Тайна шкатулки с драгоценностями

ПОЗОЛОЧЕННАЯ ПУГОВИЦА

Был уже час ночи. «Виль-д, — Нис» шел в открытом море в направлении Корсики, которую он должен был обогнуть вдоль западного побережья, чтобы потом войти в пролив Бонифация[3]. Я лежал на своей койке, находившейся прямо под койкой Сапожника, и мучился из-за духоты, тщетно пытаясь заснуть и переживая из-за Кафи, которому следовало бы сейчас находиться рядом со мной.

Бедняга Кафи! Помощник капитана не без замешательства и с некоторым недоверием выслушал рассказ о том, как пес самостоятельно, без моего ведома пробрался на судно. Все же он оказался достаточно сговорчивым и вполне любезно попросил меня отвести овчарку в специальное помещение для перевозки животных, расположенное на верхней палубе, в основании первой трубы.

— Вы должны понять: я не могу выделить матроса для ухода за одной-единственной собакой. Вам придется заниматься этим самому.

Ничего другого мне и не требовалось! Я вовсе не желал, чтобы кто-нибудь, кроме меня, ухаживал за моим четвероногим другом. Но, конечно, для самого Кафи было бы куда лучше остаться у моей тетушки. Теперь же ему придется три недели провести в клетке, как арестанту! И заключение наверняка покажется ему очень долгим: ведь ему нельзя даже сойти вместе с нами на берег во время стоянок, потому что у него нет справки о прививках.

Что же сейчас делает мой бедный пес? Если ему не удалось заснуть, то он, наверно, кружит, как дикий зверь, по своей клетке, недоумевая, почему я не взял его к себе в каюту. Спать мне совершенно расхотелось, и я решил подняться наверх, чтобы посидеть рядом с Кафи.

В коридорах мне никто не встретился. На палубе тоже не было ни души. Судно двигалось с большой скоростью, и тут гулял сильный ветер. Я без труда ориентировался, потому что днем я дважды навещал своего приятеля. Первая труба, как я тогда же выяснил, оказалась декоративной: в ней была дверь, а внутреннее пространство делилось сплошными дощатыми перегородками на восемь клеток. Поскольку у меня был выбор, я разместил Кафи в ближней к выходу каморке, которая была чуть больше остальных.

Я старался ступать как можно тише, но пес еще издалека узнал мои шаги. Как только я открыл дверь клетки, он тут же бросился навстречу и облизал мне все лицо.

Овеваемое ветерком с открытого моря обиталище Кафи по комфорту лишь немногим уступало нашему «подвалу». Я присел на несколько минут рядом с псом, который был настолько рад моему присутствию, что охотно провел бы так время до самого рассвета. Однако ребята могли забеспокоиться, куда это я запропал. Я уже хотел открыть решетчатую дверцу клетки, как вдруг пес навострил уши и залаял. Кто-то бродил по палубе неподалеку от труб. Вахтенный матрос?

— Замолчи, Кафи! — прошептал я. — Ты должен вести себя тихо, особенно по ночам.

Скрипнула дверь, и внутрь трубы вошел какой-то человек. Меня это озадачило, ведь, кроме моего пса, здесь не было других животных. Я подумал было, что кто-то из моих друзей решил навестить собаку, но тут же отказался от этой мысли: умная овчарка никогда не облаяла бы никого из своих. На всякий случай я отошел в глубь каморки, откуда мог все видеть, оставаясь при этом незамеченным. На фоне темной стены возник мужской силуэт.

— Заткнись, чертова псина! — хрипло выругался незнакомец. — Иначе получишь у меня хорошего пинка!

Человек скользнул влево и пропал из виду. Я сообразил, что он вошел в третью от входа клетку. Но зачем? Я затаил дыхание и прислушался, однако из закутка не доносилось ни звука. Тем не менее пришелец находился там, об этом красноречиво свидетельствовали настороженные уши Кафи.

Наконец мне удалось услышать, как кто-то вполголоса разговаривает, что было очень странно: ведь я разглядел фигуру лишь одного человека! Может быть, он явился сюда, чтобы встретиться с кем-то, кто уже ждал его? Однако раздавшиеся вскоре потрескивание и посвистывание все объяснили. Мужчина был один, а говорил он в микрофон рации. К моему большому сожалению, расстояние между нами оказалось слишком велико, чтобы я мог разобрать слова, к тому же нас разделяли две деревянные перегородки. Меня одолело любопытство.

— Кафи, лежать! Я сейчас вернусь!

С ловкостью индейца племени сиу я проскользнул в узкий коридорчик между клетками и застыл, продолжая напряженно прислушиваться. Сомнений больше не оставалось: рядом действительно шел сеанс радиосвязи. Неизвестный явно пытался с кем-то связаться, но было ясно, что ему это пока не удавалось, поэтому он постоянно повторял одни и те же позывные:

— Tango… Yankee!.. Fox… Delta!.. Танго!.. Янки!.. Фокс!.. Дельта!..

Не будучи столь подкован в радиоделе, как Стриженый, я тем не менее понимал, что этими словами в международном коде обозначаются буквы Т, Y, F и D; сами по себе они ничего не значили, но для незнакомца и того, с кем он пытался связаться, явно имели какой-то смысл.

Наконец связь была установлена, и пришелец стал говорить тише, обращаясь к своему корреспонденту то по-французски, то на каком-то иностранном языке, но это был не английский (его мы учим в лицее), не испанский и не итальянский, которые я обязательно бы узнал. По правде говоря, я понял всего одно слово, которое прозвучало несколько раз: Александр. I Может, так звали далекого собеседника? Впрочем, я быстро сообразил, что речь идет вовсе не об Александре, а об Александрии — египетском порте, куда наш теплоход должен был прибыть через три дня. Похоже, мой радиолюбитель вышел на связь с кем-то в Египте.

Голос замолк. Прекратились и радиошумы. Надо было возвращаться в клетку Кафи. Я стал тихонько отступать, не подозревая, что пес следом за мной вышел из клетки и стоит у меня за спиной. Я наступил ему на лапу, и он жалобно взвизгнул. Тут же в мне в лицо ударил луч карманного фонаря и раздался сердитый голос:

— А ты что здесь делаешь?!

Я был ослеплен ярким светом и настолько растерялся от неожиданности, что лишь пробормотал:

— Пришел проведать собаку.

— В такое-то время?.. Убирайся, и чтобы я тебя здесь по ночам больше не видел!

Я не представлял, с кем имею дело: незнакомец продолжал слепить меня светом фонаря и, судя по всему, делал это умышленно. Однако уже то, что он назвал Кафи «чертовой псиной», было для меня вполне достаточно, чтобы почувствовать к нему антипатию. Тем не менее я ответил вполне вежливо:

Кажется, я никому не мешаю тем, что пришел навестить своего пса.

А судовой устав? Появляться на палубе поздно ночью запрещено.

При этих словах мужчина направил луч себе на рукав, осветив две золотые нашивки. Судовой офицер! Я не знал, что и сказать. Но тут незнакомец заметил, что я разглядываю не только нашивки, но и морскую сумку в его руке, и повел себя совершенно неожиданно. Он грубо схватил меня за рубашку, притянул к себе и двинул кулаком с такой силой, что я пошатнулся. Я был оглушен, сделал шаг назад, но тут же пришел в себя и нанес ответный удар. Увидев, что хозяин в опасности, Кафи рванулся мне на помощь. Если бы я его не удержал, он наверняка разорвал бы моего противника на куски. Отступая, тот с яростью бросил на прощание:

— Ну погоди, ты обо мне еще услышишь! Я доложу бо всем помощнику капитана!

Он исчез в темноте, причем мне так и не удалось рассмотреть его лицо. Оставшись один, я задумался, успокаивающе поглаживая все еще продолжающего рычать Кафи. За те полдня, что мы пробыли на судне, и я, и мои друзья успели заметить необыкновенную предупредительность обслуживающего персонала и членов команды. Сам помощник капитана, второе лицо на судне, в ситуации с моей собакой проявил полное понимание. Почему же в таком случае этот моряк вел себя так агрессивно, хотя я не сделал ничего плохого? Может, я ему чем-то помешал?

Когда Кафи немного успокоился, я закрыл дверь его временного жилища и вернулся в наш «подвал», где меня с нетерпением ожидали взволнованные друзья.

— Ну, наконец-то! — вскричал Сапожник. — Когда я заметил, что тебя нет, то сразу разбудил всех остальных. Откуда ты явился?

Я рассказал обо всем, что со мной приключилось. Стриженый был поражен.

— Радиопередача из собачей конуры?! Неужели ы думаешь, что судовая радиостанция может быть становлена в трубе, пусть даже и декоративной? — Я рассказываю только то, что сам видел и слышал. Мне бы очень хотелось узнать, кто этот офицер. У него была с собой сумка, и он, как мог, старался ее от меня спрятать. А разъярился потому, что я застукал его во время радиосеанса.

Иными словами, он вышел на связь тайком?

Похоже на то…

Тем более странно, если это был член экипажа.

Ну ладно, — сказал Гий. — Забудь ты об этой зуботычине, Тиду, и давайте наконец спать!

Мы вновь растянулись на своих койках, опять я ворочался с боку на бок и долго не мог уснуть. Все случившееся, в особенности то, как старательно незнакомец скрывал свое лицо, произвело на меня странное впечатление. Наконец, несмотря на удушающую духоту, царившую в нашей каюте из-за отсутствия кондиционера или хотя бы вентилятора, мне удалось забыться тяжелым сном…

Я еще крепко спал, когда почувствовал, как кто-то схватил меня за руку. Еще не отойдя от ночных кошмаров, я рывком вскочил на ноги и приготовился отразить неожиданное нападение. Оказалось, однако, что это всего лишь Сапожник.

Эй, Тиду, просыпайся! Мы все давным-давно на ногах!

Да ведь еще ночь!

— Это здесь, внизу, а на палубе давно светло! Солнце жарит вовсю! Ты все проспал, мы только что прошли пролив Бонифация.

Я заканчивал умываться, когда в дверь постучала Мади. Она зашла за нами, чтобы позвать в столовую второго класса на завтрак. Наша подружка ничего не знала о ночном происшествии, но по моему лицу сразу догадалась, что я не в своей тарелке.

— Что с тобой случилось? — спросила она, пока мы рассаживались вокруг двух столов, составленных официантом с таким расчетом, чтобы мы могли уместиться за ними вшестером.

Мой рассказ поразил ее и привел в возмущение.

— Не могу понять этого радиолюбителя. Ясно одно: он выходил в эфир тайком и незаконно. Только почему он это сделал? И зачем ему понадобилось прятаться в трубе?

После завтрака я повел своих друзей на палубу, чтобы продемонстрировать им то место, где встретился с незнакомцем, а заодно проведать Кафи, который показался мне необычно нервным и беспокойным. Я пояснил:

Моряк находился в третьей клетке, а мы с Кафи сидели в первой. Он прошел мимо меня. А подрались мы с ним, когда он отсюда выходил.

Точно, здесь, — вскричал Гий. — Смотрите!

И он поднял позолоченную пуговицу, какие обычно пришивают к кителям морских офицеров. Вероятно, ее оторвал Кафи, когда бросился на мою защиту. Мы все снова задумались, не переставая удивляться, зачем незнакомцу понадобилось проводить радиосеанс непременно с самой верхней части судна.

— Мне кажется, я понял! — произнес Стриженый. — Все дело в клетке Фарадея[4].

— Какой клетке?

— Фарадея. Этот ученый открыл, что металлические конструкции представляют собой нечто вроде клетки, которая экранирует радиоволны. Тот человек поднялся на верхнюю палубу, потому что у него был маломощный передатчик, который просто не мог работать где-нибудь еще. Похоже, он и в самом деле выходил на связь тайком!