1 июля, среда, вечер
В середине дня я притащилась с продуктами, разложила все по местам, наскоро перекусила и решила хоть немного отдохнуть. Что же это я, в самом-то деле? Солнце в Питере нечастый гость, и пока никакой халтуры нет – так надо же хоть сходить искупаться да подставить тело солнечным лучам. Я быстро переоделась в купальник, прихватила подстилку и французский детективчик, позвонила Наташке, тут же согласившейся составить мне компанию (Наташка полдня занималась уборкой квартиры и тоже была рада отдохнуть), и мы отправились на пляж у Петропавловской крепости.
Пробыли мы там часов до восьми вечера и, разомлевшие, отправились по домам. Зайдя под арку, я заметила, что у нас во дворе стоит больше, чем обычно, машин, причем все иностранные. Наверное, гости ночного клуба, решила я. Хотя с другой стороны дома, в котором размещался ночной клуб, имелась довольно большая стоянка, иногда некоторые личности ставили машины у нас во дворе. Может, на случай быстрого исчезновения с места действия через черный ход? Но это все равно не мое дело, решила я и спокойно отправилась к себе на этаж. Лифт до сих пор не работал.
Я открыла дверь ключом и угодила в крепкие объятия хорошо накачанного молодца лет двадцати шести – двадцати семи. Молодец видов на меня как на женщину не имел никаких, и его объятия не имели ничего общего с проявлением страсти. Он просто швырнул меня в сторону двери, ведущей из нашей обширной, ныне заставленной прихожей в коридор, и приказал следовать на кухню. Для убедительности ткнул мне в спину чем-то холодным и круглым. Я тотчас догадалась, что это может быть, и аргумент оказался весьма убедительным.
Наши постоянные жильцы и присоединившийся к ним временный сидели рядком вдоль стеночки, сложив руки на коленях. Напротив них стояли еще двое молодцев, двойников встретившего меня. В руках – короткоствольные автоматы. А за нашим общим столом восседал лысоватый мужчина лет пятидесяти пяти. Наверное, он очень переживал облысение, потому что прилагал отчаянные усилия, чтобы скрыть лысину остатками волос, – правда, это у него не очень хорошо получалось. Но он явно старался. Мужчина был кругленький, с лицом, словно обведенным циркулем. Мне он чем-то напомнил гриб-боровик. На пухленьком левом мизинчике поблескивал довольно крупный бриллиант. Мужчина был в белой рубашке и при галстуке – в отличие от сопровождавших его молодцев, одетых по форме: штаны из камуфляжа, кожаные безрукавки и огромные кресты на собачьих цепях. Плюс короткоствольные автоматы. «Как это они, интересно, с ними по улице разгуливают? – почему-то подумала я. – Или теперь вообще никто ни на что внимания не обращает?» Потом я прикинула, что эти автоматы можно при желании спрятать под безрукавками, частично же засунуть в штаны.
Видимо, я так откровенно прикидывала, что сидевший за столом мужчина рассмеялся. Но подумал он совсем другое.
– Хорошие у меня мальчики, а, Марина Сергеевна? – спросил он, отхлебывая кофе (явно мой) из моей любимой чашки. – Вы, конечно, еще не в том возрасте, чтобы на молоденьких тянуло, но…
– Я прикидывала, куда они автоматы убирают, – призналась я. – Может, у них разрешения есть? Или они их носят, выставляя на всеобщее обозрение?
Мужчина обомлел. Парни тоже. Первым пришел в себя стоявший у окна блондин. Если бы он немного отрастил волосы, парень был бы хоть куда.
– Вот, смотри, – сказал он. И быстро убрал оружие. Потом так же быстро выхватил.
Я встретилась взглядом с сыном и незаметно подмигнула ему. У меня уже созрел план действий. Трое вооруженных мужиков явно не ожидают подвоха со стороны, казалось бы, беззащитной женщины, ребенка, раненого, стариков… и кота… Но мы еще посмотрим, кто кого, дорогие незваные гости. Неожиданность нападения – уже половина успеха. Да и решатся ли они стрелять? И вообще, готовы ли?
– Дяденька, а мне можно… – раскрыл рот Сережка.
– Помолчи, – прервал его сидевший за столом мужчина, но Сережка уже направлялся к проводившему демонстрацию блондину.
Сережка протянул ручонку к автомату, его владелец не решился оттолкнуть ребенка или не ожидал от него никаких неприятностей. Что ж тут такого – простое мальчишеское любопытство. Молодец сам недавно вышел из Сережкиного возраста. Мой сын со всей силы двинул ногой в пах демонстратору и выхватил из его рук автомат. Я, практически одновременно с ребенком, врезала ногой по причинному месту тому соколу, что провожал меня на кухню. Дополнительного приглашения другим жильцам нашей коммуналки не требовалось.
Иван Петрович совершил гигантский прыжок и рухнул на вскинувшего автомат молодого господина, подпиравшего стену. Табуретки, на которых только что восседали наши жильцы, мгновенно опустели. Приговаривая, что он этим мерзавцам покажет, как пугать честных людей, раненый Вася метнулся на помощь Сережке, и они на пару принялись дубасить блондина. Вооружившись скалкой, ко мне подлетела Ольга Николаевна и со всей силы огрела по голове воющего провожатого, уже выронившего пистолет (автоматы были только у двоих) и державшегося обеими руками за самое дорогое. После второго удара скалкой молодец отключился, с грохотом рухнув на пол. Я быстренько подхватила пистолет. С ним спокойнее.
Затем Ольга Николаевна все с той же скалкой бросилась на помощь Ивану Петровичу, не пожалевшему для противника недопитую бутылку какой-то своей бодяги, – просто бутылка оказалась под рукой у дяди Вани (они у него почти всегда оказываются под рукой, но в этот раз ее наличие оказалось как нельзя кстати). Бутылка разбилась, но на пуленепробиваемом лбу молодца только лопнула кожа. Ольга Николаевна приложилась по тому же месту скалкой – и это возымело больший эффект, чем бутылка. Затем младшая из сестер Ваучских приложилась для порядка и ко лбу третьего молодца, с которым в общем и целом уже разобрались Сережка с Васей. Победа осталась за нами.
Анна Николаевна тоже не сидела сложа руки. Восьмидесятипятилетняя женщина сумела быстро подхватить автомат, вырванный Сережкой из рук врага, и тут же направила его дуло в лоб сидевшему за столом мужчине. Как я успела заметить краешком глаза, Анна Николаевна умела обращаться с оружием; потом, расправляясь с доставшимся мне противником, я услышала, как старшая Ваучская прошипела, обращаясь к незваному гостю:
– Сиди и не рыпайся. Я этот город в Великую Отечественную защищала, в госпитале работала, на крышах дежурила, зажигательные бомбы тушила, а уж за свою квартиру и своих родных тем более постою.
Ни у меня, ни – главное – у Боровичка, которому в лоб было направлено дуло, сомнений в том, что Анна Николаевна осуществит свою угрозу, если он «рыпнется», не возникало.
Жильцы нашей квартиры сражались с гораздо большим, чем молодые охранники, ожесточением. Еще бы: защищали свой живот, свою квартиру и, не исключено – оставленное в ней предками Ваучских богатство. Поэтому мы и победили.
Кухня представляла собой поле боя после героического сражения, проходившего практически в каждом углу с использованием всех подручных средств. К урону, понесенному нами во время пожара, добавился урон, понесенный во время схватки. Он, конечно, был значительно меньше – несколько разбитых тарелок и одна сломанная табуретка, но на непрошеных гостей и этого было жалко.
А они вообще оказались не готовы к битве не на жизнь, а на смерть. Наверное, мальчики расслабились от сытой и спокойной жизни. Ходили себе с автоматами по улицам, пугали мирных жителей, да и в нашей квартире никак не предполагали встретить достойное сопротивление со стороны старушек, одиннадцатилетнего ребенка, молодой женщины и раба зеленого змия Ивана Петровича.
Мужчина, сидевший за столом, продолжал попивать кофеек, невозмутимо наблюдая за сражением. Он принял как факт угрозу Анны Николаевны – не дергался, не участвовал, не комментировал. Наверное, ему было просто интересно. Ну, например, узнать кое-что о человеческих возможностях в экстремальной ситуации.
Итак, мы вышли победителями, правда, у Васи начала кровоточить рана, и Анна Николаевна увела его на перевязку, передав свой трофей младшей сестре. Иван Петрович повесил на шею второй автомат и временно покинул помещение. Вернулся с веревкой и связал ею соколов, в настоящий момент лежавших в отключке от окружающего мира. Сережка ему помогал. Кот носился по кухне, перепрыгивая через лежащие тела. Ольга Николаевна подсчитывала ущерб, нанесенный нашему дому. Я же утерла пот со лба и плюхнулась напротив невозмутимого Боровичка. Пистолет из рук я так и не выпустила.
– Вы бы хоть представились, – попросила я.
– Валерий Павлович Белоусов, – чуть наклонил голову Боровичок. Ну и нервная система!
– Очень приятно, – сказала я.
Валерию Павловичу было тоже очень приятно познакомиться с мужественными жильцами нашей квартиры, продемонстрировавшими ему, что он зря платит деньги молодым дармоедам. Кивнув в сторону лежавших рядком юношей, Валерий Павлович поинтересовался, не думаю ли я переквалифицироваться, например, поработать в охране. Женщины-телохранительницы входят в моду.
Я не думала и попросила сообщить, зачем Валерий Павлович пожаловал в нашу скромную обитель. Боровичок признался, что его интересовали не постоянные жильцы, а временно поселившийся у нас художник. Если господин художник покинет квартиру вместе с Валерием Павловичем, то все претензии к нам с его стороны будут сняты.
Я расхохоталась.
– Ваши претензии к нам? – переспросила я и обвела рукой поле боя. – А кто нам компенсирует урон, нанесенный вашими сотрудниками? А также моральный ущерб?
Ольга Николаевна тут же сообщила, какова стоимость побитых тарелок, сломанной табуретки, и добавила сюда примерную стоимость ремонта после пожара.
Валерий Павлович молча выслушал Ольгу Николаевну. Как только она закончила, вытащил из кармана брюк толстый бумажник, отсчитал пять стодолларовых купюр и молча положил на стол.
– Компенсация за нанесенный ущерб, – сказал он с серьезнейшим видом. – Материальный и моральный.
Мы с Ольгой Николаевной переглянулись. Сережка с Иваном Петровичем временно прекратили свое занятие (Иван Петрович по ходу дела обучал Сережку морским узлам – дело нужное и всегда может пригодиться) и тоже взглянули на незваного гостя.
Я, как полномочный представитель нашей квартиры, отряженный для ведения переговоров с враждебной (или, может, теперь, наоборот, дружественной?) стороной, спросила:
– Что вы все-таки хотите? Вернее, хотели, когда шли сюда…
– Я же сказал: художника, – удивился Валерий Павлович нашей непонятливости.
– А поточнее, – попросила я.
Валерий Павлович призадумался. Дело казалось мне очень темным. Ольга Николаевна также села за стол. Через несколько минут подключились и Иван Петрович с Сережкой. Пятьсот баксов стодолларовыми купюрами лежали посреди стола. Мы к ним пока не притрагивались.
– Вы в курсе, что у меня украли большую партию товара? – спросил наконец Валерий Павлович, обводя взглядом нашу компанию.
Мы не посчитали нужным это скрывать.
– Художники должны компенсировать мне ущерб, поскольку они виноваты.
Мы дружно постарались убедить Валерия Павловича в обратном, придерживаясь версии, представленной Васей. Валерий Павлович с грустью покачал головой и заявил, что Васе и его товарищу, несомненно, очень хорошо заплатили конкуренты Валерия Павловича, чтобы вот так кинуть его, бедного. Валерию Павловичу нужно только точно выяснить, кто это так постарался, а там он уже будет действовать своими методами, резервами и средствами. Мы же, конечно, не думаем, что Валерий Павлович спустит на тормозах потерю товара и, соответственно, денег. Узнать же, кто именно такой нехороший, можно только от Васи. К великому сожалению Валерия Павловича, наша компания не может назвать ему имена воров. То есть Вася нужен ему в любом случае: и для отработки, и для поиска негодяев.
– А почему вы пришли с таким сопровождением? – поинтересовалась я, кивая на лежавших рядком молодцев.
Валерий Павлович всегда ходит в сопровождении охраны, как он нам признался; правда, теперь ему придется сменить телохранителей: мы доказали ему никчемность тех, кому он доверял свою жизнь. А потом, он не мог знать, кто засел в нашем доме. Мы могли еще не перебраться обратно после пожара, а нашу квартиру могли тем временем занять те, кто и действовал против несчастного Валерия Павловича.
– А сгорел-то кто? – подала голос Ольга Николаевна.
Валерий Павлович пожал плечами и заявил, что его это совершенно не волнует.
Жильцы нашей квартиры никак не могли понять, почему Валерий Павлович решил держать свою продукцию на последнем – пусть и нежилом – этаже обычного дома. Неужели у него нет офиса или какого-нибудь склада? Ведь он, насколько мы поняли, занят в похоронном бизнесе, не так ли?
Боровичок подтвердил род своих занятий, а также объяснил, что конторка у него совсем маленькая, а складских помещений при ней не имеется. Есть лишь демонстрационный зал. Наших жильцов они своей продукцией не пугали: все заносили и выносили только в ночное время. Кто-то из нас что-то видел? Нет. Кто-то из соседей жаловался? Тоже нет. Валерий Павлович специально выбрал наш дом и наш двор. Парадное во двор выходит только одно – наше. Он изучил список жильцов и не нашел ни одного, склонного к ночным гуляниям. Все или еще не вошли в тот возраст, или уже вышли. Жильцы другого подъезда сюда не заглядывают. В магазине на первом этаже ночью никого нет. С двух сторон к нашему дому примыкают глухие стены других домов без единого окошечка, напротив здание, занимаемое «Жар-птицей», причем опять же черный ход. Клиенты ночного клуба приходят туда не для того, чтобы ночами из его окон глазеть. Тем более все окна, выходящие в наш «колодец», глухо зашторены. Наши жильцы тоже не особо балуются этим занятием по ночам – да и Валерий Павлович всегда машину подгонял к самому парадному. Художникам работа, можно сказать, на дом привозилась. Кому плохо-то было?
Я была вынуждена согласиться, что Боровичок все очень хорошо продумал. Неудобно, конечно, что с шестого этажа товар таскать приходилось, но что поделаешь? И он в самом деле не мешал и не пугал никого из жильцов нашего парадного.
Иван Петрович спросил, где делались гробы. Валерий Павлович объяснил, что «основу» сбивали слесаря на одном из заводов, а «до ума» товар доводили художники, – все соответствовало представленной Васей версии.
– Но сейчас мансарда в совершенно неприемлемом состоянии, – заявил Валерий Павлович. – Туда ничего не поставишь.
– Надо ее отремонтировать, – заметил Иван Петрович. – И спокойно продолжать дело.
Однако у Валерия Павловича появилось к нам вполне определенное предложение, и он поинтересовался, не желаем ли мы подработать. Хотя и я, и дядя Ваня на это дело практически всегда согласны, в данном случае мы категорически отказались: Валерий Павлович предлагал переоборудовать под мастерскую нашу квартиру. Еще только гробов нам тут не хватало!
Но Валерий Павлович убеждал нас, что занятие по их оформлению нам вполне по силам. Например, прямо сейчас, между полуночью и часом ночи, нам могут привезти пять гробов и материал для оформления. Никаких специальных заказов на них нет, и Боровичок полагается на наш вкус. Мы получим просто деревянные коробки, которые должны будем представить на оценку Валерию Павловичу в товарном виде. На наше усмотрение. Валерий Павлович обещал хорошо заплатить.
Он, конечно, был не так прост. Предлагая подзаработать, он явно хотел убить сразу двух зайцев: и продолжить бесперебойное производство, и, не исключено, найти своих обидчиков.
Боровичок сказал, что к нам могут пожаловать непрошеные гости, если узнают, что производство не остановлено, а только перенесено этажом ниже. Кивнув на лежавших рядком молодцев, Валерий Павлович заметил, что мы в состоянии достойно встретить любых непрошеных гостей, тем более теперь мы еще вооружены огнестрельным оружием, а не только скалками, ступками и кухонными ножами. Потом он кивнул на радующие глаз зеленые бумажки и заметил, что он не просто так их нам оставляет. Это, так сказать, аванс, а не только компенсация. Воочию убедившись в наших возможностях, он надеется, что мы будем в состоянии провести задержание лиц, которые могут заинтересоваться его товаром. Мы же понимаем, что Валерию Павловичу нужно возвращать украденное? А если вдруг мы каким-либо образом сможем оказать ему содействие в поисках товара, уж он за ценой не постоит. И вообще, почему бы нам не освоить еще и профессию частных детективов? Мы же можем порасспрашивать окрестных старушек (Ольга Николаевна и Анна Николаевна), мальчишек (Сережка), народ у пивного ларька (Иван Петрович), а также учеников и их родителей (я). Круг общения у жильцов нашей квартиры широчайший, причем это самые осведомленные слои населения. Валерий Павлович не сомневался: мы в состоянии справиться с его заданием гораздо лучше лицензированных частных детективов, не говоря уже о сотрудниках государственных органов. А уж Валерий Павлович нас не забудет. И он снова кивнул на зеленые бумажки.
Но мы все равно отказались. Денег, конечно, заработать хотелось, но не таким же способом? А вот насчет частных детективов можно было бы подумать… Хотя как мы можем узнать про воров?
– Вы также подумайте и насчет мастерской, – повторил Боровичок. – Ну что такого, в самом-то деле? Быстро привыкнете. Звоните в любое время.
Оставалось только решить вопрос с Васей. Валерий Павлович настаивал, что художник приложил руку к исчезновению товара. Мы решили пригласить Васю «на ковер». Выпускать его нам не хотелось еще и потому, что мы открыли ему тайну, рассказали о кладе. Вася несколько раз осенил себя крестом, сказав, что он – человек честный, а потом взял лист бумаги и набросал по памяти портреты тех, кто в ту злополучную ночь вывез весь товар. И как это не пришло ему в голову раньше? А главное, не ему, а Валерию Павловичу? Или тот во гневе забыл, что его работники рисовать умеют? Про двоих, изображенных художником, ничего особенного сказать не могу, у третьего же был шрам над правой бровью, у четвертого – чуть раскосые глаза.
Пока Вася рисовал, я наблюдала за Валерием Павловичем. В какую-то секунду мне показалось, что он узнал одного из тех, кого пытался изобразить Вася. Или мне только показалось? Но что-то определенно промелькнуло на лице Боровичка. Какое-то странное выражение. Однако он тут же взял себя в руки.
На мой прямой вопрос гость ответил, что никого из этих ребят никогда в жизни не видел.
Мы все, включая Валерия Павловича, поужинали на скорую руку и опять пили кофе. Боровичок даже извинился, что воспользовался моей любимой чашкой – но он же не знал, не так ли? Я его простила.
Валерий Павлович сложил рисунки в папочку и все-таки согласился оставить Васю у нас – при условии, что мы не будем пока выпускать его из квартиры.
– А это ваши в него стреляли? – спросила я у Боровичка, глядя ему прямо в глаза.
– Что?! – похоже, искренне удивился Валерий Павлович.
– Но вы же видите, что он ранен.
Валерий Павлович видел. Я же поинтересовалась, каким тогда образом Боровичок узнал, что Вася сейчас находится у нас.
– Методом логических умозаключений, – усмехнулся гость.
Я попросила уточнить. Валерий Павлович помедлил немного, а потом заявил, что ему намекнули, что художник может быть у соседей. Он решил проверить, а заодно предложить нам (или, может, тем, кто живет под нами) взять на себя работу, ранее выполняемую художниками. Потому он здесь.
«Темнит, ох темнит», – подумала я, но промолчала. И кто это мог ему намекнуть?
Тем временем Анна Николаевна как врач заявила, что Васе пока нужен постельный режим, и нечего ему по улицам шляться, так что она лично проследит, чтобы он оставался дома. Я же, наоборот, подумала: может, лучше отправить Васю куда-нибудь от греха подальше? Но куда?
Молодцы на полу уже давно очухались, но лежали смирненько, тем более особо шевелиться-то они не могли – Иван Петрович постарался на совесть. Ртов они не раскрывали, в прениях не участвовали, с предложениями не выступали, только молча слушали, переводя взгляды оплывших глаз с одного участника собрания на другого. Конечно, понимали, что ударили в грязь лицом. Вернее, их туда опустили. Кот изучал их с большим интересом, невозмутимо прогуливаясь по телам (он и по мне ночью любит пройтись), правда, никого не кусал и не царапал.
Наконец Валерий Павлович решил, что ему пора откланяться.
– А что с вашими делать? – кивнула Ольга Николаевна на лежавших на полу молодцев.
– Да выбросите их вон, – сказал Валерий Павлович, на прощание пнув ногой лежавшего ближе всех к выходу из кухни.
Тут парни дружно завопили. Кот впился в ногу блондина. Но их шеф уже пробирался к входной двери. Я следовала за ним с пистолетом, который грел мне душу и успокаивал. Валерий Павлович вроде бы отнимать его не собирался, а в нашей жизни все может пригодиться. Я была рада, что оружие остается нам.
Перед тем как переступить порог, Валерий Павлович опять спросил:
– А может, все-таки прислать пробную партию, а, Марина Сергеевна?
– Нет, – твердо ответила я. – Не надо.
Я закрыла дверь за Валерием Павловичем и вернулась на кухню, где уже началось бурное обсуждение того, как мы будем выбрасывать ясных соколов, с которыми сегодня пришлось вступить в бой. Молодцы тоже хотели участвовать в беседе, но нам это быстро надоело, и Иван Петрович обеспечил им кляпы. Молодцы еще немного подергались, что вызвало недовольство кота, немедленно выпустившего когти, но вскоре успокоились, смекнув, что лучше помолчать; правда, они напряженно прислушивались, интересуясь своей дальнейшей судьбой. Мы приняли решение: вынести их во двор и оставить у новомодной помойки. А там уж кто подберет.
Проблема заключалась только в одном: как их туда вынести?
Здоровый мужчина у нас был лишь один – дядя Ваня. Васе, как заявила Анна Николаевна, тяжести поднимать строго противопоказано, потому что опять может начаться кровотечение. Мне лично работать носильщиком (или носильщицей?) не хотелось. Сережка – ребенок. Ольга Николаевна и Анна Николаевна тоже для этой роли не подходили.
В разгар диспута в дверь позвонили.
– А вдруг все-таки гробы привезли? – высказал предположение художник. – С Валерия Павловича станется.
– Как раз и попросим мужиков вынести этих, – кивнула на молодцев Ольга Николаевна.
Мы посчитали вопрос решенным, и я отправилась открывать дверь. Вслед за мной побежал Сережка. Процессию замыкал заново перевязанный Вася, заявивший, что он должен обязательно посмотреть, кто пожаловал на этот раз.
Я открыла дверь. На пороге стоял мой бывший с двумя большими коробками в руках.