Часть 4. Путешествие

1

Кельсер бежал. Его гнала вперед потребность спешить, расходовать силу, двигаться. У бегущего человека всегда есть цель.

Он покинул окрестности Лютадели, двигаясь вдоль канала, чтобы придерживаться нужного направления. Как и озеро, канал на этой стороне оказался вывернут наизнанку и представлял собой длинную узкую насыпь, а не углубление в земле.

На ходу Кельсер попытался еще раз разобраться в противоречивых образах, впечатлениях и идеях, которые нахлынули на него в том месте, где он воспринимал все сразу. Вин может победить Разрушителя. В этом Кельсер был уверен так же точно, как и в том, что у него самого ничего не выйдет.

Однако дальше ясности в мыслях не было. Эти люди, Айри, работают над чем-то опасным. Это можно использовать против Разрушителя… скорее всего.

На этом все. Охранитель оказался прав: потоки в том месте вне времени и пространства были слишком запутанными, слишком эфемерными, от них оставалось лишь смутное впечатление. Но кое-что Кельсер сделать мог.

Поэтому он бежал. Пешком слишком долго, нет времени. Как жаль, что алломантия не действует: не помешала бы мощь и выносливость, которую даровал пьютер. Он владел этой силой лишь короткое время по сравнению со всей остальной жизнью, но она очень быстро стала его второй натурой.

На эти умения больше полагаться нельзя. К счастью, за неимением тела Кельсер, похоже, не уставал, пока не начинал думать, что пора устать. Эта проблема решилась быстро: если ему что и удавалось в совершенстве, так это лгать самому себе.

Оставалось надеяться, что Вин продержится достаточно долго, чтобы их всех спасти. Ужасно тяжелый груз для ее хрупких плеч, но он возьмет на себя сколько сможет.

2

«Я знаю это место», — подумал Кельсер, замедляя бег. Это был небольшой городок на берегу канала, где останавливались канальщики, чтобы пропустить стаканчик, помыться в горячей воде, переночевать и дать отдых скаа. Такие практически одинаковые городки были разбросаны по всем доминионам. Этот отличался от остальных двумя полуразрушенными башнями по другую сторону канала.

«Точно».

Кельсер остановился посреди улицы. Эти башни было легко узнать даже в смутном, туманном пейзаже этой реальности. Лонгсфоллоу. Так вот куда он уже добрался? Так далеко от Центрального доминиона. Сколько же он бежал?

После смерти время текло странно. Кельсер больше не нуждался в пище и не чувствовал усталости, если только ее не порождал разум. Разрушитель заслонил солнце, свет исходил лишь от туманной земли, и было очень трудно судить о том, сколько прошло дней.

Кельсер бежал… сколько-то. Долго ли?

Вдруг накатила усталость, разум оцепенел, как после затяжки пьютером. Со стоном он уселся прямо на насыпь канала, покрытую крохотными растениями. Похоже, они растут везде, где в реальном мире есть вода. Кельсер обнаружил, что они пробиваются из туманных лунок.

Между городами, где пружинистая земля была тверже, время от времени встречались другие, более необычные растения. Это были места без людей — обширные пепловые пустоши между островками цивилизации.

Стряхнув усталость, Кельсер с трудом поднялся на ноги. Все эти ощущения лишь в его голове, причем буквально. Бежать больше не хотелось, и он прошелся по Лонгсфоллоу. Городок или, скорее, поселок вырос вокруг пристани на канале. Аристократы, владеющие плантациями в стороне от канала, приезжали сюда торговать и отправлять товары кораблями в Лютадель. Поселок превратился в шумный центр торговли и общественной жизни.

Кельсер убил здесь семь человек.

Или восемь? Он принялся считать на ходу: лорд, оба сына, жена… еще двое охранников и кузен. Да, семеро. Все правильно. Он пощадил жену кузена, которая ждала ребенка.

Они с Мэйр снимали здесь комнату над хозяйственной лавкой, притворяясь торговцами из мелкой усадьбы. Кельсер поднялся по ступеням и остановился у двери. Коснулся пальцами, ощутил ее в физической реальности, знакомую даже спустя столько времени.

«У нас был план! — сказала Мэйр, когда они в спешке собирали вещи. — Как ты мог так поступить?»

— Они убили ребенка, Мэйр, — прошептал Кельсер. — Утопили ее в канале, привязав камни к ногам. За то, что она разлила чай. За то, что она разлила проклятый чай.

«О, Кел, — отозвалась Мэйр. — Они убивают каждый день. Это ужасно, но такова жизнь. Ты собираешься воздавать по заслугам каждому аристократу?»

— Да. — Кельсер ударил кулаком в дверь. — Я это сделал. Я заставил заплатить самого Вседержителя, Мэйр.

И эта бурлящая масса извивающихся змей в небе… вот чем все закончилось. В тот миг вне времени с Охранителем он узрел истину. Вседержитель смог бы отсрочить конец света еще на тысячу лет.

Убить одного человека. Свершить возмездие, но стать причиной множества смертей? Они с Мэйр сбежали из поселка. Позже он узнал, что сюда приходили инквизиторы, пытали их знакомых и многих убили в поисках ответов.

Убей — и они убьют в ответ. Сверши возмездие — и они воздадут десятикратно.

«Ты мой, Выживший».

Кельсер стиснул дверную ручку, но лишь уловил ее реальный образ. Ее не сдвинуть. К счастью, сквозь дверь можно просто пройти. Продравшись вперед, Кельсер пораженно замер: комната оказалась занята. Единственная сияющая душа — человек в реальном мире — лежала на койке в углу.

Они с Мэйр покидали это место в спешке, и им пришлось оставить кое-какие пожитки, спрятав их в нише за камнем в очаге. Теперь их там нет: Кельсер стащил их после смерти Мэйр, когда сбежал из Ям и начал учиться у странного старика-алломанта по имени Джеммел.

Держась подальше от человека, Кельсер подошел к маленькому очагу. Когда он вернулся за спрятанными монетами, его путь лежал в Лютадель, а мысли переполняли грандиозные планы и рискованные идеи. Он отыскал не только монеты, но и нечто большее. Рядом с мешочком монет ждал дневник Мэйр.

— Если бы я умер, — громко сказал Кельсер, — и дал утащить себя в это другое место… Я был бы сейчас с Мэйр?

Нет ответа.

— Охранитель! — крикнул Кельсер. — Ты знаешь, где она? Ты видел, как она ушла во мрак, о котором ты говорил, в то место, куда люди попадают после этого? Если бы я умер, я был бы сейчас с ней?

Охранитель снова не ответил. Его разум явно не присутствовал во всех местах сразу, даже если сущность находилась повсюду. Учитывая его эксцентричное поведение в последнее время, возможно, его разум не мог сосредоточиться даже в одном месте. Вздохнув, Кельсер огляделся.

И шагнул назад, обнаружив, что человек встал с койки и озирается.

— Чего тебе? — рявкнул Кельсер.

Человек подскочил. Услышал?

Кельсер подошел к нему и дотронулся, сняв образ старого нищего с всклокоченной бородой и диким взглядом. Старик бормотал себе под нос, и Кельсер, пока прикасался к нему, смог кое-что разобрать.

— В моей башке, — бормотал нищий. — Вали из моей башки.

— Ты слышишь меня, — сказал Кельсер.

Старик снова подскочил.

— Проклятый шепот. Вали из моей башки!

Кельсер опустил руку. Он видел это в волнах пульсации. Иногда безумцы шептали то, что слышали от Разрушителя. Похоже, они слышали и Кельсера.

Можно ли использовать этого человека? Похолодев, Кельсер вспомнил, что временами Джеммел бормотал точно так же. «Я всегда считал его сумасшедшим».

Кельсер снова попробовал поговорить с нищим, но ничего не вышло. Тот все так же подскакивал и бормотал, но ничего не отвечал.

В конце концов Кельсер вышел из комнаты. Хорошо, что безумец отвлек его от воспоминаний. Он полез в карман, но вспомнил, что у него больше нет рисунка с цветком, который дала ему Мэйр. Он оставил его Вин.

Кельсер знал ответ на вопрос, который только что задал Охранителю. Отказавшись принять смерть, он потерял возможность воссоединиться с Мэйр. Разве что за гранью вообще ничего нет. Разве что та смерть настоящая и окончательная.

Разумеется, Мэйр не ждет, что он просто сдастся, позволит надвигающемуся мраку поглотить его? «Все, кого я видел, ушли по доброй воле, — подумал Кельсер. — Даже Вседержитель. Почему я настоял на том, чтобы остаться?»

Глупые вопросы. Бесполезные. Он не мог уйти, когда над миром нависла такая угроза. И он не позволит себе умереть даже ради того, чтобы быть с Мэйр.

Оставив поселок за спиной, Кельсер снова повернул на запад и перешел на бег.

3

Кельсер опустился на колени возле старого погасшего очага, который в этой реальности выглядел кучкой призрачных холодных поленьев. Как выяснилось, нужно останавливаться каждые пару недель, чтобы дать себе передышку. Бежал он уже… очень долго.

Сегодня он собирался наконец разгадать головоломку. Кельсер поднял туманные остатки костра и тут же уловил его образ в реальном мире, но, проникнув глубже, ощутил кое-что еще.

Не просто изображение, но ощущения. Почти эмоции. Холодное дерево неким образом помнило тепло. В реальном мире этот огонь был мертв, но желал снова разгореться.

Странное ощущение — понимать, что у поленьев есть желания. Очаг горел долгие годы и кормил семьи многих скаа. Бесчисленные поколения сидели перед ямой в полу и практически постоянно поддерживали огонь. Они смеялись, наслаждаясь короткими моментами счастья.

Огонь даровал им эти мгновения и жаждал делать это и дальше. К сожалению, люди ушли. Кельсер все чаще обнаруживал покинутые деревни. Пеплопады продолжались дольше обычного, и временами Кельсер ощущал, как даже в этой реальности дрожит земля. Землетрясения.

Он мог кое-что дать этому огню. «Гори снова, — сказал он. — Снова дари тепло».

В физической реальности это невозможно, но все предметы оттуда могли проявиться здесь. Огонь на самом деле не был живым, но люди, обитавшие здесь раньше, воспринимали его почти как живого — знакомого, теплого друга.

«Гори…»

Из пальцев Кельсера вырвался свет, в ладони вспыхнуло пламя. Он поспешно выронил его и, ухмыльнувшись, отступил. Потрескивающий огонь очень походил на тот, которым пользовались Наж и Крисс. Поленья с танцующими язычками пламени появились на этой стороне.

Костер. Он соорудил костер в мире мертвых. «Неплохо, Кел», — подумал Кельсер. Опустившись на колени, он глубоко вздохнул, сунул руку в огонь и схватился за его сердцевину, после чего сжал в кулаке клуб тумана, который был сутью костра. Костер сложился и исчез.

Кельсер ощущал туман в пригоршне так же, как и землю под ногами, — упругим, но достаточно реальным, если не сжимать слишком сильно. Он спрятал душу костра в карман, практически уверенный в том, что тот не вспыхнет, пока ему не прикажут.

Оставив лачугу скаа, он вышел во двор. Ему не доводилось бывать здесь прежде: они с Джеммелом никогда не заезжали так далеко на запад. Плантации в этих краях представляли собой множество мелких наделов — непривычных прямоугольных построек, низких и приземистых, окруженных большими дворами. Кельсер вышел со двора и оказался на улице, проложенной между десятком похожих лачуг.

В целом, скаа здесь жилось лучше, чем во внутренних доминионах. Но это все равно что сказать, будто утонуть в пиве лучше, чем в кислоте.

С неба сыпался пепел. В первые дни в этой реальности Кельсер его не видел, но со временем научился различать: пепел проявлялся как крошечные, почти невидимые завитки тумана. Кельсер перешел на бег, и пепел взвился вокруг. Некоторые хлопья проходили сквозь Кельсера, отчего казалось, что сам он пепел — выжженная, гонимая ветром оболочка, сгоревший до углей труп.

Пепла навалило слишком много. Он не должен выпадать здесь в таких количествах. Пепельные горы далеко, и из своих путешествий Кельсер помнил, что пеплопады в этих краях случаются лишь раз или два в месяц. По крайней мере, так обстояли дела до пробуждения Разрушителя. По пути попадались призрачные живые деревья, их души проявлялись крошечными завитками тумана, сияющими, как и души людей.

Кельсер догнал путников, бредущих на запад, к прибрежным городам. Похоже, знать уже сбежала в том же направлении, напуганная внезапным усилением пеплопадов и другими признаками разрушения. Пробегая мимо, Кельсер протянул руку, чтобы, коснувшись, получить представление о каждом человеке.

Молодая мать со сломанной ногой прижимает к груди новорожденного.

Старуха, сильная, потому что у старых скаа нет выбора: слабых часто бросают умирать.

Веснушчатый парень в нарядной рубашке, скорее всего, украденной из особняка лорда.

Кельсер искал признаки безумия или буйства. Он убедился, что такие люди часто могли его слышать, хотя дело не всегда было в явном безумии. Многим не удавалось разобрать отдельные слова, но они улавливали призрачный шепот, отголоски.

Кельсер поднабрал скорость, оставив горожан позади. Судя по свету тумана под ногами, это наезженная дорога. За долгие месяцы бега Кельсер понял когнитивную реальность и до определенной степени смирился с ней. В беспрепятственном прохождении сквозь стены и подглядывании за людьми есть определенная свобода.

Но он был так одинок.

Кельсер постарался не думать об этом и сосредоточился на беге и будущей задаче. Время здесь размывалось, и ощущения, что минуло много месяцев, не возникало. Уж лучше так, чем год сходить с ума запертым в Источнике.

Но Кельсер скучал по людям. Он не мог без людей, бесед, друзей. Без них он чувствовал себя опустошенным. Он что угодно отдал бы за то, чтобы Охранитель, пусть и не в себе, появился и поговорил с ним. После бесконечных туманных пустошей сошел бы даже тот беловолосый Бродяга.

Кельсер старался отыскать безумцев, чтобы хоть как-то пообщаться с другими живыми существами, пусть это и не имело смысла.

«По крайней мере, я кое-чем обзавелся», — подумал он. У него в кармане костер. Когда он выберется из этой передряги, а он непременно выберется, точно будет что рассказать.

4

Кельсер, Выживший в Смерти, наконец взобрался на последний холм, и перед ним раскинулась невероятная картина.

Земля вырастала из тумана, зловещая, темная и необъятная. Она казалась не такой живой, как текучий бело-серый туман, но это было поистине желанное зрелище.

Кельсер издал долгий вздох облегчения. Последние недели выдались особенно трудными. При мысли, что придется еще бежать, становилось тошно, от одиночества в текучем тумане мерещились призраки, в безжизненном ничто вокруг слышались голоса.

Он уже не тот человек, что покинул Лютадель. Кельсер воткнул в землю посох, который позаимствовал с тела мертвого беженца из реального мира. Он упросил посох вернуться к жизни, пообещав новый дом и нового хозяина. Так же он поступил с плащом, который теперь окутывал его плечи, потрепанный по краям, почти как плащ рожденного туманом.

Мешок он тоже сменил, взяв новый из заброшенной лавки. У этого мешка никогда не было хозяина, и он считал своим предназначением лежать на полке и служить предметом восхищения. Тем не менее попутчик из него вышел отличный.

Усевшись, Кельсер отставил в сторону посох, залез в мешок и пересчитал туго свернутые клубки тумана. На этот раз ни один не исчез — вот и хорошо. Если предмет находили или, того хуже, уничтожали в физической реальности, его идентичность менялась и дух возвращался в то место, где находилось тело.

Лучше всего были брошенные предметы. Ими долгое время пользовались, поэтому они имели сильную идентичность, но в физической реальности о них больше никто не заботился. Кельсер вынул из мешка клубок тумана, который был костром, развернул его и окунулся в тепло. Костер начал изнашиваться, в поленьях появились туманные дырки. Кельсер предполагал, что унес костер слишком далеко от изначального местоположения, и расстояние пагубно на нем сказывается.

Он достал и развернул еще один клубок тумана — кожаный бурдюк — и сделал большой глоток. Вода не приносила реальной пользы: она исчезала вскоре после того, как вытекала из бурдюка, да и Кельсер не нуждался в питье.

Но он все равно пил. Вода приятно освежала губы и горло. И Кельсер мог делать вид, что жив.

Кельсер сидел на склоне холма рядом с душой костра, потягивая призрачную воду и обозревая новый рубеж. Тот миг, что он пережил в реальности богов, тот момент вне времени превратился в далекое воспоминание… Впрочем, если честно, он стал казаться далеким, как только Кельсер из него выпал. Потрясающие связи и простирающиеся в вечность озарения тут же истаяли, как туман под утренним солнцем.

Ему нужно было добраться сюда. А что дальше… он понятия не имел. Где-то здесь есть люди, но как их найти? И что делать, когда он их обнаружит?

«Мне нужно то, что у них есть, — подумал Кельсер, снова глотнув из бурдюка. — Но они мне это не отдадут». Сомневаться не приходится. Но что это такое? Знания? Как обмануть тех, кто, скорее всего, даже не говорит на твоем языке?

— Мутный? — позвал Кельсер для проверки. — Охранитель, ты здесь?

Нет ответа. Вздохнув, Кельсер убрал бурдюк в мешок и посмотрел через плечо туда, откуда пришел.

И тут же вскочил на ноги, выдернул из ножен на боку нож и крутанулся так, чтобы оказаться по другую сторону костра от закутанной в мантию фигуры с огненно-рыжими волосами. Человек приветливо улыбался, но Кельсер заметил у него под кожей шипы. Тысячи паучьих лап пробивались сквозь кожу, отчего она беспорядочно морщилась.

Марионетка Разрушителя. Существо, которое тот создал и спустил на Вин.

— Привет, Кельсер, — сказал Разрушитель губами марионетки. — Мой собрат недоступен. Но, если хочешь, я передам ему твои просьбы.

— Не подходи. — Кельсер размахнулся ножом, инстинктивно потянувшись к металлам, которые больше не мог поджигать. Проклятье, как этого недоставало.

— О, Кельсер, — сказал Разрушитель. — Не подходить? Я вокруг тебя — воздух, которым ты якобы дышишь, земля под твоими ногами. Я в этом ноже и в самой твоей душе. Как же мне «не подходить»?

— Можешь говорить что угодно, но ты мной не владеешь. Я не твой.

— Почему ты так сопротивляешься? — спросил Разрушитель, вышагивая вокруг костра.

Кельсер двинулся в противоположном направлении, сохраняя дистанцию.

— О, даже не знаю. Возможно, потому, что ты злая сила разрушения и боли.

Разрушитель дернулся, будто оскорбившись.

— А вот это излишне! — Он развел руками. — Смерть — не зло, Кельсер. Смерть — необходимость. Завод любых часов должен истечь, любой день — закончиться. Без меня нет и никогда не могло быть жизни. Жизнь — это изменение, и я представляю это изменение.

— И теперь ты хочешь с ней покончить.

— Это был мой дар. — Разрушитель протянул к нему руку. — Жизнь. Чудесная, прекрасная жизнь. Радость новорожденного, гордость родителя, удовлетворение от проделанной работы. Все это от меня. Но с этим покончено, Кельсер. Эта планета — отживший свое старик, испускающий последние вздохи. Дать отдохновение, которое ему требуется, — не зло, а милосердие.

Кельсер посмотрел на руку Разрушителя: под кожей проступали острые кончики паучьих лап.

— Но кому я это говорю? — вздохнул Разрушитель, убирая руку. — Человеку, который не смирился с собственным концом, хотя этого жаждала его душа, а его жена хотела, чтобы он присоединился к ней в Запределье. Нет, Кельсер, я не жду, что ты поймешь, почему всему необходим конец. Если хочешь, продолжай считать меня злом.

— Что плохого в том, чтобы дать нам еще немного времени? — спросил Кельсер.

Разрушитель рассмеялся.

— Все тот же вор, прикидывающий, что же сойдет ему с рук. Нет, отсрочка была дарована уже много раз. Как я понимаю, послания не будет?

— Будет. Передай Мутному, чтобы он взял что-нибудь длинное, жесткое и острое и вогнал тебе в задницу за меня.

— Как будто он может кому-то навредить, даже мне. Ты сознаешь, что, если бы контроль был у него, никто бы не старел, никто бы не мыслил и не жил? Если бы все подчинялось его воле, вы все застыли бы во времени, неспособные действовать, чтобы нечаянно не причинить друг другу вред.

— Поэтому ты его убиваешь.

— Как я и сказал, — ухмыльнулся Разрушитель, — из милосердия. Старик давно не первой свежести. Но если в твоих планах лишь оскорблять меня, я, пожалуй, пойду. Жаль, что ты будешь на этом острове, когда наступит конец. Наверно, тебе хотелось бы поприветствовать остальных, когда они умрут.

— Не может быть, чтобы это случилось так скоро.

— К счастью, может. Но даже если бы ты мог чем-то помочь, здесь ты бесполезен. Какая жалость.

«Конечно, — подумал Кельсер. — И ты пришел сказать мне об этом, вместо того чтобы тихонько радоваться тому, что меня там нет».

Мало кому удавалось провести Кельсера. Разрушитель хотел, чтобы он поверил в то, что конец очень близок и что его путешествие не имеет смысла.

А значит, это не так.

«Охранитель сказал, что не может уйти вместе со мной, — подумал Кельсер. — Разрушитель скован таким же образом, по крайней мере, пока не уничтожен мир».

Возможно, впервые за много месяцев ему удастся избавиться от корчащегося неба и от глаз Разрушителя. Отсалютовав, Кельсер собрал костер и зашагал вниз по холму.

— Бежишь, Кельсер? — Разрушитель появился на склоне, сложив руки на груди. Кельсер прошел мимо. — От судьбы не сбежать. Ты привязан к этому миру и ко мне.

Кельсер не останавливался, и Разрушитель возник у подножия холма в той же позе.

— Те глупцы в крепости тебе не помогут. Думаю, когда наступит конец этого мира, я нанесу им визит. Они и так существуют гораздо дольше, чем следует.

Кельсер замер на границе суши из темного камня, такой же, как ставшее островом озеро, но еще больше. Океан превратился в континент.

— Я убью Вин в твое отсутствие, — прошептал Разрушитель. — Всех их убью. Подумай об этом по пути, Кельсер. Если к твоему возвращению что-то останется, возможно, ты мне понадобишься. Спасибо за все, что сделал в моих интересах.

Кельсер ступил на океан-континент, оставив Разрушителя на берегу. Он почти видел длинные пряди силы, которые оживляли марионетку и даровали ужасной силе голос.

Проклятье, его слова — ложь. Он знал это.

Но они все равно причиняли боль.

Загрузка...