Тайна Клумбер-холла

Глава 4 О молодом человеке с седыми волосами

Если я и принял близко к сердцу обиду, нанесенную нашей фамильной гордости, чувство это было преходящее, одно из тех, что довольно скоро изглаживаются из памяти.

Так случилось, что на следующий день после описанного выше эпизода я проезжал тем же путем и остановился, чтобы еще раз взглянуть на этот оскорбительный плакат. Я стоял, разглядывая надпись и гадая, что же могло толкнуть нашего соседа на столь возмутительный поступок, когда почувствовал на себе чей-то взгляд. Я увидел милое девичье личико, с любопытством выглядывающее в просвет между стоек ворот, а затем белая ручка взметнулась вверх, призывая меня приблизиться. Когда я подошел ближе, то увидел, что это та самая юная леди, которую я уже видел в экипаже генерала.

– Мистер Уэст, – проговорила она быстрым шепотом, нервно оглядываясь по сторонам, как будто боялась чего-то, – я хотела бы извиниться перед вами за то оскорбление, которое получили вчера вы и ваша семья. Мой брат как раз находился на подъездной аллее и всё видел, но он не волен вмешиваться. Я вас уверяю, мистер Уэст, что если эта омерзительная надпись, – она указала на плакат, – вызывает у вас чувство досады, то нам с братом она куда как более неприятна.

– Ну что вы, мисс Хэзерстоун, – сказал я, пытаясь обратить всё это в шутку, – Британия – свободная страна, и уж если человек предпочитает оградить свой дом от нежелательных посетителей, то я не вижу к этому никаких препятствий.

– Это всё по меньшей мере отвратительно, – вспыхнула она и в раздражении притопнула ногой. – Представляю, как ваша сестра восприняла такое незаслуженное оскорбление. При одной мысли об этом мне хочется провалиться сквозь землю от стыда!

– Прошу вас, не беспокойтесь по этому поводу, – искренне произнес я, глубоко огорченный ее столь явными терзаниями. – Я убежден, что у вашего отца есть какая-то неизвестная нам причина, толкнувшая его на этот шаг.

– Бог свидетель, такая причина есть! – отвечала девушка с невыразимой печалью в голосе. – Хотя я думаю, что было бы гораздо более мужественно с его стороны смотреть опасности прямо в лицо, а не прятаться от нее. Впрочем, ему виднее, и мы не вправе решать за него. Но кто здесь? – вскрикнула она, тревожно вглядываясь во тьму, окутавшую подъездную аллею. – О, это мой брат Мордаунт. Мордаунт, – сказала она, когда молодой человек приблизился к нам, – я принесла мистеру Уэсту извинения за вчерашнее как от своего, так и от твоего имени.

– И всё же я очень рад, что у меня есть возможность сделать это лично, – учтиво произнес он. – Мне только хотелось бы, чтобы здесь присутствовали ваша сестра и ваш отец, и тогда я смог бы сказать также и им, как сильно я сожалею о случившемся. Думаю, малышка, тебе лучше вернуться в дом, да поспеши – подходит время второго завтрака. Нет, не уходите, мистер Уэст, мне нужно с вами поговорить.

Мисс Хэзерстоун, ослепительно улыбнувшись и помахав мне на прощанье рукой, вприпрыжку побежала по подъездной аллее к дому. Ее брат, открыв ворота, вышел ко мне, а затем снова запер калитку на засов снаружи.

– Если вы не возражаете, я пройдусь с вами по этой дороге. Как насчет манильской сигары? – он вытащил из кармана пару сигар с обрезанными концами и протянул одну из них мне. – Вот увидите, они весьма недурны, – заверил он. – Во время своего пребывания в Индии я стал знатоком по части табака. Надеюсь, я не нарушаю ваши планы, навязывая вам свое общество?

– Вовсе нет, – ответил я. – Я очень рад вашему обществу.

– Открою вам один секрет, – сказал мой спутник. – Я первый раз вышел за пределы поместья с тех пор, как мы приехали сюда.

– А ваша сестра?

– И она тоже ни разу не выходила за ворота, – ответил он. – Сегодня отец позволил мне ускользнуть, но если бы он узнал об этом, то был бы не в восторге. По его прихоти мы вынуждены общаться исключительно друг с другом. По крайней мере, многие назвали бы это именно прихотью; что же до меня, то я склонен считать, что у отца есть веские основания поступать таким образом, хотя, возможно, он несколько перегибает палку.

– Вам, должно быть, очень одиноко здесь, при таких-то обстоятельствах, – заметил я. – Не могли бы вы ускользать из дому время от времени, чтобы покурить со мной? Видите вон тот дом? Это Брэнксом.

– Вы и в самом деле очень добры, – сверкнув глазами, отвечал он. – Я был бы чертовски рад удрать еще разок. Если не считать нашего старого кучера Израэля Стейкса, да еще садовника, в поместье нет никого, с кем я мог бы поговорить.

– А ваша сестра… для нее это всё, должно быть, еще более тягостно, – сказал я, в глубине души полагая, что мой новый знакомый слишком много внимания уделяет своим собственным потребностям, забывая о товарищах по несчастью.

– Да; бедняжка Габриела тяготится этим, вне всякого сомнения, – небрежно обронил он, – но она женщина; для молодого человека моих лет куда как более неестественно пребывать взаперти. Взгляните же на меня! В марте мне исполнится двадцать три, но мне ни разу не приходилось посещать университет, да и в школе я не учился, если уж на то пошло. Я полный невежда, ничем не лучше одного из здешних мужланов. Вам это, без сомнения, покажется странным, но тем не менее это так. Ну как, не считаете ли вы, что я достоин лучшей участи?

Мордаунт замолк и обратил ко мне лицо, протянув вперед ладонь в ожидании ответа.

Когда я взглянул на его лицо, озаренное яркими лучами солнца, он показался мне похожим на странную птицу, которую долгое время держали в клетке. Высокий и мускулистый, с энергичным смуглым лицом и резкими, тонкими чертами, он будто бы сошел с одного из полотен Мурильо9 или Веласкеса10. В четкой линии его твердого рта и широких бровей, в самой позе его подвижной, крепко сколоченной фигуры, – во всём чувствовалась скрытая, дремлющая энергия и жизненная сила.

– Часть наших знаний мы черпаем из книг, а часть – из жизненного опыта, – назидательно произнес я. – И чем меньше мы черпаем из одного источника, тем больше, вероятно, нам приходится прикладываться к другому. Я ни за что не поверю, что вы провели всю свою жизнь в безделье и праздности.

– Праздность! – вскричал он. – Праздность! Взгляните-ка вот на это! – он сорвал с голову шляпу, и я увидел, что его черные волосы в изобилии покрыты проблесками седины. – Как по-вашему, может ли подобное быть плодом праздности? – с горьким смехом вопросил он.

– Вы, должно быть, испытали какой-то страшный удар, – проговорил я, потрясенный увиденным, – или перенесли в юности какую-то ужасную болезнь. Или, возможно, причина кроется в постоянной, изнуряющей душу тревоге. Мне приходилось встречать людей столь же молодых, как и вы, чьи волосы были седыми.

– Бедолаги! – пробормотал он. – Мне жаль их.

– Если вы собираетесь время от времени ускользать из дому и наведываться в Брэнксом, то, возможно, вы могли бы приводить с собой и мисс Хэзерстоун, – сказал я. – Знаю, что отец и сестра будут рады повидаться с ней, а ей перемена обстановки, пусть даже на час-другой, пойдет только на пользу.

– Удрать вдвоем – это будет несколько более затруднительно, – отвечал он. – Однако я приведу сестру с собой, если мне представится такая возможность. Такое вполне возможно устроить в те дни, когда старик предается сиесте.

Мы достигли того места, где от главной дороги ответвляется извилистая тропинка, ведущая к поместью лэрда, и здесь мой спутник остановился.

– Мне пора возвращаться, – произнес он отрывисто, – иначе меня потеряют. Это так любезно с вашей стороны, Уэст, что вы проявили к нам интерес. Я вам весьма признателен, а уж как будет благодарна Габриела, когда узнает о вашем любезном приглашении! Если принять во внимание тот дьявольский плакат, что повесил мой отец, то вы поистине отплатили нам добром за зло.

Он пожал мне руку и зашагал прочь, но вскоре вновь припустил следом за мной, призывая меня остановиться.

– Мне просто подумалось, – сказал он, – что обитатели Клумбер-холла должны были показаться вам величайшей загадкой. Рискну предположить, вы считаете, что Клумбер-холл превратился в некое подобие психиатрической лечебницы, и я вас за это не порицаю. Если вас заинтриговало всё происходящее, не удовлетворить ваше любопытство было бы как-то не по-дружески с моей стороны, но я обещал отцу хранить молчание. К тому же, даже если бы я и рассказал вам всё, что знаю, вы бы знали не намного больше, чем теперь. Я прошу вас поверить мне на слово, что мой отец находится в здравом уме, так же, как вы или я, и что у него имеются веские причины вести тот образ жизни, который он ведет. Могу еще прибавить, что его жажда уединения отнюдь не вызвана какими-то недостойными, позорящими его имя мотивами, но продиктована вполне естественным инстинктом самосохранения.

– Значит, он находится в опасности? – воскликнул я.

– Да; в постоянной опасности.

– Но почему же он не обратится в городской магистрат за защитой? – спросил я. – Если ваш отец кого-то боится, пусть только назовет его имя, и этого человека призовут к порядку.

– Дорогой мой Уэст, – проговорил юный Хэзерстоун, – опасность, угрожающую моему отцу, невозможно предотвратить никаким человеческим вмешательством. И тем не менее опасность вполне реальна и, возможно, очень близка.

– Уж не хотите ли вы убедить меня в том, что это нечто сверхъестественное? – недоверчиво произнес я.

– Ну, это едва ли, – с некоторым колебанием отвечал мой собеседник. – Однако я и так уже сказал больше, чем намеревался, – продолжал он. – Впрочем, я знаю, что вы не станете злоупотреблять моим доверием. До свидания!

Он развернулся и быстро зашагал прочь, и уже очень скоро оказался вне пределов видимости, скрывшись за поворотом деревенской дороги.

Опасность, близкая и реальная, предотвратить которую было не в силах человеческих, но всё же отнюдь не сверхъестественная… да, это и впрямь была загадка!

Я склонен был считать обитателей Клумбер-холла довольно эксцентричными людьми, но после рассказа юного Мордаунта я уже не сомневался, что за всеми их странными поступками кроется нечто весьма темное и зловещее. Чем больше я размышлял над этой тайной, тем более непостижимой она мне казалась, так что все мои размышления ни к чему не привели.

Одинокий, отгороженный от мира Клумбер-холл, и странная, неумолимо надвигающаяся катастрофа, которая нависла над его обитателями, всецело завладели моим воображением. В тот день я просидел уныло у огня до самой поздней ночи, размышляя над услышанным и прокручивая в памяти различные происшествия и эпизоды, которые могли подкинуть мне ключ к разгадке этой зловещей тайны.