— Ким! Завтрак на столе!
Я очнулся от сна и в первое мгновение не мог сообразить, где нахожусь. Мне показалось, что я будто бы лежу на своей кровати в копенгагенской квартире и мне надо идти в школу. Наконец, сообразил, что сейчас каникулы и что кровать, на которой я спал, стоит в комнате дяди. А внизу за столом сидит тетушка и зовет меня завтракать.
— Спасибо, тетя, я сейчас спущусь.
Но еще несколько секунд понежился в постели. Утро выдалось прекрасное. Солнце сияло. В комнате было довольно жарко: она находилась под самой крышей. И все же в воздухе чувствовалась свежесть после грозы.
Итак, я лежал и перебирал в памяти все, что пережил ночью. На какое-то мгновение мне показалось, что все это приснилось. Но вот мой взгляд упал на одежду, развешенную для сушки на спинке стула. Нет, это было не во сне, а наяву: тысячу крон украли на самом деле. Вспомнился мне и пожар, и возвращение домой, и рожа Лаурсена, наблюдающая за нами из окна. Как бы не наболтал этот негодяй чего моему дядюшке. Определенно совесть моя все же была нечиста, раз этот тип прочно завладел моими мыслями. Видимо, не надо было мне тайно исчезать из дома ночью, не испросив разрешения у дяди и тети. Они наверняка мне бы не отказали. Они всегда отпускали меня, если я говорил, куда и на сколько ухожу.
Я быстро оделся, умылся и сбежал вниз. Я был рад, что дядя и тетушка ничего не заметили, стало быть, претензий ко мне не будет. Я понял это, когда услышал голос тети, звавшей меня завтракать, голос был ровен и спокоен.
— Доброе утро, Ким, — сказал дядя, когда я вошел. — Ты слышал, что сегодня ночью на большой ферме случился пожар?
— В самом деле?
— Думаю, что от удара молнией. Говорят, ферма сгорела дотла. Бедный хозяин!
Я кивнул. Не мог же я сказать, что сгорел только сарай. А дядя углубился в чтение газеты, чему я был рад, так как почувствовал, что кровь прилила к моему лицу. Есть люди, которые спокойно врут, но я не принадлежу к их числу. Быстро расправился с завтраком, но история с пропавшим кладом не выходила у меня из головы.
Когда я уже совсем собрался ехать в Хиллерёде, чтобы получить в тамошнем банке номера исчезнувших стокроновых банкнот, мне пришло в голову, что это можно прекрасно сделать и по телефону. Я был уверен, что кассир должен вспомнить меня, так как мы с ним немного поболтали о том о сем.
В частности, я объяснил ему, что получил эти деньги от издательства за книжку «Сыщик Ким из Копенгагена». Описывая наши приключения, я вовсе не думал, что из моей писанины получится занимательная история. А вот нашлись люди, которым книжка даже понравилась.
Конечно, тысячу крон заплатили мне. Но я не мог считать эти деньги полностью своими. Даже если я все записал и рассказал, другие ребята тоже внесли свой вклад в книгу. Ведь они были творцами всех событий, которые нашли отражение в ней. Первым заводилой был Пелле, наш Очкарик. Вот почему когда я задумался над тем, как потрачу деньги, то сразу решил: отдам Очкарику, чтобы тот израсходовал их на свое изобретение. Часть суммы пойдет на испытания прибора, другую он отдаст родителями на лечение, или внесет за свое обучение, или же потратит на что-нибудь другое, в чем будет нужда. Во всяком случае, Очкарик должен получить эти деньги. И я надеялся, что он примет их и не откажется из-за ложной гордости.
Я рассказал Эрику и Кате о своем плане, и они восприняли его с энтузиазмом. Мне удалось уговорить директора издательства выписать денежный перевод на мое имя, посвятив этого достойного человека в свою задумку. Он поддержал меня, так как знал все об Очкарике из моих рассказов.
Директор обещал молчать о деньгах, пока я сам не расскажу родителям о своих намерениях, и сдержал данное слово. О моей благотворительной акции он рассказал дяде, с которым был хорошо знаком. Они сидели в беседке возле дома, а я, находясь в мансарде, слышал каждое их слово. Дядя передал разговор моему отцу. Теперь они знали все. Но самое смешное: им не было известно, что я в курсе всех событий. Поскольку каждый предупреждал другого, что все это нужно держать в тайне, никто из них не проговорился. Я тоже хранил молчание. Поэтому и отец, и дядя, и директор издательства думали, что деньги пошли на доброе дело А на самом деле их нагло стащили.
Я долго сидел, стараясь взять себя в руки. Чтобы дозвониться до банка, не требовалось, конечно, большой храбрости. Но такова моя натура: мне трудно на что-то решиться, когда дело касается лично меня, а не других. К банкам и подобным учреждениям я испытываю благоговейное почтение, если не страх. И к тому же до сих пор не имел с ними серьезных дел.
Для меня банк был чем-то чрезвычайно важным. Получить в банке тысячу крон — это не то что зайти в магазин и купить кусок мыла. Служащие финансовых учреждений — чинные господа за окошками всегда солидно одеты, даже в летнюю жару. Они суховаты, выглядят торжественно и подчеркнуто любезны. Небрежно причесанный парнишка в шортах выглядит в банке, как бродячий пес в храме. Вот почему я сидел так долго и размышлял, что мне сказать по телефону.
Ведь мы, по сути дела, вели занимательную игру. Банк же и игра — вещи несовместимые.
Наконец тетушка, как нельзя кстати, удалилась на кухню; я снял трубку и попросил соединить меня с кассиром банка.
— Как же, как же, — ответил тот, — я, конечно, помню тебя. Ты ведь тот молодой человек, который на прошлой неделе получил у нас тысячу крон. Верно?
— Да, — подтвердил я. — Не будете ли вы так любезны сообщить мне номера банкнот. Они были совсем новые.
— Почему ты сказал «были»?
— Простите, не понял, — прикинулся я, чтобы выиграть время.
— Повторяю: почему ты говоришь «были»? Что, у тебя уже нет этих банкнот?
— Нет, нет, — затараторил я, — но это долгая история. Я хотел бы узнать номера банкнот. Или это невозможно?
— Не смеши меня, — уклонился от ответа кассир. — Для чего тебе нужны номера? Послушай-ка, если деньги у тебя пропали, ты должен сейчас же…
— Да нет, деньги не пропали. Они у меня.
— Они у тебя? Зачем же ты тогда звонишь и просишь назвать номера банкнот? Ведь ты можешь сам посмотреть.
— Понимаете, деньги сейчас не у меня.
Я почувствовал, как кровь все сильнее стучит в моих висках. Дьявол меня побери, как это взбрела мне в голову сумасшедшая идея позвонить в банк!
— Гм, — заметил кассир, — это кажется мне довольно странным. Но я дам тебе номера банкнот. Подожди минутку. Если не ошибаюсь, ты был у нас в среду?
— Точно. И заранее очень вам благодарен!
Минуты через две он сообщил мне номера. Я записал их на листке бумаги и еще раз поблагодарил его.
«Пронесло, — подумал я. — Но пришлось попотеть! Зато теперь у нас есть два следа, по которым можно Двигаться: пустая сигаретная пачка и номера банкнот. Хотя пока непонятно, что это нам дает…»
Так я сидел, погрузившись в раздумья, пока в комнату не вошла тетушка.
— Ким! — обратилась она ко мне с просьбой, прозвучавшей как приказание, — не смог бы ты быстренько сбегать к лавочнику?
— Конечно, тетя, что за вопрос! — изобразил я предельную готовность.
— Мне нужно не так уж и много: фунт сахарной пудры, шесть яиц, четыре фунта картофеля, четыре — помидоров, полфунта кофе, одна упаковка рыбных фрикаделек и пачка бумажных салфеток.
«Ничего себе», — подумал я.
— Ты все запомнил? — спросила тетя.
— Что за вопрос! — ответил я тоном, не вызывающим сомнений.
— Тогда повтори!
— Ну, салфетки, потом… гм… четыре яйца… Что еще?
— Я сказала шесть яиц!
— Точно, шесть. И… гм… упаковка рыбных фрикаделек… Верно?
— Послушай-ка, — стала сердиться тетя, — возьми себя в руки, малый. Мне нужно следующее… — И повторила необходимое. — Семь позиций. Это нетрудно запомнить.
Тетушка дала мне деньги, и я пошел. А она осталась у двери и махала мне вслед рукой, как маленькому мальчику, которого в первый раз отправили за покупками в лавку.
Тетя страшно любила меня. Только часто забывала, что мне через пару месяцев исполнится пятнадцать лет. Я обернулся и кивнул ей в ответ, благо вокруг не было ни одного свидетеля моего позора.
Стоял прекрасный летний день. Солнце палило вовсю, и асфальт стал мягким от жары.
Не случись эта история с деньгами, настроение у меня было бы превосходным. Но мысли постоянно крутились вокруг пропавшего клада. А тут еще приходилось время от времени повторять про себя: «Салфетки, упаковка фрикаделек, четыре фунта помидоров, столько же картошки, фунт сахарной пудры, полфунта кофе, полдюжины яиц. Все про все — семь позиций».
Занятый своими мыслями, я вдруг обнаружил, что стою перед калиткой забора, окружавшего небольшой сад у дома, где живет Катя. Это удивительно: чтобы попасть сюда, идя в лавку, нужно было сделать порядочный крюк. Но что сделано, то сделано. И я подумал: раз уж попал сюда случайно, то подожду немного. Вдруг наша подруга выйдет на улицу. И уселся на выбеленный известкой большой камень возле калитки.
Я проторчал там примерно четверть часа, но Катя не показывалась. Тогда встал и — что еще оставалось делать? — продолжил свой путь. Так что я должен купить? Салфетки, яйца, рыбные фрикадельки, кофе, картошку, помидоры, сахарную пудру. Точно — список из семи пунктов.
А вдруг Катя тоже отправилась в лавку за покупками? Тогда я ее встречу, и мы сможем вернуться вместе, и я предложу ей пойти на пляж.
Чтобы тетушкин заказ не вылетел из головы, я, приближаясь к лавке, бормотал: «Салфетки, фрикадельки, картошка, яйца, помидоры, сахарная пудра, кофе».
В лавке оказалось много народу. Пристроившись в конец очереди, я оглянулся. Это было старомодное заведение. По стенам висели канаты, веревки, всевозможные рыболовные снасти, все необходимое для лодок и яхт. Пахло смолой, пряностями и табаком. В этой лавке невозможно было заскучать: так много тут любопытных товаров — глаза разбегались.
Вдруг я услышал знакомый мне смех. Именно так хохотал тот незнакомец в лесу! Видимо, кто-то из покупателей отпустил шутку, которую я не расслышан, несколько ближе стоявших человек рассмеялись, и среди них — так напугавший меня тогда человек-невидимка.
Я обернулся и взглянул на него. Одет он был плохо и выглядел как бродяга. Лицо его покрывала седоватая щетина.
— Что ты будешь брать? — Голос приказчика оторвал меня от наблюдения.
— Простите, — пробормотал я.
— Твоя очередь. Так что ты возьмешь?
— Один… один фунт помидоров, — заикался я.
— Так. Что дальше?
— Больше ничего. Ах, нет, еще два фунта сахара-песка.
Приказчик отошел взвесить сахар. Когда он вернулся, то вежливо осведомился:
— А что, твоя тетя уже начинает консервировать фрукты?
— Думаю, да, — ответил я рассеянно. И вдруг вспомнил. — Ей нужны еще салфетки.
Бродягу в этот момент обслуживал другой приказчик. Я стал беспокоиться, как бы мой лесной преследователь не рассчитался раньше меня и не исчез из лавки. Он купил коробку спичек, плитку шоколада и пачку сигарет «Кингз». Не «Бродвей», а «Кингз». Это меня немного разочаровало, хотя в общем-то еще ни о чем не говорило. Почему бродяга должен все время курить одни и те же сигареты?
— Что-нибудь еще? — спросил меня любезный приказчик.
— Упаковку рыбных фрикаделек.
Он поднялся по приставной лестнице и снял коробку с верхней полки. Мне показалось, что он двигался необычайно медленно.
И еще два фунта картофеля, — добавил я. — Всего, значит, четыре наименования.
Приказчик принес картофель и поправил меня:
— Нет, теперь уже пять.
— Все равно. Давайте пакет сюда.
Пока я отсчитывал деньги, он с любопытством рассматривал меня. А бродяга между тем уже вышел из лавки.