась женщина. — Но есть же родственники, полиция.

— Старушка живет одна, а полиция, точнее бывшая милиция, занята последствиями переименования в полицию, — задумавшись над сказанным, Дорохов пояснил. — У нашей полиции сейчас сложное время, они хотят стать лучше и больше зарабатывать, но пока не получается совместить два процесса.

Эмма решила, что сказанное про полицию шутка, как и про медведей, но поведение старушки действительно было странным, в лифте она ничего не говорила, а только мычала, пытаясь что-то втолковать своей огромной собаке.

Узкий коридор от лифта до входной двери в квартиру Дорохова был буквально завален велосипедами, детскими колясками, зимними санками и лыжами. Входные двери в квартиры напоминали ворота в банковские помещения — массивные железные двери, едва прикрытые дешевым дерматином.

Небольшая квартира Дорохова отличалась скромностью и простотой. Гостиная была превращена в кабинет хозяина. В спальне кроме кровати не было ничего. Маленькая уютная кухня вместила в себя электрическую плиту, несколько шкафчиков, стол и один единственный стул. Эмме было приятно, что квартира Виктора представляла из себя берлогу холостяка. Женским присутствием здесь даже не пахло.

Загудел электрический чайник, и уже через несколько минут на столе дымился ароматный чай, и лежали большие куски сушеного хлеба.

— Сухари, — по-русски произнес название этого блюда Виктор. — Это вкусно!

Эмма попробовала — действительно вкусно, но тут же вспомнила своего бой-френда, помешанного на диете и не удержалась:

— Диетический продукт?

— Да нет, просто больше ничего нет!

Виктор примостился на низком подоконнике, уступив единственный стул даме. Они пили чай с сухарями, а Дорохов увлеченно рассказывал о Руси-Тартарии. Странно было слышать, что дремучая Россия — это передовая цивилизация, утратившая свое влияние в междоусобных войнах.

Женщине было приятно, что Дорохов любит свою Родину и так хорошо знает ее историю. Оказалось, что русские принцессы выходили замуж не только за султанов, но и за европейских королей. Позабавило письмо королевы Анны Ярославовны, супружницы французского короля Генриха I. Своему отцу в Киев она сообщала, что попала в варварскую страну, где дома мрачные, церкви некрасивые, а нравы ужасные.

Незабываемый след в истории оставила Анна Павловна, русская принцесса, дочь царя Павла I, ставшая королевой Нидерландов. Ее сестры вышли замуж за августейших особ и разъехались по Европе, ей же достался принц Оранский, впоследствии ставший королем. Оказалось, что Наполеон I также просил ее руки, но ему было отказано.

Королева Анна фактически спасла Нидерланды и королевскую фамилию от разорения. После смерти мужа выяснилось, что у него огромные долги. Она просила своего брата — российского императора Николая I — выделить для ее спасения астрономическую сумму в 4,5 миллиона гульденов, предложив взамен коллекцию голландских полотен, собранную ее мужем. Николай не мог отказать сестре, и ему пришлось удовлетворить ее просьбу.

За окном давно уже было светло, и Эмма, к своему стыду, широко зевнула, едва успев прикрыть рот ладошкой. Это было, конечно, невежливо, но сил у нее действительно не было. Дорохов, к ее радости, не сделал ни малейшей попытки остаться вместе с ней в квартире. Радовалась она не потому, что не хотела бы этого в принципе, а из-за смертельной усталости.

Эмма проснулась днем в половине третьего. Пулеметная очередь, которую она слышала во сне, наяву оказалась скрежетом дрели. Закутавшись в одеяло, женщина обежала всю квартиру и к своему удовлетворению отметила, что здесь она одна. Сверлили где-то в соседнем помещении. На кухонном столе она обнаружила записку: «В холодильнике свежие яйца, сыр и ветчина. На подоконнике хлеб, хлопья и то, что называется у вас молоком. Проник в квартиру в 12 часов, только для того, чтобы доставить тебе завтрак-обед. На столе американское издание книги новых русских хронологов, рассказывающее кратко о новом прочтении истории. В ней найдешь много интересного и про Россию, и про Турцию, и про Америку. Ключи от входной двери на гвоздике перед входной же дверью, к ним пристегнут адрес квартиры и мой телефон. Не потеряйтесь, принцесса. Буду в 18–00».

На столе, действительно, взгромоздилось краткое описание новейшей истории в виде книги, которая в несколько раз по своему объему превосходила Библию.

Теория русских хронологов была изложена на хорошем английском языке, и, на ее взгляд, была рассчитана на явно подготовленного читателя. Из открытой ею книги веяло холодным неприятием всей мировой истории и жестким изложением своей теории. Поначалу было сложно читать, и Эмма дважды откладывала книгу, но через несколько минут делала над собой усилие и вновь заставляла себя продолжать чтение. В конце концов, мемуары деда ей тоже показались бы бредом сумасшедшего, но, во-первых, ее родственник оказался засекреченным ученым, а во-вторых, ЦРУ явно не разделяло ее мнение и не считало Карла Рунге спятившим.

Дедушка уважал и во многом принимал идеи Ньютона-историка и если она, Эмма Рунге собирается разобраться в этой запутанной истории, то ей необходимо объективно отнестись к теории русских ученых. Она представила на секунду, что ничего не знает об истории человечества, и первый учебник по истории в ее жизни сейчас находится у нее в руках. Теперь проще, все написанное является правдой и не конкурирует с общепринятой историей.

Психологически настроившись на новый лад, женщина стала с жадностью проглатывать содержимое одной страницы за другой. Удивительным образом выстраивались события. В изложении, логике и огромном объеме знаний русские математики-хронологи были просто поразительны.

Книга убеждала фактами, цифрами, при этом избегая психологической оценки ситуации. Общепринятая история полна легенд и душещипательных любовных историй. Они в первую очередь и запоминаются: царь Соломон и царица Савская, Парис и прекрасная Елена, погубившие Трою. Авторам новой хронологии явно не хватало экспрессии.

Прерывая чтение, Эмма время от времени пыталась применить концепции хронологов к сегодняшнему дню. Вспомнив разговор с Виктором о президенте Америки, она попыталась проанализировать этот факт со всех сторон. Итак, еще несколько десятилетий назад, никому бы и в голову не могло прийти, что президентом США станет афро-американец.

Женщина отметила, что она, как и многие американцы была внутренне подготовлена к такому событию. И эту идею воплотил в жизнь Голливуд. В кино все чаще стали изображать президента черным американцем. Да что президент, даже Бога изображали негром. Делали это в основном в комедиях, благодаря чему у зрителя отсутствовал отрицательный настрой. Это делалось для того, чтобы внедрить «прошлый» опыт в сознание граждан. Получается, что люди однажды уже сталкивались с цветным президентом, и ничего — все в порядке. А то, что подобный опыт приобретен в кино, разве это осознает среднестатистический обыватель?

Кино — важнейшее из искусств: человеку внедряется в сознание, на первый взгляд, фантастический сценарий. Например, ликвидация астероида, мчащегося на планету Земля. Судя по всему, когда все страны вступят в НАТО, простых американцев не надо будет уже убеждать, что повышение их налогов направлено на развитие Противоракетной Обороны (ПРО) в интересах всего человечества. Задача подкорректируется: сбивать будем не вражеские ракеты, а астероиды. И для всех это будет естественный процесс развития событий.

В сущности, новые хронологи говорят о том, что история — это прежде всего политика, позволяющая манипулировать мнениями и действиями граждан. Эмма вспомнила своего одноклассника, погибшего недавно во время войны в Ираке. Она была на его похоронах и, как и все присутствующие, слушала речь высокопоставленного армейского офицера о подвиге американских солдат. В тот же вечер, собравшись в кругу близких друзей дома у погибшего солдата, его отец сокрушался, что не знает за что погиб его сын.

Химическое оружие у Саддама Хусейна не нашли и верховный главнокомандующий, президент США, не понес за свои поиски никакого наказания. За его ошибки расплачивались простые американцы. Почему был выбран богатый нефтью Ирак, а не нищая Северная Корея? Или корейцы миролюбивы и меньше нуждаются в демократии?

Звонок в квартиру прервал размышления женщины, и она поспешила к входной двери. На пороге стоял Виктор с небольшим, но красивым букетом цветов. Эмма в растерянности отшатнулась, пропуская хозяина жилища.

Дорохов галантно протянул ей цветы и проскользнул на кухню. Ее потенциальный жених — американский бой-френд никогда не дарил ей цветов, он вообще ничего не дарил. Прижимая букет к груди, Эмма последовала за Виктором на кухню.

Холодильник постепенно наполнялся продуктами из большого пакета, принесенного хозяином квартиры.

— Эмма! Мы сегодня ужинаем у друзей! — Дорохов сиял от счастья. — Если ваш вечер свободен, на что я очень надеюсь.

— Ты принес цветы мне?

Виктор хитро огляделся:

— Кому же еще, как не принцессе, заточенной мной в замке и ждущей своей участи!

Эти слова показались бы вульгарными и наглыми от любого другого, но не от Виктора.

Если он ее и добивался, а она на это в тайне надеялась, то делал это элегантно и очень старомодно.

— Мои близкие друзья ждут нас сегодня на ужин. Оба физики, муж и жена, Анатолий и Ирина Соколовы, интересуются всем на свете, хорошие люди, лишнего никто не спросит, уж поверь.

Со слов Дорохова дом был «сталинской» постройки. Здание было фундаментальное и очень красивое, а квартира друзей Виктора поражала своей дружеской атмосферой.

Хозяйка квартиры оказалась очень гостеприимной женщиной. Создавалось впечатление, что она привыкла к большому количеству гостей в своем доме. Из открывшейся в коридоре тумбочки вывалилось не меньше десятка разнокалиберных домашних тапочек. Эмма отметила про себя, что в России, как и в Азии, требуется сменить уличную обувь на домашнюю.

За большим обеденным столом разместилось еще трое гостей. Все были примерно одного возраста с Дороховым и Соколовыми. Первым представился Эмме высокий улыбчивый мужчина:

— Иван, инженер и романтик, кстати холост. Рядом со мной наш друг Федор, химик по образованию, путешественник по призванию. И, наконец, Али — душа компании, между прочим, профессор и известный хирург.

Как по волшебству, на столе выросли три тарелки салата, большое блюдо с дымящейся вареной картошкой и две цельные курицы с необычайно аппетитной корочкой. Соки, прямо в пакетиках, две бутылки вина и большая бутыль русской водки, лоснящаяся от сползающей с нее изморози.

Иван поднялся со своего места, и это было сигналом хозяину дома. Он исчез и через мгновение появился с подносом замороженных в холодильнике рюмок. Водку разлили всем, включая Эмму, несмотря на ее сопротивление.

— Вы не сможете сказать «нет», — обратился к ней Иван. — У каждого напитка есть своя техника потребления. Я предлагаю немедленно насладиться леденящим нектаром в честь нашей американской гостьи, очаровательной Эммы!

Виктор, сидящий рядом, переводил на английский все сказанное в полголоса. По примеру всех присутствующих, Эмма заставила себя выпить рюмку залпом. Это было одним из самых странных ощущений в ее жизни.

Дома, в Америке водка была популярным напитком, но пили ее совсем не так. Широкий стакан, на дне водка комнатной температуры и пригоршня ледовых кубиков. Русские додумались не только охлаждать водку, но и наливать ее в замороженные рюмки. С точки зрения эстетики это не забываемое зрелище. На твоих глазах хрустальная рюмка медленно оттаивает и меняет свой облик и даже цвет.

Почти сразу за первым тостом прозвучал второй. На этот раз поднялся из-за стола Федор:

— Друзья! Мы собрались не просто так, а по поводу! Ира Соколова доказала, что она не только прекрасный физик, но и писатель! Ее первая книга появилась на прилавках магазинов именно сегодня, и первый экземпляр в моих руках.

Мужчина торжественно поднял красочную книгу в твердом переплете над своей головой.

— Я знаю, что никто кроме мужа Ирины и меня, еще не успел оценить это творение, и я завидую вам! Мы с Толей читали это в рукописи, а вам предоставляется возможность насладиться сладким запахом типографской краски. На мой взгляд, надо отметить это событие и передать слово автору будущего бестселлера, неудержимо рвущегося к читателю! Господа офицеры в запасе, стоя, троекратное «УРА» — два коротких, один протяжный!

Мужчины поднялись со своих мест, и комнату наполнил гул: «Ура! Ура! Уррра!». Вслед за этим зазвенела посуда, Ирина и Анатолий наполняли тарелки гостей с необыкновенной ловкостью, которой мог бы позавидовать любой официант.

Эмме очень понравилась курица. Она не очень любила сухую куриную грудку, к которой ее приучал ее американский друг, но эта была необыкновенно сочна. Своим долгом она посчитала сделать комплимент хозяевам, но ее на полуслове прервал Иван.

— Прекрасный тост! Женщины в России говорят тосты сидя, мы просим американскую гостью оказать нам честь.

Эмма встала со своего места, несмотря на протесты мужчин:

— У меня немного закружилась голова от водки, и я явно стала смелее… Очень боюсь проснуться. Сейчас я в сказке, повезло Виктору, что у него есть такие друзья как вы. Сегодня я вместе с вами, и, конечно, поздравляю Ирину. Я журналист, и сама мечтаю написать книгу, но пока не получается. Но если я в Америку привезу рецепт приготовленной сегодняшней курочки, то уверена, что это будет бестселлером.

Гости с удовольствием восприняли ее тост, а Ирина взяла ее за руку и отвела на кухню. На хорошем английском она рассказала, что написала книгу кулинарных рецептов с задиристым названием «Лирикам от физиков». Все рецепты необычайно просты, что не умоляет достоинств готовых блюд.

Примечателен был и рецепт курицы: «Обычная охлажденная курица разрезается вдоль грудины и укладывается на противень грудкой вниз. Весь секрет состоит в том, что сам противень усыпан обычной солью. Пачки соли вполне достаточно. Сверху курицу немного солят и перчат. Сорок пять минут при температуре 200 градусов по Цельсию, и блюдо готово. Физика процесса необычайно проста — соль впитывает жир и, образуя „подушку“, не дает подгореть курочке. Мыть противень после приготовления очень просто — оставшуюся соль выбрасывают, а противень ополаскивают».

На кухню вбежал муж Ирины, Анатолий:

— Девушки! Все вас ждут!

Это был необыкновенный вечер. Не было привычных разговоров о налогах и ипотеке, о соседях и знакомых, о спасении человечества, о перемене климата и о роли американского народа в современной истории.

Теорию новых хронологов случайно подняла сама Эмма, и что тут началось! Али оказался правоверным мусульманином, кстати единственным, кто поднимал тосты со стаканом минеральной воды. Он убеждал ее, что хронологи наверняка правы в том, что на Руси христиане и мусульмане не враждовали и жили в мире. А он и его друзья живой тому пример.

— Вот Анатолий утверждает, рисуя не понятные нормальному человеку формулы, что в ближайшие десятилетия жизнь на земном шаре изменится, — засомневался Али. — Он убежден, что именно физики откроют тайну мироздания и подарят медицине новые прорывные технологии. Но вы мне объясните, кто подарит нам совесть, терпение и человеколюбие.

— Али, — вмешался Анатолий. — Я говорил о том, что идет глобальное объединение наций, и люди не будут разделяться по национальному или религиозному принципу. Новые технологии позволят создать одно сверхмощное государство, способное подавить все остальные. Грядет новая мировая религия, и ее инструментарием станут новые фантастические технологии. Исчезнет преступность, голод, болезни…

— На смену старым болезням придут новые, — парировал Али. — Уже сейчас в современном мире наблюдается рост числа психических заболеваний. Шизофреник с искусственным сердцем все равно останется шизофреником. Вероятно, можно записать на подкорку человека «не укради», «не убей», и у него появится рефлекс, подобный боязни огня. Но что еще появится в его воспаленном мозгу при вашем вмешательстве, и что тогда делать? Удалять мозг или менять его на искусственный?

— Алик, — голос Соколова звучал примиряюще, — для меня будущее ни плохое, ни хорошее, я не даю оценку. Мы в нашем институте создали компьютерную программу, грубо говоря, загрузили в нее развитие человечества за последние двести лет, учли динамику этого развития, перспективные исследования, и компьютер выдал определенный результат.

— Вот видишь, — кипятился Али, — за тебя уже решает компьютер, а мы для него лишь исходные данные. Физиков надо запретить и переквалифицировать в кулинары, Иринин пример подтверждает правильность моей мысли!

Под всеобщий смех Али подошел к хозяйке и поцеловал ей руку. Не успели утихнуть страсти, как со своего места встал Федор и произнес новый тост:

— Может, коллеги правы, и нас в ближайшем будущем ждут Соединенные Штаты Земли, тотальный контроль и слабоумие. Но вы объясните мне неразумному, разве сегодня по-другому? В головах у людей все перевернулось, у многих обнаружилась тупость. Мой старший брат Михаил — как и я тоже химик — защитил докторскую диссертацию и все бросил. Его коллеги посчитали его сумасшедшим, крутили пальцем у виска. Он уехал в опустевшую деревню, где родился наш отец, и купил большой участок земли на берегу реки…

Со всех сторон раздались восторженные крики.

— Друзья, — продолжил Федор. — Эта часть моего рассказа специально для Эммы, в отличие от вас она не ездит каждый год на рыбалку к моему брату. Так вот, мой брат купил большой участок земли, практически не пригодный для земледелия и животноводства, так как почти вся территория занята тремя глубокими оврагами. Михаил прорыл небольшой канал из реки и заполнил овраги водой. В получившихся водоемах он успешно разводит рыбу и речных лобстеров — раков. Бывшие коллеги Михаила так и не смогли понять его поступка — внезапно пожертвовать столь успешной карьерой, но уверяю вас, он обрел себя. Он не стал отшельником и изгоем, сам он комментирует это так: «У меня появилось время думать и читать».

Эмме было приятно находиться с друзьями Дорохова. Все они были людьми веселыми, искренними и очень, очень дружелюбными.

В дом Дорохова в Измайлово они приехали за полночь. Виктор пытался откланяться на пороге квартиры, но Эмма притянула его к себе, ухватив пальцами пуговицу его пальто. Они медленно вошли в квартиру. Виктор не сводил своего восхищенного взгляда с ее лица, и она чувствовала этот взгляд сердцем, которое билось все сильнее и сильнее. Маленькую квартиру заполнил туман открытий, надежд и откровений.

Эмма проснулась от странного ощущения: лежащий рядом с ней Виктор ласково смотрел на нее и таинственно улыбался, как будто нашел ответ на какой-то вопрос, и этот ответ удивил его самого. Комната постепенно наполнялась солнечным светом, рассеивая расплывчатые золотистые блики по стенам.

— Ты почувствовала, что я говорю с тобой?

— А ты говорил?

— Да, только без слов.

— А можешь повторить теперь со словами?

— Попробую, но ты не смейся. Ты веришь в любовь — настоящую любовь, на всю жизнь?

Она задумалась и отрицательно покачала головой.

— А я теперь верю. Мне с тобой необычайно хорошо. Ты умная, красивая, тонкая и в то же время немного авантюрная. Ты сильная и слабая, уверенная в себе и немного стеснительная. Я хочу заботиться о тебе, быть рядом, говорить тебе о том, как ты прекрасна. Я…

Эмма поднесла свои пальцы к губам Виктора:

— Мне с тобой тоже хорошо. Не торопи меня. Мне очень приятны твои слова, и ты мне тоже очень нравишься, но….

Дорохов виновато улыбнулся и процедил:

— Ты жалеешь о том, что случилось ночью.

— Ни капли, дурачок. Просто несколько дней назад меня хотели убить и убили знакомых мне людей. Я убежала из дома и приехала в чужую страну. Мой дед нацистский ученый, а я его внучка. У меня в руках загадочные записи, которые приносят одни только неприятности. Я далека от романтики. Я напугана, я устала, я не знаю, что делать.

Слезы покатились из глаз Эммы, и она уткнулась в грудь Виктора. Нежно гладя ее по голове, он тихо произнес:

— Вот я и говорю, что буду рядом с тобой, и мы решим любые задачи, стоящие перед нами. Но и ты мне кое-что обещай.

— Что именно? — заплаканные глаза Эммы святились любопытством. — Что я должна обещать?

Дорохов встал с постели, и, умышленно держа паузу, стал расхаживать по комнате. Наконец, он присел на кровать рядом с ней, взял ее лицо в свои большие руки и медленно по слогам произнес:

— Не от-ча-и-ва-ться и не пла-кать.

Эмма прижалась к нему и прошептала:

— Обещаю!

Неожиданно став очень серьезным, Виктор сказал:

— Сегодня у нас важный день, мы идем к профессору Георгию Ивановичу Максимову, к сыну того самого Максимова, который упоминается в дневнике твоего деда. Мне удалось с ним договориться о встрече, хотя это было не просто. Я с ним уже однажды встречался, но он мою фамилию не вспомнил. Точнее сказать, я присутствовал на его выступлении, и потом мне удалось с ним немного поговорить. Это очень образованный человек, прекрасно знающий историю. Его отца часто называли другом Сталина, но Георгий Иванович это не подтверждает и не опровергает, старается избегать этой темы. Несколько лет назад с ним произошло несчастье, его жестоко избили на пороге собственного дома. С тех пор он не появляется на улице, замкнулся, почти не общается с людьми. Говорят, что раньше это был прекрасный собеседник и даже балагур. Мне удалось с ним договориться, правда, он просит за наш визит пятьсот долларов, мотивируя это тем, что его время — деньги, в которых он крайне нуждается.

— Очень по-американски, — рассмеялась Эмма. — Если мы платим деньги, то и говорим на темы, интересные нам. Когда мы к нему едем?

— После обеда он ждет нас. А до этого времени я покажу тебе Москву, если ты не возражаешь.

— Конечно, нет.

Старенький «форд» Дорохова завелся со второй попытки, и они тронулись в путь.

Путешествие по Москве показалось Эмме довольно утомительным, главным образом, из-за автомобильных заторов. Большое впечатление на нее произвела великолепная крепость — Московский Кремль. Поразили находящиеся внутри Кремля самая большая в мире пушка, которая никогда не стреляла и огромный колокол, который никогда не звонил.

Красную Площадь украшал необычайно красивый Покровский собор, почему-то одновременно называемый храмом Василия Блаженного. Саркофаг Ленина показался ей холодным и мрачным, его она посещать отказалась. Понравился ГУМ — главный универмаг столицы, очень красивое здание с космическими ценами.

Очень понравилась стометровая статуя царя Петра, погруженная прямо в Москва-реку. Большое впечатление произвели храм Христа Спасителя и Измайловская крепость, стоящая на острове. Они проехали много православных церквей, в некоторые заходили, и, к удивлению женщины, почти все они выделялись невиданной роскошью.

Обедая в небольшом ресторанчике, Эмма не удержалась и спросила Виктора:

— Ваши православные храмы поражают богатством, даже купола многих церквей покрыты золотом. Зачем это в небогатой стране?

Дорохов рассмеялся:

— Очень хороший вопрос! Но сам вопрос подразумевает ответ! Церковь в России, или точнее в Тартарии, была очень, очень богата, настолько богата, что золотом покрывалось не только внутреннее убранство соборов, но и внешние архитектурные элементы — купола, кресты, венчающие постройки, орнамент. Все это подчеркивало богатство Великой Тартарии. Сейчас ты видишь жалкие остатки былого величия. Большевики разграбили храмы, и сейчас даже трудно представить себе ту роскошь, которая окружала церкви в былые времена.

— Но золотом покрывать крыши не разумно, — сопротивлялась Эмма.

— Подумай, почему нигде в мире, кроме Руси, нет такой бросающейся в глаза роскоши, я бы сказал невиданной роскоши. В чем тут дело?

Женщина задумалась и, с трудом подбирая слова, попыталась ответить:

— Если следовать твоей теории, то всему есть разумное и простое объяснение, правда, противоречащее официальной версии. Если на какой-то территории, в каком-то государстве храмы покрыты золотом, то это говорит о превосходстве этой страны над всеми остальными.

— Потрясающе, Эмма, — воскликнул Дорохов. — То есть такому государству ничего не угрожало. При набегах врагов внутреннее убранство церквей можно спрятать, а золото с куполов нет. Не правда ли странно держать такое количество золота «на улице», будто приглашая захватчиков, овладеть им.

— Предположим, что Россия великая держава и добывает огромное количество золота…

— Извини! — мягко перебил ее Виктор. — Россия не добывала столько золота, Орде платили дань не только русские территории, но и чужеземные. Вся Европа, Азия и Америка. И не забывай, покрытие золотом куполов церквей является неликвидным вложением средств. Получается, что никто не сомневался в величии империи, и ей просто не было надобности держать много золота в слитках, то есть в обменной единице.

— Еще один вопрос, можно? — испытывающе спросила Эмма.

— Задавай, — усмехнулся Дорохов.

— Почему изображения святых на иконах в православных храмах столь мрачные? Никто не улыбается, все смотрят на тебя если не осуждающе, то строго?

Дорохов долго не отвечал, но затем растерянно заметил:

— Я этого не знаю, хотя и обращал на это внимание. Версий может быть много, но я не знаю ответ на это вопрос. Своих теорий на этот счет у меня нет. Я признаю и верю, что храмы построены в правильных местах, это места благодати, и никогда они не были случайными. Но по поводу изображений святых, точного ответа у меня нет. Кстати, нам пора к Максимову.

— Убегаешь от вопроса, — засмеялась Эмма.

Подъезжая к дому Максимова, Виктор озабоченно произнес:

— Я тебе не говорил, но профессор Максимов не только историк. Кроме традиционной истории он очень серьезно занимается изучением оккультных наук.

— Он что колдун?

— Да нет, — усмехнулся Виктор, — просто собирает информацию, всякие рукописи и биографии. В свое время он был допущен к секретным архивам. И еще, знающие люди говорят, что его нельзя перебивать, пока он сам тебя не спросит. И приготовься к тому, что он будет говорить долго, отвлекаясь на всякие любопытные детали.

Максимов открыл дверь и, к удивлению Эммы, перед ней сидел инвалид в кресле-каталке. Мужчине на вид было за шестьдесят. Седые волосы опускались до плеч, впалые щеки едва прикрывала неухоженная борода, а землистый цвет лица весьма подходил его потухшему взгляду. На нем был старый вытянутый свитер, ноги укутывал темный клетчатый плед, а макушку прикрывала вязаная, круглая, пестрая шапочка.

Хозяин встретил их довольно странно: открыл дверь, что-то буркнул и исчез в одной из комнат.

— Ничему не удивляйся, — шепнул Дорохов. — Видимо, это высшая форма доверия. Все по-домашнему, к этому надо привыкнуть, я с этим часто сталкиваюсь в среде ученых.

— Но ты не сказал, что он инвалид!

— А что это меняет, — удивился Виктор. — Да я и сам этого не знал.

Комната, в которую они вошли вслед за хозяином квартиры, напоминала склад реликвий и старых фолиантов. На большом столе посреди комнаты лежали планы зданий, рукописи и множество фотографий.

— И что же вас интересует, молодые люди? — Максимов блестяще говорил по-английски. От Дорохова Эмма уже знала, что он также владеет арабским, идишем, немецким, тюркским и в придачу к ним некоторыми «мертвыми» языками. Любимым занятием профессора было самостоятельное изучение иностранных языков.

— Мы хотели бы показать рисунок одного ученого, американца. Эмма его внучка, пытается разобраться в записях деда.

— Так показывайте скорее, надо же, американка, а ведь красивая, как наши русские женщины. Не может быть…

Максимов с удивлением рассматривал лист бумаги, лежащий на столе. В центре композиции была правильно начертанная пятиконечная звезда и здесь же, слегка искаженное ее изображение. Две спиралевидные кривые шли вверх и вниз от звезд и упирались в коловороты. Верхний коловорот был прикрыт дугой, напоминающей полумесяц. У основания звезды между двумя нижними лучами располагалось сооружение похожее на ступенчатую пирамиду. Справа был нарисован ангел с крыльями, держащий перед лицом трубу. Слева — подобие летучей мыши с такой же трубой, но меньших размеров. Внизу плохо читаемая надпись и ее перевод на английский: «As above so below, as on the left so on the right. And all this is an illusion and verity» («Что внизу, то и вверху, что слева, то и справа. И все это иллюзия и истина»).

— Где вы это взяли? — с дрожью в голосе спросил Максимов.

— Прадедушка моей спутницы Эммы нашел этот рисунок и запечатлел его в своем дневнике.

— Вы знаете, что на нем изображено, молодые люди?

Виктор отрицательно покачал головой.

— Почему с этим рисунком вы пришли именно ко мне? И что за дневник, о котором вы упомянули?

— В записях моего прадеда описывается встреча с Иваном Максимовым, — осторожно начала Эмма. — Это произошло где-то в Турции. Их экспедиции встретились и…

— Не немецкая ли это экспедиция Александра Рунге? — не скрывая своего волнения, воскликнул профессор.

— Вы его знали! — обрадовалась женщина. — Простите, я хотела спросить, что вы о нем знаете и откуда?

— О-о, Александр Рунге, — восхищенно произнес Максимов, — путешественник, исследователь, философ. Неоправданно забыт, как, впрочем, и мой отец, как все те, кто искал иной мир…

— Иной мир? — не удержалась Эмма.

Максимов помрачнел и подтянул коляску поближе к женщине. Не обращая внимания на ее смущение, он несколько минут вглядывался в ее лицо, затем поинтересовался:

— Вы упомянули о записях, могу я на них взглянуть?

Эмма в нерешительности оглянулась на Дорохова, но этот взгляд перехватил профессор, саркастически проворчав:

— Иначе разговора не будет.

На стол перед Максимовым легли копии мемуаров Карла Рунге. Профессор быстро переворачивал страницы, демонстрируя искусство быстрого чтения. Время от времени с его губ слетало то удивленные «О-о», то одобрительное «Э-э». Прошло не более десяти минут, и откопированные страницы плюхнулись обратно на стол.

— Да-а, впечатляет, — выдавил из себя он. — На рисунке изображен переход в другое измерение, мой отец передал оригинал этого рисунка лично Сталину в начале 30-х годов прошлого века.

Эмма и Виктор изумленно переглянулись. Не давая им опомниться, Максимов огорошил их снова: — Мой отец занимался тем же самым, чем и ваш прадед. Иван Максимов действовал по личному поручению самого Иосифа Виссарионовича Сталина. Папа в своих записях упоминает о встрече с Александром Рунге. Немец был одержим поиском иного измерения, временным порталом. Собственно это и сблизило моего отца с вашим прадедом. Рисунок, который вы мне показали, дал Александру мой отец.

Покопавшись на полке, заваленной рукописями, Максимов вытащил тоненькую папку и достал оттуда точно такой же рисунок. Он усмехнулся, глядя на вытянутые от удивления лица, и продолжил:

— Ученые сентиментальны при общении друг с другом, делятся секретной информацией, не думая о последствиях. Таким образом, копия секретного рисунка попала к Александру и, к счастью, об этом тогда никто не узнал.

— Расскажите об Александре, — бросив умоляющий взгляд на профессора, попросила Эмма.

— Отец в своих записях отзывается о нем, как о неординарной личности. Содержание их бесед он приводит довольно кратко. Во многом их взгляды были схожи кроме, пожалуй, того, что мой папа верил в коммунизм, а Рунге нет. Это обстоятельство не мешало им рассуждать о порталах, космосе, внеземных цивилизациях. Оба с интересом отмечали, что сказки всех народов мира удивительно похожи. Животные умеют разговаривать, люди перевоплощаться, летать и жить под водой. В мире полно всяких волшебных сущностей и магические слова открывают заветные двери. Они оба умели замечать мельчайшие подробности, детали, крупицы знаний, то, на что не обратит внимания обычный человек…

Максимов, рассказывая о Рунге, продолжал копаться в недрах своего необъятного шкафа и, наконец, радостно поднял над головой лист бумаги:

— Слава Богу, нашел!

Профессор замолчал, будто подбирал нужные слова и с удивительным азартом продолжил:

— В мемуарах об этом нет ни слова, но в разное время мой отец и Александр встречались с нашим соотечественником, мистиком Георгием Гурджиевым. На обоих он произвел большое впечатление. Вот, что писал о нем мой отец.

Максимов надел очки для чтения и обратился к только что найденному листку бумаги:

— Довольно долго Александр и я беседовали о Гурджиеве. Этот удивительный мистик много времени уделял всевозможным мантрам и молитвам. Он изучал их и долго экспериментировал с их применением. Гурджиев часто вспоминал народную мудрость: «Всякая молитва может быть услышана наивысшими силами и исполнена ими, только если она произнесена трижды». Самое интересное, как Гурджиев рассуждал о технике молитвы. Произнеся пожелание трижды, мы запускаем программу необратимого действия. Первый раз мы эмоционально превозносим наши чаянья. Второй раз свое пожелание мы согласуем с самими собой, чтобы убедиться, что оно именно то, что нам нужно. Приготовившись произнести в третий раз, мы должны удостовериться, что не отнимаем ничего у другого. Мы довольно долго беседовали с Александром на эту тему. При кажущейся простоте это на самом деле сложнейший механизм в мироздании. Гурджиев также рекомендует ежедневно произносить три утренних молитвы: первая во благо родителей, вторая во благо близких и третья ради собственного блага.

Отвлекшись от чтения профессор, обратившись к Эмме, прокомментировал:

— Это вероятно знакомо каждому?

— Молиться за близких — долг каждого верующего человека, — смущенно произнесла женщина. — Но то, что каждую молитву надо произносит трижды, я не слышала. О том, почему это надо делать, я узнала только сейчас от вас.

Максимов удовлетворенно кивнул и продолжил чтение:

— В каждой религии существует особенная техника чтения молитв. Мы с Александром с интересом перебирали их и все же пришли к выводу, что Гурджиев предлагал некую универсальную формулу. Интересно, что Георгий в беседе со мной настаивал на том, что после каждой молитвы надо трижды благодарить Всевышнего с тем чувством, что желаемое уже осуществилось.

Отложив листок в сторону, профессор с сожалением в голосе произнес:

— Вот, пожалуй, единственная сохранившаяся запись о той встрече. К сожалению, многие записки моего отца не сохранились. Он умер в январе 1979 года и последние четыре года жил безвыездно на нашей даче под Москвой. Многие свои труды он просто сжег. Мне, правда, удалось перечитать почти весь его огромный архив в том числе и книгу Александра об индийских кастах. Прелюбопытнейшая книга, доложу я вам, жаль, что и она утеряна безвозвратно.

— Простите меня, профессор, — виновато улыбнулась Эмма. — Вы упомянули об индийских кастах, которые изучал мой прадед. Я попыталась найти его книгу через информационный центр Бостонской библиотеки, но ничего не нашла.

— Не мудрено! — рассмеялся Максимов. — После победы над фашистами такие книги уничтожались. Но несколько экземпляров было доставлено в Москву. Одна из них попала к моему отцу, и мне выпало счастье прочитать книгу Александра Рунге.

Со слов профессора получалось, что именно Рунге сформулировал неизбежность трансформации старых каст в новые, которые обязательно образуются в ближайшие два столетия. Индия была взята Александром лишь для примера, хотя любому образованному человеку, по словам Максимова, было понятно, что касты пронизывают все человеческие племена на всей территории Земли, и, в сущности, они одинаковые. Каст в Индии великое множество или скорее это подмножество четырех основных сословий.

Брахманы — священнослужители и наставники.

Кшатрии — воины.

Вайшьи — торговцы, земледельцы, скотоводы.

Шудры — слуги, ремесленники, разнорабочие.

В любом обществе были все четыре вышеперечисленных сословия. Верховные правители практически всегда являлись и духовными наставниками своего народа. Профессиональные воины — основа государства — были всячески обласканы властью. Те же, кто кормил и одевал их, имели ограниченные права или вообще не имели никаких прав.

Александр Рунге подробно описывает, как с появлением огнестрельного оружия была разрушена вся система ценностей старого мира. Любое государство держится на насилии одних классов общества над другими. До изобретения огнестрельного оружия с профессиональной армией могла сражаться только такая же профессиональная армия. Ни о каком масштабном народном бунте не могло быть и речи. Несколько сотен рыцарей сравнительно легко расправлялась с любым, пусть даже многочисленным, народным восстанием.

Но огнестрельное оружие почти уровняло шансы на победу в борьбе между разными кастами. Дорогие железные доспехи потеряли свою актуальность, а умение владеть холодным оружием не давало тех преимуществ, что были раньше.

Все крупномасштабные восстания и революции своим успехом обязаны огнестрельному оружию. Начался переходный период, закончившийся в начале двадцатого века. В большинстве стран сословия были формально упразднены.

И в это самое время Александр Рунге начал внимательно изучать касты обособленной от Европы Индии и пришел к удивительному выводу. А именно: разрушение сословий приводит к хаосу, и новые государства вынуждены строить новую систему сословий, практически не отличимую от прежней. По сути это не революция с новыми общественными ценностями, а государственный переворот.

Далее Рунге предвосхитил структуру будущих каст, просто описывая их основные положения на примере индийского общества того времени. Очевидно, что правители, то есть политические деятели, встанут у руля государства со своей новой идеологией. Но новое хорошо забытое старое, опираться им придется на новую военную элиту, и кормить тех и других будут по-прежнему нижние сословия.

Рунге делал упор на разграничении сословий, что позволяло, по его мнению, выстроить структуру сильного государства.

Первое и самое главное, что было и что будет — трудности перехода из одного сословия в другое. Браки производятся среди одной касты. Если юноша берет себе в жены женщину нижнего сословия, то он автоматически становится его членом с невозможностью вернуться обратно. Именно поэтому подобные браки были крайне редки и широко обсуждались и осуждались обществом. Следует также отметить, что подобные браки в большинстве своем быстро распадались.

Максимов от себя добавил, что раньше титулы наследовались, и родители не беспокоились за будущее своих детей.

Он прервал свой рассказ и неожиданно обратился к Дорохову:

— Судя по вашему выражению лица, вы имеете свою точку зрения на этот предмет!

— Простите! — замялся Виктор. — Не знаю как в Индии, но в России и солдат производили в офицеры, и за особые заслуги дворянством награждали, да и…

— Глупости! — раздраженно воскликнул профессор. — Это простое заигрыванье власти с простыми людьми. Кем мог стать солдат, сын крестьянина? Младшим офицером и баста. Разве он мог стать генералом? И дворянство, в основном давали не наследуемое! Все системообразующие касты бились за наследственную передачу того, что имели. Вот возьмем жрецов, священнослужителей в той же России. Сейчас об этом никто и не помнит, но писаны же книги, и это книжки наших общепризнанных классиков. Изволите, приведу пример, господин Дорохов?

— И без примера я доверяю вашим словам!

— Без примера никак нельзя! Никому не верьте на слово, особенно, когда это касается истории. Знаете ли вы русского писателя Николая Лескова? Впрочем, это риторический вопрос, конечно, знаете. Для вашей американской подруги поясню, что этот писатель ничуть не уступает Толстому, Достоевскому и Чехову, других я думаю, вы в этой Америке и не знаете.

Эмма открыла рот, чтобы что-то сказать, но Виктор вовремя схватил ее за руку и крепко сжал ее пальцы.

— Итак, Лесков, — не обращая внимания на странное поведение своих гостей, продолжил Максимов. — Его дед Дмитрий, священник со своим приходом, имел двух сыновей и дочь. Оба сына учились в духовной семинарии. Отец Дмитрий мечтал вскоре передать свой приход старшему из сыновей, но тот был убит в одной из потасовок семинаристов с молодыми городскими мещанами. Младший отказался идти в попы. Младший сын был тут же изгнан из отчего дома без гроша денег, ибо такое непослушание было кощунственным и ставило под удар весь род Лесковых. Приход пошел в приданое дочери. Я подчеркиваю, происходила передача прихода по наследству. И мужем дочери Дмитрия мог стать только семинарист, сын священнослужителя. А что же жена священника? Помните ли вы, Виктор, что ее должны были величать «матушкой»? Так вот, для дочерей священников было специальное обучение. Это учение включало в себя не только будущие отношения со своим мужем, но и отношения с внешним миром, что налагало многие запреты на ее личную жизнь. «Матушка» — это, конечно, жена священника, но функции ее не ограничивались просто спутницей жизни священнослужителя. «Матушка» была воплощением женской святости, воплощением жены человека, отдавшего себя служению своей отчизне и высшим идеалам веры…

— Это очень интересно, профессор! — осторожно вмешался Виктор. — Но примеры из российской истории малопонятны Эмме.

— Ну, в этом вы правы, — неохотно согласился Максимов. — Оно, конечно, так. Я рассказал о кастах и добавил что-то от себя. Но ведь тема действительно интересная. Хотя понимаю, у вас вопросы, вопросы, вопросы.

— Спасибо, профессор, — поблагодарила Эмма. — Вы удивительный человек. Для меня важно знать, чем занимались мои прадедушка и дедушка. Вы сказали, что загадочный рисунок из дневника моего прадеда был известен Сталину.

— A-а, я вас понял, вернемся к рисунку Александра Рунге, — спохватившись, продолжил Максимов. — Итак, что мы видим на рисунке? Пятиконечная звезда или пентаграмма, древний, очень древний знак, часто используемый как оберег и символ власти. Большевики, захватив власть в 1917 году, планомерно вводят его как свою главную символику. Новая советская власть отводит этому символу особую роль, стараясь перечеркнуть власть церкви над народом. Новая геральдика также заменяет старые царские символы. Я уже по-моему говорил, что Гитлер был такой же мистик как и Сталин и оба огромное значение придавали магическим символам. Эти символы — обереги наносились повсеместно в огромном количестве.

— Простите, профессор, что перебиваю, — Эмма виновато улыбнулась. — Но по количеству звезд Штаты не уступят России. У нас много пишут сегодня, что это масонский символ, а в масонских ложах, как известно, состояли выдающиеся люди со всего света.

Максимов радостно потер руки и язвительным тоном продолжил:

— За что мне «нравятся» масоны и примкнувшие к ним, так это именно за то, что они выдают желаемое за действительное и с такой легкостью, что в это хочется верить. Леонардо да Винчи никогда не был масоном, как, впрочем, и Ньютон, что бы там ни сочиняли масоны. Они сами, пытаясь придать вес своим ложам, придумали свои исторические корни. Кто такие вольные каменщики? Неужели пропагандисты равенства и братства? На словах — да, на деле — нет. А насчет пентаклей — пятиконечных звезд — вы правы, они распространены во многих странах, в том числе и в США.

Максимов, набрав в легкие воздух, продолжил:

— Масоны объявили многие символы своими, и не только звезды. Многие магические числа были провозглашены масонскими, например, пугающее многих число тринадцать. Вот ваш доллар наглядный документ победы «масонства» над здравым смыслом. Сами посмотрите, в центре большой печати — усеченная пирамида, культовое сооружение, как мы знаем. С правой стороны купюры изображен орел, на правом крыле которого 32 пера — число ординарных степеней-градусов у масонов. На левом крыле, естественно, 33 пера, символизирующие высший 33-й градус, то есть особо посвященных масонов. В хвосте девять перьев — число градусов в Совете. Можно продолжать, но это интересно только самим масонам, знающим устройство своих лож. Куда интересней цифра тринадцать. В недостроенной пирамиде 13 слоев, а в девизе Annuit Coeptis — 13 букв. Орел держит в одной лапе 13 стрел, в другой — оливковую ветвь с 13 листьями. На груди орла — щит с тринадцатью полосами. В орлином клюве — лента с надписью «Е pluribus unum» («Единое из многого») — 13 букв. Над головой орла тринадцать звезд.

Профессор поднял руку над головой и рубанул ею воздух сверху вниз:

— Но если отбросить масонские сказки, то в сухом остатке получим тринадцать первых колоний США, именно им и посвящена цифра тринадцать. Эти тринадцать колоний необходимо приумножать, именно этому посвящена недостроенная пирамида из тринадцати слоев. Но бог с ней с Америкой, вернемся к России. Американцы поддержали большевистскую «масонскую» революцию, — с грустью в голосе сказал он. — Они в тандеме с англичанами могли с легкостью разгромить наступление «красных» на барона Врангеля и поддержать его усилия в борьбе с большевиками, но не стали, надеясь на создание союзного масонского государства. Ставка была сделана на Троцкого, простите, Бронштейна, рванувшего после февральской революции из США в Россию, чтобы не упустить момента захвата и дележа власти. Простите, но меня всегда раздражала манера большевиков брать себе клички и стыдиться собственных фамилий.

Максимов недовольно фыркнул и попросил Виктора налить ему стакан воды. Эмма была просто очарована профессором, его умением говорить обо всем, не сильно сбиваясь при этом с генеральной линии. От Дорохова она уже узнала, что статьи Максимова подвергаются постоянной жесткой критике. Ему отказано во въезде в США и в Германию.

Виктор наполнил большой бокал и профессор продолжил:

— Так вот, Сталин в отличие от Троцкого не был масоном в американском варианте. И, конечно, Иосиф Виссарионович не только не был сторонником масонства, он был его противником. Действительно, Сталин пропагандировал новое государство строителей коммунизма без иерархии надсмотрщиков, сверхбогатых, то есть тех, кто думает, что они выше Бога. Трудно сказать, возможно, в то время он действительно так думал. Но в результате коммунисты пришли со своей новой религией.

Максимов поймал нетерпеливый взгляд Дорохова, понимающе кивнул, но жестом попросил у своих гостей набраться терпения:

— Да, большевики — оккультисты похлеще нацистов и масонов. Сталин, как и Гитлер, верил в эзотерические знания и их власть над людьми. Оба много времени проводили в философских дискуссиях с крупнейшими мистиками того времени.

Максимов достал из шкафа толстую папку и, раскрыв ее, стал быстро перелистывать. Найдя нужный документ, он продолжил:

— Но вернемся к Александру Рунге. В докладе сотрудника НКВД, который мне удалось в свое время посмотреть, старший майор государственной безопасности Прохнин сообщает: «Все попытки контактов с Рунге не увенчались успехом, однако из агентурных источников нам стало известно, что он нашел так называемую „Карту Рома“. В дальнейшем эта информация не подтвердилась. Наши высокопоставленные источники в Германии высоко оценивают деятельность Рунге как ученого, но о нахождении „Карты Рома“ им ничего неизвестно».

— О «Карте Рома» упоминается в записях моего деда, — еле сдерживая свое любопытство, вмешалась Эмма.

— «Карта Рома», по мнению большинства исследователей, вовсе не карта в географическом понимании этого слова, — пояснил Максимов. — Скорее всего, это ключ к тайне мироздания. Редкие отрывочные сведения говорят о том, что этот предмет не велик по размеру, но сила, скрытая в нем, беспредельна. Его, вероятно, вы и ищите?

Дорохов безнадежно развел руками. Максимов в ответ на этот жест сочувственно заметил:

— Многие, очень многие искали «Карту Рома» и «Копье Василевса», но так и не нашли. В дневнике Рунге говорится о том, как найти заветную «Карту Рома», может вам и повезет, но мне кажется это красивая легенда.

— Вы сказали «Копье Василевса», что это? — робко поинтересовалась Эмма.

Профессор задумчиво протянул:

— Существует легенда, что это копье малых размеров, и его прятали на груди великие цари, передавая друг другу по наследству. «Василевс», по-русски «Василий» — так называли Византийских императоров и других великих царей. Обладатель копья открывал «Карту Рома» в священном месте, и тогда он мог видеть будущее, другие миры и даже остаться там. Но, пожалуй, давайте вернемся к рисунку, он меня куда больше занимает.

— Да, Георгий Иванович, — подхватил Виктор. — Нас тоже!

— Пятиконечная звезда должна была стать символом новой России. Рисунок, показанный вами, удивительным образом соответствует тому, что было построено в Москве после революции. Но прежде, чем я углублюсь в эту тему, позвольте мне некоторое отступление. В сталинское время было построено несколько странных оккультных сооружений. Главные из них: мавзолей на Красной площади, а также два великолепных здания, по иронии судьбы названные впоследствии театрами.

— Оккультных? — удивился Дорохов. — Я никогда не слышал об этом.

— Все скрытое когда-нибудь становится явным, — философски заметил профессор. — Но поверьте, в нашем случае никто ничего не скрывает, все выставлено напоказ, я бы сказал, с чрезмерным усердием.

— Но никто ничего не видит, — улыбнулась Эмма. — Как в заколдованном городе!

— Точно так! — воскликнул Максимов. — Очень правильно сказано. И прежде, чем свет прольется на три мистических сооружения, я озадачу себя и вас интересным и малоизвестным фактом. Виктор! — обратился Максимов к Дорохову. — Что вы знаете о святой Матроне Московской?

— Как и все, — замялся Дорохов, — Матрона Дмитриевна Никонова родилась в 1885 году в бедной крестьянской семье. Ее мать, носившая во чреве ребенка, незадолго до ее рождения увидела вещий сон. Не родившаяся дочь явилась в виде белой птицы с человеческим лицом и закрытыми глазами. Матрона родилась слепой. Ее глаза были закрыты. Девочка вместе с матерью часто посещала церковь. Храм находился не далеко от их дома, и, повзрослев, Матрона стала ходить туда самостоятельно и много времени проводила в молитвах. Когда ей исполнилось восемь лет, она уже была известна всей округе как прорицательница и целительница. В шестнадцать лет у нее отнялись ноги и…

— Я очень вам признателен Виктор, — вежливо перебил его Максимов. — Дело в том, что я очень трепетно отношусь к этой женщине и много времени посвятил изучению ее непростой жизни. Вы упустили одну важную деталь. В 14 лет во время паломничества вместе с помещичьей дочерью Лидией Яньковой при посещении службы в Кронштадтском Андреевском соборе произошла знаменательная встреча Матроны с Иоанном Кронштадтским. С тем самым святым праведником, в миру носившем имя Ивана Ильича Сергиева. Батюшка попросил народ расступиться перед слепой девочкой и во всеуслышание назвал ее своей «сменой» и «восьмым столпом России». На 17-м году жизни у Матроны отнялись ноги… Э-э, я прошу прощения, что перебил вас, продолжайте Виктор.

— Но вы же лучше меня знаете эту историю, — удивился Дорохов. — Мои познания скудны. Не проще ли…

— Не проще, — перебил его Максимов. — Я хочу, чтобы наша американская гостья была в курсе дела. Это очень важно для дальнейшего объяснения.

— Хорошо, — вздохнул Виктор. — Известно, что она продолжала помогать людям, а в 1925 году перебралась в Москву, где скиталась без прописки, часто переезжая с квартиры на квартиру. Ее преследовали, пытались арестовать, но каждый раз ей удавалось ускользнуть. Умерла она в начале пятидесятых годов прошлого века.

— Вы знаете куда больше, чем я ожидал, — с почтением заметил Максимов. — Действительно, Матрона умерла в 1952 году. Правда, канонизировать ее чиновники от церкви не спешили. 2 мая 1999 г. блаженная старица Матрона была прославлена в лике местночтимых святых, а в 2004 г. для общецерковного почитания. Ее святые мощи почивают в Покровском женском монастыре в Москве. Вы говорите, что ее преследовали, но не могли арестовать. Неплохо для слепой женщины, лишенной возможности передвигаться самостоятельно. Ряд собранных мною документов излагает эту историю несколько по-другому. У матроны был высокопоставленный защитник. По моим сведениям, он несколько раз встречался с ней и даже предлагал свою помощь для обретения собственного жилья, но провидица отказалась.

— Кто же этот смельчак, — не удержался Виктор. — Кто-то из ближайшего окружения Сталина?

— Да нет, — ухмыльнулся Максимов. — Сам Иосиф Виссарионович, собственной персоной. По моим сведениям они много беседовали, и Матрона оказывала на него положительное влияние. Именно она просила его не уезжать из Москвы в 1941 году. Некоторые историки, знающие об этой встрече, говорят, что Матрона предсказала, что Москва не падет, и Сталину нет нужды уезжать. Но я, опираясь на факты, вынужден их опровергнуть. Матрона сказала Сталину совсем другую фразу: «Если ты останешься, то святой город не будет сожжен недругами. Если убежишь, то страх скует волю оставшихся, и они погибнут до прихода врага».

— Невероятно! — прошептал Виктор. — Он же разгромил православную церковь. Я думал, она его ненавидела.

— Может и так, — спокойно произнес Максимов. — Кто знает? Святой человек по- своему трактует божий промысел. Матрона не умела ненавидеть. Не нам судить.

— В это трудно поверить, — не унимался Дорохов, — церковь об этом ничего не говорит.

— И правильно делает, — согласился Максимов. — О встречах Матроны со Сталиным говорят не фотографии, а иконы, размещенные в православных храмах.

— Вы шутите! — воскликнул Виктор. — Это невозможно.

— Ни сколько не шучу, — возмутился профессор. — Многие иконы уже уничтожены, и последние снимаются в наше время. В Москве в храме Святого Николая Чудотворца, который располагается за библиотекой имени Ленина, икону Святой Матроны Московской, сидящей рядом со Сталиным, сняли после того, как ее обнаружили журналисты. Работники храма не смогли объяснить, откуда у них взялась эта икона, и почему на ней изображен советский генсек. Это произошло в 2010 году. Журналисты увидели икону святой Матроны Московской, на которой изображена ее встреча с Иосифом Сталиным. Генеральный секретарь написан в полный рост, он одет в форму, стоит рядом со святой и внимательно ее слушает. Работники храма пояснили, что у них висит целая серия икон, изображающих сцены из жизни святой Матроны, и эта — одна из них.

Максимов закашлялся и грустно продолжил:

— Между тем это уже не первый случай, когда в церкви находят икону со Сталиным. В 2008 году изображение советского вождя было обнаружено в одном из храмов Санкт-Петербурга. На иконе Сталина благословляла все та же святая Матрона. Через полгода икону сняли, а отца Евстафия, поместившего ее в храм, разжаловали из настоятелей во вторые священники. Все это я вам рассказываю потому, как есть у меня одно довольно странное свидетельство некой Варвары Лукьяшиной. Эта женщина написала в 1979 году письмо в газету «Труд», в котором утверждала, что она знает о разговоре Сталина с Матроной, состоявшемся в 1942 году в доме отца Зинаиды Ждановой. По понятным причинам это письмо не было опубликовано, но корреспондент газеты встречался с автором письма.

— Но вы же никогда не работали в этой газете, насколько я знаю, — скептически заметил Дорохов. — Как вы об этом узнали?

— Хороший вопрос! — ответил Максимов. — Но уверяю вас, что многие журналисты в Москве знали о моем существовании. Я писал статьи об истории Кремля, выступал с лекциями и неоднократно упоминал о Матроне Московской. Власти относились ко мне снисходительно, хотя и не давали широкой трибуны. Корреспондент газеты «Труд» сам нашел меня. Это был довольно молодой человек, настоящий комсомолец, мечтающий стать членом партии. Но по натуре это был авантюрист, до конца не понимающий своего предназначения. Он приехал ко мне после встречи с Лукьяшиной. Представьте себе московского карьериста, работающего в центральной газете, у которого отказали идеологические тормоза. Он показал мне письмо Варвары, и это послание я покажу сейчас вам.

Максимов отъехал в свое драгоценное хранилище, находящееся в его большом шкафу, и через несколько минут вернулся. Перед Виктором и Эммой лег листок клетчатой бумаги, исписанный от руки.

— Это письмо Варвары Лукьяшиной? — с почтением произнес Дорохов. — Как вам удалось его заполучить?

— Нет, конечно, — огрызнулся Максимов. — Такое было невозможно в то время. Это копия, я переписал письмо. Но посмотрите, как оно написано, я специально оставил стиль женщины и орфографические ошибки, это, на мой взгляд, важно.

Профессор положил письмо в центр стола и попросил Виктора перевести его содержание для Эммы.

«Меня зовут Варвара Лукьяшина. В 1941 я приехала в Москву домработницей в семью Болдиных. Жена Болдина была мне даже дальней родственницей, но в Москву перебралася она уже давно. Жили мы не далеко от дома Ждановых, правда, в тот момент самой семье оставили только две комнаты в их особняке, зато с отдельным входом. Помню, как в их квартире поселилась слепая женщина по имени Матрона. Зинаида Жданова и ее мать оказывали ей всяческие знаки внимания и даже комнату отдали. Моя хозяйка и Зинаида Жданова дружили, и я часто между ними выполняла всякие поручения. Матрону я видела почти каждый день. Ко мне относилась она приятно, хоть я и просто прислуга в доме. Женщина эта претерпела много горестей и слепа была от рождения. Ноги ее не знали твердости, и сама я не знаю, за что бог дал ей столько испытаний. Сами Ждановы относились к ней с уважением и любовью, но это, и правда, хорошие люди.

Сначала, я слепую блаженную наблюдала, но потом привязалась к ней. Уж больно тихая она была и смиренная. Приходили в их дом люди, иногда до полусотни в день. Со своими бедами приходили они к провидице, и та жалела их.

От хозяйки своей знаю, что некоторые соседи писали доносы на Ждановых. Зинаиду арестовали в 1949 году, и Матронушка съехала с квартиры. Я потом узнала, что через несколько лет она преставилась.

Сама я от Болдиных в 1950 году переехала к их знакомым супругам Семеновым. Семеновы жили на Красной Пресне и ко мне относились хорошо, правда, выходных не давали.

В 1956 году устроилась я на фабрику „Красный Октябрь“ и получила комнату в общежитие. Стала много читать и образовываться. Много времени прошло с тех пор и решилась я написать о том, чего всегда боялась.

В 1942 году на квартиру к Ждановым приехал Сталин, и имел он беседу с провидицей, о том нашептала моей хозяйке Зинаида, а я и подслушала. Помню я слово в слово ту беседу и хочу сегодня рассказать о ней. Наш великий вождь спросил ее, как старую знакомую, что делать ему. А она отвечала, что церкви православной надо вернуть утраченную силу и гонениям надо положить конец. Долго молчал Сталин и, наконец, спросил, поможет ли это победить в войне. На что Матрона ответила, что поможет. Дальше они говорили о вселенной, о мире вне времени, и прорицательница сказала ему, что поиски духа времени ему неподвластны, и надобного от этого отказаться. И он пообещал более не делать попыток, хотя и был этим явно огорчен.

В тот же вечер Зинаида имела с Матроной разговор, особливо он касался встречи с вождем. В самом конце Жданова спросила матушку: „Как же Господь допустил столько храмов закрыть и разрушить?“ А матушка отвечала: „На это воля Божия, сокращено количество храмов потому, что верующих будет мало и служить будет некому“.

„Почему же никто не борется?“. А она в ответ: „Народ под гипнозом, сам не свой, страшная сила вступила в действие… Эта сила существует в воздухе, проникает везде. Раньше болота и дремучие леса были местом обитания этой силы, потому что люди ходили в храмы, носили крест, и дома были защищены образами, лампадами и освящением. Бесы пролетали мимо таких домов, а теперь бесами заселяются и люди по их неверию и отвержению от Бога“.

Снится мне часто этот разговор и покоя не дает. Я решилась рассказать об этом случае, потому что всегда хотела, но боялась».

— Тот журналист, что принес мне письмо, — предался воспоминаниям Максимов. — Был человек неглупый, способный находить и сопоставлять факты. Он отметил, что с началом войны в СССР была свернута антирелигиозная пропаганда. Есть сведения, что уже в июле 1941 года состоялась первая краткая встреча Сталина с Митрополитом Сергием, от которой, как утверждается, оба остались удовлетворены. К октябрю 1941 года прекратился выход всех специальных антирелигиозных изданий. Пресловутый журнал «Под знаменем марксизма» переориентировался на публикацию историко-патриотических статей, а в 1944 году и вовсе прекратил свое существование. Тогда же была ликвидирована антирелигиозная секция при институте философии Академии наук СССР, а созданный Центральный музей истории и атеизма оказался фактически выброшенным на улицу.

— Можно ли верить, — усомнился Виктор, — что Сталин изменил свою политику после бесед с провидицей.

— Трудно сказать, — ответил Максимов. — Но факты говорят сами за себя. 4 сентября 1943 года, по общему мнению, является ключевой датой в истории церковно-государственных отношений советской эпохи. В ночь на 5 сентября 1943 года в Кремле состоялась беседа Сталина и Молотова с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием (Страгородским), митрополитами Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем). Главным итогом этой исторической встречи был созыв Собора уже через четверо суток. Другими словами власть и церковь возобновили диалог.

— И вы считаете, что Матрона могла повлиять на Сталина, — скептически заметил Дорохов. — Слепая неграмотная женщина.

— А почему бы и нет, — воскликнул профессор. — Эта версия имеет право жить. Я хочу обратить ваше внимание на фразу из письма Лукьяшиной: «дальше они говорили о вселенной, о мире вне времени, и прорицательница сказала ему, что поиски духа времени ему неподвластны, и надобного от этого отказаться. И он пообещал более не делать попыток, хотя и был этим явно огорчен». Т. е. получается, что Сталин был занят неким «поиском духа времени» в «мире вне времени», и Матрона уже знала об этом, возможно, из предыдущих с ним бесед. Более того эти поиски «ему неподвластны, и надобного от этого отказаться». На мой взгляд, речь вполне может идти о строительстве советских храмовых сооружений.

— Так какая же связь между Матроной, Сталиным и нашими поисками, — не удержалась Эмма. — Профессор я совсем запуталась, вы привели столько фактов, рассказали столько историй, но у меня не получается связать воедино все эти события.

— Простите меня, милое дитя, — извинился Максимов. — Но сейчас постепенно все встанет на свои места. Перед нами появляется несколько иной Сталин, не проживший и года после смерти Матроны, бывший семинарист, разочаровавшийся в религиозном институте того времени. Человек, создающий новый мир, причем, создающий его любой ценой или, как скажут его приверженцы, изо всех сил. Рисунки из дневника Рунге красноречиво говорят о том, что Сталин интересовался тем же, чем и Александр Рунге. Мой внутренний голос говорит, что вы должны найти в Москве что-то очень для вас важное. Возможно, это связано с тремя культовыми Советскими сооружениями, строительство которых началось практически в одно и то же время. Это, как я уже говорил, Мавзолей на Красной площади в Москве и два больших монументальных здания. Одно из них «Дом Науки и Культуры» в Новосибирске, другое «Центр Агитации и Пропаганды» в Москве, оба впоследствии стали театрами. Надо отметить, что эти два здания в дальнейшем переданные под театры, предполагали собрание больших масс людей и выступления перед ними со сцены агитационных бригад. Что-то вроде Кремлевского Дворца Съездов в Москве, построенного много позже.

Эмма, затаив дыхание, слушала русского профессора. Его жестикуляция была столь экспрессивна, что, казалось, он мог рассказывать свои необычайные истории, не прибегая к словам. Восприятие действительности этим человеком было настолько не похоже на ее собственное, что его можно было смело причислять либо к сумасшедшим, либо к гениям или и к тем и другим одновременно. Перед Максимовым из большой толстой папки выглядывали старые черно-белые фотографии, которые он приготовился продемонстрировать.

Рассказ о строительстве мавзолея на Красной площади просто поразил ее. По словам профессора, Московский мавзолей — это, на самом деле, «зиккурат», древнее сооружение в форме усеченной пирамиды. Плоская площадка наверху предназначена для ритуальных действий и для обращения правителей к народу. Внутри зиккурата обычно существует погребальная камера, в которой расположено мертвое тело «терафима». Это храм новой религии, придуманной большевиками. По древней традиции внутри храмов находятся останки людей, которые при жизни были избраны богом или вселенной, кому как нравится.

Эта традиция очень древняя. Останки выдающихся людей и сегодня находятся во многих церквях. И их тоже можно увидеть, как и вождя пролетариата Ленина в храме большевиков. Они называются «мощи», от слова «мощь» — огромная сила. Мощам молятся, чтобы они не теряли своей магической силы, а прибавляли ее!

Жрецы, управляющие народом — это часть ритуала. Зиккурату-мавзолею приносят жертвы и своего рода молитву поминанием усопшего и шествием толпы слева направо. «Слава КПСС», «Слава Ленину» и т. д. Вообще, скандирование одинаковых лозунгов подавляет индивидуальность и придает толпе единое общее сознание.

Первый деревянный вариант здания мавзолея был поставлен 27 января 1924 года. Он с самого начала строился как усеченная пирамида и представлял собой культовое сооружение.

«Неожиданно», через два месяца мавзолей закрыли и стали срочно перестраивать. Работы велись круглосуточно, и уже в августе 1924 года появился новый мавзолей, намного крупнее своего предшественника. Размеры новой усеченной пирамиды действительно впечатляли — высота 9 метров, длина 18. Все деревянные детали были покрыты специальным масляным лаком. Это позволяло зиккурату простоять не одну сотню лет. Двери и колонны верхнего портика были сделаны из редкого и очень практичного черного дуба. В строительстве использовались только кованые гвозди. Учебники по истории нас уверяют, что оба деревянных строения были временными, поэтому, мол, и был построен с июля 1929 года по октябрь 1930 года каменный мавзолей. Но ведь совершенно очевидно, что второй деревянный зиккурат был построен на века, и современники того времени отмечали, что выглядел он величественно. Зачем его было перестраивать?

В исторических документах советские чиновники уверяли, что каменный вариант здания просто копировал предыдущий деревянный. Так ли это на самом деле? Максимов особое внимание уделил фотографии мавзолея, в котором похоронили Сталина, правда, как известно ненадолго.

В новой каменной версии мавзолея появились странные, непонятные изменения. Во внешней части могильника теперь была ниша, явно не имеющая архитектурной ценности — левый передний угол мавзолея вместо обычного внешнего стал внутренним, далее снова переходя во внешний угол. Причем располагалась эта своеобразная ниша только в одном месте, разрушая симметрию здания. Что мешало архитектору сделать все угловые части одинаково?

Но это была не безобидная прихоть зодчего. Появившаяся ниша — это своего рода энергетический принимающий механизм. Подобные вещи подробно описываются во многих древних мистических книгах. Эти ниши расположены только, как это ни странно, в одном углу, именно там, где навстречу этому «устройству» идет скандирующая толпа. Толпа идет слева направо, это обязательное условие.

Ниша потребляет энергию и отправляет ее к «батарейке», останкам в основании зиккурата, и далее выходит на поверхность через верхнюю свою часть в виде спиралевидного столба.

Коммунистические жрецы восходили к могиле-зиккурату и принимали энергию толпы.

Еще одно «неожиданное» совпадение: в том же 1930 году, перед сдачей в строй нового мавзолея памятник Минину и Пожарскому перемещают со своего исконного места в центре Красной площади. Кому он так помешал или чему?

Почему именно в 1930 году исчез трамвай, бороздящий Красную площадь. 10 ноября 1909 года трамвайные рельсы пустили вдоль кремлевской стены с остановкой на месте нынешнего мавзолея, затем их ликвидировали.

Из вышеперечисленного понятно, что предыдущие мавзолеи-зиккураты не выполнили своей задачи. Простое посещение и поминание захороненного Ленина не давало нужного результата. «Мощи» вождя работали не в полную силу. Было принято решение о проведении массовых демонстраций с торжественным поклонением вождю пролетариата.

Для этого расчистили Красную площадь и поменяли сам «энергетический приемник» — мавзолей. Зиккурат изменился и внешне, и внутренне. Кроме появления в левом углу вышеописанной ниши очевидны и другие архитектурные изменения. Длина мавзолея по фасаду — 24 метра, высота -12. Теперь пирамида мавзолея состояла из пяти равновысоких уступов, в предыдущем сооружении их было шесть. Это имеет прямое отношение к пятиконечной звезде, точнее к сакральному числу пять.

У новой пролетарской религии впоследствии кроме храма появилась и зловещая атрибутика — голова младенца в пентакле, названная октябрятской звездочкой. Ее торжественно вручали детям. Голова взрослого Ленина в пентакле, объятая пламенем, называлась пионерским значком, он предназначался для детей более старшего возраста. Для молодых людей был придуман значок в виде все той же головы вождя, но уже на фоне красного знамени, символизирующего неустанную борьбу за «пролетарское» дело.

Все это отдаленно напоминает изображения серафимов, шестикрылых ангелов, у которых виден лишь их лик. Серафим — буквально означает «горящий». Считалось, что это самые приближенные к Богу ангелы.

Лозунг-молитва «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить» производила на здравомыслящих людей жуткое впечатление. Или «Ленин и теперь живее всех живых»; звучит, по меньшей мере, странно. Он что воскрес?

Сталин создал новую религию — конкурента христианской православной церкви. Следует напомнить, что Ленин умер в 1924 году, а за два года до смерти практически отошел от дел вследствие неизлечимой болезни. Получается, что у власти он был всего около пяти лет, а затем его сменил Сталин.

Обратный отсчет для советской империи наступил со смертью мистика Сталина, унесшего с собой в могилу тайну зиккурата. Выстроенная им империя раздавила его.

Голос Максимова задрожал, и он торжественно произнес:

— Я бы хотел вам рассказать о еще большем архитектурном шедевре Иосифа Виссарионовича Джугашвили. Самом таинственном и необычайно помпезном. Но сначала я просто обязан поведать вам о главном атрибуте большевиков — красной звезде, пентаграмме или пентакле. Вспомните «Фауста» Гёте, это одно из моих любимых произведений.

Максимов тут же с необычайной артистичностью продекламировал английский вариант.

Фауст:

Мефистофель:

Фауст:

Мефистофель:

Фауст:

Эмма зааплодировала. Максимов повернулся на коляске вокруг своей оси и шутливо поклонился:

— Считается, что пентаграмма обладает сильнейшими магическими свойствами. Это ключ для связи и общения с могучими силами параллельных миров. Чародеи использовали пентакли двух типов. В белой магии применялся пентакль с одним концом вверху и двумя внизу, так называемая «нога друида», а для черной магии чернокнижники обращались к перевернутому пентаклю, два верхних конца которого прозвали «рогами дьявола».

— В основе пентаграммы лежит теория «золотого сечения», — подтвердил слова профессора Виктор.

— Действительные параметры этого символа основаны на священной пропорции, называемой «золотым сечением», — подтвердил Максимов. — «Золотое сечение», или «божественная пропорция» проявляется в каждом отдельном луче пентаграммы и помогает объяснить тот трепет и «обожание», с каким маги во все времена взирали на этот символ.

— И что же, Сталин построил храм, посвященный пятиконечной звезде? — удивилась Эмма. — Я об этом никогда не слышала.

— Вот видите, — подхватил Максимов. — Удивительное по красоте здание, заключенное в пентаграмму — Центральный Театр Красной Армии, сегодня называемый Центральным Академическим Театром Российской Армии. Этот архитектурный шедевр мало кому известен даже здесь, в России. Он находится в Москве. Вам, молодые люди это покажется странным, но если Александр и Карл Рунге искали лифт в другое измерение, то это именно то, что им было бы нужно. И место правильно подобрано, и само строение не только поражает своей архитектурой, но и своим назначением.

— А что значит «правильно подобранное место»? — удивилась Эмма.

Профессор со свойственной ему экспрессией продолжал свой удивительный рассказ:

— За всю историю Москвы на месте, где был построен храм новой религии, никогда ничего не строили. Жители города обходили его стороной, будучи уверенными, что оно хранит страшные языческие тайны. Архитектор Жилярди, построивший Мариинскую больницу для бедных в непосредственной близости от этого места, упоминал его, как «Черный двор». Сейчас больница находится на улице Достоевского. Здесь, кстати, как можно догадаться, родился великий писатель Федор Михайлович Достоевский. Родился он во флигеле для персонала. Отец его работал в больнице штаб-лекарем.

Максимов, отвлекаясь от основного рассказа на всевозможные исторические события, намеренно демонстрировал свои энциклопедические знания и явно этим очень гордился.

Он подчеркнул, что место это было пустынным, и люди сторонились его. В 1930 году или годом ранее, на этот счет есть разные мнения, Сталин повелел разработать проект и возвести на этом месте здание «советской коммунистической пропаганды», которое объединило бы агитационные большевистские бригады, действующие по всей стране, в единый информационный центр.

Но строительство началось только в 1934 году, хотя изыскательские работы длились более трех лет. Окончание строительства датируется 1940 годом, несмотря на то, что сооружение было готово к эксплуатации задолго до этого.

По мнению профессора, «Театр Красной Армии» было довольно странным названием для такого огромного здания. Сцена и большой зал никак не напоминали театр, скорее дворец собраний. Зрительный зал был рассчитан на две тысячи мест, в центре была предусмотрена трибуна для особых гостей. Это не театр в традиционном смысле этого слова.

Все исследования Максимова указывали на то, что «Театр Красной Армии» должен был стать главным храмом нового большевистского строя. Это фантастическое сооружение находится до сих пор вдалеке от туристических троп, хотя второго такого в Москве нет. Храм, парящий на девяноста двадцатиметровых колоннах, поражает своим архитектурным решением. Профессор был убежден, что Сталин строил сооружение, позволяющее контактировать с другими мирами.

По мнению Максимова, Иосиф Виссарионович предполагал, что Покровский собор на Красной площади, более известный, как храм Василия Блаженного, на протяжении столетий был как раз тем окном в иной мир, тем магическим лифтом для посвященных, который он искал. Но все его попытки воспользоваться им претерпели неудачу.

Большевики полностью расчистили Красную площадь для проведения поклонений-демонстраций, и им мешал только собор Василия Блаженного, но Сталин запретил прикасаться к нему в категорической форме.

Так называемый «Театр Красной Армии» был воздвигнут в виде пентаграммы, двух пятиконечных звезд, располагающихся одна над другой. Направленный луч усиливается тем, что эта верхняя точка главного пентакля лежит на горизонте, а все остальные четыре луча висят на постаментах. Не правда ли странно для такого симметричного сооружения? Что мешало сделать основание здания одинаковым со всех сторон?

Профессор признался, что долгое время не находил ответа на этот вопрос, но ему помогли документы, воспоминания ассистента архитектора Алабяна, воздвигшего это здание. Вот, что он пишет: «Лежать зданию одной своей частью на горизонте это личное указание Сталина. В точности, как лежит на горизонте только одна часть Покровского собора».

Этот храм-театр был выстроен как портал открывающий дорогу в иные миры и там должно находиться место, точка отсчета. Но, по мнению Максимова, ничего из этой затеи не вышло. Скорее всего, портал так и не был открыт.

Профессор собрал множество противоречивых исторических документов. В одном из них говорится, что тело Ленина, эвакуированное в начале войны с Германией, а именно в июле 1941 года, было отправлено не в Тюмень, а в подвалы московского театра.

Сведения об этих подвалах существуют самые разные. Одни утверждают, что эти подвалы уходили на десять этажей вниз, другие говорят, что на восемнадцать. Точно можно сказать лишь то, что там находился лифт для погружения под землю. Ради нескольких подвальных этажей его бы не стали строить. Информация об этом до сих пор засекречена и экскурсии запрещены.

В документах упоминается, что саркофаг с забальзамированным вождем пролетариата ранее уже побывал в этом здании.

Максимов был уверен, что это самое загадочное сооружение Сталинской эпохи. Все сведения о нем настолько скупы, что одно это вызывает удивление. Даже официальный сайт театра поражает скудостью информации. Хочешь что-то по-настоящему спрятать — выставь это напоказ. Какому нормальному обывателю придет в голову, что театр вовсе не театр, а нечто другое.

— Профессор! — вмешался Виктор. — Вы меня, конечно, извините! Но что вы скажете конкретно о рисунке Рунге? Простите наше нетерпение.

— Спасибо, молодой человек! — рассержено ответил Максимов. — Я, конечно, инвалид, но не на голову. Признаю, что несколько отвлекаюсь от темы. Но вы должны почувствовать самую суть. Рисунок очень старый, но в точности повторяет структуру сооружений, построенных Сталиным. Изображенная двойная пятиконечная звезда это, скорее всего, «Центральный Театр Российской Армии». Усеченная пирамида в ее основании — мавзолей-зиккурат. Видна только его часть. Так полагал мой отец, но мне кажется это больше похоже на ступени, символизирующие восхождение. Однако продолжим: к ним устремилась двойная спираль, напоминающая спирали ДНК человека. Возможно, здесь изображена даже не двойная спираль, но это характеризует контакт с высшими существами, у которых этих спиралей много больше. Ангел с трубой тоже является известным древним символом, через него идет обращение во вселенную. Летучая мышь символизирует ответную реакцию, в состоянии покоя это животное находиться головой вниз, как вы помните. Фраза: «Что внизу, то и вверху, что слева, то и справа. И все это иллюзия и истина» очень любопытна. Внизу тот, кто взывает к небесным силам. Справа и слева две противоположности одного целого, своего рода современный телефон для общения с удаленным абонентом. Иллюзия и истина неотделимы друг от друга, очевидно, что это вопрос восприятия. Видимо, иллюзию надо в этот момент воспринимать, как истину. Может быть даже, их надо поменять местами.

— Заставить себя поверить в иллюзию и отвергнуть реальность? — изумилась Эмма. — Разве на это способен психически здоровый человек?

— Для простого обывателя это сложно, — насмешливо пояснил Максимов. — Но, поверьте, для вас это не составит особого труда. Вы уже готовы поверить в то, что написано в тетради вашего деда. Давайте продолжим. Из этого рисунка следует, что в основании пентакля, а по моей версии у входа в театр, находится точка информационного отсчета. Зиккурат-мавзолей не может быть ею, так как физически он стоит в другом месте, но если предположить, что саркофаг-мощи можно перенести из зиккурата, то все встает на свои места. Звезда или точнее звезды устремились вверх к Луне. Звезда в Луне, как известно, символ власти, могущества и знаний. Таким образом, Луна это «дом знаний и величия».

Максимов на миг задумался, а затем загадочно произнес:

— Сталин построил три грандиозных сооружения. Третье из них и не менее загадочное — Дом науки и культуры в Новосибирске. Возводилось оно в начале 1931 года, а в 1941 году было практически готово, правда, официально правительственная комиссия приняла его только в 1944 году. С 1941 по 1942 год строительство было законсервировано, но неожиданно приняли решение достроить это грандиозное здание. Этот последний факт кажется мне исключительно странным — в разгар Великой войны отвлекать очень значительные средства на строительство грандиозного клуба. Дом науки и культуры превратился удивительным образом в Театр оперы и балета. Но любопытно посмотреть на проекты этого здания. Очень многое станет понятным.

— Я мог бы продолжить показывать эскизы и рисунки, но здесь важно следующее, — загадочно произнес Максимов. — Этот проект был завершен в 1936 году во 2-й архитектурнопроектной мастерской Моссовета под руководством А.В. Щусева. В том же году к обсуждению проекта были привлечены архитекторы Алабян и Симбирцев. Знакомые все лица, не правда ли? Щусев проектировал мавзолей, а Алабян с Симбирцевым «Театр Красной Армии».

— Невероятно, — вырвалось у Эммы. — Здание мне очень напоминает собор Святой Софии в Стамбуле.

— Действительно, похоже, — поддержал свою подругу Дорохов.

— Определенно они схожи, — заключил Максимов. — Мне самому в первый момент на ум пришло то же самое, но меня удивило не только архитектурное решение, но и темпы строительства.

Ощущение такое, что здание строилось и проектировалось одновременно. Спешка, огромное количество согласований с привлечением первых архитекторов страны. Зачем строить театр оперы и балета, не уступающий и даже превосходящий Большой театр в Москве и Мариинский в Ленинграде?

— И вы уверены, что в Москве и Новосибирске строились храмы новой советской религии, позволяющие провести переход в другое измерение? — не скрывая своих сомнений, осведомился Виктор.

— Сегодняшним языком выражаясь, это центры идеологического воспитания, — развеселился Максимов. — Концертные залы, универсальные площадки для приема большого количества людей. У этих двух храмовых строений двойное предназначение. Первое — строительство своего рода лифта в другое измерение, но это для избранных, а в нашем случае для одного человека. Второе предназначение — большое количество посещений гражданами для формирования и поддержания мощного энергетического уровня в зданиях. Что касается самого здания, построенного в Новосибирске, то там много архитектурных загадок или ответов на вопросы, кому как нравиться. Вот, к примеру, зачем под зрительным залом расположен бассейн?

— Действительно интересно, — воскликнул Дорохов. — Может быть, вода могла использоваться как энергетическое информационное поле? Сегодняшние исследования ученых подтверждают удивительные информационно-накопительные свойства воды.

— Возможно и так, кто знает, — согласился Максимов. — Однако по моим выкладкам Сталин потерял интерес к строительству портала в Новосибирске именно в 1942 году, возможно после обещания Матроне. Этим объясняется «быстрое» окончание стройки в период с 1942 по 1944 год. Чтобы скрыть следы истинного предназначения сооружения, были залиты бетоном подземные этажи комплекса, на это ушло 90 % средств, выделенных на окончание строительства.

— Так что же в сухом остатке, — взмолилась Эмма. — Объясните мне, наконец!

— Теперь я готов, и, главное, готовы вы, — насмешливо подытожил Максимов. — Рисунок, описывает портал перехода во времени, в этом нет сомнений. Сталин был знаком с этой схемой. Он строил собственную религию и свои храмы, но опирался на исторический опыт разных групп и конфессий, а также на свои собственные разумения. Мы не можем опровергнуть или подтвердить его вхождение в окно времени. Но мы можем утверждать, что он пытался это делать, и этому огромное количество доказательств, включая построенные им великолепные храмы. Бывший семинарист Иосиф Сталин разочаровался в постулатах церкви, но, видимо, веру не потерял. Правда, во что он действительно верил известно одному лишь Богу. Он не уничтожил православие полностью на территории завоеванного им государства по какой-то одному ему известной причине, хотя мог это сделать. Он в той или иной мере сохранил в прошлом титульную православную церковь и в какой-то период искал объединения с ней. В 1943 году наступил перелом в войне, и ему не было нужды договариваться с церковью, но он сел за стол переговоров. И это в тот момент, когда его собственная большевистская религия была готова к обращению Европы в коммунистическую веру…

Максимов замолчал на мгновение и с горечью в голосе произнес:

— Возвращаясь к святой, много мной уважаемой Матроне, хочу подчеркнуть, что церковь как институт не оказывала ей видимой поддержки, не приютила скиталицу в трудные для нее дни. Сама Матрона сохранила веру в Христа и не шла на компромиссы. Для Сталина, как и для многих простых людей, я думаю, она и была откровением Господним. Я полагаю, что ни мавзолей, ни оба театра-храма не выполнили возложенную на них миссию. Я полагаю, что Матрона убедила Сталина поставить крест на его попытках заглянуть в другой мир. Это, конечно, только предположение, но в череде описанных фантастических событий и фактов выглядит вполне правдоподобно.

— Так Сталинские культовые храмы не являются порталами! — удивляясь выводам профессора, воскликнула Эмма.

— Не спешите с выводами, — назидательно подчеркнул Максимов. — Я только обратил ваше внимание, что внезапно интерес Сталина к своим культовым сооружениям угасает. Сами храмы, я думаю, действительно обладают мистической силой.

— Все, что вы рассказали, профессор, чрезвычайно интересно, — замялся Дорохов. — Но Александр Рунге никогда не был в Москве, как и его сын Карл, и маловероятно, что они интересовались Сталинскими культовыми сооружениями.

— Вы правы, — согласился Максимов. — Ни Александр, ни Карл не были в России. Но Александр Рунге пишет о встрече с моим отцом, возможно, после нее он предположил, что часть ответов на свои вопросы он смог бы найти здесь в России.

— Так, где же нам искать ответы на вопросы, — отчаялась Эмма. — Вы много рассказали, но ни на шаг не продвинули наши изыскания.

— Давайте еще раз обратимся к рисунку Александра Рунге, — успокоил женщину Максимов. — Сталин выстроил три храма, правда, от последнего, видимо, неожиданно отказался. Я и сам вижу, что выдвинутая мной гипотеза трещит по швам. Я, как и многие мои коллеги-историки, подтягиваю факты под укоренившиеся в моем сознании теории, и это мешает мне…

— Позвольте мне, профессор, — попросил Дорохов.

Максимов устало махнул рукой и буркнул:

— Извольте.

— Трудно было предположить, что наш визит к вам раскроет все тайны записей Рунге. Но мы сделали первый шаг. Многое из того, что вы нам рассказали, кажется невероятным, но лично для меня не лишено здравого смысла. Сталин был уверен, что портал, если он его действительно искал, должен находиться именно в России. Что нам сейчас необходимо предпринять?

— Не знаю, — расстроено констатировал Максимов. — Я по большей части теоретик, сидящий в пыльном кабинете. Полагаю, что надо либо каким-то образом опровергнуть, либо подтвердить теорию о создании Сталиным портала. Я постараюсь разобраться с записями, возможно, они прольют свет на наши с вами поиски, а вы приходите завтра. Советую вам посетить «Театр Красной Армии», проникнуться его атмосферой. Помните, что все скрытое на виду, но не каждому дано это узреть.

— Мы не предполагали оставлять вам содержание записей, — извиняясь за сказанное, покраснел Дорохов.

— Но вы же просите меня помочь, — обиженно воскликнул Максимов. — Забирайте! У меня, к слову, фотографическая память. И в таком случае делайте то, что вам заблагорассудится, но уже без меня…

— Вы не так поняли Виктора! — бросилась спасать положение Эмма. — Мы, действительно, договорились не оставлять никому записи, это правда. Но мы и не предполагали, что вы отнесетесь к нам с таким участием. Конечно, мы оставим копию для вашего дальнейшего изучения.

Максимов, насупившись, молчал. Он демонстративно отвернул свою коляску к окну и неподвижно уставился в него.

— Ну, право же, профессор, простите, — извинился Дорохов. — Записи не мои, а Эммы и только она может ими распоряжаться. Оставить их вам записи — ее решение, и я к нему с радостью присоединяюсь.

Максимов, словно оттаяв, мягко произнес:

— Правильно, что не оставляете рукопись в чужих руках, а я несколько погорячился. Но мне, конечно, можно доверять. В качестве примирения дам вам одну наводку. Несколько лет назад от своего давнишнего приятеля я услышал одну любопытную историю. В Театре Российской Армии, о котором я вам рассказывал, работает один человек. Как напьется, а делает он это регулярно, так рассказывает всякие небылицы про это сооружение. Но его рассказы похожи на правду, на ту правду, о которой мы сегодня говорили. Если мне не изменяет память то фамилия его Стешин, точно, Кондрат Стешин. Возможно, он до сих пор работает там разнорабочим.

В десять часов утра следующего дня Виктор и Эмма были уже на Суворовской площади перед зданием Центрального Академического Театра Российской Армии.

— Ух, вот это да! — выпалила Эмма, едва выйдя из машины. — Античный храм, да и только! Невероятно красиво!

— Пойдем искать окно во вселенную, — шутливо предложил Виктор, обнимая ее за плечи.

Войдя через главный вход театра, они оказались в небольшом холле, где располагались билетные кассы. Виктор подошел к кассирше и попытался выяснить, где можно найти Кондрата Стешина. Кассирша ответила, что знает такого, и согласилась позвать его. Некоторое время спустя появился пожилой человек в потрепанной телогрейке. Несколько минут они с Дороховым шептались, после чего рабочий театра быстро удалился.

— Все в порядке, — подойдя к женщине, шепнул Дорохов. — Это и есть Кондрат Стешин. Да что с тобой, ты меня не слушаешь.

Эмма молча указала пальцем на пол. Виктор в изумлении отступил на несколько шагов и, едва шевеля губами, произнес:

— Не может быть.

Его взору предстали два коловорота, направленные друг навстречу другу, окруженные стилизованными лилиями. Наличие этого орнамента в холле билетных касс самого большого театра новой большевистской империи казалось невероятно странным. Вместо большой пятиконечной звезды или других символов революции в главном центре советской пропаганды на самом видном месте такой замысловатый рисунок.

Едва выйдя из театра, Эмма в восторге затараторила:

— Вот видишь, все как на «Карте Рома», как на рисунках из дневника, неужели Максимов прав…

— Похоже на то, — подтвердил Дорохов. — Все это действительно странно. Кондратий согласился со мной поговорить, и ждать его надо с другой стороны театра.

Обойдя несколько раз театр, они остановились в противоположном конце от входа в здание.

— Мы стоим на том самом главном луче пентакля, лежащим на горизонте? — скрывая волнение, спросила Эмма.

— Похоже, что так, — фотографируя, отозвался Виктор.

Эмма и Дорохов стояли перед высокими грубо сделанными железными воротами. И эти ворота явно не вписывались в идеальный облик театра. Расположены они были по направлению к главному лучу пентакля. Из них «выезжали» металлические направляющие, похожие на рельсы. И они вели как бы в никуда, упираясь в два столба, в две колонны. Точнее сказать, рельсы обрывались на полпути к ним.

— Что такое громоздкое и тяжелое выезжало из чрева этого огромного храма? — начал рассуждать Виктор. — Это не похоже на транспортный въезд, сюда неудобно вносить даже среднегабаритные грузы. Более того, мы видели три удобных технических въезда с красивыми деревянными воротами в нижнем основании этого громадного сооружения.

— Немного странно, что к этим рельсам нельзя подъехать, — подхватила Эмма. — Но можно подобраться сбоку, справа и слева.

— Вот именно «подобраться», — продолжил Дорохов. — Но кому бы пришло в голову сделать подъездные пути между колонн, которые легко повредить при выгрузке? Три больших удобных въезда в театр исключают любые повреждения. Зачем понадобился этот?

— Это, конечно, странно, — согласилась Эмма. — Но как объяснить еще одни ворота между колонн в нескольких метрах от этих?

Женщина, понимая, что Дорохов упустил из вида безобразные, сколоченные из досок ворота, сделала несколько шагов по направлению к ним. Неожиданно ворота открылись и из них вышли трое рабочих, неся с собой потрепанные стулья. Кондрат Стешин, очевидно, был старшим из них не только по возрасту, но и по положению. Он двигался первым и с явным неудовольствием отметил присутствие женщины. Виктор нежно подтолкнул Эмму, давая понять, что хочет поговорить с рабочими без ее участия. Женщина прошла немного вперед и остановилась, наблюдая за действиями своего спутника.

— Здорово мужики, — приветствовал их Виктор.

— И тебе не болеть, — ответил старший из них, жестом приглашая Дорохова следовать за ними.

Мужчины вошли в небольшое сооружение, собранное из листов ДСП, сели на стулья и закурили. Импровизированный деревянный домик, примыкающий к железным вратам, едва вместил четырех взрослых человек. Виктор прислонился к стене и со смехом сказал:

— Вот гуляю и коленку расшиб о ваши рельсы, споткнулся, не ожидая подвоха.

Мужики рассмеялись, а Стешин добавил:

— Не ты первый! Народец и носы расшибал! Некоторые возмущение имели, да что толку!

— Так зачем вам рельсы? — попытался пошутить Дорохов. — У вас там, что бронепоезд часа своего дожидается?

— А ты не шути, мил человек, — оборвал его Кондрат. — Мы сами удивляемся. Поезда никакого нету, конечно, но место это странное. Мой отец Василий Федорович работал тут до меня и много удивительных историй рассказывал.

— Так что за истории? — с надеждой спросил Дорохов.

— А ты не спеши, если хочешь нам компанию составить и побазарить, то мы не возражаем. Рабочий день, точнее сутки, у нас закончились, и мы не против отметить это дело. Как мы с тобой давеча и договаривались. Раз тебя истории мои интересуют, то и ты прояви уважение. Работали мы давеча сверхурочно и сильно устали.

Дорохов понимающе улыбнулся:

— Чего не хватает для разговора?

— Пятьсот рублей, — оскалился своим белозубым ртом старший. — Петька сбегает, он место правильное знает.

Младший из мужчин выхватил пятисотрублевую купюру из рук Виктора и скрылся во дворах.

— На сатаниста ты не похож, — степенно продолжил рабочий. — Они тут частые гости. Немытые, злые и наглые. Мы им регулярно морду бьем. Они то мышей режут, то перья разбрасывают, а за ними убирать! Тунеядцы, одним словом! А ты вроде не такой, и девка с тобой опрятная, улыбается, вроде как на фотографию позирует. Ихнии девки другие, с сальными волосами и под ногтями у них сплошной чернозем.

Виктор слегка замешкался, но перед российским правдорубом решил себя вести естественно, уповая на его природную наблюдательность и смекалку:

— Моя спутница американка, а я математик, теоретик, одним словом. Ваш театр, а точнее история самого здания, может ответить на вопросы, стоящие перед нами. Много здесь странного, непонятного нам. Но, как говориться, все пути ведут в Театр Красной Армии.

Собеседник рассмеялся:

— Интересно излагаешь, видно, правду говоришь. Ну, откровенность за откровенность. Мой отец пришел сюда работать в 1947 году, отроду ему было 45 лет. Участник германской и японской войны. В Маньчжурии получил тяжелое ранение, демобилизовался в 1946 году в звании ефрейтора. Батюшка мой преставился в 2001 году, немного не дотянув до столетнего юбилея. До конца своих дней был в твердой памяти и передвигался на своих двоих.

Рассказчик неторопливо закурил сигарету и продолжил:

— Так вот, отец мой, Василий Федорович, рассказывал, что в театре этом разные привидения обитают, и однажды встретился он с одним из них нос к носу. Батя испугался поначалу, но потом вспомнил о спрятанной чекушке за пазухой. Она его и спасла. Выпил залпом и робость ушла. Дух тот пола не касался и, как мел, был весь белесый. Василий Федорович спросил, чего он к нему пристал. А тот отвечал, не открывая рта, мол, заперт я в этих стенах, но есть одна милость, которой я могу одарить человека. Батяня возьми и спроси, что за милость, да по-простецки заметил, может и ему что-нибудь обломится.

В этот момент появился гонец с бутылкой водки и пакетом снеди. Петькин стул превратился в стол, на котором появились четыре пластиковых стакана и разнообразная закуска. Дорохов от водки отказался, чем вызвал сочувствие присутствующих.

— То привидение засмеялось и сказало, что годков моему папочке подбросит, — охотно продолжил старший из рабочих. — Не понял Василий Федорович сказанного и переспросил. Тот дух поднялся к потолку и вроде как прилип к нему. Так они и находились несколько минут, привидение на потолке, а папаша мой внизу с задранной головой. Опять спустилось привидение и сказало ему, что наделено силой, которая продлевает жизнь человеку. И сила та пришла в те дни, когда хрустальный гроб был в этой обители.

Петька хмыкнул, но под строгим взором своего товарища виновато потупил взгляд.

— Отец спросил, что за гроб такой хрустальный, и зачем он здесь. Привидение ответило, что было оно тогда человеком, и ему было велено выкатить саркофаг на улицу. Как раз в том месте, где рельсы проложены, где ты мил человек коленку расшиб.

Мужики беззлобно рассмеялись.

Вытерев ладонью губы, рабочий продолжил:

— Но умер бедолага в тот же час, когда выкатили из обители гроб. С тех пор он здесь и заперт. Но если кто понравится ему, он может годков, не прожитых им, накинуть этому человеку. Вроде как и за него тот проживет свою земную жизнь. Испугался батяня, что проклинают его, не по-божески все это. Но привидение то сказало, что это не проклятие, а дар, но жить с этим даром надобно с благодарностью. Случилось это в 1958 году. Отец часто жаловался на боли в спине после осколочного ранения, но с того момента боли прекратились. Мне он рассказал эту историю только в 1970 году, когда ушел на пенсию. Переехал он в маленькую деревню, что на реке Волге и прожил в здравии еще больше тридцати годков.

— Ну ты даешь, Кондратий Васильевич! — вмешался младший из рабочих, Петька. — Сколько слушаю эту историю, столько и удивляюсь. Неужели сам ты веришь во всю эту брехню?

— Оно, конечно, удивительное дело, — задумчиво ответил рабочий. — Но сам, Петро, посуди, батяня прожил без малого сто лет. И сам я видел это привидение, но говорить с ним не пришлось. Видел я его, как тебя. Астма у меня с того момента прошла. Хочешь верь, а хочешь нет.

— Так вы видели привидение? — вмешался в разговор Виктор.

— А как же, видал, — подхватил Кондратий Васильевич. — И мне предначертано жить до ста лет, в этом я не сумневаюсь. Мне уже семьдесят четыре, а я работаю и больничных не беру, и на девок до сих пор щурюсь.

Дорохов с удивлением уставился на собеседника. На вид лет ему было не более шестидесяти или и того меньше.

— Так, что привидение? — переспросил Виктор. — Не стало говорить с вами?

— Отчего же, — продолжил мужчина. — Очень даже оно хотело побеседовать, но испужался я. В тот день мастерили мы декорацию. Сильно нас с нею начальство торопило. Разошлись мы за полночь, а я кепку забыл и возвернулся от дверей. Захожу в раздевалку, свет включаю и наблюдаю привидение посреди комнаты. Замер я, ноги обмякли, шагу ступить не могу. Приблизилось оно ко мне, покрутилось, вроде как принюхивалось. Но тут стук шагов сторожа-солдатика раздался, и оно улетучилось.

— Ну, ты даешь, Кондратий Васильевич, — развеселился Петька. — Тебя послушать, так ты особенный, и батя твой тоже. Чего они ко мне не являются? Уж я бы им показал…

— Дурак ты, Петька, — перекрестился Кондрат Васильевич. — Пьянеешь быстро!

Прикончив бутылку, мужчины подхватили стулья и, не обращая внимания на Дорохова, направились к воротам, из которых вышли. Виктор поспешил за ними.

— Кондратий Васильевич! Последний вопрос! А почему эти ворота деревянные, а те с рельсами железные?

— Так все по уму, как положено! — удивился рабочий. — Это ж пожарные выходы. У нас все ворота деревянные и входные двери тоже, а то как же. Приедут пожарные, и, чтоб ключей не искать, а действовать быстро, выбивая входные двери. А при пожаре, при панике, где ты эти ключи сыщешь. Порядок у нас здесь.

— Так рядом железные ворота, — не унимался Виктор. — Непорядок получается.

Кондратий Васильевич задумался и, почесывая за ухом, глубокомысленно произнес:

— Так это нам знать не положено. Но они же всегда были железными. Батя говорил, что по этим рельсам и выкатывали тот хрустальный гроб.

Со скрипом захлопнулась деревянная створка ворот, и Виктор поспешил на поиски Эммы.

Он нашел ее, греющейся в холле театральных касс. По дороге к дому Максимова, Дорохов пересказал услышанную от рабочего историю.

— Действительно, странное место, — выслушав своего спутника, задумчиво произнесла женщина. — Неужели все это правда? Больше похоже на легенду.

— Вокруг нас много странного, — продолжил Дорохов. — Но люди предпочитают ничего не замечать. Я где-то читал, что видеть невидимое это не дар, а наказание. Представь, что тебе не с кем поделиться твоими открытиями. Ты увлеченно рассказываешь о них своим друзьям, но после этого они не спешат вновь приглашать тебя в гости.

— А тебе не кажется необычным, — неуверенно выдавила из себя Эмма, — что ты встретил сегодня этого странного рабочего, и к тому же он рассказал именно то, что тебе нужно.

— Откровенно говоря, вся твоя история полна мистических совпадений. Как, впрочем, и история жизни твоих деда и прадеда. Как только ты открыла старую тетрадь, жизнь твоя потекла в совершенно не привычном русле. Но все эти совпадения не являются случайными. Вероятно, эта цепочка событий уже соткана во времени, и укрепит ее вера в успех, а не сомнения.

— Да ты философ! — рассмеялась Эмма. — Или ты так говоришь, чтобы посмеяться надо мной?

— Я говорю совершенно серьезно!

Последние слова Виктор произнес, уже остановив автомобиль во дворе дома Максимова.

Профессор был крайне возбужден. Приложив палец к губам, он покатил свою инвалидную коляску на кухню. Маленькое помещение сияло идеальной чистотой, чего не скажешь о кабинете ученого.

Взглянув на озадаченных гостей, он обратился к Эмме:

— У вас есть дядя в Бостоне?

— Нет, — удивилась она. — Только мама осталась в Нью-Йорке.

— Я так и подумал! — довольно провозгласил Максимов. — Вчера, после вашего визита ко мне заявился мужчина, американец. Я не хотел его впускать в квартиру, но он представился вашим дядей. Сказал, что вам угрожает опасность, и ему срочно надо со мной поговорить. Из любопытства я открыл дверь.

— И как выглядел мой дядя? — настороженно поинтересовалась Эмма.

— Это и показалось мне странным, — подозрительно прошептал профессор. — Он был сильно загримирован. Рыжие волосы с бакенбардами, густые усы и борода. Я его хотел выгнать, но он мне признался в том, что вы делаете в Москве, и что вы уже нашли «Карту Рома». Вы обманули меня, но я вас прощу, если вы расскажете мне всю правду.

Эмма тяжело вздохнула и поведала свою печальную историю. Максимов сидел к ней вполоборота, отвернувшись к окну. Все это время Дорохов стоял позади стула, на котором сидела женщина, положив ладони на ее плечи. Он внимательно наблюдал за реакцией профессора, но тот был неподвижен и непроницаем. Было совершенно не понятно, слушает ли он Эмму или углубился в какие-то свои мысли.

Женщина замолчала, закончив рассказ, и в комнате повисла неловкая пауза.

— Георгий Иванович! — извиняющимся тоном начал Виктор. — Простите, что невольно втянули вас в эту историю…

— Не смейте! Не смейте извиняться! — воскликнул Максимов. — Я просто счастлив, что попал в круговорот столь запутанных событий. Настоящий детектив! Неужели ваш лже-дядя из ЦРУ? Каков сюжет!

Взглянув на потрясенных гостей, он громко рассмеялся:

— Я почти не выхожу из дома, моя жизнь скучна и однообразна, и тут такой случай!

— Профессор, но это очень опасно! — не выдержала Эмма.

— Очень подходящий для меня случай. Но вернемся к моему неожиданному гостю. Ваш «дядя» сказал, что вас разыскивает ЦРУ, и ему необходимо найти вас раньше их. Он также сообщил, что у вас записи его брата, и вы себя подвергаете огромной опасности. Он прибыл в Москву, чтобы спасти вас и вернуть записи американским властям. Он много говорил, но было очевидно, что весь его рассказ шит белыми нитками…

— Белыми нитками? — не поняла женщина.

— Врал не краснея, — пояснил Максимов. — Я сделал вид, что поверил. Он спрашивал, чем вы интересовались. Я предположил, что они могут вас прослушивать, и решил рассказать ему правду. Но только ту ее часть, которая касалась истории мавзолея на Красной площади. Через два часа «дядя» начал зевать и попросил меня связаться с вами. Но я ответил, что вашего номера телефона у меня нет, но вы собирались на следующий день посетить Красную площадь.

— И что же американец? — заволновался Дорохов. — Поверил?

— Думаю, что нет, — спокойно ответил Максимов. — Раз он пришел ко мне, значит, он следит за вами. Возможно, ваши телефонные разговоры прослушиваются, а теперь уже и мои. Именно поэтому я не стал вам вчера звонить после его визита. Сейчас мы на кухне, ведь в комнате могут быть прослушивающие устройства. Незваный гость сидел в моем кабинете, но на кухне не был.

— Вам бы в полиции работать, профессор, — восхитилась Эмма.

— Спасибо, девочка. Вот я и хотел вас спросить, может нам в полицию обратиться?

— А что мы им скажем? — грустно заметил Виктор. — Что мы ищем порталы в другие миры, но нас пытается опередить американский дядюшка?

— Смешно, — отозвался Максимов, — и грустно, так как надеяться придется только на себя. А вам, я так понимаю, надо оторваться от преследователей.

— Все так серьезно? — удивился Виктор. — Вы не преувеличиваете, опасность, грозящую Эмме.

— Не только девочке, но и вам, и мне, — убежденно констатировал Максимов. — Лучше перестраховаться.

— И что вы предлагаете?

— Первое — не возвращаться в вашу квартиру. Может кто-нибудь забрать из нее все вам необходимое и документы, чтобы скрыться на несколько дней?

— Мой друг живет в том же доме, и у него есть ключи от моей квартиры, — неохотно ответил Дорохов. — Но неужели все так серьезно? Но раз вы настаиваете, я позвоню.

— Не звоните с мобильного, — предостерег Максимов. — И с городского телефона тоже не надо. Воспользуемся телефоном соседей. У меня прекрасная соседка, Роза Ильинична. Пенсионерка, домохозяйка, сидит с двумя маленькими внуками. В это время они как раз дома обедают.

Максимов жестом пригласил Виктора следовать за ним и направил свою инвалидную коляску к выходу. Соседка, полная, опрятно одетая женщина, радостно встретила его на пороге своей квартиры и ничуть не удивилась просьбе позвонить с ее городского телефона. Дорохова Максимов представил как своего ученика. Женщина оставила их в коридоре рядом с телефоном и поспешила на детский крик, раздавшийся в глубине квартиры.

Вернулась Роза Ильинична в тот момент, когда Виктор положил трубку.

— Ну, что Гоша, — задушевно прокомментировала она. — Опять твой телефон прослушивают? Напрасно ты себя накручиваешь, но я не возражаю, если надо приходи.

— Да вот! — виновато ответил профессор. — Боюсь конкурентов, украдут мои статьи и опять выдадут за свои.

Женщина снисходительно на него посмотрела и только покачала головой, закрывая за ними входную дверь.

Вернувшись на кухню к Максимову, профессор заставил Виктора дать ему подробный отчет о сегодняшнем посещении молодыми людьми театра. На протяжении всего повествования Виктора он многократно и бесцеремонно вскрикивал: «Вот видите! А что я вам говорил!».

Хозяин квартиры после услышанной истории еле сдерживал переполнявшие его чувства:

— Вот видите, стоит повернуть нос в правильном направлении, и к тебе сразу устремится нужная информация. Но мне, к сожалению, порадовать вас нечем. У меня родилось множество гипотез после прочтения записей, но ни одна из них не выглядит стройной теорией. Я буду изучать мемуары со всем своим рвением, но вам надо исчезнуть на пару дней, чтобы не подвергать себя и меня опасности. Вы сами сможете мне позвонить, когда будет нужна моя помощь.

Дорохов договорился со своим приятелем, что они встретятся вечером не далеко от его дома, где тот передаст документы, вещи и его ноутбук, а также на своей машине отвезет его и Эмму к себе на дачу в нескольких километрах от Москвы.

Дача эта оказалась небольшим кирпичным домом, окруженным высоким металлическим забором. Они выгрузили из машины вещи и продукты, купленные по дороге в супермаркете. Хозяин дома, исполинского телосложения мужчина, легко подхватил багаж гостей и занес его в дом. За все время их короткого путешествия из Москвы до загородного дома этот человек не произнес ни единого слова, разве что в первый момент знакомства буркнул, что зовут его Гарик.

Эмма ехала на заднем сиденьи автомобиля и с удивлением отмечала отсутствие у Гарика шеи между огромными плечами и головой. Дорохов, не вдаваясь в подробности, объяснил, что ему и девушке нужно укрыться на несколько дней от посторонних глаз. Водитель меланхолично кивнул в ответ, никак не выдавая своего любопытства. С таким же безразличием он передал Виктору сверток, который тот протянул ей. Аккуратно развернув его, Эмма обнаружила «Карту Рома».

Внешний невзрачный вид дома был прямой противоположностью внутреннему убранству. Большая комната на первом этаже была гостиной, столовой и кухней одновременно. У противоположной стены от входа возвышался огромный серый камин невероятной красоты. Такое впечатление, что его вынесли из музея или старинного замка. Над ним висело помутневшее от времени большое зеркало в массивной золотой раме.

Вся находившаяся в комнате мебель была темного дерева и сделана в одном грубовато-рубленном стиле. Все это напоминало старинную таверну или скорее рыцарский замок. Перед камином, по обе его стороны расположились два просторных кресла, вывезенных, видимо, из того же музея, где обитал раньше и камин.

Сколоченный из больших досок, но изящный, большой, круглый обеденный стол стоял посередине комнаты. Вокруг него, словно стражники, примостились четыре стула с высокими резными спинками. Справа и слева, между двух окон прилипли к стенам два одинаковых старинных буфета, грозно смотрящие друг на друга через обеденный стол. Все четыре окна закрывали темные деревянные жалюзи.

Входная дверь в комнату делила стену пополам. Справа уместилась небольшая и очень красивая кухня. Узкая столешница расположилась углом. Она начиналась от дверной коробки, поворачивала на девяносто градусов, проползала под подоконником окна и упиралась в боковую часть буфета. Под всей столешницей находились одинаковые, словно близнецы, резные деревянные ящики.

В правом углу там, где столешница поворачивала, в нее была врезана треугольная раковина медного цвета с массивным курносым краном. Через полметра по направлению к двери почти незаметно расположилась узкая газовая плита темно коричневого цвета. Над столешницей висели резные кухонные шкафчики, прибитые по всей стене, начиная от дверной рамы вплоть до самого окна, расположенного на другой стене дома.

Слева от входа расположился угловой величественный многостворчатый шкаф, упирающийся прямо в потолок. Там, как оказалось, спрятались два холодильника и еще множество нужных вещей. Между шкафом и окном элегантно закручивалась вверх деревянная винтовая лестница.

На втором этаже было не менее интересно. Между двумя комнатами втиснулась ванная, к большому удивлению, вполне себе современная. Одна из комнат была спальней, в которой царствовала большая деревянная кровать с балдахином. В этой же комнате стоял небольшой деревянный шкаф, по стилю напоминающий мебель на первом этаже, и два стула на высоких ножках.

Другая комната оказалась мастерской. Войдя в нее, сразу становилось понятно, что вся мебель была изготовлена хозяином своими руками.

Стоя посреди мастерской, Эмма восторженно захлопала в ладоши и в восхищении воскликнула:

— Неужели все, находящееся здесь, ваших рук дело? Виктор, переведи своему другу мои слова.

Гарик смущенно улыбнулся и ответил по-английски, с каким-то странным акцентом:

— Мне нравится мастерить, да и фамилия у меня подстать — Мастерков.

— Наш большой друг четыре года прожил в Австралии, — пояснил Дорохов. — Родители эмигрировали, а он, ко всеобщему удивлению, вернулся. Так что по-английски он говорит довольно бегло. Но ты, Гарик, не зазнавайся, девушка и так в полуобморочном состоянии от восторга. Холодильники, наверняка, не твоих рук дело. Их смастерили где-нибудь в Швеции, на них и лейбл соответствующий имеется.

Все трое громко рассмеялись. Видно было, что хозяину дома очень приятно такое внимание к его хобби, и он деловито добавил:

— На холодильниках пришлось заменить ручки с пластмассовых на металлические, больно хлипкие оказались.

— А ты не пробовал за них браться не всей своей огромной ручищей, а только мизинчиком, — продолжал подшучивать Виктор.

— А ты зря подсмеиваешься, — укоризненно заметил Гарик. — Кто тебе отрегулировал холодильник на кухне?

— Это правда, — согласился Дорохов. — Выл тот холодильник неистово, даже спать не давал. А сейчас, после твоего рукоприкладства еще хуже, подходишь к нему и прислушиваешься, работает он или нет. Тишина гробовая. Я нервничаю, открываю его по несколько раз на дню, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

Мастерков шутливо пригрозил другу своим огромным кулаком, но заметив, как Эмма вытирает выступившие от смеха слезы, иронично добавил:

— Пусть Витя расскажет, как помогал мне строить камин.

— Только не это, — взмолился Дорохов. — Гарик, мы же с тобой друзья, не позорь меня перед женщиной, тем более иностранкой.

Но Мастерков решил идти до конца:

— Когда я решил сделать камин, Витя напросился помогать, уверяя меня, что когда-то в студенческие каникулы подрабатывал, складывая печи на дачах. Он даже сделал красивый проект на бумаге. Мы с ним сложили печь, а я на свою беду строго следовал его инструкциям. Все бы ничего, но дым от горящих поленьев пошел не в трубу, а в комнату. Дорохов решил сделать мне сюрприз и, пока я занимался делами во дворе, принес большую охапку дров и зажег их в камине.

— Но ты все-таки признаешь, — еле сдерживая смех, вмешался Виктор, — что я хотел сделать приятное другу, обрадовать его видом искрящихся поленьев.

— Из окон, дверей и, по-моему, сквозь стены повалил густой черный дым, — продолжал свой рассказ Гарик. — Я испугался, схватил стоящий в сарае огнетушитель и бросился спасать своего напарника. А он чуть не сшиб меня с ног, вынырнув из клуба дыма, в том месте, где должна была находиться входная дверь. Он был весь серый, всклокоченный и перепуганный до смерти. Орал, что есть мочи, что загорелся камин. Я нырнул в дом и залил дымящиеся дрова пеной из огнетушителя.

— Так дыма стало еще больше, — подхватил Виктор. — Гарик выпрыгнул на улицу и стал носиться вокруг дома, не зная, что предпринять. Прибежали соседи, кто-то вызвал пожарных. Но пожарная машина приехала только через час, а к тому времени весь дым вышел, и нам удалось открыть окна.

— Так вот, — невозмутимо продолжил Мастерков, — на целых две недели мне пришлось переехать жить в сарай. Гарью в доме пахло ужасно. Сколько ни проветривай — бесполезно. В конце концов, я сдался и уехал в Москву, закрыв дом на зиму. Весной я снова приехал и к своей радости обнаружил, что гарью больше не пахнет. Правда, вся мебель, стены, пол и потолок потемнели.

— Так лучше же стало, — воскликнул Дорохов. — Это называется дизайн интерьера.

— Да! — согласился Гарик. — Стало лучше! Первоначально вся мебель была сделана в светлых оттенках, но пришлось затонировать ее в темно-коричневый цвет, и, действительно, стало намного лучше смотреться. Камин я разобрал и переложил, а затем и облицевал его, к счастью без помощи Вити, хотя он продолжал рваться помогать мне.

Эмма с удивлением смотрела на этого большого доброго человека. В его голосе не прозвучало ни капли обиды на своего друга, скорее со всей своей философской основательностью он подтверждал поговорку «нет худа без добра».

Проводив Гарика до машины, женщина с удивлением отметила, как искренне тепло обнялись друзья на прощание. Войдя в дом, Виктор бросился разжигать камин, попутно заметив, что по этому поводу уже волноваться не стоит. Эмма, почувствовав себя хозяйкой, принялась раскладывать продукты в холодильники.

К стоящим перед камином креслам Виктор подтащил маленький низкий столик и поставил его между ними. На столике появилась пузатенькая бутылка коньяка, два широких стеклянных стакана и большая плитка шоколада.

Эмма обнаружила всю эту картину, заканчивая разбирать последний пакет с продуктами. Ей было почему-то очень приятно наблюдать за отдыхающим в кресле Дороховым. Женщину совсем не раздражало, что она хлопочет по хозяйству, а ее мужчина в это время отдыхает.

Она на цыпочках подошла к креслу, в котором угнездился Виктор, и скользнула к нему на колени. Он крепко обнял ее и нежно поцеловал в шею. Звук потрескивающих дров разрывал скопившуюся в комнате тишину. Лепестки пламени обнимали друг друга, превращались в яркие искры и растворялись в верхней части камина.

— У тебя замечательный друг, — прошептала Эмма. — Мне казалось, таких не бывает.

— А таких и не бывает, — словно эхо отозвался Дорохов. — Иногда мне кажется, что Гарик прилетел с другой планеты, где люди сильные добрые и преданные. На этой планете наверняка все люди счастливы, и их беспокоит только одно, что где-то другие люди плачут. Тогда они летят на эту планету и посвящают свою жизнь несчастливым людям. Они не требуют благодарности и не осуждают этих людей за преследования, которым часто подвергаются с их стороны.

— Ты, правда, так думаешь?

— А как объяснить, что на нашей планете Земля должник убивает благодетеля, спасшего его, только ради того, чтобы не платить долг! Как понять тех, кто оправдывает свое убогое существование тем, что они вправе пройти мимо несчастья других людей. Что делать с теми, кто презирает немощность и добросердечие? Гарик совсем другой, он вне этой реальности, но он совсем от этого не страдает. Мастерков все понимает, но делает все по-своему. Он наивен и мудр. Он безоружен, но многим внушает страх. Он немного комичен, у всех вызывает улыбку его богатырская фигура в сочетании с его этакой мультяшной фамилией. Он совсем не такой как все, он другой.

— Дорохов, ты тоже другой. Ты необыкновенный. Мне хочется в этом доме остаться с тобою навсегда. Сидя у камина, ты будешь рассказывать мне всякие интересные истории, а я буду слушать и любоваться тобой.

Эмма потянулась поцеловать Дорохова, но в этот момент зазвонил телефон.

— Странная мелодия звонка, — пытаясь отыскать телефонный аппарат, воскликнул Виктор. — Это не твой мобильник?

— Нет, — отозвалась Эмма. — Может Гарик забыл свой телефон?

Дорохов медленно шел по комнате, пытаясь определить местоположение надрывающейся телефонной трубки.

— Эмма! Этот телефон в твоей куртке!

— Я совсем забыла! Он был в пакете вместе с «Картой Рома».

Дорохов включил телефон на громкую связь и ответил:

— Алло.

Трубка затрещала голосом шейха Сафира:

— Здравствуй, Виктор!

— Рад вас слышать, уважаемый Сафир!

— У меня для вас новости. Весь отдел ЦРУ, занимающийся записями Рунге, вылетел в Москву. Полагаю, что они уже там. Наш человек в отделе упоминает о неком генерале Савски. Тот явился к ним в отдел и заперся в кабинете с их начальником по фамилии Тейлор. Всем было слышно, что генерал за что-то отчитывал Тейлора. После того, как Савски ушел, Тейлор заперся у себя в кабинете. Почти два часа сотрудники его не видели, а потом он вышел абсолютно пьяный и пожаловался: «Мне конец, если не найдем Эмму Рунге».

— Что это значит? — встревожился Дорохов.

— По мнению моего человека, истинным заказчиком дела Рунге, скорее всего, был Пол Савски, генерал НАСА, очень влиятельное лицо. Но это еще не все. Сегодня генерал скончался в больнице, подозревают отравление. Если генерал убит Тейлором, то все очень и очень серьезно. Если он на такое решился, то и вам несдобровать. Будьте предельно осторожны. Берегите Эмму. Я высылаю вам фотографии всех четырех сотрудников отдела.

Трубка замолчала, давая понять, что разговор окончен. Виктор показал фотографии Эмме, но она отрицательно покачала головой — никого из изображенных на фотоснимках мужчин она никогда не видела. Другое дело женщина. На фотографии была изображена именно та, которая обменяла дневник на деньги в аэропорту Бостона.

— Наше положение ухудшилось? — тихо спросила Эмма.

— Не думаю, — успокаивая женщину, прошептал Дорохов. — Мы живы, а грызня идет во вражеском лагере. И самое главное, у нас теперь есть фотографии, среди которых, будем надеяться, и находится «босс».

Целый вечер Дорохов был крайне сосредоточен. Склонившись над большим листком бумаги, он рисовал схемы, что-то перечеркивал и снова рисовал. Эмма устроилась в кресле с книжкой в руках, стараясь не мешать Виктору.

За эти безумные пару недель она впервые предалась любимому развлечению — чтению женского детектива. Углубляясь все дальше и дальше в сюжет книги, Эмма почувствовала, что читает любимого автора без прежнего интереса. Обилие эмоций и множество фактических нестыковок. Не имеющие ничего общего с настоящей жизнью сюжеты противоречили элементарной логике. Всего этого она раньше просто не замечала.

Окунувшись с головой в настоящее приключение, в настоящий детектив, сразу становилось понятно, что все написанное от начала до конца выдумка, и автор имеет весьма смутное представление о том, о чем пишет.

Эмма долго размышляла над своим изменившимся отношением к писательнице, новые произведения которой она всегда ждала с трепетом. Неверно было бы критиковать автора. Женщина писала для таких же как она женщин, полностью погруженных в блага цивилизации, огражденных высокой стеной от повседневного мира насилия и борьбы с ним.

Кто из обывателей может похвастаться знакомством с хитроумным и неуловимым вором, заменяющим музейные картины на копии. Листая книгу, среднестатистическая читательница представляет себе его весьма хорошо и даже готова дать совет литературному герою. А какое наслаждение идти рука об руку с известным сыщиком и распутывать вместе с ним сложные уголовные дела, а иногда даже быть прозорливее, чем он.

Но в жизни все совсем по-другому. Если кого-то убивают, то это очень страшно, и этот страх сковывает сознание. Преступники лишены книжного лоска, они по большей своей части омерзительны и примитивны, как Гроссман. Другие могущественные враги будто смеются над тобой, переигрывая тебя во всем. Раньше Эмма, читая очередной женский детектив своего любимого автора, легко разбиралась в хитросплетениях сюжета и раздражалась от нерасторопности главной героини. Ей казалось, окажись она на ее месте, то и клубок расследования был бы распутан быстрее. На самом деле в жизни все было не так. Эмма оказалась беспомощна и, если бы не хорошие умные люди, встретившиеся ей, кто знает, что с ней бы стало.

От этих грустных размышлений ее спас Виктор, бодро провозгласив:

— Эврика!

— Эмма, я составил план действий, — строго начал он. — Давай разберем по крупицам все, что мы имеем.

— С удовольствием, — улыбнулась в ответ женщина.

— Перед нами две проблемы. Первая — как обезопасить себя от вездесущего «босса». Думаю, надо посадить себе на хвост людей Тейлора и попытаться повести их по ложному следу.

— Но если они знают, где портал, то как мы их направим в другую сторону?

— Знают или не знают, нам это неизвестно. Будем решать проблемы по ходу дела, по мере их приближения.

Эмма грустно опустила глаза и, запинаясь, спросила:

— Так почему ты воскликнул «Эврика»?

— А это решение второй нашей проблемы, — загадочно произнес Виктор. — Мне кажется, я нашел место расположения портала. Подходящих вариантов всего два.

«Центральный Академический Театр Российской Армии» и Покровский собор, называемый чаще собор Василия Блаженного. И там и там находилось тело верховного правителя империи.

— Но в театре никто не захоронен, — удивилась рассуждениям Виктора женщина.

— Верно, но мы имеем несколько подтверждений, что тело вождя пролетариата привозилось туда для осуществления каких-то манипуляций. Кроме того, нам известно место в здании, где два коловорота мчатся друг навстречу другу.

— А что с Храмом Василия Блаженного? — поинтересовалась Эмма. — Мы же там были и ничего интересного для нас не видели.

— Так мы и не искали, пробежали по нему второпях. Я даже не успел тебе рассказать, что традиционная история утверждает, что юродивый Василий жил в эпоху Ивана Грозного. Ходил нагим и имел дар провидения. Похоронен он был с северо-восточной стороны Покровского собора. Но некоторые исследователи, в том числе и я, полагают, что Василий Блаженный — это никто иной как, царь Иван IV Васильевич по прозвищу Грозный.

Дорохов ловко извлек свой ноутбук и стал зачитывать отрывки своих записей.

Оказалось, что царь Иван Грозный, прослывший одним из самых жестоких правителей тех времен, на самом деле был редким гуманистом. Впоследствии его правление очернили сбросившие существующий строй Романовы. Потомкам они навязывают образ деспота и тирана.

Если обратиться к традиционной истории, а точнее к цифрам, то все они будут не в пользу Романовых — прозападных правителей. Но, как известно, окончательно замести следы редко удается. За 37 лет царствования Ивана IV — 3 тысячи казненных. То есть меньше ста человек в год. И это в громадной империи.

Это оказалось куда меньше, чем в то же самое время в «просвещенной и прогрессивной» Европе. В Британии было казнено 72 тысячи человек по указанию Генриха VIII. Этот «образованный и одаренный» правитель закрыл все монастыри в Англии и разграбил их.

По воле Карла IX Валуа за одну Варфоломеевскую ночь в Париже было вырезано более двух тысяч французских протестантов — гугенотов. За короткий срок по всей Франции было убито еще более 30 000 человек. 200 000 гугенотов бежали из страны.

Романовы продолжили свою политику очернения правления Ивана IV. На самом деле царь Иван отличался особой набожностью. Тяжело заболев, он отошел от дел и превратился в юродивого. Когда он умер, то по старой традиции захоронения царей был погребен при храме. Сам храм обрел еще одно имя — собор Василевса Ивана Блаженного. Слово «Василеве» в Византии, а на Руси «Василий» означало попросту «царь» или «император». Максимов об этом говорил. Усилиями Романовых блаженный стал «Василием», а его царское происхождение подверглось забвению.

Кроме того Иван Грозный сыграл важную роль в организации книгопечатания. По его инициативе было осуществлено строительство в Москве храма Василия Блаженного и других сооружений, созданы росписи Грановитой палаты. В то же время Иван IV верил в волшебство и чародейство.

— Так Покровский собор тоже подходит нам! — восторженно воскликнула Эмма.

— И в его пользу несколько простых аргументов. Это самый таинственный собор на территории России, не похожий ни на один другой. Сталин не позволил снести его, несмотря на то, что он мешал демонстрациям на Красной площади. Все другие объекты на площади снес, включая религиозные, а этот храм оставил и даже заставил реставрировать его.

— Да, да! Максимов говорил об этом. Это просто удивительно.

— Мы активировали «Копье Василевса» в забытом Иерусалиме, священном городе, на который указывал Александр Рунге. Так вот, в старину Покровский собор назывался «Иерусалим» и считался воплощением небесного града. Царь Иван был христианином, не утратившим Византийские традиции, а Ленин таковым не являлся. Более того, Василия Блаженного канонизировали, и он причислен к лику святых. Похожая ситуация наблюдается и на горе Бейкоз. Могила пророка окружена забором, на котором изображены знаки царского рода. Помнишь, что копье обретает силу, когда ты стоишь в Византийской крепости и взор твой направлен на могилу пророка.

— Много совпадений, — радостно потерла руки Эмма.

— Только мы не видели в соборе никаких коловоротов, — задумчиво заметил Виктор. — Полы там истертые, и на них никаких рисунков.

— Не надо отчаиваться, — уверенно произнесла Эмма. — Давай поступать, как подсказал нам суфий Сафир. Будем проводить разведку на местности. Уже один раз судьба помогла обрести нам заветное «копье», почему бы ей не быть благосклонной снова.

— И еще, Эмма. Сейчас мне кажется странным то, что Максимов подталкивал нас к зданию театра, к мавзолею и почти ничего не сказал про храм Василия Блаженного.

— Но именно он и отметил, что собор был сохранен по особому распоряжению Сталина, — рассмеялась женщина над подозрительностью Дорохова.

— Да, пожалуй, — согласился Виктор. — Старик пытался рассказать все, что знает.

Перепрыгивал с темы на тему, уходил в сторону, но о соборе, действительно, говорил.

На следующий день Эмма и Виктор на электричке добрались до Москвы и спустились в метро. Такой подземки женщина никогда не видела. Несколько раз она просила Виктора выйти на понравившейся ей станции и зачарованно изучала подземный дворец. Дорохов с радостью согласился сделать небольшую экскурсию по нескольким центральным, самым красивым станциям.

В четверть двенадцатого они вышли из метро на станции Достоевская. Театр возвышался буквально в нескольких десятках метров от выхода из метро. К радости Дорохова в этот день в малом зале шел детский спектакль и начинался он в 12–00.

Пока Виктор стоял в небольшой очереди за билетами, Эмма внимательно рассматривала рисунок в центре холла, где и были изображены два восьмиконечных коловорота, направленные навстречу друг другу.

Внутри здание театра действительно было впечатляющим. До начала спектакля было довольно много времени, и они отправились изучать многочисленные залы, холлы и галереи. Множество помещений оставались за закрытыми дверями, но удалось увидеть большой и малый залы театра. Побродив до начала спектакля по зданию, Эмма и ее спутник покинули театр.

Они вновь спустились в метро и направились в центр города к храму Василия Блаженного. Женщину поразил тот факт, что собор устроен не так как другие церкви, какие она видела до этого. В свой первый визит она не обратила особенного внимания на это обстоятельство. Сегодня она смотрела на собор совсем другими глазами. Стены были расписаны узорами, напоминающими волшебные растения, увитые прекрасными цветами. Виктор пояснил, что первоначально все стены собора покрывали такие рисунки, но со временем облик храма был изменен.

Они долго ходили по небольшому зданию, пытаясь найти хоть что-то напоминающее коловороты. В какой-то момент они разошлись из-за многочисленной группы французских туристов. Эмма ныряла из одного помещения в другое, кружила по тесным коридорам и, наконец, буквально натолкнулась на неподвижно стоящего Дорохова. Он не произнес ни слова, лишь поднял указательный палец к потолку.

Женщина была потрясена, под самым куполом был изображен восьмиконечный коловорот закрученный против часовой стрелки, такой же как и на «Карте Рома». Ничего не говоря, Дорохов взял ее за руку и повел к выходу из музея.

Коловорот, закрученный против часовой стрелки.

Коловорот, закрученный по часовой стрелке.

Уже на улице, не сумев сдержать свое восторженное настроение, Эмма поцеловала Виктора и крепко сжала его руки. Со стороны они казались романтической парочкой, в которой мужчина без конца фотографировал свою подругу на фоне московских достопримечательностей.

Они долго гуляли по Красной площади и, изрядно замерзнув, сели в такси около гостиницы «Метрополь».

Еще на даче Дорохов и Эмма договорились, что переедут обратно в московскую квартиру Виктора. Если за ними кто-то действительно будет следить, то пусть это будет в Москве, и пусть делают это в московском метрополитене, где любого иностранца видно за версту.

Эмму удивило это странное обстоятельство, на ее взгляд невозможно было определить, откуда человек приехал, но Дорохов пояснил:

— Принадлежность сегодняшней молодежи, действительно невозможно определить. Молодые москвичи, лондонцы, берлинцы похожи друг на друга, как две капли воды. Но люди старше тридцати пяти — сорока лет имеют явные отличия от своих зарубежных сверстников. Это едва заметные поведенческие стереотипы, оставшиеся с советских времен.

Из загородного дома они забрали деньги и документы, остальное по их плану впоследствии должен будет привезти Мастерков. В квартире Дорохова оставалась часть вещей Эммы, и с гардеробом у женщины не должно было возникнуть проблем.

Дома у Дорохова они переоделись и отправились в гости к Мастеркову. Причем приятеля Виктора в квартире не было, и этот шаг был заранее продуман и сделан из опасения слежки. Зная, что за ними наблюдает могущественное ЦРУ, вполне можно было предположить, что квартира Дорохова может быть нашпигована всякого рода шпионской аппаратурой.

Спустившись на два этажа вниз по лестнице, они оказались в квартире Мастеркова. Очень скромное жилище поражало своей чистотой и образцовым порядком.

— Гарик живет один? — поинтересовалась Эмма. — У него есть семья?

— Была, но несколько лет назад он расстался со своей женой Оксаной. Заурядная история, вечная тема бульварных романов. Мастерков часто уезжал из дома в довольно длительные командировки. Однажды он вернулся не вовремя. Я же говорю банальная ситуация.

— А как вы с ним познакомились?

— Дурацкий случай, — рассмеявшись, ответил Дорохов. — Я застрял в лифте накануне Нового года. Просидел почти час, пока не появился едва стоящий на ногах ремонтник. Бедолага уже вовсю праздновал, когда его вызвали. Рабочий долго ковырялся, но у него явно ничего не получалось. В какой-то момент я даже начал опасаться за свою жизнь. Кабина лифта медленно поползла вниз, и мне показалось, что она вот-вот рухнет с огромной высоты. Но все обошлось. Это Мастерков вызволил меня из плена.

— Твой друг не может пройти мимо чужой беды.

— Это точно, но за это ему часто достается. У нас даже есть пословица «не делай добра, не получишь зла». Он сделал всю работу за пьяного ремонтника и жутко перепачкался. Вышел из лифта я без четверти двенадцать и уже не мог добраться до своих друзей вовремя. Видя мою растерянность, и поняв в чем дело, он пригласил меня к себе домой встретить бой курантов. На удивление мой спаситель праздновал Новый год в одиночестве. На мой вопросительный взгляд он неохотно ответил, что месяц назад расстался с женой, и особой тяги к веселью у него нет. Мы выпили по бокалу вина, и я попытался заказать такси, чтобы добраться до ожидающих меня друзей. Но из этого ничего не вышло, свободных машин на ближайшие два часа не предвиделось.

— Новый год встречали два абсолютно незнакомых человека, — мечтательно произнесла Эмма. — Весьма романтично. Наверное, изливали друг другу душу?

— Что-то вроде того, но давай займемся делами. Слежки за нами я сегодня не заметил.

— Я тоже, но мы же с тобой не профессионалы. Людей этому специально обучают.

— Все равно давай придерживаться плана, выработанного нами в электричке, — подчеркнуто серьезно сказал Дорохов. — В этой квартире нам наверняка ничего не угрожает, так давай подведем итоги нашего с тобой сегодняшнего путешествия.

— Я до сих пор не могу отойти от дрожи, охватившей меня при виде коловорота.

— Коловоротов, — поправил ее Виктор. — Их в соборе три.

— Но ты мне показал только один, — изумилась Эмма.

— Но мы же соблюдаем конспирацию, — засмеялся Виктор. — Но ты не волнуйся, я все аккуратно сфотографировал.

Положив перед собой включенный фотоаппарат, Виктор на листе бумаги стал быстро что-то записывать. Он перещелкивал кадр за кадром и, наконец, поставив точку, пододвинул листок Эмме и кратко прокомментировал:

— Собор состоит из десяти церквей, собранных в единый комплекс. Девять церквей расположены на втором этаже, и одна церковь — на первом. Это церковь Василия Блаженного, она пристроена к основному зданию. Все церкви уходят вверх башнями. Таким образом, если смотреть на храм сверху, видна высокая центральная башня, окруженная восемью более низкими башнями. Подсознательно ощущается связь восьмилучевого коловорота с этим архитектурным ансамблем. Все башни увенчаны неповторяющимися куполами. Башня-колокольня нас не интересует, так же как и башня над церковью Василия Блаженного. Она была построена позже самого собора.

Эмма взяла список в руки:

1. Церковь Покрова Богоматери — расположена в центре и является самой высокой. Под куполом роспись, изображающая восемь расходящихся во все стороны двойных спиралей. Они напоминают рисунок ДНК.

2. Церковь Входа Господня в Иерусалим — смотрит на Кремль. Изображение под куполом отсутствует.

3. Церковь Григория Армянского — под куполом изображен коловорот, закрученный против часовой стрелки, на куполе рисунок с двойным кручением навстречу друг другу.

Коловорот под куполом.

Купол вид сбоку.

Купол вид сверху.

4. Церковь Киприана и Иустины — под куполом церковно-славянская роспись.

5. Церковь Трех Патриархов — под куполом церковно-славянская роспись.

6. Церковь Святой Троицы — под куполом изображен коловорот, закрученный против часовой стрелки, на куполе рисунок с кручением против часовой стрелки.

Коловорот под куполом.

Купол вид сбоку.

Купол вид сверху.

7. Церковь Александра Свирского — под куполом изображен коловорот, закрученный против часовой стрелки, на куполе рисунок с кручением по часовой стрелке.

Коловорот под куполом.

Купол вид сбоку.

Купол вид сверху.

8. Церковь Николы Великорецкого — под куполом церковно-славянская роспись.

9. Церковь Варлаама Хутынского — изображение под куполом отсутствует.

10. Малая церковь Василия Блаженного — под куполом церковно-славянская роспись.

— А почему под одними куполами есть коловороты, а под другими нет? — удивилась Эмма.

— Уверен, в свое время коловороты были во всех башнях, кроме центральной. Некоторые из них забелены-замазаны, на других — роспись. Осталось три. Все они выложены красным кирпичом на белом фоне. Мне кажется, надо сосредоточиться на башнях, на которых остались коловороты. По какой-то необъяснимой причине их оставили, а если верить Александру Рунге, то просто не могли затереть. И нам нужна одна из них, это и есть портал.

— И как мы ее найдем?

Дорохов широко улыбнулся и тихо добавил:

— Мы ищем место, где «ветры смогут дуть навстречу друг другу». Коловороты символизируют вихри, дующие в одну или другую сторону. Поэтому нам нужны два разнонаправленных коловорота, которые как бы накладываются один на другой, но один при этом расположен выше другого. Значит, нам надо отыскать второй коловорот, закрученный в противоположную сторону, и он должен быть выше первого, как на «Карте Рома».

— Купола! — в восторге воскликнула Эмма. — Как просто!

— Именно так! Церковь Григория Армянского не подходит. Ее купол содержит коловороты направленные друг на друга, и тогда их получается три. Церковь Александра Свирского тоже не подходит — там на куполе 12 лучей, а не восемь, как под куполом. А вот Церковь Святой Троицы подходит идеально. Ее восьмилучевой рисунок на куполе закручен в сторону, противоположную коловороту под куполом.

— Виктор! Но на фотографии рисунок на куполе Церкви Святой Троицы закручен против часовой стрелки, то есть туда же, куда и рисунок на потолке под куполом…

— Правильно, но только если ты смотришь на него сверху. Если же смотреть на оба коловорота с одной точки — например, снизу, то проекция лучей купола образует восьмиконечный коловорот, направленный по часовой стрелке, то есть в противоположную сторону. В точности как в вестибюле Центрального Театра Российской Армии — два разнонаправленных коловорота.

— Дорохов, наверное, ты прав, но я не очень понимаю.

— Смотри! — торжествующе сказал Виктор, рисуя на листе два коловорота направленных в одну сторону: против часовой стрелки. — На один из них мы смотрим снизу, а на другой — сверху.

— Ловким движением мужчина сложил лист бумаги на одинаковом расстоянии от коловоротов. Сложенные вместе две половинки листа наложили друг на друга рисунки коловоротов. Подняв листок к свету, Виктор удовлетворенно улыбнулся.

— Удивительно! — вырвалось у Эммы. — Это просто волшебство! Теперь они направлены навстречу друг другу. Ты гений!

— Спасибо Эмма, но мы не знаем, существует ли определенное время для процедуры инициации. Возможно, существует день и час для перехода в другое измерение. Нам надо встретиться с Максимовым, думаю, он нам сможет помочь.

На следующее утро, придерживаясь ранее задуманного плана, Эмма и Виктор отправились к Центральному Академическому Театру Российской Армии на Суворовской площади. Пока они ехали на метро в центр города, предприимчивые люди пытались дважды продать пассажирам поезда какие-то безделушки, но Эмму поразила девочка-попрошайка. Это был ребенок лет двенадцати, плохо одетый, с черными грязными спутавшимися длинными волосами. На руках она держала завернутого в тряпье младенца.

Эмма не удержалась и протянула девочке сто рублей. Во взгляде ребенка не было благодарности. Глаза девочки выражали усталость и безразличие. Ловким движением сунув деньги в карман, девчушка отправилась за новыми подаяниями.

В этот раз они специально много фотографировали здание театра, особенно его противоположную сторону, где были найдены загадочные рельсы. Дорохов вновь встретился с Кондратием Стешиным и проговорил с ним не меньше пятнадцати минут. Проведя больше часа у театра, Эмма и Виктор отправились к Максимову, с которым созвонились и договорились о встрече ранним утром.

— Заходите, дорогие мои, — голос Георгия Ивановича звучал весело. — Жду не дождусь рассказа о ваших приключениях.

Виктор приложил указательный палец к губам, прося ученого ничего не говорить, и направился не на кухню, а в кабинет. Максимов недоуменно посмотрел на гостя, но встретившись с ним глазами, согласно кивнул головой.

Расположившись за большим столом, Дорохов достал диктофон и включил его. Из динамика раздался голос Виктора: «Георгий Иванович, слава богу, все позади и мы очень рады вас видеть. Позвольте мне подробно рассказать о нашем путешествии…».

В то же время гость вытащил отпечатанный лист бумаги и протянул его Максимову.

«Мы полагаем, что за нами действительно следят. Сегодня мы заметили странного типа, слоняющегося у Театра Российской Армии. Такое ощущение, что мы его уже видели. У нас есть фотографии, посмотрите, есть ли среди них тот человек, который приходил к вам?

Профессор, просмотрев фотографии, отрицательно покачал головой и продолжил чтение.

Мы полагаем, что портал находится в Церкви Святой Троицы, расположенной в Храме Василия Блаженного. В ней мы нашли коловороты, направленные навстречу друг другу.

Мы с Эммой решили, если за нами следят и прослушивают наши разговоры, то нам надо дать противнику ложный след.

На аудиозаписи, проигрывающейся сейчас в диктофоне, я рассказываю о путешествии в Турцию, опуская некоторые детали, и убеждаю вас, что место перехода находится в Центральном Академическом Театре Российской Армии. После того, как вы дочитаете это письмо, мы будем говорить свободно, но не забывайте, что говоря „театр“, мы с вами подразумеваем храм Василия Блаженного на Красной площади».

Потрясенный Максимов после прочтения бумаги переводил восторженный взгляд поочередно с Эммы на Виктора.

Голос в диктофоне замолчал, но ученый все еще не мог вымолвить не слова.

— Вот такая история, — помогая хозяину дома прийти в себя, заговорила Эмма. — Сейчас за нами уже никто не охотится, и мы можем спокойно разобраться в происходящем. Нам известно месторасположение портала.

Произнося последнюю фразу, женщина вытащила из сумки «Карту Рома» и положила ее на стол. Затем медленно и осторожно сняла с шеи золотой цилиндрик. Дрожащими руками Максимов поднял его перед глазами. Эмма помогла открыть его, и взору профессора предстало «Копье Василевса». С большой осторожностью он вернул «копье» Эмме и взял в руки шкатулку. Профессор с почтением, медленно провел своей ладонью по ее поверхности. Он долго и с наслаждением рассматривал ее. Затем принялся читать надпись на арабском языке.

Эмма и Виктор внимательно наблюдали, как Максимов пытается разгадать код. Несколько минут ученый что-то записывал на бумажке и затем торжественно пододвинул к ним листок с написанным кодом 417. Эмма восхищенно кивнула и взяла шкатулку в руки.

Через мгновение она раскрылась, и взору ученого предстала внутренняя часть «Карты Рома». Он внимательно изучал рисунки, а затем вопросительно взглянул на своих гостей.

— Перед вами «Карта Рома», — к ужасу Максимова, произнес Дорохов.

Виктор жестом ему показал, что не о чем беспокоиться, и это признание является частью задуманного им плана.

— Но мы не можем понять, есть ли конкретный промежуток времени для инициации. Мы полагаем, что это может быть связано с фазой Луны. Вероятно, лунный серп должен соответствовать рисунку на «Карте Рома». Но это слишком очевидно. Если все так просто, то зачем код на этом металлическом ящичке?

— Код достаточно простой, — спокойно отвечал Максимов. — Он, что называется, от случайных кладоискателей. Что касается определенного времени для начала перехода, то, вероятно, оно существует. В дневнике Карла Рунге сказано: «Стоять необходимо в том месте, где ветры смогут дуть навстречу друг другу, и быть центром движения вверх. Чужая планета, глядящая неотрывно, должна полностью раскрыться. Копье должно поразить „Карту Рома“ и совершить полный оборот вокруг себя». Мне кажется, что речь здесь идет о новолунии, точнее о предноволунии, и вот почему. Якорный крест во многих старинных трактатах интерпретируется, как предноволуние. Последняя уходящая фаза Луны заканчивает цикл и стремится превратиться в полную Луну, не видимую с Земли. Якорный крест показывает переход серповидного месяца в новое состояние. В этот момент Солнце, Земля и Луна находятся на одной прямой. Но, позвольте, это произойдет уже завтра, и я полагаю, что в полночь.

— Мы будем готовы профессор, — уверенно произнес Виктор.

— Черт возьми, — такими словами нетрезвый Тейлор начал собрание сотрудников. — Мы не первый день в Москве, и каковы результаты? Мы топчемся на месте. Куда пропала Эмма Рунге? Кто мне ответит на этот вопрос?

Отдел ЦРУ 4268 собрался в полном составе в «люксе» московской гостиницы Холидей Инн. Этот двухкомнатный номер являлся временным импровизированным штабом отдела. К чести Тейлора, кроме роскошного «люкса» он снял четыре скромных номера для размещения сотрудников, не делая исключение для себя.

— Позвольте мне, сэр, — слово взял заместитель начальника Патрик Стоун. — В свое оправдание могу лишь сказать, что потеряли мы мисс Рунге совсем ненадолго, и сегодня опять она под нашим наблюдением. Вы знаете, что наши ресурсы в этой стране ограничены. Пришлось воспользоваться услугами гражданина США, несколько лет живущего в Москве. Он давно завербован ЦРУ, но он не профессионал. Параллельно с ним в слежке участвовали Линда и Смит, но они не знают город, и им было трудно ориентироваться. Мы знаем адрес русского друга мисс Рунге, господина Дорохова. Линда вчера проникла в его пустующую квартиру и установила прослушивающую аппаратуру, но это результатов пока не принесло.

— Вы уже докладывали, — отмахнулся Тейлор. — Что еще?

Стоун продолжил:

— Сегодня агент наблюдал, как господин Дорохов вел беседу с каким-то рабочим из Театра Российской Армии. Он полагает, что Дорохов заплатил ему за что-то или передал записку. Вы также знаете, что мне удалось проникнуть в квартиру к профессору Максимову и установить прослушку. Полчаса назад мы получили нужный нам результат, поэтому я и попросил о встрече с вами. Спасибо Линде, она в это время дежурила и сразу же позвала меня.

— Так что же вы молчали, — прошипел Тейлор.

Патрик Стоун включил ноутбук с записью недавней встречи в квартире Максимова. Все слушали внимательно, а Линда успевала еще и конспектировать.

— Что мы предпримем босс? — выключая магнитофон, спросил Стоун.

— Хочу услышать предложения от каждого из вас, — устало отозвался начальник отдела.

Первой выступила Линда Шапиро:

— Мы знаем место и время предстоящих событий. Логично было бы снять наблюдение, чтобы не спугнуть Эмму и ее друга. Сейчас стало очевидно, что Дорохов заплатил деньги рабочему, чтобы ему ночью открыли дверь театра.

Немного поколебавшись, Линда спросила:

— Простите, сэр, давать советы в этом случае крайне затруднительно. Только что мы узнали, что некая «Карта Рома» уже найдена. Судя по вашей реакции, вы были об этом осведомлены, но нам ничего не сказали. Это ваше право, сэр. Мы выполняем ваши приказы, но нам будет намного легче их исполнять, если вы объясните нам, что происходит. Скажу откровенно, Патрик Стоун, Генри Смит и я в недоумении. Мы задаем себе вопрос, зачем мы гоняемся за Эммой Рунге, что нам от нее надо.

— Гм… — обреченно промычал Тейлор. — Я вижу, что все вы несколько раздражены. Я сам не до конца понимаю, что мы ищем. Нет смысла скрывать, вы сами видели, как ко мне в кабинет ворвался разъяренный генерал НАСА. Отчитал меня, как мальчишку. Все вы знаете о его внезапной гибели.

Тейлор обхватил руками голову и жалобно воскликнул:

— Боже, о его смерти даже объявили в новостях. Генерал Савски приказал мне разрабатывать это дело, следить за Эммой Рунге вплоть до того, пока она не найдет этот загадочный портал. Каждый день мы были с ним на связи, и он контролировал процесс полностью. Но с его смертью приказы прекратились. И, честно говоря, я не знаю, что делать дальше.

— Послушайте, Курт, — осторожно начал Стоун, — мы давно вместе с вами служим. Вы честный исполнительный офицер, и не ваша вина, что генерал использовал вас втемную. Вы в свою очередь были вынуждены многое не договаривать нам, вашим подчиненным. Я, наверное, как и каждый из нас, много раз прочитал записи Рунге и допускаю, что загадочные порталы в другие миры существуют. Недаром этим занимался сам Савски. Вам доверили расследование, и это говорит о том, что генерал был уверен, что вы справитесь с этим заданием. Вы говорите, что приказы прекратились. Из этого следует, что воспоминаниями Рунге занимался лично Савски, не доверяя никому из своего окружения. Сейчас вам все следует взять в свои руки и закончить начатое.

— Вы правы, — ободренный речью своего подчиненного заговорил Тейлор. — Надо взять себя в руки и выполнить приказ, а он такой — следить за мисс Рунге и найти этот чертов портал. Я скрыл от вас по приказу Савски, что «Карта Рома», скорее всего, была найдена. По версии генерала Дорохов и Рунге могли отыскать ее в Турции. Как он это узнал, ума не приложу. На стамбульской таможне проверили их багаж, но ничего не нашли. Могу еще лишь добавить, что генерал не сомневался в существовании портала и, судя по всему, говорил мне много меньше, чем сам знал. Раз такое дело, давайте разбираться сами, что думаете вы, Смит?

— Я рад, что положение немного прояснилось, — ответил Генри. — Наша задача наблюдать и, если Эмма Рунге откроет это портал, то зафиксировать это событие. Я не совсем согласен с Линдой, полностью слежку снимать нельзя. Можно работать не так плотно, чтобы не выдать себя. Я прав, Патрик?

— Рискованно, — задумчиво протянул Стоун. — Но я с вами согласен, необходимо…

— Подождите, — радостно вмешалась Шапиро. — Мой пейджер показывает, что в квартиру Дорохова только что вошли.

— Включи аппаратуру на громкую связь, — приказал Тейлор.

Линда бросилась к ящику, напоминающему ноутбук, только вместо клавиатуры у него были большие светящиеся кнопки.

Комнату пронзил очень громкий мужской голос: «Эмма, приготовить тебе кофе?»

— Бог не оставил нас, — облегченно выдохнул Курт Тейлор. — Сделай чуть потише. Линда, вы молодец, организуйте круглосуточное прослушивание.

— Есть, сэр, — радостно отозвалась Шапиро.

Было решено дежурить посменно по восемь часов: первые часы за Линдой, потом ее сменит Стоун, затем Смит. Слежку за домом поручили тому самому агенту, проживающему в Москве.

Весь следующий день Эмма и Виктор провели, не выходя из квартиры. Они довольно часто обсуждали детали будущего ночного визита в «театр». Подтвердилось и то, что им действительно должны открыть дверь в половине двенадцатого ночи. Их большим беспокойством была возможная слежка от их дома до места ночного визита. Они собирались сесть на метро, затем выскочить на какой-то станции и пересесть в машину. С их слов получалось, что автомобиль уже будет ждать их в условленном месте. На вопрос Эммы, что за станция метро, Дорохов рассмеялся и сказал, что она все равно ее не выговорит.

Это обстоятельство сильно беспокоило начальника отдела, но еще больше внезапное отравление Патрика Стоуна и Генри Смита. Еще за завтраком все весело шутили и предвкушали предстоящую операцию, но буквально через два часа у его сотрудников поднялась очень высокая температура. Диагноз вызванного к больным врача — острое отравление. От госпитализации оба отказались.

Время от времени Тейлор чувствовал на себе тяжелый взгляд Линды, сидящей у прослушивающей аппаратуры. Обстоятельства, конечно, против него. Сначала Савски, а теперь сразу двое, и это перед началом операции. Понятно, что Шапиро подозревает его, а он ее. В конце концов, если ночная операция осуществится, то это многое решит.

Не выдержав, Тейлор обратился к сотруднице:

— Линда, мне надо с вами поговорить.

— Я тоже так думаю, — снимая наушники, отозвалась женщина.

— Возможно, это отравление неслучайно, и тогда Стоуна и Смита отравили либо вы, либо я. Всего два варианта. Больше подозрений на меня, Савски умер вскоре после нашей с ним склоки.

— Все так, — медленно проговорила Линда. — Я долго анализировала произошедшее. Патрик и Генри пили за завтраком апельсиновый сок, а мы с вами, как всегда, простую воду. В остальном наш завтрак был одинаковым. Я не видела, чтобы вы что-то подмешивали в сок, да это было и невозможно сделать. Я тоже все время находилась у вас на глазах. Может официант принес отравленный сок?

— Вы считаете, что это русские нас отравили? — криво усмехнулся Тейлор.

— Нет, я полагаю, что нас всех пытался отравить тот, кто отравил генерала Савски. Мы все вчера решили, что генерал вел законспирированное и чуть ли не личное расследование. Даже для нашего посольства в Москве мы всего лишь туристы. Но кто тогда раздобыл для него информацию о найденных в Турции реликвиях?

Тейлор с удивлением заметил:

— Вы правы. Неизвестный обшарил гостиничный номер в Иерусалиме, и еще кто-то поработал в Турции. Савски был не один, и, вероятно, здесь работает еще одна группа. Так что же делать?

— Пойдем до конца! — уверенно произнесла Линда. — Сделаем работу и тогда выясним, кто нам мешает.

— Очень высок риск, — замялся Тейлор.

— Вам решать, — жестко парировала женщина. — Все обстоятельства против вас. Я же пойду до конца, мне не все равно, кто отравил моих коллег.

— Я не отказываюсь, — тяжело вздохнул мужчина. — Давайте проработаем детали.

Они долго обсуждали детали операции и пришли к выводу, что бесполезно следить за Дороховым и Рунге. Видно, начитавшись шпионских романов, они разработали неплохой план для ухода от слежки. Было решено поджидать их у театра. Если появятся конкуренты, то действовать по обстоятельствам.

Перед выходом из отеля они посетили Стоуна и Смита. Обоим стало легче, температура немного спала, но они были слишком слабы, чтобы участвовать в операции.

Дорохов и Эмма вышли из дома ровно в девять часов вечера и медленно отправились к метро. Проехав несколько остановок, они выбежали на улицу и пересели в автомобиль Мастеркова. Машина резко рванула и помчалась по старым переулкам города.

Через полчаса Гарик сбросил скорость и насмешливо доложил:

— Господа разведчики, к сожалению, за вами никто не следил. Предлагаю постоять в тихом переулочке, чего зря бензин тратить.

— Это хорошая новость, — с напускной веселостью ухмыльнулся Виктор. — Теперь и в переулочке можно постоять.

Пытаясь скоротать время и развлечь Эмму, Дорохов рассказал о своем походе в спортзал вместе с Мастерковым.

— Гарик уговорил меня посещать наш местный спортивный зал. Мы оба отправились туда впервые. Глядя на Мастеркова, ты, Эмма, понимаешь, что этот медведь регулярно таскает в зале тяжести, но ходит он в фитнес-центр где-то рядом со своей работой. Мы решили заниматься вместе, так вроде веселей.

— В этот день продавали два абонемента по цене одного, — укоризненно поправил своего товарища Гарик. — И это была твоя идея. В спортивном клубе был юбилей со дня открытия, и они предложили скидки.

— Не перебивай, какая сейчас разница кто предложил идти в клуб. Главное, что там проходили праздничные соревнования. Мы попотели некоторое время на тренажерах, и Гарик повел меня учиться жать штангу лежа. Есть такое упражнение — лежишь на скамейке и выжимаешь штангу вверх. Мы подходим к тому месту, где расположены эти скамейки, а там много народу, и все занято. Мастерков подошел к той, где почти никого не было, и, как я сейчас понимаю, немного размялся. Я же наблюдал со стороны, под такую огромную штангу залезть я не рискнул.

— Но я же предлагал, — весело пробурчал Гарик.

— Предлагал? Предлагал прервать мою молодую интересную жизнь! Итак, Гарик размялся и ходит взад-вперед — ищет освободившуюся штангу, а там прямо очередь. Короче, освободилась там одна, и он под нее залег и выжал раз, наверное, десять. Я смотрю, вся эта толпа вокруг скамеек затихла и за Мастерковым наблюдает. Наш Гарик бодро вскочил и пошел к следующему тренажеру. Вижу, что-то не так. Толпа по-прежнему молчит и провожает его взглядами. Я человек любопытный, подошел и спросил, что произошло. Оказалось, у них соревнование по жиму лежа, и последний вес был подготовлен под местного чемпиона, тренера этого клуба. Он готовился к рекорду и эта скамейка со штангой некоторое время пустела.

— Единственная пустая была, — добродушно признался Мастерков. — Я же не знал, что так получится…

— Нет тебе оправданий, — едва сдерживая смех, перебил друга Дорохов. — Чемпион готовился выжать штангу один раз и предвкушал овации со стороны собравшихся. Тут появляется Гарик и тягает штангу, как на разминке. Местный чемпион так расстроился, что даже не воспользовался своей попыткой…

— Ой, звонит телефон, — всполошилась Эмма. — Это телефонный аппарат Сафира.

— Алло! — в трубке, переключенной на громкую связь, раздался тревожный голос шейха. — Это Сафир.

— Здравствуйте, это Эмма. Что-то случилось?

— Мне позвонил мой человек, он сейчас в Москве. Его и еще одного сотрудника отдела, занимающегося вами, сегодня отравили. У него очень слабый голос, но, надеюсь, все будет с ним в порядке. Он полагает, что «босс» — это их начальник Курт Тейлор. На присланных мною фотографиях он старше всех по возрасту и, если помните, он, скорее всего, левша. С вами все в порядке?

— Да, у нас все нормально. Сегодня в полночь все решится, мы нашли нужное место.

— Не сомневался в ваших способностях. Буду молиться за вас.

— Спасибо, Сафир.

После телефонного звонка шейха Дорохов обеспокоенно процедил:

— Интересно, что у них там происходит. Впрочем, пора выдвигаться, Гарик, поехали потихоньку. Высадишь нас в переулке у ГУМа.

— Может мне с вами пойти? — осторожно осведомился Мастерков.

— Ни в коем случае, — возразил Виктор. — Ждешь, как договорились, до трех часов ночи, затем звонишь мне. Если телефон не отвечает, вызываешь полицию, говоришь, что грабят храм Василия Блаженного.

— А если не поверят?

— Как не поверят? — удивился Дорохов. — Это же Красная Площадь, примчатся в пять минут.

Дорохов медленно открыл тяжелую входную дверь храма Василия Блаженного, и они вошли внутрь. Слабый свет едва освещал ступеньки.

— Куда подевался охранник? — обеспокоенно прошептала Эмма.

— Не знаю, — тихо отозвался Виктор. — Хочешь вернуться?

— Ну, уж нет! Надо все это закончить прямо сейчас.

Через минуту они уже стояли под куполом Церкви Святой Троицы. Эмма вытащила из сумки шкатулку и поставила ее на каменный пол.

— Сколько у нас еще времени? — испуганно спросила она. — Мне немного не по себе, ноги дрожат.

— Не стоит бояться, мисс Рунге, — резкий незнакомый голос разорвал тишину храма. — Времени достаточно.

Одновременно вспыхнули несколько ярких ламп, осветив башню сверху донизу.

Из темноты вышел импозантный высокий мужчина, одетый в дорогой строгий костюм.

— Я Патрик Стоун, и мне очень приятно познакомиться с такой красивой, умной и отважной женщиной. Но вначале разговора мне хотелось бы забрать у вас пару вещей, принадлежащих мне.

— У меня вашего ничего нет, — неожиданно твердо ответила Эмма.

— Ошибаетесь, красавица, — продолжал мужчина. — «Карта Рома» и «Копье Василевса» по праву принадлежат мне. Не хотите отдать по-хорошему, значит, будет по-плохому.

В руке Стоуна появился предмет, напоминающий пистолет.

— Положите «копье» на шкатулку и отойдите к стене, — злобно прорычал американец.

Забрав шкатулку и золотой цилиндр, он попятился к противоположной стене.

Рассматривая старинные предметы, он восхищенно заметил:

— Вы даже не представляете, что это на самом деле. За этими вещицами я гонялся много лет и почти отчаялся их найти. Но судьба мне подарила вас, мисс Рунге, и за это я ей бесконечно благодарен. Настолько благодарен, что оставлю вас в живых и вашего русского друга тоже. Вы оба столько для меня сделали, что было бы невежливо вас убивать.

— Что вам от нас надо? — с откровенной неприязнью в голосе спросил Виктор.

— Правильный вопрос, — усмехнулся Стоун. — Вы умный человек и такой изобретательный. Чего только стоила ваша игра в шпионов. Насколько я понимаю, по вашей задумке я должен был сейчас мерзнуть у дверей театра. Но я люблю спектакли, и это моя слабость. Я предлагаю откровенность за откровенность, даю слово, что ничего от вас не утаю. Первым могу начать я, у нас еще уйма времени.

— Ну, а чем мы вам можем помочь? — спокойно поинтересовался Дорохов. — У вас и «карта» и «копье».

— Меня интересуют некоторые ничтожные детали, и за них я сохраню вам жизнь, а сам отправлюсь в далекое путешествие.

— Мы согласны, — сказала Эмма.

— Долгое время я работал в разведке на Ближнем Востоке. Тесно общался с разными людьми. Там я и узнал о существовании «Карты Рома» и о «звездных вратах». Вы их называете порталами времени. Сначала, это выглядело как легенда, но судьба меня свела с одним человеком, и он рассказал о Валленштайне. Не буду углубляться в детали, но мне в руки попали копии записей этого нацистского преступника. Как и положено, я сообщил о находке по инстанции. Похоже, это никого у нас особо не заинтересовало, но через год в Каире я встретился с человеком, которому мой доклад был крайне интересен. Он поинтересовался, есть ли еще записи Валленштайна или подобные им. Я тогда ответил, что не знаю, а подобным поиском навлеку на себя подозрения. Этот человек, офицер НАСА, самостоятельно предпринял поиски, и суфийскому ордену, естественно, об этом стало известно. Они подсунули отрывки подлинных записей, и еще больше заинтересовали того офицера. Видите, мисс Рунге, в какую кашу вы попали.

— А почему вы решили, что орден вам подсунул информацию? — стараясь быть бесстрастной, спросила Эмма.

— Вижу, мисс Рунге, вам уже интересно, и упоминание о суфийском ордене для вас не абракадабра. Значит, вы с ними встречались, спасибо за откровенность.

— Но я ничего не сказа…

— Конечно, ничего не сказали, но я продолжу. Скажу откровенно, мы это выяснили совсем недавно и вычислили их человека. Им оказался сотрудник нашего отдела в ЦРУ. Но все по порядку. У меня произошли неприятности с моей агентурой на Ближнем Востоке, и мне пришлось уехать домой в Штаты. Уже знакомый мне офицер НАСА поведал о Карле Рунге, упоминаемом в дневниках Валленштайна. Так я попал в специальный отдел с его легкой руки. Через непродолжительное время мне стало понятно, что он ведет собственную игру, и НАСА об этом мало, что знает. Я был его единственным доверенным лицом можно сказать. Теория порталов, так называемых мест перехода, много столетий занимала умы человечества. Одни люди пытались построить машину времени, другие искали ее в древних подземельях. Но никому не приходило в голову, что мы ходим мимо них и не догадываемся об их предназначении.

— И вы тоже стали работать на себя, а не на систему, — усмехнулся Виктор.

— Естественно, — парировал Стоун. — Я же умный человек. Меня очень заинтересовал Карл Рунге, особенно его чудесное исцеление, впрочем, как и сама его внезапная болезнь. На такие чудеса способны суфийские мастера, но Рунге не мог с ними встречаться, а вот его отец имел с ними контакт. Из этого мы сделали простой и понятный вывод — дневники Александра Рунге существуют. Признаюсь, это не моя заслуга, тогда я еще не работал в отделе. Этим занимался мой начальник, очень могущественный человек. К сожалению, все наши усилия по поиску дневников оказались тщетны. Но вот умирает Карл, и на свет появляются заветные записи.

— Ваш начальник — Курт Тейлор? — осведомилась Эмма.

— Вот, я ждал от вас откровенного разговора, — удовлетворенно воскликнул Стоун. — Вам же многое известно. Но Тейлор пешка, а мой начальник — генерал НАСА. Я думаю, что вам даже известно его имя.

— Мы знаем, что это вы убили генерала Савски, — спокойно заметил Дорохов.

— Не переигрывайте, — поморщился Стоун. — Я этого не люблю. Откуда вам знать. Не забывайте, что это моя пьеса. Я автор, а вам выпало счастье играть в ней. Савски честолюбивый идиот. Примчался к Тейлору, устроил скандал, сказал лишнее и, как я понял, готов был пожертвовать мной. Он потерял мое доверие. После их встречи с Куртом, я встречался с генералом, но он высокомерно указал мне на мое место. И это после всего, что я для него сделал. Пришлось применить одно замечательное восточное зелье, кстати, в ближайшие часы его обнаружат в кабинете Тейлора. Подозрение в убийстве генерала ляжет на Курта Тейлора, а не на меня.

— А Сьюзан, за что вы ее убили? — с ненавистью воскликнула женщина. — Разве за эти записи стоило убивать? Вы же могли откупиться!

— Бедняга Гроссман, — удовлетворенно произнес Стоун. — Болтлив, самонадеян и глуп. Он думает, что я не знаю, где он. Я очень удовлетворен нашим диалогом, мисс Рунге. Но я не собирался убивать Бековски…

— Но это сделано и вашими руками, — презрительно прошептала Эмма.

— Мне нравится, когда вы злитесь, в этот момент вы особенно красивы. Вы защищаете предательницу, которая сделала вашу жизнь кошмаром. Не стоит о ней жалеть, она получила по заслугам. Гроссман, наверное, вам рассказал, что детектив Мартенс трагически погиб.

— Вы бессовестный и страшный человек, — тихо произнесла Эмма. — Не сомневаюсь, что это вы его убили.

— Все так, но перед смертью он меня умудрился обмануть. Он обещал мне отдать рисунки из тетради, уверял меня, что они у него есть. Я поспешил, и уже не у кого было спросить, почему в переданном мне конверте лежали наскоро сделанные чертежи из школьного курса физики. Все это усложнило ситуацию. Пришлось Гроссману лететь за вами в Израиль.

— Вы знали, что надо ехать в Стамбул? — проявляя любопытство, спросил Виктор.

— Догадывался, — воодушевленно признался Стоун. — И очень рад, что на шахматной доске появилась такая фигура как вы. О такой фигуре мечтает каждый серьезный игрок. В моем спектакле вы — главный герой, жалко на мне нет шляпы, а то бы я ее снял перед вами.

— Перестаньте паясничать, — сухо заметил Виктор. — Вы плохой человек, да и игрок посредственный. К профессору Максимову приходили, видимо, вы, а он сразу понял, кто вы такой, несмотря на ваш грим.

— Не было грима, это выдумка, — несколько наигранно произнес Стоун. — Профессор, ваш выход.

Из темноты появился щегольски одетый, гладко выбритый Георгий Иванович Максимов. Он уверенно стоял на своих ногах и хитро улыбался. Максимов неожиданно оказался высокого роста.

— Всегда любил такие моменты, — трагически вскричал Стоун, наслаждаясь растерянностью на лицах Эммы и Виктора. — Не судите Максимова слишком строго. Он также как и я склонен к излишней драматизации. Профессор три месяца ползал по квартире в инвалидной коляске после нападения на него во дворе дома, но, выздоровев, ее не выбросил. Это была его идея встретить вас недееспособным человеком. Прекрасная постановка, не правда ли? Жалость вызывает доверие, что и требовалось доказать.

— Максимов, вы омерзительны, — гневно прошептала Эмма.

— Не стоит винить профессора, — расхохотался Стоун. — Я пришел к нему раньше вас и сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.

— Так зачем эти игры с «американским дядюшкой»? — не удержался Дорохов.

— Но надо же было вас стимулировать на дальнейшие действия, — весело продолжал американец. — Успех пьесы зависит от количества заложенных в нее интриг. Правда, Георгий Иванович слегка переигрывал, но его положение инвалида оставляло его вне подозрений. Вам пришлось признаться, что «Карта Рома» у вас, да и другие ваши откровения были мне на руку. Вы даже себе не представляете, как вы мне помогли вашей выходкой с диктофоном. Мои коллеги из ЦРУ многое в тот день узнали, хотя я этого и не планировал. Но благодаря вам сейчас они дежурят у здания театра. По нашей с Максимовым задумке комната прослушивалась, и профессор мог говорить с вами о делах только на кухне. Но вы всех удивили.

— А я вам верила, Георгий Иванович, даже когда Виктор усомнился, — мрачно призналась Эмма.

— Вы знали, где была скрыта «Карта Рома»? — спросил Дорохов американца.

— Признаюсь, не знал, — тут же ответил на вопрос Стоун. — Мне было известно, что «карта» и «копье» спрятаны вместе, и они должны находиться на территории нынешней Турции. Более того, у меня есть доказательства, что святыню передал султану Сулейману московский царь Иван IV.

— Не может быть, — возразил Виктор.

— Все именно так, — тихо, но отчетливо произнес Максимов. — Точнее, он ее вернул обратно. Это было время начала великой смуты на Руси. В традиционной истории излагается, будто смута началась чуть позже, после смерти царя Ивана, но это не так. Это сделали Романовы, чтобы оболгать легитимную власть царей-ханов, главным образом Годуновых. Это и понятно, Годунов нещадно преследовал клан Романовых. Иван Грозный и Сулейман находились в прекрасных отношениях, и в переписке называли друг друга не иначе как брат-император. Этому союзу способствовал и счастливый брак турецкого правителя с близкой родственницей русского царя.

— Роксоланой? — не удержалась Эмма.

— Да, с любимицей царя Василия — отца Ивана IV, — мечтательно произнес американец. — Девушка подчинилась воле своего опекуна. Говорят, что Сулейман влюбился в нее без памяти в первый же вечер, но она оставалась холодна. Будучи опытным и умным мужчиной, он не торопил события, вот что значит умение ждать.

— Профессор, — вступил Дорохов. — Мне трудно поверить, что Сулейман Великолепный называл своим братом Ивана Грозного.

— Ну, отчего же, — с энтузиазмом отозвался Максимов. — Великая Византия давно рухнула, и два ее самых могущественных осколка не имели никакого желания воевать друг с другом. Напротив, они укрепляли свои связи. Сулейман не воевал против России. Были спорные моменты с крымским ханством, но с кем не бывает. На самом деле Сулейман воевал в основном в Европе, а царь Иван наводил порядок в Поволжье и Сибири. Попотел царь Иван и с мятежной Казанью. Считается, что в честь взятия Казани был построен великолепный и загадочный Покровский собор. «Карта Рома» и «Копье Василевса» обретали там свою силу, а царь стал человеком набожным и странным, одним словом «блаженным». Не на пользу ему пошло путешествие в другой мир.

— Но как Византийские реликвии попали в Москву? — не унимался Виктор.

— Было очевидно, что именно христианская Москва станет преемником Константинополя, судьба которого была предрешена, — несколько удивился вопросу Максимов и с удовольствием пояснил: — Уже после падения Царьграда наследница Византийского трона София Палеолога вышла замуж за русского царя. Она, кстати, была бабушкой Ивана Грозного.

— Это дочь родного брата последнего императора Константинополя — Константина, убитого при взятии города, — обращаясь к Эмме, пояснил Дорохов. — Брата звали Фома, и у него было два сына и дочь. После смерти Фомы сыновья Андрей и Мануил не преуспели на политическом поприще. И к всеобщему изумлению Мануил добровольно вернулся в Стамбул ко двору султана Баязида II, где был обласкан правителем…

— И с этого времени, — перебил Дорохова Стоун, — возникают особые отношения между Москвой и Стамбулом. — Профессор! У нас остается совсем немного времени, и экскурс в русскую историю надо заканчивать.

— Последний вопрос Максимову, — обращаясь к американцу, попросил Виктор.

Тот великодушно кивнул.

— Профессор! О портале вы узнали от нас или вы предполагали, что он здесь?

— Вы мне, конечно, помогли, — ухмыльнулся Максимов. — Считается, что могила Ивана IV была найдена в 1963 году в Архангельском соборе Кремля. Но на самом деле была вскрыта гробница Ивана III, захороненного в этом соборе. Иван III тоже имел прозвище «грозный». Иван IV захоронен здесь, в Покровском соборе. Я был почти уверен, что портал находится здесь.

— Хватит! — взревел Стоун. — Максимов, наденьте на них наручники и усадите их на пол.

Профессор покорно кивнул и затянул пластиковые наручники за спинами Виктора и Эммы.

— Георгий, теперь твоя очередь, — злобно расхохотался американец.

— Но позвольте! — воскликнул Максимов. — Мы так не договаривались.

— Георгий Иванович, не зли меня!

— У меня артрит, — жалобно прошептал профессор, протягивая перед собой руки.

— Ладно, не будем тебе выкручивать руки, — пожалел мужчину Стоун и затянул наручники на протянутых запястьях.

Американец посмотрел на часы и, вытащив из кармана мел, стал чертить под коловоротом пятиконечную звезду. Стоун выпрямился, оружие сунул в карман пиджака и медленно и осторожно поднял на уровень груди «Карту Рома».

— Дорохов, код! — рявкнул он. — Если шкатулка не откроется, я пристрелю вашу спутницу.

— 417! — ответил Виктор.

«Карта Рома» раскрылась, и Стоун воткнул в нее «копье», но поворачивать не стал.

— Максимов, — усмехнулся американец, — думал меня провести. Покаяться, и все такое — об этом говорится в дневнике, но о том, что перед инициацией надо обязательно перекреститься, там ни слова. Но я не верю, чтобы ты не знал об этом. В рукописях Валленштайна это упоминается.

Профессор обреченно кивнул головой и добавил:

— Вы самый прозорливый человек на всей земле, и вы действительно достойны «Карты Рома».

Патрик Стоун, широко улыбаясь, быстро перекрестился и повернул золотой цилиндр вокруг своей оси. Внезапная вспышка синего света озарила помещение, и будто смерч вырвался из шкатулки к потолку. Дорохов попытался встать и броситься на американца, но вихрь опрокинул его и отбросил к стене. Ударившись головой, Виктор замер на полу.

Внезапно все кончилось. Стоун покачнулся и рухнул на пол, не выпуская из рук шкатулку. Профессор с невероятным для его возраста проворством бросился к американцу и выхватил из его кармана пистолет. Затем он стал шарить по карманам мужчины.

Эмма заметила все это, когда профессор выворачивал ему карманы брюк. Женщина успела подползти к Дорохову и с отвращением наблюдала за Максимовым.

Профессор закончил обыск и направился к Эмме. Он поднял руки, демонстрируя, что освободился от наручников. В одной руке Максимов держал нож, а в другой оружие.

Он наклонился к женщине, но она отпрянула и прижалась к стене. Профессор развернул ее и перерезал наручники, затем быстрым движением освободил Виктора.

Дорохов пришел в сознание и с удивлением обнаружил склонившихся над ним Максимова и Эмму.

— Вы предатель, Георгий, — приходя немного в себя, прохрипел американец. — Что произошло?

— Вы же католик, Патрик, — не поворачивая к нему головы, ответил Максимов. — Вы мне об этом говорили.

— И что? — еле выдавил из себя Стоун.

Профессор поднялся, сделал несколько шагов и встал так, чтобы Патрик Стоун видел его.

— На рисунке, который вы видели, изображены две пятиконечные звезды. Одна из них симметричная, а другая слегка искаженная. А теперь следите за моей рукой очень внимательно.

Максимов опустил руки и медленно, словно рисуя узор, перекрестился.

— Звезда, — сокрушенно выдохнул американец и закрыл глаза.

— Да, Патрик, католики крестятся слева на право, а православные наоборот. Крестясь, православные христиане, осеняют себя не только крестом, но и накладывают на себя древний оберег — пятиконечную звезду. Православное освящение крестом совпадает с рисунком слегка искаженной пентаграммы. Мой отец настаивал именно на таком чтении рисунка. Вы поддались на мою лесть, потеряли бдительность и машинально перекрестились так, как делали это всегда. Вы забыли, что в Византии вера православная.

— У-у, — в отчаянье зарычал Стоун и тут же испуганно взвизгнул. — Я не могу пошевелиться!

— Вас наказали те самые «звездные врата», о которых вы так мечтали. Вреда вы больше не принесете. Вы сможете говорить, но руки и ноги вам больше не подвластны.

— Георгий Иванович, что все это значит? — прошептал Дорохов.

— Не разговаривайте, — успокаивающе ответил Максимов. — Через несколько минут вы полностью придете в себя. Ну, а я пока все вам расскажу.

— Вы не хотите воспользоваться «Картой Рома»? — удивилась Эмма.

— Конечно, хочу, — откинув голову назад, задумчиво произнес профессор. И тут же бодро добавил: — Но не всегда желания и возможности совместимы, а я, леди, все еще считаю себя приличным человеком. Каждый должен быть на своем месте. Изучая жизнь людей, которых давно нет в живых, понимаешь, что все их ошибки и трагедии связаны с желанием занять чье-то место, оставляя в пустоте свое. Не воспринимайте сейчас мои слова как пафосные, но мир не терпит пустоты. Все всегда стоит на своих местах.

— Лучше и не пробовать, — едва шевеля губами, вклинился Дорохов. — Посмотрите, что стало с этим Стоуном.

— Я столько пережила не для того, чтобы сейчас отступить. Три поколения моей семьи отдали всю свою жизнь, что бы найти этот таинственный портал. Профессор, подтвердите, что мне ничего не угрожает.

— Думаю, что это так.

— Эмма, это крайне рискованно, — пытаясь отговорить женщину, едва слышно, произнес Дорохов.

— Я очень тебя люблю, Виктор! Но я для себя уже все решила!

— Если так, то тебе надо торопиться, — тихо произнес Дорохов. — Время уходит.

— Пока ты полностью не придешь в себя, я не тронусь с места, — не терпящим возражения голосом произнесла женщина.

— Спешить некуда, — устало произнес Максимов, усаживаясь на пол рядом с Виктором. Время вхождения в портал с двенадцати ночи до трех часов утра. Впрочем, мне не терпится вам рассказать о своих приключениях с ЦРУ.

— Я вся дрожу от любопытства, — подначила его Эмма.

— Стоун прибыл за день до вашего появления и предложил мне большие деньги, а также перспективы завладеть «Картой Рома». Заманчиво для историка, влачащего жалкое существование. Я спросил его, как он меня нашел, на что он заметил, что сын Ивана Максимова не иголка в стоге сена. Он был уверен, что вы обязательно придете ко мне. Американец предупредил меня, что вы воспользуетесь моим доверием и не расскажете о найденной вами шкатулке. Он также убедил меня, что женщина, которая ко мне явится, не является правнучкой Александра Рунге. Ко мне придет Сьюзан Бековски, обвиняемая в США в смерти Эммы Рунге. Он показал документы и фотокопию паспорта Бековски. На ней была фотография Эммы. Он также упомянул, что сопровождать женщину будет ее подельник.

— Вот это да, — ахнула Эмма.

— Я поверил, — продолжал свой рассказ профессор. — Американец показал документы офицера ЦРУ и был очень убедителен. Я ждал вас и встретил, сидя в коляске. Стоун прав, инвалид вызывает сочувствие и доверие. Мне очень жаль, что я участвовал в этом чудовищном спектакле, срежессированном Патриком Стоуном.

— Вас можно понять, профессор, — сочувственно, произнесла Эмма. — Но почему вы все-таки встали на нашу сторону?

— Во время нашей с вами первой встречи я вспомнил лицо Дорохова, мы с ним уже встречались. Молодой, очень талантливый ученый никак не подходил на роль соучастника преступления. Вы же, мисс Рунге, показали мне рисунок, о котором Стоун даже не упоминал, и это было очень странно. Я видел ваши глаза и не почувствовал лжи. Я засомневался в правдивости слов цэрэушника. После нашей с вами встречи я стал с ним вести себя осмотрительнее. Каюсь, мы вместе придумали историю с «американским дядюшкой». Дальше больше, стало понятно, что он наверняка не знает, есть у вас «Карта Рома» или ее у вас нет.

Профессор замолчал, уставившись взглядом в пол.

— А вы не заметили, Стоун левша? — поинтересовался Дорохов.

— Вроде нет, — замешкался Максимов.

— Георгий Иванович, — вклинилась Эмма, — почему Стоун вас взял сегодня ночью с собой, а не отравил, как уже поступил с генералом.

— Убить меня и не навлечь на себя подозрения было бы трудно. Уличные камеры видеонаблюдения подтвердили бы, что в наш подъезд заходил незнакомый соседям человек. Да и зачем это ему. Мне он до конца все равно не доверял и потому надел на меня наручники. Но ему надо было иметь меня рядом с собой, чтобы, так сказать, контролировать процесс. Чтобы иметь при себе хоть какое-то оружие я прихватил с собой складной нож, и, как видите, он пришелся как нельзя кстати.

— Стоун сказал, что перед переходом надо перекреститься, — продолжила Эмма. — И тут же добавил, что вы знали об этом, но от него скрыли.

— Я надеялся, что цэрэушник попадет в ловушку, не зная, что надо осенить себя крестным знамением. Мой отец разгадал этот рисунок с двумя звездами, но Стоуну я об этом предусмотрительно не сказал. Я был крайне удивлен и подавлен, когда он признался, что знает о том, что надо перекреститься. Он не мог знать, известно мне об этом или нет.

— Ваше притворно-льстивое признание сбило его с толку, — восторженно сказала Эмма. — И он, чувствуя свою победу, уверенно и быстро перекрестился.

— Надеюсь, что мои лживые комплименты содействовали этому. Слава Богу, что все позади. Не будем испытывать судьбу, Эмме пора готовиться к инициации. Помните, что вы можете уйти и не вернуться. Соблазн будет большой, так говорят старинные книги. Что вас ждет, я не знаю.

Эмма встала в освященный пятачок пола прямо под куполом и взяла в руку шкатулку. Быстро и решительно вставила «копье» в прорезь.

— Подожди! — крикнул Виктор. — В дневнике твоего деда говорится, что прежде ты должна покаяться.

— Но как это сделать? — замерев, обеспокоенно ответила Эмма.

— Ты в храме Господнем, — мягко вмешался Максимов. — Попроси прощения за вольные и невольные прегрешения. Затем перекрестись по православному обычаю.

Максимов медленно перекрестился, показав как это правильно сделать.

Эмма молча попросила прощения за все неправильно совершенное в жизни. В полной тишине женщина беззвучно разговаривала с тем, кто ее должен был слышать. Затем решительно перекрестилась и повернула «копье» в «Карте Рома». С легким свистом появилась тень на стенах, от начинающегося закручиваться вокруг женщины подобия смерча. Забравшись под купол, он изменил свое направление на обратное и ринулся вниз.

Эмма почувствовала необыкновенную легкость и спокойствие. Она очутилась в месте, которое очень любила в детстве, и в котором ей было всегда хорошо. После смерти своего отца Эмма стала любить одиночество и часто пряталась от людей на склоне высокого холма рядом с заброшенной кожевенной мастерской. С тех пор, как она с матерью переехала на новое место жительства и пошла в новую школу, потребность неприкасаемого личного пространства стала для нее необходимостью.

Ее укромное место находилось совсем не далеко от ее нового дома, и она приходила туда почти каждый день. Среди густого непроходимого кустарника девочка отыскала укромную площадку с плотно нависшими ветвями высокого кустарника.

Вид с этого места открывался восхитительный. Внизу небольшая речушка, а сразу за ней большое запущенное поле. Старые деревянные ящики превратились в стул и стол, а дырявое железное ведро — в камин. В этом месте Эмма была главной, она была хозяйкой этого кусочка земли. Здесь она мечтала о прекрасном будущем, которое приближается к ней с каждым новым днем.

К ее удивлению, за столько лет убежище и прекрасный вид из него совсем не изменились, хотя она прекрасно помнила, как за рекой на ее глазах рос новый жилой квартал. Но сейчас все было именно так, как в далеком детстве.

— Зачем ты здесь? — вопрос, прилетевший из ниоткуда заставил ее оглядеться.

Страха не было, только любопытство переполняло женщину. Никого вокруг не оказалось, и Эмма крикнула в пустоту:

— Я не знаю! С кем я говорю? Ваш голос кажется мне знакомым!

— Будем считать, что ты говоришь сама с собой. Ты пришла, чтобы узнать себя. Говори.

— Где я?

— В самом реальном из миров. Это твоя территория, и здесь ты можешь все.

— Я всегда мечтала построить на этом месте огромный красивый дом.

В тот же момент, к удивлению Эммы, она оказалась внутри великолепного дома с большими панорамными окнами. Это был даже не дом, а скорее дворец. С высокого потолка спускалась многоярусная хрустальная люстра. Необъятный мраморный камин вдохнул в зал тепло. Белые кожаные кресла и диваны прижались к стенам. Зал был почти без мебели, подчеркивая пустотой свои небывалые размеры.

— Я сдвигала ящики, освобождая крохотное пространство для танца, — еле сдерживая слезы, пролепетала Эмма. — Когда мне было грустно, я танцевала, и очень хотелось танцевать не одной. В пять лет меня отвели в школу бальных танцев, и мне очень понравилось кружиться под музыку. Но девочек было больше, чем мальчиков, и не самые перспективные девчонки, включая меня, танцевали без пары. По истечении года на зачетном балу мне пришлось танцевать одной. Было двенадцать пар и две одинокие девчушки в красивых платьях, но без мальчиков. Несложно догадаться, что одной из неудачниц оказалась я. Девочки в красивых бальных одеждах встали в круг в большом танцевальном зале. На скамейках сидело много взрослых, родителей учеников танцевальной школы. Под музыку из раскрывшихся в зал дверей выбежали мальчишки в строгих черных костюмах. Они встали напротив своих партнерш, а я и еще одна девочка остались без пары. Это было нестрашно, на репетициях ребята танцевали по очереди с каждой из девочек. Но прошел первый танец, затем зазвучала вторая мелодия, потом третья, четвертая, а мы с другой девочкой оставались в одиночестве. Нам приходилось танцевать с воображаемым партнером, подняв руки, как будто они лежат на чьих-то плечах. Я помню, как вторая девочка, Кэти Джонс, разрыдалась прямо посреди праздника. Она подбежала к своему отцу и, плача, уткнулась ему в грудь. Мужчина встал, он оказался огромного роста, и, взяв дочь на руки, он сам попытался заменить ей партнера по танцу. Его движения были столь угловаты и нелепы, что вызвали смешок в зале. Подбежала преподавательница танцев, миссис Лоук, и попросила мужчину сесть. Он отказался, и тогда она указала ему на дверь. Мой отец, Рон встал со своего места и сказал, что все происходящее неправильно. Все остальные взрослые люди промолчали. Я стояла в этот момент рядом с мамой и отцом. Папа Кэти, держа дочь на руках, тут же покинул школу. Миссис Лоук громогласно взвизгнув, подбежала к моему отцу и процедила: «Вы тоже уходите?». Я хорошо помню, как он сказал: «Нет, мы продолжим». Держа меня за руку, он прошептал: «Танцуй так, будто тебя держит за руки самый лучший танцор в мире, и ты должна помочь ему завоевать золотую медаль. Он очень надеется на тебя, помоги ему». В этот вечер я танцевала как никогда до этого. Я была единственной девочкой без пары, но я танцевала для своего любимого папы и делала это изо всех сил.

— Но ты не удостоилась ни одного призового места на том балу, — с грустью произнес неведомый голос.

— Но я танцевала для папы, и он очень гордился мной. На следующий год он перевел меня в другую танцевальную школу, и там у меня был прекрасный партнер.

— А ты знаешь, что стало с танцевальной студией миссис Лоук?

— Я этого не знаю, возвращаться обратно мне не хотелось. Эта история преследовала меня долгие годы, мне и сейчас трудно об этом говорить.

— Эта школа закрылась на следующий день, — голос из ниоткуда, казалось, потешался над сказанным. — Мистер Джонс спонсировал школу Анны Лоук, бывшей чемпионки США по бальным танцам, но она не знала, за чей счет живет, и никто не знал. Кстати, Кэти Джонс стала примой в ведущих мюзиклах Бродвея. Ее голос и пластика покоряют сердца американцев. Правда, она выступает под псевдонимом, все-таки ее отец теперь известный конгрессмен.

— Я этого не знала. Но очень рада за Кэти. Но почему взрослые не вступились за двух одиноких девочек на том балу?

— Но у всех остальных были пары. И, возможно, Джонс и твой отец высказались лишь потому, что их дети оказались обиженными. Ты же часто думала об этом.

— Мой отец встал бы на защиту любого обиженного ребенка, — уверенно возразила Эмма.

— Но об этом можно только догадываться, — голос, накрывающий ее, ничего не утверждал и даже ничего не спрашивал.

Эмме стало не по себе. А как бы она поступила, если бы сидела среди тех счастливых родителей, которые наслаждались балом. Промолчав, ты объясняешь своей совести, что сегодня так надо и убеждаешь себя в правильности молчания или говоришь себе, что это воля небесная или еще что-нибудь, от чего тебе становится легче.

— Если бы все было по-другому, как бы поступил мой отец и мистер Джонс? — с надеждой вопрошала Эмма.

— В том-то и дело, что точно так же, — бесстрастно отвечал голос. — Меняются декорации, но никогда сам сценарий. Вы, люди, приписываете высказывания и поступки обстоятельствам, чтобы оправдать самих себя. Джонс и твой отец поступили бы еще более жестко, если бы другие девочки оказались в таком положении. По отношению к своим детям они терпели до последнего.

— Значит ли это, что путь человека предопределен? — разочарованно спросила Эмма.

— Не так, как ты думаешь! Каждый выбирает заранее сюжет испытаний, но жизнь на Земле это командная игра, и все время приходится вносить в нее коррективы.

Взаимодействие с другими людьми предполагает право выбора и, самое важное, поиска. Предугадывая твой вопрос о смысле жизни, сразу отвечу, ее смысл в преодолении.

— В преодолении? — удивилась Эмма.

— Именно так. Чтобы было понятно: человек зарабатывает очки за каждый свой поступок. Преодолевая себя, добиваясь поставленной цели, ты движешься вверх. И наоборот.

— Но цели бывают разными и пути достижения тоже!

— Нет, цель одна — быть счастливым за свой счет, несмотря ни на какие внешние обстоятельства. Не бывает счастья за счет других людей. Если они оплачивают твои наслаждения, то потом придется расплатиться вдвойне. Надо научиться создавать и делиться этим.

— Но в реальной жизни все совсем по-другому, — не выдержала Эмма. — Неужели ты этого не знаешь? Может быть людям неизвестно, то о чем ты сейчас говоришь. Да и с кем я говорю, я же тебя не вижу!

— У каждого своя реальность, хотите вы этого или нет. Для одних Эмма — хороший человек, для других — нет, для третьих ее не существует. Впрочем, ты хотела посмотреть на меня. Твое желание закон, закрой глаза и вдохни поглубже.

Эмма сделала все, как сказал голос, и с опаской открыла глаза. Перед ней стояла Эмма Рунге. Точнее копия, но не такая, как она о себе думала. Эта другая Эмма была спокойна и уверенна. Такой женщина всегда мечтала быть. Было ощущение, что она попала на прием к самой себе.

— Расскажи мне, где я сейчас, — настороженно поинтересовалась Эмма.

— Но ты же слышала, что есть Ад и Рай.

— Так я в Раю?

— Тебе решать! Есть время, где ты бесконечен и все мечты становятся твоей новой реальностью. Все крутится вокруг тебя одной, все подчинено твоим желаниям. Сейчас ты именно здесь. Та девочка, которой не хватило пары на балу, теперь будет выигрывать все, абсолютно все танцевальные конкурсы.

Эмма задумалась и спокойно ответила:

— Это не по мне. Где же радость от победы, если она предопределена? Это больше похоже на Ад.

— Похвально, — улыбнулась другая Эмма. — Но многие, не задумываясь, выбирают именно это место и убеждены, что это Рай. Есть и другое время, где ты вместе с такими же как и ты, идешь на встречу к самому себе и каждый раз ставишь перед собой все новые и новые задачи. В этом мире ты готовишь себя к будущим путешествиям.

— Это то, что нужно, — восторженно вскрикнула Эмма. — На земле в кругу друзей можно испытать подобные ощущения. Но прости, я, кажется, перебила тебя.

— О нет, не извиняйся.

— Хотела спросить про Ад, про огонь пожирающий плоть грешника, — не удержалась Эмма. — Нам с детства об этом твердят.

— Но те же люди, кто пугают вас, утверждают, что тела свои вы оставляете на земле. С плотью грешника промашечка выходит. Человека трудно напугать постоянным беспокойством и угрызениями совести, такой и на земле живет в Аду, вот люди и придумали всепоглощающий ужас.

— Но если все предопределено, то в чем виноваты грешники? — удивилась Эмма. — Разве не вы несете ответственность за этих людей?

— Мы арбитры, а вы игроки. Правила известны. Не все находятся в равных условиях, но это ими же и определено. Наше дело выставлять оценки и контролировать соблюдение оговоренных заранее правил. Вот и все.

— А для чего созданы порталы времени? — задала свой следующий вопрос Эмма. — Разве не для того, чтобы помогать людям? И почему они доступны одним и скрыты от других?

— На Земле всегда присутствуют 400 человек, обладающих особым даром видеть будущее, прошлое и настоящее. На смену одним приходят другие, но их количество неизменно. Порталы времени дают им возможность перемещаться физически, а не только с помощью мысли. Сорок человек из них известны людям. Их называют провидцами, экстрасенсами, много для них придумано названий. Остальные не известны широкой общественности. Все они поддерживают равновесие на вашей планете. Они живут ради других людей, и это тяжелый труд.

— Неужели я избранная? — с надеждой и страхом спросила Эмма.

— Ты гость, но гость желанный. Ты можешь выбрать любое из времен и там остаться. Ты можешь получить ответы на любые вопросы.

Эмма лихорадочно думала, что же такое спросить, но ничего стоящего не приходило в голову. Надо было бы узнать что-то важное для всего человечества.

— Я хочу знать, — смущаясь, начала женщина, — наверное, это слишком простой вопрос… Виктор Дорохов… Ты понимаешь, о чем я хочу спросить?

— Этот мужчина будет всегда любить тебя, и ты его тоже. Это предопределено. Вы будете жить…

— Не продолжай! — радостно закричала Эмма. — Я не хочу знать, как и сколько мы проживем.

— Вижу, ты не собираешься оставаться.

— Нет, не собираюсь. И Рай и Ад есть на Земле. Я хочу назад, но, пожалуй, еще один вопрос или это будет просьба. После смерти я хочу остаться с любимым человеком, и не хотелось бы попасть в Ад.

— В виде исключения я замолвлю за вас словечко, — рассмеялась другая Эмма. — Теперь тебе не о чем беспокоиться.

— Да, еще, — спохватилась женщина. — Профессор Максимов, что ждет его?

— Его книгу скоро напечатают. Он станет знаменит. И пора ему уже признаться своей соседке, зачем он ходит так часто к ней звонить по телефону. Эта женщина к нему тоже неравнодушна.

— Он пишет книгу?

— Да, более десяти лет. Это исторический роман о большой и прекрасной истории любви. Ты спрашиваешь о других, и это похвально, ты собралась уходить?

— Пора, наверное, прощаться, — с грустью прошептала Эмма. — Я думала, что у меня столько вопросов, а я почти ничего не спросила.

— Все ответы уже внутри тебя. Ты всегда можешь на это рассчитывать. Откровенный разговор со своим «я» для большинства людей не доступен. Они избегают такого диалога и стараются лгать, даже оставаясь наедине с самим собой. Все это происходит из-за неуверенности в себе. Каждый на земле должен стремиться преодолеть беспокойство. Уверенность в своих силах — это не привнесенный оптимизм, а кропотливый труд. Многим проще поверить кому-то, чем себе самому. Впрочем, все это известно каждому. Напоследок, дам тебе всего один совет — если будет трудно, поговори со своим отражением в зеркале.

Через мгновение Эмма оказалась вновь в церкви. На нее испуганно смотрели Дорохов и Максимов.

— Я была там! — прошептала Эмма. — И профессор оказался прав, там можно было остаться.

— Но ты вернулась! — не скрывая своей радости, воскликнул Виктор.

— Я не могу без тебя Дорохов. Ангел, а мне кажется, я говорила именно с ним, обещал мне, что ты меня будешь любить вечно. Я хочу быть с тобой.

— Значит, ангел сказал тебе то, что я не успел сказать, хотя очень хотел.

Глядя на влюбленных, Максимов всхлипнул от умиления и задумчиво произнес:

— Портал действительно существует? Но вы никуда не исчезали. Несколько мгновений вы находились внутри этого странного вихря, но он стих. Может быть, вам все привиделось, извините за недоверие.

— Может и так! — укоризненно посмотрела на него Эмма. — Но мне также привиделось, что совсем скоро издадут вашу книгу. Вы станете очень известным. Но самое главное ваша соседка готова ответить взаимностью на ваши к ней чувства.

— М-да, — промычал обескураженный профессор. — Мои чувства к Розе, действительно, военная тайна за семью печатями. Неужели она ко мне неравнодушна? Если это так, то это здорово. А книга, да, моя рукопись уже много лет не вызывает интереса у издательств. Неужели все, что вы говорите, правда! Впрочем, как бы вы могли узнать обо всем об этом, не побывав там.

Пораженный услышанным Максимов мечтательно посмотрел вверх и благодарно улыбнулся.

— Что по ту сторону? — не удержался Дорохов.

— «Что внизу, то и вверху, что слева, то и справа. И все это иллюзия и истина». Так сказано в дневнике моего деда. Я, наконец, поняла смысл этого изречения. Все наши с тобой открытия, сделанные вплоть до этой минуты, были тому подтверждением. Иерусалим как и место казни Иисуса, которые для большинства людей по сей день — абсолютная истина, оказались для нас иллюзией, и наоборот — иллюзорный потерянный город, как выяснилось, был настоящим местом, где происходили библейские события. Сталин приложил столько усилий, чтобы обрести истину, построил столько культовых сооружений для этого, но все они тоже превратились в иллюзию. А истина была спрятана в другом месте у всех на виду. А уж сколько иллюзий связано с историческими личностями, такими как Иван Грозный или, например, Роксолана. А ведь истина рядом, просто не бросается в глаза. Все чудеса вселенной всегда вокруг нас, но большинство людей не замечает этого. Все зависит от нашего угла зрения. Одним дано от рождения увидеть скрытое, другим надо напряженно вглядываться, третьи даже не станут об этом задумываться. Но Рай и Ад в наших руках и выбор всегда за нами. Сейчас я все это отчетливо понимаю.

С этими слова Эмма обессилено опустилась на пол рядом с Дороховым и закрыла глаза. Она пришла в себя только на следующий день в квартире Виктора, который все это время не отходил от нее ни на шаг. «Как же хорошо, что он рядом, — подумала Эмма, — хоть бы ангел оказался прав».

Посреди ярко освещенной комнаты в кресле сидел Патрик Стоун. Вокруг него столпились офицеры ЦРУ, включая Курта Тейлора и Линду Шапиро.

— Мистер Стоун, вы находитесь на территории США в специальном учреждении. У нас есть доказательства вашего участия в убийствах гражданских лиц, а также в уничтожении офицеров специальных служб.

— Кто меня об этом спрашивает?

— Расследование веду я, генерал Чарлсон.

— Савски подчинялся именно вам?

— Да, и я не доглядел за ним, о чем очень сожалею. Так вы признаетесь в предъявленных обвинениях?

— Прежде чем я отвечу на ваши вопросы, могу я задать один единственный свой?

— Задавайте!

— Я не могу пошевелиться. Звучит смешно для современного человека, но я уверен, что на мне лежит заклятие. Могу ли я избавиться от него?

— Не могу вам ничего обещать, но подтверждаю, что врачи, обследовавшие вас в замешательстве. Нам поступило странное сообщение, адресованное именно вам. В нем говорится, что если мы ознакомим с ним вас, то вы будете предельно откровенны, и ваше тело получит некоторое облегчение. Позвольте, я его прочту.

— Прошу вас!

Генерал зачитал краткий текст: «Истина освободит выполнившего свое предназначение».

Стоун хорошо понимал, от кого это послание. Суфийский орден вынес старинное определение, и ему оно ему было хорошо знакомо.

— Я виновен, — тихо произнес Стоун. — Я признаюсь в убийствах. Савски отравлен мною и Курт Тейлор здесь не причем. Я не доверял Генри Смиту и подмешал ему смертельный яд.

— Подробнее об этом, — попросил Чарлсон.

— Мы с Савски занимались поиском «звездных врат», местом перехода в другое измерение. Я отравил Савски и сфабриковал улики против Тейлора. Смит мог разоблачить меня, и мне пришлось убить его.

— Тейлор, вы подтверждаете слова своего подчиненного?

— Да, генерал! Я и мой отдел были втянуты в странную историю. Мой подчиненный Генри Смит скончался в Московской больнице.

— Вы можете это дальше прокомментировать? — Чарлсон вновь обратился к Стоуну.

— Савски предложил мне работу и внедрил меня в отдел 4268. Ресурсы генерала, казались мне безграничными. В Бостоне я нанял бывшего полицейского и платил ему за слежку за домом Карла Рунге. Когда мы узнали о записях Карла, мой агент подменил собой наш отдел и выступил от его имени переговорщиком с нашим информатором.

— Кто прислал это странное сообщение «истина освободит выполнившего свое предназначение», и что оно означает.

— Я работал на Ближнем Востоке с религиозно-мистическими сектами. Они могут наложить и снять заклятие. Это месть из моего прошлого, настигнувшая меня в Москве.

— Эмма Рунге приблизилась к ответу, где находятся эти так называемые «врата»?

— Нет, сэр! Ее и меня ждало разочарование, никаких «звездных врат» не существует. «Карта Рома» и «Копье Василевса» всего лишь красивая легенда.

— Что еще вы хотели бы добавить к сказанному?

— Ничего, генерал, — сказав это, Стоун почувствовал пальцы ног.

Спустя двенадцать дней после ночного посещения храма Василия Блаженного, Эмма и Виктор вновь прилетели в Стамбул. Мехмет выглядел бодро, но при каждом удобном случае подчеркивал, что перенес тяжкое ранение, и ему предстоит долгое лечение. Иногда, правда, он забывал о нем и хромота куда-то исчезала.

Он просил вновь и вновь повторить рассказ о чудесном путешествии Эммы. Его поразило, что, как и было предсказано, Георгию Ивановичу Максимову предложили издать его книгу на самых что ни наесть выгодных условиях. Будучи под впечатлением произошедших событий, профессор сделал предложение руки и сердца соседке Розе, и та без промедления согласилась.

Сначала Мехмета очень огорчило, что Эмма не спросила о его будущем, но, поразмыслив, он философски заметил, что его больше увлекает прошлое.

«Карту Рома» решено было оставить на попечение суфийскому ордену. Что касается «копья», то турок отказался его брать, мудро рассудив, что этим двум вещицам суждено быть порознь, и не ему вносить изменения в ход истории.

Эмма и Виктор навестили Сафира и в его доме познакомились с Генри Смитом. В ту ночь после возвращения Эммы из загадочного путешествия она сообщила шейху о произошедшем в храме. Решено было вывезти Стоуна подальше от собора и вызвать машину «скорой помощи». Женщина передала цээрушнику указание шейха не упоминать орден и забыть о «Карте Рома».

Этой же ночью Смита увезли в московскую больницу, и там он по документам «скончался». Его тут же «кремировали», ссылаясь на неизвестную инфекцию, способную заразить весь город. Связи ордена действительно впечатляли. На вопрос Дорохова, как же это удалось, Сафир туманно заметил, что среди мусульман Москвы несколько тысяч человек приверженцы ордена, и они всегда готовы прийти на помощь своим братьям.

Оказалось, что Генри Смита в свое время взял на работу Пол Савски. Именно Генри «нашел» записи Валленштайна и доложил об этом наверх.

В этих записях упоминалось об успехе эксперимента с электромагнитными импульсами вихревой разнонаправленной структуры. Успех эксперимента обеспечивала «батарейка» — неживое тело. Валленштайн с восторгом сообщал, что благодаря сведениям, переданным ему сыном Александра Рунге, Карлом, прорывной для науки опыт удалось осуществить. Это была подделка, сделанная орденом.

Савски внедрил Генри в отдел 4268 и постоянно получал от него информацию о деле Карла Рунге. В дальнейшем генерал перестраховался, и в отделе появился Стоун.

Эмма рассказала Смиту о том, что Гроссман был уверен, что его «босс» левша. Генри на миг задумался, а потом с грустью произнес: «Патрик Стоун талантливый разведчик. Казалось, он предусмотрел все. Если бы его информатор Гроссман предал его, то искали бы левшу. В нашем отделе под это определение подходили Тейлор и я. Стоун не учел двух вещей. Нельзя быть хитрее всех, и нельзя быть выше Бога».