Тайные грехи

Глава 39

Сердце Мариссы наполнялось злобой, когда она изучала список претендентов на высшие награды Академии киноискусств, опубликованный в утреннем выпуске «Верайэти». Как обычно, его возглавляли Ли и Мэтью. Опять им везет – в то время как ее собственная жизнь катится по наклонной плоскости!

Она по-прежнему пестовала в душе ненависть к Ли, регулярно подпитывая ее очередной порцией зависти. В свое время ей казалось, что она добила старшую сестру, отняв у нее Мэтью, – но та продолжала как ни в чем не бывало управлять империей Бэронов, что должно было показать всем, какая она бессердечная стерва. Не далее как на прошлой неделе сняла Мариссу с картины «за безответственность и недобросовестное отношение к своим обязанностям». Мало ей, что владеет компанией «Бэрон», – нужно еще, чтобы сестры там и духу не было!

Но Ли пошла еще дальше: ей хватило наглости предложить Мариссе пройти курс лечения от наркомании. Естественно, Мариссу не обманула эта забота в кавычках: ясно как день – Ли пытается упечь ее под замок, чтобы через какое-то время все забыли о ее существовании.

Марисса вспомнила ту ледяную сдержанность, с которой Ли сообщила ей о замене. В ней бурлила ярость, угрожая вот-вот взорваться.

– Ты совершаешь большую ошибку, дорогая сестричка! – И Марисса потянулась за замечательным белым порошком, неизменно приносившим ей облегчение. – Роковую ошибку – из-за которой всю жизнь будешь раскаиваться!

Ли не собиралась присутствовать на приеме у Кристофера Бирка по случаю присуждения «Опасным страстям» сразу пяти «Оскаров» (за лучшие режиссуру, операторское мастерство, оригинальный сценарий, мужскую роль и работу художника), но, будучи главой кинокомпании «Бэрон», не могла хотя бы не показаться.

К счастью, позвонил Халил: он приезжает в Лос-Анджелес по делам и хотел бы встретиться. Она пригласила его на торжество – он с удовольствием дал согласие.

Коттедж Бирка в Малибу полнился искрометным весельем, превосходными винами и поздравлениями. Все приглашенные принадлежали к высшему обществу; люди, двигавшие вперед киноискусство Америки, сошлись, чтобы чествовать одного из своей среды. Прием обещал быть удачным во всех отношениях. Было так тесно, что можно было болтать одновременно со всеми и в то же время никого не слышать. После того как Ли перекинулась словом-другим с каждым из гостей и поела фаршированных грибов, у нее от сигаретного дыма разболелась голова, и она решила прогуляться по пляжу – подышать свежим воздухом.

– Нет, ты посмотри, сколько народу! – прокричала Джилл Кочеран. Диск-жокей как раз поставил Эдди Рэббита, «Я люблю ночной дождь». В другом углу перед экраном телевизора собралась толпа желающих посмотреть возвращение домой группы американских заложников – после того как их четыреста сорок два дня продержали в Иране. – Я чувствую себя сардиной из такой, знаешь, плоской коробки – не хватает только масла.

– На обратном пути заскочим к «Ральфу», – ответил Мэтью. – Устроим собственную вечеринку.

Джилл шутливо хлопнула его по руке.

– Мэтью Сент-Джеймс! Только я начинаю думать, что ты – самый неисправимый дикарь на свете, как ты являешься и преподносишь сюрпризы. – Джилл радостно улыбалась. В белой атласной блузе с воздушными рукавами и черных бархатных штанах, с косынкой, обвязанной вокруг пояса и огромными золотыми обручами в ушах, она была похожа на леди-пирата. – Видимо, поэтому я и терплю твою манеру появляться и исчезать, прежде чем успеешь пустить корни.

– Пробовал – не вышло. – Он с любопытством поглядел на нее. – Ты решила остепениться?

– Не то чтобы решила. Но вот что я тебе скажу, Мэтью: если у тебя когда-нибудь возникнет такое желание, я могла бы пересмотреть свои жизненные принципы. – Мэтью явно встревожился. Джилл заметила и рассмеялась. – Господи, да не надо понимать буквально. Пошли развлекаться – пока мы не сказали друг другу что-нибудь такое, о чем пожалеем утром. – И она смешалась с толпой.

Это было первое светское мероприятие, которое Мэтью посетил после развода с Мариссой. Может, Джилл права и он действительно дикарь? Хуже того – стареющий дикарь? Неуютная мыслишка!

Не прошло и десяти минут, как он понял: с него довольно. А поскольку Джилл явно наслаждалась жизнью (она развлекала публику, демонстрируя редкое умение раскрывать рот в унисон с пластинкой, создавая полную иллюзию того, что это она поет), он решил побродить по пляжу.

Ли замерла – навстречу шел Мэтью. Это чистое совпадение, внушала она себе, не может быть, чтобы он последовал за мной!

– Привет, Мэтью.

– Привет, Ли.

Она стояла у кромки воды; лунный свет еще больше посеребрил ее светлые волосы; Мэтью еще не видел ее такой красивой. И сильно похудевшей, отметил он, наметанным глазом окидывая ее фигуру. Не он ли касался всех участков ее тела? Сколько раз за годы разлуки видел его во сне!

– Я вышла подышать. Слишком много народу.

– Типичная отговорка Ли Бэрон. – Интонация смягчила иронию.

Первоначальная растерянность прошла.

– Не ожидала тебя здесь увидеть. Не твой тип тусовки.

– Я с подругой. Джилл Кочеран. – Руки сами тянулись к Ли; он спрятал их в карманы и стал раскачиваться на пятках.

– А… Девушка-фотограф, благодаря которой твой торс прославился во всем мире.

Они помолчали. Потом Ли произнесла:

– Халил сказал, он собирается вложить деньги в «Глаз тигра»?

Ее не удивило решение Халила оставить пост помощника министра культуры и основать синдикат для финансирования художественных фильмов. Еще в то далекое лето, посредничая на съемках «Арабских ночей», он проявлял повышенный интерес к кино.

В памяти Мэтью вспыхнула докладная записка Циммермана.

– Так и есть. Мы потратили два года на переговоры, но, кажется, близки к подписанию договора. Осталось найти студию.

– Рада, что у тебя все хорошо.

– Неужели?

Ли пошатнулась как от удара. Что он знает?

– Да, конечно.

Его так и подмывало спросить, почему она зарубила его сценарий, но вместо этого он уступил искушению и поправил упавшую ей на щеку светлую прядь.

– Ты всегда нравилась мне с распущенными волосами. Ли проглотила комок.

– Знаю.

– Так было в нашу первую ночь. – Он погладил ее по щеке.

– У тебя хорошая память.

– Тебя трудно забыть, Ли. Я пробовал.

– Мэтью…

– Одно время я сравнивал тебя с боттичеллиевским ангелом. Никогда не встречал такой красивой женщины. И такой опасной.

– Опасной?

Он так страстно желал ее, что испугался утратить контроль над собой. После всех этих лет, после двух мучительных расставаний – кажется, уже можно было понять, что значит связываться с этой женщиной.

– Да, опасной. Сирена – вот что приходит на ум.

– Если принять во внимание, что сирена славится тем, что завлекает и губит мужчин, – не слишком лестное сравнение.

– Наверное. – У него свело желудок при воспоминании о ее предательстве. Как можно быть такой обворожительной – и такой коварной? Мариссины махинации по крайней мере видны невооруженным глазом – конечно, если вы не налижетесь и не потеряете бдительность. Зато мотивы Ли оставались для него тайной за семью печатями. – Моя любовь к тебе всякий раз приносила несчастье.

Ударь он ее – и то не было бы так больно. Ли вздрогнула и глубоко втянула в себя воздух. Она не думала, что он так сильно против нее настроен. Ли обхватила плечи руками – характерный жест самозащиты.

– Извини. Может, тебе лучше уйти – пока мои пагубные чары не подействовали?

Между ними бесшумно опустился железный занавес, и Мэтью понял, что зацепил больной нерв. Придет ли время, когда они перестанут обижать друг друга? И окончательно отпустят друг друга на все четыре стороны…

– Черт, это я должен извиняться. Иди сюда. – И он обнял ее за плечи.

Ли положила голову ему на плечо. От Мэтью исходила прежняя сила – утешая и разжигая чувственность.

– Почему? – чуть слышно выдохнула она: рот был прижат к его пиджаку. Но Мэтью понял: ведь и его мучила та же мысль. Он отвел волосы и поцеловал ее хрупкую шею.

– Почему у нас не получилось, Ли, – или почему мы не можем друг без друга?

Она откинула голову назад, чтобы видеть его лицо. В лунной дымке Мэтью увидел ее блестящие, влажные ресницы.

– И то и другое.

По щеке Ли покатилась крупная бриллиантовая капля. Мэтью стер ее. Он слышал биение ее сердца, ощущал ее трепет – и вот, будучи человеком, который никогда не действовал сгоряча, прижал к ее губам свои губы.

Ли застонала, почувствовав внутри толчок, как при землетрясении. Потом обняла Мэтью за шею и позволила его языку исследовать влажную глубину ее рта.

– Господи, как я хочу тебя! – Он целовал ее щеки, подбородок, виски. Все имело солоноватый привкус слез. – Я хотел тебя с первой минуты, как увидел. – Его руки забрались под бархатный жакет насыщенного голубого цвета, расстегнули платье и стали ласкать груди. Набухшие, те сами просились в руки. Соски трепетали от напряжения.

– Поедем домой, а, Ли? Сколько я выстрадал, думая о тебе и Джошуа, – но без тебя еще хуже!

– О чем ты говоришь?

– Я знаю. – У нее была теплая атласная кожа, одного только запаха было достаточно, чтобы его воспламенить, а вкус ее губ грозил совсем свести с ума. – Знаю о тебе и твоем отце. Но я могу себе представить: сначала ты была ребенком, он тебя заставил. А потом ты боялась оттолкнуть его.

– Все было совсем не так! – Ли отшатнулась и чуть не упала на мокрый песок. – О Господи!

Ее пронзил жгучий стыд, тем более невыносимый, что именно он, человек, которого она любила, узнал о ее тайном грехе. Мысли и чувства, которые она подавляла в себе с тех пор, как ее обожгло воспоминание о предательстве отца, хлынули наружу, сбивая с ног. Ли упала коленями на песок и, зажав рот, стала раскачиваться взад и вперед. Сквозь пальцы прорывались рыдания.

– Черт возьми, Ли! Прости! – Мэтью опустился перед ней на корточки и попытался отодрать ее руки от лица, но она только горше разрыдалась.

– Уходи, Мэтью. Не хочу тебя больше видеть – никогда в жизни!

– Это трудно. Мы заняты одним делом. Живем в одном городе.

– Уйдешь ли ты наконец? – Она отняла руки и уставилась на него блестящими сквозь слезы, жесткими глазами. На него накатил леденящий ужас, какого не было со времен Вьетнама.

– Я поищу Халила.

– Нет!

– Тогда Тину, – и прежде чем она успела возразить, бросился через весь пляж к дому.

Тина чем-то угощалась возле буфетной стойки и, к ужасу Мэтью, осталась безучастной.

– Вы с Ли девять лет играете в эту дурацкую игру. – Она взяла с тарелки запеченные с сыром лепестки гибискуса. – Мне осточертело наблюдать, как идиотская гордыня губит двух хороших людей, созданных друг для друга. Позволь тебе заметить, Мэтью, что если ты любишь Ли, ты должен сам о ней позаботиться!

– Я пытался – она прогнала. – Он вцепился в Тинину руку. – Идем, Тина, с ней творится неладное. Помоги! Пока она не отмочила что-нибудь такое, о чем мы все потом горько пожалеем!

Впервые Мэтью не скрывал своих чувств! В темных глазах стыл невыразимый ужас. Тина дрогнула.

– Где она?

Он потащил ее через толпу, а очутившись снаружи, показал туда, где Ли по-прежнему раскачивалась взад-вперед на пустом пляже.

– Черт бы тебя побрал, Мэтью Сент-Джеймс! – прошипела Тина; черные глаза метали молнии. – Что ты сделал на этот раз?

И, не дожидаясь ответа, скинула туфли на шпильке и побежала по песку.

Мэтью стоял на террасе и ждал. Наконец он увидел, как Ли повернулась к Тине и позволила обнять себя. У него вырвался вздох облегчения.

– Вот ты где! – Подошла Джилл с двумя фужерами шампанского. – Я принесла нам выпить.

Мэтью стрельнул взглядом туда, где Ли медленно поднималась на ноги.

– Едем домой.

Джилл вылила шампанское в ближайший цветочный горшок.

– Миленький, ты прочитал мои мысли!

– Ты не представляешь, как я соскучился по тебе – вот так! – воскликнул Халил, обнимая Ли. С ней произошла перемена; очевидно, это было как-то связано с появлением на вечеринке Мэтью. – Сколько раз мечтал снова заниматься с тобой любовью! Я ничего не забыл.

– Я тоже. – И это было правдой. Встречи с Халилом чудесной сказкой остались в памяти.

Они сидели в ее гостиной; в окна проникал лунный свет. Сразу по приезде Ли зажгла три белые восковые свечи. Халил любовался ее лицом и думал, что Ли – как золото, которое не портит патина лет. Никогда еще она не была такой красивой. И такой печальной.

– Я надеялся, что мы сможем продолжить наши отношения оттуда, где остановились в прошлый раз, – пробормотал он, целуя Ли.

Она тоже надеялась. Прислушавшись наконец к советам Ким (сколько можно оплакивать умершую любовь?), решила этой ночью отдаться Халилу. Но когда его губы коснулись ее губ, а руки скользнули под платье, чтобы ласкать ее груди, ей показалось, что это Мэтью.

– Ах, Халил, – она погладила его по щеке. – Я понимаю, что обнадежила тебя: и по телефону, и сегодня вечером, но… Черт бы побрал все! У меня не получается!

Он стал бережно целовать ее пальцы.

– Ты все еще любишь его?

– Да.

– Тогда почему ты не с ним?

Такой простой вопрос. Такие сложные ответы…

– Это трудно объяснить. – Она встала с тахты и начала ходить по комнате.

– Моя бабушка любила повторять старинную арабскую пословицу: «Гордость идет впереди поражения».

Ли слабо улыбнулась.

– Это арабская пословица?

– Не исключено. Запад много чего позаимствовал из нашей культуры. Как бы то ни было, Ли, это похоже на правду.

– Какая там гордость… Если бы все сводилось к гордости, я приползла бы к Мэтью на коленях и умоляла бы взять меня обратно.

Пришла очередь Халила усмехнуться.

– Что-то мне трудно себе такое представить.

– Ладно, может, и не умоляла бы. Но это мелочь… Мэтью знает. Неважно откуда. Хотя нет, ей безумно хотелось бы это выяснить. Но главное – он знает.

– В чем бы ни заключалась ваша проблема, Ли, вы с Мэтью – культурные люди. Вы вполне можете с ней справиться – если готовы пойти на риск.

Горячо!

– Халил, я знаю, у тебя лучшие намерения, но не будем больше об этом. – Ли включила свет. – Необходимо еще кое-что обсудить.

– Что же?

– «Глаз тигра». Мэтью дал понять, что вы заключили договор, остается только найти студию.

Он откинулся в кресле, зажег тонкую сигарету и с любопытством взглянул на Ли.

– Ты спрашиваешь как влюбленная женщина? Или как администратор, умеющий отличить талантливый сценарий от дешевки?

– Не давай ему ставить этот фильм!

В ее голосе прозвучали истеричные нотки, и он моментально насторожился.

– Почему? Это увлекательнейшая история – ты сама знаешь: вы были женаты, когда он создавал этот сценарий.

Ли опустилась рядом на тахту.

– Его убьют.

– Мэтью так не считает.

– Мэтью? Ему тоже угрожали?

Ну вот, наконец-то все стало на свои места и Халил понял, почему студия «Бэрон» отклонила сценарий Мэтью. Он ухмыльнулся.

– Дорогая Ли, ты умная женщина, но когда дело касается Мэтью Сент-Джеймса, у тебя на глазах появляются шоры. Конечно, ему угрожали и продолжают угрожать, роскошная, глупая женщина! Неужели ты думала, что они ограничатся тобой? Зная, как этот человек одержим своим замыслом? Мэтью – не из тех, кто уклоняется от борьбы. Возможно, это-то и привлекло тебя в нем.

– Он дьявольски упрям и сам себе вредит.

– Это напоминает мне сковороду, упрекающую котелок, что он черен.

Она метнула в него острый взгляд. Халил снова ухмыльнулся.

– Это всего лишь еще одна арабская поговорка. Ну а теперь, когда я блестяще справился с обязанностями провожатого и пополнил свое образование по части войны полов, думаю, мне пора в отель. Конечно, если ты не надумала заниматься со мной любовью. – И он, как заправский хлыщ, поиграл бровями.

Ли рассмеялась.

– Мне тебя правда не хватало. Благодаря тебе все снова кажется возможным.

Халил удивленно посмотрел на нее.

– Но это же так и есть. – Он приподнял ее лицо за подбородок и коснулся легким поцелуем. – Он тебя любит, Ли. И ты его любишь. Этого должно быть достаточно.

Должно быть, думала Ли, оставшись одна. Но это не так.

Она сиротливо лежала в пустой постели. Память о Мэтью – его руках и губах – пробудила желание. Напряжение стало сродни агонии, и в поисках разрядки Ли поместила руку между ног. Жалкая замена!

Они лежали в постели в доме Мэтью в Малибу. Не желая больше мыкаться по отелям, сразу после развода с Мариссой он приобрел этот дом.

– Все в порядке, – сказала Джилл, приподнявшись на локте и глядя сверху вниз на его угрюмое лицо. – С кем не бывает.

– Со мной не бывало.

– Сладкий мой, у тебя куча достоинств, – проговорила Джилл, растягивая слова и обводя его поджатые губы ярко-красным ногтем. – Ты умен, талантлив, сексуален – но ты не супермен.

– Скажи что-нибудь новенькое. – Мэтью понял, что ведет себя как капризный ребенок, и скорчил гримасу. – Извини. Я не хотел быть занудой.

– Не извиняйся за то, что ты влюблен. – Джилл спрыгнула с кровати и начала подбирать разбросанную одежду. – Я лично нахожу это состояние лучшим на свете. – Она натянула крохотные красные трусики.

– О чем ты говоришь?

– С тобой все ясно, – приглушенно донеслось из-под надеваемой через голову атласной блузки. – Ты до того влюблен в свою первую жену, что для тебя заниматься любовью с другой женщиной – все равно что измена. – Из выреза показалась ее белокурая головка. – Некоторые сочтут тебя отставшим от жизни, Мэтью Сент-Джеймс, а по мне, так ты – самый лучший, самый романтичный парень на земле. – Она нагнулась и чмокнула его в щеку. – Интересно, Ли Бэрон понимает, как ей сказочно повезло?

– Сомневаюсь.

– В таком случае ты должен ее просветить. Не вставай, – она слегка толкнула его обратно на подушку. – Поеду-ка я обратно к Бирку. Ночь еще не кончилась, а там был один рок-музыкант, который посматривал на меня так, словно был бы не прочь ударить в мои колокола. – Она забралась на высоченные каблуки, помахала рукой и исчезла.

Мэтью улыбнулся. Непосредственностью и отсутствием комплексов Джилл напомнила ему Лану Паркер, какой та была, когда они жили по соседству. В последний раз он слышал об очаровательной хиппи, что она вышла замуж за биржевого маклера, представителя калифорнийского истеблишмента, и только что родила крепыша, которому дала гордое имя Джейсон Эшби Палмер Киркленд Третий. В глазах Мэтью это явилось лишним свидетельством того, что «цветочное поколение» предпочло вернуться в оранжерею.

Сколько перемен! Как далеко он ушел от честолюбивого начинающего писателя, который исповедовал в сексе принцип «бери и беги» и почти никогда не ложился в постель дважды с одной и той же женщиной. Осуществились его самые дерзкие мечты; и вокруг было полно красивых, чувственных женщин, которые охотно прыгнули бы к нему в постель – стоит шевельнуть мизинцем.

Но он не хотел их.

Черт возьми, ему нужна Ли! Вот так. Наконец-то он оставил свою раненую гордость и признал это. Нужно во что бы то ни стало найти способ вернуть ее.

В свою постель. И в свою жизнь.

– Не верю!

Марисса уставилась на листок бумаги у себя в руках. Пергамент цвета слоновой кости пожелтел от времени; синие чернила поблекли. Но почерк было невозможно не узнать.

– У твоей матери не было причин лгать – следовательно, это правда, – сказал Брендан Фарадей, протягивая ей по ее просьбе бокал джина с тоником. – И сроки сходятся.

– У тебя была интимная связь с моей матерью? Под носом у Джошуа?

– Да.

– Здорово! – решила Марисса и, откинувшись на спинку кресла, положила ногу на ногу. – Старому ублюдку наставил рога его любимый киноактер – которого он так пестовал! Уф, вкуснятина! – Она глотнула еще джина. – Он был в курсе?

– В то время мне казалось, что нет. Но, конечно, откуда мне было знать, что они с Сайни не спали вместе?

Забеременев, она уверила меня в том, что отец ребенка – Джошуа.

Марисса снова заглянула в текст, потом перевела взгляд на Брендана.

– Значит, ты – мой отец?

– Похоже на то.

– С ума сойти!

Она вернулась мыслями в Париж, во время съемок «Опасного». Разозлившись на постоянно дававшего ей от ворот поворот Мэтью, однажды в поздний час она надела свой самый соблазнительный пеньюар и потопала через холл в комнату Фарадея, где, если судить по взглядам, которые он бросал на нее всю неделю, отказа не будет. И надо же было так случиться, что как раз в этот момент подвернулся Джефф – ему дали роль в фильме! Она чуть не совершила тот же грех кровосмешения, который вменяла в вину Ли!

– Не думал, что мое отцовство покажется тебе таким смешным.

– Извини. Это так, свое. – Марисса выжидательно посмотрела на Брендана. – Итак, дорогой папочка, что будем делать?

– Ты еще спрашиваешь! – Фарадей открыл толстую манильскую папку. – Я и без того намеревался вступить с тобой в деловой альянс. И раз уж мы родственники, Марисса, буду предельно откровенен: в мои планы входит сокрушить твою сестру.

По ее телу прокатилась теплая, сладкая волна. Марисса облизнула губы, наклонилась вперед и вся обратилась в слух.

– Где подписать?

Глава 40

– Как ты можешь так поступать со мной?

Стоя в дверях, Ли обожгла Мариссу гневным взглядом. Та завтракала в постели – в белой атласной ночной сорочке и таком же пеньюаре, отороченном страусиными перьями. Этот наряд, подумала Ли, легко представить на Джин Харлоу, но, как ни странно, Мариссе он тоже к лицу.

– Побойся Бога, Марисса, мы же сестры! Компания «Бэрон» всегда была семейным предприятием. Я ни за что не подарила бы тебе акции, если б знала, что ты заодно с Фарадеем!

Марисса вскинула голову.

– Если быть точными, ты мне – сводная сестра, не забыла? По правде говоря, я рада, что Джошуа не был мне родным отцом – учитывая его склонность к извращениям.

На Ли снизошло озарение – гром среди ясного неба!

– Ты знала? Все эти годы?

– Естественно. – Марисса упивалась душевной мукой Ли. Вот бы еще открыть ей тайну ее, Мариссиного, происхождения! Но Брендан сказал, это может повредить его карьере политика. Хотя Марисса была абсолютно аполитична, его посулы – деньги, власть, пятьдесят процентов прибыли строящегося в Палм-Спрингсе казино – запечатали ей уста.

– Это ты сказала Мэтью, – пробормотала Ли – больше себе, чем Мариссе.

– Надо же! Ты бываешь на редкость сообразительной, когда даешь себе труд пошевелить мозгами. – Марисса намазала поджаристую, на английский манер, оладушку апельсиновым мармеладом. – Ты точно не хочешь есть?

– Я сыта. – Ли тошнило; она чувствовала спазмы в желудке.

Марисса пожала плечами.

– Как хочешь.

– Но почему? – почти шепотом спросила Ли.

– Что почему? – Марисса уставила на нее немигающий взгляд поверх чашки с кофе. – Почему я сказала Мэтью, что ты спала с отцом, или почему я намерена отобрать у тебя студию?

– И то и другое.

– Нет, ты бесподобна! – Марисса резко поставила чашку на блюдце. Кофе брызнул на стеганое одеяло, но она не обратила внимания. – Я тебя ненавижу! Только и всего. И всегда ненавидела. Много лет подряд я барахталась в твоей тени, тщетно дожидаясь одного-единственного ласкового взгляда или слова от человека, которого считала своим отцом. Но ему была нужна только ты. Ли – то, Ли – это…

Марисса залилась резким, дребезжащим смехом, который больно резанул Ли по сердцу. В глазах полыхала неукротимая злость.

– Все годы я лезла вон из кожи, чтобы заслужить его внимание, тогда как только-то и требовалось – раскинуть ноги! Как его драгоценная принцесса!

– Ты отвратительна!

– Я в своей жизни много чего делала. Но, по крайней мере, не лезла наверх, трахаясь с отцом!

Перед лицом такой оголтелой ненависти у Ли словно повязка слетела с глаз. Наконец-то она осознала всю меру злобы и жестокости сестры.

– У вас ничего не выйдет. Я слишком многим пожертвовала студии «Бэрон», чтобы задрать лапки и позволить вам с Фарадеем погубить ее.

– Значит, война. – Марисса подняла рифленую рюмку с бледно-золотой, цвета мимозы, жидкостью – Пусть победит достойнейшая из женщин!

Сестры скрестили взгляды. На лице Ли была написала холодная, стальная решимость. В глазах Мариссы горел вызов. Их соперничество наконец-то приняло открытый характер. Ли поняла: ни одна не выйдет из этого поединка без потерь.

Сан-Франциско утонул в привычном тумане. Самолет авиакомпании «Американ эрлайнз» вот уже несколько часов кружил в воздухе. Раздражение сидевшей в салоне первого класса Ли достигло предела.

Она прилетела встретиться с адвокатами Кейт Фаррел. По телефону они сыпали отговорками, ссылаясь на право их клиентки на уединение, но Ли лелеяла надежду, что поговорив с ними лично, она убедит их устроить ей встречу с бывшей киноактрисой. Если только она не уговорит Кейт Фаррел голосовать в ее пользу, кинокомпания «Бэрон» перейдет в руки Рокко Минетти, а управлять ею будут Марисса и Брендан Фарадей.

Она в третий раз за последние пять минут взглянула на часы – словно от этого они пойдут быстрее. Естественно, этого не случилось.

Мэтью сидел на террасе, наблюдая за тем, как плещутся волны. Ему не давало покоя одно место из статьи в «Лос-Анджелес таймс», посвященной кандидатам в губернаторы. Хотя до выборов оставалось несколько месяцев, фаворитом считался Брендан Фарадей. Налоговая реформа больно ударила по бюджету, что, в свою очередь, отразилось на объеме и стоимости услуг, которые налогоплательщики привыкли принимать как нечто само собой разумеющееся. Немудрено, что все большее число избирателей склонялось к тому, что легализованный игорный бизнес станет желанным ответом на фискальные упования.

Мэтью знал, что перед тем как стать киноактером, Брендан Фарадей работал водителем грузовика. Эта легенда была в одном ряду с Ланой Тернер за стойкой у Шваба – и даже с историей о том, как он сам смешивал коктейли на приеме у Джошуа Бэрона. Но он только сейчас узнал, что Фарадей родом из Невады – игорной столицы Америки.

Интересно!

В последний раз он бывал в Лас-Вегасе, когда венчался с Ли. Может, пора повторить визит?

– Ты утверждаешь, будто я получала удовольствие от кровосмесительной связи с отцом?

Гарриэт Сингер, элегантная женщина-психолог лет пятидесяти, откинулась на спинку кресла и посмотрела на Ли поверх сцепленных пальцев рук.

– Я просто полагаю, что когда отношения, возникшие благодаря неведению и безграничному доверию, развиваются в обстановке секретности, чувство опасности способно придать им притягательный характер. Все равно что играть с огнем.

Вот уже два месяца Ли тратила по три часа в неделю, проходя курс психотерапии у доктора Сингер и пытаясь распутать фрейдистский клубок ее отношений с отцом. Каждая минута стоила ей громадного нравственного напряжения.

– Но почему я столько лет ничего не помнила? И даже теперь вспомнила только самый первый случай?

«Случаев» было достаточно – это выяснилось под гипнозом. Начиная с пяти лет и до тринадцати, когда у нее начались месячные.

– Как я могла заблокировать такой кусок жизни?

– Это было нетрудно. Ты сотворила свое второе «я» – маленькую девочку с воспоминаниями и впечатлениями, не имевшими к тебе никакого отношения. При приближении отца ты моментально превращалась в эту маленькую девочку.

– Она пыталась ко мне прорваться? Через сны?

– Да.

Ли провела ладонями по лицу.

– Чудовище не было только моим отцом, правда? Наполовину это было мое второе «я». Ревнивая соперница матери. Преждевременно развившаяся маленькая женщина, которая хотела, чтобы папа целиком принадлежал ей одной. – Ли перевела дыхание. – Неудивительно, что мама никогда меня особенно не любила. Может быть, даже ненавидела.

– Ты не отвечаешь за проблемы в отношениях родителей, – безапелляционно заявила Гарриэт. – Какую бы сделку они ни заключили между собой, они были взрослыми людьми. А ты – ребенком. Уцелевшим только благодаря способности забывать.

Не совсем… Тени прошлого, незримо сопровождавшие Ли всю жизнь, исчезли, когда она подобралась достаточно близко, чтобы разглядеть их очертания.

На протяжении восьми недель говорила почти одна только Ли. Но теперь Гарриэт почувствовала: настал момент протянуть ей руку помощи.

– Тебе необходимо четко уяснить, что пока ты училась в школе, дружила, набиралась опыта, твой двойник оставался ребенком, не способным справиться с архисложными эмоциями, труднейшими моральными проблемами.

– Поэтому я и боялась полюбить?

– Возможно. Любовь – непростая штука. Даже для рассудительного взрослого. – Гарриэт усмехнулась. – Представляешь, бывает, за завтраком я смотрю на мужа – человека, которого люблю уже почти тридцать лет, – и спрашиваю себя: кто этот незнакомец? Что он делает у меня на кухне? – Ли поняла, что от нее ждут улыбки, и улыбнулась. Тогда Гарриэт добавила: – Есть еще одно, над чем тебе следует поразмыслить.

– Боюсь, что на это меня уже не хватит.

– Ты – сильная женщина, Ли Бэрон. Об этом свидетельствуют твои достижения. Отсюда – мой следующий вывод. Ты выросла в ненормальной семье и подсознательно считаешь семью опасным, коварным местом – зато внешний мир тебе не знаком и поэтому внушает надежду.

– Выходит, я обязана своими успехами тому факту, что была обесчещена отцом?

– Ну, это несколько упрощенно… Да, не исключено, что доставив тебе душевную боль и породив целый комплекс проблем, отец воспитал в тебе готовность к риску.

Ли обдумала ее слова.

– Я все-таки не могу понять, как он мог…

– Возможно, тебе и не нужно понимать. Главное, что от тебя требуется, это простить отца – только тогда ты сумеешь простить себя.

Что-то витало в воздухе. Солнце висело довольно низко, хотя до его захода оставалось не менее часа. Холодный ветер с Тихого океана доносил привкус соли; весь день собирался шторм. Море сердито урчало; белые гребешки вздымались все выше; над головой проносились тучи.

Погода гармонировала с сумбуром в голове и сердце Ли. Она шла вдоль берега по утрамбованному песку; мысли с бешеной скоростью сменяли одна другую; воспоминания сталкивались с обрывками снов; над надеждами довлел страх.

Ли всегда думала о себе как о победительнице. Если бы ее спросили, она бы ответила, что считает своими главными достоинствами гибкость психики и упорство в достижении цели – перед лицом якобы непреодолимых препятствий. Решение любой ценой спасти компанию «Бэрон» явилось ярким примером ее стойкости. К сожалению, с личной жизнью получилось иначе.

В своих отношениях с Мэтью она с самого начала повела себя как трусиха: бежала от собственных чувств и даже после близости боялась открыто принять все то, что несли с собой эти отношения. Вместо того чтобы разыскать и бросить ему в лицо упрек в несуществующей женитьбе, сбежала в Абу-Даби как какая-нибудь капризная героиня романа девятнадцатого столетия. А когда недоразумение объяснилось и они стали мужем и женой, продолжала быть себе на уме и что-то утаивать.

Мэтью правильно укорял ее в том, что она мечется по земному шару ради решения ничтожных проблем, которые вполне мог уладить любой чиновник. Неприглядная правда заключалась в том, что таким образом она не давала их браку – и Мэтью – занять главенствующее место в ее жизни. Стояла точно статуя, когда он с горькой обидой в сердце покидал клинику на другой день после инсульта у Джошуа. Палец о палец не ударила, чтобы воспротивиться разводу или его женитьбе на Мариссе – хотя мысль о том, что он занимается любовью с ее сестрой, была словно нож в сердце.

Благодаря сеансам Гарриэт Сингер к Ли пришло понимание того, что ее почти маниакальное стремление к совершенству берет начало в наивной вере ребенка, будто он несет ответственность за то, что выходит за пределы его возможностей. Наконец-то она поняла, что была не преступницей, а жертвой. Ей нечего стыдиться.

И, что много важнее, она осознала, что была заложницей своей оборонительной позиции; раковина, спасавшая от обид, оказалась клеткой.

Из которой она страстно желала выбраться.

Человек лежал в тени деревьев и наблюдал за домом. Выжидал. На нем была черная непромокаемая куртка с капюшоном; лицо закрыто маской, как перед боем в джунглях. В непромокаемой сумке лежали мотки двужильной проволоки, четыре маленьких взрывных капсюля, радиоуправляющее устройство и такое количество взрывчатого вещества, которого хватило бы разнести Колизей. На город опускался туман, кутая дома в толстое серое одеяло, заволакивая тонкий серпик луны, заглушая ночные звуки. Во тьме стрекотали кузнечики; лаяла собака. Проходили часы; туман густел; ночь становилась все непрогляднее и глуше. А человек все ждал.

Старший сержант Джон Хилл входил в группу «Дельта-Форс», набранную еще во Вьетнаме. Однажды, когда их часть стояла в Нга-Транге, их посетил вербовщик. Требовались отличные бойцы; им была гарантирована медаль, или кругленькая сумма, или и то и другое вместе. Эти солдаты должны были не иметь семьи, уметь действовать поодиночке и быть немного параноиками.

Хотя Джон Хилл отвечал всем вышеперечисленным требованиям, ему пришлось выдержать солидный конкурс. Но он был зачислен в «Дельту-Форс» за слабость к взрывному делу и шумовым эффектам.

Он заранее вывел из строя хитроумную систему защиты и теперь, пробираясь к дому под покровом ночи, удовлетворенно улыбался. Приятно снова заняться любимым делом!

Глава 41

Мэтью проснулся от резкого телефонного звонка и, нащупав во тьме трубку, хрипло пробормотал:

– Да?

На другом конце провода молчали.

– Алло? – раздраженно буркнул он. – Кто это? После небольшой паузы трубка ожила:

– Привет, Мэтью. Это Ли.

Можно было и не называть себя. Неужели она думала, что он забыл ее тихий, мелодичный голос? Мэтью включил лампу на ночной тумбочке.

– Ли? Ты в порядке? Что-нибудь не так? Конечно, она не в порядке, и все не так…

– Просто хотела поговорить. Можно, я приеду?

– Ли, сейчас, – он взглянул на циферблат, – около двух часов ночи; сильный туман; на дорогах опасно. – Ей ли не знать: ведь ее мать погибла при подобных обстоятельствах. – Знаешь что? Давай я сам к тебе приеду!

– Ну что ты, мне не хочется тебя затруднять. Извини, Мэтью. Я не знала, что уже так поздно.

– Если что-то важное…

– Ничего такого, что не могло бы подождать до более подходящего времени. Как насчет завтрака?

– Отлично.

– Приезжай к восьми, я сделаю омлет по-мексикански.

– Здорово! – мгновенно согласился он. – Ли?

– Что?

– Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Абсолютно. Единственная беда в том, что я неверно воспринимаю показания часов. Доброй ночи, Мэтью. Извини, что побеспокоила.

– Никакого беспокойства, – ответил он раздавшимся в трубке коротким гудкам. Ли положила трубку.

– Что, черт возьми, случилось? – сказал он вслух. И, выключив настольную лампу, приготовился спать дальше.

Взрыв выхватил из темноты огромный кусок неба и с такой силой всколыхнул землю, что жители ближайших домов повскакивали с постелей. В первую секунду всем пришла в голову одна и та же мысль: это – новое мощное землетрясение. В домах дребезжали стекла; ночную тишину пронзил визг сигнальных устройств; ему вторил вой пожарных и полицейских сирен.

Там, где раньше был дом с двумя спальнями и кабинетом, образовалась воронка таких размеров, что в ней легко мог поместиться дирижабль; огонь лизал каменные осколки.

– О Господи, – сказал один полицейский (очевидно, новичок) другому, глядя на остатки того, что лишь несколько минут назад было прекрасным образцом калифорнийской недвижимости. – Чей это был дом?

– Одного парня из кино, – ответил его старший напарник, следя за возносящимися к небу искрами. – Сент-Джеймса. Мэтью Сент-Джеймса.

Отплыв подальше от берега, за волнорезы, старший сержант Джон Хилл с почти сексуальным удовлетворением наблюдал за бесплодным сражением пожарных с огнем. Задание было выполнено. Он завел мотор и повел свой «зодиак» вдоль побережья, в сторону Мексики.

– Нет, правда, тебе незачем было приезжать, – сказала Ли, ставя чайник на плиту. – Я бы не простила себе, если бы с тобой что-нибудь случилось.

– У тебя был тревожный голос, – просто ответил Мэтью. – Я не мог спать, зная, что тебя что-то вынуждает мерить шагами комнату в два часа ночи.

– Ох, Мэтью, – Ли опустилась на табурет возле стойки. – Не знаю, с чего начать.

– Может, по порядку? Она пригладила волосы.

– Но сначала я хочу сделать заявление.

Она была так расстроена, так сильно волновалась, что Мэтью едва удерживался от того, чтобы заключить ее в объятия.

– Какое?

– Я люблю тебя. И всегда любила.

– Я знаю.

– Что?

– Было время, когда я был так зол на тебя, что решил: ты не знаешь, что значит это слово. Наверное, я наконец-то начал взрослеть. Недавно мне пришло в голову, что, возможно, именно любовь ко мне делала тебя такой строптивой. И неприступной.

Как он может знать то, к пониманию чего она так долго и трудно шла? Резкий свист чайника разбил вдребезги хрустальную тишину.

– Вода закипела. – Ли пересекла кухню и сняла с плиты чайник. – Откуда ты меня так хорошо знаешь?

Она заварила чай.

– Ли, я много думал о нас с тобой. Чуть ли не все время, если хочешь знать.

– Правда?

Она поставила на стол чашки; звон китайского фарфора показался раскатами грома в ночной тишине. Ли с досадой заметила, что у нее дрожат руки.

– Правда. И пришел к выводу: наша беда в том, что мы очень похожи.

– Оба боялись открыться.

– Я не из тех, кто верит, будто наше будущее целиком определяется тем моментом, когда матери отлучают нас от груди. Но не нужно быть дипломированным психологом, чтобы понять: прошлое играет большую роль. Думаю, все дело в том, что ты всегда боялась потерять мою любовь, а я – твою.

– Оба постоянно находились в состоянии повышенной боевой готовности.

– Мне это тоже приходило в голову.

Ли набрала в легкие побольше воздуху и нырнула:

– Марисса не совсем лгала.

– О заключении на «Глаз тигра» или, – на щеке у Мэтью дернулся нерв, но голос остался ровным, – … о другом?

Он даже не смог выговорить слово «отец». Тяжело ей придется.

– Я, пожалуй, выпью. – Она достала бутылку «Курвуазье Наполеона». – Хочешь рюмочку?

– Она мне понадобится? Ли выдержала его взгляд.

– Возможно.

Мэтью напомнил себе, что любит Ли и готов простить ей все что угодно.

– Тогда давай.

Коньяк согрел Ли, но легче ей не стало.

– Я действительно попросила Уильяма дать заключение о невозможности ставить «Глаз тигра», но только потому что пыталась спасти твою жизнь.

Она рассказала об угрозах Брендана Фарадея и почему восприняла их всерьез – не называя Тины. Это никого не касается.

– Мне было очень тяжело, но я считала, что у меня нет другого выхода.

– Сказала бы мне.

– И это еще больше укрепило бы твою решимость ставить этот фильм.

– Конечно. Но, по крайней мере, мы бы сражались вместе. И если бы своевременно остановили этого подонка, он сейчас не наложил бы лапу на студию «Бэрон».

– Ты в курсе?

– Ли, – с изрядной долей терпения произнес Мэтью, – ты сама говорила: мы живем в маленьком городе…

– Выходит, все знают, что Фарадей с Мариссой пытаются отобрать у меня студию?

– Боюсь, что так.

– Как молва оценивает мои шансы?

– Честно?

– Да.

– Как близкие к нулю.

Ли вздернула подбородок – в прошлом этот жест и восхищал, и раздражал Мэтью.

– Я не позволю. Не знаю, что я сделаю, чтобы им помешать, но так будет.

Он поднял свою рюмку.

– Не сомневаюсь, дорогая. Кроме того, я сам кое-что предпринял – может, удастся убить двух зайцев сразу.

– То есть?

Он пожал плечами.

– Потом скажу – если подтвердится моя догадка. Ладно, теперь я понял историю с «Глазом тигра».

– И?..

– И хотя мне жаль, что ты раньше не сказала, я ценю твое старание доброй жены спасти жизнь своему мужу.

Некоторое время стояла тягостная тишина. Потом Ли разлепила губы.

– Теперь самое трудное.

Она дрожащей рукой налила себе еще коньяку. Мэтью прикрыл свою рюмку ладонью, показывая, что не хочет. Что бы она ни рассказала о своих отношениях с отцом, он должен выслушать это в трезвом состоянии – иначе можно все испортить.

Они сидели друг напротив друга на табуретах, соприкасаясь коленями.

– Продолжим разговор в каком-нибудь другом месте, – предложил Мэтью. – Где чуточку уютнее.

Они прошли через холл и расположились в нише их бывшей спальни – далеко от кровати. Сколько раз в прошлом эта ниша служила им прибежищем от внешнего мира и сложностей жизни!

– Ну вот, – сказал Мэтью, обнимая Ли за плечи и привлекая к себе на грудь. – Я готов. – И это действительно было так – благодаря знакомому теплу ее тела. Она не может сказать ничего такого, что изменило бы его чувства.

Черпая мужество в его объятиях, Ли закрыла глаза.

– Это случилось очень давно, и память об этом много лет была заблокирована в моем сознании.

Слава Богу! Если бы она регулярно, как дала понять Марисса, вплоть до последних лет спала с Джошуа, разве она могла бы вычеркнуть это из памяти?

– Он тебя изнасиловал?

– Нет. Не совсем. Господи, все так сложно! Дрожащим голосом она поведала ему обо всем – о предательстве Джошуа, о блокировке и моральном гнете, не позволявшем ей осознать природу той власти, которую над ней имел отец; о своем шоке, когда насмерть разящая правда вырвалась наружу; о страхе, что это из-за нее с ним приключился удар, и о всепоглощающем чувстве вины и стыда оттого, что, поставив себя выше матери и сестры, став «принцессой» Джошуа, она способствовала своему бесчестию.

Когда она закончила, на небе разгоралась бледно-розовая заря. Ли чувствовала себя выжатой как лимон.

– Знаешь, – сказал Мэтью, – мы с тобой действительно два сапога пара.

– Судя по интонации, тебя это не радует?

– Не в том дело. Просто я подумал: для двух относительно умных людей мы вели себя точно упрямые ослы. – Он наклонил голову и коснулся ее дрожащих губ своими. – Я никогда, ни одной секунды не любил Мариссу. Женился, только чтобы мой ребенок не рос незаконнорожденным.

Ли вспомнила рассказы Мэтью о его детстве.

– Я на это и надеялась. – Она погладила его по щеке. – Мне очень жаль, что ты потерял своего ребенка.

Он рассмеялся – и довольно невесело.

– В конце концов выяснилось, что он даже не был моим.

– Откровенно говоря, это меня не удивляет. Оставалось еще кое-что, что он должен был ей рассказать.

– Почему я поверил, что мой, – я действительно занимался с ней сексом в ночь после нашего развода.

– Ты не обязан отчитываться…

– Обязан, – отрубил Мэтью. – Отныне между нами не будет никаких тайн. Никогда.

Она кивнула, глядя на него не глазами, а самим сердцем.

– Встретив тебя в то утро у Маршаллов, такую красивую и недоступную, я поехал в отель и ударился в запой – до того мне было жаль себя. Это не оправдание, но когда явилась Марисса, я был пьян в доску. Она сообщила мне о том, что это ты зарубила мой сценарий. С этим я бы еще справился, но когда она «открыла мне глаза» на твои отношения с Джошуа… – у него пресекся голос. – Не хочу вдаваться в подробности, но удар был сокрушительный.

– Могу себе представить, – еле слышно вымолвила Ли. Мэтью погладил ее по волосам.

– Даже после этого, Ли, в мыслях я был с тобой. Жаждал наказать тебя, причинить боль, равную той, какую ты причинила мне. Но вместо этого наказал нас обоих.

– Ох, Мэтью! – По щекам Ли катились крупные слезы; она смахнула их тыльной стороной ладони. – В какой бардак мы превратили нашу жизнь!

– Тс-с-с! – Годы разлуки отодвинулись прочь; Мэтью целовал ее шею и горло. – Это все в прошлом.

Он развязал пояс ее атласного халата и спустил его с плеч. На Ли была комбинация цвета морской волны – такая тоненькая, что казалась сотканной из паутины.

Руки Ли нырнули под черный рыбацкий свитер Мэтью; пальцы запутались в черных завитках у него на груди. Их губы нашли друг друга.

Поцелуй был долгим-долгим и сладким-сладким. Потом они некоторое время стояли обнявшись и слегка раскачиваясь в рассеянном перламутровом свете зари – словно танцуя под одним только им слышную музыку.

Они прошли, рука в руке, несколько шагов до кровати. Раздели друг друга – медленно и любовно. Нагие, легли на накрахмаленные простыни. Мэтью целовал ее чувствительные груди, а она гладила его тело – от плеч до бедер. Его руки искушали; рот обольщал; язык, пробравшийся между ее раскрытыми губами, манил изведать неземное блаженство.

В свою очередь и Ли ласкала его. Ее губы и руки следовали знакомым маршрутом, даря неизъяснимое наслаждение. Два тела пели вдохновенную песнь любви, никогда не умолкающую в памяти тех, для кого она звучала. Где его пальцы замедляли бег – она расцветала; где замирали ее руки – он весь пылал.

Их любовь была так невыносимо прекрасна, исполнена столь утонченной чувственности, что Ли оставалось только закрыть глаза и отдаться спиралеобразной скачке, уносившей ее все выше и выше.

За окном взошло солнце и обрушило на них теплый золотой ливень. Темп нарастал. Ранее медлительные руки становились все требовательнее. Вздохи сменились судорожными горловыми стонами, а нежные поцелуи – жгучими, голодными.

Когда он не ворвался в нее, как она ожидала, а проник о доводящей до агонии медлительностью, ее жаркая влага радостно устремилась навстречу. Ли была уже на грани взрыва, и, как только Мэтью начал двигаться, по ее телу пробежала первая пульсирующая волна, за ней другая, третья. Чувствуя пенисом сокращения ее влагалища, Мэтью испытал гордость и, перестав сдерживаться, ринулся в манящие глубины. В ушах слышался рокот прибоя. И все длилось и длилось ни с чем не сравнимое блаженство. И вдруг он словно провалился в темноту – обмяк и всей тяжестью рухнул на ее сытое тело.

Акт обладания стал в то же время актом искупления и мольбы.

Потом, лежа в объятиях любимого, Ли тихонько плакала, и это наконец-то были слезы не горя или раскаяния, а любви.

Глава 42

Этим утром по какой-то связанной с Мэтью причине Ли была настроена на домашний лад. Когда Мэтью принимал душ, а она по его просьбе сбивала в голубом «пирексе» яйца для омлета, зазвонил телефон.

– Алло?

– Ли, это Тина.

– Доброе утро, Тина. Правда, замечательная погода?

– Вообще-то пошел дождь.

– Правда? – Ли выглянула в окно. – Боже, а я была уверена, что светит солнце!

– Честно говоря, я звоню не затем, чтобы сообщить сводку погоды.

Ли с опозданием уловила в голосе Тины напряжение. Она поставила миксер на стол.

– Что-нибудь случилось с Корбетом?

– Корбет в полном порядке. Ну не в полном, но по сравнению… Ли, я лучше приеду.

Сырой, леденящий ужас окутал ее точно саваном.

– Говори. Марисса?

– Нет. – У Тины перехватило дыхание. – Золотко… Это Мэтью.

– Мэтью? – Ли непроизвольно стрельнула взглядом в сторону спальни с примыкающей к ней ванной. – А что с Мэтью?

– Не знаю, как сказать… Он погиб.

– Погиб? – На одно страшное мгновение слова застряли у Ли даже не в горле, а в сердце. Но тут в дверях показался вышеупомянутый джентльмен – в джинсах, с алмазными каплями на черных завитках на груди, – и ее отпустило. – Тина, что это тебе взбрело на ум?

– Ночью был взорван его дом. Пожарники ищут среди развалин, но полицейские уверяют – он не мог уцелеть.

В глазах замелькали белые точки на черном бархатном фоне. Ли начала медленно сползать с табурета. Мэтью успел подхватить ее; свободной рукой он подобрал трубку.

– Кто, черт возьми, говорит? На другом конце провода ахнули.

– Мэтью?

– Тина?

– Слава Богу, ты жив!

– Конечно, а почему я не должен быть в живых? – Он выслушал Тинины объяснения и помрачнел. – Спасибо, что позвонила. Если позволишь, я займусь Ли. Разумеется. Приедем, как только я разберусь с полицией. – Он положил трубку на рычаг. – По радио передали, взрыв произошел в два тридцать ночи.

– О Господи!

Какая же хрупкая, непредсказуемая вещь – судьба! Если бы она не позвонила… Если бы он не раздумал дожидаться утра…

– Похоже, на этот раз ты действительно спасла мне жизнь, – сказал Мэтью, баюкая ее в объятиях и целуя в бровь.

Ли немного пришла в себя.

– Что будем делать?

Он приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал ее.

– Первым делом позавтракаем. Потом я, наверное, позвоню в полицию. Дальше – я обещал заскочить к Тине с Корбетом, пусть удостоверятся, что ты предавалась дикой, разнузданной похоти не с призраком. А после того как мы исполним все светские обязанности, вернемся сюда и пораскинем мозгами, какие мы еще знаем способы сведения друг друга с ума.

Он потянул за поясок ее коротенького халата, и она не напрягаясь вспомнила бессчетное число способов.

– Есть еще одно срочное дело.

– Какое? – Он прильнул губами к ее груди: язык затрепетал на розовом бутоне.

– Что именно?

– Заедем на студию.

– Возьми выходной.

– Нужно подписать один контракт. Он встрепенулся.

– Что за контракт?

– Ты же не откажешь студии «Бэрон» в праве поставить фильм по твоему сценарию?

Несколько часов назад ничто не доставило бы ему большую радость. Но это было до того, как нанятый Бренданом Фарадеем киллер взорвал к чертям его жилище.

– Ли, я не хочу подвергать тебя опасности.

– На какую-то долю секунды, когда Тина сказала, что ты погиб, у меня возникло ощущение, будто это я погибла. Мэтью, мы оба завязаны в этом деле. Пора стать настоящими партнерами. Во всем.

Мэтью возблагодарил то ли Бога, то ли судьбу за то, что ему дали еще один шанс с этой женщиной.

– Если так, тебе следует узнать кое-что такое, о чем ты до сих пор не спрашивала.

– Правда ли то, о чем там рассказывается?

– Да. Помнишь вояжи Фарадея во Вьетнам – для поднятия духа в войсках?

– Конечно. Они-то и сделали из него героя. В то время как все большее число людей выступало против войны, правительство не могло не оценить по достоинству моральную поддержку этой маленькой необъявленной войны со стороны такой знаменитости, как Брендан Фарадей. Даже те из нас, кто не одобрял войну, отдавали должное его стараниям хоть немного скрасить службу этих парней, рискующих своими жизнями.

– Да-а, прямо-таки рыцарь без страха и упрека! – буркнул Мэтью. – Ну так вот. Истинная цель всех этих туров во Вьетнам заключалась в том, чтобы осуществлять жесткий контроль над созданным им международным картелем по сбыту наркотиков.

– Откуда тебе известно?

– В моем отряде был один парень, работавший на Фарадея. Беда оказалась в том, что по прошествии трех месяцев у него разыгрался аппетит и он позволил себе левые сделки. Вскоре после этого в лагерь нагрянул Фарадей с группой очаровательных блондинок. Когда он уехал, парня нашли мертвым. Ему выстрелили в правый глаз по пути в уборную. Согласно официальной версии, он был убит снайпером-вьетконговцем. Но многим из нас было ясно: убийство заказано Фарадеем.

– Как? Об этом знали другие люди?

– Какой смысл убивать, если не для того чтобы показать другим, что с ними может случиться то же самое? Думаю, Мерфи был убит ради острастки, в качестве примера, а не из мести.

– Почему ты никому не сказал?

– Смеешься? Кто бы поверил слову какого-то байстрюка-пехотинца – против слова национального героя?

– Тогда почему сейчас решил предать это огласке?

– Во-первых, я хотел, чтобы ты знала: в основу сценария положены подлинные события. А во-вторых, сейчас я уже достаточно оперился, чтобы попробовать потягаться с Фарадеем. – Он долго, испытующе смотрел на Ли. – Ну вот, а теперь, когда ты знаешь правду, я пойму, если ты не захочешь связываться с этим фильмом.

После ужасного Тининого рассказа о том, как Фарадей зверски изнасиловал ее, Ли думала, что ее уже не удивят никакие подробности из двойной жизни актера. Однако она была потрясена.

– Мэтью, я уже сказала: мы партнеры во всем! Никогда он не любил ее так сильно, как в этот момент.

– Ну, дорогой партнер, – произнес он, растягивая слова и подкрепляя их поцелуями, – как насчет того, чтобы лечь в постель и скрепить сделку?

– Я собиралась приготовить тебе завтрак…

– Милая, не омлетом единым…

Он подхватил ее на руки и решительно направился в спальню, не дав привести ни одного довода против.

Нелегка была доля женщины в новые, трудно поддающиеся определению восьмидесятые! Бетти Фриден, которая некогда в шутку назвала себя «женским папой», та самая, что написала своего рода библию «Загадка женщины», основала Национальную ассоциацию женщин и возглавила самую крупную со времен суффражисток всеамериканскую забастовку, – эта самая Бетти Фриден выпустила следующую книгу, полную сетований на то, что непомерные социальные нагрузки мешают женщине наслаждаться домом и семейными радостями.

А с другой стороны, «Комплекс Золушки» утверждал, будто главный враг женщины, не дающий ей подняться в полный рост, это эмоциональная зависимость.

Ли, никогда не страдавшая «комплексом Золушки», ловила себя на мысли, что, возможно, новая фаза развития Бетти Фриден имеет смысл. Чем больше времени она проводила с Мэтью, тем чаще задумывалась о доме в полном смысле слова. Заполненном детскими голосами.

Свидетелей взрыва в доме Мэтью не оказалось. После того как репортер Западной телекомпании обнародовал слухи о том, что Мэтью Сент-Джеймсу угрожали, сценарий «Глаз тигра» стал сенсацией номер один. Давление со стороны прессы все возрастало. Наряду с постоянно дежурившими возле дома Ли журналистами, и там, и на студии была установлена охрана. Это лишь подлило масла в огонь.

– До назначенного Мариссой и Фарадеем собрания акционеров осталось всего два дня, – пожаловалась Ли, входя в кабинет Мэтью после совещания с адвокатами. – Что мне делать?

Мэтью оторвался от кипы компьютерных распечаток. Расходы на постановку предстоят огромные; слава Богу, Халил открыл ему неограниченный кредит.

– Нужно уговорить Кейт Фаррел голосовать за тебя, а не за эту парочку гремучих змей.

– Но как – ведь я даже не знаю, где она живет? Мэтью протянул ей конверт.

– Что это? Билет на самолет до Кламат-Фолса, штат Орегон?

– Там расположено ранчо Кейт Фаррел. Она ждет нас завтра к обеду.

– Что?

– Ее адвокат звонил, когда тебя не было.

– Здесь два билета… Нас?.. – Это слово только сейчас дошло до ее сознания. – Ты летишь вместе со мной?

В прошлом, если только дело не касалось его собственных картин, Мэтью не проявлял интереса к студии «Бэрон».

– Эй, мы же одна команда! Партнеры!

– Мне казалось, тебя раздражала моя преданность студии.

– Меня раздражало вмешательство твоего отца, – поправил Мэтью. – Действительно, подчас твоя увлеченность начинала казаться мне одержимостью, но я никогда не ставил задачи тебя переделать. Все, о чем я мечтал, это о расширении твоего кругозора, чтобы ты поняла, что существуют и другие прекрасные вещи кроме работы. Например, любовь. И верность.

Ли взгромоздилась на краешек письменного стола; глаза, улыбка, трепет ее пальцев, когда она взяла в ладони лицо Мэтью, выражали одно, больше не скрываемое чувство.

– Я люблю тебя, Мэтью Сент-Джеймс. И как только мы приедем домой, намерена потратить остаток вечера на доказательства.

Он захлопнул папку.

– Родная, за весь день никто не сделал мне лучшего предложения.

Они сблизили губы. Загудел интерком.

– Ненавижу эту штуку! – Мэтью нажал на кнопку. – Что там, Мардж?

– Очень не хотелось беспокоить вас и мисс Бэрон, но в вестибюле ждет человек, с которым вы наверняка захотите встретиться.

– Еще один журналист?

– Нет, сэр. Мисс Фаррел.

Мэтью и Ли обменялись многозначительными взглядами.

– Кейт Фаррел? – уточнила Ли.

– Так она сказала охранникам.

– Пусть ее сейчас же проводят сюда! Нет – мы сами спустимся.

– Хорошо, мисс Бэрон.

– Интересно, что ее привело? – спросила Ли, выходя вместе с Мэтью из кабинета.

– Я знаю столько же, сколько ты. Но вообще-то это плохо.

– Что плохо?

– Что она предпочла приехать. Мне лично импонировала мысль наведаться на ранчо.

– Правда? Вот не думала, что тебе по вкусу сельская жизнь.

– Оно так, – легко согласился Мэтью. – Но перспектива поваляться с тобой где-нибудь на сеновале показалась исключительно заманчивой.

– Ты неисправим.

– Точно! Наверное, это одно из моих самых неотразимых качеств. Нет, ты только посмотри! – приглушенно воскликнул он, приближаясь к вестибюлю. – Это и впрямь она!

Их ждала миниатюрная, тоненькая как тростинка, женщина лет восьмидесяти, одетая не как бывшая кинозвезда, а как сезонный рабочий на ранчо. На ней были джинсы, мужская рубашка в красную и черную клетку и ковбойские сапоги. От нее исходил запах, который невозможно было с чем-нибудь спутать – лошадей и сена. Тем не менее сходство с секс-символом немого кино было несомненным. В уголках добрых карих глаз время от времени вспыхивали кошачьи искры; на лице в форме сердечка выделялись точеные скулы; и, очевидно, в честь былой голливудской славы некогда рыжие волосы были выкрашены в ярко-оранжевый цвет.

– Мисс Фаррел, – поздоровалась Ли, беря обе руки старой женщины в свои, – очень рада вас видеть.

– Бьюсь об заклад, вы думали, я окочурилась? – произнесла Кейт Фаррел с прямотой, присущей очень молодым или очень старым людям.

– Вовсе нет, – не вполне искренно ответила Ли. Всего несколько лет назад, если бы ее спросили, она ответила бы, что скорее всего бывшая кинозвезда приказала долго жить.

Кейт смерила ее цепким, оценивающим взглядом.

– У тебя подбородок деда. Ты такая же упрямая?

– Говорят, я бываю несговорчивой.

– Вот и хорошо. В нашем деле, если женщина хочет чего-нибудь добиться, нужно быть железобетонной. До сих пор не могу простить Лилиан Гиш за то, что она сказала, будто режиссер – не женская профессия. Если у нее не получился тот немой фильм в Нью-Йорке, это еще не значит, что нужно давать мужчинам лишний козырь в их стараниях закрыть перед нашей сестрой двери в профессию.

– Но вы все-таки поставили короткометражку на «Парамаунт», – напомнил Мэтью.

У Кейт загорелись глаза.

– Я слышала о вас как о башковитом молодом человеке, мистер Сент-Джеймс, однако не предполагала, что вы еще и собиратель древностей. Об этом пустячке мало кто знает. – Она вздохнула. – Вообще-то мне больше всего нравилось указывать людям, что им делать. Так что из меня мог бы выйти недурной режиссер, но у Уолтера были свои соображения насчет моей карьеры, а уж если Уолтер Бэрон что-то решит – бесполезно спорить. – Она зорко оглядела их обоих. – Кажется, вы тоже вкусили прелестей совмещения работы с личной жизнью?

Мэтью обнял Ли за талию.

– Мы работаем в этом направлении.

Кейт была довольна.

– Отлично. Я с интересом следила за карьерой каждого из вас и, хотя вы многого добились поодиночке, я верю: вдвоем вы положите начало такой могущественной династии, какая Уолтеру с Джошуа даже не снилась.

– Спасибо за вашу веру, – сказала Ли. – Означает ли это, что я могу рассчитывать на ваш голос на предстоящем собрании акционеров?

– Милочка, мой голос был обеспечен вам еще до появления этих уголовников.

Мэтью насторожился.

– Каких уголовников?

Кейт оглянулась по сторонам словно затем, чтобы убедиться, что их не подслушивают.

– Почему бы нам не прокатиться вдоль бережка? Пока они медленно катили по прибрежному шоссе, Кейт рассказывала о двоих мужчинах, которые вчера без приглашения явились к ней на ранчо и сказали, что Брендан Фарадей будет весьма признателен, если она отдаст ему свой голос.

– Естественно, я прикинулась полной невеждой. А когда они вытащили доверенность, хлопнулась в обморок. Нет-нет, не по-настоящему, – добавила она, поймав тревожный взгляд Ли. – Просто сыграла. Не совсем еще утратила квалификацию!

Мэтью улыбнулся.

– Не сомневаюсь. Такой талант, как ваш, не исчезает без следа, а словно доброе вино, набирает крепость.

– Ну, он мне определенно нравится, – сказала Кейт, обращаясь к Ли. – На этот раз ты не должна дать ему улизнуть.

– Я и не собираюсь. – Ли с Мэтью обменялись нежными взглядами.

– Отлично. Так на чем мы остановились? Ах да. В общем, моя экономка – сама неплохая актриса – наплела этим молодчикам, будто я часто теряю сознание; к утру оклемаюсь. Во всяком случае, настолько, чтобы подписать их бумаженцию.

– И они дали себя уговорить? – с сомнением спросил Мэтью.

– У них не было выбора. Я лежала бревно бревном, так что они отчалили, пообещав повторить визит с утра пораньше. Естественно, как только они за порог, я позвонила в авиакомпанию и заказала билет на первый рейс из Кламат-Фолса. Опасаясь слежки, нацепила на себя тряпье, в котором обычно чищу конюшню: пусть думают, что это один из работников. Вот почему на мне такой наряд. Обычно я путешествую в более презентабельном виде. Ну, в общем, я вышла в амбар, вывела старый пикап для перевозки сена и помчалась в аэропорт. Должно быть, Фарадей сожрет их с потрохами за то, что дали себя провести такому божьему одуванчику.

– Как хорошо, что вы приехали! – воскликнула Ли. – Однако не заблуждайтесь, мисс Фаррел, эти люди очень опасны.

– Зови меня Кейт, милочка. – И она положила на руку Ли свою – сморщенную, с синими венами, однако без пигментных пятен, отравляющих жизнь многим ее ровесникам. – Думаете, я не поняла, что они – бандиты? Я, конечно, старая перечница, однако в маразм еще не впала. Если бы меня с самого начала не сбили с толку их костюмы – ни дать ни взять статисты из лент Эдварда Дж. Робинсона, – пушки под оттопыривающимися пиджаками могли бы дать мне подсказку. Ну вот, а теперь, когда птичка не попалась в клетку, каковы будут наши дальнейшие шаги?

– Прежде всего нужно подумать, где вы остановитесь на ближайшие пару дней, – Мэтью задумался. – К несчастью, хотя эти сволочи и похожи на опереточных злодеев немого кино, пули у них настоящие.

– Я знаю о взрыве, – будничным тоном произнесла Кейт. – Какая удача, что вас там не оказалось – иначе вас еще долго собирали бы по частям по всему побережью Каталины.

Мэтью одобрительно хмыкнул: ему нравилась прямота этой женщины. Ли зябко передернула плечами. Несмотря на все старания, она не могла забыть, что чуть навсегда не потеряла Мэтью.

– Как насчет Маршаллов? – предложила она. – Не думаю, чтобы Фарадей вздумал искать там.

Мэтью кивнул.

– Правильно.

– С удовольствием, – просияла Кейт. – Дед Корбета, Джордж, был моим банкиром. Тогда я еще работала на студии Ласки «Знаменитые игроки» на Лонг-Айленде. Он даже делал мне предложение – три раза. Я неизменно давала ему от ворот поворот.

Она на несколько секунд окунулась в воспоминания.

– Я решила: если он посватается еще раз, я соглашусь. Но он не посватался, и в конце концов я вышла за Уолтера. Этот брак не просуществовал и года. У Уолтера был тяжелый характер. Я слышала, его сын тоже был крутой мужик, – она выжидательно посмотрела на Ли, словно нуждаясь в подтверждении.

– Джошуа Бэрон был неоднозначной личностью, – пришел на выручку Мэтью. Он сжал руку Ли, показывая, что прошлое осталось в прошлом.

– Должно быть, так отзывались о Чингисхане, – хихикнула Кейт. – Мне говорили: если другие хищники убивают, чтобы есть, то Джошуа Бэрон – развлечения ради.

Мэтью с Ли промолчали. К сожалению, это было похоже на правду.

– У меня для тебя сюрприз. По-моему, тебе понравится, – сказал Мэтью вечером. Они сидели в примыкающей к спальне лоджии, любуясь тем, как солнце медленно погружается в океан.

Ли улыбнулась; глаза лучились счастьем.

– Неужели еще не достаточно? – Они только что занимались любовью, и по какой-то причине – ей не хотелось анализировать – это опять было как в первый раз. – Не уверена, что я выдержу.

Он сходил в дом за большим манильским конвертом.

– Возможно, это пригодится тебе на собрании акционеров.

Ли достала пачку документов. По мере чтения любопытство на ее лице сменялось удивлением, почти недоверием.

– Фарадей занимался перевозкой контрабанды для Рокко Минетти? Откуда ты знаешь?

– Вот уже несколько месяцев им по моей просьбе занимается частный детектив. Они ловко заметали следы, и тем не менее этого достаточно, чтобы понять: Брендан Фарадей – урожденный Арни Столлер – не такой рыцарь без страха и упрека, каким его рисуют.

– Если это выплывет наружу, на его избирательной кампании можно поставить крест.

– Он покойник, – весело подтвердил Мэтью, откидываясь в кресле и вытягивая перед собой длинные ноги. – Если я не ошибся в расчетах, Фарадей с радостью продаст тебе свои двадцать четыре процента акций в обмен на этот маленький экскурс в его прошлое. Кинокомпания «Бэрон» – лакомый кусок, однако всего лишь мелкая рыбешка по сравнению с губернаторской властью.

Заманчивое предложение! Хотя теперь благодаря Кейт Фаррел Ли могла не бояться, что Фарадей с Мариссой станут распоряжаться на студии, все же, пока они владеют многими акциями, над ней всегда будет висеть дамоклов меч.

– Если я иду на эту сделку, – вслух размышляла Ли, – тем самым я сажаю его в губернаторское кресло. – Она покачала головой и бросила последний грустный взгляд на документы, прежде чем спрятать их обратно в конверт. – Нужно передать это генеральному прокурору.

– Дорогая Ли, – Мэтью вздохнул, – для деловой женщины ты проявляешь поразительное невежество относительно приемов уличного боя. Разве отец не учил тебя, что ведя переговоры нужно придерживать кое-какую жизненно важную информацию?

– Да, но…

– Кто сказал – Гедда Хоппер или Луэлла Парсонс, – что чем глубже роешь, тем больше грязи? В общем, есть одно обстоятельство, благодаря которому Фарадей навсегда исчезнет с нашего горизонта. – И он протянул ей еще один бумажный листок.

У Ли расширились зрачки.

– Просто не верится! Брендан Фарадей застрелил своего отца?

– Если быть точными, полиция установила, что это сделал Арни Столлер. А поскольку Брендан Фарадей и Арни Столлер – одно и то же лицо, полагаю, полиция Невады будет счастлива закрыть дело. – Мэтью ухмыльнулся. – Я бы раньше раскрыл карты, но хотел дать тебе возможность выкупить акции Фарадея еще до ареста. Незачем давать повод для двадцатилетнего гражданского процесса за возвращение акций.

– Мне не очень хочется это говорить – очень уж похоже на диалог из немого кино, – но ты и впрямь спас студию. – У Ли дрогнули губы. Она встала и посмотрела на него с неизмеримыми восхищением и любовью. – Чем я отплачу тебе за это?

– Не волнуйся, – оптимистично заявил Мэтью, притягивая ее к себе на колени, – мы умные люди и если как следует поднапряжемся, что-нибудь придумаем.

Глава 43

К огромному облегчению Ли, собрание держателей акций не принесло неожиданностей. Когда она вошла в конференц-зал в обществе Кейт Фаррел, глаза Фарадея опасно сузились, но через несколько минут все было кончено. Прошло голосование – Ли победила, но испытала острый укол сожаления об упущенных возможностях, когда Марисса вихрем вылетела из зала, поклявшись раз и навсегда поквитаться со старшей сестрой. Сколько раз она уже это слышала! И тем не менее Ли не могла не жалеть, что так и не нашла способа достучаться до Мариссы. Посеянные Джошуа семена зависти принесли горькие плоды.

– Да, Брендан, – как бы между прочим уронила она, когда бывший актер, а ныне политик взялся за дверную ручку. – Еще одна мелочь.

– Что еще?

– Я бы хотела выкупить твои акции.

Если бы не ободряющее присутствие Мэтью за дверью, Ли умерла бы от страха – такой яростью полыхнули ярко-голубые глаза.

– Лучше соглашайся, Брендан. Над твоей головой собрались тучи. Видишь ли, у меня грандиозные планы относительно будущего студии «Бэрон»; нам нужны люди с чистыми руками. – Она протянула ему отчет частного детектива, придержав те же самые документы, которые Мэтью первоначально скрыл от нее. – Не думаю, чтобы избиратели жаждали иметь губернатором человека со связями в преступном мире.

– Что ты несешь, мать твою? – прорычал Фарадей, выхватывая листки. Он быстро пробежал их взглядом; лицо приняло землистый оттенок.

– Я заплачу ровно столько, сколько тебе задолжал отец, – предупредила она, доставая чековую книжку. – Ни пенни больше.

Фарадей выхватил у нее чек.

– Твоя сестра абсолютно права: ты – та еще стерва! Она и глазом не моргнула.

– Закрой, пожалуйста, дверь с другой стороны.

И он ушел, оставив Ли радоваться благополучному исходу.

– Эй, бармен! – Марисса помахала пустым бокалом. – Шевели своей прекрасной задницей! В этом притоне, если девушке сейчас же не нальют, она сдохнет от жажды.

Вот уже четыре часа длился запой – а забвение так и не наступало. Сейчас Марисса жаждала одного: упиться вдрызг, чтобы не помнить, как с ней обошлась Ли. Затраханная сука! Где написано, что она всегда должна выходить сухой из воды?

Пришла вечерняя смена; бармен, настоящий Адонис с «пляжа мускулов», новенький в «Дрифтвуде», так на нее и вылупился.

– Эй, ты – Марисса Бэрон?

– В яблочко! Дайте мальчику красивую игрушку! – Она поставила локти на стойку и похотливо облизнула губы. – Разве что ты пожелаешь кое-чего другого, мистер Высокий, Смуглый и Сексуальный!

Он заменил ей пустой бокал на полный.

– Извини, малышка. Боюсь, ты попусту тратишь время.

– Черт! Мне бы следовало догадаться по штанам в облипочку. Только педики так выставляются напоказ.

Вместо того чтобы обидеться, парень ухмыльнулся.

– Папа часто говорил: нет товара – убери с витрины вывеску. Но с другой стороны, иногда полезно оставить ее в витрине.

– Судя по тому, что я вижу, – взгляд Мариссы задержался на выпуклости у него в брюках, – обвинение в мошенничестве тебе не грозит. Тем не менее это не решает моей проблемы – как убить время?

– Может, у джентльмена в дальнем углу есть какие-нибудь соображения на этот счет? Он предложил купить тебе выпивку.

Марисса обернулась. При виде знакомого лица ее губы сладострастно изогнулись.

– Джеффи! Сколько зим, сколько лет!

Джефф Мартин соскользнул с табурета возле стойки и приблизился.

– Как же я соскучился, беби!

В нем не осталось ничего от прежнего беспечного жиголо, с которым она познакомилась девять лет назад. Некогда золотистые волосы космами свисали вдоль пергаментно-желтого лица; взгляд стал отсутствующим; когда Джефф вытер нос тыльной стороной ладони, Марисса заметила, что руки у него дрожат.

Но какого черта? Пока он чемпион по траханью, что ей за дело до его внешности?

– Есть зелье?

Он осклабился и на мгновение снова стал прежним Джеффом «А-Пошли-Они!»

– Тебе повезло. Я только что разжился «гремучей смесью» – кока с героином – начисто продувает мозги! Если, конечно, у тебя хватит духу попробовать.

Она залпом допила ром.

– Котик, это именно то, что нужно!

Сейчас, когда Ли подложила ей такую свинью, Мариссе требовалось что-нибудь особенное, чтобы взбодриться. А завтра она что-нибудь придумает.

– Ну, милочка, ты провела этот эпизод как законченная актриса, – похвалила ее Кейт, сидя в ресторане, куда Мэтью повез их праздновать победу. – Комар носа не подточит.

– Вы уверены, что Фарадей не заметил, как у меня тряслись поджилки?

– И бровью не повела! – продолжала Кейт, обращаясь к Мэтью. – Можешь ею гордиться.

– Что я и делаю.

– Вы действительно не можете хоть чуточку задержаться? – спросила Ли.

– Абсолютно исключено. Я замечательно провела время, но у меня жеребая кобыла, плюс уход за садом. Кроме того, – Кейт озорно подмигнула, – нужно уносить ноги, пока не пронюхали репортеры и не утыкали моими фотографиями свои бульварные листки. Пусть поклонники запомнят меня женщиной-вамп, а не каким-то сморчком.

– Ну какой же вы сморчок? – горячо запротестовала Ли. – Вы – прелесть!

Кейт рассталась с маскарадом, и теперь на ней были стильный костюм от Мейнбокера цвета молодой листвы (с еле различимым запахом нафталина) и зеленая шляпка в тон с вызывающе торчащим желто-черным пером. В ушах блестели два изумительных Канарских бриллианта.

– Не знаю, как вас благодарить, – сказала Ли.

– Весьма просто. В качестве акционера компании я рассчитываю на дивиденды. И хотя мои жалкие три процента не дают мне права вмешиваться в текущую политику студии, если бы меня спросили, я посоветовала бы ввести в правление этого молодого человека.

Она вскинула голову – перо на шляпе так и подпрыгнуло!

Ли нежно поглядела на Мэтью.

– Именно это я и собиралась сделать.

Возле дома их ждала полиция.

– Господи, что еще? – воскликнула Ли, завидев полицейские машины. – Ты так быстро провернул операцию с Фарадеем?

– Нет. Решил дать тебе время все оформить.

– Но если дело не в Фарадее, значит… – У Ли побежали мурашки по спине. – Господи, Марисса!..

Она тяжело оперлась на руку Мэтью.

– Не паникуй, еще ничего не известно.

Но Мэтью видел, в каком состоянии Марисса вылетела из конференц-зала. Он прожил с ней несколько недель и знал, как силен в ней инстинкт саморазрушения. А ведь тогда она еще не была законченной алкоголичкой и наркоманкой.

– Мисс Бэрон? – На лице полицейского офицера застыло торжественно-печальное выражение; голубые глаза сочувственно смотрели на Ли.

– Да, я – Ли Бэрон. Что-нибудь случилось?

– Мне очень жаль, мисс Бэрон. Ваша сестра…

Ли много лет жила в страхе перед этим событием. Но все равно почувствовала слабость в коленях.

– Она?..

– Прошу прощения, мэм… Мертва. – Сержант заметно нервничал – очевидно, боялся, что она упадет в обморок, закатит истерику или что-нибудь в этом роде. – До вскрытия трудно утверждать со всей уверенностью, но, судя по разбросанным по всей спальне принадлежностям наркомана и следам от уколов, смерть наступила от превышения дозы наркотика.

Ли представила себе Мариссу лежащей на атласных простынях персикового цвета, с исколотыми руками, и у нее сжалось сердце. Она зажмурилась – словно в безумной надежде, что когда откроет глаза, все это окажется страшным сном. Ничего подобного. Все оказалось страшной реальностью.

– Прошу прощения, – с запинкой произнес молодой полицейский, – кто-то должен проследовать в морг для опознания тела.

Тело! Ли никогда не задумывалась над последним, роковым значением этого слова. Чувствуя страшную слабость, она позволила Мэтью обнять себя за талию.

– Да, конечно.

Звук собственного голоса донесся до нее откуда-то издалека – как невнятный гул океана в раковине.

Когда они возвращались из морга, Ли была признательна Мэтью за молчание. В желудке было такое чувство, как после американских горок; и ей никак не удавалось выбросить из головы жуткую картину: носилки с телом Мариссы задвигают в бокс.

Даже смерть отца не произвела на нее такого тяжелого впечатления. После первого удара кончина Джошуа (он тихо ушел во сне) не была неожиданной. Но Марисса мучилась – об этом говорили синяки на лице и по всему телу, не говоря уже о следах от уколов.

Перед глазами стояло одно и то же страшное видение. Ли застонала и прижала к закрытым векам пальцы. Не отрывая глаз от дороги, Мэтью положил ей на руку свою ладонь.

То был поистине день контрастов! По-прежнему видя перед собой восковое, неестественно спокойное Мариссино лицо, Ли не могла поверить, что каких-нибудь несколько часов назад ей было впору летать по воздуху.

Если Джошуа хоронили, как главу государства или восточного монарха, то похороны Мариссы вылились в настоящий цирк, пиршество для прессы, какого Голливуд не видел со дня похорон Валентино. Во время гражданской панихиды пришлось выставить оцепление, чтобы сдерживать орды поклонников, штурмовавших двери в зал, дабы в последний раз бросить взгляд на божественное тело. Вереницы автомобилей заполнили шоссе Голден Стейт и Вентура; на улицах, примыкавших к лесной поляне, остановилось движение. Толпы фанов наводнили склоны зеленых холмов вокруг кладбища.

– Похоже, будто по воздуху плывет громадная ваза, полная роз, – сказала Тина мужу при виде засыпанного цветами белого гроба. – Наверное, в Западном полушарии не осталось ни одного цветка.

– Ну ты же знаешь: массы жаждут зрелищ. А Марисса, хорошо это или плохо, дарила им грандиозное зрелище.

– Аминь.

Над местом захоронения кружили вертолеты; от пропеллеров в воздух взлетали нежные лепестки. Ли ничего не замечала. В два часа ночи она сказала сестре последнее «прости» в уединении кладбищенской часовни. Церемония похорон тяжким бременем легла ей на плечи, но Марисса всегда мечтала о чем-то подобном.

– Она бы порадовалась, глядя на такое скопище народу. Мэтью решил оставить при себе то соображение, что Марисса давно утратила способность радоваться чему бы то ни было.

– Ирония судьбы, – пробормотал он.

– Что именно?

– В конечном счете, жрица любви умирает от недостатка любви.

То была горькая, но правда.

Ли шла обратно к лимузину; с одной стороны ее поддерживал Халил, а с другой – Мэтью. Какой-то репортер прорвался через оцепление.

– Мисс Бэрон, мистер Сент-Джеймс! – прокричал Питер Брэдшоу; за ним, соединенный с ним пуповиной провода, поспешал оператор. – Всего на одну минуточку!

Мэтью жестом собственника обнял Ли за плечи; Халил загородил ее от нескромных взглядов.

– Неужели не видно – мисс Бэрон в трауре? – прорычал Мэтью. – У вас что, совсем нет совести?

На репортера его испепеляющий взгляд абсолютно не подействовал.

– Я просто делаю свою работу, мистер Сент-Джеймс. Ходят слухи, будто с Мариссой Бэрон расправилась мафия.

А еще – что компания «Бэрон» готова поддаться на угрозы и положить «Глаз тигра» под сукно. Кто-нибудь хочет прокомментировать? – Он сунул им под нос микрофон.

– Черт побери! – рявкнул Мэтью. – Имейте уважение хотя бы к мертвым! Почему бы вам не оставить мисс Бэрон в покое?

– Прошу прощения, мистер Сент-Джеймс, – не отставал телерепортер, – но это не частная проблема. Узел не развяжется сам по себе, если о нем перестанут говорить.

– Слушай, – Мэтью, как от назойливой мухи, отмахнулся от микрофона. – Даю тебе десять секунд, чтобы духу твоего здесь не было!

Не в силах допустить, чтобы репортеру с молодой студии достался эксклюзив, Ли, Мэтью и Халила атаковали его коллеги из крупных компаний. Они щелкали вспышками, совали в лицо микрофоны, оглушали какофонией дурацких вопросов.

В конце концов Ли была вынуждена остановиться и обратиться к репортерам. Это стоило ей солидного усилия, но она прекрасно владела собой.

– Завтра в десять мы с мистером Сент-Джеймсом ждем вас в зале для пресс-конференций студии «Бэрон». Мы выступим с кратким заявлением и ответим на все ваши вопросы. – Она сняла солнечные очки и устремила на Брэдшоу скорбные серые глаза. – А теперь, если вы не возражаете, я хотела бы без посторонних оплакать утрату сестры.

Питер Брэдшоу не получил того, чего хотел, – эксклюзивного интервью, – но хотя бы столкнул ком с горы. Кроме того, опасный блеск в глазах Мэтью сказал ему, что настаивать – значило бы искушать судьбу.

– В десять, – повторил он и попятился от направляющихся к нему полисменов. – Буду ждать с нетерпением.

– Ты уверена, что хочешь этого? – озабоченно спросил Мэтью, устроившись рядом с Ли на заднем сиденье.

– Нельзя бесконечно уклоняться от битвы. Пора выступить против зла с открытым забралом.

Сидевший напротив них Халил посмотрел на Ли с тревогой в черных глазах.

– Ты считаешь, что выдержишь эту новую нагрузку? Три дня без отдыха – тем более что ты сама занималась организацией похорон. Почему не передать заявление через адвоката?

– Халил прав, – поддержал его Мэтью. – Письменное заявление немного подержит стервятников в подвешенном состоянии. И потом, после ареста Фарадея Минетти останется без кандидата, и мафии ничего не останется как уняться.

– До поры до времени. – Ли вздернула подбородок. – Мэтью, я никому больше не позволю запугать себя.

Мужчины обменялись понимающими взглядами. Оба слишком хорошо знали характер Ли, чтобы пытаться ее отговорить, и слишком любили, чтобы не понимать, что открыто бросая вызов Минетти, она подвергает себя смертельной опасности.

Глава 44

Джефф Мартин был в отчаянии.

Как обычно в последнее время, его руки тряслись точно лист в бурю; ему с трудом удавалось удерживать телефонную трубку.

– Нет. Нет. Видишь ли, Мартин, вечером перед самой своей кончиной Марисса Бэрон звонила Брендану Фарадею и сказала, что покинула «Дрифтвуд» вместе с тобой.

– Неправда, цыпочка никому не звонила! Красноречивое молчание на другом конце провода.

– Теперь, когда ты практически сознался, что был с ней, позволь довести до твоего сведения, что она звонила Фарадею, когда ты сидел в туалете.

– Ладно, я с ней был. И что из этого следует?

– Логично предположить, что человек, который был с ней в тот вечер, был тем самым, кто накачал ее смертельной дозой кокаина и героина.

Пот выступил у Джеффа на лице, под мышками и в паху.

– Эй, мистер Минетти, это был несчастный случай. Зачем мне было убивать цыпочку? Она мне нравилась. И потом, у нее была привычка подцеплять незнакомых парней на улице. Это мог быть кто угодно.

– Но это был не кто угодно, Мартин, а ты.

Джефф лихорадочно проводил ладонью по жидким сальным волосам.

– Говорю вам, это был несчастный случай!

– А синяки?

– Что я могу сказать? Крошка любила жесткий секс, и я был не прочь ублажить ее. Что, уж нельзя побаловаться?

– Ты меня не понял, Мартин, – холодным, убийственно холодным тоном произнес Рокко Минетти. – Если бы не эти свежие синяки, полиция, вне всяких сомнений, приписала бы смерть дамочки Бэрон несчастному случаю. А теперь возбуждено дело об убийстве, что нам совершенно ни к чему – ввиду избирательной кампании Брендана.

– Знаете что, подкиньте мне немного капусты, и я слиняю из города. В Мексику. Или в Колумбию. Бразилию. Где меня не отыщет никакая полиция.

– Мне жаль, Мартин, но ты – ненадежный союзник. Ничем не могу тебе помочь. – И Минетти отключился.

Его последние слова прозвучали в ушах Джеффа похоронным звоном. Он громко чертыхнулся; эхо разнеслось по пустой квартире. Минетти отдаст приказ его убить. И ничего не поделаешь. Ни-че-го. Разве что драпать со скоростью света.

Побросав кое-какие пожитки в вещмешок, Джефф пулей вылетел из дома и побежал куда глаза глядят. Ему было ясно одно: нужно удрать как можно дальше, пока не приехали головорезы Минетти.

В висках стучало и кололо. Когда он сообразил, что Марисса мертва, он взял ноги в руки и дал деру, ничего с собой не прихватив. Три дня прокантовался на одной «травке» и нескольких пилюлях. Еще немного – и он сойдет с ума.

Отчаянно нуждаясь хоть в каком-то облегчении, Джефф заскочил в винно-водочный магазин и купил пинту виски. Выкладывая на прилавок баксы, он вдруг заметил заголовок в «Лос-Анджелес таймс»: «РУКОВОДСТВО СТУДИИ «БЭРОН» РЕШИЛОСЬ НАРУШИТЬ ОБЕТ МОЛЧАНИЯ И СКАЗАТЬ ПРАВДУ О СЦЕНАРИИ МЭТЬЮ СЕНТ-ДЖЕЙМСА».

Протирая грязными пальцами водянистые глаза, Джефф попытался сфокусироваться на прыгающих черных значках. В проспиртованном мозгу мелькнуло воспоминание: Минетти хотел преградить сценарию Мэтью путь на экран.

Вот оно!

Способ вернуть доброе отношение Рокко Минетти. Убрать Мэтью Сент-Джеймса!

– Черт возьми, Ли, – сказал Мэтью на следующее утро. – Ты не обязана это делать. Полиция водворит Фарадея за решетку раньше, чем эта публика установит свои камеры. Все будет кончено.

– С такими, как Минетти, не будет кончено до тех пор, – Ли резко встала из-за стола, – пока люди не поднимутся и не дадут отпор. – Она прижала ладонь к животу, где как будто махали крыльями громадные кондоры – от волнения. – Ты готов?

– Минуточку. – Он заключил ее в объятия и поцеловал долгим, крепким поцелуем. Наконец недостаток воздуха заставил их оторваться друг от друга. – Вот теперь готов.

Не успели они войти в зал, как попали под перекрестный огонь фотовспышек. Помимо трех крупнейших телекомпаний, своих операторов прислала Западная вещательная корпорация: ведь это их репортер Питер Брэдшоу первым вытащил эту историю на свет, дав толчок цепной реакции, которая и собрала их сегодня всех вместе.

Бесцеремонно растолкав персонал ведущих компаний, сюда пролезли операторы с нескольких местных телецентров – мужчины и женщины в джинсах и рубашках с короткими рукавами. Сбоку толпились репортеры: белокурые красавцы с бронзовыми лицами и очаровательные загорелые блондинки – лишнее доказательство того, что воспетая «Бич Бойз» «девушка из Калифорнии» жива и обитает в Голливуде. Из-за спин этих золотисто-прекрасных представителей телевидения выглядывали журналисты – как всегда, оттесненные в задний ряд.

По обеим сторонам от входной двери стояли двое охранников от «Бринкса», чьи настороженные взгляды постоянно прочесывали толпу. Всего лишь несколько минут назад дюжие парни в униформе доставили Ли Бэрон миллион долларов и остались проследить, чтобы хрустящие зеленые изображения Гровера Кливленда не попали в чужие руки.

Такое скопление народу ничуть не смущало Ли. Многие в Голливуде уже смотрели на них с Мэтью как на правящую королевскую чету; они много лет прожили в доме со стеклянными стенами.

Как и было условлено, Ли заговорила первой:

– Леди и джентльмены, я хочу сказать несколько слов, прежде чем передать микрофон мистеру Сент-Джеймсу. Сначала о личном. Как вы знаете, вчера мне пришлось исполнить тяжелую обязанность – похоронить сестру. На протяжении последних четырех дней до меня доходили слухи, будто она была убита, и даже представителями мафии. Эти слухи абсолютно беспочвенны.

Прискорбная правда заключается в том, что моя сестра была эмоционально неуравновешенным человеком. Она пристрастилась к алкоголю и наркотикам, и хотя друзья и родные делали все, что было в их силах, чтобы ей помочь, этого оказалось недостаточно. Я никогда не перестану корить себя за то, что не сумела спасти ее от пагубных пристрастий, и хочу надеяться, что ее смерть послужит предостережением для тех членов нашей общины, которые считают возбуждающие наркотики модным и безобидным увлечением.

Хочу также сказать, что мания Мариссы не отразилась на ее искрометном таланте и не помешала ей за короткую творческую жизнь доставить огромное удовольствие многочисленным поклонникам. И хотя между нами существовали разногласия профессионального и личного характера, я никогда не переставала любить сестру. Остается уповать, что она наконец-то обрела покой, которого не имела в жизни.

Воцарилась мертвая тишина. Ли перевела дыхание и, прежде чем продолжить, обратила свой взгляд на Мэтью – словно нуждалась в моральной поддержке.

– Что же касается слухов о том, будто студия «Бэрон» под давлением некоторых бесчестных элементов в нашей среде собирается положить «Глаз тигра» под сукно, то я подтверждаю: да, мистеру Сент-Джеймсу и мне неоднократно угрожали.

По залу прокатился гул.

– Угрозы большей частью были анонимными, что лишний раз доказывает трусость наших противников. Но враг не всегда скрывал свое истинное лицо. В частности, Брендан Фарадей был одним из тех, кто счел своим долгом – и правом – предупредить меня о роковых последствиях, если я предприму постановку сценария мистера Сент-Джеймса.

Глухой гул перешел в возбужденный ропот.

– Но руководство студии «Бэрон» не склоняет головы перед подобными людьми. – Голос Ли звучал все громче и решительнее. – Мы выпустим «Глаз тигра», потому что считаем, что период национального забвения, касающегося войны во Вьетнаме, неоправданно затянулся. Пора сделать срез той эпохи, непредвзято посмотреть на нее глазами очевидца.

Мы настолько уверены, что наш фильм будет иметь счастливую прокатную судьбу, что запросили миллион долларов на рекламу! – Ли раскрыла «дипломат» и подняла руку с несколькими пачками аккуратно упакованных купюр, чтобы всем было видно.

Засверкали вспышки. Застрекотали портативные видеокамеры. Публикой овладело возбуждение, как после инъекции адреналина. Репортеры изнемогали от желания скорее выбежать из зала и рвануть в свои офисы – строчить Историю года. Но они сдерживались – во всяком случае до тех пор, пока не выслушают человека, стоявшего рядом с Ли.

– А сейчас я хотела бы представить автора сценария «Глаз тигра», человека, чье имя говорит само за себя, – Мэтью Сент-Джеймса.

Можно было и не представлять – Ли сразу поняла это по реакции участников пресс-конференции. Не зря же на протяжении десяти лет это имя неизменно появлялось на экранах кинотеатров всего мира. «Сценарий Мэтью Сент-Джеймса»; «Режиссер-постановщик Мэтью Сент-Джеймс»; «Продюсер Мэтью Сент-Джеймс»… Когда-то он был бельмом на глазу Джошуа Бэрона. А сегодня Мэтью Сент-Джеймс – главный козырь кинокомпании «Бэрон». По голливудским понятиям, весь мир лежал у его ног.

Ли наслаждалась тем, как легко он овладевает вниманием аудитории. Ее взгляд рассеянно скользил по зачарованной толпе – и вдруг остановился на человеке, который стоял в центре комнаты и не мигая смотрел на Мэтью. У него не было ни камеры (значит, не фотограф), ни длинного жесткого блокнота, какие быстро завоевали популярность у журналистов всего мира, ни диктофона – во всяком случае в той руке, что была на виду. Другую он прятал в кармане полотняной куртки.

Наконец-то, хотя и с большим опозданием, Ли узнала этого человека! Джефф Мартин! Прежде чем она успела понять, что он здесь делает и почему не отводит от Мэтью напряженного взгляда, – она увидела. Пистолет. Нацеленный на Мэтью.

Дальнейшее происходило как при замедленной съемке: десять кадров в минуту. Схватив с мраморной подставки бронзовый бюст своего отца, Ли швырнула его в человека с пистолетом. И закричала.

Раздался выстрел – словно щелчок хлопушки. За ним сразу последовал второй. Третий.

Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем репортеры опомнились – стали кричать и протискиваться в центр. Глаза Ли заволокла багровая пелена; где-то далеко звонили по телефону – вызывали «скорую». Она инстинктивно протянула руку в сторону любимого.

– Мэтью…

Он опустился перед ней на колени, стал убирать со лба забрызганные кровью волосы.

– Я здесь, Ли. Не волнуйся. Все будет хорошо. Неужели она умирает? Сейчас – когда все наконец-то встало на свои места!..

– Я люблю тебя…

Она пошевелила губами, но изо рта не вылетело ни звука.

Их пальцы соприкоснулись – и в тот же миг ее поглотила черная бездна.

Глава 45

В клинике царил бедлам.

В тот самый момент, когда Ли доставили в приемный покой, рядом обрушился строящийся гараж; развалины погребли под собой троих рабочих; раненых оказалось гораздо больше. В считанные секунды приемный покой заполнился пострадавшими, врачами, сестрами, членами бригады неотложной помощи.

Мэтью сознавал, что путается у всех под ногами, но не мог заставить себя отойти от Ли. Наконец какой-то человек с изнуренным лицом, в мятых шароварах, тенниске с надписью «Спасибо – мертв», баскетбольной обуви и голубой бейсбольной шапочке, как у лос-анджелесских парней, убедил его, что он больше поможет Ли, если даст врачам возможность заняться ею.

– Какого черта они копаются? – рычал Мэтью, меряя шагами специальную комнату ожидания, выделенную ему администратором клиники – подальше от репортеров. И без того жесткая линия его рта стала еще жестче.

– Вы же видите, что творится в приемном покое, – возразил Халил. – То, что ею не занялись в первую очередь, говорит о том, что ее случай – не самый тяжелый.

Он произнес это ровным голосом, но полная пепельница окурков говорила сама за себя.

Сортировка… Мэтью вспомнил, как лежал на земле, в эвакопункте во Вьетнаме, наблюдая за действиями сестры, распределявшей раненых по степени тяжести ранения.

– Если с ней что-нибудь случится… – у него пресекся голос; в горле застрял ком.

Халил смял окурок и тотчас зажег новую сигарету.

– Полагаю, для вас не секрет, что я люблю ее?

– Не секрет.

Халил смотрел на Мэтью сквозь сиреневую дымку.

– Это может создать проблему?

Мэтью перестал вышагивать взад-вперед, чтобы обдумать вопрос Халила.

– Было время, когда я не доверял людям. Тогда я видел бы в вашем присутствии угрозу.

– А теперь?

– А теперь я считаю вас другом. Моим и Ли.

Халил удовлетворенно кивнул. Ему не хотелось рвать нити – пусть невинные, – связывавшие его с Ли, и в то же время не хотелось послужить причиной ее разлада с Мэтью.

– Я мечтал завладеть ее сердцем, но оно было занято – вами. Вы очень счастливый человек.

– Знаю. – Мэтью возобновил бесцельное кружение по комнате, всей душой уповая на то, что счастье не изменит ему и на этот раз.

Ли открыла глаза и не поняла, где находится. Она заморгала, пытаясь сориентироваться в обстановке.

– Слава Богу, ты проснулась.

При звуках родного голоса Ли постаралась сфокусировать взгляд на сидевшем неподалеку от кровати мужчине.

– Мэтью?

– Точно, милая. – Он подошел поближе. – Ну как ты?

– Пить хочется. Першит в горле.

– Это от анестезирующего укола – когда тебя зашивали.

– Я как будто на качелях.

Он отвел у нее со лба прядь с запекшейся кровью.

– Считай себя пьяной. Она слабо улыбнулась.

– Я никогда не пьянею, – и прижала пальцы к виску, где виднелся ряд черных стежков. – Голова кружится.

Он нагнулся и поцеловал ее в сухие губы.

– Поспи немного.

Ее утомило держать глаза открытыми, и она позволила себе сомкнуть веки.

– Ты останешься со мной?

– Навсегда.

Когда она снова открыла глаза, день клонился к вечеру.

– Как ты себя чувствуешь?

– Превосходно.

– Ты уверена?

Ли кивнула и тотчас пожалела об этом: в голове загрохотал камнепад.

– Ты что-то сказал о шве – в прошлый раз?

– Не беспокойся, шрам не будет виден под волосами.

– Это меня волнует меньше всего. Не могу вспомнить, что произошло.

– Джефф покушался на мою жизнь, но ты швырнула в него бронзовый бюст Джошуа; пуля срикошетила и снесла тебе скальп. – Мэтью нахмурился. – Ты не имела права так рисковать. Если бы с тобой что-нибудь случилось…

Ли вспомнила свой ужас при виде наведенного на него пистолета.

– Я не могла допустить, чтобы тебя убили. Что с Джеффом?

– Его застрелил охранник. – Мэтью потребовалась вся его выдержка, чтобы не наорать на Ли за то, что она подвергла свою жизнь опасности. Ладно, ей и так досталось. Он взял ее руку и поднес к губам. – Ты уже дважды спасла мне жизнь. Как мне отблагодарить тебя?

– Драгоценности никогда не помешают, – промурлыкала Ли. – Я всегда питала слабость к сапфирам. Изумруды – тоже не так уж плохо. Но знаешь, чего бы мне действительно хотелось?

– Только скажи, и эта вещь – твоя.

– Простое золотое колечко.

– Ну, раз уж об этом зашла речь… – Он полез в карман и вынул коробочку. У Ли учащенно забилось сердце. Она открыла крышку, и у нее увлажнились глаза при виде кольца на роскошной синей бархатной подушечке. То был изумительный платиновый ободок с тремя великолепными бриллиантами.

– Ох, Мэтью! Как красиво!

– Три камешка, – сказал он, надевая кольцо ей на палец. По числу раз, когда нас сводила судьба. На четвертый не рассчитывай – это уже навсегда.

– Навсегда, – согласилась она, вытягивая перед собой руку. От бриллиантов во все стороны брызнули жаркие лучи.

Мэтью хотел поцеловать Ли, но в это время в дверь постучали. В палату вошла санитарка.

– Мистер Сент-Джеймс, извините, что прерываю, но вы сами просили предупредить, когда начнут передавать новости.

Мэтью улыбнулся.

– Спасибо, миссис Уилкинсон. – Он взял с тумбочки коробочку дистанционного управления и направил на висящий на стене телевизор.

– Я не уверена, что горю желанием смотреть, как меня убивают.

– Как ни жаль тебя разочаровывать, ты – вчерашняя сенсация.

– Тогда что же… Смотри-ка, Брендан!

– Угу. Арни Столлер.

Как раз в этот момент бывшего актера выводили из полицейской машины; на запястьях сверкали безукоризненные, без единого пятнышка наручники.

– Ну вот и все. – Мэтью выключил телевизор. – С Фарадеем покончено, а Рокко Минетти, после того как ты открыто бросила ему вызов, не посмеет мешать постановке «Глаза тигра», так что, как только ты выйдешь из этого притона, мы по-царски отпразднуем помолвку.

– В постели, – кисло улыбнулась Ли.

– Ну не сердись, разве я виноват, что это – мой любимый способ? – Он поцеловал ее, и Ли забыла о головной боли. – У меня есть еще одно предложение.

– Какое?

– Мы так дружно работали вместе над «Глазом тигра» – что ты скажешь о новом совместном начинании?

Она ни секунды не колебалась.

– Само собой. У тебя что-нибудь конкретное? – Она и не знала, что он приступил к новому сценарию.

Мэтью сел на краешек больничной кровати, взял руку Ли и переплел ее пальцы со своими.

– Всю свою жизнь я избегал серьезных привязанностей. А потом полюбил тебя и понял, что хочу этого. Привязанности. Уз. Долгих и неразрывных.

– Я тоже этого хочу, – чуть слышно вымолвила она.

– Знаю. Но хотя я и очень счастлив, недавно мне открылось, что я – ужасный эгоист. Я хочу всего! – Он глотнул побольше воздуху. – Хочу ребенка от тебя, Ли!

– Только одного?

– На твое усмотрение. Готов к переговорам относительно числа и пола.

Ли заглянула в темные глаза, сулящие так много счастья!

– Мне ничего так не хочется, как иметь от тебя детей. И раз уж ты завел об этом разговор, считаю, что двое – гораздо лучше, а трое – и вовсе замечательно. Вот только одно…

У него сжалось сердце.

– Что такое?

– Мэтью, мне тридцать четыре года. Тебе не кажется, что я уже стара заводить детей?

Никогда Мэтью не любил ее так сильно, как в эту минуту! Он обнял Ли.

– Прямо развалина. Тем более следует поторопиться.