Тайны старого Петербурга

Глава 8

2 июля, четверг

На следующее утро мы решили закончить с комнатой Ивана Петровича: большая часть там уже была простукана и изучена – или невооруженным глазом, или даже под лупой. Часа через два, излазав и весь пол, мы пришли к выводу, что здесь предки Ваучских ничего не спрятали. К нашему величайшему сожалению.

Мне было очень жаль разбивать плитку на печке, стоящей в нашей с Сережкой комнате. Ведь если все зря… Таких плиток мы больше точно не купим, они ведь девятнадцатого века. Ладно, если там клад, а если нет? Обидно же будет до чертиков, что своими руками печь испоганила… После всех несчастий, свалившихся на долю нашей семьи и соседей.

Пока я делилась своими горестными размышлениями с Иваном Петровичем, уныло кивавшим, посматривая на печь, Сережка сбегал за Васей. У ребенка появилась идея, которой он поделился с художником. Вася внимательно осмотрел плитки, которыми была выложена печь, почесал за ухом и заявил:

– Марина, купишь простую белую. Я ее тебе распишу. Ну, не совсем так, как тут, но постараюсь. Ярче только будет, чем эти. Рисунок повторю. Не боись. Ну потрешь ее потом побольше…

– Может, вначале распишешь, а потом бить будем? – с надеждой в голосе спросила я, жалея свою печь.

Сын тут же заявил, что если я своей рукой немедленно не стукну по плитке молотком, то это сделает он. Чего ждать-то? Все и так уже изнемогают от нетерпения и желания заполучить клад.

Мне ничего не оставалось… Я встала на стул, замахнулась и, зажмурившись, ударила по плитке. Закрывала я глаза не столько для того, чтобы их уберечь, а в основном для того, чтобы не видеть, как пострадает печь.

Керамические кусочки полетели во все стороны. Я так и стояла на стуле, закрыв глаза, боясь их открыть.

– Тайник! – воскликнули хором жильцы нашей квартиры.

Я открыла вначале один глаз, потом другой и увидела перед собой квадратное углубление. Оно все было квадратное: все его внутренние стороны были по размеру плитки. Наверное, печник делал его специально по чьему-то заказу – не могло же оно само такое образоваться?

Я заглянула внутрь. В дальнем конце лежало золотое обручальное кольцо. Больше в тайнике ничего не было.

Дрожащей рукой я вынула кольцо, положила на ладошку и продемонстрировала собравшимся. Мне трудно описать состояние, в которое впали мы все. Коллективный экстаз. Помешательство. Оргазм. Мы одновременно поминали Господа, черта, Богородицу, лешего, всех святых, домового и кого только еще могли вспомнить. Сережка вместе с котом носились от радости по всем комнатам. Иван Петрович выудил откуда-то «неприкосновенный запас», каковым являлась пол-литровая бутылка водки. Анна Николаевна и Ольга Николаевна осеняли себя крестами, кланяясь в угол, где у меня, подобно вздувшейся на ветру простыне, висели еще не содранные обои. Вася уже готовил рюмки.

Мне помогли спуститься со стула. Ноги у меня подкашивались. Еще бы: первый раз в жизни обнаружила клад. Такое ведь не каждый день случается. Может, в первый и последний раз. Но мы все, конечно, надеялись, что это только начало.

– С почином! – провозгласил тост Иван Петрович.

Мы все пригубили водочки, хотя ни старушки Ваучские, ни я до обеда никогда не прикладывались к спиртному, да и дядя Ваня с Васей вообще-то в основном делали это ближе к вечеру. Но тут ситуация требовала.

Потом мы по очереди принялись изучать кольцо. На нем стояла проба, но золото было не яркое, а какое-то темное, черноватое, что ли.

– Старинное, – изрек Вася. – Сразу видно.

– Это, наверное, папенькино, – заявила Анна Николаевна.

Она пояснила, что он, видимо, твердо решил уехать навсегда, когда отправлялся вместе со своим сыном от первого брака в Париж. И оставил обручальное кольцо.

Ольга Николаевна заметила, что то же самое могла сделать и Нина. Оставить свое обручальное кольцо, уезжая, чтобы начать новую жизнь.

Иван Петрович положил конец их спору, заявив, что спорить просто не имеет смысла. Какая разница, чье кольцо? Пусть Николая Алексеевича, пусть Нинино, пусть еще чье-то. Это меняет суть? Нет. Важно, что мы его нашли. Один из трех возможных кладов.

Кольцо, конечно, по праву принадлежало сестрам Ваучским, но они твердо заявили, что мы будем считать его общеквартирным: ведь все же принимали участие в поисках, да и дальше будем. Без нас старушки никогда ничего не нашли бы. Казначеем у нас была назначена Анна Николаевна (по старшинству). Вчера ей были переданы на хранение доллары, оставленные Валерием Павловичем, сегодня мы вручили ей кольцо. Если потребуется на ремонт или еще на какие нужды – продадим.

Анна Николаевна заметила, что кольцо неплохо было бы оценить. Общеквартирным решением в ломбард была отряжена я.

– Как раз плитку купишь, – заметил Вася. – А я ее вечером разрисую. За краской я сам схожу, а то ты можешь не то взять.

– А сколько брать плитки? – уточнила я. – Одну, что ли? И их вообще продают по одной?

Поскольку печкой до сих пор занимался Серега, мы пока не знали, есть ли какие тайники наверху. Из-за своего маленького роста сын, естественно, туда не доставал. Еще оставалась необследованной печка на кухне – бывшей комнате деда Лукичева.

Иван Петрович заметил, что с покупкой плитки нам торопиться нечего, когда обе печи осмотрим полностью, тогда и закупать будем. И вообще, может, нам самим тайник в печи устроить? Ведь автоматы же, например, где-то хранить надо.

Мы взглянули на притуленное к стенке оружие и решили, что в любом случае надо бы его куда-то припрятать, – нечего ему тут стоять, еще пожалует неизвестно кто. Например, капитан Безруких. Не посмотрит, что я учительница его сына-балбеса. За хранение-то ведь там что-то положено.

Я открыла печную заслонку и увидела, что короткоствольное создание рук человеческих прекрасно входит внутрь.

Вася рекомендовал завернуть автомат в тряпочку, а потом положить в полиэтиленовый пакет. Я так и сделала. Сестры Ваучские сказали, что будут хранить свой в комоде, чтобы под рукой был на всякий случай; а пистолет нам не помешало бы оставить у входной двери, а то в последнее время слишком много непрошеных гостей заходит.

Мы проследовали в прихожую, заваленную дяди-Ваниным добром, но решили его пока там оставить – до тех пор, пока не поклеим новые обои у Ивана Петровича. Чего ж таскать мебель туда-сюда? Пистолет же приткнули за общеквартирной вешалкой.

Я переоделась для выхода на улицу, но не успела покинуть квартиру: на лестнице послышались мужские голоса и грохот, происхождение которого мы сквозь нашу дверь определить не могли.

– Это еще кто такие? – шепотом спросил дядя Ваня, появившийся в прихожей, чтобы закрыть за мной дверь.

Я пожала плечами.

– Тянут что-то наверх, – заметил подошедший Вася. – В мансарду. Доски, пожалуй. Марина, открывай. А я на всякий случай поближе к пистолету подойду.

Я распахнула дверь. По лестнице действительно тащили какие-то доски, коробки и ящики.

– Здравствуйте, – сказала я.

– Здравствуй, красавица, – ответил мне мужчина лет пятидесяти, с запорожскими усами; он держал в руках какой-то ящик.

На лестницу выглянула Ольга Николаевна и спросила, не ремонт ли собираются делать молодые люди. Ей ответили утвердительно.

– И у нас тоже?

Двое возвращавшихся сверху мужиков остановились перед нашей дверью и сообщили, что их наняли для ремонта сгоревшей мансарды, потом спросили, не про нас ли это в газете писали. Мы кивнули. Мужики сказали, что, если мы хотим, чтобы они и у нас сделали ремонт, «можно договориться». Мы тут же стали жаловаться на бедность и в конце концов заявили мастерам, что нам, несчастным, самим придется все делать. О том, чтобы кого-то нанимать, речи быть не могло. Мужики потеряли к нам интерес и пошли дальше.

Я временно осталась в квартире.

– Молодец Валерий Павлович, – заметил Иван Петрович. – Как он быстро.

– Если это Валерий Павлович, – почему-то закрались у меня подозрения, – надо бы ему позвонить.

Я подошла к аппарату и набрала номер сотового телефона Валерия Павловича, который он нам вчера оставил.

Выслушав меня, Боровичок прошипел что-то невнятное, а потом заявил, что или перезвонит, или приедет к нам ближе к вечеру. После чего отключил связь, не сообщив ничего вразумительного.

– Значит, не он, – констатировал Иван Петрович.

Решив, что делать мне дома пока нечего, я все-таки отправилась в ломбард, а по пути заглянула на помойку. Вчерашних молодцев там уже не было.

Вернувшись домой, я, как и вчера, застала Валерия Павловича у нас на кухне, теперь уже в сопровождении двух других молодцев, которые молча подпирали стены, не произнося ни звука и не производя никаких действий. Просто стояли два памятника и ждали шефа. Как я предполагаю, были предупреждены о возможностях наших жильцов.

Валерий Павлович опять пил кофе (мой), но уже из «нейтральной» чашки. Наши сидели вокруг стола и слушали. Отсутствовал только Сережка, еще не вернувшийся с пляжа.

Я присоединилась к честной компании.

– Мансарду купили, – сообщил мне Вася.

Валерий Павлович с мрачным видом кивнул.

– Кто? – спросила я.

– ЗАО «Элефант», – ответил Боровичок и добавил с легкой усмешкой: – Если вам это что-нибудь говорит, Марина Сергеевна.

Мне это название, естественно, ничего не говорило, как и всем нашим. Как и самому Валерию Павловичу, проводившему весь день в разведмероприятиях, но так ничего толком и не выяснившему. Он мог лишь сообщить, что ЗАО «Элефант» оказывает фотоуслуги населению, а следовательно, собирается устроить в мансарде фотоателье.

– Я понимаю, вы недовольны тем, что кто-то прибрал к рукам мансарду, – заметила Ольга Николаевна. – Так что ж вы ее не на себя оформляли-то? Раньше надо было думать, батенька.

Валерий Павлович пояснил, что по определенным причинам он не мог купить ее на свое имя. Его устраивало, что по документам ею владел не он сам, а господа художники.

– Документы сгорели? – спросил Иван Петрович.

Договор купли-продажи, подписанный художниками, хранился у Валерия Павловича, но, как сегодня выяснил Боровичок, художник Костя, единственный из оставшихся в живых, по официальной версии, мансарду продал и подписал соответствующие бумаги.

Мы все заговорили одновременно. Вася предлагал связаться с Костей. Вася не верил, что друг вот так сразу решил продать помещение. Я рекомендовала представить Васю с Андреем, живущим до сих пор в деревне, куда следует. Ведь если договор заключался тремя лицами, то все трое и должны давать согласие на продажу; а если они не все согласны, договор купли-продажи должен быть признан недействительным. Анна Николаевна с Ольгой Николаевной заявляли, что нам тут никакого фотоателье не надо, – чтобы клиенты с утра до ночи по нашей лестнице шастали. Иван Петрович высказался в том смысле, что согласился бы работать с гробами в мастерской на пару с Васей. В общем, мы дружно склонялись к варианту: признать продажу недействительной.

Валерий Павлович пыл наш поумерил. Во-первых, сказал он, Вася с Андреем признаны усопшими. Может, так оно и лучше.

– Для кого?! – взревел Вася. – Вот он я! – Вася хотел разорвать на себе футболку, но воздержался, вспомнив, что футболка не его, а дяди Ванина.

– А ты подумай, Васенька, – заворковал Валерий Павлович и объяснил, что перед человеком, которого как будто бы нет, но который на самом деле есть, открывается масса новых возможностей. И объяснил каких. А также вскользь заметил, что у него для Васи – если тот хорошо себя зарекомендует – может появиться не одна дополнительная работенка. Зачем Васе паспорт? Он им когда в последний раз пользовался? Васю в квартиру приняли? Иван Петрович диванчик выделил? И пусть Вася хорошо подумает: стоит ли ему сейчас засвечиваться? Показывать кому не надо, что он жив, даже если и не совсем здоров. Ведь во второй раз могут не только ранить.

Вася закручинился, но идеи Валерия Павловича принял, только спросил, стоит ли говорить с Костей, отказавшимся от мансарды. Костя-то ведь точно знает, что его друзья не сгорели.

– Позвонить ему стоит, – кивнул Валерий Павлович, – только не сообщать, откуда звонишь. Поинтересоваться, мол, чего это он так, не посоветовавшись со мной. Ведь я же внес последний взнос. Как бы от себя лично позвонить. Не говорить, чем занимаешься, где живешь, с кем общаешься. А третий ваш где?

Насколько было известно Васе, Андрей до сих пор пребывал на Костиной даче. Куда он мог деться?

– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, – изрек Валерий Павлович. – Рекомендую с ним не общаться. Если вдруг появится здесь – Васю не показывать. Ничего не знаете, ничего не слышали.

– Но… – открыл рот Вася.

Боровичок поинтересовался, чья шкура Васе ближе к телу, и заметил, что если Вася хочет и дальше жить и работать, то ему следует делать то, что велит он, Валерий Павлович. Не больше и не меньше. А Васиных товарищей Валерий Павлович вытягивать не намерен. За Васю жильцы нашей квартиры поручились, Боровичок с этим смирился, но одного Васи достаточно. Костя с Андреем пусть сами выпутываются. А с Костей вообще отдельный разговор будет.

Я никак не могла понять, из чего надо «выпутываться» Косте с Андреем, но смолчала, решив припереть Васю к стенке после того, как уйдет Валерий Павлович.

Я спросила у Боровичка, можно ли мне задать прямой вопрос. Боровичок внимательно на меня посмотрел, подумал и кивнул. Я поинтересовалась, получал ли Валерий Павлович предложения выселиться вместе со своими гробами из мансарды. Если да, то знает ли он, от кого они исходили.

Валерий Павлович усмехнулся и ответил «да» на первый вопрос и «предполагаю, но точно не знаю» на второй.

– То есть вывоз товара и последовавший за ним пожар были устроены с единственной целью – выселить вас? – уточнила я.

– Возможно, – ответил Боровичок.

– Но вы намерены держаться за наш дом? – спросила Ольга Николаевна у Валерия Павловича.

– Намерен, – кивнул он, но причину пояснять не стал.

Его пожелание увидеть нас в роли частных детективов также оставалось в силе. Он очень хотел выяснить, куда делся товар. Может, будет даже и лучше, если к нам кто-то пожалует. А мы с гостями поговорим по душам. Как мы умеем. Валерий Павлович рекомендовал нам также познакомиться с сотрудниками фотосалона, когда он начнет работать над нами. Боровичок на нас очень рассчитывал. Ему что, вообще было не на кого положиться из своего окружения?

Наконец Валерий Павлович удалился. С двумя сопровождающими, так и не проронившими ни слова за время, пока они подпирали наши стены. Мы же продолжили совещание.

– Нас не убьют? – спросила Анна Николаевна.

– Да кому мы нужны, – отмахнулась я. – И с какой стати?

Но вообще-то было бы неплохо узнать, кто так хотел выселения Валерия Павловича. Возможно, им требовалась только мансарда, что мне лично казалось наиболее вероятным. То есть дело было не лично в Валерии Павловиче, а в занимаемом им помещении. А наша коммуналка кому нужна?

– Но тогда зачем было устраивать наверху пожар? – спросила Ольга Николаевна.

– Например, чтобы избавиться от каких-то трупов, – высказал свое мнение Вася. – Или там в самом деле кто-то устроил пьянку – да хоть бомжи окрестные – и угорели. Да мало ли причин?

Главное, мы сошлись в одном: кто-то хотел завладеть мансардой. И завладел.

– А чтобы узнать, кто именно, нам нужно выяснить, кто директор этого фотосалона, – добавил Иван Петрович. – Отправим Мариночку фотографироваться.

В общем, опять я. Ну что ж, если за получение информации мне хорошо заплатят… То почему бы и нет? А ведь Валерий Павлович точно не знает, кому он помешал, но очень хотел бы узнать. С нашей помощью. И еще – товар. Кстати, о товаре…

– Вася, – обратилась я к художнику, – а там гробов-то много было? В смысле в той партии, которую у вас украли?

Художник пожал плечами. Я попросила назвать хотя бы примерную цифру.

– Штук пятнадцать-двадцать, – сказал он.

– Это из-за пятнадцати штук Валерий Павлович на уши встал?! – воскликнул Иван Петрович. – Из-за простых деревяшек?

Ольга Николаевна заметила, что он «на уши вставал» не из-за количества, а из-за факта. Украден товар. Что он вначале от художников требовал? Чтобы возместили ущерб. Естественно для бизнесмена. Потом оказалось, что его таким образом хотели выселить, чтобы занять мансарду. Мансарду заняли. Валерий Павлович пытается найти новое место для хранения товара и новых работников. Мы ему отказали, но он надеется, что мы в итоге согласимся.

– Он хочет, чтобы мы нашли эти гробы! – заявил Иван Петрович.

– Он не знает, к т о именно его выселил, – поясняла, как ребенку, Ольга Николаевна. – Неужели не понял, Ваня? Повторяю: дело не в количестве, а в самом факте.

И тут у меня промелькнула странная мысль.

– Вася, – обратилась я к художнику, – а гробы были пустые?

Вася опустил глаза и закрыл лицо руками. Мы все застыли на своих местах, переглянулись. Вася молчал. Иван Петрович подошел к нему и потряс за плечо.

– Вася, почему ты нам не сказал? – спросила Ольга Николаевна. – Ты же знаешь, что мы твои друзья. Это перед Валерием Павловичем можно комедию ломать, а перед нами не надо. Мы должны знать. Чтобы обезопасить себя.

– Я… – промямлил Вася. – Ну, то есть…

Иван Петрович не выдержал и схватил его за грудки.

– Хочешь, чтобы отдали тебя Валерию Павловичу? Не зря он, видать, хотел тебя заполучить. Так это мы запросто. Звони, Марина.

Я направилась к телефону.

– Нет! – закричал мне вслед Вася. – Не надо.

Я повернулась и вопросительно посмотрела на него.

– Там хранились патроны, – тихо сказал он и снова закрыл лицо ладонями.

Последовала немая сцена. Иван Петрович отпустил Васю. Анна Николаевна шумно вздохнула. Ольга Николаевна схватилась за сердце. Мне стало ясно, почему художники не могли возместить ущерб и почему Валерий Павлович ни в коем случае не хотел привлекать к делу милицию. Я спросила:

– Во всех пятнадцати? Или сколько их там было?

Вася ответил, что не во всех. И не всегда. Только иногда. Причем в тех, которые художникам не надо было оформлять. Ведь мансарда использовалась и как склад. Валерий Павлович – или его люди – четко указывали, что с какими гробами делать: эти тканью обтянуть, здесь бахрому дать, тут еще что-то, а вот эти, например, пусть просто стоят.

В общем, Вася с Андреем как-то полюбопытствовали – и выяснилось: среди тех, которые просто складировались, оказались два наглухо заколоченных. Художники заинтересовались и вскрыли один. И увидели содержимое. Больше никогда не открывали – только тот, один-единственный раз. Правда, потом всегда проверяли, есть ли наглухо забитые в партии. Чтобы уж точно знать. В той партии, что украли, были. Целых три.

– Но вес! Когда вы носили их по лестнице… – начала я.

– Их всегда носили не мы, – пояснил Вася. – Носили грузчики Валерия Павловича. Так что мы вроде бы и не должны знать… Мы с Андрюхой, когда Валерий Павлович разъяренный принесся – ну, после пропажи, – мы вениками прикидывались… Он нас все исподволь допросить пытался… но вроде бы решил, что мы про патроны не знаем.