Тайна Орлиной сопки

1

Быстротечное время вдруг изменило своим законам: утомительный душный день никак не хотел кончаться.

«Просто я устал», — подумал Музаффар-заде, разглядывая очередного посетителя.

— Ваганов. — Высокий сутуловатый мужчина протянул следователю прокуратуры постановление исполнительного комитета городского Совета народных депутатов.

Музаффар-заде вернул документ.

— Ну и что вас здесь не устраивает?

— А то, — тихо сказал Ваганов, — что девочку у меня отобрали. Если не возражаете, я начну с истоков этой истории…

Несколько лет назад Ваганов познакомился с официанткой Сабуровой. Муж ее отправился на стройку в Сибирь и там сошелся с другой женщиной.

Однако Сабуров неожиданно возвратился. Надежда к тому времени ждала ребенка от Ваганова, но, немного поколебавшись, решила вернуться к мужу. Узнав об этом, Ваганов уехал к матери на Волгу, а позже родилась Людмила.

Года полтора от Надежды ничего не было слышно. Но вдруг она появилась у Ваганова в его районном городке. «Мне, — сказала Сабурова, — эта девочка не нужна!» — и оставила расписку, в которой отрекалась от ребенка.

С тех пор Надежда как в воду канула. Правда, случайно Ваганов узнал, что с мужем она опять разошлась, а потом разменяла квартиру. Вскоре и Ваганов возвратился с дочерью в Душанбе.

С работой проблем не было — здесь его еще помнили. Ему предоставили комнату в общежитии для семейных, Людочку устроили в детский сад. На прошлой неделе он пришел за ней, как обычно, в семь часов вечера, но девочки там не оказалось.

— Ваша бывшая супруга по-прежнему живет в Душанбе? — спросил следователь.

— Нет, переехала в Сечинор.

— И девочка сейчас у нее?

— Да, — подтвердил Ваганов. Его взор, словно магнитом, притянули к себе опавшие лепестки, поблекшим ковриком раскинувшиеся на столе.

Музаффар-заде тоже посмотрел на эти уже безжизненные, но еще нежные творения природы, а потом на вазу с цветами и еще дальше — в окно.

Солнце исчезло за девятиэтажной коробкой жилого дома, стоявшего напротив прокуратуры. Раньше хорошо были видны горы. Они всегда радовали Музаффар-заде. Словно он и не выезжал из родного кишлака, где по крутым склонам виднелись светло-розовые пятна цветущей жимолости.

— Так чем же Сабурова мотивирует свой поступок? — спросил следователь.

— В тот раз, говорит, я погорячилась. А теперь Людочку не отдам и свою расписку считаю недействительной. Если не трудно, взгляните на этот документ. — Ваганов предъявил решение народного суда об удержании с гражданки Сабуровой средств на содержание девочки в его пользу.

— А почему вы вдруг подали на алименты? — спросил следователь.

— Все знали, что я вернулся в Душанбе. А тут как-то встретил Валентину Зябликову — подругу Надежды. Очень, говорит, скучает мать но ребенку. Вот я и решил подкрепить свои права еще одним документом. Чувствовал: что-то может произойти, да, видно, не рассчитал, лишь ускорил печальные для себя события.

— Подайте в суд, — посоветовал Музаффар-заде. — Решение должно быть в вашу пользу.

2

На рассвете в управление внутренних дел поступило тревожное сообщение: на Орлиной сопке обнаружены трупы мужчины и женщины.

Густой бас динамика распорядился:

— Дежурный судебно-медицинский эксперт Шабанова, эксперт НТО[14] лейтенант Ходжаев — на выход!

С этой минуты они поступали в распоряжение майора Леднева. В прокуратуре дожидался машины Музаффар-заде.

Вялое, точно невыспавшееся солнце повисло над сопкой. За невысоким дувалом поднималось кирпичное строение с черной трубой. Под навесом стояли грейдер и еще какие-то дорожные механизмы, левее — штабеля ящиков. Убитые геологи лежали за ними на раскладушках.

Приехавшую оперативную группу встретил участковый инспектор капитан Бабаев. Музаффар-заде поинтересовался, где сейчас находится дорожный мастер Шукуров, первым обнаруживший убитых.

— Да вот он и сам, — сказал Бабаев.

Шукуров старательно отвечал на вопросы.

Вчера вечером подъехал грузовик. В кабине рядом с водителем сидела женщина. В кузове были ящики, два человека устроились на них возле кабины, один — у заднего борта. На него Шукуров сразу же обратил внимание: человек приветливо махал рукой.

Как выглядели остальные?.. Один был в кепке, низко надвинутой на лоб. Другой все время прикрывал лицо рукой, рубашка была, кажется, желтая.

Спустя некоторое время к дорожному мастеру подошел приветливый человек. Это был Сенин. Шукуров стал угощать его чаем.

— В гостеприимстве — великая мудрость Востока! — улыбнулся геолог. — Надеюсь, и моя спутница убедится в этом.

— Жена? — поинтересовался Шукуров.

— Нет, — ответил Сенин. — Общественная нагрузка.

Ночью все было тихо. А часов в семь утра дорожный мастер понес геологам только что испеченные лепешки. Домой прибежал в невменяемом состоянии. Жена не сразу поняла, что произошло. В районный отдел внутренних дел позвонила она.

Шабанова сообщила о результатах первичной экспертизы:

— У мужчины смерть наступила от сильного удара в голову твердым предметом, возможно, бутылкой. У женщины удушье, безусловно насильственное. Вот пока и все, что могу сказать.

Один из ящиков был сдвинут с места. Майор обратил на это внимание. Ходжаев без особого труда нашел за ним пустую бутылку со следами крови. В ней, судя по этикетке, была «Пшеничная» водка.

Леднев протянул следователю документы убитых. Сенин Юрий Васильевич, геолог. С фотографии смотрел крепкий, здоровый мужчина с приятным, умным лицом.

Голубева Вера Васильевна, начальник лаборатории. Черная коса обернута вокруг головы. Широко раскрытые доверчийые глаза. Чуть выпяченная нижняя губа.

Лейтенант Ходжаев тем временем обнаружил на раскладушках отпечатки пальцев и теперь старательно снимал их на дактилоскопическую пленку. Так же тщательно он исследовал лежавшую на земле небольшую дамскую сумку, в которой были гребешок, пудреница, губная помада, письмо и рубль мелочью.

Музаффар-заде осторожно развернул сложенный вчетверо листок.

Буквы прыгали. Кто-то писал торопливо, волнуясь:

Майор Леднев стал внимательно рассматривать землю вокруг раскладушки, на которой лежал труп женщины. Вскоре он заметил след. Вероятно, Голубева пыталась бежать, но ее быстро догнали, потащили назад.

Когда все было кончено, у нее обшарили сумочку и, по всей видимости, забрали деньги.

— А письмо? — спросил следователь прокуратуры.

— Либо деньги взяты для того, чтобы запутать нас, либо письмо оставлено с той же целью, — предположил Леднев.

Музаффар-заде согласился:

— Отсюда и будем строить план следственных и оперативных действий.

Овчарка сразу бросилась на дорожного мастера. Младший лейтенант Полосов успокоил ее и вернул к раскладушкам. На этот раз собака потянула в другую сторону, однако вскоре совсем отказалась от поиска. Полосов стал водить ее по кругу. В одном месте на песчаном участке змеился велосипедный след.

Полосов не смог определить, куда он ведет, мешал каменистый грунт. Убедившись в тщетности своих усилий, младший лейтенант подписался под документом, который потом будет фигурировать в деле: овчарка след не взяла. Но он доложил о велосипедном следе, с которого на всякий случай с помощью гипса был снят оттиск.

Капитан Бабаев заметил, что скорей всего это проезжал почтальон Рауфов. Он каждый день доставляет корреспонденцию на отгонные пастбища колхоза «Победа». Живет в кишлаке Бунафша, это километра четыре в сторону. Ни в чем предосудительном не замечен.

— Надо провести опознание, — сказал Ледиев. — Если снятый оттиск окажется идентичным рисунку на покрышках велосипеда почтальона, то, видимо, придется искать и другие пути к раскрытию преступления.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Музаффар-заде, жмурясь от яркого солнца.

На фоне безоблачного неба вырисовывались острые вершины. По склону хребта, скупо поросшего арчой, к темно-зеленому островку можжевельника подбирались козы.

Утро было чистое, радостное, с настоявшимися за ночь ароматами земли. Горы излучали свет, точно их побелили. Из глубокого ущелья струился синий воздух.

Трудно было поверить, что сюда, в такую первозданную красоту, только что ворвалась смерть.

Леднев связался с управлением внутренних дел.

— Вас, конечно, интересует, где сейчас геологическая партия? — спросил оперативный дежурный. — Так вот, она за перевалом Машхур. Работы сворачиваются. Сенин и Голубева выехали в район Орлиной сопки на грузовике с номерными знаками 13–47. С ними водитель Султанов и рабочий Кадыров. Розыск машины объявлен.

— Выезжаю на Машхур! — доложил Леднев.

3

Ваганов проснулся совершенно разбитым. Всю ночь его преследовали кошмары. То он стрелял по каким-то смеющимся мишеням, то мучительно долго бежал за Людмилой. А когда наконец прикоснулся к плечу дочери, оказалось, что это кукла.

Николай Гаврилович сел на кровати, мрачно оглядел комнату. Вот она, эта кукла, с отбитым носом. Как нежно обращалась к ней девочка: «Золотая моя Валентина!»

Он вспомнил Зябликову — у той было такое же имя. Последняя встреча с ней оставила неприятный осадок. Ваганов пришел в универмаг «Детский мир» за новой куклой. Зябликова стояла за прилавком, что-то рассказывала покупателю, который слушал ее с ничего не выражающим лицом.

— Здравствуйте! — произнес Ваганов. Но почему-то Зябликова не хотела его узнавать. Тогда он стал разглядывать дамские сумки, зонты, губную помаду, краску для ресниц, духи, лак для ногтей, не очень понимая, зачем все это продают в детском универмаге.

— Покажите, пожалуйста, вот тот ночной крем, — с трудом выговорил он непривычное название, уверенный, что Зябликова откликнется. Она и в самом деле повернула голову.

— Ну как там Надежда? — спросил Ваганов.

— Не Сабурова ли? — вдруг проявил заинтересованность покупатель. — А вы кто ей будете?

— Это отец девочки, — уточнила Зябликова.

— Так это вы, значит, подали на алименты? — В голосе незнакомца прозвучала неприязнь.

Зябликова тоже вдруг рассердилась.

— Скиньте его с лестницы, Мавричев.

— А не лучше ли нам отметить знакомство? — неожиданно предложил Мавричев…

Это было на прошлой неделе.

Ваганов зажег газовую плиту, вскипятил чай. Вспоминать, что было потом, ему не хотелось.

Почтальон Рауфов прижал руки к груди и поклонился. Гости не успели опомниться, как оказались за дастарханом.

— Мы к вам по делу, — попытался внести ясность Музаффар-заде. — Хочу задать вам несколько вопросов.

— Слушаю, ака-джон, — с готовностью отозвался Рауфов.

— Вы вчера были на Орлиной сопке? Если да, в котором часу?

— Около четырех.

— Нам надо осмотреть ваш велосипед.

Капитан Бабаев представил понятых. Почтальон сразу повел всех по заросшей травой дорожке к миниатюрному хаузу[15] с зеленоватой водой. Остановился у карагача, похожего на большую разлохмаченную метелку.

Чуть замешкавшись, показал в сторону:

— Да вот он.

У Рауфова был старенький велосипед, хорошо известный всем местным жителям. Не одну тысячу километров проехал на нем неутомимый почтальон. Этим велосипедом его когда-то премировали, и теперь он не соглашался поменять его ни на какой другой.

Полосов достал мешочек с гипсовым оттиском. Рауфов отошел, чтобы не мешать, и заложил под язык табак.

Оттиск точно сошелся с рисунком на задней покрышке велосипеда.

4

Начальник геологической партии был высок и крепок, с суровым, обветренным лицом и давно нестриженной бородой.

— Ергин Юрий Петрович. Прошу. — И повел за собой Леднева.

Солнце повисло над ущельем, расцветило горы. Было видно, как в подсиненном воздухе дрожали золотые лучи.

— Вот моя палатка. — Геолог показал на один из брезентовых шатров.

Леднев вошел первым, быстро огляделся. Небольшой столик, табуретка, две койки. На одной из них полулежал мужчина лет сорока, в очках, с черной шевелюрой и густыми черными бровями, в накинутом на плечи халате.

— Присаживайтесь. А это мой заместитель Гулямов, он же наш парторг. Простужен сильно, — сердито бросил Ергин.

— Мы уже все знаем. Поехать должен был я! — Гулямов снял очки. Его глаза лихорадочно блестели, он тяжело дышал и вдруг надрывно закашлялся. Достал из-под подушки термос, налил себе крепко заваренный чай в алюминиевый стаканчик. — Вместо меня поехал Сенин… — И снова закашлялся.

— Я отправил Сенина, — подтвердил Ергин. — И Голубеву, хотя Веру можно было не посылать. Да ведь Сенин редактировал ее диссертацию — вот они и поехали вместе.

«Общественная нагрузка!» — вспомнил майор.

— Только они уехали, неожиданно приехал Голубев. — Начальник партии заходил по палатке: два шага туда, два обратно. — Вообще человек он странный. Я его знаю много лет. Он любил Веру, но, как бы это лучше сказать… тяжело. И она его любила. Беспокоиться было нечего. Но он всегда тревожился.

Ергин сжал в кулаке бороду:

— Она читала нам его письма. Нежные, взволнованные. Я бы никогда так не написал. Но иногда вдруг эти письма становились резкими — и тогда он приезжал.

— Значит, Голубев уже не раз бывал здесь? — уточнил Леднев. — Зачем?

— Конечно, бывал, и не раз. Выяснять отношения приезжал, зачем же еще? Но таким возбужденным я его еще никогда не видел. — И вдруг резко повернулся к Ледневу: — Вы его подозреваете? Немыслимо!

— А вы кого подозреваете? — спросил майор.

— Я? — Ергин глубоко вздохнул. — Не знаю. Я спал… в этой самой палатке.

— В каких отношениях были Голубева и Сенин? — спросил Леднев.

— Он ей помогал…

— Почему же Голубев, зная, что его жена и Сенин были только в дружеских отношениях, приехал таким возбужденным? Вы не пытались узнать, что с ним?

— У меня своих дел по горло.

— А вы? — спросил майор у Гулямова.

— Вчера я с ним не встречался.

— В котором часу приезжал Голубев? Как он до вас добирался?

— В шесть вечера, — не задумываясь, ответил Ергин. — На автобусе до райцентра, затем по тропе. Здесь идти минут сорок… Мы объяснили, что Верочка и Юрий Васильевич на Орлиной. Он заявил: я должен ее увидеть.

— Мне известно, — сказал Леднев, — что фамилия водителя Султанов, а рабочего — Кадыров. А кто еще был с ними?

— Больше никого не было.

— Так, — протянул майор, думая о чем-то своем, — У Голубевой и Сенина были деньги?

— Конечно, — подсказал Гулямов. — Накануне всем выдали зарплату сразу за два месяца.

— С полевыми, высокогорными, безводными… — стал перечислять Ергин. — Кругленькая сумма получается.

— Как был одет Кадыров? — спросил Леднев.

— Да как обычно, — не задумываясь, ответил Гулямов. — У него приметная кепка.

Ергин вставил раздраженно:

— Эту кепку я ему привез. А что он имеет судимость, так это нас не касается.

— Я верю Кадырову, — сказал Гулямов.

— Ну а человека в желтой рубашке вы не видели? — допытывался Леднев.

— Нет. — Ергин снова закурил.

— Я тоже не видел. — Парторг весь зашелся в кашле.

— Заберите его в город, — попросил на прощание Ергин.

Гулямов кое-как успокоился:

— Да, а о Султанове мы тоже хорошего мнения.

5

Возле бензоколонки скопилось много машин. Раскрасневшаяся заправщица покрикивала на шоферов:

— Давай, давай, пошевеливайся! — Она ловко отбирала у водителей талоны, заученным движением включала автомат. — А, капитан. Давненько не виделись.

— Как живете, как дети? — традиционно поинтересовался Бабаев.

— Вы что, забыли? У меня ведь единственный сын. Уже студент!

— Ну и летит же время, — удивился капитан.

— Заезжайте к нам в колхоз «Победа», — предложила заправщица. — Найдем, чем угостить.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Бабаев. — Да ведь приехать смогу лишь по сугубо служебному делу.

Женщина сразу поняла, чего от нее хотят.

— Тринадцать сорок семь? Как же, вчера заправляла. Не сомневайтесь. Я уж домой собралась. Смотрю — Султанов. А в кабине симпатичный такой шатен. Ну, говорит, и женщина! Женюсь на ней. Это на мне-то?! Вот, губа-дура. А водкой несет, спасу нет.

Голубев был в синем однобортном костюме. Яркие, чуть вздрагивающие губы выдавали его волнение, когда стал отвечать на вопросы следователя.

— Семейное положение? — спросил наконец Музаффар-заде.

В глазах Голубева промелькнула тревога:

— Женат. Супруга, Вера Васильевна Голубева, — геолог.

— Когда вы с ней виделись в последний раз?

— Три недели назад. Я эти дни считаю.

— Сейчас ваша жена за перевалом Машхур?

— У меня нет прямой связи с геологической партией.

— Однако вчера вы были там…

Голубев неестественно засмеялся:

— В конце концов, что означает этот допрос?

Следователь положил на стол его записку жене. Голубев отшатнулся.

— Как попало к вам это письмо? — Теперь он казался растерянным. — Хорошо, я расскажу.

Музаффар-заде включил магнитофон.

— Я действительно написал ей это письмо, — не скрывая волнения, начал Голубев. — Просто не мог поступить иначе. Так не хотелось писать то, что написал, ведь она самый дорогой для меня человек. Я боялся. Вот уже много лет боюсь ее потерять, остаться один.

До нее однажды у меня была любовь — неудачная. Я решил, что никогда больше не женюсь. А тут Вера… И ведь когда я ее встретил, то не от нее — от себя убежал. Я решил: лучше жить одному, чем привыкнуть, но не найти взаимности. И уехал во Фрунзе. Но места себе там не находил, не мог простить, что уехал. Очень тосковал по Верочке.

Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы однажды я не пришел в столовую, где обычно обедал. Так вот. Обедаю я в тот день и не верю своим глазам: сидят за соседним столиком девушки, и одна из них — Вера. Уж мне ли ее не знать?! Губа у нее нижняя чуть вздернута. И брови тонкие, черные.

А откуда ей здесь быть? Смотрит и она на меня, но молчит… Ну, вы понимаете мое состояние.

Я говорю: Вера! Она кивает. Садится за мой столик, будто мы расстались вчера или пять минут назад и обязательно должны были встретиться. Она ни в чем меня не упрекает, не спрашивает, рад я или нет. Просто сидит и смотрит. И я понимаю, что больше не смогу с ней расстаться.

А она, оказывается, была проездом — ехала на практику в горы. И, конечно, мы вместе вернулись в Душанбе.

С тех пор вот уже двенадцать лет боюсь потерять ее снова. Она в горах — месяц, два. Я думал: будет семья, дети, тогда что-нибудь изменится. Но у нас нет детей. Верочка уезжала в свои горы, а я оставался совсем один.

Голубев замолчал, чтобы передохнуть. Музаффар-заде протянул ему стакан с водой.

6

Майор Леднев вышел из палатки. На вершинах еще горели солнечные слитки. Где-то там, среди вечных снегов, начинались ручьи. Сбегая вниз, они сливались в могучий поток, пенились, ворочали камни, упорно прокладывая себе путь в долину.

Леднев сделал шаг вперед. Его окружили геологи, почти все они были с бородами.

— Преступников мы найдем, товарищи, — заверил майор. — Можете не сомневаться.

Кто-то язвительно произнес:

— Скорее мы найдем здесь алмазы.

Вдруг быстро, с возмущением заговорила женщина. Леднев не сразу различил ее, одетую в комбинезон, среди геологов-мужчин.

— Как вам не стыдно, товарищи? Милиция столько делает!

Леднев пошел дальше, не оборачиваясь. Сел в машину рядом с шофером. Гулямов замешкался.

— В больницу, и никаких разговоров! — подтолкнул его Ергин.

Ресторан еще не открылся, но в огромных котлах уже кипела вода. На разделочных столах кромсали бараньи туши, раскатывали тесто, перебирали рис. Рядом вырастали замысловатые сооружения из помидоров и огурцов, яиц и лука.

Бабаев зашел в кабинет директора. Тот любезно отвечал на все вопросы, предупредительно вскидывая на капитана глаза.

Вчера, как обычно, работали до двадцати трех часов. Компанию, которая интересовала Бабаева, не запомнил. Но можно опросить официанток. Одна из них сказала:

— Как же! Хорошо помню. — Это была невысокая худощавая женщина с поблекшим, но еще привлекательным лицом. — Сабурова, — отрекомендовалась она.

— Ты что, Надежда? — сказал Бабаев. — Мы ведь знакомы.

— А директор сказал: называйте фамилии.

К официантке прижималась девочка лет четырех с огромным зеленым бантом в пепельно-русой косичке.

— Моя дочь, Людмила.

— Разве у тебя есть ребенок? — удивился капитан. — Где же ты его прятала столько времени? И вот что еще: меня интересует все о клиенте в желтой рубашке.

Женщина стала вспоминать:

— Он сидел за последним столиком у окна. Шатен. Я раскрыла блокнот, спросила, что будет заказывать…

— Я хочу к папе! — вдруг захныкала девочка.

— Это не ее ли отца я видел с тобой в прошлое воскресенье? — поинтересовался Бабаев. — По-моему, ты с ним выходила из своего дома.

— Да нет, — вспыхнула официантка. — Это знакомый из Душанбе, Мавричев. Он в нашем районе по делам часто бывает.

— Ну а что еще о шатене?

— У них там была компания. Водку пили. Что-то о деньгах говорили. Потом затеяли драку с Мавричевым.

— Значит, он тоже был в ресторане? А драка из-за чего?

Девочка вновь заплакала.

— Этого еще не хватало! — Мать протянула ей носовой платок. — На, вытри слезы. — Но дочь бросила платок на пол.

— Разве так можно? — Бабаев поднял платок. — Смотри, какой здесь хорошенький крестик, — и показал на метку в углу. — Это ты вышивала?

Девочка стала молча разглядывать крестик.

— Как же ты теперь с ней будешь? — участливо спросил капитан. — Не возить же каждый раз с собой на работу. Может, помочь в садик ее устроить?

— Да нет, к соседям определю. Хорошие люди.

— К Рауфовым, что ли? — догадался Бабаев.

— Вот именно.

На вопрос: из-за чего началась драка — Сабурова так и не ответила.

7

«Уазик» сорвался с места, будто застоявшийся конь. В кабину ворвалась струя холодного воздуха. Леднев закрыл стекло, чтобы Гулямова не продуло еще больше.

— А знаете, — вдруг сказал геолог, — я никогда не был в Ленинграде…

— Вам трудно говорить, — попытался остановить его майор.

Но Гулямов решительно продолжал:

— Да, никогда там не был. Однако могу подробно рассказать об Эрмитаже и Таврическом дворце, Исаакиевском соборе и Александринском театре. Я знаю, что Петровские ворота в Петропавловском соборе были первоначально деревянными, а потом заменены каменными. Могу назвать дату: тысяча семьсот восемнадцатый год. Построены по проекту инженера Трезини.

Тогда мы работали на Памире. Сенина застиг обвал. Пять суток провел он в каменном плену, едва разыскали его. А вышел и говорит: «Назовем это место Петропавловской крепостью».

Отец Юрия Васильевича был архитектором. Его имя часто называли в ряду таких известных зодчих, как Никольский, Гегелло, Кричевский, по проектам которых еще в двадцатые годы в Ленинграде начиналось новое строительство. Сенин унаследовал от отца любовь к искусству, мог часами рассказывать о родном городе. И мы были благодарны ему за это…

Гулямов снова закашлялся и вдруг сдавил руку Ледневу:

— Мне не верится, что его больше нет в живых.

Правление колхоза разместилось в новом здании с разрисованными под мрамор колоннами. На ступенях сидели двое. Тот, что помоложе, держал в руке кепку.

— Чья машина? — Бабаев показал на грузовик.

— Моя. — Ответил пожилой.

— Сейчас разберемся, — предупредил капитан. — Далеко не уходите.

Шофер Султанов вел себя спокойно, как человек, которому нечего скрывать.

Да, он отвез геологов на Орлиную. Потом ужинали в Сечиноре. Кадыров встретил дружка, угощал в ресторане. Как называл? Митькой. Драка действительно была… По пьянке. Машину заправлял, однако ехать не собирался. Честно говоря, не смог удержаться, заказал себе пиво.

Потом поехали к чайхане, там и переночевали. В пять тридцать утра хотели было уезжать, а тут распоряжение: кто порожняком — загружаться хлопком. Так попали в колхоз. Митька с ними не поехал.

— Геологи, которых вы оставили на Орлиной, убиты минувшей ночью, — сказал Бабаев.

— Убиты? — изумился Султанов.

— А теперь опишите Митьку.

Султанов наморщил лоб.

— Брюки серые, в полоску. Одет в желтую рубашку…

«Все запомнили эту рубашку!» — подумал капитан.

8

Пауза затянулась, а Голубев все молчал.

За это время Музаффар-заде успел вспомнить недавний разговор с матерью. Слышимость была плохая, в телефонную трубку врывались какие-то помехи. Но одну фразу он все-таки уловил: «Может, орлу подрезали крылья?»

Он давно собирался к ней, в Рушан, да никак не удавалось выполнить обещание. Вероятно, это имела в виду старушка.

Родной дом стоял на высокой горе, окруженный густым абрикосовым садом. Днем здесь пряталось солнце, а ночью перевитые ветви деревьев, словно неводом, черпали звезды.

Музаффар-заде пытливо взглянул на сидевшего перед ним человека. Вот кто, похоже, всю жизнь бредет с перебитыми крыльями.

— А несколько дней назад я случайно обнаружил в книге записку, — наконец произнес Голубев. — «Сказка! — было написано в ней. — Поздравляю тебя

с наступающим праздником. Желаю всего наилучшего. Что-то в последнее время ты перестала мне отвечать. Или что-нибудь у тебя стряслось? Если ничего, то я буду рад. Черкани. Беспокоюсь. Юра».

«Сказка…» Это я могу называть ее сказкой. Могу называть какими угодно ласковыми именами, но никто другой не имеет права. Никто, кроме меня.

«Поздравляю тебя…» Почему тебя, а не вас? Почему поздравляю? Почему она должна отвечать? И ведь отвечала!

Не знаю, с каким праздником поздравляли Веру. В записке ни даты, ни адреса.

Тогда я просто лишился рассудка и написал такое письмо: «Верочка, и до чего же я, оказывается, ошибся в тебе…» Я просто не знал, что делать.

А может быть, эта записка и не ей. У меня мелькнула об этом мысль, но уже потом, когда отправил письмо.

Эта записка… Такой неуютной показалась мне наша квартира, все, что напоминало о Вере. Весь день ходил как больной и не мог заснуть. Наутро снова принялся уговаривать себя, что записка адресована не Вере. Ничего из этого не вышло. Тогда стал иначе осмысливать все, что в ней написано. Ну и что, если «сказка»? Это мог написать приятель, один из тех, с кем она работает вместе.

Тут я вспомнил, что начальника геологической партии зовут Юрием Петровичем. Отлично его знаю: у него жена, дочь. Как это я сразу не догадался? Неужели он?!

Сразу вспомнилось, что этот май она проводила дома, не была в горах. С апреля работала над диссертацией, целыми днями просиживала в библиотеке. Она еще не защитилась, дописывала какие-то главы. Значит, эта записка ей. У них была переписка. Тайная, которую от меня скрывали.

И тогда я не выдержал: бросил все и помчался в горы. Мне было необходимо все выяснить до конца.

Теперь напротив Бабаева сидел Кадыров. Он положил руки на колени и словно замер.

— Фамилия, имя?

— К-кадыров. С-сахиб. — Он слегка заикался, если начинал волноваться. Одна бровь у Кадырова поднялась, обнажила багровый рубец.

Был судим, приговорен к трем годам лишения свободы за хулиганство. Наказание отбыл. С прошлого года работает подсобным рабочим в геологической партии.

— Вчера вечером вы были в ресторане. С кем сидели, по случаю чего?

— Я, Султанов и Митька Тля… Едем мы, а тут человек голосует на дороге. Остановились, он — в кузов. Вот-те и раз: Митька! Много лет не виделись.

— Как его фамилия? Где познакомились?

— Не знаю. Тля и Тля. Вместе отбывали наказание.

— Где он теперь живет? И что делал в горах?

— Не знаю. Спрашивал, как я живу. Х-хорошо, отвечаю. Вот сегодня получили зарплату. А он г-говорит: тогда угощай.

— В каких отношениях вы были с геологом Сениным? — Этот вопрос явно озадачил собеседника капитана.

— В х-хороших.

— А с Верой Васильевной Голубевой?

Кадыров окончательно растерялся.

— Они оба убиты. Теперь вы понимаете, почему нас интересует Митька Тля?

В глазах Кадырова застыл страх.

— Но я п-правда больше ничего о нем не знаю.

9

Вернувшись в управление, майор Леднев убедился, что помощники зря времени не теряли. Прежде всего он познакомился с результатами дактилоскопической экспертизы. На бутылке, которой был убит Сенин, следы не сохранились. А вот на раскладушках были обнаружены отпечатки пальцев, принадлежавших разным людям, в том числе рецидивисту Рослякову Дмитрию Ивановичу. После отбытия наказания в декабре прошлого года он выехал в Андижан.

Судебно-медицинская экспертиза определила, что у Сенина была кровь первой группы. Между тем на бутылке, которую приобщили к делу, оказались и несколько капель крови второй группы. Возможно, убийца поранил руку?

Майор связался с ГАИ:

— Меня интересуют все машины, которые вчера после девятнадцати часов проезжали через Орлиную.

— Разрешите, Петр Ильич? — В дверях появился лейтенант Ходжаев. — Вот фотографии Рослякова. Мы их уже размножили, направляем по списку.

Позвонил Бабаев, доложил о том, что стало ему известно.

— Вы мне этого Тлю найдите! — потребовал Леднев. — И еще вот что: выпишите на завтра, часам к десяти утра, повестки Султанову и Кадырову. Я с ними тоже хочу поговорить.

Леднев набрал номер телефона следователя прокуратуры.

— Приезжайте ко мне, — сказал Музаффар-заде, внимательно выслушав его. — Вместе подумаем. А здесь, кстати, Голубев. И еще, Петр Ильич. Мне очень нужна ваша машина.

В ресторане «Фарогат» преобладали синие тона. Васильковые скатерти на массивных столах, бирюзовая раздвижная стена, отделяющая зал от бара, небесная фресковая живопись на потолке. Тяжелые темно-синие шторы загораживали дневной свет. Ваганова это раздражало.

Он никак не мог понять, почему согласился пойти в ресторан с этим совершенно не знакомым ему человеком.

— Откуда вам так хорошо известны мои семейные обстоятельства? — наконец не вытерпел он.

— А может, я — судебный исполнитель, на алиментах специализируюсь?

Ваганов решил промолчать.

— Мы связаны одним тугим узлом, — доверительно сообщил после очередной рюмки Мавричев.

— Значит, вы сейчас с Надеждой? — До Ваганова с трудом доходил смысл его слов.

— Может быть.

— И это с вашего согласия она забрала Людмилу?

— Вот тут вы не угадали. Дело в том, что вы будто джинна выпустили из бутылки. Надежда считает: раз присудили алименты, значит, есть и у нее права на ребенка.

— Очень сомнительные.

— А по-моему, теперь все зависит от нее.

— Вы плохо знаете закон.

— Ну это не вам судить, что я знаю. — Мавричев снова налил себе. — Вы лучше спросите, почему я не сбросил вас с лестницы.

— Ну и почему?

— Интереса не было. А вот кошка у меня действительно с лестницы загремела. Известная вам женщина визг подняла. Да что ты, говорю, Валентина, разве от одной кошки человечество обеднеет?

Официантка принесла счет.

— Рассчитывайтесь, — пьяно усмехнулся Мавричев. — Ведь теперь у вас будет неплохой дополнительный заработок от алиментов…

После этого разговора Ваганов и пришел в прокуратуру.

Голубев с отрешенным видом сидел на стуле.

— Пусть его отвезут домой, — распорядился Музаффар-заде, как только Леднев появился в его кабинете.

Дежурный пошел проводить Голубева.

— Конечно, письмо написал он. — Следователь включил магнитофонную запись:

«…В воскресенье я был за Машхуром, — скрипучим, надорванным голосом исповедовался Голубев. — Меня встретил Юрий Петрович Ергин: «А Верочка недавно уехала». Я подумал: почему Верочка? Но Юрий Петрович так сердечно меня принял, что все сомнения рассеялись. «А Верочка уехала, — повторил он. — С Сениным». Меня словно обожгло: ведь и Сенин — Юрий! Так, может быть, это его записку я тогда обнаружил? Опять стало тревожно на душе. Я спросил, едва сдерживаясь, куда они поехали. Оказывается, на Орлиную…

Мне очень нужно было повидать Веру. Солнце уже заходило, когда я спустился на большую дорогу. Вспомнил, что с утра ничего не ел. Разыскал закусочную. Я очень редко пью, а тут выпил. Ничего не мог с собою поделать. Не дождавшись попутной машины, отправился пешком к Орлиной. Шел и шел, все ускоряя шаг, и никак не мог успокоиться. А мысли, одна другой обидней, распаляли меня. Потом споткнулся и упал.

Лежал и не хотел вставать. И опять думал, что все для меня на этом свете уже потеряно.

Не знаю, где и ночевал, — в каком-то стогу сена. Наступило утро, меня ждали в институте. И тут вдруг машина. Я так и не добрался до Орлиной, не объяснился с Верой. И вот у вас это письмо. Но мы бы разобрались сами. Или здесь какое-то недоразумение?..»

— Ну что вы скажете по этому поводу? — спросил Музаффар-заде, выключив магнитофон.

— Его заявление о машине мы тоже постараемся проверить, — сказал Леднев.

Следователь прокуратуры смотрел в окно. Огромный медный шар солнца уплывал за черные зубчатые горы. Где-то там, в тесных ущельях, уже начиналась ночь. Скоро и здесь, над городом, сгустится мгла, вспыхнут яркими жемчужинами холодные, лучисто мерцающие звезды.

— Ладно, Петр Ильич, утро вечера мудренее, — заключил Музаффар-заде.

10

Участковый инспектор Джураев протянул Ледневу фотографию Рослякова:

— Я знаю его как Андрея Валейского. Впервые встретил этого человека около месяца назад. Он прибыл из Караганды и остановился у гражданки Зябликовой, которая работает продавщицей.

Информация была лаконичной — Джураев берег время. Но Леднев хотел знать о Зябликовой подробнее.

Он не сомневался, что старший лейтенант может рассказать о ней гораздо больше. И не ошибся.

Валентина Зябликова влюблялась с первого взгляда и всякий раз верила, что наконец-то встретила настоящего человека. Так она познакомилась и с Валейским, горным мастером, как он представился ей.

Участковый тоже познакомился с ним.

— Вы как, здесь пропишетесь или Валентину заберете с собой?

— Разберемся, — ответил Валейский. — Я ведь специалист узкого профиля.

Это было позавчера. А затем он ушел и не вернулся…

В Караганду пошел запрос об Андрее Валейском, а дом Зябликовой был взят под наблюдение.

Ровно в десять часов утра раздался телефонный звонок:

— Товарищ майор, к вам гражданин Султанов.

Спустя некоторое время в коридоре раздались шаги.

— Жжет руки, — признался шофер, кивая на повестку. — Я как вчера ее получил, так и места себе не нахожу.

— Давайте еще раз вспомним, что было в тот вечер, — предложил Леднев.

Султанов понимающе кивнул.

— Кадыров еще на Орлиной заявил: хочу угостить своего приятеля, тот, мол, здорово помог нам, когда разгружали машину. Вот я и согласился.

— Кстати, его фамилия Росляков. Отбывал, наказание вместе с Кадыровым.

— Я это знаю. А вел он себя спокойно. Рассказал, что с прошлым покончил. Теперь горный мастер, денег тьма. Кадыров и говорит: «Мы тоже гребем червонцы лопатами». Это он, конечно, загнул, хотя заработки у нас тоже хорошие.

— Что было дальше?

— Митька все Верой Васильевной интересовался. Понравилась, должно быть. Все расспрашивал: а кто с ней остался? У нее с Сениным, что, служебный роман?.. Потом была неприятность. Сидел за соседним столиком один гражданин. Официантка его обхаживала…

— Расскажите-ка это подробнее.

— Так ведь с Сенина все и началось. Мы с Кадыровым стали вспоминать, как однажды геолог попал в снежный завал, пальцы отморозил, удалили два на левой ноге без наркоза. В другой раз сорвался с обрыва, чудом остался в живых. Вернулся в партию, шутит:

«Нырнул я с Аничкова моста в Фонтанку». Он ведь вырос в Ленинграде. Здесь, в горах, у него были свои Невские ворота, Ростральная колонна. Или вдруг скажет: «Едем к скульптурной группе Ши-Цзы». Мы уже знали, что он имеет в виду. Тут наш сосед и вмешался: «Ну и эрудит ваш Сенин». Митька сразу полез выяснять отношения. Сосед тоже, видать, пропустил немало. В общем, сцепились они крепко. Сосед все кричал: «Ты Мавричева еще не знаешь!» Потом, кажется, официантка его и увела.

Музаффар-заде вынул из вазы пожелтевший букет, смахнул со стола засохшие лепестки.

Вазу ему подарили в школьной библиотеке. Пригласили однажды на конференцию по правовым вопросам. Кого-то заинтересовало, на чем строится работа следователя. На интуиции, логике, психологии, ответил он тогда.

— А вы можете определить, что я за человек? — вдруг бросил вызов долговязый подросток.

— Давайте попробуем. Вот вы любите животных? — осведомился Музаффар-заде.

— По-моему, это необязательно.

— Уступаете в троллейбусе место женщине?

— Смотря по обстоятельствам.

— Как относитесь к ветеранам войны?

— Не люблю пропускать их без очереди.

— Назовите своих друзей.

— А это зачем?

— Человек подобен руде. Он формируется и деформируется при определенной температуре.

— Вы так считаете?

— Да не я, а Горький. Короче говоря, — подытожил следователь, — вы еще только формируетесь, юноша, и, как мне кажется, не совсем в правильном направлении.

Потом был разговор с директором школы:

— А ведь этот парень — циник. Что у него за семья?

— Очень смутно представляю, — признался директор. — Дети растут. Мы в школе учим их всяким наукам основательно, а вырабатываем ли моральную основу?

— Психологи утверждают, — сказал Музаффар-заде, — что нравственная инфантильность в конечном счете приводит к разложению личности.

Вечером его старшая дочь призналась:

— Всем очень понравилась твоя лекция. — Она проходила педагогическую практику в этой школе.

— Поставили галочку? — недовольно спросил Музаффар-заде.

— Да что ты!

— Хорошо, если не так…

Следователь подошел к окну. Черные тени исполосовали стены домов. Прозрачные облака, подсвеченные малиновыми лучами солнца, медленно передвигались по небу.

«Конечно, — думал Музаффар-заде, — работа следователя требует логического мышления. Но хорошо, когда она основана на фактах».

В деле, которое он сейчас расследовал, с фактами пока еще было туговато.

11

Из Андижана пришел ответ: Росляков Дмитрий Иванович в городе не прописан. Тогда майор Леднев запросил адресно-справочное бюро, где имелась картотека с незаменимым источником информации — листками прописки. Вскоре он уже знал, что в Душанбе и районах республиканского подчинения проживает столько-то Росляковых, в том числе пять Дмитриев Ивановичей. К Ледневу стали стекаться сведения об этих людях. Того, кто его интересовал, среди них тоже не было.

Позвонил капитан Бабаев. Ему удалось установить, что Митька Тля добрался рейсовым автобусом до Нурека. Там его след терялся.

Леднев взглянул на часы:

— Кадырову вручили повестку? Что-то он задерживается.

Женщина требовала немедленного свидания:

— Я по делу убийства.

Леднев узнал голос. Там, в горах, когда его недружелюбно провожали геологи, этот голос поддержал его.

Женщина была возбуждена, не знала, с чего начать. Но в конце концов разговорилась и сообщила некоторые интересные сведения о Сенине:

— Он любил одну женщину. Каждый день писал ей в Ленинград. Как-то двадцать дней никто из партии никуда не ездил, за это время у него накопилось двадцать писем. Столько времени жить в разлуке — и так любить! Но Юрий Васильевич ни разу не пожаловался на судьбу. Я всегда удивлялась: какой он сильный!

Верочка тоже любила своего мужа, — дополнила она свой рассказ о Голубевой. — А тот ревновал — и не без основания. Но Сенин тут ни при чем. Ергин, вот кто проходу ей не давал. И знаете, в ту ночь его на месте не было.

Ергин?! Это было что-то новое. Майор вспомнил, как нервничал начальник геологической партии во время их прошлой беседы. Но ведь его можно было понять: убиты люди, которых он близко знал и которые находились под его началом.

— Вы считаете, что Ергин способен на такое чудовищное преступление?

— Ах, — призналась она с досадой, — я теперь всех готова подозревать.

Больше сказать ей было нечего, и женщина ушла.

«Конечно, факт настораживающий: почему Ергин сказал, что ночевал в палатке? Где он был на самом деле? И вообще, что он за человек? — размышлял Леднев, узнав к тому же, что у Ергина вторая группа крови. — Надо бы переговорить с парторгом Гулямовьм».

В этот момент поступило сообщение, что Кадыров исчез.

12

Когда объявили посадку, пестрая толпа с узлами и чемоданами ринулась к вагонам. Кадыров затерялся среди людей и вынырнул где-то в конце состава. Проводница бегло взглянула на билет, поставила галочку в блокноте.

Поднялся он в тамбур с твердым желанием не оборачиваться. Но какая-то сила заставила повернуть голову. На перроне была толчея. Людей было много, и все, казалось, смотрели на него. Даже почудилось, будто протягивают руки. С трудом оторвавшись от этих настороженных глаз и тянущихся рук, готовых вцепиться в него, Кадыров наконец очутился в вагоне. Сел в купе подальше от окна, сжимая коленями небольшой чемодан. Хотелось одного — скорей бы тронулся поезд.

— Товарищ! — Он вскочил, готовый бежать. — Куда же вы? — удивилась молодая женщина с курносым мальчиком лет трех.

— Я п-покурю.

— Может, поменяетесь полочками?..

Кадыров заставил себя прислушаться к тому, что говорила женщина.

— Ах, п-полочками. Ну да, конечно.

Еще целых пятнадцать минут до отхода поезда!

Он забросил свой чемоданчик на верхнюю полку, вышел в проход. Но тут нахлынула новая волна страха. Резко обернулся — прямо на него шел милиционер. Кадыров начал пятиться, ощущая противную слабость во всем теле.

Неожиданно милиционер остановился. Кадыров затаил дыхание. Только сейчас он заметил в руках старшины чемодан и понял, что тот тоже куда-то едет, а до него ему нет никакого дела.

Вскинул руку с часами. Еще тринадцать минут! Неужели прошло всего две минуты с тех пор, как уступил свое место женщине с ребенком? Зря поторопился войти в вагон, а ведь думал, что здесь-то он будет чувствовать себя в безопасности.

Кадыров не поверил, когда перрон вдруг качнулся и колеса затянули свою извечную песню. В окне уже мелькали стальные переплеты моста через Душанбинку, а ему все мерещилось, что вот-вот остановят поезд.

Проводница раздала постельное белье. Кадыров сразу полез наверх, лег, отвернувшись к стенке.

Мальчик внизу не хотел спать, но лег — и сразу уснул. Вскоре уже спал весь вагон.

Не мог уснуть лишь один человек. Он лежал, укрывшись с головой, но страх забрался под простыню, гнал сон. Промучился всю ночь и, лишь когда пассажиры стали пробуждаться, ненадолго забылся.

Все уже пили чай. Курносый мальчик разочарованно спрашивал у матери:

— Почему дядя спит?

На другой нижней полке суетилась старушка. Свесив длинные босые ноги, сверху к ней тянулся подросток. «Внучок», — объяснила она. Видно, мальчишке лень было спускаться, и старушка протягивала ему завтрак.

А Кадыров все лежал, мучительно думая, что в конце концов и ему придется вставать. Страшно хотелось курить. Когда он пересилил себя и скинул простыню, в купе заглянул старшина милиции.

— Корд доред?[16] — Кадыров покрылся холодным потом. — Корд доред? — громче повторил старшина.

Кадыров молчал, а пальцы судорожно сжимали простыню.

— Я спрашиваю нож, — с легким акцентом попросил милиционер.

— Вот, пожалуйста, — сказала женщина с ребенком.

Через несколько минут Кадыров взял полотенце и направился в сторону туалета. Поезд только что тронулся с разъезда. По перрону гулял ветер, небо обложило тучами.

Весь следующий перегон Кадыров простоял в тамбуре и курил. Проводница предложила пройти в вагон — приближался туннель. Он вернулся в купе, и в это время вспыхнул свет. За окном стало темно.

Курносый мальчик захлопал в ладошки:

— Это вы сделали?

Молодая мамаша усадила Кадырова к столику.

— Вот, пожалуйста, курица, пирожки.

Ему не хотелось есть. Кто-то из соседнего купе предложил сыграть в шахматы, Кадыров отказался.

В Карши поезд прибыл с опозданием. Стоянку могли сократить, но Кадыров все-таки вышел на перрон.

— Отправление, гражданин!

Опять этот милиционер…

Кадыров не обернулся. Обжигая пальцы, затушил сигарету. Если сейчас побежать… Нет, этого делать нельзя. Опустив голову, зашагал к вагону.

Поезд набирал скорость, а страх все не отпускал.

Старшина вертелся рядом:

— Кучо меравед — куда едете?

— В Т-ташкент, — едва раздвинул губы. — К родным. — Брови у Кадырова поползли вверх, обнажили багровый рубец.

В Бухаре поезд стоял долго, купе опустело. Внучок позвал курносого мальчика пройтись по перрону. Молодая женщина, накинув пуховый платок, прильнула к окну и напряженно следила за ними.

И опять поезд мчался в мглистую даль. Но Кадырова среди пассажиров уже не было.

13

Женщина с мольбой смотрела на участкового инспектора. В ее широко раскрытых глазах появились слезы.

— Сейчас мы все выясним, — сказал Джураев. Совсем недавно он докладывал о ней майору Ледневу.

У Зябликовой был выходной день, и, отправившись в город, она не смогла пройти мимо комиссионного магазина. Здесь вдруг и обнаружила свои новые туфли.

— Смотрите, товарищ милиционер. Я не могу ошибиться, шила на заказ.

— Определенно это не ваши туфли, гражданочка, — убеждал продавец. — А еще старшего лейтенанта отвлекаете, без нужды привели сюда.

Но Зябликова была уверена, что права, не могла только понять, каким образом ее туфли оказались в комиссионке.

— Вы их только не продавайте, — волновалась Зябликова. — Я возьму такси и мигом.

Продавец не успел ответить, как Зябликова помчалась к выходу, энергично расталкивая покупателей.

— Кто принес сюда эти туфли? — спросил участковый.

Продавец пригласил его в кабинет директора.

— Пожалуйста, садитесь. — Директор смущенно крутил пуговицу на своем костюме. Три дня назад какой-то молодой человек предложил его жене эти туфли. А пришла домой, стала мерить — жмут. Вот он и сдал их на комиссию.

Дверь открылась, и в кабинете появилась молодящаяся брюнетка.

— Ах, это ты! — безвольно произнес директор магазина.

Увидев офицера милиции, брюнетка в нерешительности остановилась. В это время вернулась Зябликова.

— Мои туфли!

Жена директора недовольно свела брови:

— Что значит — ваши?

— А то, что они мои!

— Гражданки, спокойно! — решительно вмешался Джураев. — Сейчас разберемся.

Зябликова уже готова была разрыдаться.

— И шубки меховой нет. И платьев.

— Я не знаю, куда вы их дели! — перешла в наступление брюнетка.

— Жанночка! — пытался утихомирить жену директор.

— Расскажите, при каких обстоятельствах вы приобрели эти туфли? — обратился Джураев к брюнетке.

Женщина стала неохотно рассказывать. Была в ЦУМе, к ней подошел молодой человек, предложил купить.

— Опишите его.

— Среднего роста, — проговорила она с достоинством. — Шатен. — И немного погодя добавила: — В желтой рубашке…

На стуле в углу тихо заплакала Зябликова. Теперь она знала, кто продал ее туфли.

— Надежда, тебя к телефону! — позвал директор ресторана «Сечинор».

Она услышала тусклый голос Мавричева. Последняя встреча с ним оставила в ее душе мучительный осадок.

Мавричев считался приятелем бывшего мужа и, разумеется, все о ней знал. Когда Надежда объявила Сабурову, что снова ожидает ребенка, тот заявил, что «нагулянная девочка» теперь будет мешать. Пытаясь сохранить семью, Надежда была вынуждена отвезти дочку к Ваганову. Но второй ребенок родился мертвым, и жизнь с Сабуровым окончательно расстроилась.

Мавричев принял живое участие в делах Надежды. Запутавшаяся, одинокая женщина потянулась к нему. Однако Мавричев не собирался на ней жениться, и Надежда скоро поняла это. Все чаще думала она о девочке.

Узнав, что в Душанбе вновь появился Ваганов, Сабурова поспешила увидеть дочку. Дальнейшие события развертывались стремительно. Теперь мать не хотела дальнейшей разлуки с Людочкой, а со своим возлюбленным решила порвать.

— Я снова видел Ваганова, — глухо сообщил Мавричев. — Он все по судам шляется, и девочку у тебя отберут. Так что жди милиционеров.

— Да я их на порог не пущу!

— Вот и правильно! — Мавричев резко оборвал разговор.

Леднев ознакомил следователя с ответом из Караганды. Андрей Андреевич Валейский действительно был горным мастером, характеризовался положительно. Месяц назад он заявил об утере паспорта.

— Все это довольно странно, — внимательно выслушав майора, заметил Музаффар-заде. — Полистайте-ка дело о прошлых кражах Рослякова. А потом обменяемся мнениями.

14

Тревожные мысли изматывали Кадырова. Все ему приходилось начинать с нуля. Ведь и сына-то он увидел в первый раз, когда тот уже научился ходить. А как трудно было устроиться на работу! Вначале никуда не хотели брать. Но потом нашлись добрые люди, которые ему поверили.

И вдруг эта непредвиденная встреча.

— Не узнал? — заулыбался Митька Тля.

— К-как же, М-митька!..

Кадыров пил с ним. Пил много, не пьянея. Потом была драка в ресторане с Мавричевым. И вот чем все это кончилось…

Дело по обвинению Рослякова Дмитрия Ивановича было пятилетней давности. Леднев углубился в чтение:

«Гор. Душанбе, 30 июня. Помощник прокурора, юрист 2-го класса… в соответствии со ст. УПК Таджикской ССР принял устное заявление от явившейся в прокуратуру гражданки… Разъяснена ответственность… После чего сделано следующее заявление:

Я живу одна, работаю кассиром в кинотеатре. Домой возвращаюсь поздно. Вчера днем ушла на работу, вернулась около десяти часов вечера. За это время неизвестный путем подбора ключа проник в мою комнату и взял чемодан черный дерматиновый, комбинацию зеленую трикотажную, шарф белый вязаный… Кражу обнаружила сегодня. Никого не подозреваю.

Протокол мною прочитан. Заявление записано с моих слов правильно».

17 июля в прокуратуру поступило другое заявление:

«Живу одна, работаю в гостинице «Душанбе». Сегодня утром пришла домой и обнаружила кражу вещей. Кто-то проник в мою комнату и похитил… Никого не подозреваю».

Спустя девять дней — еще одно заявление:

«Работаю на переговорном пункте. Сегодня в десять часов утра пришла домой после ночной смены и обнаружила, что неизвестный преступник унес из моей квартиры… Никого не подозреваю».

Далее шел протокол задержания Рослякова на месте очередного преступления. При обыске в его квартире обнаружены: чемодан черный дерматиновый, комбинация зеленая трикотажная… Все стало ясно, и следователь соединил дела о кражах в одном следственном производстве.

Из протокола первой очной ставки:

«Следователь прокуратуры… на основании статей… произвел очную ставку между потерпевшей… и обвиняемым Росляковым Дмитрием Ивановичем. На вопрос, знают ли они друг друга и в каких отношениях находятся между собой, они показали:

Потерпевшая: С Росляковым я познакомилась в июне. Он всю неделю приходил за билетами в кино. А потом проводил меня домой. Отношения у нас хорошие, личных счетов не имею.

Обвиняемый: Подтверждаю. Отношения нормальные, личных счетов между нами нет.

Вопрос к потерпевшей: Каким же образом ваши вещи оказались у Рослякова?

Ответ: Не знаю. В квартире у меня он был, но один не оставался, потому я просто не могла подумать на него».

Выдержка из протокола второй очной ставки:

«Потерпевшая: Познакомилась с Росляковым в первых числах июля. Он остановился в нашей гостинице. Проводил домой. Отношения нормальные. Личных счетов не имею.

Обвиняемый: (такой же ответ).

Вопрос к потерпевшей: Как же ваши вещи оказались у Рослякова?

Ответ: Не знаю. В моей квартире он был, но не оставался».

Еще один протокол:

«Потерпевшая: с Росляковым мы познакомились на переговорном пункте. Проводил домой…

Вопрос к потерпевшей: Как случилось, что ваши вещи оказались у Рослякова?

Ответ: Не знаю. В день кражи он звонил мне, никак не могла подозревать его».

Музаффар-заде сидел, плотно сжав губы. Теперь Леднев знал, что не удовлетворяло следователя в той логической цепочке, которая выстраивалась по делу убийства геологов.

— Значит, Митька Тля взялся за старое?

— Вот именно. Но тогда зачем ему нужно было совершать преступление на Орлиной?

— Кто же у нас остается еще: Кадыров и Ергин? У последнего кровь второй группы, а Кадыров и без того наследил, выгружая вещи геологов.

— Думайте, Петр Ильич, думайте. Мне ведь нужны неоспоримые доказательства.

15

В окно заглядывал теплый ласковый вечер. Майор Леднев не заметил, как он подкрался. Сухой вялый ветер пытался расшевелить одинокий тополь во дворе управления.

Ледиев думал о Голубеве. Сейчас ему, должно быть, очень тяжело. Установить машину, на которой он возвращался в город, не удалось. Да это, вероятно, было и ни к чему. Голубев не оставил отпечатков своих пальцев на Орлиной сопке.

Майор набрал номер телефона Голубева — монотонно гудел зуммер. Подождал немного и позвонил вновь — никакого ответа. Тогда позвонил к себе домой.

— Я задержусь, — сказал он виновато. Но жена к этому давно уже привыкла и не удивилась…

«Газик» остановился возле крупнопанельного дома, в котором жил Голубев. Из почтового ящика газеты сегодня не вынимали. Майор нажал на кнопку звонка — в квартире никакого движения, а дверь оказалась незапертой.

На вешалке висели мужской и дамский плащи, зеленая мужская шляпа, черный зонтик с костяной ручкой. На полу выстроился ряд мужских и дамских туфель. Трюмо было заставлено коробками духов и прочей косметикой.

— Есть дома кто-нибудь? — громко спросил Леднев.

Налево была прикрытая дверь в комнату. Еще одна дверь вела прямо на кухню. Майор увидел газовую плиту с кастрюлей и чайником. Газ был выключен.

Мягкая ковровая дорожка скрадывала шаги. Леднев с беспокойством толкнул затворенную дверь.

Судя по всему, он попал в гостиную: сервант с набором чайной посуды и хрусталем, круглый стол с венскими стульями. В углу тумбочка с цветным телевизором, на полу ковер.

Скользнув взглядом по женскому портрету в массивной раме, висевшему на стене, майор быстро пересек гостиную и приоткрыл дверь в смежную комнату. Она была заставлена стеллажами, а на полированном столике рядом с телефоном горела лампа под красным абажуром. В нише справа, на кушетке, в неестественной позе лежал человек, одетый в синий однобортный костюм, который Леднев хорошо запомнил.

Майор бросился к нему. Голубев медленно повернулся. У Леднева отлегло от сердца.

— Что за шутки? — почти грубо спросил он.

Голубев сел на кушетке. Его трудно было узнать: осунувшееся лицо с больными глазами, побелевшие виски. Когда он приходил в прокуратуру, седины не было.

Настойчиво зазвонил телефон. Голубев даже не посмотрел в его сторону. Через некоторое время вновь раздался звонок.

— Возьмите трубку, — предложил Леднев.

Голубев вяло подчинился.

— Да, — пересохшими губами ответил кому-то. — Ах, это вы, товарищ Гулямов?

— Я из больницы звоню. Вы меня слышите?

Голубев бессильно опустил руку с трубкой, которую успел перехватить Леднев.

Гулямов засыпал майора вопросами: как чувствует себя Голубев, почему бросил трубку?

— Мне уже лучше! — кричал он. — Совсем хорошо! Скоро выпишусь и не оставлю его одного!

16

«Наш поезд прибывает в столицу Советского Азербайджана!»

Как отделаться от этой, сейчас уже ничего не значащей фразы?

Кадыров сидел на берегу Каспийского моря. Волны, словно верный пес, лизали ему ноги. В море уходил пароход. Из трубы валил густой черный дым. Уж не от него ли пятна на солнце?

«Наш поезд прибывает в…»

Прямо кошмар какой-то!

А ведь жена беременна. Совсем недавно она вдруг сообщила ему эту новость. Удивительно нежный, ласковый у нее голос. Обещала родить девочку — так он хотел.

И вот эта проклятая встреча в горах. Митька Тля. Все полетело к черту!

Кадыров больше не мог оставаться со своими мыслями. Вскочил в первый автобус и поехал в центр Баку.

— Г-где тут почта?

Он исписал несколько бланков, прежде чем сочинил текст.

— Вы забыли написать, от кого телеграмма, — напомнила девушка в окошке.

— И т-так поймут.

Леднев уединился с Гулямовым на одной из скамеек больничного сада.

— Надо кое-что выяснить. Вы уж, пожалуйста, извините, что тревожу вас больного.

Леднева интересовал Ергин.

— Что ж, он в самом деле не ночевал в палатке… — И Гулямов замялся.

— Помните, как вы мне рассказывали о Сенине? — спросил майор.

— Ну, Сенин — одно, а Ергин — совершенно другое. Сенин весь нараспашку. А Ергин…

Он все-таки разговорился. Ергин — хороший специалист, в управлении его ценят. Однако человек он сложный, живет по своим законам. Да, действительно пытался ухаживать за Голубевой. Роман у них не получился. Вот тогда он и зачастил на третий участок колхоза «Победа».

— Есть там одна учительница, — произнес Гулямов с досадой. — «Сказка», как говорит Ергин.

«Значит, это его записку нашел Голубев!» — отметил про себя Леднев.

Парторг между тем продолжал:

— Я беседовал с девушкой. Она производит хорошее впечатление. Но я очень уважаю жену Ергина и потому не хотел, чтобы она узнала об этом увлечении. «Кончай!» — настаивал я. Тот только усмехался в ответ. Он знает толк в людях — подобрал себе отличных специалистов. Все у него не просто работают — творят. Вероятно, из-за этого ему многое прощают. И у меня рука не поднялась. Ергин одновременно отталкивает и вызывает симпатию. Вот, скажем, Кадыров: вернулся из заключения, а Ергин на это не посмотрел.

— Вы считаете, что он поступил неправильно? — осторожно спросил Леднев.

— Ну что вы! — геолог даже обиделся. — Когда человек возвращается к жизни, ему, конечно, надо помочь.

— А знаете, Кадыров исчез.

— Тут какое-то недоразумение, — удивился Гулямов.

— Разберемся, — заметил майор. — Так что вы еще скажете о Ергине?

— В ту ночь он был у своей учительницы.

— Назовите, пожалуйста, ее фамилию. Ведь не такая уж это тайна, — подбодрил его майор.

— Действительно, — согласился Гулямов. — Ибодат Алимшоева…

Служебная телеграмма из Свердловска в Душанбе:

Ответная телеграмма в Свердловск:

Словно сговорившись, все они один за другим шли к майору Ледневу. Он с трудом узнавал этих людей, потому что были в другой одежде, привели в порядок или вовсе сбрили бороды.

Чувствовалось, что геологи многое передумали за минувшие дни и потянулись к Ледневу, который обещал разыскать убийц. Теперь каждый всячески стремился помочь следствию.

Майор отметил, что все хотели подчеркнуть, какими замечательными людьми были Голубева и Сенин.

— Он называл меня Фальконе, — рассказывал седой, с молодым лицом геолог. — То ли по некоторому сходству фамилий, то ли потому, что я занимаюсь лепкой. До Фальконе мне, конечно, далеко. Я никогда не создам «Медного всадника». А Юрий уверял, что смогу, и отправлял моих собачек и зайчиков на какие-то выставки. Я даже премии получал…

Все много говорили о Сенине, и было даже обидно за Голубеву, хотя о ней тоже отзывались хорошо. Майор понимал: Сенин был человеком незаурядным, к нему каждый тянулся. Теперь его долго не будет хватать этим людям.

Как бы между прочим Леднев просил охарактеризовать того или иного участника геологической партии.

О Ергине мнения разделились.

17

— Прошу учесть чистосердечные показания, — заученно проговорил Росляков, когда Музаффар-заде включил магнитофон.

«Думаю, и вы разберетесь, — начал Росляков. — Вот люди в космос летают, и я бы не прочь. Только ведь звезды где? А квартиры… Их что звезд — не перечесть. Я дверным замкам оценку даю, вроде как ОТК. Вы зря меня привезли сюда, гражданин следователь. Завязал я, честно говорю: все! В новую жизнь подался Митька Тля. А что мадам представился под чужим именем, так это чистой воды случайность. Нашел корки, развернул — товарищ Валейский! Рад бы познакомиться, к тому же на фотокарточке очень уж похож на меня. И помчал меня поезд в звездную даль. Мир, думаю, не без добрых людей. Начну жизнь — закачаешься!

«А ты кто будешь, как звать-то тебя?» — спрашивает новая знакомая. Тут я ей и скажи: звать, мол, Андрюшкой, по батюшке — Андреевич. Валейский, словом. Горняк. И паспорт сую для пущей важности. Она начала листать. Ну, влип, думаю. А что как женат мой Андрей Андреевич? Я ведь в такие подробности не вдавался. Разлетимся, думаю, как скорые поезда.

Вдруг она: «Милый, хороший!» Выходит, я не женат. Ай, спасибо, Андрюшенька, — не поторопился, не женился еще.

Отдохну-ка я, думаю, у этой красотки недельку-другую, А она хоть и не теща, но язык во рту не умещается. Раззвонила всем: мой муж, Валейский Андрей Андреевич. С участковым даже познакомила. Ладно, думаю, ты меня еще вспомнишь. А дальше как было, так было. Не отрицаю. Учить таких надо, гражданин начальник…»

Капитан Бабаев не сразу разыскал председателя колхоза «Победа».

— Вы что, раис,[17] специально от меня прячетесь? — спросил он, поглаживая усы. — А причины-то хоть есть?

— Ну, если милиция пожаловала…

— А я, может, заглянул на огонек?

— Тогда будете желанным гостем.

На берегу прозрачного неторопливого арыка возвышалась глинобитная суфа,[18] прикрытая грубошерстным паласом. Уютно потрескивали в костре сухие ветки. Ленивые язычки пламени тянулись к закопченному до черноты казану, где доходил плов.

— Учительница Ибодат Алимшоева не старшая ли дочь вашего агронома? — спросил Бабаев.

— Да, но теперь она уже завуч. Вы, случаем, не сватать ее пришли? Тогда из этого ничего не получится — любит она другого.

— Человек хоть стоящий?

— Вы его знаете — Ергин, — вздохнул председатель. — Так в чем же дело, если не секрет?

— Хочу все знать о Ергине.

— Она женщина прямая, — помедлил с ответом председатель. — Вы только сразу объясните ей, что к чему.

18

Лейтенант Ходжаев положил перед Ледиевым телеграмму из Баку:

— Эта телеграмма от Кадырова, хотя и без подписи. — Ходжаев уже навел справки. — Когда почтальон доставил корреспонденцию, жена его разрыдалась, говорит, вся уже извелась.

— Странный текст, — задумчиво произнес майор. — Ведь у Кадыровых мальчик.

— Так, может быть, это имеет тайный смысл? — оживился Ходжаев. — Наверное, они о чем-то договорились. Сама Кадырова работает мастером в объединении художественных промыслов «Дилором».

— Немедленно свяжитесь с Баку, — распорядился майор. — Кадырова надо разыскать.

Музаффар-заде протянул Ледневу руку:

— С чем пожаловали на сей раз, Петр Ильич?

Майор протянул телеграфный бланк:

— Не похоже, чтобы это написал человек, только что совершивший тягчайшее преступление. Правда, мне в этом тексте не все понятно. «Береги дочь». А у Кадыровых — сын.

— Все очень просто, — сказал следователь. — Вчера звонила его жена, ждет второго ребенка. Возможно, он это имел в виду?

— Сейчас вы мне скажете, за что отбывал наказание Кадыров, и его тоже придется сбрасывать со счетов.

— Вначале послушайте. Человек был молод и влюблен в свою жену. Не сегодня завтра должен был стать отцом. На радостях выпил лишнее, каким-то образом оказался в студенческом общежитии. Оскорбил вахтера, столкнул с лестницы девушку. У той сотрясение мозга. Вот и отбыл заслуженное наказание. Но я не снимаю с него подозрение, — продолжал следователь, — ведь чем-то вызвано это бегство?..

— Еще остается Ергин, — добавил майор.

Ибодат Алимшоева удивилась:

— Вы ко мне? Тогда прошу вас, муаллим.

Бабаев очутился в небольшой уютной комнате, заставленной стеллажами. Среди книг ослепительно улыбались звезды экрана, над диваном глядел с ковра великий Рудаки.

Некоторое время сидели молча, приглядываясь друг к другу. В конце концов гость не выдержал:

— Я ведь помню вас еще совсем маленькой. Вы так забавно танцевали в детстве. Думал, станете балериной.

Девушка сняла со стены дутар.[19]

— На большее не хватило таланта. — Осторожно провела по струнам. Потекли мелодичные, тягучие звуки.

— Меня интересует Ергин, — наконец решился задать главный вопрос Бабаев. — Что, вас удивляет, что я пришел с этим сюда?

В ее поведении не было никакого замешательства.

— Простите мою бестактность, — продолжал он, — но мне все нужно знать про случившееся в ту ночь, когда были убиты геологи. Ергина не было в лагере.

— Ну и что из этого следует? Ергин… Чепуха какая-то.

— Если вы подтвердите, что в ту ночь… — Капитан запнулся.

— Ни в ту, ни в какую другую! — озадачила его Ибодат. — Ергин никогда не оставался в моем доме.

— В таком случае, — развел руками Бабаев, — у него нет алиби. Или вы можете доказать обратное?

— Несомненно. Но для начала поймите наши отношения, — выговорила девушка. — Они очень сложные. Ергин не скрывает своих чувств. А мне просто радостно его видеть.

— Но как же быть с алиби? — напомнил капитан.

— Зайдите к Назаровым, и все станет ясно.

— Вы что-то недоговариваете.

— Я даю вам точный адрес, муаллим. — Голос у Ибодат дрогнул. — Вниз по улице до старой чинары.

«Митька Тля! — думал Кадыров. — Кто же еще?»

Когда капитан Бабаев сообщил о трагическом происшествии на Орлиной сопке, именно эта мысль обожгла его сознание. В колонии Митька отличался жестокостью. Рубец над бровью — от него полученная метка. Теперь вот убиты хорошие люди.

Кадырова знобило. «Это я навел его на геологов!» — казнил он себя. Не сразу осознал, что совершил ошибку, скрывшись так нелепо от следствия. Как теперь быть? Ведь первый же вопрос будет: «Объясните свое поведение».

Кадыров не заметил, как набежали густые темные тучи. Спасаясь от беспощадного секущего дождя, побежал к автобусной остановке. Желтый «Икарус» приветливо распахнул двери. Ливень хлестал по стеклам, убаюкивал.

— Товарищ, конечная остановка!

Кадыров удивленно открыл глаза:

— Г-где мы? В аэропорту?

А если все же поверят?! Нерешительно подошел к кассе:

— Б-билеты в Душанбе есть? — И протянул паспорт.

— Кадыров?

— Н-ну да. — Он не заметил волнения пожилой кассирши, старательно выводившей его фамилию на билете.

До вылета еще оставалось время. Он купил сосиски в буфете, подошел к высокому круглому столику на металлической ножке. Интуитивно почувствовал, что кто-то пристально смотрел ему в затылок. Кадыров обернулся. Старшина милиции! Что за чертовщина! Да ведь это и не старшина вовсе. Офицерские звездочки на погонах.

19

Из протокола дополнительного допроса обвиняемого Рослякова Дмитрия Ивановича:

«— Почему интересовались Голубевой?

— Неравнодушен к женскому полу.

— А Сениным?

— Не помню. Может, позавидовал. А может, не интересовался совсем.

— Почему затеяли драку в ресторане?

— Не знаю, как это все получилось. В общем, мест в ресторане не было, а за соседним столиком — важная персона: никого не подсаживают. Я таких людей терпеть не могу. Потом он в наш разговор вмешался, словечком мудреным хотел взять. Тут уж я и совсем не сдержался.

— О чем вы с ним говорили?

— Не поверите — о Ленинграде. «Вот ты, мол, такой образованный, а какая из себя одна там скульптура?» У нас до этого свой разговор был. Тут он все и напутал. Мы стали громко смеяться. Официантка подлетела, успокаивает. Он прямо бешеным стал: «Ты Мавричева еще не знаешь!» — кричит мне. «А я Сенина знаю, — говорю, — не сравнить с таким ничтожеством, как ты». Короче, врезал ему.

— Больше вы с Мавричевым не встречались?

— Считайте, что в этом отношении ему повезло».

Здание прокуратуры оказалось такого же дымчатого цвета, что и море, с которым Кадыров расстался всего несколько часов назад. Опять на него нахлынула неуверенность. Боясь, что передумает, он быстро зашагал к стеклянным дверям.

Музаффар-заде сразу узнал его.

— В-вы меня помните? — спросил Кадыров следователя дрожащим голосом.

В разговор вмешался телефонный звонок.

— Все в порядке, — прогудела трубка. — По-моему, Кадыров не заметил, что мы «вели» его от трапа самолета, — сказал Леднев.

Сабурова никак не могла вспомнить фамилию юриста. Зато диалог, который произошел между ними, прокручивался сам по себе, словно испорченная пластинка:

«— …Вот такое мое дело. Но меня ведь не лишали материнства.

— К сожалению, ничем не могу помочь. Кодекс о браке и семье дает Ваганову право требовать возврата дочери. К тому же и лишение родительских прав не избавило бы от обязанности платить алименты на содержание ребенка.

— Да разве это меня пугает? Просто я не могу остаться без девочки.

— Ошибку, которую в свое время вы совершили, очень трудно теперь исправить. Попробуйте договориться с Вагановым. Не поможет, обратитесь в суд со встречным иском. В любом случае вы сможете регулярно ее видеть…»

20

Несмотря на поздний час, капитан Бабаев твердо решил закончить свои дела в колхозе «Победа». Могучая, в три обхвата чинара точно обозначила калитку, в которую он постучал.

— Так это вы здесь живете?.. — удивился Бабаев. Перед ним стояла заправщица с бензоколонки. — Стареть, видимо, начинаю, совсем забыл.

— Что это ты, губа-дура, на себя наговариваешь? Заходи лучше, гостем будешь.

— Сын у тебя? — припомнил Бабаев, тоже переходя на «ты».

— Еще какой! — сказала она с гордостью. — Науку о земном строении изучает. В наших горах он такие минералы найдет, что и Ергин позавидует.

Вот, значит, какие нити связывают этот дом с начальником геологической партии.

— И часто Ергин у вас бывает? — поинтересовался капитан.

— Часто не часто, но заходит. Даже иногда ночевать остается. А что тут плохого? Я ведь не одинокая женщина.

Она охотно назвала число, когда он в последний раз был здесь. Сын как раз приезжал с уборки хлопка. Всю ночь они с Ергиным проговорили.

— У Ергина с учительницей роман, — доверительно поделилась заправщица. — Только уж больно та строгая, извела мужчину. Приходит он к нам, хоть водой отливай. Больше, говорит, ноги моей там не будет. А сам, губа-дура, чуть представится случай — и бежит к ней!

Бабаева это уже не интересовало.

— Что-то мы с вами упустили в наших действиях, — сказал Музаффар-заде.

— Есть слабое звено, — подтвердил Леднев, — и я, кажется, его нащупал. Почему овчарка не взяла тогда след на Орлиной сопке?

— Ну и к какому же выводу вы пришли?

— Вспомните след от велосипеда, обнаруженный младшим лейтенантом Полосовым. А что, если велосипедом почтальона воспользовался кто-то другой?

— Любопытно. Ну и что же вы предприняли?

— Капитан Бабаев устанавливает круг знакомых почтальона. Меня же все больше интересует тот вечер в ресторане «Сечинор»…

В доме почтальона Рауфова засуетились, когда вновь пришли работники милиции. Почтальон помнил визит капитана Бабаева со следователем прокуратуры, стало быть, и на сей раз гости пожаловали неспроста.

Разговор был прямой:

— Вы знаете, что на Орлиной совершено преступление, — сказал Леднев. — Так вот, у нас есть основания предполагать, что убийца воспользовался вашим велосипедом. Вы кому-нибудь его давали?

— Нет, никому.

— Я хочу посмотреть, где вы его держите, — сказал майор.

Рауфов повел офицеров к хаузу. Велосипед стоял у дряхлого карагача с лохматыми длинными ветвями.

— Здесь я его всегда ставлю.

— Всегда ли? — недоверчиво произнес Бабаев. — В прошлый раз вы говорили то же. Но велосипед находился тогда чуть правей, у той молоденькой вишенки.

Эти слова рассеяли последние сомнения майора.

— Вы запираете калитку на ночь? — спросил он у почтальона.

— Нет, товарищ начальник. У нас здесь тихо.

Леднев стал внимательно осматривать велосипед. Старая, побитая машина. Конечно, Рауфов не мог вспомнить, где и когда появились те или иные вмятины и царапины. В довершение ко всему он вчера чистил и смазывал велосипед.

— Чем была вызвана такая необходимость?

— Я чуть не сбил мальчика, — признался Рауфов. — Он неожиданно выскочил на дорогу. Я стал сигналить, но звонок не сработал. Пора, думаю, сделать профилактику.

— А звонок у вас так и не работает, — определил Леднев.

— Он страшно дребезжал все время, на нервы действовал. А тут замолчал, я даже обрадовался.

Майор уже отвинчивал крышку звонка.

— Смотрите, товарищи! — воскликнул он, осторожно извлекая засунутую в корпус звонка тряпку. — Похоже на носовой платок. И любопытная метка в углу — вышитый крестик.

— Ну-ка покажите, — подался вперед Бабаев. — Я уже такой крестик где-то видел, — раздумчиво промолвил он. — Сейчас вспомню… В ресторане «Сечинор». Стоп! — и повернулся к почтальону: — А ведь официантка Сабурова — ваша соседка. Как же могла ее вещь оказаться в таком неподходящем месте?

— Понятия не имею.

21

В окне, прикрытом тяжелыми шторами, горел свет. Значит, Сабурова была дома. Бабаев осторожно постучал в дверь.

— Пришли все-таки? — недружелюбно спросила Надежда. — А дочку я вам не отдам!

— Естественно, — капитан тронул усы. — До моих сыновей она еще не доросла.

В комнате пахло подгорелым молоком, просыхающим после мытья полом.

— Сейчас мы проведем опознание, — сказал Леднев. — Товарищ капитан, пригласите, пожалуйста, понятых.

Сабурова сразу опознала свой носовой платок.

— Вы кому-нибудь его давали?

— Кажется, Мавричеву. Ну да, когда в ресторане была драка, у него из носа пошла кровь.

— Ваши отношения с Мавричевым? Что он за человек?

— Так вы и в самом деле пришли не за Людочкой?.. А с Мавричевым теперь все кончено, — сразу успокоилась женщина.

— Как это понимать? — спросил Бабаев.

— Очень просто. Помните, вы в тот раз про драку спрашивали? А началось все с того, что я честно сказала Мавричеву: «Завтра пойду с Вагановым договариваться, чтобы вместе ребенка воспитывать». Ему это так не понравилось, что стал меня отговаривать, а потом напился. Я таким его еще никогда не видела. Вечером пришел ко мне домой, стал издеваться: и такая я, и сякая. А сам-то чего в жизни добился, что собой представляет? Видела я, как в ресторане простые парни на место его поставили. Так я ему и сказала. Он начал кричать, а потом вдруг стал Сенина грязью поливать. Я заступилась за геолога, его здесь у нас все знают.

«Ты за себя лучше отвечай! Или, может быть, он у тебя ночевал?» — «А ты мне не муж, чтобы такой допрос учинять». — «Ну погоди! Я вам всем еще покажу, кто такой Мавричев!» Толкнул меня в грудь так, что я чуть не упала, схватил недопитую бутылку и выскочил за дверь…

Сабурова вдруг осеклась и побледнела:

— Неужели он?!

22

Музаффар-заде второй день гостил в Рушане. Закончил очередное дело, взял неделю за счет неиспользованного отпуска.

Новый день начался резким квоканьем кеклика. Маленький темно-серый комочек, крылышки с голубым отливом. С ним что-то случилось, не мог летать.

Музаффар-заде поудобней устроился на глинобитной террасе дома. Кругом тишина и покой. Самое время забыть обо всем и набираться сил. Но мысли его вновь и вновь возвращались к последнему, только что завершенному делу.

…Мавричев выбежал во двор и от ярости не находил себе места. Тут его взгляд упал на старый велосипед под карагачем. Он вскочил в седло и начал крутить педали, останавливаясь лишь для того, чтобы приложиться к бутылке. Вот и Орлиная сопка.

Дребезжание звонка разбудило геолога. «Кто там?» — спросил он.

Мавричев спрыгнул с велосипеда. «Ты Сенин?» — грубо спросил он. «Я. А вы кто?» — спокойно ответил геолог. «Сейчас узнаешь!» — Мавричев изо всех сил ударил его бутылкой.

«На помощь!» — сдавленным голосом закричала Голубева и соскочила с раскладушки. Он жестоко расправился с женщиной, единственным свидетелем этого бессмысленного, чудовищного злодеяния.

Все, кажется, рассчитал Мавричев. Вот только носовой платок засунул в звонок, чтобы тот не бренчал, а когда вернулся в Бунафшу и бросил велосипед в саду, забыл про него…

С юридической точки зрения любые нарушения закона укладываются в рамки Уголовного кодекса. Но встречаются преступления, которые по своей безрассудной жестокости даже с точки зрения психолога объяснить невозможно. Таким оказалось и преступление на Орлиной сопке…

Музаффар-заде встряхнул головой, чтобы прогнать невеселые мысли, и встал. Кеклик с гордым видом уселся на его плече.

«А может, взять его с собой в город? — подумал следователь. — Нет, лучше вылечу здесь, в родном для него месте, и отпущу на волю, пусть летает…»