Тайна Клумбер-холла

Глава 3 О нашем дальнейшем знакомстве с генерал-майором Дж. Б. Хэзерстоуном

Весть о том, что Клумбер-холл вновь станет обитаемым, как легко можно себе представить, изрядно взбудоражила наше маленькое общество, и мы все гадали, какие они, эти новые жильцы, и строили различные гипотезы, почему они предпочли выбрать в качестве местожительства именно эту часть страны.

В скором времени стало очевидным, что какие бы мотивы ни двигали этими людьми, они определенно решили обосноваться здесь надолго, поскольку из Уигтауна нагрянули бригады водопроводчиков и плотников, которые принялись чинить оборудование и латать прохудившуюся крышу, работая с раннего утра и до позднего вечера.

Оставалось только удивляться, насколько быстро исчезали все следы разрушительной работы, проделанной ветром и дождем; и вот уже высокий, квадратный в плане дом выглядит точно щеголь, одетый с иголочки, и создается впечатление, будто это здание возвели буквально на днях. Всё свидетельствовало о том, что генерал Хэзерстоун отнюдь не стеснен в средствах, и что он не видит причин для экономии, намереваясь поселиться среди нас.

– Быть может, у него тяга к ученым занятиям, – предположил отец, когда мы обсуждали этот вопрос, сидя за столом во время завтрака. – Возможно, он избрал для жилья это уединенное место, чтобы закончить свой magnum opus6, над которым он сейчас корпит. В таком случае я был бы рад предложить ему воспользоваться моей библиотекой.

Мы с Эстер расхохотались, позабавленные той высокопарной манерой, в которой отец рассуждал о двух картофельных мешках, набитых книгами.

– Возможно, всё обстоит именно так, как вы говорите, – сказал я, – но во время нашего короткого разговора генерал не показался мне человеком, имеющим пристрастие к литературным занятиям. Если вас интересует мое мнение, я бы скорее предположил, что он собирается поселиться здесь по предписанию врача, в надежде, что полный покой и свежий воздух помогут ему восстановить расшатанную нервную систему. Видели бы вы, как свирепо он уставился на меня, и как странно подергивались его пальцы, вы бы тоже подумали, что его нервная система нуждается в лечении.

– Интересно, женат ли он, есть ли у него семья, – сказала сестра. – Бедняжки, как одиноко им здесь будет! Ведь, кроме нас, здесь на семь миль в округе, если не больше, нет ни одной семьи, с которой можно было бы свести знакомство.

– Генерал Хэзерстоун весьма отличился на военном поприще, – заметил отец.

– Но каким образом вам удалось узнать о нем, папа?

– Ах, дорогие мои, – сказал отец, улыбаясь нам поверх кофейной чашки, – вы только что потешались над моей библиотекой, но, как видите, временами она может сослужить добрую службу, – с этими словами он взял с полки томик в красном переплете и быстро перелистал страницы. – Это списки офицеров Индийской армии трехгодичной давности, – пояснил он, – и здесь есть информация о заинтересовавшем нас джентльмене. «Дж. Б. Хэзерстоун, кавалер ордена Бани», вот так-то, мои дорогие, «награжден Крестом Виктории7»… подумать только, Крестом Виктории! «Полковник Индийской инфантерии 41-ого Бенгальского пехотного полка, ныне вышедший в отставку в чине генерал-майора». А в другой колонке перечислены все его заслуги: захват Газни и оборона Джелалабада, Собраон в 1848 году, подавление восстания сипаев в 1857 году и участие при захвате провинции Ауд8. Пять раз отмечен в официальных донесениях. По-моему, дорогие мои, у нас есть все основания для того, чтобы гордиться нашим новым соседом.

– Полагаю, там не упоминается, женат он или нет? – осведомилась Эстер.

– Не упоминается, – ответил отец, покачивая седой головой, и добавил с характерным для него чувством юмора:

– Почему-то такие вещи не включают в перечень, озаглавленный «героические поступки», хотя вполне могли бы… да, мои дорогие, вполне могли бы.

Все наши сомнения на этот счет в скором времени разрешились. Так случилось, что как раз в тот день, когда ремонтные работы и обустройство Клумбер-холла были завершены, мне понадобилось отправиться верхом в Уигтаун, и по пути мне встретилась карета, в которой генерал Хэзерстоун и его семья ехали по направлению к своему новому дому. Рядом с генералом сидела пожилая дама вида болезненного и утомленного, а напротив него располагались молодой человек моих примерно лет и девушка, выглядевшая года на два моложе.

Я приподнял шляпу, пропуская их, когда генерал велел кучеру остановиться, а затем протянул мне руку. Сейчас, при свете дня, я мог убедиться, что его лицо, обыкновенно грубое и суровое, было способно выражать не только неприязненные чувства.

– Как поживаете, мистер Фотергилл Уэст? – крикнул он. – Я должен извиниться перед вами за то, что той ночью я был слишком резок… вы уж простите старого солдата, который лучшие годы своей жизни провел с оружием в руках. И все-таки вам следует признать, что для шотландца вы уж очень смуглы.

– У нас в жилах течет испанская кровь, – сказал я, удивляясь, что генерал решил вернуться к этой теме.

– Это, конечно же, объясняет всё, – отозвался он. – Дорогая, – обратился он к жене, – позволь тебе представить мистера Фотергилла Уэста. А это мой сын и моя дочь. Мы приехали сюда в надежде обрести покой, мистер Уэст… нам необходим полный покой.

– И вы не смогли бы найти другого места, которое столь же прекрасно подходило бы для этой цели, – сказал я.

– О, вы так думаете? – ответил он. – Я полагаю, здесь и впрямь очень спокойно и очень безлюдно. Пожалуй, можно бродить по этим переулкам целую ночь напролет и не встретить ни души, а?

– Что же, здесь не слишком людно после наступления темноты, – подтвердил я.

– И странствующие бродяги вам не слишком докучают, а? Лудильщики, бродяги и цыгане-мошенники не бродят здесь толпами… и тому подобный сброд?

– По-моему, становится немного прохладно, – сказала миссис Хэзерстоун, кутаясь в теплую накидку из котикового меха. – И к тому же мы задерживаем мистера Уэста.

– Верно, верно, дорогая. Кучер, поехали! Всего вам доброго, мистер Уэст.

Карета стала удаляться в направлении Клумбер-холла, а я, пребывая в глубокой задумчивости, поспешил в центр деловой жизни графства Уигтауншир.

Когда я проезжал по Хай-стрит, мистер Мак-Нейл выбежал из своей конторы и кивком головы призвал меня остановиться.

– Наши новые жильцы сегодня утром отправились в Клумбер-холл, – сообщил он.

– Я встретил их по пути, – ответил я.

Когда я повнимательнее взглянул на маленького агента, то заметил, что лицо его покраснело, и все его манеры выдавали, что нынче утром он хлебнул лишнего.

– Завсегда приятно иметь дело с настоящими джентльменами, – воскликнул он, разражаясь хохотом. – Они меня понимают, а я понимаю их. «Какой цифрой мне это заполнить?» – говорит генерал, доставая из кошелька чистый бланк и кладя его на стол. «Двести», – отвечаю я, накручивая немного за мои хлопоты и потраченное время.

– Я полагал, что лендлорд заплатил вам за это, – заметил я.

– Да, да, но ведь нет ничего плохого в том, чтобы получить небольшую прибыль. Генерал заполнил чек и бросил его мне, как если бы это была обычная старая почтовая марка. Вот такой тип сотрудничества между двумя честнейшими людьми я всецело одобряю… хотя чаще всего ничего подобного не происходит, поскольку одна из сторон бывает склонна заключить сделку, исходя из своей собственной выгоды. Почему бы вам не зайти ко мне, мистер Уэст, и не попробовать моего виски?

– Нет, благодарю вас, – ответил я, – у меня дела.

– Ну что же, дело прежде всего. К тому же с утра лучше не пить. Что касается меня, то за исключением капельки вина перед завтраком для аппетита, и еще, возможно, стаканчика-другого после завтрака для улучшения пищеварения, я до полудня к спиртному даже не прикасаюсь. А что вы думаете о генерале, мистер Уэст?

– Ну, у меня пока еще не было возможности составить свое мнение, – ответил я.

Мистер Мак-Нейл постучал по лбу указательным пальцем.

– Вот что я о нем думаю, – сообщил он доверительным шепотом, энергично тряхнув головой. – Он тронутый, сэр, тронутый, если хотите знать мое мнение. Что, по-вашему, является лучшим доказательством его умственного помешательства, мистер Уэст?

– Пожалуй, вручение незаполненного чека агенту по недвижимости из Уигтауна, – сказал я.

– Ах, вам бы всё шутить. Но, говоря между нами, если человек начнет выпытывать у вас, сколько миль до ближайшего морского порта, и прибывают ли туда корабли с Востока, и не бродят ли здесь по дорогам всякие бродяги, и не будет ли против арендатор, если он возведет вокруг поместья высокую стену ограды, – что бы вы подумали о таком человеке, а?

– Я бы, разумеется, счел его эксцентричным, – сказал я.

– Если бы каждый из нас получал по заслугам, то наш друг вполне мог бы очутиться в доме, огражденном высокой стеной, не заплатив за это ни фартинга, – заявил агент.

– И где же это? – поинтересовался я, позабавленный его шуткой.

– В главной психиатрической больнице графства Уигтауншир, а то где же еще! – вскричал этот маленький человечек, прыснув от смеха. Смеялся он долго, и я пришпорил лошадь, торопясь по своим делам, и оставил агента в крайне восторженном настроении, вызванном его собственным остроумием.

Прибытие новых жильцов в Клумбер-холл внесло заметное разнообразие в монотонное течение жизни нашего уединенного поселения. Но вместо того, чтобы предаваться тем простым радостям, которые может предложить людям жизнь в сельской местности, или хотя бы проявить интерес к нашим попыткам улучшить участь наших бедных арендаторов и рыбаков, Хэзерстоуны, казалось, были склонны вовсе скрыться от глаз людских и едва ли когда-либо отваживались показаться снаружи главных ворот Клумбер-холла.

Довольно скоро мы удостоверились, что слова агента по недвижимости из Уигтауна о намерении генерала оградить свое поместье высокой стеной были основаны не на досужих домыслах, – бригады рабочих, трудясь в поте лица с раннего утра до позднего вечера, возвели вокруг поместья высокий деревянный забор.

Скрывшись за этим высоким забором, щедро утыканным поверху острыми гвоздями, Клумбер-холл превратился в неприступную крепость, проникнуть в которую смог бы разве что отважный альпинист. Было похоже на то, что старого солдата терзала навязчивая идея насчет возможной войны, – то же самое произошло и с моим дядюшкой Тоби, – и даже в мирное время он не мог спать спокойно, пока не принимал всех мер по укреплению своего жилища.

И что еще более странно: он вдоволь запасся провизией, как будто намеревался жить в долгой осаде. Бегби, главный бакалейщик Уигтауна, поведал мне, вне себя от благоговейного восторга и приятного изумления, что генерал отправил ему заказ на десятки сотен банок консервированного мяса и овощей всевозможных сортов.

Легко себе представить, что такое необычное поведение не могло остаться незамеченным и не вызвать злобных пересудов в округе. По всем окрестностям, вплоть до самой границы между Англией и Шотландией, поползли сплетни о новых жильцах Клумбер-холла и о причинах, побудивших их поселиться среди нас, и ничего другого здесь обсуждать не желали.

Однако единственной версией, что могла родиться в головах деревенских жителей, была та, которая уже приходила на ум агенту по недвижимости из Уигтауна мистеру Мак-Нейлу, а именно: старый генерал и его семья все, как один, страдали от умственного помешательства. Выдвигалось и другое предположение: генерал совершил некое страшное преступление и пытался замести следы и скрыться от правосудия.

Оба эти предположения при данных обстоятельствах были вполне естественны, но ни одно из них не казалось мне удовлетворительным, ни одно из них я не мог считать основанным на верном толковании фактов.

Это правда, что поведение генерала Хэзерстоуна во время нашей первой с ним встречи могло навести на подозрение, будто он страдает умственным расстройством, – но когда мы встретились во второй раз, он был само благоразумие и учтивость.

К тому же жена его и дети вели такой же уединенный образ жизни, как и он, что трудно было объяснить единственно проблемами со здоровьем генерала.

Что до версии о его возможном бегстве от правосудия, то эта версия и вовсе никуда не годилась. Уигтауншир был уединенным и безлюдным районом, но он не принадлежал к числу тех затерянных уголков мира, где старый солдат мог бы надеяться укрыться от глаз людских и людской молвы; и уж если на то пошло, то негоже человеку, боящемуся разоблачения, давать своим странным поведением пищу всем местным кумушкам, как это с успехом делал генерал Хэзерстоун.

Я склонен был полагать, исходя из фактов, что самое верное объяснение этому загадочному поведению генерала и его семьи кроется в его собственном упоминании об их стремлении обрести покой. Они укрылись в этих краях, чтобы удовлетворить свою почти болезненную тягу к уединению и покою. И мы довольно скоро на наглядном примере убедились, насколько далеко может зайти человек в своей жажде изоляции от общества.

Как-то утром отец спустился к завтраку со следами глубоких размышлений на челе.

– Надень-ка сегодня свое ярко-розовое платье, Эстер, – сказал он. – И ты, Джон, можешь позволить себе побыть немного щеголем, раз уж я решил, что мы втроем отправимся нынче днем засвидетельствовать свое уважение миссис Хэзерстоун и генералу.

– Визит в Клумбер-холл! – воскликнула Эстер, захлопав в ладоши.

– Я нахожусь здесь не только на правах управляющего поместьем лэрда, – с достоинством продолжал отец, – но и на правах его родственника. И потому я убежден, что лэрд был бы только рад, если бы я навестил новоприбывших и предложил им наши услуги. Сейчас они, должно быть, чувствуют себя одинокими и забытыми. Как это сказал великий Фирдоуси? «Дом человека лучше всего украсят его друзья».

Мы с сестрой по опыту знали, что уж если отец начинает подтверждать свое решение цитатами из сочинений персидских поэтов, то уже ничто не может ослабить его решимость претворить намеченный план в жизнь. И точно: к полудню у дверей стоял фаэтон, в котором отец восседал, облаченный в видавший виды костюм и новенькие перчатки для верховой езды.

– Забирайтесь же сюда скорее, дорогие мои, – воскликнул он, бодро щелкнув хлыстом, – и давайте-ка докажем генералу, что у него нет никаких оснований стыдиться своих соседей!

Увы! Чем дальше забираешься ввысь в своей гордыне, тем болезненнее оказывается падение. Нашим откормленным лошадкам в начищенной до блеска упряжи не суждено было произвести в тот день впечатление на жителей Клумбер-холла, несмотря на все наши честолюбивые устремления.

Мы уже доехали до главных ворот и собирались выйти, чтобы их открыть, когда наше внимание привлек огромный деревянный плакат, прикрепленный к одному из деревьев таким образом, что невозможно было проехать мимо, не заметив его. На светлой поверхности доски очень крупными черными буквами была начертана следующая гостеприимная надпись:

Какое-то время мы сидели в полном молчании, изумленно уставившись на это объявление. Затем мы с Эстер, позабавленные абсурдностью надписи, разразились хохотом. Однако отец наш, разворачивая фаэтон, сурово поджал губы, и на челе его явно сгущались тучи. Я прежде никогда не видел, чтобы этот добрейший человек выходил из себя, и я убежден, что гнев его вовсе не являлся результатом пробуждения такого мелочного чувства, как оскорбленное тщеславие, – нет, скорее его обидело неуважение, выказанное лэрду Брэнксома, чьи интересы он представлял.