Тайна ночи

Роман / Пер. с англ. М. А. Назаретян.—

М.: Редакция международного журнала

«Панорама», 1998.—192 с.

ISBN 5-7024-0750-4

1

Зал сиял огнями. Гул голосов, словно морской прибой, то утихал, то набирал силу, разрываемый неожиданным смехом или шумом отодвигаемых кресел.

— Итак, господа, приближается кульминационный момент нашего вечера. Не сомневаюсь, что все вы с нетерпением ждали его!

Высокая черноволосая красавица в белом декольтированном платье с блестками постучала миниатюрным аукционным молоточком о деревянную кафедру, чтобы привлечь внимание собравшихся. Взгляды нарядных мужчин и женщин, которые удобно расположились в комфортабельных креслах богато украшенного зала, мгновенно обратились на сцену. Шум светской болтовни постепенно замер, и наступила почти звенящая тишина. Предчувствие сенсации захлестнуло избалованную публику, и, предвкушая новое удовольствие, гости затаили дыхание.

— Ну что ж, теперь моя очередь,— решительно прошептала Патриция.

Ее место было наиболее престижным и дорогим и находилось прямо напротив ведущей, в самой середине роскошного зала.

Она выпрямилась, машинально провела рукой по роскошным волосам, расправила пышную юбку из красной тафты и почувствовала, как от волнения вспотели ладони. Два равноценных по силе чувства боролись в ее душе: желание довести задуманное до конца и почти детский страх. Первое было причиной, по которой она выложила внушительную сумму за билет на этот вечер для избранных, включавший, кроме аукциона, формальный ужин и малоинтересное эстрадное представление. Второе чувство появилось несколько секунд назад, когда Патриция осознала, что пришло время действовать.

Правда, со стороны эта хрупкая элегантная девушка выглядела совершенно спокойной и уверенной в себе.

Красное расшитое шелком бюстье на тонких бретельках подчеркивало фарфоровую белизну ее кожи и округлую форму обнаженных плеч. Черная тафтовая накидка, скорее похожая на длинный шарф или очень широкую ленту, обвивала спину, обнимала сгибы локтей и небрежно ниспадала на контрастную по цвету юбку. Она удачно заменяла пиджак и делала весь наряд необычайно изысканным и оригинальным. Непослушные вьющиеся волосы, золотистые с рыжеватым отливом, словно облако обрамляли юное лицо, утонченные черты которого могли бы многое рассказать ученому-физиономисту о давно умерших благородных предках этой молодой особы. Выразительные голубые глаза, длинные густые ресницы и чуть сросшиеся на переносице, как ни странно, не белесые, а темные брови, тонкий прямой нос.

Но все же неповторимую прелесть придавала Патриции именно нижняя часть ее лица: сочетание упрямого, волевого подбородка, округлых девичьих щек и нежно-розовых полных губ. В ней было очарование маленькой упрямой девочки, которая решила раз и навсегда настоять на своем. Такая внешность, сочетающая непосредственность молодости и строгость зрелости, пробуждала к ней всеобщую симпатию. И Патриция прекрасно сознавала силу своего обаяния, но никогда не злоупотребляла им.

— Лот номер пятьдесят шесть нашего благотворительного аукциона, — интригующе продолжала темноволосая ведущая. — Это нечто особенное! Эксклюзивное предложение для дамы с тонким вкусом и солидным счетом в банке. Возьму на себя смелость утверждать, что многие из вас не пожалеют денег, чтобы купить...— она нарочно сделала паузу,— приоритетное право провести день в компании этого удивительного мужчины. Поприветствуем, леди и джентльмены, притягательного и неподражаемого Грегори Адамса!

Эффект был поразительный: зал взорвался аплодисментами, которые только нарастали по мере того, как мужчина не спеша, с достоинством прошествовал к краю сцены. Он застыл в красивой эффектной позе, словно профессиональная модель с обложки модного журнала, сверху вниз глядя на восторженную толпу.

Еще какой притягательный, цинично подумала Патриция, и, что самое главное, он прекрасно осознает свою неотразимость и великолепно использует ее в своих целях. А какая уверенность в себе, просто позавидовать можно!

В этот момент в ней говорила не столько предвзятость, сколько обыкновенная наблюдательность. Действительно, все предыдущие участники этой странной акции, несколько напоминавшей арабский невольничий рынок, в большей или меньшей степени чувствовали себя неловко. Грегори Адамc же, напротив, появившись на подиуме в свете прожекторов, вел себя на редкость непринужденно и естественно. Создавалось впечатление, что он рожден для славы, для всеобщего восхищения. Благородная осанка, горделивая посадка головы, медлительная и одновременно напряженная грация движений, словно у молодого льва, вышедшего на охоту. Каждый жест полон достоинства и мужественности.

По выражению лица трудно было угадать, что чувствует этот холеный представитель сильной половины человечества. Его глаза выражали безразличие и равнодушие, а на красиво очерченных чувственных губах играла насмешливая улыбка. Он достиг уже такой степени славы и популярное и, что мог себе позволить даже пренебрежение к своим поклонницам. Его любили и прощали ему все.

— До чего хорош! — еле слышно пробормотала Патриция, сама уже не зная, чего в ее реплике больше: иронии или подлинного восхищения.

Адамса все считали чуть ли не суперменом. Классический баловень судьбы, он выходил сухим из самых безнадежных ситуаций. Даже попав в серьезную автомобильную катастрофу, которая, по мнению врачей, должна была унести его на тот свет, он не то что уцелел, но даже не покалечил ни своего великолепного тела, ни прекрасного лица.

— Думаю, нет смысла пересказывать биографию нашего гостя,— снова зазвучал профессионально поставленный голос аукционистки.— Она могла бы послужить сюжетом для мирового бестселлера, и все вы ее прекрасно знаете. Но для тех, кто свалился с луны или, подобно спящей красавице, провел последние десять лет в хрустальном гробу, с удовольствием сообщаю, что Грегори Адамc был прославленным автогонщиком и трижды завоевывал звание чемпиона мира. И, без сомнения, приумножил бы свои достижения, если бы непредвиденные обстоятельства не заставили его навсегда уйти из большого спорта...

Патриции, которая внимательно следила за мимикой лица мужчины, стоящего на сцене, на мгновение показалось, что упоминание о прошлом всколыхнуло в его памяти неприятные воспоминания. Равнодушное, казалось, лицо на мгновение омрачила пережитая боль. Но девушка не поверила своим глазам, решив, что это всего лишь воображение и сентиментальность заставляют ее видеть то, чего в действительности нет. Наверняка за эти годы он научился великолепно скрывать свои истинные чувства, здраво рассудила она.

— Но, — с энтузиазмом продолжала ведущая, — сильные люди никогда не останавливаются на достигнутом и не опускают руки в трудную минуту. В скором времени наш герой проявил себя как дальновидный и удачливый бизнесмен. Его деятельность на сегодняшний день связана с реставрацией и продажей редких коллекционных машин, многие из которых удостоились чести быть выставленными в лучших музеях по истории мировой технической цивилизации. Итак, та счастливица, которая назовет наибольшую сумму, получит возможность общаться с человеком далеко не заурядным, популярным и чертовски красивым. Между нами, девочками, я могу только сожалеть, что обязанности ведущей автоматически лишают меня права участвовать в аукционе наравне со всеми, — пошутила молодая женщина.

Закончив свой пламенный монолог, брюнетка кокетливо изогнулась и почти с вожделением посмотрела на Грегори, который, вежливо поклонившись, одарил ее лучезарной улыбкой.

О, что это была за улыбка! Одна из тех, что заставляют женщин совершать самые безумные поступки: бросать мужей и детей, отказываться от любимых занятий, безоглядно жертвовать собой.

Бедняжка Джуди, думала Патриция. А я все не понимала, как этот Адамc умудрился до такой степени вскружить ей голову! Оказывается, все дело в этой необъяснимой притягательности, которая, словно опасные песни сирен, напрочь лишает тебя воли и здравого смысла. Женщины, должно быть, тают от счастья, получив возможность только постоять с ним рядом, перекинуться парой ничего не значащих слов. А что уж говорить о тех, к кому он проявляет благосклонность...

— Милые дамы, вижу, вы уже сгораете от желания приступить к началу торгов,— профессионально распаляла страсти аукционистка. — Не смею дольше испытывать ваше терпение! Кто хочет начать?

Желающих оказалось даже больше, чем можно было предположить. Множество рук взметнулось вверх, но изящные ладони Патриции продолжали покоиться на коленях.

Веди себя спокойно, мысленно уговаривала она себя. Никто не должен заметить, как ты нервничаешь и как сильно желаешь победить.

Она заранее выбрала испытанную стратегию: дождаться, когда цена максимально подскочит и большинство участниц аукциона отступит. Тогда можно будет включиться в торги и попытаться довести дело до победного конца.

Тем временем Грегори Адамc — воплощение олимпийского спокойствия снисходительно наблюдал за происходящим. На нем был элегантнейший черный костюм, разумеется, от известного модельера и белоснежная сорочка. Знаменитые кутюрье с удовольствием одевали его, даже несмотря на то, что он и не думал менять свою сексуальную ориентацию и был настоящим мужчиной на все сто процентов.

Ради собственного развлечения он иногда участвовал в показах и пользовался не меньшим успехом, чем самые великолепные манекенщицы. Наверное, это происходило потому, что кроме мужественной красоты у Грегори была своя легенда. Он был личностью, обаятельным реальным человеком с неправдоподобной судьбой, а не «голубым» красавчиком, которого научили правильно ходить. За каждую минуту работы на подиуме богатейшие дома мод предлагали ему баснословные гонорары, но денег он не брал, а сотрудничал лишь с теми, кто был ему симпатичен, и только когда хотел.

В свете софитов он чувствовал себя как дома. Это превратилось в привычку, неотъемлемую часть жизни. Не проходило и недели, чтобы его не снимали для молодежных или спортивных журналов, газет или в телевизионных шоу.

Личная жизнь Грегори Адамса вызывала не меньший, а может быть, и больший интерес, чем его загадочная спортивная карьера или многомиллионный автомобильный бизнес. Бесконечные романы, в которых фигурировали и светские львицы, и манекенщицы, молоденькие актрисы и даже юные девушки аристократических фамилий, закономерно заканчивались шумными скандалами и разрывами, которые мгновенно становились достоянием жадной до сенсации прессы. Никто из обывателей и не стремился разобраться, сколько в этих сплетнях правды, а сколько откровенной лжи, потому что и то и другое было невероятно интересно, увлекательно и позволяло простым смертным приблизиться к недосягаемому для большинства миру звезд.

Аукцион продолжался, а Патриция нарочно накручивала себя, вспоминая о Грегори Адамсе все самое негативное.

— Он меняет женщин как перчатки, Пат! — убитым голосом лепетала Джуди, когда они в последний раз обедали вместе в своем любимом французском ресторанчике.— Ни во что нас не ставит. Мы для него словно тряпичные куклы. Да что там куклы! Женщины для него как одноразовая посуда. Использовал — выбросил. Понимаешь, я оказалась для него подстилкой на одну ночь...

Джуди тогда сделала большой глоток рубиново-красного вина, и по ее щеке покатилась подкрашенная тушью слеза.

— Но как ты допустила, чтобы с тобой так обращались, Джуди?— негодовала Патриция. — Неужели ты так низко ценишь себя? Где твоя гордость, чувство собственного достоинства, в конце концов? Почему ты вообще согласилась лечь в постель с ним?

Так случилось, что и собственная жизнь Патриции Орбисон складывалась в личном плане неблагополучно. Во всяком случае, сама она пару раз попадала в подобную ситуацию, испытывая горечь разочарования из-за того, что влюблялась в человека, как ей казалось, идеального, а на поверку оказавшегося простым смертным со всеми вытекающими пороками. Конечно, у нее случались романы, что принято называть роковыми. Ей уже приходилось с ужасом обнаруживать оборотную сторону мечты о прекрасном принце, поэтому и понять несчастную подругу было легко, но найти нужные слова утешения оказалось целой проблемой. На ум приходили лишь избитые фразы о морали и нравственности.

— Я просто не в силах была сказать ему «нет», — с отчаянием продолжала Джуди, вытирая слезы салфеткой. — Даже ты, такая правильная, не устояла бы перед ним. Ни одна женщина из плоти и крови не способна на такое! Он такой сильный, обаятельный, такой чувственный...

Ее глаза загорелись, засияли. Она подперла щеку ладонью и мечтательно уставилась в никуда, совершенно забыв о нанесенном ей оскорблении. Да, любовь зла, растерянно подумала тогда Патриция и машинально отправила в рот кусочек эскалопа.

Кто-то совсем рядом кашлянул, и воспоминания о том грустном обеде улетучились. Патриция сосредоточилась и снова посмотрела на сцену.

Грегори продолжал стоять, словно манекен в витрине дорогого магазина. Слишком красивый, чтобы быть настоящим. Девушка попыталась почувствовать к нему неприязнь, но увы! Помимо внешности героя-любовника было что-то еще, что не позволяло относиться к этому мужчине с иронией или предубеждением, только как к породистому самцу. Нечто неуловимое, так называемый шарм, обаяние.

Для бывшего спортсмена самая трудная задача — сохранить форму, но Грегори, похоже, не беспокоился на сей счет. От природы высокий, широкоплечий, подтянутый, он был словно бы навечно застрахован от проблем с лишним весом. Весь как натянутая струна, как ягуар перед прыжком. Волнистые волосы цвета воронова крыла, уложенные с легкой небрежностью, обрамляли открытое, немного смуглое лицо, на котором, словно рукой гениального графика, были отчетливо выделены скулы, широкие линии темных бровей, прямой нос, чувственные губы. Все было идеально, словно нарисованное, но при этом лицо не было опереточно-приторным или женоподобным, наоборот, в нем доминировали благородная строгость и мужественность. Цвет глаз из зала было трудно разглядеть, но Патриция решила, что они темно-карие.

А ведь это мой тип мужчины, одновременно с ужасом и восхищением осознала она. Мне всегда такие особенно нравились. Правильно ли я поступаю, решившись на столь отчаянный шаг? Не придется ли мне горько пожалеть об этом?..

— Кто больше, господа? Кто больше? — уверенно и внешне безразлично, но с затаенной надеждой спрашивала аукционистка.— Тогда пять тысяч фунтов раз... пять тысяч фунтов два...

Патриция встрепенулась и подняла руку. Многие дамы, сидящие впереди, с любопытством оглядывались на незнакомую выскочку, включившуюся в торги.

— Напоминаю, что каждый шаг в нашем аукционе равен двумстам фунтам, — на всякий случай уточнила ведущая.

Патриция кивнула. Аукцион продолжался еще некоторое время, так как одна пожилая дама ни в какую не хотела уступать напористой юной сопернице. Но в конце концов Патриция назвала такую сумму, что старушке не осталось ничего другого, как сдаться, и девушка наконец вздохнула с облегчением.

— Продано! — молоточек утвердительно звякнул.— Продано мисс... Патриции Орбисон. Поздравляю вас, леди,— кокетливым и преувеличенно радостным голосом заключила аукционистка.

Патриция так и засветилась от счастья. Это был настоящий триумф.

Пока она пыталась встать со своего места, Грегори с неподдельным интересом высматривал среди множества лиц ту самую, которой посчастливилось на сутки «приобрести» его. Когда его беглый взгляд уже остановился на девушке, какая-то неведомая сила (скорее всего, закон подлости) заставила ее совершить поступок, о котором пришлось уже через мгновение пожалеть. Ощущая себя хозяйкой положения, она взяла со своего столика бокал вина и высоко его приподняла, словно бы собиралась произнести тост. На самом же деле этим жестом девушка хотела всего лишь дать понять Грегори, что именно она его купила.

Если бы не волнение, такого взбалмошного и вульгарного поступка она бы никогда не совершила. Правда, Грегори было не так-то легко смутить. Он с достоинством кивнул и тоже абсолютно демонстративно окинул ее оценивающим взглядом с ног до головы. Публика не могла не заметить этого, и по залу пробежало приглушенное хихиканье.

Патриция зарделась как неопытная школьница и почувствовала себя крайне неуютно. Более того, ей захотелось убежать из этого сверкающего зала, где сотни насмешливых глаз наблюдали ее замешательство. Одним взглядом Грегори изменил всю расстановку сил. У нее не осталось никакой привилегии, никакого преимущества перед ним. Получилось, что это она, именно она, бессловесная наложница, а он ее могущественный господин и повелитель. На какое-то мгновение негодование и стыд настолько захлестнули ее, что первой мыслью было отказаться от своей затеи и объявить, что она передумала. Девушка была уверена, что с нее за это даже штрафа не возьмут, поскольку желающих занять ее место будет хоть отбавляй. Но здравый смысл все-таки возобладал. В конце концов, она сама была виновата в том, что спровоцировала неловкую ситуацию.

Самолюбие может и потерпеть. У меня здесь совсем другие цели, про себя заключила она.

Демонстрируя окружающим свои стройные длинные ноги, Патриция как ни в чем не бывало пробралась между столиков к окошечку импровизированной кассы.

Подписывая чек, она интуитивно почувствовала, что кто-то подошел сзади, и в следующую секунду услышала:

— Мисс Орбисон?

Это был приятный глубокий, обволакивающий мужской голос, от которого по телу неожиданно пробежала теплая чувственная волна. Девушка замерла, а потом медленно обернулась, изобразив на, лице вежливую улыбку.

— Да?

— Здравствуйте. Я — Грегори Адамc.

— Я знаю, кто вы,— холодно ответила Патриция.— Не имею привычки покупать то, что мне неизвестно!

Ее слова прозвучали почти оскорбительно, но Грегори не обиделся. Наоборот, в его глазах, которые на самом деле оказались не карими, а темно-серыми, заплясали озорные огоньки.

— А вы, я вижу, довольно консервативны. — Он обезоруживающе улыбнулся.— Что ж, вы в своем праве. Чек подписан. Я в вашем полном распоряжении. Делайте со мной все, что пожелаете.

Двусмысленность этой фразы вызывала в воображении Патриции целый ряд неожиданных образов, которые завораживали и смущали. Усилием воли она развеяла этот волнующий туман и постаралась настроиться на серьезный, деловой лад.

— По-моему, вы преувеличиваете свою беспомощность, — скептически возразила она.

— Отнюдь. Когда я соглашался принять участие в этой нелепой акции, то прекрасно сознавал, на что иду. А теперь, когда вы сполна заплатили, тем более. Обратной дороги нет.

— Скажите уж честно,— не унималась девушка,— что вы хотите выйти из игры. Ведь хотите?

Серые глаза Адамса неожиданно стали жесткими и приобрели какой-то свинцовый оттенок.

— Мне это и в голову не приходило, мисс Орбисон. Раз уж я согласился на участие в этой дурацкой игре, то не в моих правилах нарушать однажды данное слово. Тем более что деньги, заплаченные вами, пойдут на благое дело.

Патриция была обескуражена такой реакцией на свой язвительный, но по большому счету невинный вопрос. Она и не подозревала, что участие Адамса в благотворительном аукционе в фонд помощи недоношенным младенцам является для него не просто показной формальностью, а делом чести.

Лихорадочно соображая, как бы выпутаться из неловкой ситуации, девушка мельком взглянула на своего собеседника и обнаружила, что тот снова в хорошем расположении духа, а серьезности как не бывало.

— Итак, вы моя королева, а я ваш паж.

Грегори чуть наклонился и заговорил вкрадчивым, почти интимным голосом:

— Готов выполнить любую прихоть, любой каприз. Для меня это удовольствие, ведь моя госпожа так прекрасна!

Полностью отдавая себе отчет в том, что флирт для Грегори Адамса — состояние души, Патриция и не думала попадаться в его искусно расставленные ловушки. Я далеко не одна из тех наивных дурочек, для которых эта лучезарная улыбка — предел мечтаний, усмехнулась про себя девушка. Я знаю цену этим красивым словам. Сплошное лицемерие! Пытаться вот так с налета охмурить меня — просто неуважительно.

Она демонстративно отстранилась и с вызовом посмотрела ему прямо в глаза.

— Во-первых, перестаньте кокетничать со мной. Это мое главное желание. Во-вторых, не ведите себя как комедиант, который кривляется перед всеми и каждым. Будьте самим собой, если вы еще не потеряли себя настоящего.

На этот раз Патриция попала в цель. Она поняла это по тому, как резко Грегори изменился в лице. Его мужская гордость явно была задета.

Патриция почти физически почувствовала, какая буря эмоций клокочет в нем. Стихийный гнев и самообладание схватились не на жизнь, а на смерть. Адамc сжал кулаки, а скулы еще более рельефно проступили на его напряженном смуглом лице.

— Скажите,— сквозь зубы процедил он, стараясь не сорваться на грубость.— В прошлой жизни вы случайно не были розой? Иначе откуда бы такая страсть уколоть побольнее?

Грегори парировал изысканно и с достоинством, явно желая свести наметившуюся ссору на нет. Но Патриция, чье накопившееся волнение и возбуждение требовали выхода, остановиться уже не могла.

— Если вам не нравится мое поведение и манера разговора, то позволю себе напомнить, что не я навязывала вам свою компанию. Это была ваша инициатива.

— Да, моя, но я просто хотел представиться и познакомиться с женщиной, которая по каким-то причинам и в прямом и в переносном смысле высоко ценит меня. Не стал дожидаться официальной части, не утерпел. И потом это вы добивались встречи со мной, я вас не принуждал.

Патриция понимала, что Адамc абсолютно прав, что ее поведение граничит с наглостью. Ей нужно до поры до времени сохранить свое инкогнито, сделать вид, что она толком не знает ни его, ни Джуди, что оказалась на аукционе исключительно из любви к недоношенным детям и из-за собственного каприза.

— Вы правы, мистер Адамc,— примирительным тоном заговорила она.— Я, кажется, погорячилась. С женщинами это случается, вы же знаете. Давайте начнем все сначала и по-доброму пожмем друг другу руки.

— С удовольствием.

Грегори улыбнулся и заключил ее маленькую ладонь в сильную и широкую свою.

— А почему бы нам с вами не выпить чего-нибудь? После таких упражнений в красноречии разве мы не заслужили по бокалу хорошего вина? — Он весело подмигнул Патриции и пружинистой походкой направился к бару.

Она задумчиво смотрела ему вслед, но не она одна. Почти все женщины, которые присутствовали на вечере, время от времени поглядывали в его сторону с восторгом и благоговением. Смотрели и мужчины: некоторые с уважением, но большинство с завистью.

Когда Грегори вернулся, Патриция сидела на своем месте за столиком и думала о том, чем закончится задуманная ею авантюра.

— Я в буквальном смысле разорен! — с наигранным возмущением, смеясь, воскликнул он, усаживаясь напротив девушки.

Вслед за ним подошел официант с прозрачным подносом и с непроницаемым выражением лица принялся уставлять стол закусками.

— А чего же вы хотели! — улыбаясь, подхватила Патриция.— Эксклюзивный вечер, эксклюзивные цены. Каждый должен притворяться, что это его ни капельки не удивляет и он может при случае не моргнув глазом заплатить и в два раза больше.

— А вы неплохой психолог. — Грегори откинулся на спинку кресла и как-то по-особенному посмотрел на нее.

— Почему вы так странно смотрите на меня? — поинтересовалась Патриция.

Адамc промолчал, потом вдруг подался вперед и нежно дотронулся теплыми пальцами до полуоткрытых губ девушки. От неожиданности она отпрянула, словно это прикосновение обожгло ее.

— Что вы делаете?! — воскликнула она. — Зачем?

— Я просто залюбовался изумительной линией вашего рта, — смущенно произнес Грегори.— Особенно когда вы улыбаетесь. Моя импульсивность — мой враг. Простите, не сдержался.

— Прощаю, конечно, — растерянно пробормотала Патриция. — Но, согласитесь, вы повели себя странно...— уже более спокойно добавила она.— Хочу напомнить, что вы уже давно вышли из детского возраста, когда все хочется потрогать руками.

Адамc засмеялся.

— Да, мисс Орбисон, с чувством юмора у вас все в порядке. Но, согласитесь, что даже в зрелом возрасте мы остаемся немного детьми.

Девушка утвердительно кивнула и задумалась.

— Я заметил, вас что-то беспокоит. Когда я вернулся из бара, вы сидели совсем грустная.

— Просто внешне вы немного напоминаете мне отца, и я пыталась объяснить себе, в чем же скрыто это неуловимое сходство.

Патриция не слишком покривила душой. Грегори Адамc действительно был похож на ее отца, но основная причина ее беспокойства заключалась в другом. Она отчетливо чувствовала, что ситуация выходит из-под контроля. Общаться с этим мужчиной, ведя двойную игру, было крайне тяжело. Тем более что он оказался человеком проницательным, склонным к анализу. Все осложнилось, и надо было срочно продумать стратегию своего дальнейшего поведения, чтобы не сорвалось задуманное.

— Простите, что досаждаю вам, но, мне кажется, вы не до конца откровенны со мной,— продолжал Грегори, снова вальяжно откинувшись в кресле.

Патриция напряглась.

— А почему, собственно, я должна быть откровенна с вами? Вы мне посторонний чужой человек.

— Ну-ну, не сердитесь, — стал успокаивать ее Адамc — Я совсем не претендую на вашу искренность. Просто, понимаете, вы какая-то странная, непохожая на тех, кто здесь собрался. Люди пришли развлечься, повеселиться, и, хотя цель вечера благородная, серьезная и гости не жалеют денег, никто из них не хочет принимать что-либо близко к сердцу. А вас будто что-то гнетет. По-моему, вы здесь неспроста.

— Какую ерунду вы говорите! — Патриция неестественно засмеялась. — Выдумываете, фантазируете... Знаете, вы, похоже, непоправимо ошиблись в выборе карьеры. С таким пытливым умом могли бы с легкостью стать вторым Эркюлем Пуаро.

— Может быть, вы и правы, — мягко парировал Адамc.— Но я привык в любом деле быть первым.

Чтобы не выдать свою нервозность и хоть чем-то занять руки, Патриция взяла со стола свой бокал и несколько соленых орешков.

— Вы очень красивая женщина, стильная, обеспеченная. У вас, несомненно, масса друзей и поклонников. Но вы заплатили эту астрономическую сумму за мои услуги. Именно за мои.— Он нарочно выделил последнее слово, и сердце девушки учащенно забилось.— Кроме меня, вас, признайтесь, здесь никто не интересует. Вы бы и не пришли сюда, при всей своей любви к детям. Я уверен, что дело исключительно во мне, и хочу знать почему.

Адамc уже не шутил, был абсолютно серьезен и буквально сверлил ее своими умными, проницательными глазами. Целый вихрь шальных отрывочных мыслей пронесся в голове девушки.

Вдруг он обратил на меня внимание еще до начала торгов и незаметно следил? — лихорадочно гадала Патриция. Потом нарочно, чтобы усыпить мою бдительность, притворялся галантным кавалером, а теперь припер к стенке, захлопнул, как в мышеловке? Нет, так просто я не сдамся! Я должна дать ему достойный отпор, поставить на место, или я никогда не была лучшей актрисой театральной студии при колледже.

— Все объясняется очень просто,— с преувеличенным кокетством заявила она.— Как вы уже заметили, я девушка красивая, обеспеченная, искушенная и избалованная. Вскоре состоится одна дружеская вечеринка, полная веселых розыгрышей и сюрпризов, и мне позарез нужен мужчина, который бы сопровождал меня. Этот мужчина должен быть особенным: красивым, обаятельным и непременно известным — вот таким, как вы. Мои знакомые вчера рассказали мне об этом аукционе и о том, в какой нетрадиционной форме он будет проводиться. Я навела справки и заранее выбрала вас как наиболее подходящую кандидатуру для своей затеи. Но смотрите, не возомните о себе лишнего. На вашем месте мог оказаться и кто-либо другой. Просто вы наиболее дорогая и качественная игрушка, простите за сравнение, а я привыкла брать самое лучшее.

Довольная собой, Патриция откинулась на спинку кресла, и ее золотисто-рыжие локоны разметались по белоснежной бархатной обивке. Но радость ее длилась недолго, потому что Адамc явно не успокоился и продолжал что-то подозревать.

— Я вам не верю, — совершенно спокойно и как-то задумчиво произнес он.

Патрицию, которая устала и физически и морально, эта фраза окончательно вывела из равновесия. Грегори же словно нарочно издевался, испытывая ее терпение. Она не выдержала и заговорила резким, язвительным тоном:

— Конечно, вам трудно поверить, что я не одна из ваших сумасшедших поклонниц, которая полжизни копила деньги, чтобы в один прекрасный день провести с вами ночь под предлогом участия в благотворительной акции. Я даже в какой-то степени понимаю вас и жалею. Такой удар по изнеженному самолюбию перенести нелегко. Но моей вины здесь нет. Я с самого начала дала вам понять, что уровень моего интеллекта значительно выше среднего и я ненавижу пошлых дамских угодников с двойным стандартом...

Адамc побледнел и поднялся со своего места. Патриция же перевела дух и продолжала с вызовом смотреть ему прямо в глаза. Он молча опустил руку во внутренний карман пиджака.

В этот момент девушке представилась трагикомическая ситуация. Оскорбленный Грегори выхватывает из кармана блестящий черный револьвер и стреляет ей прямо в сердце. Крики, визг испуганных женщин, полиция и заголовки вечерних газет: «Загадочное убийство в отеле «Хилтон» или «Красавец миллионер Грегори Адамc убивает юную наследницу династии Орбисонов».

На самом деле ничего подобного не произошло, да и не могло бы произойти, просто у юной впечатлительной Патриции в очередной раз разыгралось воображение. Адамc вынул всего лишь свою визитку и небрежно бросил ее на стол.

— Я никогда не встречал такой вздорной и беспардонной дамы, как вы, и впредь не хотел бы встретить. Мы мало знакомы, и если я и позволил себе что-то лишнее в разговоре с вами, то прошу прощения. Вы же, хотя бы в силу своего юного возраста, не имеете никаких оснований вести себя так фамильярно и враждебно. Мне такой стиль общения откровенно неприятен. Только сейчас я до конца понимаю, какую ошибку совершил, согласившись принять участие в этой нелепой акции. Но дело сделано, договоры должны соблюдаться. Слава богу, что я буду вынужден терпеть ваше общество только одни сутки. Здесь телефоны, по которым вы найдете меня, когда понадобится. Всего наилучшего, мисс.

И прежде чем Патриция успела опомниться и что-либо ответить, Грегори уже скрылся в нарядной гудящей толпе.

2

Патриция рассеянно прогуливалась по своей просторной квартире, находящейся рядом с Гайд-парком, в сиреневом шелковом халате и такого же цвета домашних тапочках, украшенных пушистыми белыми помпонами.

Она плохо спала ночью и, поднявшись со своей просторной мягкой постели непривычно рано, решила попытаться расслабиться в горячей ванне. Добавила несколько капель тонизирующего масла из каких-то экзотических цветов, всыпала горсть разноцветных гранул морской соли и с удовольствием отдалась разнеживающему теплу воды. Любуясь красотой своего обнаженного влажного тела, она размечталась о воображаемом прекрасном мужчине, который будет когда-нибудь ласкать все это совершенство. Но полностью отдаться миру фантазий ей не удалось, потому как навязчивое чувство беспокойства преследовало Патрицию со вчерашнего дня.

Каждое утро после принятия ванны она прежде всего делала макияж, причесывалась и выбирала что-нибудь удобное и элегантное из своего огромного гардероба, для которого вместе со шкафами для обуви и шляп была отведена целая комната. Потом отправлялась по магазинам, заглядывала в косметические салоны, проведывала служащих своего офиса и проверяла документацию, завтракала в уютном кафе, заходила в художественные галереи, но сегодня болезненная лень и апатия вынудили ее остаться дома.

Она наскоро протерла влажные, закрутившиеся мелким бесом волосы пушистым махровым полотенцем, влезла в старые, но любимые джинсы, натянула хлопковую белую футболку, теплые махровые носки и села на мягкий диван перед включенным телевизором.

Шел репортаж с места проведения каких-то спортивных состязаний. Патриция с отвращением поморщилась, словно ей предложили надкусить лимон, и переключилась на другой канал. Там показывали очередную серию бесконечного детектива, и она стала равнодушно следить за развитием лихо закрученного сюжета.

На стеклянном журнальном столике перед ней дымился черный кофе и аппетитно возлежали на блюде горячие булочки со сливочным маслом и персиковым джемом. Девушка машинально взяла одну и снова положила обратно на изящное фарфоровое блюдце: есть ей совсем не хотелось.

Через несколько часов праздного безделья она отпустила горничную, потом рассеянно просмотрела газеты, прочитав главу из начатого неделю назад романа, включила стереопроигрыватель и, наверное, уже десятый раз, словно следуя магическому ритуалу, подошла к своему резному старинному трюмо красного дерева с овальными зеркалами. Она вынимала из бархатной черной сумочки глянцевую визитку Грегори Адамса и, тяжело вздохнув, прятала ее обратно. Выдавленные золотым шрифтом служебный и домашний телефоны запомнились сами собой, помимо ее желания, а в памяти то и дело всплывали обидные слова: «...Я буду вынужден терпеть ваше общество только одни сутки».

— Будь ты проклят! — сквозь зубы процедила она, адресуя весь свой накопившийся гнев белой аккуратной карточке, которая в этот момент ассоциировалась у нее с личностью самого Грегори Адамса. Как бы ей хотелось в клочья разорвать эту красивую прямоугольную бумажонку и забыть их неприятную встречу, запрятать ее в самый дальний тайный чулан памяти, который, наверное, есть у каждого человека. Там, где за семью печатями хранится все самое неприятное: ссоры, обиды, воспоминания о несчастной любви, чье-то предательство или собственное малодушие.

Но, к сожалению, обстоятельства складывались таким образом, что последовать этому шальному порыву и выбросить визитку Патриция не могла. Во-первых, потому что в этом не было никакого смысла (все телефоны она уже знала наизусть), во-вторых, была и вторая не менее весомая причина...

Еще вечером, как только Патриция перешагнула порог своего дома, вернувшись с аукциона, позвонила ее чересчур экзальтированная мать и восторженно затараторила:

— Привет, дорогая, ты только послушай, как я гениально все придумала. Нашу вечеринку будет обслуживать ресторан «Эксельсьор», тот самый, что проводил банкет на юбилее Мэрил и Сомса. Потом мне удалось пригласить знаменитый квартет, который, если ты помнишь, впервые выступал на. свадьбе Маргарет и буквально покорил всех виртуозностью игры. Стало быть, точно — устраиваем танцы! А чтобы было попросторней, решено оставить открытыми двери между столовой и гостиной. Ну и, конечно, в саду устроим маленький буфет с напитками, фруктами и всевозможными сладостями. Кстати, кондитеры «Эксельсьора» выше всяких похвал. Какие они делают торты со взбитыми сливками и ежевикой, а всякие пирожные!..— Голос матери на другом конце провода чуть не захлебнулся от нахлынувших эмоций, и в результате образовалась небольшая пауза.

Улучив этот момент, Патриция поспешила вставить хоть что-нибудь:

— Да, мама, ты все очень хорошо организовала.

Это прозвучало вяло и без энтузиазма, но Элизабет Орбисон совсем не требовалось чье-либо одобрение или энтузиазм. Главное, что идея предстоящей вечеринки нравилась ей самой и пробуждала в этой увядающей светской львице страстное желание развлекаться и наслаждаться неумолимо уходящей жизнью.

— Сначала я все не могла придумать,— снова зажурчал ее бодрый голос, — кто будет произносить первый тост. А Маргарет мне посоветовала обратиться к Чарльзу Драммонду, и, знаешь, он так обрадовался...

— А кто такой этот Драммонд?— недоумевая, спросила девушка.

— Но как же, милая! Это же новый главный менеджер магазина «Пати». Он и его жена обязательно должны побывать у нас.

— Мне кажется, было бы лучше поручить это кому-то из близких или, в конце концов, из друзей,— мягко возразила Патриция, заранее зная, что мать все равно сделает по-своему.

— Нет, это не совсем хорошая идея, дорогая. Я бы бесконечно ломала голову, кого предпочесть. Кто-нибудь из родственников мог обидеться, а нам это ни к чему. Эта дата слишком важное событие для всего нашего семейства... И для твоего отца, конечно,— поспешила уточнить она.

Но Патриция прекрасно понимала, что для отца его собственный день рождения уже не имел значения как таковой. Это был всего лишь один из праздников, которые регулярно с возрастающей год от года помпезностью отмечал их благородный клан. А для матери это был очередной повод разослать приглашения по всей Англии, выписать к себе в Оксфордшир лучших косметологов и парикмахеров, заказать новое ультрамодное платье и удивить гостей роскошью и обилием праздничного стола.

В системе приоритетов отца принадлежность династии Орбисонов значительно перевешивала все остальное. Он жил в своем придуманном мире, который, по большому счету, ограничивался только его профессиональными интересами. На неоправданную расточительность своей супруги он смотрел сквозь пальцы, считая, что всерьез воспринимать и даже пытаться понять поступки женщины — дело неблагодарное. Роль отца или главы семьи вдохновляла его только теоретически. Он лишь поддерживал вокруг себя атмосферу благополучия и стабильности. Несмотря на преклонный возраст, Ричард Орбисон виртуозно контролировал все дела фирмы и считал, что огромное состояние, за долгие годы накопленное его предками, как бы заочно застраховало его детей от жизненных трудностей и неурядиц. Заниматься их воспитанием он не считал нужным, полагая, что все устроится само собой. Но, будучи человеком набожным, он не забывал благодарить Господа за ту тихую счастливую нишу, в которой пребывал с рождения, и не без оснований надеялся, что впредь так оно и будет.

— Да, мама, ты как всегда права! — равнодушно заключила Патриция.

Элизабет Орбисон наконец уловила в голосе дочери нотки апатии и равнодушия.

— Я надеюсь, милая, ты почтишь нас своим присутствием! Не так ли?— подчеркнуто нервно спросила она, как случалось всегда, когда Элизабет начинала подозревать, что чье-либо упрямство, независимость или чувство противоречия могут нарушить ее стройные планы.

— Конечно приду.— Патриция уже давно решила для себя пойти на компромисс и не обострять и без того слишком уж светские взаимоотношения с родной матерью.— Как же я могу пропустить такое событие!

— Надеюсь, ты придешь не одна?

Миссис Орбисон явно успокоилась, и теперь ею владело исключительное любопытство.

Учитывая, в каком трудном положении она оказалась, произнести членораздельное «да» или «нет» Патриция не могла. Вопрос о том, будет ли Грегори Адамc сопровождать ее, оставался открытым. Поэтому она пробурчала в трубку нечто невнятное, но мать, по своему счастливому обыкновению во всем находить положительные стороны, расценила это как утвердительный ответ.

— Я его не знаю? Это кто-то особенный? — не унималась Элизабет Орбисон.

— Увидишь,— без тени кокетства односложно ответила Патриция.

— Ты, похоже, не в настроении, не хочешь посплетничать со своей родной мамочкой. Ладно, я потерплю. Вечеринка ведь не за горами, на следующей неделе. Тогда и посмотрю на твоего неизвестного. Еще созвонимся, дорогая, пока.

— Пока, — машинально пробормотала девушка и услышала в трубке короткие гудки.

Не было никаких сомнений, что для отца с матерью, которые всю жизнь коллекционировали известных, влиятельных и богатых знакомых, Грегори Адамc представлял определенный интерес, был, по их понятиям, особенным. Но согласится ли он пойти с ней на вечеринку после всего, что случилось,— вот что не давало ей покоя.

Мне казалось, я все так здорово спланировала, думала девушка. Если же отбросить кандидатуру Грегори Адамса, где мне найти столь же эффектного, умного и знаменитого мужчину, с которым не стыдно было бы показаться на дне рождения отца. Только если он придет со мной, они наконец поймут, что я самостоятельная, независимая личность и имею право по-своему строить свою жизнь, что со мной, несмотря на разницу в возрасте, общаются солидные, умные люди, а не только безмозглые и инфантильные маменькины сынки из богатых семей. Ну зачем, спрашивается, я вспылила сегодня на аукционе. Вела себя, как глупая избалованная злючка. Надо собраться с духом и позвонить ему, иначе потом буду жалеть, что струсила. Но только завтра, а то я сейчас совсем без сил.

Завтра для Патриции наступило быстрее, чем ей бы того хотелось. Каждый уходящий час, казалось, нашептывал, что пора звонить, а она все откладывала и откладывала предстоящий разговор, как когда-то в детстве, когда не хотелось делать уроки. Мельком взглянув в окно, девушка заметила, что начинает смеркаться, и наконец решилась.

Она села в позе лотоса в глубокое белоснежное кресло с телефонным аппаратом в руках и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы расслабиться. Но от страха ее сердце продолжало бешено колотиться, а руки как-то обмякли, словно ватные, и совсем похолодели. Почти бесчувственными пальцами она набрала номер, который ясно запечатлелся в ее памяти. Наступила пугающая тишина, и потом последовало несколько долгих гудков.

— Грегори Адамc слушает,— неожиданно ворвался знакомый мужской голос.

Девушка оторопела. Она никак не ожидала, что он ответит сам. Это был служебный телефон, а на каминных часах стрелка достигла римской цифры шесть. Патриция подсознательно надеялась, что в это время суток Адамса уже нет в офисе и можно будет оставить ему сообщение на автоответчике или в крайнем случае переговорить с секретаршей.

— Алло? — повторил все тот же голос, но более жестко, с раздражением. — Почему молчите, может, ошиблись номером?

— Нет-нет,— испуганно возразила девушка. Оцепенение прошло, и нужно было объясниться: — Просто я не ожидала, что в столь поздний час... Думала, подойдет секретарша...

Последовала пауза, которая, как ей казалось, длилась вечно. Она была уверена, что Адамc уже понял, кто звонит, и вот-вот молча положит трубку. Но на другом конце провода неожиданно раздался смех.

— Ах, это вы, мисс Орбисон?

— Вы меня помните?— неуверенно спросила она.

Чувствуя шаткость своего положения, девушка пыталась разгадать, что мог означать этот смех: снисходительность или злую насмешку. Но в любом случае это было лучше, чем если бы он просто бросил трубку.

— Ну как же я мог забыть вас, моя госпожа,— звучал завораживающий ироничный голос.— Особенно учитывая милые подробности нашего знакомства...

— Я никакая не госпожа,— беспомощно защищалась Патриция, которая от волнения забыла обо всем на свете.

— Не госпожа? — Адамc нарочно придал своему тону оттенок какой-то растерянности, словно это говорил невинный беспомощный юноша: — Но как мне тогда называть ту, что владеет мной? Ведь теперь я ничто, бессловесный раб.

Боже мой, думала Патриция, как хорошо, что кроме него в конторе никого нет. Могли бы подумать, что их шеф сошел с ума, да и вообще разговор какой-то странный, слишком интимный. Надо переходить к делу.

— А!.. Вы имеете в виду этот дурацкий аукцион? — попыталась она свести все к шутке.

— Я имею в виду, что нахожусь целиком в вашей власти, — таким же театральным волнующим тоном продолжал Адамc. — Моя душа и... тело принадлежат вам безраздельно.

— Перестаньте, пожалуйста, насмехаться надо мной! — не выдержала девушка.

Она изо всех сил старалась быть предельно вежливой, но предоставить этому хитрецу и ловкачу возможность сбить себя с толку было выше ее сил.

Дело в том, что голос Грегори опять сыграл с ней злую шутку. Все ее тело снова откликнулось на его скрытый призыв. Патриция всеми силами пыталась не замечать этого. Она испытывала чувство неловкости и стыда за свое женское начало, которое, подчиняясь первобытному инстинкту, живет по каким-то своим законам, независимо от ее разума и здравого смысла. Опасность стать безвольной игрушкой в чужих руках впервые в жизни предстала перед ней так отчетливо.

— Если помните, вы просили позвонить, когда понадобитесь мне, — продолжала она уверенно и по-деловому.

— Да-да, помню. Приятно сознавать, что я все-таки понадобился серьезной девушке, с уровнем интеллекта выше среднего,— поддразнивал ее Грегори.— Я к вашим услугам, мисс Орбисон.

Не обращая внимания на его иронию, Патриция поудобнее уселась в кресле, вытянув ноги. В горле у нее совсем пересохло, и она с наслаждением сделала глоток холодного кофе, который остался от завтрака, потому что горничная не успела убрать его.

— Я бы хотела обсудить детали нашего...— она задумалась, как бы правильнее сказать,— нашего...

— Свидания? — подсказывал Адамc с нарочитой озабоченностью.— Тайной встречи?

— Нашего мероприятия,— холодно отрезала она.

— Ах да, вы ведь не входите в число моих сумасшедших поклонниц. Насколько я помню, речь шла о какой-то вечеринке. Как далеко это от истины?

— Совсем недалеко, мистер Адамc. Речь пойдет о вечеринке и ни о чем другом.

— Да бросьте вы, леди, я ведь не мальчик, чтобы поверить в этот вздор,— добродушно рассмеялся Грегори.

— Придется поверить,— строго оборвала его Патриция. — Неужели после всего, что было сказано мной, вы все еще сомневаетесь? Думаете, что я соврала? Считаете, что под предлогом вечеринки я хочу затащить вас к себе в постель, чтобы двадцать четыре часа наслаждаться вашей сногсшибательной близостью? Если так, вы ошибаетесь.

— Не спешите заклеймить меня,— добродушно продолжал Грегори. — Просто на мгновение попробуйте побывать в моей шкуре. Вы ведь и представить себе не можете, какие изощренные способы порой придумывают милые дамы, чтобы оказаться со мной наедине. Остается только поражаться, насколько причудлива бывает их фантазия, сколько изобретательности скрывается в их хорошеньких головках. Я часто задумываюсь, сколько неистовой энергии тратится впустую. Использовать бы ее в мирных целях...

Джуди была права, разочарованно думала Патриция. Этот тип совершенно не уважает женщин. Не упускает возможности использовать их слабые стороны. Знает, как обезоружить. Он наверняка считает, что я только прикидываюсь недотрогой, что это мой способ кокетства. Ладно, я тоже упрямая и буду отстаивать свою честь!

— Но вам, с вашей красотой, с вашим умом совсем не обязательно было добиваться моего расположения таким причудливым способом,— продолжал Грегори.— Надо было только намекнуть... Да собственно, я бы и сам догадался. Если вы сейчас свободны, я мог бы немедленно выехать к вам...

Патриция была в бешенстве, потому что все это стало напоминать разговор слепого с глухим или фрагмент юмористического шоу.

— Мистер Адамc! — перебила его ледяным голосом девушка.

— Просто Грегори, — торопливо поправил он ее.— Зачем нам эта официальность, она только разъединяет людей, а нам, по-моему, пора сближаться.

Патриция решила пропустить мимо ушей это очередное двусмысленное высказывание, чтобы окончательно не потерять самообладания.

— Мне очень трудно разговаривать с вами,— медленно начала она.— Потому что вы то ли нарочно, то ли по каким-то другим непонятным мне причинам отказываетесь понимать меня, просто не слышите того, о чем я вам толкую. Поверьте мне, я абсолютно искренна, когда пытаюсь объяснить, что ваше мужское обаяние и то огромное влияние, которое вы имеете на женщин, сыграли в нашей встрече совсем не главную роль. Я вовсе не увлечена вами, не влюблена, и, если быть до конца откровенной, вы мне даже не симпатичны.

— Вы раните меня в самое сердце,— иронично выдохнул Грегори, но Патриция не дала ему продолжить.

— Так вот, мне бы и в голову не пришло знакомиться с вами, если бы не обстоятельства, заставившие меня сделать это...

Монолог девушки прозвучал достаточно убедительно, но ее внутренний голос нашептывал, что на самом деле она не так уж безразлична к чарам Грегори Адамса.

— Ну хорошо,— на этот раз на полном серьезе вступил он.— Я допускаю, что все, сказанное вами, правда. Но объясните, черт возьми, почему эта таинственная вечеринка так много значит для вас? Почему вы не хотите, чтобы вас сопровождал на нее приятель или близкий друг мужского пола? Зачем было платить немалую сумму именно за меня?

— У меня нет ни приятелей, ни близких друзей мужского пола.— В голосе девушки послышалось отчаяние.— В общем, есть, конечно, но они мне не смогут помочь. Для моего замысла они не подходят.

— Патриция, милая, ну что вы морочите мне голову. Подходят — не подходят. Да любой дурак в элегантном костюме может составить компанию девушке...

— В том-то и дело, что далеко не каждый дурак! — почти крикнула Патриция в трубку.

Адамc, казалось, никак не среагировал на этот всплеск эмоций. Он решил воспользоваться другим способом в разгадывании этого нелегкого кроссворда, созданного необъяснимой женской логикой, а именно молчать и ждать объяснений. Девушка тоже не проронила ни слова, и с минуту они просто слушали дыхание друг друга. Наконец Патриция решила, что пришло время приоткрыть свои карты:

— Все дело в том, что мне нужен не просто сопровождающий. Со мной должен быть человек, чье общественное положение позволяет ему быть желанным и уважаемым гостем в самых респектабельных домах. Чье появление в чопорной светской гостиной вызовет шепот удивления и восторга...

— Неужели...— иронично перебил Грегори, — я произвожу такой фурор? Благодарю за комплимент.

— Мне нужно, чтобы мы вместе поехали в Оксфордшир, в дом моих родителей,— отрешенно, как заведенная, продолжала девушка.— Меня устраивает, что вы ничего о них не знаете и что они знают о вас только понаслышке. Вы, по-моему, неплохой актер. Там у вас будет возможность в полной мере проявить свои способности. Роль для вас не новая. Нужно лишь изобразить моего возлюбленного. Но не просто ветреного сердцееда, для которого я развлечение на неделю, а страстного, увлеченного мужчину, который целиком и полностью поглощен своей женщиной. Вы должны заставить собравшихся, между прочим людей весьма проницательных, поверить, что я для вас центр Вселенной, кумир, предмет обожания и поклонения. Разыграйте безумно влюбленного, такого, о которых одинокие и замужние женщины с замиранием сердца читают в книгах, такого, из-за которых девчонки украдкой плачут в кинотеатрах, такого, о котором втайне мечтает каждая. Притворитесь таковым на один день. Потом мы с вами расстанемся и каждый пойдет своей дорогой.— На другом конце провода сосредоточенно молчали, и Патриция продолжала таким же серьезным деловым тоном: — Мне нужно полное подчинение на эти сутки, а потом спокойное безболезненное расставание без взаимных претензий и упреков. Это мероприятие, несмотря на всю внешнюю авантюрность, абсолютно деловое, и я считаю, что заплатила сполна.

Патриция сказала все, что хотела, и ожидала ответной реакции. Но Адамc по-прежнему молчал. Наконец в трубке раздался его глубокий, но теперь немного хриплый голос:

— Да, дело тут, похоже, серьезное. Неужели эта вечеринка в семейном кругу так много значит для вас, сыграет какую-то важную роль в вашей дальнейшей жизни?

— Можно и так сказать.— Девушка сделала неудачную попытку непринужденно усмехнуться.

— Я не расслышал, что вы сказали?

— Я сказала «да». Для меня это очень важно, — нетерпеливо выкрикнула в трубку Патриция.— Ответьте мне, наконец, согласны ли вы помочь мне? Готовы ли пойти на эту сделку?

— Я должен подумать. Мне нужно десять минут...

Послышались короткие гудки. Патриция в полном недоумении прислушивалась к монотонным звукам.

Грегори положил трубку, отключился, вероломно прервал эту хрупкую, удивительную, непонятно как изобретенную людьми связь. Надо опять чего-то ждать. Он, видите ли, будет думать десять минут!..

3

В комнате царил полумрак. Серо-синие вечерние тени проявились на белых стенах гостиной, таинственно поблескивали зеркала и золоченые рамы картин.

Патриция уронила голову на колени, струи ее золотистых волос касались пола, а телефонная трубка все еще была зажата в ее руке. Приглушенно раздавались монотонные короткие гудки. Они звучали навязчиво и, казалось, заполняли все пространство отчаянием и безысходностью. Наконец Патриция выпрямилась, положила трубку на рычаг и устало откинулась на спинку кресла. Разговор прервался так неожиданно, так внезапно, что заставил ее испытывать тягостные чувства неизвестности и ожидания. Нужно было набраться терпения. Ровно десять минут она, как под гипнозом, смотрела на подсвеченный миниатюрный циферблат своих наручных часов. Вместо цифр на нем сверкали двенадцать драгоценных камней дивной красоты: здесь был и синий сапфир, и фиолетовый аметист, и красный рубин, и изумруд, и бриллиант... Ни один камень не повторялся по цвету. Такие необыкновенные часы были сделаны специально на заказ в одной знаменитой голландской ювелирной фирме. Это был отцовский подарок на шестнадцатилетие, и Патриция не расставалась с ними, веря, что они приносят ей удачу.

Когда золотая минутная стрелка отмерила десять минут, а телефон продолжал глухо молчать, девушка не выдержала и сама набрала номер Грегори. Но, увы, ответа не последовало.

Неужели он обманул меня, испугалась Патриция. Пообещал, а сам, наверное, поехал домой по своим делам. Конечно, что ему до моих проблем, до капризов избалованной девчонки! Он, похоже, и всерьез-то меня не принял. Вообще-то я на его месте поступила бы так же. Что же мне теперь делать? Проявить настойчивость, упорство, другими словами, стать назойливой занудой, методично доставать его, добиться, чтобы он согласился, но навсегда возненавидел меня? Раньше мне было все равно, но хочу ли я этого теперь? Нет. Я совершенно уверена, что нет. Неужели этот мужчина нравится мне? Что со мной происходит?..

Патриция обхватила себя руками, пытаясь согреться и унять внутренний озноб, встала и направилась к окну, и в эту же секунду раздался звонок. Девушка ринулась к телефону и неловким движением опрокинула изящную хрустальную вазочку с фиалками, выполненную в виде плетеной корзинки. Наступив прямо в лужу пролитой воды, она поморщилась и схватила трубку, но звонки продолжались.

Господи, это же в дверь, а я отпустила Мэри, вспомнила Патриция. Оставив телефон, она бросилась к лестнице, попутно включая свет во всей квартире. Спустившись, перепрыгивая через две ступеньки, запыхавшаяся, она повернула замок входной двери и потянула массивную ручку на себя.

— А вот и я. Правда, опоздал немного...

Патриция не верила своим глазам. На серых гранитных ступенях стоял не кто иной, как Грегори Адамc, а его расстегнутый черный плащ развевался на ветру, словно крылья посланца небес.

— Как вы здесь оказались?— только и смогла произнести девушка, потому что надо было произнести хоть что-нибудь. В ее вопросе в равной степени звучало изумление и отчаяние. Она чувствовала себя совершенно несчастной оттого, что ее застали врасплох: растрепанную, раскрасневшуюся, в домашней одежде, в мокрых носках.

— Мне подождать вас в машине или позволите войти? — вежливо поинтересовался незваный гость.

Сложившаяся ситуация его явно забавляла. Он снова был хозяином положения. Как всегда безупречный, одетый с иголочки, готовый к словесной баталии.

— А зачем вам ждать меня в машине или заходить? Разве мы куда-нибудь собирались поехать вместе?— Патриция всеми силами старалась скрыть свое замешательство и вспомнила, что лучший вид защиты — это нападение.— Что-то я не помню, чтобы мы обменивались адресами. Что вы хотите от меня и кто вам помог разыскать мою квартиру?

— Ну мало ли добрых людей на свете...— задумчиво произнес Адамc.— А что касается моих желаний, то их и перечислить нельзя, а вам лучше не знать о них до поры до времени, а то... В общем, любопытная моя леди, пока я всего-навсего хотел пригласить вас в ресторан.

— В ресторан? — совсем растерялась девушка.— Но я никуда не собиралась, я не одета...

— Я это заметил,— не преминул подтвердить Адамc, заставляя Патрицию испытывать еще большую неловкость.— Поэтому и спросил, где мне лучше подождать, пока вы приведете себя в порядок: в машине или здесь.

Как бы мне хотелось захлопнуть перед его носом дверь и забыть, что этот самовлюбленный павлин вообще живет на белом свете, подумала девушка, но вслух произнесла другое:

— Учитывая, как мало мы знакомы, по этикету вам следовало бы ждать меня в машине, но как гостеприимная хозяйка и противница светских условностей я предпочитаю пригласить вас в дом.

Грегори не заставил себя долго ждать и уверенно шагнул в тепло и уют просторного холла. Он небрежно бросил свой плащ на спинку пузатого кресла в стиле ампир и проследовал вверх по лестнице вслед за Патрицией. Нужно было преодолеть всего пятнадцать покрытых мягким бежевым паласом ступенек, но девушке это восхождение далось нелегко. Спиной она чувствовала, как Грегори оценивающе разглядывает ее туго обтянутые джинсами ноги и бедра, скользит взглядом по талии и распущенным волосам, и больше всего на свете ей хотелось как можно скорее оказаться с ним лицом к лицу, на равных.

— А у вас очень мило. Все подобрано с таким вкусом, с такой любовью! — искренне восхищался Грегори, по пути оценивая интерьер квартиры.— Вижу, вы цените красивые вещи и умеете их сочетать.

— Спасибо,— без энтузиазма ответила Патриция, которую не покидало чувство, что ею манипулируют.— Садитесь, пожалуйста, вот здесь.

Она указала ему на кресло, подальше от того места, где на мокром тибетском ковре все еще валялись опрокинутая хрустальная вазочка и увядшие стебельки фиалок.

— Хотите чего-нибудь выпить? — подчеркнуто вежливо поинтересовалась она.

— Пожалуй, апельсинового сока, — очаровательно улыбнулся Грегори и взял с журнального столика свежий номер «Тайме».

Патриция без улыбки кивнула и пошла в кухню.

Нет, вы только посмотрите, каков! — возмущалась она про себя. Свалился как снег на голову. Ведет себя совершенно непринужденно, чуть ли не по-хозяйски. А я тоже хороша, так и заладила: «...не присядете ли здесь, не хотите ли выпить...». Отвратительно!

Патриция хотя и редко готовила сама, но по-женски любила свою красивую, оборудованную по последнему слову техники кухню. Темно-коричневая дубовая мебель, целая коллекция разноцветной керамической посуды, на окнах плетеные корзины с букетами сухих цветов: все это радовало глаз и дарило чувство уюта и защищенности. Девушка решила не спешить с соком, а хотя бы посидеть пару минут и прийти в себя. Около огромной рубиново-красной вазы с тропическими фруктами она заметила начатую пачку сигарет и зажигалку. Скорее всего, их перед уходом забыла Мэри, и Патриция очень обрадовалась своей находке. Курила она немного, но когда нервничала — всегда. Патриция достала длинную тонкую сигарету, чиркнула зажигалкой и с удовольствием затянулась.

Ситуация была критическая. За свои услуги Грегори Адамc, похоже, решил вдоволь поиграть на ее нервах. Но искушение продемонстрировать его падким на известных личностей отцу и матери пока перевешивало непредвиденно возникшие сложности. Зря она дала ему понять, как сильно зависит от его согласия участвовать в этом деле, но что сказано, того уж не вернуть. Просто нужно быть поувереннее в себе, заключила Патриция и затушила сигарету.

Пора было возвращаться в гостиную. Она включила вытяжку, чтобы ликвидировать запах табачного дыма, и достала высокий стеклянный стакан с толстым дном. Наполнив его аккуратными кубиками льда и душистым ярко-желтым напитком, Патриция посмотрелась в зеркальное стекло буфета и с удовлетворением отметила, что, несмотря на немного встрепанный вид, все равно выглядит весьма хорошенькой.

Когда Патриция вернулась в гостиную, Грегори то ли делал вид, те ли действительно все еще просматривал газету. Поставив сок на журнальный столик, девушка села с ногами в кресло напротив, чтобы снова случайно не ступить на мокрый ковер. Грегори отпил с явным наслаждением и многозначительно посмотрел через стол на хозяйку дома.

— Чудесно! — манерно растягивая слова, произнес он.— Теперь я возродился к жизни и готов поближе познакомиться с вами, разумеется, для того чтобы как можно лучше выполнить возложенную на меня ответственную миссию, — иронично добавил он.

— А разве в этом есть такая уж необходимость? — неуверенно спросила Патриция.

— Но согласитесь, дорогая моя, как я смогу изображать всецело поглощенного вами кавалера, по большому счету ничего не зная о вас. Я буду выглядеть неубедительно, а это прежде всего не устроит заказчика в вашем лице.

— Да... пожалуй, вы правы.

Ситуация снова начинала выходить у Патриции из-под контроля. Только она решила вести себя уверенно и независимо, как этот ловкач снова навязал ей свои правила игры! Когда план только задумывался, она и не подозревала, что возникнет такое количество дополнительных препятствий.

— Знаете,— задумчиво проговорила девушка,— теперь мне кажется, что вы никогда не сможете быть всецело поглощенным кем-то и вряд ли у вас получится убедительно сыграть свою роль. Но если уж вы все-таки решились помочь мне и вам это даже любопытно, я не вижу смысла рассказывать о себе что-либо с глазу на глаз. Я буду чувствовать себя некомфортно. Давайте я лучше изложу свою биографию, привычки и характер в письме, а вы его прочтете на досуге.

Грегори прыснул, а потом просто в голос засмеялся.

— Мисс Орбисон, дорогая, с вами час от часу не легче. Ваши фразы надо бы записывать. Придумали какое-то письмо! Так только в допотопных любовных романах объясняются, а мы с вами, позволю напомнить, в двадцатом веке живем. Живите в ногу со временем!

Адамc так смеялся, что на его глазах выступили слезы. Патриция же готова была провалиться сквозь землю.

— Ладно, хватит издеваться! — резко прервала она его. — Вы так и не ответили, кто дал вам адрес моей квартиры.

Грегори равнодушно пожал плечами:

— Не понимаю, почему вас так сильно беспокоит это. Мне известны номера, адреса и еще многое другое о моих деловых партнерах.

— Возможно, но ведь я не одна из...

— ...этих людей, хотели вы сказать? — сурово перебил ее Грегори.— Но вы же, по-моему, сами настаивали на подобной формулировке.

— Поздравляю!— с издевкой, чтобы хоть как-то защититься, произнесла Патриция.— Вы поймали меня на слове. Но вы же прекрасно понимаете, насколько конфиденциально мое дело. Я старалась оградить себя...

— И основательно перестарались,— по-прежнему сурово прервал ее Адамc. — Не нужно было интриговать! Bы сами виноваты в том, что спровоцировали мое внезапное появление здесь, в вашем доме.

— Вы опять за свое, — враждебно парировала Патриция. — Я уже устала повторять, что интриганство и пошлые женские уловки никогда не были моими помощниками в общении с мужчинами. Вы просто избалованы, даже испорчены пристальным женским вниманием. Привыкли, что представительницы моего пола прямо-таки бегут к вам со всех ног, стоит только пальцем поманить.

Наступила тягостная пауза. Патриция перевела дух и нетерпеливым жестом откинула волнистую прядь, упавшую на глаза, а Грегори расстегнул ворот своей рубашки и ослабил галстук.

— Должен признаться, вы несколько преувеличиваете силу моего мужского обаяния. — Лениво усмехнувшись, Грегори Адамc нарушил тишину.— А о женском поле, о своих, скажем так, сестрах вы отозвались почти оскорбительно и слишком однобоко...

Девушка удивленно вскинула брови.

— Чему вы удивляетесь,— перехватил он ее взгляд. — Вы и впрямь довольно невысокого мнения о них, хотя и сами являетесь женщиной. Неужели вы не испытываете никакого чувства солидарности к дочерям Евы? Мой вам совет, никого не осуждайте. А если уж вам так не терпится высказать свое мнение, сделайте это с иронией, но по-доброму, без приговоров.

— Не вам отчитывать меня, — обвинительно бросила Патриция ему в лицо. — Особенно когда дело касается уважительного отношения к женщине.

Как уже однажды случалось, лицо Грегори стало более напряженным и рельефным, а цвет глаз приобрел свинцовый оттенок.

— Что вы хотите этим сказать? — мрачно поинтересовался рассерженный ее дерзостью мужчина.

Сердце девушки, как запертая птица, лихорадочно билось о грудную клетку. Она поняла, что снова зашла слишком далеко, непозволительно далеко, но отступать было поздно.

— Я, мистер Адамc,— уверенно вступила она,— да будет вам известно, регулярно читаю газеты, в которых сообщают о ваших подвигах, и мое положение, кстати, позволяет мне быть в курсе всех последних светских сплетен.

— Ну если так, то конечно,— разочарованно протянул Грегори.— По правде сказать, я думал, что вы умнее. А оказывается, вы составляете мнение о человеке, комбинируя газетные вырезки и досужие сплетни.

— Не только! — ринулась защищаться Патриция, понимая, в какое глупое положение попала.— У меня есть и более достоверные источники. Одна моя подруга...

— А имя у нее есть? — таким же разочарованным тоном поинтересовался Грегори.

Патриция уже успела пожалеть о том, что упомянула о Джуди. Она чувствовала, что известная пословица «Ради красного словца не пожалеет и отца» сейчас как нельзя лучше подходила к ней. От этого на душе стало как-то скользко, неприятно.

— Я дала слово, что сохраню ее тайну и имя в секрете,— стала оправдываться Патриция.

— Хорошо, что вы хотя бы наполовину сдержали его.— В голосе ее проницательного собеседника отчетливо звучала усталость.

— Да вы бы, наверное, ее и не вспомнили,— с укором продолжала девушка, в памяти которой, как освещенное вспышкой молнии, мелькнуло отрешенное лицо подруги.— По-моему, вы вполне довольны своей репутацией, так что какой смысл в этом разговоре!..

— Нет уж, давайте поговорим.— Голос Грегори снова зазвучал заинтересованно.

— Ну что ж, давайте.— Патриция, наоборот, пыталась выглядеть как можно более равнодушной.— Не будете же вы утверждать, что все напечатанное в светской хронике от первого до последнего слова ложь? Что у вас не было скандального романа с этой... как же ее звали?..

Она и не заметила, как снова увлеклась и перечислила сразу несколько известных имен светских див. Грегори смотрел на нее одновременно с иронией и какой-то затаенной нежностью. Наконец он решил прервать ее длинное перечисление.

— Достаточно, Патриция. Врать не буду, все эти дамы когда-то являлись частью моей жизни, но не потому что я испорчен или развращен. Уверяю вас, общественное положение человека никак не влияет на его отношение к женщинам. У самого обычного британского фермера, живущего, предположим, в Уэльсе, за его жизнь могло быть столько же возлюбленных, сколько у знаменитого киноактера или нефтяного магната.

— Вы можете не принимать меня всерьез, считать юной максималисткой, но слишком у вас все просто,— не унималась Патриция.

— Неужели вы никогда не расставались со своим близким приятелем, осознавая, что ваши отношения зашли в тупик, что вы придумали друг друга, что лучше для обоих расстаться?— Грегори Адамc подался чуть вперед и сделал глоток сока из высокого стакана.

— Нет, никогда, — безапелляционно заявила Патриция.

— Нет, никогда...— задумчиво повторил Грегори. — Наверное, мисс Само Совершенство, вы просто никого никогда не любили.

— Как это не любила! — вспылила девушка.— Любила, и не раз, я не какой-нибудь синий чулок! Сознаюсь, и я расставалась, но чтобы в таких количествах и с такой помпой!..

— Вот видите, — торжествовал Грегори.— Все-таки я оказался прав. А в том, что моя личная жизнь рассматривается под микроскопом, моей вины нет, и закончим на этом. Лучше посплетничаем о ваших поклонниках...— Грегори снова вальяжно откинулся на спинку кресла.

— Я не совсем понимаю вас, — насторожилась Патриция.

— А тут и понимать нечего,— спокойно продолжал ее проницательный собеседник.— Вы частично удовлетворили свое любопытство, я тоже хочу. Мы ведь теперь партнеры, и недосказанность только помешает нашему делу.

— Хорошо, мистер Адамc, — решила схитрить Патриция.— Я открою вам свое сердце, но прежде ответьте, кто дал вам мой адрес.

Грегори прекрасно понимал, что девушка хочет увести разговор на другую тему, но сделал вид, что попался на уловку.

— Я уже сказал вам, что доброжелателей всегда хоть отбавляй. Навести кое-какие справки не составило большого труда, а узнал я даже больше, чем можно было предположить...

— И что же вы узнали?

— Ну, например, что у вас интересное прозвище — Железная леди.

— А! Это?..— со снисходительной улыбкой протянула Патриция.— Тоже мне секрет! Просто люди почему-то считают, что если девушка ставит свою карьеру, какое-то дело превыше всего остального, значит, она не от мира сего или просто фригидна.

— А если так поступает мужчина,— подхватил ее мысль Адамc,— это считается нормальным и правильным, и все им восхищаются.

— Точно, — согласилась Патриция. — Слава богу, хоть в чем-то мы понимаем друг друга.

— Если я не ошибаюсь, — продолжил разговор Грегори,— вы создали фирму, которая занимается дизайном интерьера, реставрацией предметов искусства и даже поиском шедевров, без вести пропавших в период Второй мировой войны.

— Совершенно верно,— не без гордости ответила девушка,— работа творческая и очень интересная. Правда, если бы не начальный капитал, который предоставил мне отец, ничего бы не вышло. Но сейчас все затраты окупились, я расплатилась, и теперь мой бизнес ни от кого не зависит.

— Кажется, я начинаю что-то понимать, — встрепенулся Грегори. — Заполучив меня в сопровождающие, вы хотите еще больше самоутвердиться, доказать всему обществу, что вы не только удачливая деловая женщина, но и обыкновенная женщина из плоти и крови, любящая жизнь, счастливая в любви.

Патриция тщетно пыталась отвести глаза, в которых Грегори настойчиво искал подтверждения своей догадке. Она не на шутку испугалась, что его цепкий, проницательный взгляд проникнет в святая святых ее мыслей и чувств.

— Да, Патриция,— вкрадчиво продолжал сидящий перед ней мужчина.— Несомненно, вы чрезвычайно интересный человек. Я еще раз предлагаю вам разделить со мной обед.

— А я не в восторге от этого предложения, — заупрямилась девушка.— Чтобы рассказать о себе, мне вовсе не требуется ресторанный антураж.

— Я придерживаюсь иного мнения,— настойчиво произнес Грегори и легко, словно грациозный фехтовальщик, поднялся со своего места. Патриция же инстинктивно вжалась в мягкую спинку кресла.

Он сделал несколько шагов и остановился, глядя на нее сверху вниз, как бы лаская своим магнетическим, влекущим взглядом.

— Ваша история, все, что касается вас,— тихо заговорил он,— заслуживает самого великолепного, самого сказочного антуража. Что там дорогой ресторан! Вы должны блистать среди великолепия старинного замка или небывалого, нездешнего королевского сада. Вы и сами словно редкий цветок, удивительно нежный, недоступный, невидимый грубому, поверхностному взгляду.

Грегори осторожно взял ее безвольную руку, и Патриция, словно зачарованная, была не в силах отнять ее. Обволакивающий, теплый, чувственный голос лишил ее воли, перенес в пленительное безвременье.

— Вы похожи на златокудрую нимфу, которая случайно заблудилась и попала в наше время, но продолжает хранить в себе нетронутую чистоту божественной природы, вечную молодость и невинность.

Патриция совсем растворилась в этом упоительном голосе и даже не обратила внимания, что Грегори повернул ее руку ладонью вверх и приблизил к своему лицу. Когда же его мягкие теплые губы коснулись нежной кожи ее трепещущих пальцев, реальность ворвалась в ее сознание, превозмогая ощущение неописуемого блаженства. Полустон-полувскрик одновременно восторга и негодования вырвался из ее груди, когда она отдернула свою руку, на которой словно полыхало клеймо его поцелуя.

— Что вы себе позволяете?! — возмущенно воскликнула она, все еще дрожа от пережитого удовольствия и недостаточно владея собой. Потемневшие глаза Грегори заволокло чувственным туманом, в них читалось страстное желание обладать ею. Неубедительный гнев Патриции натолкнулся на них, как на непробиваемую стену.

— Не нужно так бурно реагировать. Я просто тренируюсь в красноречии, — хрипло произнес он, и вожделение в его взгляде медленно, но неуклонно уступило место насмешливости. — А как же, вы думаете, должен вести себя мужчина, для которого вы центр Вселенной? — Грегори широко улыбнулся. — Чтобы убедить общество, мне нужно прежде всего убедить вас.

Убедить меня, повторила про себя Патриция. Как ловко он выстраивает наши отношения. Все словно на грани: то ли в шутку, то ли всерьез. Опасный путь. Ведь это его испытанная стратегия! Как же я так опрометчиво позволила себе дать слабину, обнаружила свою уязвимость?..

Девушка вполне отдавала себе отчет в происходящем, насквозь видела весь подтекст, все коварство поведения Грегори Адамса. Но ее личность словно раздвоилась: тело жаждало его прикосновений, а разум сопротивлялся, бил тревогу, предупреждал об опасности.

— Расслабьтесь, дорогая,— продолжал мужчина, словно не замечая ее замешательства.— Если вы будете такой нервной, такой напряженной, никто не поверит, что мы без ума друг от друга...

— Только не делайте из меня дуру, — устало и холодно перебила его девушка. — Ради нескольких часов я не собираюсь целую неделю вживаться в роль вашей близкой подруги. Так что, будьте любезны, охладите свой пыл.

— А вот тут вы не правы. Нам предстоит совместная дорога в Оксфордшир, потом несколько часов самого торжества, ночь и по крайней мере пара часов утром. Правда, я до конца не знаю ваших планов. Может, подобно Золушке, леди намеревается улизнуть с бала в полночь? На мой взгляд, это не современно и не оригинально. Чтобы выглядеть убедительно, нам нужно чувствовать себя более или менее комфортно в компании друг друга, иначе эта поездка грозит превратиться в кошмар. Поэтому я снова, рискуя показаться занудой, предлагаю совместный обед.

Последнее предложение Адамc произнес с отчетливо уловимой нежностью, ласково заглянув в ее глаза.

Патриция почувствовала себя беспомощной. Ласка была способна разбередить ее, сделать податливой, мягкой как воск. Но здесь таилась для нее главная опасность. Еще с детства Патриция помнила, как отец и мать пользовались ее слабостью, отзывчивостью на ласковое доброе слово. Они не терпели возражений, всегда хотели настоять на своем, а побороть дочь, упрямую, с сильным характером, было не так-то легко. И все-таки родители нашли ключик к ее послушанию: нежность и ласку. Девочка беспрекословно подчинялась, но подсознательно чувствовала, что ее лишают возможности проявлять инициативу, выражать собственное мнение, жить своим умом. Поэтому, повзрослев и поняв, в чем ее уязвимость, Патриция стала остерегаться людей, особенно тех, кто был ласков и нежен с ней.

А теперь над ней возвышался сверхобаятельный Грегори Адамc, который исподволь, обволакивая ее красивыми словами, пытался проделать с ней то же, что на протяжении многих лет с успехом проделывали родители: подчинить себе ее волю.

— Нет, — решительно сказала она. — Обеда не будет. Я уже говорила вам и повторяю, что не хочу, чтобы задуманное приобрело какой-то неофициальный оттенок. Это мероприятие носит исключительно деловой характер.

Отчетливо уловив в ее голосе непримиримость, Грегори напрягся.

— Итак, вы упорствуете в своем отказе. Прекрасно.— Он динамичной походкой прошел к камину, потом обратно по направлению к Патриции.— Только позвольте заметить, что я никогда и ничего не делаю абы как. В этом деле мне нужны факты, а вы не хотите... И вообще знаете что,— внезапно совершенно спокойно произнес он, — у нас с вами ничего не получится, так и знайте! Зачем я только связался с вами? Столько времени убил впустую. Давайте-ка прощаться, и дело с концом. Где там мой плащ?

Патриция ошарашено смотрела на него — она явно не ожидала такой его реакции, а Грегори целенаправленно двинулся к лестнице.

— Но, позвольте, а как же?! — растерянно воскликнула она ему вслед и тоже поднялась с кресла.

— Ах да! — цинично улыбаясь, обернулся Адамc.— Деньги, которые вы щедрою рукой отдали в благотворительный фонд... Не волнуйтесь о них. Я все вам верну до последнего пенни. Завтра же получите чек.

— Да я совсем не то имела в виду, мистер Адамc. При чем тут эти деньги? Что вы делаете из меня отрицательную героиню бульварного романа!

— А вы и есть героиня, — зло бросил он. — Только не бульварного романа, а своего прагматичного бездушного времени.

Он сбежал по лестнице и уже снизу более спокойным голосом крикнул:

— Прощайте, мисс Орбисон! К сожалению, не могу сказать, что мне было приятно с вами познакомиться.

События повернулись круто и внезапно. Девушка почувствовала, что находится в каком-то ступоре. Надо было как-то спасать положение, но язык не слушался ее, и она не могла к произнести ни звука. Однако щелчок дверного замка привел ее в чувство.

— Стойте, подождите! — неистово крикнула она и побежала вниз по лестнице.

Адамc уже оделся и стоял на пороге возле открытой двери. Ветер снова эффектно хлопал полами его плаща, словно крыльями.

— Вы, наверное, правы. Я повела себя нелепо. Я понимаю...— сбивчиво затараторила Патриция, подбежав к нему почти вплотную.— Нам действительно нужно поговорить, если хотите, в каком-нибудь ресторане или в... баре...

Чувствуя, что унижается, она старалась смотреть куда-то в пол. От стыда Патриция сжимала кулаки, и длинные ногти больно впивались в ее ладони. Она мучительно ждала какой-нибудь циничной реплики с его стороны, почему-то думала, что он воспользуется ее беспомощностью, чтобы подчеркнуть свое превосходство. Но Адамc и не думал издеваться над ней, выглядел серьезным, печально-задумчивым, и Патриция в глубине души была ему за это благодарна.

— Когда вы сможете со мной пообедать? — сухо спросил он.

— Если можно, то не сегодня,— все еще извиняющимся тоном проговорила она. — Давайте послезавтра, в четверг...

— Договорились, в четверг, — сурово кивнул Грегори.— Я заеду за вами в восемь часов.

Тяжелая дверь захлопнулась, а Патриция в изнеможении опустилась на пол и обхватила еще слабыми от пережитого волнения руками колени. Все было позади, он ушел, но в воздухе, чувствовался еле уловимый аромат дорогого мужского одеколона.

4

— Господи, зачем только я заварила эту кашу? — спрашивала себя Патриция, глядя в овальное зеркало красного дерева.

Она нервничала и изучала свое лицо пристрастно, как никогда. Красилась она профессионально, постоянно применяя на практике рекомендации своей подруги — талантливой визажистки, которая теперь гримировала многих известных моделей.

Ловко нанесла основу, подкорректировала кое-что маскирующим карандашом, открыла коробочку с рассыпчатой пудрой и окунула в нее пушистую кисточку на длинной ручке из слоновой кости с инкрустацией.

Выпорхнувшие на свободу пылинки бежевого порошка мгновенно покрыли поверхность зеркала матовой пеленой. Патриция провела по ней пальцем, написала инициалы «Г. А.» и тут же стерла написанное ладонью. Пудра придала ее и без того безупречной коже кукольную прозрачность. Потом она приступила к глазам: нанесла тени и водоотталкивающую тушь, специальным гелем придала более отчетливую линию бровям. Губы она почти никогда не красила, лишь чуть тронула блеском, потому что они были удивительно алого цвета от природы. Удовлетворенно оглядев себя. Патриция зачесала непослушные волосы назад и собрала их в тугой пучок, открывая нежную шею и аккуратные ушки со вдетыми в них бриллиантовыми серьгами. Забранные назад волосы придали ей еще более утонченный и прелестный вид, чем волосы распущенные.

Патриция мельком взглянула на часы: время поджимало, а она была еще совсем раздетой, только в неглиже из белых кружев. Она быстро прошла в спальню, где на кровати лежал тщательно отглаженный горничной костюм. Белая блузка, кремовые узкие брюки, такого же цвета облегающий талию жилет и свободный пиджак. Девушка быстро оделась и в дополнение к своему и без того безупречному облику украсила шею нитью натурального жемчуга. Выглядела она великолепно, но от предстоящей встречи предательски сосало под ложечкой.

До восьми было еще десять минут, и Патриция присела за столом на кухне, чтобы для храбрости выкурить сигарету. Весь предыдущий день она провела в борьбе с собой, раздираемая противоречиями и страхами. Когда Грегори уехал и она, вконец измотанная, легла в постель, в душу к ней закралось одно подозрение. Ей стало казаться, что этот проницательный мужчина заранее набросал сценарий их встречи и что она будет всего лишь марионеткой в его руках. Сознавать это было обидно, но еще обиднее становилось от того, что она слишком переоценивала свое умение общаться с людьми. Грегори Адамc, безусловно, давал ей сто очков вперед и в жизненном опыте, и в здравом смысле.

С другой стороны, она понимала, что желание мужчины пообедать с ней и пообщаться — не просто каприз, а действительно необходимое условие их сделки. Но более всего девушку волновала та хрупкая грань между притворством и реальностью, которая с первой встречи возникла между ними. По одну сторону они были влюбленной парой, по другую — амбициозными, эгоистичными одиночками. Оба эти плана независимо от их желаний уже начинали переплетаться, и Патрицию пугали те фантастические метаморфозы, которые могли произойти в будущем. Настойчивый звонок в дверь вывел девушку из состояния задумчивости. Она затушила сигарету, надела классического фасона туфли на шпильках и пошла открывать.

Главное — держаться с достоинством и соблюдать дистанцию, на ходу подумала она.

— Вы пунктуальны,— натянуто улыбаясь и открывая массивную дверь, произнесла девушка.

— Точность — вежливость королей и... влюбленных, — акцентируя на последнем, заключил с улыбкой Грегори. Он вел себя так, словно их почти скандального прощания вовсе не было.

Грегори был в элегантном сером костюме-тройке и белоснежной сорочке. Запонки и булавка в галстуке составляли комплект и были явно старинной работы. Может быть, семейная реликвия, со знанием дела подумала Патриция. Хотя вряд ли, скорее всего купил в антикварном салоне.

Сильнейшая энергетиками обаяние этого мужчины уже не в первый раз заставляли девушку признаться себе в том, что ее собственные потуги на независимость на его фоне выглядят просто смешными. Соперничать с ним было бессмысленно. Только открытость и искренность могли стать ее союзниками.

— Что ж, я в принципе готова, — смущенно пробормотала она.— Только сумочку возьму.

И, не дожидаясь ответа, Патриция побежала вверх по лестнице.

— Можно попросить вас об одном одолжении?— услышала она доносившийся снизу бархатный, удивительно интимный голос.

— Смотря о каком.— Общаться не глядя друг другу в глаза было намного приятней.

— Не бойтесь, ничего особенного.— Он внимательно наблюдал, как Патриция во всем своем великолепии, с сумочкой под мышкой спускается вниз.— У вас очень красивое имя. Но слишком уж длинное и церемонное. Можно я буду называть вас сокращенно, просто Пат?

— Пат...— задумчиво повторила девушка. — Так меня называют только родные и самые близкие друзья.

— Ничего, — подбодрил ее Грегори. — Мы с вами с некоторых пор ведь тоже не совсем чужие друг другу люди.

— Разве? Возможно, и так. Ладно, зовите меня иногда Пат, я не возражаю,— согласилась она.

Они под руку вышли на улицу, и Грегори галантно распахнул перед ней дверцу своего роскошного авто.

— Похоже, это один из ваших антикварных красавцев? — решила она сделать комплимент фанатичному автолюбителю.

— Не совсем так. Начинка машины суперсовременная,— ответил он, сосредоточенно глядя на дорогу.

Город уже жил своей привычной вечерней жизнью. По улицам прогуливались глазеющие по сторонам туристы, уже зажигались витрины магазинов, неоновые афиши кинотеатров, люди подтягивались к центру города, чтобы послушать уличных музыкантов, полакомиться мороженым, посидеть в пабах или в китайских ресторанчиках. Было довольно тепло, и сквозь открытые окна ветер приятно обдувал обнаженную шею Патриции.

— Итак, куда мы едем?

— Не знаю, — прозвучал неожиданный ответ.— Я подумал, вы выберете что-нибудь сами, на свой вкус. Вы же у нас работодатель, — иронично усмехнулся он. — Вам и карты в руки.

— Но...— недоумевала Патриция.— Я думала...

— Что я выберу ресторан, предварительно закажу столик, — все с такой же хитрой улыбкой продолжал Адамc. — Э... нет, моя прелесть, так поступает мужчина, который готовится к любовному свиданию. А у нас с вами исключительно деловая встреча.

За что боролась, на то и напоролась, усмехнулась про себя Патриция.

— Тем не менее, это ведь вы пригласили меня, — изобразила она обиду.

— Совершенно справедливое замечание: инициатива исходила от меня. — Грегори краем глаза фиксировал все изменения на лице своей попутчицы. — Но вы поначалу были такой несговорчивой, так настаивали на своей независимости, что я подумал, что вы предпочли бы лично обо всем позаботиться.

Патриция прекрасно понимала, что Адамc блефует, как бы наказывает ее за неоправданный апломб, и решила подыграть ему.

— Может быть, я разочарую вас, но я не...— растерянно пробормотала она.

— Не заказали! — торжествующе перебил ее он. — Я так и знал. Хорохоритесь на словах, а когда касается дела... Хорошо, что я предусмотрительно, чтобы подстраховаться, забронировал столик в «Ампире».

— А вы ведь специально все это говорили, чтобы позлить меня! — вспылила Патриция.

— Ничего подобного. Просто хотел проверить, насколько хорошо я знаю женщин,— спокойно ответил Адамc, прибавив газу, чтобы обойти идущий впереди черный «мерседес».

— Ну и что же?— с вызовом спросила девушка.

— А вот что! — Грегори победоносно оглянулся на оставшуюся позади машину.— Все женщины одинаковы. Борются за свою независимость, а на деле без крепкой мужской руки ни на что не способны.

— Ну вы даете! — возмутилась Патриция.— Вроде бы современный образованный человек, а рассуждаете как средневековый феодал. Да сколько женщин добились немыслимого успеха в искусстве, спорте, науке, бизнесе, политике, наконец, и добились бы еще большего, если бы проклятый патриархат не перекрывал нам кислород.

— Вам только дай волю! — примирительно рассмеялся Грегори и сбросил скорость.

Девушка все еще находилась в возбужденном состоянии. Тема феминизма была для нее животрепещущей, превратилась чуть ли не в комплекс, и она крайне болезненно воспринимала иную точку зрения на проблему женского равноправия. Пока она приходила в себя, Грегори ловко припарковал машину на автостоянке, которая в это время суток была забита до отказа.

Ресторан «Ампир» был дорогим и очень престижным заведением. Интерьер был, разумеется, выдержан в стиле позднего классицизма. Круглые малахитовые столы на золотых разлапистых ножках. Пузатые золоченые кресла с высокими спинками, обитые изумрудным шелком. На столах томные бронзовые кариатиды поддерживали канделябры со множеством зажженных свечей. На окнах каскады портьер из темно-синего бархата, на стенах в роскошных рамах великолепные картины. На столах настоящий китайский фарфор, хрусталь и приборы, отлитые из чистого серебра.

Приветливо улыбаясь, метрдотель проводил их в зал и подвел к забронированному столику на двоих.

Усевшись поудобнее и оглядевшись по сторонам, Патриция пожалела, что оделась так официально. Большинство из присутствовавших дам были в вечерних туалетах: с обнаженными спинами, в воздушных шифоновых платьях с глубоко вырезанным лифом. В нарядах преобладали броские насыщенные тона: кроваво-красный, темно-синий, иссиня-черный, фиолетовый и ослепительно белом.

— Похоже, я совсем затерялась в этом цветнике,— с наигранным равнодушием произнесла Патриция, обращаясь к Грегори и одновременно принимая из рук официанта карту вин и меню.

— Да, вы немного поблекли на этом ярком фоне,— согласился мужчина и подчеркнуто увлеченно принялся изучать бесконечный список шедевров французского виноделия, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за Патрицией. Но та поспешила спрятать свое разочарованное лицо за кожаным переплетом карты. Когда молчание стало невыносимым, девушка отложила ее в сторону и как можно более вежливо спросила:

— Я уже сделала свой выбор, а вы?

— Я последую вашему примеру, — галантно ответил Грегори.

— Красное столовое.

— Великолепно.

Когда вино было подано, Патриция потянулась за своим бокалом, как утопающий за спасательным кругом, в надежде, что алкоголь вернет ей ощущение покоя и беззаботности. Легкое опьянение было ей совершенно необходимо. Девушка сделала глоток, другой, и по всему ее телу вскоре разлилось приятное тепло.

— Умоляю вас, не нервничайте.— Голос Адамса звучал тихо и доверительно.— Я не собираюсь причинить вам вред или оскорбить, не сделаю ничего, что было бы вам неприятно. Просто расслабьтесь и наслаждайтесь вечером: здешняя атмосфера к этому так располагает...

— Не беспокойтесь, со мной все в порядке, — уверенно сказала Патриция, хотя это было не совсем так.

Грегори взял свой бокал за высокую хрустальную ножку и поднес его к подрагивающему огоньку свечи. Желтое пламя подсветило темное вино, и оно приобрело кровавый рубиновый оттенок. Хрустальные грани играли, словно это был драгоценный бриллиант.

Пока он любовался волшебным цветом напитка, пытаясь настроить девушку на романтический лад, та мысленно продолжала анализировать сложившуюся ситуацию. Она уже поняла, что Грегори Адамc не из тех мужчин, которые будут безропотно играть вторую скрипку. Возможно, он согласился принять участие в аукционе исключительно из соображений человеколюбия, не вникая во все тонкости условий этого довольно циничного мероприятия. Скорее всего, он не предполагал, что значит в течение суток не принадлежать самому себе. Роль бессловесного исполнителя была противна его природе, а беспрекословное подчинение женщине тем более.

В этот момент принесли холодные закуски: мусс из лосося для леди и паштет из гусиной печени для джентльмена. Пышущие жаром пышные булочки официант аккуратно серебряными щипцами положил каждому на специальную тарелочку для хлеба. Девушка отщипнула кусочек и с наслаждением ощутила на языке ни с чем не сравнимый вкус свежей выпечки.

— Я, с вашего позволения,— произнес Грегори,— хотел бы спросить вас, почему вы при внешней женственности и мягкости держите себя порой так ершисто и задиристо, так болезненно реагируете на самые безобидные мои замечания? Вы прямо как ежик: стоит прикоснуться — выпускаете колючки. Какие у вас на это могут быть причины? Вас кто-то расстроил, обидел?

Грегори чуть подался вперед и, заглянув девушке прямо в глаза, накрыл своей теплой широкой ладонью ее руку, напряженно зажавшую белоснежную салфетку. Патриция вздрогнула и высвободила руку.

— Кто причинил вам боль? — без тени игры или насмешки продолжал он.— Может быть, мужчина?

Конечно, подумала Патриция, ничего другого ему и в голову не могло прийти. В нервозности и недоверчивости молодой девушки обязательно виноват неудачный роман, других причин просто не существует.

— У вас создалось неправильное впечатление обо мне,— холодно произнесла она.

— Не думаю, — задумчиво возразил он. — Я очень хорошо чувствую людей.

— Значит, я исключение,— отрезала Патриция.

— Может быть, но вы как-то странно ведете себя. Скажите, а эта вечеринка, подготовка к которой отбирает у вас столько душевных сил, как-то связана с вашим отцом?

— Да, она посвящена его шестидесятилетнему юбилею.

— И она так важна для вас? — Грегори Адамc испытующе смотрел на нее.

— По-моему, для каждого нормального человека день рождения его отца — дата важная, — с пафосом произнесла девушка.

— Я согласен, но не до такой же степени. Ваше поведение кажется мне несколько странным.

— На что вы намекаете? — вспыхнула Патриция.

— А я вам сейчас объясню,— совершенно спокойно ответил мужчина.

Несмотря на удивительные ароматы изысканных блюд, несмолкающий гул разговоров, блеск окружающей обстановки, Грегори без труда удалось завладеть всем ее вниманием, и он заговорил тоном судебного исполнителя:

— Мне с самого начала было ясно, что на аукционе вы чувствовали себя не в своей тарелке. Все присутствовавшие относились к происходящему с изрядной долей юмора, а вы были сама серьезность. А реакция зала на ваше вступление в торги была абсолютно единодушной: удивление. Еще не зная, кто вы и где ваше место, я обратил внимание, сколько людей обернулись, когда вы подняли руку. Напрашивается вывод, что от вас такого поведения никто не ждал.

Патриции совсем не понравилось то, о чем говорил Грегори. Ее предположение о том, что он еще до эпизода знакомства исподтишка наблюдал за ней, подтверждалось.

— Потом,— продолжал проницательный мужчина,— вы хотели только меня и никого больше. Назначили такую высокую цену, которую никто другой не захотел платить даже в целях исключительно благородных. Не захотели, потому что рассуждали здраво и не были, как вы, одержимы...

— Значит, вы считаете, что я была одержима идеей заполучить вас?— возмутилась Патриция.

— Ну, не совсем так,— возразил Грегори.— В какой-то момент я подумал, что вы хотели эпатировать публике, как бы нарочно пошатнуть свою безупречную репутацию...

— Это ваше предположение,— почти зло перебила его девушка,— еще более нелепое, чем предыдущее!

— Ну я же оговорился, что подумал так только вначале. Но когда я захотел представиться, вы были... он задумался, чтобы подобрать нужное слово, — были такой неприступной или, лучше сказать, отстраненной, равнодушной. Как будто уже потеряли интерес к моей персоне. Но что-то ведь заставляло вас прибегнуть к моей помощи, какая-то необходимость.

В глубине души девушка была потрясена тем, насколько верно и тонко Адамc почувствовал ее состояние, но это не предвещало ей ничего хорошего. Она ощущала себя открытой и уязвимой. Замешательство не позволяло ей возразить или перевести разговор на другую тему. На ее счастье, как раз подоспел официант и принес ей и Грегори основное блюдо: два огромных бифштекса с овощным гарниром. Минут пять в напряженной тишине они дегустировали сочное мягчайшее мясо, пили терпкое красное вино и выжидательно смотрели друг на друга. Наконец Грегори снова заговорил:

— Я тогда еще подумал, что в вас сидит какое-то предубеждение на мой счет, что вы знаете или слышали обо мне нечто такое, что вызывает у вас отвращение, но, с другой стороны, невооруженным глазом было видно, что я вам необходим. Вы с трудом контролировали себя: то старались быть мягкой, то внезапно говорили резкости.

— Да ничего подобного! — раздраженно воскликнула девушка, со всей силы втыкая вилку и нож в остатки бифштекса.

— Единственное, — продолжал Грегори, не обратив внимания на ее раздраженный выпад,— что я понял во всей этой истории, так это странную связь между мной и вашим отцом, которую вы обнаружили и коей были неприятно удивлены. У вас к нему, как я понял, двойственное отношение, соответственно и ко мне такое же.

— Ничего подобного! Я только вскользь упомянула о вашем сходстве.

— Ну не будем спорить. Вся эта история начинает напоминать снежный ком, который по мере своего движения вниз по склону приобретает все более гигантские размеры. Возможно, это прозвучит резко, но если вы все еще хотите, чтобы я сопровождал вас, то будьте так любезны прояснить ситуацию.

— Прояснить ситуацию...— задумчиво повторила Патриция.

Она чувствовала себя припертой к стенке, загнанной в угол. Адамc так мастерски разыграл партию, что не оставил ей пути к отступлению. Но изливать душу постороннему человеку казалось ей полнейшим безрассудством. Открыться ему значило сдаться без борьбы.

— Мистер Адамc,— собрав все свое мужество, произнесла она.— Вы слишком все усложняете. Все нюансы моего поведения, моего отношения к вам и, если хотите, к моему отцу не имеют принципиального значения.

— А я думаю по-другому, — холодно и настойчиво возразил Грегори.— Вот представьте себя на моем месте. Меня покупает какая-то женщина, которая хочет, чтобы я в течение суток или более короткого отрезка времени разыгрывал безумно влюбленного в нее мужчину, а потом катился прочь на все четыре стороны. Вы не находите, что это довольно унизительно? — Все было логично, не подкопаешься, и Патрицию охватила паника. — Я считаю, что вы должны предложить мне нечто большее, чем просто расплывчатые отговорки типа «это не имеет принципиального значения»,— передразнил ее интонацию Грегори.

Это была последняя капля, которая привела Патрицию в ярость.

— Я никому и ничего не должна, мистер Адамc! — бросила она ему в лицо с плохо скрываемой злостью.

— По-моему, мы договаривались, что вы зовете меня просто Грегори, — язвительно заметил сидящий напротив нее мужчина.

— Ни о чем мы с вами не договаривались! — раздраженно перебила его Патриция, уже не заботясь о том, что разговор на повышенных тонах явно привлекает внимание людей, сидящих за соседними столиками.— Я просто сообщила вам, что вы должны сделать.

— И думали, что я буду безропотно выполнять ваши ценные указания?

— Я ничего не думала, я была просто уверена в этом. Я именно за это и заплатила, в конце концов.

— Старая песня,— поморщился Грегори, словно почувствовав во рту что-то горькое. — Да, леди, вы меня купили и теперь я имею определенные моральные обязательства перед вами и учредителями аукциона. Но это не дает вам права использовать меня в своих корыстных интересах и на свое усмотрение, как какого-то биоробота. Давайте на секунду представим, что вместо вас меня на сутки выкупил психически больной человек и приказал мне за двадцать четыре часа, пока я нахожусь в его полном распоряжении, убить определенное количество людей. Я что, по-вашему, должен сделать это?

— Ну что вы передергиваете! — возмутилась Патриция.

— Я не передергиваю, Пат, а пытаюсь объяснить вам причины своей настойчивости и, если честно, уже устал это делать. Таким образом, или вы сейчас же в этом уютном ресторане, в спокойной обстановке, рассказываете мне все, или я умываю руки и ухожу, а вы пойдете на свою вечеринку без сопровождения и будете кусать локти всю оставшуюся жизнь. Выбор за вами, моя прекрасная леди!

5

Патриция сидела за столиком одна и нервно курила. Грегори нарочно оставил ее, чтобы дать какое-то время на размышление, а сам отправился в центр зала к посеребренной этажерке на колесиках, на которой были расставлены дивной красоты торты, пирожные, желе и муссы. Этажерку закрывал прозрачный стеклянный колпак со встроенной системой охлаждения. Иногда официанты возили ее между столиков, предлагая посетителям выбрать понравившееся им лакомство, но чаще всего она неподвижно стояла у всех на виду, как бы напоминая, что переедать не стоит, а нужно еще оставить место для десерта.

Девушка краем глаза наблюдала, что Грегори уже выбрал сладкое себе и ей и о чем-то оживленно разговорился с официантом. Потом огляделась по сторонам: люди вокруг нее, как ни странно, улыбались, непринужденно болтали и наслаждались жизнью. Наверное, подумала Патриция, из всех присутствующих у меня самая кислая физиономия. И, наверное, я единственная, кому здесь выдвинули ультиматум.

Тем временем Грегори Адамc вернулся и снова сел напротив. Официант принес ему яблочный пирог со взбитыми сливками, а ей крем-карамель.

— Ну что, Пат, каков ваш ответ? — уже без вызова, мягко и вкрадчиво спросил он.

Дать ответ ей по-прежнему было нелегко. С одной стороны, несмотря на возникшие осложнения, план посетить Оксфордшир вместе с Адамсом был все еще актуален. Тем более что она все больше убеждалась, что, выбрав этого человека, попала в яблочко. Он был равным по силе ее отцу, разумеется, не в физическом, а в духовном плане. У них был один и тот же стержень, сила воли, напор. И того и другого сломать было совершенно невозможно. Но, с другой стороны, чувствовать себя побежденной было невыносимо.

— Время идет, моя дорогая, мне нужен ответ, — снова нетерпеливо потребовал он.

Не в силах от волнения и напряжения произнести ни слова, девушка неопределенно покачала головой, так что бриллиантовые серьги в ее ушах заплясали.

— Ясно! — ледяным голосом отрезал Грегори, расценивший это непроизвольное движение как отказ. Он резко отодвинулся от стола и попытался встать с явным намерением уйти. Патриция не на шутку испугалась, что он и впрямь уйдет, и в порыве отчаяния вцепилась левой рукой в его запястье.

— Не уходите, останьтесь, пожалуйста,— шепотом стала умолять его она.

Чопорная пожилая дама, сидевшая неподалеку, заметила, что рядом с ней происходит нечто интересное, и, словно любопытная гусыня, вытянула шею.

— Не волнуйтесь, мадам, ситуация под контролем. — Грегори зловеще зыркнул, и дама поспешила уставиться в свою тарелку.

Правда, Патриция не заметила всего этого, она исступленно смотрела на свои побелевшие от напряжения костяшки пальцев, которые почти мертвой хваткой держали смуглую руку мужчины. Больше всего на свете она боялась, что он небрежным жестом освободится от нее и не оглядываясь уйдет. Наконец он немного успокоился и, как ей показалось, довольно жестко скомандовал:

— Выкладывайте.

В горле у девушки совсем пересохло, и она заговорила сдавленным хриплым голосом:

— Честно говоря, я даже не знаю, с чего начать. Боюсь, вам нелегко будет понять меня. Мужчинам вообще это трудно понять...

— Ну не делайте нас такими уж несообразительными,— спокойно сказал Грегори.— Лучше глотните минеральной воды, говорить будет легче.

— Я не считаю вас несообразительным. Просто вам, по-видимому, слишком часто улыбалась фортуна: вы знаменитость, настоящий кумир для своих поклонников, чемпион мира, миллионер, да еще и красивы, как древнеримский бог. Но что вы знаете о другой стороне жизни: о неудачах, провалах, хроническом невезении? Вам никогда не приходилось ощущать себя человеком второго сорта!

— Неужели вы серьезно думаете, — изумился Грегори,— что все в жизни у меня так гладко складывалось?

— А разве не так?— вопросом на вопрос ответила девушка.

— Конечно нет,— задумчиво произнес ее собеседник и нахмурился, словно пытаясь что-то вспомнить. — Я вовсе не родился в рубашке или, как еще говорят, с серебряной ложкой во рту. Мои победы, дорогая Пат, дались мне нелегким, ежедневным трудом. За свой успех я платил дорогой ценой. Ведь каждый гонщик играет со смертью, живет на краю бездны, на самом краю! Ничтожная ошибка может стоить жизни. Я так друга потерял. — Грегори пригубил вина и на секунду прикрыл глаза.

Патриция совсем притихла, грусть, захватившая Грегори, мгновенно передалась и ей.

— Его звали Джонатан Брайтон, не слыхали о таком? — с нескрываемой болью продолжал он.— Редкий профессионал, интуиция фантастическая, врожденное чувство трассы и автомобиля. Но что-то не рассчитал, и — конец. — Грегори порывисто смял в руке льняную салфетку. — На теле ни царапинки, а сердце не бьется. И спасти не смогли. Вот так-то.

Патриции вдруг захотелось как-то посочувствовать, утешить этого красивого сильного мужчину с тонкой ранимой душой, и она в знак солидарности накрыла его большую руку своей маленькой ладошкой. Он поднял на нее глаза: в них читалась боль, странная нежность и отражалось пламя свечей.

— Забудьте о том, что я говорил, — хрипло произнес он. — Вернемся к вам.

Если вначале Патриции и было трудно говорить о себе чужому человеку, то теперь, после этого откровения, Грегори Адамc открылся для нее совсем с другой стороны и они стали немного ближе и понятнее друг другу. Барьеры светских условностей и приличий перестали иметь значение, они были просто людьми со своими радостями и горестями.

— Я благодарна, что вы поделились со мной, доверили мне свою боль, и теперь с легким сердцем отвечу вам тем же, — с готовностью вступила Патриция. — Наверное, вы тоже удивитесь, узнав, что моя жизнь отнюдь не безоблачна. И это действительно так. Но самое главное, причиной моих переживаний является не кто иной, как мой отец.

Грегори удивленно вскинул брови.

— Да-да, не удивляйтесь,— заметив его реакцию, продолжала Патриция. — Династия Орбисонов возникла приблизительно в середине восемнадцатого века. Мой отец — прямой потомок этой мощной ветви и, кажется, воплощает в себе опыт и ум всех своих прапрадедушек.

— Вы говорите о фирме «Орбисон и сын»?— заинтересованно уточнил Грегори.— Если не ошибаюсь, семейный бизнес, связанный с изготовлением дорогой мебели, предметов отделки интерьера, штор и так далее?

— Совершенно верно, но откуда вы-то об этом знаете?— спросила Патриция и тут же спохватилась: — Ах да, я же совсем забыла, что вы наводили обо мне справки.

— Да,— хитро улыбнулся Грегори.— И я уже давно знаю, что вы представительница клана Орбисонов. Правда, о фирме я слышал много и раньше как об одной из старейших и уважаемых. Сама ваша фамилия уже ассоциируется с элитной мебелью...

— В том-то и дело,— взволнованно перебила его Патриция. — Фамилия Орбисон передавалась из поколения в поколение, от отца к сыну, но на сей раз произошло непредвиденное...

— Вы имеете в виду,— увлеченно подхватил Грегори,— что вы единственный ребенок своих родителей?..

— Не угадали. У меня есть две родные сестры. — В ее голосе слышалась неподдельная горечь. — У отца нет сыновей, а значит, некому передать дело, некому заботиться о его процветании и долголетии...

— А ваш отец, наверное, традиционалист и консерватор,— перебил ее Грегори.— Отсутствие сына, видимо, для него почти трагедия.

— Не просто трагедия, а настоящая катастрофа, конец света,— разволновалась девушка.— Он унаследовал фирму от своего отца, который, в свою очередь, унаследовал от своего, и так далее, вплоть до Самюэля Орбисона, который чуть ли не двести лет назад начал дело. Эта непрерывная линия, почти священная традиция, теперь обрывается, потому что вместо хотя бы одного сына мама произвела на свет трех дочерей.

— Хотя я и противник феминизма, но должен признать, что сегодня женщина с головой вполне в состоянии возглавить бизнес любого масштаба, — оптимистично заметил Адамc.

— Нет, для моего отца это нонсенс, — уверенно возразила Патриция. — Он считает, что женщина должна заниматься мужем, домом, детьми и благотворительностью. Он не потерпит, чтобы высокие каблучки застучали по коридорам его офиса.

— Даже если это будет одна из его дочерей?

— Да,— односложно ответила девушка.

— А ваши сестры младше или старше вас? — снова заинтересованно спросил мужчина.

Патриции льстило, что ее рассказ вызывает в нем такой живой интерес, и она с готовностью продолжила:

— В том-то и дело, что старше: одна на восемь, другая на десять лет. Но когда Диана и Маргарет появились на свет, родители еще были довольно молодыми, то есть существовала вероятность, что в свое время родится и мальчик. Отец просто был совершенно убежден в этом. Шли годы, но почему-то беременность не наступала.

Патриция не отрываясь смотрела на пламя свечи.

— Но однажды наступила, — тихо продолжил Грегори, — и это были вы.

— Вы совершенно правы,— бесстрастно подтвердила его слова девушка. — Это была я. Я — беспомощная крошка, которая вероломно разрушила мечты отца. А в довершение всего врачи объявили матери, что это ее последняя беременность и больше детей у нее не будет. Конечно, для отца эта весть стала ударом в самое сердце. Получилось, что я как бы не оправдала его надежд... Вдобавок ко всему,— она смущенно опустила голову, — он считал, что ко всем моим недостаткам, таким, например, как упрямство, я еще недостаточно хорошенькая, недостаточно стройная, в общем, гадкий утенок.

— Неправду говорите, мисс Орбисон, напрашиваетесь на комплимент,— засмеялся Грегори.

— К сожалению, правду, — печально заметила Патриция.

Улыбка исчезла с лица Адамса.

— А если и правду, — серьезно и сурово произнес собеседник — то вы назло ему стали прекрасным лебедем.

— Спасибо за комплимент, но он так не считает.

— А какова была участь ваших старших сестер?

— Обыкновенная участь. Они пошли в мать: хорошенькие, легкомысленные, кокетливые, чуть ли не с детства настроенные на удачный брак. И еще одна интересная деталь: мужчины Орбисоны всегда женились только на аристократках. Так что во мне и в сестрах течет как благородная аристократическая кровь, так и здоровая жизнестойкая кровь буржуа. Вообще, девушки нашего рода считаются завидными невестами...

— И наверное, ваши сестрицы уже выполнили свою жизненную функцию, нарожав вашему отцу внучат, среди которых есть и мальчики, — снова перебил ее Грегори и попал как обычно в точку.

— Вы опять угадали,— подтвердила Патриция. — У Дианы — два сына. И папа в будущем будет настаивать, чтобы они взяли его фамилию.

— Поучительная история, — нахмурился Адамc. — Теперь я, похоже, приблизился к разгадке того, зачем понадобился вам. Очевидно, вы хотите добиться отцовской благосклонности, доказать, что и в вас проснулась вечная женственность и инстинкт продолжения рода. А для этого вам нужно, чтобы рядом был внушительный самец-производитель.

Резкий циничный тон Грегори снова заставил Патрицию встревожиться.

— Вы опять передергиваете! — поспешила она опровергнуть его вывод.

— Возможно, я не прав.— Язвительная улыбка Грегори вполне отражала его чувства.— Совсем забыл, что вы хотите, чтобы я убрался из вашей жизни, как только торжество закончится.

— Ну не совсем сразу, — на полном серьезе продолжала Патриция, от волнения не уловив иронии своего собеседника. — Я предполагала, что вы останетесь на ночь, и, конечно, собиралась оплатить вашу дорогу туда и обратно.