Руки и плечи Чарли были так напряжены, что она с трудом повернула «мерседес» на дорогу номер пять, ведущую в Нортгемптон. Кондиционер работал на полную мощность, и все равно солнце жгло лицо Чарли через стекло. Дженни пропала. Дженни убежала. Следовало знать, что нечто подобное может случиться; следовало знать, что на Тесс нельзя полагаться. Какая разница, что много лет Дженни каждое лето приезжала к Тесс: этот год стал другим, и Дженни тоже. Она превратилась в подростка со всеми свойствами этого возраста: неуверенностью и уязвимостью.
В раздражении Чарли ударила рукой по рулю. Черт бы побрал эту Тесс! И Питера тоже. Питер оказался слишком занят, чтобы поехать в Нортгемптон, у него какие-то «важные» переговоры!
– Наша дочь пропала! – закричала Чарли, когда он сказал, что ей придется ехать одной.
– Не сомневаюсь, что Тесс преувеличивает, – ответил он. – Дженни, наверное, у кого-нибудь из друзей.
– У нее нет друзей в Нортгемптоне.
– Мы этого не знаем, Чарли. Возможно, она познакомилась с кем-то этим летом.
Чарли бросала вещи в чемодан. Она готова была швырнуть их Питеру в лицо.
Она остановилась на знак «стоп» при въезде в город и задумалась: а как бы вел себя Питер, если бы это была его собственная плоть и кровь? Она поежилась, вспомнив о своих трех неудачных беременностях и о последовавшем затем удалении матки, навсегда лишившем их надежды иметь собственных детей. Питер никогда не жаловался и все же... все же...
Чарли покрутила головой. Она почувствовала боль в плече и протянула руку, чтобы растереть мышцы, но боль усилилась. Чарли положила голову на руль и расплакалась. Проклятый Питер. Он стал еще более занятым после смерти Элизабет. Элизабет ушла из их жизни, но продолжала отравлять им существование.
Позади загудела машина. Чарли подняла голову и, сморщившись от боли, посмотрела в зеркало, потом нажала на газ и, не взглянув ни направо, ни налево, рывком выехала на улицу. К счастью, улица была пустынна.
Она ехала по той же дороге номер пять к центру города. Чарли предпочла машину самолету, это было быстрее, так как до самого вечера не было ни одного подходящего рейса. Ну а об автобусе не могло быть и речи: слишком много людей, спертый воздух. К тому же в своей машине Чарли могла выбирать нужную скорость, но даже при этом дорога заняла целых три часа.
– Наверное, Дженни уже найдется к тому времени, как ты приедешь, – заметил Питер. – Почему бы тебе не остаться и не подождать звонка Тесс?
«Будь ты проклят, проклят, проклят», – твердила Чарли.
Как Питер мог подумать, что она способна ждать?
В центре города Чарли повернула налево и поехала к колледжу и Раунд-Хилл-роуд. Может, Питер предложил ей подождать, потому что у них с ним разные ценности в жизни? Может, Питер в душе никогда не считал Дженни своей дочерью? Может, после всех выкидышей, когда он понял, что у них не будет детей, Питер невзлюбил Дженни?
Чарли еще сильнее вцепилась в руль и попыталась удержать слезы. Если Питер и вознегодовал на Дженни, то он не был в этом одинок. Чарли сама винила Дженни – ну если не саму Дженни, то обстоятельства, при которых она появилась на свет, – за свои неприязненные отношения с Элизабет. Из-за Дженни, темноволосой Дженни Элизабет так и не признала Чарли достойной Питера и достойной носить имя Хобарт.
И вот теперь Элизабет умерла, а Дженни исчезла.
Наверное, это Господь шлет им наказание. Наверное, он покарал их за то, что они не испытывают должной благодарности за Дженни; за то, что они недостаточно заботились о ней и недостаточно любили ее при всем том, что у них нет собственных детей.
– Господи, – громко умоляла Чарли, – прости нас. Прости меня за себялюбие. Прости, что я такая плохая мать. – Чарли ехала по Мейн-стрит, мимо магазинчиков и бутиков, и не замечала произошедших в городе перемен. – Прошу тебя, спаси Дженни. Пусть, когда я приеду к Тесс, Дженни уже будет там.
Неожиданно перед автомобилем появился прохожий, и Чарли изо всех сил нажала на тормоза. У нее оборвалось сердце, и руки на руле задрожали. Она совсем забыла, что в Нортгемптоне пешеходы пользуются преимуществом во всех ситуациях. Чарли подняла голову и увидела перед собой на холме знакомое величественное главное здание Смитовского колледжа, надменно и кичливо взирающее на город, и впервые она ощутила ненависть к колледжу и к годам, проведенным в его стенах. Она пожалела, что вообще встретилась с Питером Хобартом, познакомилась с Тесс Ричардс и принцессой из Новокии. Они все были ненавистны ей. Останься она дома, сейчас бы жила в Питсбурге, где было куда легче сносить бедность, чем поддерживать свое положение и авторитет в обществе и к тому же изображать кого-то, кем ты на самом деле не являешься.
Поток машин медленно полз в гору, и Чарли вертела головой, стараясь не пропустить Раунд-Хилл-роуд. У нее вновь заныло плечо.
Машина впереди резко остановилась, и Чарли вновь затормозила.
– К черту пешеходов! – крикнула Чарли. – Чтоб вам всем провалиться!
Но никто, кроме нее самой, не услышал ее слов в автомобиле с закрытыми окнами и работающим кондиционером.
Машины двинулись вперед, и вдруг Чарли увидела Раунд-Хилл-роуд, улицу Тесс, которую она покинула много лет назад вместе с женихом и новорожденной дочерью Марины. С девочкой, которую она поклялась лелеять и любить, а вместо этого каждое лето отсылала ее сюда, потому что так было удобнее и проще. «Дженни. Моя Дженни».
Чарли свернула на Раунд-Хилл-роуд и въехала во двор дома Тесс, как будто только вчера покинула эти места. Все выглядело, как прежде: дом все такой же маленький, такой же белый с черными ставнями, вот только краска сильно облупилась.
Мохнатая собака с лаем выскочила из задней двери. Та самая собака, со снимка в комнате Дженни. Она была щенком в те времена, когда Чарли сбежала от Питера в Нортгемптон вместе с Дженни. Она не помнила кличку собаки. Дженни наверняка не одобрила бы подобной забывчивости.
Чарли выключила зажигание и положила голову на руль. «Вот я и добралась сюда, – сказала она себе. – Я добралась, а как Дженни? Сейчас я узнаю, вернулась ли Дженни и все ли благополучно».
Она вышла из машины.
– Здравствуй, пес, – обратилась она к собаке и погладила ее по спутанной шерсти. – Очень прошу тебя, скажи мне, что Дженни вернулась.
– Она не вернулась, – объявила Делл, когда Чарли вошла в дом. – Думаю, она убежала.
Чарли смотрела на женщину, выглядевшую точно так же, как и пятнадцать лет назад. Годы не изменили ее. Она была такой же старой и усталой, как и в те дни. Глубокие морщины у рта были все те же и то же суровое выражение на лице, с каким она отдала Чарли сверток с младенцем, которого они с Питером назвали Дженни.
Чарли прислонилась к кухонному прилавку. Он, как и прежде, был покрыт все той же старой клеенкой. Тесс так и не обновила кухню, хотя строила на этот счет планы. Стены были по-прежнему кремовыми, но потемневшими от времени и, наверное, от грязи. Чарли вспомнила, как она собиралась оклеить комнату обоями с рисунком плюща, но неожиданно обнаружила, что беременна. Она не могла себе представить, каким путем пошла бы ее жизнь, не вернись она тогда к Питеру. Она снова внимательно оглядела кухню и поняла, что за все пятнадцать лет Тесс ничего здесь не изменила и ничего не добавила. Она только накопила груды ненужных предметов и вещей: кучи газет и журналов, какие-то старые стулья по углам. Атмосфера была точно такой, как в книжной лавке Делл. Чарли откашлялась и посмотрела на женщину, носящую это имя.
– Если бы Дженни решила убежать, она бы оставила записку.
Делл сняла с плиты старый эмалированный чайник и налила в него воды из крана.
– Возможный вариант, но Дженни этого не сделала, – сказала она.
Чарли ломала пальцы.
– Где она может быть, Делл? У нее есть здесь друзья?
– Насколько я знаю, нет. Она всегда была занята с Тесс в мастерской.
– Какой мастерской?
– Тесс учила Дженни ремеслу стеклодува. – Делл нахмурилась и поставила чайник на плиту. – Разве Дженни вам не говорила?
Чарли покачала головой. Дженни писала редко и мало. Сама Чарли звонила сюда три раза, а может, только два, но никто не подошел к телефону. Чарли вспомнила, как ругала Тесс за то, что у нее нет автоответчика и что она живет, как в средневековье. И все же, если говорить начистоту, Чарли могла бы сделать еще одну попытку позвонить дочери.
– А где Тесс? Она ищет Дженни?
Делл показала куда-то в сторону прихожей.
– Она у себя в комнате. Отдыхает.
«Отдыхает?» Чарли еле сдержала вопль. Она бросилась вон из кухни и побежала в комнату Тесс. Как смеет она спать, когда Дженни исчезла!
Без стука Чарли ворвалась в комнату. Жалюзи были опущены, воздух спертый и жаркий. Тесс лежала на кровати, повернувшись к двери спиной.
– Здравствуй, Чарли.
– Здравствуй, Тесс, – ответила Чарли и обошла кровать, чтобы увидеть лицо подруги.
И остановилась. Тесс выглядела ужасно. Лицо было болезненно бледным, черные круги лежали под глазами, растрепанные безжизненные волосы разметались по подушке. Трудно было определить, где тут печать возраста, а где следы волнений о Дженни.
– Я думала, ты не знаешь, что я приехала.
– Я слышала твой голос в кухне.
Чарли снова подавила желание закричать. «Если ты меня слышала, то какого черта не вышла из комнаты?» Но мрачное выражение на лице Тесс остановило ее: Тесс замкнулась в своем страдании, и до нее не докричаться. Сколько раз Чарли была свидетелем тому, как, отгораживаясь от мира, Тесс воздвигала вокруг себя эту невидимую стену. Так, наверное, было предназначено ей судьбой.
Тесс начала плакать.
– Это моя вина. Я старалась, Чарли. Честно говорю, я старалась.
– Ты старалась? – повторила Чарли, не понимая.
– Я старалась сделать ее счастливой. Я старалась с ней, как это теперь говорят, общаться. Я знала, что она несчастна...
– Она не казалась несчастной, когда уезжала сюда, – сухо заметила Чарли, хотя в душе знала, что говорит неправду.
Тесс села на кровати, открыла рот, чтобы что-то сказать, но промолчала.
– Так что же случилось? – настаивала Чарли.
– Сядь здесь, – пригласила Тесс и похлопала ладонью по матрасу рядом с собой.
– Я постою.
Чарли сомневалась, что сможет усидеть на месте, в таком она была напряжении.
– Мы немного поспорили, – начала Тесс. Она мяла в руках бумажную салфетку, отрывала от нее белые узкие полоски и бросала их на потертый ковер.
– Дженни взрослеет, это всегда трудный процесс. О чем вы поспорили?
Чарли бесило, что ей приходится утешать Тесс. Это она, а не Тесс, нуждалась в сочувствии. Но Тесс всегда была такой, как бы это выразиться, жалкой. Да, именно жалкой, и Чарли делала на это скидку. Но не теперь. Чарли поняла, что многому научилась за пятнадцать прошедших лет.
– Все-таки о чем же вы поспорили?
– Сомневаюсь, что тебе надо знать.
– Конечно же, я должна знать! – Чарли склонилась к серому, измученному лицу Тесс. – Я ее мать, разве ты забыла?
Тесс посмотрела прямо в глаза Чарли.
– Послушай, Чарли, ты можешь винить меня за ссору. Ты можешь винить меня за то, что Дженни убежала. Но не пытайся убедить меня, что Дженни была счастливой, когда приехала сюда. Она была несчастной. Она страдала. И если ты настаиваешь, то я тебе скажу: она не хотела возвращаться к тебе с Питером. Она хотела остаться жить у меня. Она умоляла, чтобы я ей это разрешила.
В комнате стало нечем дышать. Чарли прижала руку ко лбу, пытаясь остановить беспорядочный поток мыслей.
– Что ты сказала?
– Ты слышала.
Чарли устало опустилась на постель.
– Я не имела ни малейшего представления... – растерянно пожаловалась она.
– Я спросила Дженни, хочет ли она, чтобы я с тобой поговорила. Она сказала нет. Я ей объяснила, что она не может здесь остаться. Я ей объяснила, как сильно вы с Питером ее любите.
Чарли ухватилась за край постели, чтобы не упасть.
– И как она отреагировала?
– Как? – Тесс с возмущением взглянула на Чарли. – Она убежала.
Чарли смотрела на выгоревшие цветы на серых обоях. Она не решалась посмотреть на Тесс. Ей нечего было сказать. И у нее в голове не осталось ни одной мысли. Тесс тяжело вздохнула.
– Но это еще не все. – Тесс остановилась и закрыла глаза. – Когда мы обнаружили, что Дженни убежала, мы кое-что нашли.
Чарли изо всех сил зажмурилась. Она не желала ничего слышать, она не имела представления о том, что собирается открыть ей Тесс, но заранее знала, что не хочет этого слышать.
– Мы нашли у нее на кровати мой альбом с вырезками и фотографиями, сделанными в колледже. Он был открыт...
Чарли повернула голову, не замечая боли в плече.
– Сначала я ничего не поняла, – монотонным голосом продолжала Тесс, – но потом заметила, что он открыт на фотографии, той самой, которую сделал Питер в день выпуска.
У Чарли пересохло во рту. Когда она заговорила, слова звучали хрипло и прерывисто.
– Та, на которой мы с тобой... И Марина?
– Та самая, где у тебя нет и следа беременности, – кивнула Тесс. – А вот Марина определенно с животом. Наши широкие мантии тогда все скрывали, а вот на фотографии это отчетливо видно.
– Я тоже это заметила, когда фотография попалась мне на глаза пару лет назад. Я ее выбросила.
– Мне тоже надо было это сделать.
– Значит, ты думаешь, Дженни разглядывала фотографию?
– Определенно.
– Ты думаешь, она поняла?
Мгновение стояла тишина, потом Тесс вновь заговорила:
– Послушай, Чарли, ведь Дженни очень похожа на Марину.
– Я знаю.
Чарли опять принялась изучать выгоревшие обои.
– Надеюсь, ты не рассердишься, но мы с Делл предприняли еще кое-какие шаги. Мы позвонили Марине, мы решили, что ей надо знать.
Боль переместилась из плеча в затылок. Обману, в котором они жили долгие годы, скоро придет конец. Дженни, красавица Дженни, ее дочь... Но была ли она ее дочерью? Принадлежала ли ей Дженни когда-нибудь целиком? А что, если бы они удочерили ребенка от незнакомой женщины, а не от подруги, сокурсницы и принцессы? Как бы тогда сложилась их жизнь?
Цветы на выгоревших обоях заколыхались и поплыли. Чарли сжала зубы, борясь с тошнотой. Она приложила руки к животу и начала раскачиваться из стороны в сторону. Может, все к лучшему, убеждала она себя. Может, Дженни следует узнать правду. Может, она, Чарли, слишком поздно поняла, как сильно любит Дженни.
В дверь постучала Делл.
– Пришел Джо. Он хочет задать кое-какие вопросы.
– Джо Лайонс, – напомнила Тесс Чарли. – Племянник Делл. Он теперь здешний начальник полиции.
Чарли сидела за кухонным столом на том самом стуле у окна, на котором сидела много лет назад, сначала в ожидании своей свадьбы, а потом рождения Дженни.
Тесс села рядом, а Джо снял фуражку и разместился напротив. Делл стояла у раковины, опуская и вытаскивая чайный пакетик из толстой фаянсовой кружки.
– Вы можете подать заявление о пропаже Дженни только по истечении сорока восьми часов, – напомнил Джо.
– Но ведь она совсем ребенок, – заметила Чарли.
– Я знаю. Но ей четырнадцать. Что бы вы там ни думали, ее все равно сочтут беглянкой. А вы какого мнения? Вы все-таки считаете, что она убежала?
– Не знаю. Наверное.
Чарли сгорбилась, беспомощно опустив плечи.
Джо повернулся к Тесс.
– Она тут с кем-нибудь проводила время?
– Только со мной.
– А в прошлом году?
– Дженни спокойная девочка. Она не любит уходить из дома, она домашняя.
Чарли выпрямилась. Она никогда не считала Дженни «домашней». Дженни проводила время, катаясь на лошади. Она или просила разрешения взять лошадь, или выдумывала еще тысячу причин, только бы не оставаться дома. С другой стороны, дом Тесс ничем не походил на особняк Хобартов. Это был дом, семейный очаг, а не холодный мавзолей.
Джо почесал подбородок.
– Мы должны изучить все возможные варианты.
– Какие? – спросила Чарли, заранее пугаясь ответа.
– Ее могли похитить.
Чарли и Тесс молчали. Делл бросила чайный пакетик в переполненное мусорное ведро.
– Это, конечно, только одно из предположений, – успокоил Джо.
– Тогда зачем об этом говорить? – взорвалась Тесс.
– Вот что... – Джо взглянул на Тесс. – Помнишь, что я тебе сказал в начале лета?
Тесс не отвечала, и Чарли, не выдержав, нарушила молчание.
– В чем дело? О чем вы? – вмешалась она в разговор.
Джо снова почесал подбородок.
– Он, правда, тише воды, ниже травы... Но кто может гарантировать...
– О ком это вы? – закричала Чарли и вскочила со стула.
Джо протянул было руку, чтобы успокоить Чарли, но она оттолкнула ее.
– О Вилли Бенсоне, – неохотно признался он. – Вилли Бенсон вернулся.
У Чарли перехватило дыхание, как если бы кто-то вдруг ударил ее под ложечку.
– Животное, – пробормотала она. – Больное, мерзкое животное.
Она почувствовала его руки на своем теле, увидела взгляд безумных глаз. Она вновь бежала, спотыкалась, падала...
– Нет, он не посмеет, – твердо сказала она. – Не посмеет.
Чарли была готова на все. Пусть ее называют плохой матерью, пусть возложат на нее всю вину, только бы избавить дочь от ужаса, случившегося когда-то с ней самой. «Прошу тебя, Господи, – умоляла Чарли, – спаси Дженни от Вилли Бенсона».
Тесс обняла ее за плечи.
– Это не он, – сказала она. – Откуда ему знать, что Дженни... дочь Чарли?
– Это одно из предположений, – пожал плечами Джо.
– Так давайте о нем забудем, – сказала Тесс. – Я думаю, она убежала.
Тревога охватила Чарли. Почему все-таки Тесс позвонила Марине? Если Дженни догадалась, что Чарли не ее мать, то почему они не могли решить этот вопрос между собой, без чужого вмешательства? Почему Тесс позвонила Марине? Чарли устремила взгляд на Тесс. Она горела нетерпением задать ей этот вопрос. Но здесь был Джо Лайонс, который не знал их тайну. Никто ее не знал. Кроме Чарли, Тесс, Марины, Делл, Николаса, Питера... Она мысленно отмечала галочками одно имя за другим, словно это был список подозреваемых или жертв, намеченных инквизицией.
– Она взяла с собой какую-нибудь одежду? – спросил Джо.
– Нет, ничего, – ответила Тесс. Она задумалась и принялась качать ногой под столом.
– Тесс, в чем дело? Я вижу, ты что-то припомнила.
– Пожалуй, хотя я не совсем уверена, – пробормотала Тесс. – Дженни не взяла с собой одежды, но одной вещи не хватает.
Чарли с нетерпением ждала продолжения; ей казалось, что другие слышат, как громко стучит сердце у нее в груди.
– Нет яйца Фаберже. Дженни взяла его с собой.
– О Господи! – воскликнула Чарли.
– Яйцо какого-то Фаберже? – поднял брови Джо. – Да вы шутите!
– Бабушка завещала ей яйцо. Я запретила Дженни брать его с собой в Нортгемптон...
– Оно очень дорогое? – спросил Джо.
– Что за вопрос! Это все равно что спрашивать, есть ли солнце на небе, – набросилась на него Тесс.
Чарли посмотрела сначала на Тесс, потом на Джо.
– Да, – тихо сказала она. – Оно очень дорогое.
– Сколько? – настаивал Джо.
– Бабушка написала в завещании, что Дженни может выбрать любое яйцо Фаберже по своему вкусу. Непонятно, но Дженни выбрала самое простое из всех. Она считала, что оно самое красивое.
– Сколько? – снова повторил Джо.
– Двести тысяч. А может быть, и триста.
Чарли вспомнила, как рассмеялся Питер, когда она назвала яйцо «пустячком».
Джо присвистнул. Тесс опустила голову.
Чарли быстро встала.
– Мне надо позвонить мужу. Немедленно.
– Телефон на старом месте, – уточнила Тесс.
Еле держась на ногах, Чарли направилась в переднюю. «Питер посоветует, что мне делать», – твердила она себе. Неуверенной рукой она сняла трубку и набрала рабочий номер Питера.
– Здравствуйте, миссис Хобарт, – ответила бойкая секретарша. – Как вы поживаете? Я вас давно не видела...
– Дженис, – прервала ее болтовню Чарли, – мне надо поговорить с мужем.
– Что-нибудь случилось, миссис Хобарт?
– Мне надо с ним поговорить.
– Боюсь, он не может...
– Соедините меня с ним. Даже если он совещается с самим президентом Соединенных Штатов.
– Я не могу...
– Я беру на себя всю ответственность, Дженис. Соедините меня с ним. Немедленно.
В последнее время Питер был особенно часто «занят» даже для своей жены. До смерти Элизабет Чарли всегда до него дозванивалась. Но тогда в этом не было особой нужды, не то что теперь.
– Миссис Хобарт, прошу вас, поймите. Его здесь нет.
– Тогда вызовите его по сотовой связи.
В последовавшем коротком молчании Чарли услышала голоса, доносившиеся из кухни.
– Четверть миллиона зелеными? – допытывался Джо. – За яйцо?
– Это яйцо Фаберже, – уточнила Тесс. – Некоторые стоят несколько миллионов. Да разве тебе понять?
– Не будем торопиться, – вступила в разговор Делл. – Нам следует подождать еще хотя бы день.
Чарли барабанила пальцами по стене.
– Я не могу туда дозвониться, – наконец объявилась Дженис.
– Так все-таки где же находится мой муж?
– Я как раз пытаюсь вам это сказать, миссис Хобарт. Я не могу до него дозвониться, потому что он в самолете нашей компании.
– В самолете? Он летит в Нортгемптон?
– Он ничего не говорил о Нортгемптоне. Мне только известно, что он летит на совещание. В Сингапур.
– Вы сказали, Сингапур?
– Сегодня утром возникли кое-какие проблемы, и мистер Хобарт...
К черту мистера Хобарта!
– Я попытаюсь связаться с ним, как только самолет поднимется в воздух.
– Не стоит беспокойства, Дженис, – сказала Чарли и бросила трубку.
Она решительно направилась обратно на кухню. Тесс по-прежнему сидела за столом, Делл по-прежнему стояла у раковины, а Джо Лайонс у задней двери, прижимая к уху свой полицейский телефон.
– Я иду искать Дженни, – объявила Чарли и схватила со стола свою сумку. – Вы можете тут просиживать штаны, а мне надо действовать.
Она прошествовала к двери в прихожую.
– И с чего же ты собираешься начать? – сухо спросила Тесс.
Чарли остановилась, прижимая к груди сумку. Опять заныло плечо.
– Не имею ни малейшего представления, – призналась она.
– Нет никакого смысла куда-то идти, – заметил Джо, заканчивая связь. – Я вызвал Федеральное бюро расследований. Они уже на пути сюда.
– ФБР? – резко повернулась к нему Чарли.
– Мне кажется, тут дело посерьезнее, чем просто убежавший подросток. И это яйцо, которое она взяла с собой. Что она с ним собирается делать? Продавать у нашего супермаркета? А если она его не продаст, на какие шиши она будет жить?
– Может, она взяла с собой яйцо, потому что оно ей нравится, – высказала предположение Делл.
– Нет, – вмешалась Тесс. – Подставка от яйца осталась дома. Дженни никогда бы не взяла яйца без подставки. – Чарли заметила странное, отсутствующее выражение ее глаз. – Она любит смотреть на него, когда оно стоит на подставке. Можно просто любоваться прекрасными вещами, не беря их в руки. Можно восхищаться красивой вещью издалека.
«Глупая привычка, которой она научилась у тебя», – со злостью подумала Чарли.
– Как бы там ни было, я хочу, чтобы все оставались на местах до прибытия агентов, – предупредил Джо.
– А я никуда и не собиралась, – заметила Тесс.
– Я тоже, – подхватила Делл.
Чарли переводила взгляд с одного на другого, возмущенная их пассивностью. Тесс, как всегда, будет сидеть сложа руки. Сидеть и горевать о своей печальной судьбе.
Чарли швырнула сумку на стол и направилась в гостиную. Там она сбросила на пол кучу журналов со старого дивана, села на него и принялась барабанить пальцами по колену, а другой рукой растирать себе плечо и шею.
Прошло еще целых два часа, прежде чем прибыли агенты ФБР. Все это время Чарли просидела в гостиной, упорно не желая ни с кем разговаривать. Делл посоветовала Тесс оставить Чарли в покое, но Тесс была слишком обижена. Она понимала, что Чарли винит ее в исчезновении Дженни. Она понимала, что подруга ни за что на свете не признает свою собственную вину, свою и Питера. Они сделали Дженни несчастной, отняли радость у ребенка, который мог бы принадлежать ей, Тесс.
И вот теперь в кухню набилась куча людей: двое мужчин в штатском, трое полицейских главного массачусетского полицейского управления, Джо Лайонс, женщина-полицейский из Нортгемптона, Делл и Тесс.
– Мы хотели бы побеседовать с каждым из вас наедине, – сказал один из штатских. – Лучше всего на улице.
Тесс поднялась, с шумом отодвинув стул.
– Начинайте с меня, у меня нет больше мочи здесь сидеть.
На улице Тесс повела агента, который представился Коннорсом, к двум старым садовым стульям на крошечной лужайке. На этих стульях они обычно сидели с Дженни. Неужели это было только вчера? Нет, наверное, позавчера. Тесс прижала руки к вискам, пытаясь привести в порядок мысли.
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне о вчерашних событиях.
Коннорс закурил сигарету и бросил спичку на траву. Тесс устремила взгляд на сожженную спичку и удивилась тому, что агент курит. В ее представлении полицейским теперь это было запрещено. Интересно, считаются ли полицейскими агенты ФБР?
– Мисс Ричардс!
Тесс с трудом сосредоточилась на агенте Коннорсе.
– Да?
– Я попросил вас изложить по порядку вчерашние события.
Напрягая память и думая, с чего начать, Тесс нахмурилась, так что ее лоб превратился в сплошные складки.
– Мы делали елочные игрушки...
Осторожно подбирая слова, она рассказала об их с Дженни споре. Тесс помнила, как важно избегать деталей, и уж ни в коем случае не намекать, какая Чарли ужасная мать, или, Боже упаси, проболтаться, что она вообще не родная мать Дженни. Она помнила, что следует надежно хранить секреты, но не знала для чего. А вдруг ее арестуют за то, что она слишком много знает?
Наконец Тесс дошла до того места, когда Дженни выбежала из мастерской.
– Я хотела пойти за ней, – завершила она рассказ, – но подумала, что лучше дать ей остыть. Дженни уже подросток. Почти взрослая девушка. – С чувством облегчения Тесс повернулась к агенту Коннорсу. – Вы помните, каким были в этом возрасте? Это очень непросто, в голове такая путаница.
Во взгляде агента промелькнуло удивление.
– Девочка жила здесь все лето? – спросил он и сделал еще одну пометку в своем блокноте.
– Да, она жила здесь все лето. Дженни приезжала сюда каждый год.
– Вы, должно быть, очень близкие друзья с миссис Хобарт.
Тесс замолчала. Разве скажешь ему, что между ними больше нет близкой дружбы? Разве объяснишь, почему приезжала Дженни и почему Чарли ее отпускала, если Тесс сама этого не понимает? Она знала только одно: каждый год в июне Дженни приезжала, а потом уезжала в сентябре. И еще она знала, что с каждым годом месяцы с октября по июнь, месяцы без Дженни, становились все более невыносимыми и тоскливыми. Она больше не спала с Делл, Делл была права, их время прошло, но они остались друзьями. Она не спала с Делл, но она не спала и ни с кем другим. В ее жизни появилась единственная цель: ждать июня, а вместе с ним приезда ее ребенка на два с половиной месяца, два с половиной месяца, полные смысла.
– Мисс Ричардс!
Тесс опустила голову и продолжала ровным, безразличным голосом.
– Мы с Чарли дружим с колледжа. Семья ее мужа была близко связана с моей семьей. Мой отец работал в фирме мужа Чарли. Мы с ним вместе выросли.
Тесс вздохнула. Надо думать, что теперь она достаточно сказала.
– Кто-нибудь еще знал о яйце Фаберже?
– Что вы имеете в виду?
– Кто-нибудь мог зайти к вам в дом и взять яйцо. Девочка могла застать вора или воровку на месте преступления.
– Не думаю. Кто мог знать о яйце? Дженни рассказала о нем только мне. И еще Делл.
Коннорс сделал еще одну запись.
– Может быть, кто-нибудь по какой-то причине хотел похитить девочку?
– Похитить? – изумилась Тесс.
Коннорс встал, и старый садовый стул скрипнул.
– Вы должны учитывать, мисс Ричардс, что девочка из очень богатой семьи. А богатство порождает самые необычайные проблемы, некоторые даже трудно вообразить.
– Я была богатой, – спокойно заметила Тесс, – но меня никто не похищал.
Коннорс убрал ручку и блокнот в карман пиджака, а вместо них вытащил сложенный листок бумаги.
– Нам придется обыскать ваш дом, – сказал он. – Вот ордер на обыск.
– Ордер на обыск? – переспросила Тесс, щурясь от лучей заходящего солнца.
– Нам необходимы улики. Жизнь девочки может быть в опасности.
Тесс посмотрела на свои шлепанцы из махровой ткани, на выдернутые нитки и засаленные изношенные края. Она не могла вспомнить, когда в последний раз их мыла.
– В доме страшный беспорядок, но если так надо, то пожалуйста.
– Мы хотели бы также осмотреть мастерскую.
– Прошу вас быть осторожнее. Если вы что-нибудь разобьете, то должны будете мне заплатить.
Агент Коннорс кивнул и пошел обратно к дому. Тесс продолжала сидеть на шатком садовом стуле, раздумывая, как скоро все это кончится.
Тесс взглянула на дом; кто-то уже зажег верхний свет в кухне. Наверное, Делл. Тесс слышала приглушенные голоса, но не разбирала слов. Она не могла заставить себя подняться и войти в дом: слишком много было там людей, слишком много беспорядка. Всем там заправляли агенты, забыв, что хозяйка она. Тесс закрыла глаза и попросила Всевышнего избавить ее хотя бы от присутствия Марины.
– Боже мой, Тесс, что ты делаешь на улице, да еще в темноте? – удивилась Чарли.
Тесс открыла глаза.
– Я знаю, мне надо идти домой кормить Гровера, – сказала она. – Народ еще не разошелся?
– Остались только агенты ФБР. Да еще Джо.
– А где Делл?
– Мы с ней поспорили. Наверное, она ушла домой.
– Наверное, она убежала.
– Кто? Делл?
– Нет, Дженни. Наверное, она просто убежала. Почему никто не хочет этому поверить? Почему они не оставят меня в покое?
Чарли не ответила.
– Из-за чего вы поссорились с Делл?
– Из-за Марины.
– Она приедет?
– Не знаю, – пожала плечами Чарли.
– Она приедет. Вот увидишь, она обязательно приедет.
– Тесс... Ты думаешь, исчезновение Дженни как-то связано с Мариной?
– Почему ты так считаешь?
– Да потому, что я никак не могу понять, зачем ты ей позвонила.
– Я же тебе уже объясняла. Из-за фотографии. Мне кажется, Дженни догадалась, что не ты ее настоящая мать. – Тесс чуть улыбнулась, наслаждаясь словами «не ты ее настоящая мать».
– Ты должна была сначала поговорить со мной, Тесс. А я бы поговорила с Дженни...
– Она к тому времени уже убежала. Ты что, забыла?
Чарли перенесла тяжесть тела на другую ногу: высокие каблуки ее туфель утонули в мягкой земле.
– Почему ты стоишь и не сядешь? – спросила Тесс. – Они в мастерской?
– Кто они?
– Агенты.
– Они уже все там осмотрели.
Тесс тяжело поднялась с шаткого садового стула.
– Идем, я тебе кое-что покажу, – сказала она Чарли.
Чарли молча последовала за ней к сараю, где находилась мастерская. Внутри Тесс провела Чарли в небольшую заднюю комнату, где часто оставалась ночевать, когда допоздна задерживалась, увлеченная работой, или когда слишком уставала, чтобы возвращаться в дом. Она подошла к неубранной узкой кровати с разбросанными на одеяле блокнотами и листами с эскизами. Тесс копалась в них, пока не обнаружила нужный альбом, перелистала несколько страниц и нашла то, что искала.
– Вот мой эскиз, – с гордостью объявила она, показывая Чарли цветной рисунок вазы. – Я отправила такой в Блекбернскую галерею. Я воспользовалась идеей яйца Дженни.
– Ты хочешь сказать, идеей Фаберже?
– Понятно, что Фаберже. Я хотела сделать сюрприз Дженни.
– Очень красиво. – Чарли окинула взглядом полки. – А чем занимается Дженни? Делл сказала мне, что ты ее учишь.
С довольной улыбкой Тесс подошла к полкам, поискала что-то на одной из них и достала продолговатую, похожую на каплю и желтую, как янтарь, елочную игрушку. Она с нежностью погладила ее гладкую прохладную поверхность.
– Вот эту Дженни сделала вчера. Она как раз над ней работала, когда мы повздорили.
Вдруг Тесс сообразила, что ошибается. Эта игрушка не может быть последней, сделанной руками Дженни. Самую последнюю девочка разбила о стену. Тесс посмотрела на стену, в которую Дженни швырнула игрушку, потом на пол рядом. Никаких осколков; Тесс смутно припомнила, что вроде бы подмела их. Так когда это было? Вчера или еще раньше? Она почувствовала тяжесть в груди.
Дверь мастерской открылась.
– Ты здесь, Тесс? – Это был Джо Лайонс. – Ты не пройдешь со мной в дом?
Тесс положила елочную игрушку обратно на полку.
– Что еще стряслось?
– Агенты хотят еще раз поговорить с тобой.
– Я им уже все рассказала.
– Они попросили меня привести тебя в дом.
– Спасибо, я и сама могу дойти, шеф Лайонс.
Тесс быстро вышла из мастерской и направилась по дорожке к своему некогда уютному дому-крепости, теперь оккупированному любопытными, сующими всюду свой нос полицейскими. И все из-за Дженни. Все из-за того, что Марина забеременела и отказалась делать аборт, а Чарли похитила Питера и удочерила Дженни. А глупая мать Питера завещала Дженни это дурацкое яйцо.
– Мисс Ричардс, – спросил агент ФБР, – у вас финансовые трудности?
Тесс нахмурилась. Она стояла посреди своей тесной, такой знакомой ей кухни, теперь холодной и чужой из-за разместившихся в ней посторонних людей.
– О чем это вы болтаете?
– Пожалуй, нам лучше перейти в гостиную, – предложил агент и вышел из кухни; Тесс безропотно пошла за ним. Прежде чем сесть, он снял с дивана кипу журналов, Тесс села на стул рядом. Агент протянул Тесс пачку бумаг.
– Судя по этим счетам, вы уже три месяца не платите за электричество и два месяца за телефон. Тут несколько повторных счетов из разных магазинов, а также от тех, кто снабжает вас материалами для стеклодувной мастерской.
Тесс посмотрела на счета.
– Я работаю в одиночку и сама себе хозяйка, – объяснила она. – Иногда возникают проблемы с оплатой.
– Расскажите мне о них, – попросил агент и наклонился в сторону Тесс.
Агент дышал на нее запахом мятных леденцов. Тесс отодвинулась подальше.
– Я оплачу все счета, когда выполню заказ. У меня договор на ту работу, что я делаю. Как только я доставлю заказчикам елочные игрушки, я все оплачу. Но я не могу работать, пока вы отнимаете у меня время. Я уже потеряла сегодняшний день.
– Когда мы осматривали мастерскую, мы видели на полке какие-то стеклянные побрякушки.
Тесс возмущенно подняла голову.
– Это не побрякушки. Это игрушки. Елочные. Ручной работы.
– Моя фамилия Гринберг, мисс, и я не разбираюсь в елочных игрушках, но я очень сомневаюсь, что вы сможете оплатить все эти счета с помощью ваших безделушек.
Он опять помахал перед нею пачкой счетов.
– У меня есть другие источники дохода.
– Вот как?
– Да. – Тесс выпрямилась на стуле. – У меня собирается купить эскиз вазы Блекбернская галерея. Вы, наверное, о такой не слыхали.
– Почему же, слыхал.
– Они как раз сейчас принимают решение по этому вопросу. Вам, конечно, известно, как хорошо они платят.
Агент посмотрел на кучу счетов, потом опять на Тесс.
– Я сама зарабатываю себе на жизнь, – сказала Тесс. – С тех самых пор, как окончила колледж. Я умею распоряжаться своими деньгами, мистер Гринберг.
– Нам бы хотелось ознакомиться с вашими бухгалтерскими книгами.
Тяжесть опять сжала ей грудь.
– Если вы не против, мы бы также хотели связаться с мистером Блекберном.
– Мистера Блекберна не существует. Он умер полвека назад.
– Тогда, если вы не возражаете, мы бы хотели связаться с теперешним директором галереи.
Тесс стало трудно дышать. Это было похоже на сердечный приступ.
– Послушайте, как вас там, полицейский, агент или еще как. Я не понимаю, почему вы связываете мой бизнес с расследуемым делом. Прошу вас прекратить рыться в моих вещах, а заняться поисками Дженни. Хочу напомнить вам, агент Гринберг, что девочка пропала, это на тот случай, если вы забыли.
– Нет, мы ни в коем случае ничего не забыли. Девочка пропала, а вместе с ней ее собственность стоимостью в четверть миллиона.
– Значит, вы намекаете, что я как-то связана с исчезновением Дженни?
– Возможно, да. Возможно, нет. Возможно, вы поняли, что девочка исчезла, и воспользовались случаем, чтобы присвоить яйцо.
Тесс охватила дрожь, слезы выступили у нее на глазах.
Внезапно в дверях появилась Чарли.
– Что тут, черт побери, происходит? – спросила она.
– Они думают, я виновата, – запинаясь, ответила Тесс. – Скажи им, Чарли, что это не я. Разве я способна причинить вред Дженни...
– Объясните мне в конце концов, что тут происходит? – потребовала Чарли, привычным жестом растирая шею и плечо.
Агент Гринберг встал с дивана.
– Ничего особенного, миссис Хобарт, обычная процедура допроса. Мисс Ричардс, кстати, была последним человеком, видевшим вашу дочь.
– Мне кажется, если вы хотите продолжить допрос, то его следует вести в присутствии адвоката.
– Пока в этом нет необходимости, – ответил Гринберг. – Но мне хотелось бы напомнить, что никто из вас не должен покидать город.
– А мы и не собираемся его покидать, – донесся из передней низкий, хрипловатый голос.
Тесс обернулась и сквозь пелену слез увидела на пороге гостиной Марину.
Остановившись на пороге, Марина смотрела на темную комнату, которая мало отличалась от той, какой она была пятнадцать лет назад. Тесс тоже была прежней, конечно, старше, полнее и очень уставшей, но все равно прежней Тесс. И, как всегда, без капли косметики, которая сейчас была бы ей очень кстати. Больше всех изменилась Чарли, державшаяся теперь с уверенной элегантностью, которой прежде, в колледже, у нее не было. Вот что значит иметь деньги, невольно подумала Марина.
– У нас здесь конфиденциальный разговор, – объявил человек рядом с Тесс. – Мне кажется, вам лучше прийти в другое время.
– А мне не кажется, – парировала Марина.
– Это я ее вызвала, – пояснила Тесс, беспокойно сжимая руки.
– Она наш старый друг и приехала помочь найти Дженни, – поддержала ее Чарли.
Джо Лайонс выступил вперед. Марина и не заметила, как он подошел сзади.
– Неужели из самой Новокии? – поинтересовался он.
Никто не ответил на его вопрос.
– Кто вы? – спросил мужчина, стоявший рядом с Тесс.
Марина взглянула на Чарли, потом на Тесс и протянула руку мужчине.
– Марина Маршан, – представилась она, снисходительно пожимая его руку. – Принцесса Королевства Новокии.
– Агент Гринберг, – в свою очередь, представился мужчина, пытаясь скрыть свое изумление. – Из ФБР. – Он поправил галстук и указал на второго человека, вошедшего в комнату: – А это агент Коннорс.
Агент Коннорс склонил голову. Марина кивком ответила на приветствие и подавила улыбку. «Хоть какая-то польза от моего титула, – подумала она. – Смотрите, как они вытянулись».
– Уже есть какие-нибудь успехи в поисках девочки? – спросила Марина спокойным, полным достоинства голосом и с должной мерой интереса. Полиция, без сомнения, не знала, что она настоящая мать Дженни, и за это Марина была глубоко благодарна своим друзьям.
– Мы сейчас разрабатываем несколько версий, – сообщил Гринберг, – но, думаю, на сегодня мы кончили. – Он сделал знак Коннорсу и Джо Лайонсу, затем повернулся к Тесс. – Я свяжусь с вами утром. Если будет что-то новое, немедленно известите шефа Лайонса.
Вереницей полицейские проследовали мимо Марины и вышли во двор через заднюю дверь.
Тесс минуту постояла в раздумье, потом подошла к Марине и на миг сжала ее в объятиях. Марина почувствовала запах немытого тела и несвежего белья. «Должно быть, это были очень изнурительные два дня», – мелькнуло у нее в голове.
– А где Николас? – спросила Тесс. – Разве он больше тебя не охраняет?
– Только временами. Мне некогда было его разыскивать. Я улетела первым подходящим рейсом.
Она не стала рассказывать, что ускользнула от своего нового телохранителя Регги, так как он ничего не знал о Дженни, а Марина и дальше собиралась хранить свою тайну.
– Как я рада тебя видеть, – чуть не плача, сказала Тесс и закрыла лицо руками. – Все так странно.
Глаза Марины и Чарли встретились, и во взгляде Чарли Марина прочла предупреждение.
– Ну и вид у тебя, – заметила Марина, обращаясь к Тесс. – Тебе надо лечь в постель. Чарли мне все расскажет.
– Они думают, это сделала я, – бесцветным голосом пожаловалась Тесс.
Чарли обняла Тесс за плечи.
– Марина права, – сказала она. – Тебе надо лечь. Ты отдохнешь, и все сразу прояснится.
Тесс немного постояла в молчании и, шаркая домашними туфлями, направилась туда, где, как помнила Марина, находилась ее спальня.
– Как тут дела? – обратилась Марина к Чарли, когда Тесс исчезла за дверью.
– Давай сначала сядем, – предложила Чарли и повела Марину к дивану.
Марина села как раз на то место, которое до нее занимал агент ФБР. Пружины в старом диване провалились, и сидеть на нем было так же удобно, как на болотной кочке. «Бедный агент Гринберг», – пожалела его Марина.
– Они сказали тебе о Фаберже? – спросила Чарли.
– Мне только сообщили, что девочка пропала. – Марина не решалась называть Дженни по имени, для нее она была дочерью Чарли и не больше. – Я ни с кем не говорила и сразу поехала в аэропорт.
Чарли в подробностях рассказала ей всю историю и добавила:
– Кстати, Дженни нашла нашу фотографию, ту самую, которую сделал Питер на выпускной церемонии.
– Когда я была беременна...
– Совершенно верно, когда ты была беременна.
– Я ведь так старалась, чтобы никто не заметил.
– Тогда никто и не заметил. Но когда мы снимались, ты стояла, повернувшись боком...
– И мой живот был отлично виден, – сказала Марина, пытаясь сообразить, во что же выльется все это для нее самой, ее семьи и, самое главное, для Новокии. – Ты считаешь, она обо всем догадалась?
– Или Дженни догадалась, или кто-то еще, – развила идею Чарли и сообщила Марине о недавнем возвращении в город Вилли Бенсона.
– Господи, только не он опять, – ужаснулась Марина при мысли, что Вилли может быть как-то связан с исчезновением Дженни. – Они его допрашивали?
– Нет, но Джо говорит, что они разрабатывают и эту версию.
– Похоже, Тесс тоже в чем-то подозревают?
Чарли выглядела осунувшейся. Она расстегнула широкую золотую заколку, скреплявшую волосы на шее, и они рассыпались по плечам. Марине они показались светлее, чем прежде, и более ухоженными. «Деньги, – подумала она, – могут исправить все что угодно, и даже превратить застенчивую Золушку в королеву».
– Это, конечно, сущая чепуха, – сказала Чарли, но без уверенности в голосе.
Марина не виделась и не говорила с Чарли целых пятнадцать лет, но она узнала знакомую интонацию. Марина слышала ее в тот самый день, когда Тесс пыталась покончить с собой. И когда сама Марина объявила о своей беременности. Этим тоном Чарли убеждала других, что не стоит беспокоиться, что все будет в порядке. Марина смотрела на свою старинную подругу и ждала, когда Чарли заговорит о главном.
– Похоже, у Тесс трудности с деньгами, – наконец открылась Чарли.
– Я думала, что ее родители оставили ей целое состояние.
– Пятнадцать лет назад. Все эти годы она его проживала. И наконец прожила.
Марина окинула взглядом неубранную комнату. Тесс явно не тратила денег на благоустройство дома.
– Одним словом, – продолжала Чарли, – у них возникло подозрение, что Тесс украла яйцо, чтобы поправить свое финансовое положение.
– Если она украла яйцо, то что же она сделала... с ней?
Марина старалась прятать свои чувства и держаться как бы на расстоянии, но с каждой минутой это становилось все труднее. Она расстегнула воротник блузки и представила, что смотрит на все со стороны, взором равнодушного наблюдателя, но тут ее взгляд упал на Чарли, и она увидела слезы в ее глазах.
– Боже мой, Марина, я никак не могу поверить, что это случилось. Это моя вина. Если бы я уделяла ей больше внимания, вместо того чтобы угождать матери Питера, все было бы по-другому. Временами мне кажется, что Дженни чувствовала себя лишней. Элизабет так и не приняла меня. Как не приняла и Дженни.
Ее последние слова прозвучали почти как рыдание.
Марина закрыла глаза и попыталась прогнать вечно преследующий ее образ ребенка, каким она видела его всего один-единственный раз. И еще она попыталась представить себе Элизабет Хобарт, которую не видела никогда в жизни. Была ли жизнь Дженни действительно такой печальной? Смогла бы сама Марина обеспечить ей счастливую жизнь? Боль сожаления наполнила ее душу, потому что это было неосуществимой мечтой. Дженни получила самых лучших родителей, самые лучшие условия и возможности, которые можно было пожелать. Но даже свобода, как теперь сознавала Марина, не всегда избавляет от страданий.
Марина взяла Чарли за руку. Она не могла понять, у кого из них холодная влажная ладонь.
– Ты ведь любишь ее, правда?
– Очень люблю, – подтвердила Чарли. – Я даже не понимала, как сильно я ее люблю... – Слова перешли в всхлипывания. – Я старалась быть хорошей матерью для нее, Марина. Но, видно, у меня это неважно получалось.
Теперь Марина знала, как должна действовать: она обязана взять все в свои руки. Какой бы матерью Чарли ни была, хорошей или плохой, нельзя позволить ей пасть духом, как это произошло с Тесс. Надо действовать немедленно, прежде чем с Дженни случится что-то серьезное. Если только уже не случилось.
Марина собрала все свое мужество.
– Вот что я тебе скажу, – объявила она. – Я абсолютно не верю, что Дженни убежала.
Если Чарли и заметила, что Марина наконец назвала Дженни по имени, то оставила это без комментариев.
– Но если Дженни не убежала, тогда...
Марина приложила палец к губам.
– Давай не будем думать о плохом. Тебе надо поспать, а я тем временем попробую во всем разобраться.
Марина вышла на улицу, глубоко вдохнула теплый ночной воздух и решила прогуляться. Она была рада, что не стала перед отъездом разыскивать Николаса. Прогулка в одиночестве по Нортгемптону позволит ей без помех предаться воспоминаниям.
Марина пересекла Эльм-стрит и направилась в сторону студенческого городка, стараясь выстроить в логичную систему полученные сведения. Вполне возможно, что Дженни, огорченная спором с Тесс, из мастерской прошла в дом и там в старом фотоальбоме попыталась отыскать снимки Чарли и Питера в молодости. Возможно, наткнувшись на снимок, сделанный на выпускной церемонии, она догадалась, что Чарли, которая даже в просторной темной мантии поражала своей стройностью, никак не могла быть беременной и соответственно не могла быть ее матерью. Вполне возможно, Дженни определила, что ребенка ждала именно Марина. В расстроенных чувствах Дженни схватила свое любимое яйцо и убежала неизвестно куда. Куда бегут четырнадцатилетние в такой ситуации, когда рушится окружающий их мир.
Все было возможно.
Марина засунула руки в карманы широких полотняных брюк, повернулась и пошла в сторону художественного музея. Мало что изменилось вокруг за прошедшие пятнадцать лет. Она улыбнулась, заметив, что посаженный в день выпуска плющ уже поднимался по стене главного здания колледжа. Наверное, здесь мало что изменилось за целое столетие, разве что появилось несколько новых зданий.
Она села на скамью под старым дубом и погладила прохладный камень. Марина не могла вспомнить, сидела ли когда-нибудь прежде на этой скамье, думая о Викторе, о Новокии или об Эдварде Джеймсе. Жаль, что скамья не могла поведать о тех, кто когда-то проходил мимо или отдыхал на ней, и о том, как сложилась их жизнь.
Не исключено, что Дженни просто убежала. А может быть, за ее исчезновением крылось нечто более серьезное. Подозрения в отношении Тесс? Марина покачала головой. Она в них не верила: Тесс не была способна на такой страшный поступок, даже если бы умирала с голоду. Положим, она похитила девочку. И что с ней сделала? Убила? Марина вздрогнула.
Внезапно в ее голове возникла новая мысль.
– Но, может быть, Дженни сначала убежала, – пробормотала она вслух, – Дженни убежала, а Тесс взяла яйцо и сказала всем, что девочка прихватила его с собой?
Проходящие мимо студентки удивленно посмотрели на Марину, и она с вызовом вздернула подбородок, как если бы разговаривать с самой собой было вполне обычной вещью. Ведь она была в Нортгемптоне, отличавшемся особой терпимостью к необычным людям, такая снисходительность была здесь неписаным законом.
Необычные люди... К примеру, такие, как Вилли Бенсон?
Мог ли Вилли Бенсон похитить Дженни? И зачем? Чтобы отомстить Чарли? Хватит ли у него ума на подобный поступок?
Марина поднялась со скамьи и пошла к общежитию Моррис-хаус по знакомой дорожке, где бессчетное число раз проходила в сопровождении Николаса. И в сопровождении Виктора.
Виктор...
У общежития Марина посмотрела через Грин-стрит на окно квартиры, где некогда жил Виктор, а потом поселился Николас.
Глухая тоска подступила к сердцу. А если Виктор как-то связан с похищением Дженни? Вдруг он узнал, что Дженни ее дочь? Что будет, если девочка станет заложницей в его борьбе за власть в Новокии?
Марина подняла голову и посмотрела на окно своей бывшей комнаты. Потом повернулась и вновь посмотрела на окно квартиры Виктора. И она вспомнила тот вечер, когда задумала навестить Виктора... Тот вечер, когда она видела женщину, выходящую из его дверей. И этой женщиной была Делл.
Марина задохнулась от волнения. Делл, ну конечно же, Делл. Вот ответ на все вопросы. Женщина, которая принимала у нее роды, что позволило Марине избежать больницы и разглашения тайны. Подруга, которой полностью доверяла Тесс.
Делл. Наверное, она поддерживает связь с Виктором. Что она сказала той ночью, когда Дженни появилась на свет? Что она хранит секреты Виктора? Сердце Марины пустилось вскачь. Каким-то образом нити сходятся к Делл. И может быть, исчезновение Дженни каким-то образом связано и с недавними новостями о Викторе Коу... Что его повстанцы готовы к решительным действиям и что монархия в Новокии доживает последние дни. Делл и Виктор. Наверное, они строили свои планы целые годы.
Внезапно Марина испугалась за свою жизнь. За свою жизнь и жизнь Дженни. Словно в озарении, она поняла, что, если ее убьют, никто никогда не отыщет Дженни. Потому что она одна располагала всеми деталями головоломки. Ей следует укрыться от опасности. Ей надо немедленно вернуться в дом Тесс.
Она резко повернула к Райскому пруду, это был ближайший путь к дому Тесс. Марина вышла на дорожку у пруда, глубоко вздохнула и побежала. Мимо Бертон-Холла, мимо лодочного ангара и оранжереи. От непривычного напряжения заныли икры, ремни босоножек впились в тело. Почему она сглупила и приехала в Америку без охраны? Почему заупрямилась и не взяла с собой Регги? Почему не подождала и не попробовала отыскать Николаса? Теперь Марина была одна, свободна и до смерти напугана. Она замедлила бег, наклонилась, не останавливаясь, сорвала с ног босоножки и бросила их в пруд. Камешки впивались ей в ноги, асфальт жег подошвы. Но она продолжала бежать. Свободная и совсем одинокая.
Она бежала мимо сада ректорского особняка, и перед ней предстала картина ее первых дней в колледже: толпы девушек, собравшихся здесь и выпрашивающих нечто совершенно ничтожное и незначительное, а именно освобождение на один день от учебы. «Боже мой, – промелькнуло у нее в голове, – те девушки и представления не имели, что такое настоящие проблемы».
Дорожка привела ее на улицу... Какую, она не знала. Но только не Эльм-стрит, а боковую, напротив «Квадрата». Как могла она надеяться на память, когда прошли годы?
Она посмотрела направо, потом налево, и вдруг ее осенило. Она узнала место, где находилась: это была Парадайз-лейн. Она вспомнила, что налево, через два дома отсюда, на Парадайз-лейн, стоял небольшой белый дом с темно-зелеными ставнями. Дом, который когда-то принадлежал Эдварду Джеймсу. Эдварду Джеймсу, отцу Дженни.
Марина повернула направо, в сторону Эльм-стрит. Она опять побежала, но уже не так быстро, потому что новая догадка пришла ей на ум.
А что, если Эдвард Джеймс узнал о существовании Дженни? Что, если он ее похитил?
За исключением света на кухне, весь дом был погружен в темноту. На кухонном столе Марина нашла записку:
Марина, Тесс уснула. Я лягу на диване, а ты можешь располагаться в комнате Дженни наверху. Утром увидимся.
Чарли.
Марина смотрела на листок бумаги. «Ты можешь располагаться в комнате Дженни». Почему Чарли уступила ей комнату Дженни? Разве не хотела она сама спать в кровати своей законной, принадлежащей ей по праву дочери?
Марина скомкала записку.
Она зашла в ванную, потом тихонько поднялась вверх по лестнице в комнату, где когда-то жила и где появилась на свет Дженни.
Она сняла покрывало с узкой кровати и легла, не раздеваясь. Мысли о Викторе, Тесс, Вилли Бенсоне и Эдварде Джеймсе, путаясь, кружились у нее в голове. И еще она думала о Дженни. Ее Дженни. Марина зарылась лицом в подушку и почувствовала легкий свежий аромат. Наверное, это был аромат Дженни, ее чистое, нежное, невинное благоухание. Она попыталась представить себе, как сейчас, в свои четырнадцать или почти пятнадцать лет, выглядит Дженни, уже не девочка, но еще и не женщина. Марина повернулась на спину и лежала, глядя в потолок, вспоминая ночи и дни, проведенные здесь в ожидании рождения Дженни.
И еще она вспомнила то утро, когда проснулась от родовых схваток. Марина окинула взглядом комнату, и перед ней предстали все те, кто был тогда рядом: Николас, Делл, Тесс, Чарли. Она снова почувствовала боль.
Марина положила ладонь на живот, неподвижный и плоский. Слезы хлынули у нее из глаз, и сквозь их пелену она увидела, как Делл подает Чарли маленький сверток, и услышала, как она говорит: «Это девочка».
Чарли плыла в океане. Вода была теплой и приятной. Чарли легла на спину и закрыла глаза, чтобы спастись от ослепительных лучей солнца, чей жар проникал в каждую клеточку ее тела. Удивительный умиротворяющий покой окружал ее. Она пыталась припомнить нечто важное, о чем ей следовало беспокоиться, и не могла.
Звук приближающейся моторной лодки вывел ее из оцепенения, и она прищурилась, вглядываясь вдаль. Человек перегнулся через борт и стучал по звонкому металлу корпуса.
– Рыба, рыба! – кричал он и жестом звал Чарли подплыть ближе к лодке.
Чарли знала, что «рыба» означает «акула».
Она быстро поплыла на металлический звук, ее сердце билось в такт торопливым звонким ударам. Труднее всего было что-то разглядеть в ярком блеске солнечных лучей. Наконец она достигла лодки, и человек протянул руку, чтобы втащить ее на борт. Но стоило Чарли поднять свою руку, как ее плечо пронзила острая боль. Рука беспомощно погрузилась обратно в воду. Запрокинув голову, Чарли взглянула в лицо человека в лодке, но у него не было лица... Одно пустое место. И хотя он прекратил стучать, удары продолжали пульсировать у Чарли в голове.
Медленно, с трудом Чарли открыла глаза. Она лежала на старом, провалившемся диване в гостиной Тесс. «Дженни, где Дженни?» – было ее первой мыслью. Потом она услышала тот самый стук из своего сна. Она потрясла головой, стараясь окончательно проснуться. Боль снова пронзила плечо.
– Тесс! Тесс! – доносилось из кухни. – Да проснись ты наконец, черт тебя побери!
Чарли с усилием поднялась с дивана, накинула халат на шелковую пижаму и пальцами расчесала спутанные волосы. Она вошла в кухню и в окне, освещенном первыми лучами солнца, увидела Джо Лайонса с коричневым пакетом в руке.
– Откройте же наконец эту проклятую дверь, – потребовал Джо.
Чарли открыла замок и одновременно бросила взгляд на часы. Без четверти шесть. «Дженни, – снова мелькнуло у нее в голове, когда она открывала дверь. – Наверное, он что-то знает о Дженни».
– В чем дело? – спросила Чарли слишком громким для такого раннего утра голосом. – Вы нашли ее?
Джо Лайонс помотал головой и вошел внутрь. Глаза у него припухли, лицо было бледным от бессонницы. Чарли завязала пояс халата и пододвинула ему стул.
– Где Тесс? – спросил Джо. Он сел и положил рядом с собой коричневый пакет.
– Она спит. А что в пакете?
В дверях кухни появилась Марина, и Джо прикрыл пакет ладонью.
– Что тут происходит? – в свою очередь, спросила Марина. Чарли заметила, что Марина была в той же одежде, что и вчера вечером. Похоже, она не ложилась спать.
– Это шеф Лайонс, – представила она Джо. – Он племянник Делл.
– Я знаю, кто он.
– Пусть кто-нибудь разбудит Тесс, – попросил Джо. – Надо, чтобы вы все это увидели.
– Тесс вчера приняла снотворное, – сказала Чарли.
– Я хочу, чтобы она это увидела, – нахмурился Джо.
Чарли протянула через стол руку и схватила Джо за запястье.
– Если в пакете что-то касающееся Дженни, я хочу видеть это немедленно. Надеюсь, вы не забыли, что Дженни моя дочь.
Взгляд Джо бегал по лицам Чарли и Марины. Он вытащил из кармана пинцет, открыл бумажный пакет и извлек оттуда пластиковый. Внутри пластикового пакета был еще один, прямоугольный, завернутый в коричневую бумагу.
Джо открыл пластиковый пакет, осторожно вытащил из него прямоугольный и положил его на стол. С помощью пинцета он медленно развернул коричневую бумагу.
– Я обнаружил это сегодня утром у дверей полицейского участка.
Внутри оказалась серебристая картонная коробка, в какие обычно упаковывают подарки. Тем же пинцетом Джо снял с нее крышку и пододвинул коробку к Чарли и Марине.
– Только ничего не трогайте, – предупредил он.
Чарли заглянула внутрь. Она сразу догадалась, что это такое. И онемела. Она не могла даже вздохнуть.
– Боже праведный, – изумилась Марина. – Неужели это Фаберже?
– Вам следовало сказать: «Неужели это был Фаберже?» – поправил ее Джо.
Чарли тяжело опустилась на стул и спрятала лицо в ладонях. Она не могла плакать, ею овладело оцепенение. Даже по осколкам Чарли узнала яйцо. Жемчужины уцелели и лежали среди обломков узорного золотого кружева. Остальное превратилось в кучку розовой эмалевой пыли. Пыль, полудрагоценные камни и крошечная золотая лошадка, тот самый сюрприз внутри яйца. Дженни не остановила свой выбор на яйце, украшенном рубинами и бриллиантами, или на яйце с изумрудами и сапфирами. Она выбрала для себя самое простое, самое неброское, даже слишком скромное яйцо. «Может быть, – подумала Чарли, – она считала, что недостойна большего». И теперь этот скромный выбор обратился в прах.
– Я ей говорила, чтобы она не брала яйцо с собой, – сказала Чарли. – Я говорила, чтобы она оставила его дома.
Джо осторожно закрыл коробку крышкой. Он положил ее вместе с упаковкой обратно в пакет, затем вытащил прозрачный пластиковый конверт с маленьким белым листком бумаги внутри.
– И еще вот это, – сказал он и вытряхнул из конверта листок бумаги с наклеенными на него цветными буквами, вырезанными из журналов. Это походило на эпизод из телевизионного детектива.
Почти не дыша, Чарли прочитала послание:
Три миллиона долларов за Дженни
Наличными
Немечеными стодолларовыми купюрами
Ждите звонка
– Господи, – только и могла произнести Чарли и закрыла глаза.
– Выкуп, – определила Марина. – Значит, Дженни все-таки похитили.
Джо кивнул.
– Что ж, теперь мы все знаем, – продолжала Марина. – Что будем делать дальше?
Чарли сжалась в комок. Похитили. Дженни похитили. И во всем виновата она, Чарли.
– По правилам я не должен был показывать вам это. Но вы понимаете... Тесс и Делл...
– Мы очень благодарны вам, шеф Лайонс, – сказала Марина.
Чарли не могла поверить, что Марина способна оставаться такой спокойной и сдержанной, когда сама Чарли готова была умереть на месте.
– Агенты ФБР уже на пути сюда, – продолжал Джо. – Вам лучше разбудить Тесс.
– По крайней мере теперь подозрения с нее сняты, – заметила Марина.
– Не совсем, – опроверг ее Джо.
Марина тряхнула волосами.
– Послушайте, Джо, если ваша теория верна, Тесс ни за что бы не разбила яйцо. Я права, Чарли?
Чарли медленно кивнула, все еще пытаясь разобраться в происходящем.
– Если только она не хочет нас запутать, – заметил Джо. – Три миллиона долларов немечеными купюрами – это куда больше стоимости яйца, и к тому же их гораздо легче использовать.
– Невероятно, – услышала свой собственный голос Чарли. – Нам никогда не собрать наличными такую крупную сумму.
Джо смотрел на коричневый пакет, словно в нем крылся ответ на все вопросы.
– «Невероятно» – очень подходящее для этого слово, – сказал он. – Знаете, пожалуй, Тесс действительно не виновата. Наверное, это все-таки Вилли Бенсон. Три миллиона наличными немедленно... Это как раз такая сумма, какую может потребовать человек с ограниченными умственными способностями.
Чарли почувствовала дрожь при одном упоминании имени Вилли. Она невольно потрогала почти невидимый шрам на лбу. Безумные глаза Вилли всплыли в ее памяти.
– Значит, это не Тесс, – запинаясь произнесла Чарли. – Вы сказали, что кто-то принес пакет к полицейскому участку. Тесс спала здесь всю ночь и никуда не выходила.
Джо смущенно задвигался на стуле.
– Вы уверены?
– Конечно.
– А вы двое? Вы ведь тоже спали?
– Я, пожалуй, какое-то время спала, – сказала Марина.
– Да, – подтвердила Чарли. – Я спала.
– Тогда у нас нет стопроцентной уверенности, что Тесс не выходила из дома.
Чарли смотрела на пакет и думала о его содержимом. Неужели Тесс могла это сделать? И если так, то как она поступила с Дженни?
Дженни...
А что, если ее тоже... больше нет?
Чарли с ненавистью взглянула на Джо Лайонса. Тесс, возможно, эксцентрична, но ни за что на свете Тесс Ричардс не причинит вреда Дженни. В этом Чарли не сомневалась. Она также была уверена, что племянник Делл Джо Лайонс по какой-то причине недолюбливает Тесс. Чарли вспомнила дни, проведенные в колледже. Какие бы усилия ни прилагала Тесс, ей никогда не удавалось завоевать симпатии молодых людей. «Она слишком толстая», – говорили они. Или: «Она какая-то странная». Это было несправедливо тогда, как это несправедливо и теперь. А Джо Лайонс – один из тех наглых, самоуверенных мужчин, которые заняты поисками воображаемой идеальной женщины. Хорошо, пусть Тесс и не отвечает его стандартам, но это еще не значит, что она преступница. Это не значит, что она желает зла Дженни. Тесс слишком любила Дженни, чтобы решиться на преступление.
Дженни, Дженни...
Обуреваемая мыслями, Чарли резко встала и тут же сморщилась от боли в плече.
– Мне надо позвонить, – объявила она, почти бегом бросилась к телефону в прихожей и дрожащей рукой сняла трубку.
Но чья-то другая рука из-за ее спины нажала на рычаг.
– Интересно, куда это вы собираетесь звонить? – спросил Джо.
Чарли чуть не подпрыгнула от неожиданности, потому что не слышала его шагов.
– Это вас не касается, но если вы настаиваете, то я хочу позвонить своему мужу.
– Все, что происходит в этом доме, теперь меня касается.
Джо снял палец с рычага.
– Вы, наверное, забыли, что мне необходимо собрать три миллиона долларов, – вскипела Чарли, и вместе с гневом к ней вернулась способность ясно мыслить. Если преступник требует три миллиона долларов, они с Питером их как-нибудь раздобудут. Это скорейший путь к освобождению Дженни, а также способ избавить Тесс от навязчивого присутствия Джо Лайонса.
– А вы разве все еще замужем? – удивился Джо.
– Конечно, я замужем. С чего вам взбрела в голову такая абсурдная мысль?
– Да потому, что с вами нет мужа.
– Мой муж сейчас на пути в Сингапур. У него там неотложное дело.
– Более неотложное, чем пропавшая дочь?
Чарли замолчала, пытаясь найти убедительный ответ. Когда Питер отказался ехать с ней в Нортгемптон, она нашла для него оправдание, но теперь, после слов Джо, Питер казался ей холодным, бессердечным и равнодушным.
– Мой муж руководит транснациональной корпорацией. Когда Тесс позвонила, мы решили, что Дженни гостит у кого-то из своих друзей. Поэтому я не стала слишком беспокоиться.
– Вы вроде говорили, что у Дженни здесь нет друзей?
Чарли почувствовала, как у нее напряглись все мышцы. Она с трудом подавила желание отвесить Джо хорошую оплеуху.
– Мы не были уверены, ведь она провела здесь целое лето.
Джо недоверчиво кивнул, и Чарли поняла, что он сомневается.
– Каким бизнесом занимается ваш муж?
– Он работает в текстильной промышленности. – Терпение Чарли истощилось. – Прошу меня извинить...
Она вновь принялась набирать номер Питера.
– И как сейчас идут у него дела? – упорствовал Джо.
– Превосходно.
– Неужели? Даже при такой большой конкуренции на рынке?
Краска залила лицо Чарли.
– Уточните, на что вы намекаете?
– Мне кажется, ваша подруга Марина очень богата. Неужели она допустит, чтобы вашу дочь...
– Послушайте, шеф Лайонс, – погрозила ему пальцем Чарли, – почему бы вам не заняться своими прямыми обязанностями вместо того, чтобы подозревать невинных людей? Я сейчас буду звонить мужу, а вы приступайте к поискам моей дочери.
Чарли продолжала раз за разом набирать номер, но услышала, что Джо все же вышел из передней.
Наконец она дозвонилась, но это был всего-навсего автоответчик.
– Это Питер Хобарт, – услышала она. – Извините, что не могу ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение...
– Позвони мне, черт тебя побери! – закричала Чарли в телефонную трубку. – Дженни похитили!
С этими словами она в сердцах бросила трубку.
Тесс лежала на кровати на спине, прикрыв лицо локтем. Казалось, целые дни, а не минуты, прошли с тех пор, как Джо постучал в заднюю дверь. Она лежала в серых рассветных сумерках, прислушиваясь к разговорам, взрывам гнева и отчаяния.
Она сознавала, что если не будет действовать, то проведет остаток жизни в тюрьме.
Тюрьма, какая она? Сильно ли тюрьма отличается от той жизни, которую она вела до сих пор?
Интересно, разрешат ли ей заниматься в тюрьме любимым стеклодувным делом? Она, наверное, могла бы таким образом зарабатывать кучу денег для помощи заключенным.
В тюрьме так спокойно. Зимой тепло, и кругом люди. Много людей, есть с кем поговорить, если тебя одолеет тоска. Не то что здесь, где можно открыть душу одной только Делл. И обнять можно одну только Делл. Она вспомнила, что уже целые годы Делл не обнимала ее. И другие тоже.
Должно быть, заключенные чувствуют себя одной большой семьей.
Тесс легла на бок и продолжала грезить. В тюрьме не надо оплачивать счета, не надо вымаливать работу, не надо заказывать материалы для мастерской. Они будут одевать ее и кормить три раза в день.
Они обеспечат ее пищей. Она вспомнила о Гровере и чуть не заплакала. Если ее посадят в тюрьму, то кто будет кормить Гровера? Кто будет за ним ухаживать?
Если Чарли не найдет денег, то об этом должна будет позаботиться она, Марина.
Марина незаметно дошла до мастерской Тесс. Этим утром Чарли показалась Марине совсем другой, чем накануне, так она изменилась за одну ночь. На посеревшем от бессонницы лице вокруг глаз и в углах рта появились мелкие морщинки; горе и отчаяние не прошли даром для женщины, столько лет хранившей тайну Марины и вырастившей ее ребенка. Женщины, которая оставалась верной Марине и не назвала полиции имя настоящей матери Дженни, ни единым намеком не выдала, что Марина для нее больше, чем друг.
Рассеянно оглядывая мастерскую, образцы стеклянных изделий и елочных игрушек на полках, Марина размышляла о том, что такое верность. Она думала о верности Тесс в те далекие годы: пусть Марина протестовала, сопротивлялась и не доверяла Делл, но Тесс настояла, что только Делл сможет разрешить все их проблемы. И все прошедшие годы Тесс оставалась верной Марине, хранила тайну Дженни, хотя могла бы воспользоваться ею, чтобы вымогать у Марины деньги, которых Тесс явно не хватало. Но Тесс не пошла на предательство. Как, наверное, и Делл, с чувством вины подумала Марина.
За все эти годы никто из подруг ее не предал. Удивительно, что узы дружбы неподвластны времени, неподвластны ссорам, разлукам, долгому молчанию. Эти узы крепче тех, что связывают ее с Алексис, которая никогда не поступилась бы ради сестры своими чувствами или интересами и которая ради собственного блага готова пойти на все и даже погубить Марину. В первую очередь погубить Марину, в этом не было ни малейшего сомнения.
Но только не Чарли. И не Тесс. И конечно, не Делл. Поразительно, но Делл хранила секрет даже от своего племянника Джо Лайонса. Должно быть, в этом есть и заслуга Тесс. Бедняжка Тесс. Теперь она платила за свою верность, став жертвой позорных обвинений.
Марина испытывала жалость к Тесс Ричардс, этой уже немолодой женщине, лишенной любви и потерявшей близких. Она так и не сумела утвердиться в жизни и, наверное, уже не имела для этого сил. И вот теперь ужасное обвинение в преступлении, которого Тесс не совершала. В ней все больше крепла уверенность, что настоящий виновник – Виктор или Эдвард Джеймс.
Марина подошла к полкам, рассматривала изделия и гадала, какие из них созданы руками Дженни и откуда у девочки этот талант. Она потрогала елочную игрушку.
– Эдвард, – прошептала она, – конечно, у нее это от Эдварда.
И вновь возникла беспокойная мысль о связи Эдварда Джеймса с исчезновением Дженни. Потому что за одну ночь волшебной любви Марина не могла достаточно узнать Эдварда Джеймса. Он оставался для нее незнакомцем. Она не имела ни малейшего представления о его настоящем характере. Возможно, он был таким же бессердечным, как Виктор Коу. И куда более опасным, чем жалкий, маленький Вилли Бенсон.
Обхватив себя руками, Марина ходила взад и вперед по мастерской.
Если Чарли не соберет денег для выкупа, она сделает это сама. Как бы там ни было, ей придется открыться королю. Кто бы ни заплатил выкуп, все равно тайна выйдет наружу, и всем станет известно, кто настоящая мать Дженни.
Король не заслужил того, чтобы узнать из газет имя своей внучки. Марина рисковала вызвать его гнев и, самое ужасное, быть свидетельницей его страданий и самой пережить горечь унижения. Но пришло время платить по старым счетам и открыть отцу правду.
Но прежде всего предстояло прояснить вопрос об Эдварде Джеймсе.
Живет ли он по-прежнему в своем старом доме и преподает ли в колледже? Об этом Марина могла только гадать. Но следовало действовать, она не могла никого расспрашивать и должна была полагаться только на себя.
Марина пересекла Эльм-стрит и пошла по Парадайз-лейн. Справа от нее был «Квадрат», слева учебные здания. В белом доме с темно-зелеными ставнями на окнах висели опрятные кружевные занавески.
Марина остановилась, глубоко вздохнула и поспешила вперед, опасаясь, что переменит свое решение. По кирпичной дорожке она подошла к крыльцу, позвонила и стала ждать, разглядывая зеленую дверь и аккуратно подстриженные кусты перед домом.
Она услышала, как поворачивается замок. Дверь отворилась. На пороге стояла женщина.
– Что вам угодно? – спросила она. Это была пожилая женщина, полная, без талии и с кривыми ногами. Ее короткие волосы были седыми, глаза смотрели через толстые стекла очков. Уж не жена ли это Эдварда Джеймса?
– Не знаю, сумеете ли вы мне помочь, – подчеркнуто вежливо начала Марина. – Я ищу человека, который жил здесь много лет назад.
Женщина изучала Марину.
– Это был преподаватель колледжа. Он читал лекции по государственному управлению. Его звали Эдвард Джеймс.
– Его по-прежнему так зовут, – сказала женщина. – И он по-прежнему здесь живет.
У Марины екнуло сердце.
– Вот как? Может быть, он дома?
– Да, он дома. Он читает.
«Он читает, – подумала Марина. – Эдвард здесь, и он читает. Эдвард, отец Дженни».
Марина смотрела на женщину, не зная, что еще сказать.
– Мне не хотелось бы его беспокоить, но у меня к нему очень важное дело.
– Как о вас доложить?
Марина колебалась. Помнит ли он ее? А если помнит, признается ли в этом? Мысли Марины вернулись к Дженни... Ее ребенок. Их с ним дитя. Дочь, которую он, возможно, похитил.
– Скажите ему, что это... Что это принцесса.
Женщина с удивлением смотрела на Марину через толстые, увеличивающие глаза стекла очков.
– Сейчас я узнаю, примет ли он вас, – сказала она и исчезла в доме, прикрыв входную дверь.
Марина стояла не двигаясь, ее мысли, ее тело, ее чувства – все окаменело, замерло в неподвижности, кроме бешено бьющегося сердца.
Дверь снова отворилась. На этот раз это был сам Эдвард Джеймс. Седина, которая некогда серебрила его виски, теперь выбелила голову, как снег горные вершины Вермонта; помимо усов, он носил теперь и аккуратно подстриженную бороду, обрамлявшую его загорелое, некогда красивое лицо, черты которого смягчил бег времени. Ворот белой рубашки был расстегнут на груди, уже не такой крепкой и широкой, как в прежние времена, а брюки в поясе были, пожалуй, несколько просторнее, чем следовало. В руке Эдвард держал книгу. Он смотрел на Марину и все шире улыбался.
– Марина? – спросил он, и Марина поняла, что он ее узнал.
Она поняла это по вспыхнувшему в его глазах свету, по нескрываемой радости, с которой он разглядывал ее лицо. Этот свет был словно луч маяка, нащупавшего в тумане ее истосковавшуюся душу.
– Здравствуйте, профессор Джеймс, – сказала Марина. – Как давно мы с вами не виделись.
– Да, да, – подтвердил он. – Прошу вас, войдите.
Марина была в нерешительности. Чутье подсказывало ей, что Эдвард не имеет никакого отношения к похищению Дженни. Чутье подсказывало ей, что это честный, порядочный человек, который хоть и поддался тогда своему чувству, тем не менее остался верен данному когда-то слову. Радость наполнила все существо Марины при мысли, что этот человек отец Дженни. Ей хотелось знать, какие его качества унаследовала их дочь.
Но тут она вспомнила о записке с требованием выкупа и причину, по которой явилась сюда.
– Будет лучше, если мы поговорим на улице, – сказала она негромко, чтобы не услышала его жена. – Мне надо кое-что вам сказать.
Они шли по дорожке вдоль пруда. Эдвард стал как бы ниже ростом, и его походка потеряла прежнюю уверенность. Они шли совсем рядом, но не касаясь друг друга; каждый из них думал о своем, но не говорил ни слова, молчание не угнетало их, а скорее умиротворяло, как это бывает между очень близкими друзьями, которые не нуждаются в словах. «Духовная близость, вот это как называется», – подумала Марина.
– Вы прекрасно выглядите, Марина, – наконец произнес Эдвард.
Марина отбросила назад волосы и улыбнулась.
– Благодарю вас, – ответила она. – Вы тоже прекрасно выглядите, профессор.
– Боюсь, годы не были так благосклонны ко мне, как к вам, – рассмеялся Эдвард. – С другой стороны, мне скоро будет пятьдесят пять. Представляете, пятьдесят пять.
Он все еще не спросил, почему она в Нортгемптоне, он все еще не спросил, почему она пришла к нему.
– Я много читал о вас в эти годы, – сказал он.
– Неужели, профессор? – поддразнила его Марина. – Я не знала, что вас интересуют светские новости.
– Трудно не заметить броские заголовки бульварных газет.
Марина отвернулась и посмотрела на пруд.
– Не следует верить всему, что пишут.
– Вы так думаете?
– Кое-что было правдой. Но с тех пор я изменилась.
Марина почувствовала неловкость оттого, что ей приходится оправдываться. И тут она вспомнила, как легко прежде Эдвард читал в ее душе и видел ее подлинную сущность.
– Надеюсь, вы не лишились такого своего качества, как непосредственность. Надеюсь, вы также не потеряли свою отзывчивость.
– Непосредственность? – изумилась Марина. – Вы считаете, что непосредственность была моим качеством?
– Без сомнения, – усмехнулся Эдвард. – Непредсказуемая. Взрывная. И в то же время отзывчивая. – Он слегка нахмурился. – Не уверен, что вы реализовали этот свой талант. Мне кажется, вы опасались последствий, к которым вас может привести эта отзывчивость.
Они шли дальше в молчании, и наконец Марина заговорила:
– Я боялась многих вещей, Эдвард.
– А теперь?
– Теперь? Теперь я пытаюсь совершать добрые поступки. Я пытаюсь спасти свою страну.
Произнося эти слова, Марина поняла, что сама впервые поверила в их искренность.
Эдвард кивнул.
– У вас есть для этого все качества, принцесса. А что касается прессы, то я и без нее всегда был уверен, что из вас выйдет отличная представительница золотой молодежи.
– Вы не ошиблись, – подтвердила Марина. – Наверное, следовало пройти сквозь это испытание, чтобы осознать, что полной свободы для меня не существует.
Марина не знала, как объяснить Эдварду свои романы с Дмитрием, Раулем и, самое ужасное, с Генри. Она не знала, как объяснить ему, что в своем отчаянном стремлении слиться воедино с мужчиной, обрести любовь, она искала душевного покоя и спасения для себя, искала спасения сначала в слепом подчинении долгу, а потом в открытом, необузданном протесте. Только встретив Йорге, Марина обрела человека, который, правда, не искал любви, но принял ее как личность и доказал ей, что она умная, талантливая женщина, способная построить для себя, с учетом своего особого положения, прочную достойную жизнь, дающую удовлетворение и некое подобие свободы. Она не знала, как объяснить эти вещи Эдварду, да, пожалуй, в этом и не было нужды.
– Я наделала много ошибок, – сказала Марина, когда они проходили мимо розария за особняком ректора и до них долетел запах цветущих роз. Такие же розы растут в саду ее матери, но королева уже больше не может наслаждаться ими. Марина почувствовала, что ее глаза наполнились слезами жалости к матери, вечной пленнице темницы, из которой нет выхода.
Эдвард остановился и взял Марину за руку.
– Мы все совершаем ошибки, принцесса, – заметил он.
Марина посмотрела на его утешающую руку, на длинные пальцы, слегка сжимавшие ее ладонь. Нежные длинные пальцы, которые когда-то сплетались с ее собственными и касались ее тела с медленной страстной лаской, пробуждая ответное желание.
Она посмотрела в его задумчивые глаза, но между ней и Эдвардом не вспыхнула так хорошо знакомая ей непреодолимая жадная потребность в быстром, коротком сексе для утоления страсти без всякого участия душевных сил. Эдвард не был похож на Дмитрия, Рауля и тем более Генри. То, что возникло сейчас между ними, называлось покоем, умиротворением и приятием друг друга. Так оно было между ними пятнадцать лет назад. И Марина знала, что это и есть сокровище, называемое любовью. Она хотела спросить у Эдварда, не сделали ли они ошибку тогда, в Вермонте, проведя вместе ночь, и что он об этом думает.
Словно читая ее мысли, Эдвард ответил:
– Может быть, со стороны морали наш поступок и заслуживал осуждения, но он не был ошибкой.
– Были ли вы счастливы, Эдвард? Хорошей ли была ваша жизнь?
Эдвард сунул руки в карманы, и они продолжили путь.
– Хорошей? – повторил он. – Да, мою жизнь можно назвать хорошей. Тихой, разумной.
– У вас так и не было детей?
Он не сразу ответил.
– Нет, не было. Анжелина не хотела детей.
Они шли в молчании, слушая пение птиц.
– Вы знаете, ее уже нет.
– Кого?
– Моей жены. Анжелины. Она умерла в прошлом году.
– Умерла? А та женщина в доме?
– Это Дорис, моя экономка. Не более.
Внезапно до Марины дошел смысл его слов: Эдвард был одинок. Его жена умерла.
– Мне очень жаль, Эдвард.
Он пожал плечами.
– Мне тоже. Мне очень плохо без нее.
Марина не знала, что еще сказать.
– То, что было у нас с вами, принцесса, это нечто особенное. У нас с Анжелиной было совсем другое. Она была... Она была для меня...
Он не мог найти подходящего слова.
– Она была вашей верной женой, – подсказала Марина.
Эдвард кивнул.
– И моим добрым другом.
Марина протянула руку и коснулась его щеки. Борода была совсем не жесткой, а мягкой, податливой. Она не скажет ему о Дженни, как не сказала о ней пятнадцать лет назад. Дженни была ее тайной и останется таковой, потому что Марина теперь была почти уверена, что Эдвард не имеет никакого отношения к исчезновению Дженни. Она могла только надеяться, что, когда пресса обо всем разузнает, Эдвард не сделает ошибочных выводов.
– Я сказала вам все, что хотела, Эдвард. Спасибо, что поговорили со мной.
Они вернулись к его дому и остановились на въезде, не касаясь друг друга, не стремясь друг к другу сердцами, но единые духом, как двое бывших любовников, которые на краткий миг оживили прежнюю мечту.
Он поцеловал ее в щеку, и она коснулась его щеки ответным поцелуем. Они грустно улыбнулись друг другу и медленно расстались, не сказав «прощай».
Марина повернулась и пошла к Раунд-Хилл-роуд, засунув руки в карманы, высоко держа голову, с сердцем, полным любви. Но когда она услышала, как закрылась за Эдвардом входная дверь, ее поразила внезапная тревожная мысль: он не спросил, что привело ее в Нортгемптон. Эдвард видел ее последний раз пятнадцать лет назад и тем не менее не спросил, почему она оказалась здесь.
Может быть, потому, что ему было все равно... Или потому, что это его не удивило.
Как только Чарли увидела незнакомый, видимо, взятый напрокат, автомобиль, который, не притормаживая, свернул к дому, она сразу догадалась, что это Питер. С тех давних дней, когда он водил «корвет», Питер приобрел опасную привычку ездить на предельной скорости. Неожиданная черта для человека очень сдержанного во всех своих проявлениях.
Чарли выбежала на улицу через заднюю дверь, чтобы обнять Питера без свидетелей и поговорить с ним без Джо Лайонса и агентов ФБР. Она торопливо спустилась по старым, подгнившим ступенькам крыльца и остановилась, ожидая, когда Питер выключит мотор, выйдет из машины и наконец признает тот факт, что Дженни является его дочерью.
– Боже мой, Чарли, они нашли ее?
Это были первые слова Питера, едва он вышел из машины и обнял Чарли. Ее злость куда-то исчезла, стоило ей только ощутить тепло его рук.
– Нет, – ответила она тихо. – Пока не нашли.
Он отстранился и отвел волосы со лба, и Чарли поняла, что никогда прежде не видела Питера таким неряшливым. Даже после любовной близости его волосы оставались аккуратно причесанными, как и подобает следящему за своей наружностью богатому человеку. Но сегодня и сам он, и его одежда, серые хлопчатобумажные брюки и трикотажная рубашка, выглядели несколько помятыми.
– Ничего не произошло с тех пор, как подбросили записку. Никто не звонил. Агенты ФБР в доме. Они записывают телефонные звонки.
– Господи, Чарли, что же нам делать? – умоляюще спросил Питер, глядя на нее по-детски растерянными глазами, ожидая, что Чарли все поправит и прогонит беду прочь.
И в это мгновение ошеломляющая истина поразила Чарли: Питер ждал от нее решения проблем, ответа на все вопросы и готов был во всем ей подчиняться. До нее вдруг дошло, что он вел себя так все годы, всю жизнь со своей матерью. Он вел себя так всегда, а Чарли и Элизабет принимали это как должное.
Но сейчас у Чарли не было ответа. Сейчас она была напугана и не уверена в себе так же, как Питер, этот мальчик, который так и не вырос. И вот впервые Чарли ожидала, требовала от мужа решительных шагов.
Она начала плакать.
– Господи, – повторил Питер и снова обнял ее.
Плач перешел в рыдания.
Питер прижал Чарли к себе, приглаживая ее растрепавшиеся волосы. Она чувствовала, как дрожь охватила его тело.
– Это я все испортил, – прошептал он. – Это моя вина.
– Нет, нет. Мы оба виноваты. Оба.
– Скажи мне, что еще не все потеряно.
– Не могу.
– Прошу тебя, скажи.
– Нет. Не могу.
Быстрыми, нервными движениями Питер гладил ее по спине.
– Мы найдем ее, Чарли. Во что бы то ни стало.
Он перестал дрожать и вытер слезы с ее лица.
– Мы ее найдем, – повторил он.
Он повел Чарли за собой на лужайку, усадил на старый садовый стул с плетеным нейлоновым сиденьем и сам сел на другой рядом.
– Расскажи мне все сначала, – попросил он.
Все еще плача, она рассказала ему о яйце Фаберже и о записке. Потом сообщила о приезде Марины.
– Зачем она приехала? – спросил он.
– Они ее вызвали.
– Боже мой, неужели она попытается...
Чарли закрыла глаза. Прежде она могла бы успокоить Питера, сказать ему, что Марина не потребует вернуть ей ребенка, что она не может отнять у них Дженни. Прежде, при других обстоятельствах и других событиях, она могла бы уверить его, что все будет в порядке и что она все берет на себя. Но теперь она ограничилась двумя фразами:
– Я не знаю, потребует ли она обратно Дженни. Я ничего не знаю.
– Плохи наши дела, – отозвался Питер. – Может быть, Марина все это и затеяла. Она вела очень веселую жизнь, ей, наверное, это надоело. Может, она теперь решила, что ей нужна Дженни. Дженни, наследница престола...
– Не думаю, что она на это пойдет, если любит Дженни.
– Любит? – возмутился Питер. – Да как она может ее любить? Она даже не видела ее!
Значит, Питер все-таки подтверждает свою любовь к дочери... Вновь заныло плечо. Нет, Чарли не могла сейчас думать о Марине, пока ей хватало и других забот.
– Они подозревают, что, возможно, это Тесс, – сказала Чарли.
– Какая ерунда! Тесс слишком занята оплакиванием себя, чтобы решиться на такой шаг.
– Оплакиванием себя?
– Ну да, она всегда только и делала, что жалела себя. Бедняжка Тесс. Пойми меня правильно, в остальном у нее все в порядке. Но даже когда мы были детьми, она все время жалела себя. Ее мать никогда ее не понимала. Потом погибли ее родители, еще одна причина, чтобы проливать над собой слезы. – Питер показал на дом. – Ты только посмотри на ее жилище. Ведь это свалка, мрачная свалка. Стоит ли удивляться, что она не вышла замуж. Кто захочет жить с человеком, который все время в депрессии?
Чарли поразилась. Она никогда не считала, что у Тесс депрессия, разве только тогда, когда она покушалась на свою жизнь. Но ведь с тех пор прошло столько времени. Когда они окончили колледж, у Тесс были такие грандиозные планы... Она собиралась стать знаменитой художницей по стеклу...
Чарли посмотрела на дом, который явно нуждался в покраске. И в новой жизни. Да, Питер прав. Удивительно, что он всегда знал об этом. Возможно, она никогда не считала Питера достаточно чутким к переживаниям других людей. А может быть, она просто не давала ему возможности проявить свою отзывчивость. Значит, он все-таки способен на сочувствие...
– Есть ли у них другие версии?
– Есть, – неохотно подтвердила Чарли.
– Какие же?
Чарли посмотрела на свои ноги, всегда прочно стоявшие на земле. Интересно, почему они вдруг онемели? Она и не заметила, как это произошло.
– Он вернулся, Питер, – наконец сказала она.
– Кто вернулся?
Чарли подняла голову и взглянула на раскаленное летнее небо.
– Вилли Бенсон.
Питер встал так стремительно, что его стул упал и рассыпался, превратившись в груду металлических трубок и кучу старого нейлона.
– Вилли Бенсон? – удивился он. – Почему они его не арестовали?
Чарли обернулась и увидела на крыльце Джо Лайонса, который стоял, опираясь на шаткие деревянные перила.
– Мы не можем взять его под стражу, потому что не можем его найти, – объяснил Джо и представился Питеру.
Питер пристально смотрел на Джо. Джо снял шляпу.
– Вы не пройдете в дом? Нам бы хотелось с вами побеседовать.
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда они входили на кухню.
– Может быть, вы ответите? – предложил Коннорс Чарли.
Онемение охватило теперь все тело Чарли, и она с трудом проковыляла в переднюю. Через дверь гостиной она видела Гринберга, расположившегося рядом с массой электронной аппаратуры. Он кивнул Чарли, и она взяла трубку.
– Алло?
На другом конце провода царило молчание. Чарли слышала лишь громкое биение своего сердца и еще приглушенный звук, словно кто-то дышал в трубку, прикрывая рот тряпкой. Чарли схватила Питера за руку.
– Если вы хотите снова увидеть девочку, выполняйте мои указания, – наконец раздался голос. – В витрине супермаркета Торна выставлен большой коричневый рюкзак. Купите его и сложите туда деньги.
Голос был низкий, неясный и звучал, как сквозь толщу воды.
Гринберг кивнул Чарли.
– Хорошо, – согласилась она дрожащим голосом.
Гринберг жестом показал Чарли, чтобы она продолжала разговор.
– Дженни здорова? – спросила Чарли.
– Она в безопасности.
Гринберг снова помахал рукой Чарли.
– Когда вы хотите получить деньги? – заторопилась Чарли. – И где?
– Я позвоню завтра. В полдень.
Говоривший повесил трубку.
Чарли отошла от телефона и упала в объятия Питера. Он целовал ее волосы и гладил плечи.
– Это был мужчина? – спросил Питер.
– Да... Нет... Я не знаю, – всхлипывала Чарли.
– Трудно определить, – сказал Гринберг. – К сожалению, разговор был слишком коротким... Кстати, где Тесс?
Чарли оглядела комнату. Она знала, что Марина вышла прогуляться. Тут были Джо Лайонс и два агента. Но Тесс нигде не было видно. Как и Делл.
– Идем, Чарли, – сказал Питер. – Дженис заказала нам номер в отеле «Нортгемптон». Ты не должна оставаться в этом доме. – Питер посмотрел на агентов и на Джо Лайонса. – Я забираю жену в отель. Если мы вам понадобимся, вы нас там найдете.
– Я считаю, ей лучше остаться здесь, – заметил Джо.
– Нет, – твердо произнес Питер. – Если вы хотите побеседовать со мной, то вам придется отложить это до завтра. Мы вернемся сюда утром, а сейчас жене надо отдохнуть.
Питер повел Чарли к дверям. Она прижалась к нему и с облегчением вздохнула, наполнив легкие теплым летним воздухом, как только они вышли за порог, оставив позади сумятицу и беспокойство. Она была благодарна Питеру за то, что на этот раз он все взял в свои руки.
Тесс поднесла к губам стеклодувную трубку и подула в нее. Маленький прозрачный пузырек появился на другом конце.
– Какой хорошенький, – похвалила Тесс вслух и снова подула. Маленький шарик начал медленно увеличиваться в размерах. – Из тебя получится отличное украшение для чьей-нибудь прелестной елочки. – Тесс нахмурилась. – Интересно, в какой дом ты попадешь? А что, если там живут люди, недостойные такого красивого украшения? Лучше было бы сделать из тебя вазу. Такую, как я задумала, под Фаберже. У тебя тогда была бы совсем другая жизнь. Прекрасная ваза, похожая на прекрасное творение Фаберже, которое принадлежало прекрасному ребенку. – Тесс положила руку на бедро; трубка опустилась вниз. – А знаешь что? Ты, шарик, никому не нужен. Ты бездушное, глупое украшение... Как, впрочем, и все люди.
Тесс подняла трубку и подула в нее, но стекло остыло и не поддавалось.
– Ах ты, дрянь! – закричала Тесс, швырнула трубку в стену, и стеклянный шар на конце разлетелся от удара. – Ах ты, неблагодарная дрянь!
– Ты здесь, Тесс?
Тесс сощурилась, вглядываясь в проем открытой двери, где в солнечном свете появилась чья-то фигура.
– Какого черта тебе здесь надо, Лайонс?
– Ты здорова, Тесс? Мы тебя искали.
– Какое тебе дело до моего здоровья? Хочешь меня сейчас арестовать?
Джо подошел поближе.
– Был звонок.
Тесс непонимающе смотрела на Лайонса.
– Звонок от похитителя.
– А... – только и могла произнести Тесс.
– Он обещал позвонить завтра.
– Он? Так значит, это была не я? – Она рассмеялась пронзительным смехом. – Вот оно что. А все это время вы подозревали меня.
– Тесс... Я не...
– Хватит темнить. – Она встала, взяла из печи трубку и подняла ее над головой. – Ты знаешь, кто ты, Джо Лайонс? Ты ублюдок. Одна вещь нужна была тебе от меня все эти годы, но ты так ее и не получил. Ты затаил обиду и ждал, чтобы мне отомстить, верно? – Она еще выше подняла трубку, словно готовясь нанести удар. – Но ты от меня ничего не получишь, сколько бы ни ждал. И знаешь почему? Потому что ты хрен моржовый. Грязный, вонючий маленький хрен. А я их терпеть не могу. Если не веришь, спроси у своей тетки. Знаешь, было время, когда я с ней спала.
Джо отступил назад.
– Не пугай меня, Тесс, все равно не удастся. Я всегда знал, что Делл лесбиянка.
Тесс покрепче ухватила трубку. Потом плюнула. Джо увернулся от плевка, и слюна попала ему на ботинок.
– Ублюдок! – повторила она и поднесла трубку почти к самому его лицу.
Джо протянул руку и схватил трубку. Раскаленный конец обжег ему ладонь. Он вскрикнул и отпрыгнул назад.
– Грязный ублюдок! – заорала Тесс, преследуя Джо и размахивая трубкой, нацеленной прямо на него.
Джо снова отступил назад и наткнулся на металлический шкаф. От удара дверь шкафа распахнулась.
– Грязный ублюдок и в придачу педераст! – наступала на него Тесс, задыхаясь и продолжая в опасной близости размахивать трубкой.
Джо попытался встать на ноги и снова толкнул шкаф, из открытой дверцы которого посыпались коробки.
– Паршивый ублюдок, посмотри, что ты наделал! – задохнулась от ярости Тесс и, отбросив в сторону трубку, нагнулась и принялась собирать коробки.
Джо положил ей руку на плечо.
– Тесс, – очень спокойно сказал он, – что это за коробки?
– А тебе какое дело?
– Я спрашиваю тебя, что это за коробки?
– Пустые коробки, вот и все. – Тесс подняла одну и помахала ею перед его носом. – Пустые паршивые коробки.
– Для чего они тебе?
Тесс продолжала держать коробку в руке.
– Это подарочные коробки, задница. Для моих елочных игрушек. Чтобы продать их подороже. – Она презрительно хмыкнула. – Тебе ведь все равно, – бормотала она, – тебе на меня наплевать.
– Тесс, – снова начал Джо, – мне надо хорошенько рассмотреть эти коробки.
Тесс закрыла глаза и глубоко вздохнула. Затем схватила серебристого цвета подарочную коробку, швырнула ею в Джо, упала на пол и расплакалась.
– Ты понимаешь, – упорствовал Джо, – разбитое яйцо Фаберже лежало точно в такой же коробке?
Тесс подняла голову и уставилась на него.
– Ах ты, гад, значит, это ты все спланировал?
Джо не ответил.
Тесс шмыгнула носом и рукой вытерла сопли. Она хотела встать и не могла, охваченная слабостью. Словно в один миг кто-то высосал из нее всю энергию и душевные силы.
– Где Дженни? – спросил Джо.
Дженни, Дженни, Дженни... Имя мигало перед ней, как неоновая вывеска. Красавица Дженни, которая могла бы принадлежать ей одной...
Тесс вскочила на ноги и бросилась к печи. Три трубки нагревались внутри в ожидании момента, когда с их помощью родится на свет произведение искусства. Тесс выхватила из печи одну из них с раскаленным красным концом и направила ее на Джо.
– Ублюдок, – твердила она. – Грязный ублюдок.
Джо, защищаясь, поднял руку.
– Тесс, остановись!
Но она уже бросилась вперед, целя ему в лицо.
– Боже мой, Тесс! – увернулся Джо.
– Никаких «Боже мой»! – вопила Тесс, атакуя Джо раскаленной трубкой.
В ужасе Джо прикрыл лицо руками.
– Ну что ж, прячься! Но сначала я выжгу твои яйца!
Она сделала новый выпад, целясь трубкой ему ниже пояса. Джо схватил трубку за пылающий конец, оттолкнул в сторону, и Тесс выпустила ее из рук, а Джо поднял вверх ладони и взвыл от боли.
– Чертова сука!
Тесс взглянула на белый след на его левой руке. Запах горелого мяса наполнил комнату. Тесс часто обжигалась и знала, что скоро белый след станет красным, а потом почернеет. Он вздуется и будет гноиться и мокнуть. И болеть. Господи, как сильно он будет болеть. Тесс вспомнила, как ладони Джо когда-то касались ее груди, и рухнула на колени.
– Я этого не делала, – всхлипывала она. – Почему все меня подозревают? Разве я могу причинить вред Дженни? Разве я могу причинить вред кому-нибудь? Я не хотела причинить вред Чарли... Я никогда не хотела обидеть тебя... Я хочу тебя... Я так тебя хотела... но ты так и не вернулся...
Тесс нанизывала слова, как нанизывают на веревочку воздушную кукурузу, чтобы этими гирляндами украсить елки в домах людей, у которых есть семьи и дети...
Внезапно Тесс приняла решение. Она должна была осуществить его немедленно, без всякой задержки, ей хотелось этого больше всего на свете.
Она бросилась к печи, вытащила следующую трубку, рывком раскрыла на груди рубашку и направила на себя раскаленный конец. Но Джо опередил ее и выбил трубку из рук. Трубка упала ей на грудь, сжигая тело, сжигая сердце, безжалостно сжигая все на своем пути. Как это всегда случалось в жизни Тесс...
Марина вернулась после встречи с Эдвардом, и агенты ФБР рассказали ей о случившемся.
– Мисс Ричардс поместили в отделение для нервнобольных, – уточнил агент Коннорс. – У нее и у Джо ожоги третьей степени, но, я думаю, Джо поправится гораздо быстрее.
– Ей нужна помощь, – сказала Марина. – Она в ней нуждалась годами. Помощь и понимание.
Коннорс согласно кивнул.
– Они там отлично лечат. Кстати, Джо сказал, что не станет подавать на нее в суд.
Марина устало опустилась на старый диван в гостиной. Ну и история, все перемешалось и пришло в движение. И все из-за ее эгоизма. Если бы тогда она сделала аборт... Или призналась в своем поступке... Ей не следовало скрывать беременность, а вместо этого она разыграла роль мученицы, бедной принцессы, которая хочет обеспечить свободу своему дитяти. Но это было в прошлом, а теперь Марина знала, что в действительности ее заботили лишь собственная свобода и удовлетворение себялюбивых стремлений. Виктор назвал ее «избалованной принцессой», что она и подтвердила своими бессмысленными браками и скандальным поведением, куда худшим, чем козни сестры. И вот теперь она пытается загладить свою вину, погрузившись в работу, которая, как она утверждает, направлена «на благо народа». Что ж, она не лучше своекорыстной Алексис. Она даже хуже Алексис, потому что та по крайней мере не причинила никому вреда.
– Тесс не виновата, – с уверенностью сказала Марина.
– Мы обнаружили в мастерской гору подарочных коробок, точно таких, как та, в которой находилось яйцо, – напомнил Коннорс. – К тому же в мастерской отдельная телефонная линия. Тесс была там, когда позвонили.
– Тесс не виновата, – повторила Марина. – И Вилли Бенсон тоже.
Коннорс откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
– Вам что-то известно, мисс Маршан?
– Мне надо позвонить, – ушла от ответа Марина. – Прошу вас оставить меня в покое.
– Надеюсь, вы знаете, что за сокрытие информации предусмотрено суровое наказание, – напомнил Гринберг.
Марина отбросила назад волосы.
– А вы, похоже, забываете, что я принцесса Новокии. Насколько я понимаю, у меня есть право на дипломатическую неприкосновенность.
Агенты обменялись озадаченными взглядами.
– Возможно, завтра я уже смогу сообщить вам, кто это сделал, – продолжала Марина.
– Многое может случиться до завтрашнего дня, – недовольно нахмурился Коннорс.
– Значит, завтра, – снова пообещала Марина.
Это был самый тяжелый телефонный разговор в жизни Марины. Когда отец взял трубку, она чуть было не бросила свою, готовая вновь обратиться в бегство. Но бежать было некуда: прошлое продолжало жить, как ни старалась она с ним расстаться. Оно продолжало жить в Дженни, а она желала своему ребенку только добра.
– Отец, – медленно начала Марина, – мне надо кое-что сказать тебе.
Она говорила в трубку, словно обращаясь в пространство, словно на другом конце провода не было ее отца, короля Новокии. Она рассказала о своей беременности, о том, как обманула его, и о том, как Чарли и Питер удочерили ее ребенка.
– И вот теперь девочку похитили, – продолжала Марина. – Наверное, Виктор каким-то образом узнал о ней. Мне кажется, это он похитил ее и требует выкуп в три миллиона долларов.
Наконец Марина замолкла в ожидании реакции отца.
– Марина, – очень спокойно произнес король Андрей, – прошу тебя, называй ее по имени. Ее зовут Дженни. Я всегда знал о ее существовании.
Все завертелось перед глазами Марины, мир перевернулся с ног на голову.
– Что ты говоришь? – переспросила она отца.
– Николас всегда оставался мне верен. Он рассказал мне обо всем в тот самый день, когда ты позвонила и попросила остаться в Нортгемптоне на лето... Насколько я помню, ты что-то говорила о летних курсах.
Значит, Николас рассказал королю? Марина оглянулась, ожидая увидеть Николаса за своей спиной, выполняющего привычные обязанности охранника. Но Николаса не было. Ведь она приехала одна, не позаботившись о сопровождении. Страх подкрался к сердцу. Боль начала пульсировать в висках.
– Отец... – наконец собралась она с силами.
– Все в порядке, дорогая. Тогда мы решили, что ты вольна поступать по своему усмотрению. Я всегда молил небо, чтобы прошлое не вернулось и не стало преследовать нас. И не причинило тебе вреда.
– Боюсь, что теперь именно это и случилось, отец.
Марина крутила телефонный шнур. Король Андрей молчал в поисках выхода из положения. Это была новая проблема, совсем не похожая на те, что возникали из-за неразумных публичных высказываний Алексис или газетных заголовков, объявлявших об очередном громком разводе Марины. Это было нечто другое, из-за чего могли пострадать многие люди.
– Отец, почему ты скрыл от меня, что знаешь? – спросила Марина.
– Я всегда помнил, какая у вас трудная жизнь, у тебя и твоей сестры, – после паузы сказал король Андрей. – В моей молодости все было по-другому. Меня воспитывали, чтобы я стал королем. Конечно, надо учесть, что я был мальчиком. Я не женоненавистник, но в таком вопросе пол имеет значение. В мое время быть принцем было куда легче, чем теперь принцессой. Люди отличались большей терпимостью и не были столь заражены любопытством, они не старались сбросить идолов с пьедестала в угоду злой зависти.
– Отец, что же мне делать? – спросила Марина со слезами в голосе. – Я должна буду все рассказать полиции. Чтобы разыскать Дженни, им надо знать, с чего начинать.
Марина услышала, как тяжело вздохнул отец на другом конце провода. Чувство вины не оставляло ее. «Господи, прости меня», – попросила она и тут же вспомнила о матери, которая не терзалась и не знала страданий, так как слабоумие отгородило ее от внешнего мира с его несправедливостью и суетой.
– Ты права, – наконец отозвался отец. – Полиция должна знать правду. Они должны знать, что Дженни – твоя дочь.
«Дженни – твоя дочь». Марина слышала слова, но не воспринимала их смысла.
– А дальше что? – спросила она.
– А дальше, когда ее найдут, – ответил король Андрей, – возможно, мы все по-другому посмотрим на вещи. Девочка, в конце концов, является законной наследницей престола.
– Но имеем ли мы право принуждать ее к этому? – осторожно спросила Марина и тут же вспомнила, что Дженни не только наследница престола Новокии, но и внучка короля Андрея, его плоть и кровь.
– Мы обсудим это позже, дорогая. Сначала надо найти Дженни.
– Я расскажу полиции о Викторе, – сказала Марина.
– Хорошо. Подожди, Марина, есть еще одна вещь, о которой я хочу тебя спросить. Николас не мог мне ответить, он утверждал, что не знает этого.
Марина догадалась, что спросит король, и ее сердце забилось сильнее.
– Кто отец ребенка? Кто отец моей внучки?
– Он обычный человек незнатного происхождения. Хороший, порядочный человек, но без титула.
– Он американец?
– Да, отец. Это все, что я могу тебе сказать.
Марина положила трубку и задумалась. Значит, отец все это время знал ее тайну. Все эти годы человек, от которого она больше всего ее прятала, надежно ее хранил. Вот они, неожиданные повороты судьбы, ошеломляющие события, которые не предскажешь.
– Виктор не похищал Дженни.
Голос Делл вывел Марину из задумчивости. Она быстро повернулась к старой женщине.
– О чем вы говорите? И откуда вы явились?
– Я была в спальне Тесс, собирала вещи, чтобы отнести ей в больницу.
– И так удачно сложилось, что вы подслушали мой телефонный разговор? – рассмеялась Марина. – Зачем все-таки вы явились сюда, Делл? Почему вы не дома, где вас поджидает Вилли Бенсон? Наверное, полиция потому и не может его найти, что вы его прячете.
– Я не знаю, где Вилли Бенсон.
– Врете. Этот «бедный, несчастный, маленький человечек» всю жизнь укрывался под вашими юбками. Одному Богу известно, что он там делал. И это после того, что он сотворил с Чарли...
– Немедленно прекратите этот разговор, Марина. – Обычно бледное лицо Делл покраснело. – Откуда вам знать, что такое быть отверженным, как себя чувствуешь, когда все тебя презирают. Неужели вы думаете, что я не виню себя за случай с Чарли? Сколько бессонных ночей я провела, коря себя за то, что позволяла Вилли целые дни проводить в магазине. Не будь этого, он бы никогда не встретил Чарли. А теперь слушайте, что я вам скажу, ваше высочество. Я давно уже поняла, что в случившемся не было моей вины, виновато общество, позволяющее таким, как Вилли, и многим другим свободно разгуливать по улицам городов, когда от них можно ожидать чего угодно...
Марина предостерегающе подняла руку:
– Прошу избавить меня от ваших лекций, Делл. Или вы мне сейчас скажете, что Виктор не виноват в похищении Дженни по той причине, что это сделал Вилли.
– Какой бред, – с отвращением произнесла Делл. – Как можно даже вообразить, что такое существо, как Вилли Бенсон, способно кого-нибудь похитить? А что касается того, что я «укрываю» Вилли, то вы, Марина, единственный человек, которого я когда-либо «укрывала».
Марина подошла к окну и посмотрела на улицу, узкую, извивающуюся и удивительно спокойную, и это в то время, когда здесь, в доме, кипели такие страсти. Она вспомнила тот вечер, когда увидела Делл, выходящую из квартиры Виктора, и старый гнев зашевелился у нее в душе. Она вспомнила ту ночь, когда Дженни появилась на свет. Тогда Делл что-то кричала ей, грозила рассказать Виктору, какая она избалованная девчонка... И еще что-то о том, как она, Делл, хранит тайны Виктора. Так где же разгадка? Значит, все эти годы Делл поддерживала связь с Виктором. Делл утверждает, что Виктор ни в чем не замешан. Чтобы так говорить, сама Делл должна быть соучастницей. Это они вместе с Виктором совершили преступление, чтобы наконец-то отомстить избалованной принцессе. Нет, она им этого не простит, она не даст им одержать верх и доберется до истины. Надо только подыгрывать Делл.
– Откуда вы знаете, что Виктор не похищал Дженни? – спросила Марина.
– Я только сказала вам, что он в этом не замешан.
– Откуда у вас такая уверенность?
Делл пригладила свою длинную ситцевую юбку, «крестьянскую», припомнила Марина, как их много лет назад называли.
– Мы с Виктором не теряли друг друга из виду, когда он уехал из Нортгемптона, – сказала Делл. – Я обещала ничего не рассказывать вам, но теперь, наверное, это не имеет значения.
– Не рассказывать о чем?
– Я помогала Виктору получать социалистические газеты. Действительно, уже в те времена он хотел покончить с монархией в Новокии. Но он хотел покончить с ней совсем не по тем причинам, о которых вы думаете. Он хотел избавить вас от будущих обязанностей королевы.
Марина в изумлении смотрела на Делл и не могла поверить тому, что слышала.
– Вы глупышка, Марина, – продолжала Делл. – Виктор Коу был так сильно в вас влюблен, что плохо соображал. После того вашего свидания он должен был уехать отсюда. Он понимал, что вы сможете быть вместе только в том случае, если Новокия и вы тоже освободитесь от монархии.
Марина слушала и сомневалась, но что-то внутри подсказывало, что Делл говорит правду.
– Но почему, – начала Марина, – почему он не сказал мне? И почему все эти годы он только и делал, что прятался в горах и посылал угрозы моему отцу и моей стране? И почему теперь он похитил Дженни?
– Вы меня не слушаете, – покачала головой Делл. – Я уже сказала вам, что он не имеет никакого отношения к похищению Дженни. Я сказала, что Виктор вас любил.
Марина прижала пальцы к вискам, пытаясь понять.
– Я сказала, он любил вас, Марина, – продолжала Делл. – Любил в прошедшем времени.
– Значит, теперь он переменил свое отношение ко мне?
– Он не сумел этого сделать, хотя я не раз убеждала его побороть свое чувство.
– Не могу понять, что вы говорите!
– Я говорю, что Виктор ничего не знал о Дженни. Потому что тринадцать лет назад, через год после рождения Дженни, я получила записку от одного из друзей Виктора. В ней он рассказывал об их попытке заложить бомбу во дворце вашего отца. Бомба взорвалась в пути, еще до того, как Виктор с небольшой группой повстанцев добрался до дворца. Виктор Коу был убит на месте.
Чарли и Питер сидели в полутемном зале гостиничного ресторана. Чарли ковыряла вилкой в знаменитом фирменном салате и не ела.
– Я сделал слишком много ошибок. – Питер смотрел на свой нетронутый бокал шардоне. – Я был плохим отцом для Дженни.
– А я плохой матерью.
– Это неправда. Ты замечательная мать.
– Нет, Питер. Я слишком много времени тратила на то, чтобы понравиться твоей матери и мало времени уделяла Дженни. Совсем мало.
В зале царила тишина. Чарли смотрела на толстые деревянные балки низкого потолка, на небольшие отдельные кабины с уютными столиками и старинными оловянными лампами. Какое множество людей перебывало здесь более чем за сто лет, и у каждого были свои проблемы. Но, наверное, никто не испытал такого горя, как похищение дочери.
– Мы можем все изменить, – сказал Питер. – Вернется Дженни, и все пойдет по-другому.
Чарли взглянула на лежавший рядом с ней на диване бумажный пакет с рюкзаком, купленным по пути в гостиницу. Большой коричневый брезентовый рюкзак, который поможет им вернуть Дженни.
Или не поможет.
– Ты думаешь, Питер, мы сумеем собрать такую сумму?
Он поднес бокал к губам и, не отпив, поставил его обратно.
– Есть один тайваньский предприниматель по имени Тонг Бо. Вот уже целое десятилетие он пытается купить отделение нашей компании в Сингапуре. Я заказал телефонный разговор с ним.
– В Сингапуре? Но, Питер, ты вложил туда столько труда с тех самых пор, как умер отец Тесс.
– Совершенно верно, – согласился Питер. – И смотри, что я от этого получил. Что получили мы с тобой. Я провожу там половину своей жизни, почти не вижу семью. – Он закрыл глаза. Чарли прежде не замечала, как много тонких морщинок появилось у него на лбу. – Возможно, все это только к лучшему.
– Но отделение в Сингапуре стоит больше трех миллионов долларов.
– Правильно. Но нам требуются наличные, Чарли. Я возьму три миллиона наличными и буду доволен сделкой.
– А что скажет совет директоров?
– Черт с ними. Если им это не нравится, пусть отправляют меня в отставку.
Чарли прогнала мысль о том, что бы случилось, если бы Элизабет Хобарт была жива. Элизабет никогда не позволила бы Питеру продать отделение в Сингапуре, она не оценила бы Дженни в такую огромную сумму.
– Если они тебя уволят, – заметила Чарли, – я всегда могу найти работу.
Питер чуть заметно улыбнулся. Чарли отщипнула кусочек булочки, но так и не положила его в рот.
– Какую же?
– Прошу прощения, мистер Хобарт, но до замужества у меня были свои планы. Я собиралась открыть собственные фирменные магазины, разве вы не помните?
– А ты знаешь, сколько надо денег, чтобы начать подобное дело?
– Я хочу приносить пользу, Питер, – сказала Чарли. – Частично моя проблема состоит в том, что у меня нет цели в жизни. Если бы она у меня была, уверяю тебя, я стала бы куда лучшей матерью. Я уж не говорю о том, каким примером я служила для Дженни... Женщина, которая тратит жизнь на игру в бридж и коктейли.
Официант налил воды в стакан Чарли. Она попросила убрать салат, который так и не попробовала.
– И вот опять мы проводим время в пустой болтовне, – обратилась она к Питеру, – строим несбыточные планы, когда Дженни... Боже мой, Питер, как ты думаешь, где сейчас Дженни? А если с ней что-нибудь случилось? Может быть, она ранена?
Питер ласково прикоснулся к ее щеке.
– Дженни обязательно найдут, любимая. Вот увидишь, ее найдут. Нам уже недолго осталось ждать. А теперь пойдем к себе в номер. Тебе надо отдохнуть.
Чарли, как автомат, последовала за Питером через зал, соединявший ресторан с холлом отеля. Когда они пересекали холл, внимание Чарли привлекла элегантная небольшого роста женщина, направлявшаяся к лифту.
– Посмотри вон на ту женщину, – шепнула она Питеру.
– Какую?
– Вон ту, у лифта.
На женщине были темные очки, голова закутана шелковым шарфом.
Чарли нахмурилась, припоминая.
– Мне кажется, я ее где-то видела. Уж очень она мне знакома.
За женщиной закрылись двери лифта, а Чарли все еще была в недоумении.
– Давай поторопимся, Питер. Надо выспаться, иначе, мне кажется, я лишусь рассудка.
На следующее утро из Сингапура по факсу прислали документы. Питер сидел за небольшим круглым столом в номере, внимательно прочитывал, а затем быстро подписывал бумаги одну за другой. Чарли наблюдала, стоя у него за спиной. Он собирался отправить копии также факсом, а затем переслать срочной авиапочтой оригиналы. Если ничего не случится, курьер уже завтра доставит деньги наличными: три миллиона стодолларовыми банкнотами. Питер объяснил Чарли, что Тонг Бо договорился о получении денег прямо в Штатах, так как вывоз крупной суммы из Тайваня мог вызвать затруднения и задержки. Чарли очень надеялась, что завтра еще не будет поздно.
– Ты слышишь? – спросил Питер, укладывая документы в конверт для пересылки срочной авиапочтой.
– Что?
– Ты слышишь, как мать переворачивается в своей могиле?
Чарли наклонилась и обняла мужа.
– Как я люблю тебя за твою смелость, – сказала она.
В одиннадцать они вышли из отеля и пешком направились на Раунд-Хилл-роуд. Чарли надеялась, что прогулка поможет ей побороть чувство тоски и ужаса, с каждой минутой все сильнее сжимавшее ей сердце после похищения Дженни. И вот теперь еще Тесс, которая, как бы это выразиться, «распалась на части».
На всем пути по небольшим тихим улицам рука Питера обнимала ее за плечи, а Чарли думала лишь об одном: кончится ли вообще эта история и чем она кончится.
Лохматый Гровер выскочил им навстречу, изо всех сил махая хвостом, и Чарли наклонилась, чтобы погладить его, а он приветливо лизнул ее в лицо шершавым розовым языком.
– Послушай, друг, – спросила Чарли, – а тебя кормили?
Гровер смотрел на Чарли большими карими глазами и тяжело дышал.
– Интересно, понимает ли он, что случилась беда? – сказал Питер.
– Сначала исчезла Дженни и вот теперь Тесс. Бедный пес совсем растерялся. – Чарли почесала его за ухом. – Идем, Гровер, поищем для тебя еду.
Марина сидела за столом в кухне и пила кофе.
– Доброе утро, – сказала Чарли. – Есть какие-нибудь новости?
– Никаких, – покачала головой Марина. – Агенты устроились в гостиной. Ты хоть немного поспала?
– Совсем немного.
Чарли открыла кухонный шкаф в поисках еды для собаки. Она обнаружила большую коробку сухого корма и насыпала его в пустую миску на полу, а вторую наполнила свежей водой. Бросила взгляд на большие настенные часы над холодильником, секундная стрелка которых медленно, слишком медленно ползла по пыльному циферблату. Потом села рядом с Мариной, и вместе они стали следить, как Питер ходит по комнате. Шаркающий звук его шагов да громкое лакание Гровера были единственными звуками, нарушавшими тишину.
В двенадцать зазвонил телефон, и Чарли бросилась в прихожую, но приостановилась, ожидая знака от агента, и только когда тот утвердительно кивнул, сняла телефонную трубку, чувствуя, что все глаза были устремлены на нее: Питера, Марины, агентов и Джо Лайонса.
– Алло?
– У вас есть деньги?
Голос был таким же невнятным, как и вчера.
– Да, – подтвердила Чарли. И тут же опровергла себя. – Нет. Они в пути. Мы получим их завтра.
Ответа не последовало. Чарли прикрыла рукой микрофон, ее лицо выражало муку.
– Это очень большая сумма. Я могу получить ее только завтра.
Кто-то вздохнул на другом конце провода:
– Завтра и не позже. Иначе девочка умрет.
Звонивший повесил трубку. Чарли стояла с трубкой в руке, звук отбоя назойливо терзал ее слух.
– Черт побери, – сказал Гринберг. – Ваш разговор с ним был слишком коротким.
Чарли затряслась. Она положила трубку и разрыдалась.
– Если это так просто, то вы этим и занимайтесь! – выкрикнула она и выбежала из прихожей в кухню, а оттуда через заднюю дверь во двор.
В эту ночь Чарли отказалась возвращаться в отель, она боялась, что похититель позвонит снова и не застанет ее на месте. Марина ушла к себе в комнату наверху, а Чарли и Питер всю ночь просидели на диване, обнимая друг друга и держась за руки.
В какой-то момент, на границе между сном и бодрствованием, Чарли потрясла Питера за плечо:
– Питер, ты спишь?
– Угу...
– Питер, я все думала... Та женщина, которую мы вчера видели... Там в отеле. Я, кажется, знаю, кто она.
– Угу...
– Проснись, Питер. Мне кажется, это сестра Марины. Та самая Алексис.
Питер притянул Чарли поближе к себе, так чтобы ее голова легла ему на плечо.
– Попробуй заснуть, дорогая. Ты переутомилась.
Чарли вздохнула и закрыла глаза. Питер был прав. Она действительно переутомилась.
Утро тянулось еще медленнее, чем ночь. Чарли сидела в кухне за столом и смотрела в окно. Питер вернулся в отель, ожидая прибытия курьера. Марина спустилась вниз и приготовила кофе. Она наполнила чашки, поставила кофейник на стол и села напротив Чарли.
– Я им сегодня все расскажу, – объявила она.
Чарли вздрогнула.
– Кому и что ты расскажешь?
Марина положила полную ложку сахара в коричневую жидкость.
– Я расскажу агентам ФБР о Дженни. Что я ее родила.
Чарли проглотила кофе, и он обжег ей горло.
– Но в этом нет необходимости, Марина.
– Нет, есть. Я сделаю это ради Дженни. Только так мы сможем ее найти.
– Мы найдем ее. Как только мы заплатим выкуп, нам отдадут Дженни.
Марина покачала головой.
– Мы обе знаем, что, когда речь идет о похищении, все не так просто, – сказала она.
– Да нет, не стоит преувеличивать. Дженни наверняка отыщется, – успокоила Чарли, не поднимая глаз от исцарапанной клеенки, покрывавшей стол.
Надо остановить Марину, прежде чем она расскажет полиции, кем приходится ей Дженни. Если полиция узнает тайну, всему конец. Марина заберет Дженни с собой в Новокию...
Мысли Чарли метались в поисках выхода. У нее начали дрожать руки.
– Мне кажется, вся история каким-то образом связана с Новокией, – заметила Марина. – Более того, наверняка в ней замешана Делл Брукс.
– Делл? Да что ты, Марина. Я знаю, что ты всегда ее недолюбливала...
– Она поддерживала отношения с Виктором, Чарли. Они не прерывали связи. К тому же она исповедует социалистические идеи.
– Перестань, Марина, двадцатый век уже на исходе. Коммунизм отжил свое время. Берлинская стена разрушена. Все это ушло в прошлое.
Марина отпила глоток кофе.
– Ты очень ошибаешься, Чарли. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что творится в мире.
Чарли встала и подошла к раковине. У нее кружилась голова, ноги не держали ее, и она ухватилась за край раковины.
– Марина, давай сначала заплатим выкуп. Это пока все, что мы можем сделать. Если Делл участвует в похищении, мы скоро об этом узнаем. Но все-таки мне кажется, ты ошибаешься. Ты стала жертвой собственного воображения. Со мной это тоже вчера случилось. Мне показалось, что я увидела в отеле «Нортгемптон» твою сестру Алексис.
Марина в изумлении замерла.
– Ты видела Алексис?
Чарли наклонилась, чтобы взять миску Гровера и долить в нее воды.
– Я сказала, мне почудилось, что я видела Алексис. Удивительно, до чего могут довести бессонница и нервное напряжение.
Питер появился в одиннадцать тридцать с брезентовым рюкзаком.
– Мы все подготовили, – сказал он агентам, вновь занявшим свой пост в гостиной.
– Дайте-ка мне сюда рюкзак, – потребовал Коннорс.
Чарли отвернулась, чтобы не видеть, как агент открывает рюкзак. Она не хотела видеть деньги, она не хотела думать о том негодяе, которому они предназначаются. Ей было страшно вспоминать и о Дженни. А что, если Дженни голодна, если она напугана?.. Если ей больно...
– Я кладу в рюкзак электронное устройство, – объяснил Коннорс. – Таким образом мы сможем следить за любым передвижением рюкзака. Это самый лучший способ найти девочку.
Телефон зазвонил в полдень.
– Оставьте рюкзак между входными дверями Нильсеновской библиотеки, – приказал все тот же неясный голос. – Через полчаса. Вы поняли?
– Через полчаса между входными дверями Нильсеновской библиотеки, – послушно повторила Чарли. – А как насчет Дженни?
Частые гудки телефона были ей ответом.
– Как я и думал, – сказал Гринберг, – у нас нет времени, чтобы оцепить район. Или привезти собак-ищеек из Бостона. Придется действовать сообразно обстоятельствам.
Чарли обернулась, чтобы посоветоваться с Мариной, но ее не было. Она вообще исчезла из дома.
Наконец Марина владела нужной ей информацией, включая и то, что до передачи выкупа оставалось всего полчаса. На взятом напрокат автомобиле она промчалась по улицам города, не заботясь о соблюдении правил. Найти Дженни было важнее всего на свете. И теперь она знала, как ее искать.
Она резко затормозила у гостиницы, встала во второй ряд, через две ступеньки преодолела лестницу и вбежала в холл.
– Я хочу посмотреть регистрационную книгу, – потребовала она у портье за конторкой.
– Извините, мисс, но я не имею права... – нахмурился молодой человек.
– Я принцесса Марина Маршан из Новокии. У меня есть все основания считать, что здесь совершается международное преступление. А теперь давайте сюда проклятую книгу.
Молодой человек рассмеялся.
– Мне безразлично, леди, кто вы такая, пусть даже сама английская принцесса Диана, я все равно не могу показать вам регистрационную книгу.
Марина растерялась: отель был огромным, а в ее распоряжении оставалось всего полчаса.
– Тогда вызывайте полицию, – сказала она.
– Что?
– Я сказала, вызывайте полицию. Немедленно.
Чья-то рука легла на конторку.
– Нет никакой нужды вызывать полицию, – произнес чей-то голос.
Марина обернулась. Позади стояла Делл.
– А вам что здесь надо?
– Ваша сестра в номере триста четыре, – сказала Делл. – Идите за мной.
Марина не могла сдвинуться с места.
– Нам надо спешить. Только что звонил Джо, он сказал, что у нас осталось меньше получаса.
Марина быстро сопоставила факты.
– Откуда Джо знает? Ведь его не было, когда позвонили.
Делл, не останавливаясь, шла к лифту. Марина поспешила за ней.
– Откуда он знает, Делл? Что тут происходит?
Двери лифта открылись, и Делл вошла внутрь. Марина вскочила за ней.
Внутри старинной, отделанной красным деревом и медью кабины лифта Делл наконец повернулась к Марине.
– Джо не был у Тесс, потому что находился здесь, в отеле. Вы всегда недооценивали провинциальных полицейских, – добавила она с упреком. – Я узнала о приезде Алексис, как только она тут появилась. Так же как и мой племянник. Он уже с раннего утра прослушивает ее телефон.
– Значит, вы с самого начала знали, что за всем этим стоит Алексис. – Двери лифта открылись, и Марина быстро вышла вслед за Делл. – А Дженни здесь?
– Не думаю. Но мы сейчас узнаем.
Дверь в номер 304 была открыта настежь. Изнутри доносились голоса. Марина обогнала Делл и остановилась на пороге.
– Прекратите ваши выдумки, идиоты! – разносился громкий голос Алексис. – Прекратите нести чушь.
Марина вошла внутрь. Перед кроватью стоял Джо Лайонс с толстой повязкой на обожженной левой руке, за его спиной находились еще двое полицейских в форме. Алексис сидела на краю кровати. Она была в желтых леггинсах и свободной майке. Широкополая соломенная шляпа лежала у нее на коленях. На вид ей можно было дать не больше восемнадцати. Марина в упор смотрела на сестру, и та наконец ее заметила.
– Черт, – выругалась Алексис и отвернулась.
– Прошу вас, выйдите на минутку, – обратилась Марина к полицейским. – Мне надо поговорить с сестрой.
– Только побыстрее, – сказал Джо. – Она нам нужна, чтобы забрать выкуп. Если ее сообщник узнает, что мы ее арестовали, Дженни могут убить.
Полицейские вышли, закрыв за собой дверь, и Марина осталась наедине с Алексис.
– Где Дженни? – спросила Марина.
– Она жива, – пожала плечами Алексис.
– Где она?
Медленная усмешка появилась на покрытых розовой помадой губах сестры.
– Я точно не знаю.
– Скажи мне, Алексис, почему ты это сделала?
Алексис уставилась в стену.
– Она ведь твоя дочь, правда? Это твой ублюдок.
Марина почувствовала, как что-то с силой сжимает ей горло. Она провела по нему рукой, ища причину: веревку, шнур, любой предмет, способный убить ее. И не нашла ничего.
– Это несправедливо, – с горечью произнесла Алексис. – Мои сыновья должны унаследовать трон. Только мои сыновья способны оценить такую честь.
Марина закрыла глаза.
– До чего же ты тупа, Алексис. Если бы ты оставила в покое Дженни, твои сыновья унаследовали бы престол. Мне он ни к чему. А тем более Дженни.
– Тебе он ни к чему? Брось притворяться, Марина, я, может быть, и туповата, но не идиотка. Ты любимица отца. Куда бы ты ни исчезала и чего бы ни вытворяла, он всегда принимал тебя обратно с распростертыми объятиями. Насколько я понимаю, ты сначала хотела стать королевой, а уж потом навязать нам свою Дженни. Тогда мы уже ничего не смогли бы поделать. Ни я, ни мои сыновья...
– Поэтому ты решила ее убить.
Кончики губ Алексис поднялись вверх, глаза по-прежнему смотрели мимо Марины, в стену.
– Да. Но мы решили представить это как похищение. – Алексис рассмеялась. – Никому и в голову бы не пришло заподозрить меня в похищении. У меня одних только драгоценностей на миллионы. – Улыбка исчезла с ее лица. – Но он стал чересчур алчным. Я сказала ему, чтобы он требовал миллион. А он запросил три. Эти простолюдины слишком долго собирали деньги. Потребуй он всего миллион, она бы давно уже была мертва.
– Кто это «он»? – задохнулась Марина. – Кто твой сообщник?
Джо вошел в комнату прежде, чем Алексис успела ответить.
– Пойдемте, принцесса, – обратился он к ней. – Вам пора забирать рюкзак.
Алексис бросила высокомерный взгляд на Джо.
– Вы не имеете права меня принуждать. Я пользуюсь дипломатической неприкосновенностью.
Марина схватила ее за плечо и изо всех сил встряхнула.
– Если они говорят тебе «делай», ты будешь подчиняться! – выкрикнула она.
Алексис не сдвинулась с места.
– Вам действительно нужен этот кусок дерьма? – обратилась Марина к Джо.
– Боюсь, что так. По их плану она должна изображать здешнюю студентку и смешаться с толпой учащихся. Затем она возьмет рюкзак и передаст его сообщнику около общежития Моррис-хаус.
– Моррис-хаус? – удивилась Марина, но тут же прогнала подозрения. – Тогда почему вы не схватите ее сообщника прямо там? Чего вы ждете?
– Он может нас заметить и попытается скрыться. Но агенты положили в рюкзак электронное устройство. Мы на это и рассчитываем. Мы усыпим его подозрения, и, возможно, он приведет нас к Дженни. Наверное, это единственный шанс найти ее.
Марина снова повернулась к Алексис.
– Слезай с кровати и делай, что тебе говорят. Или я позабочусь о том, чтобы ни один из твоих сыновей и близко не подошел к трону.
Марина видела, как сестра сначала напряглась, а потом покорилась взявшему ее под руку Джо.
– А вы возвращайтесь в дом к Тесс, – приказал Джо Марине, ведя Алексис к двери. – Тут небезопасно, лучше ждите нас там.
Марина проследила за удалявшейся в сопровождении Джо сестрой, и новая мысль возникла у нее в голове: «Сообщник, кто может быть сообщником? Робкий муж сестры? Уж никак не он и, уж конечно, не один из их сыновей».
Чарли закинула на плечо рюкзак. Было без десяти двенадцать. Тяжелый груз давил на спину, но Чарли не чувствовала боли. Пришло время поставить точку в этой драме и вернуть Дженни свободу.
Маскируясь под студентов, агенты переоделись в джинсы и майки. Коннорс надел очки, а Гринберг даже прихватил с собой несколько книг с книжной полки в гостиной.
– Мы будем прямо за вашей спиной, – сказал Коннорс. – Не оборачивайтесь, делайте вид, что нас не знаете. И не беспокойтесь, мы рядом.
Чарли вспомнила Николаса, который всегда следовал за Мариной по пятам. Интересно, смогут ли агенты защитить ее, если похититель решит с ней разделаться.
– Я пойду с вами, – сказал Питер.
– Ни в коем случае, – отрезал Гринберг. – Вы должны оставаться здесь на телефоне на случай непредвиденных событий.
– Каких еще событий? – закричал Питер.
– Ради Бога, тише, – успокоила его Чарли и, поцеловав на прощание, направилась к тому самому дому, в котором когда-то провела столько радостных и печальных дней.
Без пяти двенадцать девушки толпами высыпали из разных зданий студенческого городка. Летняя сессия, подумала Чарли и постаралась не вспоминать о том лете, когда лежала здесь в больнице после нападения Вилли Бенсона. Вместо этого она быстро зашагала к библиотеке, хотя плечо ныло под тяжестью рюкзака, а сердце щемило от плохих предчувствий. Она шла и твердила снова и снова: «Прошу тебя, Господи, поддержи меня. Прошу тебя, спаси и защити Дженни».
Чарли открыла большую тяжелую дверь библиотеки как раз в тот момент, когда оттуда выходил какой-то человек. А что, если это он? Ее сердце громко забилось. Мужчина равнодушно скользнул по ней взглядом, кивнул, прошел мимо и начал спускаться вниз по лестнице. Чарли быстро огляделась и опустила на пол рюкзак. Она хотела было уйти, но не удержалась и снова посмотрела вокруг. Никого. Ни Коннорса, ни Гринберга, ни похитителя.
Она снова открыла большую тяжелую дверь, чтобы выйти наружу, и чуть не сбила с ног студентку в желтых леггинсах и широкополой соломенной шляпе.
– Простите, – пробормотала Чарли, быстро вышла из библиотеки и направилась обратно к дому Тесс.
Пригнувшись за спинкой той самой скамьи влюбленных, Марина наблюдала за Алексис, которая направлялась к Моррис-хаусу. Марина нарушила приказ Джо Лайонса и не стала сидеть в доме у Тесс, а решила сама проверить, как выполняет указание Джо ее негодяйка-сестра.
Алексис шла, согнувшись под тяжестью рюкзака. Даже на расстоянии Марина видела знакомое злое и непокорное выражение ее лица, и это после всего, что она сделала. «Дипломатическая неприкосновенность, как же, – усмехнулась Марина. – Ну и подлая штучка, эта Алексис». С сожалением она подумала о том, что, может быть, ей стоило вести себя с сестрой по-другому, говорить ей другие слова, показывать, как она ее любит, и тогда, возможно, бедная Алексис, актриса на вторых ролях в сердце короля и у трона, не совершила бы злодеяния. Если бы только она, Марина, имела мужество оставить у себя Дженни и вынести последствия этого шага. Если бы только Алексис поверила, что Марина с готовностью отдаст трон ее сыновьям. «Если бы, если бы... – твердила Марина, наблюдая, как Алексис приближается к общежитию, – если бы только я могла предвидеть это предательство».
Внезапно Алексис скрылась за углом.
– Только этого не хватало, – прошептала Марина.
Она прокралась к самой веранде, где густо разрослась живая изгородь, и притаилась между шершавым бетонным фундаментом и колючим вечнозеленым кустом. Только бы сработало электронное устройство, которое Джо Лайонс и агенты ФБР положили в рюкзак, только бы оно привело их к тому месту, где томится Дженни.
Марина вздрогнула, увидев, как Алексис появилась из-за дома и направилась к Грин-стрит, где как раз и находились полицейские. Удивительно, но Алексис все-таки выполняла приказ.
Марина уже начала вставать из-за кустов, когда прямо перед ней между ветвями мелькнул знакомый рюкзак, и она снова пригнулась, дав сообщнику сестры пробежать мимо. Его шаги были твердыми и целеустремленными. Но, самое главное, они были ей хорошо знакомы. Марина невольно задержала дыхание: она отлично знала эту походку, и знала ее не один год. Это не была походка Джонатана Дюваля. И это не была походка сыновей Алексис. Марина зажмурилась. «Нет, – прошептала она. – Боже мой, только не это».
Теперь ей было ясно, как действовать. Она потихоньку выбралась из своего убежища, огляделась вокруг и тут же заметила сообщника сестры. И хотя она сумела рассмотреть только его спину, последние сомнения рассеялись. Это был Николас.
Она увидела, как он пробежал мимо общежития и с той же скоростью направился в сторону Райского пруда, спортивных площадок и Нортгемптонской больницы.
Николас все увеличивал скорость, и Марина выскочила из-за кустов и пустилась за ним вдогонку. На бегу она пыталась убедить себя, что глаза ее обманывают, но ей некогда было выяснять правду: преступника следовало остановить.
Она миновала танцевальную студию и пустилась вниз по склону к знакомому Красному мосту, где когда-то призналась Николасу, что беременна. То самое место, где она тогда целиком доверилась ему.
– Негодяй, – шептала Марина, задыхаясь от бега.
И вдруг остановилась.
Николас стоял на мосту, повернувшись к ней лицом.
– Мы с вами поменялись ролями, принцесса, – сказал он. – Теперь вы следуете за мной по пятам.
Марина не могла отдышаться. Она хотела повернуть и броситься бежать в обратном направлении, но было поздно.
– Где Дженни? – спросила она. – Что вы с ней сделали?
– Она в безопасности. Я не собираюсь ее убивать.
– Но у Алексис другие планы.
– Я не детоубийца, Марина.
Его тон был мягким, почти извиняющимся и не лишенным смущения.
Внезапно Марине стал ясен их план во всех подробностях.
– Это вы подговорили Алексис. Вы рассказали ей о Дженни, вы знали, что это выведет ее из себя. Вы знали, что она захочет убить Дженни.
– Алексис легко предсказуема. Я не сомневался, что она пойдет на все ради достижения своих целей.
– А отец? Он ведь вам доверял.
Николас поправил на плече рюкзак. Он посмотрел по сторонам, словно соображая, что ему дальше делать.
– Я ведь всего-навсего человек, принцесса. Человек, как всякий другой, с обычными желаниями. Вы не представляете, что значит работать на короля. День за днем, год за годом подчиняться чужой власти, видеть чужое богатство. Я заслужил эти деньги, я заслужил право быть богатым. Чтобы для разнообразия кто-то подчинялся мне, а не я ему.
– Вам нужны были только деньги, Николас? Или вы стремились отомстить, к примеру, Алексис? А может быть, и всем нам?
– Возможно, всем вам, – ответил Николас, глядя в землю.
– И вы нашли орудие в лице Алексис. Вы использовали ее слабость, чтобы унизить нас.
– Я не мог в одиночку получить деньги. Кто-то должен был мне помогать.
– Например, чтобы звонить по телефону.
Николас задумчиво потер щеку.
– Алексис была единственным человеком, которому мешала Дженни. В наше время мало кто придает значение законности или незаконности рождения ребенка. Только у одной Алексис была причина расправиться с ней.
– И еще у Виктора. Вы использовали его имя, чтобы запугать короля.
– Никто не знал, что он мертв. Это был превосходный план. Все считали, что это его происки.
Николас говорил с горячностью и убежденностью. Это был не тот Николас, которому Марина верила и которого любила всю свою жизнь.
– Вы хотите погубить Новокию?
Николас хмыкнул.
– Поверьте мне, принцесса, никому не нужна ваша нищая страна. И мне в первую очередь.
– Но вы хотели получить деньги...
– Да, я хотел получить деньги, – пожал плечами Николас, – и в придачу запятнать благородное имя рода Маршан. – Николас поднял вверх палец, его щеки покраснели, глаза сузились. – Вы все ничем не лучше меня. Ни сам король, ни ваша проклятая сестра, да и вы тоже.
Марина решилась на ответный удар.
– Но теперь все кончено, Николас. Полиции все известно. Они задержали Алексис.
Николас в молчании смотрел на Марину.
– Они не могут с ней ничего сделать, – продолжала Марина. – Она пользуется дипломатической неприкосновенностью. А вот вы нет.
Николас, словно раздумывая, посмотрел на пруд и вдруг выхватил из кармана какой-то предмет и повернулся к Марине. Пистолет был направлен прямо ей в сердце.
– Я не собирался вас убивать, но вы не оставляете мне выбора, – сказал Николас. – Вы никогда не оставляли мне никакого выбора. И мне это надоело. Мне опостылело быть слугой королей и принцесс. Да еще принцесс избалованных.
– Бросьте оружие, Фурман.
Марина быстро обернулась. Джо Лайонс стоял за ее спиной. Он оттолкнул Марину в сторону.
– Уходите отсюда, – приказал Джо Марине. – И побыстрее.
Марина секунду колебалась, но потом пустилась бегом в гору.
Раздался выстрел, и пуля пролетела над ее головой. Марина упала на землю, прямо в пыль лицом. Раздался еще один выстрел, и наступила тишина. Полная, ничем не нарушаемая мертвая тишина. Марина закрыла глаза.
– Все кончено, принцесса! – крикнул ей Джо Лайонс. – Он мертв.
Марина с трудом поднялась на ноги. На мосту она увидела тело Николаса Фурмана, надежного телохранителя, лежащее рядом с рюкзаком. Кровь текла по деревянному Красному мосту.
«Он теперь действительно красный, – подумала Марина и заплакала. – А Дженни, где Дженни?.. Где ее искать?»
– Вам надо было идти к Тесс, – сердито указал ей Джо. – Теперь мы можем вообще не найти Дженни.
– Мы ее обязательно найдем, – раздался откуда-то голос Чарли.
Не веря себе, Марина посмотрела на вершину холма. Там были Чарли, Питер, Делл и два агента ФБР. А между ними стоял маленький человечек со странной улыбкой на лице. Прошло столько лет, но это лицо навсегда запечатлелось в памяти Марины. Как и прежде, на нем были широкая рубашка и потрепанные штаны. Вилли Бенсон не изменил своему стилю.
Агенты все-таки нашли Вилли, который прятался среди книжных полок в темном углу лавки Делл. Он прятался там, трясясь от страха. Он подслушал, как Делл и Джо Лайонс говорили о Дженни, о Чарли и о том, что его подозревают. Вилли знал, что не слишком умен, и все же он понял, какая опасность ему грозит... Он вспомнил давнишний случай с Чарли, той девушкой с мужским именем и красивыми волосами. Он вспомнил все и решил спрятаться.
– Когда агенты допрашивали Вилли, он сказал, что видел девочку с черными волосами в старой больнице, – объяснила Чарли.
– Красивые черные волосы, – сказал Вилли.
– В больнице для душевнобольных? – спросила Марина.
Чарли кивнула.
– Я хожу туда играть, – широко улыбаясь, добавил Вилли. – Я там играю. А раньше я там жил.
– И ты видел Дженни?
Глаза Вилли радостно блестели.
– Как же, видел. Даже два раза.
Чарли обняла Вилли за плечи, удивляясь, что не испытывает ни гнева, ни страха.
– Вилли отведет нас туда, – сказала она.
– Я найду девочку, – бормотал Вилли. – Я знаю, где ее искать.
– Вилли долго пробыл в больнице, – добавила Чарли. – Он знает там все ходы и выходы.
Джо Лайонс потрогал повязку на своей обожженной руке и покачал головой.
– Сержант, – приказал он одному из своих подчиненных, – заберите отсюда тело. И помните, что головой отвечаете за рюкзак. – Он повернулся к остальным. – А теперь по машинам.
– Никаких машин, – отозвался Вилли. – Я не пойду с вами, если вы посадите меня в машину.
Ей было непонятно, зачем этот старик похитил ее.
Рот Дженни закрывал шарф, и от него уже начал идти неприятный запах. И все же Дженни впилась в него зубами, это был единственный способ сдержать слезы.
Она стала думать о старике. Он знал, кто ее отец, и он знал ее мать. И еще он знал тетю Тесс. У него был странный смешной акцент. И дряблые щеки. Из телевизионных сериалов Дженни было известно, как важно не упускать из виду подобные детали. Она попыталась припомнить, что еще следует не упускать из виду, но так ни до чего и не додумалась. Это было обидно, особенно если учесть, сколько таких историй с похищением она просмотрела. Дженни целые вечера проводила у телевизора, когда родители куда-нибудь уходили, только бы не попадаться на глаза бабушке Хобарт.
Может быть, старик имел какое-то отношение к бабушке Хобарт. Может быть, в завещании бабушки была секретная страничка, где говорилось, что от Дженни надо избавиться.
«И что только лезет тебе в голову, – сказала себе Дженни. – Ведь бабушка Хобарт умерла».
И все-таки Дженни помнила, что бабушка ее ненавидела. Ведь она не была такой хорошенькой, как мама или даже тетя Эллен. Особенно не к месту казались ее густые черные волосы, каких не было ни у кого в семье Хобарт, и еще темные глаза, совсем непохожие на глаза бабушки Хобарт и других родственников, чьи фотографии стояли на крышке покрытого шалью рояля в музыкальной комнате особняка.
Дженни знала, что она чужак. Только не понимала, по какой причине. И так и не решилась задать кому-нибудь этот вопрос. Теперь, если она вновь увидит маму, то обязательно ее об этом спросит.
От страха, переживаний, а может быть, от голода, она чувствовала боль в желудке.
Дженни услышала быстрый шорох и возню и зажмурила глаза. «Это всего-навсего птица», – успокоила она себя. Но в душе девочка понимала, что это не птица, она не раз видела крыс в конюшне и помнила, как они шуршат.
Она отвернула лицо от вонючего матраса и почувствовала сырость под собой. Она знала, что описалась. Помочилась в кровать. Дженни Хобарт, четырнадцати лет, помочилась в кровать.
Она снова вцепилась зубами в шарф и в тысячный раз спросила себя, в чем она виновата и почему ей грозит смерть.
– Это полное нарушение правил, – прокомментировал Джо, когда они через открытое окно проникли в подвал больницы.
– К черту правила, – услышала Чарли голос Питера. – Мне надо найти свою дочь.
Он назвал Дженни своей дочерью, и его слова, может быть, впервые прозвучали по-настоящему искренне.
– Давайте разделимся на группы, – предложила Марина, стоя на влажном бетонном полу подвала.
– Здесь распоряжаюсь я, – остановил ее Джо и тут же добавил: – Хорошо, давайте разобьемся на группы. Чарли и Марина пойдут с агентом Коннорсом. Они захватят с собой Вилли. Я и Питер пойдем с агентом Гринбергом и возьмем с собой Делл.
– Вот увидите, я первый ее найду, – вмешался в разговор Вилли.
– Не сомневаюсь, – подхватил Джо.
– Жаль, с нами нет Тесс, – заметила Делл.
Группы двинулись, каждая в своем направлении. Чарли шла, охваченная жалостью к Тесс.
– Хорошо, что ее нет с нами, ты только погляди вокруг, – сказала Марина, словно читая мысли Чарли.
Через кучи битого кирпича и мусора они пролезли в узкий тоннель.
– Дженни! – громко звала Чарли, и в ответ ей неслось глухое эхо.
– Дженни, где ты? – крикнула за ее спиной Марина.
Неожиданный шорох привлек их внимание. Чарли взглянула себе под ноги и вздрогнула от отвращения. Толстая серая крыса спряталась за кучей кирпича.
– Такой толстой можно и пообедать! – засмеялся Вилли.
Чарли взглянула на Марину, и та отвернулась.
– Дженни! – снова и снова уже слабым голосом безнадежно звала Чарли и шла следом за Вилли.
– Могу поклясться, что она в круглом доме. Или в шоковой комнате, – сказал Вилли.
– А что такое круглый дом? – спросила у Чарли Марина.
Чарли молча продолжала идти вперед.
– Круглый дом, – пропел Вилли, – это то место, где мы гуляем. Ходим и ходим по кругу. Физические упражнения способствуют умственному здоровью. – Он показал пальцем направо. – Круглый дом вон там. А шоковая комната в эту сторону.
Агент Коннорс остановился.
– Давайте разделимся. Так мы сэкономим время. Мисс Маршан пойдет с Вилли в круглый дом, а вы, миссис Хобарт, пойдете со мной.
Чарли быстро взглянула на Марину, но та успокоила ее кивком головы.
– Идите. Мы с Вилли отлично справимся вдвоем.
Марина последовала за Вилли в правую дверь и дальше по темному гулкому коридору. Скоро они дошли до второй двери, и Вилли налег на нее плечом. Дверь под его напором со скрипом отворилась. За ней была просторная комната. Огромная пыльная и сырая комната. Посередине стоял большой деревянный турникет. Вилли попытался покрутить его.
– Ничего не получается, – сказал он. – Он сломан. Ну как, вы теперь довольны?
– Но Дженни здесь нет, – ответила Марина. – У тебя есть еще какие-нибудь светлые идеи?
И тут Марина услышала звук. Приглушенный, он словно донесся откуда-то издалека. Марина обшарила глазами грязную серую комнату.
– Дженни! – в который раз крикнула она.
И снова тот же приглушенный звук.
Марина заметила дверь в стене, подбежала к ней и распахнула. И невольно прикрыла рот ладонью. Это была тесная каморка со стенами, обитыми чем-то мягким. Посреди каморки на старом матрасе лежала девочка, подтянув к животу коленки; ее руки и ноги были связаны, а рот закрыт шарфом.
– Дженни? – позвала Марина.
Девочка смотрела в сторону Марины огромными глазами, и Марина знала, что они темно-синие. Марина погружалась в их глубину, и перед ней возникал образ: она сама много-много лет назад. Марина смотрела и не могла наглядеться, и незнакомое чувство радостной завершенности и полноты жизни охватило ее душу. «Это Дженни», – произнес голос у нее внутри.
Девочка сдвинула брови и сказала что-то через шарф.
Марина глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки. Затем опустилась на колени рядом с матрасом и развязала веревки, освободив из плена свое дитя.
– Мамочка! – закричала Дженни, как только Марина развязала шарф, и слезы потекли у нее из глаз. – Где моя мама?
У нее дрожали губы и плечи.
Марина протянула руки и медленно привлекла к себе ребенка, прижала девочку к своей груди, к своему сердцу.
– Успокойся, – шепнула она. – Твоя мама рядом с тобой.
Она чувствовала у своей щеки прохладную щеку Дженни, плоть Дженни, которая некогда была ее плотью. Она чувствовала под руками кости Дженни, некогда такие маленькие и слабые, они теперь были сильными и крепкими. Она слышала легкое дыхание Дженни и знала, что именно она, Марина, сотворила такое чудо, она отказалась убить это прекрасное, великолепное существо, она дала ему жизнь. Она прижимала к себе свое дитя и гордилась, что родила его. Но Марина также помнила, что не она его вырастила и воспитала. Марина крепко прижимала к себе Дженни, стараясь навсегда запомнить этот миг, чтобы потом по желанию пробуждать воспоминание о нем. Наконец Марина шепнула Дженни:
– Твоя мама сейчас придет, девочка. Подожди немного.
Она укачивала Дженни в своих объятиях и стерла со своей щеки единственную выкатившуюся слезу.
– Дженни! – раздался за их спиной крик Чарли.
– Мамочка! – отозвалась Дженни. Она вырвалась из объятий Марины, встала и попыталась удержаться на ногах, но тут же упала обратно на матрас. – Я думала, меня никто не найдет.
Марина отодвинулась, уступая место Чарли.
– Господи, – воскликнула Чарли, все еще не веря своим глазам, – ты жива и здорова!
И Дженни протянула руки к единственной матери, которую она знала.
Марина некоторое время смотрела на счастливых мать и дочь, обнимающих друг друга, излучающих столько любви и счастья, что, казалось, в комнатушке стало светлее. Потом принцесса покинула мать и дочь, прошла мимо сияющего Вилли Бенсона, торжественно сдержанных агентов ФБР и удалилась по коридору туда, откуда пришла.
– Все благополучно закончилось. Дженни здорова и невредима.
Тесс слышала голос, доносившийся до нее с порога больничной палаты, но не хотела или не могла повернуть голову на подушке. Джо Лайонс был последним человеком, которого она желала сейчас видеть.
– Тесс, ты меня слышишь? – спросил Джо. – Я сказал, что Дженни жива и здорова.
Тесс смотрела на бетонную, покрашенную зеленой краской стену.
– Я тебя слышала. Спасибо за новости.
Она прижала к груди потертое жесткое одеяло и пожалела, что с ней нет тряпичной куклы, одной из тех, которые собирала Делл, чтобы прижать ее к груди и рассказать ей о своих бедах.
Шаги Джо раздались уже в палате, он обошел кровать и остановился так, чтобы Тесс могла его видеть. Тесс отвернулась в другую сторону.
– Как ты себя чувствуешь, Тесс?
Она не ответила.
Джо поднес к кровати стул и сел. Опять наступило молчание.
– Я не уйду, пока ты на меня не посмотришь, – наконец объявил Джо.
– В таком случае можешь смело требовать для себя вторую кровать.
Она почувствовала его ладонь на своей спине.
– Тесс, Дженни чувствует себя отлично. И ты тоже выздоровеешь. Ну, посмотри на меня. Пожалуйста.
– Посмотреть на тебя? Зачем? Чтобы почувствовать себя еще большей идиоткой?
– Ты не идиотка, Тесс. Ты эмоциональная и вспыльчивая женщина, только и всего.
Тесс еще крепче прижала одеяло к груди и молила Бога, чтобы Джо убрал свою руку с ее спины и вообще шел из палаты куда подальше.
Она услышала, что Джо встал.
– Ладно, Тесс, ты победила. Хочешь всю оставшуюся жизнь оплакивать свою судьбу, твое дело. Я тебе не помеха.
Тесс зажмурилась, но не сдержала слезы. Они скопились в уголках глаз и побежали по щекам. Тесс несколько раз моргнула и увидела спину Джо, направлявшегося к двери, толстую белую повязку на его левой руке, той самой, которую она так безжалостно обожгла.
– Боже мой, Джо, – простонала она, – как мне стыдно.
Джо остановился.
– Почему тебе стыдно? – Он проследил за ее взглядом и высоко поднял забинтованную руку. – Вот из-за этого? Да она уже давно зажила. У меня были случаи и похуже. – Он вернулся к ее постели. – Разве я тебе не рассказывал о встрече этих демократов в Спрингфилде? Вот уж когда я действительно попал в заварушку. – Джо снял фуражку и пригладил рыжие волосы. – Вот уж когда мне досталось от проклятых демократов, чтоб им сдохнуть.
На этот раз Тесс не могла сдержать смеха.
Джо сидел на краю постели так близко от нее, что Тесс чувствовала тепло его дыхания.
– И ты знаешь, Тесс, какие я сделал выводы? Я решил, что мы обязаны научиться жить вместе. Демократы, республиканцы, какая разница. Я решил, что мы должны принимать друг друга такими, какие мы есть, иначе нам не видать покоя и мира на этом проклятом шарике.
И снова совсем неожиданно щеки Тесс стали мокрыми от слез.
– Боже мой, Джо, знаешь, чего сейчас мне больше всего не хватает?
Он тронул ее за плечо.
– Мне нужна кукла, чтобы я могла ее обнять. Чтобы она мне сказала, что все будет хорошо.
– Ну что ж, – улыбнулся Джо, – я никогда не умел играть в куклы. А сам я, может, подойду тебе вместо нее?
Он наклонился к Тесс и осторожно обнял ее своими большими нежными руками, прижал к себе, как никто другой прежде за всю ее жизнь. И сказал ей, что все будет в порядке.
Дженни сидела на полу в гостиной и наслаждалась теплом, исходящим от Гровера, биением его сердца под мохнатой шерстью.
– Все будет в порядке, Гровер, – шептала она ему. – Теперь все будет в порядке.
Она слышала голоса взрослых в соседней комнате, но не разбирала слов, ей это было ни к чему. Уже давно Дженни научилась отключаться от разговоров взрослых: ведь о ней самой они никогда не говорили. Они вечно обсуждали бизнес, или незнакомых ей людей, или свои планы. Все это не имело к ней никакого отношения, а значит, оставляло ее совершенно равнодушной.
Одна тетя Тесс говорила с ней и слушала ее. Но тети Тесс сейчас здесь не было.
Дженни гадала, как теперь пойдет ее жизнь. Она три раза вымылась под душем, но ей по-прежнему чудилось, что от нее пахнет тем сырым, гнилым подвалом. Она съела кусок пиццы, но продолжала ощущать во рту вкус гамбургеров с пикулями и горчицей, которыми кормил ее тот старик, только для этого и снимая шарф с ее лица.
Она коснулась уголка рта, и ей стало больно, будто ужасный шарф, как и прежде, стягивал ей рот. Дженни посмотрела на свои ноги: лодыжки оставались распухшими после веревки, которая глубоко впивалась в тело. Это он, тот человек, связал ей ноги веревкой.
Они сказали ей, что он мертв, но ей никогда не забыть его лица. И его странного смешного акцента. Такого же, как у той женщины, нашедшей ее в подвале. Женщины с густыми черными волосами и большими темными глазами. Прекрасной женщины, волосы и глаза которой так напоминали ей ее собственные.
Она спрашивала себя, как пойдет ее жизнь и сможет ли она вообще когда-нибудь заставить себя съесть гамбургер.
Из кухни Чарли наблюдала, как Дженни тихо сидит на полу в гостиной, почесывая Гровера за ухом. Чарли знала, что теперь Дженни нуждалась в особом внимании. Только время могло залечить нанесенные раны и заставить ее забыть о пережитом ужасе. Забота, терпение и поддержка – вот чего Дженни была лишена целые годы. Чарли потерла постоянно ноющее плечо и задумалась над тем, скоро ли исчезнет терзающее ее чувство вины, и исчезнет ли оно вообще.
Она оглядела запущенную кухню. Агенты ФБР наконец ушли, забрав с собой свое оборудование. Делл и Питер у раковины мыли посуду, а Марина так и не вернулась. Чарли сомневалась, что она вообще появится. Полиция так и не узнала правды о рождении Дженни.
Чарли устало вздохнула. Питер вытер тарелку, поставил ее в шкаф и подмигнул Чарли. Чарли улыбнулась в ответ. Она никогда не видела Питера за этим занятием. Ей всегда казалось, что он, как и Элизабет, в подобных делах рассчитывает на прислугу. Чарли словно заново знакомилась с мужем. На этот раз она постарается до конца узнать настоящего Питера.
Задняя дверь вдруг открылась, и Чарли невольно вздрогнула от страха, но тут же вспомнила, что Дженни вернулась и ей ничто не грозит.
В кухню вошел Джо Лайонс. За ним шла Тесс. Чарли бросилась к ней навстречу.
– Прости меня, – сразу начала Тесс. – Я причинила вам столько неприятностей.
Чарли протянула к ней руки, и они обнялись.
– Не беспокойся, Тесс. Теперь все будет в порядке. Вот увидишь.
Произнося эти слова, Чарли про себя улыбалась. Вот она, неизменная Чарли, постоянная неунывающая оптимистка.
Гровер с лаем выскочил из гостиной, подпрыгивая и пачкая всех слюной. Дженни неуверенной походкой, будто сомневаясь, вошла за ним в кухню.
– Тетя Тесс? – прошептала Дженни с тем особым блеском в глазах, который, Чарли знала, предназначался только Тесс, но никак не ей, Чарли.
Чарли отступила в сторону, чтобы Тесс могла заключить Дженни в объятия.
– Я прослышала, что у тебя тут были приключения, – сказала Тесс. – Что ж ты не пригласила меня с собой и лишила такого удовольствия?
Дженни засмеялась.
– Действительно удовольствие, – заливалась она смехом, крепко прижимая к себе Тесс и светясь любовью.
Чарли вымученно улыбнулась. Прекрасно, конечно, что Дженни так сильно привязана к Тесс, но она не могла подавить в себе вспыхнувшую ревность. Чарли знала, что Тесс честно заработала любовь Дженни. Она была с ней сердечной, терпеливой, снисходительной. Такой, какой и должна быть настоящая мать. Такой, какой была мать самой Чарли. Чарли вздохнула и подумала, что, наверное, еще не поздно им с Дженни начать все сначала и что, надо надеяться, Дженни даст ей такой шанс. Чарли снова взглянула на Питера, и он опять подбадривающе подмигнул ей. «Мы будем счастливы, – повторила себе Чарли. – Все вместе мы будем счастливы».
Чарли заметила в руках Джо большой сверток.
– У меня есть кое-что для вас, Питер, – сказал Джо. – Целых три миллиончика, ни больше ни меньше.
– Три миллиона долларов? – удивилась Дженни, высвобождаясь из объятий Тесс. – Вы заплатили за меня целых три миллиона?
Питер положил на стол кухонное полотенце.
– Маленькая мисс, – сказал он, – я действительно был готов заплатить за тебя целых три миллиона долларов. – Чарли увидела, как широко открылись глаза Дженни, но тут Питер предостерегающе поднял вверх палец и завершил свою мысль: – Но ни центом больше.
Секунду Дженни серьезно смотрела отцу в глаза. Потом слабая улыбка появилась на ее лице. Тесс похлопала ее по плечу, и Дженни улыбнулась во весь рот.
– Вот это да, – только и могла вымолвить она.
Чарли приняла тяжелый сверток из рук Джо, благодарная ему за то, что он избавился от испачканного кровью рюкзака, который напоминал бы о жизни и смерти бывшего телохранителя.
– Пойдем, тетя Делл, я провожу тебя домой, – сказал Джо.
Делл закрыла кран и вытерла руки.
– Я и сама могу дойти, – ответила она и тут же добавила: – Но я не откажусь от компании. Спасибо.
– Постойте, Джо, у меня есть к вам вопрос, – сказала Чарли. – Как вы догадались, что это Николас?
Джо прислонился к стене и снял шляпу.
– А мы и не старались догадываться. У меня были свои подозрения, ведь Алексис не могла в одиночку провернуть такое дело. Но пока дело не дошло до передачи выкупа, мы действительно ничего не знали. Вот почему было так важно, чтобы Алексис сыграла свою роль до конца.
– Но вы знали, что Алексис находится в Нортгемптоне?
Джо кивнул.
– А потом Делл рассказала нам, что Алексис и Марина никогда не ладили между собой.
Чарли посмотрела на женщину, которая когда-то защищала их и заботилась о них. Делл отвела глаза.
– В день приезда Алексис мы как раз поручили одному из наших полицейских просмотреть гостиничный мусор, – продолжал Джо. – Так мы нашли вырезки из журналов, соответствующие буквам в письме с требованием выкупа.
– Боже мой, Дженни! – воскликнула Чарли. – Николас был с тобой в том ужасном месте.
Дженни закрыла глаза. Но даже ее длинные темные ресницы и нежные веки не могли скрыть боль, которую она испытывала.
– Он кормил меня гамбургерами из «Короля гамбургеров», – наконец произнесла Дженни. – А потом завязывал мне рот шарфом, чтобы я не могла говорить, и оставлял меня одну.
Чарли застонала. Она подошла к Дженни, обняла ее и сжала изо всех сил. Дженни тоже обняла мать и, не сдерживаясь, расплакалась. Никогда прежде она так не плакала перед Чарли. Это был особый плач, открытый, доверчивый, молящий о сочувствии, и Чарли вытерла слезы дочери.
– Так как же все случилось? Как он до тебя добрался?
– Я... – начала Дженни и ухватилась за руку матери. – Я поссорилась с тетей Тесс.
Теперь застонала Тесс.
Чарли гладила волосы Дженни. Она хотела сказать ей, что не стоит теперь ничего рассказывать и ворошить прошлое. Что теперь они вместе и все беды позади.
Но Дженни отошла в сторону и села на пол в уголке между кухонными шкафами. Она похлопала себя по колену, и Гровер послушно подошел к ней. Он лег и положил морду к ней на колени, а Дженни, не поднимая головы, начала его гладить и рассказывать, как все было.
– Я вела себя ужасно с тетей Тесс, – призналась она. – Одним словом, из мастерской я вернулась сюда, в дом, к себе в спальню и стала смотреть альбомы тети Тесс...
Чарли бросила быстрый взгляд сначала на Тесс, потом на Питера.
– И что же было дальше?
– Я услышала, что кто-то ходит внизу. Я думала, это тетя Тесс, и позвала ее, но она не откликнулась. И тогда ко мне в комнату вошел тот большой человек...
– Николас, – подсказал Питер.
Дженни подобрала под себя ноги и почесала Гроверу бок.
– Он сказал мне, папочка, что вы с ним партнеры по бизнесу. Он сказал, что мне надо пойти с ним, потому что с мамой случилось несчастье. – Дженни подняла голову и посмотрела на Тесс. – Простите меня, тетя Тесс, но я забыла запереть входную дверь.
– А как он добрался до Фаберже? – поинтересовался Джо.
Дженни опустила глаза, а Гровер еще теснее прижался к ней.
– Он сам увидел яйцо. Я сказала ему, что мы не должны брать яйцо с собой. А он засмеялся.
Дженни по-детски недоуменно пожала плечами.
«Четырнадцать лет, – подумала Чарли. – Почти взрослое тело, а ум еще маленькой девочки».
– Он сразу догадался, что это такое, – продолжала Дженни и обвела всех взглядом. – Как он мог знать?
– Он был из другой страны, Дженни. Недалеко от России, где делали эти вещи.
– Тогда он знал, что оно ценное.
Питер кивком подтвердил ее догадку.
– Одного я не могу понять: зачем он разбил яйцо, – сказал Питер.
– Алексис объяснила Марине, что они сделали это, чтобы произвести впечатление, – вступила в разговор Тесс. – Представляете, уничтожить вещь Фаберже, чтобы «произвести впечатление»?
Джо поднял руку, требуя внимания.
– Я думаю, все дело в том, что Фаберже трудно сбыть на черном рынке. Николас не имел никакого отношения к искусству, а Алексис слишком заметная фигура. Так что для них яйцо не представляло никакой ценности. Они руководствовались другими соображениями.
– Мама, а та леди, которая меня нашла? – спросила Дженни. – Она училась с тобой в колледже? Она есть у тебя на фотографии.
– Да, милая.
Чарли, волнуясь, кусала губы.
– А куда же она исчезла?
Все в комнате молчали. Наконец заговорила Тесс.
– Марина должна была вернуться к себе в Новокию. Но она пришла ко мне в больницу проститься перед отъездом.
– Она приходила к тебе? – удивилась Чарли.
Тесс кивнула.
– Марина предложила мне работу. Я буду дизайнером флаконов для первого выпуска духов их фабрики. Так что, если я понадоблюсь Блекбернской галерее, им придется немного подождать.
– Какая замечательная новость, Тесс! – воскликнула Чарли.
– Если уж говорить о новостях, то у меня есть и другая, не слишком приятная. Сестра Марины имела наглость положить разбитое яйцо в подарочную коробку, которыми я пользуюсь для упаковки своих изделий! Она сказала, что это была «удачная мысль». Она заставила Николаса пробраться ко мне в мастерскую и украсть одну из коробок. Послушайте, а кто-нибудь кормил Гровера? – вдруг вспомнила Тесс.
– Эту чертову собаку вообще не стоит кормить, – заметил Джо, чистя рукой свои синие форменные брюки. – Все эти три дня он только и делает, что слюнявит меня.
– Я все равно его люблю, – отозвалась Тесс. – Он единственный мужчина, который при виде меня пускает слюни.
– Может, именно поэтому у тебя такой несносный характер, что он единственный, – заметил Джо. – Ты ведь и стряпать-то не умеешь. Сколько лет знакома с Делл, а все не научилась у нее готовить.
– Верно, готовить я не умею, – призналась Тесс. – И не собираюсь учиться.
– А вот я умею. Может быть, на следующей неделе я сделаю для тебя пирог с курицей.
Тесс сдвинула брови.
– Может быть, на следующей неделе я уже буду в Новокии. Мы будем обсуждать там образцы флаконов.
– В таком случае отложим угощение на пару недель, – сказал Джо уже с порога. – Пойдем, тетя Делл, надо дать людям отдохнуть.
Только когда Джо закрыл за собой дверь, Чарли заметила чуть заметную улыбку на лице Тесс.
– А что касается тебя, Дженни, – сказала Чарли, – то тебе пора спать.
Дженни поцеловала Гровера в голову и поднялась с пола.
– Мы здесь останемся? – спросила она.
– На эту ночь, – ответил Питер. – А завтра поедем домой. Тесс надо работать. А нам надо решить, как мы потратим три миллиона, раз я подал в отставку и ушел из текстильной компании «Хобарт».
Чарли не могла поверить своим ушам.
– Думаю, брат с удовольствием возьмет на себя мои обязанности, – продолжал Питер. – К тому же и мне самому пора заняться чем-то конструктивным. К примеру, я подумывал о том, чтобы открыть сеть магазинов модной женской одежды. Это будет семейный бизнес, только наш и больше ничей.
Чарли сияла улыбкой.
– И мы будем по-прежнему жить в старом особняке? – спросила Дженни.
Питер взглянул на Чарли.
– Наверное, мы его продадим. Продадим и построим для себя совсем новый дом, – с уверенностью подтвердил он.
– А как быть с моей лошадью?
– Для Колокольчика мы тоже что-нибудь соорудим, например, лишнюю комнату в доме, – пошутил Питер.
– У меня есть особая просьба, – сказала Чарли, по-новому ощущая, что такое подлинные ценности жизни. – Не заехать ли нам в Питсбург по пути домой? Повидаться с родными?
Слишком долго Чарли притворялась, как счастливо ей живется в роскоши, слишком долго она запрещала себе даже думать об уютном, гостеприимном старом доме О’Брайанов.
– Мы едем в Питсбург? – спросила Дженни с надеждой в голосе. – Мы там не были целых сто лет.
– Значит, едем в Питсбург, – сказал Питер. – Пока не прошло еще двести.
Дженни повернулась к матери, и Чарли увидела, как вспыхнуло в ее глазах радостное оживление, бесценный дар, без которого нет жизни.
– Интересно, сколько у меня тетей и дядей? – спросила Дженни. – Я уже забыла. А сколько двоюродных сестер и братьев?
– Боюсь, их не перечесть, – ответила Чарли. – А теперь иди в постель. Завтра нам предстоит долгая дорога.
Улыбаясь, Дженни вышла из комнаты, оставив за собой ощущение радости, молодости и мечту о том, что завтра все пойдет по-другому. Чарли была полна уверенности, что так оно и будет.
– Я сейчас поднимусь к тебе пожелать спокойной ночи, – крикнула она вслед Дженни.
– Что ты, мама, я теперь большая. Меня не надо целовать на ночь.
Маленькая девочка исчезла, и вместо нее появился подросток, почти взрослая девушка.
– Жди меня, я сейчас поднимусь к тебе. – Чарли взглянула на Питера. – И папа тоже.
Тесс поставила обе миски Гровера на пол и задумалась. Ожог на груди болел, но никогда прежде мысли ее не были столь ясными. Как близко в хаосе последних дней она подошла к той черте, за которой лежит мир тьмы, откуда нет возврата. Тот самый мир, куда она хотела уйти много лет назад. Как хорошо, что тогда ей это не удалось... Умри она тогда, она избавилась бы от больших страданий и одновременно лишила бы себя удивительных радостей: радости наблюдать, как растет Дженни, радости любви, подаренной ей Делл, радости надежды на будущее, которую теперь вернула ей Марина. И с этой новой надеждой возродилось прежнее забытое чудо: вернулся, вновь вспыхнул в ее груди тот крошечный огонек, ее путеводная звезда, сулившая успех и вдохновение творчества. Мысленно Тесс уже видела необыкновенные флаконы, которые она создаст для духов Марины... Ярко-розовые, украшенные золотым кружевом и маленькими искусственными жемчужинками.
Тьма рассеялась, и снова для нее засияло солнце. Никогда больше Тесс не позволит черным теням взять верх над светом. Она будет лелеять и хранить этот свет, пусть освещает он все, что ждет ее впереди, хорошее или плохое. Она с благодарностью примет все. Как тогда ей сказала Делл: «Никто не может сделать тебя счастливой, если ты несчастлива сама».
Завтра Дженни уедет вместе с Чарли и Питером, и кто знает, вернется ли она сюда когда-нибудь. Но пришло время перестать жить всего два с половиной месяца в году, воображая себя матерью чужого ребенка. И еще – надо раз и навсегда избавиться от грызущего чувства вины.
– Я хочу вам кое-что сказать, прежде чем вы пойдете наверх, – остановила Тесс Чарли и Питера.
Питер взял стул и сел, Чарли продолжала стоять.
– Прежде всего я хочу поблагодарить вас за поддержку, – начала Тесс. – За то, что вы поверили в мою невиновность, поверили, что я не похищала Дженни. – Чарли хотела что-то сказать, но Тесс жестом остановила ее. – Вы всегда верили в меня, хотя, случалось, я этого не заслуживала. – Она подошла к Чарли и чуть коснулась белого шрама у нее на лбу. – Я все еще чувствую свою вину...
– Тесс... – начала Чарли.
– Все в порядке, Чарли. Не надо беспокоиться. Наконец я решила обратиться за помощью. Теперь я три раза в неделю буду посещать доктора Мендельсона. Это уже начало.
– Твои проблемы начались ох как давно, – заметил Питер. – Еще когда мы были детьми, ты всегда была недовольна собой. Как если бы стремилась играть чужую роль, а не свою собственную.
Тесс улыбнулась. Значит, Питер все-таки ее замечал. Как жаль, что мать не может этого услышать.
– Мы всегда будем рядом с тобой, – сказала Чарли и взяла Тесс за руку.
– Спасибо, – поблагодарила Тесс; комок в горле мешал ей говорить.
– Но при одном условии, – добавил Питер, – что Дженни всегда будет иметь возможность рассчитывать на тебя. Ты будешь ей так нужна, когда она приедет сюда учиться.
Тесс крепко сжала зубы, чтобы не расплакаться, купаясь в море их любви. Чарли обняла Тесс, и уже никто не чувствовал обиды или вины, боль от шрама и ожога прошла и забылась. Просто перестала иметь значение.
Марина смотрела из окна «Боинга-747» на расстилавшуюся внизу Атлантику. Рядом в своем кресле спала Алексис. Какое наказание придумает король Андрей для сестры, этого хрупкого маленького создания, задумавшего похитить и, как считала Марина, даже убить Дженни? Предательство, всюду предательство... Предательство Алексис, предательство Николаса, и все ради денег и власти. Поймет ли когда-нибудь Алексис всю глубину своего преступления? Марина не удивилась, что Алексис не открыла полиции тайну рождения Дженни, в конце концов, не в интересах сестры разглашать, что Дженни является первой наследницей престола. К тому же ни Чарли, ни Тесс, ни даже Делл никогда не подтвердили бы утверждений Алексис, и это поставило бы ее в еще более глупое положение.
Марина думала о трех сыновьях сестры и ее муже Джонатане. Какое бы решение ни принял король, Марина не сомневалась, что он постарается спасти свою семью от позора. Алексис, пусть это и несправедливо, сохранит свою репутацию. А разве справедливо, что Марина спасла свою репутацию, скрыв рождение Дженни? Вот они, королевские привилегии вместо свободы!
Хотелось бы знать, будет ли Дженни учиться в Смитовском колледже. И будет ли изучать государственное управление у профессора Эдварда Джеймса. Конечно, она никогда не узнает, что Эдвард ее отец. Об этом знает одна Марина. Одна Марина и больше никто. Она закрыла глаза и поблагодарила небо за то, что Эдвард не был замешан в похищении Дженни и что он остался для нее единственной чистой любовью, человеком, ничем не запачканным и ничего не знающим.
И еще Марина вспомнила о странностях Делл, и как из-за них она заподозрила ее в измене. С самого начала, с их первой встречи она была несправедлива к Делл. А ведь Делл помогла им разоблачить Алексис.
– Как вы догадались, что моя сестра способна на такой низкий поступок? – спросила Марина у Делл, когда Джо увел Алексис из отеля.
– Очень давно Виктор рассказал мне об Алексис, – объяснила Делл. – Виктора возмущало, как она обращается с вами. Вы были богиней для Виктора. Он готов был защищать вас от всех и вся.
Марина задумалась.
– Значит, Виктор действительно любил меня? – спросила она наконец.
– Да, Виктор вас очень любил.
Серые облака висели под самолетом, а Марина думала о Викторе и обо всех остальных мужчинах в ее жизни. После Виктора Марина никогда не доверяла ни одному мужчине, за исключением Эдварда Джеймса. Она вдруг поняла, что все эти годы лишь пользовалась мужчинами, не позволив никому из них доказать ей искренность своей любви. Даже своих мужей она лишила этой возможности, потому что не доверяла им так же, как и другим.
А Виктор все-таки любил ее. Любил так сильно, что не пожалел для нее своей жизни.
Закрыв глаза, Марина слушала гудение моторов и думала о том, что, может быть, судьба будет к ней благосклонна и она встретит человека, которому сможет доверять. А может быть, она его и не встретит, разве предскажешь повороты судьбы. Но как бы ни сложилось ее будущее, Марина знала, что пришло время изменить свою жизнь и взглянуть на себя другими глазами: не как на женщину без мужчины, а как на женщину-личность, самостоятельную, хотя и одинокую. Самостоятельную, удовлетворенную жизнью и в полном расцвете сил. Только добившись этого, она может рискнуть родить и воспитать ребенка. Марина вздохнула и вспомнила о единственном человеке, понимающем ее. Йорге, который так же, как и Марина, любит ее страну. Йорге, который принимает Марину такой, какая она есть, вдохновляет ее и работает вместе с ней. И хотя он утверждает, что супружество его не привлекает, всякий раз самые зеленые на свете глаза, глядя на Марину, говорят совсем о другом.
Укрывшись одеялом, с Гровером под боком, Дженни лежала в своей самой любимой кровати и чувствовала себя необыкновенно счастливой. Все вокруг вдруг прониклись к ней горячей любовью: тетя Тесс, мама, отец, даже Делл вместе с Джо Лайонсом, даже та женщина, Марина, нашедшая ее и собиравшаяся дать тете Тесс заказ, который сделает ее знаменитой.
Дженни знала, что Тесс была совершенно права: отец и мать ее любят, а мать всегда заботилась о ней. Дженни прижала к себе Гровера и подумала, что теперь наконец-то все наладится. У нее нет лучшего друга, чем тетя Тесс, но ведь надо ехать домой. Надо идти в школу, в десятый класс, и это даже радует ее. У них будет новый дом, не такой темный и печальный, как прежний особняк, без старых вещей и мебели, на каждом шагу напоминающих о бабушке Хобарт. И еще она будет заботиться о Колокольчике, хотя новый конюх сам хорошо справляется со своими обязанностями.
Дженни улыбнулась и закрыла глаза. Интересно, разрешит ли ей отец в этом году ходить на свидания с мальчиками и позволят ли ей родители приехать в Нортгемптон на следующее лето. Она могла бы помогать в работе тете Тесс... А может быть, она снова увидит ту женщину, Марину, и поблагодарит ее за то, что она спасла ей жизнь.
Чарли и Питер поднялись по лестнице в маленькую комнатку в мансарде. Решение было принято: они откроют Дженни правду и не станут больше беспокоиться, что истина дойдет до нее другим путем. А Марине незачем знать, что Дженни известна ее тайна. Они объяснят Дженни, что это их общий секрет, и он будет оставаться секретом столько времени, сколько потребуется. Секреты пусть редко, но все-таки бывают хорошими.
Они вошли в комнату и сели по обе стороны постели. Дженни лежала посередине, справа к ней привалился Гровер, а левой рукой она обнимала тряпичную куклу из кукольного семейства Делл. Питер взял руку дочери в свою.
– Как ты себя чувствуешь, девочка? – спросил он.
– Хорошо, папа, – ответила Дженни. – Я еще не разобралась во всем случившемся, но все хорошо.
Чарли потрогала лоб Дженни. Он был прохладным и сухим. Чарли подумала о том величайшем бесценном подарке, который ей сделала Марина и с которым не может сравниться дорогое кольцо с сапфиром и бриллиантами, подаренное Мариной семье О’Брайанов в то далекое Рождество. Сознавала ли сама Марина все благородство своей души и всю глубину своей доброты? Чарли надеялась, что Дженни унаследовала от нее эти качества.
– Дженни, – сказала Чарли и взяла дочь за другую руку, – мы хотим тебе кое-что рассказать.
– Мамочка, – возмутилась Дженни, – я уже слишком большая для сказок.
– И все же послушай. Это сказка со счастливым концом.
– Ладно, – согласилась Дженни и откинулась на подушку.
Чарли посмотрела на Питера, и он подбодрил ее кивком. Чарли вздохнула и начала:
– Однажды, в незапамятные времена, жила на земле прекрасная принцесса...