Тайна лошади-призрака

КЕРМОЛ

Уже Брест? Быть не может! Франсуа сердится на себя, что проспал: ну разве не глупо — упустить лучшую часть путешествия! Сколько пейзажей, которые он хотел посмотреть: виадук Морле, собор Гимильо со своей колокольней, устье реки Элорн! Ну что ж, сам виноват! Франсуа берет чемодан и идет к выходу. Он вдыхает морской воздух, который течет прямо из-за далекого горизонта, неся с собой влажный аромат прилива. Сейчас Франсуа увидит прекрасный Кермол!

А Жан-Марк уже ждет его. Руки в карманах куртки, баскский берет надвинут на глаза… милый Жан-Марк!

— Эй, Без Козыря! Я тебя чуть было не пропустил! У меня карбюратор барахлит…

Они обнимаются, похлопывая друг друга по спине, и отправляются к знаменитому грузовичку, который Жан-Марк купил по случаю где-то с месяц назад. Машина ободранная, помятая, но она все равно великолепна! Ведь она будет им верной спутницей во время прогулок.

— Она вообще-то неплохо бегает, — объясняет Жан-Марк, — при условии, конечно, что у тебя всегда под рукой сумка с инструментом.

По пути в Портсал они беседуют о машинах. Жан-Марк так много говорит, что Франсуа даже пугается, не стал ли он болтуном. Ведь раньше из него, бывало, слова не вытянешь.

— У вас все в порядке? — спрашивает Франсуа.

— Да, все нормально. Отец, правда, немного сдал. Рыбы стало меньше все туристы вылавливают.

— А как Кермол? В ответ молчание. Может быть, что-то случилось?

— Кермол? — отзывается наконец Жан-Марк. — Да вроде все как всегда. На северной башне ветром снесло зубцы.

— Это ничего. А покупатели были?

— Были, несколько человек, но они устают, не успев осмотреть замок до конца. Они почему-то думают, что это маленькая усадьба, и потом только понимают, что Кермол — огромное поместье.

— Тем лучше.

— Правда, один от нас все никак не отцепится…

— Да?

— Коммерсант из Ренна. Он, понимаешь, хочет все снести и продавать землю частями.

— Вот черт!

— Но, кажется, его не устраивает цена. Он приходил уже дважды, и это меня беспокоит.

Вот, оказывается, что волнует Жан-Марка. И Франсуа его вполне понимает…

Жан-Марк замолкает, но машину он ведет неровно — видно, что нервничает.

Наступает вечер. В Портсале зажигаются огни.

— Ну, а ты-то как? — снова спрашивает Франсуа. — Как твоя учеба?

— В порядке.

Храбрый малыш грузовичок выбирается на берег. Слева уже видно море, а дальше — долина, очень таинственная в сумерках. И вдруг впереди возникает ограда Кермола, У Франсуа, как всегда, при виде ее замирает сердце. С каждой новой встречей замок кажется ему все более величественным. По мере того как дорога огибает замок, становятся видны остроконечные крыши, башни, решетки… Вот северное крыло, а вот окно комнаты Франсуа. Плющ еще больше разросся. Он ползет все выше и выше, прямо к дозорной площадке наверху. Постепенно открывается западный фасад. По угловой башне бежит узкая трещина, словно царапина по щеке.

— Это все новогодняя пурга, — объясняет Жан-Марк, — но это не так страшно. Для хорошего каменщика дня два работы.

Последний поворот руля, и машина въезжает во двор. Услышав шум двигателя, навстречу мальчикам выбегают Жауаны.

— Как ты вырос! — восклицает Маргарита. Начинаются троекратные поцелуи, как это принято у хороших друзей, а потом — бесконечные вопросы. «Да, все здоровы. Папа очень занят. Приедут, как только смогут. Да, я немного проголодался…» И пока Жан-Марк ставит машину под навес, все остальные направляются в зал, где их уже ждет накрытый стол. На нем фаянс из Кимпера и букет полевых цветов. В камине горит огонь. Франсуа расслабляется. Как хорошо в Кермоле! И какие чудесные люди эти Жауаны! Он — плечистый, сильный, несмотря на возраст, с обветренным лицом, трубкой в зубах, быстрым взглядом из-под подергивающихся век; она — нежная, заботливая, всегда готовая накормить, вылечить, прибрать…

Сегодня, однако, они немного сдержаннее, чем обычно. А после обеда Жауаны совсем притихли. Разговор так бы и заглох, если бы Франсуа не начал рассказывать о парижской жизни.

— Ты все запер? — спросила вдруг Маргарита у Жан-Марка.

— Зачем это? — удивился Без Козыря. — У нас ведь нет ничего ценного.

Жауаны почему-то переглянулись, а потом снова попытались придать своим лицам беззаботное выражение.

— Это верно, воровать у нас нечего, кроме кур и кроликов, — сказал дядюшка Жауан. — Послушай, сынок, попробуй-ка ты лучше моего сидра. В Париже такого не найдешь…

Но Франсуа не так-то легко провести! Он предпочитает говорить начистоту — и поэтому сразу начинает разговор о продаже замка. Жауаны качают головами. Конечно, им будет очень тяжело, если придется устраиваться где-то на новом месте. Они слишком стары, чтобы переезжать. И кроме того, они не хотят никаких других хозяев. Они очень надеются, что продажа не состоится. Это была бы для них настоящая катастрофа.

Франсуа прислушивается к их словам, стараясь уловить, о чем же они умалчивают. Но нет, кажется, Жауаны просты и искренни, как всегда.

И в то же время в их речах чувствуется некая недоговоренность, будто какая-то часть их находится в другом месте.

— Знаешь, — говорит вдруг Маргарита, — мы думаем, будет лучше, если ты до приезда родителей будешь спать поближе к нам.

— Ни за что! — протестует Франсуа. — Я так люблю свою комнату!

— Да, но ты будешь совсем один… в другом конце замка…,

— Никто меня не украдет, — усмехается Франсуа. — И я не боюсь темноты. Я буду спать у себя. Электричество работает?

— Да, — кивает Жауан, — я все проверил.

— Вот и хорошо! Честно говоря, меня уже клонит ко сну.

Жауаны обмениваются несколькими фразами на бретонском наречии. Это что-то новое! Раньше они избегали при Робьонах говорить между собой по-бретонски. Что такое с ними сегодня вечером? Они явно встревожены, даже забывают ему переводить… А Маргарита зачем-то готовит маленькую медную лампу, какие раньше называли «голубь».

— Если случится авария со светом, у тебя, по крайней мере, будет ночник.

Ночник! Вот оно что! Значит, они озабочены, чтобы Франсуа не стало страшно.

— Жан-Марк тебя проводит, сынок, — говорит Жауан.

— Думаете, я заблужусь? — смеется Франсуа.

— Он отнесет твой чемодан, ведь ты устал с дороги.

Пора пожелать друг другу спокойной ночи. Жауаны всегда немного стесняются этого. Но Маргарита все же целует Франсуа в лоб.

— Постарайся хорошо выспаться. Все-таки, если бы ты был поближе к нам, мне было бы спокойнее.

Жауан пожимает Франсуа руку, и мальчики уходят. Жан-Марк идет впереди с чемоданом, а Франсуа следует за ним с «голубем» в руках. Они проходят главный корпус. В огромных пустых залах гулко отдаются их шаги. Вот мальчики уже в северном крыле. Маленькая винтовая лестница — и Жан-Марк уже открывает разбухшую от влажности дверь.

— Вот ты и у себя!

Он бросает чемодан на середину кровати, огромной кровати под балдахином, какие теперь можно увидеть только в музеях. Затем делает вид, что его что-то крайне заинтересовало на туалетном столике. Заметно, что Жан-Марк просто хочет что-то сказать, но никак не может начать.

— Франсуа, ты только не смейся…

— Давай, старик, смелее.

— Ты, наверное, подумаешь, что мы сошли с ума…

— Да что же случилось, в конце концов? То-то я смотрю, вы какие-то странные! Жан-Марк подходит к окну.

— Франсуа, можешь мне не верить… Может быть, у нас просто галлюцинации. Пойди-ка сюда. В полночь загляни в эту щель и прислушайся. Только не шуми, не зажигай свет, а главное — не открывай окно. Это не опасно; единственное, что от тебя требуется, — слушать. Хотя я бы все на свете отдал, чтобы ты ничего не услышал! Ты представить себе не можешь… В общем, в полночь. Запомнил? Спокойной ночи.