Л ю д м и л а Г а е в а я, 36 лет.
С т е п а н Г а е в о й — ее отец, старший сержант.
Ю д ж и н Э л л и к о т — сержант войск США, 25 лет; спустя тридцать с лишним лет — канзасский фермер.
Б а р б а р а — его дочь, 29 лет.
С т и в е н — его сын, лет под сорок.
К э т р и н М а р в е л л, 38 лет.
С е ш е н с — профессор-литературовед, за пятьдесят лет.
Р а й с — из видных сотрудников американской разведки.
Г и ф ф о р д — его подчиненный.
П р е д с е д а т е л ь, ведущий пресс-конференцию.
О с т р о н о с а я ж у р н а л и с т к а.
П о ж и л о й р е п о р т е р.
М о л о д о й р е п о р т е р.
А д м и н и с т р а т о р о т е л я.
О ф и ц и а н т к а.
О ф и ц и а н т.
9 мая 1945 года. Ночь. Берлинский пригород Карлсхорст. Мы не видим здания, где только что подписан акт капитуляции гитлеровского рейха. Но мелодия «Катюши» доносится оттуда: духовой оркестр играет на банкете, устроенном советским командованием. Полосы света льются на государственные флаги СССР, США, Англии, Франции. Ю д ж и н Э л л и к о т, американский сержант, разглядывает здание. Появляется С т е п а н Г а е в о й. На гимнастерке слева — медали «За отвагу» и «За боевые заслуги», справа знаки ранений: красная и золотистая ленточки.
Э л л и к о т (Гаевому). Эта сити… ест… Карлхорт?
Г а е в о й (выделяя букву «с»). Карлсхорст.
Э л л и к о т (записывая). Какой стрит?
Г а е в о й. Цвизилленштрассе, семнадцать. Говорите по-английски.
Э л л и к о т (обрадован). Знаете английский?
Г а е в о й. Перед войной преподавал в школе.
Э л л и к о т (уважительно). Учитель. А я сын фермера. Штат Канзас. (Козыряет.) Сержант Юджин Элликот. Из группы сопровождения генерала Спаатса. (Смеется.) Сейчас потягивает русскую водку на банкете.
Г а е в о й. До банкета генерал Спаатс от имени Соединенных Штатов скрепил капитуляцию гитлеровцев. (Подает руку.) Степан Гаевой. Тоже сержант.
Э л л и к о т. Старший, вижу.
Г а е в о й. Теперь выше не поднимусь. Демобилизуют.
Э л л и к о т. И меня! (Хлопает его по плечу.) Из Москвы?
Г а е в о й. Из Донбасса. Донецкий угольный бассейн.
Э л л и к о т. Уголь. А у нас пшеница. За канзасскую пшеницу хорошо платят. (Смеется.) Наследство получу неплохое. Хотя дед в мои годы был еще кроппером.
Г а е в о й. Кроппер. (Смущенно.) Не понимаю.
Э л л и к о т. Все, что имеет кроппер, принадлежит владельцу земли.
Г а е в о й. Батрак, понятно. А у меня дед был шахтером. И отец шахтер…
Э л л и к о т (о ленточках на гимнастерке). Почему цвета разные?
Г а е в о й. Красный — значит, рана легкая.
Э л л и к о т. Где ранили?
Г а е в о й. Сперва на Волге.
Э л л и к о т. Сталинград?
Г а е в о й. Южнее. Вторую уже под Варшавой заработал. (Заметив шрам на шее американца.) А вас где зацепило?
Э л л и к о т. На ярмарке. (Смеется.) Да, да. Один… здоровенный подонок своего сынишку избивал. Я пытался унять. Он меня и полоснул. «Станешь отцом, — сказал, — не так еще колотить будешь».
Г а е в о й. Стал отцом?
Э л л и к о т. Сыну шестой год. Стив. (Показывает снимок.) Ни разу на него руку не поднял.
Г а е в о й (показывает снимок). Люда. Три года.
Оба рассматривают фотоснимки.
Э л л и к о т. Подрастут — поймут, какое событие видели их отцы здесь, в Карлос… Карлсхорсте восьмого мая…
Г а е в о й. Уже девятое.
Э л л и к о т (посмотрел на часы). По вашингтонскому времени до девятого еще пять часов двадцать две минуты.
Г а е в о й. По московскому уже девятое. Два часа тридцать восемь.
Э л л и к о т. Что ж, в Берлине можно по московскому. (Переводит стрелки.) Вы столько крови пролили… Наша дивизия, честно говоря, без потерь дошла до Эльбы. Немцы отступали.
Г а е в о й. Все равно, война есть война.
Э л л и к о т. А мир есть мир.
Г а е в о й. Ваш Стив и моя Люда не должны больше знать войны.
Э л л и к о т. И не будут! Люди стали понимать многое.
Г а е в о й. «Закурите трубку мира и живите впредь, как братья». Помните, ваш знаменитый поэт Лонгфелло, «Песнь о Гайавате».
Э л л и к о т. Насчет поэтов я, учитель… (Извинительный жест.) Но про трубку мира согласен. (Оживился.) Мы должны с вами обменяться… чем-нибудь. Ведь встретились здесь, где… где…
Г а е в о й. Где мир начало взял.
Э л л и к о т. Хорошо сказано! «Где мир начало взял». (Снимает часы.) Вот, на память.
Г а е в о й. Нет, Юджин. В такой момент не часами надо меняться. И не зажигалками. Вот вам самое дорогое. (Дает ему фото дочери.)
Э л л и к о т. А я вам — карточку моего Стива! (Надписывает карточку.) Мой адрес.
Г а е в о й. Я своего не знаю. Наш городок фашисты дотла спалили. Мои в эвакуации, на Урале.
Э л л и к о т. Жаль. Я бы вам написал из Канзаса. (Грустно.) Хотя меня могут на японцев послать. Мы еще воюем.
Г а е в о й. Знаю.
Э л л и к о т. А вы нам поможете?
Г а е в о й. Верховный главнокомандующий со мной не советовался. (Лукаво.) Но мне почему-то кажется…
Духовая музыка смолкла. На банкете провозглашают тост.
Г о л о с с о л д а т а. Товарищ старший сержант! Срочно к майору!
Г а е в о й. Иду… Ну, Юджин… (Рукопожатие.)
Слышатся заключительные слова тоста: «За нашу общую победу!» Оркестр играет туш. Аплодисменты.
Э л л и к о т. Никогда не забуду тебя, учитель. (Обнимает Гаевого и смотрит вслед.)
З а т е м н е н и е.
Прошло более тридцати лет. Вашингтон. Летний день. Комната уютной квартиры, вроде гостиной. За кофе беседуют Р а й с, Г и ф ф о р д и С т и в е н Э л л и к о т. Райсу, работнику ЦРУ, за сорок. Гиффорду, его подчиненному, лет пятьдесят. Стивен чем-то напоминает отца, которого мы видели в Берлине. По-мужски обаятельный, он сейчас крайне напряжен и даже не пытается скрыть это. Иногда говорит быстро, словно боится, что его оборвут. К своему кофе так и не притрагивается, хотя неоднократно берет в руки чашку.
Г и ф ф о р д (перед ним бумаги, но он, не заглядывая в них, деловито инструктирует Стивена). Послезавтра Людмила Гаевая узнает, что ей разрешен выезд в гости на ферму вашего отца. Сообщат ей в Миннеаполисе. Она там в порядке научного обмена, в Миннесотском университете.
Р а й с. В котором когда-то недоучились вы, Стивен. Уйма удобных для вас совпадений, прямо как в скверном детективном фильме. Не расслабляйтесь, однако, — вам предстоит разыграть для русской дамы далеко не примитивный сценарий.
С т и в е н. Но я учился на естественном, а не на литературном.
Р а й с. Зато вы журналист. А какой газетчик не мечтает пролезть в литературу. Женщинам импонируют писатели.
Г и ф ф о р д. Разрешите продолжать?
Райс кивает.
Гаевая — гость кафедры славистики и русской литературы, руководитель профессор Сешенс. Она пробудет в Штатах еще тридцать два дня. Запомните, Элликот: всего тридцать два дня.
Р а й с. Странно, Стивен. Почему отец не поделился с вами радостью? Гаевая сразу же написала ему. Он пригласил ее на ферму. А вам ни слова.
С т и в е н. Я давно не звонил.
Р а й с. Странно, что он не позвонил вам. Тогда, в Берлине, если бы русского не вызвало начальство, ваш отец от полноты чувств провозгласил бы трехлетнюю Людмилу и вас помолвленными. Он смотрел на все через розовые очки. Даже более розовые, чем русский. (Гиффорду.) Продолжайте.
Г и ф ф о р д. В Москве, в своем научно-исследовательском институте, Гаевая формально специализировалась на американской поэзии первой половины двадцатого века. Но в действительности ее интересует та поэзия, которую называют рабочей. Особенно совсем неизвестный поэт Магил, который…
Р а й с. Гиффорд, воздержитесь от литературных оценок. (Стивену.) Вам подскажут, какими поэтами придется подзаняться, чтобы не показаться Гаевой сухарем. (Кивнул Гиффорду.)
Г и ф ф о р д. Покойный поэт Магил, разумеется, был членом Коммунистической партии. Гаевая ухватилась за его стихотворение «Тем, кто хочет знать». И выдвинула ряд гипотез. Первая. Стихотворение по требованию властей опубликовано якобы в сокращенном виде. Вторая…
Р а й с. Дамочка сама расскажет ему, чем ее пленили стишки Магила. Не так ли, Стивен?
С т и в е н (механически). Конечно.
Р а й с. Важно другое. Ради этих стишков Гаевая помчится в Филадельфию и Нью-Йорк. В Филадельфии «великий» поэт учился в университете, в Нью-Йорке снюхался с комми. Учтите, Гаевая собирается туда прямо с фермы. Надеюсь, ее провожатым станете вы. Хотя бы как корреспондент. Хотя бы.
С т и в е н (пытается вставить слово). Но…
Р а й с. Но если она не обрадуется такому интересному спутнику, значит, вы провалили операцию. Ведь вы вместе пробудете на ферме целых шесть дней. (Гиффорду.) Дальше.
Г и ф ф о р д. В Миннесотском университете Гаевая дружна с магистром Кэтрин Марвелл.
Р а й с. Темная лошадка. Огорчительно. Нельзя, однако, рассчитывать на сплошные поддавки. Правда, Стивен?
Стивен молча кивает.
Г и ф ф о р д. Кэтрин Марвелл помешана на советском поэте Владимире Маяковском. Готовит работу о переводах его стихов в Штатах. С Гаевой она подружилась в Москве три года назад. Ничего подозрительного тогда в Москве наши не заметили.
Р а й с. Поверхностная информация. Тогда в моде были идиллии о детанте. Кой-кого загипнотизировало слово «разрядка». Это убаюкало наших в Москве. А поклонница Маяковского провела на даче у Гаевой пять уик-эндов!
Г и ф ф о р д. Простите, сэр: четыре.
Р а й с. Тоже достаточно, чтобы подобрать отмычку к брошенной мужем дамочке. Нет, я ей в досье не поставлю плюс. Вообще, все эти слависты и русисты… (Махнул рукой.)
Г и ф ф о р д. Вам еще не успели доложить, сэр: Кэтрин Марвелл начала учить группу аспирантов русскому языку.
Р а й с (Стивену). Вот видите.
Г и ф ф о р д. Попечительский совет, конечно, не утвердил ассигнований. Тогда она — на добровольных началах.
Р а й с. На общественных — наслышалась в Москве.
Г и ф ф о р д. Во вступительной лекции сказала… Цитирую но магнитозаписи: «Меня радуют аспиранты, связывающие свое научное будущее с русским языком. Диалоги между двумя великими странами насущно необходимы».
Р а й с. «Диалоги». Еще они обожают словечки «обмен» и «контакты». Бред! У этих аспирантов никаких перспектив. Учителя русского нашим школам не потребуются. Родители школьников знают о Советском Союзе не больше, чем о Марсе. Мы заложили в них заряд недоверия ко всему русскому. Они не жаждут пичкать своих детишек русским языком. Он нужен только горстке бизнесменов. (Улыбается.) Ну и нам с вами… Дальше.
Г и ф ф о р д. Перехожу к личной жизни Гаевой. По оценке московского корреспондента газе…
Р а й с (резко). Какая Элликоту разница, кто нас информировал!
Г и ф ф о р д (смешался). Простите. (Стивену.) Она замужем девять лет. Ее муж…
Ж е н с к и й г о л о с (из невидимого нам селектора). Мистер Райс, вас к телефону.
Райс идет к горке с посудой.
Извините, я… мне не разрешено переключать на вас. Прошу — ко мне.
Р а й с (Гиффорду). Продолжайте. (Идет к двери.) Ничего нового для меня вы ему не скажете. (Уходит.)
Г и ф ф о р д. Муж Гаевой, Дмитрий Локотков, старше жены на шесть лет. Закончил химико-технологический институт. Служит в закрытом исследовательском учреждении. Специальность — борьба с отравляющими веществами. Но… (Впервые улыбнулся.) Успешнее всех с отравляющими веществами борются обычно те, кто сам их изобретает. Согласны?
Стивен не отвечает, он поглощен собственными мыслями.
Согласны?
Стивен поспешно кивает.
Знакомые находили брак Гаевой счастливым. Запомните, находили. Летом прошлого года в отношениях супругов образовалась трещина. Вблизи дачи утонул их единственный сын, семи лет. Гаевая тогда была в Москве, а Локотков отпустил сынишку одного на реку. И с тех пор между супругами замечают отчужденность. В этом году, например, она уехала на курорт одна. Впервые… (Неожиданно.) Элликот! При мистере Райсе вы слушали меня более внимательно. Вам ведь необходимо зафиксировать все в памяти.
С т и в е н (раздраженно). Возможно, не так уж необходимо! (Спохватился.) Извините! Я внимательно слушаю.
Г и ф ф о р д. Допустим. Отношениям Гаевой с мужем придается особенное значение. После смерти матери в 1976 году ни одного близкого родственника у нее не…
Возвращается оживленный Р а й с.
Р а й с. Везучий вы, Стивен! С таким дьявольским везением после операции с Людмилой окунитесь в коммерцию — сразу в миллионеры выскочите… (Серьезно.) В Москве от инфаркта отдал богу душу академик Лебедев. (Гиффорду.) А он…
Г и ф ф о р д (Стивену). Член-корреспондент Академии наук Лебедев был директором института, где служит Гаевая.
Р а й с. И вроде благоволил к ней?
Г и ф ф о р д. Информация по этому поводу более локальна, сэр: к теме диссертации Гаевой он относится очень положительно.
Р а й с. Относился.
Г и ф ф о р д. Считал, что Гаевая верно сконцентрировала внимание на поэтах Магиле, Милли Джонсон и Каунти Коллене.
Р а й с. А кто из видных коллег Гаевой не поддерживает ее изысканий?
Г и ф ф о р д. Прежде всего… (Впервые заглядывает в записи.) Прежде всего доктор филологических наук Соковнин. Высказывался по этому поводу в журнале «Вопросы литературы».
Р а й с. Вам опять повезло, Стивен. Именно Соковнин, которого не греет тема Гаевой, занял пост Лебедева. Представляете, как это отразится на настроении вашей подопечной?
С т и в е н (механически). Конечно.
Р а й с. Нельзя ждать, пока Гаевой сообщат об этом из Москвы. (Гиффорду.) Пусть узнает горькую новость на ферме. Только не от Элликота.
Г и ф ф о р д (Стивену). Выглядело бы белой ниткой.
Р а й с (Стивену). Призовем на помощь вашу уважаемую газету. Отец выписывает ее?
С т и в е н. По-моему, нет.
Р а й с. Типично для его отношения к сыну. Газету будут высылать на ферму вам. И Гаевая прочтет в ней о смерти Лебедева и назначении Соковнина. Ничего удивительного: оба — американисты. (Гиффорду.) Так?
Г и ф ф о р д. Безусловно. Лебедев много писал о Драйзере. А Соковнин… (Заглядывает в записи.) Соковнин — о Фолкнере.
Р а й с. Смерть Лебедева несомненно опечалит Людмилу. Возвышение Соковнина — еще больше. (Стивену.) Вы должны это обыграть… Русские обычно с горя тянутся к спиртному. Вам-то не следует особенно налегать. Но и трезвенника из себя не стройте.
Г и ф ф о р д. Русские, как и мы, подозрительно относятся к непьющим. Особенно в компании.
Р а й с (Стивену). Казус «Лебедев — Соковнин» для вас опять-таки неожиданный козырь. Постучите по дереву.
С т и в е н (угрюмо). Я несуеверный.
Р а й с. Поделитесь этим с Гаевой. Женщинам приятны небанальные черты в мужчинах. (Гиффорду.) Дальше.
Г и ф ф о р д. Информировать Элликота пока больше не о чем.
Р а й с (Стивену). Информация усвоена?
С т и в е н. Да, сэр.
Р а й с. Никаких неясностей?
С т и в е н. Никаких, сэр.
Р а й с. Вам надо оказаться на ферме раньше Людмилы. Она до субботы не приедет. А вы будете там в четверг. Приятный сюрприз старику. Не слишком балуете его визитами?
С т и в е н. Мы не виделись… года полтора.
Р а й с. Сынок не из нежных. Значит, в четверг.
С т и в е н (после паузы). Извините, сэр. Но я…
Р а й с (недоверчиво). Редакционные дела?
С т и в е н. Нет.
Р а й с (игриво). Прекрасный пол?
С т и в е н. Что вы!
Р а й с. А если б вас и задерживала женщина, неожиданное расставание только освежает влечение.
С т и в е н (решился). Я прошу… очень прошу освободить меня…
Р а й с. Вы понимаете, Элликот, о чем просите!
С т и в е н. Конечно… я не должен… Но…
Р а й с. К Гиффорду вопросов нет?
С т и в е н. Никаких!
Р а й с (Гиффорду). Элликот зайдет к вам во вторник. Проверьте, как он усвоил информацию. Вы свободны.
Г и ф ф о р д. Ясно. (Собрав бумаги, уходит.)
Р а й с. Вы, Элликот, берете свою просьбу назад и…
С т и в е н. Прошу вас, выслушайте!
Р а й с. Бесполезно. Если я поручу Людмилу Гаевую другому, об операции будут знать уже трое.
С т и в е н. И так знают трое. Вы, я и Гиффорд.
Р а й с. Гиффорда не считайте. Магнитофонную ленту в сейфе мы еще не берем в расчет. (По-дружески.) Послушайте, Стивен, нечему вас так пугает советская любительница американских стишков?
С т и в е н. Сэр, я не разбираюсь в женской психологии!
Р а й с. Не разыгрывайте «психологических» комедий! Инженер из Будапешта не женщина, а вы тогда с треском провалились. Счета́, правда, не постеснялись представить такие, будто всю порноиндустрию и всех девок из всех стриптизов бросили на непробиваемого венгра.
С т и в е н. С Людмилой все сложнее. Портрет малютки и поныне для отца святыня.
Р а й с. Какой там портрет! Смятая карточка.
С т и в е н. Карточку увеличили. Повесили в маминой спальне. Покойная мама боготворила девочку. Собиралась заказать какому-то художнику из Небраски портрет. Чуть ли не триста долларов!
Р а й с. Так трогательно, что я сейчас разревусь.
С т и в е н. Отец верит русским так, как… когда-то в Берлине поверил отцу Людмилы. А мама считала, что папа вернулся с войны невредимым благодаря русским войскам… Мне это смешно, но отец до сих пор сохранил… восторженность молодости.
Р а й с. Знаю, как далеко зашла его «восторженность»! Он отказался числиться в Американском легионе. Еще в шестидесятом. Видите ли, это крупнейшее объединение ветеранов войн осуществляет неугодную вашему старику «реакционную» политику. Демонстративно взял на работу политически подозрительного типа.
С т и в е н. Подозрительного?
Р а й с. Конечно! Тот сжег призывную повестку.
С т и в е н (растерянно). Отец такой… В его годы трудно переделаться. Но это не политическая платформа, нет!
Р а й с. Это отсутствие американского патриотизма.
С т и в е н. Нет, сэр! У отца все от воспоминаний молодости. Он знает о русских одно хорошее.
Р а й с. «Знает». Это мы с вами имеем право знать, что русские первыми войну не заварят. А ваш отец, и сестра, и все соседи обязаны знать одно: Москве не терпится стереть Вашингтон с лица земли.
С т и в е н. Сэр, но в сорок пятом наши солдаты видели, как русские…
Р а й с. Вы к чему клоните?
С т и в е н. Я… я не клоню… Я только, извините, опасаюсь… обидеть Людмилу Гаевую… При одной мысли об этом отец… озвереет… Он…
Р а й с (угрожающе тихо). Вы хоть на миг допускаете, что он может догадаться? Тогда я за вас ломаного цента не дам.
С т и в е н. Отец не догадается! Я не новичок.
Р а й с. На черта же вам дурацкое самоковыряние?
С т и в е н. На отцовской ферме… не удастся…
Р а й с. Чепуха. Кто вам может помешать? Сестра? Ее муж?
С т и в е н. Нет, Билла волнует только выгодная продажа пшеницы. А для сестры свет сошелся на двухлетней дочурке.
Р а й с. Вашей горячо любимой племяннице уже четвертый год.
С т и в е н. Сэр, я не справлюсь. Не могу объяснить логически, но…
Р а й с. Если нет логики, не о чем рассуждать.
С т и в е н. И все-таки прошу… очень прошу…
Р а й с. Даже не верится, что вы спасовали перед русской. Значит, в четверг вы вылетаете в Канзас.
С т и в е н (сорвался). Не полечу! Я не смогу… Мама так любила эту девочку… Не то я говорю. Я провалюсь. Вы хотели меня послать в Болгарию. Я согласен.
Р а й с (властно). Хватит. На ваше счастье, я пока еще верю, что вам удастся оставить отца в полном неведении. (Улыбается.) Он не лишит вас наследства в пользу сестры. Хотя она более нежна к старику. Не ушла с мужем в свой дом, а осталась у отца. И вам бы тоже…
С т и в е н (глухо). Я провалю операцию.
Р а й с. Забываетесь, Элликот.
С т и в е н. Вы можете растоптать меня. Выставить из редакции. В другую не возьмут — какой из меня журналист!
Р а й с. Ступайте, попрощайтесь с вашей цыганистой дамой, состоящей в законном браке с удачливым адвокатом. Не делайте испуганных глаз: он так поглощен своими удачами, что жена спокойно может принимать вас в его спальне… До отлета в Канзас у вас не так много времени. Вы полетите в среду.
Стивен встрепенулся.
В среду. Тогда у старика не будет ни малейших оснований связывать возвращение блудного сына с приездом русской. Посудите, старина, я так старательно выстраивал эту операцию. Любовно, по точечке, по черточке, как только в наше московское консульство поступила просьба о визе для Людмилы Гаевой. У меня все рассчитано. Все. А тут еще сюрприз: благоволившего к ней академика Лебедева заменил его антипод… Допускаю, вы можете сорваться на какой-нибудь детали, даже на двух, трех — пока уж очень много совпадений в нашу пользу…
С т и в е н. Поймите…
Р а й с (не слушая его). На магнитозапись особенно не уповайте. Конечно, нам не повредили бы эмоциональные возгласы русской дамы «Ах, как тяжело возвращаться в Москву!». Или в этом роде. Пусть это относится к мужу, мы уж как-нибудь… (Соответствующий жест.) Слушайте, дружище, вам же чертовски здорово удается обольщать американок. А разве твердокаменная русская дама более требовательна! Приналягте, Стив. И когда мы снова встретимся здесь, я поздравлю вас. Шутка ли, Людмила Степановна Гаевая, перспективная молодая ученая из Москвы, дочь участника сражения за Берлин, внучка шахтера-красногвардейца, выбрала свободный мир. Об этом услышат все, кто хочет знать. И у нас и, главное, в Советском Союзе. Обещайте мне, дружище… Вот еще что. Если беспартийная, но достаточно железобетонная Людмила устоит перед всеми вашими заходами, предусмотрен — на самый-самый крайний случай! — такой страховочный вариант. А именно… (Заметив, что Стивен ожил.) Пошутил. Неужели вам не ясно, что в отношении Гаевой никаких других вариантов быть не может? И не будет. Вы свободны, Элликот.
С т и в е н (глухо). До свидания, сэр. (Идет к двери.)
Р а й с. Постойте.
С т и в е н остановился.
Вот что действительно надо запомнить. Через кровь пропустить, через мозг. Паршивое сейчас время. Вот я даю вам важное государственное задание. А может быть, в эти самые минуты стукнули по черепу мою жену, чтобы сорвать с шеи платиновый медальон с электронными часами. Или мой драгоценный сынок, без пяти минут специалист по компьютерам, насилует капризничавшую, с его точки зрения, девушку. Или ваша прелестная сестра по согласованию с вашим прогрессивным родителем поджигает новехонькие, но устаревшие уборочные машины, чтобы сорвать страховку и купить новые, усовершенствованные… Тысячи «или». И в такое необычное время женщине больше всего хочется… чтобы в ней видели женщину. Не партнершу в постели. Нет, женщина хочет чувствовать, что вы увидели в ней просто слабый пол, нежное создание. Что вы не чек ей выпишете, а твердо возьмете за локоток, когда у нее по-женски закружится голова. Бабе это нужно, даже если она железная леди или конструирует ядерное оружие. Ну как, дружище, сумеете твердо взять за локоток?
Пауза.
Можете не отвечать. Вы поглощены совсем другим. Идите.
С т и в е н (с вызовом). Готов к выполнению задания, сэр. (Уходит.)
Райс наливает в чашку холодный кофе, залпом выпивает. Отодвигает стекло серванта, на что-то нажимает.
Ж е н с к и й г о л о с (отвечает). Да, мистер Райс.
Р а й с. Эдна, теперь я могу говорить отсюда. Соедините.
Ж е н с к и й г о л о с. Соединяю, мистер Райс.
Короткая пауза.
М у ж с к о й г о л о с. Что за срочность, Райс?
Р а й с. Сэр, операцию «Тем, кто хочет знать» запускаю раньше на день. Биолог вылетает на пшеничные просторы не в четверг, а в среду. Рвется в бой и хочет иметь лишний день до приезда Северянки. Строго придерживаемся утвержденного плана. С поправкой, конечно, на сюрприз с инфарктом.
М у ж с к о й г о л о с. Вы посвятили Биолога в самый крайний вариант воздействия на Северянку?
Р а й с. Хотя вы разрешили, сэр, пока воздержался. Подумал, если у Биолога будет в запасе вариант «Дешаблонизация», он, пожалуй, недостаточно твердо наляжет на основной.
М у ж с к о й г о л о с. Котелок у вас варит, Райс.
З а т е м н е н и е.
Прошло два дня. Рабочая комната Кэтрин Марвелл в университете. Здесь поставили второй стол — для Людмилы Гаевой. Л ю д м и л а просматривает картотеку и делает выписки. Звонит телефон.
Л ю д м и л а (отвечает). Хэлло. (Улыбается.) Твоя мама, малыш, в библиотеке. Тетя Люда. Да, детка, которая из Москвы… Тебе понравилась игра «Полет в космос»?.. Ничего, я научу маму играть по правилам… Московским мальчикам? (Голос дрогнул.) Московским мальчикам тоже очень нравится играть в космонавтов… Мама позвонит тебе, малыш. (Положила трубку. Смахнув слезу, отходит к открытому окну.)
Стремительно входит К э т р и н, несет пачку книг.
К э т р и н. Что творится! Ударница Людмила в простое. Жаль, не вызвала тебя на соревнование. Завоевала бы вымпел!
Л ю д м и л а (не повернув головы). Звонил малыш.
К э т р и н (идет к телефону). Профессор ждет тебя в три.
Л ю д м и л а (глухо). Помню.
К э т р и н (по телефону). Малыш, хэлло! Почему позвонил так рано? (Просияла.) Ну, если сильно-сильно соскучился… Что же ты для меня рисуешь?.. Для тети Люды? Хорошо, на уик-энд затащу ее к нам… Возьми в холодильнике сандвич и яблоко… Хорошо, малыш. (Положив трубку, Людмиле.) Готовит тебе рисунок. (Заметив слезы.) Люда! Опять?
Л ю д м и л а. Помнишь, Костик подарил тебе пять еловых шишек? Мал мала меньше. Сам раскрасил. (Отвернулась.)
К э т р и н. Люда!
Л ю д м и л а. Счастливая ты, Кэтти. Тебя дома ждет ребенок. Сын. А меня…
К э т р и н. Тебя ждет муж. Прекрасный муж.
Л ю д м и л а. Прекрасных мужей нет даже в поэзии. Уж мы с тобой это знаем. Поэты воспевают только прекрасных возлюбленных. Преимущественно потому прекрасных, что злая судьба разлучает их с любимыми женщинами.
К э т р и н. Одиночество — это так страшно.
Л ю д м и л а. С ребенком? Одиночество?
К э т р и н. Мне нужен муж. Хотя первый оказался… Нет я не вправе называть Эдгара подлецом. Ну, какой современный мужчина откажется от богатства? А новая жена, чтобы издавать книги Эдгара, купила издательство.
Л ю д м и л а. Тебя еще полюбит достойный человек.
К э т р и н. Уже два года жду. (Живо.) Слушай, а может быть, они ощущают, как я из кожи вон лезу, чтобы меня полюбили, и это отваживает их? Дураки, я была бы хорошей женой. Я не была замужем… Не смотри на меня так, я не шизофреничка. Да, спала с мужчиной, жили в одной квартире, родила от него, а замужем не была. Хочу замуж.
Л ю д м и л а. Не понимаю, убей меня, как ваши миннеаполисские дубы не замечают тебя. Ты такая…
К э т р и н. Замечают. Мне даже предложение было сделано. И не за стойкой бара или на тахте. Под старым вязом. Правда, засыхающим. Профессор-распорядитель агрономического отделения. Как у вас в Москве говорят, обаяшка. Мне он больше напоминает строчку Маяковского «Мужчины, залежанные, как больница…». Не смейся — он самым серьезным образом предложил мне поселиться вместе.
Л ю д м и л а. Меня другое рассмешило. Галя Крошева — помнишь, занимается Фолкнером? — предложила мне пари. Гарантирует, что ты в любом разговоре процитируешь Маяковского… Ой, прости! Каков же твой ответ профессору-распорядителю?
К э т р и н. Не ответ. Совет. «В следующий раз, Джерри, если надумаете жениться, не забудьте, пожалуйста, предварительно развестись с женой». Не очень смутился. Конспективно изложил мне ультрасовременную теорию «примата полового влечения». Я, отсталая дурочка, пыталась ему вдолбить, что сексуальная свобода равнозначна духовной неволе. Но он снисходительно отмахнулся. Он, видишь ли, агроном — и философии чужд… (Спохватилась.) Опоздаешь к Сешенсу! Скорей наводи марафет! (Достает косметическую сумочку.) Учти, профессор Сешенс, хотя при своей костлявой супруге имеет только совещательный голос, настойчиво советует аспиранткам не превращаться в синих чулков.
Л ю д м и л а. Откуда у тебя словечко «марафет»? (Пудрится.)
К э т р и н. Из словарного фонда Гали Крошевой. Но у вас никто не мог растолковать мне корни «марафета». По-моему, следует танцевать от «марафона».
Л ю д м и л а (смотрясь в зеркальце). Я заметила, ваши аспирантки и впрямь устроили марафетный марафон. На обед берут одно первое, зато на помаде и на тоне не экономят.
К э т р и н. Девушки смекнули, что и в научном мире следует показывать товар лицом. Конкуренция — дай бог! Знаешь, сколько в прошлом году у нас присуждено докторских званий? Двенадцать тысяч. А вакансий было тысячи полторы. И девушки хотят выглядеть пикантней.
Л ю д м и л а. Да, на косметику они не скупятся.
К э т р и н. А она дорожает. Но что поделаешь? Приходится подчиняться законам мясного рынка.
Л ю д м и л а (недоумевающе). Мясного?
К э т р и н. Научный «мясной рынок» — это многолюдный публичный смотр дипломированных специалисток для отбора самых-самых. Первый опыт провела национальная ассоциация историков — у них наибольшее перепроизводство. Одна наша выпускница тоже демонстрировала себя. Я спросила — как там? Разрыдалась. «Ужасная процедура! Претендентка готова юбку скинуть, только б увидели ее красивые ноги!»
Л ю д м и л а. Слава богу, у тебя штатное место.
К э т р и н. Не сглазь. Думаешь, папочка Сешенс не может в один прекрасный день смущенно объявить мне…
Входит жизнерадостный профессор С е ш е н с. На нем легкий костюм, пиджак с короткими рукавами.
Л ю д м и л а. Извините, профессор Сешенс! Подвели часы!
С е ш е н с. Не волнуйтесь, Людмила, еще без восьми три. Но хочется сообщить поскорее радостную весть. (Предвкушая эффект.) Поездка в штат Канзас вам раз-ре-ше-на.
Л ю д м и л а. Спасибо! Действительно, радость.
С е ш е н с (Кэтрин). Смотрите, сразу расцвела. (Людмиле.) Теперь понял, почему с самого приезда у вас грусть в глазах. Внушила себе, что не разрешат. А я не сомневался. Самый закоренелый бюрократ из госдепартамента не может остаться равнодушным к вашей романтической встрече с фермером…
Л ю д м и л а. Юджином Элликотом.
С е ш е н с. Сюжет для новеллы… В агрономии я разбираюсь на уровне марктвеновского редактора, но знаю: в Канзасе убрали хороший урожай. И вас встретят радостно.
К э т р и н. Люда, в субботу ты должна вылететь.
С е ш е н с. А сегодня тем более должна посвятить меня в ход своей работы. У нас целый час. (Смотрит на часы.) Нет, только пятьдесят минут. (Кэтрин.) Экстренное заседание правления. Не из приятных. Опять придется огорчить студентов…
К э т р и н. Новое повышение платы за обучение?
С е ш е н с (Людмиле). Догадливые у меня помощницы. (Кэтрин.) Особенно круто придется тем, кто учится в кредит. Правление намерено… (Смеется.) Нет, не будем при представительнице расцветающего социализма вести обличительные для загнивающего капитализма разговоры. (Людмиле.) Кэтрин мне рассказала, как в Москве академик Лебедев регулярно интересовался ее работой.
Л ю д м и л а. И нас жучил: мало, дескать, ей помогаем!
С е ш е н с. Видите. А здесь в ответе за вас я. Знаю, вы у нас не… как бы выразиться…
К э т р и н. Не филоните.
С е ш е н с (лукаво). Но кое-кто советовал забрать вас от Кэтрин в другую комнату. Даже на другой этаж.
Л ю д м и л а. Почему? Кэтрин почти не курит.
С е ш е н с. Не в курении дело. Опасаются, вдруг Кэтрин не вам помогает, а из вас высасывает. Еще и еще о Маяковском!
Л ю д м и л а. Что вы, профессор! Кэтти собирается даже прилететь ко мне в Филадельфию.
К э т р и н. Люде выгодно махнуть туда прямо с заветной фермы. Сэкономит время и деньги.
С е ш е н с (задумался). Людмила, ваш вояж в Филадельфию и Нью-Йорк запрограммирован. Но пока вы будете разъезжать, здесь у нас, милая моя, пройдет обстоятельнейший симпозиум по нашей литературе двадцатых — тридцатых годов. С интересными рефератами приедут из Гарварда, из других университетов. Я намерен, не скрою, направить дискуссию по рельсам презренной прозы, но, несомненно, будут затронуты и новые аспекты поэзии. Неужели для вас живая дискуссия менее значительна, чем архивные изыскания? Скажите откровенно.
Л ю д м и л а. Простите, профессор Сешенс. Сначала должна отчитаться перед вами. Вы дали мне задание…
С е ш е н с (удивлен). Задание?
Л ю д м и л а. Вот это. (Показывает папки.)
С е ш е н с. Какое же это задание, милая моя! Просьба.
Л ю д м и л а. Просьба ознакомиться с учебной программой курса советской литературы.
С е ш е н с (Кэтрин). Проект Бикстона. (Людмиле.) Ваш вердикт?
Л ю д м и л а. Подробно я написала. А коротко: это курс не советской литературы, а, извините, антисоветской.
С е ш е н с (Кэтрин). Допускаете, что у Роя был умысел?
К э т р и н. Рой Бикстон всегда предельно объективен.
Л ю д м и л а (мягко). Умысла, возможно, не было. Но крайняя неосведомленность налицо. Мистеру Бикстону внушили, что советская литература создается не в Москве и Ленинграде, не в Киеве, не в Иркутске и Вологде, не в Тбилиси, а в Лондоне, Мюнхене, Париже, Нью-Йорке. А если в какой-то доле у нас, то одними… воспользуюсь модным термином, диссидентами.
С е ш е н с. Какой пассаж! Кажется, так восклицает супруга городничего в гоголевском «Ревизоре»?
К э т р и н. И дочка тоже.
С е ш е н с. Людмила, я ознакомлюсь с вашим заключением. (Берет папку.) Вернемся, как шутит академик Лебедев, к нашим баранам. Говорю по-дружески. Сильно сомневаюсь, окажется ли ваш вояж в Филадельфию и Нью-Йорк результативным.
Л ю д м и л а. Но я обязана многое выяснить. Например, действительно ли поэт внес в стихи во время последней ночной корректуры имя Меллона? А чье имя он вычеркнул?
С е ш е н с (недоумевает). При чем тут Меллон?
Л ю д м и л а. Профессор! Магил поставил его между Фордом и Рокфеллером. Вслед за президентом.
К э т р и н. Люда, в работе о Магиле смело можешь обойтись без твоего излюбленного социального спектра.
С е ш е н с. Из-за Меллона копаться в архивах! Школьники знают: в двадцатых годах промышленник Эндрю Меллон начал коллекционировать полотна мастеров девятнадцатого века. И в году, кажется, тридцать шестом перед смертью подарил Вашингтону свое богатейшее собрание. А вскоре за его счет построили национальную художественную галерею.
Л ю д м и л а. Эндрю Меллон был и министром финансов. При трех президентах.
С е ш е н с (Кэтрин). Кажется, действительно был.
Л ю д м и л а. И за свое… несколько странное управление государственными финансами угодил под суд.
С е ш е н с. Милая, клан Меллонов уже давно возглавляет Поль.
Л ю д м и л а. Знаю. Получил наиболее крупное наследство за всю историю вашей страны. Причем отцу удалось оградить от налогов львиную долю наследства.
К э т р и н (присвистнула). Вот так схимичил!
С е ш е н с (пожимая плечами, Кэтрин). Вам это известно?
К э т р и н. Мне это до фени.
С е ш е н с (не понял). До чего?
Л ю д м и л а (улыбается). Непереводимая русская идиома.
К э т р и н. Переводимая. Делишки Меллонов мне до лампочки.
С е ш е н с (Людмиле). Откуда у вас такая исчерпывающая информация о меллоновском наследстве?
Л ю д м и л а. Далеко не исчерпывающая, профессор. Я ограничилась работами исключительно наших американистов.
С е ш е н с. Работы полны прелюбопытнейшими деталями.
Л ю д м и л а (увлеченно). Есть более любопытные. Простите, сколько лет вам было в начале второй мировой войны?
С е ш е н с. В сороковом был четырнадцатилетним охламоном.
Л ю д м и л а. И, вероятно, тащили на сборочные пункты алюминиевые котелки и кастрюли. А может, и ложки?
К э т р и н. Ну и даешь ты, Люда! Зачем?
Л ю д м и л а. Для нужд авиационной промышленности.
С е ш е н с (улыбается). Алюминиевой посудой у нас дома не пользовались. Я взял из своего скаутского рюкзака. И не стыжусь детского, наивного проявления патриотизма. (Кэтрин.) А разве вы не сдавали алюминий от чистого сердца?
К э т р и н (обидчиво). Я в сороковом еще пеленки пачкала!
Л ю д м и л а. Ты знаешь, Кэтти, кому ваша страна обязана тем стихийным сбором алюминия? Полю Меллону. Он возглавлял тогда «Алюминиум компани оф Америка».
С е ш е н с. Солидная корпорация.
Л ю д м и л а. До войны она трезвонила, что способна обеспечить любые потребности в алюминии.
К э т р и н (небрежно). Какой смысл?
Л ю д м и л а. Меллоны опасались создания конкурирующих компаний. Не хотели делить прибыли. А когда понадобилось срочно выпускать военные самолеты, алюминия у вас не хватало. Да, Магил в своих стихах словно предвидел, что за ложь Меллонов дорого заплатит ваш народ.
С е ш е н с (скрывая улыбкой раздражение). За наш народ вряд ли стоит тревожиться вашим американистам.
Л ю д м и л а. Но за эту ложь дорого заплатил и наш народ. Ведь в самый разгар войны поставка самолетов по ленд-лизу… как бы помягче выразиться…
К э т р и н. Мягче, чем вашим «недовыполнялась», не выразишься.
С е ш е н с (после паузы). Какие еще… литературоведческие изыскания ждут вас в Филадельфии и Нью-Йорке?
Л ю д м и л а. Надеюсь собрать новые материалы о Гарри Симсе и Джо Иорке, убитых рабочих. И, конечно, сравнить разные гипотезы о том, кого подразумевал поэт под наемным убийцей…
С е ш е н с. Позвольте, позвольте, милая. Столько имен — я уже запутался. Не сочтите меня невеждой, но я весьма смутно помню стихотворение Магила…
К э т р и н. Сейчас слетаю в библиотеку.
Л ю д м и л а. Погоди, Кэтти… Профессор, я помню стихотворение. Вы мне говорили, что в противоположность прозе, стихи лучше воспринимаете на слух.
С е ш е н с (с удивлением взглянул на нее). Читайте.
Л ю д м и л а (сидя за столом).
Тем, кто хочет знать:
Его звали Гарри Симмс,
Его звали Джо Иорк,
Его звали тысячью имен.
Тем, кто хочет знать:
Он родился не среди цветов,
Его не баюкали няньки,
Вскормленный нищетой, воспитанный на руднике и на заводе,
На что мог рассчитывать он,
Рабочий парнишка?
(Незаметно для себя Людмила встала со стула.)
Когда он организовывал, выступал на митингах,
вел голодный поход,
руководил пикетированьем,
Он был красным, большевиком, проклятым иностранцем,
Сколько пуль ушло бы на то, чтобы сделать из него стопроцентного американца?
Сешенс в растерянности смотрит на вышедшую из-за стола Людмилу.
Запомните, вы, убившие его:
наемный бандит, шериф, начальник полиции, мэр, губернатор, президент, Форд, Меллон, Рокфеллер —
все вы, спустившие курок;
(Голос звучит громче.)
Сешенс спешит закрыть окно.
Он не один, их много,
Он тысяча, миллион, сто миллионов,
Его имя начертано дымом фабричных труб,
Его жизнь в стачечных листовках,
Его лицо ищи в рядах пикетчиков от моря и до моря,
От Великих Озер до Залива.
Вы, спустившие курок, травившие и прикончившие его в тысячах городов.
Вступает музыка.
Его эпитафия в сегодняшней, завтрашней борьбе,
Его надгробие —
Миллионы неумолимых рук.
З а т е м н е н и е.
На ферме Юджина Элликота. Гостиная. Много фотоснимков. Выделяется увеличенная фотография трехлетней Людочки в прекрасной рамке. С т и в е н, распластавшись на полу, шарит под массивной тахтой. Услышав приближающиеся шаги, вскакивает и садится на тахту, берет в руки журнал. Входит его отец Ю д ж и н Э л л и к о т. За тридцать с лишним лет он из стройного молодого человека превратился в грузноватого, основательно поседевшего старика.
Э л л и к о т. Сегодня начну работу попозже — ты такой редкий гость. (Садится.) Стив, как твои дела в газете?
С т и в е н. Неплохо, отец. Выколачиваю в месяц долларов на полтораста-двести больше, чем в прошлом году.
Э л л и к о т. Знающие люди говорят: каждый журналист надеется выскочить в писатели. А ты как?
С т и в е н. Ох, газета высасывает все силы. Нет свободного часа полистать чужую книгу, не то что писать свою.
Э л л и к о т. Мама оставила десяток надежных акций, накопила еще до последней засухи. Сейчас они за две тысячи потянут. Ради твоей книжки я готов…
С т и в е н. Спасибо. Если удастся закончить, воспользуюсь.
Э л л и к о т. Время, сам знаешь, какое. Вдруг эти акции завтра придется… Но ты, Стив, сочиняй. Книжка — это… книжка.
Входит Б а р б а р а, несет охапку постельного белья.
Б а р б а р а. Па, в гостевой совершенно обшарпаны обои. Какую же комнату мы отведем Людмиле?
С т и в е н. Не вовремя я нагрянул.
Э л л и к о т. Еще что!
С т и в е н. Людмилу поместили бы в моей. А теперь?
Э л л и к о т (после паузы). Вот уже шесть лет никто не спал в комнате, откуда вынесли нашу маму. Но подумайте, дети. Была бы мама жива, чью спальню отдала бы Людмиле?
Б а р б а р а. Конечно, свою.
Э л л и к о т (Стивену). Сын как считает?
С т и в е н (лукаво). Важно, как считает отец.
Э л л и к о т. Подумай, Барб, он недоволен приездом Людмилы.
Б а р б а р а. Па, наш Стив закоренелый женоненавистник. Если нас посетит сама Элизабет Тейлор, он все равно будет хмуриться. Ничего, мой Билл тоже был таким. (Треплет волосы брату.) Пока не встретил меня. (Озорно показав ему язык, уходит с бельем.)
Э л л и к о т. Ты в самом деле не рад приезду дочки учителя?
С т и в е н. Что ты, отец! (Показывает на фото.) Люда для меня… родной человек. Уверен, что она… как бы тебе сказать…
Э л л и к о т. Она русская, советская.
С т и в е н. «Русская, советская». Помни о комми.
Э л л и к о т. Коммунистах? Которые у себя давным-давно прищучили своих рокфеллеров?
С т и в е н. Которые прищучили и своих фермеров элликотов.
Э л л и к о т. И бог с ними. Они по-своему живут, мы по-своему. Зато в тяжкий час были заодно. Братались на фронте.
С т и в е н. Братались солдаты и сержанты. Полковники и генералы не братались. Ты был ослеплен — и не видел.
Э л л и к о т. Видел. И другие солдаты видели. И переживали. Помнишь, я про бостонца рассказывал? (Указывает на фото.)
С т и в е н. Помню, его ваш взвод молчуном звал.
Э л л и к о т. В семье глухонемых вырос. За день слова не скажет. Зато воевал — дай бог! Но сокрушался, что к Эльбе без боев подошли. А когда встретили там русских — они-то изрядно повоевали! — молчуна от них не оторвешь. В честь победы прибыл в наш гарнизон из Вашингтона сенатор Уиллар. Собрали солдат, а он — на помост. Слышим — совсем не туда повернул. «Эй, парни! Хотите двинуться на красную Россию и там завершить наше победоносное дело?» Нас в дрожь бросило. Но никто ни слова. И только один голос раздался — молчуна. Зычный такой. «Уиллар! Ты фашист! Прочь, гадина, отсюда!» И тут мы заревели в пять тысяч глоток: «Прочь, гадина! Враги — не русские! Нам вместе нужно до конца коричневую чуму раздавить!»
Пауза.
Никому я про это не рассказывал. Даже маме.
С т и в е н. И сейчас никому не рассказывай. Возможно, тот сенатор был порядочный прохвост. Зато уже тогда знал то, чего ты даже сейчас не хочешь понять.
Э л л и к о т. Что я, по-твоему, не хочу понять?
С т и в е н. Что для коммунистов — нож острый…
Э л л и к о т. Миллиарды Рокфеллера?
С т и в е н. И собственная ферма Элликота.
Э л л и к о т. На их земле, сынок?
С т и в е н. На нашей, отец.
Э л л и к о т. Но я хорошо помню, как Айк говорил…
С т и в е н. Айк, Айк! Чего не ляпнешь, когда прешь в президенты. Но стоило твоему Айку стать президентом Эйзенхауэром, другое заговорил. Когда собирался лететь в Россию, на его самолете установили неслыханное разведывательное оборудование. Миллионов на сорок.
Э л л и к о т. Не может быть.
С т и в е н. Может. И было. Пока ты, как школьник на уроке чистописания, каллиграфическим почерком надписывал поздравительные открыточки Гаевому, в Пентагоне подсчитали, сколько атомных бомб хорошо бы сбросить на его Донбасс. Сейчас у них это каждая комсомолка знает. А ученые дамы тем более.
Э л л и к о т. Ты ненавидишь Людмилу?
С т и в е н. Людмиле я симпатизирую. Даже если она коммунистка.
Э л л и к о т. Допустим, коммунистка. Что ж тогда?
С т и в е н. На такой вопрос могут ответить даже дети. Весной приезжала к нам москвичка. Профессор, крупный педагог. В Буффало она посетила начальную школу. Меня послали дать репортаж. Кончился урок в третьем классе, и учительница спрашивает: «Что мы скажем, дети, на прощанье нашей русской гостье?» Поднимается девчушка с чудесными глазенками. Прямо ангелочек. Улыбнулась учительнице. А затем нахмурилась и отчеканила дорогой гостье: «Мы ненавидим вас, русских. Ненавидим коммунистов».
Э л л и к о т. И ты спокоен?! Ребенку душу отравили! Ребенку!
С т и в е н. На моем месте ты погладил бы девчонку по головке и укоризненно сказал: «Деточка, ты ошибаешься. Русские приняли на себя удар нацистов и потеряли двадцать миллионов человек, а мы, американцы, только четыреста тысяч».
Э л л и к о т. Такова правда.
С т и в е н. Тем, кто не забыл эту правду, сейчас у нас придется туго. Такова реальность.
Э л л и к о т. Ужасная реальность.
С т и в е н. Не переживай, отец. Слова — еще не снаряды и не бомбы. «Холодная война» не обязательно переходит в настоящую.
Э л л и к о т (после паузы). Не лучше ли тебе уехать?
С т и в е н. Отец! С Людмилой я буду приветлив. Даже встречу ее в аэропорту. Она не разочаруется в твоем сыне. (Обнимает отца.) Я напишу классный репортаж. «Шесть дней с честным человеком из России». Неплохо звучит?
Звонит телефон.
Э л л и к о т (отвечает). Хэлло.
Б и л л (зрители, как и при всех последующих междугородных разговорах, отчетливо слышат его голос). Добрый день, отец!
Э л л и к о т. Здравствуй, Билл. Молли и Барб здоровы. Вообще у нас полный порядок.
Б и л л. У меня не совсем так. Заказ на гербициды я не оформил. Цены взлетели на тридцать шесть процентов!
Э л л и к о т. С гербицидами подождем. Закажи удобрения.
Б и л л. Но самую большую свинью подложил банк. Не дает займа на покупку машин, пока не погасим долги. Как быть?
Э л л и к о т. Я позвоню самому Грессингу. Попробую уломать лысую гадину. Позвони вечером.
Б и л л. Понял… До свиданья, отец.
Э л л и к о т. Не вешай нос, Билл. (Положив трубку, Стивену.) Так мы живем.
З а т е м н е н и е.
Комната в учреждении. Р а й с слушает доклад Г и ф ф о р д а.
Г и ф ф о р д (отлично настроен). В аэропорту Северянку встретил Биолог. Прием на ферме ультрарадушный. Звукозаписывающая аппаратура вмонтирована идеально, сам дьявол до нее не доберется. И, самое отрадное, сэр, к Биологу вернулась решительность. Перед отлетом сказал: «Раз московская пташка неизбежно должна угодить в нашу клетку, пусть я захлопну дверцу клетки». Он без нашей подсказки внушил отцу и сестре, что будет делать репортаж о пребывании Северянки на ферме.
Р а й с. Только на ферме? Небогато. Он должен сопровождать Северянку в поездке. Редакция пошлет ему телеграмму, пусть покажет дамочке.
Г и ф ф о р д. Только не заявилась бы туда Кэтрин Марвелл.
Р а й с. Вряд ли. Университет денег не даст. А собственный кошелек у нее тощий.
Г и ф ф о р д. Все складывается для Биолога как нельзя лучше.
Р а й с. К мужчинам его типа весьма тянутся женщины.
Г и ф ф о р д. Он сможет развернуться без помех.
Р а й с. Постучите по дереву, Гиффорд. Ведь вы суеверны.
Г и ф ф о р д. Весьма, сэр. (Стучит.)
З а т е м н е н и е.
Прошло четыре дня. Послеобеденный час. Веранда дома Элликота. Две двери ведут в комнаты. Беседуют Л ю д м и л а и Б а р б а р а.
Б а р б а р а. Молли не расстается с вашим Мишкой. И все — «Ми-шу, Ми-шу…» Вы плачете?
Л ю д м и л а. Извините. Горе делает людей назойливыми. Увидала вашу девчушку — и… (Отвернулась.)
Б а р б а р а. У вас еще будут дети, Люда.
Л ю д м и л а. Детей у меня не будет. Когда рожала Костика, врачи прибегнули к кесареву сечению. Муж дал согласие.
Б а р б а р а. А вы?
Л ю д м и л а. Была в беспамятстве. Но безусловно согласилась бы с ним. И он, уверена, согласится со мной, когда я предложу усыновить другого мальчика. Скажу ему сразу в аэропорту… Барб, чудесная у вас девчушка. Улыбчивая.
Б а р б а р а (всполошилась). Ей пора сок пить! А то улыбка сменится гримаской. Завидный аппетит. Простите.
Л ю д м и л а. Идите, Барб. (Показывает книгу.) А я пока пробегу десятка три страниц.
Б а р б а р а (в дверях). Ежедневный урок?
Л ю д м и л а. Тренировка. Читаю вашу современную литературу — язык-то трансформируется. (Читает.)
Барбара уходит.
Входит С т и в е н.
С т и в е н. Не помешаю?
Л ю д м и л а. Перед сном дочитаю.
С т и в е н (посмотрел на обложку). Ирвинг Шоу, «Богач, бедняк»… Остренькое заглавие. А чему вы улыбались?
Л ю д м и л а. Забавные строки. (Читает.) «Нынче подслушать телефонный разговор так же просто, как купить буханку хлеба. За каких-нибудь пять долларов гостиничный портье разрешит вам установить микрофон в любом номере. За приглашение в ресторан секретарши выудят из мусорной корзинки клочки любовных писем и аккуратно их склеят. Отвергнутые любовницы с готовностью выдадут все секреты своих бывших любовников. Архивы полиции и секретные показания свидетелей за небольшую сумму доступны каждому…»
С т и в е н. Да, если американка хочет уличить мужа в неверности, она найдет помощников. За известное вознаграждение.
Л ю д м и л а. Думаю, еще больше помощников за известное вознаграждение можно найти, если дело касается политики.
С т и в е н. Конечно. И ЦРУ, и ФБР, говорят, в расходах не стесняются.
Л ю д м и л а. В методах, говорят, тоже не стесняются.
С т и в е н. Вам их методы, думаю, не угрожают. Вы не ядерный физик и не авиаконструктор. Правда, у мужа, вы говорили, профессия скользкая.
Л ю д м и л а. Неужели я сказала — скользкая?
С т и в е н. Химик, экспериментатор. Такая профессия вызывает интерес любой разведки, вероятно, и советской. Но вы вся настолько в поэзии, что толком, конечно, и не знаете, чем занимается муж.
Л ю д м и л а (лукаво). Догадываюсь.
С т и в е н (принимает игру). А я догадываюсь, что он и в ваших делах тоже не очень. Кстати, он коммунист?
Л ю д м и л а. Дмитрий член Коммунистической партии.
С т и в е н. Во всем у вас мало общего с мужем, ну во всем!
Л ю д м и л а. Уверены?
С т и в е н. Еще более уверен, что у нас вам нечего опасаться.
Л ю д м и л а. Я и не опасаюсь.
С т и в е н. Красиво звучит. Но, признайтесь, начитались, как коварные американские разведчики загоняют доверчивых советских людей в безвыходные ловушки.
Л ю д м и л а. Безвыходной для меня быть не может.
С т и в е н. Ой, Люда, недооцениваете вы дядюшек из Лэнгли — так у нас иногда называют сотрудников ЦРУ.
Л ю д м и л а. Поймите, родина мне верит так же, как я верю ей. Это не громкие слова. Если советский человек знает, что родина ему верит, никто, даже самый хитроумный дядюшка из Лэнгли, не создаст для него безвыходного положения. Никто. Нигде. Хоть за тридевять земель от родины… По-вашему, я вся в поэзии. Что ж, скажу вам словами нашей поэтессы: «Если б я не верила в Россию, то она не верила б в меня!»
С т и в е н. С каким воодушевлением произнесли вы эти строки! Даже еще больше похорошели.
Л ю д м и л а. Неужели еще больше? Стоило бы поглядеть в зеркало, да лень подниматься из кресла.
С т и в е н. А мужу вы тоже верите?
Л ю д м и л а. Верю.
С т и в е н. А он вам? Неужели так же безотчетно?
Л ю д м и л а. Не хочется продолжать разговор в таком тоне.
С т и в е н. Не сердитесь, Люда! Я совсем не хочу опошлять наш… действительно сердечный разговор. Но вы сейчас в Штатах без мужа. А у всех советских в крови такое подозрительное отношение к Западу… к западным соблазнам!
Л ю д м и л а. Не знаю, какие западные соблазны имеете в виду вы. Вот моя подруга — она тоже замужем — полюбила женатого человека. И не в соблазнительном раю Голливуда, а в обычном городке Молдавии. Причем поехала туда не прожигать жизнь, а в нелегкую археологическую экспедицию.
С т и в е н. Представляю, какие страшные кары обрушились на бедную женщину. Увлеклась женатым человеком — ужас!
Л ю д м и л а. Не увлеклась, а полюбила.
С т и в е н. Как же ее служебная карьера?
Л ю д м и л а. Представьте, сотрудники КГБ не допрашивали ее.
С т и в е н. Очевидно, вашу подругу соблазнил не иностранец.
Л ю д м и л а. Все варьируете слово «соблазн». Вам не по нутру слово «любовь»?
С т и в е н. Люда! Зачем вы так! Я говорю откровенно. На месте вашего мужа не отпускал бы такую жену в длительную поездку на Запад.
Л ю д м и л а. Хорошо, что вы не мой муж. Впрочем, на порнофильмы, например, меня и без его запрета не тянет.
С т и в е н. Напрасно отшучиваетесь. В таких женщин, как вы, настоящие мужчины влюбляются молниеносно. Очертя голову. Позабыв обо всем. А ведь это может вызвать ответные чувства даже в… словом, в любой женщине. Вдруг вы… (Нервно.) Что вы на меня так смотрите!
Л ю д м и л а (тихо, словно самой себе). Ничего не осталось.
Стивен сбит с толку.
У нас в детской над кроваткой моего… покойного сына висят наши фотографии. Моя и ваша. Моя — такая, как здесь у вас. Вам — шестой год. На вас огромная ковбойская шляпа, вы озорно улыбаетесь. Мой Костик как-то сказал мне: «Мама, пусть к нам приедет этот маленький американец…» Гляжу на взрослого американца и хочу найти…
Быстро входит Ю д ж и н Э л л и к о т, в руках газета.
Э л л и к о т. Отдохнули, Люда? Через пятнадцать минут едем.
Л ю д м и л а. Через десять минут буду готова. (Уходит.)
Э л л и к о т (швыряет Стивену газету). Твоя газета сразу испортила настроение. У гориллы Джексона появились приспешники в сенате. «Не продавайте, боже упаси, пшеницу русским!»
С т и в е н. Такое сообщение дала не одна моя газета.
Э л л и к о т. Мне от этого не легче. И всем соседям.
С т и в е н. Политическая обстановка. Надо проучить Москву.
Э л л и к о т. За Москву, сынок, не волнуйся. За свои деньги купит зерно у бразильцев, у аргентинцев, у кого угодно. А себя мы проучим. Опять урежем посевные площади. Не понимаю, за каким чертом из пшеницы Юджина Элликота опасно выпекать русский хлеб? Совестно глядеть Люде в глаза.
С т и в е н. Не затевай с ней об этом разговор… К ее чести, за четыре дня ни единым словом не коснулась политики. Такт!
Э л л и к о т (просветлел). А сердце какое!
С т и в е н. Значит, покажем ей сейчас нашу реку.
Э л л и к о т. Ты чего загорелся? Тебя ведь ни в засуху, ни в разлив не заманишь на Грязнуху.
С т и в е н. Пойми, мне для репортажа интересна реакция советской женщины на все американское. Захотела бы Людмила в стриптиз, я бы с ней. Хочется на Канзас — пожалуйста!
Э л л и к о т. Что ж, об этом и в твою книгу можно.
С т и в е н. И наша гостья мне действительно симпатична.
Его слышит вошедшая Б а р б а р а.
Б а р б а р а. «Симпатична». Втрескался, как юнец. Па, наш противник прекрасного пола ни на шаг от Люды.
С т и в е н. Болтушка ты, прекрасный пол. (Шлепнув ее, уходит.)
Б а р б а р а. Заткнись, липовый женоненавистник!
Возвращается Л ю д м и л а с дорожной сумкой.
Л ю д м и л а. Готова, мистер Элликот.
Э л л и к о т. А я, старый болтун, заговорился. (Уходит.)
Б а р б а р а. Это вам, Люда, на дорогу. (Дает ей сумку.) Сандвичи, соки.
Л ю д м и л а. Спасибо, Барб. Жаль, вы не едете с нами.
Возвращается С т и в е н с фотоаппаратом через плечо.
С т и в е н (Людмиле). Небезынтересное для вас сообщение из Москвы. (Показывает газету.) Вы, конечно, знали крупного исследователя американской литературы академика Лебедева?
Л ю д м и л а. Прекрасно знаю своего директора.
С т и в е н. Огорчу вас. Скоропостижно… (Жест.)
Л ю д м и л а. Боже мой… Покажите… (Читает.) Ужасно… Ужасно…
Б а р б а р а (укоряет брата). Обязательно должен был бахнуть?
С т и в е н. Откуда я знал? (Людмиле.) Потеря для вас?
Л ю д м и л а (Барбаре). Перед моим отъездом шутил, смеялся. Вызвался написать предисловие к моей книге.
С т и в е н. Авторитетное предисловие — половина успеха.
Л ю д м и л а (не слышит его). Третий инфаркт…
С т и в е н. Обратили внимание? Академика временно заменил какой-то Соковнин. Достойная замена?
Л ю д м и л а. Лебедев… есть Лебедев.
С т и в е н. Видимо, Соковнин вам не по душе.
Л ю д м и л а. Мы потеряли Лебедева. Понимаете, Лебедева?!
С т и в е н. Простите. Но меня беспокоит, не раздул ли наш московский корреспондент фигуру Соковнина.
Л ю д м и л а. Не раздул.
С т и в е н. Барб, по русскому обычаю сейчас надо бы водки. Помянуть академика Лебедева.
Б а р б а р а. Сейчас. (Хочет уйти.)
Л ю д м и л а (удерживает ее). Не надо.
Возвращается собравшийся в дорогу Э л л и к о т.
Э л л и к о т. Едем. Как думаешь, Барб, не разочаруется Люда?
Л ю д м и л а. Что вы, мистер Элликот? Увидеть воды Канзаса! Да еще там, где они впадают в Миссури.
Из соседней комнаты слышится жалобный голосок девочки: «Ма! Ма!»
Б а р б а р а (встрепенулась). Иду, Молли, иду! (Убегает.)
Э л л и к о т. Проказница. Забралась в гостиную.
С т и в е н. Отец, пора ехать.
Б а р б а р а (за дверью). Отец! Можно тебя? (В дверях.) Непонятные вещи творятся в нашем доме.
Э л л и к о т (недовольно). Так мы не уедем. (Уходит.)
С т и в е н. Моя бесценная племянница, вероятно, основательно напроказила, если требуется вмешательство деда.
Л ю д м и л а (прислушалась). Не плачет. Значит, не ушиблась.
Б а р б а р а (в дверях). Стив! Отец зовет.
С т и в е н. Что за срочность? Молли объелась джемом?
Б а р б а р а. Ты нужен отцу.
С т и в е н. Слушай, Люда вправе обидеться. (Уходит.)
Л ю д м и л а. Пустяки. (Тревожно.) Как девочка?
Б а р б а р а. Все в порядке. Тут… совсем другое.
З а т е м н е н и е.
В укромном месте двора Э л л и к о т взволнованно разговаривает со С т и в е н о м, который пытается придать диалогу шутливый характер.
Э л л и к о т. А если бы я сгоряча позвонил в отделение ФБР? «Протестую! Возмущен! Кто посмел тайком записывать разговоры в моем доме?» (Горько.) Мой собственный сын посмел…
С т и в е н. Ты и сейчас горячишься. Люда так мечтала побывать на реке. Думаешь, поверила в твою мигрень…
Э л л и к о т. Не виляй. Зачем тайком установил микрофон?
С т и в е н. Журналисту некого подлавливать. Журналист должен иметь прямые высказывания той, о ком пишет. Невымученные. А стану тыкать ей микрофон в рот, она заговорит картонными словами. Даже кинорепортеры сейчас снимают скрытой камерой.
Э л л и к о т. Зачем тайком от меня? Счастье, что Молли залезла под тахту.
С т и в е н. Я рассказал бы тебе перед отъездом. (Грустно.) А теперь уже вторая часть моего репортажа не будет такой документальной, как первая. И читатели это заметят. (Сокрушенно.) Как я мечтал правдиво показать им советскую женщину!
Э л л и к о т (пытливо). Показать нашим другом?
С т и в е н. Окажется недругом — тем лучше для… газеты.
Э л л и к о т. Лучше?
С т и в е н. Ты не младенец. Знаешь линию влиятельных газет.
Э л л и к о т (поражен). И ты мог бы про дочь учителя…
С т и в е н (обрывает его). Сам же так ждешь мою книгу!
Э л л и к о т. Ты мог бы про Люду написать ложь?
С т и в е н. Видишь ли… Конечно, самым желанным был бы… как тебе сказать… не традиционно советский подход Люды к западной жизни.
Э л л и к о т (тихо). Как это понимать?
С т и в е н. Отец, неужели не видишь: ей безумно нравится в Штатах. Больше, чем в России. Она сама еще не понимает, как ей не хочется возвращаться туда. Но уже грустит, страшно грустит. Обязан я отобразить ее смятение? Такую книгу мигом издадут. И мамины акции не потребуются. Наоборот, я помогу тебе выпутаться из долгов. Тираж огромный. Гонорар высокий. Сразу же аванс в зубы…
Элликот бьет Стивена по щеке.
Э л л и к о т. Вот тебе аванс, подлец.
С т и в е н. Ты… ты ударил сына.
Э л л и к о т (глухо). Учителю Гаевому я с гордостью говорил… никогда не подниму руку на сына… А сейчас…
С т и в е н. Сын не судья отцу. Ты сам осудишь себя.
Э л л и к о т (вспыхнул). Хочешь подловить Люду! В моем доме. Мама столько лет ждала ее. А ты…
С т и в е н. Почему ты не веришь мне, отец?
Э л л и к о т. Ты не раз обманывал меня. Чем ты кончишь, Стив?
С т и в е н. Иногда полезнее вспомнить, чем кто начал. Твой мудрейший Генри Киссинджер начал рядовым агентом ЦРУ, а…
Э л л и к о т (настороженно). Ты почему вдруг — о ЦРУ?
С т и в е н. Не о ЦРУ, а о твоем временном кумире.
Э л л и к о т. Я на многое закрывал глаза, Стив. Но сейчас знаю, как должен поступить. В моем доме дорогая гостья. А хозяин гостей не обманывает…
С т и в е н (исступленно). Что ты хочешь сделать?!
Э л л и к о т. Обшарю весь дом. Наверно, ты расставил Люде не одну ловушку. И предупрежу ее. Должен.
С т и в е н. А сына — в безработные?! На всю жизнь!
Э л л и к о т. Опять хочешь разжалобить меня?
С т и в е н. После такого скандала меня не возьмет ни одна газета.
Э л л и к о т. Отец совесть не потерял.
С т и в е н (запальчиво). Значит, скажешь Люде?.. Я-то, дорогой отец, с этим примирюсь. Но мои… редактора тебе не простят. А у них огромное влияние. На банки. На фирмы. На власти штата. Банк закроет тебе кредит. Фирмы предъявят к оплате просроченные обязательства. Губернатор вспомнит, как ты пригрел парня, который демонстративно сжег призывную повестку… И я, увы, не смогу помочь. Ничем. Что может сделать безработный журналист из черных списков?
Э л л и к о т (после паузы). Ты и в Филадельфию хочешь сопровождать Люду?
С т и в е н. Телеграмма редакции, ты же знаешь. Кстати, наша газета собирается помочь Люде. Мы раскроем перед ней двери всех университетов и библиотек. Всех архивов! Увидишь, в своей книге Люда поблагодарит меня за помощь.
Входит запыхавшаяся Б а р б а р а.
Б а р б а р а. Весь двор обшарила! Идите домой. Неудобно перед Людой. Она ведь бог знает что подумает.
Э л л и к о т. Иди к ней, Барб. Мы — сейчас.
Б а р б а р а. Без вас не пойду.
С т и в е н (отцу). В самом деле, пойдем.
Э л л и к о т. Нет, я… (Схватился за сердце. Прислонился к стене, но все равно оседает.)
Б а р б а р а (бросается к отцу). Стив! Звони доку! (Вдогонку.) Принеси шприц! И ампулы в желтой коробке!
З а т е м н е н и е.
На следующий день. Р а й с слушает доклад Г и ф ф о р д а.
Г и ф ф о р д. Даже трудно представить, сэр, как такая крохотная девочка отважилась залезть под массивную тахту. Но туда закатились олимпийские колечки медвежонка Мишки — подарок Гаевой. Вылезть девочка уже не смогла. Мать бросилась на помощь и зацепилась за устройство. Позвали деда…
Р а й с. Как в популярной русской сказке про репку.
Г и ф ф о р д. Но в сказке репку, кажется, вытащили, а здесь все пошло насмарку.
Р а й с. Не придавайте, Гиффорд, такое значение непредвиденному вмешательству ребенка в действия Стивена. Ведь за четыре дня болвану все равно не удалось выудить из Гаевой ни единого нужного нам словечка. Не клюнула она и на заигрывания. Так?
Г и ф ф о р д. Ни на политические, ни на… словом, личные.
Р а й с. Навряд ли клюнула бы и потом. Меня другое беспокоит: не вызвала ли эта история подозрений у старика?
Г и ф ф о р д. К счастью, сработала версия о журналистском долге Стивена. И затем старика хватил сердечный приступ.
Р а й с. Тоже «к счастью»? Помните, когда мы задумывали операцию на ферме, нахлынуло множество всяких «к счастью». Казалось, начинается игра в поддавки. А кончилось…
Г и ф ф о р д. Стивен Элликот безусловно не сумел воспользоваться благоприятным стечением обстоятельств.
Р а й с. Стивен, конечно, оказался евнухом — и все же… Не слишком ли твердый орешек эта дочь коммуниста и жена коммуниста?
Пауза.
Надеюсь, в Филадельфии пронырливая племянница не помешает Стивену.
Г и ф ф о р д. Извините, сэр, но он уже битая карта.
Р а й с. И все-таки решающая акция остается за ним.
Г и ф ф о р д (почтительно). Запускаете крайний вариант?
Р а й с (язвительно). У вас есть другие предложения?.. Когда будете инструктировать болвана в Филадельфии, не давайте ему понять, что на крайнем варианте заканчивается его карьера… Считаете такой приговор чересчур суровым?
Г и ф ф о р д. Считаю справедливым, сэр. Если старик даже поверил легенде о журналистском долге сына, он видел на ферме замаскированную звукозаписывающую аппаратуру. И…
Р а й с. И когда Биолог доставит Северянку по назначению, он споет свою лебединую песню в нашей команде.
З а т е м н е н и е.
Ферма. Гостиная. В кресле дремлет Э л л и к о т. Под головой подушка, ноги укрыты пледом. В дверях — готовая в дорогу Л ю д м и л а. Не решается потревожить старика. Он открывает глаза.
Э л л и к о т (обрадован). Люда…
Л ю д м и л а. Барб сказала, вы хотите меня видеть.
Э л л и к о т. Подойдите… ближе.
Людмила подходит к Элликоту.
Мы уже прощались… Но… Люда, запомните… Если что-нибудь случится… дайте знать мне… Прежде всего мне…
Л ю д м и л а. Ничего не случится, мистер Элликот.
Э л л и к о т. Нехорошее у нас… сейчас время… Для некоторых американцев… вы… (Не в силах говорить.)
Л ю д м и л а. Вам нельзя волноваться, дядя Юджин!
Он удивленно посмотрел на нее.
Так я называла вас в детстве, когда отец читал ваши письма. Дядя Юджин.
Э л л и к о т. Милая… Обещайте выполнить просьбу дяди Юджина.
Л ю д м и л а. Обещаю. Но не волнуйтесь: ваш Стивен — надежный спутник…
Э л л и к о т. Люда… (Слезы на глазах.) Мой сын…
Быстро входит С т и в е н.
С т и в е н. Людмила!.. Прости, отец, но я не автогонщик. А по закону подлости самолет уйдет точно по расписанию.
Э л л и к о т. Пусть… за руль сядет… Билл.
С т и в е н. Ну, знаешь, отец…
Э л л и к о т (властно). Только Билл. (Закрыл глаза.)
Л ю д м и л а. Хорошо, хорошо, за рулем будет Билл. (Целует старика в лоб. Идет к двери, оглядывается. Смотрит на Элликота.)
Стивен берет ее за локоть и уводит.
З а т е м н е н и е.
Филадельфия. Парк. Раннее утро. С подчеркнуто беззаботным видом прогуливается С т и в е н. Садится на скамейку, задумывается. Приходит Г и ф ф о р д. В отсутствие Райса он совсем иной — более решительный, уверенный, властный.
С т и в е н. Доброе утро! Рад видеть вас…
Г и ф ф о р д. Для меня не такая уж радость ночью тащиться из-за вас сюда, в Филадельфию.
С т и в е н. Я сделал все! Пусть мистер Седьмой…
Г и ф ф о р д. Вряд ли вам будет приятно Узнать, как сэр Седьмой реагировал на ваш провал.
С т и в е н. Но поверьте…
Г и ф ф о р д. Принято решение запустить крайний вариант.
С т и в е н (растерянно). Что еще я должен сделать?
Г и ф ф о р д. Не еще, а наконец. Пока вы ничего не сделали.
С т и в е н. Но я предупреждал…
Г и ф ф о р д. Тем в большем вы дерьме… Биолог, вам приказано… Не переживайте, а запоминайте.
С т и в е н. Приложу все силы!
Г и ф ф о р д. Хорошо бы чуточку ума. Северянка должна попасть на лечение в клинику…
С т и в е н (испуганно). Авария?!
Г и ф ф о р д. Вы напичканы дешевыми детективами. Она нуждается не в хирургической помощи, а в медицинских средствах контроля за ее поведением.
С т и в е н. Понимаю, препарат истины.
Г и ф ф о р д (выразительно). Препарат истины применяется к лжецам.
Стивен сник.
А для Северянки не годится даже избирательная потеря памяти. Ее нужно на какое-то время превратить в послушного робота. У нее надо похитить память.
С т и в е н (робко). Дешаблонизация?
Г и ф ф о р д. Наконец дошло. Ее мозг надо запрограммировать на новое поведение. Она любит мужа?
С т и в е н. Очень!
Г и ф ф о р д. Дорожит им?
С т и в е н. Несомненно!
Г и ф ф о р д. Надеюсь, вы пришли к такому выводу не только потому, что она устояла перед таким «львом», как вы.
С т и в е н (вспыхнул). При мистере… Седьмом вы так со мной не разговаривали!
Г и ф ф о р д. Таким вы мне больше нравитесь, Биолог… Говорите, Северянка очень любит мужа? Следовательно, ей надо внушить: вы больше не способны поддерживать теплые отношения с мужем, он вас разлюбил. Неплохо?
С т и в е н (разочарованно). И только?
Г и ф ф о р д. А вам сразу хочется сенсаций? Чтобы она раструбила, как по заданию советского Генерального штаба ее муж готовит страшное химическое оружие?
С т и в е н (живо). Бактериологическое — более эффектно!
Г и ф ф о р д. И это она заявит. Всему свое время. Разнюхают, допустим, комми про наши новые фабрики нервного газа, поднимут шум — а мы предоставим слово Северянке. Ну, а пока… (Пытливо.) Вы понимаете, что от вас требуется?
С т и в е н (уныло). Разве смогу я, дьявол ее побери, доставить Северянку к психиатрам?
Г и ф ф о р д. Опять дешевый детектив. Не к психиатрам, а к терапевтам. С самым прозаическим заболеванием. Вроде катара кишечника или вульгарного гриппа. А уж лечить ее будут в двух планах. В редингской клинике Содерста это умеют.
С т и в е н. Согласится ли она поехать в Рединг?
Г и ф ф о р д. Растолкуйте ей: ваша газета хвалила клинику Содерста и он из благодарности будет лечить ее почти бесплатно. А любой другой госпиталь разорит советское консульство. На патриотическую струнку русских такой довод действует безотказно.
С т и в е н. Отцу и сестре захочется знать, где лечат их гостью.
Г и ф ф о р д. Не беда. Сейчас вряд ли кто помнит, что доктор Содерст из нашей команды. Его зацепил, правда, в своей «разоблачительной» книжонке наш «раскаявшийся» сотрудник. Но прошло уже лет семь. Да и книжонка вышла где-то в Европе. «Разоблачитель» успел угодить в автомобильную аварию, а книжонка не могла залететь на вашу богом забытую ферму. Да и Содерст покинул шумный Кливленд и укрылся в тихоньком Рединге. Итак, какое же заболевание мы пропишем Северянке? Гастрит будет выглядеть закономерным?
С т и в е н. Получится, моя сестра кормила русскую протухшими продуктами. Лучше грипп. Да, грипп!
Г и ф ф о р д. Неужели у вас там было слякотно?
С т и в е н. Северянка могла заразиться. Да, да. Отец прожужжал ей уши про тетушку Салли. Единственную, кто еще помнит старые песенки канзасских кропперов. Северянка, конечно, загорелась. Ну и мне пришлось отвезти ее на ферму Киддов. А тетушка Салли — в постели! Грипп. Но из уважения к русской даме все-таки прохрипела свои песенки. А потом вспомнила, что косточки ее ненаглядного сыночка гниют где-то во Вьетнаме, прослезилась и прокляла войну. Северянка растрогалась и на прощанье расцеловала сопливую старушку.
Г и ф ф о р д. И заразилась. Когда упрячете ее в клинику, упрекнете отца: ты виноват в болезни дорогой гостьи.
С т и в е н. Логично.
Г и ф ф о р д. Итак, грипп. (Вынимает из портфеля несколько маленьких коробочек разных цветов. Отбирает зеленую и вручает Стивену.) Две крупицы, одна запасная. Такой едва заметной крохотулечки вполне достаточно. Действие — минут через тридцать, максимум — тридцать пять. Мгновенно и бесследно растворяется. В бульоне, соке, чае, кофе, русских щах, английском поридже. В чем угодно, кроме спиртного. Вы когда будете завтракать?
С т и в е н (посмотрел на часы). Через час двадцать.
Г и ф ф о р д. Через час пятьдесят Северянка начнет чихать, кашлять, сморкаться. Поднимется температура. Дама, естественно, растеряется. Успокойте ее: клиника Содерста делает чудеса. Затем берите такси и — в Рединг!
З а т е м н е н и е.
Кафе филадельфийского отеля. Пора завтрака кончается — почти нет посетителей. Входит С т и в е н. Садится за столик. К нему подходит О ф и ц и а н т к а.
С т и в е н. Накройте на двоих. А пока — сигареты.
О ф и ц и а н т к а. Только «Кемл».
С т и в е н. Сойдет. (Разворачивает газету.)
Официантка уходит.
Входит К э т р и н, она прямо с самолета. Садится за отдаленный столик. Смотрится в зеркальце. Стивен не замечает ее. О ф и ц и а н т к а приносит Стивену сигареты, ставит на столик два прибора и готовится записать заказ.
С т и в е н (не отрываясь от газеты). Подождем даму.
Официантка уходит.
(Используя газету для прикрытия, опускает крупицу из зеленой коробочки в кофейную чашку Людмилы. Закуривает сигарету, пачку кладет на столик.)
Входит Л ю д м и л а, не замечает Кэтрин.
Л ю д м и л а (Стивену). Доброе утро.
С т и в е н (встает). Доброе утро. (Помогает ей сесть.)
Л ю д м и л а. Я вам звонила. Боялась — разбужу, а вас уже не было.
С т и в е н. Я проснулся рано. Захотелось побродить, четыре года не был в Филадельфии. Что вам на завтрак?
Л ю д м и л а. Мне… (Спешащей к ней Кэтрин.) Кэтти!
К э т р и н. Не ждала так рано? Не верила, что такая соня способна вылететь на рассвете?
Л ю д м и л а. Верила, верила. Знакомься, Стивен Элликот, журналист.
Стивен кланяется.
Догадываешься, чей сын?
К э т р и н. Догадываюсь, чей сын.
Л ю д м и л а (Стивену). Кэтрин Марвелл. Я вам рассказывала.
С т и в е н. Рад познакомиться с самой крупной американской специалисткой по поэзии… Маяковского.
К э т р и н. Настолько любите Маяковского?
С т и в е н. Настолько верю оценке Людмилы.
К э т р и н. Не верьте ее басням.
Л ю д м и л а. У нас говорят: соловья баснями не кормят.
К э т р и н. И «крупнейших специалисток по Маяковскому» тоже. Умираю, хочу лопать.
С т и в е н. По закону подлости, испарилась официантка. Как назло!
К э т р и н (указывая на пачку сигарет). Еще большее зло, что вы курите «Кемл»…
С т и в е н. А вам…
К э т р и н. А мне нужен только «Лаки-страйк».
С т и в е н. Попытаю счастья в баре. (Встает.) Только «Лаки-страйк»?
К э т р и н (вздыхает). Только. Не найдете в баре, поищите в вестибюле.
Л ю д м и л а. Ты ведь натощак не куришь.
К э т р и н. Просто я ловко скрываю свои пороки от образцово-показательных москвичек.
С т и в е н. Не хочу содействовать пробуждению вашего порока. (Садится.) После завтрака принесу вам «Лаки-страйк».
Подходит О ф и ц и а н т.
О ф и ц и а н т (Стивену). Простите, вы из номера 3017?
Стивен утвердительно кивает.
Вас срочно вызывает редакция. Телефонистка переключила на метрдотеля. Прошу.
С т и в е н (Людмиле). Вот вам удел журналиста. Даже позавтракать не дадут. (Кэтрин.) Извините. (Уходит в сопровождении Официанта.)
К э т р и н (стараясь улыбаться, тихо, но яростно отчитывает Людмилу). Черт тебя дернул!.. (Быстро, но вроде бы машинально меняет кофейную чашку Людмилы на чашку из прибора Стивена.) Вот так.
Л ю д м и л а (недоуменно). Зачем?
К э т р и н (возбужденно). Главное, твой поклонник ничего не заметил. А Кэтти, умница, заметила!
Л ю д м и л а. Поклонник? Какой бред!
К э т р и н. Поклонник — слабо сказано. Ты его так пленила, что он атакует тебя таблеткой, возбуждающей чувственность. Не из дешевых. Но теперь сам ее отведает.
Л ю д м и л а. Ты сошла с ума…
К э т р и н. Скорее он, раз поверил рекламе и так потратился. Уже видит, как ты страстно раскрываешь перед ним объятья…
Л ю д м и л а. Кэтти!
К э т р и н. Глупышка, это же он видит… Бедненький, а вдруг действие таблеток действительно соответствует рекламе — ему придется совсем скверно. (Смеется.) Хорошо, если в Филадельфии у него имеется знакомая снисходительная дама. Не то он вторично потратится…
Л ю д м и л а. На другую возбуждающую таблетку?
К э т р и н. На платную жрицу любви. (Хохочет.) За утоление ненасытной стрррасти надо платить. (Заметив приближающуюся О ф и ц и а н т к у.) В двенадцать сорок тебя ждут в университете.
Официантка ставит третий прибор для Кэтрин. Тут же возвращается С т и в е н.
С т и в е н (Людмиле). К полуночи требуют репортаж о посещении вами университета.
К э т р и н (Людмиле). С тобой носятся, как со звездой экрана. Вот что значит дружба с прессой!
С т и в е н. Пресса выполнила и ваше поручение. (Открывает пачку сигарет и щелкает зажигалкой.)
К э т р и н (восторженно). «Лаки-страйк»! Благодарю. (Неумело затягиваясь, кашляет.) «И жизнь хороша, и жить хорошо».
С т и в е н. Неплохо сказано.
К э т р и н. Маяковский не то еще говорил.
С т и в е н. Что угодно дамам на завтрак?
Л ю д м и л а. Мне — стандарт. (Официантке.) Сок томатный.
К э т р и н. То же самое.
С т и в е н. А я чуть-чуть выйду из стандарта. (Официантке.) Мне кофе без кофеина.
О ф и ц и а н т к а (записывает, соболезнующе). Понимаю.
С т и в е н (раздраженно). Что вы понимаете?!
К э т р и н (выручая растерявшуюся Официантку). Что вы разумно бережете здоровье. (Людмиле.) Учись.
С т и в е н (после ухода Официантки, Кэтрин, шутя). Если у вас еще имеются поручения, выкладывайте здесь.
К э т р и н. Понимаю, потом начнете беречь здоровье.
С т и в е н. Потом в университете я Людмилу ни на минуту не оставлю. Обязанности журналиста выше всего.
К э т р и н. Похвально. Тем более что вечером Люда окажется в плену у целой оравы ваших конкурентов.
С т и в е н. Откуда они возьмутся?
К э т р и н. Какая-то филадельфийская радиокомпания заинтересовалась работой Люды. (Людмиле.) И вообще ваших американистов. (Стивену.) Ну, а потом, как у вашего брата водится, пронюхали и другие газеты. (Людмиле.) Словом, вечером тебя ждет самая настоящая пресс-конференция. Здесь же, в отеле.
С т и в е н. Провинциальная манера — все превращать в сенсацию.
К э т р и н. Как это — все! Люда вправе обидеться.
О ф и ц и а н т к а приносит на подносе завтрак и два кофейника. Ставит на стол.
О ф и ц и а н т к а (указывая на малый кофейник). Без кофеина. (Уходит.)
С т и в е н. Я начинаю с кофе.
К э т р и н. На здоровье, мистер Элликот-младший! (Наливает ему в чашку кофе.) Отсутствие кофеина действительно сберегает силы. А ночью вам, вероятно, захочется повеселиться.
С т и в е н. Уговорите Люду. Я-то не против ночного клуба. Здесь, говорят, есть забавные. (Пьет кофе.)
К э т р и н. Люда, позволим себе маленькое разложение, а?
Л ю д м и л а. Под эгидой влиятельного журналиста? Идет.
З а т е м н е н и е.
Номер в отеле. С т и в е н у телефона лихорадочно следит за часами: вот-вот позвонит Людмила и сообщит, что заболела. Звонок телефона. Просиявший Стивен хватает трубку, но собственное оглушительное чихание мешает ему ответить. Он еще дважды чихает, пока ему удается ответить.
С т и в е н (кашляя). Слушаю, Люда!
Б а р б а р а (зрители, как и в предыдущем междугородном разговоре, отчетливо слышат ее голос). Ах ты, дамский угодник! Какая Люда? Говорит твоя сестра.
С т и в е н. Барб?
Б а р б а р а. Не волнуйся, Стив, папе лучше. Но он почему-то тревожится за Люду…
С т и в е н. Люда действительно прихворнула.
Б а р б а р а. Что с ней?
С т и в е н. Ничего серьезного. Элементарный грипп.
Б а р б а р а. Откуда сейчас грипп?
С т и в е н. Я предупреждал, нельзя было возить Люду к тетушке Салли. А теперь придется отвезти в клинику.
Б а р б а р а. Обязательно в клинику?
С т и в е н. А кто обеспечит ей уход в отеле! Прикажешь мне сидеть у постели молодой женщины?
Б а р б а р а. Где же ее будут лечить?..
С т и в е н. Совсем недалеко. В Рединге.
Б а р б а р а (неторопливо). Неужели в Филадельфии нельзя…
С т и в е н. В Филадельфии придется платить большие деньги. А в Рединге из признательности к нашей газете Люду будут лечить почти бесплатно.
Б а р б а р а. Вот как.
С т и в е н. Извини, Барб, нам с Людой пора в Рединг.
Б а р б а р а. Вечером позвони.
С т и в е н. Постараюсь. Ну, всего хорошего…
Б а р б а р а. Постой! Папа хочет поговорить… Нет, ему трудно. Он немедленно переведет тебе деньги. Специально на лечение Люды. А ты вечером…
С т и в е н. У Люды повышается температура. А ты меня задерживаешь. (Положил трубку. И тут же слышит стук в дверь.) Войдите.
Входят оживленные, принарядившиеся Л ю д м и л а и К э т р и н. Стивен ошеломлен.
Л ю д м и л а. Извините. У вас долго был занят телефон.
К э т р и н. Уже пришла машина.
С т и в е н (сбит с толку). Куда вы едете?
Л ю д м и л а. Конечно, в университет. Разве вы не с нами?
С т и в е н. Я… я… (Чихает и кашляет.)
К э т р и н. О, мистер Элликот, вы основательно простужены.
С т и в е н. Ерунда. Я при… (Кашляет.) Приеду.
Л ю д м и л а. И румянец у вас. Немедленно измерьте температуру. (Кэтрин.) Надо раздобыть термометр.
С т и в е н. Не нужен мне термо… (Чихает.) Термо… (Чихает.) Термометр. (Людмиле.) Как вы себя чувствуете?
Л ю д м и л а. Прекрасно.
С т и в е н. Но ваш вид мне не нра… (Закашлялся.)
Л ю д м и л а. Что вы! Я на редкость…
К э т р и н. Люда! Мы заставляем ждать почтенных профессоров.
Л ю д м и л а. Идем. (Уходя с Кэтрин.) А вы полечитесь.
К э т р и н. Не то сорвете наш рейд в ночной клуб!
С т и в е н. Я совершенно здо… (Закашлялся.)
З а т е м н е н и е.
Прошло несколько часов. Вечереет. Ферма. Гостиная. Ю д ж и н Э л л и к о т, полулежа в кресле, настороженно прислушивается к разговору Б а р б а р ы по телефону.
Б а р б а р а (разочарованно). Значит, больная москвичка к вам не поступала. Извините, мисс. (Положила трубку.) Шестой звонок — и все пустой номер. Подождем звонка Стивена.
Э л л и к о т. Барб, прошу тебя… позвони в остальные… редингские клиники… Прошу…
Б а р б а р а (кротко, как говорят с больными). Хорошо, па. (Заглядывая в справочник, набирает код и номер.)
Г о л о с м е д с е с т р ы. Хэлло! Клиника доктора Содерста.
Б а р б а р а. Простите. К вам не поступала сегодня мисс Гаевая? Га-е-ва-я, русская.
Г о л о с м е д с е с т р ы. Дежурная сестра вышла, но я могу проверить, мисс.
Пауза.
Вы слушаете, мисс? Нет, Гаевая не поступала… Позвольте, вы сказали, русская?
Б а р б а р а. Да, да, из Москвы.
Г о л о с м е д с е с т р ы. У нас ждали сегодня русскую. Предполагался вирусный грипп — и ей подготовили бокс в изоляторе. Но…
Г о л о с м у ж ч и н ы (он отнял трубку у медсестры). Никакой русской больной мы не ждали. А кто интересуется?
Б а р б а р а. Неважно. Извините.
Г о л о с м у ж ч и н ы. Все-таки…
Б а р б а р а. Знакомая. Извините. (Положила трубку.) С ума можно сойти! Сестра ясно сказала: ждали русскую, с гриппом, подготовили бокс в изоляторе. А мужчина оборвал ее…
Э л л и к о т. Ждали?.. Ты с какой клиникой… говорила?
Б а р б а р а (сверилась со справочником). Какого-то Содерста… Очень странно, правда, па?
Э л л и к о т. Позвони-ка еще раз… в Филадельфию.
Б а р б а р а. Номер Стивена не отвечает.
Э л л и к о т. Позвони… в номер Люды…
Б а р б а р а. Па, но Стивен увез ее в Рединг.
Э л л и к о т. На… на всякий случай…
Барбара, пожав плечами, набирает по телефону номер и…
З а т е м н е н и е.
…в филадельфийском отеле, в номере Людмилы, на звонок Барбары откликается К э т р и н.
К э т р и н (снимает трубку). Хэлло!
Г о л о с Б а р б а р ы. Извините. Этот номер утром занимала…
К э т р и н. Занимала и занимает мисс Гаевая.
Г о л о с Б а р б а р ы. Люда?!
К э т р и н. И не собирается менять номер. А кто говорит?
Г о л о с Б а р б а р ы. Я… из Канзаса…
К э т р и н. Мисс Барбара Элликот?
Г о л о с Б а р б а р ы. Откуда вы знаете?
К э т р и н. Кэтрин Марвелл из Миннеаполиса…
Г о л о с Б а р б а р ы. Из университета? Милая, мы с отцом сходим с ума от неизвестности. Утром нас по телефону огорошил брат.
К э т р и н. А что сказал Стивен?
Г о л о с Б а р б а р ы. Что Люда заболела гриппом.
К э т р и н. Она совершенно здорова. Подольше бы ей сохранить цвет лица, каким вы ее наградили на ферме.
Г о л о с Б а р б а р ы. Но Стивен еще утром собирался отвезти ее в Рединг, в клинику.
К э т р и н. Вы не поняли брата.
Г о л о с Б а р б а р ы. Он не скрывал, что у Люды грипп.
К э т р и н. Грипп у Стивена. Он страшно чихает и кашляет…
Г о л о с Б а р б а р ы. А Люда… Где она?
К э т р и н. У парикмахера. Через час здесь, в отеле, ее пресс-конференция. Да, какая-то филадельфийская радиокомпания будет транслировать — можете послушать.
Г о л о с Б а р б а р ы. С ума сойти можно. Пресс-конференция! Зачем же Люде готовили бокс в изоляторе?
К э т р и н. Извините, Барбара, снова небылица.
Г о л о с Б а р б а р ы. Но ведь бокс в клинике Содерста уже был…
К э т р и н (тревожно). В чьей?
Г о л о с Б а р б а р ы. Что — чьей?
К э т р и н. Чьей клинике?
Г о л о с Б а р б а р ы. Доктора Содерста в Рединге. Со-дер-ста.
К э т р и н (смешалась и машинально бросила трубку). Содерста… (Несколько секунд поразмыслив, выбегает.)
Телефонный звонок. Второй. Третий. Четвертый. Прикрывая платочком не успевшую высохнуть прическу, торопливо входит Л ю д м и л а, за ней — К э т р и н.
Л ю д м и л а. Какая муха тебя укусила! Рванула меня из-под фена. У меня заколотилось сердце — не случилось ли что с малышом! А оказывается…
К э т р и н. Оказывается, готовится большая гнусность.
Л ю д м и л а (насмешливо). Вроде загадочных таблеток, возбуждающих чувственность? Из-за твоих фантазий я предстану перед журналистами взлохмаченной тетехой. Слово «тетеха» ты, конечно, слышишь впервые. Есть еще «распустеха».
К э т р и н. Таблетка с вирусом гриппа предназначалась тебе.
Л ю д м и л а. Не фантазируй! Кэтти! Разве каким-то дурацким гриппом можно…
К э т р и н. Грипп — вполне достаточный повод, чтобы упрятать тебя в клинику Содерста.
Л ю д м и л а. Именно я понадобилась этой клинике?
К э т р и н. Конечно! Сейчас Содерсту приказали отравить именно твой мозг.
Л ю д м и л а (ошеломлена). Мозг? Откуда ты знаешь? (Перестала возиться с прической.)
К э т р и н. Лет пять тому… нет… шесть… наш аспирант привез из Европы книгу. «Отравители мозга». Мы ужаснулись! ЦРУ разрабатывает средства контроля над человеческим поведением. Начали с опытов по зондированию мыслей. Потом занялись похищением памяти. Затем — превращением людей в послушных роботов…
Л ю д м и л а. И все эти гнусности проделывал Содерст?
К э т р и н. Имен называлось много. Но Содерста не могла не запомнить. У нас на агрономическом преподает почвовед Содерст. Мы даже подтрунивали над ним: если не прекратят преступные опыты, отрекитесь от однофамильца-зверя.
Л ю д м и л а. Прекратили опыты?
К э т р и н. Такое сообщение промелькнуло в печати. Однако литературовед из Москвы Людмила Гаевая сегодня понадобилась доктору Содерсту. Для чего?
Л ю д м и л а. Думаешь, чтобы я… чтобы меня…
К э т р и н. Стивен такой же журналист, как я заклинательница змей… Слушай, Люда. Более удобного случая, чем твоя пресс-конференция, больше не представится. Надо рассказать репортерам, как Стивен Элликот…
Л ю д м и л а. Ну кто поверит гражданке Советского Союза?
К э т р и н. Вернее, кто осмелится сказать, что поверил.
Л ю д м и л а. Вот видишь.
К э т р и н. Но гражданке Соединенных Штатов, никогда не имевшей никакого отношения к политике, обязаны поверить.
Л ю д м и л а (после паузы). Ты собираешься рассказать журналистам, как Стивен Элликот пытался… хотел…
К э т р и н. Удивляешься? Считаешь меня законченной подлюгой?
Л ю д м и л а. Просто, Кэтти, думаю о твоем малыше.
К э т р и н. Малыш станет взрослым человеком. И все поймет.
Л ю д м и л а. И все же запрещаю тебе, Кэтрин. Запрещаю!
К э т р и н. Ты ничего не запрещала мне у вас, в России. Тем более не надо на моей родине. (Улыбается.) Ух, и дам же я жизни негодяю Элликоту!
Л ю д м и л а. Называй его лучше — Стивен. С детских лет фамилия Элликот для меня… Сама знаешь…
К э т р и н. Нужно набросать текст выступления. А то начну импровизировать — и посыплются строки Маяковского. Вот тогда Стивен окончательно изобразит меня советской агентшей. Кстати, слово «агент» имеет у вас женский род?
Л ю д м и л а. Кэтти… Не надо, прошу тебя. Лучше я позвоню дяде Юджину. Он не даст меня в обиду. Он…
К э т р и н. Глупенькая! Старый человек, он до сих пор еще, наверно, напуган «охотой на ведьм» — знаешь, в страшные годы маккартизма. Если б и захотел сказать правду, дочь и зять на коленях уговорят его не гневить сотрудников ЦРУ… Не сердись, Люда, не верится мне, что дядя Юджин не догадывается об истинной профессии своего единственного сыночка. Не станет он губить его карьеру. И, главное, не поставит под удар собственное благополучие. Я знаю психологию фермеров. Для них выше всего…
Л ю д м и л а (резко). Я верю Юджину Элликоту! Верю, слышишь?
Стук в дверь.
Войдите.
Входит С т и в е н. Возможно, он подслушивал за дверью.
С т и в е н. Добрый вечер… (Закашлялся. И впредь кашель и чиханье будут мешать ему говорить.)
К э т р и н (машет руками). Вы нас заразите гриппом!
С т и в е н. Никакого гриппа. Обычная простуда, сказал врач. Но если вам угодно… (Надевает марлевую маску.)
К э т р и н. Маска вам к лицу. Правда, Люда?
С т и в е н. Комплимент?
К э т р и н. Понимайте, как хотите.
С т и в е н (Людмиле). Я ждал вас в ресторане.
Л ю д м и л а. Мы перекусили в университетском кафе.
К э т р и н. Конечно, несравнимо с обедом, какой готовил тебе мистер Элликот. Честь блюду делает приправа.
С т и в е н (Людмиле). До пресс-конференции сорок минут.
К э т р и н. Люда, я к себе! Да и тебе пора одеваться.
С т и в е н. По-моему, сейчас самое время выпить… (Улыбается.) По русскому обычаю — чай. К сожалению, вашего грузинского в баре нет…
К э т р и н. Чай? (Выразительно.) С чем?
С т и в е н. Зависит от вас.
Л ю д м и л а. Благодарю, не хочется.
С т и в е н. Перед выступлением особенно полезно.
Л ю д м и л а (Кэтрин). Постарайся не опоздать. Хотя тебе это почти не удается.
С т и в е н. Опаздывающая американка? Редкость.
К э т р и н. Вам я, вероятно, и в другом плане покажусь редкой американкой.
С т и в е н. В каком, интересно?
К э т р и н (в дверях). Люда, если опоздаю, тоже не страшно. У меня несколько считанных слов. По частному вопросу.
С т и в е н. О Маяковском?
К э т р и н (игриво). А я льщу себя надеждой, что вы обязательно послушаете меня на пресс-конференции.
С т и в е н (в том же тоне). Но журналисту хочется знать раньше своих коллег.
К э т р и н (Людмиле). На этот раз не опоздаю. (Открыла дверь.)
С т и в е н. Мисс Марвелл, уделите мне пять минут.
К э т р и н. Только две.
С т и в е н. Неужели собираетесь так долго готовить несколько считанных слов, да еще по частному вопросу?
К э т р и н. Не могу же я прийти к вашим коллегам тетехой-распустехой. Ах, мужчина остается мужчиной! Ваша Барб поняла бы меня. (Уходит.)
С т и в е н. Откуда ей известна моя сестра?
Л ю д м и л а. С моих слов. Я и московским друзьям расскажу…
С т и в е н. По-моему, мисс Марвелл не очень-то… как бы сказать… обдумывает свои поступки.
Л ю д м и л а. Не нахожу этого.
С т и в е н. Мне вдруг показалось, что ваша подруга способна не задумываясь причинить неприятность… скажем, моей сестре. А может быть, и отцу… (Яростно закашлялся.) Не буду мешать вам. Увидимся на пресс-конференции. (Уходит.)
Людмила, перестав сдерживать себя, падает в кресло. Стук в дверь.
Л ю д м и л а. Войдите.
Входит О ф и ц и а н т с подносом, на котором чайник, чашки, сахар, лимон.
О ф и ц и а н т. Добрый вечер, мисс. Чай, с вашего разрешения.
Л ю д м и л а. Спасибо. Пожалуйста, счет.
О ф и ц и а н т (кланяется). Счет уже оплачен. (Уходит.)
Л ю д м и л а (после паузы). Нет, мистер подлый сын хорошего отца, счет еще не оплачем.
З а т е м н е н и е.
Холл отеля. За столиком с несколькими микрофонами Л ю д м и л а и П р е д с е д а т е л ь — немолодой, сухощавый. Третий стул не занят. Перед столиком радиомикрофоны для журналистов. Большинство собравшихся журналистов скрыто от зрителей кулисами. Видны только несколько кресел, где сидят О с т р о н о с а я д а м а, П о ж и л о й р е п о р т е р, М о л о д о й р е п о р т е р.
Л ю д м и л а (ознакомившись с очередной запиской). Меня спрашивают, почему во мне пробудился интерес именно к американской поэзии. На днях я подробно рассказала об этом вашему коллеге Стивену Элликоту. Стоит ли снова…
О с т р о н о с а я. Не стоит ссылаться на отсутствующих!
Л ю д м и л а (удивленно). Разве он отсутствует?.. (Всматривается в ряды журналистов.) Пожалуйста, отвечу. Любовь к американской поэзии мне с детства привил покойный отец, преподаватель английского языка. Он впервые прочел мне и «Песню о Гайавате» Лонгфелло, и прекрасные лирические стихи Элиота. И, конечно, потрясающую «Оду во времена колебаний» Уильяма Мооди со знаменитыми строчками: «И вожаки, которым слава снится, остерегитесь вы — простится слепота, но низость не простится!»
О с т р о н о с а я. Госпожа цитирует только коммунистов?
Л ю д м и л а. Что вы, мисс! Стихи написаны в 1902 году… Ну и, конечно, до моего сердца достучалось гневное стихотворение Эдны Миллэй «Правосудие, попранное в Массачусетсе» — о несправедливой казни Сакко и Ванцетти, помните?..
О с т р о н о с а я. Это вы помните!
П р е д с е д а т е л ь. Мне кажется, не совсем принципиально — перебивать гостью. (Людмиле.) Пожалуйста…
Л ю д м и л а. Стихи Магила «Тем, кто хочет знать» я тоже впервые услышала от отца. Представляю, каким счастьем для него было бы увидеть ценные материалы о Магиле, с которыми меня сегодня познакомили филадельфийские коллеги. Вероятно, то, что мне покажут завтра утром в профсоюзных архивах, откроет новые колоритные грани в гражданственном облике поэта, в его борьбе за то, что в наши дни называют правами человека. Рассчитываю на столь же дружескую помощь и в Нью-Йорке, уезжаю туда завтра… Большое спасибо за внимание.
Пожилой и Молодой репортеры и некоторые другие за их спиной аплодируют.
П р е д с е д а т е л ь. Мисс Гаевая ответила на все вопросы.
О с т р о н о с а я (подбегает к микрофону). Люсинда Арнетт, Бостон, радио. Не кажется ли госпоже советской ученой весьма странным, что Магил никому не известен у нас, в Штатах? Американский поэт. Странно.
Л ю д м и л а. Не менее странно, чем забвение у вас «Большой пятерки».
О с т р о н о с а я. Нельзя ли поточней?
Л ю д м и л а. Пожалуйста. «Большой пятеркой» в двадцатые годы называли у вас талантливых американских поэтов Робинсона, Мастерса, Фроста, Сандберга, Линдзи.
О с т р о н о с а я. Туманный ответ.
П о ж и л о й (в микрофон). Из всех «больших пятерок» нам известна только пятерка крупнейших миллиардеров: Гетти, Хьюз и так далее. Литературные «пятерки» для нас полная туманность. Поэтому сделайте одолжение, мисс Гаевая, и не спеша продиктуйте нам, американским журналистам, имена пяти талантливых американских поэтов…
О с т р о н о с а я (пытается оттащить его от микрофона). Не потакайте коммунистической пропаганде! Впрочем, что можно ожидать от вашей газетенки. (Председателю.) Я выражаю протест.
П о ж и л о й. Но мы действительно не знаем…
П р е д с е д а т е л ь. Прекращаю бесполезную дискуссию. Хотя у мисс Арнетт имеются принципиальные основания для протеста.
Остроносая и Пожилой уходят на свои места.
Больше вопросов к мисс Гаевой нет?.. Господа, предполагалось еще сообщение мисс Кэтрин Марвелл из Миннесотского университета. Но она запаздывает. Будем дожидаться?
О с т р о н о с а я. О чем, собственно, сообщение?
С т и в е н (входит). Сэр, мисс Марвелл уехала.
Л ю д м и л а (не воспринимает всерьез). Не предупредив меня?
С т и в е н (выразительно). Забеспокоилась о сынишке. (Вздыхает.) Сердце матери!
Людмила вспыхнула, но молчит.
П р е д с е д а т е л ь. И поручила вам сообщить о своем отъезде?
С т и в е н. Нет, сэр. Только просила заказать билет на ближайший миннеаполисский рейс. (Закашлялся.)
О с т р о н о с а я. Не кашляйте на меня! (Загораживается руками.)
С т и в е н. Простите. (Чихает.)
Загораживается Пожилой.
Понимаю, мисс Гаевая весьма огорчена тем, что Кэтрин Марвелл не выступит. Но… (Разводит руками.)
Л ю д м и л а (сдерживая себя). Нисколько. (Председателю.) Сэр, Кэтрин Марвелл очень помогает мне в архивных изысканиях. Но ничего нового сообщить прессе не может.
П р е д с е д а т е л ь. Загадка. Зачем же она прислала мне записку. Весьма настойчивую… Вот… (Хочет огласить.)
О с т р о н о с а я (вскакивает). Никакой загадки! (В микрофон.) Сообщение мисс Марвелл весьма нежелательно госпоже Гаевой. Ясно: американская ученая собиралась сообщить «тем, кто хочет знать» что-то не устраивающее советскую «американистку». (Людмиле.) Вы, конечно, не скажете — что?
С т и в е н (в микрофон). Господа… (Кашляет, надевает марлевую маску.) Наша гостья устала. Негуманно ее задерживать.
П р е д с е д а т е л ь. Принципиально согласен. Леди и джентльмены, от вашего имени выражаю мисс Гаевой горячую…
Быстро входит озабоченный А д м и н и с т р а т о р отеля в куртке с галунами. Стивен настороженно наблюдает за ним. Администратор подбегает к Людмиле и взволнованно что-то шепчет ей.
Л ю д м и л а (со стоном). Кэтти.
П р е д с е д а т е л ь (Администратору). Вы мешаете нам!
Л ю д м и л а (сдерживая рыдания). Кэтрин погибла…
П р е д с е д а т е л ь (Администратору). Откуда вы взяли?
А д м и н и с т р а т о р. Автомобильная авария, сэр.
С т и в е н (патетически). Какой ужас! (Остроносой.) Подозрительное совпадение.
А д м и н и с т р а т о р. Такси для мисс Марвелл заказывали мы — и полицейский инспектор сразу приехал в отель. (Людмиле.) Ожидает вас в холле на этаже.
С т и в е н. Элементарная человечность обязывает его повременить. Мисс Гаевая должна прийти в себя… Она потеряла… (Закашлялся.) …самого близкого ей в Штатах человека. И сейчас не в силах… логично и обоснованно…
Л ю д м и л а (тихо). В силах. И в доказательство хочу задать вам, мистер Стивен Элликот, вопрос. Логичный и обоснованный.
С т и в е н. Сэр, наша гостья на грани нервного потрясения. Конечно, понятно, почему она не владеет собой.
Л ю д м и л а. Владею. Настолько владею, что отчетливо понимаю, почему вам нежелателен мой вопрос.
С т и в е н. Господа… Сэр, я…
П о ж и л о й. Не затыкайте рот! (Отставляет от него микрофон.)
Л ю д м и л а. Так вот, господа журналисты. Тот самый вирусный грипп, бациллами которого вас сейчас без умысла щедро одаряет ваш коллега, он умышленно предназначен мне. Мне!
М о л о д о й. Вот так поворот.
О с т р о н о с а я. Эх вы, умилительная юность! Тут налицо провокация московской пробы!
П о ж и л о й. Сэр, мисс Гаевую недопустимо прерывают.
П р е д с е д а т е л ь. В принципе верное замечание. Хотя мисс Гаевая в определенной степени вышла за пределы темы.
Л ю д м и л а. Я прошу только две минуты.
П о ж и л о й. Просим!
М о л о д о й. Даже пять!
Из рядов журналистов слышен гул одобрения.
Л ю д м и л а. Господа! Уверенный в том, что с помощью таблетки заразил меня гриппом, ваш коллега заблаговременно заказал для меня изолированный бокс в клинике…
О с т р о н о с а я. Ей срочно нужен психиатр!
Л ю д м и л а. Но не обычный. Вот почему Стивен Элликот избрал для моего лечения клинику Содерста в Рединге!
Шум среди журналистов.
М о л о д о й. Содерст! Выплыл уже в Рединге!
П о ж и л о й (Остроносой). Оказывается, и умилительная юность помнит о давних зверствах Содерста.
О с т р о н о с а я. Я протестую против ссылок на антиамериканские источники! Видно, госпожа из Москвы основательно проштудировала клеветническую книжонку изменника.
Л ю д м и л а. Жду ответа журналиста Стивена Элликота.
С т и в е н. Я не в обиде на мисс Гаевую. У нее огромная потеря… Понимаю ее состояние. Но такая черная неблагодарность. Особенно больно за отца. Он принял ее на ферме не как дочь случайно встретившегося русского сержанта, а как родную дочь. (Людмиле.) Если бы отец узнал, как вы повели себя, он бы… (Безнадежно машет рукой.)
Л ю д м и л а. Шесть чудесных дней на канзасской ферме… Никогда не забуду. Дядя Юджин… простите мистер Юджин Элликот и его дочь Барбара навсегда остались в моем сердце…
С т и в е н. Трудно поверить вам!
Л ю д м и л а. Сердечные люди, милые…
О с т р о н о с а я (язвительно). Конечно, сторонники мира?
Л ю д м и л а. Как и всем, с кем они меня познакомили, им ненавистна война. И насилие.
Аплодисменты журналистов.
Тем чудовищней замысел их сына и брата… (Стивену.) Зачем вам понадобилось бросать меня в руки врача-преступника?
С т и в е н. Люда, Люда… Я наивно думал, ваша версия — плод воспаленного горем мозга. Теперь вижу: гибель Кэтрин Марвелл вас совсем не тронула. Коллега с бостонского радио, увы, права! (Срывает маску.) Налицо продуманная провокация чистейшей московской пробы… (Закашлялся.)
О с т р о н о с а я. Безусловно! Смерть нашей несчастной соотечественницы только на руку ей! Я целиком согласна…
З а т е м н е н и е.
Ферма. Гостиная. Ю д ж и н Э л л и к о т (по-прежнему полулежит в кресле) и Барбара слушают по радио пресс-конференцию из Филадельфии.
Г о л о с О с т р о н о с о й. …со Стивеном Элликотом!
Г о л о с С т и в е н а. Да, коллеги. Мисс Гаевая решила грубо поспекулировать на трагической гибели Кэтрин Марвелл. Рассчитывала создать у вас впечатление, что покойная американская ученая… столь безвременно ушедшая от нас… якобы подтвердит ее антиамериканские инсинуации. Но кто же действительно может их подтвердить? Я спрашиваю, кто?
Э л л и к о т. Я. (Пытается подняться из кресла.)
Б а р б а р а. Папа! (Удерживает его в кресле.)
Э л л и к о т. Звони в аэропорт… Билет… в Филадельфию.
Б а р б а р а. Ты погубишь себя… И Люде не поможешь. Она уже будет в Нью-Йорке.
Э л л и к о т. Если твой брат… не сорвет ее визит. Звони… Скорее…
Б а р б а р а. Куда же ты полетишь?!
Э л л и к о т. В Нью-Йорк… Вашингтон…
Б а р б а р а. Папа! Но ты…
Э л л и к о т. Учитель Гаевой полетел бы… Если бы его дочка посмела… как мой сын… (Решительно.) Звони! Я должен…
Б а р б а р а (в отчаянии). Папа!.. Твое сердце…
Э л л и к о т. Пусть лучше разорвется… честное сердце, чем… чем бьется… бесчестное.
Барбара снимает телефонную трубку и набирает номер.