Тайна невидимых шедевров

Глава 5. УРАЛЬСКИЙ ДУЭТ

Многих знаменитых людей дал стране Урал. Нижний Тагил — родина Е. А. и М. Е. Черепановых — механикусов, изобретателей паровоза. Змеиногорск знатен И. И. Ползуновым и К. Д. Фроловым, прославившимися своими работами в области паровой и гидравлической энергетики. В Краснотурьинске родился творец радиотехники А. С. Попов. Златоуст славен Иваном Бушуевым — чудо-мастером росписи по булату. И в наши дни на Урале живет и трудится немало замечательных людей: хирург-ортопед Г. А. Илизаров в Кургане, землепашец Терентий Мальцев...

Урал — колыбель Левшей, невыдуманных, живых, родина выдающихся мастеров-микроминиатюристов.

Если личность лесковского Левши, как утверждают некоторые филологи, легендарна (хотя известно и то, что она написана с натуры, ибо таких чудо-мастеров, как тульский косой Левша-кузнец, на Руси множество), то уральский инженер-механик с шахты «Буланаш-3» шахтоуправления «Егоршинское» Александр Матвеевич Сысолятин и помощник машиниста тепловоза депо Оренбург Николай Иванович Доцковский — личности вполне реальные, воплотившие легенду о подкованной блохе в быль.

Александр Матвеевич Сысолятин (1926—1981)[19] — почетный гражданин города Артемовский Свердловской области — родился и вырос в семье потомственных шахтеров. Отец Матвей Аверьянович Сысолятин и его три сына — Степан, Иван и Александр — отдали немало лет и сил горняцкому делу. Когда началась Великая Отечественная война, 15-летний Александр спустился в забой шахты «Ключи», чтобы заменить братьев, ушедших на фронт. Сысолятины воевали, защищая Родину, не жалея крови и самой жизни ради победы над врагом. Старший брат Степан, стрелок, погиб в боях под Калинином в 1942 году. Другой брат — Иван, комсорг 520-го стрелкового полка 167-й дивизии, отличился в боях севернее Киева в сентябре 1943 года и одним из первых форсировал Днепр, за что удостоился высшей награды — Родина присвоила ему звание Героя Советского Союза. Ныне генерал-лейтенант Иван Матвеевич Сысолятин — начальник политотдела одной из военных академий.

В 1943 году в армию ушел и Александр. Командование заметило любознательность и приверженность к технике молодого стрелка и направило его учиться в авиационное училище. Вскоре Александр стал борттехником бомбардировщика авиации дальнего действия. Летал на Кенигсберг, Берлин, заслужил 5 правительственных наград и 56 благодарностей командования за отличную службу. А всего братья Сысолятины получили 23 правительственные награды.

Шахтер Матвей Сысолятин воспитал хороших сыновей — пламенных патриотов Родины!

После окончания войны Александр еще некоторое время служил в Вооруженных Силах СССР, а демобилизовавшись, вернулся в родной Артемовский. Был комсоргом на заводе, учился, стал инженером-механиком, работал инструктором райкома партии. В свободное время мастерил всякие тонкие вещицы: сделал ультратонкие вязальные спицы, крохотный, со спичечную головку, действующий электромотор.

Как-то товарищ по работе сказал:

— Слышал, Саша, по радио передавали, будто один умелец умудрился собрать в стеклянной бутылке целый парусный корабль? Вот здорово!

— Ну и что, я тоже смогу сделать такое, — пожал плечами Александр. — Эка невидаль...

— Где уж тебе, — усомнился товарищ.

— Давай на пари...

И они шутки ради ударили по рукам.

Что ж, характер у Александра твердый, уральский: дал слово — сдержи! И сдержал!

В обыкновенном стеклянном графине Сысолятин собрал деревянный бочоночек. Он состоял, как и положено, из двух днищ и тридцати дубовых клепок. Два железных обруча толщиной полтора миллиметра стягивали клепки и днища так плотно, что из налитой в бочоночек воды наружу не просочилось даже капельки. В бочоночке имелась и пробка-затычка.

Как удалось сделать все это?

Для работы Сысолятин сделал специальные инструменты и приспособления с длинными тонкими рукоятками: изогнутый пинцет-клещи, пробойник и молоточек.

Для проверки сначала собрал бочоночек вне графина, подогнал, тщательно пришлифовал клепки и днища, приладил обручи, налил в бочонок воду, убедился, что нет течи. Благодаря этой «репетиции» сборка в графине прошла успешно.

Опытнейшие бондари, век свой имевшие дело с бочарным ремеслом, удивлялись: собрать внутри графина бочоночек из тридцати двух частей, да так собрать, чтобы вода не просочилась наружу? Здорово! По-уральски! Бочоночек-то махонький, всего пять сантиметров длиной.

— Мне не пари надо было выиграть, — пояснял Александр проигравшему товарищу, — руку хотел набить да глаз пристрелять на такой работе.

(Вспомним слова героя лесковского сказа — тульского косого Левши: «Мы без мелкоскопов, у нас глаз и так пристрелявши...»)

Вскоре с той же целью — «набить руку и пристрелять глаз» — Александр Матвеевич смастерил вторую свою миниатюру, гораздо более мелкую. Он сделал двухмиллиметрового заводного медвежонка, катившего впереди себя лапами кадушечку с медом. А кадушечка была... втрое меньше зверя! Несмотря на малые размеры, миниатюра насчитывала более 300 деталей.

Начиная с 1960 года А. М. Сысолятин стал не только горячим приверженцем искусства микроминиатюры, но и одним из широко известных в стране мастеров-виртуозов. Позднее были сделаны крохотные действующие самоварчики, электродвигатель величиной с рисовое зерно, миниатюрный отбойный молоточек — чуть длиннее спички (диаметр штуцера для подсоединения к сети сжатого воздуха — 0,06 миллиметра) и многое другое.

Так постепенно, шаг за шагом оттачивал свое мастерство микроминиатюриста инженер А. М. Сысолятин.

В один из январских дней 1961 года Александр Матвеевич, как обычно, пришел на работу. Товарищи по службе, хорошо знавшие о «причудах» своего коллеги и его увлечении микроминиатюристикой, поинтересовались:

— Что вы нам сегодня покажете диковинного, Александр Матвеевич? Опять что-нибудь вроде самовара-невидимки?

— Нет, сегодня принес кое-что другое.

В обеденный перерыв стол А. М. Сысолятина обступили сослуживцы. Александр Матвеевич пододвинул на середину стола лист ватмана, потом осторожно вытряхнул на него что-то из пробирки.

— Глядите, пожалуйста, только не дышите — улетит!

— Помилуйте, что же тут смотреть, когда ничего не видно?

— Да вот же она! Лежит на ватмане...

— Все равно ничего не видать!

— Отвечу вам словами Левши: «Эдак ничего и невозможно увидеть, потому что наша работа против такого размера гораздо секретнее». Берите лупу.

Сквозь сильную лупу удалось разглядеть серенькую блестящую «сориночку». Александр Матвеевич прикоснулся к ней кончиком длинного волоса, и сориночка вдруг ожила и подпрыгнула.

Блоха? Неужто Сысолятин рискнул повторить эксперимент тульского кузнеца Левши? Вот именно! Он подковал блоху, сделанную из алюминия. Величиной она была не более половины макового зерна. «В пузичке махонькая пружинка», и ключик-невидимка, и подковки с гвоздочками... Словом, как и у блохи лесковского Левши. Даже клеймо мастера проставлено на головках гвоздей, которыми подковки к лапкам приколочены...

Коллеги Александра Матвеевича — опытные инженеры-конструкторы и технологи — только руками развели от удивления.

— Александр Матвеевич, — сказал один из них. — Для меня как для конструктора ваше изделие чистый нонсенс. Объясните, пожалуйста, какими допусками, посадками и нормалями вы пользовались при создании этой штуковины?

— Какие тут могут быть допуски или ГОСТы, — ответил Сысолятин. — Ведь самая крупная деталь — корпус — имеет длину всего 0,3 миллиметра. Но вы подали мне мысль, спасибо. Стоит поломать голову над созданием каких-то нормалей для подобных конструкций.

— Ну ладно, конструкция! — вступил в разговор технолог. — Что лежит перед нами на столе, мы, хотя и с трудом, увидели. Налицо алюминиевая самодвижущаяся блошка. Но меня как технолога интересует другой вопрос: как? Как вы умудрились это сделать? Ведь толщина вашего указательного пальца на десятки порядков больше толщины самой крупной из деталей. Сделать такое вручную... просто непостижимо!

— Честно говоря, не берусь описать способы и последовательность операций изготовления. Ну, микроскоп, конечно, бинокулярный. Инструменты сделал сам. Из чего? Беру швейную иголку потоньше, расплющиваю кончик, затачиваю, вот и готов скальпель. Сверла? Из тончайшей стальной струны. Осколочек синтетического алмаза, заточенный и доведенный до предельной остроты, — отличный резец. Приемы работы? Не могу объяснить. Иной раз глаза боятся, а руки делают... Чтобы наловчиться, придумал такую тренировку: плотно завязываю глаза и стараюсь с первого раза вдеть в ушко иглы нитку. Когда работаю, мозг, сердце, нервы, зрение — все устремлено к пальцам рук, в них сконцентрировано в эти минуты все мое существо. Удары сердца, вздохи, мигание век приноравливаю к движению инструмента. Первое время все валилось из рук, но потом приобрел автоматичность движений и приемов. За этой автоматичностью стоит упорный труд. Еще скажу: когда делаю что-нибудь, то прикасаюсь резцом к детали только в паузах между ударами сердца. Эта пауза, примерно секунда, достаточна для того, чтобы выполнить ту или иную операцию. А когда накопил опыта, решил проверить практически, не выдумал ли Лесков свой сказ про Левшу? Оказывается, не выдумал, сделать такое можно, и не я один подковал блоху, но и другие мастера, например Михаил Григорьевич Маслюк, Николай Сергеевич Сядристый, Николай Иванович Доцковский... В общем, любовь к делу, очень много терпения, совсем немного специальной техники — вот и весь секрет...

Вскоре весть о блохе дошла до одного из московских музеев. Сысолятина попросили передать экспонат в музей. Александр Матвеевич сделал стеклянный футляр, снабженный сильной лупой, вложил в него пробирку с алюминиевой «нимфозорией» и отослал в Москву.

Но с творением уральского Левши приключился казус. Когда посылку вскрыли и содержимое пробирки положили на лист бумаги, кто-то резко распахнул дверь. От сквозняка блоха «подпрыгнула» и была такова... Отыскать ее, правда, пытались, просеяли все, что было на полу, но не нашли. Да и то сказать, отыскать алюминиевую пылинку было равносильно попытке найти иголку даже не в стоге сена, а на лугу площадью в гектар.

В 1961 году состоялся матч-реванш на звание чемпиона мира по шахматам между Михаилом Талем и Михаилом Ботвинником. Победу в матче одержал М. М. Ботвинник.

После окончания матча чемпиону мира вручили посылку, прибывшую на его имя с Урала. На пакете были обозначены фамилия и адрес отправителя: город Артемовский Свердловской области, А. М. Сысолятин. Но эти сведения ничего не говорили М. М. Ботвиннику — такого человека он не знал.

Развернув дома посылку, он обнаружил в ней маленький резной кубок изящной работы из уральского самоцветного камня. К кубку была приделана сильная лупа. В кубке лежал крохотный кубик из черного полированного агата. На нем сквозь лупу Ботвинник разглядел нечто совершенно невероятное — на площадке величиной с торец спички стояла шахматная доска с расставленными на ней 32 фигурами... Ботвинник был буквально сражен крохотностью и вместе с тем необыкновенным изяществом присланного ему дара. Он незамедлительно написал А. М. Сысолятину:

«Уважаемый Александр Матвеевич!

Как победителю в матче-реванше мне сегодня вручили Ваши шахматы.

Ничего подобного я в жизни не видел! Ваше мастерство, настойчивость и терпение заслуживают полного признания. Я немного огорчился, что белые король и ферзь неправильно стоят, но я оставил их в той позиции, чтобы не тревожить фигуры.

Редакция «Советского спорта» хотела опубликовать снимок, но в фотолаборатории газеты не сумели сфотографировать столь малые фигуры.

Глубокая Вам благодарность. Желаю успеха и здоровья. Искренне Ваш М. Ботвинник. Москва, 15 июня 1961 года»[20].

Александр Матвеевич откликнулся на письмо:

«Уважаемый Михаил Моисеевич!

Не скрою, что мне было приятно почувствовать теплоту Ваших слов, которыми Вы оценили мой труд. Работая над этим подарком, я преследовал одну цель: суметь, насколько это возможно, выразить свое уважение и гордость за наших советских шахматистов.

У Вас много друзей и много учеников. Буду рад, если к числу своих друзей Вы отнесете и меня.

Михаил Моисеевич! Вы немного были огорчены, когда разглядели неправильно расставленные на шахматном поле фигуры короля и ферзя белых. Хочу пояснить, что это сделано умышленно, и цель, которую я преследовал этой «ошибкой», к моему удовольствию, достигнута. Ваше замечание убедило меня в том, что мою миниатюру рассматривали достаточно внимательно. Я предусмотрел исправление этой «ошибки». Фигуры на шахматном поле стоят свободно, но чтобы они не двигались внутри кубка во время перемещения миниатюры, я поставил их на тонкий слой машинного масла, так что король и ферзь могут занять свои места.

Я немного огорчился, что фотокорреспонденты не сумели сфотографировать шахматы. Не теряю надежды, что они в скором времени достигнут этой цели, хотя, видимо, это сделать не менее трудно, чем изготовить миниатюру.

С искренним уважением к Вам — А. Сысолятин, г. Артемовский, 12 июля 1961 года».

Что можно сказать об этих мини-шахматах?

Незадолго до того как Александр Матвеевич задумал сделать подарок М. М. Ботвиннику, он узнал, что два индийских мастера (пожалуй, как и китайские мастера, они являются наиболее древними хранителями традиций и секретов микроминиатюристики) изготовили уникальную миниатюру: в золотую лунку объемом 17 кубических миллиметров (объем чашечки желудя) они поместили «стадо» из 40 костяных слоников.

«А что, если сделать еще меньше?» — задал себе вопрос Александр Матвеевич.

И — сделал! Это и были шахматы для М. М. Ботвинника. В футляре индийских мастеров может поместиться 21 тысяча (!) пешек или «табун» из 16 тысяч шахматных коней...

Ранним сентябрьским утром 1961 года в Москву, на ВДНХ СССР, со станции Егоршино отправлялись со своими экспонатами два уральских умельца — изобретатель и рационализатор Шаповалов и микроминиатюрист Сысолятин. Для шаповаловских экспонатов предоставили часть товарного вагона.

— А где же вагон для моих экспонатов? — в шутку спросил начальника станции Александр Матвеевич.

— Вагона, Саша, для тебя никто не заказывал. Может, разместишься как-нибудь с Шаповаловым?

— Не волнуйся, — улыбнулся Сысолятин. — Вот мой груз! — И он указал на крохотный чемоданчик. — Знаешь, как говаривали древние римляне? «Все мое ношу с собой!»

Что же повез Александр Матвеевич в Москву?

Тридцать экспонатов свободно разместились на стеклянном диске величиной с трехкопеечную монету. На медленно вращающемся кружочке, под прозрачным футляром, снабженным сильной лупой, лежала целая коллекция миниатюр-невидимок уральского Левши и среди них:

- бюст Владимира Ильича Ленина из серебра; высота миниатюры 0,4 миллиметра;

- два действующих крохотных медных самоварчика высотой 3-5 миллиметров, вмещающих по капле воды, с краниками толщиной с иголку; в конфорках по 14, а в поддувалах — по 12 отверстий;

- шесть бронзовых кубков-матрешек (самый маленький — диаметром 0,3 миллиметра);

- две полые медицинские иглы, вложенные одна в другую; диаметр канала более толстой иглы — 0,8, тонкой — 0,15 миллиметра;

- графин с бочоночком внутри;

- заводной медвежонок с кадушечкой меда;

- две велосипедные цепи Галля по 78 звеньев, каждая из 178 деталей. Все в цепях, как у настоящих: каленые ролики, щечки звеньев, замки. Но размеры! Две цепи, сложенные вместе, свободно проходят сквозь ушко иголки. При испытании цепь выдержала нагрузку в полкилограмма. Цепи Александр Матвеевич расположил на столике-диске так, что они образовали слово «Урал». Увидев на ВДНХ, в павильоне «Культура и быт народов РСФСР», эти цепи, один из посетителей, крупный ученый-физиолог, воскликнул: «Сделать такое не в человеческих силах! Это непостижимо!» А. М. Сысолятин сделал невозможное возможным.

Перед стеклянным диском с экспонатами лежала серебряная пластинка размером 2×5 миллиметров, на которой были выгравированы силуэт шахты «Буланаш-3» и текст: «Урал — родина умельцев. Город Артемовский, Свердловская область. Работа А. М. Сысолятина. Сентябрь 1961 года».

Книга отзывов быстро заполнилась восторженными записями посетителей:

«Русский самородок Александр Сысолятин покорил нас своим мастерством. Хорошо бы создать лабораторию художественных миниатюр под руководством Сысолятина. Хорошо бы увидеть труды лаборатории на Всемирной выставке в Москве. Инженеры Поповы»;

«Одним словом, здорово, по-уральски, Левша-Сысолятин. Земляки-уральцы Евдокимов и другие»;

«Дорогой Александр Матвеевич! Живой, а не выдуманный Левша! Примите восхищение и благодарность от внуков тульского Левши. Туляки»;

«Оригинально, прекрасно! Мне кажется, полезно применить искусство Сысолятина в области медицины. Врач из Казахстана»...

* * *

Сысолятин стал известным человеком не только в СССР, но и далеко за пределами нашей страны. Письма к нему шли со всех концов света. Александр Матвеевич, надо сказать, изрядно тяготился славой.

Истинный талант бесконечно щедр, бескорыстен. Таким талантом обладают все советские мастера-микроминиатюристы. Они отдают свои творения людям. Так поступал и Александр Матвеевич Сысолятин: свои микроминиатюры он дарил организациям, отдельным лицам, музеям.

Одну из микроминиатюр Александр Матвеевич преподнес в 1963 году Вальтеру Ульбрихту в день его 70-летия. Это были девять ввинченных один в другой серебряных крохотных болтиков. Самый крупный из болтиков имел диаметр 4, а самый маленький — 0,3 миллиметра...

В канун 1966 года Свердловский краеведческий музей получил от Сысолятина необычное письмо... на медной копейке. На ней был выгравирован текст из полутораста мельчайших буковок — новогоднее поздравление коллективу музея.

Сделал Александр Матвеевич миниатюру и в подарок XVII съезду ВЛКСМ. На торце человеческого волоса он укрепил болтик диаметром 50 микрометров с гаечкой, на гранях которой выгравировал 6 приветствий от трудящихся и молодежи Урала съезду.

Оригинальную миниатюру преподнес Сысолятин Обществу чехословацко-советской дружбы. На мелкой монетке, внутри нуля он выгравировал письмо из 536 букв (если такое письмо напечатать на машинке, оно займет половину страницы). Это был отрывок из книги Юлиуса Фучика «Репортаж с петлей на шее». Александр Матвеевич заключил монетку в специальный стеклянный футляр. Эта микроминиатюра хранится в музее на Вацлавской площади в Праге.

Позднее другому пражскому музею Сысолятин подарил миниатюрные серебряные туфельки. Их длина 3,6 миллиметра (какой Золушке пришлись бы они впору?). Туфельки стоят в музейной витрине рядом с самыми большими в мире башмаками (92-й размер!), сделанными в Чехословакии. Так встретились обувные гигант и пигмей.

Порадовал А. М. Сысолятин и советских кинематографистов. Одну из миниатюр он преподнес студии имени М. Горького. Внутри стеклянного кубика — отполированный кусочек антрацита высотой 25 миллиметров. На кубике золотая звездочка и надпись: «Коллективу киностудии имени Горького от угольщиков треста „Егоршинуголь”». Над звездочкой выгравировано: «Из всех искусств важнейшим для нас является кино. В. И. Ленин». У основания кубика — подпись: «С. А. М.».

Другой студии Александр Матвеевич подарил стеклянный кубик, в котором на кусочке полированного антрацита видны деревянные шпалы (толщиной в миллиметр), на них рельсы и две металлические шестереночки диаметром по 3 миллиметра. На серебряной пластиночке величиной с ноготь мизинца руки выгравировано: «Киностудии детских и юношеских фильмов от трудящихся города Артемовского».

Александр Матвеевич состоял в дружеской переписке с Сергеем Павловичем Королевым и с некоторыми космонавтами. Им он посвятил ряд своих микроминиатюр, в том числе микрокомпозицию «Совместный полет „Союза” и „Аполлона”». Миниатюра размером с маковое зерно.

Однажды Александр Матвеевич получил письмо из Новосибирска. Его просили изготовить миниатюрную, но предельно геометрически точную модель воздушного лайнера. Вскоре в Новосибирск ушла посылочка с микромоделью самолета (длина его 4,5 миллиметра). В ответном письме говорилось: «Чудо-работа! Спасибо! Геометрия идеальная!»...

Весьма плодотворными были творческие связи Александра Матвеевича с медицинскими работниками и особенно с профессором хирургом-офтальмологом Святославом Николаевичем Федоровым. Узнав о работах уральского Левши, профессор обратился к нему с просьбой: «Чтобы зашивать раны глаза при операциях, нам крайне необходимы иглы толщиной в одну десятую долю миллиметра и тоньше. Промышленность не выпускает таких игл. Не сумеете ли Вы сделать их?»

Это письмо взволновало Александра Матвеевича. «До сих пор, — подумал он, — я делал красивые миниатюры, радовавшие глаз людей. Хотя они, как говорят, и высокохудожественны, но есть ли от них какой-нибудь прок? А тут речь идет о возвращении зрения людям!»

Перед А. М. Сысолятиным открылась совершенно новая область деятельности: он стал помогать людям в борьбе с недугами. Впоследствии Александр Матвеевич не раз говорил: «Меня сильно увлекла медицина!»

Профессору С. Н. Федорову он написал, что предоставляет себя в полное распоряжение врачей, что готов сделать по их просьбе нужные микрохирургические инструменты. «Прошу разрешения, — писал А. М. Сысолятин, — приехать в Вашу клинику, чтобы лично убедиться в Вашем задании и понаблюдать работу врачей, оценить существующие инструменты и точнее представить себе, что же Вам необходимо».

По приглашению профессора С. Н. Федорова Александр Матвеевич приехал в его клинику. Он подолгу простаивал у операционных столов, внимательно следя за действиями хирургов-офтальмологов, изучал инструменты. Святослав Николаевич сетовал, что некоторые из инструментов слишком велики, грубы, иглы толсты.

Изучив положение дел, Александр Матвеевич вернулся домой и засел за выполнение «медицинского заказа». Через три недели в клинику С. Н. Федорова ушла самолетом посылка. В ней было несколько комплектов микрохирургических инструментов из нержавеющей стали: крохотные пинцеты (толщина кончика 0,08 миллиметра), микронож для удаления спаек (длина скальпеля 1,5 миллиметра), микросшиватель капиллярных сосудов, антимагнитный стерженек, полые иглы (толщиной 0,08 миллиметра) и другие. Полая игла для зашивания ран роговицы оказалась настолько тонкой, что вдеть в нее капроновую нить можно было только с помощью микроскопа.

В ответ Александр Матвеевич получил письмо, в котором говорилось: «Ваши иглы для зашивания ран глаза отличаются миниатюрностью. Мы их применяем при операциях замены мутного хрусталика искусственным и для зашивания ран роговой оболочки глаза. Работать с Вашими инструментами — одно удовольствие!»

Велика была радость мастера. Стало быть, его, Сысолятина, микрохирургические инструменты служат делу исцеления людей, возвращают им зрение. Что может быть дороже результатов такого труда?!

Александр Матвеевич знал среди своих земляков людей, потерявших зрение. Особенно запал ему в душу случай со старым рабочим-термистом с Уралмаша Г. П. Злыгостевым. Тридцать лет проработал он у закалочной печи, но однажды не уберегся и в результате несчастного случая ослеп... О другом случае — со сварщиком Козловым из Астрахани — он прочитал в газете. Как помочь этим и многим другим людям? Быть может, его, Сысолятина, инструменты помогут медикам сотворить чудо, и люди вновь обретут радость восприятия красок окружающего мира?..

Да, врачи сотворили чудо! И Злыгостев, и Козлов, и многие другие пациенты Святослава Николаевича Федорова, прооперированные инструментами уральского Левши, обрели утраченное зрение.

Письмо, полученное от одной из пациенток профессора, особенно потрясло Александра Матвеевича. Валентина Вершинина ослепла в раннем детстве. Профессор С. Н. Федоров решил помочь девушке, но для предстоявшей сложнейшей операции нужны были специальные инструменты. Обратились к Сысолятину и вскоре получили от него комплект микрохирургических инструментов. Операция, длившаяся несколько часов, увенчалась успехом: девушка прозрела!

Александр Матвеевич держит в руках письмо от исцеленной девушки: «Шестнадцать лет я не видела солнца! А сейчас радуюсь краскам земли, вижу, как лопаются почки и цветет сирень. И всем этим я обязана Святославу Николаевичу Федорову и Вам, Александр Матвеевич. Скоро я выхожу замуж, и Вы будете самым дорогим гостем на моей свадьбе. Приезжайте!»

К славе А. М. Сысолятина-микроминиатюриста прибавилась слава замечательного мастера микрохирургических инструментов.

Белорусский хирург В. Т. Паромей писал: «Сделайте, пожалуйста, для нашей клиники микрорассекатель роговицы. Чертеж инструмента прилагаем. На заводах не берутся сделать, говорят, слишком мелкая работа. Очень надеемся на Вашу помощь!»

«Я решил сделать микрорассекатель, — вспоминал позднее А. М. Сысолятин, — по типу машинки для стрижки волос, но с необычайно тонкими лезвиями. Это позволяло снимать омертвевшую ткань весьма тонкими, буквально микронными слоями, один за другим...»

Посылочка с инструментом ушла по назначению. Поражали размеры «машинки»: длина 5, ширина 3 миллиметра. Инструмент включал 12 тончайших тщательно сопряженных, без люфта, деталей. Отзыв врачей: «Это именно то, на что мы рассчитывали. Спасибо Вам от врачей и пациентов».

По просьбе профессора-нейрохирурга из Казани Александр Матвеевич срочно изготовил комплект микрохирургических инструментов для операций на головном мозге. Сысолятин вспоминал: «Привезли мне чертежи, оставили два рентгеновских снимка мозга — здорового и больного, пояснили, в чем суть предстоявшей операции, и я засел за чертежи и расчеты, а потом и за рабочий стол. Работал не отрываясь, сделал двадцать инструментов: тончайшие фигурные иглы, иглодержатели, скальпели, пинцеты, зажимы... Игольное ушко сделал такое, чтобы в него прошла капроновая нитка не толще 20 микрометров. Скальпелем можно разрезать вдоль человеческий волос».

Не забыл Александр Матвеевич и своих земляков- уральцев. Для свердловского уролога В. П. Вяткина изготовил специальные сверхтонкие петли-пинцеты для безоперационного удаления камней из почек. По просьбе педиатров Режевской районной больницы (находившейся в окрестностях Артемовского) сделал особо тонкий зонд для исследования желудочного сока у новорожденных детей. Всякий, кто подвергался такой процедуре, знает, насколько она неприятна. Зонд А. М. Сысолятина был настолько тонок, мал и гибок, что не причинял никакого беспокойства младенцам. Его полый шланг имел толщину нитки, а грушевидный наконечник для взятия проб сока можно было рассмотреть только с помощью лупы.

Однажды Александру Матвеевичу позвонили из районной больницы. Больному требовались очень частые инъекции в вену. Сысолятин пришел на помощь: он сделал иглу-двойник. В более толстую полую иглу, не извлекавшуюся из вены, вставлялась более тонкая, по которой с помощью шприца вводилось нужное лекарство. Двойная игла (ее общая толщина не превышала 1,5 миллиметра) избавила больного от частых и болезненных уколов.

Сверхтонкая полая игла пригодилась однажды и самому Александру Матвеевичу. Как-то по неосторожности он сильно порезал кисть левой руки. Хлынула кровь. Достаточно насмотревшийся в клиниках на то, как хирурги зашивают раны, Сысолятин обработал рану перекисью водорода и йодом, а потом... зашил рану одной из игл, которые он в это время делал для медиков. Когда Александр Матвеевич пришел в поликлинику на перевязку, хирург, усмехнувшись, сказал: «Зашито профессионально!»

Однажды Сысолятин получил письмо заведующего кафедрой генетики и селекции биолого-почвенного факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова профессора С. Ямкова. Ученый просил сделать комплект микроинструментов, крайне необходимых для исследовательских работ на живой растительной клетке. Ни на отечественных заводах, ни за рубежом никто не брался за их изготовление — слишком тонкой была работа. Профессор писал: «...увидев на ВДНХ Ваши миниатюры, мы поняли, что только Вы сможете помочь нам. Чертежи прилагаем. Если можно, сделайте еще меньше, чем указано. Очень рассчитываем на Вашу помощь!»

Такой ультратонкой работы Александру Матвеевичу делать еще не приходилось: микрошприц — не длиннее 5 миллиметров, к нему три полые иглы с отверстиями 0,07 миллиметра, скальпель — величиной с ресничку, пинцеты — не более спичечной головки, зажимы чуть больше макового зерна, крючочки, лопаточки и петельки (чтобы «заарканить» единичную клетку) — еще меньше... Все инструменты — из нержавейки, с деревянными рукоятками. Работать с такими инструментами можно только при наличии микроскопа. А. М. Сысолятин выполнил заказ, уменьшив размеры против заданных вдвое...

Для врачей-отоларингологов Сысолятин сделал особую, изогнутую по ушному каналу ложечку, вошедшую в перечень ЛОР-инструментов под названием «ложечка Сысолятина»...

«Медикам сделал много и других инструментов, — вспоминал Александр Матвеевич. — Сверхтонкие гибкие иглы для укалывания, иглы-скальпели для взятия биопсийных проб тканей. Особо тонкие иглы для шприцев, в том числе и для операций на сердце. Словом, стал медработником...».

Энтомологи утверждают, что у осы самое тонкое и самое острое жало. Его диаметр измеряется долями микрометра, что позволяет осе прокалывать кожу жертвы, развивая при этом давление в сотни тысяч атмосфер. Полые хирургические микроиглы Сысолятина по своей остроте и тонине немногим уступают осиному жалу.

«Можно критиковать промышленность, — говорил Александр Матвеевич, — серийную технику, но, видимо, всегда будут уникальные операции, которые потребуют уникальной же технической оснастки. И всегда будут требоваться уникальные приборы и устройства, которые в силу ряда обстоятельств нельзя изготовить на самых совершенных промышленных предприятиях. Вот тут-то и пригодятся руки мастера; эта потребность, я уверен, создаст условия для появления нового многочисленного отряда Левшей»[21].

* * *

На окраине поселка Буланаш, в доме, где жил и работал Александр Матвеевич Сысолятин, он устроил себе рабочее место, которое именовал «кабинетом точной механики». Именно здесь были созданы невидимые простым глазом многочисленные микроминиатюры уральского Левши. В «кабинете» стояли три стола: для грубых, мелких и особо точных работ. На первом столе — крохотный токарный станочек (диаметр трехкулачкового патрона 1,5 сантиметра), сверлилка с набором спиральных и перовых сверл (самое толстое — 1 миллиметр, самое тонкое — в 40 раз тоньше). На втором столе — миниатюрные тисочки с набором микрослесарных инструментов, на третьем — бинокулярный микроскоп с предметным столиком и набор особо тонких надфилей, алмазных резачков, микроскальпелей, зажимов и др. Почти все микроинструменты сделаны самим мастером. А наковаленку, часы, токарный станочек и бинокулярный микроскоп подарил Сергей Павлович Королев.

В ящичках со множеством секций хранились в образцовом порядке тончайшие самодельные инструменты и приспособления, назначение которых было известно лишь хозяину «кабинета».

Журналист местной газеты, навестивший А. М. Сысолятина, писал: «Я предполагал встретить человека, углубленного в свое дело, так сказать, однолюба, кудесника. А увидел простого, остроумного человека, которого интересуют не только миниатюры. Он всегда в центре городской жизни. Александр Матвеевич был начальником общественного городского штаба по строительству плотины на пруду в парке культуры и отдыха, внештатным инструктором горкома партии, бессменным в течение 25 лет заместителем председателя городского совета ДОСААФ и членом правления общества «Знание»... Он тепло, с выдумкой организовал чествование участников Великой Отечественной войны — в лесу, у походной кухни с традиционной солдатской кашей и черным хлебом».

* * *

Однажды в павильон, где демонстрировались миниатюры А. М. Сысолятина, вошла группа туристов из США. Увидев работы Александра Матвеевича, один из посетителей воскликнул:

— Покупаю! Все покупаю! Ваша цена, мистер Сысолятин?

— У вас, пожалуй, денег не хватит, — с улыбкой ответил мастер.

— Ошибаетесь! Называйте вашу цену, не стесняйтесь!

— Я своих произведений не продаю.

— Понимаю, — ответил экскурсант. — Вам, наверное, не разрешают. Но доллары!..

— Нет, ошибаетесь, вещи мои, захочу, могу и подарить!

— Подарить? — встрепенулся толстосум. — А не подарите ли вы, мистер Сысолятин, коллекцию микрокораблей нашему президенту?

— Подуют на вашем берегу мирные ветры, я хоть целый флот подарю.

— Ах, вы, оказывается, еще и коммунист?

— Так точно, мистер!

* * *

Об Александре Матвеевиче Сысолятине приходится, увы, говорить в прошедшем времени... Этот замечательный человек, выдающийся микроминиатюрист очень рано ушел из жизни, так и не допев свою лебединую песню... Умер он скоропостижно, едва успев завершить сложную микроминиатюру — «Урал — могучий форпост социализма». Оставалось лишь оформить ее: изготовить ларец из уральских камней-самоцветов, пристроить сильную лупу. Но сделать этого он уже не успел...

Урал подарил стране еще одного чудо-умельца, творца невидимых невооруженным глазом шедевров. Это — Николай Иванович Доцковский. Родился он в 1933 году. Живет и работает (помощником машиниста тепловоза) в Оренбурге. Как и его земляк А. М. Сысолятин, Доцковский прославился на весь Советский Союз своими микроминиатюрами. С чего началось его увлечение?

В 1956 году, прочитав в журнале «Техника — молодежи» заметку о работах украинского мастера-микроминиатюриста М. Г. Маслюка, Доцковский решил также попробовать... Очевидно, для этой «пробы» у Николая Ивановича имелись достаточные основания. Талант художника, твердая рука, острый глаз, терпение — все эти так необходимые микроминиатюристу качества позволили ему создать немало шедевров, принесших мастеру добрую славу.

Электрический утюжок и электрический чайничек легко умещаются на двухкопеечной монетке. Утюжок действует от батарейки карманного фонарика, размер его 4×2 миллиметра. Нагревательная спиралька не толще ниточки. Чтобы пользоваться утюжком, мастер пристроил к нему особую рукоятку. Чайничек, работающий тоже от батарейки, вмещает наперсток воды, носик у него — толщиной с иголку.

Есть у мастера и микросамоварчики. Один из них — латунный — действует от батарейки. Мал «ростом» самоварчик — всего 5 миллиметров, вмещает 2 капли воды, имеет конфорку для заварочного чайника и поддувало, в котором светится, подобно раскаленным уголькам, электрическая лампочка. Кран у самоварчика не толще булавки, но притерт по всем правилам самоварной техники. А до этого Николай Иванович смастерил самоварчик на 5 кубиков воды. Он вскипал от зажженной спички. Толщина трубы — 1 миллиметр. Подносом для самоварчика служила двухкопеечная монета. На ней Николай Иванович уложил инструменты, с помощью которых сделал самоварчик: пассатижи (длина 4 миллиметра), молоточек (масса 10 граммов), паяльничек (сантиметровый) и кусочек материала — латунной фольги.

Изготовил Николай Иванович действующие микротисочки с полным набором крохотных слесарных инструментов. Все они уместились в необычном футляре — половинке скорлупы ореха фундук.

Из выдолбленной спички мастер сделал футляр для полного набора косточек домино с коробочкой. В футляр он также поместил крохотный ножичек, отвертку и наборный курительный мундштук.

Еще один футляр — неизмеримо меньший. Это сантиметровый кусочек полого прозрачного конского волоса, а в него Николай Иванович вложил молоточек, зубильце, два гаечных ключика, отвертку и кернер.

Трудно ли высверлить в волосе тоннель? В письме к автору настоящей книги Н. И. Доцковский поделился секретом выполнения этой технологической операции. «Очень просто. Сделал из кусочка тончайшей стальной проволочки перовидное сверло, тщательно заточил его и довел с помощью алмазной пасты. Не думайте, что конский волос так уж тонок. Средняя толщина — до 120 микрометров, это немало. Волос зафиксировал абсолютно горизонтально и приклеил его к стальной полированной пластинке. Сверлышко укрепил в патроне часового токарного станочка. Пустил станочек в ход, осторожно подвел суппорт с пластинкой и волосом, начал сверлить. Тут главное — точное геометрическое совмещение оси шпинделя с продольной осью волоса, плавность подачи, отсутствие биений шпинделя. Тогда канал получается ровным».

«Очень просто»: наклеил, зажал, просверлил... А толщина волоса все-таки 1/10 доля миллиметра. Значит, сверло намного тоньше, — не более 0,06-0,07 миллиметра. Но недаром у мастера высшего класса есть своя поговорка: «Будет просто, коли сделаешь раз со сто».

Удивительны и другие работы Николая Ивановича Доцковского.

Серебряный бюст В. И. Ленина установлен на пьедестале, которым служит поперечный срез человеческого волоса.

На предметном столике микроскопа лежит разрезанное пополам маковое зерно. На срезе одной из половинок выгравирован портрет В. И. Ленина, на срезе другой — число «60», окруженное лавровыми венками. Эта работа Николая Ивановича посвящена 60-летию СССР.

Шахматная доска со всеми фигурками. Столиком служит... поперечный срез травинки. Самая крупная фигура — король — свободно помещается в скорлупке просяного зернышка, а пешка — в 50 раз меньше его.

Электрический моторчик работает от батарейки карманного фонарика. Величина двигателя чуть больше спичечной головки, но в нем есть все, что положено двигателю: статор, набранный из крохотных кусочков трансформаторной стали, обмотка из нескольких витков 20-микрометровой проволочки, коллектор. На корпусе укреплены миниатюрные шильдики. Мощность двигателя — 1/10 000 лошадиной силы. Пожалуй, муравей намного сильнее такого мотора...

Как-то к Николаю Ивановичу зашел корреспондент областной газеты «Южный Урал». Доцковский в это время был занят необычной работой — он подковывал блоху.

— Неужто и вы решили последовать примеру тульского Левши? — удивился журналист.

— Да, как видите, не устоял перед соблазном. И в этом повинны вы!

— Я?

— Да, вы напечатали в газете статью, в которой назвали меня Левшой. Пришлось поддержать честь фирмы, как говорится. Блоху с превеликим трудом выпросил в сельскохозяйственном институте, загнал ее в пробирку и положил в морозильник. А когда блоха закаменела, подковал ее шестью подковками, каждая из которых в 100 раз меньше точки типографского шрифта. Диаметр гвоздочков, которыми приколочены подковки, 3 микрометра. И на каждой расписался. Поглядите в микроскоп...

И все же не микроминиатюры, вроде самоварчиков или утюжков, главное сегодня в работе Николая Ивановича: он активно сотрудничает с медиками. «Последние семнадцать лет, — говорит Доцковский, — я работаю только на медицину».

Творческий союз помощника машиниста тепловоза Н. И. Доцковского с медицинскими работниками начался после появления в местной газете очерка о его микроминиатюрах. Прочитав очерк, профессор-окулист Оренбургской областной больницы Леонид Феодосьевич Линник обратился к Николаю Ивановичу с просьбой сотрудничать с клиникой. Клинике нужны были особо мелкие хирургические инструменты.

Николай Иванович познакомился с Леонидом Феодосьевичем Линником и с той поры «заболел медициной». Зачисленный в состав клиники в качестве внештатного «инженера-консультанта кафедры глазных болезней», он полностью переключился на изготовление микрохирургических инструментов для операций на глазах.

Однажды глубокой ночью к Николаю Ивановичу постучался посыльный из больницы. Он принес записку от Л. Ф. Линника: «Срочно необходима Ваша помощь. Случай весьма экстренный».

Николай Иванович помчался в больницу.

«Скорая» привезла семилетнего мальчика Сашу. Вечером он играл со сверстниками. Выпущенная из рогатки медная скобочка угодила мальчику в глаз. Она лежала на дне глазного яблока. Магнитом ее не извлечь, нужен специальный инструмент, сочетающий полую искривленную иглу с пинцетом.

Николаю Ивановичу дали эскиз. Остаток ночи он провел за своим рабочим столом. Наутро готовый инструмент был в больнице, а Николай Иванович отправился на работу в депо.

К вечеру мальчика прооперировали...

Профессор Л. Ф. Линник стал приглашать «инженера-консультанта» на сложные операции. «Я понял, — вспоминает Н. И. Доцковский, — что врач хочет, чтобы я сам увидел, какими инструментами он пользуется и какие ему необходимы еще. Я делал их безотказно и, как правило, всегда срочно».

Инструменты Николая Ивановича поражают своей миниатюрностью. Крохотные, измеряемые несколькими миллиметрами, иглы-ножницы, скальпели, зажимы, пинцеты — все это вышло из-под рук помощника тепловозного машиниста — «инженера-консультанта клиники глазных болезней».

Для одной из операций Николай Иванович сделал комплект уникальных инструментов.

Как-то привезли в оренбургскую больницу из Ташкента учительницу Джелялу Чилимбаеву. Случай был тяжелый, предстояла сложнейшая операция. Используя ультратонкие инструменты Доцковского, врачи успешно провели операцию. Когда спустя некоторое время сняли повязку с лица пациентки, она радостно воскликнула «Вижу свет!»...

Весной 1974 года преподаватель школы моряков в Петропавловске-Камчатском Лариса Алексеевна Уманская внезапно начала терять зрение. Местные врачи решили направить больную к профессору Л. Ф. Линнику, в Оренбург. С помощью микрохирургических инструментов, специально сделанных Н. И. Доцковским, зрение пациентки было спасено...

Пациентом Л. Ф. Линника в 1979 году оказался трехлетний Коля из села Мирошкино Первоуральского района Оренбургской области. Диагноз был грозный: «Остаточная надзрачковая мембрана (пленка)». Требовалось оперативное вмешательство. Пока юного пациента готовили к операции, Николай Иванович делал по эскизам профессора нужные микрохирургические инструменты: причудливо изогнутые пинцеты и скальпели, зажимы, петельки. Заказ хирурга — сделать изогнутую тончайшую трубочку с бородо́чком на конце и микрокусачки длиной 23 и шириной 0,75 миллиметра, — мастер выполнял с особой тщательностью.

Операция длилась около 3 часов. Через 3 недели Колю выписали... Профессор показал своему «консультанту» два цветных слайда: на одном — глаз Коли до операции, затянутый непрозрачной пленкой, на другом — тот же глаз после операции: чистый, веселый, озорной.

Однажды Л. Ф. Линник привел на квартиру к Николаю Ивановичу группу студентов-медиков, будущих глазных хирургов. Охая и ахая, они изумленно рассматривали микроминиатюры Н. И. Доцковского, восхищались его уникальными микрохирургическими инструментами. Один из них воскликнул:

— Да ведь вы, Николай Иванович, в своем деле настоящий профессор!

...Есть у Николая Ивановича еще одно призвание: он пишет лирические стихи, неплохо рисует. Так в натуре рабочего человека слились воедино высокое мастерство микроминиатюриста, творца хирургических инструментов и талант художника.

* * *

Таков славный дуэт уральских Левшей — Александра Матвеевича Сысолятина и Николая Ивановича Доцковского.