Тайны древних бриттов

ГЛАВА VII Оккультная традиция в ритуалах и легендах

Древняя оккультная традиция Британии сохраняется фрагментарно в многочисленных легендах, местных обычаях и празднествах, в необычных ритуалах, привязанных к таким местам, как святые источники, а также в других формах. Конечно, под вопросом находится связь их с древней оккультной традицией острова, многие из этих форм могут представлять собой сохранившиеся варианты народных верований, которые являли низший слой традиции, находясь в таком же отношении к ее философской составляющей, так сказать, официальному культу, в каком находятся ритуалы, практикуемые кастой шудр в Индии, к брахманизму. Ведь то, что было сохранено благодаря одному лишь народному предпочтению, едва ли могло обладать большим мистическим значением в высшем смысле или пользоваться большим сочувствием со стороны верхов. В то же самое время народные ритуалы и празднества могли сохранить отголоски определенных идей, способных пролить свет на оккультную традицию, особенно если в основе их лежали иберийские источники. Конечно, те, которые не имеют отношения к оккультной традиции, мы не рассматриваем.

Прежде всего, примечательно то, что идея Аннуна — мистической сферы, в которую рассчитывали проникнуть Артур и его спутники — до сих пор продолжает оставаться составной частью современного валлийского фольклора. Покойный сэр Джон Рис в своем «Кельтском фольклоре» представляет много преданий об Аннуне, в которых рассказывается о том, как обитатели этого царства имели обыкновение проникать в верхний мир и охотиться там с собаками на обреченных людей, которые умерли, не приняв крещения или не исполнив епитимью. Они входили в такой тесный контакт с сыновьями человеческого рода, что последние даже могли забирать у них что-нибудь из поголовья их молочно-белого рогатого скота!

Это может показаться странным, но мы не обнаруживаем в современном кельтском фольклоре никаких упоминаний о других планах мистической сферы. Но это лишь означает, что считалось, что круг Аннуна находился гораздо ближе к Абреду — месту обитания человека, чем другие круги, и таким образом, сообщение с ним было гораздо более доступным.

Есть некоторые свидетельства, указывающие на то, что фигура Артура, в ее мифологическом аспекте, заняла место или явилась «суррогатом» образа Ху Гадарна, который, как мы помним, известен тем, что вытащил озерное чудище Аванка из его водной бездны при помощи крупного рогатого скота. По-видимому, некогда существовала полная, законченная сага о разграблении Ада этим Ху, в которой такие события, как захват Аванка и путешествие за котлом, выступали на втором плане; а тот способ, каким секреты мистического плана Аннуна были заполучены оккультным жречеством, был запечатлен в письменных текстах или в тех мнемонических поэмах, к созданию которых были так склонны британские друиды. В своем «Кельтском фольклоре» сэр Джон Рис ясно показывает, что современные валлийские крестьяне считают скорее Артура, чем могущественного Ху, победителем Аванка. Отсюда явствует, что Артур должен был позаимствовать много черт и деталей биографии Ху.

Но то, что ритуалы, связанные с образом Ху Гадарна или Артура — поскольку оба имени, как мы увидим, относятся к одной и той же персоне, — сохранялись по меньшей мере до середины XVI века, видно из ряда мест в английских и валлийских источниках. Одним из мест паломничества в уэльском княжестве в период до реформации была епархия Сент-Эйзефа, где объектом поклонения служил образ Дарвелла Гадарна. В письме Эллиса Прайса Кромвеллу, секретарю Генриха VIII, датированном 6 апреля 1538 г., описывается следующее:

«В указанной епархии находится образ Дарвеллгадарна, с которым люди связывают большие надежды и веру, так что ежедневно тянутся к нему паломники — одни с быками, другие с лошадьми, остальные с деньгами. Их так много, что, например, пятого дня настоящего месяца апреля было насчитано пять или шесть сотен паломников, возлагавших приношения к указанному образу. Невинные люди были соблазнены и завлечены к почитанию этого образа, так что среди них даже бытует мнение, что тот, кто принесет какую-нибудь вещь к образу Дарвелла Гадерна, получит силу, позволяющую спасти из Ада взывающих о помощи».

В том же году этот идол был увезен в Смитфилд и сожжен. Конечно же очевидно, что Дарвелл Гадарн и Ху Гадарн являются одним и тем же лицом. Следует сказать, что именно Ху Гадарну было свойственно вызволять души из Аннуна, или «Ада». Он являлся верховным божеством, силой своей испускаемой энергии (принимавшей образ солнечных быков) достававшим Аванка или бобра (солнце) из озера, — аллегория его способности вызволять жизнь из тьмы бездны.

Все это указывает на существование древней британской традиции в XVI веке (как минимум), ведь почитание такого божества, как Дарвелл Гадарн, не могло бы иметь места, не будь к нему причастно мистическое жречество, без которого поклонение не имело бы никакого статуса или санкции, никакой связующей силы. В значительной степени это подтверждается тем фактом, что вместе с идолом в Смитфилд был привезен и «монах», который носил то же самое имя и который также был предан огню. Если бы это был монах, относившийся к официальному священству, то, конечно, ему бы не было назначено такое наказание; кроме того, он не мог бы носить такое имя. Отсюда следует, что он должен был являться не только живым представителем бога, но и хранителем тайн этого бога и древней британской оккультной традиции, к которому являлись сотни паломников, поклонявшихся идолу как близкому, хорошо знакомому им божеству[38].

Также следует обратить внимание на то, что в жертву этому идолу приносился рогатый скот. Очевидно, скот ассоциировался со священным солярным быком, символизировавшим это божество, — последний, как мы видели, упоминался не в одной британской мистической поэме.

В суевериях, связанных с идеей о подмененных детях, мы также находим отчетливые следы веры в возвращение души в мрачную область Аннуна. Согласно этим верованиям, эльфы часто совершали подмену: они оставляли сморщенного, зачастую слабоумного эльфа взамен похищаемого ими здорового человеческого ребенка. Как мы уже говорили, вера в эльфов, видимо, возникла из культа мертвых. То есть считалось, что это мертвые, ожидающие своего нового рождения, и определенно их увязывали с Аннуном. Подмененное существо, таким образом, оказывалось душой т Аннуна, стремящейся укрепиться на Абреде — земном плане, а вера в то, что эльфы могли похищать детей, по-видимому, возникла из представления о том, что человеческая душа, чье земное путешествие оказывается неудачным, может снова упасть в бездны Аннуна.

Одним словом, суеверие, связанное с идеей о подменах, несомненно является наследием культа, в котором существовала вера скорее в продвижение души наверх — или ее скатывание назад, — чем в переселение душ. Существует не много признаков того, что наши предки верили в идею переселения душ в ее общепринятой форме, при том, что имеется обильное число свидетельств того, что в основе их теологии лежало представление о душевной эволюции. Существует празднество, имеющее явную связь с верованием в план Аннуна, демонстрирующее следы мистических ритуалов, связанных с древним жречеством, стоявшим во главе этого культа, — речь идет о Хэллоуине.

В своем описании жизни бардов Оуэн рассказывает, что в Северном Уэльсе 1 ноября проводилось множество ритуальных обрядов, таких, как зажигание большого костра и перепрыгивание через него, «убегание от черной короткохвостой свиньи» и т. д. Он говорит:

«Основные искажения, прежде всего, относятся к сведениям о великом Хуоне, или высшем сущем, — его подлинная природа была затемнена иероглифами или эмблемами его различных атрибутов, так что пресмыкающиеся умы толпы чаще всего не стремились проникать за эти репрезентации. Это открыло дорогу множеству более мелких заблуждений; много суеверий возникло вокруг периодических празднеств, особенно вокруг зажигания огня и празднования появления растительности весной и сбора урожая осенью».

Хуон — это, конечно, тотже Ху Гадарн, и здесь мы снова обнаруживаем его образ увязанным с ритуалами, отсылающими к подземному миру, поскольку костер Хэллоуина — это не более и не менее, как символ костра Аннуна, на что явно указывает упоминание о «черной короткохвостой свинье». Читатель, наверное, помнит, что свинья была одной из «добыч Аннуна», принесенной на землю Пуйллом. Священник в Керкмайкле, что в Пертшире, в своем статистическом отчете указывает: «Ранее священный вечерний огонь, реликт друидизма, зажигался в Бухане, там проводились различные магические церемонии, призванные нейтрализовать влияние ведьм и демонов… Образовывались группы, которые из-за ссор или же из игровых целей начинали расшвыривать чужие костры, эти нападения и их отражения часто исполнялись с мастерством и эмоциональным воспламенением». Очевидно, что этот ритуал, в отличие от более невинных развлечений позднейших времен, связанных с Хэллоуином, служил отголоском очень древнего мифа, в основе которого лежал набег на огненную подземную сферу братства мистиков. Драмы такого рода неизменно присутствовали в мистериях древнего мира, особенно в Греции и Египте. На то, что в народе бытовало убеждение, что эти празднества пришли от друидов, указывает не только кермайклский священник, но и священник в Калландере, который в подобном же отчете говорит: «Люди получали священный огонь от друидических жрецов на следующее утро, и считалось, что сила его будет сохраняться до конца года».

Без сомнения, непросто проследить протравленный контур мистической традиции Британии в народных верованиях и легендах, а во многих случаях профессиональные истолкователи фольклора сделали задачу еще более трудной своим упорным стремлением увязать все древние верования с природными явлениями, такими, как появление растительности, пренебрегая при этом более глубоким смыслом, лежащим в основе всех этих сказаний. Чтобы доказать, что на памяти даже нынешнего поколения существовала признанная священническая каста оккультного толка, я обращусь к ряду свидетельств ее присутствия, по крайней мере в Уэльсе. В «Топологическом словаре Уэльса» Льюиса мы читаем, что источник Финнона Элиана «даже в настоящее время часто посещается суеверными… обряды совершает инициат, стоящий в определенном месте рядом с источником, в то время как его владелец читает отрывки из священных писаний, после чего он зачерпывает небольшое количество воды и дает инициату выпить, а остаток он выплескивает через свою голову, — это повторяется трижды». Фаулкс в своей книге «Enwogion Cymru», изданной в 1870 г., говорит, что последним человеком, на котором лежало попечение об источнике, был некий Джон Ивенс. До него эти обязанности исполняла женщина, и о ее прозорливости существовало множество занимательных историй. Рис в своем «Кельтском фольклоре» пишет:

«В 1861 г. появился ряд статей об источнике, мне говорили, что впоследствии они были отдельной книжкой за один шиллинг, которую мне не довелось видеть. В них рассказывается о суевериях, о истории Джона Ивенса и его признаниях и трансформациях[39].

Я напрасно искал описания (на валлийском языке) ритуалов, проводившихся вблизи источника. Когда г-жа Силвен Ивенс посетила это место, она нашла, что источник находится на попечении одной женщины, а Питер Роберте в своей книге «Валлийские народные древности», изданной в Лондоне в 1815 г., отзывается о ней или о ее предшественнице в следующих выражениях: «Рядом с источником проживала некая никчемная, пакостная особа, исполнявшая обязанности жрицы…» Я думаю, мало сомнений в том, что хозяином или блюстителем источника был представитель древней жреческой группы, концентрировавшейся вокруг этого места. Это жречество возникло, вероятно, за много столетий до того, как вблизи источника была воздвигнута христианская церковь; к сожалению, у нас недостаточно данных, чтобы четко представлять себе, чем обретались права на вступление в жреческую касту: передавались ли они по наследству или существовали иные пути; но мы знаем, что женщина могла осуществлять попечение источника Святого Элиана.

Сэр Джон также оставил сведения, касающиеся подобного места в Пемброкшире, в церкви Святого Тейло. Здание, — говорит он, — находится в развалинах, но кладбище еще используется, там имеются два надгробия, относящиеся к числу самых древних постримских надгробий в уэльском княжестве. Там находится источник, который, как считалось, излечивает коклюш. Когда сэр Джон начал наводить справки относительно того, должен ли был совершаться какой-либо обряд, для того чтобы извлечь пользу из использования воды, то ему сказали, что забирать воду из источника и давать ее пить больному должен был кто-нибудь, рожденный в соседнем доме, — предпочтительно наследник семейства. Оказалось, что вода из источника забиралась черепом, который, по преданию, принадлежал святому Тейло, и сэру Джону действительно показали череп. Сэр Джон узнал позднее, что этот источник был известен как Бычий источник и что семья, которой принадлежал соседний фермерский дом, проживала в нем столетиями из рода в род. Их имя было — Мельхиор, отнюдь не обычное имя в княжестве, имеющее поистине жреческое звучание. Ходила также легенда, рассказывающая о том, как череп стали использовать в качестве сосуда для питья. «В этом конкретном случае, — говорит сэр Джон Рис, — мы имеем дело с фамильной преемственностью, которая, похоже, явно указывает на присутствие древнего священнического рода».

Теперь обратите внимание на то, что этот источник был известен как Бычий источник, то есть он каким-то образом был связан с культом Ху Гадарна, мистического божества бриттов, которые, по преданию, с помощью своих священных быков одержали победу над силами зла. Рис, очень влиятельный ученый, был убежден в том, что тут мы имеем случай, свидетельствующий о сохранении наследственного жречества в Уэльсе с дохристианских времен вплоть до начала XX века. Похоже, мы имеем здесь явное свидетельство не только того, что подобный культ действительно существовал, но и того, что он определенным образом был связан с мистическим быком и, таким образом, с оккультным братством, которое вел Артур в мрачную бездну Аннуна.

И в других местах на британской земле находятся свидетельства существования людей, которые оказались вовлечены в загадочное магическое общество, чьи писания они бережно хранили. Женщина, лишенная имущественных и гражданских прав пресвитерией Перта за колдовство в 1626 г., заявила, что у нее была книга, заключавшая в себе магические знания, которая ранее принадлежала ее «доброму отцу, ее деду, и ей была тысяча лет». Ее сын Адам Белл читал ей эту книгу. Как мы это увидим позднее, когда будем обсуждать тему колдовского культа, существует множество свидетельств того, как люди посвящались в ритуалы этого культа либо их родственниками, либо друзьями.

Здесь нужно будет сказать несколько слов о стеклянном корабле Артура, упоминаемом в легенде о схождении в Аннун. Это судно было сконструировано известными умельцами в виде водолазного колокола, по сути, его можно приравнять к стеклянному судну, присутствующему в ирландском мифе, — там Кондла Красный похищался и увозился на этом корабле в Землю Вечноживых волшебной принцессой. Я думаю, что это судно имеет скорее идеалистическое, чем материальное значение, что оно скорее напоминает корабль египетского Осириса, который продвигался по водам Аменти — египетского подземного мира. Оба мифа, по сути, представляют собой один и тот же миф, и, вероятно, исходят из общего источника.

Судно Артура — это корабль душ, в точности как и барка Осириса, и в этой связи мы можем вспомнить миф, приведенный греческим писателем Прокопием, о котором говорилось в начале этой книги, — в этом мифе описывается путешествие мертвых душ на корабле к берегам Британии. Это доказывает, что действительно существовал очень древний миф об унесении душ умерших на магическом судне в землю тьмы. Магическое судно являло собой перевозочное средство, на котором астральные формы переправлялись на соответствующий их природе план, а в случае с Артуром и его товарищами оно, очевидно, могло также переправлять астральные формы живых людей во внеземную сферу. Какова же был а природа этого судна?

Мы можем быть вполне уверены, что корабль имел солярную природу. Подобная египетская барка, которая проникала в глубины Аменти, имела, безусловно, солярное происхождение. Ее символическим значением был свет, проникающий во тьму, это был корабль бога Солнца, углубляющийся во мрак мира смерти или небытия.

По мнению Риса, Кэр Сиди — составная часть Аннуна, — возможно, произошел от Кэр Ши, «города эльфов». Следует обратить внимание на то, что вокруг огня там играют четыре органа. Этот инструмент издавна ассоциировали с мистериями, начиная с византийских до нынешних масонских.

Пытаясь отыскать среди щебня фольклора свидетельства существования тайной традиции, мы должны определить, каковы были ее связи, если они вообще имели место, с культом, известным как колдовство или ведьмовство. Что в точности представляло собой ведьмовство, и было ли оно тесно связано с древней оккультной традицией Британии? Мы сейчас знаем, что колдовство никоим образом не было предметом галлюцинации, что оно не возникло в воспаленном воображении раздраженных старух. Исследования наглядно показали, что это было распространенным явлением в XVI–XVII веках, представляющим собой сохранившиеся фрагменты очень древнего культа, вероятно, берущего свое начало в доисторическом периоде. Я думаю, что истоки его связаны с существованием в далекие времена касты женщин, занимавшихся коневодством или скотоводством, или тем и другим, поскольку весь фольклор, связанный с колдовством, проникнут упоминаниями о лошадях и домашнем скоте. Мне кажется, что некая каста, подобная амазонкам, о которых нам рассказывают классические источники, могла явиться прототипом ведьмовского культа. Склонность ведьмы заговаривать скот, ее явная власть над овцами и рогатым скотом и ее традиционный образ колдуньи с лошадью — все это заставляет меня полагать, что где-то в северо-западной части Африки зародилась женская религия вокруг группы женщин, объединенных общим родом занятий, которые я уже описал. Позднее эта религия утратила свое значение в том, что касается сельскохозяйственного обихода, так что от нее осталась чисто магическая, оккультная составляющая. Также высока вероятность того, что эта религия имела «иберийское» происхождение, и, таким образом, она должна была быть связана с тем основным стволом веры и суеверий, на котором возник друидизм; до Британии дошли лишь фрагменты культа, но где-то в других местах это было исконное ядро веры.

Хотя мы и не так много слышим о ведьмовстве в британской истории, нет сомнений в том, что оно на правах более или менее секретного культа существовало в Британии на протяжении веков, но я не считаю, что оно являлось составной частью друидизма или тайной традиции. Скорее, оно представляло собой выродившийся пережиток древней иберийской магии, которую до некоторой степени включал в себя друидизм, но которую позднее он вытеснил и, возможно, постарался уничтожить. Как показал сэр Джеймс Фрейзер в своей «Золотой ветви», друиды, по-видимому, сжигали животных, которых они считали замаскированными ведьмами, и уж подавно они имели обыкновение сжигать колдунов мужского или женского пола. Не похоже на то, чтобы друидические жрицы, о которых говорилось ранее, например, с острова Сены или Англси, являлись колдуньями, хотя они и представляли собой отдельную женскую касту. Однако есть нечто, объединяющее девять музоподобных дев, подогревавших котел Керридвен, которых идентифицировал и со жрицами Сены, и культ позднейшего колдовства, и это фигура самого котла.

Но был ли котел ведьм идентичен котлу Керридвен? Котел Керридвен являлся сосудом вдохновения, а котел ведьм служил для приготовления ядовитых отваров. Однако вспомним, что содержимое котла Керридвен было ядовитым, за исключением первых трех капель, которые выплеснулись из него, и, похоже, как раз это объединяет его с магическим котлом ведьм. Но я не считаю, что котел изначально был неотъемлемой частью магического инструментария колдуний. Я скорее склонен полагать, что он был заимствован членами колдовского культа из арсенала древней оккультной традиции, на что указывает ряд свидетельств.

По этим и иным причинам я полагаю, что колдовской культ не имел каких-либо связей — официальных или иных — с культами друидизма или основополагающей оккультной традиции. Я скорее склонен полагать, — о чем уже говорил, — что он возник из древнего туземного или иберийского свода грубых предрассудков, существовавшего некогда в Британии, Галлии и Испании. Но мне кажется очень вероятным, что он многое позаимствовал из оккультной традиции, особенно в том, что касается отдельных ритуальных практик, которые колдовской культ опошлил и обратил для злых целей.

Многие из магических деяний колдунов идентичны тем, о которых известно, что их практиковали друиды, — такие, как левитация, вызывание бурь, использование трав, превращение в животных и так далее; возможно, что низшие касты официального друидизма действительно использовали уловки такого рода, которые они позаимствовали у местного населения, практикующего свою систему верований, с целью держать людей в благоговейном страхе, точно так же, как самые первые христианские миссионеры в Британии и иных местах, по-видимому, использовали определенный набор магических средств низших сословий с подобными же целями.

Теперь мы займемся свидетельствами, ясно показывающими, что сильное влияние старого друидического культа, проводника тайной традиции, сохранялось до относительно недавнего времени в Шотландии. В столь поздний период, как 1649–1678 гг., согласно записям пресвитерии Дингуолла, в приходе Гайрлох в Россшире приносились в жертву быки и совершалось жертвенное возлияние молока на холмы.

Преподобный Джеймс Раст, священник в Слейнсе, в своем «Эксгумированном друидизме», изданном в 1871 г., представляет следующие ценные свидетельства, касающиеся сохранения друидической веры в Шотландии XVIII века^{56}.

«Поскольку в XVII веке в Шотландии, как и в Англии, было распространено значительное число суеверий, которые появились в папские времена (а часть их существовала и в допапский период), относясь к ранней религиозной системе — друидической, и которые долгое время терпели, смотрели на них сквозь пальцы или, по меньшей мере, не искореняли, то Генеральная ассамблея церкви Шотландии занялась этим вопросом и решила принять против них меры. Было заявлено, что большинство этих суеверий возникли в результате невежества, и было решено, что по всей Шотландии будут предприняты самые энергичные усилия по повышению образования населения, даже самых беднейших его слоев, путем воздвижения и расширения приходских школ, предполагалось также проследить за тем, чтобы в каждой семье имелась Библия и все домочадцы были приобщены к ней. Но кроме этого, была назначена комиссия. Генеральная ассамблея 1649 г., утвердив рекомендации ассамблеи 1647 г., назначила большую комиссию из числа своих членов. Наряду с принятыми в ее состав священниками там были: сэр Арчибальд Джонстон из Уорристауна — канцелярский регистратор; г-н Томас Николсон — адвокат Его Величества; г-н Александр Пирсон — один из обычных лордов-заседателей; сэр Льюис Стюарт, г-н Александр Колвилл и г-н Джеймс Робертсон — уполномоченные по правовым вопросам; г-да Роджер Моуэт, Джон Гилмойр и Джон Нисбет — юристы, а также доктора Сиббальд, Каннингхейм и Первес — лекари. И “указанной братии было предписано делать отчеты, освещающие их продвигающуюся работу, отражающие результаты их совещаний и конференций, для представления в Комиссию по общественным делам. А указанная комиссия должна будет сделать доклад на следующей Генеральной ассамблее”. Среди прочих предметов, на которые они обратили свое внимание, были друидические обряды, совершаемые у костров в праздники: Белтейн (первомайский кельтский праздник костров), Иоаннов день, Хэллоуин и святки. Все эти обряды и костры было приказано запретить. Они лишь внешне преуспели в среде людей старшего возраста. Молодежь же страны до сих пор устраивает те же костры и совершает те же обряды, хотя они и забыли, на что изначально были направлены эти ритуалы и, конечно, забыли саму систему суеверий. Они обращали свое внимание на пережитки друидических суеверий и колдовства, практикуемых в древних культовых местах, посвящаемых не только великим, но и малым богам, семейным духам, домашним божествам или полубогам древности, у которых, как считалось, можно было просить совета, и которые могли одарить своих приверженцев чародейскими силами, — в этих местах друиды выделяли своим богам участки земли, которые не возделывались тысячелетиями. Власти приказали возделать эти участки, все это осуществлялось под строгим церковным присмотром и под страхом гражданских наказаний — в этом деле церковь и государство действовали рука об руку. Один из результатов работы этой комиссии обнаруживается нами в нескольких крайне важных записях в регистрационной книге церковных заседаний города Слейнса, где говорится, что священником и старейшинами Слейнса было проведено расследование, — как оно должно было быть проведено и священниками других мест, — относительно сохранения друидических практик и мест собрания в приходском округе. Из результатов этого расследования мы узнаем, что в Слейнсе наличествовал ряд участков земли, выделенных и посвященных полубогам друидов — тем чертятам, которые предстали мелкими эльфообразными ловкими полубесами в христианской системе представлений; эти места получили свое название по имени тех вымышленных созданий, при этом использовались слова и южных шотландцев, и гаэлов северной части Шотландии, а именно: 1) Гуйдманес фаулд и 2) Гарлет, или Гарлеахд, что указывает на Гарлаоха, эльфа».

Из записей в регистрационной книге церковных заседаний прихода Слейнса мы узнаем, что несколько человек было вызвано в суд за практикование языческих обрядов вокруг священных костров и отказ возделывать древние друидические поля.

Таким образом, мы видим, что члены Генеральной ассамблеи церкви Шотландии, проходившей всего лишь 280 лет назад, или за четыре «жизненных срока» до нашего времени, были полностью проникнуты убеждением в том, что друидизм практиковался по всей Шотландии, ввиду чего они приняли меры по его подавлению. То, как эти меры были восприняты их паствой, хорошо иллюстрирует крайне интересная книга Джона Бухана «Лес ведьм».

Говоря далее о реликтах минувших времен в своем приходском округе, г-н Раст упоминает о вере в то, что духи кельтского прошлого имели склонность являть себя людям в старые времена, при этом нередко случалось, что люди заманивались ими в глухие места. В приходе Слейнса было по меньшей мере три места, посвященных «добрым людям», они оставались невозделанными посреди возделанных земель вплоть до начала XIX века. «Они также продолжали использоваться на протяжении столетий для магических, суеверных целей, после того, как другие «эльфийские места» были разрушены, осквернены или возделаны по распоряжению властей. Я знал женщину, Мэри Финдлей, умершую несколько лет назад в престарелом возрасте, которая была последним человеком, которого в детстве поместили в каменную пирамиду, поскольку считали, что она являлась подмененным эльфовым детенышем».

Давайте теперь посмотрим, что он говорит о каменной пирамиде Ликар:

«Каменная пирамида Ликар находилась в восьмистах ярдах к северо-востоку от приходской церкви, в южном углу развилки, образованной Замковой дорогой, ответвляющейся от дороги Терн-зенеук, в маленькой долине, окруженной естественными возвышенностями или холмами, самый впечатляющий из которых тот, что расположен ближе всего к пирамиде, он называется Майдсемаагхе, что означает «Холм величайшего котла». В основе этого названия лежат следующие слова: майдсе — “холм, глыба или бугор”» (жен. р.); ма — превосходная степень слова мор, “великий”; и айгхе — родительный падеж слова агханн, означающего “котел” (жен. р.). Как мы увидим, это слово, по сути, имеет то же значение, что и Беннахи, и это с очень интересной стороны осветит друидическую религиозную систему. Мы пока отложим рассмотрение этого вопроса, а в следующем разделе остановимся на таком предмете быта, как “котел”, столь почитаемом в валлийской мифологии, но совершенно не описанном в шотландских источниках, хотя по небольшом размышлении нам следовало бы рассчитывать на то, что нечто, преобладавшее в одном месте, должно было бы изначально иметь место и в другом».

Существуют свидетельства присутствия в сознании людей образа котла Керридвен, непосредственно связанного с друидической верой, даже в конце XVII века! Г-н Раст указывает, что слово «котел» присутствует в названиях многих географических мест в Абердине (Кадхал, или котел) в Шотландии, — именно в этой области, согласно местному преданию, котел «был изготовлен пиктами», и большие массы людей использовали его «в религиозных целях». В тех городах и деревнях, в названиях которых присутствует слово Аден, Эден или Эдин, как в «Эдинбурге», по мнению Раста, присутствовал культ котла, — на гаэльском языке Айдхеанн означает «котел» или «кубок».

«Выпивание воды из этого котла, — говорит г-н Раст, — было одним из ритуалов инициации послушника в друидические мистерии и искусство — после двадцати лет тяжелой учебы. В первую очередь — сложная учеба, а не отвар из котла делала человека настоящим адептом друидического искусства и науки и открывала перед ним будущее. В темные часы ночи инициат обещал посвящавшему его верховному жрецу и трем сопровождавшим его друидам, что он будет верен друидической касте. И им принимались самые страшные клятвы, после чего он проходил через самые ужасные оргии».

«В Беннахи, друидическом местечке, — рассказывает Раст, — есть “Майден Касай” — «Великое котловое возвышение», и есть “Майден Стене”, или “Великий котловый камень”, — котел оттуда был убран, видимо, тогда, когда там строилась современная дорога». Но на этом камне вырезана фигура, которая, по мнению Раста, служит изображением самого котла. «Сооружение, как показывает эта фигура, позволяло пламени подогревать котел снизу и со всех сторон, так что в нем непрерывно бурлило его таинственное, чудодейственное содержимое». «Это, — говорит Раст, — святой котел, котел знаний и инициации, поскольку он обозначен фигурой Z. Эту фигуру порой ошибочно называли Сломанным копьем, а иногда Сломанным скипетром, но поскольку ни одно из этих именований не признавалось удовлетворительным, ее зачастую называли просто фигурой Z, поскольку она напоминает эту букву алфавита, а ничего иного никому уже не приходило в голову. Но эта фигура — не что иное, как зигзаг молнии с неба, вызванной друидами, которые претендовали на то, что они обладают этой божественной силой. Предполагалось, что с помощью этой силы они добывали настоящий небесный огонь, который продавали своим приверженцам — для его использования в домашних нуждах — по весьма высокой цене, хотя, по их вере и их рассказам, товар того стоил. Эта вера в создаваемый небом огонь была прочной, глубокой и всеобщей».

То, что языческие ритуалы в Шотландии считались «обычным делом», достаточно ясно видно из одного места в «ХроникахЛамеркоста» (кн. II, ч. VIII), откуда явствует, что Джон, приходский священник Инверкейтинга, что в Файфе, должен был отчитываться перед своим епископом в 1282 г. зато, что праздновал пасхальную неделю «согласно ритуалам Приапа», собрав девушек из города и заставив их петь и танцевать вокруг фаллической фигуры божества. В свое оправдание он сказал, что это «обычное дело для всей страны», и ему было дозволено сохранить свой приход. Точно то же самое в этот же период делал жрец Дарвела Гадарна в Уэльсе, который совершал подобные ритуалы 5 апреля, в пасхальный день. Нет сомнений в том, что та упорная борьба, которую вела кельтская церковь в свой ранний период за свой отдельный праздник Пасхи, возникла из особого почитания кельтского сезонного празднества, восходящего к древности.

Для нас, несомненно, было бы интересно коротко рассмотреть систему подобных друидических ритуалов, о которых мы имеем какую-то информацию, — это помогло бы нам выяснить, в какой мере они способны пролить свет на тайную традицию. Ритуал, который, возможно, описывался чаще, чем любой другой, — это сбор омелы. Из рассказов Плиния и Максима Тирского мы знаем, что дуб являлся священным деревом для кельтов, отсюда следует, что сбор омелы был явно связан с основами их веры. Могилы друидов были выложены дубовыми бревнами, а их священные церемонии неизменно украшали дубовые ветки. Одним словом, сам дуб являлся их божеством.

Омела не часто встречается на дубе, она, скорее, склонна паразитически произрастать на тополе и иве. Я считаю, что большинство писавших о ней в аспекте культового поклонения прошли мимо ее подлинного значения. Ее считали знаком особого расположения бога, символом бессмертия, света с неба и т. д.! Но я полагаю, что она была символом сущности жизни, древние рассматривали ее как протоплазмцческий материал существования.

Ее собирали в шестой день лунного стояния. Плиний указывает, что особые приготовления к празднеству и жертвоприношению проводились поддеревом, на котором росла омела, туда приводились два белых быка, чьи рога никогда не были связаны. Одетый во все белое друид забирался на дерево и срезал омелу золотым серпом. Она падала на растянутую внизу белую ткань. В том месте приносились в жертву быки, и возносились молитвы богу. Среди кельтов омела была известна как «всеисцеляющее» средство, бытовало мнение, что отвар, приготовленный из нее, делает бесплодных животных плодовитыми, что поддерживает мое мнение о том, что это растение считалось протоплазмой жизни. Кэнон Мак-Каллох мудро видит в рассказе Плиния описание ритуала, который «представлял собой смягченный вариант, реликт того, что когда-то было очень важным, но, скорее всего, дело в том, что Плиний приводит здесь лишь несколько живописных деталей и проходит мимо основного смысла ритуала. Он не говорит нам, кем был тот бог, о котором он упоминает, — может быть, это был бог солнца иди бог растительности… быки, возможно, были воплощениями бога растительности». Я думаю, что бог омелы и бык были как раз тем Ху, о котором я уже говорил. Вспомним о том, что изображению Дарвела Гадарна (сожженному в Смитфилде в 1538 г.) приносились в жертву быки. Я полагаю, что этим образом являлся дуб антропоморфной формы. Очевидно, речь шла именно о деревянной фигуре, и мы ведь, конечно, знаем, что «Дарвел Гадарн» было, по сути, другим именем Ху Гадарна, бога изобилия, неизменно ассоциировавшегося в кельтском фольклоре с быком, — бык фактически был его символическим изображением.

По-видимому, омела в качестве символа сущности жизни вошла в ритуал инициации в тайной традиции точно так же, как пшеница присутствовала в элевсинских мистериях. Она рассматривалась в качестве целебного средства от многих расстройств. Очевидно, на нее смотрели как на изначальную силу самой жизни. Являлись ли «жемчужинами» на оправе котла вдохновения ягоды омелы? Такое предположение может показаться притянутым, но я считаю, что подобная версия вполне вероятна. Может быть, Ху или Артур принесли из Аннуна не только лишь котел вдохновения, но и секрет самой жизни, эмблемой которой служила омела?

Много писалось о приносимых друидами человеческих жертвах. Какому богу или богам приносились эти жертвы? Нам известно, что сооружались огромные плетеные фигуры, и они наполнялись жертвами — преступниками или рабами. Единственными известными мне изображениями британских богов, воспроизведенными методом плетения, являются фигуры Гога и Магога — гиганты в лондонской Ратуше. В любопытной анонимной работе «Гиганты в Ратуше», изданной в 1741 г. и представляющей сейчас большую редкость, говорится, что те фигуры, которые были заменены нынешними в 1708 году, были созданы плетением. Теперь немного поговорим о генеалогии Гога и Магога.

В течение почти двухтысячелетий своего существования имперский Лондон сохранил такой объем сказаний и легенд, который вполне соразмерен его величию и знаменитости. Однако для изучающего эти предания должен представляться исключительно важным тот факт, что, по меньшей мере, восемьдесят процентов этого наследия имеет кельтские и докельтские, причем исключительно благородные источники. Римские, саксонские и норманнские вторжения едва ли в какой-то степени повлияли на окраску исконной лондонской мифологии, по своему характеру столь же всецело бриттской, как и народные сказания Уэльса.

И действительно, географические названия, относящиеся к Лондону, по всей видимости, отсылают к определенным бриттским богам, его покровителям. Доктор Генри Брэдли, известный авторитет в этом вопросе, говорит, что «Лондон» является притяжательной формой названия «Лондинос», образованного от старокельтского прилагательного, означающего «свирепый», а г-н Гордон Хоум, специалист по римскому периоду Лондона, высказывает мнение, что «единственное заключение, к которому можно прийти, это то, что сдвоенные холмы вблизи Темзы составили в отдаленный период владение и, несомненно, укрепление человека или семьи, носящей имя Лондинос».

Все это здраво и достаточно ясно, но все же кто были те «свирепые» на сдвоенных холмах вблизи Темзы? Если обратить взгляд на другие города, близкие по своему возрасту к Лондону, то сразу бросится в глаза тот факт, что значительная часть их получила свои названия по именам их богов-хранителей. Камулодунум, или Кол-честер, — это не что иное, как крепость или холм Камулуса, кельтского бога войны, название «Эборакум», или «Йорк», берет свое начало в имени иберийского божества Ипора, или Гипериона, а Кориниум, или Сиренсестер, являлся городом Коринеуса, эпонимического божества острова. Существует множество подобных примеров. Поэтому представляется весьма вероятным, что Лондон был так назван не по названию племени или клана, но по имени богов, властвовавших над этой областью.

Немало присутствует в преданиях богов, чьи имена заслуживают увековечения во внушительных названиях географических мест. Почти с незапамятных времен имена Гога и Магога ассоциировали с этой областью. Ее легендарное название Кокайгне, столь же неотъемлемое для нее, сколь неотъемлемы название Лионесс для Корнуолла или Альба для Шотландии, порой интерпретировалось как «земля или область Гога», приятное место или рай кельтского бога Огмиоса. Нет никаких сомнений в истинно британском характере титанов-богов Гога и Магога. В давние времена их изображения были высечены на склоне плимутской скалы, холмы Гог-Магог в Кэмбриджшире до сих пор хранят в своей памяти их имена. Высеченные и раскрашенные статуи Гога и Магога, возвышающиеся в дальнем конце Ратуши, являются преемниками фигур, которые носили по улицам столицы в Михайлов день, а также на празднованиях в честь вступления в должность лондонского лорд-мэра.

В своей книге «Новый взгляд на Лондон» (1708) Хэттон уверяет нас, что извозчики в городе имели обыкновение божиться «Гогом и Магогом», и далее из текста следует, что даже в такой поздний исторический период отдельных лондонцев охватывал настоящий ужас при одном упоминании этих имен. «Некоторые подмастерья, — замечает он, — настолько пугались имен Гога и Магога, насколько малые дети пугаются упоминания об ужасных черепе с костями». Эти имена должны были вызывать гораздо более сильный страх, чем перспектива быть представленным пред очи лорда-мэра или управляющего двором короля. Конечно, такой укоренившийся ужас мог сохраниться только на основе исключительно сильной народной памяти о древних жертвоприношениях указанным божествам, и изучающий традицию, вероятно, не ошибется, приравняв гигантов Лондона к Огмиосу, свирепому кельтскому богу красноречия, который, облачившись в львиную шкуру, с булавой в руке, тащил за собой людей в цепях и раз за разом требовал чинить человеческую бойню. Магог, «Мать Гог», это, очевидно, его женский двойник, и замена этого образа мужской фигурой Коринеуса, очевидно, является результатом относящихся к более позднему периоду нерешительных уступок в приглаженной британской мифологии Джеффри Монмутского и Джона Мильтона. Возможно, также, что имя Ог, или Огмиос, в позднейшие времена некие «авторитеты» спутали с именами Гога и Магога, библейских царей страны Васан. Вообще представляется вполне вероятным, что холмы-близнецы по обе стороны реки Уолбрук могли считаться местом обитания Ога и его супруги, точно так же, как сдвоенные скалы на самом краю земли когда-то считались их цитаделью.

Нет сомнений в том, что Гог и Магог были божествами плодородия, но также очевидно, что был, по сути, идентичен кельтскому Огмиосу, богу поэзии и вдохновения. Фигура Магог, насколько можно судить, также была связана с даром вдохновения. Это должно приравнивать ее к Керридвен, и я не вижу оснований считать, что она и эта богиня не представляли собой одну и ту же фигуру, описываемую в одном месте как «старая великанша». Но для нас важно то, что в столице Англии в доримский период действительно совершались ритуалы в честь этих монструозных божеств и что память о них сохранялась столь долго. Не от одного писателя нам известно, что лондонцы в XVIII веке почти что поклонялись им и, похоже, в каком-то смысле считали их оплотом нации. Даже сейчас, если предположить, что их изображения будут изъяты из Ратуши, можно представить себе, какой гнев это вызовет.

Не слишком ли мы уверены в том, что течение времени совершенно стирает древнюю веру и что те предполагаемые успехи, которых мы в минувшем веке добились в области мышления и культурного продвижения, совершенно обесценивают то, что мы именуем «суевериями» прежних веков? Действительно, возможно, за последние шестьдесят или семьдесят лет имел место гораздо более масштабный отход от древней традиции, чем когда-либо ранее, но очевидно и то, что всего лишь несколько поколений тому назад британцы находились в гораздо более тесной связи с наследием веры, определяемой тайной традицией, чем многие люди сейчас могут себе это представить. Такие празднества, как масленица и святки, несомненно, наследуют друидическим обрядам, но также очевидно, что они отсылают и к докельтской культовой практике. Мартынов день, к примеру, связан с именем святого Мартина, который, как считается, находясь в образе быка, был разрезан на части и съеден. Очевидно, что святой Мартин просто занял место бога Ху, символом которого было это животное. Ирландские Таилтиунские игры до сих пор хранят память о Таилтиу — приемной матери Луга, умершего в календы[40] августа, а Ламмас был древним кельтским праздником самого Луга. Другим до сих пор сохранившимся древним британским ритуалом, по всей видимости, связанным с Тайной традицией, является ежегодно празднование в Ковентри фестиваля Годивы. Что представляла собой эта Годива?

Историческое существование Годивы не вызывает ни у кого никаких сомнений. Она была матерью не только саксонских князей Эдвина и Моркара, но и другой героини сказаний, вызывающей еще более романтические ассоциации, чем она сама, — Эдит Лебединой шеи, жены Гарольда, павшего в битве при Сенлаке или Хастингсе. Но при всем этом история о ее благородной жертве явно носит характер легенды. Роджер Уэндоверский, первым упомянувший о ней, писал свои труды в начале XIII века или примерно через сто пятьдесят лет после смерти этой героини. Ни один летописец до него не упоминает о ее самоотверженном деянии, фольклористу же бросается в глаза то, что эта история включает в себя такое количество деталей, очевидным образом связанных с древним британским культом, что становится ясно: сама героиня и история о ней вышли из лона этой традиции.

При этом нет особой необходимости специально доказывать, что Ковентри к моменту знаменитого выезда графини представляла собой деревню, населенную примерно тремястами крестьянами, обитавшими в деревянных хижинах, что там не было рыночной площади и не стонало это поселение от пошлин и сборов, о которых говорится в легенде. Но важно то, что Годгифа, или Годива, и ее муж Леофрик, граф Мерсийский, явились восстановителями, если не основателями монастыря Св. Осбурга. Ведь именно с момента восстановления этого культового сооружения начинается процветание Ковентри как рыночного города. Годива стала считаться благодетельницей этого города, и не удивительно, что впоследствии история о ней смешалась с мифом о древней британской богине этих мест Бригантии, или Бригит, который в ранние века христианства сам постепенно затуманился и приобрел в народном представлении неопределенный вид. В кельтский период эта богиня (или ее человеческое воплощение) промчалась на коне по деревне Ковентри во время летнего празднества в конце мая. Но с течением времени воспоминания о ней оказались в тени и под конец были поглощены легендой о златокудрой саксонской графине.

Существует процесс, с которым хорошо знаком любой специалист в области мифологии. Воспоминания о боге тают, и легенда о нем присваивается позднейшим героям или святым, с учетом модификаций времени и места. В Ирландии богиня Бригантия, окоторой мы здесь еще поговорим, стала христианской святой Бригиттой (Бригит), и нет оснований сомневаться в том, что в Ковентри имел место подобный процесс и что образ Бригантии, или Бригидду, смешался с образом святой Годгифу — «Богом данной» на саксонском языке.

Для нас в легенде представляет интерес то место, где рассказывается о проезде Годивы верхом через Ковентри не прикрытой ничем, кроме ее пышных золотых волос, при этом за ней подсмотрел один человек. Существуют веские доказательства того, что древняя кельтская богиня или женщина, представлявшая ее, появлялась в таком виде на ежегодных празднованиях в ее честь; подсматривать же за богиней или ее наместницей было, конечно, непростительным грехом, каравшимся лишением зрения.

То, что в давние времена в районе Ковентри практиковались друидические обряды, общепризнанно. В деревне Саутхэм, располагавшейся неподалеку, праздничные шествия в честь Годивы проводились с таким рвением и восторгом, какие обычно характерны для крупных городов. Но в той местности существовали любопытные разновидности церемонии, более ярко свидетельствующие о друидическом характере празднества, чем ритуалы, проводимые в самой Ковентри. Впереди пышной процессии шествовал персонаж, известный как «Старый меднолицый», на котором была маска быка, увенчивающаяся рогами. Известно, что на некоторых празднествах друидические жрецы надевали на себя шкуру и голову принесенного в жертву быка, так что «Старого меднолицего» можно было бы считать их выродившимся наследником. Его имя, конечно, указывает на кельтского бога солнца, чей пылающий лик, окруженный колыхающимися лучами, часто отливался в форме медных дисков. Слово «старый» часто стоит перед именами дискредитированных божеств, например: «Старая насечка», «Старый Гарри»[41]. Потом шла Годива в кружевной мантии, за ней следовала вторая Годива, чье тело было все выкрашено в черный цвет. Плиний говорит, что у древних бриттов женщины именно таким образом украшали себя во время религиозных празднеств, намазывая свои тела вайдой, «так что они начинали напоминать смуглых эфиопок».

В Фенни Комптоне, недалеко от Саутхэма, где проводятся эти празднования в честь Годивы, находится ферма по выращиванию вайды — возможно, то самое место, где ранее собирались растения, из которых потом получалась краска. Несколько поколений археологов сходилось в том, что именно в Уорвикшире сохранялись преимущественно британские основы уклада, так что нет ничего невероятного в том, что именно там продолжались древние ритуалы, христианская же сторона замирялась уверениями в том, что они обращены к святому образу достойной дочери матери-Церкви.

Деревня Ковентри ранее располагалась вблизи южных границ проживания великого британского племени бригантов, покровительницей которого была богиня Бригантия, или Бригидду, — тождественная, как уже указывалось, ирландской Бригит, позднее в христианской версии представшая святой Бригиттой. Она была также известна, как Дану или Ану; она, несомненно, идентична той Черной Аннис, которая, по рассказам, пряталась в районе холмов Дэйн (или Дану) в Лейсестершире и уносила чужих детей и овец в свою пещеру — напоминание о человеческих и животных жертвоприношениях. Она была божеством земли, богиней плодородия, ее почитали почти исключительно женщины. Имя «Черная Аннис», очевидно, указывает на ее лицо и тело, накрашенные вайдой, отсюда же происходит и «Черная Годива». Но как можно объяснить имя «Подсматривающий Том»? Усыпальница Бригидду в ирландском Килдаре была окружена оградой, сквозь которую никто не мог ни проникнуть внутрь, ни подсмотреть, никому не было дозволено бросить взгляд на священных дев, посвящаемых богине. Когда одна из них или несколько проносились верхом по улицам Ковентри во время проведения празднований в честь богини, ни один «Подсматривающий Том» не осмеливался нарушить это правило, в противном случае разгневанная богиня лишила бы его зрения. Именно с этим обычаем мы можем связать появление легенды о Годиве.

Мало есть сомнений в том, что эти ритуалы имели определенное отношение к тайной традиции. Они не только демонстрируют ее мощь и способность к выживанию, но, как я полагаю, и проливают определенный свет на то представление, которое имело место на церемонии инициации, или, по крайней мере, они связаны с обрядовой частью верования, вспомогательного по отношению к традиции. Бригинда была богиней знания, ее почитали поэты. У нее было две сестры, носящих то же имя, они покровительствовали лекарскому искусству и кузнечному ремеслу. Бригинда была также богиней культуры и поэзии, она тождественна галльской богине Бригиндо. Ее имя, по-видимому, происходит от валлийского корня «бри», означающего «честь» или «слава». До недавнего времени был известен ее культ на Гебридах, где в День Св. Брид, в канун Сретения, женщины обряжали сноп овса в женское платье и помещали его вместе с палкой в корзину, называвшуюся «Кровать Брид», — под возгласы: «Брид идет! Да здравствует Брид!» Кэнон Мак-Каллох указывает, что она считалась «одним из первых светочей цивилизации, покровительницей художественных, поэтических и инженерных способностей, а также богиней огня и плодородия».

Я полагаю, что Бригинда (или Брид), как и Керридвен, верховенствовала над женским «сектором» древних мистерий, в то время как Ху главенствовал над мужской их частью. По всей видимости, ее культ получил наибольшее распространение в северной и центральной частях того, что сейчас является Англией и Шотландией, а также в Ирландии. Но тот факт, что ее имя ассоциировали с родниками, с вдохновением и сельским хозяйством, похоже, позволяет почти полностью приравнять ее к Керридвен, богине Священного котла.