– Я надеялась, что вы сможете рассказать мне о моей сестре, – обратилась я к предпоследнему в моем списке преподавателю, профессору С. С. Ахерну. – Вы знаете, с кем она дружила, где проводила время?

На подобные расспросы у меня ушел почти весь день. С расписанием Алины в одной руке и планом общежития в другой я ходила из аудитории в аудиторию, ждала снаружи окончания занятий, а потом приставала к ее преподавателям с расспросами. Завтра мне придется заниматься тем же, вот только опрашивать я буду студентов. Надеюсь, у студентов я смогу разузнать больше. Пока же информации, которую я собрала, хватило бы разве что на наперсток. Да и та была не особо полезной.

– Я уже рассказал полицейским все, что знал, – высокий и узкий, как железнодорожный рельс, профессор деловито и быстро собрал свои записи. – И считал, что инспектор О'Даффи проводит это расследование. Вы говорили с ним?

– На этой неделе у меня назначена встреча с ним, но я надеялась, что вы сможете уделить мне несколько минут.

Профессор спрятал записи в свой портфель и со щелчком захлопнул его.

– Простите, мисс Лейн, но я действительно очень мало знаю о вашей сестре. В те редкие дни, когда она удостаивала вниманием мои занятия, мы с ней практически не общались.

– В те редкие дни, когда она удостаивала вниманием ваши занятия? – повторила я. Алина любила колледж, она любила занятия и любила учиться. Она никогда не прогуливала лекций.

– Да. Как я уже сообщил «Гарде», вначале Алина появлялась регулярно, но затем ее посещения стали невероятно редкими. Она начала пропускать по три-четыре занятия кряду. – Должно быть, у меня был очень недоверчивый вид, даже изумленный, поскольку он поспешил добавить: – Это не так уж необычно для студентов, учащихся по программе обмена, мисс Лейн. Молодые люди впервые оказываются вдали от дома... ни родителей, ни правил... и энергетика города, заполненного пабами. Алина же была прелестной юной девушкой... Я уверен, что она нашла гораздо более интересные занятия, нежели сидение в душной аудитории.

– Но Алина не могла так поступить, – запротестовала я. – Моя сестра любила душные аудитории. Больше всего на свете она любила учебу. И шанс учиться в Тринити-колледже очень много для нее значил.

– Мне жаль. Но я лишь делюсь собственными наблюдениями.

– Вы не знаете, с кем она здесь дружила?

– Боюсь, что нет.

– А парень у нее был? – настаивала я.

– Насколько я знаю, нет. Но поскольку я видел ее лишь в компании остальных, я мог и не заметить. Простите, мисс Лейн, но ваша сестра, когда вообще посещала занятия, была лишь одной из множества студентов, заполнявших коридоры, и я чаще замечал ее отсутствие, нежели присутствие.

Я подавленно поблагодарила его и ушла. Профессор Ахерн был пятым из преподавателей Алины, с которыми мне удалось поговорить, и портрет девушки, которую они описывали, был мне совершенно не знаком. Она не посещала занятий, не интересовалась учебой, и, похоже, у нее вовсе не было друзей.

Я взглянула на свой список. Остался еще один профессор, с которым нужно было поговорить, но он преподавал только по четвергам и пятницам. Я решила отправиться в библиотеку. Проходя по зеленым лужайкам, заполненным студентами, которые общались, бродили и загорали под послеобеденным солнышком, я думала о том, какие именно причины могли так повлиять на отношение Алины к учебе. Предметы, которые предлагала программа обмена, были направлены на изучение культуры, и моя сестра – получив степень бакалавра, она собиралась стать доктором философии и литературы, – выбрала такие курсы, как «Цезарь в кельтской Галлии» и «Развитие индустрии в Ирландии XII века». Может, лекции ей просто не понравились?

Я не могла в это поверить. Алина всегда интересовалась всем на свете.

Я вздохнула и тут же пожалела о том, что это сделала. Ребра болели. Сегодня утром я проснулась и обнаружила широченную ленту кровоподтеков, опоясывающую тело прямо под грудью. Я не смогла надеть бюстгальтер, поскольку он давил бы на и без того ноющий синяк, поэтому ограничилась кружевной кофточкой, украшенной изящными розочками, поверх нее надела розовый свитер, который сочетался с очень-даже-живенько-розовым маникюром и педикюром. Черные капри, широкий серебряный пояс, серебристые сандалии и чудесная сумочка «от кутюр», на которую ушли сбережения всего лета, заканчивали ансамбль. Волосы я собрала в высокий хвост, заколов их милой заколкой, украшенной эмалью. Пусть я была вне себя, да еще и в синяках, но, честное слово, выглядела я великолепно. Подобно улыбке, которая завершала общее впечатление, хотя мне вовсе не было весело, этот наряд помогал мне почувствовать себя более уверенно, а сегодня мне как никогда была нужна поддержка и уверенность в себе.

«Я даю вам время до девяти вечера завтрашнего дня, чтобы убраться к дьяволу из этой страны и с моего пути». Ну не нахал? Мне пришлось прикусить язык, чтобы подавить ребяческое желание ляпнуть: «Иначе что? Ты мне не начальник», а секундой после я едва удержалась, чтобы не позвать мамочку и не заныть: «Меня здесь никто не любит, а я не понимаю почему!»

А его классификация людей! Ну и циник. «Ходячая жертва, вот петуния», – пробормотала я. А услышав себя, застонала. Мы родились и выросли в библейском поясе, и насчет ругательств мама была непоколебима, воспитывая нас пословицей: «У прелестной девушки не может быть грязного языка». Так что нам с Алиной пришлось придумать свои собственные глупые словечки взамен ругательств. Срань стала чушью свинячьей. Жопа стала петунией. Дерьмо стало маргаритками, а слово из трех букв, которое я уже и не припомню, когда говорила в последний раз, стало жабой. В общем, вы поняли.

К сожалению, мы так часто произносили эти слова, когда были детьми, что это вошло в привычку, от которой избавиться не легче, чем, собственно, от привычки ругаться. С бесконечным стыдом признаю, что чем сильнее я расстраиваюсь, тем чаще прибегаю к детскому словарному запасу. И довольно сложно призвать к порядку отбившихся от рук самцов в баре, сложно заставить их принимать тебя всерьез, когда твои угрозы сводятся вот к такому: «Отвалите от бармена, иначе он выбьет из вас чушь свинячью и вышвырнет ваши петунии за дверь». В наши дни и в нашем безбашенном возрасте чистая речь чаще всего приводит к тому, что над тобой смеются.

Я прочистила горло.

– Ходячая жертва, вот жопа.

Ладно, стоит признать, что с тех пор как я познакомилась с Иерихоном Бэрронсом, мой особый словарь начал забываться. Но я справлюсь с Бэрронсом. Он, без сомнения, безжалостный человек. Однако смертельно опасный человек убил бы меня вчера ночью, и на этом бы все закончилось. А он не убил. Он оставил меня в живых, и, насколько я понимаю, это означало, что так же он будет поступать и впредь. Иерихон будет грозить мне, запугивать, даже оставлять на мне синяки, но не убьет меня.

Ничего не изменилось. Мне все еще нужно было найти убийцу моей сестры, так что я решила остаться. И теперь, когда я знала, как это пишется, я собиралась четко выяснить, что же такое «Синсар Дабх». Мне было известно, что это книга – но что это за книга?


В надежде сэкономить я пропустила час пик в забегаловках, поскольку решила есть пореже. Так что я съела поздний ленч/ранний обед, состоящий из хрустящей жареной рыбы и чипсов, а потом направилась прямо в библиотеку. Через несколько часов я нашла то, что нужно. Я понятия не имела, что с этим делать дальше, но я это нашла.

Алина знала какой-то умный способ поиска по компьютерному каталогу, так что она бы сразу отобрала нужные книги. Но я из тех людей, которым необходимы надписи на книжных полках. Первые полчаса в библиотеке я провела, вытаскивая с полок книги по археологии и истории и складывая их в стопку в углу моего стола. Следующий час, или около того, я перелистывала добытое. В свою защиту могу сказать, что пользовалась алфавитными указателями в конце книг, так что к середине второй стопки я нашла это:


«Синсар Дабх»1 («Sinsar Dubh»): Темная Реликвия, принадлежащая мифологической расе Туата Де Данаан2. Написанная на языке, известном только старейшинам расы, книга учит, как завладеть смертоносной магией, заклинаниями которой заполнены ее зашифрованные страницы. Принесена в Ирландию Туата Де во время вторжений, описанных в псевдоисторической «Книге захвата Ирландии» («Leabhar Gabhala Eireann»3),затем украдена вместе с другими реликвиями Темных и, по слухам, попала в мир Людей.


Я моргнула. Потом просмотрела сноски внизу страницы.


1 Среди некоторых нуворишей от коллекционированияпрокатилась волна интереса к мифологическим реликтам, кое-кто заявлял, что у него имеются фотокопииодной или двух страниц этого «проклятого тома». «Синсар Дабх» не более реальна, чем мифологический персонаж, который якобы написал ее миллион лет назад —Темный король Туата Де Данаан. Интересно то, как этукнигу, написанную автором, которого не существовало,неизвестным кодом на мертвом ныне языке, собираютсяидентифицировать упомянутые коллекционеры.


2 Туата Де Данаан, по имеющейся информации, владели восемью реликвиями, дарующими безмерную силу: четырепринадлежали Светлым, четыре – Темным. Светлымиреликвиями считаются камень, копье, меч и котел. Темными – зеркало, шкатулка, амулет и книга («Синсар Дабх»).


3 «Leabhar Gabhala Eireann» («Книга захвата Ирландии»)описывает Туата Де Данаан пришедшими тридцатьюсемью годами позже Фир Болг (следовавшими за Кессайр,внучкой Ноя, партолонцами и народом Немеда) и на двести девяносто семь лет опередившими ирландцев и пракельтские, гойдельские народы. Однако более ранние и поздние источники опровергают как истинное существованиеТуата Де, так и дату их вторжения в наш мир, указаннуюв этом тексте одиннадцатого века.


Я закрыла «Алфавитный определитель артефактов: истинных и мифологических» и уставилась прямо перед собой. Меня можно было сбить с ног даже перышком. Серьезно. Одним из тех мелких перьев, которыми набивают декоративные подушки. Стоило взмахнуть таким перышком рядом со мной, и я свалилась бы со стула.

Мифологическая раса? Темный король? Магия? Это что, глупая шутка?

Алина никогда не интересовалась такими дурацкими вещами, так же как и я. Мы обе любили читать и смотреть фильмы с мистическим уклоном, но мы ходили только на мистику, триллеры или романтические комедии, а не на экстрасенсорно-паранормальную ерунду.

Вампиры? Тьфу. Зомби? Без комментариев. Путешествия во времени? Ха, покажите мне того, кто будет рад встретить огромного горца с манерами пещерного человека. Оборотни? Ой, вот это уже совсем глупо. Что такого можно найти в мужчине, которым управляет его внутренняя собака? Все мужчины и без того подходят под это описание, зачем приплетать еще и ген ликантропии?

Нет, спасибо, меня вполне устраивала реальность. И я никогда не хотела от нее сбежать. Алина полностью разделяла мое отношение. По крайней мере, я всегда так считала. Потому что в последнее время я все чаще задавалась вопросом, знала ли я вообще свою сестру.

Но я все равно не понимала. Зачем она оставила мне сообщение, посоветовала найти манускрипт о магии, которого, если верить «Алфавитному указателю Т. А. Муртога», вообще не существовало?!

Я открыла книгу и снова перечитала первую сноску. Возможно ли, что есть люди, верящие в то, что магическая книга, которой уже миллион лет, действительно существует и что мою сестру убили потому, что она перешла дорогу одному из этих фанатичных искателей?

Иерихон Бэрронс верил, что эта книга существует.

Я поразмыслила над этим с минуту. Что ж, значит, он тоже чокнутый, решила я, пожав плечами. Как бы хорошо пи сделали этот фолиант, он должен был рассыпаться на кусочки через нескольких тысяч лет. Книга, написанная миллион лет назад, превратилась бы в пыль еще в прошлой эре. Кстати, зачем ее вообще ищут, раз уж ее невозможно прочитать?

Сбитая с толку, я продолжила поиск, пробираясь сквозь книги из второй стопки, затем переходя к третьей. Полчаса спустя я получила ответ на свой вопрос в книге об ирландских мифах и легендах.


Согласно легенде, ключ к расшифровке кода «Синсар Дабх» заключен в четырех мистических камнях. В искусных руках друидов каждый из этих камней может пролить свет на небольшую часть текста, но лишь все четыре камня, объединенные в один, помогут расшифровать текст полностью.


Класс! Теперь еще и друиды присоединились. Я поискала информацию о них.


В дохристианском кельтском обществе друиды руководили правящим религиозным культом, их орден обладал законодательной и судебной властью, они занимались философией и обучением элитной молодежи, которую после привлекали в орден.


Звучит неплохо. Я продолжила чтение. И тут же изменила свое мнение.


Друиды приносили человеческие жертвы и ели желуди, готовясь пророчествовать. Они верили, что день сменяет ночь, и превратили это убеждение в учение о метемпсихозе. Друиды утверждали, что человеческая душа не умирает, а возрождается в иной жизненной форме. В древние времена считалось, что друиды посвящены в тайны богов, могут управлять физической материей, пространством, даже временем. В своем первоначальном значении ирландское слово «друи» означает «маг», «волшебник», «прорицатель»...


Так, приехали. Я захлопнула книгу и решила, что с меня хватит. Здесь моя доверчивость заканчивалась. Это не имело отношения к моей сестре. Ничто из прочитанного не имело к ней отношения. И объяснение такому положению вещей было лишь одно.

Иерихон Бэрронс солгал мне. И в данный момент он наверняка сидит в своем дорогом книжном магазине, одетый в костюм за пять тысяч долларов, и смеется надо мной. Он попытался сбить меня со следа, подкинув такую несусветную дрянь, что вонючая селедка, которой отбивают нюх у собак, покажется цветочками. Он попытался увести меня прочь от того, что Алина на самом деле просила найти, и вместо этого ткнул меня носом в какую-то глупую мистическую книгу о черной магии. Как и любой искусный лжец, Бэрронс четко отмерил дозу правды в свое вранье: как бы то ни было, он действительно хотел сам до этого добраться, потому и солгал мне. Удивившись моей наивности, он даже не потрудился сильно изменить то слово, которое произнесла Алина. «Ши-саду». Я повторила его по слогам, думая о том, как по-настоящему оно пишется. Возможно, между тем, что сказала на гаэльском Алина, и тем, как перекрутил для меня это слово Бэрронс, разница всего в несколько букв, которые превратят объект из области фантазий во вполне реальный, материальный предмет, и с его помощью я смогу выяснить обстоятельства смерти сестры. Если, кстати говоря, это слово вообще имеет отношение к гаэльскому, потому что это определение тоже дал Бэрронс. А я не могу доверять ни единому его слову.

Перейдя от обид к оскорблениям, он попытался запугать меня своими угрозами и требованиями покинуть страну. Ну и мои синяки тоже на его совести.

С каждой минутой я злилась все больше и больше.

Я вышла из библиотеки и зашла в магазинчик, чтобы купить некоторые нужные мелочи, потом зашагала по заполненной людьми Темпл Бар Дистрикт в направлении «Кларин-хауса». Улицы были забиты народом. Пабы сверкали огнями, и их двери были гостеприимно распахнуты, впуская посетителей и вечернюю июльскую прохладу, музыка была слышна даже на тротуарах. Всюду бродили симпатичные парни, и я несколько раз слышала восхищенный присвист мне вслед. Бывшая барменша, молодая одинокая женщина, обожающая музыку... Я привыкла к такой реакции. Это и был крайк.

И мне не было до него никакого дела.

Когда я злюсь, я часто веду мысленный диалог, – знаете, те слова, которые действительно стоило бы сказать, но которые мы забываем, лишь дойдет до дела, – и часто я настолько увлекаюсь воображаемой беседой, что совсем не замечаю, что творится вокруг.

Именно так я и оказалась у входа в магазин «Книги и сувениры Бэрронса», к которому дошла вместо «Кларин-хауса». Я не собиралась сюда приходить. Но, по-видимому, мои ноги сами привели меня к месту, которым были заняты мысли. Было двадцать минут десятого, но в крысиной петунии я видела глупое условие, поставленное мне мистером Бэрронсом.

Я остановилась перед зданием и быстро взглянула налево, на заброшенную часть города, в которой я вчера заблудилась. Четырехэтажный, облицованный новым кирпичом, деревом и камнем книжный магазин Бэрронса казался последним бастионом, отделявшим доброжелательную часть города от злобной его части. Справа от меня уличные фонари сияли теплым янтарным светом, люди перекликались, смеялись и разговаривали. Слева светилось лишь несколько лампочек, причем свет был тусклым и мерцающим, а сквозь гулкую тишину пробивались редкие удары – это ветер трепал о стену сломанные двери.

Я выбросила из головы неприятный район. У меня дело к Иерихону Бэрронсу. Знак «открыто» в окне не светился, – на двери были указаны часы работы – до восьми вечера, и внутри горели лишь тусклые лампы, однако дорогущий мотоцикл все еще стоял у магазина, на том же месте, что и вчера. Я не могла представить Фиону верхом на этом черном хромированном мачо-монстре, точно так же как не могла представить Бэрронса за рулем степенного серого «седана», разработанного для среднего класса. Таким образом, Иерихон наверняка где-то здесь, внутри.

Я сложила пальцы в кулак и загрохотала по двери. Я была в отвратном расположении духа, одураченная и преданная всеми, на кого рассчитывала в Дублине. С момента моего приезда некоторые были отстраненно-вежливыми, но никто не был приветливым, а многие вели себя непростительно грубо. И эти люди считают американцев плохими! Я подождала секунд двадцать и снова бухнула в дверь. Мама говорила, что у меня темперамент рыжеволосой. Но я знала нескольких рыжих, и мне до их характера было далеко. Просто когда мое шило в заднице начинает шевелиться, я обязана что-то сделать. Например, приехать в Дублин затем, чтобы дело Алины снова открыли.

– Бэрронс, я знаю, что ты там! Открывай! – закричала я. Несколько минут я продолжала стучать и кричать. И как только я начала думать, что его может и не оказаться внутри, из темноты слева от меня раздался глубокий голос, окрашенный нераспознаваемым акцентом, который намекал на то, что его обладатель провел много времени в странных местах. Таких, где гаремы и притоны курильщиков опиума – обыденность.

– Женщина, ты просто невероятно глупа.

Я уставилась в темноту. Через полквартала виднелось чуть более темное пятно, которое я посчитала своим собеседником. Было невозможно рассмотреть его очертания, но в том месте тьма сгущалась и казалась более плотной, чем окружающие ее тени. Кроме того, от вида этого пятна меня мороз продрал по коже. Значит, это точно он.

– Не так глупа, как ты думаешь, Бэрронс. Не такая дура, чтобы поверить в твою идиотскую историю.

– Ягненок в городе волков. Которому из них ты достанешься, хотел бы я знать?

– В пету... в задницу ягненка! Тебе меня не запугать.

– О да, поскольку ты невероятная дура.

– Я знаю, что ты мне солгал. Так что же на самом деле такое эта ши-саду?

Я не планировала повышать голос на незнакомом слове, но оно, казалось, срикошетило от окружающих зданий и прозвучало как выстрел. Из-за этого или по какой-то другой причине в ночи повисла плотная, невероятная тишина, похожая на ту, что всегда повисает в воздухе, стоит тебе сказать нечто вроде «А вы знаете, какая сука эта Джейн До?» и вдруг заметить, что Джейн До стоит неподалеку от тебя, и молчание окутывает комнату, а ты мечтаешь провалиться сквозь землю.

– Можете сразу мне сказать, поскольку я все равно не уйду без ответа.

Он оказался рядом прежде, чем я успела моргнуть. Этот человек двигался со скоростью молнии. Кстати, он стоял не там, где я предполагала. Он вынырнул из тени не более чем в трех метрах от меня и швырнул меня спиной на дверь магазина.

– Идиотка, не смей говорить о таких вещах после захода солнца!

Прижимая меня спиной к двери, Иерихон потянулся к замку.

– Я буду говорить, о чем только захо... – Я замолчала, уставившись ему за спину. То пятно тьмы, которое я поначалу приняла за его силуэт, начало двигаться. К нему присоединилось другое, немного поодаль, отделившись от стены здания на другой стороне. Эта вторая тень была невероятно высокой.

Я взглянула на противоположную часть тротуара, чтобы посмотреть, какой идиот гуляет ночью по этому ужасному району, отбрасывая тень.

Но никакого идиота там не оказалось.

Я снова взглянула на два пятна тьмы. Они приближались к нам. Быстро.

Я посмотрела на Бэрронса. Он бесстрастно взглянул на меня. Потом обернулся через плечо, окинул взглядом напугавшие меня тени.

И так же спокойно открыл дверь, толкнул меня внутрь, захлопнул дверь и закрыл ее на три засова за нашими спинами.

Загрузка...