ДИСК ПЛИМСОЛЯ


Семь дюймов, погубившие «Вестрис»

«Вестрис» был одним из лайнеров серии «V» английской судоходной фирмы «Лампорт энд Холл», обслуживавших линию Нью-Йорк – Буэнос-Айрес. Курсируя по этому маршруту, судно заходило на остров Барбадос, в Рио-де-Жанейро, Сантос и Монтевидео. И хотя на корме «Вестриса» портом приписки значился Ливерпуль, он фактически базировался на Нью-Йорк, так как судовладельцы передали по контракту его эксплуатацию американской фирме «Сандерсон и К°».

Построенный в Белфасте в 1912 г. верфью «Уоркман и Кларк», «Вестрис» считался счастливым пароходом. Это было двухвинтовое грузопассажирское судно с хорошо развитой надстройкой и вместительными трюмами. Его валовая вместимость равнялась примерно 12000 рег. т. Пароход, как и однотипные с ним «Вандайк» и «Вольтера, отличался от других судов своего класса хорошими обводами и особой элегантностью. Счастливым „Вестрис“ называли потому, что во время первой мировой войны в одном из рейсов, когда доставлял из Америки во Францию боеприпасы, он был настигнут германским рейдером „Карлсруэ“, но, развив ход в пятнадцать с половиной узлов, в тумане скрылся от противника.

В пятницу 9 ноября 1928 г. капитан «Вестриса» Вильям Карей получил рейсовое задание, которое предписывало закончить на следующий день погрузку и в 15 часов 45 минут освободить причал № 14 в Хобокене (Нью-Йорк). Для капитана Карея этот рейс на «Вестрисе» был последним: судовладельцы назначили его на должность капитана «Вольтера».

10 ноября в 14 часов трюмы парохода были задраены. «Вестрис» вышел в море со 128 пассажирами и экипажем в 197 человек.

Через двое суток в Атлантике, в точке координат 37°35' северной широты и 71°08' западной долготы, «Вестрис» затонул. Его гибель, явившаяся самой тяжелой катастрофой 1928 г., стала событием, из которого в морских кругах всех стран были сделаны важные выводы.

Это случилось в одном из оживленных районов судоходства, и хотя в спасении парохода принимали участие десятки судов и береговых радиостанций, люди оказались бессильны перед стихией.

Подробности катастрофы, став на другой день достоянием прессы, получили мировую огласку. Печальный факт, что из 37 женщин и 12 детей, находившихся на борту лайнера, не спасся ни один ребенок и в живых осталось только восемь женщин, поначалу вызвал в печати резкие выступления в адрес английских моряков. Еще бы! Из числа пассажиров спаслось 47%, а из числа экипажа судна – 78%.

Казалось странным, что большой современный лайнер, еще нестарый, имевший высший класс Регистра Ллойда и свидетельство на годность к плаванию, выданное правительством США, затонул во время шторма, который легко выдержали десятки находившихся в том же районе судов. В Англии и США было назначено официальное расследование. Чтобы выяснить причины этой катастрофы, суду потребовалось провести сорок заседаний.

Во время следствия, которое проводилось в США, один американский морской эксперт, анализируя действия капитана «Вестриса», заявил, что они представляют собой «сочетание предельной глупости с вопиющей безграмотностью».

Капитан Карей погиб вместе со своим судном, и фактически всю вину судьи как в Англии, так и в США свалили на него. Из материалов этого следствия очевидно, что Карей допустил ряд ошибок в управлении судном перед его гибелью. Но один ли капитан был так виновен в этой катастрофе? Чтобы выяснить это, остановимся подробнее на некоторых обстоятельствах, предшествовавших кораблекрушению. Они выяснились во время расследования.

10 ноября, в день отхода, грузовые и угольные люки на «Вестрисе» задраили за 15 минут до того, как были отданы швартовы. Помимо пассажиров, судно приняло на борт около 6000 т генерального груза: несколько грузовиков в деревянных клетях, консервы, медикаменты, обувь и другие промышленные товары. Из грузового плана «Вестриса» в его роковом рейсе видно, что вместо 2769 т угля на судно погрузили 3019 т. Причем из лишних 250 т 80 было погружено в верхние угольные ямы вместо нижних. Лишний вес угля уменьшил высоту надводного борта судна на семь дюймов (17,8 см). В то время в США не существовало какого-либо закона о перегрузке судов, и судоходная инспекция Нью-йоркского порта беспрепятственно выпустила пароход в плавание.

Известно, что при выходе из порта «Вестрис» имел крен 5°на правый борт. Анализ гидрометеорологических факторов свидетельствует, что курс «Вестриса» на остров Барбадос проходил через район пониженного давления. Через день плавания погода ухудшилась, а 12 ноября в 2 часа ночи вахтенный штурман вынужден был позвать на мостик капитана и доложить ему, что ветер от норд-оста усиливается, что судно плохо слушается руля и крен на правый борт увеличился до 8°.

В тот день утром подносчики угля жаловались, что вода поступает в угольную яму на шельтердечной палубе по правому борту и что при работе у них промокают сапоги. Старший механик Адаме распорядился настелить доски на пути движения угольных тачек. Боцман и плотник определили, что вода в судно поступает с правого борта через неисправный зольный эжектор, угольный лацпорт, выкидной патрубок санитарной системы и через грузовой полупортик левого борта. Она собиралась под пайолами по правому борту, на который был крен. Едва успели устранить течь в указанных местах, как капитану доложили о сильном поступлении воды через полупортик правого борта. В воскресенье в 14 часов 30 минут судовой плотник доложил старпому, что он не в состоянии устранить эту течь и что вода продолжает поступать. Она проникла в нижние бункера и смочила уголь. Пущенные в ход отливные насосы работали слабо: они были засорены мелким углем.

После полудня воскресенья ветер и волнение увеличились. Волны ударяли в левую кормовую раковину, из-за чего судно сильно рыскало. Капитан Карей, решив переждать шторм, время от времени давал ход правой паровой машине, держа руль положенным на левый борт, чтобы приводить к ветру. Но несмотря на это, судно дрейфовало под ветер. Казалось странным, почему капитан, зная о крене на правый борт, не повернул через фордевинд и не поставил судно к ветру правой раковиной. Этот маневр дал бы «Вестрису» определенное преимущество: намокший уголь в правых бункерах, который теперь был намного тяжелее угля в левых бункерах, оказался бы на наветренном борту, а свободная поверхность жидкости переместилась бы на левый борт. Видимо, капитан Карей был уверен в том, что легко сможет устранить крен, откатав балласт из цистерн правого борта.

Поступавшая в судно вода находила себе дорогу в те места, которые не посещались ни командой, ни пассажирами, и сколько ее скопилось в нижних помещениях судна, никто толком не знал.

«Вестрис» был типичным шельтердечным судном, и его палуба, расположенная ниже шельтердека, считалась открытой штормовой палубой. По всем правилам того времени она должна была быть водонепроницаемой, т. е. все имевшиеся на ней люки и угольные порты должны быть задраены до выхода судна в море. Но этого сделано не было. На суде старший помощник капитана «Вестриса» признался, что люк в поперечном проходе и люк угольного правого бункера на шельтердечной палубе он пытался задраить во время шторма в воскресенье 11 ноября, но не нашел ни лючин, ни брезента. Он приказал плотнику и боцману сделать необходимые лючины и достать из подшкиперской брезент. Из показаний, данных очевидцами на суде, выяснилось, что люк в поперечном проходе на шельтердеке оставался открытым до 17 часов, а люк угольного бункера – до 20 часов воскресенья.

Один из пассажиров «Вестриса», некий Томас Мэн – американец из штата Вайоминг, инженер-строитель по профессии, представил суду свой дневник, который вел во время плавания. Вот как он описывал события, происходившие на терпящем бедствие пароходе: «В воскресенье вечером судно начало раскачиваться как бутылка, брошенная в море, и с каждым часом все больше крениться на правый борт. Пассажиры стали нервничать. Все стулья и столы, привинченные к палубе в салоне по левому борту, были сорваны со своих мест».

«Вестрис» продолжал дрейфовать под ветер, время от времени подрабатывая одной машиной. Капитан Карей так ничего и не предпринимал, чтобы уменьшить крен и прекратить поступление воды через полупортик правого борта. Видимо, он не знал, что насосы были засорены углем и не могли откачивать воду быстрее, чем она поступала.

Вечером 11 ноября дежурный оператор Рэй Мэйерс на американской военно-морской радиопеленгаторной станции в Бэтани-Бич определил по своей карте, что с полудня пеленг одного из наблюдаемых им судов не изменился. Он знал из графика движения лайнеров, что это был «Вестрис». Оператор понимал: раз судно во время шторма почти не движется, с ним что-то случилось. Сдавая смену, Мэйерс наказал заступившему на вахту оператору внимательно наблюдать за радиопеленгом «Вестриса».

В 19 часов 30 минут воскресенья из-за сильной бортовой качки в носовом трюме «Вестриса» сорвало с места три клети с грузовиками (общим весом 15 т). Клети, раскатившись по настилу трюма, с силой ударили в поперечную переборку и правый борт. При этом пароход получил еще больший крен и уже больше на волнении не выравнивался.

В 23 часа вахтенный механик доложил капитану, что переборка машинно-котельного отделения пропускает воду, которая в бункере бьет фонтаном, и уровень ее уже подошел почти к топкам котлов правого борта, что вода уже выступила из-под настила второго дна и, смешавшись с машинным маслом и мелким углем, сильно мешает работе машинной команды.

Теперь крен судна превышал 20°и вода врывалась на палубу через бортовые шпигаты, которые никто не догадался закрыть. Остойчивость судна уменьшалась с каждой минутой. Но по-прежнему капитан Карей не предпринимал каких-либо решительных мер, чтобы спасти судно. Он начал действовать лишь в 5 часов утра понедельника. Отданная им команда была чревата роковыми последствиями: он приказал механикам откачать водяной балласт из трех цистерн правого борта. Грубейшая ошибка! Карей рассчитывал, что это «поднимете из воды накренившийся правый борт парохода, забыв о том, что „Вестрис“ считался „плавным судном“, имевшим небольшую метацентрическую высоту. Откачивая бал ласт из нижних цистерн, он уменьшал крен и вместе с ним сильно уменьшал остойчивость судна. Он так и не догадался использовать для устранения крена вес намокшего в правых бункерах угля, поставить пароход правой раковиной к ветру.

В 5 часов 30 минут радист «Вестриса» принял сообщение от парохода «Вольтер». Последний запрашивал, имеет ли что-нибудь капитан Карей сообщить компании в Нью-Йорке. К изумлению офицеров «Вестриса», радист, по приказанию капитана, передал: «Для сообщения в компанию ничего не имею».

Уже через час крен судна, несмотря на пустые балластные цистерны правого борта, снова начал увеличиваться. Уже все лацпорты и иллюминаторы пассажирских кают второго класса по правому борту оказались под водой. Конечно, их задраили, но они не были герметичны.

Офицеры «Вестриса», поняв, что судно обречено на гибель, ждали, когда Карей прикажет дать в эфир SOS. Но капитан все чего-то ждал.

Судно продолжало крениться и оседать в воду. Крен достиг 26°, и уже трудно было сохранять равновесие при ходьбе по палубе.

Ночь на понедельник пассажиры провели без сна. Испуганные, они находились в салонах и смотрели, как по линолеуму перемещается сорванная с мест мебель, с треском ударяясь о стенки.

В 8 часов 30 минут 12 ноября, в понедельник, на радиопеленгаторной станции в Бэтани-Бич Рэй Мэйерс снова заступил на вахту. Увидя, что за ночь координаты «Вестриса» почти не изменились, он запросил Карея по радио:

«Требуется ли вам помощь?» С «Вестриса» последовал ответ: «Пока нет». Но, чувствуя недоброе, Мэйерс связался по радио со спасательной станцией береговой охраны на мысе Мэй и попросил направить к «Вестрису» катер. В то время терпевший бедствие пароход находился в 240 милях к востоку от Норфолка, и спасательному катеру, чтобы дойти до «Вестриса», требовался почти день хода на полной скорости. Тогда еще никто не знал, что в эти тяжелые для «Вестриса» минуты в сорока милях от него находился небольшой грузовой пароход «Монтосо», следовавший из Порто-Рико в Бостон. Если бы на нем имелась радиостанция, то жертв, возможно, и не было бы.

Лишь в 8 часов 37 минут капитан Карей решился обратиться к помощи радиосвязи. Нет, он и сейчас не послал SOS! Это был просто сигнал срочного вызова станции CQ (мол, ждите, может передам и SOS). Только в 9 часов 56 минут радист «Вестриса» О'Лахлин, по указанию капитана, послал в эфир SOS: «Пароходу „Вестрис“ Лампорт энд Холл Лайн HWNK широта 37°35' северная, долгота 71°08' западная нужна немедленная помощь».

На призыв «Вестриса» о помощи откликнулись 58 судов и несколько береговых станций. Ближе всех к гибнущему пароходу в радиусе 200 миль оказались лайнер фирмы «Гамбург – Америка Линие» – «Берлин», американские линкор «Вайоминг», стоявший на якоре на Хэмтонском рейде, пароходы «Американ Шиппер», «Креол», «Санта-Барбара», японский сухогруз «Окато-Мару» и французский танкер «Мириам».

Релейная радиостанция в Такертоне на побережье штата Нью-Джерси, приняв от «Вестриса» сигнал бедствия, перетранслировала его.

В 10 часов 40 минут Карей получил радиограмму от владельцев судна: «Немедленно радируйте, что случилось». С «Вестриса» последовал ответ: «Со вчерашнего полудня дрейфую в шторм под ветер. За ночь крен достиг 32 градусов. Палуба правого борта в воде, судно лежит почти на боку, куда-либо следовать невозможно, волнение от умеренного до сильного».

Капитан Карей приказал пассажирам первого и второго классов собраться на шлюпочной палубе, а пассажирам третьего класса – подняться на прогулочную палубу. Там всем раздали спасательные нагрудники. На «Вестрисе» имелось 14 шлюпок, которые могли вместить 800 человек. Но спуск шлюпок на воду при волнении и образовавшемся крене представлял проблему. Посадить пассажиров в шлюпки правого борта с прогулочной палубы практически не представлялось возможным: они висели на талях на расстоянии нескольких метров от борта. Карей приказал посадить в шлюпки левого наветренного борта всех женщин и детей, но не спускать их на воду до его распоряжения. Капитан надеялся, что помощь прибудет до того, как судно затонет.

Шлюпки под номерами 4, 6, 8, 10 с женщинами и детьми висели, раскачиваясь на талях, в трех – пяти метрах от воды. Когда рискнули спустить шлюпку № 8, набежавшей волной ее с силой ударило о борт парохода. В дневнике Томаса Мэна есть об этом такая запись: «В 6 часов утра в понедельник море неожиданно стихло, и мне показалось, что судно снова выпрямилось. Но к 10 часам крен опять увеличился, потом капитан приказал спустить на воду шлюпки. Я был в шлюпке № 8, и когда ее спускали на воду, она ударилась о борт „Вестриса“ и почти все из нее вывалились в воду».

Для тех, кто находился в других шлюпках левого борта и на палубах парохода, это явилось ужасным зрелищем. С воды слышались душераздирающие крики женщин и плач младенцев.

С палубы в воду прыгнули кочегары Моррис, Бартон и Боксхилл. Они, жители острова Барбадос, как и большинство членов команды «Вестриса», были отличные пловцы. Им удалось перевернуть опрокинутую шлюпку на киль и спасти несколько человек (в том числе Томаса Мэна). Но большинство людей из шлюпки № 8 исчезли в волнах у борта парохода. Сама шлюпка, корпус которой был разбит ударом о борт, наполнилась водой и удерживалась талями у борта «Вестриса».

Второй спускали шлюпку № 6, в которой находились женщины, дети и 6 матросов. Когда она коснулась воды и осталось отдать тали, на нее свалилась сорвавшаяся станина шлюпбалки весом полторы тонны... Почти все в этой шлюпке были раздавлены или утонули.

Капитан Карей приказал прекратить спуск шлюпок с наветренного левого борта и попытался спустить шлюпки противоположного борта. С оставшимися шлюпками левого борта дело обстояло так. Шлюпку № 2 (одну из четырех, укрепленных на корме судна) не удалось сдвинуть с кильблоков, и она пошла на дно вместе с пароходом, как и шлюпка № 4, – ее патентованный гак не смогли отсоединить от рыма шлюпки. Шлюпка № 14 сама съехала по наклонной палубе в воду с правого борта, когда крен стал более 45°.

Положение «Вестриса» было критическим, волны уже плескались на его палубе с правого борта. Хотя в машинное отделение были посланы все стюарды, чтобы ведрами откачивать воду, топки котлов левого борта также пришлось погасить: мог произойти взрыв.

Радиостанция перешла на питание от аккумуляторов. Старший радист 0'Лахлин держал связь с судами, которые шли на помощь. Сейчас ближе всех к гибнущему судну был грузовой пароход «Американ Шиппер». Лайнер «Берлин»» в это время находился дальше от «Вестриса», но, подняв давление пара до максимального, шел полным ходом, несмотря на волнение. Пароход «Санта-Барбара» сообщал в 10 часов 20 минут, что сможет прибыть на помощь через 9 часов, – он находился в 200 милях от «Вестриса».

Из Лакенхарета в штате Нью-Джерси в воздух поднялся дирижабль «Лос-Анджелес» и тоже взял курс на место, где тонул «Вестрис». Радиостанция военно-морской базы в Бруклине сообщила капитану Карею, что на помощь к нему из Норфолка полным ходом идет эсминец «Дэвис». Адмирал Тэйлор с линкора «Вайоминг» передавал: «Мы подойдем к 21 часу».

Вот какие сообщения передала радиостанция «Вестриса» утром в понедельник, 12 ноября:

11.04 – пароходу «Креола: держите со мной связь. В любой момент может начаться посадка в шлюпки».

11.40 – всем судам: «Чертовски трудно работать при таком крене. Сейчас садимся в шлюпки».

12.30 – всем судам: «Скоро вынуждены будем оставить судно».

13.07 – «Вайомингу»: «Ждать больше не можем. Покидаем судно».

13.22 – всем судам: «Сейчас садимся в шлюпки».

Крен продолжал увеличиваться. Всем находившимся на «Вестрисе» было ясно, что пароход каждую минуту может опрокинуться на борт. С подветренной стороны на воду спустили шлюпки под номерами 1, 3, 5, 7 и 11. Они благополучно отошли от борта.

Шлюпка № 9 во время спуска из-за неисправных блоков талей вошла в воду одним концом, и почти все, кто в ней был, упали в воду. Эту шлюпку залило водой, и вскоре она перевернулась. На борту парохода оставалось около 100 человек.

В 13 часов 25 минут О'Лахлин послал в эфир последнее сообщение: «Мы оставляем судно. Мы садимся в шлюпки».

Когда в воду с кормы парохода сорвалась, проехав по палубе на другой борт, шлюпка №9 14, командование ею принял матрос-рулевой Лионель Лийкорши – негр с Барбадоса. Он несколько раз прыгал в воду и втащил в шлюпку 21 человека.

В 13 часов 45 минут машинная команда покинула свои посты и вышла на верхнюю палубу. Некоторым кочегарам удалось спуститься в стоявшие у борта шлюпки по талям, другим пришлось прыгать в воду и вплавь добираться до шлюпок.

В 14 часов 30 минут «Вестрис» окончательно лег на правый борт.

На «Вестрисе» не было особой паники, команда беспрекословно подчинялась капитану и его помощникам. Капитан Карей не терял выдержки и самообладания до последней минуты своей жизни. Когда старший стюард «Вестриса» Альфред Дункан доложил Карею, что все уже покинули тонущее судно и на борту, кроме них двоих, никого не осталось, капитан приказал ему прыгать в воду. Старший стюард напомнил Карею о нагруднике, но тот отказался надеть его. В этот момент судно опрокидывалось на борт. «Я потом прыгнул в воду, – сообщал суду Дункан, – и полагаю, что он прыгнул после меня, но больше я его не видел. Последнее, что я слышал от него, – это „Боже мой! Боже мой, я в этом не повинен!“ Судно легло на борт, продержалось так с минуту и медленно погрузилось в воду.

Среди прыгнувших за борт было несколько пассажиров: японский военный атташе в Бразилии майор Иноюйи, американские автогонщики из Лос-Анджелеса Баттен и Девон, который прыгнул в воду с женой. За ними последовала их шотландская овчарка. Они нашли спасение в шлюпке № 13, которая всплыла после того, как пароход исчез под водой. Помощник боцмана Арчибальд Баннистер с неграми-матросами сумели перевернуть эту шлюпку и спасти еще несколько человек. Позже морской суд в Лондоне отметил превосходное поведение и самоотверженность экипажа «Вестриса» и особенно матросов-негров. 13 ноября в 3 часа 15 минут, во вторник, к месту разыгравшейся трагедии подошел пароход «Американ Шиппер». Его радиостанция передала в эфир сообщение:

«В 3.15 заметил красные фальшфейеры. Широта 37°19', долгота 70°38' западная».

К рассвету это судно подняло на борт шлюпки № 1, 3, 5, 10 и 14. Около 5 часов утра в указанное место прибыл французский танкер «Мириам». Он спас шлюпки № 7 и 11.

Позже в спасении принял участие лайнер «Берлин». Он не мог поднять шлюпку «Вестриса», потому что в ней был вырван один подъемный рым, а спустить свою шлюпку из-за усилившегося волнения не смогли. Людей пришлось спасать с воды. Тут произошла еще одна трагедия: на людей в воде напали акулы. Погибло несколько человек. Позже на борту лайнера от ран умер японский майор Иноюйи (акула откусила ему руку).

В 6 часов утра спущенный с линкора «Вайоминг» вельбот спас с воды 9 человек, которые держались за обломки корабля. Позже «Берлин» поднял на борт американца из Чикаго Карла Шмидта, который провел в воде без нагрудника 22 часа.

Когда подсчитали число спасенных, выяснилось, что катастрофа «Вестриса» унесла 159 человеческих жизней.

Официальное расследование причин катастрофы началось 22 апреля 1929 г. Оно проводилось в здании Королевского общества инженеров-строителей в Лондоне под председательством комиссара морских аварий Батлера Колла Эспинала. Ему помогали пять экспертов по вопросам судостроения и мореплавания. Следственную комиссию интересовали в этом деле даже самые незначительные, на первый взгляд, детали и подробности. Например, в судебных протоколах фигурировала такая цифра, как 237249 фунтов 15 шиллингов и 2 пенса – стоимость постройки лайнера в 1912 г. Расследование катастрофы выявило несколько обстоятельств, предшествовавших гибели судна. На наш взгляд, наиболее интересные из них следующие.

«Вестрис», завершив 31 октября 1928 г. предыдущий рейс из Южной Америки, был поставлен в Нью-Йорке в сухой док для проверки состояния подводной части корпуса. Это было вызвано требованием инспектора Регистра Ллойда для продления судну высшего класса «100А1». Суд констатировал, что лондонский инспектор, обследовав «Вестрис», нашел его корпус, системы, устройство и все оборудование в хорошем мореходном состоянии.

В первом пункте перечня причин гибели «Вестриса», объявленного 31 июля 1929 г. Королевским юридическим судом Великобритании, черным по белому написано: «Перегрузка судна выше его грузовой марки на семь дюймов».

Оказалось, что «Вестрис» не первый раз покидал Нью-Йорк с осадкой, большей расчетной. Так, управляющему американской фирмы «Сандерсон и Компания», которая эксплуатировала лайнер, представители британской судоходной инспекции в мае 1926 г. поставили на вид, что «Вестрис» нарушает закон о грузовой марке, принятой в Англии. Однако американцы из этого никаких выводов не сделали, и судно продолжало выходить в плавание с осадкой, которая превышала предельную.

Судьи недоумевали, почему капитан Карей, зная уже в 4 часа утра воскресенья, что его судно обречено на гибель, не послал в эфир SOS. Ведь ясно, что если бы сигнал бедствия был передан хотя бы на рассвете того злополучного дня, жертв можно было бы избежать.

По традиции передача сигнала SOS в эфир – это исключительное право капитана. Карей не был новичком в морском деле. Достаточно сказать, что из своих 59 лет он 36 провел в море, став капитаном в 34 года. Почему он своевременно не послал призыв о помощи, теперь уже никто, конечно, не узнает. Может быть, он, уверенный в хороших мореходных качествах «Вестриса», надеялся обойтись без посторонней помощи, а может, следовал букве секретной инструкции фирмы «Лампорт энд Холл». Вот выдержка из нее: «В случае бедствия, если таковое постигнет одно из судов Компании в море, его капитан должен прежде всего четко оценить степень фактического риска, которому будет подвержена жизнь вверенных его командованию людей, и потом уже решать, оправдан ли будет такой риск, если без посторонней помощи судно будет искать убежище в ближайшем порту. И если капитан сумеет таким образом добиться успеха, то его действия в этом случае будут засчитаны ему в похвалу как капитану».

Таков был наказ фирмы «Лампорт энд Холл» ее капитанам. И лайнеры серии «V» давали SOS лишь в самые критические моменты. Но капитан Карей, как видно из обстоятельств катастрофы, не стал искать убежища в ближайшем порту. Более того, он даже не послал закодированной радиограммы на проходивший мимо «Вольтер», который принадлежал той же фирме.

Следующей грубейшей ошибкой капитана Карея, как отметил суд, явилось неправильное решение посадить всех женщин и детей в шлюпки левого (наветренного) борта. Факты говорили сами за себя: из всех шлюпок левого борта благополучно была спущена всего лишь одна (шлюпка № 14 сорвалась в воду сама), в то время как из шлюпок правого борта только одну, № 9, постигло несчастье – она повисла на талях кормой вниз.

Вопрос – «Откуда поступала внутрь судна вода?» – вызвал среди экспертов следственной комиссии спор и разногласия. Одни специалисты соглашались с тем, что основная течь была через неплотно задраенный полупорт правого борта. Известные английские кораблестроители Джон Байлс, Эдвард Уайлдинг и Литтл высказали предположение, что основное поступление воды внутрь парохода было через сломанный патрубок диаметром 5 дюймов санитарно-фекальной системы. Такого же мнения придерживался и выдающийся кораблестроитель Британии Барнаби. Он объясняет это тем, что трубы этой системы проходили через помещения на нижних палубах, доступ в которые был закрыт из-за погруженного угля или из-за того, что сами помещения были закрыты (например, кладовая для ценных грузов).

Во время разбора дела выяснилось, что вскоре после выхода «Вестриса» в море в некоторых гальюнах засорились унитазы. В том рейсе на судне не было слесаря-водопроводчика, и унитазы было приказано прочистить матросу-рулевому. Тот, не мудрствуя лукаво, спустился в кочегарку и взял там лом. Через полчаса он доложил вахтенному штурману, что «все прочистил». На самом же деле он пробил в унитазах ломом свинцовые колена: поступавшая через сломанный выкидной патрубок фекально-санитарной системы вода уходила в пробитые ломом отверстия и скапливалась в нижних помещениях судна. Именно этим и объяснялось, почему никто на «Вестрисе» не смог точно установить причину поступления воды после того, как все видимые на глаз течи были устранены.

Гибель «Вестриса» надолго подорвала репутацию британского торгового флота в глазах американских граждан. Владельцы погибшего парохода виновниками несчастья считали руководителей американской фирмы «Сандерсон и Компания», которые перегрузили и без того валкий пароход. В знак протеста фирма «Лампорт энд Холл» сразу после катастрофы сняла с южноамериканской линии два парохода – «Вольтер» и «Вандайк».

После детального разбора обстоятельств гибели «Вестриса» Королевский юридический суд Великобритании выдал ряд ценных предупреждений и рекомендаций судостроителям всех стран. В основном это касалось проблем остойчивости и непотопляемости. Для этого на новых судах необходимо обеспечить более надежно герметичные закрытия люков и лацпортов и совершенные водоотливные средства. Именно это трагическое происшествие у Восточного побережья Северной Америки, облетевшее в конце 1928 г. весь мир, ускорило созыв Международной конференции, которая выработала пункты нового морского закона для всех морских держав.


Что такое грузовая марка


Всегда на борту

Тот, кто бывал в морском порту и видел торговые суда, вероятно, обратил внимание, что на борту каждого из них нарисованы знаки – круг и рядом фигура, напоминающая гребенку. Они или приварены в виде тонких стальных полос, или просто накрашены в средней части каждого борта. Эти знаки моряки называют грузовыми марками. Горизонтальная линия, проходящая через центр круга, и шесть горизонтальных линий «гребенки» указывают допустимую осадку для безопасного плавания в разное время года и при различных условиях.

На грузовой марке советского торгового судна каждая линия обозначена буквами русского алфавита Р, С, Л, 3, ЗСА, Т, П и ТП, а иностранного судна – латинскими буквами. Например, на английском торговом судне перечисленным буквам будут соответствовать: L, R, S, W, WNA, Т, F и TF. Что обозначают эти буквы? Какой их смысл?

«Р» и «C», нанесенные над чертой, проходящей через круг, означают, что грузовую марку нанесли на борт судна с разрешения и под наблюдением советского классификационного общества «Регистр Союза ССР». Линия, проходящая через центр круга, и ее продолжение на «гребенке» обозначены буквой «Л». Это так называемая «летняя марка». Она показывает предельную осадку судна при плавании летом.

В зимнее время года суда часто встречают штормовую погоду, бури и ураганы. Тяжело загруженное судно во время шторма легко может потерять свой запас плавучести за счет веса вкатывающейся на палубу воды. Чтобы успешно бороться со штормом, судну нужно иметь большой запас плавучести. Это достигается увеличенной высотой надводного борта и меньшей осадкой. На грузовой марке есть ограничительная черта, расположенная под «Л» и обозначенная буквой «З», – зимняя марка.

Но и зимой не все районы океанов и морей одинаково опасны для плавания. Наиболее «негостеприимна» Северная часть Атлантического океана. Этот наиболее оживленный для судоходства район Мирового океана знаменит своими сильными штормами, в зимнее время велика опасность обледенения. Поэтому при плавании через Северную Атлантику судно должно быть наиболее облегчено и осадка его отмечена самой нижней линией «гребенки», обозначена «ЗСА» (зимняя марка для Северной Атлантики).

Над летней маркой есть еще несколько линий. Значит, судно может иметь еще большую осадку, чем для плавания летом. Когда же это бывает?

При плавании в тропиках погода обычно благоприятствует рейсу. В этом случае судно может взять больше груза, иметь большую осадку и меньший надводный борт. Тропическая марка отмечена буквой «Т».

По закону Архимеда на погруженное в жидкость тело действует выталкивающая сила, равная весу жидкости, вытесненной телом. Следовательно, чем больше плотность жидкости, тем больше выталкивающая сила. Это значит, что осадка судна зависит и от плотности воды. Моряки еще с глубокой древности заметили, что когда судно с моря заходит в реку, т. е. попадает из более плотной морской воды в менее плотную пресную воду, его осадка увеличивается, и наоборот, уменьшается, когда судно из реки выходит в море. Значит, если погрузка происходит в речном порту, а плавание будет проходить в океане, судно следует посадить чуть глубже, учитывая, что в соленой воде его осадка немного уменьшится. На грузовой марке это обозначено линией с буквой «П» (пресная марка). И, наконец, самый верхний зуб «гребенки» помечен буквами «ТП» – тропическая пресная марка. Эта линия показывает допустимую осадку судна при плавании в тропических реках.

Форма грузовой марки на всех торговых судах одинакова, а наносят ее по международным правилам, являющимся законом для всех морских держав мира. Отличие только в буквах. Например, на английским языке марка будет выглядеть так: летняя – S (Summer), зимняя – W (Winter), зимняя для Северной Атлантики – WNA (Winter North Atlantic), тропическая – Т (Tropical), пресная – F (Fresh) и тропическая пресная – TF (Tropical Fresh).

Над чертой, делящей круг пополам, нанесены буквы, которые обозначают, под наблюдением какого классификационного общества нанесена грузовая марка. Наиболее часто встречаются: L – R (Lloyd's Register of Shipping – Судоходный Регистр Ллойда, Великобритания); А – В (American Bureau of Shipping – Американское бюро судоходства); R – I (Registro Italiano Navale – Итальянский морской Регистр); В – V (Bureau Veritas – Бюро Веритас, Франция), N – V (De Norske Veritas – Норвежское бюро Веритас).

Итак, на первый взгляд может показаться – простая толковая вещь. Все ясно и логично. Взял, рассчитал, накрасил на бортах «гребенку с кругом», и грузись, и плавай безопасно. И требуется-то, как говорится, всего ничего – расчет, кисть и ведро с краской. Но к сожалению, это далеко не так! Человечество занимается судоходством уже на протяжении многих веков, а вот договориться, чтобы грузовая марка имелась на борту каждого судна, смогло совсем недавно – меньше, чем полвека назад. И само возникновение важнейшего для безопасности мореплавания международного закона о грузовой марке – это история борьбы моряков против перегрузки судов.


«Клянусь Зевсом и богами Олимпа!»

Летописи мореплавания сохранили нам некоторые отрывочные сведения о том, что древние мореходы знали цену запаса плавучести судна и отлично понимали значение высоты надводного борта. Еще задолго до начала нашей эры моряки не раз убеждались в том, что жадность судовладельца, стремившегося загрузить свой корабль как можно полнее, – причина их несчастья на море. Поэтому не удивительно, что мореходы издавна старались ограничить осадку судна, чтобы иметь на случай непогоды запас плавучести.

Лет тридцать назад французская подводная археологическая экспедиция случайно наткнулась близ Туниса на остов древнеримского затонувшего корабля. На нем нашли чудом сохранившийся документ двухтысячелетней давности. По смыслу текста он соответствует современному коносаменту. В этом уникальном папирусе на латинском языке приведена клятва шкипера: «Зевсом и всеми богами Олимпа клянусь хранить условия перевозки свято и нерушимо и добавочного груза на свое судно не принимать...»

О том, как устанавливали в древности предельную осадку торгового корабля, мы можем судить по сохранившемуся до наших дней «Кодексу морских законов Венеции», который относится к 1255 г. Оказывается, древние мореходы Венеции наносили на борта своих нефов знаки в виде крестов, которые указывали предельную осадку судна. Эти кресты из прибитых железных полос или просто выжженные на досках обшивки и являлись грузовыми марками. Знаком предельной осадки судна у древних генуэзцев служили прибитые к борту железные полосы, расположенные горизонтально. Как в Венеции, так и в Генуе существовало два вида грузовых марок; для новых судов и судов, срок службы которых перевалил за 5 лет. Второй вид грузовых марок больше ограничивал осадку корабля, нежели первый. В обеих морских республиках древнего Средиземноморья злонамеренная перегрузка судов сверх установленной нормы каралась жестокими штрафами.

А вот как относились к перегрузке своих судов венецианские дожи в XV в. Следующий текст переведен из так называемого «Декрета Совета дожей Венеции от 1468 г.» : «Одно время мы не возражали против перегрузки кораблей и эту порочную практику считали обычным явлением. Но наши корабли теперь принимают на верхнюю палубу столько груза, что о них можно сказать, что они как бы имеют две и даже три верхних палубы. Это создает опасность не только для жизни моряков, но и для груза, который укладывают на палубе огромными грудами, из-за чего он подвергается порче. Приказано и объявлено законом властью Совета дожей, что отныне ни один командир корабля не смеет допускать погрузку хлопка или какого-либо иного груза на палубе от носа до кормы, и что вся палуба, кроме места, необходимого матросам для их работы, должна быть свободной. Если этот закон будет нарушен, командир корабля будет подвергнут штрафу в размере двухсот дукатов за каждое нарушение и отстранен от должности до тех пор, пока штраф не будет им уплачен».

Известно, что после обнародования этого декрета дожи учредили в своих портах должность так называемого «скрибануса» – писаря, который обязан был следить за правильной погрузкой кораблей и докладывать совету дожей обо всех случаях перегрузки и приема груза на верхнюю палубу.

Грузовая марка существовала и у древних мореходов Сардинии. Это был круг, который наносили краской на каждом борту судна. Через центр круга проходила горизонтальная полоса, которая и показывала максимально допустимую осадку.

В то время как в Средиземном море процветали итальянские морские республики, на севере Европы приморские города северогерманских княжеств стали объединяться в купеческие лиги. Наиболее известная из них – Ганза. В 1241 г. Любек и Гамбург заключили между собой соглашение для защиты от скандинавских пиратов морского торгового пути, соединяющего Балтийское море с Северным. Купеческие конторы Ганзы появились в Висмаре, Люшеберге, Ростоке, Гданьске, Лондоне. «Господин Великий Новгорода, владея ключом главных торговых путей, идущих с востока и юга, получил на европейских рынках особенно важное значение. Ганзейские купцы признавали новгородский гостиный двор в городе Висби на острове Готланд одной из важнейших торговых контор своей лиги. Все товары, перевозимые на ганзейских кораблях, проходили с востока и юга через Новгород и Псков. Сами новгородцы плавали по Ладожскому озеру, Финскому заливу, Балтике и Северному морю. Купеческие ладьи новгородцев ходили, кроме немецких городов, в порты Швеции и Дании. В летопись мирового кораблестроения Ганза вписала свой тип судна – ганзейский когг – грузовое судно, рассчитанное на движение только под парусами. Прототипом гайзейского когга можно считать средиземноморский неф, с той лишь разницей, что вместо рулевого весла под кормой у него был навешенный на петлях руль.

О существовании закона об ограничении осадки ганзейских коггов мы узнаем из «Морского кодекса города Висби от 1288 года». Оказывается, если становилось известным, что когг загружен выше грузовой марки, его владелец обязан был лишний груз оставить на причале и уплатить сенату штраф в размере двенадцати марок. Более того, ганзейские корабли периодически осматривались на годность к плаванию. Закон гласил: «Перед погрузкой когг должен быть осмотрен представителем сената, он должен быть мореходным как сверху, так и снизу и загружен не выше марки». К сожалению, до нас не дошли сведения, как эта марка выглядела и как она наносилась на борт ганзейских судов. Видимо, ее выжигали на досках внешней обшивки, так же как и на бортах средиземноморских нефов. Не исключено, что грузовая марка Ганзы представляла собой отметку внутри трюма, по которую разрешалось укладывать груз.

Дальнейшее повествование о борьбе моряков с перегрузкой судов, о попытках ограничить осадку и установить правила определения минимальной высоты надводного борта судна требует небольшого экскурса в историю кораблестроения. Коротко расскажем об основных этапах этой истории и вспомним давно забытые типы парусных кораблей.


Корабли без грузовых марок

Эпоха великих географических открытий вписала в историю судостроения два основных типа многомачтовых судов, способных совершать длительные океанские переходы – каракку и каравеллу.

Родословную свою они ведут от судов венецианских и ганзейских купцов – нефа и когга.

На каравеллах через океан в «страну пряностей» плавали знаменитые португальские мореходы Нунью Триштан, Альвизе Кадаместо, Диогу Кан, Фернандо По, Бартоломео Диаш. Каравеллы были различны по своим размерам и оснастке. Самые маленькие назывались «каравеллетами», большие – «каравеллоне», с косыми парусами – «каравеллы-латинас», с прямыми – «каравеллы-редондас» (косой парус у них был только на бизани).

Обычно слово «каравелла» неотделимо от имени Христофора Колумба, стяжавшего вечную славу великим открытием Нового Света. Заметим, что историки до сих пор впадают в ошибку, полагая, что великий генуэзец переплыл океан «на крошечном утлом суденышке – скорлупке-каравелле».

Время не сохранило нам ни чертежей, ни рисунков флагманского судна Колумба «Санта-Мария». «Адмирал Океана-моря» величает «Санта-Марию» не иначе как «Нао» – «большой корабль». Вероятнее всего, что по типу это была каракка, но никак не каравелла.

Открытие и завоевание стран Нового Света – одна из наиболее трагичных и кровавых страниц мировой истории. Закованные в латы, изрыгающие огонь из кремниевых ружей, восседавшие на лошадях, дотоле неведомых в Новом Свете, испанские конкистадоры внушали аборигенам панический ужас, грабили их нещадно, истребляя сотнями тысяч.

На Американском материке взорам нищих идальго явились такие сокровища, которые им даже не снились. Награбленные золото, серебро, изумруды, индиго, табак и сахар испанцы грузили на большие транспортные корабли – галеоны. Они были длиннее каракк и имели более стройную форму корпуса и оснастку с прямыми парусами. На срезанной корме размещалась высокая и узкая надстройка в несколько ярусов с каютами для капитана, офицеров и знатных пассажиров. Водоизмещение галеонов обычно не превышало 700 т, при этом длина киля составляла 30 м, длина всего судна над водой – 50, ширина – 15м, высота борта от киля до верхней палубы – 10 м. Высота грот-мачты достигала 40 м. Испанцы иногда ударялись в гигантоманию, строя галеоны немыслимых по тем временам размеров. Достоверно известно, что испанский галеон «Мадре де Диос» имел водоизмещение 1600 т, его длина по палубе равнялась 60 м, ширина – 17, осадка – 10,5 м. А водоизмещение галеона «Сантисима Тринидат» превышало 2000 т.

Галеоны так называемого «Золотого флота» были самыми «дорогими» судами, когда-либо бороздившими моря и океаны. Как ни парадоксально, но они были и самыми немореходными кораблями в истории мирового судостроения – громоздкие, неповоротливые и малоостойчивые. Алчные испанцы, возвращавшиеся домой с награбленным добром, теряли здравый смысл и через меру перегружали свои суда. Поэтому неудивительно, что морские хроники тех времен пестрят сотнями названий галеонов, которые не дошли до берегов Европы. Ведь в Испании каких-либо законов об ограничении допустимой осадки судов просто не существовало.

Гибель «Непобедимой армады» в 1588 г. и потопление в 1596 г. в гавани Кадикса испанского флота привели к окончательному падению Испании как великой морской державы.

В борьбу за владение новыми морскими торговыми путями вступают Англия, Франция и Голландия.

До начала XVII в. в этих странах не существовало такой науки, как кораблестроение. Это было ремесло, переходившее нередко в искусство, секреты его ревниво охранялись и передавались от отца к сыну, от мастера к ученику. Более пяти тысячелетий основные практические правила судостроения вырабатывались интуитивно, на опыте предшествующих поколений. Форма корабля и элементы его конструкции, из-за боязни мастеров отойти от канона, видоизменялись очень медленно, никаких руководств и письменных правил по теории кораблестроения не существовало. Основные требования, которым должно отвечать хорошее судно, были сформулированы еще римским философом Луцием Аннеем Сенекой:

«Корабль хорошим считается, когда он остойчив и крепок, быстроходен, уступчив ветру, послушен рулю».

Странно и другое: со времени открытия Архимедом закона плавучести и до практического применения его прошло почти две тысячи лет. Лишь в 1666 г. английский корабел Антони Дин, к несказанному удивлению всех, определил осадку судна и прорезал пушечные порты в бортах до спуска корабля на воду. Подобные операции до этого производились лишь после фактического определения ватерлинии на воде.

Печатные книги по кораблестроению появились лишь в начале XVII в. Первая из них – своего рода теоретическое наставление о строительстве судов «Livro de Lracas de Carpintaria» – была написана в 1616г. португальцем Мануэлем Фернандесом, вторая – «Architectura Navalis» («Морская архитектура») – спустя тринадцать лет немцем Джозефом Фюрттенбахом. Эти исследования способствовали тому, что в конце XVII в. появилось несколько принципиально новых типов военных и торговых кораблей.

К началу XVII в. ведущей морской державой мира являлась Голландия. Достаточно сказать, что ее торговый флот насчитывал почти десять тысяч судов. Какие же корабли строили голландцы? Назовем лишь главные их типы: галиот, коф, фильва, флейт, буер, эверс, кат, гукор.

Наиболее распространенное торговое судно – флейт – имело три мачты, несущие прямые паруса на фоке и гроте и косой парус на бизани. Характерная особенность флейта – закругленная корма и заваленные внутрь, как у испанских галеонов, борта. Заметим, что такая форма бортов не связана с военными соображениями (затруднить противнику взобраться на корабль во время абордажа). Причина другая. Дело в том, что портовые пошлины в те времена взимались соразмерно ширине корабля, и лишь в 1669 г., когда ввели новую систему начисления таможенных сборов, палуба флейтов стала значительно шире. Флейты были очень удобны для плавания вдоль берегов Северной Европы, так как небольшая осадка позволяла им заходить в устья рек.

Не менее популярен был люгер – трехмачтовое судно с косыми парусами и горизонтальным бушпритом, который мог втягиваться внутрь корабля. Сначала люгеры использовались как рыбопромысловые и транспортные суда. В конце XVIII в. люгеры – излюбленные суда фламандских и французских контрабандистов, так называемые «chasse maree» (морские охотники). При свежем ветре их скорость достигала 15 узлов. Они хорошо лавировали и могли ходить очень круто к ветру. Во времена наполеоновских войн люгеры входили в состав военных флотов. Вооруженные восемью-девятью небольшими пушками, они использовались приватирами и каперами – пиратами, получавшими во время войны от своих правительств патенты на право захвата и уничтожения торговых кораблей противника. Экипаж военных люгеров составлял 40 – 50 человек.

Корабелы Средиземноморья обычно предпочитали всем иным судам шебеки. Шебека – скорее всего изобретение пиратов берберского побережья Африки. Легкие, мелкосидящие, с острыми обводами, шебеки были, пожалуй, самыми красивыми и быстроходными парусниками Европы той поры. Они воплотили в своей конструкции элементы португальской каравеллы и венецианской галеры. Чтобы иметь шанс уйти от погони алжирских пиратских шебек под черными парусами, испанские купцы также вынуждены были строить шебеки.

До того как парусники были классифицированы (в зависимости от величины, рода службы, артиллерийского вооружения и оснастки), морские историки становились в тупик при определении их типов. Еще бы, ведь хроники так и пестрят романтическими названиями, которым воистину нет числа! Судите сами: венецианские трабакколы и буссы, греческие скаффы и сакалевы, турецкие кочермы, маковны и феллуки, английские бертоны, французские полякры и баленеры, сарацинские гебары, бесчисленные маоны, тариды, карамуссалы, биландеры, термы, тартаны, доггеры, шнявы, паландры, марсильяны и так далее и тому подобное.

Заканчивая этот небольшой экскурс в историю кораблестроения, напомним, что теория корабля, как научно-прикладная дисциплина, появилась лишь в середине XVIII в. В 1746 г. был опубликован труд по теории кораблестроения французского ученого Бугера, три года спустя обширное исследование члена Петербургской академии наук Леонарда Эйлера – «Наука морская», где разработано учение о плавучести, остойчивости, введено понятие о метацентре и его положении Относительно центра тяжести, изучены условия сопротивления воды, вопросы жидкости и поворотливости корабля под парусами.

Теоретические работы Бугера и Эйлера внесли ценный вклад в дело развития мирового кораблестроения и вооружили корабельных дел мастеров необходимыми формулами. Но тем не менее человечество крайне нуждалось еще в правилах и законодательствах, которые бы точно определяли предельную осадку судов для безопасности их плавания. Ведь все торговые суда, о которых мы здесь рассказывали, плавали без каких-либо грузовых марок!


Плавучие гробы «Владычицы морей»

Сломив в конце XVI в. господство Испании, Голландии и Франции на море и обогатившись в результате морских войн, Англия стала ведущей морской державой мира. Подъем британского судоходства был тесно связан с промышленным переворотом внутри страны и превращением ее в сильнейшую колониальную империю. Торговые суда этой страны поддерживали сообщение почти со всеми портами мира. Достаточно сказать, что к началу XIX в. тоннаж английского торгового флота насчитывал около 2 млн. рег. т, т. е. почти половину мирового тоннажа.

Пожалуй, нет необходимости лишний раз повторять известные этапы развития кораблестроения и перечислять открытия в области судостроения, сделанные в начале XIX в., рассказывать о переходе от использования силы ветра к энергии пара.

Но как же обстояло дело у «Владычицы морей» с проблемой перегрузки судов?

Оказывается, аварийность в английском флоте была вопиющей. У Англии, так же как и у других морских держав, до второй половины XVIII в. просто не было каких-либо законов или правил, ограничивающих осадку торговых судов. Первое, кстати очень робкое, указание и ограничение осадки английских судов в целях безопасности плавания относится лишь к 1774 г. Оно фигурирует в Регистровой книге Ллойда за указанный год, но каким образом рассчитывалась минимальная высота надводного борта, из этой краткой записи понять невозможно. Это своего рода напоминание о том, что перегружать судно опасно.

В 1835 г. страховое общество «Ллойд» по настоянию страховщиков разработало и издало правило, по которому минимальная высота надводного борта должна была равняться трем дюймам на каждый фут глубины интрюма (расстояние от нижней кромки подпалубного бимса до настила второго дна). Англичане применяли это правило без учета каких-либо различий типа судна или его конструкции.

Вскоре после этого ллойдовского правила появилось еще одно, изданное «Обществом Ливерпульских страховщиков». По нему высота надводного борта определялась в 2 дюйма на каждый фут глубины интрюма, если последняя составляла 10 – 12 футов, и от 3 до 4 дюймов на каждый фут глубины интрюма, если она составляла 24 – 26 футов. Например, при глубине интрюма 12 футов минимальная высота борта составляла 2 фута 5 дюймов, при 18 – 4 фута 6 дюймов, при 27 – 8 футов 9 дюймов. При определении высоты надводного борта ливерпульские страховщики принимали во внимание тип судна, его размеры, характер надстроек, год постройки, сезон и район плавания.

Но этих правил оказалось явно недостаточно, чтобы обеспечить безопасность плавания грузовых судов. По сравнению со средневековыми купцами судовладельцы «Владычицы морей» выглядели просто варварами! Аварийность в английском торговом флоте была катастрофической, и основная причина тому – перегрузка судов. Английский журнал «Нотикл Мэгазин» в майском выпуске за 1846 г. писал: «Национальное Общество спасения на море из достоверных источников установило, что число ежегодно гибнущих британских судов составляет 600, стоимость теряемого из-за этого имущества – два с половиной миллиона фунтов стерлингов, а число человеческих жертв – 1560».

В 1854 г. в Англии были введены новые правила для определения регистровой вместимости судов, разработанные кораблестроителем Мурсомом. Они наглядно показали, что ранее разработанные страховщиками правила определения минимальной высоты надводного борта просто не соответствовали здравому смыслу. Однако со стороны правительства никаких шагов для урегулирования вопроса о максимально допустимой осадке судов сделано не было. В те годы Англию и Америку потрясла гибель трех пассажирских пароходов.

Первый, «Сити оф Глазго», принадлежал фирме «Инман лайн». Его построили в 1850 г. в Глазго на верфи «Тод и Макгрегор». Это был самый современный по тому времени пароход с железным корпусом. Две паровые машины общей мощностью 350 л. с. сообщали вращение гребному валу с шестилопастным винтом. «Сити оф Глазго» имел парусное вооружение трехмачтового барка и отличался особой элегантностью. В течение почти четырех лет этот лайнер перевозил эмигрантов и грузы через Северную Атлантику. То, что в каждом рейсе он брал груза больше, чем ему было положено, ни для кого не являлось секретом. Благодаря отменным мореходным качествам он, как говорится, всегда «выходил сухим из воды». Но однажды, 1 марта 1854 г., он вышел из устья реки Мерсей и... исчез. Исчез с 480 пассажирами на борту.

Второй пароход, «Пасифик», который был еще больше, чем «Сити оф Глазго», принадлежал конкурировавшей американской фирме «Коллинз лайн» и считался отличным ходоком, хотя имел деревянный корпус и гребные колеса. В 1851 г. он установил новый рекорд скорости на переходе через Северную Атлантику, перейдя океан за 9 дней 20 часов и 10 минут. 23 января 1856 г., имея на борту 141 пассажира и 45 членов экипажа под командованием капитана Элдриджа, он вышел из Ливерпуля в Нью-Йорк. В порт назначения пароход не прибыл. И лишь через несколько лет найденная бутылка с запиской поведала о его судьбе. Оказалось, что судно затонуло во время шторма. Видимо, малый запас плавучести не дал ему возможности выстоять против сил стихии.

Третий пароход назывался «Темпест» (фирма «Энкор лайн»). Его карьера оказалась недолгой. Построенный в 1856 г., он пропал без вести после того, как 15 февраля 1857 г. вышел из Нью-Йорка. С ним исчезло 150 человек.

К сожалению, эти случаи были не единичны. Число ежегодно тонущих и пропадающих без вести судов во второй половине XIX в. было огромно, и это начинало волновать общественность Англии, которая обратила внимание парламента на все увеличивавшееся число человеческих жертв на море, на гибель ценного имущества.

И вот в 1854 г. палата общин рассматривает этот важный для страны вопрос и проводит очередной морской «билль». «Каждое торговое судно, плавающее под британским флагом, обязано иметь для определения его осадки нанесенные на штевнях марки углублениям... И все! Никаких дебатов о мерах по борьбе с перегрузкой судов. Осадкой по-прежнему продолжал распоряжаться судовладелец.

Шло время... «Владычица морей» резво наращивала темпы судостроения, быстро увеличивала тоннаж своего торгового флота, непрерывно росло число пароходов, которые по своим размерам с каждым годом становились все больше, и... все больше росло число катастроф. Кривая затонувших и пропавших без вести судов неуклонно ползла вверх.

Немалый переполох в Лондоне, особенно среди страховщиков Ллойда, произвела гибель нового пассажирского парохода, носящего имя столицы Британии. «Лондон» считался своего рода шедевром кораблестроения того времени. По типу он являлся паровым клипером и был специально спроектирован для рейсов в Австралию. По красоте обводов, чистоте отделки корпуса и изящного рангоута этот красавец в те годы не имел себе равных. Мастера верфи в Блэкуолле очень гордились своим детищем, которое, только поднявшись из колыбели, в обратном рейсе из Австралии побило все рекорды скорости на этом океанском маршруте. «Лондон» был гордостью не только фирмы «Мони, Уиграм и сыновья», которая его заказывала, но и всего торгового флота Великобритании. Поэтому неудивительно, что «Владычица морей» изумилась, когда в английский порт Фальмут вошел итальянский барк «Андрианополь» и его капитан Кассава сдал властям порта 19 человек, спасенных с «Лондона».

Никто не хотел верить, что великолепный клипер погиб с 244 пассажирами и членами экипажа на борту. Причина катастрофы после проведенного следствия и допроса очевидцев была установлена: «недостаточная высота надводном борта ввиду перегрузки». Да, узкое низкобортное судно с изящными обводами клипера перегрузили.

Из рассказа очевидцев катастрофы выяснилось следующее.

Клипером командовал австралиец Джон Мартин – один из опытнейших и уважаемых капитанов фирмы.

Последним портом захода «Лондона» в третьем рейсе в Австралию был Плимут, где судно взяло несколько пассажиров и почту.

На борту клипера находилось 263 человека. Пароход был сильно, перегружен.

9 января, во вторник, в 8 часов утра, когда судно шло под парами и парусами, в Бискайском заливе штормом были снесены бушприт, форм-брам-стеньга и фор-стеньга. Через два часа судно потеряло грот-брам-стеньгу. В 15 часов того же дня волной смыло спасательную шлюпку. Клипер продолжал следовать под парами и оставшимися парусами. Капитан Мартин принял решение возвратиться в Плимут на ремонт. Когда судно находилось примерно в 100 милях от острова Ушант, волной разбило баркас, закрепленный по правому борту. В среду, 10 января, в 22 часа 30 минут «Лондон» испытывал тяжелую бортовую качку при сильном юго-западном шторме. Примерно в это время на его шкафут обрушилась гигантская волна. Она снесла кожух и люк машинного отделения вместе с комингсом. В палубе зияло большое квадратное отверстие. Попытки заделать его парусиной ничего не дали. Води залила топки. Команда и пассажиры непрерывно работали на помпах. На следующее утро, в четверг, в 4 часа 15 минут утра волнами были выбиты четыре кормовых иллюминатора кают, куда хлынула вода.

Баркас правого борта, который попытались спустить на воду, перевернулся, и большинство находившихся в нем людей утонуло. «Лондон» погружался все больше и больше.

Капитан приказал механику Гринхиллу принять командование над единственной оставшейся шлюпкой. Через 20 часов шлюпка, в которой, кроме Гринхилла, находились 15 матросов и 3 пассажира, была замечена итальянским барком.

Владельцы «Лондона» не смогли доказать, что их судно вышло в море с достаточным запасом плавучести. Они заявляли, что низкий надводный борт клипера компенсировался двухметровым глухим фальшбортом («Лондон» действительно имел такую странную конструкцию).

Вскоре вину судовладельцев доказало само море. Оно в буквальном смысле выбросило доказательство их вины на берег – это была записка, вложенная в бутылку. Ее нашли на берегу моря у Аурея в Бретани (Франция).

В записке было сказано: «Четверг, 11 января. Корабль слишком тяжело нагружен для своих размеров и слишком валок. Окна выбиты, и вода заливает все. Было такое большое волнение, что унесло люк машинного отделения и погасило топки, почему нельзя включить насосы». Тут текст обрывается. Хотя текст никем не был подписан, его признали подлинным.

Английские морские историки утверждают, что именно эта катастрофа переполнила чашу терпения здравых умов британской нации: уж если «Лондон» оказался «плавучим гробом», то нужно что-то предпринимать. Англичане считают, что это «что-то» первым предпринял Самуэль Плимсоль. Он стал широко известен в Великобритании после того, как сумел «протащить» билль об ограничении осадки судов через парламент. Плимсоля называют в Англии «изобретателем грузовой марки» (в виде диска с чертой и гребенки), человеком, «оставившим о себе память на борту каждого судна». В этой связи имя его фигурирует в «Энциклопедии Британика». Мы не ставим под сомнение полезную деятельность Плимсоля и не собираемся лишать его заслуг в том, что он действительно добился в парламенте принятия столь важного для моряков закона. Но ради справедливости заметим, что диск с горизонтальной чертой за шесть столетий до него ввели древние мореходы Сардинии и что не он первым в Англии поднял вопрос о грузовой марке.

Английские историки не совсем справедливо обошлись с другим соотечественником, который в действительности первым начал атаку парламента фактами о недопустимом положении дел в торговом судоходстве. Поэтому нужно вспомнить о человеке, без труда которого Самуэль Плимсоль не попал бы в энциклопедию и не прославился бы как реформатор.

В 1867 г. в английской газете «Шиппинг Газетт энд Ньюкасл Дейли Кроннкл» стали появляться обзорные статьи, обратившие на себя внимание читателя обстоятельностью и отличным знанием многих проблем, связанных с судоходством страны. В основном в них говорилось о преступных злоупотреблениях со стороны судовладельцев, о темных махинациях в деле перевозки грузов морем, о таинственных исчезновениях в океане новых судов. Эти статьи неизменно подписывались инициалами «J. Н.».

Автором их оказался богатый судовладелец и одновременно директор страхового общества в Ньюкасле-апон-Тайн Джеймс Холл. В ноябре 1867 г. в одной из своих статей он писал: «В результате значительного увеличения числа случаев гибели судов в море сумма страховых возмещений, выплачиваемых судовладельцам, удвоилась по сравнению с тем, что было 20 – 30 лет назад, и если раньше страховщики наживали себе состояния, то теперь это дело стало убыточным...». Джеймс Холл объяснял это тем, что английские суда не имели достаточно хороших, необходимых мореходных качеств, что ими командовали безграмотные офицеры и что суда были перегружены сверх всякой нормы. По инициативе Холла торговая палата Ньюкасла направила Управлению торговли Великобритании меморандум, в котором предлагалось всех капитанов, командующих судами каботажного плавания, подвергать государственным экзаменам, таким, какие сдавали капитаны дальнего плавания.

В октябре 1868 г. Холл, выступая в газете «Таймс», требовал, чтобы каждый случай гибели британского судна разбирался в морском суде. Через месяц в той же газете констатировал из ряда вон выходящий факт: «Мы можем утверждать, что число погибших в море британских судов в течение 1867 г. составило 2090 или почти шесть судов в день».

В 1869 г. в палате общин британскою парламента обсуждался очередной билль о торговом судоходстве. Представители торговой палаты Ньюкасла Холл и Дэглиш внесли на рассмотрение законопроект, в котором предлагалось ограничивать осадку грузовой маркой, которая определялась бы судостроителем, инспектором Ллойда (или Ливерпульской ассоциации страховщиков) и инспектором Управления торговли Великобритании.

Но палата общин отклонила представленный законопроект, и Холлу ничего не оставалось делать, как заявить: «Удивительным является не то, что гибнет столь большое количество судов, а то, что оно так мало...».

В тот год особое внимание морских кругов Англии привлек случай исчезновения парохода «Сити оф Бостон». Для того времени это был большой пароход: валовая вместимость 2278 рег. т, длина 101, ширина 12, высота борта 8,5 м. Паровая машина мощностью 600 л. с. обеспечивала ему скорость 12 узлов.

28 января 1870 г. «Сити оф Бостон», приняв в Нью-Йорке на борт 177 человек, под командованием капитана Халкроу вышел в Ливерпуль. После этого судно исчезло.

В своем выступлении на годовом заседании президент Королевского общества кораблестроителей лорд Хэмптон сказал:

«Огромный пакетбот „Сити оф Бостон“ настолько долго задержался в рейсе, что сейчас его следует считать погибшим. В течение шести месяцев в море погибло не менее 37 пароходов. Что можно сделать для того, чтобы увеличить безопасность плавания? Катастрофическое число гибнущих судов свидетельствует, что где-то допущена ошибка: то ли в конструкции, то ли в погрузке этих судов?... По делу „Сити оф Бостон“ мы склонны считать причиной его гибели перегрузку».

Замечание президента общества о перегрузке судна настолько задело Вильяма Инмана, владельца исчезнувшего парохода, что он пригрозил начать судебный процесс против лорда Хэмптона «за клевету в научных трудах Королевского общества».

Своей точки зрения королевские корабелы доказать не смогли, и судьба «Сити оф Бостон» оставалась загадкой больше полугода.

Но вот на побережье Корнуэлла в Англии нашли деревянную шлюпку с надписью «Сити оф Бостон». На одной из банок этого немого свидетеля кораблекрушения была сделана ножом надпись, из которой явствовало, что пароход затонул в шторм.

Джеймс Холл твердо считал, что причиной гибели «Сити оф Бостон» явилась недостаточная высота надводного борта, и следовательно, малый запас плавучести.

В начале 1870 г. Холл передал свои соображения о методе ограничения осадки судов представителями лондонской торговой палаты. Там они были изучены, приняты и переданы для дальнейшего рассмотрения Управлению торговли, которое в свою очередь не замедлило представить их парламенту, прося его палату общин рассмотреть вопрос о максимально допустимой осадке судов особо.

Холл предложил определять минимально допустимую высоту надводного борта из расчета 1/8 ширины судна, если его длина не превышала ширину более чем в пять раз. Если же длина судна была больше, то на каждое увеличение длины, равное ширине, прибавлять к высоте борта 1/32 ширины судна.


Автограф на борту

Поднятым в парламенте вопросом о перегрузке судов заинтересовался Самуэль Плимсоль – в то время либерал, член парламента от графства Дерби. Он не был ни судовладельцем, ни моряком. Плимсоль родился 10 февраля 1824 г. в Бристоле в семье небогатого чиновника. Начав свою трудовую деятельность простым клерком, он получил должность управляющего пивоваренным заводом, а к тридцати годам сумел сделаться угольным купцом.

В 1868 г. Плимсоль, уже будучи богатым человеком, был избран в парламент либералами графства Дерби.

В 1871 г. парламент, обсудив предложения Джеймса Холла, ограничился декретом, по которому в английских портах была учреждена должность чиновников, обязанностью которых было регистрировать по маркам углубления осадку каждого выходившего из порта британского судна. Фактически англичане повторили то, что давным-давно сделали древние венецианцы, учредив должность «скрибануса». Никакого ограничения осадки судна парламентский декрет не предусматривал, и судовладелец, у которого жажда прибыли по-прежнему заглушала голос благоразумия, продолжал распоряжаться установлением высоты надводного борта...

Видимо, Самуэль Плимсоль уже давно интересовался деятельностью Холла. Либерал из графства Дерби не только тщательно изучил собранные Холлом факты, но и сумел встретиться с ним. Известно, что в 1872 г. Холл дал почитать Плимсолю свои записки о многих злонамеренных случаях перегрузки британских судов, собранные им цифры и сведения по аварийности торгового флота Великобритании.

На основании этих материалов Плимсоль в 1873 г. издал книгу «Наши моряки». В ней была представлена настолько неприглядная картина тогдашнего судоходства в Англии, что общественное мнение страны буквально всколыхнулось, и правительство вынуждено было назначить так называемую «Королевскую комиссию по немореходным судам».

Прошло несколько месяцев, и в своем отчете эта комиссия констатировала, что не может разработать каких-либо универсальных правил по ограничению осадки судов и что какой-либо закон относительно минимально допустимой высоты надводного борта был бы «злонамеренным по отношению к судовладельцами».

Вот еще один из многих примеров, к чему приводило отсутствие правил по ограничению осадки судна. Он наглядно показывает, что происходило, когда судно грузили «на глазок».

Парусно-винтовой пароход «Ла Плата» (1218 рег. т) специально переоборудовали для прокладки подводного кабеля. 26 ноября 1874 г. судно под командованием капитана Даддена вышло из Вулвича в Рио Гранде-до-Сул, имея на борту 85 человек, подводный кабель длиной 183 мили и оборудование для его прокладки по дну моря.

На второй день плавания погода стала быстро портиться. 29 ноября судно встретило шторм. Только теперь стало ясно, насколько «Ла Плата» была перегружена кабелем. Волны переливались по палубе корабля с носа до кормы, паруса унесло ветром, часть шлюпок смыло за борт. Когда машинное отделение оказалось затопленным, судно потеряло управление.

Чтобы облегчить пароход, большую часть кабеля вытравили за борт, но сделали это слишком поздно, и к полудню надежду спасти судно пришлось оставить. Приготовили уцелевшие шлюпки к спуску и стали ждать, когда стихнет волнение. Но стихия продолжала свирепствовать.

Шлюпки оставили на палубе, посадили в них людей, надеясь, что они всплывут, когда судно пойдет ко дну. Но когда «Ла Плата» скрылась под водой, на поверхности океана из трех осталась всего одна шлюпка, в которой было 15 человек.

На рассвете следующего дня шлюпку подобрал парусный корабль «Гаерлох», и в конце того же дня спасенные были пересажены на пароход, шедший в Лондон. Через четыре дня голландская шхуна доставила в Гибралтар боцмана, старшего рулевого и двух матросов «Ла Платы», которых она подобрала с разбитого плота. Из 85 человек, находившихся на борту кабельного судна, погибло 66. И сколько же было таких просчетов!

Таблицы для определения высоты борта судна появились в Англии 1874 г., когда Беньямин Мартелл, главный инспектор по мореплаванию страхового общества Ллойда, зачитал в Королевском обществе кораблестроителей свой доклад. Одобренные позже Обществом, его расчеты получили название «Таблицы Мартелла».

Тем временем Самуэль Плимсоль продолжал борьбу за безопасность плавания торговых судов. Его ярыми противниками оказались представители его же партии либералов – крупные судовладельцы, которым введение закона о нормах погрузки судов было просто невыгодно с финансовой точки зрения. Парламент не вынес какого-либо решения, и как говорил известный английский дипломат сэр Джеймс Макинтош (1765 – 1831), «Палата общин, верная своей системе, осталась в мудром умелом бездействии».

Плимсоль дал очень меткое определение в своей книге старым, немореходным, перегруженным сверх всякой меры судам – «плавучие гробы».

Летом 1875 г. Плимсоль внес в парламент законопроект, предоставлявший правительству широкие права наблюдения над торговыми судами. В нем предусматривалось, что каждое британское судно, перевозящее грузы, должно иметь указатель допустимой осадки, которая бы определялась не судовладельцами, а классификационным обществом.

22 июля 1875 г. дебаты по этому законопроекту затянулись необычно долго (даже для Британского парламента). Плимсоль громил судовладельцев фактами, которые невозможно было опровергнуть. Он блестяще доказал одному лондонскому судовладельцу, что его же (судовладельца) фирма из-за перегрузки за последние три года потеряла десять пароходов и что при этом погибло более ста человек. Плимсоль настаивал на немедленном принятии законопроекта. Один из выступивших членов парламента сказал: «Принятие нами любого правила для ограничения осадки, которое могло бы быть приемлемым для каждого торгового судна, сопряжено с неразрешимыми трудностями». А после него премьер-министр Беньямин Дизраэли в своем заключительном слове заявил, что представленный Плимсолем на рассмотрение палатой общин билль должен быть отклонен.

Плимсоль потребовал слова. Срывающимся голосом, сильно волнуясь, он сказал: «Это убийцы-судовладельцы сорвали затянувшимися дебатами утверждение законопроекта! Секретарь Ллойда заверил как-то своего знакомого в том, что он не может вспомнить ни одного случая за последние тридцать лет, когда судно шло на слом из-за износа. Так сотни славных парней были отправлены в водяную могилу этими подлецами...»

Председатель палаты общин (спикер) прервал Плимсоля, призывая его к порядку. Парламентский зал пытался перекричать оратора. Но сквозь рев толпы Плимсоль во всю мощь своего голоса крикнул в зал: «Негодяи!» Он даже погрозил спикеру кулаком. После этого его хватил удар и он без чувств упал на пол.

За оскорбление палаты двери парламента на неделю оказались для Плимсоля закрытыми. Позже он вынужден был публично просить у палаты общин извинения.

Но скандал привлек к парламентским дебатам внимание общественности страны, и Плимсоль получил популярность среди английских моряков. Более того, число сторонников либерала от графства Дерби в парламенте увеличилось сразу в несколько раз. Но лишь 14 августа 1876 г. после очередных дебатов законопроект о грузовой марке, предложенный Плимсолем, наконец, был утвержден.

По принятому законопроекту все английские суда регистровой вместимостью более 80 т, кроме судов прибрежного плавания, рыболовных и спортивных, должны были иметь на обоих бортах нанесенные палубную линию и круг с горизонтальной чертой по центру, которая указывала допустимую осадку. Но по-прежнему право устанавливать ее осталось за судовладельцем.

Известно, что один ливерпульский судовладелец, показывая свое пренебрежение к новому закону, накрасил грузовую марку на... трубе своего парохода (мол, мое судно, и что хочу, то и делаю). Насколько нелепым и бесполезным оказался этот закон, видно из цифр: лишь за один 1882 г. в море затонуло 548 британских судов с 3118 моряками на борту.

Итак, все старания Плимсоля оказались напрасными.

В 1882 г. страховая корпорация Ллойда, взяв для расчета за основу таблицы Мартелла, издала свои правила для определения минимальной высоты надводного борта. На следующий год они были уточнены созданным в Великобритании Комитетом по грузовой марке. Казалось, что с. «плавучими гробами» Англия, наконец, покончила. Но эти таблицы стали применяться лишь спустя семь лет, когда в 1890 г. Британский парламент издал закон, по которому высота надводного борта устанавливалась не судовладельцем, а государственным органом. Закон гласил: «Центр этого круга должен находиться на борту судна на таком уровне от палубной линии, какой будет установлен Управлением торговли и который будет обозначать предельную грузовую линию в соленой воде, по которую разрешается грузить судно».

Введение закона о грузовой марке в Англии лишило многих судовладельцев прибылей, извлекаемых раньше из перегрузки судов за счет снижения их мореходности.

Вот любопытный пример.

Английский трехмачтовый клипер «Корноланус» в 1890 г. возвращался с грузом шерсти из Австралии. Хотя в то время уже был введен закон о грузовой марке, минимально допустимая высота надводного борта клипера еще не была точно определена. Как правило, клипер за рейс доставлял в Англию не менее 1475 т шерсти. На этот раз капитан «Корнолануса» Стил загрузил свое судно по такую осадку, которая позволила ему принять в трюмы 1350 т шерсти. Судно благополучно прибыло в Англию на 73-й день – на две недели быстрее, чем обычно. Судовладельцы поздравили капитана с отличным переходом, но попросили объяснить, почему он так мало доставил в этот раз груза. Стил заявил, что пока клипер находится под его командованием, он никогда не пойдет вокруг мыса Горн, имея на борту хотя бы на тонну больше, чем 1350 т. Стил знал, что ответом судовладельцев на его заявление будет назначение на клипер другого капитана. Но в Англии уже стал действовать закон о грузовой марке, и установленная Стилем для «Корнолануса» осадка точно совпадала с предусмотренной правилами.

Судовладельцы решили, что коль судно не может перевозить груза больше прежнего, его выгоднее продать. Через несколько дней клипер «Корноланус» был продан с молотка немецкой фирме.

Закон о грузовой марке моряки стали называть «законом Плимсоля». Фактически только с этого времени вопрос безопасности судоходства стал регламентироваться властью правительства Великобритании. И в этом, безусловно, была заслуга Самуэля Плимсоля. До сих пор англичане говорят о нем, как о человеке, «оставившем о себе добрую память на борту каждого торгового судна».

Автор известной в Англии книги «Безопасное море»» – Абелл писал так: «Хотя метод, которым воспользовался Плимсоль, и не заслуживает похвалы, моряки всех стран называют грузовую марку „диском Плимсоля“, ничего не зная о Джеймсе Холле».

Пусть Плимсоль поступил нечестно, воспользовавшись материалами Холла, судить строго его не стоит. Ведь нельзя же отрицать того, что цель, которую преследовал судовладелец из Ньюкасла, была благородной. Видимо, он чувствовал, что Джеймс Холл, даже располагая множеством обличающих материалов, не сможет написать книги и, не являясь членом парламента, не сможет участвовать в дебатах. Возможно, что и сам «ограбленный» Джеймс Холл, увидя успех Плимсоля в его парламентской борьбе, не был к нему в большой претензии.

Среди моряков торгового флота Англии Самуэль Плимсоль пользовался огромным авторитетом и был настолько популярен, что в 1887 г. они избрали его президентом Союза моряков и кочегаров Великобритании. В 1890 г. он был вновь избран в парламент, но отказался от своего кресла. Он умер в возрасте 74 лет в городе Фолкстоне.

Когда в 1930 г. в Лондоне проходила Международная конференция по разработке конвенции о грузовой марке, жители Бристоля, собрав добровольные пожертвования, решили увековечить память своего земляка и воздвигли ему бронзовый памятник.


Международный стандарт

Принятые в 1890 г. законом Британского парламента Правила о грузовой марке спустя восемь лет были пересмотрены в Англии с учетом некоторого увеличения высоты надводного борта для судов, совершавших плавание через Северную Атлантику зимой. В 1906 г. правила еще раз пересмотрели и изменили, но уже в сторону уменьшения высоты надводного борта для новых судов, построенных в XX в. Это объяснялось определенными успехами и накопленным к тому времени опытом судостроения, что привело к появлению более совершенных с точки зрения мореходности судов. Правила о грузовой марке 1906 г. обязывали все суда других стран, заходившие в британские порты, иметь на бортах нанесенные грузовые марки и соответствующие свидетельства. Это, в свою очередь, привело к тому, что большинство морских держав последовало примеру, поданному Англией, и приняло правило 1906 г. как закон для своих торговых флотов.

Прошло всего четыре года с момента принятия парламентом Правил о грузовой марке 1906 г., как Регистр судоходства Ллойда пришел к мнению, что эти правила следует пересмотреть. Оказалось, что рассчитанный по ним надводный борт новых грузовых пароходов не соответствовал нормам безопасности плавания: он оказался мал. В связи с этим в Англии был создан новый комитет по грузовой марке, которому поручили проверить соответствие норм правил 1906 г. применительно к новым судам и подготовить Международную конференцию, проведение которой наметили на 1915 г.

До начала первой мировой войны английский комитет по грузовой марке успел выполнить только часть намеченной программы. Прежде всего он установил, что с 1893 по 1913 г. средний процент аварий судов мирового торгового флота уменьшился. Если за первое пятилетие рассматриваемого периода он составлял 2,01%, то за второе – 1,38%. При этом средний процент ежегодно тонущих и пропадающих без вести судов с 1893 по 1906 г. (за период до того момента, как правила 1906 г. были пересмотрены) составлял 0,30%, а за период с 1906 по 1913 г. (после пересмотра правил 1906 г.) – 0,27%.

Таким образом, было опровергнуто утверждение, что правила 1906 г. не удовлетворяли нормам безопасности мореплавания. Выяснилось, что в них просто не учитывались конструктивные особенности отдельных новых типов судов.

Какие правила о грузовой марке действовали в те годы в России? В 1913 г. Министерство торговли и промышленности утвердило Правила о перевозке лесных материалов и Специальную грузовую марку для судов, перевозящих лесные грузы. Образцом для их составления послужили норвежские правила о грузовой марке 1913 г.

В 1915 г. грузовая марка общества «Русский Регистр» была нанесена на 16 каспийских судах, классифицированных этим обществом.

До 1928 г. в СССР применялись правила о грузовой марке, идентичные с английскими правилами 1906 г. В 1926 – 1928 гг. эти правила были пересмотрены, и с 1928 г. стали действовать Правила определения надводного борта морских торговых судов и нанесения на них грузовой марки.

Значительно позже грузовая марка была введена в Испании, Канаде, Греции, Аргентине и США.

Как ни странно, но в американском торговом флоте, валовой тоннаж которого на 1913г. насчитывал почти 3 млн. рег. т, осадкой судна продолжал распоряжаться судовладелец.

Минимально допустимая высота надводного борта определялась древним правилом: 3 – 3,5 дюйма осадки (7,62 – 8,89 см) на каждый фут высоты трюма не зависимо от типа судна.

Лишь в 1917 г. Американское бюро судоходства выдвинуло требование к судовладельцам об обязательном нанесении на борту судов грузовой марки, положение которой определялось особым правилом, которое не считалось обязательным. Только через три года это бюро представило проект правил на рассмотрение и одобрение конгресса. Там они рассматривались... девять лет. Фактически это был первый в истории этой страны государственный закон, направленный против перегрузки судов.

В 20-е годы во многих портах стран, которые не обязывали своих судовладельцев соблюдать правила о грузовой марке, перегрузка судов считалась обычным явлением. Особенно часто этим злоупотребляли английские судовладельцы, грузя свои пароходы в устье Ла-Платы. Так, аргентинская газета «Таймс оф Арджентина» 27 февраля 1928 г. сообщила: «Едва ли можно найти британское судно, выходящее из устья Ла-Платы, которое не нарушало бы правил о грузовой марке.

Обычно в случае перегрузки судна его администрация, чтобы обмануть бдительность недостаточно опытных представителей портовых властей, прибегала к весьма простому способу: путем перекачки водяного балласта судну давали небольшой крен с таким расчетом, чтобы грузовая марка, видимая с причала, не была прикоплена. Некоторые капитаны в этом деле настолько набили руку, что успевали откатать водяной балласт на противоположный борт, пока представители администрации порта садились в катер, чтобы осмотреть грузовую марку противоположного борта.

Гибель английского лайнера «Вестрис» ускорила созыв Международной конференции по грузовой марке. Когда она закончила свою работу, в столице Англии 5 июля 1930 г. собрались представители более чем сорока морских стран, и, наконец, Международная конвенция о грузовой марке была подписана. Постановления ее распространялись на торговые суда, занятые перевозкой пассажиров и грузов, она содержала специальные правила для наливных судов и лесовозов, предписывая условия, при которых палубный груз леса мог перевозиться в зимнее и летнее время. Кроме того, она предусматривала порядок освидетельствования и маркировки судов и разработку сертификатов грузовой марки. И хотя позже некоторые положения этой Конвенции были пересмотрены, ее основные принципы действуют до сих пор.

В правилах 1930 г. всесторонне рассматривался вопрос о необходимой высоте надводного борта торговых судов с точки зрения безопасности плавания, с учетом запаса плавучести, остойчивости, непотопляемости и различных конструктивных особенностей судна. Вместе с тем эти правила подходили дифференцирование к определению высоты надводного борта в зависимости от различных факторов, в частности времени года и географической зоны плавания.

Отступления от правил Конвенции о грузовой марке (не считая нарушений) отмечались только во время второй мировой войны. Например, англичане, когда у них наблюдалась острая нехватка тоннажа, с 15 августа 1941 г. ввели у себя так называемые «оборонные правила о грузовой марке». Согласно им разрешалось грузить суда по их грузовым маркам для плавания в тропиках вместо их летних марок и по маркам для пресной воды в тропиках вместо марок для плавания в тропиках.

Помимо грузовых марок, предусмотренных Международной конвенцией, была введена грузовая марка для судов, плавающих по Великим озерам. Она была учреждена в 1935 г. в США и до сих пор наносится по правилам, которые учитывают пресную воду, отсутствие навигации зимой и специфический тип судов.

В наше время действует Международная конвенция о грузовой марке, подписанная в Лондоне 5 апреля 1966 г. 54 странами. Ее правила вошли в силу в 1968 г. По ее положению все моря и океаны вследствие различных гидрометеорологических условий плавания подразделяются на зоны и сезонные районы. Причем под зонами понимают такие морские районы, где круглый год действует одна грузовая марка – или летняя, или тропическая.

В нашей стране действуют, помимо грузовых марок, назначаемых в соответствии с Международной конвенцией о грузовой марке для судов заграничного плавания валовой вместимостью свыше 150 рег. т, специальные грузовые марки, назначаемые в соответствии с Правилами Регистра СССР для плавания в каботаже в центральной части Каспийского моря, Черном, Белом и Японском морях и вдоль южного побережья Баренцева моря.

Специальная грузовая марка также назначается на все суда внутреннего плавания валовой вместимостью от 80 рег. т и выше. Кроме этой марки, у нас существуют специальные облегченные грузовые марки Регистра СССР, назначаемые на те же суда для облегченного плавания в пределах Азовского моря, северной части Каспийского и заливов Балтийского морей.

В некоторых случаях морские суда по особым соглашениям между странами получают для ограниченного района плавания так называемую региональную облегченную грузовую марку, знак которой наносится на борту рядом с гребенкой международной марки.

Правила Конвенции о грузовой марке 1966 г. позволяют увеличить загрузку судов без ущерба для их мореходности, а это в свою очередь значительно повышает экономичность океанских перевозок.


Загрузка...