Особая система, сложившаяся в ичкерийском бантустане, обладая большинством характерных признаков тайных обществ, имеет и существенные отличительные черты. К их числу относятся такие, как сравнительно широкая социальная база, масштабность решаемых задач, наличие в системе структур, свойственных государственным образованиям, и некоторые другие. Исторической предтечей ТОЙ можно назвать упоминавшийся орден асасинов, основавших в средние века свое государство с центром в иранской крепости Аламут. Будучи формально мусульманами, а по существу террористами, они вряд ли сумели бы создать свой относительно независимый анклав, опираясь на классический ислам, который под страхом божественной кары категорически запрещает криминал в любых формах и проявлениях. Вот почему идейной базой асасинов оказалось псевдоисламское учение низаритов, которых трудно назвать мусульманами. Для асасинов и ичкерийцев ортодоксальный ислам, предписывающий мирные пути решения всех проблем, оказался неприемлемым.
Идейным отцам ТОЙ впору пришелся ваххабизм, позволяющий «обоснованно» убивать и грабить. Дело в том, что в этом неоисламском учении, возникшем в Аравии в XVIII веке, содержатся постулаты, согласно которым все, кроме адептов данного течения, объявляются мушриканами (многобожниками, язычниками), которых предписывается уничтожать, а их имущество разрешается присваивать. Этой теорией, видимо, руководствовались «борцы за веру», вторгшиеся с территории Чечни в Дагестан в августе-сентябре 1999 года, увозя награбленное имущество горцев колоннами КамАЗов.
Хорошо известен национализм дудаевцев, часто проявлявшийся в форме оголтелого этноцентризма. Одновременно с ним имеет место также и тейпоцентризм, выражающийся в том, что некоторые представители того или иного тейпа считают свой род наиболее выдающимся среди других. Если к этому добавить еще и эгоцентризм отдельных руководителей и полевых командиров, то складывается опасная социальная аномалия.
Очень образно этно-тейпо-эгоцентризм обрисовал сам Дудаев в одном из интервью, данном им в разгаре «чеченской революции», отметив, что чуть ли не каждый чеченец склонен считать себя генералом. В результате смешения всех этих «центризмов» с крайней экстремистской формой ваххабизма родилась новая мутантная идеология «ичкеризма», которая очень далеко ушла от замыслов строительства независимого чеченского государства. Из этого разнородного замеса вместо государственного образования, состоящего из соответствующих правовых институтов, вылепилось тайное общество «Ичкерия», скомпонованное из целого ряда составляющих, которые в сочетании образовали странную политико-криминальную конструкцию. Для начала просто перечислим эти составные элементы ичкерийской системы: спецслужбы, управленческое звено, экономические структуры, вооруженные формирования, религиозные центры, пропагандистский аппарат, криминальные группы и некоторые другие.
Среди них есть такие, которые практически пронизывают всю систему вдоль и поперек. Это прежде всего криминал. Он неотделим от ичкерийских спецслужб, поскольку последние возникли как раз на его базе. Криминал также оказался в той или иной степени присущ и другим составляющим системы, включая ваххабитские центры, в которых готовили не проповедников и миссионеров, а пестовали террористов и «мустасиров». Вводим этот термин, используя арабские слова «мустулин» и «асир», означающие соответственно «захватчик» и «заложник», для обозначения лиц, профессионально занимающихся этим преступным промыслом.
Однако вернемся к приезду Дудаева в бурлящую Чечню, где стихийные эмоции народных масс выплескивались через край, что выражалось в беспрерывных митингах, проводившихся повсюду. Казалось, что перестроечная свобода оказала наркотическое воздействие на многих людей, особенно на тех из них, кто еще вчера держал свои помыслы в потаенных глубинах души, осмеливаясь перешептываться с единомышленниками, оглядываясь по сторонам.
В девяностых годах только что минувшего века в Чечено-Ингушетии среди интеллигенции, особенно писательско-журналистской, были кружки, в которых допускались отдельные рассуждения и действия, не вписывавшиеся в ортодоксальную коммунистическую идеологию. На страницах печати то и дело появлялись, как в то время было принято их называть, «клеветнические материалы, искажающие советскую действительность». Одним из авторов таких материалов был будущий вице-президент и президент Ичкерии, выпускник Высших литературных курсов в Москве писатель и журналист Зелимхан Яндарбиев.
В 1989 году группа лиц под его руководством выступила инициатором учреждения Вайнахской демократической партии (вайнах — самоназвание чеченцев и ингушей, означающее «наш народ»).
Эта группа, получившая название «Барт» (согласие), уже 18 февраля 1990 года объявила на массовых митингах о создании вышеуказанной партии, хотя ее учредительный съезд с соблюдением всех правил конспирации был проведен лишь 5 мая в здании клуба первого ремстройуправления на Бороновском мосту в Грозном. Учредители в своем заявлении констатировали, что «только в Вайнахской демократической республике сможет наш народ достичь высоких целей, предопределенных ей историей, и всестороннего удовлетворения нужд и чаяний народа».
Созданию ВДП предшествовало формирование популярных в то время народных фронтов, которые проводили многочисленные митинги, на которых часто выдвигались различные требования к властям. В тогдашнем Грозном возникли сразу две такие организации — Народный фронт (НФ) во главе с Хож-Ахмедом Бисултановым, работником Вторчермета, и Народный фронт содействия перестройке (НФСП) под руководством журналиста Лечи Салигова.
К родовым тейпам, мюридским братствам, общественным судам, мафии, советским партийным и государственным структурам, среди которых особое место занимали спецслужбы, прибавились еще народные фронты, ВДП и прочие организации, чрезвычайно осложнившие общественный ландшафт. Все это происходило на фоне политических процессов, протекавших в Москве, которые никак не могли не отозваться в Грозном. Тогда же произошло знаковое событие, которое так описывает его активнейший участник Зелимхан Яндарбиев: «Была блестящая победа линии ВДП на общенациональном съезде чеченского народа и завоевание нами большинства мест в сформированном съездом исполкоме, председателем которого по выдвижению ВДП был избран генерал Д. Дудаев, вопреки колоссальным усилиям Верховного Совета, обкома КПСС и КГБ ЧИАССР».
Это вхождение Дудаева в политику, имевшее место в декабре 1990 года, как ни странно, состоялось вовсе не «вопреки колоссальным усилиям КГБ ЧИАССР», как пишет Яндарбиев, а во многом благодаря именно усилиям этой спецслужбы, которые вовсе не гармонировали с действиями высших партийных и советских органов республики, а зачастую были направлены как раз на достижение обратного результата. Это было региональным выражением противостояния в Москве, когда государственные органы СССР и РСФСР, оказавшиеся лояльными соответственно Горбачеву и Ельцину, защищали интересы своих «шефов». Тем более что член КПСС и советский генерал во главе влиятельной общественной силы, заявившей о себе в крупном южном регионе, и тем и другим силам в Москве казался более предпочтительным и управляемым, чем диссидентствующий радикал Яндарбиев или какая-нибудь вовсе неизвестная «темная лошадка».
После избрания на высокую должность Дудаев отбыл к месту службы в Тарту, а съезд образовал постоянно действующую организацию под названием Объединенный конгресс чеченского народа (ОКЧН), который приобрел «крышу» в буквальном и переносном смыслах в лице совместного предприятия «Чей-Мокх» под руководством Жалавди Экиева. В офисе этого предприятия, расположенном в здании Грозненского горисполкома, и развернуло свою бурную деятельность это общественное объединение.
В условиях функционирования советских карательных органов ОКЧН приобрел черты настоящего тайного общества. Его организационная, агитационная и иная работа проводилась в гласной и негласной формах, конспиративно приобреталось и накапливалось оружие, секретно комплектовались силовые структуры. Параллельно с многочисленными митингами и собраниями, на которых деятели этой структуры выступали со страстными речами с мегафонами в руках, проводились тайные сборы и явки, а также устанавливались скрытные связи с различными организациями, среди которых особое место занимали правоохранительные органы и криминальные группировки.
ОКЧН вобрал в себя представителей родовых тейпов, мюридских братств, мафиозных кланов, партийных и государственных органов, экономических и прочих структур. Сюда вошли многие бывшие госчиновники, уволенные по компрометирующим основаниям, немало было и подследственных, пришедших якобы за защитой от несправедливости, примкнули также непризнанные «таланты» и невостребованные «дарования». Большинство из этих людей привлекали надежда на самореализацию или получение материальной выгоды, кому-то действительно нужна была защита как от бесчинств государственных органов, так и от «наездов» зарождавшихся в то время рэкэтиров. Значительную часть участников ОКЧН составляли простые люди, зачарованные привлекательными лозунгами о свободе, суверенитете, справедливости и достойной жизни. Все же одна социальная прослойка оказалась очень мало представленной в этом набиравшем с каждым днем силу общественном объединении. Это была интеллигенция. Лидер ВДП и один из основателей ОКЧН З. Яндарбиев приводит внушительный список своих ближайших соратников, которых он характеризует так: «Верные бойцы, рыцари национальной независимости, героические характеры, образы которых возродятся и в документах, и в художественном творчестве многих поколений чеченцев». В этом списке есть кто угодно, но нет ярких интеллектуалов или крупных общественных и политических деятелей, которыми, как известно, вовсе не обделен чеченский народ.
Тем не менее этот серьезный изъян не помешал ОКЧН развернуть работу по созданию параллельных структур власти и заявить серьезные претензии на главную роль в республике, отодвинув в сторону Верховный Совет во главе с Доку Гапуровичем Завгаевым. Сложилась некая ситуация паритета формальных и неформальных властей, а когда в Москве грянул путч под руководством ГКЧП, Завгаев уцепился за него, как за спасительную соломинку. Правоохранительные органы республики сразу же задержали некоторых лидеров ОКЧН, кому-то сделали официальное предостережение, на улицах заблокировали митингующих, подняли по тревоге силовые структуры. Однако все это как раз сыграло против сторонников ГКЧП, которые, мягко говоря, не пользовались в массах популярностью.
ОКЧН, возглавляемый уже уволенным в запас Дудаевым, моментально отреагировал своим постановлением, подписанным генералом 19 августа, в котором всякая поддержка ГКЧП объявлялась государственным преступлением. Крах путча в Москве закономерно привел к падению власти в Грозном, которую тут же «подхватил» подоспевший вовремя Дудаев, хотя на документальное оформление этого факта еще потребовалось время.
ОКЧН уговорами и насилием ночью 22 августа обеспечил своему лидеру телеэфир, и генерал публично объявил о недееспособности официальной власти.
Через два дня толпа митингующих во главе с боевиками ОКЧН, которых уже называли национальными гвардейцами, окружила здания КГБ и МВД. Яндарбиев, которого неделю назад доставляли в КГБ под конвоем для объявления официального предостережения, оформленного тогда в кабинете председателя в присутствии заместителя прокурора республики Т. Арсамерзоева, теперь вошел в это здание в качестве хозяина положения. Он зашел в знакомый кабинет, снисходительно выслушал оправдания председателя КГБ Кочубея о своей непричастности к ГКЧП и договорился с ним о совместном опечатывании документального фонда ведомства и создании поста ОКЧН в спецслужбе. Состоялся также телефонный разговор с председателем КГБ РСФСР Баранниковым, который заверил руководителя ВДП в том, что органы госбезопасности не будут вмешиваться в происходящие в республике политические процессы.
Состоявшийся 1 сентября съезд ОКЧН назначил выборы президента и парламента республики на 27 октября, а через несколько дней был разогнан ставший «лишним» Верховный Совет, который особенно и не пытался удержаться у власти.
Через месяц после разгона Верховного Совета, 6 октября в 14 часов, произошло знаменательное событие, в котором, как в зеркале, отразились загадки организаций, в той или иной форме причастных к образованию впоследствии тайного общества «Ичкерия». В этот день боевиками «национальной гвардии» было захвачено, а затем разгромлено и разграблено здание КГБ ЧИАССР.
Из всех тайных и явных структур, существовавших в республике, КГБ был единственным, в котором сосредотачивались «взрывоопасные» материалы на многих функционеров ВДП, ОКЧН и других формирований, и поэтому на митингах и собраниях, проходивших под эгидой этих организаций, нередко раздавались голоса о необходимости уничтожения «осиного гнезда подрывных действий против чеченского народа». «Гнездо», однако, охранялось надежно, каждые сутки заступали на дежурство десятки вооруженных до зубов чекистов-профессионалов, в их распоряжении были огромный подземный арсенал оружия и боеприпасов, склады НЗ, все средства связи и другие необходимые боевые ресурсы. Спецслужба располагалась в новом, специально воздвигнутом для нее мощном здании, которое строили 20 лет, и при необходимости его защитники могли бы держаться месяцами даже при отсутствии помощи извне, особенно если учесть, что у противостоящей стороны собственно и не было средств для штурма подобного сооружения.
Однако все произошло так, как это происходит в тайных организациях. Сверху поступил секретный приказ снять усиленную вооруженную охрану, оставив только штатного дежурного с помощниками, всем сотрудникам предписывалось находиться по домам и ждать дальнейших указаний.
В кругах чекистов из уст в уста передавалась информация о том, что этот приказ был инициирован исполняющим обязанности председателя КГБ ЧИР полковником Крайневым (выше названный председатель Кочубей вовремя «слинял» в смутное время), который через жену-армянку, тесно связанную с женами некоторых номенклатурщиков, ставших дудаевскими функционерами, получил за него шесть миллионов рублей, сумму в то время достаточную для покупки нескольких квартир.
Как бы то ни было, приказ был отдан и исполнен, вследствие чего КГБ в тревожное время разгула стихии экзальтированных толп радикалов, грозивших всеми карами этому учреждению, стал «охранять» один, вооруженный пистолетом Макарова дежурный и два его безоружных помощника. Через день после исполнения этого рокового приказа в здание спецслужбы ворвалась группа вооруженных до зубов молодчиков, выстрелом в спину ликвидировала дежурившего подполковника Нажмудина Аюбова, закрыла в оружейную комнату его помощников и пошла гулять по чекистским кабинетам. Захватчики, гордо именовавшиеся «национальными гвардейцами», учинили полнейший разгром здания, вскрывая все, что поддавалось и, унося, что можно было унести.
Был разграблен и огромный подземный арсенал оружия и боеприпасов, содержимое которого открыто продавали с КамАЗов на урус-мартановском рынке. Разграбили также автопарк КГБ: машины и спецтехника бесследно исчезли в лабиринтах криминалитета. В руки грабителей, олицетворявших дудаевские властные структуры, попало огромное количество документальных материалов, включая литерные дела, дела оперативных проверок, разработок и наблюдений, номенклатурные дела, личные дела сотрудников и многое другое.
Новоявленные хозяева продавали эти документы заинтересованным лицам, в числе которых были и местные мафиози и иностранцы, бандиты и аферисты. Некоторых людей шантажировали разглашением на митингах содержания материалов, по которым они проходили, понуждая выкупать бумажки за приличные деньги. Наблюдая вакханалию, творившуюся вокруг КГБ, и реакцию Центра на нее, нельзя было не прийти к выводу о том, что некие «большие люди» в Москве заинтересованы в уничтожении этой спецслужбы. Оказалось, что учредители тайного общества «Ичкерия» обитали не только в Чечне, но и в столице страны и во многих других местах, о чем мы еще узнаем.
Пока в Москве шли «разборки» между союзными и российскими властями, в Грозном готовились к выборам президента и парламента, в ходе которых не обходилось без применения силовых методов со стороны соперничавших друг с другом группировок. Каждый сколько-нибудь уважающий себя претендент на место избранника народа считал своим долгом включиться в борьбу за заветное кресло в окружении вооруженных соратников. Свои силовые структуры имели даже карликовые партии типа «Марию» (стабильность), «Нийсо» (справедливость) и прочие, которые, перехватывая инициативу друг у друга, стремились завладеть прежде всего вниманием беспрерывно митинговавших масс.
Более крупные организации, такие как ВДП, ОКЧН и «Даймохк» (Отечество), вели более масштабную работу, но методы были те же, которые выражены в классической формулировке «цель оправдывает средства».
В результате выборов, состоявшихся 27 октября 1991 года, были избраны президент республики и 34 депутата парламента из предусмотренных сорока одного. Президентом на первом же туре был избран Дудаев, а большинство мест в парламенте получила ВДП.
1-го ноября Дудаев своим указом юридически оформил независимость Чечни, а 6 ноября как бы ответным указом Ельцин объявил чрезвычайное положение в республике. Ельцинский указ оказался потоком воды на мельницу Дудаева и после неуклюжих попыток его реализации был отменен Верховным Советом России. Зато новые власти Чечни извлекли из этого указа значительную выгоду.
Дудаев на волне общественного невосприятия ельцинского ЧП приобрел статус символа защитника чаяний чеченского народа, а российские власти предстали в глазах обывателя в облике жестоких колонизаторов.
В полдень 9 ноября центр Грозного взорвался грохотом стрельбы из тысяч автоматов, пулеметов, ракетниц и другого оружия. Этим сопровождалась инаугурация президента Дудаева, проходившая в переполненном зале драмтеатра. Новый глава непризнанного государства, одетый в парадную форму генерала авиации, который присягал на роскошном Коране в верности народу, действительно производил впечатление харизматического лидера, в честь которого и возник стихийный салют.
Москва, как и следовало ожидать, признала выборы недействительными, а многие столичные власть предержащие реагировали на это событие абсолютно неадекватным образом, что вызывало, мягко говоря, недоумение. О реакции российских властей на события в Грозном красноречиво сообщает тогдашний председатель Верховного Совета РСФСР Р. Хасбулатов. Он пишет следующее: «Конечно, никаких выборов не было. Дудаев был объявлен президентом Чеченской Республики. 2 ноября 1991 года пятый съезд народных депутатов РСФСР на основе изучения материалов этих, так называемых выборов, в соответствии с рекомендациями основного докладчика С. Шахрая принял решение об их незаконности и потребовал восстановления конституционного порядка в республике».
Руслан Имранович здесь, скорее всего, лукавит, ибо сам факт состоявшихся выборов отрицать невозможно. А вот действительно ли за Дудаева проголосовало более 90 % избирателей, как официально сообщалось, это уже другой вопрос.
Чрезвычайное положение, так необдуманно объявленное российским президентом, дало прекрасный повод для наращивания продудаевских сил, в которые влились обитатели наурской исправительно-трудовой колонии и грозненского СИЗО, которые совершили 8 ноября массовый «побег» из этих учреждений. Без прямого содействия администраций данных объектов и попустительства охраны уголовники в большом количестве никак не могли покинуть места своего содержания. Преступные авторитеты, оказавшиеся на свободе, красовались на телевидении и публично клялись возвратиться со своими «однополчанами» к месту принудительного пребывания, как только минует угроза безопасности горячо любимой Чечни, содержащейся в пресловутом указе об объявлении ЧП. Среди этих авторитетов был и небезызвестный Руслан Лабазанов, отбывавший наказание за совершение тяжких преступлений и ставший затем соратником Дудаева. Позже он подвизался в союзниках Хасбулатова, Гантамирова, Автурханова, а затем загадочным образом получил от Степашина звание полковника ФСК. Чеченские СМИ называли его то Робин Гудом, то Аль-Капоне, а российский телевизионщик Невзоров величал «светлой личностью, олицетворяющей здоровые силы чеченского общества». Это «олицетворение» грабило и убивало беспрерывно при разных режимах, за что КГБ обеспечил его железными решетками, а ФСК почему-то наградил полковничьими погонами, хотя эти учреждения являются одним ведомством, носящим ныне название ФСБ.
«Беглецы» быстро освоились в «революционной обстановке» и гармонично вписались в систему многочисленных подразделений «гвардейцев», «беретов» и прочих «особых назначенцев». Грозненская газета «Республика» насчитала более двадцати различных силовых структур, всюду бряцающихся оружием, но так и не могущих навести элементарный порядок в обществе.
Фактическое сращивание правоохранительных органов и бандитских шаек прямо признает тогдашний руководитель парламентского комитета, а затем и вице-президент при Дудаеве З. Яндарбиев, ставший после него президентом Ичкерии. Он пишет следующее: «Нужно отметить, что главной причиной беспардонных действий преступных группировок являлась беззубость, продажность и малодушие руководителей всех уровней судебных и силовых структур. Неделями и месяцами в заточении содержались люди, с которых вышибались деньги. Глава департамента госбезопасности С. Гелисханов поддерживал постоянную связь с бандгруппировками и вел двойную игру». В этом же русле действовали и другие «правоохранители» различных рангов.
Таким образом, выходило, что чеченская Фемида на затылке имела рожу бандита, а на плече у нее висел автомат. Получался этакий двуликий Янус на службе у тайного общества «Ичкерия».
Это стало очевидным несколько позже, а пока же после выборов развернулась ожесточенная борьба между парламентом, президентом, правительством, мэрией Грозного, муфтиятом, Советом Старейшин, мафиозными кланами, тейпами, вооруженными бандитскими группировками, правоохранительными структурами и прочими силами, в которую включились даже зарубежные чеченцы из Сирии, Турции и Иордании. Все требовали своей доли власти и денег. Люди, которые прежде вели себя ниже травы тише воды, пришли в какое-то лихорадочное движение, а поскольку стояние месяцами на митингах не прибавляло денег в карманах, они активно стали искать свое место под солнцем.
Конечно, никакие структуры власти не были в состоянии охватить всех желающих послужить родине, им всем непременно требовались три атрибута: кабинет, стол и телефон. На меньшее мог претендовать разве что бомж с вокзала, а такие орудия жизнеобеспечения, как лопата, молоток или тяпка, особой популярностью не пользовались.
По этой причине «патриоты», оказавшиеся подальше от кормушек, стали заглядывать за заборы военных городков, где складировалось оружие, оставленное поспешно покинувшими Чечню советско-российскими войсками. Начались ночные грабежи этих складов — их подрывали, а затем уносили оттуда все, что могли. Охрана хранилищ только и ждала случая, чтобы отхватить свою долю, никто потом не докажет, кто, что и сколько утащил. Грабежу подвергся и знаменитый Ханкальский городок, где ранее базировался учебный полк Ставропольского высшего военного авиационного училища летчиков и штурманов. От военной техники, имущества и амуниции осталось одно воспоминание.
После истощения военных городков лихие люди, которыми оказались очень многие жители республики, вкупе с приезжим жульем кинулись на поезда и автотранспорт, грабя параллельно и городские объекты, включая трамвайные линии (цветметалл) и государственные учреждения. Украли оружие из МВД, а в кабинетах Министерства юстиции и Генеральной прокуратуры оголили полы и унесли паркет. Любопытно, что прямо на летном поле аэропорта при посадке в самолет украли ковер у народного любимца Махмуда Эсамбаева, подаренный ему по случаю дня рождения в родном селении Старые Атаги.
Хотя в определенной степени разгул преступности носил стихийный характер и во многом был инспирирован вырвавшимися на свободу уголовниками, именно криминалитет оказался одним из важных компонентов ичкерийской теневой системы. В подтверждение этой мысли приведем цитату из публикации газеты «Северный Кавказ»: «Деньги за отправляемую из ЧР продукцию переводились на счета разных МП и СП от Москвы до Владивостока. Кто владел ими и как распоряжался счетами — еще одна большая тайна. Стоит добавить еще и удивительную историю с фальшивыми авизо и скандал с переброской в Грозный из Эстонии многомиллиардной рублевой наличности, чтобы задаться вопросом — не тесновато ли такому количеству великих тайн в рамках лишь одной республики?». Автор статьи, опубликованной в «Российской газете» несколько лет спустя, как бы дополняет приведенную цитату: «На чем же было Дудаеву строить государство? Его первым актом после разгона советского «парламента» стало разграбление армейских складов, раздача десятков тысяч автоматов и разрешение всеобщего вооружения как «исторической традиции», а затем освобождение из тюрем уголовников и прием их в его «национальную гвардию», — очевидно, из-за малочисленности иной социальной базы в народе. Опорой его режима и стал преступный мир, заинтересованный в нем: в этом анклаве можно укрыться от наказания, через него можно отмыть преступные деньги, торговать оружием и наркотиками, через его суверенные таможни можно заниматься беспошлинной контрабандой экспорта и импорта в огромную Россию и разворовывать бюджетные деньги. Когда в 1995 году на «восстановление Чечни» было выделено 2,5 миллиарда долларов, они тут же просто исчезли в этой черной дыре».
Было бы интересно виртуально возвратиться назад и прочесть эту статью армейским и милицейским генералам, находившимся в кабинете Дудаева в ноябре 1991 года, и спросить их: чью волю они выполняют, раздавая оружие и отправив прибывший для «наведения порядка» воздушный десант спецназа восвояси? Из этого вопроса вытекает следующий: кто из московских кабинетов и коридоров власти входит в число учредителей грозненского режима, превратившегося в тайное общество «Ичкерия»? В дальнейшем мы постараемся осветить этот вопрос, а пока проследим хронологию развития событий на берегах Сунжи.
На своей шумной инаугурации в драмтеатре «великий магистр» Дудаев заявил: «Нефть сделает из нас второй Кувейт, и в каждом доме будет золотой краник с верблюжьим молоком». Этот неосторожный экспромт затем много раз вернется к нему от несчастных «обладателей краников», которые оказались объектами жестоких экспериментов политико-криминального сообщества.
После смены республиканских властей развал Грозненского гарнизона, имевшего в своем составе одну укомплектованную и одну «кадрированную» дивизии, приобрел лавинообразный характер. В местных средствах массовой информации и на многочисленных митингах граждан военнослужащих называли оккупантами и требовали их вывода с территории «независимого государства». К концу 1991 года многие солдаты срочной службы покинули гарнизоны.
В начале 1992 года стало очевидным, что воинские части Минобороны и МВД, дислоцированные в Чечне, «зависли» в вакууме. Создавалось впечатление отсутствия вышестоящего командования, участились случаи убийств офицеров и грабежей их квартир. В этих условиях офицерское собрание Грозненского гарнизона приняло резолюцию, в которой содержался крик вопиющего: «Сверху предали, снизу убивают». На фоне погромов и грабежей воинских частей новые власти Чечни официально объявили военнослужащих заложниками на случай объявления «бывшей метрополией» очередного ЧП.
12 марта высший законодательный орган Чечни принял конституцию, согласно которой республика объявлялась парламентской.
31 марта была предпринята первая попытка силового отстранения Дудаева от власти, которую он оценил как неудавшийся государственный переворот. Захваченный тогда оппозицией телецентр был освобожден правительственными силами, имелись человеческие жертвы. Спустя всего пять месяцев после вступления в должность, Дудаева хотели свергнуть отвернувшиеся соратники. В те дни по рукам ходило воззвание президента, которое заканчивалось словами: «Мой народ, я верю в тебя!». В данных политических разборках военные не принимали участия, они объявили о своем полном нейтралитете.
В апреле-мае в Грозном велись переговоры, на которых решалась судьба воинских частей. Их участник первый заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом генерал Строгое заявил, что, вероятнее всего, гарнизонное вооружение будет поделено поровну между Россией и Чечней.
В начале июня войска в спешном порядке покинули Чечню, оставив не половину, как договаривались, а полностью все вооружение. Дармовым достоянием тайного общества «Ичкерия» стали: 42 танка, 153 орудия и миномета, 42 000 стволов автоматического стрелкового оружия, 250 учебно-боевых самолетов чехословацкого производства Л-39, 18 установок залпового огня «Град», 2 ракетные пусковые установки, 130 тысяч ручных гранат, 17 миллионов патронов и огромное количество воинской амуниции и снаряжения, средств связи, автотракторной техники, продовольствия, учебно-тренировочного оборудования и многое, многое другое.
Однако отметим, что за все это московские учредители ТОЙ на основе первоначальных, строго конфиденциальных договоренностей позже потребовали от «великого магистра» расчета нефтепродуктами, как и было обещано. Потребовалось два года, чтобы компаньоны поняли, что «дерзкий чечен» их просто-напросто «кинул».
А между тем события в российско-чеченских политических кулуарах развивались своим чередом.
В январе 1993 года в республике стал нарастать кризис власти. Премьер кабинета министров Яраги Мамодаев привез из Москвы «проект разумной конфедерации с Россией» и представил его президенту. Парламент также предложил ему собственный проект взаимоотношений с Россией. Дудаев отверг оба проекта, после чего по приглашению парламента в Грозный прилетели С. Шахрай и Р. Абдулатипов. Переговоры с чеченской стороной чуть не закончились их захватом в качестве заложников. Тем не менее был подготовлен новый проект договора с Россией с разграничением полномочий.
В этой обстановке Дудаев провел референдум по принятию новой конституции, провозглашающей Чечню президентской республикой. Парламент не признал результаты референдума и приступил к процедуре импичмента президента. Последний распустил парламент и поддержавшие его Конституционный суд и Грозненское городское собрание. Председатель парламента Ю. Сосламбеков, мэр Грозного Гантамиров и депутат бывшего Верховного Совета СССР, генеральный директор научно-производственного объединения «Грознефтехим» С. Хаджиев объявили о создании широкой оппозиции режиму Дудаева, к которой присоединился опальный префект Надтеречного района У. Автурханов. Оппозиция стала готовить референдум по упразднению поста президента ЧР, однако вооруженный штурм мэрии Грозного, проведенный «президентской гвардией», загнал ее в подполье.
Последнее событие, имевшее место 3 июня 1993 года (референдум был назначен на 5 июня), расценивается многими как начало гражданской войны. После этого Автурханов создал антидудаевское ополчение в Знаменском, Гантамиров собрал свои отряды в Урус-Мартане, и тот и другой попросили помощи у Москвы.
6 сентября на торжества, посвященные второй годовщине независимости Чечни, прилетел специальный самолет из Москвы, в котором находились лидер ЛДПР Жириновский и глава Русского национального собора генерал КГБ Стерлигов.
После проведенных с ними встреч Дудаев сказал, что «талантливая команда Жириновского способна вылечить Россию», а Стерлигов заявил, что с президентом Чечни найден общий язык о месте республики в составе будущей России.
Дальнейшие действия объединенной оппозиции привели к созданию в июне 1994 года Временного Совета, объявившего о низложении Дудаева. Москва почти сразу же выделила для этой новой структуры 150 млрд рублей, которые официально предназначались для выплат пенсий и пособий. Однако эти деньги пошли на формирование оппозиционной армии, после комплектования которой вооруженные стычки между противоборствующими силами стали регулярными и в конце концов привели к большой войне, о скрытых рычагах которой еще пойдет речь.
Как отмечалось, одним из составляющих ичкерийской системы было криминальное сообщество, которое тесно смыкалось с другим ее компонентом — спецслужбами.
Главной советской, а затем и российской спецслужбой, как известно, был КГБ и он формально просуществовал в Чеченской Республике до апреля 1992 года. Его штаб-квартира была разгромлена, чекисты разбрелись кто куда, и дальнейшая служебная перспектива рисовалась им в тумане.
Одновременно с ликвидацией КГБ новые власти предпринимали попытки создать собственную спецслужбу с привлечением советников из числа профессионалов. Для нее лично Дудаевым было подобрано название: Служба национальной безопасности (СПБ) при президенте Чеченской Республики, и ее директором специальным указом был назначен известный борец Салман Хасимиков.
Наименование «Ичкерия» еще не было введено в политическую лексику, и оно появилось спустя примерно год с подачи того же Дудаева.
Основатели СНБ пытались привлечь в новую структуру чекистские кадры, что нечасто удавалось. Зато с предложением своих услуг навязывались различные сомнительные личности, которые принимались на службу по ходатайствам «весомых персон». Системы специальной проверки кандидатур не было, и попытки ввести ее заканчивались неудачей, поскольку «свои» проверке не подлежали. В результате получилась спецслужба, в которой на одного чекиста приходилась дюжина бандитов. Не вписавшиеся в столь непривычную среду чекисты-профессионалы покинули службу.
Параллельно с президентским СНБ существовал еще комитет национальной безопасности (КНБ) при парламенте под руководством полковника Советской Армии Ибрагима Сулейменова, который одновременно руководил и парламентским комитетом по обороне и безопасности. Надо сказать, что парламент ЧР имел и другие исполнительные структуры, которые конкурировали с министерствами. Принцип разделения властей для многих больших столоначальников был пустым звуком, и это не могло не сказываться на управляемости системы. Парламентские и президентские спецслужбы жестко соперничали между собой, дело доходило до взаимных арестов и разборок.
Президент на все происходящее смотрел сверху вниз и периодически выпадал из поля зрения соратников и общественности. Если выразиться более конкретно, он время от времени просто исчезал. Не знали о местонахождении главы республики ни президентская канцелярия, ни СНБ с КНБ, ни персональная его служба безопасности во главе со скандальным Абу Арснукаевым, ни домочадцы и близкие. Это и порождало различные легенды вокруг его деятельности. Говорили, в частности, что он отправляется на секретные встречи с высокопоставленными представителями российских или иностранных разведывательных служб. Циркулировали также слухи о наличии в ведении президента еще одной особо законспирированной структуры, которая занимается его важными секретными визитами и другими тайными делами.
Что бы там ни было, Дудаев регулярно летал за рубеж, нередко собственноручно пилотируя свой самолет. В СМИ появлялись сообщения о негативной реакции российских официальных лиц на зарубежные поездки непризнанного президента. Между тем без предоставления воздушного коридора российскими силами ПВО он не мог бы совершить большинство своих путешествий. После очередного возвращения Дудаева из-за рубежа автор этих строк прямо спросил его об этом. «Что мне российская ПВО, сам Аллах дает мне небесный коридор», — загадочно улыбаясь, ответствовал президент.
Ответ был поистине в духе «великого магистра», и Дудаев как никто умел опускать темную завесу тайны перед совершаемыми им делами, придавая им некий магический оттенок. В действительности немалая их часть до сих пор остается в тумане таинственности и перспектива их раскрытия весьма призрачна.
Между тем кризис властей привел к роспуску парламента и сопутствующей ликвидации КНБ. Руководитель этой спецслужбы И. Сулейменов ушел в активную оппозицию, арестовывался «конкурирующей фирмой», которая уже называлась департаментом госбезопасности (ДГБ), и после десятимесячной отсидки неожиданно был освобожден. Вот что он сказал по этому поводу: «Те люди, которые клялись в верности и дружбе, положа руку на Коран, докладывали спецслужбам Дудаева о каждом моем шаге. Под моим командованием было 800 вооруженных людей. 16 декабря 1993 года мы окружили резиденцию Дудаева и потребовали от него сложения полномочий. Был реальный шанс решить вопрос без кровопролития. Однако командиры, выступавшие за отставку Дудаева, в последний момент передумали… В камере со мной сидел бывший директор завода «Красный молот» Г. Мусалимов. За его освобождение требовали сначала 1 млрд, а затем 500 млн рублей».
Почему-то бывший соратник-противник Дудаева умалчивает о причинах неожиданного отказа командиров от задуманного и о том, что же от него самого потребовали за освобождение из казематов ДГБ. Судя по тому, что свобода директора завода стоила минимум 500 млн рублей, освобождение одного из лидеров оппозиции оценивалось никак не меньше. Хотя могли потребовать вовсе и не деньги, а нечто значительно существенное, о чем можно только догадываться.
В отличие от упраздненного КНБ парламента президентская спецслужба продолжала функционировать и дислоцировалась в бывшем здании КГБ, которое с трудом привели в рабочий вид после нескольких погромов, учиненных различными бандитствующими группировками, подчинявшимися «большим начальникам».
Управляя республикой, Дудаев многократно перетряхивал кабинет министров. Иногда получалась ситуация, когда парламент и президент параллельно назначали на один и тот же пост разных людей и вожделенный кабинет занимал тот, кто «покруче». Критериями при подборе кадров прежде всего являлись «революционные заслуги», тейповая принадлежность, близость к авторитетному лицу и, разумеется, материальный потенциал, причем последний критерий имел решающее значение.
В ходе очередной рокировки стоявшими у власти фигурами Дудаев назначил министром внутренних дел своего однотейповца мелхистинца Салмана Албакова, которого отвергла группа старших офицеров, занимавших важные должности в МВД, и выдвинула своего кандидата. В это же время главарь крупного бандформирования Руслан Лабазанов вместе с известным криминальным авторитетом союзного значения» Хозой Сулеймановым при поддержке группы вооруженных соратников попытались силой «посадить» в кресло министра самого Лабазанова. Последний кричал в кабинете вице-президента Зелимхана Яндарбиева, что он никогда не допустит назначения министром внутренних дел «мелхи». Мало кто, наверное, в тогдашней Чечне удивился бы, если бандитский атаман оказался бы в генеральском мундире на посту министра внутренних дел.
Дудаев дал поручение Яндарбиеву «протолкнуть» Албакова на «спорный» милицейский пост, и ему удалось сделать это не без помощи начальника Гудермесского РОВД Султана Гелисханова, которого позже отблагодарили должностью главы департамента госбезопасности.
При очередном возвращении «главного чеченского чекиста» Хасимикова из Москвы, где он «по совместительству» занимал не менее важный пост начальника СБ Логоваза Березовского, в его кабинете на втором этаже здания ДГБ уже восседал Гелисханов. Хасимиков, «обидевшись», укатил обратно в Москву, даже не встретившись с Дудаевым, а Гелисханов развернул деятельность спецслужбы в интересах определенной категории лиц и группировок, с которыми был связан вовсе не по службе.
ДГБ мало напоминал официальный государственный правоохранительный орган и был по внешним признакам и совершаемым делам больше похож на силовую структуру тайного общества, каковым по сути своей и являлся.
Первоначально Дудаев пытался создать профессиональную спецслужбу и с опережением запустил в СМИ «утку» о наличии в его распоряжении особого органа, способного успешно решать поставленные задачи. На самом деле из этой его затеи ничего не вышло: вместо спецслужбы, функционирующей на правовой основе и имеющей положенные для нее структурные подразделения и атрибуты, возник некий чиновничье-гангстерский синдикат, действующий по законам братвы. Этого не могло не случиться — у государственного образования, юридические основы которого вызывали серьезные сомнения в своей легитимности, никак не мог появиться «законорожденный» орган, жизнедеятельность которого регламентировалась бы правовыми нормами. С другой стороны, почти полное отсутствие профессиональных «чекистских» кадров и одновременный избыток «спецов» из криминальной среды существенным образом повлияли на формирование и комплектование этой псевдогосударственной структуры.
Передо мной схема департамента госбезопасности, подписанная первым его руководителем С. Хасимиковым, с личными пометками Дудаева. В отделе внешней разведки этого органа предусмотрены в числе других и такие отделения: «Ближний Восток» и «Азия и Африка». Данные подразделения, существовали лишь на бумаге и больше затуманивали глаза непосвященным, чем реально что-то представляли.
В отделе контрразведки Дудаевым зачеркнуто четвертое отделение, называвшееся «борьбой с коррупцией и валютными нарушениями». Далее идут оперативно-технический отдел и отдел наружного наблюдения, которые могли создаваться только виртуально ввиду необходимости для этого особых кадров и сложнейшей техники, которые у ичкерийцев полностью отсутствовали.
Убрав из схемы отделение борцов с коррупцией и валютчиками из 10 человек, Дудаев собственноручно добавил самый большой «оперативно-боевой отдел» из тридцати сотрудников. Вместо десяти антикоррупционеров появилось в три раза больше боевиков. Знал «великий магистр», чем будут заниматься его дэгэбэшники. Действительно, не могли же они, борясь с коррупцией, хлестать самих себя, как унтерофицерская вдова. Расчет Дудаева полностью оправдался, и спрос на боевиков оказался очень высоким, поскольку они срочно понадобились для действий на внутреннем фронте. Возникла необходимость нейтрализовать «конкурирующие фирмы» типа группировки «Нийсо» (справедливость) под руководством Лабазанова. И час его настал на рассвете 13 июня 1994 года, когда к десятиэтажке, обжитой лабазановцами в микрорайоне Грозного, подъехала колонна боевых машин ДГБ. «Справедливые» по всем параметрам очень напоминали «решительных» из банды Сиро, орудовавших в Северной Италии два столетия тому назад, о которых упоминалось в начале нашего повествования. И там и тут имели место обыкновенные шайки, использовавшие для прикрытия социальную демагогию и политические лозунги.
Штурм штаб-квартиры «Нийсо», продолжавшийся в течение десяти часов, закончился полным разгромом лабазановцев, однако главарю удалось улизнуть. Пленных расстреляли тут же, одного отпустили, потому что за него походатайствовал проходивший мимо места казни какой-то политико-криминальный авторитет, а троим просто оторвали головы. Этих несчастных накрепко привязали к деревьям, накидали на шеи петли из стальных тросов и, прицепив концы к джипам, подергали как следует. Отлетевшие от тел головы кинули в мешок, как арбузы, и бросили к ногам толпы зевак, собравшихся на площади «Минутка». И эту варварскую акцию устрашения в средневековом стиле провела структура, считавшаяся официальным правоохранительным органом «чеченского государства».
Данный орган спецслужбой вряд ли можно было назвать, на что обратили внимание и некоторые СМИ. Например, «Известия» писали об этом следующее: «Дудаев, так и не сумев создать профессиональную спецслужбу, выиграл первый раунд в борьбе на невидимом фронте. ФСБ не имела информации о готовящейся в отношении Буденновска масштабной террористической акции, в которую были вовлечены сотни боевиков». Тут, конечно, сразу же возникает вопрос: как это так получилось, что дилетанты «обставили» профессионалов? Не будем спешить с поиском ответа и дадим слово чеченской газете «Возрождение»: «На границе Ставропольского края группу Басаева встретили неизвестные милицейские чины, и в сопровождении «мигалок» она мимо городов и станиц, насыщенных войсками, милицейскими подразделениями, казачьими патрулями, постами ГАИ, проделав 200-километровый путь, ворвалась в Буденновск. Кому-то надо было, чтобы дали Басаеву зеленый свет».
Продолжая тему, газета «Версия» написала: «Лето 1995 года. Первая чеченская война. Буденновск. Журналисты не раз задавались вопросом, как сумели сорок вооруженных боевиков на двух КамАЗах свободно проехать через все блок-посты в Ставропольский край? Так нужно было. Громкий захват заложников должен был послужить поводом для начала мирных переговоров. Басаев выполнял задание Главного разведывательного управления Генерального штаба (ГРУ)». По утверждению автора этой публикации, Шамиль Басаев, а затем и его брат Ширвани были действительно завербованы этой спецслужбой в качестве тайных агентов. Они использовались в военно-политических играх вокруг грузино-абхазского конфликта, когда российской власти, сохраняя хорошую мину при плохой игре, нужно было держать Шеварднадзе на короткой уздечке, чтобы не особо-то заглядывал «за бугор».
Вопрос о том, насколько ручными оказались братья-агенты и какую они играли собственную партию, остается пока без ответа. Тут поневоле приходит на ум пример Фиделя Кастро, якобы имевшего агентурные отношения с ЦРУ, с помощью которого он скинул кубинского диктатора Батисту, а потом, не успев остыть, бросился в объятия к Хрущеву со своей идеей строительства коммунизма на Кубе. Величины, конечно, несопоставимые, но некоторые аналогии по части художеств спецслужб и их агентуры все же напрашиваются.
Не менее загадочным было вторжение банды другого террориста — Салмана Радуева в Кизляр 9 января 1996 года. Для начала возьмем на заметку информацию о том, что Радуеву не давали покоя лавры Басаева, который после Буденновска стал «национальным героем». Хотя на Кавказе мужчина, прикрывавшийся в минуту опасности женщиной, никак не мог более называться мужчиной, прошедминальный авторитет, а троим просто оторвали головы. Этих несчастных накрепко привязали к деревьям, накидали на шеи петли из стальных тростей и, прицепив концы к джипам, подергали как следует. Отлетевшие от тел головы кинули в мешок, как арбузы, и бросили к ногам толпы зевак, собравшихся на площади «Минутка». И эту варварскую акцию устрашения в средневековом стиле провела структура, считавшаяся официальным правоохранительным органом «чеченского государства».
Данный орган спецслужбой вряд ли можно было назвать, на что обратили внимание и некоторые СМИ. Например, «Известия» писали об этом следующее: «Дудаев, так и не сумев создать профессиональную спецслужбу, выиграл первый раунд в борьбе на невидимом фронте. ФСБ не имела информации о готовящейся в отношении Буденновска масштабной террористической акции, в которую были вовлечены сотни боевиков». Тут, конечно, сразу же возникает вопрос: как это так получилось, что дилетанты «обставили» профессионалов? Не будем спешить с поиском ответа и дадим слово чеченской газете «Возрождение»: «На границе Ставропольского края группу Басаева встретили неизвестные милицейские чины, и в сопровождении «мигалок» она мимо городов и станиц, насыщенных войсками, милицейскими подразделениями, казачьими патрулями, постами ГАИ, проделав 200-километровый путь, ворвалась в Буденновск. Кому-то надо было, чтобы дали Басаеву зеленый свет».
Продолжая тему, газета «Версия» написала: «Лето 1995 года. Первая чеченская война. Буденновск. Журналисты не раз задавались вопросом, как сумели сорок вооруженных боевиков на двух КамАЗах свободно проехать через все блок-посты в Ставропольский край? Так нужно было. Громкий захват заложников должен был послужить поводом для начала мирных переговоров. Басаев выполнял задание Главного разведывательного управления Генерального штаба (ГРУ)». По утверждению автора этой публикации, Шамиль Басаев, а затем и его брат Ширвани были действительно завербованы этой спецслужбой в качестве тайных агентов. Они использовались в военно-политических играх вокруг грузино-абхазского конфликта, когда российской власти, сохраняя хорошую мину при плохой игре, нужно было держать Шеварднадзе на короткой уздечке, чтобы не особо-то заглядывал «за бугор».
Вопрос о том, насколько ручными оказались братья-агенты и какую они играли собственную партию, остается пока без ответа. Тут поневоле приходит на ум пример Фиделя Кастро, якобы имевшего агентурные отношения с ЦРУ, с помощью которого он скинул кубинского диктатора Батисту, а потом, не успев остыть, бросился в объятия к Хрущеву со своей идеей строительства коммунизма на Кубе. Величины, конечно, несопоставимые, но некоторые аналогии по части художеств спецслужб и их агентуры все же напрашиваются.
Не менее загадочным было вторжение банды другого террориста — Салмана Радуева в Кизляр 9 января 1996 года. Для начала возьмем на заметку информацию о том, что Радуеву не давали покоя лавры Басаева, который после Буденновска стал «национальным героем». Хотя на Кавказе мужчина, прикрывавшийся в минуту опасности женщиной, никак не мог более называться мужчиной, прошедший через это Басаев почему-то был возведен на родине на столь высокий пьедестал. Его в этом смысле превзошел Радуев, который сумел спрятаться не просто за женщинами, а за самыми неприкасаемыми из них — роженицами. Поражает не захват Радуевым кизлярского роддома, а сам факт появления его многочисленной банды в тылу российских войск.
Попытаемся внести ясность в это загадочное событие, послушав компетентных людей: «23 декабря 1995 года военная разведка сообщила другим ведомствам о подготовке части боевиков к захвату Кизляра… На пути к городу радуевцы миновали посты, общая численность которых составляла около 1000 человек». Эта информация, опубликованная в «Общей газете» в те горячие январские дни трагедии в Кизляре, дополняет очень компетентное лицо, а именно начальник УФСБ РФ по Республике Дагестан генерал Смирнов: «По данным, полученным из источников в ФСБ и УБОП… за продвижением группы Радуева следили и сообщили куда следует. Но, тем не менее, нападение на Кизляр оказалось неожиданным».
Послушаем, что говорит по этому же поводу непосредственный начальник Смирнова: «По словам директора ФСБ генерала Барсукова, сведения о готовящейся операции боевиков в Кизляре поступали, по крайней мере, за неделю до происшедшего. По его словам, у ФСБ нет задачи физически уничтожить Дудаева и других лидеров незаконных бандформирований».
Эти слова генералов как бы дополняет мулла кизлярской мечети Хайбулла-Хаджи, который был заложником у радуевцев: «За два дня до 9 января все войсковые формирования были выведены из Кизляра. Почему? О подготовке теракта знали за две недели до этого».
О подготовке бандитами дерзкой террористической акции спецслужбы знали и проинформировали «другие ведомства», за их продвижением следили и «сообщили куда следует», а в итоге у Верховного Главнокомандующего к руководителям силовых ведомств и спецслужб возник вопрос: «Как вас понимать, генералы? Вы как в игрушки играете. Несколько тысяч военнослужащих находятся на пути к Кизляру, а бандиты прошли. Мало уроков, которые должны были извлечь силовые структуры?»
Между вторжениями бандформирований в Буденновск и Кизляр произошло еще одно трагическое событие, иллюстрирующее эти слова главы государства о «генеральских играх». 6 октября 1995 года в Грозном на площади «Минутка» при проезде под виадуком был подорван кортеж автомобилей, в котором ехал командующий объединенной группировкой федеральных войск (ОГФВ) в Чечне генерал Романов, отправлявшийся на встречу с Хасбулатовым, прибывшим в Чечню с «миротворческой миссией». Вот что говорили о целях этого покушения соратники Романова. Генерал-лейтенант Николай Глебов, заместитель командующего ОГФВ: «Настойчивая миротворческая деятельность Романова мешала тем, кто хочет возобновить войну». Генерал-лейтенант Анатолий Шкирко: «Генерал Романов добился положительных результатов переговорного процесса. И этот террористический акт — одно из звеньев в общей цепи действий преступных сил, дестабилизирующих обстановку».
Маловероятно, что это покушение могло быть организовано дилетантами и осуществлено без ведома федеральных специальных структур. Место теракта, представляющее собой небольшой железнодорожный мост, образующий виадук, ведущий в центр Грозного, охранялся со всех сторон. На площади «Минутка» и улице Ленина, которые соединяются как раз там, где произошел взрыв, стояли бронетанковые подразделения федеральных сил. На самом мосту было два ДОТа с боевыми расчетами. Проезд и проход по мосту был невозможен, поскольку он с двух сторон был загорожен мешками с песком, за которыми сидели пулеметчики, а продвижение под мостом допускалось только по специальным пропускам. Однако «охрана на мосту была снята за несколько дней до теракта против Романова… По мнению офицеров из окружения генерала, чеченская сторона не имеет никакого отношения к теракту, преступников следует искать среди своих».
Романов знал о возможности покушения на него, ему даже угрожала некая загадочная организация, которая трудно ассоциируется с «чеченскими волками». Вот что он сам незадолго до теракта говорил об этом: «Сегодня мне принесли два подметных письма, в которых какой-то, как он себя именует, бывший генерал КГБ СССР, ныне глава братства «Кровавый след, порожденный Кремлем» угрожает мне расправой».
Покушений, совершенных в Чечне в последнее десятилетие, не пересчитать. Опасности подвергались самые разные люди, занимавшие высокие посты или пользовавшиеся большим влиянием. Многократно пытались устранить самого Дудаева, покушались на его министров, членов парламента, полевых командиров, бизнесменов, духовных лиц, старейшин тейпов, криминальных авторитетов и многих других граждан, которые кому-то где-то когда-то «перешли дорогу». Иногда покушения и убийства по своей жестокости и достигнутым результатам казались совершенно бессмысленными. Таковыми были расстрелы персонала международного Красного Креста и строительных организаций, а также больших семейств мирных граждан, проживавших в совхозах «Родина» и «Пригородный».
Во многих случаях в качестве исполнителей подобных терактов выступали неизвестные в камуфляже и масках, разъезжавшие на бронетранспортерах или джипах, которые, совершив свои черные дела, скрывались в ночи.
Они появлялись на территориях, подконтрольных как боевикам, так и федеральным силам, были жестоки и дерзки, говорили по-русски и по-чеченски, а после себя не оставляли никаких уличающих следов, пригодных для идентификации личности.
Среди специалистов, участвовавших в расследовании этих и многих других терактов, господствовало мнение о том, что они имеют дело с деяниями профессионалов высокого уровня, но судить об их принадлежности не брался никто, поскольку из материалов дел не вырисовывались облики ни заказчиков, ни исполнителей подобных преступлений.
Интересная догадка в этом плане была высказана авторами публикации в «Общей газете» в октябре 1995 года: «Судя по террористическим актам, в Грозном действует опытная диверсионная группа. В годы СССР подобные отряды создавались для дезорганизации административных центров Запада. Профессионалов подобного рода в бывшем СССР воспитывали тысячами. Добрая их половина разбежалась при реформировании и сокращении военных ведомств. Источники из Министерства обороны России утверждают, что некоторые из уволенных промышляют сегодня наемничеством».
Как диверсионно-террористические рейды радуевцев-басаевцев, так и громкие покушения вряд ли осуществлялись «одинокими волками» без организующего участия квалифицированных специалистов из неких спецслужб. Выше мы отмечали, что у Дудаева подобного рода профессионалы были в большом дефиците. Однако, как оказалось, погашение этого дефицита вовсе не было делом неосуществимым, лишь бы было, чем платить. А платежеспособность «великого магистра» никто не подвергал сомнению.
Вершиной же террористических актов, имевших место в Чечне, пожалуй, можно назвать покушение на самого Дудаева, приведшее к его гибели. В официальном «Правительственном сообщении» ЧРИ по этому поводу говорилось следующее: «Правительство Чеченской Республики Ичкерия с глубокой скорбью извещает народ ЧРИ и мировое сообщество о том, что в ночь с 21 на 22 апреля 1996 года в результате спланированного в кабинетах московского Кремля террористического акта на своем боевом посту погиб первый Президент Чеченской Республики Ичкерия Джохар Дудаев. Во время очередной телефонной связи с Москвой по обсуждению вопросов переговоров по месту нахождения Президента ЧРИ был нанесен вероломный ракетно-бомбовый удар с использованием системы космического наведения, в которой были задействованы не только российские средства, но и спутники ряда западных держав. Вместе с Президентом ЧРИ погибли и его соратники — военный прокурор Чечни Магомед Джаниев и представитель Президента республики в Москве Хамат Курбанов».
Вместе с этим сообщением в газете «Ичкерия», издававшейся в Киеве, было опубликовано также «Заявление Государственного Комитета Обороны, Парламента и Кабинета Министров Чеченской Республики Ичкерия», в котором констатировалось, что «под предлогом подготовки переговоров с Президентом ЧРИ Дудаевым российское руководство организовало и осуществило ряд террористических актов против высших должностных лиц Чеченского государства с применением космических систем слежения и наведения, в том числе систем ряда западных держав, предоставленных России кругами международного империализма и колониализма».
Эти документы приводит в своей книге Зелимхан Яндарбиев, назначенный сразу же после гибели Дудаева совместным постановлением вышеназванных органов ЧРИ исполняющим обязанности президента Ичкерии.
Ранее мы цитировали директора ФСБ Барсукова, который однозначно утверждал, что перед спецслужбами не стояли задачи по ликвидации Дудаева и его соратников. Это публичное высказывание было сделано всего за три месяца до гибели Дудаева, после того, как Радуев загадочным образом ушел из Первомайска, куда был загнан и окружен федеральными силами. Что же изменилось за это время, или слукавил тогда главный контрразведчик России, стремясь объяснить свою несостоятельность отсутствием приказа? Хотя и был «паркетным» генералом, Барсуков знал, что говорил. А изменилось вот что: Дудаев отказался от роли «клиента» российской мафии. В разгар войны в 1995 году в СМИ прошла информация о том, что «премьер правительства национального возрождения Саламбек Хаджиев утверждает, что чеченский народ ведет войну не только с Дудаевым, но и с российской мафией. По его словам, мало кому известно, куда уходили 10–12 млн тонн нефти, которые ежегодно Россия закачивала на нефтеперегонные предприятия Чечни, не говоря о тайнах оставленного Дудаеву оружия». Зато закулисным воротилам войны было известно, что за нефть регулярно поступали доллары, которыми Дудаев отказывался делиться, тем более что от него требовали не какие-то жалкие проценты, а львиную долю. В частности, «Дудаев подписал распоряжение о перечислении 1 млн 132 тыс. долларов на счет криминальной фирмы «Крес» в Мюнхен. Эти деньги были частью оплаты нефтепродуктов, отгруженных из портов Новороссийска и Одессы. Другая часть оплаты перевелась на счета «АВЭС — АСКО» в банках Вены и Варшавы». Кроме того, на поставку нефтепродуктов и стратегического сырья режим Дудаева получал огромные заграничные кредиты.
После взятия Грозного в 1995 году командующий Объединенной группировкой федеральных войск в Чечне генерал Анатолий Куликов заявил следующее: «У меня в сейфе лежит подлинник кредитного документа на 10 млрд долларов Дудаеву. Кредит американский». «Великий магистр» тайного общества оказался на редкость неуступчивым, упрямым и амбициозным партнером российской мафии, к тому же при случае мог разоблачить своих заклятых друзей из Москвы. Поэтому для них делом жизни было стирание следов преступных махинаций, совершенных совместно с ичкерийским атаманом. Для Дудаева связи с мафией были скорее комплиментом, чем компроматом. Однажды он по национальному телевидению с восхищением отозвался о группе чеченцев, пригнавших в Грозный через пять государственных границ колонну угнанных иномарок. Для него они были лихими джигитами, а не опасными преступниками. Другое дело — московский беловоротничковый криминалитет, воротилы которого не могли себе позволить «пачкаться» деловыми контактами с одиозным генералом, командовавшим «армией» сомнительных подельников. Именно по этой причине «в декабре 1994 года в самом начале наступления федеральных войск на воздух взлетели стопроцентно гражданские сооружения: офис «Грознефти», республиканский банк, товарный двор. Специалисты понимали: взрываются следы российско-чеченских коммерческих отношений, процветавших аж с прихода к власти Дудаева, разрушаются потенциальные улики криминальности московских чиновников».
Даже после этого Дудаев продолжал нарушать «конвенцию», как незадачливый Паниковский. Последний отделался легко, потому что не был одним из учредителей тайного общества. По неписаному, но жестко соблюдаемому закону синархии ни один член такого общества, а тем более его функционер, не вправе нарушить правила, на которых зиждется иерархическая конструкция структуры. Рядовые нарушители подвергаются различным мерам воздействия, а если же закон синархии нарушен самим «великим магистром», то ему только одно наказание — смерть. Дудаев захотел самолично командовать криминальной ложей, чем попрал принцип совместного управления. Тогда его попытались поставить в рамки с помощью силы и заставить уступить часть доходов, поступавших от поставок за рубеж нефтепродуктов и оружия. Однако вопреки ожиданиям тамада компании оказался капризным.
Не внял Дудаев и таким предупреждениям, как похищение его поверенного, занимавшего посты министра юстиции, генерального прокурора и председателя правления национального банка Ичкерии Усмана Имаева. Он был захвачен в Черноречье людьми Гантамирова, когда вместе с водителем Яхьей Дорбазовым на автомобиле, напичканном всякой электроникой и средствами связи, ехал в ставку Дудаева. Водителя, постреляв над его головой для острастки, отпустили, а подручного «великого магистра» увели «куда следует». Правда, его вскоре пришлось обменять на оперативно захваченного в заложники гелисхановским ДГБ отца Гантамирова. Как видите, в качестве мустасиров проявляли себя не только отпетые уголовники, но и ответственные лица, занимавшие не последние места в противоборствующих лагерях.
Когда солидные до крутости участники синархии, обитавшие вне ичкерийских географических пределов, окончательно убедились в неуправляемости Джохара Мусаевича, его физическое существование было поставлено на карту. Тогда и поступила соответствующая команда, об отсутствии которой ранее говорил генерал Барсуков.
Загадки ТОЙ, конечно, не исчерпываются буденновским и кизлярским рейдами бандформирований, покушениями на Дудаева, Романова, Лобова, Масхадова, непрекращающимися поставками оружия и валюты в Ичкерию, зарубежными вояжами ее лидеров, неуловимостью главных чеченских террористов и многими подобными показателями. В этом же ряду находится и событие, происшедшее в ночь на 4 октября 1999 года в «зачищенном от бандитов» Надтеречном районе, где бесследно исчезли три офицера ГРУ Генштаба.
Среди исчезнувших был и особо засекреченный полковник Зурико Амиранович Иванов, многократно участвовавший в спецоперациях в Чечне. Позже выяснилось, что, несмотря на чрезвычайную засекреченность спецпоездки Иванова на важнейшую оперативную явку, его группа попала в засаду и была захвачена в плен. Через несколько дней обезглавленное тело полковника было подброшено к блок-посту, а сопровождавшие его два лейтенанта остались в живых. Почему ценнейший пленник, который не только резко поднял бы престиж бандитов в глазах главарей, но и мог бы служить для них важным аргументом при контактах с федеральными силами, был ликвидирован — остается очередной загадкой.
За несколько лет до этого в аналогичную засаду попал нынешний начальник ГРУ генерал-полковник Валентин Корабельников со своей спецгруппой. Тогда он был первым заместителем руководителя этой мощнейшей военной разведки мира и отправился в поездку, утвердив окончательный маршрут движения только в последнюю секунду. Даже его личная охрана в целях конспирации не посвящалась в подробности предстоящего перемещения генерала. Группа Корабельникова была атакована из засады, он получил множественные ранения, сопровождавший его полковник Печников был зверски убит, хотя нападавшие и имели возможность захватить высокопоставленных разведчиков в плен. В этих акциях вроде отсутствует логика, однако ясность проступает, если допустить участие в данных эксцессах агентуры тайного общества, выполнявшей особые задания.
Вот что пишет о названных событиях «Российская газета»: «В двух разных случаях присутствует общая особенность. Очень секретные агенты очень секретной спецслужбы отправляются в очень секретные миссии и попадают в засады, цель которых — уничтожить, а не пленить. Есть о чем задуматься… Явная и тайная война на Северном Кавказе продолжается, пусть и под легитимным именем «контртеррористических операций»… Но вот узнаем ли когда-нибудь всю правду о войне и о том, кто действительно стоял за ее рычагами?»
Этот чрезвычайный вопрос требует исчерпывающего ответа, время которого, будем надеяться, еще придет.
В ряду составляющих ичкерийской системы важное место занимают вооруженные формирования, возникновение которых связано с переговорами, проходившими в 1991–1992 годах между Дудаевым и российскими генералами.
Как ни странно, российская сторона, не признавшая Дудаева президентом, заключила с ним договор о судьбе гарнизонов, совокупный масштаб которых можно было бы сравнить с армией иного государства. С правовой точки зрения это означало, что два юридических лица совершили между собой сделку, вступая в правоотношения и заведомо зная о том, что одно из них пользуется фальшивыми документами, в силу чего становится нелегитимной стороной. Как ни странно, это противозаконное событие, заложившее основу ичкерийской армии, в то время не вызвало никакого беспокойства в военно-политических кругах или надзирающих органах России.
Существовавшие уже разношерстные силовые формирования, костяк которых составляли криминальные элементы и невостребованные вольные авантюристы, с избранием президента и парламента, в распоряжении которых оказались горы переданного по договору оружия, приобрели юридическую «крышу» вместе с материально-техническим обеспечением.
Первым вооруженным формированием, получившим «законный» статус, стала «президентская гвардия», утвержденная чеченским парламентом. В ее состав почти без изменений вошла «национальная гвардия» ОКЧН, незадолго до этого грабившая здание КГБ и блокировавшая отряд российского спецназа, прибывшего для осуществления в Чеченской Республике ельцинского чрезвычайного положения. После указанных событий 31 марта 1992 года парламент ЧР принял постановление № 119 под названием «О юрисдикции Чеченской Республики над воинскими частями», которое послужило индульгенцией для их неприкрытого грабежа. Примечательно, что данное постановление было принято в тот самый день, когда оппозиция чуть было не отстранила Дудаева от власти. Прозвучавшее тогда официальное заявление Грозненского гарнизона о своем невмешательстве в происходящие политические процессы сослужило Дудаеву хорошую службу, и он, сумев выправить свое положение, «отблагодарил» тем, что «приватизировал» все имущество российских военных.
Однако парламент ЧР не удовлетворился «юрисдикцией над воинскими частями» и уже 16 апреля принял постановление № 138 «Об утверждении штатного расписания Штаба Вооруженных Сил Чеченской Республики», за которым последовал и ряд других «государственных актов» по формированию вооруженных структур. На основании этих документов в распоряжение существовавшей главным образом лишь на бумаге «чеченской армии» поступили военные городки, базы, полигоны, аэродромы, учебные центры, склады и многочисленные другие объекты, которые ранее не раз подвергались грабежам, а теперь оказались вообще отданными на откуп неизвестно кому.
После утверждения парламентом и подписания президентом «Структуры Главного Штаба Вооруженных Сил Чеченской Республики» в состав этих сил первоначально были включены следующие «воинские части»: президентская гвардия, полк спецназа, разведывательно-диверсионный батальон, горно-пехотная бригада, шалинский танковый полк и летно-штурмовой авиационный дивизион.
За этими громкими названиями скрывалось жулье, обогащавшееся на бесхозном военном имуществе, а личный состав в основном имелся только в штабных документах. Это положение прекрасно проиллюстрировал тогдашний вице-президент ЧР Зелимхан Яндарбиев: «Армия существовала только формально… Танковый полк, который называли шалинским в связи с его расквартированием близ гор. Шали, самый технически оснащенный и вооруженный в своем потенциале, сразу же, еще до вывода российских войск, подпал под влияние местных жуликов и крохоборов, которые, играя на местнических чувствах жителей, присвоили себе право распоряжаться всем военным имуществом, фактически воинская часть была в руках бандгруппы во главе с очень тщеславным и малодушным самодуром Сайпуди Исаевым. Он не имел никакого отношения к военному делу: тракторист, завязавший знакомство с офицерами военного городка, в период вывода российских войск оказал хорошую услугу — выведал, напоив офицеров, некоторые секретные приказы и планы, за что был назначен президентом командиром полка».
Того же уровня был и командир горно-пехотной бригады, дислоцировавшейся у Бароновского моста в Грозном, Ильяс Арснукаев. Бывший прапорщик Ханкальского учебного полка Ставропольского высшего военного авиационного училища летчиков и штурманов также оказался на высоком посту за какие-то сомнительные услуги и благодаря положению своего брата Абу, являвшегося начальником службы безопасности президента.
Армия Дудаева испытывала те же трудности, что и спецслужбы. Отсутствие подготовленных военных кадров, наличие под ружьем большого количества криминальных элементов, привыкших к законам братвы, а не воинским уставам, амбициозность самоназначенных командиров, всеобщее воровство и анархия были далеко не единичными проблемами, стоявшими перед главным штабом, офицеры которого порою сходились в смертельных схватках в борьбе за выгодные должности. Сплошь и рядом отмечались случаи, когда молодые люди, оказавшиеся на обочине жизни, становились под ружье в различных воинских частях лишь для того, чтобы получить доступ к материальным средствам, а когда этот замысел не осуществлялся, продавали свое табельное оружие и уходили к другим командирам или криминальным атаманам. Плачевное состояние дудаевских вооруженных сил в это время весьма откровенно описал заместитель начальника главного штаба полковник Али Мацаев: «Президент делает опору не на армию как атрибут государства, а на отряды, которым он доверяет. Армия испытывает острейшую нехватку подготовленных кадров, некем заполнять вакансии командиров взводов и рот. Из 20 сотрудников ГИТ академическое военное образование имеют только трое. Усиление армии невыгодно сомнительным структурам и вышестоящим инстанциям, отсюда и наши проблемы». Несмотря на критическую ситуацию с созданием вооруженных сил, дудаевское руководство Чечни по мере возможности наращивало усилия по формированию боеспособной армии. На эти цели направлялись даже средства, поступавшие из России на закупку медикаментов и продовольствия, на выплату заработной платы, пенсий и пособий, не говоря о финансах, которыми рассчитывались партнеры за поставки нефтепродуктов в различные страны и регионы.
В качестве инструкторов в чеченской армии служили военспецы из разных стран и России, было налажено наемничество, не было недостатка и в контрактниках, поскольку прошедшие в свое время службу в Советской Армии мужчины в годы становления Ичкерии преимущественно бездельничали и были вынуждены разными способами добывать себе и своим семьям хлеб насущный.
Военные действия 1994–1996 годов хотя и привели к полному уничтожению авиации Чечни, ее вооруженные силы сумели нарастить свой потенциал в ходе боев, а в последующий трехлетний период они значительно выросли и в количественном, и в качественном отношениях, хотя говорить об армии в классическом ее понимании и не приходится.
Через 6 лет после своего создания, включающих и два года военных действий, ичкерийская армия к концу 1999 года имела в своем составе следующие воинские части и подразделения:
1) президентскую гвардию;
2) десантно-штурмовой батальон (3 роты);
3) мотострелковый батальон (3 мотострелковые роты и рота охраны);
4) роту почетного караула;
5) конную роту;
6) «абхазский» десантно-штурмовой батальон;
7) шариатский батальон;
8) галанчожский полк спецназа;
9) шалинский танковый полк;
10) полк полевой артиллерии (3 артдивизиона);
11) полк реактивных систем залпового огня (3 дивизиона);
12) противотанковый полк (3 дивизиона ПТУР);
13) зенитно-артиллерийский полк (3 дивизиона ЗРК);
14) первый и второй мотострелковые полки (по 3 МСБ и спецподразделения);
15) горно-стрелковый полк;
16) первый противотанковый дивизион;
17) первый зенитно-артиллерийский дивизион;
18) третий пехотный полк;
19) первый и второй инженерные батальоны;
20) первый и второй батальоны связи.
Кроме названных частей, под командованием главного штаба находился также ряд вспомогательных, учебных и других подразделений. Сюда не вошли вооруженные структуры внутренних дел, госбезопасности, пограничной и таможенной служб, а также боевые формирования, подчиненные самым разным негосударственным организациям и отдельным лицам.
Здесь надо учесть, что части и подразделения российской и чеченской армий, имеющие одинаковые названия, различны по многим параметрам: чеченский полк больше соответствует российскому батальону, а батальон — роте. Кроме того, ичкерийское воинство по большей части списочное, многие части являлись кадрированными, то есть состояли из резервистов, призыв которых всегда было делом проблематичным.
Армия и вооруженные силы Чечни неидентичны, ибо параллельно воинским частям, входившим в состав армии, существовали и другие боевые отряды, подчинявшиеся тем, кто им платил. Подобные формирования были личными мини-армиями отдельных состоятельных особ, сколотивших богатства и боевой опыт на основе волонтерства в горячих точках, включая Карабах, Абхазию, Таджикистан, Афганистан, Боснию и другие места, где обычно обитали «дикие гуси» (наемники). Отряды Басаева, Хайхароева, Гелаева, Бараева, Ханкарова, Исрапилова, Исмаилова, Радуева и прочих полевых командиров поддерживали лишь формальные взаимоотношения со структурами и подразделениями, подчинявшимися главному штабу. Ни в процессе прошедших войн и конфликтов, ни в промежутках между ними лоскутные вооруженные силы ЧРИ не составляли единое целое под общим командованием. Нередки были стычки между отдельными вооруженными формированиями, устраивавшими разборки по поводу дележа добычи или распределения сфер влияния. Это же происходило и между лидерами высшего эшелона Ичкерии, которые по той же причине из закадычных друзей и соратников «по общей борьбе» запросто превращались в заклятых врагов. Примеры Дудаева, Сосламбекова, Сулейменова, Басаева, Лабазанова, Яндарбиева, Масхадова, Радуева и многих других из этого ряда тому подтверждение.
Несмотря на огромное различие между этими людьми и многими неназванными здесь их друзьями-врагами, у них есть одно объединяющее начало: все они в той или иной степени имеют причастность к образованию специфической ичкерийской системы, которую мы небезосновательно назвали тайным обществом.
Они же стояли во главе псевдогосударственных структур, которые оказывались вовлеченными в странные игрища, затеваемые их руководителями. Был период, когда в Чечне одновременно существовали два правительства: кабинет министров (КМ) и комитет по оперативному управлению народным хозяйством (КОУНХ). Чиновники этих двух «совминов» соперничали друг с другом, каждый стремился, перейдя дорогу другому, дорваться до материальных благ, служба идее независимости была для них лишь примитивной ширмой. Министры назначались как президентом, так и парламентом. В одно и то же время на одно и то же кресло претендовали по несколько человек, и каждый из них размахивал или указом президента, или постановлением парламента, или даже решением какой-либо авторитетной общественной организации типа муфтията (духовное управление) или мехк-кхел (совет или суд страны). Каждый претендент на большой кабинет и высокий пост пытался заручиться поддержкой какой-либо силовой структуры, которая часто оказывалась весомее всяких постановлений, указов и прочих гербовых бумаг.
Чиновничья вакханалия творилась и в правоохранительных органах, в которых запросто могли не допустить до исполнения своих обязанностей даже назначенного президентом и утвержденного парламентом должностное лицо.
Вице-президент Яндарбиев следующим образом описывает обстановку, царившую в правительственной системе и правоохранительных органах: «Министры и вице-премьеры, каждый тайно, пытались перехватить должность премьер-министра.
За каждым из них стояло формирование: за Мугадаевым — шалинскии полк, за Дошукаевым — отряд имени Байсангура Беноевского, Албаков и Мурдалов рассчитывали на поддержку Басаева, Ханкарова, Гелаева, Тамерлан Ошаев развил бурную деятельность с расчетом на Ильяса и Абу Арснукаевых… А в правоохранительных органах сложилась страшная ситуация — имитация силовыми структурами активной деятельности, сплошные нарушения законности, отсутствие контроля за их деятельностью, связь некоторых должностных лиц с преступным миром. Кроме того, все силовики — МВД, ДГБ, спецназ, ОМОН, дивизион особого назначения, шалинскии танковый полк — причастны к хищению нефтепродуктов под предлогом их охраны. Почти все подразделения оказываются причастными к разбою на нефтепродуктопроводах».
Закон синархии, как правило, безукоснительно соблюдаемый в тайных обществах и обычный для них, оказался сильно трансформированным применительно к ТОЙ, поскольку местные условия оказывали своеобразное влияние на процесс его реализации.
Точно так же исламский шариат, низамы (кодексы) Шамиля и советские законы находили в Чечне особенную интерпретацию, приближавшую их к императивным установлениям тейпов и вирдов. Даже могущественный КГБ допускал корректирование на практике своих «железных» приказов относительно их применения в условиях Чечено-Ингушетии.
Вольно толкуемые правила тайных обществ наряду с остатками советского законодательства и лоскутными правовыми нормами, введенными вла-Бакар, Омар, Осман и Али. Учение Ханбалы развил далее Ибн Таймия (XIV в.), критиковавший суфизм традиционалистов за их «отход от принципа единобожия».
Современный дагестанский востоковед Нури Осман называет Ибн Таймию «предтечей и теоретиком ваххабизма». Идеи Ханбалы и Таймии развил далее Абд ал-Ваххаб, жизнь и деятельность которого протекали в Аравии в XVIII веке. Став основателем нового течения, позже названного «ваххабизмом», он также вслед за своими предшественниками выступал якобы за возрождение первоначальных исламских ценностей и против новшеств, появившихся в религии в поздний период. В его учении «важное место отводилось идее о джихаде (священной войне) против многобожников и мусульман, «отступивших» от принципов раннего ислама. Для ваххабизма характерны крайний фанатизм в вопросах веры и экстремизм в практике борьбы со своими политическими противниками».
С самого начала зарождения ваххабизма ему противостояли духовные авторитеты, к которым прежде всего относились тарикатистские устазы и шейхи, многие улемы (исламские богословы) и представители официальных мечетей. Османская империя, провинцией которой являлась тогдашняя Аравия, стала преследовать адептов нового учения, поскольку они пользовались поддержкой части арабов, выступавших против турецкого господства. Среди последних видное место занимала княжеская семья Саудов, которая в конце концов под знаменами ваххабизма основала новое государство, названное Саудовской Аравией.
Как видно, именно политика была с самого начала сферой деятельности ваххабитов, хотя официально они всегда называли себя лишь поборниками «чистого ислама». Эта «чистота», по их мнению, обеспечивается тем, что не признается никакое посредничество между Богом и верующим и отвергаются авторитеты духовных лиц, так же как и святость связанных с ними мест и атрибутов.
В тарикатизме же, как ранее отмечалось, огромную роль играют именно «посредники» между Всевышним и его созданием, которыми считаются устазы, шейхи и другие наставники, ведущие верующих по божественному пути — тарикату.
Эти схоластические разногласия остались бы в стенах мечетей, если бы не одна особенность ваххабизма. Она заключается в том, что сторонникам этого учения вменяется в обязанность бороться со своими противниками, не останавливаясь ни перед каким насилием. Причем освященное ортодоксальным исламом почитание старших, родителей, духовных лиц, ученых и подчинение властям и действующим на данной территории законам напрочь отвергаются. Более того, ваххабитам предписывается «наставлять на путь истины» всех окружающих, начиная со своих близких родственников. Если они не поддаются, то разрешается применять по отношению даже к собственным родителям любые меры принуждения.
Апологеты ваххабизма на словах требуют возвращения к фундаментальным основам ислама, за что их еще называют фундаменталистами, и формально выступают против нововведений в религии. Воплощая же на практике свои постулаты, они доходят до крайностей и оказываются в плену собственных экстремистских новшеств, отсутствующих в мусульманском классическом вероучении. В трактовке же кавказских приверженцев это учение, помноженное на местный радикализм, приобрело свойства гремучей смеси в руках разнузданных террористов от религии.
Таким образом, если в Саудовской Аравии, где ваххабизм в настоящее время считается господствующей идеологией, давно не практикуются ее идейно-политические постулаты, то это учение на почве Чечни (и частично Дагестана) трансформировалось на местный лад, как это ранее происходило здесь с пришедшими прежде извне законами и правилами.
Ичкерийский вариант ваххабизма оказался крайне утрированной формой этого радикального течения в исламе, вследствие чего убийства и грабежи, совершаемые его носителями, как бы приобретают идейное обоснование, поскольку подобные действия в интересах «чистого ислама» дозволяются. Вот почему доведенный до абсурда ваххабизм расцвел бурным цветом на истерзанной войной чеченской земле, где главными действующими лицами по злому велению рока оказались обладатели автоматов, а не аргументов.
А между тем продолжали происходить странные ичкерийские события, которые трудно объяснить сточки зрения законов логики. Например, «через весь Дагестан проезжает никем не остановленный, но зафиксированный всеми постами лично Салман Радуев, якобы возвращающийся в Чечню из Турции через Азербайджан с лечения. Почему его не арестовали — загадка». Причем происходит это в самом разгаре войны в Дагестане.
Другое загадочное событие произошло уже в Москве, где при таинственных обстоятельствах был задержан, а затем столь же загадочно освобожден из-под стражи разъезжавший по столице на «мерседесе» из гаража одной из спецслужб министр шариатской госбезопасности Ичкерии Турпал-Али Атгериев.
Пробыв пару дней в Лефортовском изоляторе ФСБ, этот «герой» радуевско-басаевских террористических рейдов, находившийся в федеральном розыске, благополучно отбыл к месту службы в Грозный, чтобы продолжать захватывать в заложники и расстреливать российских граждан, «провинившихся» перед его ведомством, носившим столь претенциозное название, а по существу являвшимся обычной бандитской малиной.
Вообще, «герои» подобных событий обладают странным экстерриториальным и персональным статусом, который — ни в какие законодательные нормы не вписывается.
Посудите сами. Существуют Уголовно-процессуальный кодекс, федеральные законы «О безопасности», «Об оперативно-розыскной деятельности» и многие другие государственные правовые акты, в сфере действия которых многократно оказывались ичкерийские функционеры, нарушавшие закон, однако им все сходило с рук. Оказывается, ларьчик-то открывается просто. Всего лишь кто-то где-то о чем-то договаривается относительно их статуса — и никакой закон им не писан. Вот что об этом сообщают следующие источники: «Согласно неформальной договоренности некоторым руководителям Ичкерии, включая и тех, на кого официально заведены уголовные дела, разрешается бывать в Москве. Более того, им предоставляют охрану и разрешают носить личное оружие. Передвижение этих персонажей по городу контролирует ФСБ, которая, конечно же, прослушивает их сотовые телефоны».
Таким образом, по отношению к деятелям ТОЙ применяется не какая-то там формальная законность, на них распространяется «неформальная договоренность», которая, как мы видим; эффективнее любых писаных статей государственных актов.
Выходит, что в нашем случае вместо нормы Конституции действует формула Капниста, который два столетия тому назад писал, что «законы святы, но исполнители — лихие супостаты».
По-видимому, этим супостатам, тесно связанным с ичкерийским тайным обществом, мы обязаны тем, что его деятели обладают даром телепортации, перемещаясь в пространстве, невзирая на всякие препятствия вроде блок-постов, секретов, дозоров, разведгрупп, воинских частей, милицейской охраны, патрулей, спецназа и других серьезных боевых единиц.
Получается как в том старом анекдоте о Джо, который стал неуловимым потому, что его никто и не собирался ловить.
Ичкерийские «джо» уходили из «плотного кольца окружения» после сражений, словно артисты со сцены после окончания спектакля, а их «неуловимость» стала прямо-таки притчей во языцех в журналистских репортажах.
Вот некоторые факты из этой серии, имевшие место только в течение нескольких недель второй чеченской войны.
В феврале 2000 года из окруженного Грозного убыли в неизвестном направлении Масхадов, Хаттаб, Басаев, Гелаев, Удугов, Исмаилов, Алиходжаев и немало подобных им персон меньшего масштаба.
1 марта после трагической гибели роты псковских десантников из Улус-Керта ушли почти все бандглавари.
2 марта, расстреляв из засады подмосковный ОМОН в окрестностях станицы Первомайской в Старопромысловском районе Грозного, безнаказанно покинуло поле боя крупное бандформирование во главе с неустановленными командирами.
10 марта из наглухо окруженного Комсомольска ушел Гелаев, который вернулся с подкреплением, а затем снова покинул село.
11 марта из заблокированного Сельментаузена сопровождаемые многочисленной охраной со своими штабами эвакуировались Масхадов, Басаев, Хаттаб, которые позже во главе отрядов появлялись в разных районах Чечни.
Эти факты получили широкую огласку в российских и иностранных средствах массовой информации. А сколько их набралось за весь чеченский кризис, в том числе и неполучивших широкой огласки? Считать — не пересчитать.
Война, развязанная разными супостатами, пройдясь по всей Чечне смертоносными волнами, перед своим завершением особо конвульсировала именно на том участке, который исторически назывался Ичкерией, подавая тем самым некий мистический знак апологетам смуты о возвращении всего и вся на круги своя.
Концентрированная деятельность людских масс, и особенно военные действия, не лишены признаков, свойственных таинственным мистериям, и имеют некие черты предопределенности, отражающиеся на судьбах индивидуумов, балансирующих на грани жизни и смерти. Через завесу этой таинственности порою проглядываются низменные человеческие интересы конкретных лиц, занимающих высокое положение, позволяющее им оперировать «живым материалом» в угоду собственным амбициям.
Военные действия, всегда сопровождаемые людской трагедией и уравнивающие на весах судьбы огромный мир отдельного человека и кусочек свинца, являются для таких персон лишь средством достижения своих целей. Эти властолюбцы, возомнившие себя вождями и оракулами, способны перстом падишаха отправить на гибель тысячи людей и предать огню целые города. В этом преуспели Дудаев и Ельцин, стоявшие у истоков тайного общества «Ичкерия». Первый из них изображал из себя фигуру, равную «царю Борису», и только в нем видел достойного партнера, а второй считал недостойным для себя снизойти до уровня «взбунтовавшегося князька». Эти чрезмерные амбиции, приобретшие патологические формы, наряду с другими факторами легли в основу чеченского кризиса, продуктом которого стала ичкерийская система, настоенная на дрожжах исторических и этнопсихологических факторов, присутствующих в регионе.
Конечно, данными обстоятельствами не исчерпывается вся канва предпосылок, породивших ичкерийский социальный феномен, но они послужили удобрением «для почвы, засеянной зубами дракона», оказавшимися семенами для взращивания чудищ, с которыми вот уже несколько лет бьется армия огромного государства.
Россия в Чечне столкнулась не просто с сепаратистами и бандформированиями, а с особенной ичкерийской системой, организованной «по проектам» тайных обществ, жизнеспособность которых мы постарались продемонстрировать на исторических примерах.