На огромном пространстве, постоянно орошаемом водами Белого Нила, вытекающего из больших африканских озер, расстилается необъятная топь. Около нее целая сеть рек, образующих Бахр-эль-Газаль.
Вся местность низменная, плоская. Ни холма, ни малейшего возвышения. Медленно текут воды, словно раздумывая о своем пути; они выбирают путь на север и утопают в голубых волнах Средиземного моря.
Если бы они избрали другой путь, у Египта не было бы его грандиозного прошлого, он был бы продолжением песчаной Сахары, с трудом прокармливающей племена кочующих бедуинов. Для торгового, предприимчивого народа Египет — целая сокровищница, ключ к которой представляют собой африканские болота. Вот почему Англия добивалась Фашоды и простерла свои цепкие руки до больших озер, окаймляющих колыбель священной реки.
Кроме политического значения страна эта является резервуаром, который питает и орошает поля феллахов.[8] Тихо дремлющие в своих берегах воды — это капитал и жизнь Египта.
Печальная страна! Повсюду лагуны, бесконечная сеть каналов. С одной стороны, водяные растения, тростник, бамбук в шесть-семь метров вышины, с другой — голая поверхность воды, свинцового оттенка без признака растительности, под горячими лучами южного солнца.
Бесчисленные островки, песчаные или каменистые, тянутся архипелагом или разделяются между собой озерами. Там, в полной неприкосновенности, обитают крокодилы, бегемоты, буйволы с искривленными рогами, чувствуя себя полными хозяевами этой уединенной местности.
Страшная, постоянно свирепствующая здесь лихорадка охраняет их от вторжения человека.
Сюда, в эту пустыню, привел отважный Маршан своих спутников. Здесь поселился Робер Лаваред со своим двоюродным братом Арманом. Около них приютились Оретт, Лотия, Нилия, Джек и все те, кто бежал из Египта.
На узкой полосе земли, окруженной каналами, расположены их палатки.
Робер и Арман стоят на берегу и смотрят на разворачивающееся перед их глазами зрелище.
Курьезное зрелище!
Огромная топь представляет собой кишащий человеческий муравейник.
Ее непрестанно бороздят лодки, плоскодонные пироги, управляемые белыми и черными гребцами, воинами разнообразного африканского населения.
В руках у них кирки, лопаты, ломы европейского или местного производства.
В пять недель эти рабочие, из чувства патриотизма и страстной жажды свободы, совершили гигантскую работу.
Они преградили путь водам Белого Нила и Бахр-эль-Газаль; заставили их течь к центральной площади, на другом конце которой стотысячный отряд солдат Робера прорыл им путь к реке Конго.
Среди лодок, плотов быстро скользят по воде люди; на ногах у них надето что-то вроде лыж. Эти приспособления снабжены воздушной камерой, похожей на велосипедную.
— Эти «водяные башмаки» удивительны! — замечает Арман Лаваред. — Чудо свершилось, человек ходит по воде!
— Благодаря господину Обри! — отвечает Робер. — Этот изобретатель, несмотря на насмешки, продолжал свои опыты на берегах Ла-Манша и успел доказать, что изобретенный им прибор дает возможность свободно держаться на поверхности воды.
— Честь и слава Обри!
— Эти «водяные башмаки» окажут нам серьезную услугу в стране, столь обильной водой. Теперь самое главное сделано. Через неделю, Белый Нил и воды Бахр-эль-Газаля изменят свой путь. Если бы Менелик сдержал обещание и отвел бы воды Голубого Нила до впадения его в Индийский океан, страна сделалась бы необитаемой. Англичане должны были бы отступить. И подобный успех имел бы, конечно, сильное нравственное влияние на наших солдат. Два месяца тому назад у меня была беспорядочная толпа, составленная из населения Нильской долины. Только египетские отряды имели кое-какую военную организацию. Теперь у меня уже сносное войско, через несколько недель ты увидишь, на что способны эти солдаты! Вся наша пехота будет вооружена ружьями, артиллерия заставляет желать лучшего, но у англичан есть пушки, и мы их возьмем!
При этих словах француз гордо поднял голову. Это был не прежний улыбающийся турист.
Вместе с серьезностью принятых на себя обязанностей он словно вырос и, как главнокомандующий, думал обо всем и о всех.
Арман нисколько не изменился, он оставался тем же насмешливым, беспечным журналистом.
Выслушав Робера, он разразился громким смехом.
— Да, ты возьмешь пушки, если доберешься до них… и я возьму тоже! Но я не вижу способа сделать это!
Заметив вопрошающий взгляд Робера, он продолжал:
— Ну, хорошо! Ты обратишь берега Нила в пустыню. Англичане, лишенные воды, должны будут отступить — прекрасно! Но как же ты будешь преследовать их с тысячным войском? Ведь у тебя также не будет воды!
— Ошибаешься, у нас будет вода!
При этом неожиданном ответе Арман сделал удивленный жест.
— Черт возьми! — пробормотал он. — Как же это? Ты удалишь воду, и все-таки она будет у тебя? — и, раздраженный улыбкой Робера, добавил:
— Объясни мне это!
Робер покачал головой.
— Нет. Завтра мы отправимся в экспедицию, и ты увидишь сам!
— Я буду скромен…
— Генерал также обязан быть скромным!
Парижанин захохотал.
— Ты серьезно считаешь себя генералом?
Но его веселость скоро исчезла.
Жених Лотии был серьезен. Его глаза, устремленные на друга, смотрели странным, повелительным взглядом.
— Могу ответить тебе, что каждый француз — солдат в душе, но это, конечно, не убедит тебя. Послушай, — продолжал он с чувством глубокого убеждения в голосе, — с тех пор, как мы покинули Каир и доктора Георгия Кауфмана, я много думал. Я пугался той грандиозной роли, которую обстоятельства заставили меня принять на себя. Я — кассир торгового дома Брис и Мольбек — превратился в командира стотысячного войска, мелкий служащий взял на себя задачу бороться с могущественной нацией. Исторические примеры несколько утешают меня. Французы — величайшая из наций, обязана этим только своему сердцу, способному воодушевляться благородной идеей…
— О! Это что-то новое!
— Ты сомневаешься? Выслушай меня! Вспомни Жанну д’Арк! Она явилась и зажгла сердца французов. Франция была спасена, потому что полюбила скромную героиню, которая пожертвовала «кровью своего сердца ради угнетенных!» У меня есть Лотия. Она, ее вера в успех дела сделала меня генералом. Франция и Лотия — этот священный девиз — разбудили во мне твердую волю, способность к самопожертвованию! Я не подозревал в себе этих свойств, живя в Париже. Появился долг, и мой горизонт расширился, я понял, какие огромные ресурсы для войны природа дала в мое распоряжение. Сердце француза сказалось!
Робер произнес это так просто, что Арман почувствовал себя растроганным и протянул ему руку.
— Значит, ты решил вопрос о воде?
— Да!
— Ты меня почтишь своим доверием?
— Завтра мы поедем вместе!
— Хорошо, а пока вернемся к нашим друзьям!
Они покинули свой наблюдательный пункт и вернулись на островок.
Около большой палатки сидели Оретт, Лотия и Нилия. Против них сидел Жак, оживленно разговаривавший, к великому удовольствию Норе, который повторял все его малейшие жесты. Несомненно, разговор был так интересен, что наши друзья подошли никем не замеченные.
— Конечно, — говорил Жак, — английская раса дала мне добрую мать, любящих друзей. Я был бы неблагодарным если бы поднял оружие против нее!
— Тогда, — прервала его насмешливо Лотия, — что вы делаете здесь?
— Я представляю собой хранителя французского знамени, развевающегося над палаткой генерала!
— А когда это знамя двинется против британских войск?
— Я последую за ним!
Молодые женщины засмеялись, а невеста Робера шутливо спросила:
— Вы будете сражаться с вашими соотечественниками?!
Жак покачал годовой.
— Вовсе нет. Моя обязанность сопровождать трехцветное знамя. Это я могу делать, не сражаясь с неприятелем, которому я многим обязан. Вместо оружия у меня будет тросточка. Таким образом, я удовлетворю чувство чести. Я отдам свою жизнь из патриотизма и не буду защищать ее… из благодарности!
Робер подошел к нему и, ласково положив ему руку на плечо, серьезно произнес:
— Прекрасно, сэр Жак, вы говорили, как человек с сердцем, и впредь поступайте так, как посчитаете нужным. Я очень счастлив видеть вас здесь!
Повернувшись к Арману, он добавил:
— Еще один доброволец на мое счастье, и этим мы обязаны мадемуазель Нилии!
Молодая девушка покраснела и сделала отрицательный жест, но Робер успокоил ее.
— Не защищайтесь… Разумеется, все мы ничего не понимаем из рассказов нашего друга Жака. Вы не сохранили ни малейшего воспоминания о ваших разговорах с ним. Тут есть тайна, которую мы выяснили!
— Во всяком случае, — заметила Оретт, — Нилия не может жаловаться. Она свободна…
— О! — вскричала порывисто молодая девушка. — Я нашла в вас самую любящую, самую прекраснейшую подругу. Два месяца тому назад я была невежественной дикаркой, вы сделали из меня цивилизованную женщину. Вы объясняете мне все, чего я не знаю. Мне кажется, что я проснулась от ужасного кошмара и блуждаю в счастливых грезах!
Оретт схватила ее за руки.
— Вы заслуживаете этого, Нилия!
— В грезах, это вы верно сказали, — добавил Арман, — потому что действительность очень неприглядна!
Бывшая пленница Кауфмана покачала своей красивой головкой.
— Вы не имеете понятия о том, что значит быть пленницей, иначе вы поняли бы, что все здесь кажется мне прекрасным… Безграничное синее небо, сонные воды, на которых солнце играет золотыми блестками, высокие бамбуки… — все восхищает меня и приводит в восторг. Все вы так добры ко мне!
Она произнесла это растроганным голосом, ее большие глаза подернулись туманом. Робер протянул ей руку.
— Мисс Нилия, маленькое развлечение не помешает вам. Завтра все мы отправляемся в экспедицию. Последняя прогулка по болотам. Потом нам останется только двинуться на неприятеля!
— Куда мы пойдем? — с любопытством спросила молодая девушка.
— В Тамбура, первый пост, учрежденный Маршаном на реке Суэ!
— Зачем?
— Разумеется, не для того, чтобы нанести визит. Этот пост давно покинут, но мы увидим там горшечников!
— Горшечников?
Робер бросил значительный взгляд на Лотию.
— Это вас заинтересует, но пока не спрашивайте! Кстати, знаете ли вы, что здесь, на месте нашего лагеря, едва не погиб капитан Баратье, отважный спутник Маршана?
— Здесь? — воскликнули молодые женщины.
— Именно здесь!
— Каким образом?
— Я вам расскажу!
После минутной паузы Робер рассказал своим спутникам трогательную историю капитана Баратье, который с несколькими людьми отправился на маленькой лодке исследовать болота вплоть до Нила. Они терпели голод и всякие лишения и едва не были съедены огромным бегемотом, опрокинувшим лодку. Потом разговор сделался общим. Все вспоминали различные эпизоды из миссии Маршана, восторгались мужеством таких героев, как Маршан, Баратье, Жермен, испытывая сильное волнение при мысли, что являются орудием правосудия, стараясь отомстить за поражение Маршана.
Британцы хитростью пытались победить французов, чтобы завладеть долиной реки Нила, но пришли другие французы, опустошили долину, увлекли за собой жителей и начали беспощадную войну с завоевателями.
Мысли их отвлекались, и никто, даже любопытный журналист и грациозная Нилия, не думали теперь о планах Робера.
Вечером на лагунах зазвучали трубы — сигнал, призывающий рабочих оставить работу для отдыха.
Устроились на ночлег за плотными занавесками, чтобы предохранить себя от насекомых, которые с жужжанием тучами поднимались из тростника.
Наступил день. Снова раздались звуки труб, топь ожила и кишела людьми. Робер Лаваред встал раньше всех. Плоскодонная, похожая на гондолу, лодка ожидала у островка. Гребцы были на своих местах. Вскоре Оретт, Лотия и Нилия вышли из шатра. К ним присоединились Арман, Жак и неизменный Хоуп. По указанию Робера, все сели в лодку, которая быстро двинулась в путь.
Плыли пять дней, пересекая каналы, озера, останавливаясь для ночлега на песчаных островках, не встречая препятствий. Тысяча людей целых три месяца работала над безопасностью водных путей. Повсюду путешественники встречали партии чернокожих рабочих, под командой солдат, повсюду, замечали они с удовольствием, царила суровая дисциплина.
Таким образом добрались до реки Суэ и поднялись вверх по ней до Тамбура. Во время пути путешественники обгоняли тяжело нагруженные барки, и на вопрос Армана, чем они нагружены, Робер коротко ответил:
— Увидишь!
Эта фраза сильно раздражала Армана, потому что нет ничего досаднее, как невозможность удовлетворить свое любопытство.
В Тамбура их ожидал сюрприз. На берегах реки была устроена настоящая гавань. Тут стояло множество барок, и целый муравейник рабочих нагружал их, бегая по летучим мостам, соединявшим берег с барками.
Армана сильно заинтриговал груз барок. Наконец он увидел огромные глиняные цилиндры, нагроможденные на берегу. Ими нагружались все барки, их доставляли сюда с верховьев реки, отовсюду, со всех сторон, на телегах, запряженных буйволами, на верблюдах, даже на слонах.
— Ага! — вскричал журналист, чувствуя себя не в силах молчать. — Ты превратил весь центр Африки в огромную горшечную фабрику?
— Ты угадал, кузен!
— И что же?
— Все население, начиная от Бахр-эль-Газаля до Конго, занимается изготовлением таких цилиндров!
Вдруг Арман схватился обеими руками за голову:
— Несчастный, что ты хочешь делать?
— Самое ужасное оружие против Англии!
Парижанин стоял с изумленным видом.
— Пусть меня дьявол возьмет, если я понимаю, зачем тебе нужна эта глиняная артиллерия!
— Несколько дней тому назад ты сам занимался этим вопросом. Разве те не знаешь, что победа принадлежит тому, кто сумеет достать себе воду, необходимую для продовольствия войска?
— Но…
— Постой. Я лишил неприятеля воды, отводя воду Белого Нила к Конго. Двести тысяч людей работают теперь, прорывая глубокие траншеи вдоль древнего русла реки Фараонов и прокладывая эти трубы…
Арман хлопнул себя по лбу.
— Понимаю. Один конец этого канала ведет в глубокое озеро, а другой…
— Будет впереди моего войска. На каждой остановке мои люди найдут огромные резервуары воды. Я высчитал все, принял в расчет неизбежные препятствия и могу утверждать, без колебания, что армия африканских патриотов никогда не будет страдать от жажды!
Арман сердечно пожал руку Робера.
— Милый Робер! Ты — настоящий Лаваред! Война в этой стране — прежде всего война из-за воды. Ты блестяще решил задачу. Я удивляюсь тебе и поздравляю!
Обменявшись сердечным рукопожатием, друзья пошли смотреть, как продвигается работа. Робер был прав. Вода, эта бесцветная жидкость, являлась в этой стране главным стимулом победы. Армия, лишенная воды, была неизбежно обречена на смерть. Робер открыл кампанию, сделав верный ход, который должен был принести результаты, более плодотворные, чем десять удачных сражений. Он гарантировал своим войскам неистощимый запас воды.
Кроме того, время не терялось даром. Из Абиссинии доставляюсь оружие, запасы продовольствия; все чернокожие воины были снабжены превосходными ружьями, которыми владели в совершенстве. Строгая дисциплина царила в войсках. Целую неделю пробыли наши путешественники в Тамбура, наблюдая за доставкой труб и принимая визиты окрестных начальников.
Ненависть, посеянная англичанами в центре Африки, принесла свои плоды. Африканцы не совсем понимали цели предприятия французов, но Франция являлась для них синонимом доброты, Англия — ненависти и убийства.
Все они шли под знамена Франции с наивной преданностью детей, привлекаемых кротостью и лаской.
На девятый день Робер объявил своим друзьям, что пора отправляться в путь. Они отправятся на Нил, в его огромные равнины, где должны сконцентрироваться все войска.
Наконец-то наступила решительная минута, начиналась настоящая кампания.
Серьезные и задумчивые, наши путешественники разместились в лодках.
Только Хоуп был весел и спокоен.
В Тамбура один негр научил ее курить, — и орангутанг, восхищенный новым занятием, неустанно жег папиросы, окутываясь облаками табачного дыма.
На пути попадалось много нагруженных барок, и лодка направилась в свободные каналы. На третий день к вечеру пристали к песчаному островку, раскинули палатки, и скоро все заснули глубоким сном. Выстрел разбудил путешественников. Они вскочили на ноги, бросились вон из палаток… Ужасное зрелище! Их окружало целое кольцо чудовищ-крокодилов, потревоженных внезапным вторжением войска. Сотни открытых пастей смотрели из воды, готовясь к нападению. Женщины страшно перепугались.
— Никому не двигаться! — прозвучал голос Робера. — Когда я перейду линию крокодилов, постарайтесь присоединиться ко мне!
Взяв с собой аппарат Обри, надев «водяные башмаки», Робер бросается вперед, с револьвером в руке, стреляет. Шум выстрелов, рев раненых животных… Он скользит по воде, вертится, кружится среди крокодилов, которые преследуют его. Число их все увеличивается. Остальные путешественники не двигаются, они словно остолбенели и с ужасом следят за крокодилами, плывущими по следам человека. Одно неверное движение, — и Робер погиб. Арман первым приходит в себя.
— Надо помочь Роберу, силы его истощаются…
— В лодку! — кричит он. — Вперед!
Издали Робер указывает им, куда плыть, он скользит вперед, оставив позади себя крокодилов. Вдруг раздается крик ужаса.
Робер повернулся слишком быстро, зашатался, падает… Огромный крокодил спешит к нему с раскрытой пастью…
С отчаянным воплем Лотия падает на руки Оретт. Но сейчас же слышится торжествующий крик. Робер вскарабкался на крокодила и снова встал на ноги. Вот он скользит к пироге… близко… и падает в нее.
Гребцы налегают на весла, и через несколько минут, крокодилы остаются далеко позади. Все спешат пожать руку смелому французу, рисковавшему жизнью, чтобы спасти своих друзей. Лотия со слезами на глазах усаживает его рядом, кладет голову ему на плечо и молча смотрит на него.
Долго еще длилось их путешествие. Они ехали на верблюдах, и только на тридцать пятый день со времени отъезда из Тамбура Робер и его друзья добрались до Суэ, где решено было устроить главную квартиру. Канал был готов… Древнее русло Нила высохло, только маленький ручей струился здесь между песчаными берегами…
В пяти километрах к югу от Хартума, старинного городка, по берегам реки возвышались две башни. Одна — на правом берегу, называлась башней № 1, другая на левом — башней № 2. Башни были вооружены тяжелыми пушками, английские часовые оцепили всю реку от Каира до Хартума.
В башне № 2 одиноко сидел молодой лейтенант с золотым пенсне на носу и играл в шахматы. Это был отпрыск древней аристократической фамилии, баронет Тими Логдаль. Страдая близорукостью, он был неспособен к военному делу, что не мешало ему быть лейтенантом артиллерийского корпуса. Ему поручили начальство над башней № 2, чтобы дать возможность выдвинуться вперед.
Целых три месяца сидел Логдаль в своей башне, повторяя всем: «Мятежники не захватят нас врасплох. Мы заметим их издали!»
Так как баронет сильно скучал, то начал играть в шахматы. Он попробовал было поговорить по телефону с Брэддоком, командующим башней № 1, предлагая ему сыграть в шахматы. Но из башни № 1 Логдаль получил такие несуразные ответы, что вынужден был послать туда одного из своих артиллеристов. Тогда дело объяснилось. Брэддок был глух, но ни за что не хотел сознаться в этом. Один из унтер-офицеров, его секретарь, обычно заменял его у телефона и сообщал ему все, что говорили. Когда сам Брэддок начинал говорить по телефону, выходило недоразумение.
Дело устроилось. Оба офицера садились каждый у своей шахматной доски и играли в шахматы, переговариваясь по телефону. Прошло три часа. Наконец лейтенант подошел к телефону.
— Хорошо, коллега, вы взяли партию. Я не в ударе сегодня. Уже поздно, пора завтракать. Мы начнем играть в четыре часа!
— Хорошо!
Лорд Логдаль вышел из комнаты, спустился вниз по лестнице и очутился на валу. Весь английский лагерь был на виду. Лорд Льюис Бигген расположился здесь, чтобы сдерживать мятежные шайки, сконцентрировавшиеся на болотах Бахр-эль-Газаля. Дальше след их затерялся, и можно было думать, что они погибли в этих африканских болотах, или умерли с голоду. Очевидно, что англичане одержат верх без всякой битвы.
Такими предположениями обменивались в настоящую минуту лорд Бигген с доктором Кауфманом. Но последний не соглашался с мнением начальника и качал головой.
— Стало бы всем известно, если бы такая огромная армия исчезла бесследно! Не похоже на это!
— Вы думаете, — проворчал Бигген, — что эти дураки живут в довольстве, там, в болотах?
— Не знаю, генерал, но думаю, что они появятся, когда мы менее всего ожидаем их!
— Мы сидим здесь более двух месяцев, где же они?
— Это бездействие и беспокоит меня. Конечно, я ничего не знаю наверняка, но думаю, что мятежники не сидят сложа руки. Я видел этого Лавареда, который отнял у меня Нилию, и скажу вам, что это опасный человек. Помните ли вы это бегство жителей Нильской долины? Все было подготовлено заранее, и они знали, куда шли. Мы же ничего ровно не подозревали. Я боюсь, что мятежники готовят нам что-то совсем неожиданное!
Генерал не отвечал и задумался, им овладело смутное беспокойство.
Лорд Логдаль, проходя мимо, различил силуэты двух собеседников, принял их за камень и спокойно проследовал в столовую, позавтракал, выпил шампанского, потом встал, наткнулся на два стула, что-то уронил и вернулся на свою башню. Он собирался уже лечь отдохнуть, но никак не мог найти того матраса, который находился обыкновенно на железной кровати.
Удивленный этим, Логдаль позвонил. Явился артиллерист.
— Извините, господин лейтенант…
— Хорошо, я извиню тебя, когда ты принесешь мой матрас!
— Сию минуту!
— Что ты там делал?
— Господин лейтенант, я смотрел на Нил…
— Это великолепно! Что же с ним случилось?
— Нам не надо будет охранять его, господин лейтенант!
Лейтенант во все глаза взглянул на солдата, думая, что тот выпил лишнее:
— Говори точнее!
— Господин лейтенант ничего не знает?
— Говори яснее!
— Не сердитесь, господин лейтенант, вода убывает в Ниле, убывает с ужасной быстротой. К концу недели вовсе не останется воды!
— Не останется воды!?
Лейтенант расхохотался. Конечно, солдат пьян. В Ниле нет воды! Вот идея, которая не придет в голову трезвого человека!
— Ну, знаешь, молодец, тебя не особенно смутит убыль воды; ты, кажется, предпочитаешь пить джин! — весело заметил Логдаль. — Иди, выспись, освежись немного, тогда все пойдет лучше!
Смеясь, растянулся Логдаль на своем ложе.
— Сегодня день Святого Луки. Да, да! — думал он. — Этих имен так много в войске. Вероятно, там хорошо выпили!
Лорд закрыл глаза и заснул. Вдруг раздался звонок телефона. Логдаль вскочил на ноги.
— Алло… что там такое? Кто говорит?
— Это я, Брэддок!
— Вы поторопились, коллега, мы начнем игру в четыре часа!
— Не в том дело!
— В чем же?
— В Ниле!
Лейтенант подскочил. Неужели и офицеры празднуют день Св. Луки? Это было так смешно, что Логдаль шутливо ответил:
— Поговорим о Ниле!
— Вода убывает…
— Убывает? Скажите! — И лорд смеялся до слез.
— Вас это забавляет?
— Очень. На чай, надеюсь, нам останется воды!
Из телефона раздалось проклятие.
— Подумайте. Воды не будет. Не будет продовольствия у армии. Ведь это грозит отступлением…
«Одна и та же галлюцинация у пьяниц! — подумал лейтенант. — Пусть их! Я лягу спать!»
— Очень жаль, друг мой! — ответил он. — До свиданья. Меня требуют!
Он снова растянулся на постели, намереваясь заснуть.
Но ему не суждено было спать сегодня. К нему быстро вбежал солдат.
— Господин лейтенант, баллон… баллон…
— Черт вас возьми! Дадите ли вы мне спать?
— Над башней баллон «Виктория», которым управляет сэр Томас Бирд, начальник воздушного парка!
— Ну и что… Мне что за дело?
— Он дал установленные сигналы, желает что-то сообщить вам!
Логдаль пробормотал проклятие, но поспешил наверх, на вершину купола.
— Где же «Виктория»? — обратился он к своему артиллеристу.
— Над нами, господин лейтенант!
Конечно, Логдаль ничего не видел: он забыл; что близорук и не различит собаки от слона в десяти шагах.
— Черт побери этот невидимый баллон! Где он?
— Господин лейтенант! Телефон спускается к нам! — прервал его артиллерист.
В самом деле над головой Логдаля висел на тонкой и упругой проволоке усовершенствованный прибор для разговора.
— Лорд Логдаль! — послышалось сверху.
— Я…
— Хорошо ли вы снабжены водой?
— На неделю хватит!
— Этого мало. Прикажите наполнить цистерну. Вода в Ниле убывает, и завтра не останется ни капли!
— Невероятно! — произнес изумленный лейтенант.
— Но это так. До свиданья. Я должен предупредить других!
После некоторого раздумья Логдаль вышел из башни, спустился вниз и, сопровождаемый верным артиллеристом отправился на берег реки, чтобы проверить сказанное.
Солнце ярко освещало песчаное русло Нила, по которому ползали крокодилы, изумленные убылью воды. Кое-где попадались глубокие ямы, наполненные водой, которая постепенно высыхала, под лучами солнца. Логдаль ничего не видел. Думая, что идет по берегу, он шел по руслу и провалился в яму. Артиллерист бросился на помощь и вытащил его, мокрого до костей.
— Нет воды в Ниле! Они сошли с ума! — ворчал лейтенант, торопясь домой, чтобы переменить намокшее платье. — Я знаю по себе, что воды достаточно!
Убыль воды произвела неописуемое волнение в лагере. Все толпились у реки, удивляясь. Никто не подозревал гениального плана Робера Лавареда. Генерал Бигген громко заявил:
— Полагаю, что мятежники отвели воду Нила. Но это ненадолго. Они рассчитывают на наше отступление. Этого не будет. Пусть армия запасется водой. Господа! Наша кавалерия выступит сегодня вечером. Нужно узнать позицию неприятеля!
Начались сборы. В четыре часа все было готово.
Кавалерия бодро пустилась в путь. Эскадроны всю ночь шли к югу, но неприятеля не было и следа. А вода в реке все убывала. К вечеру Нил превратился в маленький ручей, едва доходивший до колен.
Крокодилы испуганно ползали по песку, ища воду. Слышался острый неприятный крик ибисов.
Джон Прайс, вооруженный до самых зубов, ехал рядом со своим капитаном.
Когда он получил письмо Жака, то почувствовал прилив гнева.
Несмотря на слезы мистрис Прайс, Джон грозил, что Жак погибнет от его руки. Вся его честность возмущалась при мысли, что его брат изменил Англии, обласкавшей и возвысившей его.
Между тем кавалерия шла вперед, встречая на пути опустошенные поля, заброшенные деревни. Утром кавалерия расположилась позади маленького городка Эль-Дуарм.
Джона сильно занимал факт исчезновения воды из Нила. Он долго размышлял об этом, что не мешало ему отлично позавтракать. Потом он ушел в свой шатер, чтобы отдохнуть, и сладко заснул. Его разбудили звуки труб. Он выбежал из палатки и спросил, что случилось.
— Неприятель, — ответили ему.
Весь лагерь был в движении. Через пять минут Джон ехал сбоку одного из эскадронов. Вдали, на горизонте, виднелась туча всадников.
Чем ближе подходил неприятель, тем больше удивления выражалось на лицах английских офицеров. На них шли стройные колонны войск, вместо ожидаемого беспорядочного скопища людей. Невольное беспокойство закралось в их сердца.
Кавалерия Робера приближалась. Окруженный Арманом, Оретт и Лотией, он ехал во главе эскадронов. Несколько позади, на черной лошади, восседал Хоуп, в красном платье. Жак наблюдал издали и, верный своему обещанию, держал в руках только белый зонтик.
Раздались выстрелы, засвистели пули. Начался бой. Лошадь Жака была убита, он стоял спокойно под выстрелами, держа в руках зонтик.
Вдруг он вскрикнул. Перед ним стоял Джон.
— Защищайся! — заревел Джон. — Ты без оружия?
— Да. Я готов отдать жизнь Франции, но не могу сражаться против страны, которая была моим отечеством!
— Изменник! Я убью тебя!
— Я не изменник! Убивай!
Жак скрестил руки на груди и смотрел на брата.
Джон быстро повернулся и исчез.
С бешеной быстротой, все разрушая на своем пути, неслись английские эскадроны. Мерная кавалерия Робера готова была бежать от этого стремительного натиска, как вдруг Хоуп, раздраженный болью от раны в щеке, бросился на англичан. Отломив по дороге огромную ветку пальмы, он врезался в ряды неприятеля. Эта выходка обезьяны имела неожиданный результат. Наивные африканцы, увидя обезьяну впереди себя, словно по сигналу, бросились за ней на неприятеля.
Англичане поколебались. Эта окровавленная, ужасная обезьяна навела панику среди солдат.
Робер воспользовался моментом замешательства и бросился на фланг английской кавалерии. Англичане вынуждены были отступить.
Пока Робер и его друзья радовались своей победе, английские всадники неслись в лагерь, чтобы известить о своем поражении. Там они узнали, что вся английская армия отступает, потому что вода Белого Нила иссякла, и Голубой Нил, в свою очередь, высыхает.
Верный своему обещанию, Менелик отвел воду Голубого Нила через пустыню Данакиль в море. Англичане оказались в безвыходном положении.
Огромные пушки в башнях гремели без перерыва. Казалось, они бросали вызов африканским войскам.
Расположившись в маленькой долине, Робер и его друзья держали военный совет.
— Нужно взять эти башни, — произнес Робер, — это поможет нам!
Арман кивнул головой.
— Конечно. Но это не так легко, как выпить стакан вина. Что вы думаете об этом, друг Жак?
Жак улыбнулся.
— Я уже говорил вам, что у башен есть слабый пункт, можно проскользнуть туда и подложить мину.
— К сожалению, невозможно подойти к башням. Кругом голая равнина, ночью она вся освещена электричеством, — возразил Арман.
Робер углубился в изучение топографической карты.
— Вы ошибаетесь, — произнес он наконец, — есть еще путь, по которому можно незаметно подойти к башням. Это — высохшее русло Нила!
— Да, да, — добавил Жак, — и берега покрыты кустарником, в котором легко спрятаться. Но, прежде всего, надо уничтожить телефонное сообщение между башнями. Это очень легко сделать, так как проволока телефона лежит на дне русла и не закрыта водой.
Помолчав немного, он медленно заговорил:
— В эту ночь, если вы доверите мне трех или четырех человек, я их поведу и обрежу телефонную проволоку!
Все руки протянулись к Жаку. Только неисправимый Арман вскричал:
— Вы плохо держите свою клятву, — вы не хотели сражаться против соотечественников!
— Я не буду сражаться, а только поведу минеров! Они должны быстро действовать, потому что проходит несколько секунд между моментом, когда приводят в действие адские машины и взрывом. Я предложил свои услуги, желая сэкономить вам одного солдата!
— Жак, — произнесла вдруг Нилия, — объясните мне, что надо делать, и я поведу людей во вторую башню. Будет экономия еще одного солдата!
— Нилия! — с ужасом воскликнули Лотия и Оретт.
— Дайте мне пожертвовать собой ради свободы, я так долго была в плену. Нам удастся это, Жак, и мы вернемся!
Потом вздрогнув, Нилия произнесла, словно во сне:
— Сегодня ночью, две английские башни будут разрушены!
— Генерал, — склонилась она перед Робером, — назначьте тех, кто пойдет с нами! Не будем терять времени!
Робер сейчас же вызвал желающих. Явилось пятьдесят человек. Пришлось бросить жребий. Шесть человек с радостным видом готовились идти на смерть. Робер велел принести шесть адских машин и подробно объяснил людям, что нужно с ними делать.
— Поняли ли вы?
— Да!
Он приказал им разделиться на две группы.
— Вы трое, пойдете за сэром Жаком, а вы последуете за мисс Нилией!
Никто не удивился. Если начальник вручал власть молодой девушке, ребенку, — значит, она достойна этого!
— Ночью вы соберетесь здесь, а теперь вы свободны! — добавил Робер, — и солдаты ушли.
Нилия подошла к Жаку.
— Сэр Жак, научите меня, что я должна делать! — произнесла она.
Жак был сильно взволнован. Если б он смел, он бросился бы к ее ногам, умоляя не рисковать собой. Но он не смел сделать этого и только холодно объяснил ей цель экспедиции и все, что она должна делать.
— Я думаю, что мне не трудно будет взорвать башню № 1, — сказала Нилия, вернувшись к Лотии и Оретт.
— А! Вы выбрали башню № 1! — вскричала Оретт.
— Да. Я думаю, что тут опаснее и хочу, чтобы он был жив! — тихо добавила Нилия.
Наступила ночь. Слабый свет луны озарял землю.
Жак и Нилия, в сопровождении шести солдат, спустились в русло реки. Там они простились с друзьями. Нилия, сопровождаемая тремя египтянами, перебралась через русло реки и скрылась в густой растительности, окаймлявшей правый берег. Жак со своими людьми отправился на левый берег. Они ждали сигнала и, проскользнув в густой кустарник, испустили долгий крик. В ответ послышался такой же крик. Пора! Башня близко! Жак должен был сначала обрезать телефонную проволоку, но долго не мог найти ее в русле реки. Он ползал на локтях и коленях, пока не выполнил своей задачи. Готово! Теперь за дело! На правом берегу виднелись уже черные точки…
Это Нилия торопилась выполнить свое дело.
Надо, чтобы обе башни взлетели разом на воздух. Нилия и он умрут вместе за свободу, и их души навсегда соединятся в бесконечности! Повернувшись к ожидавшим его людям, он произнес: вперед!
Лейтенант Брэддок был неспокоен. Тишина ночи наводила на него тяжелые думы. Где неприятель? Что он готовит?
Он приказал приготовить митральезы и телефонировал Логдалю, советуя сделать то же, потом вернулся на башню и осмотрелся. Равнина была пустынна. Вдруг он заметил, что в пятидесяти метрах от башни № 2 что-то шевелится… да, четыре человека лезли на башню. Брэддок бросился к телефону. Но он звонил напрасно…
Жак и его люди удачно проскользнули внутрь башни и поставили свои снаряды.
— Откройте, — скомандовал молодой человек, — и слушайте, когда я скажу «готово!» — хлопните кулаком по кнопке и спасайтесь, бегите скорее!
Через десять секунд раздался глухой удар, и египтяне бросились бежать. Жак последовал за ними.
Произошел ужасный взрыв. Столб пламени вырвался наружу. Башня, стены, пушки — все взлетело на воздух.
Жак упал и потерял сознание. Очнувшись, он ощутил холод и сырость. Ему показалось, что лицо Нилии склонилось над ним, и он снова потерял сознание. Нилия осталась жива. Солдаты не пустили ее в башню. Проникнувшись жалостью к молодой девушке, которая спокойно шла на смерть, они сказали ей: если ты пойдешь в башню, мы вернемся в лагерь! Нилия остановилась, вытащила из-за корсажа нож.
«Умереть можно всегда, когда захочешь!» — подумала она.
Вдруг раздались два страшных взрыва.
Земля затряслась, и Нилия упала в русло реки. Потом она поднялась и, шатаясь, пошла вперед. В двух шагах от нее лежало тело человека. Это был Жак. Одним прыжком бросилась она к нему, в воду, схватила и вытащила на берег.
— Дорогой! Очнись! Я не могу жить без тебя! Я не буду мешать тебе, но хочу видеть тебя, слышать твой голос!
Молодой человек пошевелился. Его голова лежала на коленях Нилии; когда он открыл глаза, на него смотрели кроткие, глубокие глаза молодой девушки! Оба молчали, потому что не могли говорить.
В лагере Робера царило оживление. Египтяне испускали радостные восклицания. Солдаты торжествовали. Две английские башни пали, начало было удачно. Оретт, Робер и Лотия были печальны и задумчивы. Этот триумф дорого им обошелся. Жак и Нилия — эти самоотверженные сердца погибли, заплатив жизнью за успех предприятия. Вернулись только двое египтян. Когда их спросили о судьбе спутников, они спокойно отвечали: наверное, они в раю Магомета и счастливы.
Бедный Жак! Бедная Нилия!
Вдруг толпа заволновалась, зашумела. Из рядов солдат появился Жак, поддерживаемый Нилией. Все бросились к ним.
Раздались поздравления, восклицания. Жак был мокр, и его сейчас же увели переодеваться.
— Ну, наша победа дешево куплена, — произнес Робер, — надо известить о ней другие корпуса армии!
Арман кивнул головой.
— Понимаю! Ты хочешь зажечь костры. Так поступают дикари в подобных случаях.
— У меня есть усовершенствованный прием! — возразил Робер. — Ведь я служил в Париже, на фабрике оптических инструментов! Следуй за мной и увидишь!
Журналист последовал за Робером. После утомительного восхождения оба взобрались на узкую площадку, возвышавшуюся на несколько метров. Несколько египетских солдат сидели вокруг чего-то, в виде печи, сделанной из камней, в которой горело сухое дерево.
— Я организовал специальный корпус сигналистов, — сказал Робер, — как это делается в европейских армиях!
— Я слушаю тебя, кузен, и все более удивляюсь. Ты переменился неузнаваемо, из гусеницы сделался бабочкой.
— Не совсем бабочкой. Бабочка беззаботно порхает с цветка на цветок. Тогда как мои глаза устремлены на мою звезду.
— Лотию, я знаю! Ну, объясни же мне твой телеграф!
— Ты слышал, вероятно, что труды инженера Веллье, который изобрел фороскоп, дали возможность утилизировать фонарь для оптических целей? Представь себе шестигранный фонарь! Пять сторон непрозрачны, шестая сторона снабжена кружком, заграждающим стекло. Если зажечь фонарь, то яркий сноп лучей проходит через диск и освещает далекое пространство.
Внутри фонаря сильный электрический фокус.
Можно с помощью переменных токов погасить или зажечь свет. Используя красное стекло можно менять красные и белые огни. Первые представляют собой промежутки между буквами, а…
Арман разразился хохотом.
— Прости меня, но я не вижу здесь самого главного…
— Чего?
— Фонаря!
Робер пожал плечами.
— Ты ошибаешься, Арман, у меня есть аппарат, отлично заменяющий фонарь.
— Где же?
— Эта печь, закрытая со всех сторон, кроме той, которая выходит на юг. Мы маскируем огонь пальмовой циновкой и достигаем тех же результатов, как при электричестве.
Робер тихо сказал что-то одному из сигналистов. Солдаты подбросили дров в печь.
Двое из них держали в руках циновку, сплетенную из волокон пальмы.
— Готово! — скомандовал Робер.
Циновка закачалась, опускаясь и подымаясь.
В темноте ночи засиял огонь, появлявшийся и исчезавший сообразно движению циновки.
Пост, куда передана была депеша, сейчас же повторил ее, чтоб избежать ошибки.
— Что они говорят? — спросил журналист.
— Вот что: ночью взорваны две английские башни, убито сто человек английских солдат, у нас погибло четверо.
— Браво! Совсем официальная депеша.
— Есть разница! — серьезно возразил Робер. — Мы не обманываем, я не соглашусь обманывать людей, которые мне доверяют!
В это время англичане, пораженные разрушением башен, поспешили к Берберу, где стояла вся армия. Они бросили пушки, багаж, даже ящик с секретной корреспонденцией на произвол судьбы.
На другой день Робер двинул свою армию вперед, не встречая сопротивления, а вечером с торжеством показывал шифр для расшифрования депеш, прочесть было уже нетрудно.
Кампания открылась при самых благоприятных условиях.
Лорд Бигген был мрачен. Он заперся у себя и не велел никого пускать. Его гнев был безграничен, когда он узнал об отступлении гарнизона, оставившего на произвол судьбы секретную корреспонденцию и деньги. Мятежники прочтут бумаги, узнают, что Англия делает отчаянные усилия, чтобы мобилизовать свою армию и послать триста тысяч сипаев в Египет. Проклятие!
Проклятые французы! Лорд метался по своей комнате, словно зверь в клетке. Он, английский генерал, должен был отступить перед этим сбродом под командой француза. Если Египет освободится от власти Англии, индусы, австралийцы, канадцы сейчас же потребуют автономии. Нужно во что бы то ни стало подавить восстание. Лорду Биггену вспомнились слова «великого старца» Гладстона:
«Берегитесь распространять ваше владычество без меры, — говорил он. — Стараясь утвердить свой авторитет, вы увеличиваете число наших врагов. Одно поражение может уничтожить все наше величие!»
Грустные мысли лорда были прерваны самым неожиданным образом. В окно влетел камень, и нижнее стекло разбилось вдребезги.
— Что это значит?
Лорд Бигген подбежал к окну и увидел доктора Кауфмана.
Немец дружески поздоровался с ним и крикнул:
— Я употребил насилие, чтоб повидать вас. Позвольте мне войти и переговорить с вами!
Генерал наклонился через окно и приказал часовому пропустить доктора.
Через минуту доктор вошел в комнату, где находился генерал, и без всяких предисловий сказал:
— Милорд, я пришел сообщить вам результат серьезных размышлений!
— Слушаю.
— Мятежники захватили важные бумаги, всю корреспонденцию, но это несчастье поправимо!
— Поправимо? Вы так думаете?
— Они знают положение дел, но не знают секрета Нилии…
Генерал вздрогнул.
— Следовательно, попадутся в западню, которую мы им расставим! — торжествующе добавил немец.
— И это западня?
— Погодите, генерал. Надо сказать правду, что вся сила мятежников заключается в уме и энергии их вождей-французов. Если они лишатся этих начальников, то мятеж прекратится сам собой.
— Как же это сделать?
Оба молча посмотрели друг на друга. Доктор улыбался. Генерал хмурил брови.
Потом Кауфман наклонился к генералу.
— Они завладели секретной корреспонденцией армии. Пусть же это послужит им гибелью! Следует послать им депешу, написанную посредством старинного шифра!
— Не понимаю!
— Я объясню вам. Абиссинцы представляют собой двести тысяч воинов, — этим пренебрегать нельзя. Пусть французы подумают, что абиссинские начальники охладели к войне; они бросят все и поспешат к ним, чтоб ободрить их и возбудить в них энергию!
— Да… но…
— Французам нечего теперь бояться нас, они возьмут с собой маленький эскорт и вместо абиссинских войск их встретят два английских отряда, которые мы пошлем на свиданье.
— Вы правы, доктор. Это отличный способ отомстить.
— Не благодарите меня, я мщу за себя. Они украли у меня Нилию!
— К кому мы пошлем курьера, которого они должны перехватить?
— К генералу Гольсону.
— Этот курьер должен умереть. Кого я пошлю?
— Кого? Того, кто с радостью пожертвует жизнью.
— Например?
— Джон Прайс. Измена брата жестоко возмутила его, и он с радостью умрет, чтобы загладить бесчестие!
— Но бедная мать… — возразил генерал, — погубить ее второго сына…
— Десять тысяч матерей в Англии отдали вам своих сыновей, милорд!
— Это правда, доктор. Вот что еще. Хорошо было бы предупредить мятежников о посылке курьера к Гольсону.
— Будет сделано. Я дам возможность бежать черному вождю Мацуга, который сидит у нас в тюрьме. Распорядитесь только, чтобы никто не противодействовал и не мешал мне! Я переоденусь французом, освобожу дикаря, расскажу ему, что надо, и он полетит предупредить французов. Фарс будет сыгран!
Лорд с удивлением посмотрел на немца.
Этот безобразный, тщедушный человечек, казалось, вырос. Он обладал достоинствами своей расы и никогда не начинал дела, не уверившись в его успехе.
Генерал и немец распрощались очень любезно. Лорд Бигген сейчас же распорядился, чтобы никто не мешал доктору.
Вечером немец, одетый в бурнус, без очков, с пакетом под мышкой, явился в тюрьму к Мацуге. Дикарь был мрачен. Привыкший к свободе, он задыхался в узкой клетке и страшно боялся англичан. При входе доктора, он вскочил и задрожал с головы до ног.
— Мацуга боится, — начал доктор, — и напрасно! Я пришел спасти его. Мацуга молчит, не верит мне. Как бы он был счастлив очутиться на коне, свободным, среди обширных равнин! Я могу достать ему все это! — Дикарь с тоской взглянул на своего посетителя.
— Кто ты? — пробурчал он.
— Француз! Я служил секретарем у богатого купца. Лихорадка приковала меня к постели, англичане схватили меня и сделали полковым писцом!
— Ты служишь у них?
— Да, но я могу помогать заключенным инсургентам. Я пришел освободить тебя. Сегодня ночью ты можешь бежать, я приготовил все. Слушай, — прибавил доктор тихо, — я устроил пирушку, напоил сторожей, они спят. Возьми, вот бурнус. Я проведу тебя за город, где тебя ждет лошадь! Готов ли ты?
— Готов! — ответил негр, закутываясь в бурнус.[9]
— Скорее, пойдем!
— А ты бежишь со мной?
— Нет, мне нельзя бежать, я слишком мало знаю для этого!
Через пять минут оба они шли по улице.
— Слушай, — сказал доктор, — я знаю, что против твоих начальников что-то замышляют! На днях поедет курьер к генералу Гольсону, на запад. Вероятно, собираются сделать нападение. Надо перехватить депешу!
— Я это сделаю!
Они подошли к городским воротам. По знаку доктора, стража сейчас же пропустила их.
Скоро доктор и немец стояли в пальмовой роще. Превосходная черная лошадь паслась на лужайке.
— Вот твой конь! — указал негру доктор.
Мацуга тихо рассмеялся, подошел к лошади и одним прыжком вскочил в седло.
— Если тебе встретятся английские патрули, — добавил доктор, — вот пароль: «Добро пожаловать, Веллингтон!» Поезжай!
Мацуга протянул руку доктору.
— Мацуга не забудет твоей услуги. Вот тебе золотой браслет. Если ты будешь во власти африканцев, покажи его. Никто не тронет волоска на твоей голове!
Он пришпорил лошадь и исчез.
Со странной улыбкой на лице доктор пошел в город, прямо к генералу. Нужно было успокоить его. Лорд Бигген также не терял времени даром. Он после ухода доктора отправился к мистрис Прайс. Бедная женщина сидела, разговаривая с Джоном и, по обыкновению, вспоминая Жака. Она не заметила, что генерал остановился у порога, сделал знак Джону и исчез.
Джон понял его знак и сейчас же вышел из комнаты.
— Вы звали меня, генерал? — произнес он, подойдя к генералу, ожидавшему его у дома.
— Да, я вас звал. Несчастье вошло в ваш дом в тот день, когда ваш брат изменил отечеству!
— Да, да… — пробормотал Джон, — несчастье и позор. Только кровью можно смыть его! И у меня не хватило сил убить его! Он жив, и я страдаю!
В словах молодого человека слышалось глубокое отчаяние.
— Но ведь обстоятельства могут сложиться так, что понадобится самопожертвование, которое искупит вполне эту измену!
— Быть может, вы укажете мне, генерал, как это сделать?
— Да!
— Скажите, умоляю вас, скажите! Вы молчите? Может быть, опасная миссия? Да?
Генерал сделал утвердительный жест.
— Может быть, смерть? Да?
— Да, надо быть готовым к смерти!
Печальная улыбка скользнула по лицу Джона. Он закрыл глаза и тихо прошептал:
— Бедная мать!
Затем, взглянув на начальника, твердо произнес:
— Я готов, генерал! Что нужно делать?
Бигген быстро объяснил молодому человеку, в чем дело.
Он должен поехать один, как курьер с депешей, которая должна обмануть французов. Они бросят все, поспешат в Абиссинию и попадутся в ловушку. Тогда восстание будет подавлено. Но ради этого Джон должен пожертвовать своей жизнью. Его нагонят и, вероятно, убьют, может быть, и он убьет несколько человек.
Умереть! Зачем ему жизнь? Он слишком сильно страдает со времени бегства Жака. Стыд, любовь, гордость — все это терзало его сердце. Умереть — уснуть вечным сном — это так хорошо!
— Я готов, генерал! — произнес Джон еще раз, когда простился с Биггеном.
Лошадь и оружие будут приготовлены, он должен ждать приказания отправляться в путь.
Молодой человек хотел избежать прощанья с мистрис Прайс, зная, что не устоит перед слезами любящего создания.
Мог ли он сказать ей: обними меня в последний раз! Я иду умирать. Благослови, мать, твоего сына на смерть!
Нет, этого он не мог сделать, ни за что на свете!
Задумчивый вернулся домой лорд Бигген. В одиннадцать часов явился к нему доктор Кауфман.
— Мацуга летит к своим! — доложил он. — А у вас что?
— Джон Прайс готов ехать!
Злобный смех немца сопровождал эти слова.
— Ну а теперь, генерал, — произнес доктор серьезно, — приготовим депешу, которая отомстит за нас. Пусть Джон Прайс выедет завтра!
Мацуга летел по равнине. Свободен! Свободен!
Его конь несся, как птица. Вот и пустыня! Полный радости ехал он к своим и мечтал о свидании, потом вспомнил о своем освободителе. Кто был этот француз? Впопыхах он забыл спросить его имя. На заре Мацуга должен был сделать остановку. Его лошадь выбилась из сил и вся дрожала.
К счастью, он наткнулся на колодезь под тенью финиковых пальм. Тут было все: пища, питье, тенистое убежище. Всадник и лошадь отдыхали целый день, а ночью Мацуга снова пустился в путь.
Он смотрел на высохшее, занесенное песком русло Нила и думал, что два человека, два пришельца из Европы сумели изменить течение реки, которая долгие века текла в одном направлении. Он восхищался «франками» и был счастлив, что везет им важные известия.
Около трех часов ночи Мацуга наткнулся на сторожевой отряд армии. Его возвращение обрадовало всех, потому что его считали мертвым. Разбудили Робера Лавареда, и Мацуга пошел к нему в палатку, где застал Армана и Жака. В присутствии троих мужчин Мацуга подробно рассказал свои похождения. Закончив, он просил позволения вести отряд, который должен остановить курьера. Робер и Арман с удивлением выслушали рассказ. Кто был этот француз, освободивший негра? Им в голову не пришло, что это мог быть доктор Кауфман. Решили послать эскадрон кавалерии навстречу курьеру и поручили командование им Мацуге.
Жак вызвался идти волонтером.
Во время рассказа Мацуги молодой человек испытывал чувство необъяснимой грусти. Когда Мацуга ушел, он умоляюще обратился к Роберу.
— Генерал, позвольте мне сопровождать отряд!
— Что за фантазия! Зачем? — спросил Робер.
— Не могу объяснить вам, но какой-то внутренний голос говорит мне, что я должен ехать.
— Поезжайте, если хотите! Надо выехать сегодня вечером!
— Я буду готов!
Европейцы разошлись по своим палаткам, а Мацуга вернулся к своему племени. Всю ночь дикари плясали, забыв всякую усталость.
Жак был печален весь день. Кроткие слова Нилии, дружеские увещания Лотии и Оретт, забавная выходка Хоупа — ничто не могло рассеять его тоски. Между тем со времени своего подвига в битве с англичанами Хоуп сильно важничал.
Наивные и суеверные негры смотрели на него, как на существо необыкновенное, и выражали свое глубокое почтение, отдавая ему честь при встрече. Большая обезьяна, в красном платье, важно прогуливалась по лагерю, словно генерал среди своих подчиненных.
Ночью Жак оживился, выбрал себе превосходную лошадь и последовал за отрядом.
Ночь была тихая, ясная. Звезды ярко блестели на небе. В прозрачном воздухе светлой ночи ясно вырисовывались самые отдаленные предметы.
Маленький отряд ехал по пустыне. Жак находился впереди. С тоской смотрел он вперед, и лицо его выражало страдание.
Почему эта тоска, эта нервозность? — спрашивал себя Жак и не находил ответа.
На рассвете, сделали привал, расседлали лошадей; люди растянулись под тенью пальм и заснули. Мало-помалу дневной жар спадал. Солнце закатилось. Повеял легкий вечерний ветерок.
— В путь! — скомандовал Мацуга.
Отряд отправился дальше, к северу.
— Внимание! — крикнул Мацуга. — Мы приближаемся к линии, где должен проехать курьер!
Отряд вытянулся в длинную цепь и замер в ожидании. Вдруг Жак вздрогнул, он услышал легкий ропот по всей линии всадников.
Вдали виднелся человек, быстро ехавший на лошади.
— Курьер!
— Да, да, он!
Мацуга поднял саблю.
— В галоп! — крикнул он.
Солдаты не ошиблись. Одинокий всадник был Джон, курьер лорда Биггена, ехавший на верную смерть, согласившийся играть последнюю комедию, чтобы омыть своей кровью позор брата. Он провел свой последний вечер подле матери, которая ничего не подозревала, попрощался с ней и поцеловал ее. Мистрис Прайс пожелала сыну доброй ночи, заперлась в своей комнате и заснула. Тогда Джон, крадучись, вышел из дома, добрался до площади, где солдат держал приготовленную лошадь. Стоявший тут же штабной офицер вручил ему запечатанный конверт и пожал руку. Джон вскочил на седло, осмотрел свое оружие и поехал. Сначала он ехал рысью, но когда миновал границу английского лагеря, пустил лошадь галопом. Смерть ждет его! Скорей, навстречу смерти! Он вспомнил о матери, мысленно простился с братом и понесся еще быстрее. Лошадь его неслась, как ветер. Вдруг он заметил на вершине небольшого холма группу всадников. Минута колебания! Если направиться на Вербер, он спасется от своих врагов. Но депеша не попадет в руки французов, все планы англичан рушатся! Нет! Он обещал и умрет! Вперед! Вперед! Его, очевидно, заметили, летят к нему наперерез. Теперь спасение невозможно! Бока лошади взмылены, она несется с бешеной быстротой. Всадники близко, Мацуга, Жак скачут впереди всех. Жак поражен, он узнал курьера. Это Джон, Джон! Надо спасти его во что бы то ни стало!
— Джон, — кричит молодой человек, — Джон!
Но курьер не слышит его или делает вид, что не слышит. Он поворачивается и стреляет. В десяти шагах от Жака падает убитый негр. Снова выстрелы, еще и еще…
Жак несется вперед, желая догнать брата, но лошадь падает под ним. Оглушенный ударом, Жак кое-как встает. Около него, словно ураган, несется масса всадников. Он кричит, приказывает им остановиться, никто не слышит. Тогда он бежит за ними и, сознавая свою беспомощность, поднимает руки к небу.
Все кончено! Лошадь Джона ранена, он падает. Начинается свалка, раздаются торжествующие крики.
Шатаясь, словно под влиянием кошмара, Жак плетется к тому месту, где остановились всадники. У Мацуги в руках конверт.
Жак подходит все ближе. На желтом песке лежит какая-то темная фигура. Жак наклоняется, смотрит.
Это Джон, с закрытыми глазами, с полуоткрытым ртом. Из его головы течет струя крови. Он мертв.
Отчаянный вопль вырывается из груди Жака. Колени его подгибаются, он падает на труп брата и обнимает его.
— Джон, брат мой! Джон! Проснись! — кричит он разбитым голосом, и этот страдальческий крик разносится далеко в глубоком молчании пустыни.
В палатке Робера собрались все его друзья. — Любопытный Арман, Оретт, Лотия, Нилия и Жак, мрачный с нахмуренными бровями.
Его отчаяние было ужасно. Он потерял сознание на теле брата, и Мацуга привез в лагерь мертвого Джона и лишившегося чувств Жака.
Когда друзья пробовали утешить его, он остановил их.
— Не надо, я не тоскую больше, я живу отныне, чтобы мстить за брата. Из-за меня, я знаю это, он пошел на смерть. И англичане, могли принять его жертву! Не постыдились разбить сердце несчастной матери. Они пожалели послать солдата, а рискнули жизнью юноши, который вовсе не принадлежал к армии. Сегодня мы похороним Джона и не будем больше говорить о нем. Прочитали вы депешу?
— Нет!
— Давайте читать ее!
Робер вынул ее из кармана и прочел:
«Adafrou— metre — I’abyas — soleil-noe arablotusir— an — la — cape — teur — deux de — Asiert — Rjinla — ruche — or — qual yte — avoine — eh Rioble — artiste — ainsi slugi— boat — tri — armes — natron — Joe trahit — cartitivre — crin— noir — asalunoerd».
— Что это значит? — спросил Арман.
— Вы знаете, конечно, что можно вести корреспонденцию или при помощи условных выражений, смысл которых известен только заинтересованным лицам, или при помощи шифра, — сказал Жак. — Сосчитаем буквы. Если общий итог является результатом умножения двух чисел, позволяющих образовать каре или прямоугольник, то можно держать пари, что мы имеем дело с депешей, написанной с помощью решетки. Быть может, одна из похищенных нами решеток пригодна сюда!
— А если не пригодна?
— Тогда обойдемся без нее и отделим бесполезные буквы от тех, что составляют смысл депеши. Я видел, как это делали английские офицеры, и никогда не думал, что мои познания пригодятся для Франции и Египта!
Жак печально вздохнул, вынул свою записную книжку и написал буквы на чистой странице.
— Депеша содержит в себе 168 букв, то есть результат 12 умноженного на 14, и я напишу так: 168 = 12x14 = 14х12. У нас являются две гипотезы. Первая: я располагаю буквы сообразно прямоугольнику! — В каждом из маленьких квадратов Жак написал букву депеши.
— Теперь, — сказал он, — попробуем приложить решетку!
Арман передал ему ящик, покрытый черной кожей, внутри которого алюминиевые решетки были разложены по отделениям.
Когда пластинки были приложены к буквам, не получилось ровно никакого смысла. Но Жак не унывал.
— Погодите, у меня есть смутное предчувствие, что эта пластинка откроет нам тайну. Я располагаю буквы иначе. Увидим теперь!
Он нарисовал на бумаге квадрат, разделенный на клетки, и вписал в каждую клетку по букве, потом схватил решетку, употребляемую для шифра, и приложил ее к буквам. Вдруг молодой человек радостно вскрикнул. Стоя, он медленно прочел: «Абиссинская армия в Абуцине, боится пустыни. Пойдем туда с Робером, без него готова отступить. Надо тянуть черных к северу!»
— Что это такое Абуцин? — спросил Арман.
— Это местечко на границе Абиссинии, в пяти или шести днях ходьбы на восток!
— Почему нам нужно идти на север? — спросила Лотия.
— Англичанам хочется увеличить расстояние между нами и абиссинскими войсками и лишить нас сотни тысяч хорошо вооруженных воинов!
Разговор прервался. В палатку вошел офицер.
— Генерал, — произнес он, отдавая честь Роберу, — обитатель Бербера просит дозволения повидать вас!
— Ведите его!
Через минуту офицер привел за собой берберийца, одетого в широкий бурнус.
— Ты из Бербера? Что скажешь нового?
— Английская армия заняла Бербер. Все войска двинулись на север.
— Когда началось отступление? — спросил Робер.
— Не знаю точно. Мне пришлось оставаться в городе, знаю только, что отряд, стоявший лагерем близ города, отступил вчера утром. Наш город занят англичанами. Прошу тебя, — добавил африканец с достоинством — зачислить меня в кавалерию, я хочу сражаться!
Робер пожал ему руку.
— Твое желание будет исполнено!
Бербериец скрестил руки на груди в знак благодарности и вышел.
— Что мы будем теперь делать? — спросил Арман, когда друзья остались одни.
— Теперь нам нечего бояться англичан, следовательно, надо позаботиться об абиссинцах, я пойду к ним! — заявил Робер.
— И я с тобой! — сказал Арман.
— Нет, — улыбаясь, возразил Робер. — Надо, чтобы кто-нибудь командовал в мое отсутствие, я не могу рассчитывать на туземных вождей!
— Это верно!
— Ты будешь моим генерал-лейтенантом!
— Я согласен, — вскричал Арман, — это мне подходит. Уезжая из Франции, я не рассчитывал на такое быстрое повышение! Госпожа генерал-лейтенантша! — добавил он, обращаясь к Оретт. — Уже одиннадцать часов. Не пора ли нам завтракать?
Шутка рассмешила всех кроме Жака, который был мрачен. Во время завтрака он упросил Робера взять его с собой в экспедицию.
— Не возьмете ли меня? — раздался нежный голос Нилии. Но Робер отказался взять с собой молодую девушку, чтобы не подвергать ее всяким случайностям. Нет, он возьмет только Жака и двадцать вооруженных арабов с верблюдами, привыкшими к долгим переходам по пустыне. Весь день прошел в приготовлениях к путешествию. Вечером Робер и Жак простились со своими друзьями. Два верблюда были нагружены продовольствием, рассчитанным на четыре дня. Водой не запаслись, надеясь найти ее в оазисах, при остановках. Верблюды встали на колени, молодые люди взобрались им на спины и в сопровождении арабов двинулись на восток. Всю ночь ехали они на верблюдах, и им казалось, что они плывут на корабле, который качается от порывов бури. На горизонте показалась белая полоса зари, когда маленький отряд расположился на отдых в небольшом оазисе. Под тенистыми деревьями можно было удобно устроиться, но едва Робер успел расставить часовых, как раздалась тревога. Вдали показались силуэты двух верблюдов. Откуда они взялись? Кто ехал за ними? Между тем верблюды приближались. Можно было различить всадников, закутанных в белые бурнусы.
Скоро первый всадник отбросил складки бурнуса, закрывавшего его голову, и все увидели прелестное лицо Нилии.
— Нилия! — воскликнули Робер и Жак.
— Помогите мне сойти! — улыбнулась она.
— Зачем вы здесь?
— Чтобы сопровождать вас. Вы запретили мне, я это знаю, но благодаря доброте мистрис Оретт я купила верблюда и поехала за вами. Ведь не бросите же вы меня в пустыне!
— А это кто? — спросил Робер, указывая на неподвижную фигуру второго всадника.
Нилия улыбнулась, но молчала.
В это время всадник быстро приподнялся на спине верблюда и, сделав пируэт, соскользнул на землю. Бурнус остался на седле, — и перед глазами путешественников предстал Хоуп в красной одежде, осклабив свой рот до самых ушей.
— Хоуп! — воскликнули молодые люди.
— Хоуп нагнал меня после, — произнесла Нилия, — с ним я не боялась ехать! Я, конечно, не могу ничем помочь вам, но Хоуп — хороший воин. Его знает вся армия!
Роберу не оставалось ничего более, как принять новобранцев. Он поворчал, зато Жак был глубоко взволнован. Ему казалось, что присутствие Нилии утешило скорбь его измученного сердца.
День закончился тем, что все заснули глубоким сном. К ночи отряд снова пустился в путь. Поднялся ветер, целые тучи песка носились в воздухе, попадая в глаза, нос и уши путников. Но Робер не хотел терять времени. Около полуночи, ветер стих, и люди почувствовали себя лучше. Когда занялась заря, на горизонте показалось темное пятно.
— Оазис! — произнес Робер, и верблюды, словно поняв его слова, ускорили свой шаг.
Около шести часов отряд находился вблизи маленькой рощи, с журчащим в ней ручейком. Вдруг верблюды остановились и задрожали.
— Что там такое? — спросила Нилия.
Никто не знал. Внезапное оглушительное рычанье потрясло воздух.
— Лев!
Негры страшно перепугались, Нилия вскрикнула. Снова послышался рев, еще и еще: целый концерт давали в лесу. Кустарник заколыхался, и перед глазами путешественников появилось около тридцати львов.
Несомненно, что высохшая вода Нила заставила их перебраться на оазис, к ручью. Измученный караван не мог утолить жажды. Что делать? Идти назад или напасть на львов?
Робер был мрачен, размышляя, как избежать опасности и что предпринять в данном случае. Вдруг Хоуп, который стоял, приложив свою мохнатую лапу ко рту, что было у него признаком глубокого раздумья, быстро прыгнул к Роберу и запустил лапу в его карман. Не успел молодой человек опомниться и побранить обезьяну за фамильярность, как Хоуп отскочил от него с торжествующим криком, унося с собой коробку спичек. Затем он вскочил на круп одного из верблюдов, выхватив у всадника большой железный лом и, играя им, как веточкой, бросился к оазису.
— Что он делает? — вскричал Робер. — Ведь его съедят!
Нилия покачала головой.
— Он спасет нас!
— Каким образом?
— Увидим. Негры правы, Хоуп умнее человека, он знает, что делает!
Обезьяна большими прыжками приблизилась ко львам. Сначала дикие животные смотрели на него с удивлением, потом их раздражила его дерзость. Яростный рев раздался в воздухе. Львы начали бить хвостами по своим бокам.
Когда Хоуп был в двадцати шагах от них, они приготовились прыгнуть. Внезапно он сделал огромный прыжок, с силой ударил палкой нескольких ближайших к нему зверей и исчез в кустарнике. Страшный рев был ответом на эту смелую выходку. Потом воцарилась тишина.
— Хоуп на дереве! — произнес один из негров.
— Ты думаешь? — спросил Робер.
— Да, генерал. Львы ревут только в минуту боя, теперь они его подстерегают!
— Надо освободить Хоупа.
— Приказывай! Смерть капитана-обязьяны будет несчастьем для армии.
Так думали все негры, для которых Хоуп сделался предметом обожания.
Но как освободить обезьяну? Робер начал советоваться с Жаком и Нилией. Никто не знал, что предпринять, как вдруг Робер взглянул на лес и заметил струю дыма.
— Смотрите, дым!
— Точно так, генерал! — ответил ему один из негров.
— Что же там такое? Лагерь? Откуда этот дым?
— Хоуп взял у генерала спички.
— Да, ну и что же?
— Он поджег кустарник, чтобы выгнать львов. Львы боятся огня!
Европейцы не могли сдержать изумления. Как? Обезьяна сообразила все это? Им эта мысль казалась невероятной, хотя Хоуп был очень умен и развился от постоянного общения с людьми.
Дым густел. Красноватый огонь мелькал в кустарнике, слышался треск сухого дерева. Наконец, целая армия испуганных львов выскочила из леса и бросилась бежать без оглядки, забыв о путешественниках. Позади них из леса появился Хоуп. Прыгая, приплясывая, подбежал он к своим хозяевам. Глаза его блестели лукавством. Солдаты торжественно салютовали ему. В самом деле, не всякий человек нашелся бы при подобных обстоятельствах!
Через час караван расположился у ручья. Лесок продолжал гореть, но воды было много. Верблюды мирно паслись на лужайке. Хоуп сел около ручья, опустив ноги в воду и, забавно моргая глазами, пил воду маленькими глотками, словно смакуя дорогое вино. Солдаты приготовили обед и лучшие куски предлагали обезьяне. Хоуп важно поедал все, что ему подносили. Конечно, он сознавал, что заслужил это своим геройским подвигом.
— Вперед!
Караван снова пустился в путь, когда луна появилась на горизонте. К утру добрались до колодца, где предполагалась остановка.
Путешественников ожидало горькое разочарование.
Пальмовые деревья у ручья были сожжены, а колодезь наполнен грязью.
Все переглянулись. Кто мог сделать это?
Потом Робер улыбнулся. Конечно, английские шпионы. Они не нашли ничего лучшего, чтобы остановить их. Путешественники не страдали от жажды, потому что запаслись водой, но им хотелось отдохнуть в тени пальм. Поставили палатки и укрылись в них от жары. Верблюды вытянули свои длинные шеи и жалобно кричали, предвещая знойный день.
Путешественники задыхались в своих палатках. Только Нилия, казалось, ничего не замечала.
Она лежала, устремив свои большие глаза на Жака. Ее мучила какая-то мысль, делавшая ее нечувствительной к температуре.
Наступила ночь и принесла с собой прохладу.
Караван двинулся далее. На пути все деревья были сожжены, все колодцы загрязнены! Предстоял знойный, томительный день. Но путешественники заметили вдали капризный силуэт абиссинских гор. Скоро Абуцин, где они отдохнут и забудут всю свою усталость.
Утром, на заре, маленький отряд расположился лагерем на лужайке, где протекал ручей. Солдаты устроили импровизированный очаг, чтобы приготовить обед. Верблюды растянулись у ручья.
Вдруг раздался резкий крик. Все оглянулись в ту сторону, откуда он послышался. Стоя на вершине холма, Хоуп немилосердно кривлялся. Он вращал глазами, угрожающе простирал лапы, бил себя в грудь, скрежетал зубами.
Что там случилось?
Робер и Жак бросились туда, где он стоял, и вскрикнули от ужаса.
Вокруг холма, повсюду, со всех сторон появились английские всадники. Путники были окружены. Солдаты поняли, в чем дело, — и на их лицах появилось выражение бессильной злобы. Целых два английских полка устроили облаву на маленький отряд.
Едва они успели оправиться от ужаса, как на них обрушилось новое несчастье. Верблюды начали беспокоиться, потом поднялись, качая шеями, как маятники, начали бегать яростным галопом и закорчились, словно от невыносимой боли.
Путешественники стояли и смотрели, не зная, что делать. Потом верблюды бросились бежать к утесам на восток и исчезли из вида.
Что это значило?
Вдруг на равнине раздался звук трубы. Английский офицер остановился у подножия холма, а в двух шагах от него всадник поднял вверх копье, на котором колыхался белый флаг.
— Парламентер! — пробормотал Лаваред.
— Надо принять его, — произнес Жак, — в худшем случае мы узнаем, каким образом попали в ловушку!
— Это правда. Идите к нему, Жак, завяжите ему глаза, хотя это бесполезно теперь. Но будем соблюдать все правила войны!
Жак поклонился и ушел. Скоро он подошел к английскому офицеру.
Это был молодой человек, с приятной физиономией.
— Я желал бы переговорить с генералом Робером Лаваредом! — сказал он, когда Жак подошел.
Жак вздрогнул.
Значит, англичане знали о присутствии Робера! Они подготовили эту ловушку, чтоб лишить армию патриотов своего энергичного вождя!
— Если вы хотите видеть генерала, — ответил он, притворяясь удивленным, — то вам надо отправиться на берега Нила!
Офицер улыбнулся.
— Вы правы, что отвечаете так. Но вы не обманете меня. Наши сведения верны. Я сейчас видел генерала Лавареда, вот он стоит со своей обезьяной! — добавил англичанин, указывая на скалу, где находился Робер.
Очевидно, английские шпионы усердно следили за караваном.
— Если вы позволите завязать себе глаза, я проведу вас к нему! — вскричал Жак.
— Пожалуйста!
Через минуту Жак вел офицера с завязанными глазами по тропинке, ведущей на площадку утеса. Робера окружали солдаты. По его знаку Жак снял повязку с глаз англичанина. Молодой офицер с любопытством огляделся вокруг себя.
— Генерал Робер Лаваред? — без малейшего колебания обратился он к французу.
— Да, это я!
— Позвольте мне представиться! Сэр Генри Лоуренс!
Оба раскланялись.
— Чувство гуманности заставило генерала Гольсона послать меня к вам! — начал офицер.
— Генерал Гольсон очень добр!
Англичанин не заметил иронии этих слов и продолжал:
— Вы окружены войском, в пятьдесят раз превышающим вашу численность. Вода в ручье отравлена, вы видели гибель ваших верблюдов!
Презрительная улыбка появилась на губах Робера.
— Англичане отравляют воду в колодцах, — произнес он негодующе, — это не достойно культурной нации!
Офицер слегка покраснел.
— Обстоятельства вынуждают нас к этому! — сказал он.
— Мы, французы, не понимаем этого!
— Во всем остальном, — продолжал англичанин, не обращая внимания на слова Робера, — мы поступаем вполне лояльно. Если бы мы желали вашей гибели, нам не трудно было бы достичь этого! Это наше право! Но британцы чутки к голосу гуманности. Сдайтесь! Вы будете в тюрьме, но с вами будут обращаться очень вежливо, пока восстание не будет подавлено. Потом вас отпустят на свободу!
Робер пожал плечами.
— Предпочитаю умереть свободным!
— Подумайте! Мы удивляемся вашей энергии и мужеству и щадим вас!
— Ваше удивление еще усилится, когда вы увидите, что я не боюсь смерти!
Наступило молчание.
— Вы осуждаете на смерть ваших спутников! — произнес Лоуренс.
— Я уверен, что они одобряют меня! — ответил Робер и, повернувшись к солдатам, сказал: — Вы слышали? Хотите ли быть пленниками Англии?
— Нет, нет! — в один голос ответили солдаты.
— Видите, — возразил Робер, — все они предпочтут смерть!
Англичанин сделал последнюю попытку.
— Я преклоняюсь пред нашим мужеством, но вы забываете, что среди вас находится молодая девушка, почти дитя. За что обрекаете вы ее на смерть?
— Да, — неожиданно вскричал Жак, — вы правы, если вам знакомо чувство человечности, пожалейте, спасите ее!
Он не успел кончить, как Нилия бросилась к нему и вцепилась в его руку.
— Нет, нет, — простонала она раздирающим душу голосом, — не отдавайте меня англичанам! Позвольте мне разделить вашу участь! Я благословлю смерть, если умру с вами!
Жак хотел противоречить, но Робер прервал его.
— Вы поняли, сэр! — обратился он к парламентеру. — Возвращайтесь к своим и расскажите им все, что вы видели. Передайте им мои слова: мы останемся здесь, пока не умрем!
Офицер открыл рот, намереваясь что-то сказать, но Жак, по знаку Робера, накинул ему повязку на глаза, схватил за локти и повел по тропинке вниз.
Три дня Робер и его спутники стояли лагерем на площадке утеса. Провизия уже вышла. Несчастные терпели голод и жажду, допив последнюю каплю имевшейся у них воды. Никакое страдание не сравнится с жаждой. Голод убивает человека, притупляет его чувствительность, жажда возбуждает нервозность и раздражает ее до крайности. Солдаты тоскливо посматривали на горизонт, надеясь увидеть абиссинские войска. Робер потерял всякую надежду, поняв, какую ловкую западню устроил им неприятель.
— Однако абиссинцы недалеко, — пробормотал Жак, сидевший около него, — надо бы уйти отсюда и предостеречь их!
— Уйти отсюда? Каким образом? Посмотрите: англичане повсюду расставили часовых, одно наше движение, и мы погибли!
— Вы не хотите попытаться?
— О, вместо того, чтобы медленно умирать от голода и жажды, — печально возразил Робер, — мы можем атаковать сегодня неприятеля и умереть в бою!
— А Нилия?
Робер пожал плечами. Бедная девушка была обречена на смерть!
Между тем Жак отправился сказать солдатам, что ночью они должны сделать попытку пробиться через неприятельские войска. Его известие было принято с радостью. Уж если умирать, то хотя отомстить за себя, убить хотя несколько человек этих отвратительных англичан!
Жак вернулся к Нилии. Она сидела на утесе у ручья, который весело журчал по камням. Казалось, в этом журчанье слышалась скрытая ирония над теми, кто страдал от жажды и не смел утолить ее!
Нилия сидела печальная и задумчивая. Глаза ее блуждали. Увидя Жака, она вздрогнула, ее губы раскрылись, словно она хотела что-то сказать и не могла.
Жак со слезами на глазах опустился перед ней на колени.
— Нилия, — сказал он, — сегодня ночью мы сделаем вылазку, быть может, погибнем!
— Что ж, это хорошо!
— Вы не жалуетесь, не упрекаете нас?
— По какому праву могу я упрекать вас? Я сама, по доброй воле, присоединилась к вам. Сегодня я пойду с вами. Если вас победят, убейте меня! Я страшно боюсь одного: попасть живой в руки англичан! Поклянитесь, что убьете меня, и я буду счастлива!
Жак задрожал под ясным взором ее прекрасных глаз.
— Поклянитесь! — настаивала Нилия.
Сильное волнение овладело Жаком. До сих пор он скрывал свое глубокое чувство к этому прелестному ребенку. Теперь сдержанность покинула его, и нежные слова любви сорвались с его губ.
— Простите, Нилия, простите меня! Я без сил, без мужества и не могу владеть собой! Я не хотел открывать вам моей тайны, хотел дождаться победы, мира, освобождения народа, чтобы сказать вам все, открыть вам дорогую мечту моего сердца…
Он остановился, задыхаясь.
Нилия смотрела на него, смущенная, неподвижная.
Жак продолжал с возрастающим волнением:
— Нас ожидает смерть. Я не хочу, чтобы вы умерли, не зная, как глубоко я люблю вас! Я мечтал, Нилия, быть вашим нежным, преданным мужем! Но судьбе неугодно это, я недостоин подобного счастья; вы, кроткий ангел, пожалейте и будьте снисходительны ко мне. — Он замолчал и вскрикнул. Бледная, как смерть, Нилия опрокинулась назад, закрыв глаза. Жак схватил ее руки, и, сжимая их, весь дрожа, с отчаянием воскликнул:
— Нилия, простите! Я оскорбил вас! Что с вами?
Она отвечала странным монотонным голосом:
— Спрашивай меня! Я скажу тебе правду. Все мое существо повинуется тебе, как прежде доктору Кауфману!
— Что вы говорите? — пробормотал пораженный Жак.
— Доктор Кауфман купил меня, как рабу, чтобы подчинить гипнотическому сну. Он пользовался моей способностью ясновидения, помогал лорду Биггену, завоевал его доверие, получал отличия и деньги!
— Теперь?
— Теперь моя душа принадлежит тебе! Приказывай, я повинуюсь, спрашивай, я отвечу!
Молодой человек схватился за голову. Неожиданность происходящего потрясла его.
— Спрашивай, — повторяла она, — спасение возможно, прикажи мне видеть!
Жак пробормотал против воли:
— Ты должна видеть, я этого хочу!
С минуту лицо Нилии выразило напряжение, потом улыбка заиграла на ее губах.
— Я вижу, — произнесла она, — вижу армию черных солдат. Они близко, один день пути к востоку. У них ружья, пушки…
— Один день пути?
— Да. Это абиссинские воины, под командой рас Маконена!
Жак печально покачал головой.
— Так, — вздохнул он, — слишком далеко!
— Нет!
— Как нет?
— Мы присоединимся к ним завтра!
— Мы?
— Да.
— Каким образом? Говорите, Нилия, ради Бога!
Жак снова схватил руки своей спутницы. Она слабо вскрикнула.
— Нет, мне так больно. Спрашивайте тихо. Моя душа принадлежит вам, верьте мне!
Жак сдержал свой порыв и тихо спросил:
— Можем мы спастись от англичан?
— Можем.
— Когда?
— Как только наступит ночь.
— Каким путем?
— Через скалу, которая находится на границе площадки с востока.
— Через скалу? — повторил Жак, — но это невозможно. Стена утесов слишком высока.
Нилия покачала головой.
— Под утесом есть пещера!
— Пещера?!
— Можно спуститься с помощью веревок.
— А потом? Потом? — спрашивал Жак.
— Вода проточила утес, — тихо продолжала молодая девушка, — из фота тянется мрачный коридор, который заканчивается в горах. Путь тяжел, опасен, но я вижу абиссинский лагерь! Мы все, все будем там! — Помолчав немного, она добавила: — Я устала! Разбуди меня! Отныне, я твоя вещь! Когда ты захочешь знать, что происходит вдали, возьми мои руки и скажи: Спи! Я усну и увижу все, что ты захочешь!
— Проснитесь! — пробормотал Жак.
Веки молодой девушки поднялись, она медленно приподнялась и остановила ласкающий взор на Жаке.
— Вы сказали, что ваша мечта — быть моим мужем. Да благословит вас Бог за эти слова! Бедная невольница будет счастливейшей женщиной. Я также мечтала посвятить вам свою жизнь!
Нилия продолжала разговор, прерванный сном, и ничего не помнила, что произошло с ней во время сна.
Жак, сияющий, счастливый обладатель тайны, составлявшей когда-то силу Англии, побежал к Роберу и сообщил ему все, что случилось.
Не теряя минуты, француз отправился к краю утеса, наклонился и внимательно исследовал стену. Торжествующий крик вырвался из его груди: в центре гранитной стены он заметил черную трещину.
Нужно было дождаться ночи, чтобы проверить. Как долго тянулся день!
Измученные жарой, жаждой, с пустым желудком, с пересохшим горлом, путники терзались надеждой. Они легли в тени деревьев и заткнули себе уши, чтобы не слышать журчанья ручья, который неотразимо привлекал их к себе.
Один из солдат, доведенный до отчаяния, схватил ружье и прицелился в английский лагерь. Робер и Жак едва могли успокоить его и уговорить. Нужно было обмануть англичан.
Солнце медленно спускалось к горизонту, окрашивая пурпуром пески. Осажденные с трепетом ждали ночи. Минуты медленно тянулись; сгустились сумерки. Наконец наступила ночь.
Их охватила лихорадочная активность. Все встали и собрались у края пропасти.
— Друзья мои! — сказал Робер. — У вас есть веревки, свяжите их крепче, и сэр Жак спустится в пропасть, чтобы разузнать дорогу.
— Я? — возразил Жак. — Почему не вы?
— Потому что начальник отступает последним. Молчите и повинуйтесь!
Тон Робера не допускал противоречия.
Жак подчинился и обвязал себя веревкой, один конец которой зацепили за утес, а другой держали два солдата.
— Готово! — скомандовал Лаваред.
Жак лег на землю и, цепляясь обеими руками, медленно соскользнул в пространство. Минута была торжественная. Присутствующие были взволнованы. Быть может, этот, висевший над пропастью человек, найдет смерть вместо спасения?!
Нилия, вся дрожа, следила за веревкой.
— Опускайте! — крикнул Жак.
Солдаты крепко уперлись в утес ногами, присели, руки их вцепились в землю, и молодой человек исчез в глубине.
Прошло несколько секунд. Из пропасти раздался голос:
— Стоп! Держите крепче! Я должен балансировать, чтобы попасть в пещеру!
Еще через минуту он крикнул:
— Спускайтесь! Есть проход! Все верно!
У всех вырвался радостный крик. Сначала спустили Нилию, за ней последовали все остальные. Робер остался один на площадке. Он притянул к себе веревку, обвязался ею, связал оба конца крепким узлом, зацепил их за утес, потом обвел взглядом равнину, озаренную огнями английских бивуаков, и скользнул в пропасть. Через минуту он находился на узкой площадке, среди своих спутников.
Прежде всего, француз снял с себя веревку, развязал узел и вытянул ее всю к себе. Таким образом, англичане никогда не узнают, каким путем ушли осажденные!
Он думал и помнил обо всем, этот французский буржуа, сделавшийся генералом.
Зажгли факелы; Лаваред пошел впереди, и весь отряд углубился в темный коридор. Сначала он был широк, потом сузился и превратился в трубу, по которой беглецы ползли на руках и на коленях.
Вдруг перед ними оказался колодезь с перпендикулярными стенами. С помощью веревок они переправились через него и спускались все ниже и ниже.
Явилось новое препятствие. Галерея была залита водой. Со свода падали крупные капли воды. Очевидно, они проходили под руслом ручья, который протекал у подножия утеса. Люди вошли в воду и пошли вперед. Вода доходила до пояса. Жак посадил Нилию на плечи и шел осторожно, поглядывая на поверхность подземного канала.
Неужели вода заставит их остановиться, разобьет все их надежды и усилия? Дальше, дальше… Вода дошла до груди. Еще несколько шагов — и придется вернуться! Нет. Слава Богу! Почва повышается. Галерея почти суха. Целый час идут они вперед, дрожа от холода, в мокром платье. Вдруг Робер вскрикнул: он увидел небо и звезды. Беглецы торопливо двинулись вперед и вышли в узкую долину, окаймленную гранитными утесами. Это — дорога в Абиссинию, которая приведет беглецов в лагерь союзников. Безумная радость охватила солдат. Увидя ручей, они бросились к нему и пили, пили, не отрываясь, пока не почувствовали легкого опьянения.
Освеженные, бодрые беглецы направились в горы, пересекали долины, спускались во рвы, карабкались на утесы. Разбитые, мокрые, измученные, они шли вперед, не останавливаясь. На заре они увидели лагерь.
Несколько всадников показалось им навстречу.
— Кто вы? Откуда?
— Я — Робер Лаваред, генерал армии нильских патриотов!
Эти слова были сигналом к всеобщему ликованию. Всадники галопировали вокруг отряда, стреляли в воздух, кричали «ура!»
Весь лагерь пришел в движение.
Явилась пехота и артиллерия, и сам рас Маконен выехал встретить Робера. После приветствий и поздравлений дело объяснилось. Коварство англичан раскрылось. Абиссинцы не имели намерения присоединиться к армии инсургентов. Они были слишком заняты: отводили воду Голубого Нила, выжигали оазисы в пустыне. Войска рас Маконена находились в резерве. Остальные полки абиссинской армии расположились вдоль берега Красного моря, чтобы помешать прибытию подкрепления англичан.
Льюис Бигген сообщался со своей страной только через Александрию.
Невозможно описать радость Робера и его спутников.
Вчера — они ожидали смерти, сегодня — они смотрят вперед с надеждой и могут рассчитывать на успех!
Им очень хотелось скорее вернуться на Нил.
Решили дать себе отдых целые сутки. В это время сильный абиссинский отряд отправился к английскому лагерю. Но было поздно. Англичане ушли. Несомненно они скоро заметили бегство врагов и понеслись через пустыню донести своему генералу о новой неудаче.
Мэбль Аштон была белокурая, тоненькая девушка с большими голубыми, мечтательными глазами, красивым носом и маленьким ртом. Только узкий и низкий лоб портил ее красивое личико, что нисколько не мешало молодым лейтенантам британской армии находить ее прелестной и умной.
Правда, Мэбль была единственной дочерью баронета, полковника Аштона, получавшего сто тысяч фунтов стерлингов годового дохода. В Англии больше, чем где-нибудь, деньги всегда приобретают репутацию ума. В сущности, хорошенькая Мэбль представляла собой элегантное ничтожество.
Молодая особа, впрочем, была романтична и считала Англию первой страной во всем мире. Когда началась война, она покинула Лондон, присоединилась к отцу и на его упреки ответила с достоинством.
— Война против африканцев будет простым военным походом. Дочери полковника не мешает присутствовать при этом!
Можно думать, как сильно она была разгневана неудачами английской армии! Она не находила достаточно слов, порицая поведение лорда Биггена. Отступать перед сборищем чернокожих, которыми предводительствует какой-то француз! Если ей замечали, что английская армия отступила не перед неграми, а перед отсутствием воды, она возражала не задумываясь:
— Разве на войне нужна вода?
Мэбль плакала при известии, что башни, постройка которых обошлась в несколько миллионов, разрушены. Между тем англичане все отступали и остановились только в окрестностях развалин Фив, где еще была вода. Мэбль до того надоела лорду Биггену своими визитами и всевозможными, необычайными планами атаки, которые она придумывала, что генерал поручил полковнику Аштону защиту укреплений с приказанием сейчас же занять их, как только покажется неприятель.
Мисс Аштон торжествовала. Ее отец по крайней мере не причастен к позору, покрывшему английскую армию, — ему дали почетное назначение! Полковник, посмеиваясь себе в бороду, начал кампанию. Он занял остров, который торчал, как холм, посреди высохшего русла Нила, и каждый день рассылал разведчиков, которые должны были известить о появлении неприятельского авангарда.
Один из патрулей принес ему драгоценные сведения. В двух километрах к югу, среди густой массы тростника, нашли ручей.
Это открытие было сделано благодаря присутствию множества птиц: фламинго, ибисов, которых солдаты убивали в большом количестве. Мэбль выслушала рапорт, не моргнув бровью. Но на следующее утро, когда ее отец еще спал, она рано выскочила из палатки, которая была устроена для нее среди руин. Эти руины она не удостоила и взглядом.
— Египетским древностям не хватает вкуса, — говорила она, — эти памятники старины не похожи на английские.
В это утро Мэбль одела прелестный охотничий костюм из белого пике, коротенькую юбку и курточку, а через плечо повесила миниатюрный карабин.
Не задумываясь, с присущей англичанкам свободной манере обращения, она отправилась искать лейтенанта Дени, высокого юношу с белыми, как кудель, волосами, с голубыми глазами, выражавшими безграничное восхищение дочерью полковника, а может быть… и ее приданым.
— Здравствуйте, Дени! — произнесла она, улыбаясь.
— Здравствуйте, мисс!
— Я иду охотиться к ручью!
— Это неосторожно, мисс. Неизвестно, где теперь находятся мятежники.
— Я думала об этом, Дени, и поэтому пришла сюда!
— А!
— Я думала, что вы не откажетесь меня сопровождать!
Лицо лейтенанта просияло. Дочь миллионера предлагает ему прогулку tete-a-tete. Быть может, в будущем она отдаст ему свою руку!
— О, кончено, я пойду с вами!
— Но моя прогулка будет опасна!
— Я буду оберегать вас, как драгоценную игрушку…
Мэбль улыбнулась.
— С английским офицером мне нечего бояться! Но поторопитесь, прошу вас!
В пять минут Дени был готов. Молодые люди добрались до южной оконечности острова, спустились с холма и пошли дальше.
Мэбль искоса поглядывала на своего спутника.
Офицер не выказывал ни малейшего беспокойства. Он сиял гордостью. Мисс Аштон выбрала его своим спутником, его, бедного, незначительного лейтенанта. Дени убаюкивал себя матримониальными мечтами. Ведь всем известно, что если молодая англичанка надумает выйти замуж, то прогуливается везде со своим избранником, посещает с ним скачки, театры, концерты и после нескольких недель наблюдения объявляет, годен он или нет, чтобы жениться на ней.
Молодой человек, подчиняющийся такому испытанию, это — влюбленный, до тех пор, пока не сделается супругом или отвергнутым воздыхателем.
— Отец, наверное, побранит нас при возвращении! — медленно произнесла Мебль.
Лейтенант улыбнулся.
— Если меня побранят за вас, я буду счастлив!
— Он назовет нас неосторожными, но я думаю, что этот упрек — настоящая похвала!
— Я тоже! — ответил Дени, чтобы сказать что-нибудь.
Мэбль пожала ему руку.
— Мне очень приятно это. Я нахожу, что англичане, как и мой отец, выказали себя уж очень осторожными. Эта осторожность помогла успеху врагов. Как вы полагаете?
— Да, это верно!
Молодой человек ровно ничего не думал и не полагал, но справедливо рассуждал, что не следует противоречить дочери миллионера, за которой ухаживаешь.
Можно противоречить после свадьбы!
Мисс Аштон была неопытна, она верила в искренность своего собеседника.
— Видите ли, мне надоели осторожные люди! Я устала от них!
— Отдохните! — ответил он наивно.
— Вы не отличаетесь осторожностью, Дени?
— Нет!
— В добрый час. Я хочу сделать вам одно признание!
— Мое сердце слушает вас обоими ушами!
— Я дала себе обещание…
Мэбль остановилась.
— Вы дали себе обещание?
— Что моя рука будет принадлежать только безрассудно храброму человеку!
— А!
В этом восклицании выразилось разочарование, так как лейтенант не отличался храбростью. Он выбрал военную карьеру, чтобы только жить чем-нибудь, но мечтал о комфорте и спокойствии.
Но неудобно же противоречить миллионерше.
— Вы правы! — произнес он.
— Я думаю, Дени…
— Говорите, говорите!
— Дени! Я прочла в ваших глазах…
— Вы прочли?
— Очень приятные для меня вещи. Возможно, что я выйду замуж за бедного офицера, это будет зависеть от него!
Сердце Дени сильно забилось.
— Я готов на все! — пролепетал бедняк, дрожа от волнения.
— Я уверена в этом!
— Приказывайте!
— Охотно. Сегодня утром вы не задумались последовать за мной. Я очень довольна вами!
— О, такая малость!
— Погодите. Надо быть героем, чтобы оправдать мой выбор в глазах света!
— Я буду героем! — вскричал лейтенант, окинув взглядом окрестность и уверившись, что не предстоит никакой опасности.
— Клянитесь!
— Клянусь!
— Отлично. Неприятель скоро придет сюда; я не потребую от вас ничего трудного. Отнимите у него одну или две пушки и столько же знамен и человек пятьдесят пленных. Тогда я подойду к вам, подам вам руку и скажу: хотите ли вы быть моим мужем?
— Две пушки, два знамени и пятьдесят пленников! — повторил пораженный офицер.
— Да… вы видите… я не требовательна!
— Это правда, — согласился Дени, — если бы каждый английский солдат набрал столько, то мятежников не осталось бы на свете!
— Я тоже так думаю! — важно заключила Мэбль. — Теперь я открыла вам сердце… подумаем об охоте!
Собеседники пришли на берег ручья. Они догадались о близости воды по сырости почвы, по ярко-зеленому цвету тростинка, кроме того, птицы целыми стаями собрались в этом излюбленном ими месте. Те тучами, поднимались в воздух, оглашая его резким криком.
— За дело! — вскричала Мэбль и с ловкостью, которая доказывала большую привычку к этому спорту, она схватила свое оружие, прицелилась и выстрелила.
В ответ на выстрел поднялся оглушительный концерт. Птицы быстро поднялись в воздух, а около дюжины из них осталось на месте убитые и раненые.
Мисс радостно вскрикнула и бросилась подбирать свои жертвы. Дени помогал ей.
В своей поспешности они не заметили, что почва мшистая, и провалились до пояса в жидкую грязь.
С трудом вылезли молодые люди на сухое место. Но в каком виде! Покрытые зеленоватым слоем тины, которая очень скверно пахла.
— О, как это скучно! — вскричала Мэбль гневно.
— Да! — пробормотал Дени, с жалким видом.
— Отец будет смеяться, когда увидит нас в таком виде!
— Конечно, будет смеяться, мисс!
Вдруг лейтенант ударил себя по лбу.
— Быть может…
— Что такое?
— Быть может, мы скроем от него наше приключение!
— Каким образом?
— А источник?
— Если вы будете говорить загадками, я ничего не пойму!
— Я объясню вам, мисс, объясню! Что мешает вам выстирать свое платье?
— Выстирать? — Молодая девушка покраснела. — Чтобы выстирать, надо его снять!
— Без сомнения!
— В нашем положении это неудобно!
Офицер поднял руки к небу.
— Ах, мисс, выслушайте мой план!
И указывая на густую заросль тростника, добавил:
— Вы уйдете туда, как будто бы в купальню, снимете платье, бросите его сюда, а я, если позволите, буду исполнять должность прачки. Солнце палит, и через час все будет готово!
Глаза девушки заблестели благодарностью.
— О, Дени, вы драгоценный товарищ. Будьте уверены, что я не забуду вашей услуги!
При этих словах она направилась к тростнику, и через минуту скрылась в зелени.
Прошло несколько минут. Наконец юбка и корсаж мисс Мэбль, брошенные ее ловкой рукой, привыкшей к игре в лаун-теннис, перелетели через кусты и упали к ногам лейтенанта.
— Получил вашу посылку и начинаю стирать! — возгласил Дени и, забрав платье своей «дорогой мисс», направился к ручью.
Но не успел он пройти десяти шагов, как раздался отчаянный вопль. То был голос Мэбль. Лейтенант бросил платье и кинулся к ней, но кусты раздвинулись, — и показалась сама Мэбль Аштон, преследуемая каким-то мохнатым чудовищем.
Дени остолбенел от изумления.
Что это такое? Но сейчас же он узнал обезьяну, огромного орангутанга… одним словом Хоупа, который явился сюда собственной особой.
После встречи с абиссинцами Робер Лаваред и его спутники поспешно вернулись в лагерь. Работы по устройству канала были кончены, и армия могла беспрепятственно двинуться к северу. Таким образом авангард армии в предшествующую ночь прибыл сюда и скрылся в низине.
Хоуп отправился странствовать. Заметив издали Дени и Мэбль, он спрятался в кустах, ожидая удобного момента, чтобы появиться. Без сожаления он пошел на разведку по доброй воле, Мэбль укрылась в нескольких шагах от него, и пока она снимала свое загрязненное платье, обезьяна утащила у нее карабин и спокойно прыгнула к ней навстречу.
Молодая англичанка отчаянно крикнула; подталкиваемая Хоупом, она выскочила из кустов и очутилась лицом к лицу с лейтенантом Дени. На ней был надет только лиф и маленькая белая юбочка. О, ужас!
Никогда еще мисс из хорошей семьи не появлялась в таком виде перед джентльменом!
Забыв все на свете кроме своего костюма, Мэбль обратилась к лейтенанту.
— Отвернитесь, сэр Дени, отвернитесь! Это нечестно смотреть на меня в таком костюме!
Офицер не двигался.
— Отвернитесь! Говорю вам. Если вы не отвернетесь, я отказываюсь выйти за вас замуж!
Миллионное приданое мелькнуло перед глазами лейтенанта, и он повиновался.
Огромный рот Хоупа раскрылся во всю ширину, глаза блестели лукавством. Казалось, орангутанг смеялся. Но, наслаждаясь всей этой суетой, Хоуп не забывал о своей безопасности. Как только офицер отвернулся, обезьяна подскочила к нему, отняла у него ружье и, размахивая им, исполнила перед зрителями дикий танец собственного сочинения.
Но лейтенанта вдруг осенило вдохновение. Он подбежал к Мэбль, схватил ее за руку и потащил к острову, руины которого возвышались почти в двух километрах расстояния от них. Увы! Нельзя сказать, чтобы мысль его была удачна.
Хоуп, подпрыгивая, последовал за беглецами, испуская глухое ворчанье.
Мэбль задыхалась, ноги у нее подгибались.
— Вы поклялись быть героем, Дени! — прошептала она.
— Да.
— Я предлагаю вам следующее…
— Говорите, что вы желаете!
— Моя рука принадлежит вам, если вы откажетесь захватить пушки, знамена и пленников и…
— Отказываюсь! — с искренним удовольствием возгласил офицер.
— Но, взамен этого схватите обезьяну и приведете ее в крепость!
При этих словах, лейтенант остановился как вкопанный, но сейчас же с криком боли побежал дальше.
Хоуп, которого очень забавляла прогулка, подогрел усердие лейтенанта здоровым ударом ружья по ногам.
— Как я могу захватить это бешеное животное? — спросил Дени, задыхаясь.
— Не знаю, — сердито ответила мисс, — хорошо воспитанная молодая девушка не имеет привычки обдумывать, каким образом захватить орангутангов!
— У офицеров Ее Величества также нет этой привычки!
— В таком случае вы не герой, о котором я мечтала!
Дени тяжело вздохнул.
— Я не желаю выходить за вас замуж, раз вы отказываетесь исполнить мою первую просьбу, хотя она гораздо легче всего того, что вы мне обещали сделать!
— Я вычеркну ваше имя из моей книжки для флирта. Я не хочу вас!
Произнеся эту тираду, к истинному отчаянию Дени, Мэбль замолчала и больше не открывала рта. Быть может, она сделала это из простой осторожности, так как профессора гимнастики постоянно твердили ей: чтобы бежать долго, надо закрыть рот и дышать носом.
Во всяком случае, жертвы Хоупа продолжали бежать рысью и уже приближались к острову.
На укреплениях царило величайшее оживление. Солдаты заметили беглецов, преследуемых огромной обезьяной. Прибежал и полковник Аштон. Сначала он приказал стрелять в обезьяну, но сейчас же отменил свое приказание.
Как стрелять в животное, не рискуя задеть Мэбль и ее спутника? Тем более что эта дьявольская обезьяна отлично понимала опасность и буквально прикрывалась своими пленниками.
В тридцати метрах от крепости Хоуп остановил беглецов, положил ружья на их плечи и выстрелил. Дерзость обезьяны произвола настоящую панику. Все побежали, куда кто мог. Хоуп радостно заворчал, бросил пленников, устремился на остров и влез на укрепление.
Полковник Аштон, пытавшийся ободрить солдат, наткнулся на обезьяну. Хоуп ударил его прикладом ружья, повалил на землю и бросился на англичан. Весь гарнизон спешил к реке. Каждый бежал, не заботясь о других. Солдаты побросали оружие и убежали. Когда первые колонны инсургентов вступили на остров, Хоуп величественно разгуливал по завоеванной им крепости.
Дени и Мэбль с меланхоличным видом сидели на стене, так как обезьяна не позволила им убежать.
Таким образом мисс Мэбль Аштон оказалась пленницей в своем «cache corset» и маленькой белой юбочке. В лондонских салонах о ней говорили с сожалением, что неприлично попасть в плен в таком откровенном костюме! Боясь остаться в девицах, мисс Мэбль Аштон вышла замуж за лейтенанта Дени, хотя он вовсе не был героем.
Очевидно, судьбой было предназначено, чтобы долина реки Нила была роковой для всего, что носило английское имя.
— Скажите, Нилия, скажите все, что мы должны знать и простите меня, что я мучаю вас!
Так говорил Жак, стоя перед Нилией и держа ее руки. Молодая девушка сидела в глубоком кресле и спала своим странным сном, открывавшим ей картины будущего.
Робер и Жак поняли теперь таинственную власть доктора Кауфмана. Немцу достаточно было усыпить Нилию, чтобы узнать от нее все, что ему было нужно. Жак наследовал эту силу.
По собранным сведениям, Робер узнал, что английская армия укрепилась на высотах Ливийских гор, которые окружают своими гранитными стенами чудесную долину, где находился когда-то прекрасный город Фивы.
Невдалеке было большое озеро. Лорд Бигген воспользовался этим и решил здесь ожидать инсургентов. Он отлично укрепился на высотах Ливийской цепи, где приютились забытые могилы давно исчезнувших с лица земли народов. Дивизиям, занявшим деревни Эрмент и Эль-Мелахи, вменено было в обязанность как можно дольше задержать неприятеля, чтобы дать полную возможность генералу закончить возведение окопов.
Отрезанная от востока разрушением Суэцкого канала и усилиями абиссинцев, Англия испытала чувство ужаса, но ненадолго. Сделано было гигантское усилие: сформированы новые батальоны войск, и корабли беспрестанно доставляли в Александрию полки кавалерии и пехоты. Вместе с уверенностью в том, что им не предстоит страдать от голода и жажды, в солдатах появилась уверенность в победе. Лорд Бигген заявил своим офицерам:
— Поля Фив будут настоящим Ватерлоо для мятежников!
Тогда Робер, желая усилить шансы на победу, попросил Жака употребить свою таинственную власть над Нилией, чтобы узнать будущее.
И Жак подошел к Нилии.
— Нилия, — произнес он мягко, — в Абуцине произошел случай, — помните, когда англичане окружили нас? — Мы не говорили вам, чтобы не беспокоить вас!
— Что такое? — спросила она.
— Дело в том… я был в отчаянии, что вы должны погибнуть, — и с моих губ сорвалось признание…
Нилия вспыхнула.
— Я помню! — тихо проговорила она.
— Помните? Вы знали раньше, что я люблю вас? Но я хочу сказать не это. Во время нашего разговора вы заснули. Этого вы не помните?
— Нет.
Присутствующий при разговоре Робер наклонился и сказал на ухо Жаку:
— Так бывает всегда при гипнотических опытах! Спящий субъект не сохраняет ни малейшего воспоминания о том, что произошло с момента, когда он заснул до пробуждения!
— Я скажу вам, чего вы не знаете! Вы спали странным сном, приказав мне спрашивать вас, и с закрытыми глазами объявили нам о существовании пещеры и подземного коридора, что помогло нам ускользнуть от англичан, — произнес Жак, обращаясь к Нилии.
— Но как же так? Я не знала…
— Георг Кауфман — ученый. Он купил вас, заметив в вас способность поддаваться гипнотическому внушению! По его желанию вы засыпали. Он спрашивал вас, узнавал от вас все, что хотел, и доставлял нужные сведения лорду Биггену. Таким образом вы помогали успеху английской армии!
Нилия побледнела и заломила руки.
— Я это делала?
— Погодите отчаиваться, милое дитя! Вы, вероятно, отгадали мою нежную привязанность к вам и обманули немецкого доктора. Вы дали мне возможность спасти себя и других от плена, вы спасли вождя армии патриотов!
Лицо молодой девушки просияло.
— Я унаследовал власть над вами у вашего тирана. В Абуцине вы заснули и указали нам путь к спасению. А теперь, Нилия, моя дорогая невеста, у меня есть к вам просьба!
— О, — тихо пробормотала она, — приказывайте! Вы мой господин, которого я избрала добровольно! Что нужно сделать?
— Пробил час решительной битвы. Нам нужна победа! И вы должны помочь нам!
— Помочь? Как?
— Позвольте мне вызвать у вас гипнотический сон и узнать от вас, что готовят нам англичане!
Нилия не колебалась. С трогательным доверием она произнесла: я готова!
Слезы появились на ресницах Жака.
— Погодите, я должен вам кое-что сказать!
Медленно, взвешивая каждое слово, он начал:
— Я должен предупредить вас, Нилия, что, соглашаясь на подобные опыты, вы насилуете свою свободу, потому что в будущем вы будете не в состоянии противиться моей воле!
Очаровательная улыбка появилась на губах Нилии.
— Тем лучше. Это мое искреннее желание!
Жак молчал, тронутый любовью этого прелестного создания. Нилия села в кресло и устремила свои большие глаза на Жака.
— Прикажите мне спать!
Через десять минут, веки ее сомкнулись, и она произнесла монотонным голосом:
— Я сплю!
Жак повернулся к Роберу.
— Спрашивайте, генерал!
— Где находится армия неприятеля? Где произойдет решительная битва?
С минуту Нилия молчала, потом губы ее зашевелились.
— Дивизии стоят в Эль-Мелахи и в Эрменте!
— Зачем они защищают эти пункты?
— Чтобы выиграть время. Ядро армии расположилось на высотах левого берега. О, какие окопы! — добавила Нилия с ужасом. — Всюду пушки. Но древние египтяне подготовили путь для своих потомков, — продолжала она. — Есть подземная дорога, дорога гробниц, которая даст возможность захватить неприятеля врасплох!
— Где начинается эта дорога? — спросил Робер.
— Почти в километре от скал, занятых англичанами. Она никому не известна, так как фараон Разифармес хотел скрыть этот путь от всех. При входе, — широкая плита; тут построен пилон храма Асафира. Чтобы проникнуть в галерею гробниц, надо срубить этот пилон!
— Следовательно, у этой галереи два выхода? — спросил француз. — Это несовместимо с обычаями египтян.
— Нет, один выход. Вы должны вырыть другой. Это будет не трудно. Четыре тысячи лет тому назад троглодиты вырыли в граните подземные жилища для своих царей, именно в той скале, где расположились англичане.
— Подле Разифармеса спит другой фараон, и позолоченные залы разделены между собой стеной, в один метр толщиной!
Помолчав с минуту, Нилия добавила:
— Исход битвы находится в зависимости от этого старинного пилона. Необходимо овладеть им! Много людей погибнет тут. Я вижу ослепляющий дым и тени людей среди пламени. Но кто будет победителем? Не вижу… не вижу!
Лицо молодой девушки выразило страдание.
— Довольно, довольно! — пробормотал Жак, взволнованный зрелищем.
— Да, довольно, — согласился Робер, — разбудите ее!
— Теперь у меня в руках ключ к победе, — и я выиграю ее!
Он ушел, а Жак принялся будить свою невесту.
— Что вы мне говорили? — произнесла Нилия, открыв глаза. — Вы хотели усыпить меня и о чем-то спросить!
— Уже все готово!
— Как, это правда? Что я говорила?
— Что следует такому ангелу, как вы, Нилия!
— Мои слова были интересны?
— Еще бы! Они решают, быть может, все, и спасут Египет!
Нилия весело захлопала в ладоши.
— Ну, тогда я очень довольна! Вы говорили еще, что, допуская эти опыты над собой, я отказываюсь от своей свободы? Да?
— О, Нилия! Я никогда не возобновлю опыта без вашего позволения, клянусь вам!
— Не клянитесь. Я не хочу иметь другой воли, кроме вашей, хочу любить то, что вы любите, ненавидеть тех, кого вы ненавидите!
— Но это моральное рабство.
Нилия улыбнулась.
— Быть рабой своего чувства — это свобода любви!
В тот же вечер огромная армия инсургентов двинулась к северу. Земля тряслась под ногами воинов. Всадники скакали по равнине и холмам, разнося приказы начальникам разных корпусов армии.
Робер и Арман были очень заняты. Лотия, важная и серьезная, находилась в войске и ехала обыкновенно между Оретт и Нилией. Она так гордилась любовью Робера, этого француза, который, чтобы заслужить ее нежность, поднял на ноги двадцать народов и теперь шел во главе своей огромной, дисциплинированной армии, словно один из древних завоевателей, имена которых сохранились в истории.
Оретт задумчиво слушала ее. Красивую, благовоспитанную англичанку пугала эта дикая энергия дочери бродячего народа. Но Нилия улыбалась.
Воспитанная цыганами Малой Азии, привыкшая блуждать в обширных равнинах Месопотамии, она отлично понимала Лотию, что, конечно, не мешало ей нежно любить мистрис Оретт и беспрестанно расспрашивать ее обо всем, для того, чтобы быть достойной любви своего Жака.
Англичане приготовились к сопротивлению.
Генерал Гольсон лично принял на себя начальство над осужденными на смерть отрядами. Да, все они, от начальника до последнего солдата, понимали, что обречены на гибель, ради того, чтобы дать лорду Биггену время закончить сооружение окопов.
Гольсон разделил свои войска на две части. Одна часть заняла деревню Эль-Мелахи, а сам он с другой дивизией укрепился в Эрменте.
Эрмент находился на вершине холма, и его белые домики защищали всю площадь. Он смотрелся настоящей крепостью. В садах всюду были скрыты стрелки, в заборах проделали брешь для стрельбы. Вправо и влево от деревни расположились батареи. Все было предусмотрено.
В это утро генерал Гольсон завтракал, когда ему доложили, что приближаются инсургенты, что была уже легкая перестрелка.
Гольсон сейчас же вышел из дома, прошел через площадь, проник в мечеть, поднялся по лестнице и очутился на площадке, на которой в давно прошедшие времена муэдзины выкрикивали часы. Он облокотился на балюстраду и стал смотреть вдаль.
Мятежники приближались большими группами.
Генерал сделал негодующий жест.
— Это какое-то наводнение, — пробурчал он, — как остановить эту массу! Конечно, прежде чем умереть, мы убьем многих из них!
И словно подтверждая его мысли, раздался оглушительный выстрел из английской пушки, граната лопнула среди лошадей, опрокинув несколько всадников.
Колонны пехоты остановились и с удивительной быстротой рассыпались по равнине.
— Эти негодяи маневрируют, как европейцы, — проворчал Гольсон, — возможно ли, чтобы в несколько месяцев эти проклятые французы могли так выдрессировать их?
Он умолк и продолжал наблюдать, не веря своим глазам, не понимая, что творится перед ним. Ему были хорошо известны порядки и устройство европейских армий. Тут же ничего подобного! Стрелки неприятельской армии выстроились цепью и образовали несколько рядов с большими промежутками. Таким способом ужасные гранаты не причиняли им большого вреда и, кроме того, они лишали англичан возможности защищаться их лучшими орудиями.
— Черт возьми! — ругался Гольсон. — Сам дьявол учит этих людей!
Он начал серьезно беспокоиться: сможет ли его армия задержать на несколько дней неприятельские войска!
Умереть — это не страшило его, но умереть слишком рано казалось ему ужасным!
Между тем неприятельские всадники появлялись то здесь, то там. Если один падал от пули, его сейчас же сменял другой. Очевидно, им было дано приказание вызнать позицию англичан, — и они с удивительной дерзостью исполняли его.
— Фанатическая храбрость дервишей, — бормотал Гольсон, — сдерживаемая строгой дисциплиной! Мы очень ошибались, полагая, что будем воевать с варварами!
Он вырвал лист из записной книжки и написал: «Войска мятежников отлично дисциплинированы. Примите это в расчет! Мы готовы умереть и постараемся защищаться насколько возможно дольше. Спешите, спешите! Неприятель близко». Затем Гольсон вернулся к себе, запечатал записку в конверт и позвал своего адъютанта.
— Свезите это в Фивы, не теряя минуты! Загоните лошадь, но не медлите! Идите же, — добавил он сурово, — каждая потерянная минута — несчастье для английской армии!
Офицер повиновался, прыгнул на лошадь и поскакал галопом.
Гольсон из окна долго следил за ним.
Разведчики инсургентов показались уже на флангах английской позиции. Движение кавалерии обрекало на верную гибель всех, находившихся в Эрменте.
Гольсон всегда был уверен в конечной победе англичан, но в эту минуту уверенность его поколебалась. Его ожидал еще новый и неприятный сюрприз.
Неприятельская кавалерия образовала огромную подкову, окружившую Эль-Мелахи и Эрмент с запада, севера и востока.
С юга приближались неприятельские стрелки, но они не шли рядами, как бывает в европейских армиях, а ползли. Робер отлично понимал, что, не имея пушек, должен заменить их какою-нибудь тактикой, которая обезоружила бы английскую батарею. Он нашел способ атаки, вполне согласовавшийся с привычками чернокожих. Вытянувшись на земле, работая локтями и коленями, стрелки приближались медленно, но неустанно. Напрасно англичане открыли адский огонь, результат был самый ничтожный. Всем известно, как трудно стрелять в лежащего на земле человека! Чернокожие ответили на выстрелы. Загремела перестрелка по всей равнине. Стрелки все приближались, и не было возможности остановить их. Вот они доползли До холма, вскочили на стену, на заборы. Всюду крики, выстрелы… Англичане отстаивают каждую пядь земли. Вдруг страшный крик… Толпа чернокожих появилась в зелени садов.
— Стрелять! — командуют офицеры. Стреляют беспрерывно, без конца, но осаждающие все прибывают. Всюду мертвые, раненые… Египтяне проникли в дома и прилаживают у стен адские машины, потом отбегают и падают на землю. Ужаснейший взрыв! Потоки пламени вырываются из земли! Дома падают… Инсургенты взяли Эрмент. Через три часа все было кончено. Кровь, повсюду кровь, стоны, проклятия, лязг стального оружия!
Гольсон заперся в мечети с двухстами человек. Оттуда непрестанно летели гранаты.
Вдруг на площади появился парламентер, впереди которого шел человек, держа в руках белый флаг. Парламентеру завязали глаза и привели его к Гольсону.
— Вы не африканец, милостивый государь? — обратился к нему генерал.
— Я француз. Мое имя Арман Лаваред. Я двоюродный брат генерала Робера Лавареда!
— С чем вас поздравляю! — пробурчал Гольсон.
— Я пришел не для того, чтобы выслушивать похвалы, а чтобы сказать вам, что вы, генерал, и ваши бравые солдаты до конца с честью исполняли свой долг…
— Будьте уверены, что мы будем продолжать! — прервал его Гольсон.
— Напрасно! Вам поручено было задержать нашу армию, чтобы выиграть время и защищать ее до последней крайности… Посмотрите, одна деревня горит, в Эрменте не осталось англичан. Допустим, что вы запретесь в мечети. Ваше сопротивление не послужит ни к чему, результатом его будет только напрасная гибель двухсот солдат, которыми Англия может гордиться. А подобный исход едва ли понравится такому офицеру, как вы.
Гольсон покраснел. Арман попал в цель. Погубить солдат напрасно, это было бы ужасно!
— Я решил, — продолжал Арман, — предложить вам вывести вас из деревни, с вашим оружием и багажом и предоставить вам свободный путь! Согласны ли вы?
После короткого молчания Гольсон произнес глухим голосом:
— Вы правы. Я принимаю ваше предложение и благодарю.
— Не угодно ли вам следовать за мной, я проведу вас, генерал!
Через десять минут отряд вышел из деревни. Арман шел впереди, рядом с Гольсоном. Когда они прошли лагерь кавалерии, парижанин остановился.
— Путь свободен, генерал, до свиданья! Ведь мы увидимся?
— Нет, мы не увидимся! — мрачно произнес генерал, и, подозвав к себе капитана, продолжал:
— Лоррилей! Примите начальство над войском. Дайте знать главнокомандующему о нашем поражении!
— А вы, генерал?
— Я останусь здесь!
Офицер не противоречил и громко скомандовал: вперед, марш! Гольсон молча следил за отрядом. Арман стоял рядом с ним. Когда англичане исчезли, Гольсон повернулся к Арману.
— Благодарю вас за ваше великодушие! — произнес он. — Но не в вашей власти смыть мой позор…
— Позор!
— Да. Я должен был задержать вас и не мог. Я обесчещен.
Быстрым движением генерал выхватил свой револьвер и выстрелил себе в лоб.
— Я казню себя! — пробормотал он, несколько мгновений стоял неподвижно и вдруг упал. Пуля пробила ему череп.
Так погиб генерал Гольсон, один из лучших офицеров английской армии!
— До свиданья, Арман!
— До свиданья, Робер!
— Да здравствует свободный Египет!
— Пусть Египет, если хочешь! Но я, Арман Лаваред, сражаясь с англичанами, имел только одну мысль: да здравствует Франция!
Молодые люди обменялись этими словами позади холмов, окаймлявших священное озеро Фив. Гигантская дуэль, начатая смелым французом против всемогущего Альбиона, должна была состояться на месте древних Фив, которые четыре тысячи лет тому назад возвышались здесь, горделиво сияя своими грандиозными храмами и великолепными дворцами.
Но старина мало занимала французов. Их мысли сосредоточивались на утесах, где укрепились англичане. Если предсказания Нилии не оправдаются, дело их погибло!
Робер принял все предосторожности и решил дать двойное сражение. Его армия разделена была на две части: одна часть под его командой будет действовать на левом берегу, другая перебралась через реку и расположилась на востоке от руин Карнака, угрожая занятым англичанами деревням Луксор и Карнак. Арман был назначен генералом второй армии.
Братья пожали друг другу руки и расстались.
— Да здравствует Франция! — вскрикнул Арман.
— Да здравствует Франция! — повторил за ним нежный голос.
Это была Оретт, не пожелавшая расстаться с мужем.
Лотия также не отставала от Робера, а Жак и Нилия молчали. Но взгляд, которым они обменялись, сказал, что они или победят, или умрут вместе!
Арман пришпорил лошадь и помчался вперед, сопровождаемый своей верной спутницей.
Робер взглянул на Лотию.
— Лотия, — произнес он, — час настал! Сегодня вечером, Египет будет свободен, или я погибну! Но помните, что Робер Лаваред будет жить или погибнет ради вас, вас одной!
Лотия слушала его, сильно побледнев.
— Я, Лотия, египтянка, скажу вам, что или буду свободна благодаря вам, или умру вместе о вами. Ведь я обещала это!
Француз взял ее руку и поднес к своим губам.
— Пусть будет так! А теперь постараемся победить врагов!
В этот момент раздался оглушительный выстрел… Английская артиллерия послала первый залп неприятельским войскам под начальством Армана Лавареда.
Журналист начал атаку. Внимательно осмотрев равнину, он остался доволен своей позицией.
— Положение наше не так уж плохо, — решил он. — Англичане настроили там вверху много страшного, но под Эрментом мы научились смеяться над этим!
Он поднял саблю. Африканцы быстро выстроились цепью.
— Вперед!
Сначала все шло хорошо. Пули свистели около Армана.
— Оретт! — обратился он к жене. — Уезжай отсюда!
Молодая женщина улыбнулась.
— Куда ты, туда и я!
— Ты не понимаешь опасности!
— Я подвергаюсь такой же опасности, как ты!
Арман нежно прижал к груди мужественную женщину.
— Хорошо! — прошептал он. — Или победа, или смерть!
Стрелки добрались уже до холма и ползли дальше. Вдруг на них бросились гусары, скрытые до сих пор за возвышенностью.
Произошла суматоха. Люди, лошади — все это смешалось в жестокой схватке. Арман сейчас же подозвал ближайшие отряды, выстроил их, — и целый град пуль полетел на гусар, успевших уничтожить первую цепь стрелков.
— Начнем снова! — приказал Арман.
И снова цепь стрелков поползла вперед, беспрепятственно перебралась через лощину и приблизилась к развалинам. Начался рукопашный бой. Англичане забаррикадировались во дворах храмов, за пилонами, за статуями. Всюду дрались, за каждый камень, за каждую колонну. Было одиннадцать часов утра. Битва длилась пять часов. Англичане отступили и расположились на другом берегу. Загремели английские батареи, полетели гранаты, ударяясь в колонны, уничтожая старинные капители развалин.
Столб пламени, сопровождаемый ужаснейшим ударом, показался над каналом. Англичане взорвали мост. Цепь стрелков, под прикрытием стрелявших товарищей, бросилась к каналу. Англичане не поняли этого движения. Перестрелка возобновилась с новой силой. Вдруг две тысячи черных тел, описав кривую линию, быстро бросились в воду. Крик удивления вырвался у англичан. Солдаты принялись стрелять в пловцов, но неудачно. Тогда измученные английские войска не стали противиться атаке, — и солдаты Армана явились хозяевами канала.
Арман и Оретт сидели в углу у разрушенной стены. Вдруг огромная граната разорвалась около них, — и оба упали на землю. Когда они оправились и встали, то Арман заметил огромное отверстие, зиявшее в стене.
— Что это такое? — обратился он к проходившему офицеру.
— Это граната адской машины. Англичане нашли способ стрелять этими опасными снарядами из обыкновенной пушки. Сейчас будут еще взрывы!
В самом деле, — страшные удары потрясли воздух.
— Но ведь час такой игры, — и развалины Фив, устоявшие в течение стольких лет, останутся только в воспоминании! — вскричал Арман. — Дорогая Оретт! Пойдем отсюда! Я предпочитаю пули этим снарядам. Если пуля убьет человека, то останется хотя бы его труп, а тут… брр!
Они вышли из развалин, и Арман подозвал к себе штабного офицера.
— Скажите, чтобы резервные войска перешли канал около деревни! Пусть нападают с юга, а наши полки возьмут с фланга. Все та же тактика! Пусть стрелки ползут! Идите! Чтобы нападение было сделано быстро!
Что делал в это время Робер?
Сопровождаемый Лотией, Нилией и Жаком он находился на холме, откуда мог видеть поле битвы.
У ног их расстилалась Мемнония, с разрушенными храмами, скрытыми в густой зелени пальм и сикомор. Вдали виднелись руины храма Асазифа и его знаменитый пилон.
— Вот этот пилон надо разрушить, — сказал Робер, — чтобы открыть вход в царскую усыпальницу Разифармеса, если Нилия не ошиблась!
— Попросите Жака усыпить меня, — возразила Нилия, — а лучше всего не будите меня и заставьте провести вас туда!
Жак встал перед Нилией и тихо произнес:
— Спите, моя дорогая невеста!
Через пятьдесят секунд Нилия спала.
— Где находится вход в могилу? — спросил ее Робер.
— Под пилоном храма Асазифа!
— Я должен провести туда солдат, чтобы они неожиданно явились перед неприятелем и смутили его! — задумчиво произнес Робер, обращаясь к Жаку. — Но как это сделать? Англичане не должны заметить нас.
— Очень просто… — добавил он, помолчав, подозвал штабного офицера и тихо прошептал ему несколько слов.
— Что вы хотите делать?
— Поджечь Мемнонию, да, дым от пожара даст нам возможность действовать, скрыв нас от взоров неприятеля!
В это время два полка пехоты группировались у подножия холма. Полковники взошли на холм и остановились в нескольких шагах от Робера.
— Пожалуйте сюда, господа! Я узнал, что под пилоном храма Асазифа скрыт вход в подземелье, которое ведет прямо на площадку, занятую англичанами.
Невольный радостный крик вырвался из груди офицеров.
— Я сам пойду в подземелье и попрошу ваши полки следовать за мной. Резкий свисток и звук рога будет сигналом идти в подземелье. — Отгадав, что они хотят возразить, Робер добавил: — Наблюдайте! И вы поймете, почему англичане не увидят нас!
В это время толпа из пятидесяти человек, вооруженная кирками, ломами, лопатами, направлялась к генералу.
— Вот они откроют нам дверь! — заметил Робер и взглянул на равнину. Англичане яростно стреляли, но стрелки неустанно ползли вперед, словно большие черви и насекомые. Вдруг случилось что-то странное. Стрелки начали отступать. Негодующий Жак вскрикнул, но Робер тихо положил ему руку на плечо.
— Посмотрите сюда!
Из-за зеленеющих пальм и сикомор поднимался голубоватый дымок, постепенно превращавшийся в густую завесу дыма.
— Господа, — обратился Робер к офицерам, — ожидайте здесь сигнала. За дымом нас никто не увидит! Жак, Лотия! Идем прорубать дорогу к победе!
Через полчаса все трое, в сопровождении спящей и бессознательной Нилии, стояли в ограде храма Асазифа. Феллахи принялись за работу, начали рубить пилон. Англичане, бессильные против дыма, застилавшего всю равнину, открыли сильную ружейную пальбу. Пули свистели около рабочих; если один падал, его заменяли другим, и работа продолжалась без перерыва. Среди ослепительного дыма, треска горевших и падавших деревьев, свиста пуль, люди усердно работали ломами, мотыгами, кирками.
Пилон все уменьшался. Гранит уступал усилиям рабочих. Они принялись рубить последнюю глыбу. Тогда Робер вышел из своего убежища и подошел к солдатам. На месте пилона лежали три огромных камня. С помощью подъемных блоков их медленно сдвинули с места. Робер вскрикнул, потому что под гранитной плитой увидал желанный вход в гробницу. Перед ним было что-то вроде портика с колоннами. На верхней части его был изображен желтый диск солнца, священная скарабея, Изида, Горус, боги, символизирующие рождение, жизнь и смерть. Кирпичная стена, заграждавшая дверь, уступила ударам лома и открыла надгробную плиту из розового гранита, запечатанную глиняной печатью.
— Нилия не ошиблась! — вскричал Робер.
Между тем феллахи, возбужденные успехом, усердно работали, они сдвинули последнюю гранитную глыбу и уронили множество статуэток из голубой и зеленой эмали, которые сейчас же подобрали и спрятали. Тяжелый, спертый воздух хлынул из отверстия.
— Сигнал! — приказал Робер, не желавший терять времени. — Вперед!
Зажгли факелы. Жак сделал знак Нилии, и она как автомат двинулась впереди всех.
— Можете вы нас вести? — спросил Жак.
— Могу!
Нилия начала медленно спускаться по крутым и высоким ступенькам лестницы, которая вела вниз. Все последовали за ней. С равнины приближались темные массы полков, шедших по сигналу в подземелье. Воздух был удушливый, тяжелый. Жак, Робер, Лотия задыхались. Одна Нилия шла спокойно и равнодушно.
Галерея тянулась далеко, сообразно направлению равнины. Прошли около двухсот метров, прорубили каменную дверь и направились дальше. Стены галереи были украшены разными скульптурными изображениями и фигурами.
Робер рассчитал, что они прошли четыреста метров, как вдруг Нилия остановилась и оперлась рукой о стену.
— Что такое? — спросил ее Жак.
— Нужно прорубить стену. За ней галерея приведет нас, куда нам нужно!
Феллахи принялись за дело и скоро проделали брешь в стене. Галерея примыкала к лестнице. Прошли пятьдесят две ступени и очутились в зале с голубым потолком и колоннами. Из этой залы перешли в другую с разрисованными стенами. Нилия подняла руку и произнесла: опускная дверь.
Ее поняли сразу, подставили лестницы, и через пять минут огромная гранитная плита с шумом упала на землю, обнаружив отверстие в форме прямоугольника. Снова лестница, новые галереи, еще лестница и, наконец, обширная зала с чудной живописью, с гранитными нишами. Это — преддверие царской усыпальницы!
Робер все больше волновался. Из залы саркофага должен быть выход на площадь, занятую английскими солдатами. Если это так — победа за ним, если нет, — придется отступать!
Между тем Нилия автоматическим шагом прошла залу и вошла в усыпальницу. Все остальные, следовавшие за ней, невольно остановились. При свете факелов они увидели богатую живопись и огромный саркофаг посреди залы, — эту глыбу черного базальта, с алебастровыми вазами по углам. В изголовье саркофага статуя Озириса, казалось, охраняла вечный сон усопшего. Нилия остановилась и, указав на стену, произнесла: рубите ее!
Рабочие повиновались. Прошло два часа. Подземелье наполнилось солдатами. Все они стояли молча, с религиозным почтением смотря на скульптурные изображения Аписа, скарабеев, ибисов, на царственный саркофаг.
Робер больше не сомневался. Нилия сказала правду — они победят!
В это время Жак подошел к Нилии, которая неподвижно, как статуя, стояла у стены.
— Могу я вас спросить, Нилия?
— Прикажите, и я узнаю ваши мысли!
— Отвечайте на вопрос, который я задумал!
— Вы хотите узнать, любит ли вас мистрис Прайс?
— Да, это верно! — отвечал пораженный Жак.
— Она вас любит, как сына, но ее надо спасти, не теряя ни минуты!
— Разве она в опасности? Говорите!
— Деньги армии доверены мистрис Прайс; они заперты и спрятаны в тележке с багажом, принадлежащим лорду Биггену.
— Какая же опасность?
— Придет человек, которому генерал доверяет, по имени Георг Кауфман… он…
— Он, — повторил Жак. — Этот человек заставляет страдать всех, кого я люблю, вас, мою приемную мать…
— И вашего брата Джона!
— Моего брата?
— Да. Нужен был курьер, решившийся идти на смерть. Немец посоветовал послать вашего брата! Надо идти скорее, иначе ваша мать погибнет!
— Я пойду…
— Вы должны завладеть черной лошадью…
В это время среди рабочих раздался торжествующий крик. Проход был сделан. Все присутствующие прислушались. До них донесся глухой шум.
— Пушки! — вскричал Робер и пошел первым. Они преодолели целый ряд коридоров и поднялись по крутой лестнице. Теперь шум сражения, пальба слышались очень явственно. Робер поднялся на последние ступени.
— Тише! — произнес он, высунул голову и огляделся. Поле битвы расстилалось перед ним. Француз осторожно вылез, согнулся и увидел неприятеля. Никто не замечал его, так как англичане не сводили глаз с равнины.
— Вперед! — произнес он, наклоняясь над отверстием. Через минуту Лотия, Жак, Нилия и солдаты появились из подземелья.
— Лотия, Нилия, останьтесь здесь! — приказал Робер. — Вперед, друзья! Дайте залп!
Грянули три тысячи ружей. Пули градом полетели на англичан…
На другом конце площадки стоял лорд Бигген, рядом с Кауфманом.
— Меня беспокоит это бездействие мятежников! — сказал лорд. — Эти французы настоящие авантюристы, от них можно ожидать всего! Этот пожар, дым, они хотели скрыть от нас какой-нибудь маневр!
— Быть может! — согласился немец. — Но я не вижу ничего подозрительного!
Вдруг генерал заметил египетские полки, выходившие из-за утесов, услыхал залп.
Дикий вопль вырвался из его груди, он бросился к ближайшей колонне войска.
— Вперед, вперед! — крикнул лорд. — Раздавите этих негодяев!
Туча пуль встретила английских солдат и прорвала брешь в стройных рядах войска. Лорд Бигген хотел бороться до конца. Три раза наступал он и три раза был отброшен назад. Наконец, вынужденный ретироваться к Нилу, лорд Бигген, не теряя энергии, построил в каре остатки своей армии. Солдаты его стояли стеной, бились до последнего. Напрасный героизм! Победа за патриотами!
Робер с состраданием смотрел на геройские усилия солдат, на это погибающее могущество Англии! Предшествуемый белым флагом, он подъехал к каре, в центре которого находился лорд Бигген, верхом на черной лошади.
— Генерал, несколько слов! — произнес Робер.
Ответа не было.
— Генерал! Вы проиграли! Не осуждайте на гибель ваших бравых солдат!
Молчание.
— Генерал! — крикнул Робер в третий раз.
Лорд Бигген привстал на стременах, надменно и яростно начал выражать всю свою злобу и ненависть, разразился потоком брани.
Робер уехал. Сражение продолжалось, ожесточенное, беспощадное. Наступила ночь. Сто тысяч всадников бросилось в погоню за убегавшими остатками английской армии. Генерал был убит. Пуля опрокинула его, и черная лошадь галопом бросилась вперед и остановилась недалеко от Жака. Он вспомнил слова Нилии, поймал лошадь, вскочил на седло, посадил перед собой девушку и помчался.
— Где мистрис Прайс? Где Кауфман? — спросил он, наклоняясь к Нилии.
Жак пришпорил лошадь. Благородное животное помчалось как стрела к северу, неся, как перышко, своих седоков.
Понимая, что дело проиграно, Кауфман покинул поле битвы, спустился по узкой тропинке к Нилу и направился быстрыми шагами в Кенех. Здесь мистрис Прайс ожидала исхода битвы. Ей было приказано, в случае поражения, запрячь лошадей в фургон, где находились деньги армии, и спешить к северу.
Мистрис Прайс сидела и ждала. Послышался шум шагов, дверь отворилась, и Кауфман, задыхаясь, вбежал в комнату.
— Ах, вы меня испугали, сэр Кауфман!
— Мне некогда извиняться. Лорд Бигген послал меня к вам. Битва проиграна.
— Проиграна? Мятежники победили, разбили лорда Биггена, лучшего генерала армии! Как это случилось? Где Жак, мой мальчик?
— Нечего болтать, — сердито возразил немец, — разве вы забыли приказание генерала относительно фургона? Идите же, запрягайте лошадей!
— Я совсем забыла! — вскричала мистрис Прайс. — Бегу, бегу! Не задержу вас более десяти минут!
— Я поеду с вами! Лорд Бигген думал, что вы будете нуждаться в помощи!
— Добрый человек! — пробормотала Прайс, уходя.
Оставшись один, Кауфман осмотрелся. Толстая Прайс жила в маленьком домике, совершенно изолированном от других жилищ. Домик был окружен садом и находился на конце деревни.
— Отлично, — подумал Кауфман, — никто не помешает мне! В фургоне находится сумма в миллион фунтов, Англия разбита, но должна дорого заплатить мне за оказанные ей услуги!
Вошла мистрис Прайс.
— Все готово. Я возьму свой чемодан!
— Скорее… торопитесь, время дорого! — произнес Кауфман. — Скажите, — добавил он, — кто же будет править лошадьми? Мы поедем одни?
— Конечно. Понимаете, такой фургон, чем меньше народу, тем лучше!
— Значит, вы одна в этом доме?
— Одна, страшно и сознаться! — проговорила испуганно бедная женщина.
Одним прыжком немец наскочил на нее, повалил на землю и занес над ней нож.
— Пощадите! — молила бедная женщина.
Нож опустился, мистрис Прайс закрыла глаза, но, к удивлению своему, не почувствовала удара. Верно, доктор сжалился над ней! Она открыла глаза и разинула рот от изумления. На полу лежал Кауфман с ножом в груди. В двух шагах от него стояла красивая мисс, такая красивая, какой она еще никогда не видела, а подле нее Жак, ее нежно любимый Жак.
Мистрис Прайс протянула к нему руки.
— Жак! Мой Жак!
— Мама, добрая мама! Вы еще любите меня?
— Еще спрашивает, неблагодарный! Я так счастлива видеть тебя! Ты победил и вернулся!..
Жак обнял ее.
— Я поспел вовремя, мама, чтобы помешать этому негодяю убить вас!
— Ты спас меня, дорогой мой?
— Да, мама, он уже занес нож…
Мистрис Прайс прервала его.
— Кто эта красавица с тобой?
— Это мисс Нилия, моя будущая жена!
Прошел месяц. В Каире происходило большое торжество. С необычайной роскошью праздновалась свадьба Робера и Лотии, которые сделались повелителями освобожденной ими страны. Все европейские монархи прислали своих представителей на церемонию.
Вещие слова Гладстона оправдались.
В Индии началось восстание, — и англичане были изгнаны. Австралия и Канада объявили свою независимость. Чернокожие в Нигере, Сьерра-Леоне восстали, сожгли все конторы английских купцов и приняли протекторат Франции. Народ ликовал. На пути Робера, Лотии, Армана и Оретт, Жака и Нилии, которые были повенчаны в один день со своими друзьями, раздавались восторженные восклицания, радостные приветствия. Энтузиазм усилился при виде Хоупа, важно прогуливавшегося в своей новой форме. Умная обезьяна с достоинством принимала все почести. Громкое «виват» наполняло воздух и гремело по всему городу. Жители бросали цветы под ноги лошадей, запряженных в богатые коляски. Но общая радость достигла апогея, когда богато одетый герольд объявил народу, что генерал Робер, а теперь Робер 1, король египетский, позволил населению Бахр-эль-Газаля и Белого Нила снять все преграды, заставившие воды этих рек течь в Конго.
В этот самый день воды снова хлынули в Египет, вернув его плодородие и позволив возобновить свои славные традиции.
Граждане свободного Египта, в знак своей благодарности, поднесли в дар Маршану обширные территории страны Бахр-эль-Газаль и Суэца и отдали ему Фашоду, — где он так много страдал и боролся.
Египтяне старались великодушно загладить несправедливость Англии.
Вечером, войдя в роскошные апартаменты, приготовленные им в древнем дворце хедива, Жак сказал Нилии:
— Моя дорогая жена! Мне недостает только одного для полного счастья: узнать мою настоящую мать и жить с тремя обожаемыми женщинами, с моей Нилией и обеими матерями!
Нилия печально посмотрела на него.
— В портфеле Георга Кауфмана, который я нашла возле его тела, есть нужные тебе сведения! — произнесла Нилия.
— Моя мать умерла? Говори же!
— Нет, но она несчастна. Двадцать лет тому назад она была сослана в бразильские рудники за кражу бриллиантов… Погоди! Она не воровка! Это воровство совершил Кауфман… есть доказательства!
Жак дрожал всем телом. Нилия подошла к нему.
— Завтра, — сказала она, — ты прочтешь, узнаешь все и решишь, что мы должны делать. Твоя жена последует за тобой, чтобы делить с тобой и радости, и горе! Но сегодня, — умоляюще добавила она, — в первый день нашего брака ты не должен грустить! Цыгане уверяют, что все дни супружества похожи на первый. Поэтому не будем печалиться!
Жак нежно улыбнулся, чтобы не огорчать свою жену.