Театр похищенных людей

Глава 5

– Они здесь, – кричит Кинси, отвлекая Брук от мыслей о Тайсоне. – Они же были здесь вчера вечером. Почему возвращаются так скоро?

Кинси права. Грейс и Митч редко возвращаются так быстро, проведя здесь целый день. Брук ничего не говорит, но приступает к действиям, приводя в порядок гостиную, перепроверяя, все ли готово к неожиданному визиту.

Митч входит первым, и Брук этому рада. Может быть, у нее будет несколько минут, чтобы выяснить, в чем дело, прежде чем Грейс доберется до крыльца.

– Вы же приходили еще вчера, – шепчет Брук.

Митч хмыкает, толкает дверь и входит.

– Это не ответ, – говорит она.

– Ты и не задавала вопросов.

Грейс на полпути к входной двери. Она двигается не так, как ждешь от семидесятилетней женщины – осторожно, щадя старые бедра или колени. Она самодовольно вышагивает. Видимо, теперь семьдесят – новые пятьдесят.

Щеки Брук вспыхивают от гнева. Она ненавидит эту женщину. Ее эго, ее подтянутое тело, красные губы и, скорее всего, фальшивую грудь. Грейс словно пытается бросить вызов смерти, и каким-то образом ей это удается.

– Почему она здесь? – сквозь стиснутые зубы спрашивает Брук у Митча.

Он пожимает плечами, затягивается сигаретой, а потом затаптывает бычок на деревянном полу.

– Она делает что хочет. Ты же знаешь.

Затем его взгляд скользит по Брук. Митч часто так делает, но она просто не обращает внимания. Брук выкрикивает:

– Кинси! В спальню!

– Уже бегу!

Кинси вскидывает руку.

Брук оглядывается во второй раз – убедиться, что все в порядке, идет на кухню и делает вид, что протирает столешницу.

Но чувствует, что Митч по-прежнему за ней наблюдает.

Входит Грейс. Ее седые волосы уложены в плотное каре, разделенное пробором посередине. Одета Грейс по последней моде, хотя Брук может лишь догадываться об этом, не имея ни малейшего представления о том, что сейчас носят. У актеров вся одежда из пятидесятых, но Грейс всегда выглядит более современно. Сегодня на ней бежевое трикотажное платье до колен и замшевые шлепанцы на пробковой подошве. На минуту Брук останавливается, и у нее возникает совершенно бесполезная мысль:

«Неужели эти шлепанцы из девяностых так и будут нас преследовать?»

Митч заходит в спальню Кинси. Во время визитов Грейс он сидит там вместе с Кинси, потому что иначе его присутствие создало бы аномалию.

– Привет, мам, я дома!

Грейс входит в образ юной Грейс, здороваясь с Брук, как в каком-то ситкоме. Как будто они актеры, играющие ради забавы, а не заключенные, исполняющие роли, чтобы выжить.

Брук собирается с силами. Снежная королева внутри, идеальная мать снаружи. Единственный способ пройти через это.

– Привет, солнышко, – мурлычет Брук.

Грейс важно не то, какие слова ты говоришь, а то, как ты их говоришь и можешь ли импровизировать, чтобы ответить ей. Брук вытирает руки о фартук и тянется к Грейс. Противно даже прикасаться к этой суке, но Брук должна играть роль, ее жизнь зависит от того, насколько хорошо она сыграет.

– Как прошел твой день в школе?

– Плохо. Джерри снова дергал меня за косички, – говорит Грейс, надув губы, и подходит к ней обняться. Брук напоминает себе, что надо дышать, Грейс не должна почувствовать, как она напрягается от прикосновения.

– Ну, ты же знаешь, он делает это только потому, что ты ему нравишься.

От этих слов Брук хочется орать. Какая же глупость, ее роль вся состоит из подобной чуши.

– Ты думаешь, я ему нравлюсь?

Грейс смотрит на нее с намеком на настоящую детскую надежду. Но нет, это игра. Сплошная игра.

– Я не знаю наверняка, милая, но у меня есть ощущение, что да. Мальчики дразнятся, когда им нравится девочка. Это хороший знак.

Брук хочется блевать от этой тошнотворной, сентиментальной бредятины, но Грейс такое обожает.

– Надеюсь, ты права, – говорит Грейс. – Расплетешь мне косички, мамочка?

«Какого хрена она снова явилась так скоро?»

Брук как будто двигается в темноте на ощупь, ожидая, что в любой момент на нее выскочит чудовище.

– Конечно, солнышко! – Брук расплывается в сияющей улыбке и идет в спальню Кинси за серебряной щеткой. Митч читает в кресле какой-то автомобильный журнал.

Когда Брук возвращается, Грейс, закинув ногу на ногу, сидит на горчично-желтом виниловом диване.

– Короткий перерыв в сцене, – монотонно произносит она уже без искусственной улыбки.

Брук замирает, ожидая, что последует дальше.

– Митч нашел тебе нового мужа.

«Новый муж. Новый Альберт Гамильтон. Потому что Тайсона больше нет».

Внутри у Брук все сжимается, но она улыбается и кивает, сдерживая рвотные позывы.

– С ним все наконец получится, – уверяет Грейс.

От такого небрежного напоминания о том, со сколькими людьми не получилось, внутри у Брук приливной волной поднимается гнев, но она не поддается ему. А просто меняет тему, чтобы взять под контроль расстроенные эмоции.

– Да, мэм, – говорит Брук, сохраняя нейтральное выражение лица, и гнев снова утихает. – Пойдем, милая, – воркует Брук, садясь рядом с Грейс на диван. – Давай распустим косички.

Грейс улыбается и кладет голову Брук на колени. Конечно, у старухи нет косичек, но Брук расчесывает ее волосы с нужным нажимом. Со временем она поняла, что нравится Грейс.

Вскоре она стонет и вздыхает, а затем поднимает взгляд и говорит:

– Я люблю тебя, мамочка.

А потом кладет голову обратно Брук на колени.

Похоже, ее это заводит. Брук точно не знает, что для старухи приятнее – представлять себя молодой или убивать.

– Я тоже тебя люблю, мой тюльпанчик, – шепчет Брук, безучастно глядя в окно.