Крошечная квартирка Билла Крофорда на третьем этаже дома на Западной Тридцать третьей улице имела спартанский вид: аккуратная, чистенькая и лишенная всяческих ненужных безделушек — точно монашеская келья.
Домосмотритель — морщинистый старый гном, которому не мешало бы постричься и сходить в баню — стоял в дверях, поигрывая исполинской связкой ключей на проволочном кольце, сделанном из согнутых одежных плечиков.
— Не нравится мне это, ох как не нравится, — говорил он, нервно переминаясь с ноги на ногу и внимательно следя за тем, как я обшариваю комнату. — Неужели мистер Крофорд так нас подвел?
— Перестаньте! — бросил я, оглядывая почти что пустой стенной шкаф. Я не такой везунчик.
— Да я говорю, вам бы надо ордер на обыск предъявить.
— А я говорю, что вы сто раз правы, — ответил я, вставая на четвереньки и заглядывая под кровать.
— Мистер Крофорд всегда исправно платит за квартиру. И мне крайне неприятно…
— Уже все! — объявил я, — Так когда, говорите, вы видели его сегодня утром?
— Около семи, кажется. Да, именно тогда и видел.
— Вы уверены, что он не ночевал дома?
— Я же сказал: он так топает… — ответил домосмотритель, поспешно запирая входную дверь, — И к тому же он единственный у нас мужчина-квартиросъемщик. Если б он пришел раньше, я б услыхал.
— А вы не задремали?
— Мистер, с такой жуткой астмой, как у меня, не задремлешь! У меня была очередная бессонница.
— Итак, вы слышали, как он пришел, — говорил я, спускаясь с ним по лестнице, — а спустя десять минут услышали, как он спускается.
— Да не слышал, а видел! Я шел по коридору в сортир, глянул вверх и смотрю — Билл остановился на полпути и смотрит прямо на меня, точно ждет, когда я уйду, чтобы потом спуститься.
— Вы сказали, что в руках у него были, как вам показалось, свернутые джинсы и красная клетчатая рубашка. А вы уверены, что он не…
— Да не показалось, а точно были! Уж я-то точно знаю — сколько раз я видел его в этих джинсах и в этой рубахе.
— И больше у него ничего в руках не было?
— Нет, ничего больше. А если вы хотите знать, что на нем было надето, то могу вам сказать то же, что и раньше. На нем были полосатые штаны да голубая рубашка-поло.
Мы спустились на первый этаж и старый гном пошел в свою комнатенку, называемую, как и во всех древних пятиэтажках, «передней».
— И можете не спрашивать, говорили ли мы о чем, — продолжал домосмотритель. — Мы не разговаривали. Я просто пошел в сортир отлить, как и собирался, а когда вышел, Билла уж и след простыл. — Он помолчал, почесывая живот. — И он уж больше не возвращался.
— Можно я позвоню от вас?
— Можно, а чего же. Для того ведь телефон и стоит.
Когда старик закрыл за собой дверь своей каморки, я отправился в телефонную будку под лестницей и позвонил в отделение.
— Следственный отдел, Шестой участок. — ответил Барни Феллс.
— Это Пит, Барни. Ты уже вернулся из «Далтона»?
— Нет, что ты, Пит! Я все ещё там, ищу Дороти Ходжес. С чего это ты решил, будто я вернулся?
— Ну и как успехи?
— И не спрашивай!
— Ладно, не буду.
— Валяй, спрашивай!
— И каковы успехи?
— Все очень скверно, Пит. Птичка упорхнула.
— Тупик?
— Тупее некуда! Коридорный помнит и Дороти и Грира. — особенно её, потому что она, говорит, была девка просто загляденье. Но она выехала часов в одиннадцать утра.
— Плохо дело. А сколько они с Гриром там пробыли, Барни?
— Две недели.
— Ну, по крайней мере это ровно столько, сколько она, по словам Верна Ходжеса, отсутствовала дома.
— Да. И не забудь, что она сбежала во второй раз все с тем же парнем. От таких двойных рогов любой мужик может так озвереть от ревности, что…
— Ты сделал обыск в их номере?
— Естественно. Я там все вверх дном перевернул. Напомни мне купить им в подарок клопомор — там не помешает!
— Окна выходят на улицу?
— Да. А это означает, что Дороти могла заметить из окна, как Грир загоняет её «линкольн» в тот гараж напротив. И кстати, это обстоятельство могло оказать весьма болезненный эффект на психику женщины, которая видит, как её хахаль заезжает в её автомобиле в её гараж — а рядом с ним сидит какая-то девица. А если ещё и поразмыслить, чем это они вдвоем там так долго занимаются…
— Предположение верное, — заметил я. — Кто-нибудь в отеле видел, как Дороти выходила оттуда вчера вечером?
— Нет. Но это ведь ничего не значит. После полуночи за лифтами уже никто не следит. а портье в ночное время, похоже, самолично исполняет функции Сыскаря Пита — уж прости мне этот каламбур. Он признался, что давил подушку до самого утра. Так что часов в пять утра он бы никак не смог заметить миссис Ходжес, даже если бы она прошла мимо стойки в костюме Евы и во все горло распевала "Янки Дудль".
— Может быть, она вернулась к мужу?
— Увы и ах. Я ему звонил. По правде сказать, когда ты объявился, я только-только ему дозвонился;
— Стэн Рейдер не подавал вестей?
— Ни гу-гу.
— А как насчет наших запросов? Есть реакция?
— Пока никакого результата. Ни одна женщина не обращалась сегодня ночью в больницу с симптомами отравления угарным газом. Морис Оттман не обнаружен нигде между Кэтскилльким горами и Нью-Йорком. А что касается Ударника Дугана, то он в данную минуту с успехом может грабить мою собственную квартиру.
— Ну, теперь у нас появился ещё один пропавший без вести. Молодой парень по имени Билл Крофорд. — и я вкратце передал ему свой разговор с родителями Нэнси.
— Так, — задумчиво протянул Барни. — Ты полагаешь, что парень нес одежду для голой девицы, которую он где-то припрятал?
— Допустим. Окажи мне услугу?
— Какую?
— Попроси отдел по связям объявить Билла Крофорда в розыск в тринадцати штатах.
— Одного? Или в связке с Нэнси?
— Одного. Но пусть они добавят в текст фразу "может быть вместе с…" ну и так далее.
— Сделаем. Что еще?
— У нас сейчас Нэнси объявлена в розыск фактически дважды — один раз как неизвестная голая девушка с возможными признаками отравления угарным газом, и вторично — как ушедшая из родительского дома. Однако есть вероятность, что она где-то может обратиться за медицинской помощью, так что первый наш запрос пока отзывать не следует. И учитывая, сколько уже времени прошло, нам надо объединить оба эти запроса в один и повторно разослать по нашим каналам.
— Как выглядит этот Крофорд?
Я повторил его описание, данное мне матерью Нэнси Эллис, добавив, что на Крофорде сейчас надеты полосатые штаны и голубая рубашка-поло.
— Записал. И не сочти этот вопрос за наглость — будь любезен, сообщи мне, где тебя можно найти в ближайшие два-три часа.
— Я займусь Нэнси и Крофордом. Они были на месте преступления, и они последние видели Грира живым — во всяком случае, Нэнси уж точно. Если не они убили его, то, возможно, что-то видели или слышали, а это даст нам в руки ниточку.
— Что-нибудь передать Стэну, если он вдруг позвонит?
— Скажи ему, что я буду в "Голосистой Энни". Он знает, где это.
— А потом?
— Не знаю пока. Все зависит от того, насколько мне повезет у Энни.
"Голосистая Энни" — маленький полутемный салун на Вустер-стрит представлял собой типичный бар для работяг, каких везде полно — даже пакеты с позавчерашним попкорном и лозунг над кассой, гласящий: "МЫ ВЕРУЕМ В БОГА — ВСЕХ ПРОЧИХ ПРОСИМ РАСПЛАЧИВАТЬСЯ НАЛИЧНЫМИ".
Сама же Голосистая Энни — настоящее имя Анна Вебер уроженка Пелл-стрит в нью-йоркском Китай-городе — была тот ещё фрукт: тучная старая ведьма-евроазиатка с серо-желтоватой кожей. Шеи у неё давно уже не имелось, черные глаза под набрякшими веками смотрели пристально, черные с синим отливом волосы свисали как пакля. К тому же она обладала голосом, который, по заверениям её постоянных клиентов, можно было услышать аж в Хобокене (1). Ее впечатляющая биография содержала в частности такие вехи профессиональная ныряльщица на пляже в Сан-Франциско, настоятельница шарлатанской дзен-буддистской миссии в Лос-Анджелесе, директриса бродячего цирка и тренерша женской группы дзюдо, организованной специально для юных любительниц восточных единоборств с Парк-авеню (2).
Но это все было в прошлом. Теперь Голосистая Энни удовольствовалась своим салуном, где по бросовым ценам подавали неплохие напитки, и исправно играла свою роль большой чудачки в районе, где издревле существует троекратное количественное превосходство больших чудаков над нормальными гражданами.
— Пиво? — пророкотала Энни, едва я вошел в бар.
Я кивнул.
— "Миллер".
— Неважнецкая сегодня торговля, — пожаловалась хозяйка, подставляя стакан под кран. — А как успехи в сыщицком бизнесе?
— Тоже так себе.
Она сняла пенную шапку указательным пальцем и поставила стакан на пробковую подставку передо мной.
— Могу представить. Ты с чем пожаловал, Пит?
Я вытащил фотографию Нэнси и положил её на стойку бара.
— Видела эту девушку, Энни?
Она стала рассматривать фотографию при свете лампы над кассой и потом вернула мне.
— Мне её слезки отольются, а, Пит?
— Нет, Энни. Считай, ты вообще не в курсе.
— Ну тогда ладно. Она была у меня однажды — с неделю назад.
— Ты с ней разговаривала?
— Чуть-чуть. С ней что-то было явно не то. Вроде она была под наркухой. Я боялась, как бы девка на окочурилась прямо в баре и не лишила меня лицензии.
— Ты не помнишь парня, с которым она ушла?
— Ну точно, я как в воду глядела! Как только она подцепила этого хмыря, я сразу поняла: с ним до беды недалеко.
— Высокий худой с вьющимися светлыми волосами?
— Он самый. Лет тридцать пять, и смазливый. Бабник, каких я мало видала. А видала я много!
— Как его зовут?
— Фред.
— Фред — а дальше?
— Понятия не имею, Пит. Я и имени-то его не узнала бы, если бы не услыхала, как к нему Упырь обращается.
— Какой ещё Упырь?
— Ну, так его все зовут. Вообще-то он Уилбер… Уилбер Лофтис. Да, правильно.
— А кликуха почему такая?
— А потому что он гробовщик. Вернее, готовится стать. Учится в училище — там им дают трупы резать. Знаешь, алкаши, замерзшие на улице… Невостребованные трупы — во как!
— Фред с кем-нибудь разговаривал кроме этого Упыря?
— Нет. Он тут и получаса н пробыл.
— А что этот Упырь… Уилбер Лофтис — твой постоянный клиент?
— Постоянный. По нему можно часы сверять. Каждый вечер ровно в восемь. С боем курантов входит.
— Энни, в городе у нас четыре или пять бальзамичек. Ты не знаешь, в которой именно он учится?
— Неа. Он, кажется, раз-другой говорил, да я не запомнила. Я только знаю, что он копается в этих трупах каждый божий день. Он только об этом и говорит.
— Но ведь не в училище же он режет эти трупы, Энни. Наверное, в морге «Бельвю».
— Да? Ну кому как нравится.
— Ну да, больницы поставляют в училища трупы и ученики практикуются в больничных моргах. — Я взглянул на часы над стойкой бара. — Уже поздновато, в «Бельвю» я его вряд ли поймаю. Не знаешь, где он живет?
— Нет. Но ты не прав — не поздно еще. Он выходит оттуда не раньше семи. Он тоже об этом все время говорит.
Я положил полудолларовую монету на стойку и слез с табурета.
— Спасибо, Энни. У тебя лучшее в Нью-Йорке разливное пиво.
— Я тебе ничего не говорила, Пит. Клиент есть клиент, упырь он или не упырь.
— Ты мне ни слова не сказала, — согласился я.