Тайна лесного браконьера

6

Все молча уставились на меня. Первым пришел в себя Очкарик.

— Ты говоришь, знаешь? — недоверчиво спросил он. — Ты в этом уверен?

— Абсолютно, — твердо ответил я.

— Ну и кто же он? — почти прошептала Катя.

— Минуточку терпения, — попросил я. — Сейчас узнаете. Хотел бы только кое о чем напомнить. Например, о моей пеньковой трубке.

— Ну и что с ней?

— Когда и где вы видели, что я из нее курил?

— В хижине, — первым отозвался Очкарик.

— Точно! А где ранее?

Вся троица молча смотрела на меня. Свенсен сидел тоже молча и глядел на нас с легкой улыбкой, высоко подняв брови. Казалось, что он о чем-то напряженно думает.

— Я не видел, чтобы ты пользовался этой трубкой где-нибудь еще, — решительно произнес Эрик. — Во всяком случае, я не помню. Но к чему весь этот разговор?

— Дело в том, что вы не могли меня видеть с этой трубкой в каком-нибудь другом месте, кроме хижины, — ответил я. — Потому что пользовался ею только здесь. И здесь же ее хранил, и никогда не уносил из леса с тех пор, как купил. На пляже я курил другую, подаренную мне дядей. Так когда я курил ее в хижине?

— В ту ночь, когда мы закапывали клад, — уточнила Катя.

— Верно, — подтвердил я. — Так вот, трубку там я курил всего два раза. Первый — в день окончания сооружения хижины, когда никто из посторонних нас не мог видеть…

— Стой-ка, Ким, я, кажется, догадываюсь! — вскричал Эрик. — Можно просто сойти с ума!

Очкарик и Катя вопросительно уставились на Эрика. Потом — на меня. И снова — на Эрика.

— Ну, выкладывай, наконец! — не вытерпел Очкарик.

— Понимаете ли, — ответил Эрик, — Ким и я сегодня разговаривали с неким лицом, которое видело эту пеньковую трубку.

— Погоди-ка! — бросил Очкарик. — Так ведь это означает, что «некое лицо» и есть вор. Или точнее: почти означает. Так кто же он?

— Лаурсен! — открыл я свои карты.

— Точно, это он, эта отвратительная, коварная крыса! — с омерзением воскликнул Эрик. — Он же и расставляет силки и капканы. А сегодня, видите ли, уверял, что никогда не бывает в лесу. Это когда Ларсен спросил его: правда ли, что у нас есть лесная хижина. Следовательно, Лаурсен нагло соврал!

— Удивительно, зачем ему столько лгать? — удивился я. — Ведь в ряде случаев не было никакой необходимости. Это просто бессовестно.

— О какой совести может идти речь! — возмутился Эрик. — Этот тип вообще не имеет понятия, что такое совесть! Давайте лучше решим, что будем теперь делать?

— Надо поймать его, — безапелляционно заявил Очкарик.

«Лесной человек» засмеялся.

— Хотелось бы мне посмотреть, как вы его поймаете, — сквозь смех проговорил он. — Не верится, чтобы это вам удалось. Лучше заявите в полицию. Так будет надежнее. Но не впутывайте меня в это дело. Здешняя полиция не любит бродяг.

На лице у Эрика появилось разочарование.

— Мне кажется, было бы лучше, если бы мы сперва его поймали, а уж потом передали в полицию, — заметил он.

— Дождемся сегодняшней ночи, — предложил я. — Думаю, мне что-нибудь придет в голову. Давайте сейчас разбежимся по домам, а вечером встретимся в гараже у Очкарика.

Поднявшись, мы распрощались с «лесным человеком». Он просил дать знать, если в нем возникнет нужда. Ему тоже очень хотелось сцапать типа, ставящего силки и капканы на зверюшек. Мы поблагодарили господина Свенсена и пошли домой.

Наступил прекрасный летний вечер, когда все отдыхающие в нашем курортном местечке высыпали на улицы, прогуливались по молу и наслаждались заходом солнца и теплом его последних лучей, которые гасило море. В воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения. Кругом было тихо. Лишь издалека доносился слабый гул моторов — это в гавани сновали катера и моторные лодки.

Я шел в лабораторию Очкарика. Был уже девятый час, а мне все еще ничего стоящего не пришло в голову. По дороге мне встретился поселковый полицейский Ларсен. Он подозвал меня к себе и сообщил, что комиссия закрыла дело о пожаре на большой ферме, придя к выводу, что он был вызван ударом молнии. Дружелюбно хлопнув меня по плечу, Ларсен добавил: сам он ни минуты не сомневался в том, что Эрик и я не виноваты.

Тогда я спросил его, где сейчас Лаурсен и что он говорит. Полицейский ответил, что после полудня он его не видел. По тону Ларсена я понял, что он тоже недолюбливает этого скользкого типа. И мне страшно захотелось сообщить полицейскому, что Лаурсен и есть тот браконьер, который расставляет силки в лесу. С большим трудом я все же сумел взять себя в руки и сохранить нашу тайну.

Я не торопясь побрел дальше, время от времени останавливаясь и раздумывая. Честно говоря, я лишь делал, как говорится, умный вид, а на самом деле тянул время. Зачем спешить, если у меня не сложился хотя бы мало-мальски приемлемый план, который не стыдно было бы изложить друзьям. Но всему приходит конец, и я очутился у двери гаража. Она была закрыта. Я постучал условным сигналом. Дверь открылась, и я вошел внутрь. Все трое были уже там.

— Привет! — сказал Эрик. — Ну, что-нибудь придумал?

Я отрицательно покачал головой и ответил:

— Мне пришло в голову только то, что нам надо прекратить наблюдение за домом Лаурсена и следить за ним, когда он куда-нибудь пойдет. Конечно, это не гениальный план, а лишь скучное мероприятие.

— Нечто подобное было и у меня в голове, — признался Очкарик. — Но нам нельзя близко подходить к дому, иначе он нас обнаружит. Попробую взять у отца его полевой бинокль с сильным увеличением. Собственно, я уже обращался к своему предку, и он дал благосклонное согласие. Только предупредил, чтобы внутрь не попал песок. Так что мы можем залечь в засаду на довольно большом расстоянии.

— Если ничего лучшего не придумывается, — предложил Эрик, — то давайте прямо сейчас и начнем. И надо взять с собой все необходимое для обработки отпечатков пальцев, которые мы, возможно, обнаружим.

— Уже сделано, — гордо усмехнулся Очкарик и хлопнул себя по карману. — Я захватил и фонарик…

Мы залегли в кустарнике с биноклем наготове. А что будем делать, когда объект выйдет из дома, толком не знали.

Но объект не появлялся. Мы долго ждали. Спустились уже сумерки, и мы увидели, что в доме зажегся свет. Ничто не свидетельствовало, что Лаурсен собирается выйти на улицу.

— Вот если бы нам удалось проникнуть хотя бы в сарай возле дома, — пробормотал впавший в уныние Эрик. — Глядишь, там и нашлось бы какое-нибудь вещественное доказательство, которое указывало бы на кражу или браконьерство. Например, капкан или отпечатки пальцев.

— А чего болтать! — вдруг воскликнула Катя и бросилась вперед. Мы попытались вернуть ее назад, да где там: она нас даже не слышала. Мы потеряли ее из виду и спешно направили бинокль на дом Лаурсена. Но вот Катя на мгновение вынырнула из зарослей возле крыльца и снова исчезла.

Что нам оставалось делать? Мы выбрали, как нам показалось, самое разумное: остались на прежнем месте и стали внимательно следить в бинокль за происходившим у Дома. Правда, делать это становилось все труднее: темнота быстро сгущалась.

Катя появилась так же неожиданно, как исчезла. В руках у нее был какой-то предмет, который она бросила к нашим ногам.

— Вот что я смогла найти в сарае, — прошептала она. — Как вы считаете, это капкан? Там осталось еще три или четыре такие штуки.

Очкарик немедленно принялся искать отпечатки пальцев. А мы, сидя на корточках вокруг, напряженно следили, как он ловко действует, не забывая отгонять от себя и от него тучи комаров, невесть откуда взявшихся после захода солнца. К сожалению, Очкарику не повезло. Он не смог обнаружить ни одного достаточно четкого отпечатка.

Что делать дальше?

Мы просидели молча порядочное время, раздумывая и прихлопывая руками опостылевших комаров. Похоже, наши мозги потеряли способность продуктивно мыслить.

И вдруг меня осенило. Идея, правда, казалась довольно фантастической, но чем дольше я ее прокручивал в своей голове, тем больше она мне нравилась.

Только бы не оказаться пустым хвастуном! Должен честно признаться: эта великолепная мысль принадлежала, в сущности, не мне. Я почерпнул ее из одного фильма о Диком Западе, который видел зимой. Там, в кино, идея эта сработала великолепно. Возможно, сейчас она не оправдает себя столь блестяще, ибо, в конце концов, я не ковбой, а Лаурсен — не краснокожий, да и действительность наша выглядит совсем по-иному. Тем не менее я считал: в данной ситуации это была единственная возможность довести до конца расследование дела о краже нашего клада.

— Придумал, — решительно заявил я. — Мы проберемся вплотную к дому. Сейчас совсем стемнело. Ваша задача — не спускать глаз с окон: за каждым из вас по окну. Если будет спущена занавеска, надо найти щелочку, чтобы подсматривать через нее. Нельзя гарантировать, что все получится, как задумано, но это единственный шанс. Чтобы просматривать комнату на втором этаже, Эрику придется забраться на дерево возле дома.

Я протянул ему бинокль. Взяв его, он спросил:

— А что потом? Как ты считаешь, что мы увидим?

— Вы увидите, где он прячет тысячу крон, — ошеломил их я.

— Ничего не понимаю, — признался Очкарик. — Откуда ты знаешь, что он будет прятать деньги именно в те минуты, когда мы будем наблюдать за ним?

— Это уж моя забота! — твердо заявил я. — Тут суть всей идеи. Не будем терять времени. Начинаем действовать!

Друзья мои, конечно, все еще ничего не понимали. Ведь я не раскрыл им свой план. Но они верили мне и последовали молча за мной.

Двигаясь совершенно бесшумно, мы оказались перед домом и убедились, что Лаурсен, как и большинство сельских жителей, шторами не пользуется. В комнатах — на первом и на втором этажах — горел свет. Эрик забрался на дерево и шепнул нам оттуда:

— Лаурсен сидит и читает газету. Мне оставаться здесь?

— Да! Сейчас должно что-то произойти. По крайней мере, я надеюсь на это. Всем быть тише воды, ниже травы и смотреть в оба!

Очкарик и Катя заняли наблюдательные пункты за кустарником и деревянным забором. А я глубоко вздохнул, чтобы набраться мужества, так как, признаться откровенно, порядком нервничал. Но тут вдруг успокоился. Кругом стояла тишина. Лишь где-то вдали лаяли собаки.

Пора! Набрав горсть земли и камешков, швырнул все это в окно на втором этаже. Никакой реакции. Тогда я бросил еще пригоршню щебня с несколькими камешками побольше. И это подействовало.

Лаурсен подошел к окну, открыл раму и высунул наружу голову. Я видел, как он напряженно всматривался в темноту, пытаясь разглядеть, кто его потревожил. Меня он, конечно, не заметил, хотя я стоял прямо под ним.

— Эй, кто там? — заорал он. — Какого черта?

— Добрый вечер, господин Лаурсен, — отозвался я, пытаясь держаться спокойно (впрочем, мне полностью это не удалось). — Это я, Ким. Хочу вам сообщить: я только что узнал — вы выкопали клад и присвоили мои деньги. В банке я взял номера банкнот. А теперь хочу получить свои деньги назад.

— Ты, парень, совсем рехнулся! — крикнул Лаурсен.

— Ничуть! Украденные деньги вы все равно вернете. Или я сейчас же пойду и приведу полицию!

— Ты совсем свихнулся, парень, — издевательским тоном ответил тот. — Иди, иди и приводи полицию. Если ты, конечно, решишься на это.

— Уже решился. Пока! Иду за полицией!

Я резко повернул и пошел по дороге в поселок, сильно печатая свои шаги. И даже принялся свистеть, чтобы он слышал, как я удаляюсь, и поверил в то, что я действительно направился в полицейский участок. Я был твердо убежден, что Лаурсен стоял у открытого окна и пытался определить мой маршрут. Я дошел до края леса и даже обогнул зеленый массив, чтобы у него не осталось никаких сомнений в моих намерениях.

Я отошел достаточно далеко, прыгнул на мягкое травяное покрытие у края дороги и бесшумно побежал назад.

Навстречу мне спешил Эрик. Лицо его расплылось в радостной улыбке. Мне даже пришлось немного успокоить его, чтобы он не кричал во весь голос.

— Послушай, можно прямо обалдеть! Он действительно попал в западню!

— Где же были деньги? — спросил я.

— В ящике письменного стола. Сразу, как ты ушел, он бросился к столу и вытащил оттуда деньги. Дело происходило все в той же комнате на втором этаже. С дерева все было прекрасно видно. Потом он постоял, внимательно оглядывая комнату. Наверное, раздумывал, где же ему припрятать банкноты, да так, чтобы полиция их не нашла. Затем бросился вниз. Что происходило на первом этаже, видели Очкарик и Катя.

— И где же он спрятал деньги?

— Он поступил очень хитро. Завернул банкноты в старую газету, смял все как следует и сунул бумажный комок в кафельную печь вместе с различным хламом для растопки. Туда же опорожнил содержимое двух пепельниц. После этого снова поднялся на второй этаж и преспокойно устроился в кресле с газетой в руках. Видимо, сидит и сейчас там, ожидая, когда ты явишься вместе с Ларсеном.

Спустя минуту к нам присоединилась Катя и сообщила, что Очкарик забрался на дерево и не спускает глаз с Лаурсена.

Теперь оставался лишь один вопрос: как выманить вора из дома?

— Этим, скорее всего, придется заняться опять мне! — безапелляционно заявил я. — Думаю, что и это удастся, хотя, естественно, стопроцентной гарантии нет. Оставайтесь около его дома и не спускайте с вора глаз, пока я не вернусь. Если он куда-нибудь пойдет, осторожно последуйте за ним. Лучше всего это сделать Очкарику и Эрику. А Катя пусть останется и подождет меня. Ясно?