Тайны морей и островов

Конская голова. Упрямый Евдокс

Моря всегда не только разъединяли, но и соединяли народы. И по мере того как мир складывался в одно целое, по земному шару пролегало все больше морских дорог и тропинок. Путешественник, ушедший на небольшом кораблике в океан, достоин большего уважения, чем упорный пешеход или всадник. Ведь земля прочнее воды, и шансов возвратиться домой куда больше, чем у морехода. Но моряки упрямо стремились в неизведанные просторы морей. И редко возвращались.

Но если сегодня попросить любого человека назвать имена пяти самых знаменитых путешественников, он скажет: «Колумб, Магеллан, Васко да Гама, капитан Кук и, может быть, капитан Беринг». А если поднатужится, то вспомнит Нансена, Амундсена и капитана Скотта, а то и Седова с Папаниным.

Я могу ошибиться в деталях, но в принципе выбор великих имен почти всегда одинаков.

Обратите внимание: мы знаем великих путешественников только с конца XV века. А раньше их будто и не было. Кроме Марко Поло, который с караваном дошел до Китая и прожил там несколько лет.

Главную роль здесь сыграло развитие литературы и особенно книгопечатания. А это случилось в XV веке, незадолго до путешествия Колумба. Отчеты о путешествиях Колумба или Магеллана становились популярными книгами, как теперь говорят – бестселлерами. Раньше о путешествии знали десятки людей, теперь же – тысячи. А из них сотни готовили собственные корабли, чтобы отправиться по следам Магеллана.

Слава Колумба и Васко да Гамы была столь велика, приключения Писарро и Кортеса – столь увлекательны, а их отчеты так важны для торговцев развивающегося мира, что если и были какие-то сведения о их предшественниках, то о них все позабыли.

Но до чего же это несправедливо!

Путешественники Возрождения в значительной степени шли по чужим следам и, строго говоря, не открывали новых земель, а посещали те, в которых уже давным-давно побывали другие смельчаки.

Разумеется, лучше всех к этому были приспособлены жители приморских государств.

И кто же?

Ну конечно, древние греки! Они не уходили в очень далекие края, но всегда жили на сотнях островов. Море кормило греков и соединяло острова водными путями.

Древнегреческая трирема

Самые главные исторические произведения древних греков связаны с морскими путешествиями. Но мы думаем, что «Одиссея» или история об аргонавтах – это сказки. На самом же деле для греков эти истории были воспоминаниями о путешествиях древних времен по совершенно конкретным землям и островам.

Неподалеку от греков, на Ближнем Востоке, жили финикийцы – лучшие моряки Древнего мира. Они основали свои колонии на берегах Средиземного моря. Крупнейшей из них был Карфаген. Финикийские корабли пересекали море, как прудик возле дома.

А на юге Аравийского полуострова располагались города арабов, известных путешественников, которые издревле бороздили Индийский океан и торговали с Индией. Их корабли достигали нынешней Индонезии. Дальше к востоку начинались владения Китая. Уже две тысячи лет назад китайцы умели строить океанские корабли, которые брали на борт больше тысячи человек.

Но книг или записок об этих кораблях и путешествиях почти не сохранилось. И зачастую остается тайной, куда же добирались корабли древних мореходов и что им удалось узнать.

Финикийский корабль VIII–VI вв. до н. э.

Начнем наш рассказ с финикийцев.

Известно, что они изобрели алфавит и даже само слово «книга». По имени финикийского города Библа и названа самая главная книга мира – Библия.

Именно с финикийцами связано крупнейшее путешествие древности.

В 600 году до нашей эры фараон Египта по имени Нехо нанял финикийских моряков для большого путешествия. Толчком к этому путешествию послужило безответственное поведение египетского оракула, который своими предсказаниями сорвал строительство первого Суэцкого канала, заявив в самый разгар стройки, что канал из Средиземного моря в Красное послужит на пользу только варварам. Вероятно, за криками оракула крылись какие-то политические интриги. Возможно, само предприятие фараона оказалось неподъемным для ослабевшего Египта. А ведь строительство унесло, по уверению Геродота, жизни двенадцати тысяч египтян.

Финикийский корабль VIII–VI вв. до н. э.

Я вспоминаю схожую историю, случившуюся в Бирме в начале XIX века. Тогда обалдевший от желания прославиться на весь мир своей преданностью религии король Бодопая начал строить на берегу Иравади самую большую в мире пагоду. На одном из островков на реке он приказал по строить себе небольшой дворец, в котором и проводил большую часть времени, позабыв о государственных делах. Все население страны трудилось на этом строительстве – такую повинность король наложил на подданных. Страна была разорена, а пагода поднималась медленно – уж слишком большой задумал ее король. В конце концов удалось закончить ее первый этаж – гигантский кирпичный куб высотой семьдесят метров, то есть с двадцатиэтажный дом. И вот тогда бирманские астрологи заявили, что, если пагода будет достроена, погибнет великая страна. И вера в это предсказание была столь велика, что даже сумасшедший король после тринадцати лет строительства сдался и остановил стройку. Так и стоит на берегу реки этот куб, разломанный пополам трещиной, которая образовалась во время землетрясения.

Фараон Нехо прокладывал канал не ради забавы, а с понятной целью: наладить торговый путь в Индийский океан и дальше к Индии. И он намеревался, контролируя канал, контролировать и торговлю. Отказавшись от канала, Нехо не отказался от мысли о торговом пути. А так как сами египтяне не считались достойными мореходами, он позвал на помощь финикийцев.

Впрочем, возможно, я упрощаю. И Нехо думал не только о торговых путях. Ведь канал вел на восток, а он потребовал, чтобы финикийцы выяснили, омывается ли Ливия (Африка) океаном или примыкает к какой-то иной земле. А это уже вопрос, достойный великого монарха. Нехо желал понять, как устроена Земля, – ни больше ни меньше.

Почесали финикийцы в бритых затылках и взялись за весла. Ведь на мачтах их кораблей был лишь один прямой парус, а им особенно не поуправляешь. А когда ветер стихал, финикийские корабли и вовсе становились беспомощными.

Путешествие началось из Красного моря. Затем, обогнув Африканский Рог, финикийцы взяли курс на юг. Учтите, что скорость движения финикийского корабля была куда ниже, чем у каравелл Колумба с их сложной системой парусов, и совсем иной, чем у античных судов, архитектурой. Финикийский корабль (или корабли) медленно полз вдоль африканских берегов. О первобытности путешествия говорит и то, что, когда по расчетам моряков наступала осень (а ее начало в тропиках определить нелегко), финикийцы приставали к берегу и устраивали зимний лагерь.

Очевидно, на полгода.

Потому что они вскапывали поле, сеяли зерно, ухаживали за посевами, собирали урожай и, снабдив себя продовольствием, отправлялись дальше. Отношения с местными жителями финикийцы поддерживали умело – ни о каких боях и конфликтах нам не известно. На третий год финикийцы достигли с юга Геркулесовых столпов и вошли в знакомое им Средиземное море. Через несколько недель они сошли на берег в родном Карфагене, а потом, отдохнув и распродав купленные и выменянные товары, отправились к египетскому фараону. Фараон велел им составить отчет о путешествии. И все в отчете было признано достойным доверия и весьма интересным, за исключением одной детали, которую сочли выдумкой моряков. Они утверждали, что пока плыли до высокого мыса на юге Ливии, солнце по утрам вставало слева. Но стоило им пройти мыс, как солнце начало подниматься с правой руки, переехав на другую половину неба. Нам-то все понятно: сначала финикийцы плыли к югу, а после мыса Доброй Надежды повернули на север. Почему-то это свидетельство, которое убедительно доказывает, что путешествие в самом деле было совершено, вызвало недоверие фараона.

Подумайте, какое это было великое путешествие! Три года в больших лодках плыть вокруг континента! И Геродот, который, как и все древние греки, не сомневался в правдивости финикийцев, подводит такой итог: «Так впервые было доказано, что Ливия окружена морем».

А теперь представьте себе: пройдет больше двух тысяч лет, прежде чем португальцы достигнут мыса Доброй Надежды, а затем попадут в Индийский океан. И после гибели античного мира люди на много столетий забудут о путешествиях древности. И всё начнут открывать снова. Разгадывать тайны, которых не существовало для древних финикийцев.

Если описание похода финикийцев сохранилось лишь в кратком пересказе их египетского отчета Геродотом, то другой карфагенский моряк, решивший обойти Ливию в 520 году до нашей эры, оставил записки о своем путешествии, и до наших дней дошел их перевод на греческий.

Эта экспедиция была отправлена городом Карфагеном не только для того, чтобы уяснить, что представляет собой Ливия, но и с желанием основать по африканским берегам колонии. В эти годы Карфаген стал таким могучим торговым государством, что контролировал значительную часть берегов Средиземного моря и искал новые колонии и рынки.

Неудивительно, что поход знатного карфагенянина Ганнона разительно отличался от скромной экспедиции фараона Нехо.

Флот Ганнона насчитывал шестьдесят судов. На каждой из его галер, помимо матросов и солдат, находилось пятьдесят гребцов, а всего, судя по запискам Ганнона, каждый корабль нес на борту до пятисот человек! Такое количество людей объяснялось просто: Ганнон не собирался везти всех пассажиров вокруг Африки. Его главная цель заключалась в том, чтобы основывать крепости и торговые поселения в удобных местах. Поэтому финикийская эскадра напоминала Ноев ковчег: поселенцев везли семьями.

Разумеется, названия, данные финикийцами той или иной местности, даже в греческом переводе угадать нелегко. Но в принципе движение армады довольно понятно. Выйдя в Атлантический океан, Ганнон повел корабли на юг. Через два дня пути суда были вытащены на берег, и там основали первую колонию. Затем в дельте реки карфагеняне увидели обширные болота, на которых водилось много слонов. Но здесь надо учитывать, что два с половиной тысячелетия назад климат в Северной Африке был влажнее нынешнего, по Сахаре текли реки и там водились многие животные саванны. Через несколько недель путешествия к югу вдоль пустынных берегов Сахары экспедиция оказалась в устье большой реки. Вернее всего, это был Сенегал. Там карфагенян встретили враждебные племена. Некоторые историки полагают, что это были гуанчи – таинственный народ, покинувший Африку и переселившийся на Канарские острова.

Еще через две недели корабли миновали реку, кишащую крокодилами, и увидели берега нынешней Гамбии.

Из следующих пунктов, которые прошли карфагеняне, можно отметить вершину Какулиму в Гвинее. Вскоре моряки попали на остров, где обитало множество маленьких черных людей. Они бегали, прыгали и тараторили. Некоторых удалось поймать, другие убежали.

Почти наверняка можно сказать, что моряки увидели шимпанзе, которые в те времена были в Африке куда более многочисленны.

Последний город, основанный Ганноном в тропической Африке, лежал где-то на территории нынешней Либерии.

По масштабам, размаху и достижениям экспедиция Ганнона превосходила все известные нам путешествия древности и даже Средневековья. Причем важны последствия этого похода. На несколько сот лет Западная Африка стала колонией Карфагена. На землях, куда через две тысячи лет робко начнут прокладывать путь португальские каравеллы, стояли финикийские крепости и поселения, причем эта колонизация была совершенно мирной.

Лишь после того, как римляне разгромили карфагенскую державу, сровняли с землей Карфаген, его колонии пришли в упадок. Римляне не смогли их унаследовать. Почему? Не знаю, и вряд ли кто-либо из ученых даст внятный ответ на вопрос, почему карфагенские колонии остались «бесхозными».

Но не только финикийцы отправлялись в дальние путешествия.

Вскоре после того, как фараон Нехо отказался от мысли проложить канал в Красное море, этим делом занялся персидский царь Дарий, который оракулов не слушал и канал довел до цели. Сами понимаете, Дарию не менее, чем египетским фараонам, хотелось узнать как можно больше об африканском континенте. Вернее всего, финикийские записки у него были – ведь египетские архивы находились в его власти. К тому же ему подчинялась и Финикия.

Когда Дарий решил бы исследовать земли, лежащие за новым каналом, он мог направить туда финикийцев. Впрочем, не исключено, что он это и сделал, так как был человеком предусмотрительным и очень богатым. Но в истории осталось путешествие его родственника Сатаспа.

Сатаспу была нужна слава. Он был знатного рода, но не имел опыта морских путешествий. А экипажи своих кораблей он набрал в Египте из египтян и персов. Сатаспу и его компании путешествие представлялось легкой, увлекательной прогулкой. На кораблях были даже оркестры для развлечений. Эскадра отправилась в путь из Красного моря и вскоре попала в шторм в Индийском океане. И тут нервы у перса не выдержали. Оркестры его больше не радовали. Он велел эскадре поворачивать назад и вскоре появился в Египте, где как раз находился наследник Дария Ксеркс и мать незадачливого путешественника. Сатасп объяснил провал похода объективными причинами и кинулся в гульбу. Он натворил немало безобразий, но в один момент перешел границы дозволенного. Даже ему, родственнику царя, нельзя было надругаться над дочерью одного из знатных сатрапов Персии Зопира. Гнев Ксеркса был столь велик, что он приказал распять Сатаспа на кресте. Мать молодого адмирала кинулась в ноги царю и уверяла его, что новая экспедиция вокруг Ливии будет куда более страшным наказанием мерзавцу. Ксеркс сомневался. Сатасп поклялся, что обойдет Ливию и вернется в Египет или погибнет в пути. И тогда Ксеркс согласился.

Сатасп опять собрал эскадру и поплыл к Геркулесовым столпам. Затем взял курс на юг, вдоль карфагенских владений.

Много месяцев плыл Сатасп по широкому морю, но конца пути не было. И Сатасп приказал возвращаться. Вернее всего, он надеялся на то, что царь уже забыл о его прегрешениях и простит его.

Сатасп вернулся в Египет. Путешествие его заняло год.

Он доложил царю, что персы доплыли до земли, населенной людьми, одежда которых состояла из пальмовых листьев. Когда корабли приставали к берегу, туземцы убегали в горы. А персы же, придя в селение, угоняли скот – они нуждались в свежем мясе.

В конце концов корабли натолкнулись на гигантскую мель, которая перегородила море. И пришлось повернуть обратно.

У Ксеркса были другие сведения о тропической Африке. Для проверки своих подозрений он приказал с пристрастием допросить капитанов кораблей эскадры Сатаспа.

Разумеется, после первых же пыток те признались, что никакой мели в океане нет. Просто Сатасп струсил. Тут уж горе-путешественнику не помогла никакая мама, и его распяли на кресте.

Но Геродот сообщает интересную деталь: Сатасп прибыл в Персию не с пустыми руками. С кораблей сняли сундуки с сокровищами. Оказалось, что он вел выгодную торговлю. И вот что говорит Геродот: «Евнух этого Сатаспа, как только услышал о казни своего господина, бежал с его огромными сокровищами на Самос. Сокровищами этими завладел один горожанин с Самоса. Имя его я знаю, но стараюсь забыть о нем». Геродот был большим моралистом. Но Дарий посылал корабли не только на юг. Его интересовал и путь в Индию. Когда после похода в долину Инда Дарий возвращался домой, он дал греческому мореходу Скилаку, которого давно знал и которому доверял, несколько кораблей, чтобы тот плыл из верхнего течения Инда, где стояла персидская армия, до устья реки, а затем по Индийскому океану в Египет. Путешествие Скилака заняло тридцать месяцев. Скилак снял карту Индии и пути по Аравийскому морю. Таким образом, стала ясна южная граница Азии.

Мы можем утверждать, что в античную эпоху Африка и Индия были достижимы и очертания их известны. Но это не означает, что открытия Ганнона, Скилака и прочих мореходов надолго оставались в памяти. Одной из причин тому было возвышение Римской империи. Как ни странно, у римлян не было тяги к морским плаваниям. С падением Карфагена интересы повелителей тогдашнего мира сузились. И доказательством тому служит история Евдокса.

Однажды, на рубеже нашей эры, в Египет приплыл посол из города Кизика, лежавшего на берегу Малой Азии. Звали посла Евдоксом. Тогда в Египте правил фараон Эвергет II. Евдокс оказался человеком образованным. Он уверял, что Ливия, то есть Африка, окружена океаном и ее можно обогнуть на кораблях, что когда-то и совершили карфагеняне.

В Египте через пятьсот лет после ухода персов Африкой мало кто интересовался, и рассказы Евдокса были восприняты фараоном как фантазии.

И надо же было так случиться, пишет римский географ Страбон, что в египетскую столицу привезли индийца, который сбился с пути в Индийском океане. Еле живого его выбросило на берег Аравийского залива. Индийца научили греческому языку – латыни античного мира, и он поведал о своих приключениях. Он утверждал, что может показать почти забытый путь в Индию. Евдокс смог убедить фараона поставить его во главе экспедиции в Индию. Через несколько месяцев Евдокс вернулся, и не с пустыми руками – его корабль был нагружен благовониями и драгоценными камнями.

Евдокс показал богатства фараону, и тот распорядился их у Евдокса отобрать, потому что экспедиция отправлялась на деньги египетской короны и Евдокс не имеет никаких прав на наживу.

Евдокс был вынужден проглотить оскорбление, но возвращаться в Кизик почему-то не стал, а остался жить в Египте, где сблизился со вдовой фараона Клеопатрой. (Нет, не той знаменитой подругой Цезаря, а одной из предыдущих цариц с тем же именем.)

Евдокс сумел убедить царицу, что ей выгодна морская экспедиция в Индию, и та дала ему несколько кораблей. Так началось второе путешествие великого Евдокса.

Для меня он – путешественник, завершающий эпоху античных мореходов, – фигура совершенно таинственная, но притом необычайная, ибо его упорство, предприимчивость и умение подняться после очередного удара судьбы просто невероятны. Это упорство сродни упорству Колумба – ведь тому судьба тоже не помогала, а лишь ставила палки в колеса.

В том путешествии Евдокс доплыл до Индии, удачно торговал там, но не спешил возвращаться в Египет. Потом он объяснит задержку неблагоприятным ветром, который якобы отнес его корабли к югу Эфиопии, то есть к самому экватору, на полторы тысячи миль южнее цели. Ничего себе ветер!

Много раз Евдокс причаливал к берегу, стараясь наладить добрые отношения с абиссинцами и сомалийцами. Он оставлял там свои товары, а взамен получал пресную воду и лоцманов, которые вели корабли вдоль опасных берегов Африки.

Две тысячи лет назад Евдокс составлял словари местных языков!

Однажды на берегу он нашел деревянную голову коня. Чем-то его эта скульптура заинтересовала. Местные жители дружно утверждали, что ничего подобного не видели, не знают и что такого в тех местах никто не смог бы сделать. А Евдокс с его удивительной интуицией не стал голову выкидывать, а спрятал на корабле.

Тайна конской головы мучила его многие месяцы и в конце концов привела к удивительному открытию. Но сначала он добрался до Египта и привез товары в столицу.

Клеопатра уже умерла, на престоле сидел ее сын, а окружали его враги слишком предприимчивого грека.

В дело была пущена клевета. На корабли нагрянули ревизоры и, как дважды два, доказали, что Евдокс растратил казенные деньги.

Весь груз конфисковали. Правда, после этого было объявлено, что Евдокс ни в чем не виноват, но денег и драгоценностей ему не положено. Вот и осталось у Евдокса всего-то имущества, что деревянная конская голова, найденная на эфиопском берегу.

Бедный, постаревший Евдокс часто ходил в порт, куда приставали корабли из различных средиземноморских стран, разговаривал с моряками, расспрашивал их о путешествиях и плаваниях. Описывал и конскую голову и даже звал к себе в хижину, чтобы показать свое сокровище. Он чувствовал, что эта голова хранит в себе важную тайну.

И вот однажды он встретил купцов из Испании, из города Гадеса (теперь это порт Кадис). И ему сразу же объяснили, что в том испанском городе есть два типа кораблей: большие, многовесельные, которые снаряжают богатые купцы, и небольшие рыболовные суда, которые зовутся «конями», потому что в качестве бушприта у них на носу крепится голова коня. Эти «кони» уходят ловить рыбу к африканским берегам и порой в поисках косяков достигают тропических широт. И что же это значило?

Очень просто, понял Евдокс: значит, испанский «конь» был унесен ветром далеко на юг и почему-то его капитан решил возвращаться домой не привычным путем, а вдоль восточного побережья Африки. Он добрался до Эфиопии, где и потонул.

И тогда неутомимый, хотя и бедный Евдокс начал собирать деньги на плавание вокруг Африки. И что удивительно – в разных местах и портах он нашел желающих вложить средства в экспедицию. Денег хватило на большой корабль и две галеры. Затем, как уверяет рассказавший эту историю Страбону некий Посидоний, он «принял на борт лекарей, плотников и иных ремесленников и даже оркестр, состоявший из девушек».

К Индии Евдокс отправился из Гадеса, то есть из Южной Испании. Значит, он прошел практически тот же самый путь, которым через пятьсот лет поплывет Васко да Гама. В пути Евдокса поджидало множество приключений и опасностей, он даже потерял один из кораблей.

Месяц за месяцем длилось плавание, пока наконец не наступил день, когда Евдокс услышал знакомые фразы. Он раскрыл составленный в прошлом путешествии словарь и смог заговорить с местным жителем. Оказывается, экспедиция обогнула материк и добралась до эфиопских земель.

В Могадишо Евдокс продал обветшавшие корабли и дальше двинулся по суше, судя по всему – по берегу моря. При дворе местного владетеля он стал уговаривать того отправить корабли в Индию. Придворные перепугались, что в страну хлынут иностранцы, и решили высадить Евдокса на необитаемый остров. Евдокс бежал и в конце концов добрался до римских владений. Через несколько месяцев он снова оказался в Иберии. Там, в Гадесе, он построил пятидесятивесельную галеру, взял на борт плотников, несколько семей землепашцев, семена, плуги, инструменты. Евдокс решил основать в Африке поселение.

Посидоний, со слов которого мы об этом знаем, не ведал, что случилось с Евдоксом потом. Но видно, он благополучно вернулся из Африки, потому что Посидоний пишет: «Последующие события, вероятно, известны жителям Иберии». Что же это были за события – мы никогда не узнаем.

Страбон Посидонию не поверил. Римляне вообще были плохими путешественниками. Они лишь освоили дорогу через Геркулесовы столпы к Англии.

Но и открыто обвинить Посидония во лжи Страбон не решился, ведь он назвал его «человеком, весьма искушенным в доказательствах, и философом».

Мне же история Евдокса кажется правдивой, потому что в ней нет ничего сказочного и даже невероятного. Скорее всего, речь идет об упорном, хоть и не очень удачливом путешественнике.

Может быть, о самом великом путешественнике древности, который совершил два плавания в Индию и по крайней мере однажды обогнул Африку.