Тайная библиотека. Рыцарь Дальней стороны.

Глава первая Знакомство

Солнце уже валилось за горизонт, когда принц Корфул выехал из леса и увидел Баргорель.

До города оставалось не более десяти миль, и принц пришпорил коня. Дорога полого уходила вниз, увлекая в бескрайнюю долину реки Гестерун. По обочинам стояли старые кряжистые дубы, образуя исполинскую аллею. Меж неохватных стволов виднелись зеленые поля, прорезанные заросшими ложбинами.

Несмотря на усталость, конь принца радостно пустился в галоп, предчувствуя конец утомительного путешествия. Встречный ветер развевал пропыленный плащ принца и трепал его светлые кудри, перетянутые красным сафьяновым ремешком. Перед всадником, в розовой пыли дороги, неслышно летела его длинная тень, торопясь навстречу надвигающимся сумеркам.

Путь вел принца Корфула в долину Гестеруна, на дне которой, словно уложенный на зеленое блюдо, покоился славный город Баргорель, — столица королевства Норриндол.

Дорога вильнула вправо, пошла круче вниз и вывела к небольшой деревеньке с опрятными белыми домиками под красными черепичными крышами. В мягких закатных лучах солнца деревенька выглядела мирной и уютной. Однако в ней была какая-то странность, которую принц не сразу осознал: деревня была совершенно безлюдной: пустая улица, пустые палисадники возле домов, пусто чернели проемы растворенных дверей. И только выехав за околицу, принц понял в чем дело.

На зеленом сочном лугу между трактиром под названием «Щучий Лог» и балкой, заросшей ивняком, грудилась огромная толпа крестьян — должно быть, все население деревеньки. Женщины с маленькими детьми заняли окраину луга, ребятня постарше просочилась ближе к центру, а в самой середине толпились мужчины. Они гомонили на разные голоса, а в руках у каждого была длиннющая палка.

Принц пустил коня шагом и, свернув с дороги, подъехал поближе. В самой гуще толпы стоял юноша одетый просто, но явно по-городскому. Он размахивал руками и, поворачиваясь во все стороны, громким голосом убеждал в чем-то окружающих его крестьян. Выглядел он возбужденным, и в голосе чувствовалось некоторое лихачество, хотя ситуация складывалась совсем не весёлая.

На принца никто не обратил внимания. Он прислушался.

— Да что вы за люди такие? — доносился голос молодого человека. — Вы что, не жители Норриндола, человеческого языка не понимаете? Бестолковые!

Сквозь общий невнятный гомон прорезались раздраженные голоса:

— Что-что?! Что он такое говорит?

— Этот проходимец нас же и поносит!

— Толковый нашелся!

— Щеголь городской!

— Щас вот тресну дубиной, будет знать, какие мы бестолковые…

— Во-во! Ума много. Выколотить бы не мешало!…

Юноша и бровью не повел. Он повернулся в другую сторону и, выразительно жестикулируя, обратился к угрюмому старику:

— У меня и в мыслях не было ничего подобного! Что у вас за фантазии, не понимаю!

— А что ты делал на кладбище? — прорычал конопатый детина, стоявший позади угрюмого старика.

— Твое какое дело?! — отмахнулся молодой человек.

— Травы он там какие-то собирал.

— Ну и что?

— Колдун! — сказал кто-то за его спиной. Юноша обернулся.

— Да не колдун я!

— Может быть, лекарь? — послышался ехидный вопрос.

— И не лекарь. Но если кого вылечить надо, могу попробовать…

— Я же говорю, колдун.

— Сам ты колдун!

Юноша, похоже, рассердился. Лицо его покраснело, брови сдвинулись, а глаза заблестели. Теперь стало видно, что он старше, чем могло показаться на первый взгляд.

— Я не колдун и не лекарь, — заявил молодой человек. Его голос прозвучал строго и властно, и принц подумал, что далеко не всякий горожанин способен на такой ответ.

— Я, да будет вам известно, — продолжал тем временем юноша, — ученик короля Магнуса Мудрого. И если вы сейчас же не отпустите меня, вам не поздоровится.

Имя короля Магнуса произвели на крестьян некоторое впечатление. Они примолкли, и на многих лицах отразилась тревога.

Первым заговорил угрюмый старик. Он держался хладнокровнее остальных и тогда, когда те кипели негодованием, и теперь, когда робость побежала по сердцам деревенских храбрецов. Это был содержатель трактира и наиболее уважаемый житель деревни Папаша Гопс.

— Ты нас, парень, не пугай. Мы исправно служим королю и знаем свое дело. А что касается тебя, не очень-то ты похож на ученика нашего государя. Молод больно.

— Сопляк! — негромко рявкнул конопатый верзила и покрепче сжал палку.

Молодой человек не обратил внимания на оскорбление. Он не сводил взгляда со старика.

— А на кого же я, по-вашему, похож?

— На шарлатана, — спокойно и угрюмо ответил трактирщик.

Его ответ поднял боевой дух крестьян. Они вновь загомонили.

— Во-во! Знаем мы таких учеников. Все они шарлатаны и разбойники!

— Король наш — добрый правитель, а если и чародей, то от его чародейства одна польза…

— Точно! развелись тут шарлатаны всякие, колдуны-самоучки. Называют себя учениками короля, а от них только вред!

— Был тут один, тоже «учеником короля Магнуса» себя называл, так после него все молоко в деревне скисло!

— А теперь и того хлеще! По ночам в лесах появляются какие-то блуждающие серебристые огни.

— Неспокойно стало в королевстве. Если и дальше так пойдет, беды не оберешься!

— Фея лесов уснула, — проскрипел какой-то уж совсем ветхий крестьянин, — от того и беды…

— Да что говорить! Этот поджарый петух из тех же шарлатанов!

— Признавайся, какое колдовство замышлял против нашей деревни?

— Хватит уже языками чесать! Бей его, ребята!

Принц Корфул помрачнел. Впервые за свое путешествие по Норриндолу он стал свидетелем столь неприятной сцены.

Между тем крестьяне, взяв дубины на изготовку, двинулись на юношу. Долее медлить было нельзя. Принц пустил коня вперед и врезался в толпу.

— Мир вам, добрые люди! — решительно прокричал он.

Крестьяне шарахнулись от коня и расступились, образовав свободное пространство. Их палки, только что направленные на молодого человека, повернулись теперь к всаднику.

— Кто вы такой? — неприветливо спросил Папаша Гопс и, сощурив глаза, пристально посмотрел на «Длань Бергора», висевшую на груди принца. — Что угодно стражу Пятиречья от подданных короля Магнуса?

— Я рыцарь Дальней Стороны, еду в славный Баргорель. А угодно мне спросить, что у вас тут происходит, и нельзя ли решить спор миром?

— Этот человек — колдун и разбойник, — прозвучал чей-то голос, но говорящего принц не разглядел.

— Кто обвиняет его, и кто докажете вину?

— А нам доказательства ни к чему, ваша милость, мы и так знаем, — крикнул конопатый верзила. Его определенное сходство с трактирщиком наводило на мысль об их родстве. — Вы бы, господин рыцарь, проезжали своей дорогой. Мы сами справимся с нашим делом.

Трудно сказать, что подумал принц Корфул, но это предложение ему не понравилось. Конь его шагнул вперед. Конец длинной плети со свистом описал дугу, и огромная дубина, которую сжимал конопатый парень, выскочила у него из рук.

— Я не хочу с вами ссориться, — сурово произнес принц, — но, как страж Благословенного Края, я не позволю творить расправу над невиновным и безоружным человеком. Если же он виновен, отведите его к судье. Или в благословенном Норриндоле суда нет?

Крестьяне загудели, переговариваясь, видимо эта мысль не приходила им в на ум.

— Есть свидетели, что он собирал какие-то травы на нашем кладбище, — мрачно и упрямо проговорил папаша Гопс.

— Разве это преступление?

— Пусть скажет, зачем?

Множество голосов поддержало трактирщика. Принц вскинул руку, и гул стих. Он посмотрел на собирателя трав и встретил ничуть не испуганный, а любопытный взгляд.

— Мне нужен был Тенник алый, а здесь он растет только на кладбище. Это-то я и пытаюсь втолковать вам уже битых полчаса, — обратился он к старику, показывая ему пучок какой-то травы.

— Стало быть вина его лишь в том, — заговорил рыцарь Дальней Стороны, — что он побеспокоил вас. И за такую малось вы хотите его покалечить?

Трактирщик мрачно посмотрел на принца.

— Пусть впредь собирает свою крапиву в другом месте, — угрюмо промолвил он, бросил свою палку, повернулся и пошел прочь. Остальные последовали его примеру.

— Не больно-то хотелось связываться с этим проходимцем, — сказал какой-то словоохотливый крестьянин. — Шарлатан и бродячий рыцарь — два сапога пара. Тьфу!

— Что?! — вспылил принц. Он, было, ринулся вперед, но спасенный удержал коня за узду.

— Не надо, ваша милость, — сказал он самым непринужденным тоном. — Вы только что уняли одну ссору, так не затевайте новой.

Принц перевел дух и усмехнулся.

— Вы правы.

— Благодарю за помощь, ваша милость, — улыбаясь, проговорил молодой человек.

— Это долг любого стража Пятиречья.

— Не спорю. И, тем не менее, я у вас в долгу.

— Ну что ж, этот долг нетрудно уплатить: проводите меня до Баргореля и посоветуете хороший постоялый двор, и мы будем в расчете.

Юноша присвистнул.

— Это накануне «Турнира короны»? Баргорель не маленький город, но на праздник съехались сотни, а то и тысячи гостей! — Он посмотрел на закат и добавил: — До Баргореля я вас провожу, тем более, что сам туда тороплюсь и намереваюсь поужинать в одном пристойном заведении. Вот там и посмотрим, что можно сделать.

Принц Корфул огляделся. Луг опустел. Только возле трактира на траве сидели ребятишки и смотрели на него.

— Кстати, как ваше имя? Должен же я знать за кого вступился. Хотя, надо сказать, что вы не очень-то испугались здешних вояк.

— Меня зовут Витольд, ваша милость. А что до испуга, не хочу хвастаться и, уж тем более умалять вашего благородства, но покалечить себя я бы, разумеется, не дал.

— Вот как! Тогда за какую помощь вы меня благодарите?

— Мне не удалось бы решить этот конфликт так мирно, как вам. Боюсь, без шишек бы не обошлось.

И юноша весело рассмеялся. Принц покачал головой, но тоже улыбнулся.

— Скажите, Витольд, а зачем вам все-таки понадобилась эта трава?

Юноша посерьезнел, снова взглянув на заходящее солнце:

— До столицы не близко. Если мы не поторопимся, нам не придется ночевать в Баргореле.

Принца задел уклончивый ответ молодого человека, но не мог не согласиться.

— Тогда что мы стоим? Садитесь сзади.

— Спасибо, ваша милость, в этом нет необходимости. За ручьем пасется моя лошадка. Так что позвольте…

Он взял под уздцы коня принца и вывел его на дорогу.

Витольд и рыцарь Дальней Стороны, как назвал себя принц Корфул, подъехали к Баргореле, когда совсем стемнело.

Всю дорогу они проскакали молча, только в самом начале, когда покидали неприветливую деревеньку, перемолвились парой слов. Принц Корфул узнал, что Витольд лишь двумя годами моложе его, что живет он в Баргореле чуть ли не с самого рождения, но происхождение свое знает не слишком хорошо: матери он не помнит совсем, а отец его, кажется, был капитаном стрелков арлеронской гвардии, так и не вернувшимся двадцать лет назад из сторожевого дозора на Лиммруне, — Великой Пограничной реке.

— Выходит вы, все-таки, дворянин? — поинтересовался принц.

— Быть может, — улыбнувшись, ответил юноша и легко вскочил в седло своего коня.

Больше они ни о чем не говорили до самой столицы.

Всадники неслись по затихшему предместью, невольно тревожа брехливых собак. Впереди, на фоне потемневшего неба с бледной россыпью звезд, смутно вырисовывались серые городские стены, еще можно было различить черный проем ворот под ближайшей башней, на которой горели четыре факела, еще угадывалась неровная полоса глубокого рва, тянущегося вдоль стен, но сумерки уже готовы были утопить все это в непроницаемой ночной тьме.

Внезапно послышалось лязганье цепей подъемного моста. Витольд, скакавший впереди принца, обернулся и сорванным голосом крикнул:

— Мы опаздываем! Поторопитесь, рыцарь, поторопитесь!

И конь его, не такой усталый, как у принца, и не обремененный ратным снаряжением, рванул вперед. Принц Корфул тоже пришпорил коня, но это мало помогло. Он впился напряженным взглядом в едва различимую, удаляющуюся фигуру попутчика, увидел, как его правая рука взметнулась вверх и в ней тускло блеснул серебром сигнальный рог. Два звука, низкий короткий и высокий протяжный, огласили округу. И тотчас же с башни протрубил ответный сигнал. Лязгающий треск цепей смолк, затем возобновился, теперь он был другим и свидетельствовал о том, что мост опускается.

Витольд влетел на мост, едва тот коснулся земли. Короткая гулкая дробь копыт, ударившись о городские стены, улетела в звездное небо. Спустя мгновение в ворота въехал и рыцарь Дальней Стороны. Оказавшись в городе, он облегченно вздохнул, но с удивлением заметил, что его спутник не собирается останавливаться.

— Не отставайте, рыцарь! — долетел до принца веселый голос молодого человека. — Мы еще не у цели!

Принцу ничего не оставалось, как принять вызов. Между тем озорной сын капитана гвардейских стрелков по-видимому сбавил ход, поскольку принц быстро его догнал и шел всего лишь на полкорпуса сзади.

Улица вильнула влево, превратившись в узкий переулок, который быстро вывел на небольшую площадь с притихшим фонтаном посередине. Обогнув его справа, всадники выехали на другую улицу, более просторную, чем первая. Затем снова повернули налево. Принц сообразил, что они направляются в северную часть города. Несмотря на поздний час, жизнь в Баргореле не затихала, кое-где из распахнутых окон лилась музыка, слышались раскаты смеха. Люди сновали по улицам в совершеннейшем беспорядке, и далеко не все были заняты делом. Всех будоражило одно единственное событие — предстоящий турнир Короны.

Если Витольд и собирался поиграть в скачки, то его затея была обречена на провал, лошади двигались все медленнее, пока, наконец, не перешли на неспешную рысь. Из какого-то погребка под самые копыта вывалилась компания молодых людей.

— Смотрите! — закричал кто-то из них. — Смотрите! Еще один!

— Еще один! — подхватили в толпе. Принцу приветственно замахали, в воздух полетели шапки.

Корфула кольнула было мысль, что его узнали? Но он тотчас же отбросил ее как маловероятную, — в Баргореле он никогда не был, да и о приезде принца Озенгорнского никто не мог знать. И хотя в нтом не было надобности, он все-таки накинул капюшон на голову.

Миновав еще несколько шумных улиц, переулков, больших и маленьких площадей, всадники, наконец, остановились возле трехэтажного дома, первый из которых этаж был щедро освещен. Над крыльцом горел большой фонарь, освещая вывеску следующего содержания:

Трактир

«Звезда негоцианта»

Молодые люди спешились. К ним подошел седой, но еще не старый слуга. Витольд дал ему распоряжение, и тот увел обоих коней куда-то во тьму.

Принц Корфул, полдня не покидавший седла, стоял широко расставив ноги, с удовольствием ощущая под подошвами ботфорт надежность земной тверди. Витольд указал на распахнутую дверь:

— Прошу пожаловать в лучший трактир Баргореля. Здесь отменная кухня и самые мягкие перины в королевстве.

— Вы знаете, чем заинтересовать человека. В настоящей постели я не был уже несколько недель.

— Тогда вперед!

Глава вторая Господин хранитель

Трактир, без преувеличения, был битком набит народом, однако лихого пьяного гомона, который часто приходилось слышать принцу в придорожных кабаках, здесь не было. Трапезой были заняты люди солидные и степенные, все больше купцы, их объединяла какая-то неуловимая черта, благодаря ей купцов узнавали в любом уголке Благословенного Края. Между ними принц разглядел и троих рыцарей. Двое из них были стражи Пятиречья, а один, мрачный на вид, сидевший в компании видимо своего оруженосца, был явным чужаком: грудь его не украшала золотая цепь с дланью короля Бергора.

Витольд провел рыцаря в дальний, наиболее затемненный угол, где у окна отыскался небольшой свободный стол. Едва они присели, как к ним поспешно подошла, если не сказать подбежала, молоденькая девушка.

— Здравствуйте, господин хранитель! — смеясь, выпалила она. Ее глаза, устремленные на Витольда, сияли, как солнечные блики на воде. Юноша кинул на принца быстрый смущенный взгляд, но тут же сам негромко рассмеялся.

— Здравствуй, Эльза, здравствуй, дитя мое.

Принц внимательно посмотрел на девушку, она была совсем юной и очень милой, затем на Витольда и тоже улыбнулся.

— Что-то вас давно не было видно, — продолжала девушка, не сводя лучистого взгляда с Витольда.

— Всего-то два дня, дитя мое.

— Правда?! — брови девушки изогнулись дугой, лицо притворно посерьезнело, а нижняя губа смешно выпятилась вперед. Но веселость взяла верх над притворством, и Эльза снова рассмеялась.

— И впрямь два дня. Я так закрутилась, что потеряла счет времени. На празднество съехалось столько гостей!…

Эльза взглянула на принца и запнулась.

— Ах, простите, ваша милость, я тут болтаю, и совсем забыла поприветствовать вас. Добрый вечер. Что вам будет угодно?

Принц заметил, что Витольда забавляет смущение Эльзы, и решил подыграть ему.

— Я рад, что вы наконец-то обратили внимание и на меня, скромного гостя вашего города. Охотно принимаю ваши извинения. А угодно мне будет в завершение долгого и утомительного пути спокойно поужинать в компании господина хранителя.

При последних словах принц выразительно посмотрел на Витольда, тот лишь усмехнулся и в тон принцу добавил:

— И еще, дитя мое, господину рыцарю будет угодно заполучить приличную комнату, где бы его никто не беспокоил.

— Хорошо, — отозвалась девушка, должно быть, воображая себя в эту минуту очень взрослой. — Я сейчас пришлю вам батюшку, а сама пойду на кухню и прослежу за бараньей ногой для вас, ваша милость, и для вас, господин хранитель.

Подчеркнуто вежливо поклонившись, она повернулась и чинно пошла прочь, но не выдержала, обернулась и кинула торопливый озорной взгляд на Витольда.

— Какая милая девушка, — сказал принц, выразительно глядя на попутчика.

— Это дочь хозяина. Верно, милое дитя: простодушное и веселое, как майский день, — в голосе Витольда прозвучала легкая грусть.

— Надо заметить, уже довольно взрослое дитя, — добавил рыцарь.

Витольд в ответ пожал плечами.

Подошел хозяин трактира — кругленький, подвижный с несколько плутоватыми глазками. К бараньей ноге, за которыми пошла приглядеть Эльза, он пообещал присовокупить множество разносолов, а также кувшин молодого Иррикорнского вина.

— А вот что касается комнаты... — трактирщик нахмурился и принялся чесать в затылке. — Столько народа съехалось на турнир... Не то что в моей гостинице, на захудалом постоялом дворе свободного угла не сыщешь.

— Мой дорогой Хэмм, — удивлённо, но с очевидным нажимом промолвил Витольд. — Перед тобой один из претендентов на корону Норриндола, а ну как он станет в будущем твоим добрым государем?

— Ну конечно, конечно, — поспешно, будто опомнившись, протараторил трактирщик, — для господина рыцаря, претендента, если постараться, можно поискать какую ни есть комнатушку...

— И ваше старание, — настоятельно проговорил принц, — щедро вознаградится, вне зависимости от исхода состязаний.

— Ну тогда и волноваться не о чем! — развеселился трактирщик. — Считайте комната у вас ухе есть. На втором этаже, — многозначительно прибавил он, и подмигнул почему-то господину хранителю.

Вскоре принесли снедь и вино. Очевидно, не доверяя никому из прислуги, баранью ногу Эльза подала сама. Постояла немного, поглядев, все ли ладно на столе, глубоко вздохнула, пожелала гостям приятного аппетита и удалилась.

— Ужин поистине королевский, — сказал принц Корфул, разделываясь с бараньей ногой. — Я вижу, Витольд, в отличие от сельской местности, здесь, в городе вы не только хорошо известны, но и весьма уважаемы.

— Угу, — промычал тот, отрываясь от лакомого куска. — Хозяин добр ко мне.

— Я заметил, что и городская стража к вам благосклонна.

— Иногда я играю в шашки с начальником караула.

— Если к этому прибавить и то, что вас именуют «господином хранителем», то выходит, что вы важная персона при дворе его величества, короля Магнуса.

Витольд снова оторвался от бараньей ноги и весело посмотрел на принца.

— Ну, это не совсем так…

— Не удивлюсь, если вы окажетесь хранителем большой королевской печати.

— Я? Помилуйте, в мои-то юные годы! На то есть убеленный сединами канцлер.

— Но тогда что вы храните?

Витольд приосанился и не без гордости ответил:

— Я, ваша милость, хранитель королевской библиотеки.

Принц Корфул поднял брови и с явным разочарованием промолвил:

— Вот как. И что, у короля Магнуса действительно большая библиотека?

Как ни была в этот миг привлекательна для молодого библиотекаря баранья нога, он отложил ее и, утерев губы, заговорил самым серьезным тоном:

— Дело не в количестве книг. Его библиотека насчитывает тысячи томов. Дело в самих книгах.

— А что же в них особенного?

— Не считая того, что подобной библиотеки нет во всем Благословенном Крае, в ней наберется несколько сотен весьма редких и, как бы это сказать, необыкновенных сочинений, — торжественно произнес молодой человек.

— По всему Благословенному Краю идет молва о короле Магнусе как о необычайном мудреце и даже чародее. Надо думать этому поспособствовала библиотека.

Витольд поближе придвинулся к собеседнику и заговорил доверительным тоном:

— Скажу откровенно, мне не доводилось видеть мудрецов Магонии, но уверен, король Магнус не уступит ни одному из них.

Принц вдруг осенила догадка:

— Так может, вы и впрямь ученик короля-чародея?

— Да получается, что так, ваша милость!

— Тогда почему крестьяне той неприветливой деревеньки отнеслись без должного почтения к вашему званию и даже напротив, пришли в негодование, едва вы назвали себя учеником короля?

Витольд отпил из кружки вина и, улыбнувшись принцу, сказал:

— Тут целая история. Как вам должно быть известно, ваша милость, король вдовец и кроме дочери, принцессы Аделины, у него нет наследников. А между тем, есть что наследовать и помимо королевства. При всей любви к принцессе, а он, смею вас уверить, хороший отец, что бы там ни говорили, король Магнус не желает смотреть на дочь как на преемницу своих великих знаний. А преемник, как и любому мудрецу, королю необходим. Так вот, много лет назад государь набрал двенадцать учеников, в их число посчастливилось попасть и вашему покорному слуге. Не могу точно сказать, почему именно столько. Возможно, ту связь с числом сыновей короля Бергора.

Принц усмехнулся.

— Думаю, Витольд, она слишком очевидна.

— Ну что сказать, ваша проницательность делает вам честь. Я, признаться, не знаю, какой план был у государя, но только при всей своей доброте, он обладает несколько вспыльчивым нравом. Спустя три года он выгнал в шею сразу пятерых учеников. Через пару лет еще двоих, потом еще… Последним был изгнан, пожалуй самый даровитый из нас. И в результате, три года назад при короле остался я один.

— Думаю, вам было нелегко пройти этот суровый отбор, — улыбаясь заметил принц. Он очень заинтересовался рассказом Витольда и отнюдь не из простого любопытства.

— Уж будьте уверены! — отозвался хранитель. — Но речь не обо мне. Некоторые изгнанники, успели научиться у короля дешевым фокусам: высекать пальцами огонь, готовить хоть сколько-нибудь действенные эликсиры, гадать на разный манер и тому подобное. До настоящей мудрости они так и не дошли.

— Того, что вы перечислили, уже немало!

— О да, чтобы тешить досужую публику на ярмарке или навести страху на суеверного крестьянина! Многие из них, не во гнев им будет сказано, промышляют именно такой нехитрой работенкой. Они называют себя учениками знаменитого короля-чародея Магнуса Мудрого. Иногда это спасает от побоев и нередко увеличивает сборы. Как вы сами понимаете, всякий недоучка, берясь за дело, неминуемо его портит. Вот и эти несчастные «ученики короля Магнуса» немало наломали дров и сильно подпортили репутацию моего доброго государя как чародея. Не удивлюсь, если в Щучьем Логе, где мы столь счастливо встретились, и впрямь скисло молоко по вине одного из моих бывших товарищей.

Витольд замолчал, и принц некоторое время смотрел на него, то ли ожидая продолжения, то ли просто внимательно разглядывая своего собеседника.

— Стало быть, крестьяне не слишком ошибались, называя вас колдуном? — наконец спросил он.

— Я полагаю, колдун не самое подходящее звание для ученика мудреца, — возразил хранитель.

— Но вы не станете отрицать, что собирали на кладбище травы?

— Не стану. Меня постигла неудача. Мне нужно было подготовить один важный опыт, а я, как последний шалопай, увлекся описанием чудес Магонии, которые упоминаются в «Необыкновенном путешествии» Эренуса Рукса пропустил время и не добавил в отвар толченого малахита. Зелье перекипело, а травы для нового уже не хватило. Тенник алый растет лишь в сырых лесных балках или на заросших кладбищах. Король не знает, что я испортил опыт и отлучался из города. Однако, думаю до завтрашнего утра смогу все восстановить. Придется не поспать ночку. Да мне не привыкать.

— Неужели король Магнус так страшен в гневе?

— Если на мою голову обрушится гроза, она повредит ему больше, чем мне. В последнее время государь неважно себя чувствует.

— Витольд, вы рассказываете о магических опытах, запросто говорите о таинственной Магонии! Может я и впрямь попал в волшебную страну? Вот сижу в трактире и беседую с самым настоящим магом?

— Что вы! Я все еще хожу в подмастерьях и, думаю, буду долго ходить, хотя… надо сказать, кое в чем преуспел, — Витольд наклонился к принцу и тихо добавил: — ваше высочество.

Принц Корфул вздрогнул, торопливо огляделся и пристально посмотрел на собеседника.

— С чего бы это, господин хранитель, вам вздумалось присваивать простому странствующему рыцарю титул наследника одного из двенадцати престолов Благословенного Края? — тихо, но очень настойчиво поинтересовался принц Корфул.

— Не удивляйтесь, принц, и не пугайтесь. Коли вам угодно, я никому не скажу, что вы — младший сын правителя Озенгорна короля Эркора Третьего, принц Корфул.

Принц был потрясен. Никто в Озенгорне не знал, куда он отправился и никто в Норриндоле не мог знать его в лицо. Принц позаботился, чтобы ни на доспехах, ни на конской попоне, ни на щите, короче, нигде не было ни королевского герба, ни какого либо иного знака его принадлежности к королевскому дому Озенгорна. И что же? В первый же час пребывания в Баргореле его секрет раскрыт.

Он помолчал немного и, не без досады, проговорил:

— И вы называете себя всего лишь подмастерьем?

Молодой хранитель рассмеялся.

— Ваше высочество! Помилуйте! Тут нет никакого волшебства. Все очень просто. Я воспитывался при дворе и могу отличить обычного стража Пятиречья от принца. Ваш взор, манера разговаривать выдают человека привыкшего не только отдавать приказания, но и принимать почести. На вашем лице лежит печать горного солнца. В Баргореле бывает много гостей, и отличить горца от жителя Южного Побережья, поверьте, не составляет большого труда. А виртуозное владение плетью напоминает об Эркоре Первом Ловком — вашем прадеде. Как видите, всего лишь наблюдательность и никакой магии.

Принц улыбнулся.

— Действительно, все очень просто. Короля Магнуса не зря называют Мудрым, коли у него такие ученики. Но прошу вас, господин хранитель, не говорите никому, что принц Корфул в Баргореле. Мне бы хотелось оставаться для всех рыцарем Дальней Стороны.

— Неужели вы здесь против воли вашего отца, короля Эркора!

— Разумеется нет, причина в другом. Но я вряд ли смогу объяснить… Словом, я могу рассчитывать на ваше молчание?

— Не только на молчание, но и на помощь, ваше высочество.

Витольд посмотрел на принца весьма многозначительно. А тот готов был поклясться, что его собеседник догадывается о том, что принцу так трудно было выразить. Однако вслух он лишь заметил:

— Надеюсь что не все в Баргореле обладают такой проницательностью, как вы.

— Полагаю, что да. Но если вы захотите нанести визит королю в качестве рыцаря Дальней Стороны…

— О нет, это не входит в мои ближайшие планы.

Принц Корфул подумал некоторое время и, вздохнув, добавил:

— Мне, скорее всего, понадобится ваша помощь, мой друг. Не возражаете, если я стану вас так называть?

— Нисколько, ваше высочество.

— А раз так, мне нужно кое-что вам объяснить.

— Охотно выслушаю.

— Дело в том, что мой отец, несмотря на более чем прохладное отношение к занятиям короля Магнуса, к самому ему питает неизменное уважение. Он часто предается воспоминаниям об их совместных ратных подвигах на последней войне с кочевниками Тыштырона. Отец уже давно собирался представить меня королю Магнусу и…

— Просить для вас руки его дочери?

— Прямо об этом он не говорил. Я ничего не имею против этого брака, тем более, что по всему Благословенному Краю идет молва о необыкновенной красоте принцессы Аделины. Но я поклялся, не попрошу руки ни на какой красавицы под небесами, если не полюблю ее, и если она не ответит мне взаимным чувством.

— А что по поводу такого обета говорит король Эркор?

— Выражает недовольство. Говорит, что любая принцесса Благословенного Края достойна самой горячей и преданной любви.

— И это правда. Небо благословило дочерей Бергора!

— Да ведь я не спорю! — как-то сокрушенно сказал принц. — Не даром принцесс Пятиречья называют Жемчужинами Благословенного Края. Я видел на турнирах несколько. Они красивы, очень красивы, так век бы и любовался. Но… как бы это сказать? Смотришь на нее и не знаешь, что с ней делать.

— Мне кажется, я вас понимаю.

— Понимаете!? — с чувством выпалил принц и, даже, схватил Витольда за руку. — Я так и думал, что вы, Витольд, поймете. Никому другому я бы этого не сказал.

— Спасибо, ваше высочество. Но вы, как видно, не боитесь родительского гнева?

— Может быть, во мне нетрудно распознать принца, но, поверьте, я могу прекрасно прожить среди простых людей где-нибудь в горах Озенгорна.

— Значит, скрывшись под другим именем, вы решили посмотреть на принцессу, прежде чем посвататься к ней.

— Ну, в общем, да. Хотя, конечно, все не так. Мне бы хотелось увидеть принцессу, чтобы понять буду ли я участвовать в Турнире Короны.

— Вот оно как! — удивился Витольд.

— Разумеется. Если уж выходить на ристалище, то лишь затем, чтобы победить. А если я не люблю принцессу, принцесса не любит меня, зачем мне победа, корона Норриндола и рука нелюбимой девушки?

— Погодите, ваше высочество, ведь получается, что вам мало увидеть принцессу и полюбить, вам надо, чтобы и она увидела вас, да еще и успела полюбить, в то время, как до турнира остался один день! Честно сказать, ваше высочество, совершенно провальная затея. Но она мне нравится! И кто это сказал, что воины Озенгорна холодны и лишены сентиментальности!

Витольд смеялся, он буквально пожирал собеседника восторженным взглядом. Корфула даже поразило, с каким азартом, хранитель королевской библиотеки принимает его, действительно безумный план.

— Вы, ваше высочество, кажется, произнесли нечто вроде: «Если принцесса Аделина так прекрасна, как о ней говорят»?…

— Да, именно так я и сказал.

Витольда будто распирало какой-то внутренней веселостью.

— А когда вы, собственно, собираетесь увидеть принцессу?

— Понимаю ваш вопрос. Это самое непонятное звено в моем плане. Но наше знакомство, полагаю, оборачивается счастливым случаем.

— А я бы сказал, что это не случайно!

Принц не на шутку разволновался, а Витольду, похоже, это волнение нравилось.

— Насколько мне известно, завтра будет смотр претендентов, — сказал принц, почему-то без воодушевления.

— О нет! Смотр претендентов устраивает король, а не принцесса, она вообще не обязана там появиться. По этикету, если вы, ваше высочество, забыли, принцесса объезжает претендентов на корону уже на ристалище, перед турниром.

— Я не слишком хорошо знаю традицию Турнира Короны, не доводилось бывать.

— Вы увидите Аделину не как один из принцев, а как совсем постороннее лицо.

— Уж не собираетесь ли вы меня в кого-нибудь превратить? — усмехнувшись, поинтересовался принц.

— Собираюсь. Я говорил, что найду случай отблагодарить вас, и я сдержу слово. У меня родилась потрясающая идея! Сейчас я должен спешить, но завтра вечером я зайду за вами и проведу в замок.

— Признаться, это была бы неоценимая услуга, поскольку мне очень не хочется показываться на смотре претендентов.

— Конечно, узнает кто-нибудь из рыцарей или принцев…

— Да что там, я, все говорят, похож на отца, а король Магнус Мудрый, надо думать, обладает не меньшей проницательностью, чем его ученик.

— Вот и прекрасно! Я вас превращу в поставщика целебных трав и минералов. Оденетесь как можно более неприметно, думаю, серый балахон отшельника вполне сгодится, и на вас никто во дворце не обратит внимания.

Принц был в восторге, он восхищенно смотрел на нового друга.

— Похоже, Витольд, для вас не существует препятствий.

— Если бы так, — вздохнул хранитель и улыбнулся. — Я, кажется, уже говорил, что иногда играю в шашки с начальником городской стражи, но, видимо, забыл добавить, что мне случается поигрывать в шахматы и с капитаном дворцового гарнизона.

— Сдается мне, что половина вашей магии кроется в умении пользоваться обстоятельствами.

— Вот видите, ваше высочество, проницательность не имеет никого отношения к волшебству. Итак, я отправляюсь во дворец.

— Ваша благодарность, Витольд, значительно превосходит ту скромную услугу, которую я вам оказал, и в которой, как я теперь понимаю, вы не очень-то нуждались. Но я принимаю ее, я тоже стараюсь пользоваться благоприятными обстоятельствами.

— Не знаю, плените ли вы сердце принцессы Аделины, но мое сердце, принц, открыто для вас.

— Надо сказать, что вы, Витольд, тоже мне симпатичны. И я предлагаю вам свою дружбу.

— Дружба принца Корфула, рыцаря Озенгорна! Это дорогого стоит. С великой благодарностью принимаю ее. И вот вам моя рука!

Молодые люди обменялись крепким рукопожатием.

— Только уж теперь, ваше высочество, обращайтесь ко мне на «ты», а то странно как-то, я не стар и не имею сколько-нибудь высокого титула.

— Хорошо. Но с этого момента, друг мой, — сказал принц, — называй меня рыцарем Дальней Стороны.

— Отлично, ваша милость. За новый дружеский союз. Эльза! — крикнул Витольд в зал.

Девушка будто ждала этого зова и в мгновение ока предстала перед друзьями.

— Принеси, пожалуйста, нам с господином рыцарем серебряный кубок.

Эльза удивленно подняла брови, хмыкнула, но, ничего не сказав, побежала на кухню. Через минуту массивный кубок, более напоминавший чашу, стоял на столе. Витольд наполнил его до краев вином и подал принцу.

— Да послужит наш союз к чести друг друга и к процветанию Благословенного Края, — сказал принц очень серьезно и, отпив половину кубка, передал его Витольду.

— Да поведет нас наша дружба путем правды.

Витольд допил вино, и друзья снова обменялись крепким рукопожатием.

Молодые люди весело рассмеялись.

— Ну что ж, ваша милость, прощайте. Осталось лишь расплатиться.

— Я плачу за обоих.

— Ничего не имею против. Эльза! — снова позвал девушку Витольд. — Господин рыцарь желает заплатить за ужин.

Витольд поспешно ушел, и тут только принц спохватился, что не спросил у него об одной важной вещи. Однако Эльза, подошедшая принять плату и убрать со стола, с удовольствием помогла гостю.

— Вы говорите, вам нужен хороший оружейник? — переспросила она. — Конечно, я знаю. Вам лучше всего обратиться к мастеру Шеробусу, это друг моего отца, очень хороший мастер. Некоторые говорят, что самый лучший, но тут я уже ничего не могу сказать, потому как не слишком разбираюсь в оружии.

Принц поблагодарил девушку, которая куда-то страшно торопилась и все время оглядывалась, и посидел еще какое-то время, допивая вино и размышляя о завтрашней вылазке во дворец.

Но сюрпризы этого дня не закончились. На лестнице с Корфулом произошел странный случай. Только принц поднялся до половины марша, как, подобно выпущенному из катапульты снаряду, на него скатилась Эльза, он едва успел посторониться. Недоуменно пожав плечами, принц проводил ее взглядом и уж совсем было собрался продолжить путь, как выяснилось, что Эльза спускалась не одна, за ней, с не меньшей стремительностью, летел некий юноша. Этого рыцарь Дальней Стороны уже никак не ожидал. Столкнувшись с Корфулом, молодой человек как мячик отлетел назад, чувствительно грохнувшись задом о ступеньки и издав своим, еще не окрепшим голосом, пронзительное «ах!»

— Поосторожнее, молодой человек! — воскликнул принц, которому столкновение не причинило ни малейшего вреда. — Если вы своей головой не дорожите, то подумайте хотя бы о безвинных постояльцах этого заведения. Окажись на моем месте дама…

Тут рыцарь запнулся, поскольку юноша поднял голову, и открылось, дотоле скрываемое капюшоном его, на редкость красивое, бледное лицо, с круглыми от испуга глазами.

— С таким миловидным лицом тебе, дружок, надо было бы девушкой родиться… — проговорил принц.

В это время снизу послышался нетерпеливый голос дочери трактирщика:

— Ну что же ты, Тим, я жду тебя!

Юноша подхватился, одернул на себе куртку и кинулся вниз по лестнице, так и не удостоив рыцаря Дальней Стороны ни единым словом. Принц покачал головой и усмехнулся.

«А я было решил, — подумал он, — что прелестная дочка трактирщика по уши влюблена в Витольда… Хотя, быть может, этот парень ее брат…»

Глава третья Баргорель

Несмотря на все треволнения и массу новых впечатлений, принц Корфул выспался отменно и встал уже поздним утром. Торопиться было некуда. Хранитель обещал пожаловать только на закате, а из хоть сколько-нибудь серьезных дел на длинный жаркий день в Баргореле было только два. Одно очень важное и очень приятное — раздобыть хорошие доспехи и оружие, другое не такое важное, хотя не менее приятное — познакомиться поближе со столицей Норриндола. Принц решил соединить оба занятия: поиски хорошего оружейника в совершенно незнакомом городе были прекрасным поводом изучить окрестности действительно недурного трактира «Звезда негоцианта».

Одевшись полегче, принц вышел из трактира и повернул влево, дав себе твердое обещание, что осведомиться об улице оружейников никак не раньше, чем пройдет три, а то и четыре переулка. В городе царила предпраздничная суета — «Турнир короны» проходил не часто, как правило лишь на памяти одного поколения. По улицам сновали группы возбужденных горожан, бежал нагруженный хозяйским ратным скарбом какой-нибудь оруженосец. У распахнутых настежь окон портные, ломая иголки, дошивали последние наимоднейшие наряды для прекрасных зрительниц турнира. Не было сомнения, что принц очутился на Швейной улице. Ближайший перекресток увел принца в царство суконных лавок, и это соседство показалось Корфулу очень удачным. Следующая улица оказалась вотчиной медников. У раскрытых дверей тускло блестела разнообразная медная посуда: пузатые чайники с затейливыми, изящно выгнутыми носиками, незатейливые кастрюли, внушительных размеров котлы, ведра и прочие. Но улица медников была немноголюдна: накануне большого турнира никого не интересовала медная посуда. Зато по соседству, неумолчный звон кузнечных молотков и грохот колотушек чеканщиков выдавал улицу оружейников. Здесь вовсю кипела работа. Мастера спешили вовремя закончить заказанные мечи, щиты, стрелы, доспехи…

Принц Корфул остановился у первой же лавки. Спешить было некуда и он с большим интересом принялся рассматривать оружие. Здесь его взыскательное внимание привлекла пара недурных кинжалов, но они принца сейчас не интересовали. В соседней лавке мастер специализировался на щитах. Но принц забраковал все, не то чтобы они были плохими, но для предстоящего турнира нужно было только лучшее оружие, ведь озенгорнский рыцарь собирался выйти на ристалище лишь для победы.

Только в четвертой лавке Корфул увидел приличное оружие. Похоже, здешний оружейник был, мастером на все руки — превосходные мечи, отличные щиты, изумительные кинжалы, а арбалеты!… Но самого хозяина видно не было. За старшего был долговязый парнишка с огромными карими глазами и чуть оттопыренной нижний губой.

— Это лавка твоего отца? — спросил принц.

— Да, ваша милость, — с готовностью отозвался паренек. — Отец там, в кузнице. Если вам что-нибудь понравилось, я могу и сам продать, мне отец доверяет, а хотите — его позову. Вы на турнир приехали? — без всякого перерыва спросил юноша и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Такое событие! Я завтра обязательно буду на турнире. Я вообще ни одного турнира не пропускаю, правда, у нас турниры редко бывают, вот, говорят в других королевствах… А вы из какого королевства? Вот бы побывать в Арлероне или Озенгорне! А лучше у камня Берготель…

Принц понял, что пора принимать меры.

— Особенно когда тебе будут вручать рыцарские шпоры, а то и длань Бергора, не так ли? — перебил он юношу.

Паренек не уловив иронии, раскрыл рот. Было видно, что он уже не раз воображал себе именно это.

— Позови-ка лучше отца.

Фантазер нехотя вернулся к реальности, перевел дух и вышел в заднюю дверь лавки. Вскоре перед принцем стоял хозяин, высокий, крепкий, с худым загорелым лицом и слегка крючковатым носом. Волосы его обильно присыпала седина.

— Что-нибудь выбрали, ваша честь? — оружейник спросил скорее равнодушно, чем заинтересованно. По всему было видно, что это гордый человек, знающий себе цену.

Принц указал на выбранное им оружие и доспехи. Хозяин с интересом посмотрел на Корфула.

— Вы, ваша честь, сделали хороший выбор! Не всякий рыцарь так тонко разбирается в оружии.

— Но и не всякий оружейник так искусен.

Мастер улыбнулся.

— Вы даже не спросили, сколько стоят мои изделия.

— Я полагаю, что хорошая работа стоит своих денег.

Теперь мастер рассмеялся.

— Правда, я прошел еще не всю улицу…

— Не трудитесь, — спокойно сказал оружейник, — лучшего товара вам не найти. Поверьте, я не хвастаюсь, вы же сами видите мой труд.

— Но мне рекомендовали некоего мастера Шеробуса как лучшего в Баргореле.

Оружейник прищурился.

— Интересно, кто?

— Дочь, хозяина «Звезды негоцианта»…

Мастер снова рассмеялся, ему весело вторил сын.

— Эльза.

— Ну да…

— Эх, молодчина, — продолжая смеяться, проговорил оружейник. — Надо будет куму рассказать, как его дочка мне покупателей сватает. Мастер Шеробус — это я.

— А я рыцарь Дальней стороны.

— Без имени? — покачал головой Шеробус. — Ваше право. Хотя, как бы ни была далека эта «Дальняя сторона», она все же в Пятиречьи.

— Давайте договоримся так, — сказал принц, — этот товар вы оставляете за мной, никому его не продаете, а вечером, ближе к ночи, я дам вам знать, заберу я его или нет.

Мастер Шеробус молча и внимательно смотрел на принца.

— Я понимаю, что это очень хороший товар, — несколько смутившись, сказал Корфул, — и вы боитесь, что останетесь в накладе, если я его не выкуплю?…

— Не в этом дело, ваша честь. Вы выбрали лучшее из лучшего. На это снаряжение уже были охотники, да цена их отпугнула. Не думаю, что его кто-нибудь купит. Разве что король. — Он усмехнулся. — Но вы говорите так, как будто еще не решились участвовать в турнире.

— Вы правы.

— Ну что ж, — сказал мастер, — я согласен. Я даже сделаю вам скидку, но уж и вы, когда станете нашим добрым королем, не забудьте мастера Шеробуса.

Тон оружейника был таким серьезным, что принц, рассмеявшись было, тут же осекся, коротко простился и пошел проч.

Остаток дня Корфул провел, разведывая дорогу к королевскому замку, и осматривая так называемое Ратное поле, место проведения Турнира Короны.

Едва солнце село, в «Звезде негоцианта» объявился хранитель королевской библиотеки. Он застал принца Корфула за ужином. Первым делом Витольд осведомился, как принц провел день, и очень обрадовался его знакомству с мастером Шеробусом.

— Но я еще не решил, буду ли участвовать в турнире…

— Все правильно, ваша милость, — перебил его Витольд. — Через полчаса вы увидите принцессу, а там и решайте.

Принц пожал плечами и воззрился на сверток подмышкой у Витольда.

— Это ваш наряд, — усмехнулся хранитель. — Переоденетесь на улице, найдём местечко по-темней.

Друзья покинули трактир.

Город гудел как улей. Сумерки в Баргореле летом бывают недолгими, и потому город уже зажег свои огни. Корфул в мешковатом балахоне отшельника шел, почти не обращая внимания на горожан, многие из которых удивленно озирались, гадая, что понадобилось лесному анахорету в суетной столице. Второй сын Озенгорнского государя заметно волновался и, видимо поэтому, говорил больше обычного. Умный хранитель не перебивал своего друга.

— Я уверен в своих силах, Витольд, — говорил он, — но пока не увижу принцессу, не буду знать, за что мне бороться и бороться ли вообще. Сама по себе корона для меня не такая уж большая ценность. В первую очередь, я страж Пятиречья, во всяком случае, меня воспитывали как рыцаря, а не как принца. Вот мой брат Эрфул, другое дело. Я могу прожить воином, охраняя Благословенный Край, и не буду чувствовать себя в чем-то ущемленным.

Направляясь в Баргорель, принц совершенно спокойно готовился увидеть принцессу Аделину. Но теперь, когда он был у самой цели, и более того, получил неожиданную возможность тайно посетить дворец, Корфул внезапно ощутил приближение робости. «А робость, — говаривал его наставник рыцарь Орс, — первый враг рыцаря. Победишь робость, победишь всех». Сейчас нужно было напрячь волю, чтобы отразить атаку этого врага. Но что-то подсказывало принцу, что робость — не самый страшный противник, с которым ему предстояло сегодня встретиться. Но кто этот новый враг, было не понятно. Внезапно принц остановился.

— Глупо признаться, мой друг, но я боюсь — сказал он, стараясь не глядеть на Витольда. — И самое глупое, я не знаю чего именно. Я охотился на горного барса. Это зверь не оставляет следов на скалах, и может появиться в любом месте: войти навстречу в узкой расселине или пригнуть на спину с ближайшего уступа. Но я не боялся, Витольд.

— Наверное, так и должно быть, — отозвался хранитель. — Там вы знали чего ждать от горного барса, а здесь, понятия не имеете, чего ожидать от принцессы.

Принц рассмеялся.

— Рад, что ты понимаешь меня. Спасибо тебе.

И друзья пошли дальше. А город все больше разворачивался перед ними.

— Пожалуй, это самый большой город из тех, что мне доводилось видеть. — сказал принц.

— А мне не с чем его сравнить, — отозвался хранитель, — хотя приходилось бывать в других городах Норриндола. Но это не то. Столицу нужно сравнивать со столицей. Признаюсь вам, ваше высочество, я мечтаю объездить весь свет, побывать во всех странах. Я так много прочел о других королевствах Пятиречья, о Тыштыроне, о Базилейском царстве, даже о Магонии, но, описание красот и чудес в книгах не столько утоляют любознательность, сколько распаляют ее. Вот, например, Пинагор — столица вашего королевства. Я знаю, что он выстроен на Сверкающих Скалах, над бирюзовым озером Херш, а королевский дворец высится над городом на самой высокой Хрустальной скале и возле него грохочет водопад Гар. Но представить себе этого я не могу, как ни стараюсь. Должно быть очень красиво.

— Да, — ответил принц, — очень красиво, там действительно нужно побывать самому.

Вопреки ожиданию Витольда, принц не стал распространяться о красотах Озенгорна. Сейчас его не занимали воспоминания о родине. Долгим взглядом он обводил взбудораженный город, внимательно всматривался в глубину улиц и даже дышал, казалось, глубже, чем это было необходимо, как будто стараясь пропитаться воздухом незнакомого города.

Внезапно дорога пошла вверх. Вглядевшись, принц понял, что огоньки, которые он принимал за низкие незнакомые звезды, оказались в действительности факелами, горящими на стенах королевского замка. Непонятным оставался лишь огонек, находившийся значительно выше зубчатой стены и сторожевых башен замка.

Витольд будто угадал мысли принца и, указав на этот огонек, сказал:

— Видите, вон светится окно в Тайной башне короля Магнуса Мудрого. Значит, король сейчас в тайных покоях.

— Тайная башня, тайные покои на виду у всего города, разве такое бывает? — удивленно спросил принц.

— Это всего лишь название. Вход туда запрещен кому бы то ни было. Разумеется, за исключением вашего покорного слуги. Там тайная лаборатория короля Магнуса и его библиотека.

Друзья подошли к крепости. Она занимала вершину самого высокого холма, с востока обрывающегося к реке.

Витольд, не задерживаясь, повел принца мимо запертых ворот и, пройдя немного вдоль стены, остановился.

— Здесь мы пройдем внутрь, — сказал он почему-то шепотом. Затем, стоя лицом к грубой кладке стены, принялся забавно водить руками и произносить какое-то заклинание. Принц ожидал, что в каменной стене со стуком или бесшумно откроется невидимая дверь, но ничего подобного не случилось.

— Господин рыцарь, прошу за мной, — не оборачиваясь, прошептал Витольд… и исчез в совершенно неповрежденной стене.

Принц машинально шагнул за ним и лишь тут понял, что происходит что-то невероятное, он бы наверняка отпрянул, чтобы не расквасить нос о камень, но внезапно очутился в кромешной тьме, перед которой ночной сумрак мог показаться ослепительным сиянием. Сердце его зашлось, и он уже готов был вскрикнуть, но тут у самого уха услышал глухой шепот Витольда:

— Идите же, ваше высочество!

— Куда? — растерянно и по-детски доверчиво выпалил принц.

— Ах да, совсем забыл, — с досадой сказал хранитель.

Принц почувствовал, как сильная и уверенная рука схватила его за запястье и повлекла вперед так быстро, что перехватило дыхание. Невидимая лестница повела их вверх, затем другая, более длинная, чем первая, увлекла вниз, затем они несколько раз повернули налево, направо, опять налево, а может быть, снова направо… Его поражало, как Витольд ориентируется в этой кромешной тьме, о чем он не преминул тотчас же сообщить.

— А вы, принц, разве не видите? — вопросом ответил ученик мага.

И тут принц удивился по-настоящему. Он вдруг осознал, что ни разу не оступился и не споткнулся, более того, ноги его каким-то непостижимым образом поднимались там, где была лестница, и уверенно шагали по ровной поверхности; дважды он нагнулся, когда они, очевидно, проходили под низкими сводами. И тут принц понял, что видит, точнее сказать, воспринимает пространство всем телом; он и без Витольда смог бы теперь пройти этот странный лабиринт. Эта способность наполнила все тело принца Корфула восторженным ликованием. Однако ликовать ему пришлось недолго. Неожиданно в глаза ударил свет, сдунув, как порывом ветра, тьму потайного хода и вместе с ней непостижимую способность видеть всем телом.

Витольд выпустил руку принца и приложил палец к губам.

— Т-с-с-с!

Друзья стояли, прижавшись к стене. Перед ними лежал просторный, хорошо освещенный внутренний двор. Посреди него, между камнями, сложенными колодцем, горел костер. У огня грелись гвардейцы замкового гарнизона. Отблески пламени играли на их кирасах, щитах, алебардах. Четыре факела, по два с каждой стороны, освещали огромные кованые двери королевского дворца.

Принц посмотрел на хранителя. Тот некоторое время прислушивался и, наконец, сказал:

— Кажется, все в порядке.

Отделившись от стены, он было шагнул в направлении костра, но тут же остановился. Через двор к костру быстро шагал караульный. Ему навстречу вышел офицер и, выслушав донесение, и отдав в свое время какое-то короткое приказание оставшимся гвардейцам, поспешил прочь.

Витольд быстро двинулся ему наперерез.

— Добрый вечер, капитан, — крикнул хранитель.

Офицер остановился в пол-оборота к Витольду. Было видно, что он озабочен.

— А, это вы, господин хранитель? Король хочет видеть вас.

— Что-нибудь срочное?

— Полагаю, да. Серебристые блуждающие огни, господин хранитель. Хотите посмотреть?

— В Западном лесу? Я уже видел.

— Не в лесу, господин хранитель, за рекой.

— За рекой!? — встревожился Витольд. — Идемте!

Он махнул принцу, приглашая следовать за собой.

Но капитан не двинулся с места. Нахмурившись, он спросил:

— А это что за человек?

— Не волнуйтесь, капитан, это мой помощник, поставщик минералов, верный человек, король хорошо знает и уважает его отца.

Капитан кивнул принцу в знак приветствия и поспешил вперед. Едва поспевая за ним, друзья направились к северной части крепости, миновали королевскую конюшню и вошли в одну из сторожевых башен. Крутая винтовая лестница вывела их наверх.

На высокой крепостной стене принца встретил прохладный ночной ветер; небо словно раскрылось, и звезды, казавшиеся такими далекими при взгляде на них из глубины баргорельских улочек, теперь приблизились, заполнив почти все пространство. Где-то далеко внизу лежала темная земля. Привычное ощущение высоты бодрило принца. В первый момент Корфулу показалось, что он чудесным образом очутился у себя на родине, в горном Озенгорне. Ночь была тиха, и лишь из-под самых стен временами доносились мерные всплески полноводного Гестеруна.

Приглядевшись, принц различил слабо мерцающую гладь огромной реки. По его оценке ширина составляла никак не меньше четверти мили. За рекой тянулось неразличимое темное пространство другого берега.

— Видите, господин хранитель? — послышался голос капитана.

Принц наконец-то разглядел силуэты своих спутников.

— Погодите, капитан, — отозвался Витольд, — сейчас присмотрюсь… Да! Действительно они!

Наступило молчание.

— Вы уже доложили королю?

— Да, господин хранитель.

— Вы лично докладывали?

— Да.

— И что король?

— Ничего не сказал. Помрачнел. А потом попросил отыскать вас.

— Давно это было?

— Да нет, с полчаса назад.

— Хорошо. Спасибо, капитан, — сказал Витольд, обернулся и только тут вспомнил о принце.

— Вы их видете? — спросил он шепотом.

— Н-нет, — ответил тот. — А где они?

— Вон, смотрите.

Принц вгляделся туда, куда указывала едва различимая в темноте рука хранителя. То, что он принимал вначале за низкие звезды, оказались очень странными огоньками. Их свет был таким, будто на них набросили серебристую вуаль, и мерцали они совсем не так, как звезды. Одни из них гасли, другие загорались, иные, померцав немного, приходили в движение, то сходились все вместе, становясь ярче, то расходились и тускнели, а затем снова сходились. Все это напоминало диковинный и даже забавный танец.

— Там что, болото? — спросил принц.

— Нет, — ответил Витольд, — болота там нет.

— Впрочем, это не похоже на болотные огни.

— Не похоже, — словно эхо отозвался Витольд.

— Тогда что это? — удивился принц уже не столько загадочным огонькам, сколько впечатлению, которое они производят на его друга.

— Пойдемте, — резко проговорил хранитель, выходя из задумчивости. Он взял принца под локоть и повлек за собой.

Глава четвертая Поставщик минералов

Друзья спустились вниз, снова миновали конюшни и вошли в узкую, ничем не примечательную дверцу, которая скорее напоминала щель бойницы. Обнаружилась она неожиданно между пилястрами, в стене за конюшнями и вела на темную и крутую лестницу. Вскоре стало ясно, что это не одна, а целый лабиринт лесенок и площадок. Здесь не было темно, как в крепостной стене, но в непонятно откуда идущем, тусклом свете принц ориентировался гораздо хуже. Пока поднимались, он то и дело спотыкался, задевал головой за низкие проемы и, наконец, не выдержав, с некоторым раздражением воскликнул:

— Я вижу у короля Магнуса пристрастие не только к тайным башням, но и к потайным ходам и лабиринтам.

Витольд остановился на одной из площадок и, очевидно, не обратив никакого внимания на тон принца, весело ответил:

— О да! Вначале это был замок короля Барга, сына Норра, со временем замок разросся в огромную крепость, а уж король Магнус начинил его всевозможными тайными ходами, закоулками и сооружений. У меня ушел год на изучение устройства крепости, и без ложной скромности скажу, что в этом мои познания не уступают познаниям короля.

— Я не вижу смысла в этой явно излишней предосторожности. Благодаря хартии Трех Народов мы живем в мире и с Тыштыроном, и с горцами Горрогана, на Лиммруне есть постоянный пограничный дозор, последнего тролля в Оймене сразил еще король Тим Отважный. Кого бояться королю Магнусу, от кого прятаться?

— Королю, разумеется, некого бояться, — ответил хранитель, — хотя есть чего опасаться.

— Ты о тех мерцающих огоньках? О них, кстати, говорили и крестьяне в той неприветливой деревеньке. Интересно, что все это означает?

— Мне бы самому хотелось знать ответ на этот вопрос, — задумчиво проговорил Витольд. — Огни стали появляться с месяц назад, по ночам, сначала на окраине королевства, а теперь добрались до столицы.

Он посмотрел на принца, не весело улыбнулся и уже обычным тоном добавил, продолжая подниматься по лестнице:

— А что касается причин устраивать потайные ходы, то я вижу их две. Во-первых, это хорошая практика, ибо какой прок изучать магические сочинения, если нет возможности применить знания? А во-вторых, король, благодарение Небу, дает себе отчет в том, что знания, хранящиеся в его библиотеке, могут обернуться злом в руках невежды, так что меры предосторожности здесь не помешают. Тайна крепостного лабиринта известна лишь троим — королю, принцессе и мне.

Витольд поднялся на последнюю ступеньку очередной лесенки, и перед ним возник столь же узкий, как и в начале пути, дверной проем. Через него друзья попали в длинный коридор с высоким сводчатым потолком, хорошо освещенным масляными светильниками. Стены были украшены тусклыми, полинявшими гобеленами. В конце коридора виднелись большие распахнутые двери, ведущие в ярко освещенный зал. Туда и направился Витольд, а вслед за ним и принц Корфул.

Это был большой фехтовальный зал. Вдоль четырех его стен, украшенных вымпелами и знаменами, был выставлен целый арсенал оружия, которого хватило бы для охраны небольшого замка. Средних лет рыцарь, облаченный в латы, только без шлема, стоял возле стойки с анкейскими мечами, поочередно вынимая их и рассматривая. Он не заметил вошедших.

— Мое почтение, ваша светлость, — уже с центра зала приветствовал рыцаря хранитель.

— О, Витольд! — радостно откликнулся тот. — Я и не слышал, как ты вошел.

— Хотите пофехтовать, господин маршал?

— Что за вопрос? Разумеется, ведь тебя не было уже на двух уроках. Чего доброго его величество узнает, что ты манкируешь уроками фехтования, тогда не миновать взбучки.

— Так вы меня ждете, ваша светлость? — искренне удивился Витольд.

Маршал рассмеялся.

— Дрожишь! Нет, сынок, сейчас у меня ученик познатнее. Ты к королю?

Витольд кивнул.

— Он, кажется, тебя искал… А это еще что за малый? — спросил маршал, указывая рукоятью меча в сторону принца.

— Мой поставщик минералов.

— Сразу видно, человек работает с камнями, — рыцарь снова рассмеялся и, сделав рукой неопределенный жест, добавил: — Не смею вас задерживать.

Через неприметную дверь в углу фехтовального зала Витольд и Корфул попали в узенький коридор, заканчивавшийся глухой стеной. Справа и слева было по большой дубовой двери. Подойдя к левой, Витольд, распахнул ее, кивнул принцу и вошел в комнату.

Принц Корфул сразу понял, что это жилище хранителя. Комната была довольно просторная, с высоким потолком, с большим, забранным косой решеткой, сводчатым окном. В левом углу, в нише под балдахином, помещалась кровать. Вдоль стен по обе стороны шли полки, уставленные всевозможной медной и фарфоровой посудой, непонятными инструментами, книгами и свитками пергамента. Под полками вдоль стен шли узкие столы. У окна помещался огромный стол, на котором в беспорядке валялись свитки, лежали раскрытые книги и какие-то малопонятные предметы. Возле стола стояло большое кресло с высокой спинкой, обитое потертым синим бархатом. На спинке кресла сидела крупная хищная птица.

Все это принц разглядел в одно мгновение в свете тройного масляного светильника, который сам собой возжегся на столе, едва друзья вошли в комнату.

Птица громко приветствовала вошедших: хлопала крыльями и тянула раскрытый клюв к Витольду. Теперь принц Корфул разглядел сокола.

— Здорово, приятель! — проговорил Витольд, аккуратно поглаживая птицу по клюву. — Ну не сердись, ты же понимаешь, что я был страшно занят. Вот видишь, гостя привел. Да, конечно, рыцарь, ты как всегда проницателен, Фьют. Только об этом не надо никому говорить.

Принц подошел поближе, с любопытством слушая этот разговор.

— Замечательный сокол, — сказал он негромко, понимая, что с чужой хищной птицей нужно быть как можно осторожнее.

— Его зовут Фьют, и он приветствует вас, ваше высочество.

Принц усмехнулся, но отвесил легкий поклон.

— Ты понимаешь язык птиц?!

— За всех птиц не поручусь, птичьих языков много, а вот Фьюта я понимаю хорошо, впрочем, как и он меня. Он настоящий товарищ.

Сокол снова расставил крылья, что-то проклекотал, усердно кивая головой.

— Он радуется, что я хвалю его в присутствии сына короля Эркора.

Принц рассмеялся.

— Я вижу, вы воспринимаете мои слова как шутку, ваше высочество, — серьезно проговорил хранитель, — а между тем Фьют говорит, что сразу узнал в вас сына Эркора, поскольку видел вашего родителя, когда тот гостил у короля Магнуса.

Принц покачал головой.

— Насколько мне известно, мой отец был в Баргореле лет восемь назад.

— У птиц память лучше, чем у людей, если они что-нибудь увидят, то помнят об этом всегда.

— Гм, возможно, — уклончиво ответил принц Корфул.

— Однако, — деловито сказал Витольд, — я должен ненадолго вас оставить. Мне нужно срочно узнать, зачем все-таки меня искал король. Побудьте здесь, ваше высочество. Фьют! — обратился он к соколу. — Сегодня мне кормить тебя нечем, так что ты уж сам позаботься о своем пропитании.

Не прошло и минуты, как принц остался в комнате один: Фьют сквозь раскрытое хранителем окно вылетел на охоту, а сам Витольд через дверь удалился в неизвестном направлении.

Принц стал разглядеть комнату ученика чародея. Диковинной была это комната, диковинными были здесь все предметы. Но вскоре принца обнаружил, что мысли его далеки от здешних диковин, что они бродят где-то по дворцу, пробуждая в воображении смутные и не имеющие ничего общего с действительностью образы: интерьеры комнат, галерей, залов и лестниц… Они бродят и ищут принцессу. Лукавить больше было невозможно: Корфул понимал, что действительно боится встречи с принцессой Аделиной, боится, как не боялся еще ничего на свете, боится странным, неизвестным прежде страхом, боится… и в то же врем горячо желает этой встречи. Потому его и не занимают чудесные вещицы Витольдовой лаборатории, потому и мысли его лихорадочно носятся по незнакомому замку, пытаясь угадать, где находится принцесса, угадать для того, чтобы не быть застигнутым врасплох.

Внезапные звуки — лязг железа и человеческие голоса — вывели принца из задумчивости. Он различил звон легких мечей и возгласы дерущихся, но далеко не сразу понял, что это означает. Дверь комнаты была всего лишь прикрыта. Принц выглянул в коридор. Как он и предполагал, дверца, ведущая в фехтовальный зал, была распахнута. Звуки доносились оттуда. Теперь уже не было сомнения, что в зале фехтуют.

Ратное искусство, что вполне естественно, куда больше интересовало принца, нежели сомнительные тайные науки, которым посвятили себя король Магнус и его ученик. Корфул прошел по коридору и заглянул в зал. Фехтовали два рыцаря. Один очевидно тот, которого Витольд называл маршалом, крепкий, матерый воин, а другой, поменьше ростом и более изящного сложения. Это позволяло ему двигаться проворнее и ловчее, что было очевидным преимуществом при владении изобретением анкейский мастеров. Длинный и тонкий, с ромбовидным сечением, клинок анкейского меча предназначался для того, чтобы поражать противника, защищенного броней. Нужно было нанести очень точный и достаточно сильный удар куда-нибудь в стык пластин панциря или же в щель забрала. Не смотря на то, что бой был учебным, принц, следил за ним с увлечением. Молодой рыцарь (так он окрестил бойца поменьше), как назойливый овод, нападал на маршала: делал ловкие выпады, быстро отскакивал назад, молниеносно менял направление атаки. Маршал из-за своего богатырского сложения был удобной мишенью, но он демонстрировал чудеса обороны. Оставаясь практически неподвижным, он парировал все выпады молодого рыцаря столь умело и сильно, что дважды выбивал меч из его рук. Неизвестно почему, но Корфул очень быстро встал на сторону молодого рыцаря: искренне радовался его удачам и огорчался промахам. По его оценке, тот был достаточно опытным и сильным бойцом, и принц всерьез спрашивал себя, сможет ли он победить такого молодца.

Фехтовальщики делали короткие перерывы. Не поднимая забрала, маршал давал кое-какие советы, хвалил или журил ученика за промахи.

— Сегодня вы явно в ударе, — рассмеявшись, сказал маршал во время одной передышки. — Вас вдохновляет завтрашний турнир?

— Не столько вдохновляет, сколько злит, — отозвался молодой рыцарь.

— Но почему? — удивился маршал. — Ведь завтра Норриндол получит наследника престола, а принцесса — жениха.

— Вот именно, маршал! В первую очередь награду получит Норриндол, а принцесса — то, что останется. Ведь никто не спросит ее, понравился ей победитель турнира или нет.

— Да как же он может не понравиться! Я не знаю, как в Тыштыроне или Горрогане, но у нас в Благословенном Крае сила с красотой неразлучны.

— Для того чтобы полюбить человека, одной красоты мало, — не унимался молодой рыцарь, принимавший, как показалось Корфулу, очень уж горячее участие в судьбе принцессы.

— Ах да, — не без иронии заметил маршал, — я что-то слышал о клятве принцессы… но не верил, что такое безрассудство может войти в голову дочери короля Магнуса Мудрого.

— Это не безрассудство, господин маршал! — в запальчивости выкрикнул молодой рыцарь и сорвал с головы шлем.

На закованные в латы плечи упала россыпь каштановых сверкающих волос, несколько локонов, влажных от пота, прилипли к высокому лбу, щеки горели румянцем, а огромные карие глаза, источающие молнии, были устремлены на маршала. Корфул обомлел: молодой рыцарь, которому он так симпатизировал, оказался девушкой. Но этого было мало: негодующая девица была как две капли воды похожа на юношу, с которым Корфул столкнулся в трактире. Еще никогда в жизни он не испытывал такого потрясения: ни год тому назад, когда на охоте в Аранских скалах на его плечи сзади кинулся горный барс, ни два года назад, когда на «Турнире доблести» в полном боевом снаряжении он переплывал залив Хорль и внезапно поднялась страшная буря. Сердце его замерло, затем ударило с такой силой, что, казалось, голова разлетится на тысячу кусков, и заколотилось, как сильная птица, осознавшая, что угодила в силки.

Все это произошло во мгновение ока. А спор девушки с маршалом между тем продолжался.

— Да, я дала слово и не нарушу его, — говорила девушка, подходя к рыцарю, — Именно потому, что я дочь короля Магнуса Мудрого и праправнучка королевы Ферты.

— Но, ваше высочество… — хотел было возразить маршал.

— Что, мое высочество? Или вы забыли, что король Тим Отважный не участвовал в «Турнире короны»…

— Но король Тим доказал свое право на руку принцессы и на корону Норриндола в схватке с горным троллем, опустошавшим Оймен, — не сдавался маршал.

— Мой дорогой Решш, — немного смягчилась принцесса, — неужели вы не понимаете, что он дрался не за красоту принцессы Ферты и уж тем более не за корону Норриндола, а за свою любовь к Ферте и за любовь Ферты к нему, ведь они успели полюбить друг друга, и сила их любви помогла одолеть горного тролля.

Маршал Решш помрачнел и скорбным голосом произнес:

— Вы хотите разбить сердце вашего отца…

— Нет, — тихо ответила принцесса, — я люблю и чту своего отца, и я верю, что он обладает не только мудростью ума, но и мудростью сердца.

Девушка отсалютовала маршалу мечом (тот ответил ей тем же), подошла к стойке с анкейскими мечами, аккуратно поставила клинок, подняла голову, и взгляд ее упал на Корфула, стоящего в дверном проеме.

— Кто это? — встревожено произнесла принцесса.

Маршал поспешно подошел к принцессе и взглянул на Корфула.

— А-а, это, кажется, помощник Витольда, ваше высочество, поставщик минералов.

Принц не смог и рта раскрыть. На голове его был капюшон, да и довольно сумрачно было в этом углу зала, так что принцесса не разглядела его лица. Присутствие постороннего явно смутило ее: на щеках, несколько побледневших от последней тирады, снова вспыхнул румянец, она быстро посмотрела на маршала, потом на Корфула и пошла из зала. Но прежде чем уйти, остановилась и, повернув голову в сторону принца, бросила:

— Послушайте, как вас там… передайте господину хранителю, что я хочу его видеть.

Принц Корфул почувствовал, как в лицо ему пахнуло прохладой. Он стоял в комнате хранителя возле раскрытого окна, за которым в темноте ночи виднелись редкие огни факелов на крепостной стене. Он тряхнул головой, недоумевая, как снова очутился здесь.

— Свежим воздухом дышите, ваше высочество? — услышал принц позади себя знакомый голос, быстро обернулся и увидел улыбающееся лицо Витольда.

Похоже, вид у принца был весьма странный, поскольку улыбка на лице хранителя быстро сменилась недоумением.

— Что с вами, ваше высочество?

Витольд быстро подошел к принцу и положил руки ему на плечи. Тот тряхнул головой и промолвил:

— Кажется, у меня было видение…

— Какое еще видение? — удивился Витольд.

— Ну, там, в зале… один рыцарь, понимаешь, он фехтовал, потом снял шлем и… оказалось, что это… Принцесса?

Витольд рассмеялся: сначала беззвучно и, наконец, захохотал.

— Что? — недоуменно спросил принц. — Что такое?

— Нет-нет, ничего, ваше высочество, — давясь от смеха, проговорил Витольд, — это я так…

— Что я такого смешного сказал?

Хранитель наконец успокоился и, лукаво улыбаясь, спросил:

— Так, стало быть, вы видели принцессу?

— Видимо да, если только это была принцесса и если я ее действительно видел. Знаешь, Витольд, она так… так… посмотрела на меня и ушла, а потом не помню, как я очутился здесь, у раскрытого окна.

Принц помолчал, он все еще выглядел потрясенным.

— Неужели это была принцесса Аделина?

— Разумеется. Маршал Решш дает ей уроки фехтования.

— Уроки! — вдруг воскликнул принц, тон его совершенно переменился. — Да она сама кому угодно сможет преподать урок. Она же фехтует не хуже меня, а я, смею тебя уверить, недурно владею анкейским клинком.

Принц Корфул прошелся вдоль стола.

— Так это была принцесса Аделина… — снова проговорил он. — Нечего сказать. Дева-Воительница! Подумать только! Неужели в Благословенном Крае не стало хватать рыцарей, или в стражники Пятиречья теперь принимают девиц?

— Вы плохо помните историю, ваше высочество, — назидательно проговорил хранитель. — Королева Эхла сражалась на горе Лимм наравне с рыцарями Бергора, а королева Ферта была лучшей в стрельбе из лука во всем Норриндоле.

— Я прекрасно помню историю, Витольд. Но то были настоящие королевы…

— А принцесса Аделина, — перебил его хранитель, заговорив уже внушительным тоном, — настоящая принцесса. Истинная правнучка короля Бергора. Жемчужина Пятиречья. И, самое главное, вы, ваше высочество, уже знаете это. Вы просто задеты тем, что принцесса оказалась не такой, какой вы ее себе представляли. Но она такая, какая есть: смелая и гордая, умная и очень красивая, прекрасно владеет анкейским клинком, мечом, арбалетом, прекрасная наездница, ей трудно найти равных в игре на харпе, лютне, флейте и мандолине, она хорошо поет и владеет искусством стихосложения, обладает глубокими познаниями в истории, геометрии и астрономии. Она — настоящая принцесса, которой суждено стать прекраснейшей из королев Благословенного Края. Так нужно ли защищаться от того, что принцесса тронула ваше сердце, да и от того, что вы, уже влюбились в нее?

Принц, ошалело смотрел на хранителя. Без сомнений, слова Витольда попали в самую точку.

— Да, — выдавил он из себя,— все правда. Ты настоящий ученик чародея, коли тебе открыты потаенные мысли сердца.

— Ну, волшебство здесь ни при чем…

— Да-да, — бормотал принц, не слушая Витольда, — я просто потрясен, да что там, раздавлен! Ведь то, что она говорила маршалу… Понимаю, понимаю. И там в трактире… Да-а, удивительная девушка.

Витольд слушал принца очень внимательно.

— Что-то я вас не пойму, ваше высочество.

— Да, я видел ее в трактире…

— Когда?

— Когда поднимался наверх… только она была… она была с Эльзой, и одета в мужское платье.

Витольд нахмурился и потер лоб.

— Интересно, что на сей раз придумала наша проказница?…

— Кстати, — спохватился принц Корфул, — принцесса Аделина…

— Кто здесь завет принцессу Аделину? — раздался вдруг звонкий девичий голос.

Принц и хранитель обернулись: на пороге комнаты стояла принцесса.

Корфулу показалось, что земля ушла из-под ног. Опять эта странная робость завладела им, захотелось спрятаться глубже в тень, а еще лучше сбежать куда подальше.

Принцесса, одетая уже в простое красивое платье, с аккуратно уложенными каштановыми кудрями вошла в комнату. Принц Корфул не мог поверить, что с четверть часа назад видел ее в латах, с мечом в руках и с распущенными волосами.

— Витольд, — проговорила принцесса торопливо, — мне нужно с тобой поговорить.

— Но, ваше высочество, я не один.

Принцесса взглянула на Корфула, но сейчас его присутствие не смутило ее.

— А, поставщик минералов, кажется. Вы из Оймена? А может, даже из самого Озенгорна?

Принц не знал, как поступить. Он еще больше втянул голову в плечи, отчего капюшон совершенно закрыл его лицо. Сам же он, почти ничего не видя, перебирая руками по столу, чтобы не свалиться, и мыча что-то неопределенное, перебрался теперь в тот угол, где помещалась ниша с кроватью хранителя. На выручку другу пришел Витольд.

— Я надеюсь, что не случилось ничего страшного.

— Мне нужно твоя помощь.

— Меня ждет ваш отец.

— Витольд, это очень важно, — умоляюще промолвила принцесса.

— Хорошо. Я сейчас провожу моего поставщика, а вы подождите меня…

Но хранитель не договорил. Из коридора послышался чей-то дребезжащий голос:

— Господин храни-и-и-тель! Господин хранитель!

— Это Голь! — воскликнула принцесса. — Я не хочу, чтобы он видел меня здесь.

— Но почему?

— Потом, потом.

— Ну, хорошо. Давайте за дверь. Скорее!

Принцесса проскочила за открытую дверь… и уткнулась в Корфула, который минутой раньше нашел здесь, как полагал, надежное убежище. Но девушка не растерялась.

— Тихо! — прошептала она и схватила принца за руку.

Нужно ли говорить о том, что чувствовал принц Корфул. За сотни миль от родного дома, под чужим именем, в чужом замке, в комнате хранителя королевской библиотеки он прятался от какого-то неведомого Голя вместе с самой прекрасной принцессой в Пятиречье — дочерью короля Магнуса Мудрого, и эта принцесса крепко сжимала его руку, совершенно не догадываясь, кто стоит рядом с ней. Он смотрел на девушку из-под капюшона, и сердце его сжималось от чувства, прежде неведомого ему. Он видел профиль Аделины. Она стояла тихо, почти не дыша, закусив от напряжения нижнюю губу, в ее огромных глазах сверкал отблеск пламени светильника, а выбившаяся из укладки прядь волос дрожала у виска.

Меж тем на пороге комнаты появился совершенно седой, слегка согбенный в пояснице человек. Всякий, видевший его впервые, невольно задерживал на нем взгляд, поскольку вид у старика был весьма забавный: заметно выпученные глаза, крупный мясистый красный нос и вздернутые уголки губ, создающие впечатление не сходящей с лица улыбки. Опытный взгляд тотчас определил бы в нем состарившегося шута.

— Господин хранитель, — проскрипел Голь, обращаясь к Витольду, — король ждет вас

— Благодарю тебя, дорогой Голь. Я сейчас приду.

— Он очень, очень печален…

— Кто, король?

— Ну да, этот подозрительный старик совсем расстроил его.

— Это ведь Ольд, что живет в северном лесу?

— Да, да, это он. Эти отшельники всегда расстраивает государя.

— Я помню, он был во дворце года три назад, и еще когда-то давно…

— О да, он приходит, хотя король запретил ему приходить. В темницу бы этого мерзкого старика. Но поторопитесь, поторопитесь, Витольд. Он ждет вас.

— Хорошо, Голь, сейчас я закончу здесь дела и бегу, а ты ступай.

— Да-да, я поспешу обратно. Его нельзя оставлять одного.

Голь вышел из комнаты и уже из коридора прокричал сорванным фальцетом:

— Не задерживайтесь, господин хранитель, не задерживайтесь!

Принцесса перевела дух, отпустила руку Корфула и, даже не удостоив его взглядом, вышла из своего убежища.

— Витольд, — проговорила она, — прошу тебя, не задерживайся у отца. Я буду ждать в малом зале.

Она повернулась и выбежала из комнаты.

Хранитель закрыл дверь и взглянул на стоящего за ней принца. Тот блаженно улыбался.

— Ваше высочество, к моему глубокому сожалению, обстоятельства складываются так, что вам пора возвращаться в гостиницу.

Принц опустил голову, взглянул на Витольда и тут же пришел в себя.

— Да-да, Витольд. Ты меня проводишь?

— Боюсь, у меня мало времени. Но вы и сами найдете дорогу. Тайно покидать замок уже нет надобности. Пройдете сейчас через фехтовальный зал. Коридор, по которому мы попали сюда, выведет вас к небольшой лестнице, спуститесь по ней на один этаж, пройдете по такому же длинному коридору до конца и выйдете на широкую лестницу. По ней спуститесь вниз и попадете во двор, перед вами будут ворота замка. А там, надеюсь, вы найдете дорогу к «Звезде негоцианта».

Витольд подошел к столу, открыл какую-то шкатулку, вынул оттуда перстень и подал его принцу.

— Вот это будет вам пропуском. Завтра перед турниром вернете его.

— Благодарю тебя, Витольд, — сказал принц, — ты оказал мне неоценимую услугу.

Он обнял хранителя за плечи.

— Благодарю!

— Поверьте, принц, я знаю, что делаю. Теперь, надеюсь, вы теперь участвуете в турнире?

— О да! Теперь я точно знаю, чего хочу.

— Еще один вопрос. Вы сказали, что видели принцессу в трактире, расскажите поподробнее.

— Да я, собственно, все сказал. Она очень спешила. Сначала по лестнице сбежала Эльза, за ней принцесса. Эльза называла ее Тимом.

— Похоже, она что-то затеяла, — задумчиво проговорил хранитель. — Но вам пора, ваше высочество, идите, и да хранят вас Небеса. До завтра!

Друзья пожали друг другу руки, и принц покинул комнату хранителя.

Витольд настолько хорошо объяснил ему дорогу, что принц не встретил никаких препятствий: никто из караульных, дежуривших на каждом углу коридора и на лестницах, не обратил на него внимания. Уже внизу, в большом полутемном коридоре, он услышал звуки музыки. Через несколько шагов стало ясно, что неподалеку играют на лютне и поют. Пройдя еще немного вперед, принц увидел полоску света, падающую в коридор. Оттуда и доносилось пение. Поравнявшись с дверью, Корфул кинул взгляд в приоткрытую дверь. Песня была ему хорошо знакома, — баллада о доблестном рыцаре Горгеноте Реневильском и прекрасной принцессе Элхане Тулонской.

Посреди комнаты на резной скамье с лютней в руках сидела принцесса Аделина. Она пела красиво и с искреннем чувством.

Баллада эта, как и все баллады, была очень длинной, принцу же довелось услышать только маленький ее отрывок:

Мой славный рыцарь, Горгенот,

пришпорь скорее коня.

Прошел в печали скорбный год,

как нет со мною тебя.

Ты доблесть свою доказал вполне,

и верность обету храня,

вернись, заклинаю, скорее ко мне,

тебя ждет Элхана твоя.

Принцесса внезапно оборвала пение и повернула голову к двери.

— Витольд? — негромко спросила она.

Корфул понял, что опять попался. Он поспешил пройти дальше, но принцесса уже вышла в коридор.

— Это вы, господин поставщик?…

Принц было остановился, но снова сделал несколько шагов вперед.

— Стойте! — голос принцессы прозвучал требовательно.

Принц повернулся. Он понял, что прятаться больше невозможно, да он уже и не хотел этого. Принцесса медленно приближалась к нему. На Корфула падал свет от факела, и принцесса смогла разглядеть его лицо.

— Вы?… — вполголоса воскликнула принцесса. — Это вы были в трактире?!

Она быстро прижала ладонь к губам.

— Но что вы здесь делаете?

Не было больше сомнений в том, что в поставщике минералов она узнала рыцаря из «Звезды негоцианта», с которым столкнулась на лестнице.

Принц откинул капюшон и прямо посмотрел на принцессу.

Аделина даже отшатнулась. Перед ней, подобно скале, стоял рыцарь, один из стражей Пятиречья, могучий во всей своей силе и прекрасный в своей молодости. И он смотрел на нее открытым и чистым взглядом.

— Простите, принцесса, — заговорил он, — я не должен был проникать сюда подобно вору, чтобы увидеть вас. Но я не жалею об этом и готов понести любое наказание. Ведь сокровище, которое я уношу с собой, не имеет цены.

— Сокровище? — в недоумении произнесла принцесса. Она смотрела на Корфула, не в силах отвести взгляда.

— Да, принцесса, это ваша тайна, ваше прикосновение, — он поднял руку, как бы показывая, — и этот ваш взгляд — такое сокровище ценнее самой жизни.

Кто знает, о чем думала она и думала ли она о чем-либо. Казалось, время остановилось.

А принц опустился на одно колено, взял руку принцессы и поцеловал.

— Завтра, — сказал он, — я буду сражаться не за корону Норриндола. Я буду сражаться за свободу принцессы Аделины.

Затем он встал, повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь.

Принцесса смотрела ему вслед, пока он не скрылся на лестнице.

Сзади к ней подошла старая кормилица, задремавшая во время пения баллады и проснувшаяся слишком поздно.

— Кто это был? — спросила она, помаргивая спросонья.

Но принцесса молчала.

— Какой красавец, — добавила кормилица. — И целая дюжина таких будет драться завтра за вашу руку, а вы вон что удумали…

— Ах, если бы это был он… — тихо промолвила принцесса.

— Что ты говоришь, дитя мое? — спросила кормилица.

— Ничего, няня, — ответила та. — Пойдем готовиться к завтрашнему дню. Летние ночи коротки.

Глава пятая Баллада о короле Бергоре

Только возле трактира принц Корфул пришел в себя и очень подивился тому обстоятельству, что, не помня как, добрался до гостиницы, ни разу не остановившись и не сверившись с дорогой. Мысли занимала принцесса, ее взгляд, брошенный при прощании. Поразительный взгляд, загадочный. И только сейчас Корфул понял, что так поразило его: взгляд принцессы был полон надежды. Робкой, пугливой…

Принц остановился. Нужно было сосредоточиться, чтобы все осознать. Но сосредоточиться не удавалось, что-то мешало. Он осмотрелся, принюхался и понял, что от счастливого дурмана его пробудил запах конского навоза. Он стоял возле раскрытых ворот конюшни, вспоминая, что еще днем хотел зайти проведать своего верного коня, да вот не получилось.

Конюшню освещали два масленых светильника, в одном стойле ворошил соломенную подстилку конюх.

— О, ваша милость! Пришли свою лошадку посмотреть? Не беспокойтесь, у нас порядок. А как же, такие важные гости всегда останавливаются.

Конюх отставил вилы и посмотрел на Корфула, что-то явно обдумывая.

— Так вы тут побудите, ваша милость? А то я, голова содовая, ведро забыл. Я бы сбегал в трактир, пока вы тут. А то ведь ворота запирай, отпирай, морока!

— Беги, — согласился принц, — только не долго, — добавил он уже вслед конюху.

Конь действительно был вычищен и выглядел сытым довольным. Корфул провел рукой по шее коня.

— Ну что приятель, видишь, как все обернулось, — тихо проговорил он. — Она надеется, и мы не подведем ее, правда?

Снова перед глазами возникла Аделина и увлекла мысли рыцаря прочь из полутемной конюшни. Но особенно размечтаться влюбленному стражу Пятиречья не удалось. Он услышал разговор и подумал, что вернулся конюх, но говорили двое и голоса были незнакомые.

— И зачем вам это нужно, ваша милость, ума не приложу, — говорил кто-то грубым, сипловатым голосом.

— Молчи, дуралей, — ответил ему властный бас.

— Затеяли эту канитель. Нет бы пойти сразу к старику, то-то бы он обрадовался. Ха-ха-ха! Занадобился вам этот турнир!

— Заткнись, плебей, ты ничего не понимаешь! Надо проучить этих задавак из Пятиречья.

Принц прислушался.

— Они считают себя непобедимыми, вот мы и посмотрим.

— А если вас ранят?

— Что-о! — теперь бас разразился хохотом. — Глупец!

— А если, чего доброго, вы не победите в турнире?

— Еще одно слово, и я прибью тебя, бестия! Кому ты это говоришь? В этом жалком крае нет настоящих воинов.

— Не нравится мне все это, сделали бы дело тихо и спокойно.

— О, несносный тупица! Турнир уже назначен. Пойми, что вся эта здешняя возня не просто так, а ради принцессы.

— Вы-то хоть видели ее? Говорят, красотка, каких мало?

— Меня это не волнует, будь она хоть перл небесный. Да что ты трясешься? Кто бы ни победил, мы в выигрыше. Но было бы глупо не позабавиться: пострелять из арбалета, помахать мечом, вышибить из седла какого-нибудь спесивого принца, — снова раздался самонадеянный смех. — Владыка послал меня не раньше и не позже, а именно в это время. А он знает, что делает. Слушай, Освальд, когда дело дойдет до состязания на копьях, подашь мне мое копье, с острием.

— Это еще зачем?

— Не трясись, говорю тебе. Тут у них все игрушки: тупые клинки, тупые копья. А я хочу, чтобы они понюхали крови, своей крови. Ты понял?

— Вам видней, ваша милость.

Разговор смолк. Стало ясно, что хозяин вышел, а слуга остался. Принц тихо подошел к нему.

— Кто твой хозяин? — спросил он.

Слуга так и подпрыгнул от неожиданности. Затравлено поглядел по сторонам и, убедившись, что больше никого нет, немного успокоился.

— А вам-то что за дело? — просипел он в ответ и направился было вон, но Корфул схватил его за шиворот и развернул к себе.

— Кто твой хозяин? Отвечай.

— Уж во всяком случае, не вы, сударь. Чего пристали!

— Я случайно услышал, что вы тут затеваете. Так вот, я не знаю, откуда вы прибыли, но здесь так не поступают. Слышишь ты? Передай своему хозяину, что, если он не откажется от своей подлости, он близко не подойдет к ристалищу.

Принц отпустил незнакомца, и тот чуть ли не бегом поспешил вон из конюшни.

Когда принц вошел в трактир, в зале почти никого не было. Трактирщик сидел за столом вместе с оружейником Шеробусом, и принцу пришло на память, как оружейник называл трактирщика кумом. Дети двух друзей и родственников были тут же. Эльза протирала стойку и полки за ней, а сын Оружейника Филипп, вытирал большущим льняным полотенцем глиняные тарелки и кружки. Принц вознамерился было расспросить трактирщика о рыцаре, который только что вошел в гостиницу, но Хэмм, так звали трактирщика опередил его.

— Ваша светлость, рассудите нас! — обратился к рыцарю трактирщик, да так горячо, что выскочил из-за стола и чуть не опрокинул скамейку. — Вы человек благородный, страж Пятиречья, наверное, много учились всему. Как вам кажется, разве не должно человеку стремиться к лучшему, разве не рожден человек для счастливой доли? Разве не должен он не только усердно трудиться, но и искать всякую возможность, чтобы улучшить свою судьбу?

Принц улыбнулся.

— Мне не вполне понятно что вы имеете в виду, уважаемый господин Хэмм.

— Эка ты, кум, завернул! — покачал головой оружейник. — На такой вопрос всякий ответит, что да, мол, так оно и есть. Вот даже господин рыцарь не понимает, к чему ты клонишь. А я очень хорошо понимаю. Мы ведь о другом говорили…

— Да как же о другом? — искренне удивился трактирщик.

Сцена забавляла не только Корфула, дети почтенных горожан тоже тихонько хихикали.

— Погодите, уважаемые, — по возможности серьезно заговорил принц, выставляя вперед руки, будто разводя спорщиков. — Если вы хотите узнать мнение стража Пятиречья и человека, кое-чему учившегося, объясните, в чем состоит предмет вашего спора?

— Да мы, ваша светлость… — начал было трактирщик, но мастер Шеробус его перебил:

— Погоди, кум, ты уже высказался. Мы тут о детях наших разговорились…

Принц посмотрел на Эльзу и Филиппа. Оба смутились, но по-разному: сын оружейника опустил голову и принялся тщательней тереть очередное блюдо, а дочь трактирщика, напротив, вспыхнула и устремила огненный взгляд на Шеробуса, который тем временем продолжал:

— Я в том смысле рассуждаю, что человек, где родился, там и пригодился. У каждого своя стезя, и нужно по ней идти, а не прыгать с места на место. Потому что стезя твоя — это твоя жизнь, если ты не идешь своей дорогой, ты отказываешься от своей жизни и ищешь попросту того, чего нет. Вот вы, ваша честь, родились в рыцарском замке, и что же, стали рыцарем, ведь не сделались, к примеру, менестрелем или, того нелепее, гончаром…

— Это ты, кум, передергиваешь! — не смог сдержаться трактирщик. — Где это видано, чтобы рыцарь мечтал о гончарном круге? Мечтают о том, что выше, лучше, а не о том, что хуже или ниже.

— Чем это гончар тебе так низок и плох?

— И опять ты передергиваешь!

— Ничего я не передергиваю, я говорю, что, мечтая о лучшей доле, человек не проживает свою жизнь, все надеется, что есть другая, а другой-то и нет, так и промается весь век, и все напрасно.

Трактирщик всплеснул руками.

— Вот опять все начинается снова! Ведь я ж тебя спрашивал, как узнать свою дорогу? А ну как она не моя? Тогда что?

— Вот-вот! — горячо подхватил оружейник. — Эта не моя, пойду на ту, та вроде получше, поинтереснее, а потом, глядь, и та не моя, пойду на третью, и пошло-поехало…

— Да узнать-то как? — все не унимался Хэмм. — Ведь наперед, что ты мне не говори, нипочем не узнаешь.

— Конечно, не узнаешь, пока не пойдешь…

— Да вдруг окажется, что не она?

Оружейник еще при первом знакомстве произвел на принца впечатление человека гордого, но вместе с тем умного и рассудительного. Настоящий же разговор открывал мастера Шеробуса как человека, любящего задавать себе и окружающим трудные вопросы. Однако, простояв всю жизнь у наковальни и слушая грохот железа, он, не научился говорить так, чтобы его можно было понять сразу.

— Пойми ты, кум, о чем я тебе толкую. Настоящая стезя всегда находится перед человеком, перед самым его носом, только по глупости в раннем возрасте он не хочет видеть ее, слишком уж она обыкновенная, неинтересная вроде. Вот тут и нужны старшие и опытные люди, родители или наставники, чтобы помочь человеку. И тот, кто слушает старших, идет правильным путем.

Хэмм помолчал какое-то время, переваривая слова друга, потом махнул рукой.

— А! Это все давно известно. Я вот не ропщу на судьбу, ты же знаешь, но в ранних летах, как ты говоришь, я был, видимо, слишком послушным. Ты что думаешь, я мечтал о том, чтобы заправлять этим постоялым двором? Какое там! Я и Эльзу-то не больно ругаю за шалости, потому как в меня пошла.

Хэмм, обернувшись, посмотрел на дочь.

— Смеется, егоза! Давай, старайся, дочка, постигай ремесло доброй трактирщицы.

Эльза, конечно, не смеялась, но озорства в ее глазах нельзя было не заметить. Хэмм покачал головой.

— Так что вот, кум, послушал я старших людей и, куда деваться, привык, даже понравилось.

— Конечно, потому что твое. А то бы не стала «Звезда негоцианта» лучшим трактиром в столице.

— Мое-то оно мое, но если бы представилась в молодости возможность другой, лучшей участи, я бы… эх!

Оружейник тихо засмеялся и покачал головой.

— Ну и о чем же вы меня хотели спросить? — усмехнулся принц Корфул.

Хэмм м Шеробус обернулись к принцу, и по их лицам было видно, что они, пожалуй, забыли о его присутствии. Корфул рассмеялся.

— Я вижу, вы достаточно хорошо друг друга понимаете и умеете договариваться без посторонней помощи. Только вот мне теперь непонятно, при чем тут ваши дети, о которых вы якобы говорили?

— Это, сударь, я все больше о своем сыне, — сказал оружейный мастер.

— А что с ним? — спросил принц. — Крепкий смышленый парнишка.

— Да вот, изволите видеть, не нравится ему оружейное ремесло…

— Почему не нравится? — пробурчал из своего угла Филипп. — Нравится. Я все про оружие знаю.

— Вот и надумал в рыцари податься, — заметил Шеробус.

— Куда? — переспросил принц.

— Вовсе и нет! — крайне смутившись, выпалил юноша. — Я, конечно, понимаю, что сначала нужно походить в оруженосцах…

Принцу вовсе не хотелось обижать юного мечтателя, но не расхохотаться он не мог.

— Походить в оруженосцах, — с трудом выговаривая сквозь смех слова, сказал принц. — Отлично сказано, молодой человек.

— И напрасно вы смеетесь! — вдруг воскликнула Эльза.

Она пришла в негодование. Не будь Корфул рыцарем, дочь трактирщика наверняка набросилась бы на него.

— Филипп, между прочим, все знает о рыцарях!

— Ты смотри, как разошлась! — засмеялся, впрочем, весьма довольный Хэмм. — То чуть не дерутся, а тут, поди ж ты, заступается.

— Да, отец, ты не знаешь, а я знаю. Он все баллады рыцарские знает.

— Так-таки и все? — усмехнулся Корфул.

— Да, все!

Принц перестал смеяться.

— Ну-ка, пойди сюда, молодец.

— Правильно, правильно, ваша честь, — подхватил Шеробус. — Проэкзаменуйте его.

Филипп оставил свои, а точнее, Эльзины тарелки и вышел вперед. Приятной неожиданностью для принца было то, что сын оружейника умеет, довольно легко преодолевать смущение.

— Так что, — пристально глядя на Филиппа, повторил принц, — неужели все баллады знаешь?

— Ну, может быть, и не все, но много.

— И «Как славен был король Бергор»?

— Знаю.

— Не гимн, юноша, который знают все, а балладу?

— Балладу знаю.

Принц покачал головой.

— Ее не всякий рыцарь знает.

— А я знаю.

— Интересно откуда?

— Да у меня книга есть…

— Что у тебя есть? — спросил вдруг мастер Шеробус.

По жалкому виду Филиппа было ясно, что он попался.

— А мне и не сказал, — покачал головой оружейник. — Вот шельмец!

Принц с интересом смотрел на Филиппа и не обращал внимания на замечание его отца.

— Ну-ка, исполни.

— Что, прямо сейчас?

— Конечно, думаю, что не все здесь присутствующие слышали ее.

Филипп смущенно улыбаясь огляделся, откашлялся.

— Вряд ли я смогу спеть ее правильно, пою я не очень.

— Ну прочти хотя бы.

— Нет, я лучше попробую напеть.

Особым голосом, как выяснилось, Филипп и впрямь не обладал, но пел правильно, и вскоре его неокрепший голос перестал обращать на себя внимание.

Сколь славен наш король Бергор —

Отец всех королей!

Он был всех воинов на земле

Отважней и сильней.

Он откровенье получил

И двинулся в поход,

Тернистым сумрачным путем

Повел он свой народ.

Через дремучие леса,

Через отроги гор,

Через бескрайние поля

Упорно шел Бергор.

Однажды перед ним возник,

Как в дымке, дивный лес.

Сельвены обитали в нем -

Хранители чудес.

Сельвен главнейший оказал

Почтенье королю

И стал проводником ему

В неведомом краю.

Он звался Рисли-чародей

И всех мудрее был.

Советом добрым много лет

Он королю служил.

В сопровожденье мудреца

Король повел народ

На берега большой реки,

Что Рубежом слывет.

«Король, — промолвил чародей, —

Словам моим внимай:

Там за рекой лежит в тиши

Благословенный Край.

Пять полноводных сильных рек

Поят его простор,

Он с севера от злых ветров

Укрыт цепями гор,

Великим морем он омыт

С полуденной страны.

Никто не правил им, поверь,

От самой старины.

И если смел ты и силен,

Заключим договор:

Бери в удел весь этот край,

О доблестный Бергор.

А мы, хранители чудес,

Что человек забыл,

Вас станем обучать всему,

Покуда хватит сил.

Бергор с дружиною своей

Отправился вперед,

Его на Рубеже-реке

Остался ждать народ.

Двенадцать полных лун король

Удел свой объезжал,

И вот вернулся и всему

Народу рассказал

О небывалой красоте

Неведомой страны,

О плодородии ее

Непаханой земли.

И перешел народ Лиммрун,

Найдя желанный рай

И дал название стране —

Благословенный Край.

Но, так случилось, радость их

Недолгою была:

Из-за реки подкралась к ним

Нежданная беда.

Народ, кочующий в степях,

К Лиммруну подошел.

Смур — отважный государь —

Его с собой привел…

Филипп, наверное, через час закончил бы балладу, но его воодушевленному пению помешало досадное происшествие: то ли замечтавшись от величественных образов древнего опуса, то ли просто намаявшись за день, трактирщик Хэмм слишком уж крепко закрыл глаза. И как раз в тот момент, когда сын оружейника собрался приступить к описанию знаменитой битвы на Пограничных Увалах, скорее диссонируя напеву юноши, нежели аккомпанируя ему, раздался устрашающий по своей свирепости храп. Филипп смолк, а отец его, оружейник Шеробус, тихо засмеявшись, потряс кума за плечо.

— Это что это я? — заморгал глазами Хэмм. — Заснул? А?

— И то сказать, время позднее.

Оружейник поднялся.

— Честным людям на боковую пора. Завтра трудный день. Вон, господину рыцарю набраться сил надо.

— Спасибо, добрый оружейник. Утром я заберу снаряжение.

— Признаться, я и не сомневался в вас, ваша честь. Как и не сомневаюсь в вашей победе.

— И правильно делаете, господин Шеробус, — сказал принц так уверенно и бодро, что трактирщик проснулся окончательно.

— Вы так уверены в себе, господин рыцарь! — воскликнул он.

— Я знаю, за что дерусь.

Принц Корфул тоже поднялся и направился к лестнице. К нему подбежала Эльза.

— Вы что, видели ее? — порывисто спросило она, и глаза девушки при этом сияли.

— Принцессу? Видел, Эльза. Видел.

Корфул счастливо улыбнулся и направился по лестнице, больше ни на кого не обращая внимания.

А Шеробус, пожелав куму доброй ночи, подошел к сыну, положил ему на плечо свою тяжелую руку и, чуть подтолкнув к двери, сказал:

— Это хорошо, что знаешь такие красивые баллады. И поешь, оказывается, неплохо. Но, на мой вкус, нет прекрасней музыки, чем стук молоточков нашей кузницы…

И до самого дома, проходя затихшими улочками ночного Баргореля, он говорил о красоте и благородстве своего ремесла.

Глава шестая Старый отшельник

Пока принц Корфул наблюдал учебный поединок в фехтовальном зале, а потом прятался с принцессой Аделиной за дверью от старого шута, в тайных королевских покоях, король Магнус Мудрый беседовал с одним странным человеком, и беседу эту нельзя было назвать приятной.

Тайные покои представляли собой небольшой зал с высоким сводом. Из темного узкого коридора в него вела низкая двустворчатая дверь, напротив располагался большой камин, в котором неизменно поддерживался огонь. По правую сторону от камина вдоль стены тянулась длинная скамья, а по левую — находилось полукруглое, в две ступени, возвышение, на котором стояло удобное мягкое кресло, заменяющее трон.

В этом кресле и сидел король Магнус. Он был худым, но прямым и крепким. Седым, как лунь, но отнюдь не дряхлым. Глубоко сидящие в глазницах серые глаза смотрели из-под под мохнатых седых бровей пристально и проницательно. Одет он был в темно-синюю тунику, препоясанную широким серебристым кушаком. Под туникой виднелась рубаха с длинными рукавами из той же материи, что и кушак.

Король сидел, откинувшись на спинку кресла, упершись в подлокотники и крепко сцепив пальцы. Подбородок его касался груди, а взгляд, полный скорбных размышлений, был обращен в пол.

У подножия ступеней, на низком табурете сидел человек неопределенного возраста: его черные как смоль волосы были щедро осыпаны сединой, лицо несло на себе отметины времени и скитаний, но большие темно-синие глаза светились необычайной живостью. Полы бурого балахона тяжелыми складками лежали вокруг сидящего, спереди из-под них выглядывали босые ноги в изношенных сандалиях. К плечу отшельника был прислонен отполированный за годы странствий простой посох. Он, прищурившись, смотрел на короля, и в этом взгляде читалось сочувствие.

Молчание, похоже, длилось давно.

В зал тихо вошел Голь, некогда шут, а теперь самый близкий поверенный короля. Правда, многие поговаривали, что, перестав быть «дураком», Голь так и не сделался умным, но король ценил старого слугу за преданность: Голь, не задумываясь, грудью закрыл бы своего короля от любой опасности, и причиной тому была отнюдь не глупость, а большая любовь. Да и что касается глупости бывшего шута, тут было немало преувеличений: ему вполне хватало умственных способностей подмечать все, что творилось во дворце, и в надлежащих подробностях сообщать королю, так что Голь был при короле не столько телохранителем, сколько «государевым оком и ухом».

Появление Голя, тихо присевшего на скамью в дальнем углу зала, как будто пробудило короля. Не поднимая головы, он проговорил низким, слегка сиплым голосом:

— Я никогда не ожидал ничего доброго от твоего посещения, Ольд-отшельник, но сегодня ты превзошел самого себя.

Выдержав паузу, отшельник ответил:

— Поверь, государь, меня самого не радует роль горевестника, которую я невольно исполняю…

— Невольно?! — воскликнул вдруг король с такой мукой в голосе, что Голь, несмотря на свою дряхлость, подскочил с места и, положив руку на рукоять кинжала, сделал несколько шагов к отшельнику.

Король не сводил огненного взгляда со своего гостя, а тот, нисколько не изменив позы, все так же спокойно смотрел на правителя Норриндола.

— О да! Невольно явился ты в мои владения, и без того осажденные неведомым врагом! Невольно ты заявляешь, что я должен отдать то, что принадлежит мне по праву, чем владею с величайшей бережностью уже столько лет! Невольно ты обвиняешь меня в воровстве! Все это совершенно невольно, дорогой Ольд!

— Ты знаешь, король, чьим вестником я являюсь, кто послал меня к тебе. Я ни в чем не обвинил тебя. Да и кто я, чтобы судить короля Магнуса Мудрого?

— Почему я должен тебе верить? — уже спокойней, но все же резко спросил король. — Кто поручится мне за тебя, отшельник Ольд? Ты говоришь, я знаю того, кто тебя послал? Да, я слышал о нем, как слышал всякий живущий в Благословенном Крае…

— Но ты не всякий, — перебил его Ольд, — ты — Магнус Мудрый и, в отличие от многих других, живущих в Пятиречье, должен яснее понимать, что означает это посольство.

Король поднялся и сошел вниз. Тотчас встал и отшельник.

— Все вы, отшельники, подражаете сельвенам, прячетесь в лесах, в убогих хижинах, бежите от нужд человеческих. Кто из вас хоть немного думает о человеке, о его доле под солнцем, которая есть труды, болезни, старость и смерть? О том, чтобы дать ему надежду?

— На долю человеку выпадают не только скорби, но также любовь, радость видеть и понимать, способность мыслить и творить…

— В том-то и дело, — проговорил король. Он подошел к камину и протянул руки к огню, хотя в зале не было холодно. — В том-то и дело, дорогой Ольд, что все это дано нам лишь на краткое время. А потом?…

Он резко обернулся к отшельнику, и глаза его сверкнули, но уже не гневом, а вдохновением.

— Ты понимаешь, что именно сейчас нам в руки попало средство, которое позволит сделать всех людей счастливыми. О нет, не думай, я отдаю себе отчет в том, что мудрость моей библиотеки — страшное оружие, я сам с трепетом, с большой осторожностью приближаюсь к этому великому знанию. Какой смысл в вашем подражании сельвенам, если вы не обладаете их способностями, если вы, в отличие от них, смертны? Для нас, для людей были написаны эти тома! Почему же мы не можем ими воспользоваться?

Теперь отшельник опустил голову, уставив задумчивый взгляд в мраморный пол зала. Но король и не ожидал ответа на свой вопрос. Он смотрел сквозь отшельника и видел то, что рисовало его возбужденное воображение.

Однако Ольд ответил:

— Да, эта мудрость была записана для людей, но только для подготовленных, а таким был один король Бергор. Его в течение многих лет учил великий сельвен Рисейль-Эрон, или Рисли, как называли его люди. А кто готовил к восприятию великой мудрости сельвенов короля Магнуса Мудрого? Разве недостаточно нам скорбного примера старшего сына Бергора, дерзостно задумавшего прикоснуться к тайной библиотеке?

Король Магнус кинул на собеседника быстрый огненный взгляд, но ничего не сказал, а отвернулся к камину, и лишь спустя время спокойным, бесстрастным тоном заговорил:

— Я потратил всю свою жизнь, чтобы войти в эту мудрость, и теперь, когда я стою на пороге величайшего открытия, когда я могу дать человеку то, о чем он может только мечтать, никто не заставит меня отступить.

— Не думаю, государь, что ты действительно понимаешь, какая сила находится в твоих руках, — сказал отшельник. — Ты видишь в библиотеке только магию, только сборник рецептов и заклинаний. Но я говорю тебе: ты никогда не прочтешь в этих книгах того, что там написано на самом деле. Мистическая библиотека сельвенов — не поваренная книга, по прописям которой можно сварить гарантированную от зла, счастливую жизнь для всех живущих под луной. Тайна этих книг доступна лишь разуму, соединенному с сердцем и просветленному светом Небес. Ведь здесь, в мире забвения, наш ум находится во тьме.

Король посмотрел на Ольда, и неприятная усмешка исказила его уста

— Какие высокопарные речи! Трудно поверить, что ты провел столько лет в лесной чаще. Но все это бредни сельвенов. Что ты можешь знать об этой библиотеке, когда не видел в глаза ни одного тома? Как ты смеешь рассуждать о магических знаниях, когда не прочел ни одной страницы? Или сельвены пересказали тебе все, что изложено в семистах семидесяти семи томах? Ольд, не позорь свои седины!

— Бредни сельвенов?! — не на шутку возмутился отшельник. — Уж не у король ли Эрсепа ты подслушал подобное выражение?

— Безумный старик! Знай, что именно король Эрсеп, имя которого ты произносишь с таким презрением, в благодарность за оказанную ему услугу помог мне стать обладателем магической библиотеки…

— Библиотеки сельвенов, — перебил его отшельник, — смею напомнить тебе, государь.

Король тяжелым взглядом посмотрел на Ольда.

— Не ты, отшельник Ольд, скрывающийся в лесах, как дикий зверь, питающийся кореньями, живущий в компании с лешими, не ты, повторяю я, а король Эрсеп, дал нам в руки великую мудрость, которая приведет все Пятиречье к счастливой и благословенной жизни. Наш край станет благословенным не только по названию.

Отшельник покачал головой и тяжко вздохнул.

— Король Эрсеп Великий, король Эрсеп Бессмертный… Эрсеп Проклятый — вот его настоящее имя! И такое же имя будет носить Благословенный край, если осуществятся злые замыслы этого отцеубийцы!

— Замолчи! — воскликнул король.

— Нет, не замолчу, — с неожиданной силой воскликнул отшельник. — Если бы ты знал, некогда мудрейший из королей, какую страшную услугу оказал Пятиречью двадцать лет назад! Я только один из тех, чья жизнь была разрушена твоим легкомыслием.

— Ты лжешь! — раздраженно крикнул король. — Я не желаю тебя слушать!

Король принялся ходить взад и вперед. Он будто разговаривал сам с собой.

— Какая ложь, какая чудовищная ложь! Я сам говорил с королем Эрсепом, я видел его правдивость и искренность. Первенец славного Бергора был оболган сельвенами, которые до сих пор не могут простить, что наш народ завоевал их земли.

— О великие Небеса! — Воскликнул отшельник, воздев руки к потолку. — Сельвены оболгали бедного короля Эрсепа!

— Не паясничай! — грозно молвил король.

— По неволе станешь паяцем, государь, когда слышишь глупость из уст короля Магнуса, называемого Мудрым.

— Как ты смеешь? — задохнувшись от гнева, прохрипел король.

— Эх, король! За двадцать лет ты не вычитал ничего из книг великого сельвена Рисли, хотя там написано все. Это лишний раз доказывает, что владеешь ты ею не по праву.

Король безмолвствовал. Взгляд его был обращен на Ольда, но вряд ли он видел что-нибудь. А отшельник между тем продолжал:

— Неужели ты не разу не задавал себе вопросы: почему король Эрсеп сам не воспользовался этой библиотекой, почему он просил тебя не открывать Совету Королей, что ты владеешь ею, почему твой союз с ним должен быть секретом для всего Пятиречья?

— Я вижу, ты верный вассал лесных жителей, — спокойным холодным тоном заговорил король Магнус, он уже совершенно овладел собой. — Не знаю, что они посулили тебе за верную службу, но хочу напомнить, что было время, когда ты присягал на верность Благословенному краю и Союзу Королей. Как легко ты сменил покровителей, Ольд-предатель, как легко, наслушавшись басен наших старых врагов, и теперь сеешь клевету, Ольд-лжец. Ты обвинил меня в воровстве и в предательстве, я бы мог уничтожить тебя, но разум твой во тьме, а за безумие не казнят.

— Король, прошу тебя, не торопись с суждениями. Сегодня ты впервые услышал правду. Она больно ранила тебя. Подожди, дай ей ужиться с твоими мыслями. Ты действительно мудр и можешь победить тьму неправды, если, конечно, захочешь. А что касается моего безумия, я не боюсь прослыть сумасшедшим, я боюсь только того, чтобы глупость не затопила мою родину.

Король хотел было что-то возразить, но взгляд его упал на Витольда, который уже неизвестно сколько находился в зале. Увидев, что он замечен государем, хранитель поклонился и сказал:

— Вы хотели меня видеть, ваше величество?

— И очень давно, — сердито ответил король.

Он повернулся к отшельнику и твердым голосом проговорил:

— Так вот, Ольд, передай своим хозяевам, которым ты так верно служишь, что я, король Магнус Мудрый, отказываюсь от их предложения и не уступлю того, что всецело принадлежит мне и что может принести пользу моему народу и народу всего Благословенного Края. И не забывай, что я не только чудак, отдавшийся изучению тайных знаний, но и страж Пятиречья.

— И все-таки я надеюсь, что благоразумие возьмет верх, — ответил отшельник. — Время еще есть. Подумай, король, над тем, что услышал от меня, над тем, о чем говорил сам, загляни в свое сердце, я знаю, что в нем написана правда, иначе бы я не пришел к тебе. И последнее. Ты сам знаешь, что настоящее благо для человека не всегда лежит на поверхности.

Он поклонился королю, повернулся и направился к выходу. Но, поравнявшись с Витольдом, остановился, внимательно посмотрел на него и, обернувшись к королю, спросил:

— Кто этот юноша? Твой ученик?

Но Магнус молчал, нахмурив брови. Ольд снова обернулся к Витольду и спросил уже его:

— Откуда ты родом?

Хранитель, несколько растерявшись, не сразу нашелся, что ответить. Он вопросительно посмотрел на короля, потом перевел взгляд на отшельника и открыл было рот, но король не дал ему говорить.

— Я больше не задерживаю тебя, Ольд, ступай. Голь! — обратился он к слуге. — Распорядись, чтобы этому человеку показали дорогу из замка. И из Баргореля тоже.

Но отшельник не обратил внимания на слова короля. Он продолжал смотреть на хранителя, вводя того в совершенное смущение. Но вот он опустил глаза, вздохнул, словно переводя дыхание, и тихо промолвив:

— Ничего, мы скоро увидимся, — вышел из зала. За ним, как мог, поспешил бывший королевский шут.

— Не надо смотреть на меня с жалостью, — тихо и сурово проговорил король.

Он по— прежнему стоял у пылающего камина, но уже не протягивал вечно зябнущих рук к огню. Опустив голову, он немигающим взглядом пожирал пляшущее пламя.

— Я не смотрю с жалостью, ваше величество, что вы! — ответил Витольд.

— Не лги! — повысил голос король.

Он был не далек от истины.

— Я в недоумении, — признался хранитель. — Этот человек так разговаривал с вами…

Король внимательно смотрел на ученика. Это был странный взгляд: в его глубине угадывалась нестерпимая боль и несокрушимая твердость, в нем как будто звучал вопрос, невнятный, но требующий однозначного ответа. Так на Витольда еще никто и никогда не смотрел. Это напоминало испытание, и Витольд знал, что нельзя отступать.

— Все правильно, — наконец проговорил король и улыбнулся, — все правильно, мой мальчик. Я не ошибся в тебе. Да этого и не могло случиться.

Он повернулся и, заложив руки за спину, глядя себе под ноги, медленно пошел через зал к креслу.

— Наступило время, когда твоя преданность мне понадобится куда больше, чем умение. Я рад, что твой дух крепче твоих знаний.

Король сел в кресло, устало откинулся на спинку, прикрыл глаза и замер.

Витольд смотрел на государя, и его охватывал трепет. Было ясно, что произошло нечто важное, что-то такое, что вот-вот изменит всю его жизнь.

«Все дело, — думал Витольд, — в этом странном отшельнике. Короля просто нельзя узнать. Несомненно, здесь какая-то тайна. Но готов ли я встретиться с этой тайной, готов ли заглянуть в эту бездну, которую увидел во взгляде государя? Боюсь, что нет».

Стояла тишина, и волнение хранителя дошло до предела. Не зная, что сказать, он промолвил:

— Ваше величество, тот опыт, который вы велели мне провести…

Король открыл глаза, полные ясной, спокойной мысли.

— Оставь это.

Он жестом поманил Витольда, и тот сел на ступени возле его кресла.

— Пора тебе побольше узнать о библиотеке, которую ты столь ревностно хранишь. Время опытов и проб закончено, нам нужно торопиться. Теперь мы знаем кто тот враг, что стоит под стенами. Он хочет отнять у нас то, что составляет нашу жизнь, он хочет украсть у нас надежду на спасение, у нас, у всех жителей Пятиречья. И только я один знаю об опасности, которая нависла над нашим Благословенным Краем. Теперь о ней узнаешь и ты. Садись поудобнее, мой мальчик, я буду долго рассказывать.

Глава седьмая Рассказ короля Магнуса

Это произошло в те времена, когда тебе было, года два-три от роду. Подошла чреда нашему королевству нести стражу на восточной границе. На Лиммруне было неспокойно, и я вознамерился лично возглавить дозор. Я покинул мою королеву Финну, совершенно не подозревая, что скоро стану отцом. Только спустя два месяца, когда я с отрядом двигался из Оймена на юг, пришло известие, что королева ждет ребенка. Я буквально опьянел от счастья. Радость усугублялась еще и тем, что за день до этого мы встретились с отрядом короля Эркора Озенгорнского, который тоже почел за благо сам возглавить отряд. Мы устроили грандиозный пир, грандиозный настолько, насколько это позволяли походные условия. Мы разбили лагерь на северной окраине Пограничных Увалов. Король Эркор тогда пошутил: «Если небо подарит тебе дочь, у меня уже готовы два жениха: постарше — Эрфул, помладше — Корфул». После празднества я собирался отправиться в столицу, оставив командование отрядом на Угло Оймеского, тогда он был первым рыцарем моей дружины, а наш доблестный Решш хранил мой трон в Баргореле.

С твоим королем, мой мальчик, не раз случалось, что он давал слишком много воли захлестывавшим его чувствам. Так случилось и на этот раз: мы были слишком радостны и слишком беспечны, хотя, как и понял позже, король Эркор сохранял больше трезвости, нежели я. Большой отряд тыштыронцев атаковал нас на рассвете второго дня пиршества. Но это было еще полбеды: как вскоре стало ясно, много южнее через Лиммрун переправился и другой отряд, он направился прямым ходом в Ирри-Корнскую долину, видимо, чтобы пограбить стада Ирри. Мы не успели подготовиться к серьезной обороне и приняли бой в собственном лагере. Тут и проявил себя король Эркор. При первых звуках рога он поднял большую часть своего отряда, добрую половину которого составлял утренний дозор, и умчался на север. Первое мое впечатление от этого маневра было не самым лучшим. Но, когда лагерь окружили тыштыронцы, я понял, как важно иметь отряд вне кольца осады. Как я уже сказал, мы не слишком успели подготовиться, но все же встретили врага в седлах.

Прости, что так подробно рассказываю тебе обо всем этом, но если бы не то нападение, тебя бы здесь не было, не было бы и должности хранителя Королевской библиотеки.

Вокруг лагеря полыхали сторожевые костры, а за Лиммруном зажглась полоска рассвета. Дикие крики тыштыронцев, свист стрел. Они обстреливали нас из своих коротких луков. Наши арбалетчики, укрывшись щитами, получили приказ стрелять только наверняка, когда враг окажется в свете костров. Все рыцари в полном боевом вооружении выстроились кругом, мы ждали, когда тыштыронцы пойдут в атаку. К кострам они приближаться не смели, поскольку арбалетчики Норриндола редко промахиваются, а стрельба из-за костров не могла причинить нам большого вреда. Но вот у кочевников истощился запас стрел, и они ринулись вперед. Мы стояли плотно, и, услышав их боевой клич, выступили вперед, оставив в тылу своих арбалетчиков. Первую атаку мы отразили, потом вторую, но третья нарушила наш строй, и началось настоящее месиво! Когда стало ясно, что отряд кочевников слишком велик для нас, я дал сигнал к сбору у знамени. Мы воспользовались передышкой, чтобы подсчитать, сколько нас уцелело. Оказалось, не так уж мало. К штандарту не подошло что-то около десяти человек, точнее я уже не вспомню. Пока стражи Пятиречья осматривали раны и пересчитывались, хорошо потрудились наши оруженосцы: их арбалеты заставили тыштыронцев отступить. Но стрелы были на исходе, и я приказал не стрелять. Мы снова заняли круговую оборону. Кочевники, разозленные тем, что мы еще живы, готовились к решительному приступу, и тут послышался рог Озенгорна. О, какая это была сладкая музыка, мой мальчик! Мы ответили сигналом атаки и двинулись вперед. Король Эркор, к отряду которого присоединился гарнизон Северного Сторожевого замка, незаметно окружил кочевников, и они оказались между молотом и наковальней, наши бравые оруженосцы достали свои длинные кинжалы и вступили в схватку. От тыштыронцев вскоре осталась небольшая горстка, которая, чудом прорвав окружение, бросилась наутек. Над Лиммруном встало солнце.

Такое дерзкое нападение нельзя было оставить без сурового наказания, и я решил настигнуть беглецов. Короля же Эркора я убедил пополнить свой отряд половиной моих людей и немедля отправляться в сторону Ирри-Корнской долины, откуда мы слышали сигналы тревоги.

Когда я со своими людьми переправился через Лиммрун, отряд кочевников был уже далеко в степи, но наши кони не были так измотаны, как тыштыронские. Возможно, и тыштыронцы не ожидали погони. Так или иначе, но мы начали их настигать.

Тут нам крупно повезло: кочевники, должно быть, настолько ополоумели от поражения, что вместо того чтобы повернуть на юг, в свои спасительные степи, забирали все больше на север. Северный хребет был все ближе и ближе, и после полудня мы увидели Дальний отрог. Теперь погоня осложнилась, беглецов то и дело скрывали холмы. Но, на наше счастье, они не переправились через Ветлистую, может, боялись тамошнего сурового народа. Мы оставили холмы позади, перебрались через глубокую заросшую балку, и перед нами открылся лес. Подобно огромному зеленому озеру, он лежал под отрогом, подпирая на севере утесы Горрогана, растворяясь в узкой полоске желтой степи на юге и уходя за горизонт на востоке. Я понял, что если мы не настигнем беглецов до леса, они для нас потеряны. Рыцарь Угло, скакавший рядом со мной, взволнованно прокричал мне:

— Государь, умоляю вас, остановитесь! Это же Зачарованный лес!

Я остановил отряд.

— Сельверон? — переспросил я, как будто не слышал, что он мне сказал.

— Да, государь, — подтвердил Угло. — И это очень странно. Впервые слышу, чтобы кочевники появлялись вблизи этого леса. У нас в Оймене о нем рассказывают страшные вещи.

— Однако король Бергор прошел через Сельверон и обрел благословение.

Я посмотрел на Угло. Это был бесстрашный рыцарь, но в его лице я не видел желания повторять приключение Бергора.

— Так или иначе, — сказал я, — мы доведем дело до конца, не было случая, чтобы Норриндол показывал врагу спину.

Мы поскакали вперед. Но Угло оказался прав: кочевники явно не любили это место, по мере приближения к опушке леса, они все больше забирали на юг и вскоре мчались вдоль кромке лесу. Я было начал беспокоиться: их маневр был безрассуден, разве что заранее спланирован, а в этом случае они заманивали нас в какую-то ловушку. Но по-настоящему обдумать эту мысль я не успел: на севере возле леса мы заметили небольшой отряд всадников, человек пятнадцать, в черных одеяниях, на вороных конях, и лишь один, на белом коне, выделялся из них. Однако скакали они не в нашу сторону, а стремительно приближались к тыштыронцам.

— Это еще что такое? — вырвалось у меня против воли.

— Меня вот что интересует, государь, — прокричал Угло, — они собираются помочь нам или же объединиться с кочевниками и дать нам отпор?

— Чтобы дать нам отпор, им не нужно объединяться. Что это за люди? На кочевников не похожи.

— На горцев тоже, я в Оймене их много навидался.

Между тем неведомый отряд настиг тыштыронцев… и началась бойня. Я остановил отряд. Странно и жутко было смотреть со стороны, как кто-то делает твою кровавую работу. Еще когда незнакомцы настигали кочевников, они пустили в ход арбалеты, и отряд беглецов значительно поредел. Потом пошли в ход длинные мечи. Самое нелепое, придававшее всему происходящему вид бойни, а не битвы, было то, что тыштыронцы не пытались оказывать сопротивление, они до последнего надеялись уйти. Но ни один из них не ушел. Минут через десять все было кончено. Только несколько уцелевших тыштыронских лошадей продолжали скакать на юг, в родные степи.

Мы наблюдали за тем, что произойдет дальше. Было интересно узнать, кто эти отчаянные воины и почему они так ненавидят тыштыронцев. Отряд на рысях поднимался к нам по склону. Теперь стало понятно, что всадник на белом коне, так ярко выделявшийся среди остальных, был их предводителем: он ехал впереди отряда и был довольно богато одет. Они остановились, не доехав до нас шагов пятидесяти. От отряда отделился один из черных всадников и, воздев руку в знак мира, приблизился к нам.

— Да будут мирными дни короля Магнуса Норриндольского. Тебя приветствует хозяин Бескрайнего Леса, владыка Даркулона, король Эрсеп Великий.

— Я также желаю мира королю Эрсепу Великому, — ответил я.

Герольд отъехал в сторону, и ко мне приблизился всадник на белом коне. Он сказал:

— Рад, что смог оказать тебе эту небольшую услугу, брат Магнус.

Так я встретил короля Эрсепа, человек, над которым время не властно. Обликом он был юн и прекрасен, но во взгляде его читалась вековая мудрость. Знаю, знаю, что ты хочешь сказать: о короле Эрсепе в Благословенном Крае ходят дурные слухи. Но не торопись, и ты все услышишь.

Король Эрсеп сказал, что не совсем удобно продолжать разговор в седлах, тем более, что наши кони устали, да и всадникам требуется отдых.

— А поговорить с тобою, брат Магнус, мне бы очень хотелось. Не так часто в наши края заезжают короли Благословенного Края.

По его предложению, мы спустились к лесу и разбили на опушке лагерь. В это время часть моих людей с людьми Эрсепа сожгли трупы тыштыронцев и их коней. Трапеза прошла в молчании, мы обменялись несколькими общими фразами. Потом король Эрсеп заговорил:

— Догадываюсь, что ты думаешь обо мне, брат Магнус. В Пятиречье, должно быть, моим именем пугают детей. Хотя, возможно, и не только детей. «Эрсеп Ужасный», должно быть, так называют меня?

— По правде сказать, брат Эрсеп, редко кто вспоминает о тебе. Об Эрсепе, первенце короля Бергора, говорится в легендах, и, по правде сказать, рассказы эти не слишком лестные для тебя.

— И что же говорится в этих легендах?

— Ты ставишь меня в сложное положение, брат Эрсеп.

— Не смущайся, брат Магнус, я живу так долго и так много знаю, что уже ни на что и ни на кого не могу обидеться.

Странно даже вспоминать, Витольд, каким я был тогда невежественным: мне пришлось пересказать королю Эрсепу те сказки, которые знает каждый ребенок.

— Ну что ж, — начал я. — В легендах говорится о том, что первенец великого короля Бергора Эрсеп, видя, что отец его состарился, решил завладеть троном короля Бергора и быть единовластным правителем Пятиречья. Он обосновался на севере Благословенного Края, на острове реки Тихой, в замке Эрсепрель, заманил туда своего отца и вознамерился умертвить его, однако короля спас его оруженосец Трад. Эрсеп был проклят и отправлен в вечное изгнание, а король скончался от смертельной раны. Теперь на месте королевского замка стоит Камень Берготель, а на месте Эрсепреля — развалины.

Я понимал, что это вряд ли обрадует того, кто носит имя Эрсеп, и решил немного сгладить впечатление:

— Впрочем, многие относятся к легендам как к сказкам, уж не знаю, хорошо это или плохо. Признаться, я и сам в недоумении, неужели передо мной тот самый король Эрсеп?

— Тот самый? — переспросил мой сотрапезник и усмехнулся. — Ну да, тот самый, Эрсеп-Чудовище. А может быть, тот самый, оклеветанный и всеми гонимый Эрсеп, ставший жертвой зависти и ревности сельвенов?

Я был совершенно поражен.

— Что ты говоришь, брат Эрсеп?

— Да, я вижу, ему на славу удался коварный план.

— Кому?

— Величайшему в мудрости и не менее величайшему в подлости Рисли. Не удивляйся и не гневайся. Посмотри, ты не успел подумать, а рука твоя легла на рукоять меча. Неужели этому сельвену удалось вызвать в моих братьях такую любовь, что они готовы умереть за его имя? Еще раз прошу тебя, не гневайся. Выслушай сначала меня, а потом суди. Счастливая звезда привела тебя сегодня сюда, иначе бы мы не встретились. Видимо, Небесам угодно, чтобы ты услышал правду о короле Бергоре, его сыне Эрсепе и чародее Рисли. Неужели сбывается пророчество о Надежде Пятиречья?

Он выглядел возбужденным, глаза его сверкали. Невольно это возбуждение передалось и мне.

— Слушай, — говорил он, — слушай меня, брат Магнус. Первое, что ты должен знать, это то, что никогда ни единым помыслом не намеревался я убить моего отца короля Бергора. Клянусь в этом его великим именем. Но знай, что чародей и мудрец, великий сельвен Рисли свел близкую дружбу с моим отцом не просто так. Когда король Бергор прошел через этот колдовской лес, сельвены поняли, что к Пятиречью подошли люди сильные и мужественные, они покорят этот дикий край. Еще поняли сельвены, что они не смогут воевать против дружины Бергора, к тому же им угрожал набег Тыштыроша, отца всех кочевников. Они решили заручиться дружбой с Бергором, пропустить в Пятиречье и выставить как щит от нападения кочевников. Так оно и вышло, мы отбросили Тыштыроша за Пограничную реку и надолго отвадили соваться в Благословенный Край. Теперь сельвенам нужно было избавиться от нас.

Не смотри на меня с удивлением, брат Магнус, все знают, что сельвены не любят наш народ. Сейчас, насколько мне известно, они никак не общаются с жителями Пятиречья, всячески сторонятся их, но и в то время было не лучше. Сельвены преспокойно жили в Пятиречье, не зная нужды, они и дальше хотели бы жить как дикари, бродить в своих лесах и не с кем не знаться. Но мы пришли в Пятиречье, и с этим уже ничего нельзя было поделать.

Рисли, как мог, втирался в доверие моему отцу, нахваливал его, расписывал его подвиги, хотя подвиги, конечно, были настоящими. Кончилось тем, что он пообещал обучить отца чародейству. Такому воину, как король Бергор, это было ни к чему, но Рисли так ловко уговаривал его, что отец согласился.

— Но в чем же здесь злой умысел, брат Эрсеп? — не утерпел и спросил я.

— В том-то и дело, что Рисли сказал, что откроет тайные знания только одному королю Бергору и больше никому. Этим он хотел внести раздор в наш народ. Разве не король Бергор провозгласил, что в Благословенном Крае будут равны перед нашими законами и король, и крестьянин, разве не король Бергор провозгласил совершенное равенство между своими сыновьями, что не будет между ними ни большего, ни меньшего по достоинству. Да и себя самого он называл лишь старшим среди равных.

— Короли Пятиречья и поныне именуют себя таким почетным званием.

Мой собеседник улыбнулся.

— Это хорошо, что так бережно чтятся традиции моего великого отца. Вот и подумай, брат Магнус, условия, на которые Рисли склонил короля, были пагубными для всего нашего народа. Узнав об этом, я принял опрометчивое решение любым способом выведать тайные знания сельвенов и поделиться ими со всем народом. Да, я был опечален тем, что мой отец, великий король Бергор, первый отступил от введенного им закона. По молодости, я не мог выдумать ничего лучшего, как повсюду следовать за отцом и подслушивать их разговоры с Рисли. Удалось мне подслушать и несколько разговоров Рисли со своими сообщниками. И вот что мне открылось. Ты знаешь, брат Магнус, что сельвены живут сколько угодно, никто не видел мертвого сельвена, даже если его поражает оружие, он наполняется светом, оживает и уносится по воздуху, куда ему вздумается. Так вот, Рисли решил открыть королю все тайные знания своего племени, кроме секрета бессмертия. Черный замысел сельвенов стал с тех пор для меня совершено очевидным. Представь себе, брат Магнус, каково это, обладать сокровенными знаниями о природе, уметь подчинять себе стихии и при этом покорно ожидать неизбежной смерти! К счастью случилось так, что подошел праздник летнего солнцеворота, день, в который король Бергор вступил в Пятиречье. К этому празднику мой младший брат Иллт-Корабел приготовил отцу подарок: построил два корабля. Это были первые корабли в Пятиречье. И отец, а с ним и неотлучный Рисли отправились в плавание. А я собрал все книги, которых оказалось ровно семьсот семьдесят семь, и отправился в свой замок Эрсепрель.

Да, что говорить, это было преступное деяние. Но тогда мне казалось, что это единственный выход. Я взял магическую библиотеку как бы в залог, чтобы пробудить отца от обольщения сельвенами. Я знал, что у меня немного времени, и принялся за изучение тайных знаний. Но прошло время, и под стенами моего замка появилось войско короля Бергора. Я вызвал отца для переговоров, пытался его вразумить, но чары Рисли были сильнее, я еще не успел набрать силу в чародействе. Отец не слушал меня, раздражался, схватился за меч, мне пришлось защищаться, и, на горе, не он меня, а я ранил его. Сколько раз я потом жалел, что не вышло наоборот.

А вот о том, что было дальше, ваши легенды говорят правду. Проклятие, изгнание и всеобщее презрение. Никто, кроме меня и отца, не знал о магической библиотеке сельвенов, потому и нетрудно было сочинить байку о том, что первенец Бергора вознамерился отнять у него корону. Рисли отвез тайные книги обратно в свою пещеру и наложил на них заклятие. Но, как видишь, секрет бессмертия я все-таки узнал.

Я смотрел на его юное, улыбающееся лицо, испытывал на себе его мудрый старческий взгляд, и у меня не было причин не верить ему.

— Воспользовавшись случаем, — продолжал король Эрсеп, — сельвены разорвали отношения с нашим народом. Рисли удалился в Сельверон, а я сделался скитальцем. Но шли столетия, немало людей, ищущих правды, присоединялось ко мне, желая, чтобы я правил ими, так я сделался хозяином Бескрайнего леса, владыкой Даркулона, королем Эрсепом Великим, но сердце мое навсегда оставалось в Пятиречье.

Солнце давно село, и наступила непроглядная ночь. Воины наших отрядов устраивались на ночлег. Несмотря на уверения короля Эрсепа, что в его владениях мы можем чувствовать себя в безопасности, я, сославшись на необходимость поддержания порядка в отряде, приказал Угло выставить дозор. Мне хотелось продолжить разговор, и король Эрсеп понимал это. Когда мы отдали все необходимые распоряжения, король Эрсеп сказал:

— В твоих глазах, брат Магнус, я читаю большой интерес и воодушевление. Это радует меня и наводит на мысль, что пришло время исполнению пророчества о «Надежде Пятиречья»…

— Пророчество о «Надежде Благословенного Края»! — воскликнул я пораженный. — Но ведь оно принадлежит Рисли.

Эрсеп усмехнулся.

— Да, это пророчество Рисли, но оно было сделано по повелению моего отца. Уже на смертном одре, в замке Берготель, он призвал Рисли и спросил, возможно, ли когда-нибудь преодолеть нашу вражду? Чародей прибег к гаданиям, хотя преодолеть ее можно был в тот же день. Думаю, перед умирающим Рисли не стал кривить душой, и его пророчество верно. Впрочем, оно было верно и в минуту его возглашения. Помнишь ли ты его, брат Магнус?

— Конечно, — ответил я, — его повторяет на коронации каждый новый король. Вот оно:

Небо да будет свидетелем!

Я возвещаю пророчество:

минет лихая година,

снова наступит веселье!

Рисли с Бергором обнимутся,

это объятье укажет

путь во Святое Отечество.

Сбудется то, что возвещено

только тогда, когда явится

тот, кто родится от доблести,

брак заключившей с премудростью,

он-то и будет «Объятием»

двух государей, двух братьев

и наречется «Надеждою

Края Благословенного».

Некоторое время он хранил молчание, глядя на меня с тихой улыбкой.

— И как же толкуете это пророчество вы, короли Пятиречья? — спросил он наконец.

— Мы никак его не толкуем, это просто традиция. Но в нем, насколько я понимаю, говорится о примирении сельвенов и нашего народа…

— Нет, брат Магнус, не так все просто. В каждом пророчестве простыми словами написано нечто неведомое. «Рисли с Бергором обнимутся», — нужно понимать иносказательно, ведь моего отца уже нет в живых. А Рисли бесследно исчез.

— Но у нас, в Пятиречье, говорят, что от горя он лишился рассудка.

— Ну что ж, тем более, — воодушевленно воскликнул король Эрсеп, — для любого человека лишиться рассудка еще хуже, чем умереть. Поэтому-то эти слова пророчества нужно понимать так, что народ Пятиречья получит тайные знания сельвенов, а два брата, это доблесть и мудрость, ибо народ Бергора — доблестные воины, сельвены — мудры. Примирение же, то есть объединение этих двух традиций произойдет лишь тогда, когда появится человек, доблестный рыцарь, который не побоится спуститься в пещеру Рисли и овладеть тайной библиотекой сельвенов. Он, овладев тайной мудростью, откроет ее всему Пятиречью. Теперь подумай, брат Магнус, быть может, ты окажешься этим человеком?

Его слова поразили меня. Сердце затрепетало, как листва на ветру. Никогда не забуду этого чувства, мне даже привиделось, будто я стою на краю пропасти, над разверзшейся бездной, которая не столько пугает, сколько манит, зовет сделать только один шаг, и во мне растет уверенность, что, решись я на это, меня ждет не падение, а полет. Я даже провел ладонью по лицу, чтобы отогнать видение, а взгляд короля Эрсепа совсем отрезвил меня. Это был взгляд человека, который все понимает.

— А как же ты, брат Эрсеп, — спросил я, чувствуя сильное смущение, — ведь ты, король, доблестный воин, ты знаешь, где находится пещера Рисли, почему же ты не завладеешь магической библиотекой?

Он отвел взгляд и печально промолвил:

— Во-первых, я уже владел библиотекой и многому научился, в каком-то смысле она мне ни к чему, во-вторых, мое имя поругано и оклеветано в Пятиречье, вряд ли кто примет науку мудрости от Эрсепа-Чудовища, в-третьих, на библиотеку наложено заклятие, я не могу приблизиться к ней.

— Почему ты думаешь, что я смогу сделать это?

— Ты чист сердцем, брат Магнус, и ты открыт для великой мудрости сельвенов, я это вижу. Что ж, быть может, тебе удастся овладеть тайной мудростью, и тогда ты сможешь воспитать учеников, которые будут и доблестными воинами, и мудрецами. Их может быть двенадцать, и они, обладая столь ценным сочетанием качеств, со временем смогут занять двенадцать престолов Пятиречья, ибо только такие юноши будут первыми претендентами на руку любой из принцесс Благословенного Края. Может быть, тогда и я смогу вернуться в родные края, ведь там будет такой авторитетный свидетель моей невиновности.

Я больше не в состоянии был скрывать волнение. Вскочил на ноги и воскликнул:

— Я готов, брат Эрсеп, веди меня в пещеру Рисли!

Поднялся и король Эрсеп.

— Ну что ж, попробуем, — сказал он. — На рассвете мы отправимся в путь. Я надеюсь, что не случайной была наша встреча здесь, на опушке Зачарованного леса, в самой глубине которого и находится пещера Рисли. А теперь нам нужно отдохнуть. Доброй ночи, брат Магнус.

Я тоже пожелал ему доброй ночи, и мы разошлись по своим шатрам, однако, как ты понимаешь, мой мальчик, я так и не сомкнул глаз в ту ночь.

Наутро мы въехали в Сельверон. По условию короля Эрсепа, я должен был взять с собой только одного верного человека и трех свободных коней. Со мной отправился Угло, молодой Ойменский барон. Вряд ли я смогу описать тебе этот лес. На опушке он мало чем отличался от любого другого, и долгое время мы ехали, казалось, по совершенно обычному лесу, но, по мере нашего продвижения вглубь, все менялось: деревья становились все выше, стволы все мощнее, а кроны наверху все гуще. Это был очень старый лес, и чем дальше мы ехали, тем сильнее это ощущалось. Под густой кроной, между гигантскими стволами, поросшими причудливым лишайником, создавалось особое пространство, ни на что не похожая атмосфера: вероятно, так должен выглядеть зал в замке какого-нибудь сказочного великана или совершенно иной мир под другим небом. Несмотря на то, что листва была непроницаема для солнечных лучей, лес был наполнен небывалым золотисто-зеленым светом. Создавалось впечатление, будто свет испускают сами листья. Ковер плотного и упругого мха, украшенный лесными цветами, то взбегал на невысокие пригорки, то спускался в пологие лощины. Стояла поразительная тишина, какая-то уж очень тихая, и в ней ощущалась такая торжественность, что великий трепет охватил меня.

Наконец мы въехали на огромную поляну. Она была бы совершенно круглая, если бы, подобно гигантскому тупому клину, в нее не врезался скалистый утес с совершенно отвесными стенами. В утесе чернела огромная щель, расширяющаяся книзу. Перед утесом посреди поляны лежало совершенно круглое озеро.

— Это — сердце Сельверона, — тихо проговорил король Эрсеп. — У нас не так много времени. Тебе нужно подойти к озеру, трижды омыть его водами лицо, обойти его справа и войти в пещеру. Ты должен идти один.

Он протянул мне маленький пузырек светло-зеленого стекла.

— Наполни эту склянку водой из озера Сколл, она хранит свет.

Король Эрсеп обернулся к всадникам и приказал:

— Никто да не сходит с коней, кроме короля Магнуса!

После чего, обернувшись ко мне, добавил:

— Итак, вперед, брат Магнус.

Я сделал все, как сказал король Эрсеп. Когда вход в пещеру остался позади, я обнаружил, что склянка с водой из озера Сколл действительно испускает свет, но каким-то странным образом: сама склянка светилась неярко, а свет ее устремлялся на десятки шагов вперед. Свод пещеры постепенно опускался ниже, стены сужались. Это продолжалось довольно долго, пока, наконец, не открылся огромный подземный зал с колоннами, арками, какими-то непонятными изваяниями. Свод зала сиял золотом, а в центре его находился огромный круглый каменный стол, на котором лежали книги.

Мне понадобился должно был час, чтобы вынести книги из пещеры и погрузить их на трех свободных лошадей. По условию, поставленному Эрсепом, а он ссылался на заклятие Рисли, я должен был все сделать сам, без посторонней помощи. Когда все было закончено, я протянул королю Эрсепу склянку с солнечной водой, но он предложил оставить ее себе на память. Она и сейчас хранится у меня, вот только свет ее стал очень тусклым. Не произнеся ни слова, король Эрсеп повернул коня, и мы двинулись прочь от пещеры. Мы явно спешили, свет все еще наполнял лес, но чувствовалось быстрое приближение сумерек. Я обратил внимание, что возвращаемся мы иной дорогой. И тут, признаться, меня охватило беспокойство. Впервые с момента нашей встречи с королем Эрсепом во мне появилось смутное сомнение. До сих пор со стыдом вспоминаю об этом.

Из леса мы выехали, когда было почти совсем темно. По правую руку от нас меркла вечерняя заря.

— Здесь нам надлежит проститься, брат Магнус, — сказал король Эрсеп. — Ты должен взять самую суровую клятву с твоего рыцаря, чтобы он хранил молчание о том, что видел и слышал. Мы выехали на южный край леса, так что теперь поворачивайте к закату и держитесь вдоль опушки. Прежде чем займется рассвет, вы увидите огни своего лагеря.

— Как мне благодарить тебя, брат Эрсеп? — промолвил я, охваченный сильным волнением. — Ты оказал мне великую услугу.

— Не тебе, — строго произнес он, — а всему Благословенному Краю, не забывай об этом. Если со временем, когда ученики короля Магнуса Мудрого, а именно так тебя станут называть, воссияют во всем Пятиречье мудростью сельвенов, ты замолвишь за меня слово и тем поможешь восстановить мое поруганное имя, это и будет лучшей благодарностью.

— Но это и так очевидно! — воскликнул я. — Кто, как не ты, уже и теперь достоин звания старшего среди равных королей Пятиречья. Я даю тебе слово помогать во всем, что ты сейчас сказал. Но я желаю вознаградить тебя и от себя лично. Я готов дать тебе все, что только пожелаешь, из того, что подвластно мне.

— Мне не нужно золота, брат Магнус, но я принимаю твое предложение. Через семнадцать лет я пришлю к тебе своего посланника, который потребует того, чего я захочу, и надеюсь, мое желание не огорчит тебя.

— Да будет так! — воскликнул я, радуясь, что он принял мое предложение.

— Еще одна просьба, брат Магнус. Когда будешь возвращаться, за Волчьим Логом возьми на север, через пять миль за рекой увидишь хутор, у его хозяина ты найдешь мальчика лет трех. Он сирота, лишился матери в минуту своего рождения, отец же его погиб в одной из схваток с кочевниками. Мальчик болен, он погружен в глубокий сон, и никто не в силах разбудить его. Ты дашь ему один глоток воды из озера Сколл, и он проснется. Ты заберешь его и воспитаешь в послушании, как сына, быть может, он станет твоим первым учеником. А теперь прощай.

Ночь была звездная, и мы с Угло довольно отчетливо видели опушку леса. Едва над деревьями зажглась заря, показались огни нашего лагеря.

***

Король Магнус замолчал и опустил голову на грудь. Витольд, сидя на ступеньках трона, прислонившись к массивному креслу своего владыки, смотрел невидящим взглядом куда-то вдаль, должно быть, представляя все то, что услышал от короля. Молчание длилось долго, наконец, Витольд, как бы отгоняя видения, провел рукою по лицу, повернулся к королю и с волнением в голосе спросил:

— А как же тот мальчик, вы нашли его, государь?

— Конечно, — усмехнувшись, отозвался король. — Все было так, как сказал король Эрсеп. Того мальчика звали Витольд.

— Это был я?! — воскликнул Витольд.

— Да, это был ты.

— Но я этого совсем не помню.

— Это неудивительно: вода из озера Сколл пробудила тебя от странного сна, но еще два года ты ничего не говорил и был словно безучастным ко всему окружающему.

Король выпрямился в кресле, осмотрелся вокруг и строгим голосом промолвил:

— Ну вот, приближается рассвет, а с ним и множество забот.

Витольд быстро поднялся и встал перед королем.

— Я рассказал тебе все это не для забавы. Мне нужен понимающий и преданный помощник. Ты знаешь человека, который приходил? Это отшельник Ольд.

Король помолчал, Витольд видел, что ему трудно говорить.

— Этот человек… он назвал себя посланником Рисли…

— Кого? — воскликнул хранитель.

— Сохраняй спокойствие, мой мальчик, — раздраженно сказал король, — иначе я решу, что напрасно потратил время на твое воспитание и обучение. Отшельник Ольд назвал себя посланником Рисли. Сельвены требуют вернуть библиотеку. Тайна серебристых блуждающих огней раскрыта. Это — сельвены. Они стягивают силы вокруг города. Но это не тот враг, с которым можно сражаться обычным оружием. Вот поэтому мне нужна твоя помощь. Ты единственный мой ученик. Надежда Пятиречья не оправдалась, во всяком случае, во мне.

Король порывисто поднялся и, обеспокоенный какой-то мыслью, зашагал по залу.

— Семнадцать лет провел я в упорном чтении магических книг, я многое могу, я чародей, меня называют Магнусом Мудрым, но за все эти годы я ни на шаг не продвинулся к разгадке главной тайны — бессмертия. Во всех книгах магической библиотеки встречаются намеки, обмолвки, ведущие в тупик ходы, и только в последнее время мне удалось нащупать метод, я, кажется, понял, как можно сложить все эти осколки вместе. Только в последнее время я начал продвигаться вперед… и что же, именно сейчас я должен отказаться от надежды, отдать библиотеку, признать свою жизнь несостоявшейся?

Витольд с тревогой наблюдал за королем. Он еще никогда не видел своего государя таким подавленным, изнуренным, даже… затравленным.

— Ваше величество! — невольно воскликнул он.

Король остановился, посмотрел на ученика, его туманный взгляд постепенно прояснился. Он усмехнулся и сказал:

— Да-да, ты прав, Витольд, нужно держать себя в руках. Начинается новый день. Пойди приготовь эликсир бодрости, у нас сегодня много дел, нужно позаботиться о судьбе королевства.

Он повернулся и вышел через потайную дверь, открывшуюся за креслом. А Витольд остался наедине со своими мыслями. Все, что он знал прежде, после рассказа короля предстало в ином свете, и все это надлежало обдумать и понять заново.

Глава восьмая Турнир Короны: выстрел Ферты

Проснулся принц Корфул рано и очень удивился тому обстоятельству, что вообще уснул, уж очень был взволнован накануне.

За завтраком он вспоминал и обдумывал, все виденное и слышанное им вчера в замке. Принцесса Аделина оказалась не только достойной молвы, которая шла о ней по всему Пятиречью, но и превосходила самые тайные надежды принца.

«Это невероятно, невероятно, — повторял про себя рыцарь. — Она необыкновенная девушка, она… она… Я уж даже не знаю, красива ли она, просто она единственная и больше никого нет и быть не может. Аделина».

Невнимательно поглощая ветчину и хлеб, запивая это разведенным вином, принц Корфул снова и снова будил в памяти события минувшего вечера. Он опять видел, как принцесса сняла шлем и ее волосы рассыпались по сверкающей кирасе, как они прятались за дверью от неведомого ему Голя и принцесса держала его за руку, полагая, что возле нее всего лишь какой-то поставщик минералов, снова слышал ее голос, напевающий балладу о доблестном рыцаре Горгеноте. А порой перед его внутренним взором представал встревоженный взгляд принцессы в тот момент, когда он откинул капюшон и она узнала в нем рыцаря.

В сладостные видения принца внезапно вторгся несколько удивленный девичий голос:

— Принести, господин рыцарь, вам еще ветчины и вина?

Перед Корфулом стояла Эльза. Он непонимающе посмотрел на нее.

— А разве я что-нибудь ел?

— Две порции ветчины и две кружки вина, сударь.

Корфул опустил взгляд на стол и увидел опустошенную посуду. Он было смутился, но тут же рассмеялся.

— Нет. Эльза, конечно, нет. Ты будешь сегодня на турнире? — вдруг спросил он.

— Возможно, сударь, — уклончиво ответила девушка, и слегка покраснела. Но Корфул не обратил на это внимания.

— А твой дружок Тим? — бросил он, лукаво улыбаясь.

— Какой еще Тим? — удивилась Эльза.

— Да тот, что чуть не сшиб меня позавчера на лестнице.

Эльза покраснела.

— Не знаю я никакого Тима…

— Зато я знаю, милая Эльза, теперь знаю.

И более не в силах сдерживаться, принц тихо и счастливо засмеялся. Девушка смотрела на него во все глаза.

— Так вы… вы догадались, что это была… — но Эльза так и не договорила, окончательно смутилась и затараторила:

— Если вам больше ничего не нужно, сударь, то я, с вашего позволения, пойду, а то сейчас просыпаются все постояльцы и требуют воду для умывания, завтрак, а прислуга не справляется…

Девушка сбилась и поспешила прочь от Корфула, поминутно оборачиваясь и бросая на него тревожный взгляд.

— Эй, девица! — вдруг послышался окрик, предназначавшийся Эльзе. — Тащи скорее завтрак, мой господин торопится!

Эльза обернулась, кивнула и побежала на кухню. Обернулся и принц Корфул. Этот сиплый голос был ему знаком, он сразу же воскресил в памяти неприятный эпизод вчерашнего вечера.

Принц поднялся из-за стола с явной целью разглядеть хозяина Освальда. Видимо, им был тот крепкий, рослый человек с кудрявыми черными волосами и короткой, слегка поседевшей бородой, которому Освальд что-то шептал на ухо и показывал глазами на Корфула. Было заметно, как тень наползает на лицо его хозяина. Он встал во весь рост и вперил суровый взгляд в Корфула. Принц так же внимательно разглядывал рыцаря. Тот резко отодвинул табурет, обогнул стол и приблизился к принцу.

— Вы вчера нанесли оскорбление моему оруженосцу, сударь. Я такого никому не прощаю…

— Я надеюсь, он передал вам мои слова и вы их правильно поняли? Никому не позволено нарушать законы Пятиречья, тем более чужестранцам.

— О каком нарушении вы говорите?…

— Я слышал ваш разговор…

— Не знаю, что и где вы слышали, но вы нанесли оскорбление…

— Я вижу, вы ничего не поняли или ваш слуга вам ничего не передал, поэтому повторяю: если вы не откажетесь от своей подлости, вы близко не подойдете к ристалищу.

Рыцарь пристально и даже с интересом смотрел на Корфула.

— Что же вы намерены предпринять в случае, если я не откажусь от своих намерений?

— Объявлю об этом маршалу турнира.

— И у вас есть свидетели? Или здесь слово стража Пятиречья стоит дороже, слова какого-нибудь иноземного рыцаря? А я утверждаю, что я ничего не говорил и у меня есть свидетели.

— Вы не только негодяй, но вдобавок ко всему еще и лжец!

Ответом принцу была лишь презрительная усмешка.

— Ну что ж, — рыцарь перестал усмехаться, — на турнире у меня будет возможность наказать вас за дерзость, мой юный друг.

— Не сомневаюсь, что урок получите вы. Я, рыцарь Дальней стороны, к вашим услугам.

Рыцарь более не удостоил принца ни словом, ни взглядом, он вернулся за свой стол и как ни в чем не бывало предался завтраку в компании оруженосца. Корфул еще немного постоял, обдумывая последние слова своего неожиданного противника, и, решив, что нужно обязательно посоветоваться с Витольдом, покинул трактир. Хранителя ему нужно было повидать, чтобы вернуть перстень-пропуск. Необходимо было также проверить коня, навестить оружейника и хотя бы немного поупражняться.

***

За час до полудня над южными воротами королевского замка зазвучали фанфары. Но уже задолго до этого собралась огромная толпа. Все боялись пропустить торжественное шествие, в котором пройдут король с принцессой в сопровождении придворных, гости королевств Пятиречья, почетные горожане, да и все, кто захочет присоединиться.

Как только отзвучали фанфары, раскрылись ворота замка и первыми выехали два герольда. Они вскинули горны, протрубили короткий призыв и дважды поочередно возвестили:

— Все, кто способен двигаться, все, кто способен видеть, все, кто способен слышать, на турнир Короны!

Герольды протрубили еще раз и двинулись вдоль по улице. За ними выехали всадники с флейтами, фанфарами и барабанами. Улицу наполнили звуки марша. Под взрыв громогласного ликования из ворот замка на гнедой лошади выехал король Магнус Мудрый, за которым с поднятыми обнаженными мечами ехали офицеры замкового гарнизона. Многих гостей Баргореля заинтересовало, что это за молодой человек, который едет рядом с королем, на месте, обычно занимаемом совершеннолетним принцем.

— Это же господин хранитель Королевской Библиотеки, — важно отвечали горожане, на их вопросы.

Гости же только пожимали плечами.

Но вот раздалось еще более громкое ликование. Это означало, что в воротах появилась принцесса Аделина. Она восседала на белой кобыле с золотой упряжью и золотым султаном на голове. Одета принцесса была в платье небесно-голубого цвета, с плеч ниспадал алый плащ, а в ее волосах сверкал алмазный венец. За принцессой двигался эскорт из двух пажей и фрейлины, лицо которой было закрыто краем платка. За эскортом принцессы ехали почетные гости и послы разных дворов Пятиречья. А дальше, уже пешим порядком, шли почетные горожане: старшины ремесленных цехов и купеческих гильдий. Они высоко и гордо несли штандарты и знамена и, вторя мелодии марша, которой в их рядах уже почти не было слышно, истово пели гимн: «Сколь славен наш король Бергор, отец всех королей…»

Шествие двигалось к Южным воротам города, и улицы, по которым оно проходило, были украшены как никогда: знамена, вымпелы, разноцветные ленты, гирлянды цветов. К шествию непрерывно пристраивались простые горожане и гости города, так что из Южных ворот выходило уже почти все население Баргореля. Сразу за воротами дорога, посыпанная по случаю праздника песком, делала два широких поворота и выводила к огромному зеленому Ратному лугу.

Здесь уже собралась изрядная толпа зрителей. Ее составляли те нетерпеливые горожане, которым представлялось скучным участие в торжественном шествии. Посреди луга помещалось ристалище, с двух сторон которого были сколочены трибуны. Южные, наиболее удобные трибуны, были обтянуты красной и синей материей, они предназначались для короля и почетных гостей. На значительном расстоянии от ристалища луг был окружен поросшим травой земляным валом, это были трибуны для простонародья.

Шествие продолжалось почти час. Но вот ровно в полдень, когда все, вплоть до самого неторопливого зрителя, заняли места на Ратном лугу, фанфары призвали всех к вниманию. Возле королевской трибуны лицом к зрителям восседали на конях герольды.

— Слушайте! Слушайте! Слушайте! — поочередно возвестили они. — По указу короля Норриндола Магнуса Мудрого и в согласии со священными традициями Благословенного Края, объявляется Турнир Короны! Турнир Короны! Турнир Короны! В Турнире может участвовать всякий, имеющий коня и шпоры. Турнир будет состоять из четырех состязаний. По традициям королевства Норриндол, первым состязанием будет стрельба из арбалета. Каждый участник стреляет трижды. Победители получают право участия во втором состязании: поединке на анкейских клинках. Победивший соперника, получает право участвовать в третьем состязании: поединке на длинных мечах. Тот, кто победил в этом состязании, получает право участвовать в следующем: поединке на копьях. Если в этом состязании окажется двое победителей, последует испытание, которое предложит сама принцесса Аделина. Соперников в поединках определяет жребий. Победитель турнира получает руку принцессы Аделины, а в будущем — корону Норриндола. Есть ли охотники участвовать в турнире? Есть ли охотники? Есть ли охотники?

Зрители отнюдь не безмолвствовали. После объявления того или иного состязания следовал всплеск одобрительного гула. Теперь же, когда герольды закончили и затрубили фанфары, гомон поднялся неописуемый. Так народ приветствовал выезжающих на поле участников. Они выстраивались в ряд напротив трибуны короля. По традиции, у всех рыцарей были опущены забрала. Щит каждого был украшен его гербом, так что знатоки геральдики, каковых на турнирах было немало, без труда узнавали некоторых претендентов. Последним в ряд встал всадник, который, как многим показалось, не слишком уверенно держался в седле, во всяком случае, ему не сразу удалось правильно встать в ряд. Жадные до потехи, зрители захохотали, а иные даже и засвистели. Но когда с кресла поднялся король Магнус, все стихло.

— Приветствую вас, доблестные рыцари, — возгласил король. — Я вижу, вас ровно двенадцать. Это доброе предзнаменование, ибо…

— Тринадцать! — перебил королевское слово чей-то громкий, мощный возглас, и на ристалище выехал могучий рыцарь и стал в ряд.

Король Магнус молчал некоторое время, и те, кто мог разглядеть его лицо, видели, как он угрюм. Наконец король сказал:

— Тринадцатый рыцарь. Ну что ж, тринадцать — это тоже знаменательная цифра. Один из вас лишний. Посмотрим, кто это.

Затем он возвысил голос и возгласил:

— Вы откликнулись на мой призыв, и один из вас станет мужем принцессы, моим возлюбленным сыном и наследником трона Норриндола. Так пусть же им станет достойнейший. Назовите ваши имена.

И участники турнира принялись по очереди выкрикивать свои имена.

— Принц Губбер Арлеронский!

— Барон Артур из Туллона!

— Рыцарь Западного Мыса!

— Барон Нельт Реневильский!

— Рыцарь Оддун Орнейский!

— Принц Каспар Тулонский!

— Барон Фойерт Традосский!

— Барон Квалдур, Рыцарь Дикого Края!

— Барон Лингот из Юста!

— Рыцарь Рукк Пиррингорнский!

— Рыцарь Унхор Ойменский!

— Рыцарь Без Лица!

— Рыцарь Дальней Стороны! — возгласил тринадцатый рыцарь, ибо им был не кто иной, как принц Корфул Озенгорнский. Ему так и не удалось встретиться с Витольдом, зато остальные пункты своего плана он выполнить успел и даже слегка переусердствовал. Получив у оружейника заказанные накануне доспехи и оружие и убедившись, что они, как и было обещано, наилучшего качества, принц безуспешно покрутился возле королевского замка и отправился за город поупражняться перед турниром. Любимое занятие так увлекло молодого воина, что он забыл обо всем на свете. Размахивая мечом, сокрушая копьем ветви одиноких деревьев, принц представлял будто на его ратные подвиги взирает принцесса Аделина, это будоражило его сердце и горячило молодую кровь. Он опомнился только тогда, когда услышал музыку уже выходившего из города турнирного шествия. Не будучи знаком с окрестностями Баргореля, принц добирался до Ратного луга дольше, чем ему хотелось бы, и последним въехал на ристалище, перебив заявлением о себе речь короля Магнуса.

При каждом имени зрители взрывались приветственными криками. Когда же очередь дошла до рыцаря Без Лица, приветственный гам прозвучал куда сильнее, стало ясно, что этот рыцарь теперь отмечен особым вниманием зрителей, виной чему была его первая неудача.

От внимательных глаз хранителя, стоящего по правую руку короля, не ускользнуло то, как потрясло его государя имя, точнее, псевдоним восьмого рыцаря. Король впился побелевшими пальцами в подлокотники кресла и медленно приподнялся. Но лишь прошептал: — «Это он…» и бессильно откинулся на спинку. Витольд, прекрасно расслышав слова короля, внимательно пригляделся к претенденту. Это был сильный и, вероятно, опытный воин, у него были богатые доспехи, выдававшие чужестранца.

Теперь король Магнус сидел бледный и угрюмый, а между тем следовало продолжать церемонию турнира.

— Благословение, ваше величество, — прошептал на ухо королю Витольд, — надо благословить.

Король посмотрел на ристалище, поднялся с кресла, вынул из ножен меч, высоко поднял его и медленно опустил, указывая острием на середину ристалища. Рыцари наклонили свои головы, насколько им позволяли доспехи. Затрубили фанфары, и под их звук выехала принцесса Аделина. Ее лошадь вели под уздцы два пажа. Народ взорвался бурей ликования. Принцесса вплотную подъехала к трибуне короля. Тот передал меч Витольду, а сам снял с головы корону и громко возвестил:

— Корона Норриндола!

Ответом ему были возгласы ликования и торжественный аккорд фанфар. Он наклонился и передал корону в руки принцессы Аделины. Принцесса подняла корону высоко над головой, и пажи повели ее лошадь вдоль ряда участников турнира. До слуха принцессы из-под опущенных забрал доходили томные вздохи, поскольку в этот момент она была прекраснее обыкновенного. Совершив небольшой круг, принцесса снова оказалась возле короля. Она передала ему корону и, приблизившись к своей трибуне, поднялась на нее. За принцессой тотчас закрылся полупрозрачный шелковый занавес. По традиции Благословенного Края, участники Турнира Короны не должны были видеть лица принцессы, дабы ее красота не отвлекала воинов от состязаний.

Король Магнус возвысил голос и спокойно проговорил:

— Вы видели принцессу и видели корону, и теперь каждый знает, за что он будет бороться. Да поможет вам дух доблести и правды. Среди вас трое инкогнито, и я хочу напомнить, что вышедший в победители должен будет открыть свое имя, иначе он лишится победы. А теперь принесите клятвы судьям турнира в том, что будете соблюдать правила честного боя.

Герольды протрубили в горны, и рыцари покинули ристалище. Их место заняли жонглеры, которых приглашали для увеселения зрителей и короля во время неизбежных на всяком турнире приготовлений.

Король поднялся и прошел под навес, находящийся за трибуной, поманив за собой Витольда. Здесь был стол со скромными яствами на тот случай, если король проголодается, и два пажа для услужения. Пажей король тотчас отослал.

— Ты видел его? — спросил он, не сомневаясь что хранитель его прекрасно понимает. Король оперся о стол и невидящим взглядом смотрел на блюдо с виноградом. — В Пятиречьи нет Дикого края. Ты понимаешь откуда он?

— Диким краем в противовес Благословенному именуется диколесье на востоке, за Сельвероном... Неужели это сам?…

— Нет, конечно. Возможно его посланник. А возможно, я просто боюсь собственной тени. Но чего я боюсь? И, главное, почему? — похоже король говорил сам с собой. А если это посланник Дакрулона, то почему он не явился ко мне, зачем он участвует в турнире? Король Эрсеп сказал: «через семнадцать лет». Теперь ты понимаешь, чего он намерен потребовать в уплату за услугу? Он будто знал, что у меня родилась дочь, хотя я вряд ли говорил… Как скверно все складывается. Сколько неприятных совпадений сразу. Витольд, как только появится маршал Решш, немедленно доложи мне.

— Хорошо, ваше величество.

Дурное настроение и обеспокоенность короля Магнуса объяснялись не только появлением посланника короля Эрсепа, было еще одно обстоятельство. Утром в королевский замок прискакал гонец из-за реки и рассказал, что на рассвете крестьяне видели в прибрежном ивняке неизвестных людей.

— Много их, — говорил гонец, непрерывно облизывая пересохшие губы, — ни дать ни взять чужестранцы, все в зеленом, все худющие, как ивовые прутья. И лопочут, ничего не понять.

Гонцу дали кубок вина и отослали с миром. Король вызвал к себе маршала Решша и, велев взять лучших людей по его усмотрению, отправил за реку разведать все как следует.

— Это примерно там, где вчера видели серебристые блуждающие огни, — говорил король маршалу. — Я надеюсь, мой дорогой Решш, ты понимаешь, что нужно быть очень осторожным и очень молчаливым. Я не случайно посылаю тебя, а не какого-нибудь юного офицера.

Решш с отрядом отправился за реку, и хотя король его рано не ждал, тем не менее, волновался. А теперь, когда объявился барон Квалдур, в котором он подозревал посланника короля Эрсепа, настроение его совсем ухудшилось. Король прошелся вдоль стола, потом обратно.

— Почему он появился именно сейчас? — спрашивал король самого себя.

— Вы его опасаетесь? — спросил хранитель. Он внимательно смотрел на государя.

— Я не видел короля Эрсепа семнадцать лет, и, хотя общался с ним… иным способом, он не обнаруживал никаких намерений относительно Аделины.

— Но, ваше величество, — возразил Витольд, — если бы это был посланник короля Эрсепа, он явился бы к вам. Я еще вчера, обедая в «Звезде негоцианта», видел его, во всяком случае, похожего на него чужестранного рыцаря…

— Вот и меня беспокоит, почему он прямиком не направился ко мне?…

Король снова прошелся вдоль стола.

— Ах, как мне нужна сейчас помощь! — сокрушенно вздохнул он, как бы разговаривая с собой. — Мне бы радоваться столь сильному союзнику, а я… Чертов старик! Это он смутил меня!

— Вы говорите о том отшельнике? — спросил Витольд.

В ответ король Магнус так на него посмотрел, что у хранителя голова ушла в плечи.

— Там, кажется, началось, — вдруг сказал король и шагнул из-под навеса на трибуну.

В это время жонглеры покидали ристалище и на их место выезжали герольды, дабы возвестить начало первого состязания.

Закончились основные приготовления к турниру: судьи осмотрели оружие, приняли присягу от участников, записали имена и псевдонимы каждого. Все это время принц Корфул рассматривал своих соперников. Больше всего ему хотелось увидеть рыцаря, с которым он говорил в трактире. Понятно, что он не из Пятиречья, но, с другой стороны, не все имеющие шпоры носят Длань Бергора, одно дело быть посвященным в рыцари, и другое — дать обет у Камня Берготель. У девяти участников на груди красовался знак стража Пятиречья. Трое были младшими рыцарями, или чужаками. Под именем рыцаря Западного Мыса скорее всего скрывался какой-нибудь реневильский барон. Оставались только рыцарь Без Лица и барон Квалдур. Из них второй куда более напоминал громилу, с которым у принца вышел спор.

«Впрочем, — думал принц, — быть может, тот недостойный рыцарь испугался и вовсе не пришел на турнир»?

Так или иначе, но Корфул решил хорошенько присмотреться к обоим рыцарям.

Горны герольдов дали короткий сигнал, и их владельцы возвестили начало первого состязания: стрельбы из арбалета. Со времен принцессы Ферты — лучшего стрелка Норриндола — это было традиционным состязанием для всех жителей королевства. Каждой осенью в конце жатвы устраивались специальные турниры по стрельбе из арбалета и лука для всех сословий, и главным призом на них была золотая стрела Ферты. В Норриндоле даже сложилась поговорка: «взять стрелу Ферты», которая означала достичь наивысшего успеха.

Участники должны были сделать три выстрела из положения стоя и три на скаку. Поскольку количество рыцарей было нечетным, их разделили на пять групп по три и по два человека. Трижды выбрасывалось по три жребия и два раза по два. Принц Корфул оказался в третьей группе. Он видел, как стреляют перед ним, и это подбодрило его. В первой группе лучшим оказался Губбер Арлеронский, во второй — барон Квалдур, все его стрелы легли очень близко друг к другу. Настала очередь Корфула, он оказался у барьера вместе с Нельтом Реневильским и Оддуном Орнейским. Он выстрелил один раз, другой, третий и увидел, что выстрелы ему удались: стрелы воткнулись в самый центр мишени, все вплотную друг к другу, две внизу и одна между ними сверху. Принц облегченно вздохнул.

— «Трилистник»! — возгласил один из герольдов. — Рыцарь Дальней Стороны сделал «трилистник»!

Трибуны взорвались криками одобрения.

— Рыцарь Дальней Стороны! — кричали горожане.

— Да здравствует рыцарь Дальней Стороны!

— Рыцарь Дальней Стороны — победитель!

К барьеру подошла четвертая группа, в ней были Каспер Тулонский и рыцарь Без Лица. И, как выяснилось, принца Корфула нетерпеливые зрители слишком рано назвали победителем. Первая стрела рыцаря Без Лица вонзилась точно в центр мишени, вторая, расщепив первую заняла ее место, третья расщепила вторую. Герольд не успел ничего возгласить, толпа взревела так, что ее, должно быть, услышали в Оймене. В воздух полетели шапки, а на ристалище — какие-то ленты и цветы. Некоторые из зрителей даже утерли слезы. И это неудивительно, такого выстрела даже в Норриндоле давно не видели.

— Выстрел Ферты! — кричали из толпы зрителей. — Рыцарь Без Лица — победитель! Рыцарь Без Лица!

После этого выстрела оставшиеся участники долго не могли приступить к стрельбе, такое возбуждение царило вокруг. Народ не собирался успокаиваться, похоже, никто не ожидал более удачного выстрела и, разумеется, не дождался.

Герольды объявили победителей. Первым был рыцарь Без Лица, вторым — рыцарь Дальней Стороны и третьим — барон Квалдур. Напротив королевской трибуны на флагштоки взлетели три вымпела победителей первого этапа.

Следующее состязание призвано было установить наиболее искусного в стрельбе на скаку. Так же, как и в предыдущем, рыцари по жребию разбились на пять групп. Герольдам вменялось в обязанность воткнуть в землю копья участников в двадцати шагах от барьера, а каждому рыцарю надлежало, сделав по ристалищу три круга, трижды выстрелить в древко своего копья. Принц Корфул на этот раз оказался в первой тройке.

Барон Лингот из Юста первым погнал коня по ристалищу, за ним Рукк Пиррингорнский, а затем уже и принц Корфул. Он не смотрел, как стреляют его предшественники, только слышал восторженные ликование зрителей. Первым своим выстрелом он остался доволен. На втором круге полагалось ускорить бег коней. Принц Корфул увидел, что его вторая стрела легла ровно под первую. На третьем круге, еще быстрее проносясь мимо мишени, он вогнал стрелу точно над первой. Вдоль древка копья прошла трещина.

Барон Лингот был сильно огорчен: только две из его стрел угодили в древко.

Вторую группу участников зрители встретили взрывом приветствий, каковые главным образом относились к рыцарю Без Лица, выехавшему вместе с Фойертом Традосским и рыцарем Западного Мыса. Здесь неудача постигла рыцаря Фойерта, а рыцарь Без Лица повторил выстрел Ферты, не разочаровав публику.

В третьей группе отличился Унхор Ойменский, сделав выстрел не хуже принца Корфула, в четвертой — Оддун Орнейский, а в пятой группе всех поразил барон Квалдур: он всадил в древко все три стрелы недалеко друг от друга, и третья расколола древко копья надвое.

Судьи турнира объявили победителей состязания в стрельбе. Первым стрелком был безоговорочно признан рыцарь Без Лица, звание второго стрелка турнира поделили рыцарь Дикого Края и рыцарь Дальней стороны.

Барон Квалдур подъехал к принцу Корфулу и сквозь решетку забрала пристально посмотрел на него. Принц расценил это как знак примирения и счел нужным сказать:

— Я рад, что вы отказались от своих легкомысленных замыслов и дали присягу к исполнению правил турнира.

Но Квалдур лишь усмехнулся в ответ.

— Вы ловкий противник, — проговорил он после некоторого молчания, — однако у нас с вами пока есть общий конкурент. — Он кивнул в сторону рыцаря Без Лица. — Но ничего, клянусь бородой моего деда, что в поединке на анкейских клинках, или на длинных мечах, или на копьях, но все равно я пощиплю этого молодого выскочку. А что касается нашего спора, то он не кончен. Я всегда держу свои обещания.

Принц Корфул проводил взглядом отъезжающего рыцаря и посмотрел на трибуну принцессы. За шелковым занавесом был виден лишь силуэт девушки, но этого было вполне достаточно, чтобы в сердце принца с новой силой окрепла непоколебимая вера в победу.

Глава девятая Турнир Короны: победитель

Если бы кто-нибудь внимательно всматривался в толпу зрителей, то он мог заметить человека средних лет, который во время состязания не вскакивал, не размахивал руками, но тем не менее непрерывно указывал на ристалище и что-то активно пояснял своим соседям. Возле него, сидел до чрезвычайности на него похожий парнишка лет шестнадцати. Это был мастер Шеробус, оружейник, снарядивший принца Корфула на турнир, и его сын Филипп.

— Поверьте мне, — говорил Шеробус, — я делаю арбалеты уже тридцать лет, и сам, между прочим, стреляю неплохо, этот рыцарь — лучший стрелок из тех, что я встречал. Слава рыцарю Дальней Стороны! — выкрикнул он. И тут же его возглас подхватили сотни других. — Вот видите, я не одинок в своем мнении.

В горожанине, к которому обращался мастер Шеробус, нетрудно было узнать хозяина трактира «Звезда негоцианта». Трактирщик взглянул на оружейника и недоуменно потряс головой.

— Ты не видишь очевидных вещей, кум Шеробус. Рыцарь Без Лица дважды повторил выстрел Ферты. Скажи лучше, что ты хочешь не столько стрелка похвалить, сколько своим оружием похвастаться.

— А я этого и не скрываю. Люди, слушайте, это из моего арбалета рыцарь Дальней Стороны сделал «трилистник» и расщепил древко копья! Гордись, гордись, сынок, — он потрепал вихрастую голову паренька, — это наш арбалет в руках того рыцаря…

Он не успел договорить. Его слова заглушило громогласное ликование. Он взглянул на ристалище и увидел, как разлетаются в стороны две половинки древка копья. Это выстрелил барон Квалдур.

— Ну и что? — старался он перекричать гомонящих соседей. — Чему тут удивляться?

— Согласись, что это «ураган», а не арбалет.

— Да что с того? Стреляет-то он сильно, но меткости от него не жди. Поверьте мне, уж я-то знаю. Этот рыцарь воистину из Дикого Края: берет силой, а не умением…

— Сейчас объявят победителя, — оживился трактирщик, — спорим на десять дукатов, что им будет рыцарь Без Лица.

— Я что, ненормальный? — возразил оружейник. — Тут и младенцу ясно, что в Норриндоле кто повторит выстрел Ферты, тот и будет победителем. Да-а, не знаю, кто делал этому молодцу арбалет, но это отличная вещица. Клянусь всеми мехами моей кузницы, в Норриндоле такого арбалета никто не сделает, кроме меня. Да и по соседству не знаю, кто мог бы… Видимо, и он приехал издалека. А я делаю арбалеты только для короля Магнуса…

— Тише, тише, — замахал на него руками трактирщик, — видишь, судьи вышли, сейчас объявят победителя.

Судьи объявили победителя, и над ристалищем загудело имя рыцаря Без Лица. Оружейник Шеробус покачал головой:

— Мудреное это дело, даже в Норриндоле немногие разбираются в стрельбе из арбалета.

— Ах, как мне жаль, дорогой Шеробус, тех десяти дукатов, на которые ты не захотел спорить. Что тебе стоило уважить кума?

Оружейник снова покачал головой и решил, видимо, переменить тему разговора.

— Что-то не видать Эльзы. Ты, должно быть, оставил ее приглядывать в трактире?

— Да какой там! — всплеснул руками трактирщик. — Здесь где-то болтается. Сколько не уговаривал — бесполезно, надо ей на турнир и все тут. Свела дружбу с самой принцессой Аделиной! Слышь, кум, говорит, та обещала сделать ее своей фрейлиной.

Оба горожанина расхохотались.

— Эльза будет фрейлиной? — наконец оторвался от ристалища сын оружейника. — Что тут удивительного! Из нее выйдет замечательная фрейлина. Она и сейчас…

— Вот, полюбуйтесь, — перебил сына мастер Шеробус. — Тоже в голове ветер гуляет. Наймусь, говорит, к какому-нибудь рыцарю в оруженосцы.

— А что, — огрызнулся парнишка, — и вправду пойду!

— Уже и рыцаря себе присмотрел, самого маршала Решша.

Трактирщик рассмеялся.

— Сам маршал Решш, скажи, пожалуйста!

— И вовсе не маршала, — надул губы Филипп, — про маршала я говорил, когда мне было пятнадцать.

— Кстати говоря, что-то его не видно.

— Да, не видать нашего доблестного Решша.

— А не отпустите, убегу в Оймен, — выпалил Шеробус младший. — Там у барона Угло много доблестных рыцарей!

— Эх, дурья твоя башка, — с нежностью проговорил оружейник и ласково потрепал вихры сыну. — Всем твоим рыцарям нужны доспехи, мечи, арбалеты, а кто для них это сделает, скажи на милость? Твой отец — лучший оружейный мастер королевства, и только ты можешь продолжить его славное дело. Каждый на своем месте трудится во славу Благословенного Края.

Филипп ничего не ответил, но упрямо высвободил кудри из-под отцовской руки.

В это время на ристалище показались герольды. Они призвали всех к тишине и объявили о начале состязания на анкейских клинках.

Это состязание состояло из двух туров. Вначале на ристалище выходило по двое рыцарей, вступающих в поединок. Победившим считался тот, кто нанесет противнику более пяти уколов. Его, ожидало участие во втором туре. На смену одной паре выходила следующая, и участников поединка, и очередность пар выявлял жребий. В случае нечетного количества участников, как было на этот раз, последний рыцарь вступал в поединок с победителем из первой пары, и этим начинался второй тур состязания. Здесь проигравший покидал ристалище до следующего состязания, а его место занимал следующий по жребию рыцарь. К концу состязания должен был остаться последний победитель.

В первом туре победили рыцарь Дальней Стороны, Рукк Пиррингорнский, рыцарь Без Лица, Лингот из Юста, барон Квалдур и Каспар Тулонский.

К принцу Каспару, победителю в последней паре, вышел Рукк Пиррингорнский, но принцу не повезло, через пять минут его место занял барон Квалдур, он одолел рыцаря Рукка и к нему вышел Лингот из Юста, но и юстерельскому рыцарю не повезло. Против барона Квалдура под шумное приветствие зрителей на ристалище вышел победитель предыдущего состязания рыцарь Без Лица. Вначале кое-кто даже засмеялся, поскольку рядом с массивным рыцарем Дикого Края рыцарь Без Лица выглядел, честно говоря, несерьезно, но вскоре оказалось, что более хрупкое сложение только помогает ему. Он тут же нанес рыцарю Бескрайнего Леса подряд два укола, от чего тот пришел в бешенство. Но самым потрясающим стало неожиданное завершение поединка. Барон Квалдур, хотя и с большим трудом, но все-таки стал нагонять своего противника в меткости выпадов. Каждый нанес другому уже по четыре укола, и теперь судьбу поединка решал последний меткий удар. Но его не последовало, рыцарь Без Лица при очередном яростном выпаде своего противника как-то ловко покрутил клинком, и меч вылетел из рук барона Квалдура. Зрители взревели от восторга, а судьи остановили поединок. Некоторое время рыцарь Дикого Края стаял ошеломленный, потом резко сорвал с головы шлем и, в досаде швырнув его оземь, покинул ристалище.

Как ни был рассеян и погружен в свои мысли король Магнус, поединок двух последних рыцарей привлек его внимание.

— Ты видел! — воскликнул он, обращаясь в Витольду. — Откуда бы этому юноше знать мой прием? Клянусь честью, он из Озенгорна, ибо только королю Эркору, моему давнему другу, показал я этот прием, да и то взял с него клятву никому его не открывать. Неужели это… принц Корфул? Ведь брат Эркор, хотя и обиняками, но высказывал желание породниться со мной…

Витольд, стоя за креслом короля, только качал головой, возведя очи к небу.

На трибуне зрителей трактирщик Хэмм хлопал по плечу оружейника Шеробуса и говорил:

— Ну что, кто был прав? Эх, пропали еще десять дукатов!

— Ничего, ничего, — отвечал оружейник, — цыплят по осени считают.

Принц Корфул внимательно наблюдал за поединками. Его жребий не выпадал, и он благодарил за это Небо. Он с огромным вниманием наблюдал тактику боя других рыцарей и учился. Но когда скрестили клинки последние участники, в приемах рыцаря Без Лица ему показалось что-то очень знакомое. Некоторое время он пытался припомнить и вдруг почувствовал, как у него внутри все похолодело. Он кинул быстрый взгляд на трибуну принцессы и увидел ее силуэт за полупрозрачным занавесом. Он перевел дух. Если бы он не видел принцессы Аделины, сидящей со своей кормилицей на трибуне, он мог бы поклясться, что под доспехами рыцаря Без Лица скрывается дочь короля Магнуса Мудрого.

Последним на ристалище вышел рыцарь Дальней Стороны. Поединок не доставил ему большого удовольствия: во все время боя его не оставляло сомнение, уж не дерется ли он, часом, с девушкой. И сомнение это все возрастало. В какой-то момент принц Корфул решил, что не может более пребывать в этом неопределенном состоянии. Воспользовавшись увлеченностью соперника, он своим тайным приемом, которому обучил его отец, король Эркор, выбил из рук рыцаря Без Лица клинок. Поза бедного рыцаря, очевидно, уже надеющегося на победу, выражала полное недоумение. Зрители выкрикивали имя рыцаря Дальней Стороны и прыгали от радости. Герольды возвестили окончание этого состязания.

Король Магнус кинул растерянный взгляд на Витольда.

— Теперь я уже ничего не понимаю. Что происходит, Витольд?

В ответ хранитель глубокомысленно пожал плечами.

— Нет, это становится определенно любопытным, — заявил король Магнус, отворачиваясь от своего ученика и по этой причине не видя, как тот глубоко вздыхает и сокрушенно качает головой.

— Теперь и мне жаль десяти дукатов, — говорил оружейник Шеробус трактирщику, похлопывая его по спине. — То-то, кум, не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Я вчера беседовал с этим рыцарем, так вот, поверь мне, он настоящий принц и будет отменным королем.

— Ну, это уж ты хватил, кум! — возмутился трактирщик. — На что хочешь спорю, рыцарь Без Лица одержит победу.

— Хорошо, — почесав в затылке, согласился оружейник, — но сначала я крепко подумаю, какой заклад поставить.

— Подумай, подумай.

— Подумаю, подумаю…

Судьи объявили победителем рыцаря Дальней Стороны.

Дальше следовал бой на длинных мечах. Это было самым старым состязанием в Пятиречье, и знатоки старины говаривали, что во времена короля Бергора рыцари соперничали лишь в стрельбе из лука и бое на длинных мечах. В этом состязании принимали участие сразу все рыцари. Они делились на две группы одинаковой численности или силы, и уже во время боя каждый выбирал себе противника, с которым хотел драться, хотя зачастую им оказывался тот, кто находился рядом. Рыцарь, упавший на землю или получивший больше трех ударов мечом, должен был покинуть ристалище, и судьи, выкрикивая его имя, указывали на него жезлом. Однако им приходилось зорко следить за этим, поскольку рыцари часто не замечали своего поражения или не хотели замечать. Но как ни следили судьи за порядком, в этом состязании его было мало. Всех интересовало, не столько то, какая из групп победит, а скорее, кто из рыцарей одержит больше побед над другими.

В одну группу вошли принц Губбер Арлеронский, барон Артур Тулонский, рыцарь Западного Мыса, принц Каспар Тулонский, барон Квалдур, барон Нельт Реневильский и рыцарь Оддун Орнейский. В другую — барон Фойерт Традосский, барон Лингот из Юста, рыцарь Рукк Пиррингорнский, рыцарь Унхор Ойменский, рыцарь Без Лица и рыцарь Дальней Стороны.

Во время боя шум над ристалищем не стихал. Принц Корфул решил на всякий случай быть поближе к рыцарю Без Лица, во-первых, для того, чтобы приглядеться к нему получше, а во-вторых, чтобы защитить его, если понадобится. Его противником оказался Оддун Орнейский — сильный, умелый рыцарь. Он был значительно старше Корфула, но принц обладал мощным телосложением. Как многих озенгорнских рыцарей, его с детства закаливали горная охота и нередкие схватки с горцами. Принц Корфул не чувствовал большого затруднения в бою, напротив, он наслаждался им и подозревал, что опытный рыцарь Оддун испытывает то же. Они не спешили наносить друг другу удары, пробовали мечи, прощупывали оборону.

Но вскоре на ристалище стало происходить нечто особенное: барон Квалдур, прекрасно владевший длинным мечом, привлек к себе внимание всех зрителей. Они выкрикивали его имя, а он старался вовсю, сыпал удары направо и налево. Рукк Пиррингорнский стал первой жертвой его доблести, барон Квалдур наносил такие мощные удары, что в какой-то момент рыцарь Рукк не устоял на ногах. А Дикий рыцарь, как его уже прозвали некоторые участники турнира, набросился на рыцаря Лингота, который мирно сражался с принцем Каспаром. Озадаченный отпрыск Тулонского короля оказался вне схватки и, видимо, раздосадованный этим обстоятельством, обрушился на Фойерта Традосского, который теснил рыцаря Западного Мыса. Вскоре судьи выкрикнули имена побежденных юстерельского и традосского рыцарей. Казалось, что Дикий рыцарь вознамерился один добыть победу для своего отряда. Но отряд, за который так истово сражался барон Квалдур, тоже нес потери: из состязания вышли Артур Тулонский и Нельт Реневильский, которому не повезло с самого начала: он вместе с рыцарем Артуром атаковал рыцаря Унхора Ойменского, но оступился, и противник опрокинул его на землю одним ударом. Видимо, вошедший в азарт Квалдур уже искал новую жертву. И тут принц Корфул понял намерения «дикого рыцаря»: тот неуклонно двигался в сторону рыцаря Без Лица, который не очень-то успешно сдерживал натиск Губбера Арлеронского. Кровь закипела в жилах принца, игры кончились. Он обрушил на рыцаря Оддуна всю мощь своей молодецкой силы, и вскоре опытный рыцарь лежал на земле. Барон Квалдур в это время, бесцеремонно оттолкнув рыцаря Губбера, обрушился на слабеющего рыцаря Без Лица. От первого удара тот умудрился уклониться, но второй чуть не опрокинул молодого рыцаря на землю, а третий удар уже принял на себя рыцарь Дальней Стороны. Он умело парировал его и своим ответным ударом отбросил Дикого рыцаря назад. Барон Квалдур не сумел ответить на это, поскольку к нему тут же подступил рыцарь Губбер, которому не понравилось, что его же соратник так грубо обошелся с ним. Принца Корфула атаковал принц Каспар, а рыцарь Западного Мыса наступал на ойменского рыцаря. Один рыцарь Без Лица стоял безучастный и, должно быть, пользуясь случаем, переводил дыхание.

Принц Корфул вошел в раж. Он упивался боем, все в душе его ликовало. Он знал, что принцесса сейчас смотрит на него и все понимает. Эта мысль окрылила принца. Он решил, что сделает все, чтобы одолеть противников и положить победу к ее ногам. Никто больше не посмеет поднять меч на самого прекрасного на свете рыцаря Без Лица, на самое прекрасное лицо из рыцарства.

Принц Каспар был весьма умелым воином, но воодушевление Корфула удесятеряло его силы, и отпрыск Тулонского верховного короля Ультера Четвертого был побежден. Досада рыцаря Губбера была столь велика, что барону Квалдуру до сих пор не удалось победить его. Однако рыцарь Западного мыса уже управился с Унхором Ойменским и поднял меч на рыцаря Без Лица. Принц Корфул едва поспел, но зато ему хватило одного удара, чтобы сдержать слово, только что данное самому себе. Почти в тот же момент барон Квалдур одолел рыцаря Губбера. На ристалище осталось трое: рыцарь Без Лица, рыцарь Дальней Стороны и барон Квалдур.

Дикий рыцарь, должно быть, торжествовал, перед ним были те двое, с кем он обещал посчитаться. Принц Корфул прекрасно понимал это, а потому не стал медлить, он первым атаковал барона Квалдура. Но он никак не ожидал, что ему станет помогать «прекраснейший из рыцарей». Рыцарь Без Лица встрял в самый неподходящий момент.

— Что ж это доблестный маршал Решш не научил вас драться длинным мечом? — процедил сквозь зубы Корфул — Это вам не анкейский клинок.

«Помощь» рыцаря Без Лица быстро дала плоды: принц Корфул пропустил довольно сильный удар по шлему и на мгновение потерял ориентацию. Когда он пришел в себя, то увидел, как рыцарь Без Лица катится по земле. Страшный крик вырвался из его груди, принца. Он сорвал с головы шлем и бросился на Квалдура со всею мощью, на какую был способен. Негодование влюбленного сердца оказалось куда сильнее горделивой спеси. Дикий рыцарь отступал, едва успевая отбивать удары, а принц Корфул теснил и теснил его, пока они не оказались у самой трибуны короля. Только здесь рыцарь Дальней Стороны осознал, что кто-то уже давно выкрикивает его имя. Он нанес последний удар, от которого обессиленный Квалдур опустился на одно колено, и огляделся по сторонам.

Оказалось, что судьи давно призывают его покинуть ристалище, поскольку удар по шлему, который он получил от барона Квалдура, был третьим. Но это не интересовало принца. Он искал взглядом рыцаря Без Лица и, увидев его стоящим возле барьера для стрельбы, решительно направился к нему. Но тот, заметив это, выставил вперед руку и слегка помахал ей, как бы останавливая принца и в тоже время давая понять, что все в порядке. Принц послушался этого жеста.

На зрительских трибунах творилось что-то неописуемое. Такого не знал ни один турнир. Зрители резко разделились во мнении о победителе: одни считали, что победил барон Квалдур, другие, что рыцарь Дальней Стороны, одни кричали одно имя, другие выкрикивали другое, все спорили, размахивали руками, и одна партия пыталась переубедить другую.

Герольдам пришлось потрудиться, прежде чем воцарилась тишина: трижды их горны призывали к вниманию. Победителем был объявлен барон Квалдур, рыцарь Дикого Края, одержавший четыре победы. На зрительских трибунах опять воцарился гам. Приветственные крики покрывались криками возмущения.

Король Магнус снова погрустнел. Ему не нравилось это чрезмерное возбуждение, в нем чувствовалось что-то очень уж немирное. Немирным было и последнее состязание, слишком много спеси и грубости внес посланник Дикого Края. И хотя судьи вынесли вердикт правильно, симпатия короля была на стороне рыцарь Дальней Стороны.

— Очень странный турнир, Витольд, — обратился к хранителю король. — Два неизвестных мне рыцаря владеют моим секретным приемом, которого еще двадцать лет назад никто в Пятиречье не знал. Посланник короля Эрсепа ведет себя вызывающе и отчаянно рвется в победители, а стало быть, в претенденты на корону.

— Но это будет против обычая, ваше величество, — возразил Витольд. — Еще не было случая, чтобы жемчужина Пятиречья стала наградой чужеземцу, а уж тем более, чтобы чужеземец взошел на один из тронов Благословенного Края.

— Традиция, Витольд, это не закон, хотя и то и другое подвержено изменению.

— Неужели вы хотите?… — хранитель не закончил свою мысль.

— Мы окружены врагами, а тот, кто мог бы оказать помощь, ведет себя очень странно, если не сказать подозрительно. Я чувствую, что мы стоим на пороге большой беды.

— Будем надеяться, ваше величество…

— Будем готовиться, Витольд, будем готовиться.

Между тем турнир продолжался. Рыцари-участники тянули жребий перед состязанием на копьях, которое проходило в три тура: в первом встречались пары рыцарей по жребию, во втором победители первого тура также состязались, разбившись на пары, а в третьем выявлялся сильнейший из оставшихся победителей. Противникам дозволялось съезжаться до трех раз. Если при этом никто не вылетал из седла, судьи объявляли победителем того, чьи удары были наиболее меткими или сильными. Интерес зрителей был накален до предела. Рыцарь Без Лица, рыцарь Дальней Стороны и барон Квалдур вышли победителями в предыдущих состязаниях, и многие смотрели на них как на главных претендентов на окончательную победу. Впрочем, кое-кто из знатоков сделал вывод, что рыцарь Без Лица, безусловно, ловок в стрельбе из арбалета и во владении анкейским клинком, но там, где требуется скорее сила, чем ловкость, он не боец. А по этой причине предсказывали его неминуемое поражение в новом состязании.

Однако рыцарь Без Лица посрамил дальновидных знатоков ратного искусства и вышел во второй тур, выбив из седла Унхора Ойменского, правда, при этом сам едва не свалился. Кроме него, победителем стали барон Квалдур, рыцарь Дальней Стороны, Нельт Реневильский, Оддун Орнейский и принц Губбер Арлеронский.

Сразу же в начале второго тура, съезжаясь в третий раз, Оддун Орнейский и принц Губбер так постарались, что вышибли друг друга из седел. Принц Корфул при втором съезде опрокинул рыцаря Нельта. В следующем поединке должны были съехаться барон Квалдур и рыцарь Без Лица.

Зрители были возбуждены до предела. Турнир подходил к концу, и последние два поединка могли решить судьбу королевства. Несмотря на ловкость, которую выказал рыцарь Без Лица в первом туре, в глазах большинства зрителей он не имел шансов успешно противостоять барону Квалдуру, и все полагали, что наиболее интересной будет схватка между Квалдуром и рыцарем Дальней Стороны: оба противника казались одинаково сильными и умелыми.

Рыцарь Без Лица и барон Квалдур разъехались по разные стороны ристалища, взяли в руки копья и приготовились помчаться друг на друга.

Принц Корфул разволновался. Ему вспомнились слова, слышанные им накануне возле конюшни: «Когда дело дойдет до состязания на копьях, Освальд, подашь мне мое копье, с острием». Заострено ли копье Дикого рыцарь, невозможно было разглядеть, но если это было так… Принц Корфул посмотрел на королевскую трибуну. Король был спокоен и, казалось, задумчив, а вот Витольд выглядел до крайности взволнованным. Принц перевел взгляд на трибуну принцессы, и увидел, что та поднялась и почти вплотную подошла к занавесу, на ногах была и кормилица, она часто махала веером и что-то говорила принцессе. Но вот она перестала говорить, поскольку один из судей дал сигнал к началу. Противники помчались друг на друга. Удар и над ристалищем прокатилось возбужденное «а-а!». Оба всадника держались в седле. Рыцарь Без Лица в последний момент уклонился, и сильный удар барона Квалдура пришелся в край его щита и отщепил от него часть. Само копье также разлетелось на щепки.

Подозрения принца Корфула увеличились, тем более, что рыцарь Без Лица выглядел озадаченным: он посмотрел на отколотый край щита, потом на барона Квалдура, а затем почему-то на королевскую трибуну. Принц Корфул, внимательно следивший за этим, заметил, как Витольд вопросительно вскинул голову, глядя на рыцаря Без Лица, а тот покачал головой. Принц понял, что пора действовать. Он подошел в своему коню, медленно сел в седло и, не спеша, поехал вдоль зрительских трибун. В это время противники приготовились ко второй попытке. Но когда по сигналу судьи они сорвались с мест, принц Корфул, бывший на краю центральной линии ристалища, пустил коня наперерез противникам. Оба рыцаря, видя препятствие, попытались повернуть коней или остановиться, при этом конь рыцаря Без Лица встал на дыбы, и всадник, не удержавшись, свалился на землю. От падения с его головы соскочил шлем. Не теряя ни секунды, принц Корфул выскочил из седла и кинулся к упавшему рыцарю. Он помог ему встать, бережно поддерживая за плечи. Над ристалищем прокатился ропот: «принцесса, принцесса…», но тут же стих. Один из судей подбежал было к принцу Корфулу и рыцарю Без Лица, но на полпути остановился как вкопанный. Король Магнус поднялся с кресла, потом, обернувшись, метнул грозный взгляд на Витольда и медленно опустился обратно. А принц Корфул, продолжая держать за плечи принцессу, не отрываясь, смотрел на нее. Все померкло для него, кроме раскрасневшегося лица принцесса Аделины, ее сверкающих глаз, каштановых кудрей, рассыпавшихся по запыленным доспехам. И принцесса смотрела на него во все глаза. Но очнуться от грез все же пришлось.

— Ваше высочество, — услышала принцесса взволнованный голос судьи турнира, — что вы здесь делаете?

Вместо нее ответил принц Корфул.

— Вам бы, господин судья, лучше поинтересоваться, откуда у барона Квалдура взялось заостренное копье?

Зрительские трибуны вновь загудели. Повсюду слышалось:

— Принцесса Аделина…

— Копье с острием?…

— Рыцарь Дальней Стороны…

— Обычное копье…

Судьи и герольды бегали по ристалищу, осматривали копья, подбегали к королю, к принцу Корфулу, к барону Квалдуру. Наконец король Магнус поднялся с места, вскинул руку, и над Ратным лугом воцарилась тишина.

Под королевской трибуной стояли принцесса Аделина, рыцарь Дальней Стороны и барон Квалдур. Надо сказать, что при всей его грозной наружности он казался озадаченным.

— Почему вы, рыцарь, помешали поединку? — строго спросил король.

Принц Корфул вышел вперед.

— У барона Квалдура было заостренное копье, ваше величество.

— Судья осмотрели оружие, копье было тупое.

— Но, отец! — воскликнула принцесса. — Я сама видела…

Король поднял руку, и принцесса осеклась.

— Рыцарь Дальней Стороны нарушил законы турнира, — громко провозгласил король, — он должен назвать свое имя и оправдаться, иначе ему никогда не выйти ни на одно ристалище Пятиречья.

— Я назову свое имя не раньше, чем одержу победу над рыцарем Дикого Края. Таков закон турнира. А поединку помешал я только для того, чтобы уберечь принцессу от увечий.

— Пусть дерутся! — послышался возглас какого-то смельчака со зрительских трибун. Тут же его поддержали сотни других голосов.

В это время Витольд, стоящий возле короля, почувствовал, что кто-то дергает его за рукав. Это был паж. Задыхаясь, он проговорил что-то на ухо хранителю и побежал прочь с королевской трибуны. Витольд приблизился к королю и прошептал:

— Ваше величество, вернулся отряд Решша. Они привезли с собой какого-то раненого человека.

Король внимательно и сурово посмотрел на хранителя, как бы обдумывая то, что сейчас услышал. Потом поднял руку и, дождавшись тишины, возвестил:

— Рыцаря Дальней Стороны заключить под стражу в королевском замке. Турнир окончен. Завтра, буде на то воля Небес, мы решим судьбу руки принцессы Аделины и короны Норриндола.

Зрители загалдели. Четыре стража дворцового гарнизона подошли к принцу Корфулу. Тот отдал им меч, оглянулся и, улыбаясь, посмотрел на принцессу Аделину.

Но прежде чем король покинул трибуну, к ней подошел барон Квалдур и прокричал, стараясь перекрыть гул народа:

— Ваше величество, я посланник короля Эрсепа Великого, Владыки Даркулона. Прошу выслушать меня.

Король Магнус пристально посмотрел на него, помедлил и сказал:

— Ну что ж, присоединяйтесь к моему эскорту.

Глава десятая Фрейлины принцессы

Возвращение в замок ничем не напоминало торжественного выезда на турнир. Король распорядился приставить к принцессе стражников, чему принцесса неожиданно обрадовалась. Ехавшая в самом конце свиты, она могла видеть рыцаря Дальней Стороны, которого конвоировали впереди нее. Несколько раз за всю дорогу рыцарь оборачивался, и принцесса видела на устах его улыбку. Прямой взгляд рыцаря заставлял принцессу тотчас опускать глаза. Она сердилась на себя за это, заставляла поднять взгляд, но видела уже только его затылок.

Единственный, кого король удостоил вниманием, был Витольд.

— Так ты все знал? — не глядя на ученика, спросил он.

— Да, ваше величество, — безрадостно отвечал Витольд.

— Почему не сказал мне?

— Я пытался отговорить ее…

— Я спрашиваю о другом. Сейчас, когда мне так нужна помощь и особенно преданность моих слуг, ты, мой мальчик, так огорчаешь меня.

— Ваше величество, простите меня…

— Ты хочешь сказать, что, повторись подобная ситуация, ты поступишь иначе?

Витольд молчал.

— Тогда что означает твое «простите»? За что ты просишь прощения? Вам все забавы! Выставить на посмешище короля Норриндола, превратить Турнир Короны в балаган!

— Но, ваше величество, принцесса в каком-то смысле права.

— Да что ты говоришь!

— Ведь принцесса Ферта…

— Довольно! О своей славной прабабке я помню хорошо, а если бы и забыл, то моя обожаемая дочь тотчас же напомнит о ней. Вбила ведь себе в голову! Нет, это мне впору просить прощения у Совета королей, у всего Благословенного Края за то, что единственную дочь воспитал такой взбалмошной…

— Вы не могли уделять ей много времени, ваше величество.

— Это утешение или упрек?

Витольд молчал.

— Принцессе суждено стать супругой одного из прямых потомков Бергора, которого она увидит и полюбит в другом обличии. Так гласит предсказание.

Витольд обернулся и посмотрел на принца Корфула, ехавшего позади знатных гостей. Король, угадавший взгляд Витольда, спросил:

— Ты, я вижу, знаешь о нем куда больше, чем может показаться на первый взгляд.

Витольд помолчал и ответил:

— Вы упрекнули меня в неверности, ваше величество, но я виноват перед вами только в том, что умею хранить чужие тайны.

— Даже те, которые способны принести вред твоему государю?

Витольд выглядел растерянным.

— Что вы, ваше величество! Уверяю вас, что никогда…

— И ты в гордости своего юного рассудка полагаешь, что легко можешь определить, что повредит твоему королю, а что нет?

Витольд молчал.

— Смотри, мой мальчик, я воспитал тебя как сына, но гнев мой уже близок. Сейчас не то время, чтобы шутить.

— Я и не шучу, ваше величество, — было видно, что слова даются Витольду с трудом, король почувствовал, что сейчас он услышит нечто необычное.

— Я позволил себе сблизиться с этим рыцарем только потому, что он будущий король Норриндола. Предсказание, о котором вы говорили, слишком общо, и я дал себе труд задуматься над ним. Изучение геральдики Пятиречья помогло в этом. То, что в предсказании говорится о прямом потомке Бергора, можно понимать двояко: во-первых, это может означать, что женихом принцессы станет лишь принц, поскольку все короли Благословенного Края — потомки Бергора и, стало быть, никакому другому рыцарю даже и не стоит мечтать о принцессе. Но вряд ли в предсказаниях встречаются слова второстепенные, и невольно задаешься вопросом: кого из принцев Пятиречья можно называть прямым потомком? Внимательное рассмотрение родословий выявило лишь трех, один из которых слишком мал, другой уже женат…

Король Магнус рассмеялся.

— Клянусь дланью Бергора, я не зря обучал тебя. Так, стало быть, это Корфул, младший сын короля Эркора! Да, у меня как-то не хватило времени подумать над этим.

— Ваше величество, — воодушевился Витольд, — быть может, теперь, зная, кто этот рыцарь, вы смените свой гнев на милость и отпустите его?

— Я вовсе не гневаюсь, но он сам должен назвать свое имя, иначе просидит под Тайной башней столько, сколько мне это будет угодно. Наших молодых рыцарей нужно еще многому учить. И вообще ему сейчас лучше быть подальше от принцессы.

Король вдруг помрачнел, опустил голову и тихо процедил сквозь зубы:

— Не забывай, что у нас в гостях посланник самого что ни на есть прямого потомка Бергора.

У Витольда сжалось сердце. Он обернулся и кинул быстрый взгляд на барона Квалдура, рыцаря Дикого Края.

— Но, ваше величество, неужели вы думаете?…

Однако король Магнус больше ничего не сказал.

По дороге от Ратного луга до дворца принцессу наполняло гордостью то, что она делит узы и гнев своего отца с доблестным рыцарем Дальней Стороны, который, справедливости ради надо сказать, произвел на нее весьма сильное впечатление. Но ей вовсе не понравилось, когда у дверей ее покоев был поставлен караул, а капитан Урберо сообщил, что король распорядился никуда принцессу не выпускать.

— Я надеюсь, капитан, заключенную смогут навестить ее слуги? Тем более, что я нуждаюсь в помощи.

— Конечно, ваше высочество, — побледнев, промолвил молодой офицер, — я позову всех, кого прикажете. И потом, вы не пленница, я разумею, что король лишь заботится о вашем отдыхе.

— Позовите фрейлин Катену, и Нелену, и Эльзу еще, дочь трактирщика Хэмма, она, должно быть, там, у ворот.

— Ну что стоишь, глазами хлопаешь? — проворчала кормилица. — Пошевеливайся!

Капитан умчался выполнять поручения, а принцесса, едва дойдя до ближайшей скамьи, без сил повалилась на нее.

— Ох, нянечка, — простонала она, — как все болит!

— Еще бы! — возмутилась кормилица. — Это же надо удумать, драться с мужчинами, с доблестными рыцарями! Вот и помяли тебя, глупышку.

Принцесса тут же подскочила и села прямо.

— А что, няня, разве я плохо дралась?

Устав притворяться рассерженной, старая кормилица расплылась в улыбке.

— Куда как хорошо! Я-то по временам и не верила, что это моя козочка так лихо мечом машет — рыцарь, да и только. А уж и напугала ты меня. Думала со страху помру, особенно когда тот, из Дикого Края, ударил тебя мечом.

— Я, няня, и сама испугалась. Ну, думаю, все!

Принцесса рассмеялась, но тут же заойкала и снова повалилась на скамью.

— Где же эти несносные девчонки? — простонала она.

Будто услышав ее, в комнату вбежали Катена и Нелена.

— Ваше высочество, ваше высочество! — запричитали фрейлины.

— Катена, беги скорее греть воду, — распорядилась принцесса. — А ты, Нелена, поможешь мне снять доспехи.

— Да уж давно вода согрета, ваше высочество, — возразила Катена, — я лучше Нелене помогу.

В отличие от белокурой, степенной, исполненной достоинства Нелены, черноволосая, смуглая Катена, дочь губернатора южного Норриндола и коменданта крепости Лотернот, была бойкой, непоседливой, говорливой, а порой и ужасно суетливой. Видимо, потому принцесса больше жаловала Нелену. Но Катена не огорчалась, ибо, во-первых, этому препятствовал ее веселый нрав, а во-вторых, прекрасно знала, как высоко ценится ее расторопность и сноровка в покоях принцессы.

Помощь Катены закончилась тем, что Нелена, которая морщилась и все не решалась прикоснуться к пыльной и грубой стали доспех, осталась без дела, а губернаторская дочка ловко разоблачала бывшего «рыцаря Без Лица». Кормилица, взгляду которой открывались все новые ссадины и синяки, причитала, принцесса же, негромко постанывая, рассказывала фрейлинам о том, что было на турнире.

— Жаль только, — говорила она, — что я ничего не видела после того, как кубарем полетела от удара рыцаря Дикого Края. Теперь-то я знаю, как чувствуют себя воины во время схватки, когда пропустят хороший удар.

— Я полагаю, что это ценный опыт, ваше высочество, — сказала рассудительная Нелена. — И ценен он тем, что со временем поможет стать вам мудрой и справедливой королевой.

— Да что ей, армией командовать! — возмутилась кормилица, а смешливая Катена расхохоталась.

— Когда я поднялась и насилу дошла до ограждения поля, — продолжала рассказывать принцесса, — то услышала уже сигнал отбоя.

— Тогда ты, ласточка, не видела самого интересного! — воскликнула кормилица, которую, несмотря на преклонный возраст, отличал бойкий темперамент. — Как он на него набросится! Как закричит! А тот хоть тоже здоровый, да, видно, растерялся. Ну он его и теснит, и теснит. Все с мест повскакивали и смотрят. А Эльза возле меня ни жива, ни мертва. «Что это он, — спрашивает, — что он так обозлился»?…

— А ведь он узнал меня, няня, — задумчиво проговорил принцесса.

— Да откуда? Родной отец, и тот не догадался…

— Ах, няня, да ведь это же тот рыцарь, что был здесь вчера.

Фрейлины навострили ушки.

— Да что с того? — не сдавалась няня. — Ты ведь была в доспехах, с закрытым лицом.

— Он видел меня в доспехах вчера, когда я упражнялась с маршалом в Фехтовальном зале.

— А там-то он откуда взялся?

— Витольд привел. Назвал его своим поставщиком минералов.

— А Витольд его откуда взял?

— Ну этого уж я не знаю, вечером мне так и не удалось с ним поговорить, а утром и вовсе из головы выскочило.

— Так это он, рыцарь Дальней Стороны, стало быть, за тебя вступился.

— Интересно, кто он? — промолвила принцесса. Она отстранила Катену, встала и прошлась по комнате. — Вчера он явился во дворец, выдавая себя за другого, чтобы увидеть меня. Он был в фехтовальном зале, потом в комнате Витольда, мы вместе прятались от Голя, — принцесса рассмеялась, вспомнив об этом, но тотчас же зажала себе ладонью рот. — Я еще схватила его за руку, я-то думала, что это просто какой-то… Потом здесь, в коридоре, он опустился на колено, поцеловал край моего платья и поклялся драться за мою свободу. И вот я свободна. Нет очевидного победителя в турнире и… я свободна. Я еще тогда подумала… Что же я подумала? — принцесса вопросительно посмотрела на кормилицу. — Ах да, — принцесса вдруг вспыхнула и замолчала.

Она стояла посреди комнаты в задумчивости, простоволосая, наполовину одетая, грязная и усталая, а обе фрейлины и кормилица, догадываясь, что сейчас происходит с их юной госпожой, любовались ею и молчали, боясь спугнуть счастье Аделины.

— Да, — отвечая вслух своим мыслям, произнесла принцесса, — это действительно он. Да ведь и это не все! — вдруг оживилась она, снова обращаясь к своим слушательницам. — Мы же виделись с ним в гостинице, когда я ходила к Эльзе примерять мужское платье. Я налетела на него на лестнице и так грохнулась!…

И принцесса так звонко, чисто и счастливо засмеялась, что вслед за ней невольно рассмеялись и фрейлины, и старая кормилица. Но совершенно отдаться на волю смеха ей не удалось: все ушибы так нестерпимо заныли, что она застонала и снова повалилась на скамью.

В этот момент в комнату влетела Эльза.

— Ваше высочество, ваше высочество! — кричала она, словно хотела известить о пожаре. Нелена побледнела, Катена посмуглела, а кормилица схватилась за сердце, но все же нашла в себе силы спросить:

— Что случилось?

— Ваше высочество, — не обращая ни на кого внимания, выпалила Эльза, — вы меня звали?

— Звала, — недоуменно проговорила принцесса, — ну и что?

— Как что? Капитан Урберо сказал, что вы срочно желаете видеть меня, он добавил, что ищет меня уже битых полчаса. Я подумала, не случилось ли что с вами, ваше высочество.

Катена закатила глаза к потолку, а Нелена сузила глаза и поджала губы:

— Так вваливаться в покои принцессы может только мужланка. Сразу видно, что ты дочь трактирщика. А еще собираешься стать фрейлиной.

— Ой, Неленочка, миленькая, прости, я так испугалась.

— А я!

— Вот егоза! — усмехнулась кормилица. — Почище Катены будет.

Катена не обиделась, а лишь захихикала.

— Куда же ты подевалась, Эльза? — не без досады спросила принцесса.

— Я решила посмотреть, куда отведут рыцаря Дальней Стороны. Думала, вам будет интересно, ваше высочество. Все-таки он вам жизнь спас.

— И где он? — оживилась Аделина.

— В темнице, под Тайной башней. Я тихонько прокралась до самого подвала и хотела было назад, да охранники затеяли разговор прямо в коридоре, вот я в нише и просидела, пока начальник стражи их не разогнал. Только выбралась на свет, тут меня капитан Урберо и нашел.

— Постой, Эльза, тараторить, — нетерпеливо перебила подругу принцесса, — скажи, ведь рыцарь Дальней Стороны остановился у вас в трактире?

— Конечно.

— Мне нужно знать о нем все.

— Это вам, ваше высочество, нужно Витольда расспросить. Господин хранитель его позавчера привел, они вместе ужинали и даже пили «Обетный кубок». И вчера вечером куда-то вместе ходили…

— Во дворец они ходили, я видела здесь этого рыцаря.

— Да ну! А ведь он, ваше высочество, догадался.

— О чем?

— Уж не знаю о чем, а догадался. Так уж мне показалось. Представьте себе, утром, после завтрака, подзывает меня и так хитро спрашивает: а как, дескать, твой приятель Тим? А сам улыбается… Ну, думаю, пропала наша затея.

— Теперь мне все понятно, — сказала принцесса.

— Да вот еще что, этот, что из Дикого Края, тоже остановился у нас со своими слугами. Так ваш рыцарь с ним из-за чего-то поссорился утром. Я, говорит, вас предупредил, смотрите.

Принцесса снова выглядела озадаченной.

— Вот теперь мне срочно нужен Витольд, — после некоторого раздумья заключила принцесса.

— Э, что вы, ваше высочество, — махнула рукой Эльза, — он теперь с вашим батюшкой, его величеством, в Тайной башне. Маршал Решш прибыл с отрядом из-за реки, привез кого-то раненого, из-за этого во дворце полный переполох. стражники говорили, только я ничего не поняла.

Принцесса снова задумалась.

— Что же теперь делать?

— Если этот вопрос обращен в числе прочих и ко мне, — с достоинством проговорила фрейлина Нелена, — то я, ваше высочество, посоветую вам немедленно идти мыться. От вас пахнет, как от какого-то солдата.

— Интересно, откуда столь утонченной фрейлине знать, как пахнут солдаты? — не упустила случая поинтересоваться Катена.

— Да будет вам известно, прелестная южанка, — ничуть не смущаясь, ответствовала фрейлина Нелена, — что мой отец, барон Пескорн, не раз брал меня в военные походы, когда его отряд нес дозор на Лиммруне. Солдаты же учили меня владеть анкейским клинком. Да, да, — добавилась она, обращаясь уже к принцессе, — просто я уже наигралась в войну. Вот и все.

— Девушки, милые, — простонала принцесса, — умоляю вас, не затевайте ссору.

— Что вы, ваше высочество, никто и не ссорится, — тут же откликнулась Катена, — я только хочу заметить, что фрейлина Нелена совершенно права, вам необходимо принять ванну, а то скажете потом, что Катена ничего не приготовила, что воду недогрела. А я, между прочим, все успела.

— Даже несмотря на самовольную отлучку, — как бы невзначай проговорила Нелена.

— Да я… да… Подумаешь!… И ничего такого. Нужно же было мне распорядиться, чтобы воду принесли.

— Нечего увиливать, фрейлина Катена, — настаивала Нелена, — лучше скажи, какие это распоряжения ты давала капитану Креплю.

— Ах, Креплю…

— Да, Креплю, молодому и симпатичному помощнику начальника дворцового гарнизона. Уж не то ли распоряжение, чтобы он, поскольку все равно сегодня ночью несет охрану Тайной башни, поджидал кое-кого?

— Постой, постой, Катена! — встрепенулась принцесса. — Так ты встречаешься с капитаном Креплем?

— Да ничего подобного, ваше высочество, — захлопала глазами дочь губернатора и покраснела, отчего стала еще смуглее, — просто Крепль, где ни встретит меня, тут же начинает говорить разные любезности: «любезная сударыня, вы сегодня веселы, как апрельское солнышко», или «ваше сегодняшнее платье как нельзя лучше идет к вашим глазам», или…

— Надо же! — перебила ее принцесса, удивленно улыбаясь. — Оказывается, помощник начальника дворцового гарнизона — такой галантный кавалер!

— Я лично ничего интересного здесь не нахожу, — пожала плечами и даже фыркнула Нелена. Но тут же, приняв заговорщицкий вид, понизив голос, проговорила: — Однако нежное чувство, которое внушает наша обворожительная Катена капитану Креплю, может нам помочь. Теперь пойдемте принимать ванну, там обо всем и поговорим.

Больше принцессу не нужно было уговаривать.

— Катена! Эльза! — распорядилась фрейлина Нелена. — За дело!

Фрейлины и Эльза отвели принцессу Аделину в соседнюю комнату, раздели, погрузили в кадку с теплой водой и принялись отмывать от ратного пота, а заодно и составлять какой-то тайный план.

Глава одиннадцатая Трудный выбор короля

Прибыв в замок, король Магнус первым делом собрал в тайном покое малый королевский совет, в который, кроме маршала Решша, входили начальник дворцового гарнизона барон Орнур, его помощник капитан Крепль, рыцарь Глун — капитан отряда стрелков, посланного вместе с маршалом за реку, и Витольд. За креслом короля тенью маячил отставной шут Голь.

Король некоторое время молчал, хотя члены совета уже расселись и в нетерпении ожидали начала.

— Я думаю излишне напоминать, — наконец заговорил король, — что все здесь находящиеся должны соблюдать строжайшую тайну. — Он снова помолчал, как бы предоставляя всем время обдумать им сказанное, и добавил: — Начинайте, маршал, мы вас слушаем.

Решш поднялся со скамьи, вышел немного вперед и начал свой рассказ:

— За рекой мы сразу отправились прочесывать прибрежные перелески. Мы ехали по возможности скрытно. Но вы знаете, ваше величество, что эти перелески очень топкие и к воде там можно подойти не во всех местах, а уж тем более проехать на конях. Коротко говоря, вряд ли бы нам удалось и до вечера управиться, если бы не Креппские крестьяне, которые видели чужаков. Они указали нам место, и вскоре мы оказались у обширного ивняка. Он находится прямо напротив замка.

Я разделил отряд на три части, которые оцепили ивняк с трех сторон. Со стороны реки, сами понимаете, этого сделать не удалось. Хотя несколько отчаянных голов из Крепп-Урола вознамерились подойти к ивняку на лодках. По правде говоря, и по берегу наше оцепление было тоже небезупречным: на севере ивняк оказался довольно сухим, но вот на юге до самой воды тянется болото, и хотя местность там открытая, все же в иных местах встречается высокий кустарник.

Когда мы окружали перелесок, дозорные заметили в нем какое-то движение: то там, то здесь мелькали между деревьев тень или даже несколько. Я понял, что в ивняке прячется не мало людей. Какое-то время я не решался посылать стрелков вглубь. Попробовал договориться с чужаками, вызвать их для переговоров, но мне никто не отвечал. Только когда подошли крестьяне на лодках, я приказал стрелкам через одного спешиться и войти в лес с арбалетами наготове. Они прошли, сколько было возможно, но так никого и не встретили: ивняк был тих и пуст. Капитан Глун был там. Это он подстрелил того человека, что лежит сейчас под башней. Он может рассказать подробнее.

Король слушал с большим вниманием. Лицо его было спокойным и очень сосредоточенным. Он кивнул Глуну. Тот поднялся и вышел вперед.

— Все было именно так, ваше величество, — сказал капитан. — Мы осторожно и медленно шли по ивняку к берегу и никого не встретили. Ивняк оказался довольно сухим, разумеется, кроме южной стороны, где он переходит в болото. Мы дошли почти до самой воды. Я слышал голоса парней из Креппа, которые сидели в двух лодках возле самого берега: они, должно быть, переговаривались от страха. И тут произошло что-то непонятное, по листьям ив пробежал свет. Знаете, как солнечные блики от водной ряби, но это были не блики, а свет, мерцающий, серебристый. И он пробежал над нами и сзади нас вдоль берега, с севера на юг, к болоту. Я, разумеется, повернул голову в том направлении и увидел человека. Он как бы скользил между деревьями, так уж мне показалось. Понимаете, ваше величество, он шел или, точнее, бежал совершенно бесшумно, вот и казалось, что он скользит. Я его окликнул, мало ли что, может, мне показалось, может, это кто-то из моих солдат? Он не отозвался, я за ним, да он, что ветер меж деревьев, уже и след простыл. Тут я и выстрелил наудачу.

— Когда солдаты вынесли его из леса, — вступил маршал, — он тяжело дышал и смотрел на нас своими огромными глазами. Под левой лопаткой у него торчала арбалетная стрела. Мы ее вынули, наложили поперек груди повязку, а он ни звука, ни слова, только смотрит и дышит. Странный какой-то. Я, ваше величество, оставил там дозор до завтрашнего утра, а сам с капитаном и несколькими стрелками поспешил сюда.

Король некоторое время смотрел на маршала, потом повернулся к капитану.

— Так ты его видел?

— Да, государь.

— Видел этого…

Он помолчал, потом резко поднялся и сказал:

— Пойдемте, посмотрим на ваш трофей.

Витольд, разумеется, не погрешил против истины, когда говорил, как узок круг посвященных в тайны замка короля Магнуса Мудрого. Мало кто толком знал, что находится в Тайной башне, и еще меньше кому было ведомо, как глубоко под землю уходит подвал башни. страже замкового гарнизона были хорошо известны два яруса подвала, первый из которых соединялся с подвалами королевского дворца, а второй, более глубокий, имел сложную сеть подземных ходов, проходивших под всем замком. А между тем существовал и третий ярус, куда строго запрещалось входить кому бы то ни было, кроме маршала, начальника гарнизона и, разумеется, Витольда. Первые два могли догадываться о существовании еще одного яруса, Витольд же доподлинно знал, что их больше.

Следуя за королем Магнусом по бесчисленным коротким коридорам и длинным и крутым лестницам Тайной башни, члены Малого королевского совета спустились в подвал до третьего тайного яруса. Именно сюда был доставлен раненый, захваченный в прибрежном ивняке на левом берегу Гестеруна.

Проходя через первый ярус подвала, король остановился возле одной из дверей и кивнул барону Орнуру. Тот подозвал охранника, который, погремев огромными ключами, расторопно отпер дверь. Король не стал входить внутрь. Стоя на пороге, он некоторое время пристально вглядывался в рыцаря Дальней Стороны; небольшое помещение с высоким сводчатым потолком освещалось всего лишь маленьким масляным светильником. Принц Корфул, едва узнав посетителя, проворно поднялся с охапки свежей соломы и шагнул вперед.

— Ваше величество, — начал было он, но осекся, немного помолчал, перевел дух, затем продолжил: — Ваше величество, я не совершил никакого преступления, кроме того, что попытался если уж не спасти жизнь принцессы, то, по крайней мере, уберечь ее от увечий.

Король молчал.

— Ваше величество, я приехал сюда, чтобы увидеть принцессу Аделину. Увидев, я решил драться за нее, потому что полюбил ее так, как никто никогда никого не любил!

Брови короля на мгновение приподнялись.

— Как твое имя, рыцарь?

— Это место не слишком для него подходит…

Король пожал плечами, повернулся и пошел дальше. Дверь перед принцем Корфулом закрылась.

Несколько минут спустя, двумя этажами ниже, открылась очень похожая дверь. Открывал ее уже не охранник, а лично начальник замкового гарнизона. Помещение за этой дверью показалось королю более просторным, чем только что виденное. Впрочем, это могло быть из-за того, что освещали его четыре факела. Посреди каземата на каких-то невысоких козлах стояли обтянутые грубой парусиной носилки. На парусине, как в узком гамаке, лежал человек. Он был, судя по всему, высок, худ, но крепко и очень уж пропорционально, как-то даже идеально сложен. Это почему-то сразу бросалось в глаза. Его безбородое, лицо было красивым, хотя уже не юным, и в то же время каким-то странным: слишком уж правильным что ли.

Король Магнус долго и пристально разглядывал человека, всматривался в его лицо, низко наклонившись над ним. Затем медленно, словно бы нерешительно протянув руку, коснулся его лба и тут же отдернул ее. Выпрямился и строго, если не сурово, посмотрел на маршала Решша.

— Умер? — одними губами спросил маршал.

— Вдобавок ко всем бедам, — тяжело проговорил король, — вы подстрелили сельвена.

В каземате произошло движение. Кто-то отпрянул, кто-то даже тихо вскрикнул. Хранитель Витольд быстро подошел к носилкам и, как еще минуту назад король, низко склонился над мертвым, внимательно его разглядывая. Потом вдруг отпрянул и воскликнул:

— Ваше величество! Смотрите!

Король обернулся, прочие члены совета приблизились. С мертвым сельвеном происходило нечто странное. Казалось, кожа его сильно побледнела, но эта странная белизна становилась все светлее и приобретала серебристый оттенок. Через мгновение кожа уже не была бледна, она испускала серебристое свечение, становящееся все ярче и ярче, пока, наконец, оно не затмило яркостью света факелы. Каземат наполнился несказанно красивым бледно-серебристым светом. И вот еще что было странно: свет серебристого свечения сельвена, хотя и затмевал свет факелов, но совсем не резал глаза, более того, в нем еще лучше, еще четче стали видны черты лица умершего. Никто не мог оторваться от этого зрелища, и вдруг все ахнули: глаза сельвена открылись. Он поднялся во весь действительно немалый рост. При этом тело его оставалось совершенно прямым, как будто какая-то незримая сила повернула его из горизонтального положения в вертикальное. Сельвен смотрел своими огромными глазами прямо перед собой, и каждому казалось, что смотрит он именно на него.

Король Магнус чувствовал, что взгляд сельвена проникает ему в самую душу, и очень уж нехорошо становилось от этого взгляда, хотя он готов был поклясться, что более мирного и даже дружественного взгляда он не видел с тех пор, как умерла его возлюбленная жена королева Финна.

— Не бойся меня, король Магнус, — послышался спокойный, глубокий голос, — не бойся меня, но бойся себя. Ибо опасности, которые тебя окружают, исходят не снаружи, а изнутри. Послушайся слова моего, слова Эндол-Эрона, сельвенов, как вы называете нас. Верни похищенное тобой, и мир придет в твое сердце, и беды многие, которые готовы обрушиться на Благословенный Край, рассеются, как рассеиваются ночные тени, когда встает солнце. От своей юности ты возлюбил мудрость, но где ты видел мудреца крадущего и мудрость, стяжаемую воровством? Общим врагом ты обманут жестоко, и сердце твое отравлено ложью его. Очисти сердце свое добрым деянием и не упускай возможности спасти имя свое от бесславия.

Голос сельвена вливался в короля, как вода вливается в сухую землю, проникая в каждую пору, проходя все глубже. Казалось, еще немного, и слова этого сияющего существа совершенно заполнят короля. Но Магнус недаром был чародеем, он прекрасно знал, как действует волшебство, и умел противостоять ему.

— Это моя библиотека, — собрав последние силы, проговорил король, и собственный голос показался ему скрипучим, лживым и ужасно противным

— Враг стоит у твоих границ, а ты помышляешь о мнимом благе и о бессмертной славе своей думаешь постоянно. Но ты прекрасно знаешь сам — ложь и то, и другое. Зачем мудрейшему из королей слава предателя Пятиречья? Разве не из гордости своей ты отворил двери изгнаннику и отцеубийце? Опомнись, король, приди в себя, верни нам сокровище наше.

— Это моя библиотека, — к своему удивлению, король не смог выдавить из себя ничего нового. Он собрал всю свою волю и почувствовал, что снова начинает владеть собой. — Эта библиотека должна принадлежать моему народу, она написана для нас. Ее знания принесут нам счастье, и ты знаешь это. Вы ненавидите нас, вы жаждете нашего истребления. Знай же, что не будет этого, пока я жив! Это говорю тебе я, король Магнус, страж Пятиречья. Тебе не отнять у нас надежду на бессмертие!

— Ты думаешь, что бессмертие можно получить обманным путем? Неужели мало Эрсепа Проклятого, чтобы был еще Проклятый Магнус. Опомнись, король, иначе готовься к битве! Но помни, есть еще время. Лучше тебе победить свой страх, чем быть сраженным Эндол-Эроном.

Сельвен поднялся над носилками, повернулся и… полетел. Король видел, как он летел все дальше и дальше, скрываясь из виду, и в то же время ясно сознавал, что стены каземата никуда не девались, вот они. А может быть, сельвен и не улетал, а всего лишь таял и уменьшался, пока не обратился в маленькую светящуюся точку, которая погасла, как гаснет искра, высоко взлетевшая над пламенем костра?

Король огляделся вокруг и увидел, что его приближенные стоят, словно в оцепенении.

«Они все слышали! — мысленно воскликнул он. — Но что они поняли из слышанного?»

— Теперь нам нужно завершить совет, — проговорил король хриплым голосом, не в силах ни на кого поднять глаза. — Я полагаю, наш разговор не затянется.

Поморщившись, он оглядел стены каземата.

— Здесь не слишком-то уютно.

Потом вырвал из рук Витольда факел и направился к двери, говоря на ходу:

— Идемте в тайный покой.

Если кто-нибудь из приближенных полагал до этого, что король мрачен, то теперь он мог убедиться, как глубоко ошибался. Вряд ли самая зловещая и хмурая грозовая туча могла сейчас состязаться в мрачности с королем Магнусом Мудрым. Он шел по коридорам подвала, освещая себе путь факелом и свита едва поспевала за ним, а бедняга Голь, покинутый своим господином, едва волочил ноги позади всех, время от времени хватаясь за стены.

Король и представить себе не мог, что на самом деле происходило во время разговора с ожившим сельвеном. Не ему одному, а каждому казалось, будто сельвен смотрит только на него, каждый был убежден, что говорит сельвен именно с ним, и, каждый слышал что-то свое, только его касающееся, и притом такое, что никто бы не пожелал услышать о себе в присутствии свидетелей. Поэтому, когда сельвен исчез, каждый чувствовал себя не в своей тарелке.

Поднявшись в башню и оказавшись в тайном покое, король принялся расхаживать по залу, скрестив руки на груди. Едва последний член королевского совета, не считая, разумеется, безнадежно отставшего Голя, вошел в покой, король заговорил:

— Я надеюсь, вы понимаете, что через день, или через два, а может, и сегодня ночью город и замок подвергнутся штурму. Вы видели с кем нам придется сражаться. Я не знаю, чего от них можно ожидать. Какова их тактика ведения боя? Уверяю вас, друзья мои, еще никто и никогда не сражался с сельвенами. Однако я надеюсь, что вы, равно как все мои воины, не дрогнет. Мы защищаем свободу и счастье Благословенного Края и нашего королевства, и кем бы ни был наш противник, мы ему не уступим. Маршал, немедленно позаботьтесь, чтобы все войска в столице были приведены в готовность. Пошлите за подмогой во все провинции. Барон, им нужен замок и, главное, башня, поэтому усильте замковый гарнизон, подготовьте все необходимое, чтобы выдержать долгую осаду. Вы, капитан Генхор, возьмите трех самых метких стрелков и без промедления заступайте на охрану вашего короля. И чтобы арбалет был всегда при вас.

Впервые после исчезновения сельвена король внимательно оглядел всех членов совета.

— Я вас больше не задерживаю. Да, вот еще что! — крикнул он уже в закрывающиеся двери. — Через полчаса я хочу видеть здесь посланника короля Эрсепа. Разыщите и доставьте его.

Все, кроме Витольда, покинули тайный покой. Хранитель, внимательно следивший все это время за своим государем, выглядел не менее озабоченным, чем тот.

— Ваше величество, — решился заговорить хранитель, но король сделал рукой отрицательный жест, видимо, желая додумать какую-то важную мысль.

Он еще какое-то время прохаживался по залу, а Витольд не спускал с него глаз. Наконец король остановился, усмехнулся чему-то и, обернувшись к хранителю, спросил:

— Ну, что ты хотел сказать, мой мальчик? Страшно? — и король тихо и нервно рассмеялся.

— Если честно, ваше величество, да, страшно. Но мне страшно за вас. Я не вижу разумных оснований в вашей ненависти к сельвенам.

Король недоуменно посмотрел на Витольда.

— Ты не видишь разумных оснований? Ты полагаешь, все то, что я рассказал тебе прошедшей ночью, — шутка? Ты что, не слышал, что говорил сейчас сельвен?

— Напротив, — потупившись, промолвил Витольд, — очень хорошо слышал и поверил тому, что он сказал.

— Поверил!? — чуть ли не взревел король Магнус. — Поверил тому, что твой король вор, предатель и последний негодяй?

— Но, ваше величество…

— Поверил всей это гнусной лжи? Ты, на которого я возлагал надежды как на своего преемника! Ты, мой единственный ученик!

— Но, ваше величество, ничего подобного сельвен не говорил! Вы что, не слышали? О вас он сказал лишь то, что вы находитесь на распутье и вам трудно сделать выбор. Он говорил, что мне необходимо отнестись к вам с большим вниманием, чем прежде.

— Что? — едва вымолвил от изумления король.

— Но разве вы этого не слышали? Разве вы слышали другое?…

Витольд запнулся. Они с Магнусом изумленно смотрели друг на друга. Только теперь король-чародей и его ученик поняли, что произошло на самом деле. А король понял еще, что он неожиданно проговорился. И эта последняя догадка потрясла его больше первой. Нетвердым шагом он доплелся до трона, грузно опустился в него и закрыл лицо руками.

«Значит, они не слышали, и он говорил только со мной? — горестно думал король. — Но почему меня испугало, что я сейчас проговорился Витольду? Проговорился? О чем? О том, что меня оклеветали? О небо! Почему я так боюсь, что кто-нибудь заподозрит меня в воровстве и предательстве? А ведь я боюсь. До ужаса».

— Ваше величество, — услышал над собой голос хранителя Магнус. Он поднял голову и увидел бледное и взволнованное лица ученика. — Ваше величество, вчера ночью я узнал, что обязан вам не только всеми теми милостями, которыми вы меня окружили с раннего детства, но и самой жизнью. Верьте, государь, что бы ни случилось, я не оставлю вас. Вам не найти человека более преданного. Клянусь, что если понадобится умереть за вас, я сделаю это. У меня нет ни одной причины, чтобы не верить вам. У меня еще не было случая принести вам клятву верности, примите ее сейчас.

Витольд опустился перед троном на одно колено, вынул из ножен кинжал, положил его на ладони и протянул королю.

— Благословите, государь, оружие, которое я по доброй воле посвящаю вашей защите. Клянусь, что ни этот клинок, ни мои помыслы никогда не будут обращены против вас и вашего дома.

Король принял клинок, опустил его плашмя на склоненную голову ученика.

— Да будет так. Встань, оруженосец короля Магнуса. Я доверил тебе самое грозное свое оружие — мудрость, и рад, что не ошибся. Скоро ты не увидишь меня, но это не значит, что мы простимся навсегда. Помни об этом. И что бы ты ни услышал о своем короле, верь ему, а не басням.

Витольд стоял перед королем, и сердце его переполнял восторг. Он видел государя спокойным, сильным, мудрым, как будто не было последних дней сомнений и колебаний. Хранитель понимал, что все это время король сражался с каким-то своим внутренним врагом и одолел его. Во всяком случае, уже одолевал. Перед хранителем восседал на троне величайший из государей Благословенного Края король Магнус Мудрый — именно такой, каким он был прежде.

— Вот уж поистине не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — проговорил король с тихой улыбкой. — Твоя преданность и твоя вера, мой мальчик, спасли сегодня не только меня, но и все королевство, а может быть, и все Пятиречье. Я сделал выбор и принял решение. Мне осталось только удостовериться кое в чем, и сейчас я это сделаю. Ступай, Витольд. Я позову, когда будет нужно. Тебе предстоят заботы о принцессе и будущем короле. А теперь ступай и больше ни слова. Позови сюда Голя, он должен быть при мне.

Голя Витольд нашел тут же, за дверьми тайного покоя. Старик сидел на скамеечке, блаженно откинувшись на стену и закрыв глаза.

Хранитель тронул его за плечо.

— Король ждет тебя.

Смешное лицо отставного шута озарилось улыбкой. Он поднялся и, закинув левую руку на больную поясницу, торопливо зашаркал к дверям.

Не успел Голь закрыть за собой двери, как на лестнице, ведущей сюда, на площадку перед входом в покои, послышались шаги нескольких человек. Вскоре взору Витольда предстал капитан Генхор, за которым следовал барон Квалдур.

— Мы, господин хранитель, к королю, — доложил капитан. Он уже приступил к своим новым обязанностям, и небольшой арбалет с натянутой тетивой, но без стрелы, был в его руках.

— Думаю, король Магнус уже ждет посланника короля Эрсепа.

— Короля Эрсепа Великого, — поправил хранителя Квалдур.

Витольд почувствовал острую неприязнь к барону Квалдуру. Тот был высок, крепок сложением, высокомерен и, как еще показалось Витольду, глуп.

— С вашего хозяина будет довольно, что в Норриндоле его называют королем.

Даже капитану показалось, что из глаз Квалдура вылетели молнии. Посланник ничего не сказал и, только криво ухмыльнувшись, прошел дальше.

Только войдя в свою комнату, Витольд вспомнил, что так и не поговорил с королем о принце Корфуле. Хотя с другой стороны разве не было сейчас сказано, что именно на него, хранителя королевской библиотеки, возложены забота о принцессе и будущем короле. Витольд нисколько не сомневался, что речь идет о принце Корфуле. Но означает ли это, что принц свободен? У хранителя библиотеки нет полномочий отпускать из темницы заключенных. А у королевского оруженосца есть? Приходилось ждать окончания разговора с посланником короля Эрсепа. А пока… Витольд стоял в раздумье: нужно было повидаться с Корфулом и с принцессой. С кого же начать? Он оглядел свою комнату и вдруг усмехнулся, вспомнив, как за распахнутой дверью прятались принц и принцесса.

— Пророчество сбывается, — тихо проговорил Витольд. — Со временем Корфул станет королем Норриндола. И это время, быть может, наступит очень скоро.

Глава двенадцатая Трофей турнира

Ночь опускалась на Баргорель теплая и звездная. Но, похоже, никого в городе звезды не интересовали. После турнира, столь необычно завершившегося, трудно было найти человека, не взволнованного им. Одни без конца пересказывали события турнира, вспоминая все новые, даже и не имевшие места, подробности. Другие же, кто не попали на турнир, готовы были часами слушать, уточняя детали вопросами или подлавливая на лжи, а то и вовсе заводя жаркие споры об истинности рассказов. Ведь как никак нужно было поверить тому, что под доспехами одного из славнейших рыцарей оказалась сама принцесса Аделина. Разумеется, находились и такие, которые хоть и не были на турнире, но, послушав очевидцев, сами принимались рассказывать с три короба. Как ни странно таких-то болтунов слушали охотнее всего. Вечер прошел в бесконечных пересудах и обсуждениях, и главное, что интересовало всех, кому теперь достанется рука принцессы Аделины и, в конечном итоге, трон Норриндола.

Большинство горожан не разделяло мнения короля Магнуса, что родная дочь выставила его на посмешище. Люди воспринимали появление принцессы на ристалище, с восторгом. Тем более, что ей удалось оказаться в четверке лучших рыцарей.

— Это наша Аделина, — с гордостью говорили горожане. — Видали, как она этих чужаков, а?

— Настоящая норридольская принцесса.

— Ферта, вторая Ферта!

Старожилы, творцы и ревностные хранители мифов о своей невероятной памятливости, теперь обрели повод еще больше укрепить свой авторитет в глазах молодежи.

— Как же, как же, — упиваясь неожиданным вниманием к себе, говорил глуховатый и подслеповатый почетный старшина столярного цеха, — отец мой изготовлял мишени и брал с собой на состязания. Я видел, как стреляла королева Ферта. Так вот, щ-щ-щ-у! И прямо в цель. Да, вот и она стреляла, как Ферта, настоящая Ферта.

— Дедушка, — неизменно спрашивал какой-нибудь шалопай, — а ты сам-то видел, как Аделина сегодня стреляла?

— Я-то? Эх, сынок, я видел, как Тим Отважный собирался на войну с Троллем.

— А короля Бергора ты, дедушка, случайно не видел?

Где-нибудь в другом месте можно было услышать нечто подобное:

— Так она и похожа на Ферту.

— Кто?

— Да принцесса Аделина! Вот кто! Мой дед поставлял в королевский замок вино и частенько брал во дворец. И я тебе, парень, вот что скажу: одно лицо.

— Да ну!

— Точно. Мы виноделами были еще при короле Барге. Он вот этот замок строил, а мы ему вино…

— Сколько ж тебе лет, дедушка?

— Давно живу, ой давно!

Что и говорить, весело было в Баргореле в тот вечер, весело.

Однако к началу ночи город заметно поутих, спала суета, опустели улицы и только городские трактиры оставались островками возбуждения. Трактир «Звезда негоцианта» не составлял исключения.

Завсегдатаи и гости, каковых нынче было большинство, все еще спорили и рядили. Мнения были разные: одни считали, что турнир нужно проводить заново, поскольку принцесса дралась так хорошо, что ни одного из претендентов нельзя считать достойным ее руки; другие полагали, что не нужно больше никакого турнира, принцесса показала свою самостоятельность и «теперь пускай сама выбирает себе мужа и нам короля»; но большинство придерживались того мнения, что «и думать и гадать тут нечего, поскольку, не считая принцессы, победителей осталось двое — рыцарь Дальней Стороны и рыцарь Дикого края, — то и пускай завтра дерутся за руку принцессы». Лидером этой партии был трактирщик Хэмм. Его кум, оружейник Шеробус, видимо, всегда стоящий в оппозиции, не был согласен с кумом.

— Я ведь ничего такого и не имею в виду, — говорил он возбужденно, но очень уверенно, — принцесса Аделина, конечно, молодец. В истории нашего королевства было не мало своенравных принцесс, но порядок есть порядок. Куда это годится, я вас спрашиваю, чтобы молодая девушка хваталась за оружие и забавы ради дурачила почтенных горожан, да и своего седого отца, нашего доброго короля Магнуса, в придачу?

Трактирщик Хэмм, имея большинство сторонников, был снисходителен.

— Это уж точно кум, тут и я с тобой соглашусь, эти девчонки, как подрастают, совсем от рук отбиваются. Вот хоть моя Эльза, где ее носит? Все во дворце. Фрейлина, понимаешь, из трактира. Ну ничего, пусть только явится, на кухне ее три котла дожидаются, до утра о дворце позабудет.

— Правильно, правильно, — охрипшим фальцетом заговорил старый столяр Брусс, — слыхал, что жена хлебнику Квасло сказала? «Ты, — говорит, — на меня больше не ори, а то, — говорит, — вызову на поединок, да еще, чего доброго, вышибу из седла»!

Трактир наполнился хохотом.

— Каждый должен заниматься своим делом, я так понимаю, — продолжал оружейник. — Если ты, к примеру, оружейник, то нечего тебе о рыцарских шпорах грезить. Если ты уродилась принцессой: сиди, жениха дожидайся. Твое какое дело? Быть опорой короля и продолжать королевский род. А что турнира касается, рыцарь Дальней Стороны по всем статьям победитель.

В зале поднялся гомон. Одни одобрили мнение Шеробуса, другие же горой стояли за справедливость.

— Нужно быть очень упрямым человеком, дорогой кум, — возмутился Хэмм, — чтобы не видеть того, что видят все: рыцарь Дальней Стороны ничем еще не доказал, что он сильнее рыцаря Дикого Края.

— Как это ничем? — раскраснелся и засверкал глазами оружейный мастер. — Стреляет он лучше…

— Однако ж хуже принцессы! — просипел Брусс.

— Много ты понимаешь, — огрызнулся Шеробус, — твои дела вон, деревянные. Рассуди, чтобы уложить стрелы в "трилистник" нужна не меньшая меткость, чем для того, чтобы всадить одну в другую. Это только первое. Второе — анкейским клинком он владеет лучше принцессы, а третье — он чуть не уложил этого выскочку, чужеземного барона.

— Ну, во-первых, чуть — это не в счет, а во-вторых, он бился после сигнала отбоя, по правилам он уже был побежден, — поддерживаемый гулом голосов сторонников, возразил Хэмм.

— То-то и дело, что не дали уложить, а то бы и не было никакого «чуть». Да что с тобой говорить, ты же, кроме кухонного ножа, никакого оружия в руках не держал.

Трактирщик все-таки обиделся.

— Ну, знаешь, кум, тебе, я погляжу, все ремесла не хороши, кроме твоего оружейного. Это не дело, я тебе скажу, мы тут все достойные граждане Норриндола и подданные нашего короля, и величаться над другими — это пакостное дело.

— А я и не величаюсь. Я очень уважаю всякое доброе ремесло и любое благородное занятие. Я ведь о том говорю, что всю жизнь, с малолетства делая оружие, лучше разбираюсь в предмете, о котором мы теперь толкуем. Я ведь не учу тебя, с какой скоростью нужно крутить вертел с бараньей ногой, тут ты, кум, мастер. А что касается того, как делается оружие, да как оно применяется, тут дай мне сказать, это, брат, мое.

— Конечно, — не унималась обида трактирщика, — тебе приятно, что рыцарь Дальней Стороны одержал победу твоим оружием. Стань он королем, тебе и почет, и доход. Глядишь, еще и старшиной цеха выберут.

— Эх кум, да я и так лучший мастер своего дела, а дохода моего считать не надо, я и сам справлюсь.

— Чем это тебе не угодил барон Квалдур, ума не приложу?

— Не люблю чужаков, — коротко отрезал Шеробус.

В трактире загудели.

— Прошу не гневаться достопочтенных гостей, — повысил голос оружейник, — я вовсе не имею в виду вас. Все вы, надеюсь, добрые жители Благословенного Края.

— Так здесь есть и пара купцов из Базилейского Царства!…

— Опять же прощения просим. Я ведь чужаком называю такого, кто невесть откуда прибыл и не уважает наших законов, который еще и кичится своею чуждостью…

— Так, а твой рыцарь Дальней Стороны, он-то что? Еще неизвестно, где это его Дальняя Сторона, — урезонил столяр.

— Где бы она ни была, дорогой Брусс, все ж она в Пятиречье. Этот рыцарь — страж Благословенного Края, ты что, не видал «Длани Бергора» на его груди?

— Ну хорошо, — вступил в разговор один купец, судя по количеству золотых колец на его пальцах, он был из вольного Оймена, — вот вы, уважаемый оружейных дел мастер, сами ратуете за правила, за порядок, но скажите на милость, разве рыцарь Дальней Стороны не нарушил главнейшее правило турнира? Разве он не помешал честному поединку двух рыцарей?

— Одним из которых оказалась принцесса! — вставил вечно насмешливый мастер Брусс.

Когда утих взрыв хохота, вызванный замечанием плотника, оружейник Шеробус промолвил:

— Охотно отвечу на ваши вопросы, уважаемый торговых дел мастер, — он старался говорить как можно любезнее. — Я хоть и не ювелир, но привык работать с тонкими вещами, может, потому подмечаю то, на что иной не обратит внимания. Вначале скажу о вещи очевидной: рыцарь Дальней Стороны знал, кто скрывается под шлемом рыцаря Без Лица. Уж только не могу сказать, с самого начала или уже после догадался, а стало быть, поступил именно так, как и должно было поступить стражу Пятиречья — защитил от смертельной опасности девушку и, более того, принцессу, одну из жемчужин Благословенного Края. Такой поступок делает честь.

— Да как же он догадался-то, когда даже родной отец не узнал? — весело спросил один из стеклодувов, за вечно красное и круглое лицо все называли его Медяк.

— Вот тут и помогает наблюдательность. Когда под броней рыцаря обнаружилась принцесса и поднялся неописуемый гомон, я не поленился попристальнее присмотреться к рыцарю Дальней Стороны, да и к принцессе. И что же? Они смотрели друг на друга так, что я, доложу вам, свою юность вспомнил. И когда стояли перед королем, то же самое. Стоп, сказал я себе, да ведь это ни дать ни взять два голубка. Конечно, любовь с первого взгляда и все такое, но я-то думаю, что они уже были знакомы друг с другом или, по крайней мере, виделись до этого, а теперь, попав в такие обстоятельства, обратили друг на друга особое внимание. Быть может, в Оймене уже и забыли песни сельвена Луон-Толуэра, сложенные о детях короля Бергора, но мы еще помним его пророческие слова о королеве Эхле:

О прекрасная дочь берегов Гестеруна,

Хоть и нрав непокорный досталось тебе,

Но во всем благодатном краю не отыщешь

Благородней и преданней сердца нигде.

— К чему это ты, кум, пустился вспоминать древние песни? — подивился трактирщик.

— А к тому, мой любезный Хэмм, что не было в истории Норриндола случая, чтобы хоть одна принцесса вышла замуж не по своей воле. Не веришь мне, пойди завтра спроси у королевских герольдов. Как хотите, а я вижу в том, что произошло, исполнение пророчества Луон-Толуэра. Принцесса Аделина будет женой рыцаря Дальней Стороны, так чего идти против рожна!

А что касается честного поединка, о котором вы изволили сказать, уважаемый торговых дел мастер, вот тут-то вся и загвоздка. Этот поединок не был честным.

Трактир наполнился гомоном.

— Да, да, да! — покрывая шум и обводя всех жестким, решительным взглядом, продолжал мастер Шеробус. — И вам всем это сейчас докажу!

Он снял со спинки стула полотняную котомку, раскрыл ее и бросил на стол наконечник копья с зазубренным обломком древка.

Послышалось несколько недоуменных возгласов.

— Ну и что это за трофей? — усмехнулся Брусс.

— Не видишь? Наконечник копья рыцаря Дикого Края, — пояснил мастер.

— Ты хочешь сказать, мужлан, что мой господин единственный, кто сломал свое копье? — раздался никому не известный голос.

Сгрудившиеся вокруг стола с трофеем обернулись, расступились и увидели стоящего посреди зала незнакомого человека. Он стоял, широко расставив ноги, уперев руки в бока и чуть наклонив голову. Лицо его было насмешливым, а вернее сказать наглым.

Впрочем, незнакомым человек был далеко не для всех. Трактирщик Хэмм тотчас узнал в нем слугу рыцаря Дикого Края.

— Это господин Освальд, — счел своим долгом пояснить трактирщик, — оруженосец рыцаря Дикого Края, если не ошибаюсь.

Почему-то ему стало не по себе под этим насмешливым и, чего уж греха таить, злобным взглядом. Впрочем, как потом выяснилось, не только ему одному.

— Благородного барона Квалдура, так будет точнее, — отозвался оруженосец.

— Вы, кажется, сказали, что ваш господин не единственный, кто сломал копье? — переспросил мастер Шеробус, внимательно разглядывая нового собеседника.

— Разумеется, — ответил оруженосец. — Разве это не очевидно?

— Проходите, пожалуйста, сюда, господин Освальд, присаживайтесь, — с явно повышенной любезностью обратился трактирщик к гостю.

— Это ты, брат Шеробус, того, — пробасил Медяк, — столько раз съезжались рыцари, и каждый раз ломались копья…

— Восемь, — перебил его оружейник, не отрывая взгляда от Освальда.

Оруженосец вразвалочку подошел к столу и встал возле него, скрестив на груди руки.

— Извините, господин хороший, что не знаю обычаев Дикого Края, — говорил Шеробус с вызывающе подчеркнутой любезностью. — Быть может, там ристалище покрыто обломками копий всех турниров от основания вашего королевства. Но у нас в Благословенном Крае, скажу я вам, если вы не успели заметить, между боями убирают мусор с ристалища.

— Так я не пойму, — встрял мастер Брусс, — зачем ты показываешь нам этот наконечник?

— Ты что, ослеп?! Не видишь, что это боевой заостренный наконечник, которому не место на турнирном ристалище.

В трактире стояла гнетущая тишина. Первым опомнился Хэмм:

— Да чепуха! Судьи не выпустили бы Дикого рыцаря на ристалище с таким копьем.

Вокруг поднялся гул голосов.

— Все, я надеюсь, помнят, — повысил голос Шеробус, — как расщепился окованный железом щит принцессы. Но как это может сделать тупой наконечник турнирного копья, скажите на милость, объясните мне, недогадливому оружейному мастеру?

Голоса загудели громче. К наконечнику копья тянулись руки, каждый хотел рассмотреть его. И только один Освальд не пошевелился. Он все так же с улыбкой взирал на оружейного мастера, хотя в глазах его улыбки уже не было.

— Рыцарь Дальней Стороны сразу сообразил, в чем дело, догадалась и принцесса. Я видел, как она недоуменно смотрела на свой щит, на судей, но никто не обратил на это внимания. Вот тогда Рыцарь Дальней Стороны понял, что принцессе грозит смертельная опасность.

Шеробус пристально посмотрел на слугу барона Квалдура.

— Быть может, вы что-нибудь скажете на это, уважаемый господин Освальд, — как можно любезнее промолвил Шеробус, — ведь именно вам поручено вашим хозяином наблюдение за его оружием?

Оруженосец рассмеялся.

— Вот уж не знал, что в Благословенном Крае, как вы называете это место, так сильно ненавидят чужестранцев. Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ты ничем не докажешь, что это наконечник копья моего господина.

Шеробус в полном недоумении посмотрел на собеседника. Потом огляделся: в недоумении были и все остальные.

— Я не понял, — снова обратился мастер к оруженосцу, — что я должен доказать?

— Я разве тихо говорю? — нарочито громко ответил ему оруженосец. — Твои слова, мастер, означают только то, что в Пятиречье плохо убирают мусор после поединков, только и всего.

Шеробус некоторое время непонимающе смотрел на собеседника. Наконец до него дошел смысл слов Освальда. Он побагровел и поднялся с места.

— Я не знаю, как у вас в Диком Крае, но у нас, уважаемый господин Освальд, принято верить человеку на слово.

— Вот как?

— Именно так. То, что это наконечник копья рыцаря Дикого Края, говорю я — оружейный мастер Шеробус, которого все знают и который, как и любой житель Благословенного Края, привык, что его слово не вызывает сомнения.

Теперь настало время удивиться оруженосцу Освальду. Он огляделся по сторонам, нервно усмехнулся и чуть сдавленным голосом проговорил:

— Это что, сказочная страна Поднебесье, где нет лгунов, воров и разбойников?

— Послушай, кум, — вступил в разговор трактирщик, цветом он напоминал вареного рака, — Быть может, ты ошибся…

— Ошибся! — возмущенно воскликнул Шеробус. — Да что ты такое говоришь, кум? Что с тобой сегодня? Ты же знаешь меня не первый год, я всегда отвечаю за свои слова. Тебя что, околдовали? Что вы все молчите?

Но вокруг стояла тягостная тишина. Все ощущали сильную неловкость.

— Послушай, любезный Шеробус, — наконец обратился к оружейнику мастер Брусс, он не мог долго молчать, но и шутить, похоже, у него сейчас не было охоты, — это тяжкое обвинение. Может, это и впрямь от другого копья?

Шеробус обратил огненный взор на столяра.

— Тогда кому, по-твоему, принадлежало это копье? Унхору Ойменскому, Нельту Реневильскому, Оддуну Орнейскому или принцу Губберу? Кто из рыцарей Благословенного Края пошел бы на такое преступление?

Ответом ему было молчание. Очень уж все были изумлены.

— И вот теперь я снова хочу спросить вас, оруженосец Освальд, как вы это нам объясните?

— Да никак, — равнодушно ответил тот.

— То есть как это никак? — поразился Шеробус.

— А вот так. Это копье не моего хозяина. Я вообще не знаю, где ты его взял. Быть может, тебя и впрямь тут все знают, как самого правдивого человека на свете, но я тебя вижу первые и не обязан так вот, за здорово живешь верить.

Шеробус был ошарашен. Он оглядел всех присутствующих, но под его взглядом все опускали глаза.

— Что ж это такое? — непослушным голосом вымолвил оружейный мастер. — Почему вы молчите? Ведь я вам всем показал, что рыцарь Дикого Края и его оруженосец затевали злой умысел. Уж что очевидней этого? А вы молчите! Вы что, не верите мне, мастеру Шеробусу?

Трактирщик Хэмм, хоть и спорил вечно с мастером Шеробусом, но почитал его за самого верного и доброго друга.

— Постой, кум, — проговорил он дрожащим голосом, — не надо так. Это дело сложное, тут надо разобраться, помозговать. Все-таки господин Квалдур — гость королевства, а ты говоришь такое…

— Ну не знаю, — вдруг заговорил ойменский купец. — Я всю жизнь живу в Оймене, вожу по Гестеруну товары до самого Коррикоса и даже до Дельты и многого навидался, но такого еще, признаться, не встречал: чтобы сограждане не верили своему старому мастеру.

— А кто это вам сказал, что мы не верим нашему уважаемому Шеробусу? — вдруг поднялся с места молодой коренастый стекольщик Клезз. — Я знаю мастера Шеробуса столько, сколько помню себя, и верю ему. Этот наконечник нужно отнести королю.

— Верно, — подхватил мастер Брусс, — чего самим-то голову ломать.

— Нашего короля не зря называют Мудрым, — все больше горячился Клезз.

Послышался одобрительный гул.

— Я и говорю, — куда бодрей проговорил трактирщик, — тут надо разобраться самому королю.

Мастер Шеробус опустился на скамью и уронил голову на грудь. Ему было горько, но в то же время в сердце затеплилась радость, это была радость победы. Гул голосов усилился. Мысль отправить наконечник королю понравилась всем, кроме оруженосца барона Квалдура.

— Несите, кому хотите, — сказал он несколько напряженно, — все равно вы ничего не докажете. Это копье не моего господина. И вообще, мне некогда болтать. Трактирщик, примите плату за жилье и помогите мне уложить вещи моего господина.

Гомон тут же стих.

— Как, — удивился трактирщик, — вы уже покидаете наше королевство?

— Да что вы, милейший Хэмм, — ухмыльнулся Освальд, — мой господин как победитель турнира перебирается во дворец. Король отвел нам достойные покои. Пойдемте, пойдемте!

Хэмм, как на аркане, поплелся за оруженосцем. В дверях Освальд остановился и, обернувшись, бросил мастеру Шеробусу:

— Я вас понимаю, мастер, многие хотели бы услужить будущему королю, да вот только не многие знают, кто им станет.

После ухода Освальда и Хемма в зале еще долго царила тишина. Первым ее нарушил нетерпеливый мастер Брусс. Он почесал в затылке, шумно вздохнул и глубокомысленно изрек:

— Что ж, похоже, король Магнус Мудрый уже во всем разобрался и без твоего наконечника, друг Шеробус.

— Да брось ты, старый зануда, — возразил ему стекольщик. — Надо обязательно идти к королю. Его величество сам сказал, что судьба турнира решится завтра, так что еще ничего не ясно. А верить всякому плуту я бы не спешил.

— Именно, именно, — поддержал его ойменский купец. — Хоть я и гость Баргореля, однако тоже житель Норриндола. Мы в Оймене чаще слышим о Диком Крае, и вот что я вам скажу, не зря он зовется Диким. Теперь по одному только поведению этого плута я вижу, что мастер Шеробус прав. Тут дело нечистое. Надо идти к королю.

Одобрительный гуд был ответом ойменскому торговцу.

Однако гомон как рукой сняло, когда в зал вбежал запыхавшийся и взъерошенный Филипп, сын мастера Шеробуса.

— Ты чего это шатаешься по городу в такой час? — грозным вопросом встретил его отец.

— Отец, достопочтенные господа! — вместо ответа сорванным голосом прокричал юноша. — Меня послали вас предупредить. Сегодня сигнал к тушению огня будет дан на два часа раньше.

— То есть как это раньше? — недоуменно спросил мастер Брусс.

— Постой, постой, это что, вот сейчас?

— Вся городская стража на ногах. На воротах усилены караулы. Вокруг королевского замка выставлены дозоры.

— Да что случилось?

— Говорят, враг у стен города!

Вместо празднества, каким обыкновенно завершался турнир (шутка ли, в стране появлялся преемник престола), в городе воцарились тревога и недоумение.

Глава тринадцатая В саду Нельты

А незадолго до этого, лишь только начало вечереть, в том самом саду Нельты, где некогда тайно встречались принцесса Ферта и отважный Тим Уэлль, на мраморной скамейке, которая называлась не иначе как Скамейкой свиданий, сидела фрейлина Катена и провожала тревожным взглядом медленно плывущие на восток облака. Те, что плыли высоко в небе, были еще подсвечены уходящим из Баргореля солнцем, их желтовато-оранжевые ободки веселили взгляд, но те, что уже откочевали к горизонту, становились бесцветными, темными, холодными и быстро растворялись в надвигающихся сумерках.

Тревога в глазах юной и, как мы уже знаем, весьма жизнерадостной фрейлины объяснялась ее миссией — она ожидала свидания. Принцесса Аделина так долго и так горячо уговаривала ее, так просила, так умоляла, что Катена согласилась, и назначила свидание юному офицеру Креплю. Может быть, Катена и не ломалась бы так долго, разве она не понимает, как нужна сейчас помощь принцессе Аделине, но эта противная гордячка Нелена постоянно подтрунивала над ней. Да, Катена согласилась, но теперь искренне не понимала, как могла сделать это. Набраться смелости и назначить свидание тому, одна мысль о ком приводила ее сердце в волнение, тому, кто сам столь долго и тщетно просил у нее этого свидания. Отгоняя от себя эти мысли, Катена даже не обратила внимания на то, что первая пришла на условленную встречу. Она старалась думать о принцессе, о ее смелом плане, и тогда этот поступок казался щепетильной фрейлине уже не таким безрассудным.

Как ни была погружена в свои мысли Катена, она уловила звук шагов по усыпанной мелким гравием дорожке сада. Сердце ее замерло, потом сильно заколотилось. «Как же я буду говорить?» — в ужасе подумала девушка и, тем не менее, даже не подняла головы.

— Вы уже здесь, Катена? — донесся до ее слуха удивленный и чуть взволнованный голос.

Катена повернула голову, увидела капитана Крепля и почувствовала, как страх оставил ее. На душе стало вдруг мирно и радостно. Даже захотелось созорничать.

— Как долго, однако, вас приходится ждать, — надув губки, произнесла она.

— Но как же, — еще больше разволновался юноша, — ведь только что пробило шесть.

— Садитесь, раз уж пришли, — вздохнув, промолвила фрейлина.

Крепль уселся подле нее, и краем глаза Катена видела, что осанка его слишком уж пряма, а лицо кажется слишком бледным.

«Как, — подумала она, — он смущен? Тот, кто был так боек на словах теперь взволнован?»

Она почувствовала, как бурное, лукавое торжество наполнило ее душу.

— Быть может, вы уже жалеете, что пришли? Быть может, вы боитесь, что нас тут могут застать? — вдруг спросила она, с ужасом понимая, что и голосом, и манерой речи напоминает противную Нелену.

— О что вы, прекрасная Катена! — встрепенулся задетый молодой рыцарь. — Быть с вами для меня не только большая честь, но и величайшая отрада. И кого мне здесь бояться?… Разве что вас.

— Меня?

Словоохотливый рыцарь нравился ей не меньше смущенного, но ей, признаться, было досадно, что ее кавалер так быстро оправился от смущения.

— Не удивляйтесь, — все более оживлялся молодой рыцарь. — По правде сказать, я не надеялся, что вы придете, думал, прекрасная насмешница Катена решила разыграть меня.

— Вы считаете, что я насмешница? — вполне серьезно удивилась фрейлина.

— Прошу вас, не обижайтесь, — смутился Крепль. — Я, может быть, неловко выразился. У вас столь веселый и… ну да, веселый нрав и вы так часто отказывали мне во встрече, что я невольно засомневался.

— Знаете, капитан, а мне казалось, напротив, что это вы ведете себя столь легкомысленно, что я…

Катена вдруг остановилась. Простодушие, с которым она все это выпалила, испугало ее. «Что я говорю! — мелькнуло в ее голове. — Что он подумает?»

— Неужели я дал вам повод думать так? — не замечая ее испуга, проговорил рыцарь. — Поверьте, милая Катена, дело обстоит совсем иначе…

— Иначе?…

— Да, иначе. Дело в том, что когда я вижу вас, со мною творится что-то непонятное и я, возможно, говорю ужасные глупости, но, поверьте, я потом так сильно раскаиваюсь в этом.

— Раскаиваетесь?…

— Да! Понимаете, когда я вижу вас, вот как сейчас, я хочу сказать вам что-то очень важное, что-то серьезное, пусть два-три слова, но настоящих. Понимаете? А вместо этого все шучу, произношу тьму каких-то нелепых острот…

— Ну почему нелепых? Вы так весело шутите. Мне всегда забавно вас слушать.

— Так, значит, вы не сердитесь, милая Катена? О, как я рад! Рад, что вы здесь, что никого нет поблизости и я наконец смогу сказать вам…

«Ой-ой-ой! -промелькнуло в голове Катены. — Надо что-то делать. Ах да, ведь я же здесь по просьбе принцессы».

— Постойте, постойте, — быстро проговорила умница Катена, даром что слыла простушкой. — Вы, конечно, очень приятный кавалер, капитан Крепль, и я высоко ценю ваши достоинства, поверьте, но, возможно, вы меня неправильно поняли. Я пригласила вас для очень важного дела. Для секретного дела.

— Катена, вы разбиваете мне сердце! — молодой рыцарь страшно побледнел, и все кокетство бойкой южанки улетело как дым.

— Ну что вы так расстраиваетесь. Поймите, это дело столь щепетильно, что доверить я могу его только очень верному и… хорошему человеку. И этот человек вы, капитан Крепль. Только вы один можете помочь принцессе.

— Принцессе? Только лишь принцессе?

— Но почему бы вам ни помочь принцессе ради… меня? Ведь я очень хочу помочь моей госпоже.

— Ради вас, милая моя Катена!… Приказывайте.

Катена оглядела парк, в нем заметно стемнело.

— К сожалению, я не была на турнире… Нужно же кому-то было ждать возвращения принцессы, распорядиться, чтобы все было готово для нее. Мне, между прочим, всегда дают самые ответственные поручения. Кто же еще сможет справиться лучше и быстрее…

— Катена, вы просто чудо! — капитан не отрываясь смотрел на свою возлюбленную. — Но в чем состоит дело, ради которого вы пригласили меня?

— Так вот, слушайте. Вы, надеюсь, лучше меня знаете, что рыцарь Дальней Стороны спас принцессу Аделину от увечий.

— О да! Клянусь Дланью Бергора, этот рыцарь достоин всяческих похвал.

— Так вот, принцесса считает, что ее отец, наш государь, совершил чудовищную несправедливость, отправив бедного рыцаря Дальней Стороны в темницу.

— Что же делать, это воля короля…

— У меня тоже нет желания обсуждать волю государя, но принцесса очень хочет повидать своего спасителя

— О-о-о… — протянул молодой человек, и в лице его отразилась глубокая озабоченность. Возле Катены сидел не влюбленный рыцарь, а помощник начальника дворцовой стражи.

— Что означает ваше это «о-о-о»?

— И почему только у нас такая… необыкновенная принцесса? Должно быть, в других королевствах принцессы как принцессы, сидят в своих покоях, вышивают на пяльцах, поют баллады, спокойно дожидаются жениха рыцаря. А у нас…

— А у нас, капитан Крепль, не какая-нибудь там другая принцесса, а принцесса Аделина, правнучка королевы Ферты, дочь короля Магнуса Мудрого. А вышивать на пяльцах и петь баллады принцесса Аделина может ничуть не хуже любой другой.

Глаза Катены сверкали. Голос сделался непозволительно звонким для таких романтических сумерек. Она вскочила со скамейки, подобрала юбки и уже готова была сорваться с места.

— Вот уж не думала, что вы такой!…

Капитан Крепль изумленно смотрел на нее снизу вверх. Но лишь девушка повернулась, чтобы бежать прочь, он подскочил с места и схватил ее за руку.

— Ну что вы, Катена, вы не так меня поняли!

— Что вы делаете? — скорее с недоумением, чем с гневом воскликнула Катена.

Капитан выпустил ее руку.

— Простите, милая сударыня, я невольно… чтобы удержать вас. Не уходите, умоляю!

— Вы схватили меня за руку? — опять-таки скорее недоуменно произнесла фрейлина.

— О, если бы вы знали, милая Катена, как глубоко я чту вас. Я почитаю вас за самую прекрасную девушку нашего королевства. Да, именно так. И пусть простят меня все те доблестные рыцари, которые оспаривали сегодня руку прекрасной принцессы Аделины, вы прекраснее, а если не простят, то я готов в честном бою доказать справедливость моих слов. Только не смейтесь надо мной, прошу вас!

Но умница Катена и не думала смеяться. Она с огромными от изумления глазами смотрела на своего возлюбленного, а тот продолжал:

— Ибо тот храбрец, который говорит вам это, охвачен страхом. О да, великим страхом: я ужасно боюсь, что вы уйдете, что обидитесь на меня. Да, схватив вас за руку, я выказал непочтение, но снизойдите ко мне. Ведь утопающий, не думая о приличиях, хватается за все, что попадется, от страха остаться без помощи. Так и я, только из страха потерять вас позволил себе эту бестактность. Простите меня.

— Ну конечно, конечно, дорогой капитан Крепль, я прощаю вас, — с блестящими влажными глазами сказала красавица Катена. — Но я останусь только в том случае, если вы согласитесь помочь мне.

— Я клянусь вам в этом, Катена!

Фрейлина опустилась на скамейку. Рядышком присел все еще взволнованный рыцарь. Катена заговорила нарочито приглушенным голосом:

— Принцесса желает во что бы то ни стало сегодня же встретиться с рыцарем Дальней Стороны…

— Это означает, — перебил ее капитан Крепль, — что принцесса намерена спуститься в подвал Тайной башни, который, собственно говоря, не менее тайный, чем сама башня.

— Да, именно так.

— Но разве вы не знаете, что беспрепятственно туда могут спускаться только два человека: сам король и хранитель Витольд, да и то, если представит страже королевский перстень. К тому же и в городе, и во дворце сейчас объявлено осадное положение, все караулы удвоены.

— Так что же делать? — в расстройстве спросила Катена.

Молодой рыцарь задумчиво пожал плечами.

— Ну придумайте что-нибудь, милый, милый Крепль! — воскликнула фрейлина и даже коснулась могучего плеча капитана своей маленькой смуглой ладошкой.

Рыцарь устремил на нее восторженный взгляд, под которым девушка потупилась.

— Ну, если посмотреть на дело иначе, то, во-первых, верхний ярус подвала не так уж сильно охраняется. Во-вторых, там не так уж светло и теперь будет немало стражников, которые не слишком хорошо знают друг друга. Да не забудьте еще и то, что кому-то ведь нужно будет принести пленнику ужин и служить во время трапезы…

— Замечательно, замечательно! — шептала Катена, восторженно глядя на своего возлюбленного.

Польщенный произведенным эффектом, капитан продолжал:

— А поскольку узник — это благородный рыцарь, ему должен прислуживать по меньшей мере паж.

— О, милый Крепль! — в совершенном уже восторге прошептала Катена. Окрыленный успехом, капитан продолжал:

— Придется принцессе нынче вечером снова облачиться в мужское платье, во время осадного положения даже младшие из пажей носят легкий доспех. К тому же пусть возьмет немного сажи и подчернит ею брови и верхнюю губу пусть ею припудрит. Может, и сойдет за пажа.

— Этому маскараду ее учить не надо!

— Что и говорить, замечательный будет маскарад. Только бы он не стоил головы вашему покорному слуге. Впрочем, — спохватился рыцарь, — что мне немилость короля, когда меня просит об этом королева моего сердца.

И очевидно, решив, что он это вполне заслужил, Крепль взял руку Катены и поцеловал ее.

Фрейлина не противилась. Более того, она положила свою маленькую ладошку на его буйные кудри, как бы благословляя.

— Катена, — прошептал в упоении капитан.

— Нет-нет, — поспешно отодвинулась та. — Нам пора расстаться.

— Да, нам нужно торопиться. Бедный рыцарь Дальней Стороны еще ничего не ел, и самое позднее через час ему будет доставлена трапеза из королевской кухни. А через полчаса я буду ждать юного пажа-стражника у входа в тайную башню. Пусть принцесса поспешит.

— Я благодарю вас, капитан Крепль, — как можно степеннее проговорила фрейлина.

— О, пока еще не за что. А потом, я делаю это ради вас.

— Главное, чтобы никто нас не видел и не слышал.

Капитан Крепль низко поклонился ей, и они разошлись в разные стороны.

Но кто мог видеть их, и уж тем более слышать? Сад Нельты находился под глухой стеной замка. Единственное оконце, выходившее в него, располагалось в угловой башне и принадлежало небольшой, уютной гостиной, в которой обыкновенно никто не жил. Правда, сейчас в ней поселили барона Квалдура…

Глава четырнадцатая Узник Тайной башни

Барон Квалдур стоял у окна и глядел в сад Нельты. Странная улыбка играла на его губах.

— Ваша милость, — раздался голос Освальда за его спиной, — там пришел королевский лакей.

Барон Квалдур обернулся и вопросительно поднял брови. Оруженосец распахнул дверь, и на пороге обозначился пестро одетый лакей.

— Его величество, король Норриндола Магнус Мудрый желает видеть барона Квалдура! — торжественно объявил лакей. — Я имею поручение проводить вас, ваша милость.

— Ты думаешь, здесь глухие? — сказал Квалдур, поморщившись. — И потом, что на тебе надето? Сегодня праздник во дворце?

Лакей оглядел себя сколько мог и возвел на гостя недоуменный взгляд.

— Я не понял, ваша честь.

— Я спрашиваю, что за дурацкий наряд на тебе.

Округленные дотоле глаза королевского посланника сузились в щелочки, губы поджались, а грудь заметно выпятилась.

— На мне униформа личной королевской прислуги, ваша честь, и я отнюдь не нахожу ее дурацкой.

— Тем хуже для тебя, — усмехнулся Квалдур. — Освальд! — обернулся он к своему оруженосцу. — Сходи в трактир и забери наши пожитки, да узнай насчет ужина, я чертовски голоден. Ну что ж, — снова обратился он к королевскому посланнику, — веди меня, гордый лакей.

После четверти часа блужданий по коридорам и лестницам замка, барон Квалдур вошел в Тайные покои короля Магнуса. Король сидел в своем кресле и внимательно смотрел на вошедшего. В другом конце зала, на скамеечке, притулившись к стене, казалось, дремал старый шут. Квалдур прошел на середину, постоял некоторое время, затем явно нехотя поклонился. Король лишь слегка прищурился.

— Когда вы прибыли в Баргорель? — спросил король.

Посланник Даркулона помедлил.

— Вчера, уже после полудня, ваше величество.

— Почему вы не явились сразу во дворец?

Барон Квалдур снова помедлил с ответом, его, видимо, смущали тон и содержание вопросов короля.

— У меня были на то причины, ваше величество. Но я не вполне…

— С какой целью вы прибыли в Норриндол?

— Ну что ж, — усмехнулся барон Квалдур, — мне нетрудно повторить, я посланник короля Эрсепа Великого.

При этих словах Квалдур принял весьма важную позу и продолжил:

— Мой господин, король Эрсеп передает братский поклон королю Магнусу, называемому Мудрым, и желает знать, помнит ли тот свое обещание, данное господину моему, королю Эрсепу, на южной окраине Сельверона семнадцать лет назад?

Лицо короля Магнуса сделалось словно каменным. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он заговорил.

— Я помню все.

— Господин мой, король Эрсеп, также желает знать, не отступится ли король Магнус от своего слова, ведь прошло столько лет?

На лице Квалдура обозначилась едва заметная усмешка. Король Магнус ответил, медленно цедя каждое слово:

— Вы не хуже меня знаете, что время не властно над королевским словом.

— Не гневайтесь, ваше величество, ведь я чужестранец.

— Время не властно над моим словом, — так же медленно повторил король, — но время — не пустой звук, и это, я надеюсь, король Эрсеп понимает.

Теперь настало время задуматься посланнику Даркулона.

— Я думаю, что да, — не так твердо, как ему хотелось бы, проговорил Квалдур. — И тем не менее…

— Так что же хочет от меня король Эрсеп?

Посланник Даркулона облегченно вздохнул.

— А разве вы не догадываетесь? Зачем король Эрсеп Великий отправил своего посланника как раз к «Турниру короны»?

Король Магнус начал терять терпение.

— Я питаю искреннее уважение к достойному брату моему, королю Эрсепу, но, если ты, рыцарь, не оставишь свой дерзкий тон, я забуду о твоем высоком посольстве.

Молнии сверкнули в глазах Квалдура, однако, он посчитал за благо не спорить.

— Итак, — промолвил владыка Норриндола, — говори прямо, что нужно королю Эрсепу?

— В знак вечной дружбы и достойного братства между ним и вами, а также в память данного королем Магнусом обещания, король Эрсеп просит руки прекрасной принцессы Аделины.

Вероятно, удар грома меньше поразил бы короля Магнуса, чем слова барона Квалдура, хотя он и предвидел их.

— Но господин мой, король Эрсеп, — продолжал тем временем посланник, — не хотел бы нарушать законов Пятиречья, потому он послал меня, рыцаря Квалдура, участвовать в «Турнире короны» от его имени и его силой и доблестью в честном состязании добыть для него руку прекрасной Аделины. Что, как мне думается, я и исполнил.

Король Магнус медленно поднялся с кресла и, подойдя вплотную к Квалдуру, пристально всмотрелся в его лицо. Затем отвернулся, подошел к пылающему камину и долго стоял, заложив руки за спину, глядя на грозно пляшущее пламя.

— Что касается твоей победы, рыцарь, — наконец заговорил он, — то она еще не так очевидна, как тебе кажется.

— Если только вы не беспристрастны, государь.

Король Магнус обернулся и строго посмотрел на посланника.

— Ты отчаянный наглец.

— Но, ваше величество, я хочу напомнить…

— Замолчи, — тихо, но с такой внутренней силой проговорил король, что Квалдур потупил взор, однако не сдавался.

— Но даже если вы не считаете мою победу очевидной, я вынужден напомнить о вашем слове.

— Я от своего слова не отказываюсь, — сказал король совершенно спокойно, видимо, он все обдумал и принял какое-то твердое решение.— Но, именно из-за того, что произошло на ристалище, я должен многое обдумать.

Он вернулся к своему креслу и устало сел в него.

— Завтра мы продолжим разговор. А сейчас вы свободны, барон.

Когда за посланником короля Эрсепа закрылась дверь, король Магнус обратился к Голю:

— Найди мне принцессу, немедленно.

Капитан Крепль говорил правду, во дворе замка охраны было больше, чем когда бы то ни было. Едва принцесса Аделина шагнула во двор в сопровождении Нелены, как почувствовала, что сердце заколотилось в груди. Храбрую девушку нисколько не испугало бы, случись снова выйти на ристалище, но при мысли о возможном разоблачении робость сдавливала сердце. Вслед за Неленой из двери высунула носик фрейлина Катена.

— А вы куда, прелестная южанка? — возмущенно прошептала Нелена.

— Ну спасибо, — зашептала в ответ Катена, — как устраивать все и договариваться с капитаном Креплем, так Катена, а как…

— Что, как? Ну что, как? Ты, может быть, хочешь, чтобы весь двор пошел провожать принцессу?

— Ну что вы там, шипите, как клубок змей? — возмутилась Аделина. — Катена, милая, я прошу тебя, останься в покоях. Я ведь уже сказала, со мной пойдет Нелена, она больше похожа на меня.

Катена надула губы и скрылась за дверью.

Принцесса Аделина помедлила еще несколько мгновений и, утешая себя тем, что она в конце концов не на чужбине, а у себя дома, дала знак Нелене идти вперед. Фрейлина была одета в платье принцессы и должна была, в случае надобности, отвлечь внимание.

Во дворе замка царило оживление. Огней было больше, чем обычно. Вместо одного сторожевого костра горело четыре по углам здания. Двор то и дело пересекали группы охранников с факелами в руках, и кирасы их сверкали, как рыбья чешуя на солнце. Нелена с принцессой благополучно миновали дворцовый фасад, повернули направо и двинулись вдоль северной стены. Стражники, стоявшие возле углового караульного костра, приветствовали Нелену поклонами, приняв ее за принцессу. Все шло как нельзя лучше. Но когда они поравнялись с королевскими конюшнями, произошло событие, напугавшее обеих. Совершенно неожиданно, казалось, прямо из стены выскочила чья-то рука и крепко схватила Нелену за запястье. Фрейлина вскрикнула, а оцепеневшая от неожиданности принцесса прижалась к стене. Тут же вслед за рукой из узкого проема, которого почему-то девушки прежде не замечали, высунулась согбенная фигура отставного шута.

— Не бойтесь, ваше высочество, — заговорил старик скрипучим добрым голосом, — это я, ваш старый Голь. Ну что вы, что вы. Пойдемте скорее, вас ждет батюшка.

— Но я не могу, — вымолвила Нелена дрожащим голосом.

Голь и не думал отпускать свои цепкие пальцы. Он тянул бедную фрейлину в потайной проем.

— Это очень важно, очень важно, — шептал шут. — Отец ваш король в таком волнении. Этот Дикий рыцарь, этот посланник короля Эрсепа требует вашей руки. Да-да, посланник самого владетеля Даркулона. Уж не знаю, что там случилось, но ваш батюшка дал слово королю Эрсепу, вот он и приехал. Да, барон Квалдур, ведь это он победил на турнире?

Старому шуту удалось почти уже совсем затащить в тайный проход Нелену. Та, высовываясь наружу, с недоумением и мольбой смотрела на принцессу. Но Аделина уже овладела собой. Она приложила палец к губам и, наклонившись к самому лицу фрейлины, прошептала:

— Чуть попозже откройся ему и скажи, что пойдешь меня искать…

Голь, видимо, сделал резкое усилие, и Нелена, ахнув, исчезла в стене. Тут же раздался глухой каменный стук, и потайной проем исчез, как будто его никогда не существовало.

Принцесса еще раз перевела дух. Она не боялась за Нелену, зная, что та прекрасно выкрутится. Ее даже не поразило сватовство этого грубого Дикого рыцаря Квалдур — из тринадцати рыцарей, участвовавших сегодня в турнире, хотя бы половина дралась за ее руку в большей степени, чем за корону. Новостью было то, что ее отец, король Магнус, по словам Голя, дал уже какое-то обещание. Но какое? И почему старый шут считает, что Дикий рыцарь одержал победу?

«Неужели отец уже все решил? — думала принцесса. — Поверить не могу. Но если он дал слово?… Слово короля Магнуса. Это слово не может отменить никто и ничто. Он хочет отдать меня этому барону, который служит королю Эрсепу? Что может быть общего у моего отца, великого короля Магнуса с этим Эрсепом, именем которого пугают детей в Пятиречье? И что же, выходит бедный рыцарь Дальней Стороны уже осужден?»

При этой мысли негодование вытеснило из души девушки недоумение и робость. Аделина решительно двинулась вперед к подножью Тайной башни, где ее с нетерпением поджидал капитан Крепль.

В каземате не было ни одного окна, только под сводчатым потолком вверх и в сторону уходили два узких вентиляционных хода, в которые могла бы пролезть разве что котенок, так что свету от них почти не было. В них можно было только определить, день сейчас или ночь. Унылое пристанище принца Корфула освещалось чадно и неровно горящей масляной лампой.

Каземат был довольно просторным. Справа от входа стоял крепкий, грубо сработанный стол. За ним вплотную к стене помещалась широкая короткая скамья. Слева в дальнем углу располагалась постель — аккуратно сложенная большая охапка свежей соломы.

Принц Корфул стоял возле одной из отдушин и, подняв голову, смотрел, как на другом ее конце тускнел свет угасающего дня.

«Сколько событий за три дня! — думал он. — Да нет, всего лишь за два! Еще только позавчера, в сумерках я подъезжал к Баргорелю, вчера снаряжался на турнир, а вот сейчас сижу в темнице Тайной башни короля Магнуса Мудрого, старого друга моего отца. Интересно, что бы сказал на это король Эркор? Думаю, задал бы мне порядочную взбучку.

Мог ли я еще вчера предположить, что все так обернется. Впрочем, разве я жалею, что отправился в благословенный Норриндол? Нет. Не очень-то я верил во все эти расказни про невиданную красоту принцессы Аделины и уж меньше всего в вещие сны. И, тем не менее, приехал сюда. Почему? Видимо, это то, что все называют судьбой, а отшельники — зовом Небес. Так или иначе я здесь, и со мной произошло самое удивительное, самое прекрасное, самое невероятное из всего. Я увидел принцессу Аделину… Аделину… Аделину… И полюбил ее».

Принц неожиданно для себя тихо и счастливо засмеялся.

«Я полюбил принцессу, — прошептал он, — полюбил».

И снова неудержимая радость сотрясла его тихим смехом.

«О великие Небеса! Какая девушка! У нас в Озенгорне немало гордых и смелых дев, но такой!… Как она держалась на турнире. Сколько отваги, смелости, благородства. Та ли это девушка, что так нежно и проникновенно пела балладу об отважном рыцаре Горгеноте? Та ли это озорная девчонка, что пряталась за дверью от старика Голя вместе с незнакомым поставщиком минералов? Да, все это она, принцесса Аделина. Моя принцесса».

Принц закрыл глаза, и тотчас же ему представилось прекрасное лицо возлюбленной.

«Аделина, — прошептал он, — где ты сейчас, Аделина»?

Ответом на его томное воздыхание был грубый лязг отворяющейся двери.

Обернувшись, принц увидел, что в каземат, держа перед собой факел, вошел стражник, за ним на пороге обозначился низкий и толстый человек средних лет с пунцовым веселым лицом и большим деревянным подносом в руках. Поднос был накрыт белой льняной салфеткой.

— Болль, ваша честь, младший помощник королевского повара, — весело представился вошедший и, расплывшись в улыбке, наклонил голову вбок. — Ужин для господина рыцаря.

— Ого! — воскликнул принц, — А ведь я и впрямь ничего не ел с самого утра. Давай приятель, это кстати.

Младший помощник прошел к столу и водрузил на него свою нелегкую ношу. стражник воткнул факел в кованый чугунный держатель на стене.

— Этот паж, ваша честь, будет вам прислуживать, — пояснил Болль и мотнул головой в сторону молодого человека.

— Отлично, я принимаю его услуги, — сказал принц, не сводя взгляда с чистейшей салфетки, — быть может, приятной беседой он позабавит горемычного узника.

Он уселся на скамью, а подступивший паж изящным движением снял салфетку. Под ней обнаружилась хорошо прожаренная с золотой корочкой куропатка, бараний бок, огромная кисть черного винограда из Ирри-Корнской долины, ломоть свежего хлеба и кувшин разведенного вина.

— Отличный ужин! — воскликнул принц. — Тут только не хватает козьего сыра.

Младший помощник королевского повара виновато ухмыльнулся и втянул голову в плечи.

— Хотя откуда в Норриндоле взяться козьему сыру.

Рыцарь поднялся, благословил трапезу и, снова усевшись за стол, набросился за куропатку.

Паж небрежно махнул Боллю, и тот, поклонившись, удалился.

— Судя по твоей молодости, мой друг, — не переставая жевать, говорил принц, — ты недавно на королевской службе. Ты здешний или прибыл на службу из провинции?

В ответ на это паж наполнил кубок принца вином.

— Тебе, видимо, дали приказ не болтать со мной? Однако ты мог бы проявить сострадание к узнику и скрасить разговором его ужин.

Паж равнодушно пододвинул к принцу тарелку с зеленью.

— Послушай, мальчик, — сердито сказал принц, небрежно отодвигая блюдо с костями от куропатки, — это уже невежливо. По крайней мере, скажи хоть свое имя.

— Так значит, вы прибыли из Озенгорна? — вместо ответа спросил паж таким ясным и нежным голосом, что рыцарь Дальней Стороны выронил бараний бок, за который было ухватился. — Всем в Пятиречье известно, как ценят озенгорнцы козий сыр.

Принц Корфул поднялся со скамьи и шумно выдохнул:

— Принцесса!

Принцесс Аделина едва сдерживала смех, глядя на изумленное лицо рыцаря.

Принц Корфул схватил салфетку и принялся усердно вытирать губы и руки. Он вдруг почувствовал себя страшно неловким и неопрятным.

— Вы не поверите, принцесса, — говорил он, не сводя с нее возбужденного взгляда, — я только что думал о вас, я был уверен, что вас увижу, я звал вас.

— Звали?

Принцесса немного смутилась и потупила взгляд.

— Но вы опять в мужском платье? — продолжал принц. — О Аделина, я встречаю вас в этом маскараде уже четвертый раз за последние сутки.

— Четвертый? — переспросила принцесса.

— Ну конечно, считайте сами. Первый раз в трактире, когда я так неловко встал у вас на пути.

— Да, помнится, вы даже не соизволили извиниться, — сказала принцесса, не в состоянии сдержать улыбки.

— Правда? Но я был возмущен ротозейством мальчишки, за которого принял вас, ваше высочество, теперь я, безусловно, приношу свои извинения. Второй раз в фехтовальном зале, во время учебного боя с маршалом Решшем. Я был поражен ловкостью и боевым пылом юного война, который, как оса, набрасывался на неуклюжего и сильного, как медведь, маршала. Но когда вы сняли шлем…

Принц Корфул запнулся.

— Что было, когда я сняла шлем?

— Вы не поверите, принцесса, я точно потерял голову. Это правда. Я даже не помню, что со мной после этого было.

— Я напомню, вы прятались за дверью с принцессой Аделиной.

— Да, припоминаю, — взволнованно проговорил принц, — она еще крепко сжала руку незнакомца.

Он протянул свою руку Аделине.

— Вот так? — тихо спросила девушка, не отрывая взгляда от принца и то же время крепко сжимая его руку.

— Да, — тихо выдохнул принц Корфул, наклоняясь к самому лицу принцессы.

Аделина отдернула руку и отвернулась.

— Но это только два раза.

Принц провел ладонью по лицу.

— Ах да. Третий раз — это турнир. Когда я заподозрил, что под опущенным забралом рыцаря Без Лица скрывается ваше высочество, я чуть меч из рук не выронил.

— А когда вы догадались? — запальчиво спросила принцесса.

— Первое подозрение возникло, когда вы обезоружили Дикого рыцаря. Но во время состязания на длинных мечах я понял окончательно.

— А откуда вам известен тайный прием короля Магнуса?

— Я никогда не знал, что это тайный прием короля Магнуса. Мне показал его… один достойный человек.

— Что же вы замолчали? Странно. Вы из Озенгорна, и вы владеете тайным приемом Магнуса Мудрого. Кто же вы?

Принцесс сделалась вдруг очень серьезной.

— Рыцарь, я повелеваю вам, откройте свое имя.

Рыцарь Дальней Стороны опустил голову.

— Я поклялся открыть свое имя только в том случае, если… полюблю принцессу Аделину и если одержу победу на турнире.

Взгляд принцессы стал еще более серьезным. Она даже закусила губу. Но вот решилась.

— Одно условие явно выполнено.

— Какое? — вскинул голову принц, лицо его сильно побледнело.

— Я считаю вас победителем.

Корфул перевел дыхание.

— Но мой последний противник еще не выбит из седла.

Принцесса улыбнулась, похоже, она тоже была в волнении.

— Бесчестный поступок Дикого рыцаря дает нам право вообще не упоминать его имя. Я, принцесса Аделина, признаю победу за вами.

— Тогда больше нет препятствий…

Принц опустился на одно колено и склонил голову.

— Мое имя Корфул Озенгорнский, я младший сын короля Озенгорна, владыки Пинагора Эркора Верного и отныне я ваш верный слуга.

— Встаньте, принц, — сказала принцесса спокойным ясным голосом. — Я все поняла. Что бы ни говорил мой отец или еще кто-либо, вы завоевали в честной и, главное, благородной борьбе корону Норриндола и руку принцессы Аделины… и одержали достойную победу над рыцарем Без Лица, — прибавила она совсем тихо.

— Принцесса! — воскликнул Корфул и сделал порывистый шаг к Аделине.

— Постойте, — испуганно воскликнула девушка. — Нам еще рано радоваться, принц. Сейчас вы узнаете, что произошло или может произойти.

И она рассказала о сватовстве Квалдура, вассала самого короля Эрсепа, и о каком-то обещании, данном королем Магнусом.

— Какой же негодяй этот Дикий рыцарь! — воскликнул принц Корфул и ударил кулаком в каменную стену. — Его и рыцарем-то называть язык едва поворачивается. Но, клянусь, Аделина, он не уйдет от моего гнева.

— Ах, это совсем не то, — негодующе воскликнула принцесса и даже топнула от досады ногой. — Поймите, принц Корфул, мне трудно поверить, что мой отец может иметь какое-то дело с Эрсепом Проклятым.

Принц завладел рукой Аделины и нежно поцеловал ее.

— Вам нужно поговорить с отцом. Не надо предаваться отчаянию. Я почти совсем не знаю короля Магнуса, но мой отец много рассказывал о нем, и мне известно, каким уважением пользуется он во всем Благословенном Крае. Поговорите с отцом.

Принцесса посмотрела на Корфула ясным взором и улыбнулась.

— Хорошо. Вы так хорошо и спокойно это сказали. Я поверила вам. Я готова слушать вас всю жизнь.

— Аделина, — прошептал принц и крепче сжал ее руку.

— Корфул, — так же тихо произнесла принцесса, но тут же громко сказала: — У нас уже нет времени. Я слышу шаги, это Болль тащится за пустой посудой.

Глава пятнадцатая Третье предупреждение

— Наконец-то дочь моя соизволила откликнуться на зов своего отца и государя. Я ждал тебя полчаса, моя дорогая, теперь тебе придется подождать меня.

Король Магнус так и не оторвал взгляда от огромной кипящей на голубоватом огне реторты, когда вошла принцесса.

Лаборатория короля Магнуса Мудрого, взглянуть на которую хотя бы одним глазком мечтали многие в Пятиречье, находилась на самом верхнем этаже Тайной башни, как раз над хранилищем книг. Кроме короля, сюда могли входить только три человека: принцесса, Витольд и старый Голь. Аделина в последнее время посещала лабораторию не часто, это в детстве ей нравилось забираться сюда по крутой каменной лестнице, наблюдать за таинственными и страшными манипуляциями отца в надежде, что тот покажет какой-нибудь новый фокус. Витольду находиться при короле-чародее во время его опытов просто вменялось в обязанность. А вот Голь пользовался своим правом как-то странно: он, конечно, переступал порог таинственной лаборатории, однако никогда не углублялся в нее и неизменно занимал свой пост тут же у двери на скамеечке, кажется, специально для него поставленной. Когда он был помоложе и исполнял еще роль шута, то понимал, что в этом «священном» помещении его шуткам не место. Теперь же, оставив по старости «дурацкое» ремесло, испытывал благоговение, а возможно, и самый настоящий страх, перед чародейским искусством своего господина.

Нужно сказать, что, несмотря на негодование, принцесса Аделина изрядно робела. Причин тут было две: во-первых, она прекрасно понимала, что за прошедший день натворила достаточно, чтобы вызвать справедливый гнев своего отца, а во-вторых, ей лучше, чем кому-либо в замке, было известно, что в последнее время король Магнус находится на редкость в дурном расположении духа. И если многие связывали это с приготовлением к «Турниру короны» и появлением в королевстве загадочных серебристых мерцающих огней, то принцесса знала, что главная причина совсем в другом — королю Магнусу никак не удавался один важный магический опыт, над которым он бился последние годы. Раздражало же короля-чародея главным образом то, что в последние дни ему слишком редко удавалось поработать в лаборатории. И теперь Аделина догадывалась, что если она застала короля не в тайном покое, а в лаборатории, то своим опозданием сильно спутала его планы. Сообразив все это, принцесса устыдилась, отчего тотчас же обиделась, фыркнула и уселась около выхода на скамейку, не обратив внимания, что та освободилась лишь благодаря невероятной поспешности старого Голя. Но принцессе было не до окружающих, она занималась самым некрасивым, но самым сладким делом на свете — подогревала свою обиду. И ей, как она полагала было на что обижаться. В самом деле, отец совершенно не считался с тем, что она, Аделина — правнучка королевы Ферты, причем сильно на нее похожая не только внешне, о чем свидетельствовали сохранившиеся портреты, а главным образом характером. По этой причине он ни в грош не ставил обет принцессы выйти замуж лишь за того, кого она полюбит, вне зависимости от исхода Турнира Короны. Именно поэтому король так разгневался на то, что дочь участвовала в турнире под чужим именем с закрытым забралом. Да она и рада была бы участвовать под своим, если б разрешили. Вдобавок к этому отец заточил в темницу принца Корфула — младшего сына своего старинного друга короля Эркора Озенгорнского, в то время как он не только самый сильный и доблестный, ну и красивый рыцарь, но к тому же и спас от сильных увечий ее — Аделину. А все для того, как теперь стало известно, чтобы доставить удовольствие этому грубому бахвалу барону Квалдуру, за которого (о ужас!) собирается отдать свою единственную дочь.

Вся гамма чувств, вызванная этими размышлениями, должно быть, очень ярко отразилась на лице принцессы, потому что стоящий рядом Голь протянул свою слегка трясущуюся руку и осторожно погладил принцессу по голове. Та встрепенулась, недоуменно воззрилась на старого шута, но, встретив ласковый взгляд и добрую улыбку старика, смягчилась и улыбнулась в ответ. Потом, сообразив, что незаметно для себя согнала его с привычного места, вспыхнула, быстро поднялась и порывисто прошептала:

— Голь, голубчик, прости меня. Садись скорей!

Но отставной шут замахал руками, всем видом показывая, что скорее умрет, чем позволит себе сидеть, в то время как его юная госпожа стоит.

Чтобы не спорить и развеять смущение, принцесса отошла от дверей и прошлась по лаборатории, насколько позволяло место. Лаборатория чем-то напоминала комнату Витольда, только была круглая, значительно больше, о четырех окнах, выходящих на четыре стороны света, да и всевозможной таинственной утвари здесь помещалось не в пример больше. Главной достопримечательностью лаборатории короля Магнуса была огромная хрустальная сфера, покоящаяся на невысокой прямоугольной колонне в центре помещения. Сфера, насколько знала принцесса, обладала чудесным свойством показывать то, что находилось за пределами башни. Принцессу всегда удивляло, почему ее отец так редко заглядывает в свою волшебную сферу. Король только качал головой и говорил мало понятные слова:

— Ты еще слишком мала, моя дорогая, и не знаешь, что за все, за все в этом мире нужно платить.

Теперь, налюбовавшись сферой и не без удовольствия вспомнив свой детский трепет перед этой чудесной вещицей, принцесса подошла поближе к отцу и Витольду, все еще колдовавшим над кипящей ретортой. Аделина долго и внимательно смотрела на короля и вдруг почувствовала к нему сильную жалость. Суровый и мудрый властитель, сильный воин, сейчас выглядел совершенно иначе. Сильно состарившийся, облаченный в простую холщовую рубаху с кожаным фартуком на груди, с алой лентой, стягивающей седые пряди, с явно нездоровым блеском в глазах — он скорее напоминал утомленного жизнью кузнеца, который, превзойдя всех в своем ремесле, на старости лет сделался одержим желанием выковать самое счастье, которого он никогда не видел, но о котором всегда мечтал.

Взгляд короля становился напряженнее, движения и слова — резче, он все чаще бранил Витольда за нерасторопность и тупость. Аделина поняла, что и сегодня ее отца ждет очередная неудача. Через несколько минут король уже сидел в высоком жестком кресле, откинувшись на спинку; глаза его были закрыты, лицо измождено, а руки висели как плети. Витольд разливал мутно-пунцовое содержимое горячей реторты по широким серебряным чашам, очень похожим на умывальные, и бормотал себе под нос:

— Тенник был абсолютно свежим, ваше величество, тут не может быть никакого сомнения, тут я вам голову готов положить на плаху, да в придачу головы всей моей родни, каковой у меня, как известно, давно уже нет. Все в общем-то правильно, ошибки быть не может, и тем не менее…

— И тем не менее… — как будто передразнивая его, проговорил слабым голосом король. — Все действительно правильно, и все никуда не годится. Как всегда. Ах, если бы не этот старик! — вдруг так тяжело простонал король, что Витольд чуть не выронил реторту, а Голь буквально подскочил со своего места.

— Отец! — непроизвольно воскликнула принцесса и сделала шаг к королю.

Тот открыл глаза. Взгляд его упал на дочь, и лицо посуровело. Принцесса тотчас же подобралась и затрепетала.

— Мне пришлось долго ждать тебя, Адель, — сказал король строго.

— Я пришла, едва мне передали вашу просьбу, отец.

Король Магнус криво улыбнулся.

— Голь, разумеется, не самый быстрый посланник, но после его возвращения я ждал тебя никак не меньше получаса.

— Нужно расспросить фрейлину, почему она так долго искала меня.

— Возможно, искала не там, где нужно?

— Я не понимаю вас, государь.

— Отчего брови твои так черны, дочь моя? Новый маскарад? Ты так спешила на мой призыв, что плохо стерла сажу с бровей. А что за юный стражник был нынче на прогулке с фрейлиной Неленой?

Негодование Аделины пересилило страх. Ноздри ее раздулись, глаза сверкнули, а сочные алые губы превратились в бледные ниточки.

— Да, я спешила, ваше величество, но сознаюсь, спешила не столько на ваш зов, сколько для того, чтобы спросить, вправду ли вы решили отдать меня замуж, не спросив моего согласия. И за кого? За какого-то грубого и надменного чужака!…

Принцесса задохнулась от возмущения и смолкла. Король метнул строгий взгляд на Голя, но тот сидел на своей скамеечке, опустив голову, и, видимо, был погружен в какие-то свои стариковские думы.

— Это действительно очень серьезно, дочь моя, — тяжело проговорит король. — И сейчас совсем не время обижаться и дуться.

— Но ведь и я не шучу, отец. До недавнего времени я полагала, что являюсь свободной жительницей Пятиречья, которую, согласно нашим законам, никто не имеет права принуждать…

— Наши законы, — перебил ее король, — писаны для нормальных дочерей Пятиречья; они не учитывают, что в Норриндоле рождаются такие строптивые принцессы.

— Но тем не менее я родилась. Так что же, вы захотите исправить это? Прикажете мне не быть?

— Есть другое решение этой проблемы, нормальное, человеческое, которое ты, в силу возраста и нрава, постоянно упускаешь.

— Какое это еще?

— Послушание отцу и государю.

Принцесса опустила взгляд и спокойно и твердо проговорила:

— Я не выйду замуж за этого человека.

Король долго молча смотрел на нее, пока она не подняла глаз.

— Никто, дорогая моя, и не сватает тебя за барона Квалдура. Это он сватает тебя за своего господина, короля Эрсепа Великого.

Принцесса заморгала глазами.

— Что вы сказали, отец? Моей руки просит король Эрсеп? То есть Эрсеп Проклятый, тот, чьим именем пугают детей в Пятиречье?

Король покачал головой.

— Ты многого не знаешь, Аделина.

— Не знаю? Да я просто ничего не понимаю. Почему он просит моей руки? Он что, меня знает? Я не понимаю, как ты можешь говорить об этом серьезно! Да мало ли кому взбредет в голову попросить моей руки или руки любой из принцесс Пятиречья. Если какой-нибудь Тош-Мунуш, владыка Тыштырона, попросит моей руки или вождь диких горцев, ты и к этому отнесешься серьезно? Отец, объясни мне, что происходит. Ведь я — свободная дочь Пятиречья…

— Я это уже слышал, — перебил ее король строгим голосом. — Сядь вон на тот стул и помолчи. Иначе твои вопросы так и останутся без ответа.

Принцесса развернулась, увидела треногий табурет и села. Король Магнус долго молчал, хмурил брови, но, наконец, поднял глаза на дочь и заговорил.

— Начну с конца, я действительно серьезно отнесся бы к просьбе какого-нибудь владыки соседнего государства. Не забывай, что ты не простая жительница Благословенного Края, ты — принцесса, в твоих руках корона Норриндола и ключи восточной границы Содружества Двенадцати Королевств. Это достаточный довод, чтобы быть серьезным. Меня как раз удивляет твое легкомыслие. К тому же ты знаешь, что принцессы Пятиречья могут выходить замуж за кого угодно, если только жених победит в «Турнире короны» и присягнет на верность Содружеству королевств.

— Как может присягать на верность Благословенному Краю король Эрсеп, это чудовище? Тот, кто предал собственного отца…

— А вот здесь тебе нужно внимательно послушать то, что я скажу, а не повторять бездумно за другими.

— За другими?

Король жестом остановил дочь.

— Не придирайся к словам. Выслушай. В год твоего рождения я впервые встретился с королем Эрсепом. Это было в Диких степях у границ Сельверона. Он был молод и красив…

— Молод и красив? Ведь ему, должно быть, уже триста лет!

Король Магнус не обратил внимания на возглас принцессы.

— Мы проговорили с ним целый вечер и всю ночь, и я понял, что не все так просто в истории со смертью короля Бергора. Вчера ночью я подробно рассказал об этом Витольду, так что сейчас не хочу повторяться. Главное то, что король Эрсеп оказал мне неоценимую услугу: он преподнес мне в дар магическую библиотеку, благодаря которой я сделался посвященным в тайны мира. Я хотел отблагодарить его, но он попросил отложить мою благодарность на будущее, и я поклялся исполнить любое его желание. Прошло семнадцать лет, и король Эрсеп, через баронф Квалдурф, просит твоей руки. Он прислал барона Квалдура, чтобы тот бился на «Турнире короны» от его имени. Так что, как видишь, все формальности были соблюдены.

Принцесса во все глаза смотрела на короля.

— Отец, — проговорила она, — Ответьте мне, за что он подарил вам эту библиотеку? Почему именно вам?

— Я был первым королем, с которым Эрсепу довелось встретиться после изгнания. Видимо, так было предначертано Небом. И потом… мы с ним подружились…

— И что, верховный король и совет Двенадцати знает и одобряет эту дружбу?

— Молчи! — вдруг крикнул король. Потом спокойней добавил: — Несправедливость, которая произошла с ним, действительно тяготеет над ним, как проклятье. Я единственный, кто мог помочь ему вернуться в Благословенный Край, вернуться оправданным.

— Ну конечно, вернуться, а с какой целью? Тот, кто убил своего отца, отца всех королей вряд ли может спокойно жить в Пятиречье. Может он хочет поработить Благословенный Край…

— Это клевета, Аделина. Как легкомысленно ты повторяешь этот вздор. Где ты видела, чтобы бессмертие было проклятьем? Напротив, углубившись в тайные науки, найдя путь к мудрости Магонии, король Эрсеп смог получить эликсир бессмертия. И мало того, что он бессмертен сам, я видел людей, которых он оживил. Ты понимаешь, что это значит? Потому-то он и помог мне заполучить эту библиотеку, чтобы я, овладев тайными науками, получил этот эликсир и принес счастье всему народу Пятиречья, ибо счастье в бессмертии. Я скажу больше, разве не в этом исполнение древнего пророчества о наших скитаниях, о возвращении в Отчий дом, в страну нескончаемой радости? Ты, дочь моя, показала нам, что хорошо знаешь историю Благословенного Края, но, видимо, тебе не ведома более древняя история, история нашего народа. Долгие века мы скитались по земле, и вело нас вперед пророчество об Отчем доме. Каменистая пустыня Эндол-Урон, бескрайние чащобы Дикого Края, долина Белой реки и, наконец, Пятиречье. Ты смотришь на меня с удивлением. Да, мало кто в Благословенном Крае знает нашу историю глубже короля Бергора, и мало кто желает ее знать. Мы пришли в Пятиречье, как в тупик, ведь дальше идти некуда, дальше Великое море. Но разве Пятиречье — это Отчий дом? Да, конечно, мы назвали его Благословенным Краем, и многие решили, что нашим скитаниям конец. Но вот что я скажу тебе, дочь моя: наш путь продолжается, и он заключается в овладении тайными мира и обретении бессмертия, для всех, ты понимаешь? Нет, не пассивное и глупое созерцательное ожидание отшельников — ожидание Великого Восхода Солнца, а активный путь к этому Восходу, преодоление своего невежества и даже самой смерти. Знание тайн мироздания и бессмертие — вот наш Отчий дом. И сейчас короли и рыцарство Пятиречья совершенно далеки от желания обладать тайнами мира и жизни. Я не прячу от Совета свою библиотеку, просто пока никто из них не в состоянии оценить те перспективы, которые она открывает…

Король был чрезвычайно вдохновлен: глаза сверкали, а на щеках выступил румянец. Принцесса недоуменно смотрела на него, и недоумение это происходило оттого, что она не знала, как относиться к словам отца. Витольд, все это время тихо сидевший в уголочке, был поражен не меньше Аделины. Одно только неприятно царапнуло его слух — когда король сказал, что получал библиотеку в дар от короля Эрсепа. Вчера ночью, когда он слушал короля, у него отнюдь не сложилось такого впечатления.

Принцесса Аделина нарушила молчание.

— Так, значит, вы, государь, создали эликсир бессмертия?

Вдохновение померкло в глазах короля.

— Нет, дочь моя, не создал. Пятнадцать лет упорного труда и одни неудачи. Но ты же видишь, что я еще не стар, напротив, я только сейчас начинаю чувствовать в себе настоящую силу и мудрость. Если бы я мог чаще общаться с королем Эрсепом! Но моя сфера не позволяет этого сделать. Нам мешают сельвены.

— Сельвены? — воскликнула Аделина. — Конечно, некоторые пугают детей сельвенами, но ведь Рисли, друг Бергора, был сельвеном и бард Луон-Толуэр тоже.

— У сельвенов свой путь, а у нас свой. Они жили в лесах Пятиречья многие сотни лет, мы же, как я говорил, всегда искали пути в Отчий дом.

— Но отец, ведь если до сих пор ты не создал эликсира бессмертия, то, может быть, его вовсе нельзя…

— Молчи! — закричал король. — Даже и не думай об этом. Я своими глазами видел короля Эрсепа. Нам нельзя сомневаться. Я еще раз повторяю, что теперь как никогда близок к разгадке этой тайны. У меня есть вполне зрелый ученик Витольд. Мы вдвоем можем много. Вот если бы я породнился с королем Эрсепом…

— Отец! — чуть ли не простонала принцесса. — Ведь я его совсем не знаю, и, судя по его посланник, не хотела бы знать.

— Аделина, неужели ты не понимаешь, вместе с королем Эрсепом мы могли бы завершить наш труд.

— Но я не люблю его!

— Дочь моя, в твоих руках счастье всего нашего народа. Быть может, в твоих руках ключ к вратам Отчего дома.

— Но как можно осчастливить народ Благословенного Края за счет моего несчастья?

Король молча смотрел на принцессу некоторое время, затем тяжело промолвил:

— Никто не заставит тебя. Это может быть только добровольная жертва.

Принцесса была в совершенном замешательстве и не знала, что сказать. Король глубоко задумался, а Витольд посчитал неуместным встревать в разговор государя с его дочерью.

Глава шестнадцатая Беспокойная ночь

В лаборатории короля Магнуса долго висела напряженная тишина, и когда зазвонил колокольчик, извещающий, что у кого-то из слуг есть срочное сообщение для короля, его мелодичный звук показался всем раскатом грома.

Голь вскочил со скамейки и зашаркал вниз по лестнице. Поднялся и король Магнус.

— Пойду сам посмотрю, что там за новости, а то Голя не дождешься. Мы еще не окончили разговора, Адель.

Принцесса и Витольд остались в лаборатории одни. Аделина повернулась к хранителю.

— Что все это значит, Витольд? — спросила она с таким надрывом, что молодой человек поспешил сделать ей навстречу шаг. — Ты что-нибудь понимаешь?

— Боюсь, что да, Аделина. Но тебе нужно хранить благоразумие и терпение…

— О чем ты говоришь, Витольд?! Отец хочет отдать меня этому… Я даже не знаю толком кому, а ты говоришь, быть терпеливой!

— Аделина, ты не поняла меня. По моему разумению, нужно проявлять терпение и, если хочешь, снисходительность к тому состоянию, в котором сейчас находится король. Его величество слишком утомлен последними событиями. Посуди сама, твое совершеннолетие, турнир, одна очень странная беседа с отшельником Ольдом, серебристые блуждающие огни, сельвены, которые, это теперь доподлинно известно, наводнили окрестные леса, кстати говоря, одного из них капитан Генхор ранил… а может, и не ранил, а теперь еще это сватовство.

Принцесса была искренне удивлена. Занятая своими делами, она совершенно не представляла, что творится во дворце и в городе.

— Могу только сказать, — продолжал Витольд, — что барон Квалдур не по нутру его величеству. Может быть, это тебя утешит.

— Невелико утешение, но все-таки. Ну а ты-то, ты что скажешь об этом сватовстве?

— Аделина, насколько я знаю тебя и насколько понимаю то, что здесь происходит, ты не можешь и не должна принадлежать королю Эрсепу. Насколько я могу судить, а я все-таки ученик короля-чародея, ты уже встретила того, кому предназначена судьбой.

Принцесса вспыхнула, потупила взор, потом подняла на хранителя глаза полные огня.

— Витольд! — только и смогла проговорить Аделина. — Витольд!

— Значит, я угадал? — хранитель испытующе смотрел на принцессу, и на устах его играла улыбка.

— Витольд, — справившись наконец с изумлением, проговорила Аделина, — так значит, ты по-прежнему мой добрый и верный друг.

— Разумеется, Адель.

— Ты так давно не называл меня просто Адель.

— Ну, ты теперь совершеннолетняя принцесса Норриндола, а я — всего лишь подданный вашего высочества.

— Перестань, Витольд, ты мой друг, а дружба — единственное настоящее равенство людей. Уж коли ты обо всем догадался, я могу на тебя положиться?

— Конечно же, Адель, но хочу предупредить, я ни в чем не намерен идти против воли его величества, благой и здравой воли.

— Прекрасно, что ты сделал эту оговорку. И посуди теперь сам, разве выдавать меня замуж за Эрсепа Проклятого — это здравая воля?

— Адель, не лови меня на слове. Пойми, твой отец сейчас в очень трудном положении и из-за этого в очень нездоровом состоянии.

— Ты говоришь меньше, чем знаешь.

— Я только догадываюсь, хотя догадки мои основаны на наблюдении.

— И что же это? — снова растревожилась Аделина.

— То, о чем я догадываюсь, ужасает меня. Но я не могу об этом говорить, во всяком случае, пока всего не проверю и не утвержусь в своих подозрениях.

— Но Витольд!…

Принцесс не договорила, в лабораторию быстро вошел король Магнус.

Вид короля был столь угрюм, что Витольд тотчас же оставил возникшее было намерение расспросить его. Но сам Магнус, видимо, не мог скрыть тревожных известий.

— Мерцающие серебристые огни, — мрачно проговорил он. — Они у стен города. А над замком в полном безветрии блещут зарницы.

Принцесса, обернувшись к окну, заметила, что цветные витражи лаборатории и впрямь озаряются слабыми вспышками света.

Король подошел к хрустальной сфере и простер руки, как будто хотел ее взять. Губы его беззвучно зашевелились, потом стали слышны тихо произносимые незнакомые слова. Взгляд Магнуса уходил куда-то вглубь сферы. Принцесса замерла, понимая, что сейчас происходит, а Витольд, встав рядом с королем, внимательно наблюдая, переводил взгляд то на короля, то на сферу и, как показалось Аделине, беззвучно повторял за королем слова заклинания.

Со сферой стали происходить превращения: шар вначале помутнел, а затем начал темнеть, в нем постепенно сгущалась дымка. Вскоре она стала совершенно черной, грозовой, клубящейся. В этих грозовых тучах, закованных в хрусталь, засверкали вспышки молний, они становились все чаще и ярче.

Принцесса внимательно всматривалась в сферу. Она заметила, что нижняя ее часть освещена темно-багровым заревом, напоминающим зарево пожара. Ей померещились не то горы, не то какие-то развалины, сверкнула вода, отражая зарево, языки пламени бежали длинной тонкой полосой, распространяясь все шире и шире, как если бы высохшая трава горела в полях. И среди этого кипящего марева что-то непрестанно колыхалось и двигалось, холодно посверкивая мутной водой или сталью.

Внезапно лабораторию огласил громкий вопль:

— Не-е-ет!

Принцесса в испуге обернулась и увидела, как король отшатнулся от сферы и закрыл лицо руками. Вопль Магнуса был столь неожиданным и странным, что принцесса на мгновение оцепенела. В следующую секунду она кинулась к отцу и поддержала его под локоть. Однако король, похоже, и сам пришел в себя: он отнял руки от лица, расставил их, как будто желая на что-то опереться, и принялся беспомощно озираться. Под другой локоть короля уже поддерживал Витольд, к ним быстро ковылял Голь.

— Что с тобой, отец?

Аделина была сильно испугана.

Король слабо потряс головой, сделал неопределенный жест, и, угадав его желание, хранитель с принцессой усадили его в кресло. Государь откинулся на спинку, перевел дух и, кажется, совсем очнулся. Он пытливо взглянул на Витольда и слабым голосом спросил:

— Ты видел?

Хранитель утвердительно закрыл глаза.

— Что? Что вы видели? — спрашивала совершенно потрясенная принцесса. — Я ничего не поняла. Отец! Витольд!

Но король и хранитель будто не замечали Аделины.

— Вы думаете, это предсказание? — спросил Витольд.

Король не мигая смотрел на него невидящим взглядом.

— Это третье предупреждение, — наконец медленно проговорил он. — Третье предупреждение. Но я им так просто не сдамся.

Магнус оторвал взгляд от Витольда и устремил внезапно затуманившийся, страдальческий взгляд под потолок.

— Они хотят отнять у меня смысл моей жизни, все, чему я посвятил свои зрелые годы. Они хотят отнять у меня саму жизнь!

— Ваше величество, о чем вы? — спрашивал короля хранитель. — Кто они? Какое предупреждение?

— Отец, что с тобой? Что с ним, Витольд?

Король посмотрел на дочь, затем на хранителя и взгляд его снова стал спокойным.

— Простите, дети мои, старику эту слабость. Я действительно так устал. Не бойся, девочка моя, — Магнус ласково посмотрел на Аделину, — я не сошел с ума. Во всяком случае, пока. Мне давно надлежало посвятить тебя во все детали моей работы. Но все казалось, что ты еще ребенок. Теперь уже поздно, во всяком случае, сейчас нет времени. Так ты ничего не увидела?

— Нет, я видела, но ничего не поняла, молнии, зарево, скалы…

— Ты видела войну, моя милая, — устало промолвил король.

— Но, ваше величество, — подал голос Витольд, — сфера вмещает так много. Мы, возможно, видели события, далеко отстоящие друг от друга во времени.

Король Магнус с укоризной посмотрел на ученика.

— Сколько можно повторять, Витольд, очи внешние даны, чтобы глядеть, очи внутренние, чтобы видеть. Смотри не только разумом, но и сердцем.

Хранитель опустил голову и негромко вздохнул.

— Не обижайся. Я не хуже тебя знаю, что мне уже нечему тебя учить. Или, быть может, ты вздыхаешь о моей сердечной слепоте?

— Что вы, ваше величество, — едва выдавил из себя хранитель.

— Понятно, — сурово проговорил король.

Он выпрямился в кресле и, казалось, совершенно овладел собой.

— Однако не будем больше пугать принцессу. Иди к себе, Адель, и приготовься в дорогу: на рассвете ты отправляешься в Лотернот к губернатору Кенорусу. Отвезешь ему письмо и погуляешь в садах Южного Удела, там сейчас как раз сбор урожая. Не буду возражать, если ты немного поработаешь с местными крестьянками, не все же в солдатики играть.

— Но почему, отец?! — принцесса была потрясена. — Я не понимаю, что мне там делать?

— Ты, видимо плохо слушала, о чем мы тут говорили. Мы вступаем в войну…

— Прекрасно! Разве ты не видел, как я сегодня дралась?

— Это тебе не турнир, не забава. Это и войной-то назвать трудно. О, великие Небеса! Если бы я представлял, каким будет оружие моего противника и кто он такой на самом деле. А потому я посылаю тебя с письмом для губернатора…

— Но, отец, письмо может отвезти любой нарочный.

— Не будь ребенком, Аделина! Перестань капризничать. Над нами нависла неведомая угроза, и сейчас каждый должен сделать то, к чему призван. Девочка моя, послушай меня внимательно, как умный взрослый человек. Мое время подходит к концу. Скоро трон Норриндола освободится. Не перебивай! Ты должна сохранить корону. Сохранить, чтобы вручить тому, кто самим Небом предназначен тебе в мужья и нашей стране в правители. Поэтому ты поедешь в Лотернот. Возьмешь с собой фрейлин. Катене давно уже пора навестить отца. Передашь Кенорусу письмо, чтобы он успел приготовиться к предстоящим событиям и выслал нам помогу. Я отряжу с тобой трех рыцарей под началом Крепля. Большей охраны дать не могу.

Принцесса Аделина выпрямилась во весь рост. Ноздри девушки расширились, а в глазах засверкало негодование

— Отец, ты просишь меня быть взрослой, а сам говоришь, как с ребенком. Под стенами города стоит враг, а ты удаляешь из города пятерых воинов. Хорошо, если ты не хочешь видеть во мне воина, я могу врачевать раненых, помогать готовить город к осаде.

— Адель, угомонись…

— Нет, в самом деле, если мы на пороге войны, нам нужны крепкие союзники, объединенная армия Содружества королевств, а не ополченцы Кеноруса. У тебя в подземелье ни за что томится лучший воин Пятиречья, а он не только сам мог бы нам помочь, но и способен привести прекрасную армию Озенгорна.

Король невольно усмехнулся.

— Так-так. Значит, тебе уже известно имя рыцаря Дальней Стороны. И давно?

Принцесса вспыхнула и потупила взор.

— Государь, вы же знаете, что я права.

— Да, права, — серьезно ответил король, — но права для себя, а не для королевства. Так что иди и собирайся. Если твое присутствие будет необходимо в Баргореле, я немедленно пришлю за тобой. Иди. Письмо получишь утром.

Принцесса некоторое время смотрела в глаза королю, но видя абсолютную непреклонность, опустила голову и тихо вышла из лаборатории.

Хранитель королевской библиотеки Витольд глубоко любил и почитал своего государя, который в сущности заменил ему отца. Но, в отличие от Голя, преданность хранителя была не слепой, а очень даже зрячей. Витольд привык с младых ногтей внимательно следить за всем, что говорит или делает король, и глубоко обдумывать подмеченное. И вот многое из того, что он видел и слышал в последние два-три дня, было ему непонятно, а было и такое, что ему явно не нравилось. После того как принцесса вышла из лаборатории, хранитель решился поговорить с королем.

Король сидел в кресле, на лице его застыла горькое скорбное выражение, глаза были закрыты. Вопросы, которые сам Витольд расценивал как дерзкие, наполняли его и рвались наружу. Целую минуту он собирался с духом и, наконец, кашлянув для храбрости, позвал:

— Ваше величество.

Король не открыл глаза, а лишь приподнял брови. Витольд подумал, с чего бы начать, и смекалка ученика чародея не подвела его.

— Ваше величество, то, что я видел, очень странно. Неужели это был Баргорель? Я видел руины замка…

Хранитель осекся. На него в упор смотрели напряженные прищуренные глаза Магнуса.

— Неужели это и впрямь война? — продолжит он, выдержав паузу. — Но с кем? Я видел отряды латников. Просто полчища. Это друзья? Враги? Но ни кочевники Тыштырона, ни дикари Горрогана не носят лат. Багровые сполохи озаряли степи за Лиммруном…

— А молнии над Баргорелем ты видел? — строго спросил король.

— Видел.

Король опустил взгляд и он стал мягким и печальным.

— Да, Витольд, замку угрожает большая опасность. Даже не всему замку. Ты видел развалины Тайной башни. Нет сомнений, сельвены настолько жаждут отобрать у меня библиотеку, что готовы уничтожить ее вместе с нами. Они понимают, что я ее ни за что не отдам. Вот почему принцесса должна срочно покинуть столицу.

— Но что означают все эти войска?

— Этого я не знаю. Каким образом в мою схватку с сельвенами будут вовлечены армии двенадцати королевств, пока для меня не понятно. Разве что сельвены призовут на помощь Симурово племя…

Король Магнус вдруг замолчал, вскочил с кресла и заметался по лаборатории.

— Ну конечно! Как это я сразу не догадался. Это же так просто. Если сельвены поставили целью уничтожить библиотеку, то что им стоит натравить на нас тыштыронцев…

— Но, ваше величество! — воскликнул хранитель. — Это же немыслимо! Ведь сельвены всегда были союзниками короля Бергора, а значит, его потомков. Об этом как раз говорил тот самый сельвен…

Взгляд короля заставил замолчать хранителя. Да что там! Он готов был испепелись Витольда.

— Тот самый сельвен! — воскликнул король. — Я столько лет учил тебя, и ты не в состоянии отличить правды от лжи. Неужели ты не видишь, что они клевещут на твоего государя!…

Внезапно раздражение и ярость короля прошли, словно их стерли губкой. Он отвернулся от Витольда и, сгорбившись, шаркая ногами, направился к креслу.

— Простите, государь, — взволнованно промолвил хранитель, — я не хотел… Но если так, то необходимо немедленно послать весть к верховному королю Уттеру. Участники турнира в столице, их можно было бы отправить с вестями в их королевства, лучших гонцов не придумаешь. Если вы видите явную угрозу со стороны Тыштырона, то нужно известить Совет Королей! Одним нам не справиться с нашествием Тыштырона.

Король Магнус пожал плечами, неопределенно повел рукой, но так и не взглянул на хранителя.

— Не знаю. Не знаю, как тебе объяснить. Я надеялся успеть создать эликсир, чтобы было с чем предстать на Совете. Если родная дочь не в состоянии понять всю важность моего общения с королем Эрсепом, то как мне было надеяться на понимание Совета. Я надеялся и на помощь короля Эрсепа. Но он просит руку Аделины. Он что, не доверяет мне и хочет этим браком укрепить нашу дружбу? Он сам уверял меня, что незримо помогает нам охранять наши границы. Что теперь мешает ему ополчиться против тыштыронцев? Зачем ему Аделина? Я был так уверен, что все делаю правильно… — король вздохнул и решительно добавил: — и сейчас уверен.

Однако Витольд не услышал твердости в его голосе.

— Ваше величество, — позвал он тихо и почтительно, — а что это за третье предупреждение?

Король посмотрел на Витольда и тихо сказал:

— Да, я не говорил тебе этого, мой мальчик. Многого тебе не говорил. Например, что через эту хрустальную сферу общался с королем Эрсепом, хотя не так часто, как бы мне того хотелось. Почему? Да потому же, почему скрывал источник своей мудрости — библиотеку. Из-за гордыни. Беги от нее, Витольд, беги всегда.

Король долго молчал, опустив голову, а Витольд решил не торопить государя, чтобы не спугнуть его настроения, поскольку предчувствовал, что услышит сейчас что-то важное. Король Магнус поднял голову, посмотрел на хранителя, усмехнулся, но тут же посерьезнел.

— Я видел сон, не так давно. Мне снилось, что я нахожусь там, где никогда не был, на утесе Руфа. Стою на самом краю обрыва, и под моими ногами, словно море, колышется и шумит зрелой листвой бескрайний лес Сельверон. Мне часто снится Сельверон, и всегда эти сны ужасны. Но тут чувство от созерцания этого бескрайнего зеленого моря было теплым и спокойным. И вот в ветре, носящемся над лесом, я услышал голос, низкий, полный, как звук огромного колокола. Он говорил: «Сойди. Сойди. Приблизься». И я, охваченный волнением, но совершенно без страха сделал шаг в бездну. Я не помню падения, но в следующее мгновение увидел себя стоящим под утесом, перед озером Сколл. Только озера уже не было. Вместо него передо мной была круглая неглубокая котловина, усеянная серыми валунами. И голос спросил меня: «Видишь ты это каменное озеро»? Я сказал: «Вижу». И тогда голос снова спросил: «Видишь ты это сухое озеро»? И я снова сказал: «Вижу». И тогда в третий раз ко мне обратился голос: «Видишь ты это пустое озеро»? И я сказал: «Вижу». Тогда голос властно повелел мне: «Пей»! Я же в ужасе ответил: «Не могу». Тогда голос сказал мне: «Повтори». И я повторил, что не могу. И голос в третий раз заставил меня повторить это. Все стихло, но вскоре я услышал голос, очень похожий, но только звучащий из пещеры в утесе. «Иди сюда», — звал голос, и я пошел через каменистую котловину. Прыгая с камня на камень, спотыкаясь, несколько раз упав, я все же добрался до расселины. Голос, исходящий из нее, звал меня: «Иди. Иди сюда». И я пошел. Во сне расселина не была такой темной, как наяву. Неясный свет от невидимого источника освещал ее стены. И я все шел и шел. И вот вошел в огромный подземный зал. Я узнал его колонны, арки, каменные глыбы, похожие на изваяния. Узнал я и огромный круглый каменный стол, находящийся в самом центре. Только стол этот был разбит. Обе половины его каменной, расколотой надвое столешницы опрокинулись на землю. Меня охватил страх. Я знал, что, когда выносил книги, никак не мог разбить эту огромную каменную столешницу, но чувствовал вину за это или боялся, что меня в этом обвинят. И тут из мрака пещеры выступил кто-то похожий на человека. Он был в белом длинном одеянии, не подпоясанный, седые волосы, никогда не знавшие ножниц, спадали на плечи и с плеч, борода закрывала грудь. В руках его был посох. Это был сельвен, которого я прежде никогда не видел. Но у меня было чувство, что я хорошо его знаю. Он встал напротив за разбитым столом и долго смотрел на меня. Потом заговорил:

— Ты сильный и упрямый, ты храбрый и верный, ты можешь любить как никто и отдать свою жизнь за истину. Ты великий воин и великий мудрец. Все в тебе прекрасно. Одно в тебе плохо: ты — горд и не задаешь вопросов. А это значит, что ты слеп.

И когда он это сказал, свет померк в моих глазах. Тьма окутала меня столь плотная, что я стал задыхаться. Я выставил вперед руки, стал поворачиваться направо и налево, но вокруг меня была пустота, и я в ужасе понял, что тьма эта была не вокруг меня, а внутри. И тут я закричал:

— Как, как мне прозреть!?

И голос того, кого я уже не видел, ответил мне:

— Ты будешь слеп, пока не услышишь три предупреждения об опасности и не задашь три правильных вопроса. Помни, три! Три! Три!

Голос становился все громче, пока не превратился в гром. И тут я проснулся. За окном бушевала гроза.

Витольд слушал рассказ короля затаив дыхание и вдруг воскликнул:

— Это же было семь дней назад!

Магнус посмотрел на него и покивал в ответ:

— Да. Завтра восьмой день.

— Так что это за предупреждения об опасности? — быстро спросил Витольд, он был очень возбужден. — То, что мы видели в хрустальной сфере, вы назвали третьим, государь, но где же тогда первые два?

— Первое, мой мальчик, как я понял только сегодня, исходило от старика Ольда.

— Этого отшельника?

— Да. Второе произнес подстреленный сельвен. И третье мы видели в хрустальной сфере.

— Но какие три вопроса нужно задать? — не унимался хранитель. — И кому?

— Этого я тебе пока не могу сказать. До сегодняшней ночи я не думал об этом и только теперь вижу, что сон мой был вещим.

Внезапно раздался звон колокольчика. Король поднялся с кресла и направился к двери, которую уже отворял верный Голь.

— Беспокойная сегодня ночь, — на ходу промолвил он. — Я дорого дал бы за то, чтобы встретить утро в мире и безопасности.

В главном тронном зале, куда спустились король Магнус с Витольдом, их встретил капитан Крепль. Король удивленно посмотрел на него.

— Что вы здесь делаете, капитан?

Молодой рыцарь удивился в свою очередь.

— У меня есть новости, государь.

— Почему докладываете вы?

— Нынешней ночью я командую караулом замкового гарнизона, ваше величество.

Король деловым шагом прошел через зал, сел на трон и только тут осведомился:

— Что за новости?

— У ворот замка стоят горожане. Они хотят видеть вас, ваше величество.

— И много их?

— Человек около десяти.

— Уже легче. Так за чем я им понадобился?

— Мне они не говорят, ваше величество. Уверяют, что у них очень важное дело, которое они желают изложить лично вам.

— У них есть старший?

— Да, ваше величество, это оружейник Шеробус.

Король задумался.

— Пусть войдут трое.

Капитан Крепль вышел и через несколько минут вернулся с тремя горожанами. Кроме мастера Шеробуса здесь были молодой стекольщик Клезз и столяр Брусс. Ремесленники со времени жаркой полемики в трактире преобразились, наряд их был вполне в духе осадного положения города. Вид мастера Шеробуса полностью опровергал старинную поговорку о сапожнике, будто бы вечно остающемся без сапог. На нем сверкала добротная кираса, к ней крепился набедренник, на боку в кожаных окованных ножнах висел меч, голову защищал легкий изящный металлический шлем. Доспех и вооружение стекольного мастера были победнее: они состояли из кирасы, шлема из тисненой кожи и длинного кинжала. Что касается мастера Брусса, то его доспех состоял из весьма потертой кожаной кирасы. Оружие свое — окованную железом буковую палицу — столяр постеснялся тащить во дворец и оставил на попечение косоглазого подмастерья. Войдя в зал, носители шлемов обнажили головы, а мастер Брусс пригладил ладонью жидкий полувенчик курчавых седеющих волос на затылке. Было видно, что горожане робеют. Как позже сказал мастер Шеробус: «Оно и понятно, не каждый день захаживаешь во дворец и топчешь каблуками мраморный пол большого тронного зала».

Визитеры дошли до середины зала. Клезз и Брусс остановились, а Шеробус, чувствуя себя главным в делегации, прошел ближе к трону.

Король не без удовольствия оглядел своих подданных.

— Я вижу, городское ополчение уже готово.

— Да, государь, — с достоинством отвечал Шеробус, — и по традиции я взял на себя командование им.

— Прекрасно, мой дорогой Шеробус. Я подтверждаю твои полномочия командира ополчения. Но думаю, не только ради этого вы потревожили своего государя.

— Вы совершенно правы, ваше величество. Тут вот какое дело. Вы, должно быть, знаете, ваше величество, что я, как мастер оружейных дел, собираю всевозможное оружие, коллекционирую, значит.

— Ну, — король невольно усмехнулся, он неплохо знал Шеробуса, и его гордая осанка и манера рассудительно и с достоинством говорить всегда по-доброму веселили государя.

— Так вот, после турнира я отыскал наконечник копья рыцаря Дикого Края. Отыскал его по двум причинам, во-первых, потому что Дикий рыцарь издалека, и мне, как мастеру, любопытно посмотреть, каковы тамошние умельцы. Но главное-то, конечно, затем, чтобы сомнение одно разрешить. Мало кто обратил внимание, что когда этот Дикий рыцарь ударил в щит принцессы, то расщепил его. А щит-то железом окован. Вот меня и взяло сомнение, как это можно тупым копьем такой удар сделать.

Король уже давно перестал улыбаться, а напряженно слушал оружейника. Шеробус при всем своем косноязычии сумел сильно его заинтриговать.

— Так вот уж больно любопытный наконечник у этого рыцаря, доложу я вам. Полюбуйтесь, ваше величество.

Шеробус развернул тряпицу, которую держал в руках, и показал королю наконечник копья.

Король встал с трона и подошел к мастеру, взял из рук Шеробуса обломок и внимательно его осмотрел.

— Тут все следы налицо, — комментировал оружейник, — свежие зазубрины, погнутый кончик острия…

Король задумчиво зашагал по залу. Шеробус не отставал от него.

— Вот мы и думаем, ваше величество, рыцарь Дальней Стороны и впрямь спас принцессу. Ведь получается, что тот Дикий нарушил главнейший закон турнира. Может, он и не знал, что перед ним принцесса, но все равно… Не хотелось бы вам напоминать, ваше величество, но за такое преступление карают смертью.

Король остановился, поднял взгляд на оружейника и пристально посмотрел на него. А тот, ничуть не смущаясь этим взглядом, покивал головой.

— Что уж говорить. Нынче город в осадном положении, и враг у стен, а я так понимаю, что враг уже внутри города, да мало того, говорят, уже во дворце.

Король Магнус метнул на мастера суровый взгляд. Шеробус опустил глаза, но только на мгновение.

— Вы уж извините, ваше величество. Может, я не так говорю, как положено, но все мы добрые граждане нашего королевства и ваши верные подданные. Нам хотелось бы, чтобы все было по правде.

— Я давно знаю тебя, Шеробус, — ответил король, — ты не честный человек. Но подумай, не ошибся ли ты?

Оружейник тяжело вздохнул.

— Нет, ваше величество, я не ошибаюсь.

Король испытующе посмотрел в глаза мастеру, потом улыбнулся и положил руку на его плечо.

— Благодарю тебя, мой верный Шеробус. Ты сослужил мне добрую службу. Знай, что теперь все будет по правде.

Король возвратился к трону и, сделав рукой жест, отпускающий горожан, промолвил:

— Я больше не задерживаю вас, мои добрые подданные. Вы знаете посты ополчения, знаете, что нужно делать. Идите и охраняйте город.

Горожане поклонились и вышли из зала. За ними отправился было Крепль, но король остановил его:

— Задержитесь, капитан. Пусть их проводит кто-нибудь из стражи.

Крепль отдал у дверей распоряжение и подошел к трону.

— Передадите полномочия начальника караула капитану Генхору, а сами отправитесь спать.

Крепль удивленно посмотрел на короля.

— Чуть свет, — пояснил король, — возьмете трех всадников и будете сопровождать принцессу Аделину с фрейлинами в Лотернот. Она должна быть надежно спрятана в замке Кеноргод. Утром получите сопроводительное письмо.

Капитан отдал честь и вышел вон.

— Ваше величество, а как насчет посланника короля Эрсепа? — поинтересовался Витольд.

— Завтра, как только буду уверен, что Адель в безопасности…

В это время у восточной стены зала раздался шум. Король обернулся и увидел, как Голь, сняв с ноги башмак, неистово швыряет его в стену.

— Ату тебя! Ату тебя! Чтоб ты!

— Голь, в чем дело, — крикнул король.

— Крыса, государь, крыса, чтоб ей пусто было. Что ж это за дело в тронном зале! — Голь был буквально взбешен. И бешенство это было столь потешным, что король и Витольд, стоящий рядом, усмехнулись.

— Оставь ты это, — промолвил король, — тоже нашел проблему.

— Надо наказать дворецкого, государь, надо наказать. Это что ж такое?

— Успокойся, я тебе говорю.

Голь еще покипятился с минуту и приутих.

Хранитель снова обратился к королю.

— Могу ли я, ваше величество, распорядиться, чтобы выпустили принца Корфула?

Король усмехнулся.

— Быть может, и хорошо, что вы подружились. Однако, он, вероятно, спит. Может, не стоит его будить. Ведь утром мы отправим его в Пинагор за подмогой. По пути он известит гарнизон у Камня Берготель…

В зал стремительно вошел капитан Крепль.

— Ваше величество, — доложил он, — там рыцари — участники турнира, узнав об осадном положении, просят принять их.

Король Магнус покивал головой.

— Ну что ж, по крайней мере уже не надо за ними посылать.

А крыса, из-за которой возникло столько шума, тем временем прошмыгнула в какую-то щель, и через несколько минут по лабиринтам не ведомым даже самому королю Магнусу оказалась в комнате барона Квалдура, где, будто в цирковом балагане прыгнула сидящему на скамье рыцарю Дикого Края на колени, вскарабкалась на плечо и вложила свою острую мордочку в его ухо.

Глава семнадцатая Бегство

Четверка лошадей, запряженная цугом, нетерпеливо перебирала копытами, то и дело дергая большую и тяжелую, словно ларец великана карету, выводя тем самым из терпения слуг, которые старались укрепить на запятках огромный сундук с нарядами ее высочества принцессы Аделины и фрейлины Катены.

Сама Катена стояла тут же и озабочено наблюдала за стараниями лакеев, временами бросая быстрый взгляд на крыльцо дворца. Напрасно капитан Крепль ловил каждое движение головы, каждый взгляд фрейлины, «прекрасная южанка» так и не взглянула на того, с кем еще вчера на закате уединялась в саду Нельты. Лишь только когда лакеи, совершенно обругав и лошадей, и кучера, справились с сундуком, Катена удостоила своего поклонника долгим и приветливым взглядом.

Осчастливленный рыцарь привстал на стременах и натянул поводья коня, отчего тот грациозно загарцевал перед фрейлиной. Как бы вторя своему командиру, пришли в движение и лошади еще трех всадников из отряда охраны.

В это время на крыльце появилась принцесса Аделина в сопровождении фрейлины Нелены. Принцесса была закутана в теплый шерстяной плащ, отороченный белым мехом. На голову был накинут капюшон. Девушки остановились у ступеней. Не откидывая капюшона, Аделина оглядела экипаж, ожидающих всадников и почему-то сиплым голосом спросила:

— Все готово?

— Готово, ваше высочество, — откликнулся капитан Крепль. — Мы можем ехать.

Позади отворилась дверь. Фрейлина Нелена обернулась и побледнела: на крыльцо вышел король Магнус в сопровождении Голя.

— Король, — шепнула Нелена принцессе, а сама присела в глубоком реверансе. Принцесса не пошевелилась. Король подошел сзади к дочери и положил ей на плечи свои большие руки.

— Я решил проводить тебя, Адель.

И мягко, но сильно повернул ее к себе, отчего капюшон сполз с головы принцессы.

— Спасибо, отец, — ответила та.

Король вздохнул и скупо улыбнулся.

— Отчего ты так тепло одета?

— Меня что-то знобит, государь. Я совсем не спала ночь.

— Не ты одна, дочь моя, не ты одна.

Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб.

— Да у тебя жар!

— Нет, что вы, отец!

— Вот и хорошо. Не хотелось бы откладывать твой отъезд.

Принцесса опустила взгляд, нервно покусывая губы, потом вновь возвела глаза на короля, они и впрямь блестели.

— Отец, я снова осмеливаюсь молить вас об узнике…

Король прикрыл глаза и закивал.

— Ни о чем не волнуйся. Он — сын моего старого друга, что с ним может случиться? Капитан! — резко окликнул король Крепля и мягко отстранил принцессу. — Хочу вам напомнить, что вы отвечаете за принцессу головой. Ей нездоровится, так вот не позволяйте ей выходить из кареты без крайней надобности.

Он повернулся к принцессе.

— Ты поступаешь под опеку рыцаря Крепля, смотри, не подведи его.

Он кивнул и отошел в сторону.

— Езжайте!

Принцесса, как показалось королю, не совсем твердо подошла к экипажу. Фрейлина Нелена помогла ей сесть в карету, затем обернулась к королю и со свойственной ей холодностью в голосе сказала:

— Ваше величество, надеюсь, вы не возбраните мне проводить принцессу до Южных ворот, мне нужно навестить графиню Урну, она вчера меня настоятельно звала.

— Осадное положение не совсем удачное время для визитов, ведь ее поместье находится за Ратным лугом… Впрочем, во дворце вам тоже делать нечего.

Нелена поклонилась в знак благодарности. Король кивнул, повернулся и вместе с Голем направился к дверям.

— Через четверть часа, мой добрый Голь, я бы хотел потолковать с бароном Квалдуром, — тихо проговорил король и скрылся во дворце.

Нелена неожиданно проворно вскочила в карету, — куда только девалась извечная напыщенность этой девушки, — и экипаж тронулся к воротам замка.

— Пока все идет хорошо, — проговорила она, лукаво улыбаясь, — даже неожиданное появление вашего отца оказалось нам на руку.

— Не знаю, не знаю, — пробурчала Катена, ее надутые губы веселили Нелену. — Как хотите, ваше высочество, но у меня сердце не на месте. Как подумаю, какой гнев обрушится на бедного капитана Крепля…

— Я надеюсь, что вы, прелестная южанка, не посвятили своего поклонника в наши дела? — довольно резким тоном спросила Нелена.

Глаза Катены сверкнули.

— Ваше высочество, велите ей не называть меня прелестной южанкой.

Принцесса улыбнулась.

— Катена, но ты действительно прелестна.

Фрейлина расплылась в смущенной улыбке.

— И все равно…

— Успокойся. К завтрашнему утру мы будем в Тулоне и я тотчас же пошлю отцу письмо с самым проворным гонцом короля Эркора.

— Меня глубоко поражает твоя самоотверженность, дорогая Катена, — сердито проговорила фрейлина Нелена. — Ты страшишься за капитана Крепля и совершенно не думаешь о том, что будет с нами, когда наш обман обнаружится, а обнаружится он уже сегодня вечером. Неужели ты думаешь, что мы с тобой рискуем меньше?

— Да, но мы-то знаем, что делаем, а он даже не догадывается, какую мы, точнее я, подложила ему свинью…

— Угомонитесь, дорогие мои, — примирительно заговорила принцесса. — За все буду отвечать только я. Вы же говорите одно: принцесса нам так велела, и мы не посмели ослушаться. Что же касается капитана Крепля, тут Катена права, он может невольно пострадать, и это меня беспокоит. Но я все напишу отцу, да и сама постараюсь быть вскоре с армией Озенгорна. Но тише, мы, кажется, подъезжаем.

Несмотря на позднее утро, а было уже около семи часов, Южные ворота, как и все ворота города, из-за осадного положения были заперты. Экипаж с эскортом был вынужден остановиться, пока стража не ознакомится с приказом короля, который вручил пожилому и мрачному привратнику капитан Крепль. Рыцарь был несколько удивлен дотошностью стража: тот и на свет бумагу смотрел, и к самым глазам подносил, и чуть ли не нюхал.

— Такое усердие не часто встретишь, — заметил он.

— А то как же, господин капитан. Нам без этого нельзя. Раз осадное положение, у нас и мышь не проскочит без воли короля. Вот и рыцарь с оруженосцем, рыжим таким, что перед вами выезжали, тоже сердились. А чего тут сердиться — служба.

— Перед нами выезжали рыцарь с оруженосцем? — заинтересовался капитан.

— Ну да, я так и говорю.

— А как его имя?

— Да имя его… — привратник задумался. — Как же… ну, это… — он помотал головой. — Да что ж это?

— Может, кто из дозора?…

— Да нет, не дозор. Он из этих, ну, которые вчера… Ну что на турнире-то.

— Вот уж не знал, что участники турнира разъезжаются, — удивился капитан.

— Ну да, которые не наши. Как же еще в приказе было написано… Да что ж это. А? Да что ж это такое?

На него было и жалко и смешно смотреть.

— Да ладно, бросьте, — махнул рукой капитан Крепль. — С кем не бывает. Лучше отворите нам ворота.

— Ну да, ну да, — закивал головой привратник. — Вот наваждение. Ведь что б я да забыл имя…

Он еще что-то причитал и тряс головой, удаляясь в караулку. Другой привратник с простоватым грубым лицом, засмеялся, обнажая желтые зубы и не в меру красные десны.

— Читать умеет, — он мотнул головой в сторону караулки, — вот и дочитался.

Все еще продолжая колыхаться от смеха, он вошел под арку и принялся крутить ворот.

Из караулки выскочили несколько охранников с копьями и поспешили к поднимающимся воротам, за которыми толпилось немало окрестных крестьян в надежде любой ценой попасть в город.

— А ну, назад! Поберегись! — раздались голоса стражников.

— Проезжайте! Проезжайте скорее! — замахал руками весельчак-привратник. — Давайте! Давайте!

Потеснив толпу и несколько ее рассеяв, экипаж с эскортом выехал из ворот города. Однако не доезжая Ратного луга, пришлось еще раз задержаться. На обочине стояла девушка и махала рукой. Поверх ее платья был накинут бурый дорожный плащ. Едва экипаж остановился, девушка кинулась к первым двум всадникам.

— Чуть не опоздала! — воскликнула она. И капитан Крепль узнал Эльзу, дочь трактирщика Хэмма, подругу принцессы.

— Господин капитан, прошу вас, я хотела бы проститься с принцессой, да у меня еще и дело к ней.

Капитан улыбнулся и пожал плечами.

— Ну что тебе еще, Эльза? — послышался недовольный голос из кареты. — Я простужена и не могу выйти из экипажа. Подойди.

— Ах, ваше высочество, я бы хотела, — она кинула быстрый взгляд на капитана, находившегося рядом с ней. — Это должны слышать только вы.

— Ну залезай на минутку в карету.

Дверца открылась, и Эльза проворно вскочила в экипаж. Капитан Крепль вздохнул, покачал головой и отъехал подальше. Из кареты послышался смех, экипаж заколыхался на рессорах, и не прошло и минуты, как из него вышла Эльза.

— Я, ваше высочество, тоже хочу здесь проститься с вами, — послышался голос фрейлины Нелены. — Эльза проводит меня через поля к усадьбе графини Урны. Прощайте, ваше высочество, счастливого пути!

Из кареты вышла Нелена в своем темно-синем плаще с капюшоном и тут же сделала глубокий поклон, отчего капюшон совершенно закрыл ее лицо.

— Поехали! — громко крикнула фрейлина Катена, высунувшись из окна и почему-то сердито глядя на капитана. Кучер стегнул лошадей, и экипаж тронулся.

Девушки на обочине сделали еще один глубокий реверанс, а потом долго махали платочками, причем фрейлина Нелена трясла своим крупным платком у самого лица.

Экипаж отъехал достаточно далеко, вокруг было пустынно, поэтому никто и не видел, как девушки повернулись и поспешили не на юг через поля, а на запад в заросшую ивняком лощину. И уж тем более некому было услышать, как одна сказала другой:

— Кажется, получилось.

***

В лощине было тихо и безветренно. По дну ее протекал мутноватый ручей, а вокруг шагов на двести тянулся кустарник с сырыми кочковатыми полянками. Это безлюдное место почти возле самой городской стены, называемое Томовой залежью, выбрал сам Филипп. Он же, по уговору с Эльзой, принес узел с одеждой: новый дорожный костюм, который купил ему отец для поездок на ярмарку в Оймен. Собраться в дорогу было несложно. Другое дело выбраться из города, в котором объявлено осадное положение. Но для юноши, готовящегося стать оруженосцем какого-нибудь доблестного рыцаря, задача эта должна была быть разрешимой. И Филипп решил ее быстро. В качестве прикрытия он избрал телегу мусорщика Хломма, который каждое утро вывозил с городского рынка целую груду разбитых корзин, порванных мешков, кучи порченных товаров и прочий хлам и мусор. Филипп, наблюдал из-за угла, как Хломм заполняет телегу, понимал, что, как ни крути, ему придется зарыться в кучу гниющих, омерзительно воняющих капустных листьев, но, на его счастье, мусорщик водрузил на телегу огромную бочку, пробитую с боку, да еще без дна. Швырнув в нее какую-то ветошь, Хломм обошел телегу кругом, удовлетворенно покачал головой и влез на козлы. Экипаж тронулся. Филиппа хоть и звали долговязым, ловкости ему было не занимать. В одно мгновение он оказался в телеге, вытащил из бочки ветошь, втиснулся в нее, скрючившись неимоверно, и прикрылся той же ветошью, а в пролом бочки вставил свой узел.

Миновав Западные ворота, телега Хломма свернула к северо-западу на едва приметную дорогу, ведущую к заброшенному песчаному карьеру, где уже много лет находилась городская свалка и где всегда на страх городской детворе ошивались какие-то мрачные личности. Как только телега отъехала подальше от Западного тракта, вдоль которого под сенью городской стены располагались деревянные домики предместья, Филипп попытался незаметно вылезти из бочки. Но на этот трюк ловкости будущему оруженосцу не хватило. На ухабистой дороге, в трясущейся безрессорной телеге, да еще после четверти часа сидения скрючившись, — это оказалось не так-то легко. Во-первых, нога провалилась между какими-то жердями, во-вторых, останки какого-то ящика полетели с телеги, прихватив с собой что-то металлическое и звонкое, а в-третьих, перепугавшись этого шума, Филипп так рванул, что грохнулся с телеги, загремев, как говорится, костями. Телега тотчас стала, Хломм обернулся.

— Ах ты, паршивец!

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, в какую ярость пришел мусорщик. И этот взгляд Филипп успел бросить. Желтоватые, словно подернутые маслянистой пленкой глаза Хломма сделались холодными, будто стеклянными, уголки рта опустились вниз, отчего глубокие продольные складни на его щеках обозначились резче. Медлить было нельзя. Вся ребятня в городе на собственных спинах и ушах знала крутой нрав мусорщика Хломма. Филипп подскочил как ошпаренный и задал такого стрекача, что во мгновение ока оказался у водного рва под городской стеной, а хищные руки мусорщика поймали воздух.

— Чтоб тебя разорвало! — кричал осипшим басом Хломм. — Мусорная ты крыса! Ворюга долговязый! Вот уж я доберусь до твоих ушей! Думаешь, я тебя не узнал. Сегодня же навещу твоего папашу-оружейника, оболтус!

Он принялся копаться в телеге, в надежде угадать, что такого ценного мог утащить переросток, по которому розги плачут.

Филипп был уже далеко. Не сбавляя скорости, он добежал вдоль рва до городских ворот, пересек начинающийся там Западный тракт и только здесь остановился, чтобы отдышаться, а заодно и порадоваться своему благополучному бегству из города и избавлению от хищных, цепких лап Хломма.

На условленное место он прибыл задолго до назначенного срока, но это не огорчало его. Здесь, в заросшей лощине, среди ивняка и тихо шуршащей осоки, необыкновенно хорошо мечталось, а мечтать сын оружейника любил. Воображение юноши рисовало, как он представляется какому-нибудь рыцарю и тот, пораженный его способностями, тотчас же принимает юношу на службу.

— Я всегда верил, — говорит рыцарь, — что обязательно найду достойного оруженосца. И вот это случилось.

Но дальше сама служба оруженосца как-то не вырисовывалась фантазией юноши. Зато очень ярким и отчетливым виделось посвящение оруженосца Филиппа Шеробуса в рыцари. Вот он в числе прочих посвящаемых обходит с горящим факелом в руке вокруг Камня Берготель, раз, потом другой, потом третий; как верховный король Уттер держит меч над его головой… и как матушка новоиспеченного рыцаря смахивает со щеки слезу счастья.

«Матушка, — вдруг с грустью подумал Филипп. — Она ужасно огорчится, что я удрал. Наверное, плакать будет. Отец, тот станет браниться на чем свет стоит, а под конец скажет: ничего-то из него не выйдет, нахватается шишек и вернется, вот тогда настоится у горна. А я вернусь на своем коне, в новом кафтане…»

— Эй, парень! Где ты тут? — чей-то резкий окрик прервал мечты будущего оруженосца. Филипп вспомнил, кто он на самом деле и где находится, и поспешил вверх по склону лощины.

Наверху среди редкого кустарника стоял крестьянин и настороженно смотрел на Филиппа.

— Ты, что ли, Филипп Шеробус? Принимай лошадок.

За спиной крестьянина отгоняя мух встряхивали головами две лошадки, гладкие, ухоженные, вот только седла их были самые простые, потертые.

— Здорово! — воскликнул Филипп, а про себя подумал: «Так вот куда вчера вечером бегала Эльза». — Отличные лошади! Сразу видно — ухоженные.

Он с видом знатока подошел к ближайшей лошади, потрепал ее по холке, схватил за морду, поднял верхнюю губу, чтобы посмотреть на зубы. Но лошади, видимо, не понравилась такая наглость, и она резко дернула головой. Филипп тотчас же отпрянул и побледнел, что вызвало ухмылку крестьянина. Будущий оруженосец, впрочем, тут же оправился.

— Горячая лошадка. Таких лошадей, как видно, немного в окрестностях Баргореля. Знатные лошади, я вам точно говорю. И на деревенских не похожи. Я имею в виду, не скажешь, что на них пахали. Они что, ваши? Интересно, как они, выносливые?

— Ездить можно, — с усмешкой заметил крестьянин.

Филипп обошел лошадей, не без опаски погладил по шее вторую и, совсем осмелев, похлопал по крупу.

— Нет, это не деревенские лошади. Такие только у рыцарей и бывают. Уж в рыцарях я разбираюсь, поверьте мне. Я ведь оруженосец, Ну то есть почти… Интересно, где вы их взяли?…

Крестьянин покачал головой и ответил:

— Мне хорошо заплатили за этих лошадок, а еще лучше за то, чтобы я держал язык за зубами. Но вот уж не знал, что отвести их придется такому болтуну.

— А я что, — лишь самую малость обиделся Филипп, — я ничего. Я просто говорю, что кони хорошие. На таких не стыдно и рыцарю сесть. Конь и рыцарь — они неразлучны. Когда, король Бергор в битве на Пограничных Увалах лошадь потерял, то пообещал королевство за коня. Так оно потом и вышло, ведь Трад-оруженосец стал одним из наследников Бергора, правда, не королем, но все-таки владетелем герцогства…

— Ладно, парень, — перебил вдохновившегося Филиппа крестьянин, — я вижу, тебе делать нечего и ты до вечера готов лясы точить. Бери коней, а мне работать надо. Ухаживай за ними получше, да только, чур, руками, а не языком. Прощай, «почти оруженосец»! — прибавил крестьянин, уже отворачиваясь и шагая прочь.

Филипп пожал плечами и повел коней в лощину. На дне протекал небольшой ручеек, еще не успевший пересохнуть, и лошадки оценили его прохладную и чистую воду.

— Да-а, — вздохнул сын оружейника, — Трад был оруженосцем, а стал после битвы рыцарем. А когда он вынес из осажденного Эрсепреля раненого короля, то сделался владетелем долины Тихой, герцогом Традосским… Вот бы хоть разок посмотреть на Традосс, на руины Эрсепреля, погулять в Лихой дубраве…

Внезапно Филипп услышал за спиной звонкий смех. Он резко обернулся и увидел Эльзу. Она смеялась и качала головой.

— Ты и минуты не можешь прожить без того, чтобы хоть кому-нибудь рассказывать о подвигах древних королей, и тебе, оказывается, совершенно неважно, слушает тебя человек или лошадь.

За Эльзой из-за кустов появилась принцесса Аделина. Ей, похоже, было не до смеха.

— Принес? — коротко спросила она.

Филипп отвесил неловкий поклон и протянул принцессе узел с одеждой. Узел приняла Эльза. Она укоризненно покачала головой, но все же не сдержала улыбку.

— На тебя что, столбняк напал? Даже и в этом овраге не нужно забывать, мальчик, что перед тобой принцесса Норриндола.

— Я надеюсь, это чистое? — как бы между прочим спросила принцесса, озираясь по сторонам.

— Да я, ваше высочество, его всего только раз и надевал.

Аделина внимательно посмотрела на Филиппа, а Эльза лишь руками развела.

— Вот видите, ваше высочество, это совершенный дикарь, а еще оруженосцем мечтает стать. Постирать надо было свои обноски, мальчик.

— Да какие еще обноски, я ж говорю, всего раз надевал, мне этот костюм на Весенний праздник сшили.

— Смотрите-ка, он к тому же и обиделся.

— Ну вот еще! — фыркнул Филипп. Хотя, по совести сказать, его и впрямь задели слова Эльзы. Она вообще не упускала случая подтрунить над своим старым другом, которого знала с детства. Филипп, впрочем, тоже не оставался в долгу. Да что там говорить, лишь года полтора как они перестали по-настоящему драться, а то, бывало, редкий их спор заканчивался без потасовки, причем первой в рукопашную переходила Эльза.

— Было бы на кого обижаться, — с кривой, натянутой усмешкой добавил Филипп.

Эльза тем временем присела на корточки и развязывала узел.

— Ого! Неплохо! Смотрите, ваше высочество.

Принцесса оглядела развернутое платье.

— Отлично. Спасибо, Филипп. И зря ты, Эльза, к нему придираешься.

— Я придираюсь? Ха! Между нами говоря, мог бы что-нибудь и получше принести… Так! — тон Эльзы переменился. Она выпрямилась и посмотрела на Филиппа испепеляюще.

— А где второй костюм?

— Второго нет.

— Я же просила тебя.

— Ты сказала: «один обязательно, а второй — если получится»…

— Я сказала: «постарайся принести второй»!

— Ну какая разница. У меня не получилось, как я ни старался. Что у меня, гардероб, как у купца? Я покамест сын простого оружейника. Вот один новый костюм, другой на мне. Правда, есть еще один, но он того… совсем уже, у матери в стирке.

— Тогда снимай, что на тебе!

— Чиво-о-о! Ну ты даешь. Да и потом, зачем тебе-то переодеваться?

— А как, по-твоему, я поеду в Тулон?

— Ты-ы?

— Ну не ты же.

Лицо Филиппа вытянулось до смешного. Эльза даже улыбнулась.

— Да ты что, думаешь, тебя специально позвали сопровождать принцессу Аделину?

На Филиппа было жалко смотреть: глаза его засверкали влагой, а губы чуть заметно задрожали. Он отвернулся и отошел от девушек.

— Эльза, — строго сказала принцесса, — перестань цепляться к Филиппу.

— Ха, было бы к кому!

— А на твоем месте, Филипп, — добавила Аделина, — я бы давно отдубасила ее.

Филипп обернулся, и по его лицу было видно, как внезапная веселость побеждает обиду.

— Ваше высочество! — фыркнула Эльза.

— Ну хватит болтать. Мы должны как можно скорее покинуть королевство, — принцесса огляделась по сторонам. — Где бы мне переодеться?

— Да вот, за кустами, с той стороны большого камня, — засуетилась фрейлина.

Принцесса пошла вперед, а Эльза, подхватив выходной костюм сына оружейника, поспешила за ней. На полпути она обернулась к Филиппу.

— А ты не ухмыляйся, встань здесь и отвернись. Повернешься — тебе не жить.

— Ага, надо больно! Что я, совсем дурак?

Когда девушки вышли из-за кустов, Филипп не удержался и воскликнул

— Здорово! Как на вас сшито, — но вспомнив, что он обижен, быстро оттопырил нижнюю губу.

— Рукава длинноваты, — не преминула заметить Эльза, — ну да ничего.

— Все в порядке, — сказала Аделина, — спасибо, Филипп.

— Всегда готов служить вашему высочеству, — не без достоинства ответил Филипп и поклонился настолько изящно, насколько мог.

Эльза залилась тихим смехом.

— Не могу! Вы только посмотрите на этого рыцаря.

— Спасибо тебе, Филипп, — еще раз повторила принцесса, улыбнувшись так, что у юноши защемило сердце. — Теперь ты можешь возвращаться домой.

На Филиппа словно ушат холодной воды вылили.

— Да вы что, ваше высочество! Как хотите, я с вами!

— Мне вполне довольно Эльзы.

— Но я… Ваше высочество, я из дома ушел. Я туда не вернусь. Я с вами, я в Тулон, — Филипп отчаянно боролся за воплощение мечты, он уже слишком далеко зашел в своих надеждах, чтобы отступать. — Когда вчера вечером Эльза мне сказала, что вы бежите в Тулон, я понял, что это знак. Я ведь и сам туда всегда собирался, только одному как-то… не того было. Ведь там я обязательно наймусь к какому-нибудь рыцарю оруженосцем, а потом… Да, можешь сколько угодно смеяться, Эльза, потом я сам стану рыцарем. Другого такого случая уже не будет, ваше высочество! Там, в Тулоне, собирается пограничная армия короля Озенгорна, я смогу пойти с ними на Лиммрун — это такая школа для оруженосца, такая возможность!…

Принцесса с улыбкой смотрела на Филиппа.

— «Кто рыцарства желает — доброго желает» — так сказано в Законе чести. Я понимаю тебя, Филипп. Еще недавно я сама мечтала стать девой-воительницей, как королева Утта…

— А сейчас? Разве вы не за этим едете в Сердце Пятиречья?

— Не знаю, — задумчиво произнесла принцесса. — Во всяком случае, в Тулон я еду не за этим.

— Но все равно, ваше высочество, возьмите меня.

— Интересно, на чем ты поедешь? — поинтересовалась Эльза. — Побежишь за нами? Но мы помчимся во весь опор. Поэтому тебе лучше вернуться домой, мальчик. И в Тулон тебе ехать незачем. Мы едем как раз для того, чтобы поторопить пограничную армию. Так что дня через два ты сможешь и здесь встретить рыцаря, нуждающегося в оруженосце. Да и вообще, сомневаюсь, чтобы тебя так сразу взяли оруженосцем, разве что конюхом для начала. Ты ведь еще мал для оруженосца.

— Мал!? Да я на два месяца тебя старше. И потом, не вернусь я домой и все! Я решил. И письмо родителям оставил, так что с вами или без вас, я все равно отправлюсь в Тулон.

Филипп отвернулся и, задрав голову, воззрился куда-то на облака.

Принцесса укоризненно посмотрела на фрейлину и покачала головой.

— Ну, если ты все решил…— сказала она.

Филипп обернулся с такими сияющими глазами, что даже Эльза расплылась в улыбке.

— Ваше высочество!

— Но есть два препятствия.

— Какие? — едва вымолвил юноша.

— Первое, я боюсь, что вы с Эльзой уморите меня своими нескончаемыми склоками. И потому вы должны поклясться, слышишь, Эльза, что не будете ссориться, а если кто нарушит клятву, то при первой возможности отправлю обоих на конюшню, для хорошей порки.

Эльза и Филипп посмотрели друг на друга исподлобья, но Эльза вдруг рассмеялась.

— Ваше высочество, — расплылся в улыбке Филипп, — мы ведь с ней друзья с самого детства и по-настоящему никогда не ссоримся…

— Нет, дружок, ты меня не проведешь. Давайте обещания оба, иначе ты поедешь в Тулон один.

Делать было нечего, и оба пообещали, причем Эльза выглядела такой кроткой.

— А второе препятствие — тебе, Филипп, действительно не на чем ехать, а мы торопимся.

— Да что вы, ваше высочество, я не такой дурак. У меня ведь и деньги есть, я скопил. Я так и рассчитывал, что в ближайшей деревне или на постоялом дворе куплю себе лошадь. Я, между прочим, все продумал. Даже оружие захватил, вы же не вооружены. Кто вас охранять будет?

Филипп пошарил у себя под курткой и вытащил длинный продолговатый предмет, обмотанный бурой тяпкой.

— Вот — кинжал, я его сам сделал.

При виде оружия у Аделины загорелись глаза. Это был довольно длинный кинжал, по форме напоминающий меч.

— Теперь у нас есть оружие, Эльза, — с затаенным восторгом проговорила Аделина. — Филипп, дай его мне.

— Но, ваше высочество, — стушевался юноша.

— Ты что, думаешь, принцесса Аделина хуже тебя управится с оружием? — возмущенно промолвила Эльза. — Ты разве не был вчера на турнире?

Филипп пожал плечами, и вдруг глаза его вспыхнули огнем.

— А вы возьмете меня, ваше высочество?

Принцесса рассмеялась.

— Спасибо, Филипп, ты дал хороший урок моей жадности. Что ж, если у тебя все продумано, то делать нечего. Преклони колено, юноша, и дай сюда свой меч.

Филипп опустился на колено, а Аделина коснулась лезвием кинжала сначала одного его плеча, затем другого.

— Я, к сожалению, не могу посвятить тебя даже в оруженосцы, но, как принцесса Норриндола, дочь короля Магнуса Мудрого, жалую тебе, Филипп, сын оружейника Шеробуса, звание моего пажа. Отныне ты под моим покровительством и в моей власти, доколе я не соизволю отпустить тебя к другому хозяину.

— Ваше высочество, — благоговейно вымолвил юноша.

Аделина протянула ему руку для поцелуя.

— И возьми свое оружие, паж.

Эльза беззвучно смеялась, но это был смех радости.

— Знаете, ваше высочество, — очень серьезно сказал Филипп, — Эльза права: доколе вы в мужском наряде, лучше вам носить кинжал. Примите его в дар вместе с моей верностью.

Принцесса была в восторге.

— Охотно принимаю, Филипп, твою верность и твой дар. Мне еще никто не дарил оружия. Если тебе не доведется стать рыцарем, клянусь, ты будешь моим первым оружейником. Но хватит болтовни, — деловито добавила принцесса, — трогаемся немедленно.

— А как же он? — поинтересовалась Эльза.

— Поедете на одной лошади.

— Да как же, ваше высочество?

— Сядешь за ним.

— Этого только не хватало! Болтаться мешком за такой дылдой.

— Ну давай я за тобой, — предложил Филипп.

— Еще чего. Вот навязался…

— Не забывай, что ты говоришь с пажом ее высочества.

— Тоже мне, паж…

— Эльза, — внушительно сказала принцесса, — ты, кажется, начинаешь?…

Она уже сидела в седле. Эльза поджала губы, покраснела. Подошла к лошади и, не глядя на Филиппа, сказала:

— Помоги мне.

Очутившись в седле, она все так же, не удостаивая взглядом своего друга, распорядилась:

— Поедешь сзади.

Солнце поднялось уже высоко. Узкими тропами, вьющимися по полям, беглецы проехали предместья и оказались на Западном, или как его чаще называли, Тулонском тракте. Здесь они пустились во весь опор и довольно скоро доскакали до Щучьего Лога.

На околице села, на поле, где третьего дня толпа крестьян чуть не поколотила хранителя королевской библиотеки, всадники остановились. Филипп спешился, Эльза, проворчав: «Наконец-то», поудобнее уселась в седле. У дороги, подпирая плетень, млел на утреннем солнце здоровый рыжеволосый крестьянский парень. Прищурив и без того маленькие глазки, он с любопытством посматривал на всадников. Филипп подумал, что ему крупно повезло. Он быстро подошел к крестьянину.

— Добрый день, — сказал он дружелюбно и даже почтительно.

— Здорово, — лениво ответил парень.

Филипп вспомнил лицо парня, они как-то с отцом останавливались в «Щучьем Логе»: это был сын хозяина трактира Гопс Младший, которого за глаза все звали детина Гопс.

— Понимаете, мне нужна лошадь. У вас на постоялом дворе наверняка должна быть. А если нет, не знаете ли, у кого можно купить? Я хорошо заплачу. У меня есть деньги, правда, — и для вящей убедительности Филипп похлопал себя по поясу, за который был заткнул тугой кошелек.

— Из города?

Детина Гопс, похоже, не узнал Филиппа. Да и с чего?

— Да. Из Баргореля.

— А я слышал, в Баргорель никого не пускают и из него не выпускают никого. Врут, значит?

— Да мы, собственно не из самого города, а из предместья. Гостили у этой… как ее… графини Урны, такая смешная госпожа, она еще таких маленьких собачек разводит. Да. Я там на службе состою. Я паж. Ну, собственно, недавно…

— Так тебе лошадь?

— Да, с упряжью, конечно. Я собираюсь попутешествовать. То есть мне нужно съездить в одно место. Я сопровождаю вон тех девушек…

На мгновение глаза детины Гопса округлились, но тут же снова прищурились, а лицо расплылось в ухмылке.

— То есть я хотел сказать, — опомнился Филипп, — мы с другом сопровождаем ту девушку. Она моя сестра. Ну… мы выросли вместе.

Филипп, похоже, совершенно запутался и разволновался до того, что даже если бы и захотел, то все равно не смог бы удержать свой язык. Избавление пришло внезапно. Детина отвалился от плетня и, коротко бросив: «Пошли», двинулся через лужайку и воротам конного двора. Филипп перевел дух. Всадницы на расстоянии двинулись за ними. Гопс остановился у распахнутых ворот и махнул рукой, предлагая войти в проем.

— Иди, иди, приятель, сейчас ты получишь лошадку. Самую отменную лошадку.

Напротив ворот располагался сарай, не слишком похожий на конюшню. Конюшня виднелась левее и глубже во дворе.

— Вот сюда, — сказал парень, отворяя дверь.

Филипп удивленно остановился на пороге.

— Да там она, там. Чего смотришь? Вот она!

Сильный толчок в спину швырнул новоиспеченного пажа в темноту сарая, и тотчас же за ним с треском захлопнулась дверь.

— Эй, ты чего!? — вскрикнул Филипп и с силой толкнул дверь. Но не тут-то было. — Ты что, приятель, открой сейчас же! — завопил паж принцессы и принялся что есть мочи колотить в дверь.

Всадницы тем временем подъехали к раскрытым воротам. Вопли Филипп привели их в недоумение.

— Что здесь происходит? — громко выкрикнула принцесса, въезжая во двор. Эльза следовала за ней. — Филипп, ты где?!

— Здесь, ваше высочество, — кричал, срываясь на фальцет, голос из сарая. — Этот гад меня запер. Открывай, гадюка Гопс!

— Эй ты, парень! — крикнула принцесса, ища глазами крестьянина. Но «гадюка Гопс» уже оказался сзади и поспешно закрывал ворота двора.

Аделине еще никогда не приходилось попадать в западню, но будучи опытной в ратных поединках, она сразу сообразила, что к чему. Первой реакцией было кинуться на коне к воротам. Даже если рыжий негодяй закроет створы, то явно не успеет запереть их. Но в сарае оставался паж, и принцесса круто повернула к нему на выручку. Но из-за сарая выехал всадник и стал между принцессой и злополучной дверью. Другой всадник выехал из-за стоящего рядом дома. При взгляде на этих всадников принцессе стало не по себе, главным образом поражали их сумрачные безжизненные лица, будто прибыли они из страны, где всегда пасмурно и идет вечный дождь.

Показался и третий всадник.

— Далеко ли путь держите, барышни? — спросил он не слишком приветливо.

И снова принцессой овладело безотчетное желание повернуть коня и через забор… Нет, высок очень. Ну тогда с седла махнуть на забор, соскочить вниз и бежать!… Но острая, как игла, мысль вонзилась в сознание и отрезвила Аделину: ведь Эльза наверняка не сможет, испугается, и опять же остается Филипп. Она перевела дух и выпрямилась в седле.

— Далеко ли путь держите, барышни, спрашиваю я вас?

Всадник не спеша приближался, как будто нарастал над принцессой

— А вам что за дело, — как можно более грубо проговорила принцесса, но тут же чувствовала, что в этот раз вряд ли ей удастся выдавать себя за какого-нибудь юношу.

— Зачем же так сурово, ваше высочество, — засмеялся незнакомец.

Этот смех будто хлестнул принцессу по лицу. Она вгляделась во всадника, и внутри у нее все похолодело. Но этот страх и разозлил девушку.

— Вы барон Квалдур, если не ошибаюсь? — спросила она как можно бесстрастнее.

— К вашим услугам, прекрасная Аделина.

Злость в душе девушки стала побеждать страх.

— А знаете ли вы, рыцарь Дикого Края, что я не нуждаюсь в ваших услугах.

Барон Квалдур снова захохотал.

— Неужели? А мне думается, путь ваш неблизкий и малознакомый. Как тут обойтись без проводника и защитника?

— По-моему, у вас был случай убедиться в том, что и без защитника я могу постоять за себя. А что касается цели моего пути, то повторяю: вас это не касается.

— Величайшее заблуждение, ваше высочество, цель вашего пути меня очень даже касается, ибо хотите вы того или нет, но нам по пути.

— Вы не знаете и не можете знать, куда я направляюсь…

— А я попробую угадать.

Барон Квалдур сделал паузу и его лицо озарилось лукавой ухмылкой.

— Угу… Ну, например, в Лотернот. Угадал? Именно туда король Магнус хотел послать вас еще вчера поздним вечером. Но вы, прекрасная Аделина, не привыкли подчиняться никому, кроме собственного каприза, а потому решили отправиться в Тулон, чтобы встретиться с королем Эркором Озенгорским. Как видите, я неплохо угадываю.

Принцессе стало невероятно противно от всей этой комедии.

— Вы просто… шпион!

— Вы, ваше высочество, угадываете хуже. Да и гадать тут нечего. Я же сказал вам, я ваш проводник и защитник.

— А я уже сказала, что не нуждаюсь в защите!

Принцесса начала терять терпение.

— Вы переоцениваете свои силы, прекрасная Аделина. Бродяги Оймена, свирепые тыштыронцы, нечисть Зачарованного Леса, которую простецы называют сельвенами, волколаки Дикого Леса, — и со всем этим вы хотите встретиться в одиночку?

— При чем здесь все это?! — в недоумении вскричала принцесса.

— Да при том, ваше высочество, что вы едете в Даркулон.

Едва Квалдур произнес это слово, принцессе показалось, что солнечный свет померк. В душе снова зашевелился безотчетный страх. Девушка натянула поводья и нервно оглянулась по сторонам. На глаза попалась бледное от страха лицо Эльзы. И снова страх за подругу пересилил страх за себя. Принцесса прямо посмотрела на рыцаря Дикого Края.

— Вы глубоко ошибаетесь, барон Квалдур, — медленно и уверенно проговорила принцесса, — я не поеду с вами не то что в Даркулон, но даже до конца улицы. Оставьте нас в покое, иначе…

С последними словами принцесса выхватила из-за голенища ботфорт кинжал, подарок Филиппа. Хохот Квалдура мог бы соперничать с набатом, который созывает селян на сходку или же возвещает о пожаре.

Филипп, услышав этот хохот в своем узилище, с новой силой принялся колотиться о дверь.

— Вы просто великолепны, дорогая принцесса, — отсмеявшись заговорил Квалдур, — вы лучшее из того, что породила эта убогая земля. И именно поэтому вы должны принадлежать самому величайшему из владык мира, моему господину королю Эрсепу Великому! Никаких «иначе» быть не может. Перед вами победитель Турнира Короны, и я имею полное право на вас…

— Единственное, на что может иметь право победитель этого турнира, так это на мою добровольную благосклонность.

— Ого! Впервые слышу, что Турнир Короны — всего лишь потеха для взбалмошных принцесс.

— Вы, должно быть, давно не были в Пятиречье и не знакомы с нашими обычаями. Никто в Благословенном Крае не рвет цветов, не спрося у них позволения.

— Уж не путаете ли вы, ваше высочество, Пятиречье с Магонией? Но, впрочем, это не имеет значения. Ваш отец, правитель Норриндола, отдает вашу руку моему господину королю Эрсепу Великому. И я уполномочен доставить вас к жениху. Уверяю вас, вы будете очень довольны.

Огонь блеснул в сузившихся глаза Аделины. Она наклонилась немного вперед и медленно произнесла:

— Этого не будет ни-ког-да.

Квалдур скривил рот.

— Быть может, вы захотите ознакомиться с указом вашего отца, государя Норриндола?

С этими словами он протянул принцессе свернутый и запечатанный королевской печатью пергамент.

Принцесса даже не пошевелилась.

— Я бы не осмелился, ваше высочество, принуждать вас, но в этом документе изложена воля обоих королей, и я не могу ее не выполнить. Во всяком случае, взгляните…

Мирный тон Дикого рыцаря сделал свое дело: Аделина приняла пергамент, внимательно рассмотрела печать, сорвала ее и развернула документ. Глубокий стон вырвался из груди принцессы, она медленно повалилась вперед к холке коня.

— Стой! — тотчас властно произнес черный рыцарь. — Сядь прямо.

Принцесса выпрямилась.

— Теперь ты в моей власти, — внушительно говорил Квалдур.

— В твоей власти, — глухим голосом отозвалась принцесса Аделина.

— Ты будешь слушать только мой голос.

— Только твой голос.

— Отлично, теперь едем.

— Едем.

— Ваше высочество! Принцесса! Что вы делаете? — воскликнула Эльза. В продолжение всего разговора она была ни жива ни мертва, но теперь, видя, что с принцессой случилось что-то неладное, обрела наконец дар речи.

— Ваше высочество!

— Замолчи, девчонка! — рявкнул на нее барон Квалдур. — Поедешь с нами, иначе твоей госпоже придется обходиться без прислуги.

Он вынул из безвольной руки принцессы кинжал и показал его Эльзе.

— Ты все поняла.

Эльза отчаянно закивала головой.

Квалдур пустил коня. Рыжий Освальд подхватил поводья лошади принцессы и поспешил за своим господином. Эльзе ничего не оставалось, как поторопиться вслед.

Детина Гопс, маячивший у ворот, уже отворял их. И, выбежав на лужайку перед трактиром, замахал на север.

— Туда, туда, ваша милость, там за полем начинается дорога, она и ведет в Боррусель, а дальше, как я вам говорил — болотом…

Через минуту в Щучьем Логе снова было тихо.

Филипп некоторое время, затаив дыхание, прислушивался. Он недоумевал: почему принцесса так внезапно замолчала, почему она послушно поехала с похитителями? А то, что Аделину похитили, было для Филиппа очевидно. Не вынеся неизвестности, новоиспеченный паж принцессы Аделины принялся колотить в дверь и орать не переставая. Он думал, что сойдет с ума, а затем ему даже померещилось, что он уже сошел с ума. Но все равно лупил в дверь подошвами башмаков и орал во всю глотку. Филипп не знал, сколько прошло времени, но его усердие принесло плоды. У двери послышались хриплая невнятная ругань, залязгал засов, и дверь отворилась.

— Какой черт тут с ума сходит?!

Сердце у Филиппа екнуло. «Ну вот, — подумал он, — сейчас пристукнут». На свету он не мог разглядеть лица говорившего, и в какой-то момент ему показалось, что это гадюка Гопс.

— Ты что здесь делаешь, шельмец?

Голос принадлежал пожилому мужчине, если не старику. «Наверное, Гопс Старший», — мелькнуло у Филиппа, но обдумывать эту мысль он не стал, а кинулся в узкий промежуток пространства между стариком и дверным проемом. Хозяин трактира хотел было схватить крикуна, засевшего в его сарае, но Филиппа спасла юношеская угловатость: он споткнулся о порог и кубарем прокатился под рукой старика Гопса. Затем как ошпаренный вскочил на ноги и заметался по двору.

— Стой, шельмец, стой, тебе говорю! — кричал старик Гопс. Но Филипп, хотя и был точно в помешательстве, смог разглядеть стоящую у ворот оседланную пегую кобылу и сообразить, что это его единственная надежда. Та стремительность, с которой паж принцессы вскочил в седло, в другое время стала бы предметом его гордости, но сейчас он думал только о том, что ему нужно удирать отсюда.

— Стой, ворюга! — уже не на шутку разошелся хозяин «Щучьего Лога». — Стой, конокрад проклятый!

Филипп же при всем при том счел нужным хоть как-то оправдаться.

— Да! — крикнул он истерически взвизгивая. — А у вас сынок — сволочь, разбойникам помогает! Принцессу похитили!…

Последние слова прозвучали уже на скаку. Но они тотчас эхом вернулись назад: «Похитили! Похитили!…» И уже не думая ни о чем, паж принцессы помчался в Баргорель.

Что и говорить, лошадь в «Щучьем Логе» Филиппу все-таки удалось раздобыть.

Глава восемнадцатая Тревожное утро

Принц Корфул открыл глаза и понял, что его разбудил свет. Свет был тусклым, но в сравнении с тьмой его каземата, особенно когда после ухода принцессы погасла лучина, он казался чуть ли не ослепительным. Свет падал из отдушины. Принц поднялся на локти, потом сел, ощущая под собой неприятную жесткость свалявшейся соломы.

Да, лучина погасла после того, как ушла принцесса. То есть после того, как она ушла во второй раз. Он тогда сидел, привалившись к холодной каменной стене, поглощенный сладкими грезами. Засов лязгнул, тяжело отворилась скрипучая дверь, и в каземат вошла принцесса, держа перед собой факел. Принц вскочил и застыл на месте. Ведь о ней, об Аделине он только что грезил. Принцесса на этот раз была одета в женское платье, и Корфул мысленно поблагодарил за это Небеса.

— У нас совсем нет времени, — сказала принцесса. — Отец отправляет меня в Южный удел, в Лотернот.

— Но почему? — удивился принц.

— Сейчас не время объяснять. Наше королевство, а возможно, и все Пятиречье в большой опасности. Отец говорит, что мы на пороге войны.

Лицо рыцаря сделалось словно каменным.

— С кем войны? От кого опасность?

— Не знаю, отец говорит, что это все из-за сельвенов. Корфул, понимаешь, с ним что-то происходит. Он как больной…

— Король?

— Ну да. Не могу понять, в чем дело, но он не просит помощи ни у кого из союзников. Он говорит что-то непонятное об Эрсепе Проклятом, будто тот просит моей руки…

— Что?! — воскликнул принц.

— Но этого никогда не будет, — поспешила уверить его принцесса, видя не только изумление, но и боль в глазах принца.

— Этого никогда не будет, — повторил Корфул с такой силой и твердостью, что Аделине вдруг захотелось крепко прижаться к нему. Но умница Аделина справилась с этим порывом.

— Я не хочу ехать в Лотернот. Когда королевство в опасности, я не могу отсиживаться в садах и виноградниках Южного удела.

Весть о войне подействовала было на принца как удар молнии. Но теперь, при взгляде на принцессу, на ее сверкающие от волнения глаза, тревога отступила. Корфул улыбнулся.

— Не беспокойся, любовь моя, я никому тебя не отдам и ни в какой Лотернот не отпущу.

Аделина удивленно смотрела на принца. Так с ней еще никто не говорил, и от этих спокойных и твердых слов она словно лишалась сил.

— Но как же быть? — спросила она неожиданно для себя, поскольку уже имела готовый план действий. Ей почему-то хотелось, чтобы сам принц своим спокойным твердым голосом сказал, что нужно делать.

— Лучше всего тебе было бы отправиться к моему отцу, королю Эркору. Он старинный друг короля Магнуса и обязательно придет на помощь и советом, и оружием.

Аделина так и подпрыгнула.

— Корфул, это невероятно! — крикнула она, но тут же зажала себе рот. — Ведь я и пришла сказать тебе, — зашептала она, — что я не поеду в Южный удел, я поеду в Пинагор к королю Эркору. Удивительно, что мы думаем одинаково.

— Да, но еще удивительнее, что я встретил тебя, а самое удивительное то, что ты есть, что ты — это ты, что ты такая. Аделина, я тебя…

Принцесс быстро положила ладонь на уста Корфула и долго и пристально смотрела в его глаза. Потом тихо произнесла:

— Мой принц.

Потом опустила руку. Принц улыбался.

— Тебе не нужно будет ехать в Пинагор, — сказал он. — Через два дня, вернее, уже послезавтра, отец будет у Камня Берготель с большим отрядом. Он решил последний раз отправиться в пограничный дозор на Лиммруне. Вот, — принц стянул со среднего пальца левой руки перстень и протянул принцессе. — Возьми. Он будет тебе велик, но пусть он станет залогом моей… верности тебе до того дня, когда я надену на твой палец обручальное кольцо. К тому же ты покажешь его моему отцу, и он все поймет.

Принцесса приняла перстень и крепко зажала его в ладони. Затем сняла маленький перстенек со своего пальца и отдала принцу.

— Возьми и ты залог любви принцессы Аделины. Только он будет тебе мал.

Принц взял перстенек и надел его, хотя и не без труда, на правый мизинец.

— Твоя любовь, принцесса-воительница, придаст силу моей деснице.

— Ваше высочество! — послышался слабый голос за дверями. — Торопитесь!

Аделина вздрогнула, вся напряглась и с тоской посмотрела в глаза принца.

— Времени совсем нет. Прощай, мой принц.

— До скорой встречи, любовь моя.

Принцесса сняла со стены принесенный ею факел и быстро вышла из каземата. Едва за ней закрылась дверь, как Корфула окутала непроглядная тьма — лучина потухла.

***

Принц Корфул встряхнул головой и встал с соломы. «А может, это был сон? То, что принцесса приходила во второй раз»? Он сжал правую руку в кулак, повернул к себе, и маленький бриллиант, впаянный в золотое колечко, радостно сверкнул разноцветными огнями. Принц широко и счастливо улыбнулся.

Внезапно лязгнул засов, дверь тяжело отворилась, и в помещение вплыл сноп огня. На мгновение у принца перехватило дыхание, но за дрожащим пламенем факела Корфул, к своему сожалению, разглядел серьезное и даже как будто хмурое лицо хранителя королевской библиотеки.

Витольд встал посреди помещения и огляделся.

— Я вижу, принц, вы пребываете в беспросветном мраке.

Принц указал растопыренной ладонью куда-то вверх и с улыбкой ответил:

— Небо куда более благосклонно к безвинным узникам, чем иные друзья, даже в кромешный мрак оно нет-нет, да и посылает свой луч.

— Думаю, эти изысканные эпитеты обращены не к моему факелу, — с печальной усмешкой молвил хранитель. — Ваш укор справедлив, принц. Но вечер с ночью выдались на редкость хлопотными. Даже не вышло прикорнуть хотя бы несколько минут.

— А я, надо сказать, прекрасно выспался, — немного поддразнил хранителя принц. Однако Витольду, видимо, и впрямь было не до шуток. Он пожал плечами и как-то невесело сказал:

— Что ж, значит, иногда узником быть выгодней, чем царедворцем.

Принц внимательно всмотрелся в хранителя.

— Ты что-то слишком мрачен, Витольд. Что за весть ты принес? Неужто за спасение жизни принцессы Аделины я осужден на вечное заточение?

— Две вести я принес вам, принц: первая — вы свободны.

Принц не сводил взгляда с хранителя.

— Неужели тебя это так печалит?

— Вторая весть, — не обращая внимания на замечание принца, продолжал Витольд, — вас требует к себе король Магнус, и он возвестит вам третью весть.

Веселость слетела с принца Корфула. Вспомнились слова принцессы о сватовстве Эрсепа Проклятого, и страшные подозрения прокрались в душу принцу. Он выпрямился и весь напрягся.

— Ну что ж, друг, веди меня к своему владыке.

Витольд хотел было что-то сказать, но лишь вздохнул, покачал головой и, отведя факел в сторону, жестом пригласил принца к выходу из каземата.

***

Король Магнус сидел в кресле в малом тронном зале Тайной башни. Только ночной прием горожан в большом тронном зале да проводы дочери поутру заставили короля Магнуса покинуть Тайную башню. Казалось, он решил затвориться здесь навеки. Кроме верного Голля, в зале находились маршал Решш, капитан Генхор, оружейник Шеробус и, как это ни странно, сын Шеробуса Филипп. Последний таращил выпученные от восторга глаза во все стороны, однако когда встречал взгляд отца, тотчас же опускал голову и натужно сопел. Король Магнус, казалось, дремал: откинувшись на спинку кресла, запрокинув голову, он сидел неподвижно с закрытыми глазами. Но, когда в зал вошел принц Корфул в сопровождении хранителя Витольда, король открыл глаза, резко поднялся и быстро пошел навстречу принцу. При взгляде на короля суровость Корфула мгновенно сменилась сначала изумлением, а затем острой, щемящей жалостью. Еще недавно суровый и гордый властелин был теперь сгорбленным, будто на него навалили непосильную ношу, состарившимся, прихрамывающим, с трясущейся головой, а в лице отразились изнеможение и скорбь.

Он подошел к принцу, положил дрожащие руки ему на плечи, и глаза его заблестели от слез.

— Прости меня, мальчик мой, я страшно виноват перед тобою. Страшно виноват.

Король не говорил, а шептал каким-то сиплым шепотом.

— Ваше величество! — воскликнул Корфул. — Ваше величество, да что стряслось? Что с вами?

Он изумленно огляделся вокруг, как бы ища ответа у окружения короля.

— Я недооценил его, — продолжал шептать король, обнимая Корфула правой рукой и увлекая к трону. — Я был слеп, и вот как приходится расплачиваться! Но самое страшное, что за мою глупость и гордость приходится расплачиваться и моей девочке.

Король, словно обессилев, опустился на ступеньки возле трона. Тотчас рядом с королем очутились Голь и Витольд. Последние слова Магнуса как бичом ударили принца Корфула. Он побледнел и склонился над королем.

— Что? Что с принцессой?

Сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Магнус силился что-то сказать, но ему не хватало голоса даже на шепот.

— Сегодня утром принцессу Аделину похитили, — сказал Витольд и положил руку на плечо принца.

— Что! — воскликнул Корфул. — Что значит похитили? Кто похитил?

— Барон Квалдур.

— Квалдур?! — скорее взревел, чем выкрикнул Корфул.

— Успокойтесь, принц, — чуть повысив голос, сказал Витольд. — Нам всем сейчас нужны спокойствие и рассудительность.

— Спокойствие и рассудительность? — в негодовании переспросил принц. — Ты понимаешь, что говоришь, Витольд? Аделина похищена этим вероломным негодяем! А ты говоришь о спокойствии.

Король в это время снова обрел дар речи.

— Глупая, своевольная девчонка, — качая головой, шептал он. — Но разве она виновата в этом. Я совсем ею не занимался. Мне казалось, что я так близок к величайшему открытию… Так близок все последние пятнадцать лет! Какой страшный обман! Корфул, мальчик мой, — король ухватился за руку принца и поднялся на ноги. — Только в тебе моя надежда. Ты сможешь вернуть ее.

— Да, государь, я немедленно отправляюсь за ней.

— Да, да, — проговорил Магнус, подходя и усаживаясь в кресло. Он, кажется, окончательно взял себя в руки. — Ты отправишься за ней, но не тотчас же.

— Но почему?

— Потому что неизвестно, куда отправляться, — вместо короля ответил хранитель.

— Тебе, принц, нужно узнать все подробности этого дела, — сказал король, — а затем, не мешкая, мы выработаем план наших действий.

Король отыскал взглядом Филиппа и сурово промолвил:

— Иди сюда, заговорщик.

Мальчишка — иначе сына оружейника Шеробуса назвать было нельзя: худой, угловатый, только нынешним летом пошедший в рост и обзаведшийся темным пушком над верхней губой — так вот, этот мальчишка, неуверенно ступая и не зная, куда девать руки, подошел к трону.

— У нас есть свидетель похищения, — кивнул на Филиппа король. — Давай рассказывай, как все было, и ничего не пропускай.

Рассказ Филиппа был многословным и путанным, юношу часто перебивали вопросами. Те, кто уже был посвящен в события, поправляли Филиппа, подсказывая то, что он пропускал.

Когда Филипп закончил свой рассказ, король Магнус поднялся и выпрямился во весь рост, только голова его была опущена. Некоторое время он молчал. Затем поднял голову и медленно обвел взглядом всех присутствующих.

— Слушайте волю короля Норриндола. Я объявляю здесь стоящего принца Корфула, второго сына короля Эркора Озенгорнского, победителем Турнира Короны. Я объявляю его преемником трона Норриндола и отдаю ему в жены дочь нашу, принцессу Аделину Баргорельскую.

Король повернулся к принцу Корфулу.

— Пойди же, мальчик мой, и завоюй ее! Мое благословение да пребудет с тобою. Когда будешь править, полагайся только на честь своего призвания и посвящения, это высокая честь. И всегда прислушивайся к советам королей-братьев.

Король Магнус тяжело опустился на трон.

— Я виновен против Содружества Двенадцати Королей, — поникнув головой, проговорил он, но тут же поднял взгляд. — Но здесь меня некому судить! Конец близок, — опять тихо проговорил он и устремил на принца горячий взгляд. — Ступай, принц Корфул, освободи Адель, она достойна тебя. Докажи же, что и ты достоин ее и трона одного из королевств Благословенного Края.

Принц опустился на одно колено перед королем, затем поднялся и резко направился в дверям.

— Постойте, принц! — окликнул его маршал Решш. — Прошу меня простить, но при всей неотложности дела нам надо выработать какой-нибудь план действий. Что вы собираетесь предпринять, принц?

Корфул недоуменно посмотрел на него.

— Но это же очевидно. Филипп слышал, что от Щучьего Лога они поехали на север. Я собираюсь отправиться по их следу, но для начала вытрясти дух из негодяя Гопса.

— Но прошло около часа с тех пор как все это… э-э произошло, — возразил Решш.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что во-первых, на севере Горроган, и я не представляю, что делать барону Квалдуру в горах, а во-вторых, дорога от Щучьего Лога идет вдоль Гестеруна, и за прошедшее время похитители могли переправиться на правый берег. По их следу, конечно, нужно идти, но поскольку цель рыцаря Дикого края — Даркулон, я предлагаю немедленно послать отряд для перехвата в Оймен — это единственная переправа через северный Лиммрун.

— Они могут переправиться где угодно, — возразил Витольд, — ведь выше Оймена Лиммрун не такой широкий.

— Но и не такой узкий, и потом, там очень сильное течение. Переплыть там реку с двумя девушками без посторонней помощи… Сомневаюсь. Разве что их кто-нибудь поджидает. Ваше величество, — обратился Решш к королю, — прикажите послать отряд в Оймен и выставить дозоры у Эртова моста, у Большой Вирлы, у Пограничного Разъезда…

— И тогда уж на всякий случай, — вмешался принц, — отряд по южной дороге. А вдруг отъезд на север был обманным маневром Квалдура?

— Кто же останется охранять город? — тяжело спросил король.

— Ваше величество, — сказал маршал, — я уже отправил гонцов для сбора ополчения.

— Но они прибудут только к утру, самое раннее — к ночи.

— Отряд барона Горна из Болотного замка подойдет уже к полудню.

— Решш, — повысил голос король, — я уже говорил, Баргорель в осаде, в незримой осаде, я не дам ни одного воина.

— Но нам все равно не обойтись без городского ополчения

Король помолчал.

— Хорошо, отряд в пять-шесть всадников не обеднит оборону. Пошли их под началом капитана Генхора.

Услышав свое имя, рыцарь отсалютовал королю.

— Ваше величество, — Витольд поспешно подошел к трону. — Я пошлю на разведку Фьюта.

— Наконец-то я слышу мудрое решение. Подойди сюда, маршал.

Король снял с пальца большой рубиновый перстень.

— Возьми этот символ власти Норриндола. Отныне ты градоправитель, доколе не вернется принц Корфул. Храни его до коронации.

— Ваше величество!

— Бери! Ты отвечаешь за оборону города. Начальник городского ополчения мастер Шеробус будет тебе помощником. Он знает толк не только в оружии, но и том, как его применять. Нам пора. Каждый должен заняться своим делом. Мое место здесь, в Тайной башне.

Король поднялся, сошел по ступеням и вплотную подошел к Витольду.

— Прости меня, мой мальчик.

— За что, ваше величество?

Но король Магнус не ответил, а лишь крепко обнял его.

— Ты знаешь, где твое место, — сказал он, отпустив объятья. — С Корфулом. Ты ему нужен. А теперь пора, — обратился король ко всем. — Не будем больше терять время.

Все присутствующие поклонились и поспешно вышли. К королю медленно подковылял отставной шут. Король погладил его по лысой голове.

— Ну вот, мой добрый Голь, остались только мы вдвоем. Только я и ты.