Телефон. Звонки из прошлого

Кровавый всполох

Из дневника Николая Петровича Горшенина:

«…Народ можно заставить повиноваться, но нельзя заставить понимать почему… Людьми невежественными и развращенными нельзя управлять ни с помощью справедливости, ни с помощью разума: они восстают не столько против зла, сколько против добра, которое хотят им делать… К сожалению, и так бывало на Руси… Страх никогда не может стать душою правильно организованного общества, ибо он не создает порядка, а только прикрывает хаос…

Даже в тяжелую годину надо оставаться Человеком… человеку же от власти нужно думать в первую очередь о коллективе, которым ты руководишь…

Слушайте только тех людей, которые вас ободряют и помогают выйти из тупика. Если это то, чего вы хотите, и это внутри вас, то продолжайте в том же духе и пытайтесь делать это всю оставшуюся жизнь…

Самая страшная из войн – это война гражданская. С нею связаны хаос, голод и холод…»

Белый и красный террор разразился сразу после смены политико-экономической власти в России. Оба они били по простому народу в угоду разных «…измов», исповедующих той или иной стороной. Слова генерала Л. Г. Корнилова о белом терроре, поставленные в эпиграф к этой главе, взяты для сравнения высказывания на эту тему основоположника красного террора В. И. Ленина:

«Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата… Коммунистическая нравственность – это та, которая служит этой борьбе… Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать, это только этап, через который мы проходим к мировой революции».

Что можно сказать? Оба террора – это невыученные уроки истории. На силу действия есть другая сила – противодействия. Эта междоусобная борьба высекала такие искры, что воспламенили облитое горючим материалом все общество. Страдали и власти, но особенно люди, подхваченные вихрем кардинальных с кровью перемен.

За пример автор взял события двадцатых годов в сибирской деревне Дубынка, что расположена на границе с Казахстаном. Откуда взялось это название – дубы, как описывают старожилы этих мест, тут отродясь не росли. Все больше березы да осины. Двести лет осваивали эти места переселенцы из центральной России, бежавшие в богатую, сытую, хлебосольную, свободную Сибирь – кто от произвола помещиков, кто от голода. Ехали туда и предки автора с Украины, особенно с таких губерний, как Киевская, Полтавская и Черниговская. Переезжали сюда со всем скарбом, даже с домами, срубленными из столетних сосен.

Как писала Ольга Ожгибесова в статье «Кровавая заря», в феврале 1921 года колокол на дубынской церкви возвестил о начале одной из самых страшных трагедий, вошедших в летопись крестьянского восстания на юге Западной Сибири.

В каждой войне есть своя «пятая колонна». Не обошла эта традиция и гражданские сшибки в Сибири и других местах новой России. Ярость крестьян, объединенных в т. н. Народную армию, восставших против продразверстки и Красной армии, перекинулась на тех, кто, по мнению мятежников, продался большевикам-коммунистам, развязавшим войну с собственным «простым народом». В число врагов «людей честного труда», а по существу мятежников, сразу же попали их антиподы. Это, прежде всего, советские работники, партийные деятели, рядовые коммунисты-коммунары сельскохозяйственной артели «Зоря», милиционеры, красноармейцы, активисты сельсоветов и, естественно, их семьи.

Люди зверели мгновенно.

Так Ишимская организация РКП(б) на 20 апреля 1921 года потеряла 406 человек убитыми и пропавшими без вести. Одиннадцать арестованных коммунистов доставили в штаб Народной армии, раздели донага, кололи пиками, а в ночь с 12 на 13 января посадили на подводы и увезли.

Пегановский волостной милиционер, член РКП(б) Ф. Соколов был арестован мятежниками. По дороге в штаб конвоиры избивали его пикой, били наганом по голове и лицу, приговаривая:

«Записались в коммуну, хотели наше имущество разделить и на нашей шее поехать. Врете, сейчас вы отпраздновали! Власть коммунистов пала, и мы вас всех с корнем выведем, и будем хозяева сами, и будем жить по-старому: у нас все будет – сало, масло и хлеба с остатками».

В этих словах заключалась главная мысль восставшего крестьянства – вернуться к былой жизни, спокойной и сытой.

Жительница деревни Усть-Ламенская Анна Павловна Терещенко (по всей вероятности, бежавшая от лихоимства помещиков Черниговской губернии, возможно, моя родственница по отцовской линии) вспоминала:

«Был такой Бердов в деревне Евсино, он деревянным стежком убивал. Ему привезут коммунистов, а он убивает. Убийцей был. Может, тыщу убил, может, две, может, три. Потом коммунисты его убили… сначала белые – коммунистов, потом коммунисты – белых, а потом коммунисты – коммунистов».

Надо отметить, в том же Евсино командование мятежников обнародовало приказ № 2 от 9 февраля 1921 года:

«С получением сего предлагается вам в течение 3 часов организовать отряд, арестовать всех коммунистов и истребить».

В докладе командира 85-й бригады войск внутренней службы Н. Н. Рахманова отмечалось:

«В Омутинском районе повстанцы подвешивали взрослых и детей, у беременных женщин разрезали животы, и все это затем, чтобы в корне истребить семя коммуны».

В другом документе, адресованному помглавкому по Сибири, сообщалось:

«200 трупов крестьян были найдены в селе Ильинском… которые там валялись повсюду… в искалеченном виде, причем было видно, что погибшие были даже не расстреляны, а убиты палками и вилами, и среди них даже были мальчики и девочки до 15-летнего возраста».

Секретарю Ильинского волостного комитета РКП(б) П. Я. Курбатову выкололи глаза, сломали кости рук и ног, разрубили топором голову, а потом исковерканное тело коммунара бросили в яму у кирпичного завода. Но он все-таки выжил… Два года он пролежал в госпитале, откуда вышел инвалидом на костылях.

По воспоминаниям брата Курбатова:

«9 февраля 1921 года в Ильинском… поп Увар кропил святой водой повстанцев на святое дело – на убийство. Районная милиция с десятком винтовок, конечно, не могла оказать сопротивление повстанцам. И последние начали уничтожать коммунистов и членов их семей, включая младенцев…

Имущество семьи было разграблено полностью, отец и мать были арестованы и брошены в каменный дом на площади в Ильинке под замок. Воды и пищи не давалось, при низкой температуре без тепла и света, за железными дверями и под охраной бандитов. Был организован штаб по разбору дел коммунистов. Начальник штаба Сытов. Решение штаба: убить немедленно. За порогом приводилось в исполнение тычками. Были зверски убиты 105 человек в Ильинке. Трупы несколько дней валялись на улице и позднее сброшены в яму у кирпичных сараев.

В Ильинке ни один повстанец не пострадал от коммунистов – брат приказал все винтовки оставить в помещении милиции, а самим разойтись по домам. Лозунгом повстанцев было: не оставлять хвостов. Если отец, сын или брат находились на советской или военной службе в Красной армии, все его родственники уничтожались. Арестованных освободили войска из сформированных отрядов коммунистов».

Как не вспомнить о пушкинском бунте кровавом и беспощадном. Страшно, когда в нем участвуют соплеменники. Тогда даже кровное родство у христиан-славян отбрасывается напрочь. Да разве только у славян? Этими социально-политическими пандемиями поражаются и страдают и другие этносы со своими вероучениями. Часто политические «…измы» тому виной.

В основном существовало три причины ненависти повстанцев к чиновникам новой власти. Во-первых, земля в Сибири, как и во всей России, находилась в общинном пользовании. Только община могла распоряжаться ею, только она могла решать, кому и где выделять наделы. Нарушив вековые устои, отняв, по сути, плодороднейшие земли и лучшие сенокосы у своих односельчан и соседей, коммунары не могли не вызвать неприязни и недовольства ими.

Во-вторых, на коммунистов не распространялось положение о продразверстке, хозяйства остальных крестьян натуральные налоги фактически общипывали до крайности, чем обрекли на голод тысячи семей.

В-третьих, большевики отреклись от веры, которая крепка была в сибирских деревнях и других селениях.

Учительница-коммунарка Лидия Томащук, чудом уцелевшая в те дни, вспоминала:

«В селе творилось что-то невероятное. Со все сторон неслись вопли, стоны, рыдания, ругань. На снегу уже валялись мертвые и раненные. Окровавленных людей куда-то тащили, издевались над ними…»

Судьбу коммунаров повстанцы решали три дня. Их вызывали на допросы, избивали, издевались. Изнасиловали и убили несколько женщин. Марию Заполеву, коммунарку, вышедшую замуж без венчания и родительского благословения, заколол вилами родной отец, не простивший дочери своего позора.

Вчерашние мирные крестьяне, ограбленные, униженные, обозленные, сегодня стали кровавыми палачами. Все то зло, которое принесла с собой Советская власть, для них воплотилось в коммунарах и коммунистах. Уничтожить их – означало уничтожить новую власть Советов, вернуться к прежней спокойной, сытой жизни. Они мстили за свой своими разворошенный муравейник. Ничего другого они не хотели.

Мстили с дикой жестокостью. Приговоренных поднимали на пики или тычки – деревянные шесты с привязанными к ним зубьями от бороны.

На площади села Дубынка под торжественный благовест церковного колокола погибали в том числе безвинные люди. Жертв русской смуты сжигали на кострищах. Сжигали соседи и даже родственники коммунаров. Сегодня мы понимаем, что та расправа была лишь жестом отчаяния обманутых и ограбленных сибирских крестьян. Они все – жертвы: и те, кто был убит, и те, кто убивал.

Такой всегда бывает итог гражданской рубки. Это мы видим на примерах других стран, в том числе на постсоветском пространстве. Не дай бог позволить властям наделать глупых ошибок, после которых может полыхнуть беда вновь по всей России. Этого хотят ее недруги.