Алон сидел, склонившись над стеклянной сферой, которая стояла перед ним, ладони его крепко упирались в поверхность стола по обе стороны от неё. Измученное лицо Алона носило на себе следы долгих часов напряжённой работы. Вдруг он так резко тряхнул головой, что Эйдрит вздрогнула от неожиданности. Все силы его дара были вызваны к действию, но ему никак не удавалось сосредоточить их в единой точке.
Алон кивнул в её сторону, и она с неиссякаемым терпением вновь заиграла на арфе, без слов напевая мелодию и постепенно меняя звучание в надежде найти ту нужную, которая ему поможет.
В последние дни все их труды оставались напрасными, и вся мощь магической Силы не помогла им достигнуть того, к чему стремился Алон. Тогда Эйдрит предложила использовать как последнее средство талант, который был её оружием, — музыку арфы и пение.
Вдруг в зале раздался топот детских ножек — это появился Тревор. Он подбежал к сестре и зашлёпал ручонками по её коленям:
— Не так! Вот как надо!
Его голосок начал мелодию с более высокой ноты и повёл в другой тональности, чем та, которую выбрала Эйдрит, считая, что она будет самой действенной и, может быть, поможет.
Эйдрит прочистила пересохшее горло. Ощущение было такое, словно она целый вечер пропела на постоялом дворе за скудную плату, состоявшую из чёрствого хлеба и засохшего сыра.
Алон расправил плечи. Его отвлёк приход Тревора, который тормошил сестру, громко повторяя: «Не так! Вот как! Вот как!»
Эйдрит взяла бокал с настоем из трав, который приготовила для неё Джойсана перед тем, как все удалились, чтобы не нарушать тишину во время опытов Алона и Эйдрит. Отхлебнув освежающей влаги, Эйдрит с наслаждением подержала её во рту, прежде чем сделать глоток.
Тревор умолк, но не уходил, он стоял перед сестрой подбоченясь и наблюдал за нею, как начальник за нерадивой работницей. Когда сестра отставила бокал, мальчик подошёл к ней поближе, протянул руку и тронул на арфе струну.
Струны были сделаны из плетёных нитей кванской стали. Эти тончайшие нити отличались необыкновенной крепостью.
Эйдрит услышала звучащую ноту. Прикосновение оказалось таким лёгким, что звук получился совсем слабым. Она гордилась своей музыкальной памятью, потому что с первого раза могла запомнить любую ноту, точно так же она хранила в памяти все баллады, которые ей довелось хотя бы однажды услышать.
Прислушавшись, она тронула ту же струну привычной рукой музыкантши, для которой арфа стала частью жизни.
Нота прозвучала в полную силу. Эйдрит прислушалась. Затем она попробовала пропеть этот звук, подлаживаясь голосом к звучанию струны. Тревор прижался к её коленям и, не сводя глаз, следил за её лицом. И вот звук струны и тихое пение слились воедино.
Алон резко обернулся к полусфере. Стеклянная поверхность наконец-то перестала быть безнадёжно прозрачной! В тот же миг Тревор произнёс какое-то слово, если только можно было назвать словом это протяжное «Аааа-лааа», слетевшее с его губ. Оно почти слилось с мелодией, которую подбирала на арфе Эйдрит, хотя тонкий голосок ребёнка выпевал её октавой выше.
Полусфера, только что пустая, наполнилась клубящимися голубовато-сиреневыми полосами. Под звуки арфы и тихое пение Эйдрит и Тревора Алон начал нараспев произносить заклинание.
Сначала он торопился, словно боясь не успеть, затем девушка почувствовала, что он заставляет себя выговаривать слова в размеренном ритме. Ритм — вот что главное! И вот уже древнее заклинание, попав в такт, полилось музыкальным речитативом.
Получилось! Благодарение Владычице, получилось. Чудо, которого не мог сделать прибор, оказавшийся бесполезным, совершила музыка!
Эйдрит чувствовала, что даже её пальцы, перебиравшие струны, стали влажными от пота. От пения снова начало пересыхать в горле. Она сказала себе, что нужно терпеть. Зато Тревор, казалось, не испытывал никаких неприятных ощущений, он чисто и звонко тянул своё «Аааа-лааа».
Сиренево-голубые вихри внутри полусферы успокоились и потухли, и тогда там возникло лицо, которое они уже не надеялись больше увидеть — лицо Хилариона. На нём было написано ликование и торжество.
— Защита, — передалось им мысленное послание. — Защита.
Затем на Эйдрит обрушился стремительный мысленный поток, состоявший из сплошных символов. Часть была ей знакома и обозначала уже известные силы, другие значки были непонятны.
Алон не отрывал глаз от уменьшенного изображения Хилариона и слушал сообщение, обхватив голову руками, словно старался удержать в голове содержание послания.
Наконец Хиларион закончил отчёт:
— Мы установили защиту, — произнёс он уже вполне членораздельно. — А как ваши успехи?
Но тут его образ подёрнулся туманом, которым заволокло все пространство полусферы, и лицо исчезло. Эйдрит так и схватилась за бокал с напитком и стала жадно пить, чтобы успокоить саднившее горло. Затем она протянула настой Тревору; мальчик отпил не спеша, словно его не мучила жажда. Эйдрит посмотрела на Алона, который устало откинулся на стуле.
— Готово! — произнёс он.
Небрежно откинутая в сторону палочка для письма покатилась по столу, но Алон не обращал на это внимания — он весь был поглощён значками, которые только что записал. Затем он обернулся к Эйдрит и Тревору, и ей на секунду показалось, что она снова видит в нём юношу, которого встретила когда-то в Эсткарпе, — так удивительно изменилось помолодевшее лицо.
— Ивик уничтожил одни врата, — заговорил он медленно, точно думая вслух. — Это хорошо. Но их нужно ещё раз проверить на месте, чтобы узнать, как действует защита.
Потом Алон протянул руку к Тревору и привлёк его в свои объятия.
— Как же ты понял, что нужно делать, братишка?
— Просто так, — сказал Тревор. От властной настойчивости, с которой он только что себя держал, не осталось и следа. — Мы тоже пойдём искать врата?
Алон отрицательно покачал головой:
— Не сейчас. Пока что их есть кому искать. А наше дело присматривать за Гарт-Хауэллом. — Лицо Алона вновь приняло озабоченное выражение. — Однако надо скорее сообщить все Ивику!
— Через эту штуковину? — спросил Тревор, показывая на полусферу.
— Нет. Она уже выполнила всё, что от неё требовалось. В ней заключена такая сила, с которой мы не можем справиться. Видишь, — сказал Алон и слегка притронулся пальцем к стеклянной оболочке. Она тотчас же треснула и раскололась на мелкие кусочки, сразу распавшиеся в пыль. Алон повернулся к девушке:
— Отдохни, моя умница! Нам скоро понадобится объединить наши силы, чтобы связаться с Ивиком, как только взойдёт луна.
Эйдрит отложила арфу, Алон обнял её за плечи, она подняла к нему лицо. Она радовалась, что он её поддерживает, потому что едва держалась на ногах от слабости.
Как хорошо, что Ивик справился со своей задачей, а Хиларион и его спутники нашли способ защиты! Эйдрит почувствовала такое облегчение, что у неё от радости даже закружилась голова.
Пускай ещё остаётся угроза со стороны Гарт-Хауэлла, но всё-таки теперь появилась надежда, что, изучив новую формулу, Алон сумеет применить её так, чтобы запереть и эту лазейку Тёмной Силы! Недавняя удача внушила Эйдрит уверенность, что всё должно получиться, если хорошенько постараться.
Ивик расположился подле мальчика, заснувшего крепким сном. Время от времени маг посматривал на перстень, пристально вглядываясь в тусклую глубину кристалла, словно надеялся найти там ответы на обуревавшие его неразрешимые вопросы. Прошло утро и начался день, но никто не принимался за сборы, чтобы продолжить путешествие. Все понимали, что в памяти спящего мальчика может храниться очень важная для них информация.
Кайоги держались подальше от рощи и не спускали глаз с коней, чтобы те не разбрелись и их не пришлось потом разыскивать, как Васана. Гьюрет подробно рассказал сородичам всё, что знал о ползучих тварях, с которыми долго пришлось провозиться и всаднику и коню.
— В Серебряной Мантии разводят добрых коней, — заметил Обред, когда все собрались, чтобы пополдничать. — Но этому народу не хватает той кровной связи с табунами, что есть у нас. Откуда же тогда у юного княжича тот же дар, что у нас? Ведь он сумел приманить коня, и тот прискакал к нему издалека. И почему Васан послушался, хотя не выбирал его на осеннем смотру в свои коневоды?
— Я думаю, — начал Лиро, но прежде чем продолжать, осмотрелся вокруг, чтобы его ненароком не подслушал никто из посторонних. — Я думаю, ему помогла Мать Кобылиц, а уж почему — о том не нам судить!
При упоминании её священного имени все, как один, прикоснулись сначала к своей голове. Они знали множество преданий о том, как Мать помогала тем, кто почему-то ей угоден, так что странная выходка Васана, может быть, была не случайной, — возможно, она стремилась вызвать Гьюрета, чтобы он вовремя подоспел на помощь незнакомцу, пока тот не пал в сражении с ползучими тварями. Гьюрет припомнил странное поведение юрингов — как назвал этих гадин мальчик, — которые обратились в бегство до того, как он успел поразить их мечом. Так значит, это Она была покровительницей незнакомца? Могло быть и так, и разобраться в этом может только шаман.
— И куда же старый маг собирается вести нас дальше? — неожиданно спросил Обред.
— Кто ж его знает! Небось, скоро услышим, — ответил Гьюрет.
В священной роще Ивик простёр руку с перстнем над спящим мальчиком.
— Хардин из Хола! — позвал он негромко, чтобы осторожно разбудить спящего. — Хардин из Хола!
Мальчик не открыл глаз, но покачал головой и нахмурил брови. Как и все обитатели Мантии, он, очевидно, принадлежал к Старой Расе; у него были тёмные волосы, чёрные брови вразлёт и белая кожа, не посмуглевшая, несмотря на то, что он много времени проводил под открытым небом. Он был ещё очень юн, но твёрдая линия подбородка и правильные черты делали его красивым и привлекательным.
— Хардин из Хола! — в третий раз позвал его Ивик, на этот раз громко.
В головах спящего сидела, скрестив ноги, Эйлин, внимательно наблюдая за ним, чтобы взглядом целительницы уловить малейшую перемену. Позади сидел Кетан, держа на коленях мурлыкающую кошку.
С другой стороны над мальчиком склонилась Элайша. Она предостерегающе подняла руку, не дав заговорить Ивику. Маг вопросительно поднял бровь, но Элайша словно не замечала его выражения; наклонившись вперёд, она заговорила первая:
— Хардин, сын Илассы!
На это обращение Хардин отозвался сдавленным возгласом, глаза его открылись, и он впился взглядом в говорившую.
— Матушка! — только и выговорил мальчик; мгновенно пробудившись, он вскочил, шаря рукой по одеялу, словно искал там оружие. — Так ты…
Теперь он уже вполне очнулся и замолчал, насторожённо следя за Элайшей.
— Прошлым летом я гостила у вас и пила с тобой гостевую чашу, — спокойно объяснила Элайша. — Я была гостьей госпожи Илассы.
Мальчик провёл себе ладонью по глазам:
— Действительно! Ты привезла ей какую-то весть, и вы вместе уехали из Хола, — подтвердил Хардин.
Вскочив на колени, он схватил её за плечи и начал трясти, его пальцы впились в неё, точно клещи:
— Коварная обманщица! Я отомщу за её кровь! — воскликнул Хардин.
Бросок Хардина был таким внезапным, что Элайша повалилась наземь.
Но тут вмешались Кетан и Фирдун. Хардин так яростно отбивался, что двое взрослых мужчин насилу справились с измученным, худеньким мальчиком.
Элайша поднялась, отряхивая юбку. Она не успела ничего сделать, её опередила Эйлин. Она выступила вперёд, и над клубком тел сверкнул её жезл.
Хардин сдавленно вскрикнул, и тотчас же силы оставили его. Запрокинув голову, он широко открытыми глазами неподвижно уставился на каменное изваяние, словно в эту минуту для него не существовало ничего другого.
— Хардин! — окликнула его Элайша и, торопливо поправляя порванный рукав, шагнула вперёд, чтобы, встав перед мальчиком, заслонить от него каменный трон. Очутившись у него перед глазами, она сказала: — Хардин! Госпожа Иласса жива и невредима. Её позвали Голоса, и она выполняет то, что они повелели.
— Мой государь говорил мне… — начал было мальчик, но замолчал, не в силах закончить фразу. Справившись с собой, он продолжал: — Когда он велел мне ехать с ним на охоту, — в его голосе слышалось возмущение, — то сообщил, что мы приглашены в гости в Гарт-Хауэлл. Но там… Там меня заставили выпить гостевую чашу, а потом сказали… — Тут мальчик снова замолчал, пытаясь совладать со своими чувствами. — Потом сказали, что остаюсь у них пленником и что отец… что отец сам отдал меня им, а так как я сын Илассы, то для них это очень кстати.
— А что они сказали о твоей матери? Она тоже дала на это согласие? — спросила Элайша.
— Неправда! Все они служат лукавому! У них там появился новый предводитель — какой-то Джаката. Он приобрёл громадную силу и заключил союз с теми, кто снаружи…
Тут вмешался Ивик:
— Где это — снаружи?
Фирдун и Кетан, сначала державшие мальчика, давно уже отпустили его. Мальчик обернулся к Ивику:
— За какими-то вратами — самыми широкими из всех. Они переговаривались. Гарт переговаривался с ними. Есть сновидцы, которые, впадая в транс, могут сообщаться с теми, кто за вратами. Их там трое. Через них там узнают, что происходит за пределами нашего мира. Джаката сказал, что колесо времени совершило свой оборот и скоро все повторится, как встарь. Джаката — адепт, и через него Тьма снова будет править миром.
Ивик задумчиво кивнул головой:
— Так, значит, Джаката отправился на запад, чтобы отыскать эти врата?
— Да, его оттуда позвали. Говорят, — я своими ушами слышал, как об этом болтали стражники, — что перед походом они пили кровь и окунали душу во Тьму… О! — воскликнул Хардин в отчаянии, и лицо его вдруг приняло испуганное детское выражение. — Мне снилось такое… Они применяли пытки и что-то ещё, чего я не понимаю. Но одно ясно — они отвергают всё, что принадлежит Свету. — Во время своего рассказа мальчик так побледнел, что стал белее изваяния, которое высилось у него за спиной. — Я был воином. Я был в рядах конницы, которая отражала нападение горных демонов, я разил их мечом во имя победы Света над Тьмой, но меня выбили из седла и я…
— Молю тебя, незнакомец, — обратился он срывающимся голосом к Фирдуну, — обнажи свой меч! Я знаю, вы воюете с Тьмою. Так пускай моя осквернённая кровь будет первой, которая прольётся в этой войне! Сжалься надо мной и прикончи меня!
При этих словах Хардина к нему подошла Эйлин:
— Взгляни на меня, Хардин! Доводилось ли тебе уже встречать таких, как я?
Хардин поднял голову:
— Ты… Ты — лунная избранница.
— Как и твоя матушка. Скажи, кто же та, что освятила это место, избрав его своею обителью? — спросила Эйлин.
— Сама Триединая, — вымолвил мальчик.
Фирдун отпустил его руки и начертал в воздухе священный знак. Вслед за движением его пальца перед ним возникали светящиеся голубые линии. От изумления у Хардина замерло дыхание и подкосились ноги, Кетан едва успел его подхватить.
Эйлин протянула мальчику свой жезл:
— Хардин из Хола! В её глазах ты — достойный сын той, которая служит Ей верой и правдой. Ты ничем не запятнан, и в тебе нет червоточины, через которую силы Тьмы могли бы завладеть твоей душой. Вот жезл. Возьми его и держи! — сказала Эйлин, вкладывая его в ладонь мальчика.
Его пальцы несмело потянулись навстречу и приняли жезл. Эйлин опустила руку, и жезл остался у Хардина. Лунный цветок, венчавший его вершину, разливал вокруг своё благоухание. Хардин упал на колени. Из его протянутых рук Эйлин приняла обратно свой жезл.
— Ты возрождён, Хардин! Триединая сама призывает тебя к своему служению. Служить Ей…
— Служить Ей, — подхватил Хардин твёрдым голосом, — я буду всей моей жизнью. Куда бы Она ни послала, я буду до последнего дыхания мечом защищать мир на этой земле.
Затем, живо вскочив на ноги, он обратился к Ивику, безошибочно выбрав его среди тех, кто его окружал:
— Я готов сообщить вам всё, что знаю, если это может пригодиться.
Ивик обратил свой перстень камнем к Хардину, и оттуда тотчас же брызнул прямой луч. Его стрела немного не достигала юноши, но совершенно отчётливо указывала на него.
— Думаю, что нам многое должно пригодиться, — ответил маг. — Так что давайте послушаем!
Все собрались в кружок слушать Хардина. Фирдун подумал, что это походило на обычай кайогов, которые, собравшись в полевом стане, часами слушали сказителей. Так их дети узнавали историю племени и запоминали мудрые знания, тяжким трудом накопленные предками.
Как выяснилось из рассказа, Джаката, по-видимому, обладал многими умениями, которыми, согласно историческим источникам, владели маги Посвящённого круга — то есть те маги, которые некогда правили миром и привели его в конце концов на грань полного уничтожения и смерти. Он появился в Гарт-Хауэлле, когда тот был не более, чем заброшенным хранилищем полузабытых и непонятных знаний. Впервые его увидели там ещё молодым человеком, но с тех пор он, как утверждала молва, нисколько не постарел.
Сначала он занимался тем, что почтительно внимал местным учёным, которые давно там работали. Но кроме того, он и сам занимался разысканиями в подземных хранилищах, в которые вот уже несколько веков не ступала нога человека. Джаката всегда отличался умением решать головоломные задачи, а со временем начал ставить на обсуждение учёного собрания необыкновенные вопросы, над которыми до него никто не задумывался. Наконец, он стал проводить ежемесячные симпозиумы, представлявшие собой нечто среднее между семинаром и демонстрацией новинок, которые привлекли к нему большую часть молодых учёных.
Из их числа составился избранный кружок приверженцев, внимавших каждому слову Джакаты с таким трепетом, словно это было откровение Великих. Однако Джаката делал вид, будто его единственная цель заключается в приобретении новых знаний.
Затем в Содружестве Посвящённых магов наметился раскол. Маги старшего поколения, которые занимались чистой наукой, постепенно отошли от Джакаты, а Джаката не делал попыток подчинить их своему влиянию, и даже напротив, при всяком удобном случае подчёркнуто выказывал им уважение.
Среди остальных нашлось несколько человек, которые откололись от кружка, им также не было сказано ни слова упрёка. В конце концов, среди активных членов сообщества остались только убеждённые сторонники Джакаты.
Правящая знать Мантии в большинстве своём придерживалась древней веры в Голоса, которым они поклонялись как духам предков, пожелавшим поддерживать связь с земным миром, помогая потомкам добрыми советами. Однако и среди знати встречались порой такие, кто подобно честолюбивому Прайтану, заинтересовавшись таинственными слухами, стремились воспользоваться тем, что там будто бы происходит, чтобы извлечь из этого свою выгоду.
Наконец Джаката объявил, что получил свыше веление явить миру новый Голос и возвестить о начале нового царства и нового порядка. Он распорядился устроить паломничество на Драконий Гребень и совершить на нём кровавое жертвоприношение. Однако в пути на них обрушился небывалый ураган магических сил, в противоборстве с которым Джаката доказал, что ему подвластны такие могучие Силы, какие и не снились ни одному магу со времён Великих.
Им удалось захватить пленника. Добыча была выдающейся, так как ею оказался один из отпрысков племени Грифона, пользовавшегося особым благоволением Светлых Сил. Невзирая на поднявшуюся бурю магических энергий, Джаката продолжал подготовку к жертвоприношению, однако тут дар жертвы, поддержанный новым всплеском Силы, помог ей вырваться и спастись бегством.
Но Джакату это не остановило. Он лихорадочно принялся за подготовку следующего дела. Жертвоприношение на Драконьем Гребне было сущим пустяком по сравнению с тем, что затевалось взамен — Джаката решил отворить новые врата. Эти врата должны были открыть дорогу новому великому вождю. О местонахождении этих врат он узнал от своих сновидцев, которым обещал объяснить все подробности, когда те приведут его к заветному месту.
На этот раз в качестве жертвы выбрали Хардина, и отряд Джакаты вёз его на запад. Здесь рассказ Хардина сделался сбивчивым, так как он и сам не мог понять, каким образом ему удалось освободиться.
Вмешался Ивик:
— Для того, чтобы умилостивить Господина Тьмы, им недостаточно было принести в жертву тебя. Поэтому они сами решили тебя отпустить, думая, что достаточно прочно сковали твой дух. Таким образом ты очутился у нас, хотя надо сказать, что это было сделано довольно топорно, — заметил Ивик с усмешкой. — Полагаю, что твой Джаката доверил исполнение плана кому-то из своих подручных, а тому не хватило мастерства. Однако они получат то, чего добивались, потому что мы, как и они, отправляемся на поиски врат. И хотя никогда нельзя заранее знать, чем кончится дело, мы всё же узнаем ответ, когда окажемся на месте.
Наутро отряд выступил в путь. Хардин присоединился к Гьюрету: оказалось, что он почти такой же хороший знаток лошадей, как кайоги, и скоро они уже вели оживлённую беседу о конях. Появление Хардина принесло отряду неожиданную пользу, так как участвуя в походах против нападавших с гор демонов, он хорошо изучил эту местность на расстоянии двух дней пути и мог выполнять обязанности опытного проводника.
На третий день экспедиция наткнулась на остатки походного лагеря, из которого сбежал или был выпущен Хардин. Дальше их повёл Кетан, который в обличье парда бежал впереди как разведчик. Юный княжич Серебряной Мантии изумлённо наблюдал за его превращением. В его стране знали о существовании оборотней и случалось, что те гостили в домах знати. Но в Холе никто из них ещё не бывал, поэтому Хардина очень поразило невиданное зрелище, когда на месте всадника он вдруг увидел рыжего парда, бесшумно нырнувшего в высокую траву.
Однако полутёмный скакун Кетана не остался без наездника. Вместо хозяина в его седле устроилась Юта, и конь спокойно мирился с такой всадницей. Так они продвигались вперёд: Кетан разведывал путь, а Гьюрет и Фирдун поочерёдно возглавляли поход.