Темный Лорд устал. Книга IV

Глава 3

Пальцы Даниила скользили по клавишам, извлекая мелодию, которую он не помнил.

Может, это был какой-нибудь великий композитор. Может, он просто придумал её сейчас, и через минуту забудет навсегда. Неважно, главное — звук. Звук, заполняющий пустоту этой комнаты.

Этой клетки.

Рояль стоял у дальней стены его «личной резиденции», как её называл генерал Тарханов. Роскошная камера, мягкая кровать, книжная полка и даже окно — правда, фальшивое, с проекцией неба, которое никогда не менялось. Вечный полдень — вечное лето.

Издевательство.

Даниил играл, не глядя на клавиши. Глаза были закрыты, а пальцы двигались сами. Где-то в глубине сознания он чувствовал знакомую пустоту — ту самую, что образовалась после провала операции с Дариной Орловой.

Воронов.

Даже думать об этом имени было больно. Словно занозу вогнали в самый центр его существа, и она медленно разрушала его изнутри.

Он был манипулятором — гением ментального воздействия. Человеком, который мог заставить полюбить того, кого ненавидишь, или возненавидеть того, кого любишь. Он играл эмоциями людей, как сейчас играл на этом роскошном рояле.

А Воронов… он просто… Даниил ощутил себя букашкой. Насекомым, жалким, ничтожным насекомым, которое пытается укусить гору.

Мелодия оборвалась на диссонансе. Пальцы замерли над клавишами.

— Опять думаешь о нём?

Голос раздался из динамика, встроенного в потолок. Знакомый, ненавистный голос генерала Тарханова.

Даниил не ответил. Просто сидел, глядя на свои дрожащие руки.

— Даниил, — продолжил голос, и в нём появились стальные нотки. — Я знаю, что провал с Орловой был… травматичным для тебя, но ты нужен мне. У нас есть новый план. Более масштабный и амбициозный.

Он медленно поднял голову, глядя на скрытую камеру в углу потолка. Усмехнулся. Криво и безумно.

— Новый план? — его голос прозвучал хрипло. Сколько он не говорил вслух? День? Два? — Ты хочешь, чтобы я снова сунул голову в пасть этому чудовищу?

— Я хочу, чтобы ты выполнял свою работу, — голос стал жёстче. — Или ты забыл, какая у тебя альтернатива?

Даниил не забыл. Никогда не забудет.

Альтернатива — это не эта роскошная камера с роялем и фальшивым окном. Альтернатива — это нижние уровни «Зеркала». Подавители пси-активности на максимуме. Холод и темнота. Изоляция, которая превращает разум в кашу за несколько недель.

Он видел тех, кого держали там. Видел, что от них осталось.

— Я помню, — выдавил он сквозь зубы.

— Отлично. Тогда готовься. Через неделю у тебя будет новая задача. Детали позже.

Связь оборвалась с тихим щелчком.

Даниил остался один. Снова. Всегда один.

Он встал и подошёл к фальшивому окну. Положил ладонь на холодное стекло, за которым сиял проецированный солнечный свет.

Где-то там, высоко над этим подземным комплексом, был настоящий мир — настоящее небо и свобода.

А он здесь, в «Зеркале» — он объект номер семьдесят три в системе ФСМБ. Сверхсекретная тюрьма для тех, кого не могли контролировать, но не хотели убивать. Для тех, чей дар слишком ценен, чтобы уничтожить, и слишком опасен, чтобы отпустить.

Сколько их здесь? Пятьдесят? Сто? Больше?

Он не знал. Да и не хотел знать.

Главное, что он знал одно: отсюда никто не выходил.

Никогда.

Даниил закрыл глаза, прислонившись лбом к стеклу.

Его дар шевельнулся внутри него — тихо, осторожно, как испуганный зверь. После встречи с Вороновым он изменился. Стал… слабее? Нет, не слабее — стал более напуганным.

Словно часть его разума теперь боялась дотрагиваться до чужих мыслей. Боялась встретить там что-то похожее на то, что он почувствовал когда ритуал атаковал Воронова.

Он сжал кулаки, пытаясь подавить дрожь.

«Держись, — сказал он себе мысленно. — Просто держись. Рано или поздно Тарханов ошибётся. Рано или поздно найдётся способ вырваться отсюда».

Ложь, конечно. Он прекрасно знал, что это ложь.

Но иногда ложь — это всё, что остаётся, чтобы не сойти с ума.

Даниил вернулся к роялю. Сел и положил пальцы на клавиши.

И снова начал играть. Ту же мелодию. Бесконечную, и бессмысленную.

Единственное, что ещё связывало его с человечностью.

Это случилось без предупреждения.

Даниил играл. Очередной такт какой-то забытой сонаты. Очередная нота, механически извлечённая из инструмента, который он ненавидел и любил одновременно. Пальцы скользили по клавишам в привычном ритме — единственное, что ещё удерживало его на грани вменяемости.

И вдруг — прикосновение.

Не физическое, а… ментальное.

Словно кто-то невидимый положил ледяную ладонь ему на затылок.

Даниил замер. Руки застыли над клавишами, пальцы зависли в воздухе. Дыхание остановилось, а сердце пропустило удар.

Что это?

Он был псайкером — манипулятором. Он прекрасно знал, как работают ментальные прикосновения. Чувствовал их сотни раз — когда проникал в чужие разумы, когда другие пытались проникнуть в его.

Но это… это было другим.

Секунда. Две. Три.

Прикосновение не исчезало. Оно было одновременно и лёгкое, но в тоже время абсолютно невыносимое.

А потом…

… «это» накрыло его.

Словно кто-то огромный и древний провёл пальцем по его разуму, проверяя, что там находится. Так человек может провести пальцем по пыльной полке — не из интереса, а по привычке.

И он увидел. Ощутил каждой клеткой своего существа.

Пространство вокруг него исчезло.

Комната — роскошная клетка, ставшая его миром. Рояль — единственный друг и мучитель. Фальшивое окно с вечным летом. Всё растворилось, словно никогда не существовало. Словно это была лишь декорация, которую убрали за ненадобностью.

Даниил стоял в пустоте.

Абсолютной. Бесконечной. Холодной.

Над ним не было неба. Под ним не было земли. Вокруг простиралась тьма, но не чёрная, не серая, а какая-то… отсутствующая. Словно сама концепция света и тьмы здесь не имела смысла. Словно он находился в месте, где физические законы перестали работать.

Или никогда не работали.

И звёзды. Мёртвые звёзды.

Он видел их. О щущал их своим голым сознанием.

Миллиарды. Триллионы. Бесконечное множество холодных, погасших точек света, рассыпанных в бездне. Некоторые были близко — если понятие «близко» вообще имело здесь смысл. Другие так далеко, что казались меньше песчинок.

Каждая из них когда-то горела. Когда-то была молодой, яркой, полной жизни. Когда-то вокруг них вращались планеты. Может быть, на этих планетах была жизнь. Цивилизации, мечты и надежды.

А теперь — только холодный пепел, дрейфующий в бесконечной тьме. Остывшие угольки давно умершей вселенной.

Даниил попытался закричать, но звука не было. Горло сжалось, лёгкие наполнились, но крик застрял где-то внутри, не находя выхода. Потому что у него не было горла и не было лёгких.

Он попытался пошевелиться, но тела не было. Руки, ноги, торс — всё исчезло. Он был только разумом — голым, беззащитным сознанием, подвешенным в пустоте между мёртвыми звёздами.

И тут был Холод. Вечный, всепроникающий холод. И дело не в температуре, это было словно отсутствие самой жизни. Отсутствие энергии, смысла — всего.

Энтропия в чистом виде. Конечная точка существования вселенной.

Даниил был мастером своего ремесла. Он умел проникать в разумы людей, чувствовать их страхи, желания, мечты, надежды. Он мог играть чувствами, как сейчас играл на рояле. Усиливать любовь до одержимости. Превращать доверие в паранойю. Он видел самые тёмные глубины человеческой души.

Но это…

Здесь не было эмоций. Ни гнева, ни радости, ни печали, ни страха.

Здесь не было желаний. Никаких стремлений, амбиций, мечтаний.

Здесь не было ничего. Ничего человеческого

Только бездна, смотрящая в ответ.

И в этот момент Даниил осознал ужасающую истину. Воронов нашёл его. Нашел ментально. Каким-то непостижимым образом это существо дотянулось до него сквозь расстояние, сквозь защиты, сквозь барьеры.

Даниил не знал, как это возможно. «Зеркало» было защищено лучше, чем резиденция императора. Мощнейшие подавители пси-сигналов работали круглосуточно. Магические контуры перекрывали любые попытки ментального проникновения. Стены были пропитаны сплавами, блокирующими экстрасенсорику.

Никто не мог проникнуть сюда ментально. Никто. Даже легендарные телепаты столицы не смогли бы пробиться через эту защиту.

Но Воронов был не «никто».

Прикосновение углубилось. Стало тяжелее, холоднее, ощутимее.

Даниил почувствовал, как что-то огромное — настолько огромное, что его разум отказывался это осознавать — фокусирует своё внимание на нём. Медленно, неспешно, с тем же безразличием, с каким человек может рассмотреть муравья перед тем, как раздавить его.

Словно гигантский глаз открылся во тьме между мёртвых звёзд, и… посмотрел. Прямо на него — сквозь него.

И все, что он там увидел — всепоглощающее безразличие существа, для которого он, Даниил Смирнов, гениальный псайкер, манипулятор эмоций, оружие ФСМБ, человек, который заставлял других плакать или смеяться по своей прихоти — был не более, чем пылинка.

Даниил чувствовал, как его сознание расслаивается под давлением этого чуждого присутствия. Словно кто-то взял ткань его личности обеими руками и начал медленно, методично разрывать её пополам.

Воспоминания начали всплывать хаотично, вырываясь из глубин подсознания. Детство. Мать, которая боялась его дара. Отец, который пытался его контролировать. Первый раз, когда он заставил кого-то плакать. Первый раз, когда понял, какую власть это даёт.

Академия. Эксперименты. Успехи. Триумфы.

А потом — ФСМБ. Вербовка. Обещания. Ложь.

Тарханов. Операции. Жертвы. Люди, чьи жизни он разрушил по приказу.

И Дарина. Последняя операция. Провал.

Воронов.

Всё это проносилось перед его внутренним взором, разваливаясь на фрагменты, теряя связность. Его личность, так тщательно выстроенная годами, рассыпалась на части.

Даниил хотел закричать, хотел бежать, хотел просто исчезнуть, раствориться в этой пустоте, лишь бы прекратилась эта агония. Но ничего не мог сделать. Он был заперт в этой пустоте, в этом кошмаре, лицом к лицу с бездной. И бездна продолжала смотреть.

А потом пришла боль. Его дар, который он оттачивал годами, который был частью его существа — взбунтовался.

Даниил упал. Вернее, его сознание рухнуло обратно в тело, и он обнаружил себя на полу роскошной камеры, скрюченным в позе эмбриона.

Рот открыт в беззвучном крике. Руки вцепились в волосы. Всё тело сотрясалось в конвульсиях.

Его псионическая сила, которая всегда была под контролем, покорной и послушной, вышла из-под контроля.

Она металась внутри него, как загнанный зверь в клетке. Билась о стенки его разума, пытаясь вырваться, убежать, спрятаться от того чудовищного присутствия, которое коснулось их.

Даниил чувствовал, как волны его собственной силы бьют по внутренним барьерам. Каждый удар отзывался болью. Его разум, привыкший быть хищником, стал добычей и теперь он пожирал сам себя в панике.

Вокруг него начали происходить странные вещи. Фальшивое окно треснуло, а проекция неба исказилась, превратившись в калейдоскоп безумных цветов.

Книги на полке задрожали и начали падать одна за другой, страницы развевались, словно от невидимого ветра.

Рояль издал протяжный, диссонирующий звук — все клавиши нажались одновременно, создавая какофонию.

Это его дар. Он просачивался наружу.

Даниил кричал. Голос срывался на хрип, но он продолжал кричать, потому что это было единственное, что он ещё мог делать.

В его сознании всё ещё отзывалось эхо того прикосновения. Он видел себя таким, каким видел его Воронов. Ничем — пылью. Мимолётной искрой сознания в бесконечном океане небытия.

Его эго, раздутое годами манипуляций и побед над чужими разумами, схлопнулось. Словно перестало существовать.

Что он такое? Кто он такой?

Даниил Смирнов, гениальный псайкер?

Нет. Он — инструмент. Игрушка в руках Тарханова.

Манипулятор эмоций?

Нет. Он — жертва. Сломленный, испуганный человек, притворяющийся сильным.

Он ничего не знал. Ничего не понимал. Он был муравьём, который вдруг осознал, что стоит перед горой. И гора заметила его.

Даниил свернулся ещё плотнее, зажав уши руками, как будто это могло заглушить эхо в его разуме. Но ничего не помогало. Бездна продолжала смотреть.

Даже сейчас, когда прикосновение закончилось, он чувствовал его остаток. Словно холодный отпечаток на его сознании.

Печать. Метка. Напоминание.

«Я знаю, где ты. Я могу дотянуться до тебя в любой момент. И ты ничего не сможешь сделать».

Время потеряло смысл. Он лежал на полу — секунду? Минуту? Час? — содрогаясь от остаточных волн боли.

А потом…

…всё изменилось.

Свет погас.

Причем резко и весь сразу.

Фальшивое окно с его вечным летом потухло, превратившись в чёрный прямоугольник. Встроенные светильники в потолке погасли один за другим — щелчок, щелчок, щелчок. Даже индикаторы на стенах, которые всегда горели тускло-зелёным, показывая, что подавители пси-активности работают исправно, — и те погасли. Абсолютная тьма накрыла камеру, как саван.

Даниил лежал на холодном полу, свернувшись в позе эмбриона, всё ещё дрожа от остаточных волн боли. Его разум медленно, мучительно медленно собирал себя по кусочкам, склеивая разорванные фрагменты сознания, пытаясь восстановить хоть какое-то подобие контроля.

Дыхание было частым и поверхностным. Сердце колотилось где-то в горле. Руки сжимались и разжимались, пальцы царапали пол.

Тишина в камере была оглушительной, даже жужжания вентиляции не было — ничего. Словно комплекс вдруг умер.

И тогда он это услышал.

Тихий звук, едва различимый, но для его обострённого, на грани срыва слуха — безошибочный.

Щелчок.

Электронный замок на двери его камеры открылся.

Даниил замер. Даже дыхание остановилось.

Что?

Это невозможно. Абсолютно невозможно.

Двери «Зеркала» не открывались сами — никогда. За двадцать лет существования комплекса не было ни одного случая самопроизвольного открытия. Они управлялись исключительно с центрального поста. Требовали авторизации минимум двух офицеров с разным уровнем допуска. Имели тройное резервное питание — основное, аварийное и автономное. Магические контуры дублировали электронику.

Но он услышал этот звук. Отчётливо и ясно.

Щелчок.

И следом — тихий скрежет металла по металлу. Дверь сдвинулась на несколько миллиметров.

Дверь открылась.

Даниил медленно, каждое движение давалось с трудом, поднял голову. Мышцы шеи ныли, голова кружилась. Он вгляделся в темноту, не веря своим глазам.

Тонкая полоска тусклого красного света просочилась в камеру — аварийное освещение коридора. Дверь была приоткрыта на несколько сантиметров. Может, пять. Может, десять, но этого хватило.

Его дыхание участилось. Сердце колотилось ещё сильнее.

Что происходит? Что, чёрт возьми, происходит?

Может, это галлюцинация? Остаточный эффект от ментальной атаки? Его разум всё ещё разваливался на части — может, он просто сошёл с ума и сейчас видит то, чего нет?

А потом он услышал другой звук.

Сирена.

Она завыла где-то в глубинах комплекса — низкий, вибрирующий вой, который прошивал кости. Эхо разносилось по коридорам, отражалось от стен, многократно усиливалось, создавая какофонию ужаса.

Тревога. Аварийная тревога высшего уровня.

Даниил знал эту сирену. Слышал её только один раз, три года назад, когда в секторе B произошёл инцидент с некромантом. Тогда погибло двенадцать охранников, прежде чем его удалось остановить.

Это был сигнал полной катастрофы.

И вслед за сиреной — крики.

Голоса охранников. Десятки голосов, доносящихся отовсюду. Паника, ярость, страх и беспомощность.

— Подавители отключились! Все сразу! Как это вообще возможно⁈

— Все замки! Все разом! Система управления не отвечает!

— Код красный! Повторяю, код красный! Это не учения!

— Сектор C полностью потерян! Там… там резня!

— Нам нужно подкрепление! Немедленно! Кто-нибудь, ответьте!

— Генерал! Генерал Тарханов! Где вы⁈

Последний крик прозвучал особенно отчаянно, а потом оборвался. Резко, словно кто-то перерезал провод.

Даниил медленно, очень медленно сел на полу. Руки всё ещё дрожали, а голова раскалывалась от боли, но инстинкт самосохранения, зашитый глубоко в рептильном мозге, оказался сильнее.

Что-то произошло. Что-то огромное, катастрофическое, даже невозможное.

Система «Зеркала» — многоуровневая, избыточная, защищённая от любых сбоев — рухнула.

И он знал почему.

Воронов.

Второй удар. Направленный не на него, жалкого псайкера, а на сам объект. На систему, на сам фундамент «Зеркала».

Даниил не знал, как это возможно. Его разум отказывался это принять. Как можно дистанционно — за сотни километров! — вывести из строя защиту комплекса, который строился десятилетиями? Который проектировали лучшие инженеры империи? Который был рассчитан на любые виды атак — физические, магические, ментальные, комбинированные?

Резервные системы, автономное питание, магические контуры. Физические замки на случай отказа электроники.

Всё это было предусмотрено, протестировано и проверено. И всё это рухнуло за секунды.

Но Воронов сделал это. Легко и небрежно, словно смахнул пыль с рукава.

Одно прикосновение — и комплекс, считавшийся неприступным, начал разваливаться, как карточный домик.

Сирена продолжала выть, не умолкая. Крики усиливались — теперь к ним примешивались другие звуки. Взрывы, грохот и лязг металла.

И тогда Даниил услышал другое.

Смех.

Безумный, истерический, захлёбывающийся смех, доносящийся из соседней камеры справа. Высокий, пронзительный, нечеловеческий.

А следом, слева — рык. Глубокий, звериный, гортанный рык, который вибрировал в воздухе, заставляя мурашки бежать по коже и пробуждая первобытный страх.

Другие заключённые — самые опасные псайкеры империи тоже вырывались на свободу.

Даниил заставил себя встать. Ноги подкосились — мышцы ослабли, не слушались. Он схватился за край рояля, чтобы не упасть. Полированное дерево холодное под пальцами, реальное, твёрдое.

Надо уходить. Сейчас. Немедленно!

Не думать, не анализировать, а просто бежать.

Его разум всё ещё был расщеплён. Дар метался внутри, как раненый, загнанный зверь, вырывающийся из клетки. Но животный инстинкт выживания взял верх.

Даниил оттолкнулся от рояля. Пошатнулся, сделал шаг, ещё один и добрался до двери.

Толкнул её дрожащими руками.

Она распахнулась довольно легко.

Коридор за ней был залит тусклым красным светом аварийных ламп, вмонтированных в потолок через каждые десять метров. Свет мерцал в такт сирене, создавая стробоскопический эффект. Стены дрожали от вибрации — где-то далеко, может быть этажом ниже, что-то взрывалось с регулярными интервалами. Или ломалось с грохотом. Возможно, горело — в воздухе чувствовался запах гари и озона.

Даниил шагнул в коридор, и тут же отшатнулся, прижавшись спиной к дверному косяку.

По коридору слева мчалась фигура.

Она словно летела в нескольких сантиметрах над полом. Ноги едва касались поверхности, тело наклонено вперёд под невозможным углом. Это была женщина — или то, что когда-то было женщиной.

Её длинные чёрные волосы развевались вокруг головы, как щупальца медузы, хотя ветра в коридоре не было. Глаза горели ярко-синим неоновым светом — не метафорически, а буквально: из глазниц лился холодный свет, отбрасывая причудливые тени на стены. Губы шевелились, бормоча что-то бессвязное — обрывки фраз, цифры, имена.

Телекинетик класса A. Может быть, даже выше.

Она пронеслась мимо Даниила на расстоянии вытянутой руки, даже не взглянув на него. Её присутствие оставило в воздухе след — запах озона и чего-то ещё, металлического и острого. За ней остался хаос.

Двери камер вдоль коридора одна за другой срывались с петель — не открывались, а именно вырывались, вылетая наружу и вдавливаясь в противоположную стену. Металл корёжился, складывался, словно алюминиевая фольга в руках ребёнка.

Светильники лопались с треском, осыпая коридор осколками стекла. Трубы вентиляции разрывало, и оттуда валил пар.

Даниил прижался к стене плотнее, делая себя максимально незаметным.

Дальше по коридору раздался крик — мужской, полный ужаса. Потом оборвался. Резко, как обрезали.

Секунда тишины. А потом — вспышка.

Огонь. Столб пламени взметнулся к потолку метрах в двадцати от Даниила. Жар докатился волной даже сюда. Краска на стенах задымилась. Пластиковые панели начали плавиться.

Пирокинетик.

Даниил услышал смех — мужской, низкий, торжествующий. Безумный.

— Гореть! Всё должно гореть! Наконец-то! Наконец!

Хаос. Это был абсолютный, первобытный хаос.

«Зеркало» пало. Система, державшая в узде самых опасных псайкеров империи, рухнула. И теперь они все вырывались на свободу одновременно. Десятки, а может быть, даже сотни.

И Даниил понял — это его шанс. Единственный шанс бежать отсюда…

В этом хаосе, где охранники паникуют, где системы мертвы, где каждый сам за себя — он может вырваться. Может выжить. Пока всё горит, рушится и взрывается вокруг.

Он оттолкнулся от стены. Сделал глубокий вдох — воздух обжигал лёгкие, и… побежал.

Не зная куда. Не имея плана. Не представляя, где выход. Просто прочь, прочь от этого ада, в который превратилась его тюрьма. Прочь от мёртвых звёзд в его голове. Прочь от холодного взгляда бездны. Просто бежать и, может быть, выжить.

Коридоры «Зеркала» превратились в лабиринт кошмара. Даниил бежал, спотыкаясь, падая на колени, хватаясь за стены, поднимаясь снова. Аварийное освещение мерцало — то гасло, то вспыхивало с новой силой, отбрасывая на стены длинные, искажённые тени, которые казались живыми.

Заключённые вырывались из камер. Те, кого сломали, изуродовали, превратили в оружие или в безумцев. Теперь они были свободны.

Даниил пробегал мимо открытой двери камеры и краем глаза увидел внутри охранника. Тот сидел на полу, прислонившись к стене, с остановившимся взглядом. Живой — грудь поднималась и опускалась, руки лежали на коленях. Но… пустой. Словно кто-то вычистил изнутри всё содержимое его черепа, оставив только оболочку. Кто-то из менталистов добрался до него.

Даниил побежал быстрее. Дальше по коридору — крики. Множество голосов, сливающихся в какофонию. Кто-то плакал, кто-то хохотал, кто-то выл, как раненый зверь.

Он свернул за угол и едва не врезался в группу заключённых. Пятеро, нет, шестеро, все в одинаковых серых тюремных робах с одичавшими лицами.

Один из них — худой, с всклокоченными седыми волосами — схватил Даниила за плечо.

— Ты! Ты знаешь, где выход⁈ Говори!

Даниил дёрнулся, вырываясь. Его дар инстинктивно метнулся наружу — слабый импульс страха. Мужчина отшатнулся, отпуская его.

— Не знаю! — выдохнул Даниил и побежал дальше, не оглядываясь.

Позади раздался грохот — что-то тяжёлое рухнуло на пол, а потом крик. Они начали драться между собой. За что? Неважно. Здесь все были на грани.

Даниил бежал по коридорам наугад. Он не знал планировку комплекса — заключённых никогда не выводили из камер. Всё, что он видел за годы, — это его сорок квадратных метров с роялем и фальшивым окном.

Но сейчас выбора не было. Нужно бежать, искать выход — любой выход!

Он пробежал мимо развилки и остановился, задыхаясь. Три коридора. Какой выбрать?

Слева — дым валил из вентиляционной шахты. Там горело. Справа — звуки боя. Лязг металла, крики, магические разряды. Прямо — тишина. Подозрительная, мёртвая тишина.

Даниил выбрал правый коридор. Меньшее из зол, ведь там хотя бы было понятно, чего ожидать.

Он побежал, прижимаясь к стене. Через несколько метров увидел источник шума.

Группа охранников — человек десять, в тактической броне, с оружием — пыталась сдержать прорыв заключённых. Магический барьер, поспешно возведённый двумя магами, мерцал в воздухе, но уже трещал под ударами.

По ту сторону барьера билась толпа псайкеров. Телекинетики швыряли обломки. Пирокинетики плевались огнём. Кто-то использовал ультразвук — Даниил услышал высокий, режущий слух визг, от которого лопались лампочки.

— Держите линию! — орал командир охранников. — Не дайте им прорваться к лестнице!

Лестница! Значит, выход там, за ними!

Даниил замер, прижавшись к стене, оценивая ситуацию. Пробежать мимо? Самоубийство, его заметят. Или охранники, или заключённые. И тем, и другим сейчас было плевать на детали — стреляли и били по всем, кто двигался.

Но тут барьер не выдержал. Он лопнул с громким хлопком, и толпа заключённых ринулась вперёд.

Охранники усилили огонь. Вспышки выстрелов, крики, кровь на стенах. Но их было слишком мало, а заключённых — слишком много.

Строй охранников прорвали за секунды. Даниил видел, как командир попытался отступить, но его настиг телекинетический удар — швырнуло в стену с такой силой, что броня треснула. Он осел на пол, не двигаясь.

Хаос поглотил коридор, и Даниил понял — это его шанс.

Он рванул вперёд, пока все дрались. Проскользнул мимо сцепившихся фигур. Кто-то задел его плечом — он едва устоял на ногах. А кто-то закричал ему вслед, но он не остановился.

Впереди — дверь. Тяжёлая, металлическая, приоткрытая. Дальше лестница.

Даниил влетел в неё, хватаясь за перила, и начал подниматься. Ступени под ногами звенели, лёгкие горели, ноги наливались свинцом. Но он бежал.

Один пролёт. Второй. Третий.

Сколько их здесь? Десять? Двадцать?

Он не знал, на какой глубине находились камеры. Не знал, далеко ли до поверхности. Знал только одно — надо подниматься.

На пятом пролёте он услышал голоса сверху. Остановился, прижавшись к стене, пытаясь отдышаться.

— … эвакуировать персонал! Немедленно!

— А заключённые?

— К чёрту заключённых! Пусть сдерживают, кто может! Нам нужно вывести учёных и командование!

Топот сапог. Группа людей спускалась по лестнице.

Даниил метнулся в сторону, нащупал дверь на площадке между пролётами. Толкнул. Заперто.

Чёрт!

Голоса приближались. Он прижался к стене в тени, стараясь дышать тише. Его дар инстинктивно метнулся наружу — слабая волна «не замечай меня».

Группа пробежала мимо. Пятеро в форме ФСМБ. Не заметили.

Даниил выдохнул и снова начал подниматься.

Ещё три пролёта. Четыре. Пять.

Воздух становился чище. Запах гари слабел. Значит, ближе к поверхности.

На десятом пролёте он увидел свет. Не красный аварийный, а нормальный, белый. Площадка. Двойная дверь. Надпись: «Административный сектор. Уровень 1».

Уровень один!

Даниил рванул к двери. Толкнул, и она поддалась. Он выскочил в широкий коридор. Белые стены, линолеум на полу, кабинеты по сторонам. Нормальное, обычное здание. Словно секунду назад он не был в подземном аду.

Коридор был почти пуст. Несколько человек метались в панике, хватая документы, оборудование.

Даниил побежал вдоль стены, читая таблички на дверях: «Канцелярия», «Архив», «Медблок».

И вдруг замер.

Впереди, метрах в двадцати, из бокового коридора выскочила группа людей. Техники и офицеры. И в центре, окружённый ими…

…Тарханов.

Генерал Валерий Тарханов. Его мучитель и тюремщик. Человек, который превратил его в инструмент.

Даниил застыл, прижавшись спиной к стене.

Их взгляды встретились. Секунда. Две.

Тарханов остановился посреди коридора. Лицо бледное, форма измята, а на лбу кровь — то ли его ударили, то ли он сам обо что-то ударился.

Но главное — его глаза. Растерянные и испуганные.

Даниил видел в них то, чего никогда не видел раньше. Страх — настоящий, животный страх и беспомощность.

Генерал, который всегда контролировал всё, который держал в руках жизни сотен людей, который решал, кто живёт, а кто умирает. Сейчас он стоял посреди рушащегося мира и не знал, что делать.

Его империя горела. Его инструменты вырвались на свободу. Его власть превратилась в прах, и он ничего не мог с этим сделать.

Даниил почувствовал, как внутри что-то шевельнулось. Не радость — он был слишком сломлен для радости, но и не злорадство — для этого не осталось сил. Мрачное удовлетворение.

Справедливость. Наконец-то, хоть какая-то чёртова справедливость в этом мире.

Мучитель повержен. Тюремщик сам оказался в ловушке. На губах Даниила тронула кривая усмешка.

Тарханов увидел эту усмешку. Увидел и… понял её смысл. И что-то в его лице дрогнуло.

— Даниил, — выдавил он. — Стой. Мы можем…

Но Даниил уже развернулся и побежал дальше по коридору.

Прочь. Прочь от этого человека. Прочь от всего, что с ним связано.

— Стой! — закричал кто-то из охраны Тарханова. — Стой, или я…

Но Даниил не остановился. Побежал ещё быстрее, сворачивая за угол.

Позади раздался голос генерала:

— Оставьте его. У нас нет времени.

Даниил бежал, не оглядываясь. Сердце колотилось, дыхание сбилось, но внутри что-то изменилось.

Он видел падение своего тюремщика. Видел, как рушится его мир. И это было… правильно.

Впереди, в конце коридора — табличка. Зелёная, светящаяся — «Выход». Самое прекрасное слово, которое он видел за годы.

Даниил рванул к двери, собрав последние остатки сил. Руки дрожали, когда он схватился за холодную металлическую ручку. Толкнул.

Дверь распахнулась. Холодный воздух ударил в лицо. Живой воздух! С запахом хвои, земли, свободы.

Даниил сделал шаг на порог и замер, не в силах пошевелиться.

Ночь. Тёмное небо над головой, усыпанное звёздами. Настоящие звёзды — живые и мерцающие. Тёплые точки света в темноте.

Не холодные и мёртвые призраки из видения Воронова, а…

…Живые.

Он стоял на пороге, запрокинув голову, глядя в небо. Дышал, просто дышал этим воздухом, чувствуя, как холод обжигает лёгкие.

Свобода.

Впервые за… сколько? Три года? Четыре? Он потерял счёт.

За спиной, где-то в глубине здания, раздался грохот взрыва. Здание содрогнулось, и Даниил почувствовал вибрацию даже через порог.

Это вырвало его из ступора.

Бежать. Надо бежать. Дальше — прочь отсюда!

Он спрыгнул с невысокого крыльца, едва не подвернув ногу на неровной земле. Вокруг здания простирался лес. Стена деревьев в нескольких метрах от административного корпуса.

Вот и укрытие — настоящее спасение.

Даниил побежал к деревьям, спотыкаясь на каждом шагу. Ноги не слушались, тело было на предело, но страх и инстинкт гнали его вперёд.

Он нырнул между деревьями, и темнота сомкнулась вокруг него. Ветки хлестали по лицу, царапая кожу. Корни цеплялись за ноги, пытаясь сбить с ног. Где-то сбоку колючий кустарник разодрал рукав тюремной робы и оставил кровавую полосу на предплечье.

Лёгкие горели. Каждый вдох отзывался болью в груди. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется наружу, но он бежал. Просто бежал, не зная куда и даже не имея плана. Не представляя, что делать дальше.

Он бежал, пока не споткнулся в очередной раз, упал и уже не смог подняться. Так и лежал лицом вниз на мокрой земле, хватая ртом воздух. Каждый вдох жёг горло, руки вцепились в траву, пальцы зарылись в холодную, влажную почву — реальную и настоящую.

Над головой шумели ветви деревьев. Где-то вдалеке ухала сова. Ветер шелестел листвой. Звуки живого мира. Свободного мира.

Даниил перевернулся на спину, глядя сквозь просветы в кронах на ночное небо. Звёзды мерцали там, далеко-далеко. Безразличные, но живые.

Свободен.

Слово отзывалось в голове, как колокол.

Он свободен.

Сломлен — возможо. Пусть разум словно разорван на части, дар искалечён, а личность растоптана.

Но свободен.

Даниил закрыл глаза. Слёзы текли по вискам, смешиваясь с грязью на лице.

Он не знал, куда идти, не знал, что делать и не знал, как жить дальше с этим кошмаром в голове, но он был на свободе.

И последняя мысль, перед тем как сознание начало расплываться, погружая его в милосердную темноту:

Тарханов боялся.

Он видел это в его глазах. Впервые за все годы — настоящий, неприкрытый страх. Генерал, который всегда контролировал всё, стоял посреди рушащегося мира и не знал, что делать.

И это было справедливо. Наконец-то, хоть что-то справедливое в этом безумном мире.

Даниил улыбнулся и… провалился в темноту.