Тени Марса

3. Золотой панцирь красного бога

Алекс Батлер проснулся от странного громкого звука — казалось, возле самого его уха вибрирует туго натянутая струна. Он рывком сел на двухъярусной койке, еще не в состоянии отделить реальность от тяжелого тоскливого сна, который только что снился ему, — и почти тут же в грузовом отсеке зажегся неяркий свет: это располагавшийся внизу Свен Торнссон включил настенный светильник. Лежавшая напротив, на такой же двухъярусной койке, Флоренс приподнялась, облокотившись на подушку, и встревожено обводила взглядом ряды контейнеров, и только устроившийся на верхнем ярусе, над Флоренс, Леопольд Каталински продолжал спать, с головой укрывшись одеялом.

Струна стонала на одной и той же заунывной ноте от этого рыдающего непрерывного звука ныли зубы, и у ареолога возникло острое желание сунуть голову под подушку. Звук шел извне, из наружного микрофона, но было не похоже, что это просто завывает ночной ветер. Свен Торнссон, чертыхнувшись, дотянулся до лежащего на полу пульта дистанционного управления и отключил микрофон. Наступила тишина, в которой раздавалось только негромкое размеренное посапывание Леопольда Каталински.

— Это ветер, — ответил Алекс Батлер на невысказанный вопрос Флоренс. — По ночам тут довольно сильно дует. Концерт Эоловых арф. Гаси свет, Свен.

— Не очень-то похоже на ветер, — пробормотал пилот, выключил свет и, немного поворочавшись, затих. Слышно было, как в тишине коротко вздохнула Флоренс.

А Алекс Батлер, опустив голову на подушку, смотрел в темноту, невольно прислушиваясь — не донесутся ли извне, проникнув сквозь корпус модуля, еще какие-нибудь звуки.

Конечно, можно было встать, пойти в кабину и включить экран внешнего обзора. Только что увидишь на экране темной марсианской ночью? Тут нужен прожектор, а где его взять? Прожектор не входил в комплект оборудования, потому что никаких ночных работ программой экспедиции не предусматривалось — ночью астронавты должны были спать. Можно было просто выйти наружу через шлюзовую Камеру — натянув комбинезон, захватив с собой фонарь, — но что это в конечном счете могло дать? Алекс Батлер был уверен, что не обнаружит возле модуля ничего нового — не выли же это, в самом деле, какие-нибудь марсианские волки! Нужно было спать, набираться сил перед предстоящим напряженным днем.

Но Алекс Батлер не мог заснуть. Посапывал Леопольд Каталински, что-то бормотала во сне Флоренс, ровно дышал Свен Торнссон, и корпус модуля не пропускал никаких звуков снаружи... если там продолжали раздаваться какие-то звуки.

И вновь, как рыба из темных глубин, всплыла из подсознания мысль: этот заунывный вибрирующий звук как-то связан с «Лицом» — Марсианским Сфинксом. И багровые сполохи, и ночные звуки имели отношение к Сфинксу, порождались этим исполином; Сфинкс, похоже, был не просто гигантской скульптурой древнего марсианского Фидия — что-то там происходило... Ареолог вновь представил себе усмехающийся лик-маску, каким тот был виден с борта снижающегося модуля: прорезь рта, высеченный из камня нос, каменная слеза и белесая пелена в провалах глазниц. Что это за пелена? А если это вовсе не туман и не лед? Забраться бы туда, наверх, взять пробы, провести исследования...

Ареолог все-таки знал о Марсе достаточно много для того, чтобы не допускать существования жизни на этой планете. Экспресс-анализ грунта в очередной раз после давней посадки «Викингов» на равнинах Хриса и Утопия показал: поверхностный материал — кизерит, — покрывающий толщу реголита, не содержит никаких следов микроорганизмов. Цветущая некогда планета, которая раньше изобиловала реками я морями, где шли дожди и атмосфера была гораздо более плотной, чем сейчас, тысячелетия назад превратилась в мертвый мир. Красный Гор был убит мощнейшей бомбардировкой астероидами или кометами, колоссальные кратеры Аргир, Эллада, Исида, Тавмасия и Утопия, лежащие словно на одной длинной дуге, застыли на теле планеты скорбными памятниками той давней убийственной бомбардировки...

Алекс Батлер, конечно же, знал и о гипотезе, выдвинутой двумя его соотечественниками — Паттеном и Уиндзором. Эти ученые предполагали, что некогда между орбитами Марса и Юпитера существовала еще одна планета.

Само по себе предположение это никак нельзя было назвать новым: давным-давно говорили то о Фаэтоне, развалившемся на куски, образовавшие пояс астероидов, в результате то ли тотальной атомной войны, то ли экспериментов существ, его населявших, с атомной энергией; то о планете Малдек, тоже некогда взорвавшейся, но уже не из-за баловства с ядерным оружием, а от злоупотребления автохтонов гипотетической «пси-энергией», которая некогда якобы погубила и земную Атлантиду; то об увековеченной в клинописных текстах на глиняных табличках древней шумерской цивилизации планете Тиамат со спутником Луной, пострадавшей от вторжения в Солнечную систему блуждающего небесного тела Нибиру. Нибиру прошел поблизости от Тиамат — и на ней начались мощные тектонические процессы, в итоге разорвавшие страдалицу-планету на две части. Одна из них вместе с Луной была выброшена на другую орбиту и продолжила свою жизнь под именем Земля, а Другая, распавшись, образовала Пояс астероидов...

Гипотеза Паттена и Уиндзора была из той же серии, только «свою» планету, орбита которой проходила между орбитами Марса и Юпитера, они нарекли Астрой. Однажды наступил тот роковой для нее и для Марса миг, утверждали ученые, когда она перешла на пересекающийся курс с Красной планетой. Приблизившись к Марсу на пять тысяч километров притянутая им, как более массивной планетой, Астра пересекла так называемый «предел Роша» и была буквально разорвана гравитационными и электромагнитными силами. Осколки Астры посыпались на Марс и натворили много дел: изрыли его поверхность кратерами, вызвали всеобщий сдвиг марсианской коры, заставили колебаться ось Марса и подавили магнитное поле Красной планеты, резко замедлив скорость ее вращения и практически сорвав плотную атмосферу. И катаклизм этот, по мнению Паттена и Уиндзора, произошел не миллионы лет назад, а не ранее 15 000 и не позднее 3000 года до нашей эры — всего несколько тысяч лет назад. Именно тогда и погибла марсианская цивилизация...

Можно было соглашаться или не соглашаться с мнением этих ученых, но факт оставался фактом: поверхность Марса до сих пор была изрыта тысячами кратеров — следами космической бомбардировки. Марс был мертв — и все эти багровые сполохи и вибрирующие звуки никоим образом не свидетельствовали об обратном; это были проявления каких-то природных процессов, а не признаки того, что Марс до сих пор обитаем.

Алекс Батлер уже почти впал в полудрему, когда вспомнил свой тоскливый тревожный сон, привидевшийся ему в эту первую ночь на Марсе. Перед тем как его разбудил заунывный звук, доносящийся из наружного микрофона, он бродил по каким-то бесконечным коридорам, то и дело забредая в тупики, и никак не мог найти дорогу назад, к воздуху и свету. Эти блуждания были пронизаны такой безнадежностью и безысходностью, что хотелось закричать изо всех сил, но не удавалось даже открыть рот — тело казалось чужим и не подчинялось, как это зачастую бывает во сне. Коридоры тянулись и тянулись, свиваясь в лабиринт, и выход из лабиринта был потерян навсегда...

...А наутро, за завтраком, выяснилось, что и Свену, и Флоренс тоже приснилось нечто подобное — коридоры и тупики.

— Все это обыкновенные фрейдистские штучки, — заявил Леопольд Каталински, обеими руками выдавливая в большую пластмассовую чашку содержимое сразу двух туб с разной начинкой. — Мечетесь, бегаете, потому что подсознательно не до конца уверены в успехе. Ползают в ваших головах червячки сомнения. А мне ничего не снилось, и настроение у меня отменное, потому что я точно знаю: к полудню, ну, может, чуть позже, я доберусь до золота! Если, конечно, мне не будут мешать, — добавил он и забросил опустевшие тубы под койку.

— Возможно, — не стал возражать Алекс Батлер. — Видимо, ты, Лео, более толстокожий, а мы ватуры тонкие, впечатлительные. Все-таки не каждый день случается совершать высадку на другую планету, психологическая нагрузка приличная — отсюда и тревожные сны.

— Я не толстокожий, я уравновешенный, — сказал Каталински. — Эти парни действительно сделали меня уравновешенным! — Он имел в виду предполетный курс психокоррекции.

— Я на нервы тоже не жалуюсь, — заметил Свен Торнссон; у него все еще было заспанное лицо. — Но нагрузочка и в самом деле была будь здоров! Тренажеры-имитаторы это, конечно, хорошо, но реальная посадка на реальный Марс, а не в нашу пустыню это совсем другое. Как говорил папашин приятель он эмигрант из России, — «две большие разницы», После этого и не такое может присниться.

— Батончиков надо побольше с собой прихватить, — сказал Леопольд Каталински. — Толку, правда, от них маловато, но все-таки лучше, чем ничего. А молодцы эти бравые вояки! Выбросили на рынок то, что самим не подходит. Где их разрекламированная задержка времени прихода усталости аж на четырнадцать процентов? Я что-то никакой задержки не почувствовал.

— Без этих «Хуа!» ты, может быть, вообще не смог бы вчера вылезти из своего экскаватора — там бы и заночевал, — сказал Свен Торнссон.

— А как там командир? — подала голос Флоренс. В отличие от пилота, она выглядела, как всегда, превосходно.

Алекс Батлер посмотрел на часы:

— Сейчас, Фло, через семь минут. Скажу ему: «С добрым марсианским утром!»

Однако осуществить это намерение ареологу не удалось. Наступил расчетный момент начала радиообмена, но связи с «Арго» не было. Батлер не знал что и думать, все сгрудились за его спиной — а рация молчала.

— Хочется верить, что дело тут не в командире, а в связи, — негромко сказал Свен Торнссон, и ареолог ухватился за эти слова, как за спасательный круг.

«Ну конечно! — подумал он. — Вчера ведь тоже было не совсем гладко...» И вновь ему представилась некая невидимая громадная полусфера, накрывающая Сидонию. Прозрачный колпак, под которым прячут отложенный на потом кусок торта, чтобы не засох. Под колпаком свой микроклимат, и расхаживающие по торту лилипуты не слышат звуков извне...

Алексу Батлеру, как руководителю, нужно было принимать какое-то решение.

— Экранирующий слой в атмосфере? — предположил Леопольд Каталински. — Что вам, специалистам до Марсу, известно...

Он не закончил свой вопрос, потому что в этот момент фон в динамике сменился невнятным, словно из-за стены, голосом Эдварда Маклайна.

— ...зывает «Марс»... «Арго» вызыва...—Этими обрывками все и ограничилось.

— Слава богу! — с облегчением выдохнул Алекс Батлер и тут же услышал позади себя полувздох-полувсхлип Флоренс. — С командиром, похоже, все в порядке. Тут действительно какое-то экранирование.

— Аномалия на аномалии и аномалией погоняет, — сказал Свен Торнссон. — Похоже, мы попали в заклятое место. Бермудский треугольник. То бишь Сидонийский.

— Типун тебе на язык, Столб! — моментально отреагировал Каталински и посоветовал ареологу: — Делай запись, Алекс, и запускай на автомате. Может, хоть что-то к нему на борт прорвется. Работы же еще по горло!

Совет был вполне резонным, и Алекс Батлер так и поступил. Включив магнитофон, он коротко обрисовал обстановку (не упоминая о ночных звуках и тревожных снах) и сообщил, что группа приступает к дальнейшему выполнению программы. Эта запись должна была, повторяясь, автоматически идти в эфир.

После этого ареолог вывел экипаж под утреннее солнце Сидонии. Под солнце Берега Красного Гора.

...Непонятно каким образом оказавшийся здесь вполне земной воздух за ночь никуда не пропал, и после первого часа работы руководитель группы принял-таки решение снять шлемы и работать без баллонов с дыхательной смесью. Поначалу сделал это он один — и в течение еще одного часа прислушивался к себе. Никаких непривычных, а тем более болезненных ощущений не было, и Алекс Батлер разрешил остальным последовать его примеру. На всякий случай шлемы и баллоны далеко убирать не стали, сложив их прямо на грунте возле модуля.

Дел было ничуть не меньше, чем накануне. Леопольд Каталински вновь управлял компактным, но мощным четырехковшовым экскаватором, все глубже и глубже погружаясь в расширяющийся котлован; кизерит поддавался легко, и работа шла споро. Свен Торнссон тщательно проверял двигательную систему модуля, сначала обследовав дюзы, а потом продолжив свое скрупулезное поэтапное тестирование внутри «консервной банки». Алекс Батлер, не без труда справившись с исследовательским зудом, занимался сугубо физическим, а не умственным трудом — он укладывал от модуля до котлована и состыковывал направляющие рейки-желобки для автоконтейнеров и время от времени добавлял секции к транспортерам, выбирающим из котлована породу; котлован постепенно обрастал бурыми отвалами кизерита, за тысячелетия нанесенного ветрами на равнину Сидонии. Флоренс первые два часа посвятила своему «нано-хозяйству», а затем отправилась на марсоходе проверять наличие самого благородного из металлов в окрестностях модуля, — то, что накануне ареолог и пилот делали вдвоем, ей пришлось делать одной. Даже занятая работой, Флоренс то и дело поглядывала на небо, словно надеясь, что ее Ясон сумеет подать оттуда, с орбиты, какой-то знак; например, выложить из звезд посвященную ей надпись...

Около полудня Алекс Батлер, выведя с помощью переносного пульта автоконтейнеры из грузового отсека, поднялся по трапу в модуль, чтобы проверить, не изменилось ли к лучшему состояние радиосвязи с орбитой и занести в бортовой компьютер кое-какие новые параметры.

Свен Торнссон лежал на полу кабины, чуть ли не по пояс свесившись в открытый люк, ведущий к двигателю, и чем-то там скрежетал. Услышав стук тяжелых ботинок ареолога, он прервал свое занятие, отполз от люка и, перевернувшись на спину, вытер рукавом покрасневшее, блестящее от пота лицо.

— Ф-фу! Хотел бы я сказать сейчас несколько теплых слов разработчикам. Они же из меня акробата сделают!

— Где ж ты раньше был? — осведомился Батлер, устраиваясь возле рации.

— Раньше все представлялось немного проще, я так долго не возился.

— Связь с орбитой не проверял?

— Когда? Из движка еще не вылезал. Индикация таки чуток привирает, я чувствовал. Но я поправочки сделал. — Пилот сел и обхватил руками поднятые колени. — Вы там на свежем воздухе, на природе... От кого бы услышал, не поверил бы: дышать свежим воздухом на Марсе! Все равно что купаться на Луне, Так я к чему: вы там на природе, а я тут среди железяк. Может, пойти подышать хоть пару минут, поддеть на пороге? Полюбоваться пейзажем...

— Пойди подыши, полюбуйся, — согласился ареолог — И транспортеры у Лео заодно передвинь, чтобы не завалило. А я попытаюсь достучаться до командира.

— О'кей! — Торнссон мгновенно вскочил на нога и исчез из кабины.

Леопольд Каталински выполнил свое обещание к полудню добраться до «золотого руна».

Его торжествующий вопль разнесся над древней равниной, и Свен Торнссон, только что спустившийся по трапу модуля и намеревавшийся ненадолго устроиться на штабеле баллонов, дабы «полюбоваться пейзажем», тут же заторопился к котловану. По пути он связался по рации с Флоренс — ее фигура в ярко-оранжевом комбинезоне виднелась метрах в трехстах от модуля.

— Есть золото! — бросил пилот в микрофон, большими прыжками приближаясь к кизеритовым отвалам.

Леопольд Каталински стоял на коленях возле экскаватора и руками счищал грунт с золотого слоя. Все больше становилось открывшееся на дне котлована желтое окошко — и золото мягко сияло в лучах солнца, так похожего ликом своим на драгоценный металл, занимающий ничем не примечательную семьдесят девятую позицию в Периодической системе Менделеева и несказанно более высокое место в системе ценностей человеческой цивилизации. Спустившись по транспортеру на дно котлована, Свен Торнссон застыл рядом с инженером, очарованный представшим его глазам зрелищем. То, что они зачастую называли в разговорах между собой «золотым руном», не было единым золотым слоем: в отличие от шерсти волшебного овна из страны мифического царя Ээта, марсианское «золотое руно» состояло из множества плотно подогнанных друг к другу квадратных плиток.

Присев на корточки, Торнссон достал из кармана комбинезона складной нож и, вогнав лезвие между плиток, попытался подковырнуть одну из них. После некоторого усилия это ему удалось, и он поднялся, держа в руке небольшой — размером в пол-ладони и в два пальца толщиной — золотой квадратик. Леопольд Каталински подцепил соседнюю плитку, и оба астронавта завороженно принялись разглядывать одинаковые бляшки, которыми был вымощен изрядный, судя по всему, участок равнины Сидония.

А разглядывать там было что: на каждой плитке тонкими черными линиями было нанесено одинаковое изображение, словно перенесенное сюда, на далекий Марс, из древних земных легенд. Изображение какого-то сказочного существа... Пилот и инженер всматривались в четкие контуры узкого туловища, покрытого чешуей, с длинным и тонким чешуйчатым хвостом. Шея существа тоже была чешуйчатой и тоже длинной и тонкой, и венчала ее узкая змеиная голова. Из закрытой пасти высовывался длинный раздвоенный язык, а над покатым лбом возвышался прямой рог... Возможно, у существа было два рога, но второго на рисунке не было — он как бы полностью закрывался первым. Несмотря на чешую, диковинное животное имело и шерсть: возле ушей с головы ниспадали три пряди, закрученные спиралью, а вдоль шеи тянулся длинный ряд вьющихся локонов. Две передние лапы диковинного существа были похожи на лапы пантеры или тигра, а вот задние напоминали птичьи — большие, четырехпалые, покрытые чешуей. Может быть, именно такие звери и водились на Марсе тысячи лет назад, до планетарной катастрофы, или же они были персонажами древних марсианских — а не земных — сказаний...

Как бы там ни было, кем бы ни был этот внеземной зверь, запечатленный на золоте, чем бы он не являлся для марсианской расы — символом достатка и процветания, объектом религиозного поклонения, ангелом-хранителем или, напротив, вестником несчастий, а может быть, эталоном могущества и неуязвимости, — главное, ради чего «Арго» пустился в путь к Марсу, из разряда возможного перешло в разряд действительного: они докопались до золота! И теперь оставалось забрать это золото с собой.

— Виват, Золотая планета! — крикнула сверху подоспевшая Флоренс Рок. — Эввива аргентум! — и начала спускаться к ним.

Они смотрели на золото, их блестящие глаза были желтого цвета, и настроение у них было превосходное — на него не могла повлиять перспектива предстоящих долгих погрузок.

— А где же Алекс? — вдоволь налюбовавшись на свою плитку, спросил Каталински.

— Он в «банке», — ответил Свен Торнссон. — Связи добивается.

— Так пойдем порадуем его, покажем, — предложил инженер. — Заодно и перекусим, я второй день без обеда не выдержу. Думаю, никто нас не осудит, если мы положим в собственные карманы пару-тройку таких безделушек? В качестве сувениров, на память о нашем пребывании под этими восхитительными небесами. А, Столб? Не обеднеют же от этого наши заказчики!

— Сувениры — дело хорошее, — согласился Свен Торнссон, вновь рассматривая искусную драгоценную поделку почившей в бозе древней марсианской цивилизации. — Тут главное — соблюсти меру. И не забить предъявить на таможне, когда будем возвращаться.

— Прихватим и для командира, — сказал Леопольд Каталински. — Такую штуку вполне уместно носить на цепочке на шее — в любом баре сразу поймут, что ты не собираешься удрать, не заплатив за выпивку.

— А может, не надо? — подала голос Флоренс. Инженер окинул ее изумленным взглядом:

— Ты что, дорогая! Да здесь же их миллионы, понимаешь? Мил-ли-оны! Мы же не для личного обогащения, а на память — улавливаешь разницу?

— Ладно, — сдалась Флоренс. — Но если вдруг потребуют, я свой сувенир верну.

— Это твое личное дело. — Каталински расстегнул нагрудный карман комбинезона и бережно опустил туда золотую плитку с марсианским зверем. — Пошли!

Когда трое астронавтов во главе с инженером (ему и в голову не пришло пропустить вперед Флоренс) вошли в кабину модуля, Алекс Батлер работал на компьютере, обновляя и классифицируя новые данные о природных условиях Берега Красного Гора — эта информация вместе с другими сведениями должна была уйти с борта «Арго» в земной ЦУП. На сердце у ареолога было спокойно — радиоволны донесли до модуля сообщения командира Маклайна. И пусть даже эти сообщения представляли собой всего лишь обрывки Фраз — из этих обрывков было ясно, что с командиром все в порядке и что он принял передачу с «консервной банки». Да, перебои с радиообменом нельзя было назвать приятным сюрпризом, но они, по крайней мере на данный момент, ничуть не мешали выполнению программы.

— Золотая лихорадка! — с порога громыхнула Каталински. — Спешите застолбить участки! Золотые марсианские россыпи позволят вам умереть богатыми и счастливыми!

Алекс Батлер вместе с креслом крутанулся от монитора и впился взглядом в желтый брусок, лежащая на ладони инженера.

— Да здравствует землеройка Лео! — улыбаясь провозгласил он и, вскочив с кресла, буквально перелетел к сияющему инженеру, за спиной которого почетным эскортом стояли такие же сияющие Флоренс и Свен Торнссон.

— Что со связью? — спросила Флоренс. Ареолог непонимающе посмотрел на нее, но потом все-таки сообразил:

— А! Все в порядке со связью... То есть связи практически нет, но кое-что просочилось. Командир жив-здоров и любуется нами с орбиты. Все в порядке, Фло! — Он вновь повернулся к инженеру: — Ну-ка, ну-ка, каков же он здесь, этот губительный металл?

С этими словами ареолог взял протянутую ему золотую плитку, увидел начертанное на ней изображение марсианского зверя — и почти мгновенно превратился в статую, которую можно было бы назвать аллегорической фигурой Величайшего Изумлений. Он стоял посреди кабины, держа в руке брусок неземного золота, и не отводил взгляда от черного контура, словно распознал в нем дьявола или вестника скорого и неминуемого Конца Света.

— Что такое, Алекс? — недоуменно спросил Свен Торнссон.

Вместо ответа ареолог развернулся и, по-прежнему не отрывая глаз от плитки, направился обратно к компьютеру. Наткнулся на кресло, сел, положил плитку на панель сбоку от себя и быстро зашевелил пальцами над проекцией клавиатуры.

Тройка астронавтов пересекла кабину и полукольцом расположилась возле кресла Батлера, глядя на монитор. Всем им было ясно, что странная реакция ареолога вызвана не просто видом золота, а именно тем, что на этом золоте изображено.

Надписи на мониторе сменяли одна другую: «Справочники, энциклопедии»... «Археология»... «Азия»...

Надписи, надписи... Фотографии, целые ряды цветных фотографий...

Содержимое бортовых компьютеров Первой марсианской, пожалуй, не уступало по объему всем книгам Библиотеки Конгресса США.

— Ух ты... — сдавленно произнес Свен Торнссон.

— О!.. — вырвалось у Леопольда Каталински. Флоренс просто тихо охнула.

Все эти слова и звуки раздались в кабине одновременно, и причиной их была появившаяся на экране цветная картинка.

На картинке был тот самый зверь с марсианских золотых плиток.

Картинка сопровождалась лаконичным пояснением: «Многоцветные изразцы с изображением вавилонского дракона. Врата Иштар».

Алекс Батлер молча шевельнул пальцем — и картинка, уменьшившись, переместилась в верхний правый угол экрана, а ее место занял текст.

В полной тишине, затаив дыхание, новые аргонавты скользили взглядом по строчкам.

… Однажды, 3 июня 1887 года, немецкий ученый Роберт Колдевей, приехав на место раскопок великого народа древности Вавилона, нашел на земле осколок старого кирпича. Одна из его поверхностей была покрыта ярко-голубой глазурью, на которой сохранились фрагменты рисунка.

Но только через десять с лишним лет профессор вновь посетил эти края, потому что он был занят другими раскопками — в Малой Азии и в Италии, на Сицилии и в Сирии, преподавал в строительном училище. В этот свой приезд он посвятил последние три дна 1897 года поиску новых покрытых глазурью кирпичей. Руководители Королевского музея в Берлине и Германского восточного общества дали ему понять, что оплатят раскопки на территории бывшего Вавилонского царства при условии, что ученый привезет им интересные, уникальные находки. И такие находки были сделаны...

Развалины великого Вавилона расположены на левом берегу Евфрата, в девяноста километрах на юг от Багдада. В основном они представляют собой четыре огромных холма из щебня — Джумджум, Каср, Бабил и Амран ибн Али. До Колдевея здесь уже побывали многие исследователи, проводившие разведывательные раскопки. Почти все они были убеждены в том, что под этими горами щебня и мусора должен лежать Вавилон — Бабилу, «Врата богов», — огромный город, который, как писал «отец истории» Геродот, тянулся по обоим берегам Евфрата в виде гигантского четырехугольника шириной и длиной в двадцать с лишним километров. Однако предстоящий объем работ отпугивал исследователей. Колдевей приступил к раскопкам не один — в его распоряжении был большой отряд местных рабочих и целый штат опытных немецких археологов. В марте 1899 года экспедиция прибыла в деревню Квейреш у подножия одного из четырех холмов — Касра.

«Раскопки начались 28 марта 1899 года на восточной стороне Касра, к северу от врат Иштар», — писал «последствии Колдевей. Позднее, в 1902 году, на свет вновь появились многие века скрывавшиеся под толщей земли врата богини Иштар — главного женского божества вавилонского пантеона, дочери бога Луны Сина, сестры солнечного бога Шамаша.

Особым праздником в Вавилоне считалась встреча Нового года. Этот праздник, Загмук, отмечался по лунному календарю. Он начинался в марте и длился более десяти дней. Это был праздник в честь победы мудрого Мардука, бога света, над ужасной хтонической богиней Тиамат, воплощением хаоса. Мардук рассек ее тело пополам и создал небо, землю, людей и воцарился над богами. Начало празднику давали реигиозные обряды, происходившие в храме Мардука и на башне-зиккурате Э-Темен-ан-Ки («Дом основы Небес и Земли»), откуда жрецы вели наблюдение за звездами. Затем статую Мардука выносили из храма, погружали на корабль и везли вверх по течению Евфрата за пределы внутреннего города. Там в специальном храме, называвшемся «Домом Нового года», служили молебен, и на десятый день торжественная процессия направлялась к северо-западным городским воротам — вратам богини Иштар. Впереди жрецы несли статую Мардука, за ними следовали приближение царя и народ. Пройдя через врата Иштар, процессия продолжала свой путь к центру города.

Представшие перед археологами врата, даже частично разрушенные, выглядели очень внушительно. Огромная полукруглая арка, ограниченная с обоих боков гигантскими стенами, выходила на длинную дорожку для шествий, вдоль которой справа и слева также тянулись стены. Все это величественное сооружение, даже в полуразрушенном виде достигавшее двенадцатиметровой высоты, было построено из кирпича, покрытого ярко-голубой, желтой, белой и черной глазурью. Для пущего великолепия стены ворот и дорожки украсили барельефами, изображающими животных. По стенам дорожки тянулись ряды степенно шествующих львов. Стены же самих врат Иштар сверху донизу были покрыты перемежающимися рядами изображений двух других животных. Одно: из них — мощный бык свирепого вида, «рими», второе — невиданный зверь, которого обычно называют вавилонским драконом. На клинописных табличках сохранилось его вавилонское название — «сирруш» (а возможно, «сирруф»).

Мифологический сирруш, или мушхуш, «огненно-красный дракон», был одним из чудовищ, созданных Тиамат для борьбы с Мардуком. Однако даже этот монстр, сочетавший в своем облике черты льва, орла, змеи и скорпиона, не помог ей.

Отголоски этого вавилонского сюжета проникли в Библию, и в библейском образе Левиафана, огромного морского чудовища, царя бездны, можно уловить черты мушхуша-сирруша, вавилонского дракона...

«Ряды кирпичей идут один над другим, — писал Колдевей. — Драконы и быки никогда не встречаются в одном горизонтальном ряду, но ряд быков следует за рядом сиррушей и наоборот. Каждое отдельное изо бражение занимает по высоте 13 кирпичей, а промежуток, между ними составляет 11 кирпичей. Таким образом, расстояние от низа одного изображения до низа другого равно 24 кирпичам, или почти точно двум метрам, то есть четырем вавилонским элам».

Это впечатляющее сооружение было перестроено по приказу царя Навуходоносора, о чем повествуем клинописная надпись, высеченная в основании врат Иштар «Я — Навуходоносор, царь вавилонский, благочестивый принц, правящий по воле и благоволению Мардука, высший правитель Города, любимец Неба, хитроумный и неутомимый... всегда пекущийся о благополучии Вавилона, мудрый первородный сын Набополасара, царя вавилонского... Свирепыми рими и мрачными сиррушами я украсил стены, чем сообщил вратам великолепие чрезвычайное и роскошное, чтобы все люди смотрели на них и изумлялись...»

Загадочный сирруш... Зверь со странными лапами — передние как у пантеры или леопарда, а задние — птичьи. Если бы врата Иштар были раскопаны лет на сто раньше, это сочетание разных лап могло бы считаться достаточным доказательством того, что вавилонский дракон — не более реальное существо, нежели крылатые быки и орлы с бородатыми человеческими лицами из ассирийской и вавилонской мифологии. Но к тому времени уже появилась палеонтология — наука об ископаемых животных и растениях, профессор Марш в Америке получил титул «отца динозавров», да и сами взгляды на биологию подверглись радикальным изменениям. Палеонтологи обнаружили скелеты ископаемых животных, имевших неправдоподобно длинные хвосты и шеи, огромное туловище и маленькую голову или змеиную головку, увенчанные рогами. Нашлись даже такие доисторические виды, которые могли ходить как прямо, так и на четырех конечностях.

В свете этих открытий вавилонского дракона, мушхуша-сирруша, тоже начали воспринимать как вполне возможное и реальное существо. В 1913 году профессор Колдевей впервые заявил, что вавилонский дракон с врат богини Иштар основными своими чертами напоминает ископаемых ящеров.

«Сирруш по единообразию своей физиологической концепции значительно превосходит все остальные фантастические существа, — утверждал Колдевей, а потом заключил (и тут прямо-таки слышится вздох сожаления): — Не будь у него столь ярко выраженных кошачьих передних лап, такой зверь мог бы существовать в действительности». Зная, что Библия подтверждает существование подобного монстра, ученый в первом обширном отчете о раскопках в Вавилоне высказал такое предположение: вавилонские жрецы держали в храмовом подземелье какую-то рептилию и демонстрировали ее в полумраке как настоящего сирруша.

Вместо намеченных пяти Колдевей провел на развалинах Вавилона около восемнадцати лет. Только в 1917 году он был вынужден их покинуть, поскольку британские войска уже заняли Багдад и начали продвигаться к Вавилону.

Колдевей впервые ступил на землю великого древнего города, когда ему было всего тридцать три года, а навсегда расстался с ней в шестьдесят три...

Вернувшись в Берлин, он в 1918 году написал целый том о вратах Иштар, воссозданных в Берлинском музее из ста тысяч обломков покрытых эмалью кирпичей, вывезенных из Вавилона, к которым прибавились кирпичи, изготовленные в столице Германии из местной бранденбургской глины, подвергшиеся обжигу с добавлением различных красок. Таким образом» в Берлине как бы вновь открыли искусство обжига» которым владели древние вавилоняне, сооружавшие стены из цветного кирпича...

В этом томе о вратах Иштар Колдевей был смелее чем раньше. Все еще смущенный сходством передних лап вавилонского дракона с лапами какого-то животного из семейства кошачьих, он привел перечень вымерших ящеров, указывая на те их черты, которые были присущи сиррушу. Ученый пришел к такому заключению: если вавилонский дракон действительно существовал, то он должен быть классифицирован как птиценогий динозавр. Подведя читателя к такому заключению, Колдевей заявляет: «Игуанодон, найденный в отложениях мелового периода в Бельгии, — ближайший родственник вавилонского дракона».

В конце концов было установлено, что изображенные на вратах богини Иштар быки рими — это туры. А сирруши? Почему все-таки просто не посчитать этих монстров плодом фантазии предков? Колдевей полагал, что это маловероятно, поскольку изображение вавилонского дракона не изменилось за тысячи лет, что не свойственно другим фантастическим созданиям вавилонян. В раннем вавилонском искусстве сирруш появился в узнаваемой форме, и его точно так же рисовали при царе Навуходоносоре, то есть гораздо позже, в шестом столетии до нашей эры. Значит, вавилонский дракон с врат богини Иштар — точное изображение какого-то животного, неизвестного современной зоологии? Возможно, это животное уже не встречалось на территории Вавилонии, как и туры-рими, вымершие в Месопотамии, но еще на протяжении двадцати столетий обитавшие в Европе. И водились ли вообще сирруши в древней Вавилонии? Для вавилонян туры-рими были «чудовищами из дальних стран». Вполне вероятно, что то же самое Можно сказать и о сирруше.

Где же обитали или еще до сих пор обитают сирруши? По мнению некоторых ученых, в Центральной Африке. Влажные тропические леса и бассейн реки Конго — одно из немногих мест на Земле, где может жить неизвестное животное, оставаясь незамеченным Рассказы о таинственном звере уже почти сотню лет ходят среди туземцев Центральной Африки. Этот гибрид «дракона и слона» обитает в непроходимые джунглях и болотах. Местные жители именуют его мокеле-мбембе.

Действительно ли это сирруш с врат богини Иштар? Однозначного ответа на этот вопрос пока нет» Как нет ответов и на множество других вопросов...

По экрану скользил почти бесконечный список ссылок и литературы. Алекс Батлер вновь увеличил изображение вавилонского дракона, поднес к дисплею марсианскую золотую плитку. Оба рисунка совпадали до мелочей.

— Копия? — полувопросительно произнес ареолог, всем корпусом поворачиваясь к безмолвствующим коллегам.

— Копия, — подтвердил Свен Торнссон. — Только что именно копия? Это? — Он кивнул на экран. — Или вот это? — Он показал на плитку.

— Да уж... — хрипловатым голосом произнес Леопольд Каталински и громко прочистил горло. — Марсиане ли срисовывали с земных кирпичей или этот... Нахуваносор... вуносор... срисовывал у марсиан?

— Вопрос даже в другом, — подала реплику Флоренс. — Если сирруш — земное животное, то откуда он был известен здесь, на Марсе? А если марсианское — как о нем узнали в Вавилоне? Нам ничего неизвестно о космических полетах вообще и на Марс в частности в эпоху древних земных цивилизаций, поэтому...

— Как это нам ничего неизвестно? — перебил ее Алекс Батлер. — Кое-какие сведения имеются. Есть описания космических кораблей древней Индии, рисунки, кое-что еще. Другое дело, что трудно понять, где правда, а где вымысел. Но гораздо больше сведений о космических визитах на Землю. Вот, сейчас покажу, мы это уже проходили. — Он вновь зашевелил пальцами над проекцией клавиатуры, продолжая при этом говорить: — Заметьте: сидонийские нефракталы сохранились после планетарной катастрофы. Возможно, в них кто-то успел укрыться. Но не сидят же они там до сих пор, так? Марс стал непригоден для жизни. Вопрос: куда же потом подевались выжившие марсиане?

— Эмигрировали, — ответил Каталински. — Потребовали у Нахуваносора дать им статус беженцев, со всеми льготами. И все мы в какой-то степени — потомки марсиан.

— Не исключено, Лео, не исключено... — Алекс Батлер открыл на экране новый текст. — Вот, читайте.

«В шумерском списке царей, обнаруженном на глиняных табличках в библиотеке Ашурбанипала в Ниневии, говорится: „Когда царство спустилось с небес, царство стало в городе Эреду. В Эреду царем стал Абулим и властвовал 28 800 лет. Аболж властвовал 36 000 лет. Два царя властвовали 64 800 лет. Пять городов было их. Восемь царей властвовали 241 000 лет. Потоп все смыл".

В персидских мифах утверждается, что до прихода Зороастра, чье первое воплощение в качестве Заратустры предположительно относится примерно к 8000 году до нашей эры, Землю развратили демоны. Предания, содержащиеся в древней литературе как Востока, так и Запада, сходятся в том, что Землей когда-то правили боги, сходившиеся с дочерьми челове ческими.

В старой каирской синагоге священнослужители обнаружили документ, содержащий упоминание о приземлении пришельцев, об их гигантских отпрысках и бессмертии: „Стражи Небес пали, ибо они поселили упорство в своих сердцах, да, их настигла такая кара за то, что они не следовали заповедям Божьим. То же случилось с их сынами, которые были ростом с высочайшие кедры, а телами были подобны горам. И они пали".

„Енох был первым среди детей человеческих, среди рожденных на земле, кто узнал письмо, науку и мудрость, кто толковал небесные знаки в соответствии с очередностью месяцев и записывал их в книгу, чтобы сыны человеческие знали время года, подразделяемого в соответствии с очередностью месяцев".

Гигант Енох, первенец седьмого колена Адамова, отождествлялся с Тотом, Гермесом Трисмегистом, Меркурием и Орфеем. Всех их почитали в Древнем мире как великих астрономов, первооткрывателей наук и искусств, звездных учителей. Может быть, он олицетворял атлантов. Его имя, Енох, на иврите — „Ханох", означает „Основатель" и напоминает „Эн-ки", имя вавилонского бога Мудрости, посланного с небес насаждать цивилизацию во всем нашем мире и особенно в Шумере, в древней Месопотамии. Этим он походил на Оаннеса, существо с телом рыбы (которое вполне могло быть инопланетянином в космическом скафандре), учившее первых вавилонян. В шумерских источниках говорится о том, что земных людей сотворили „сусдруплы", или „анунаки" — существа с другой планеты...»

— Уловили суть? — спросил Алекс Батлер. — В город Эреду сошли с небес некие неземные цари. Землей некогда правили некие Стражи Небес. Вавилонян учил пришелец-рыба. А вот про Древний Египет. — Он открыл новый текст.

«В течение многих столетий евреи претендовали на роль единственного народа, исповедовавшего веру в единого всевышнего Бога, что якобы отличало их от всех прочих — идолопоклонников, населявших Землю. Но раввины забыли, напоминает английский исследователь Бедж, что еще задолго до того, как Авраам разговаривал с Господом в дубраве Море примерно в 2000 году до нашей эры, с древнейших времен одна из сильнейших тенденций развития египетской религии была в направлении единобожия. И что монотеистическая сторона египетской веры напоминает религиозные концепции современных христианских наций, и для некоторых даже весьма удивительно, что египтяне со столь возвышенными представлениями о Боге могли сделаться притчей во языцех якобы за их поклонение множеству богов в самых разных формах. Действительно, в Египте, как и в большинстве других стран, почитались разные боги. Но все они, однако, даже еще в большей степени, чем люди, подчинялись Богу, Творцу всего. В отличие от многих современных людей, образование египтяне знали, что слово „бог" имеет по крайней мере два различных значения. Во-первых, есть Абсолют, олицетворяющий Вселенную, в которой и благодаря которой мы живем. Во-вторых, есть боги локального значения, или люди космоса, происходящие с некой высокоразвитой планеты и время от времени появляющиеся среди людей. Многие из египетских богов, вероятно, символизируют Учителей из Космоса.

Бог Тот с телом человека и головой птицы, что, возможно, символически указывает на его космические полеты, был богом земли, моря и неба. Он также был основателем всех искусств и наук, верховным магом, покровителем литературы, писцом богов, изобретателем иероглифов, автором магических книг, основоположником геометрии, астрономии, медицины, музыки и математики, устроителем оккультных мистерий, историком-летописцем и Секретарем Суда Мертвых.

В египетской Книге Мертвых Тот называется „обладающим тайными знаниями". Он якобы появился из „блестящего золотого камня" или „тайного яйца". В одном из преданий он предстает „Сыном Камня", вышедшим из „яичной скорлупы". Его лицо было заряжено „лучистой энергией". Возможно, по этой причине Тота почитали как ибиса. Его перья, как и перья бога-сокола Гора, описывались взлетающими в небо и считались в те времена символом света. А „яйцо" — это мы знаем по многочисленным преданиям из всех уголков земного шара — практически всюду считалось символом аппарата, в котором „боги", „сыновья богов" или „стражи неба" спускались со звезд на Землю. Как писал финикийский историк Санчониатон, Тот сконструировал и обслуживал Око Гора — космический корабль; это служит подтверждением предположения о том, что он был пришельцем с другой планеты.

После Потопа Тот (известный под именем Гермес Вавилонский) недолго жил в „халдейском городе Каллубе". Этот семитский народ, как пишет Абул Фараг (XIII в. н. э.), обязан ему «возвышенными знаниями о звездах". Гермес-Тот был «первым после Нимрода сына Куша, кто вновь отстроил Вавилон". Средневековые сабиры, считавшие его своим религиозным вдохновителем, восхищались его астрономическими званиями. Подобно египтянам, они видели в Гермесе-Тоте выдающуюся личность.

Согласно же оккультным преданиям, Тот являлся атлантом, оказавшим помощь в строительстве Великой пирамиды (Хеопса), в которой он спрятал таблички, на которых были записаны сокровенные знания, и магическое оружие».

— Атланты, возможно, и были марсианами. — Алекс Батлер убрал с экрана текст. — Ну и так далее, подобных материалов — горы. Известная теория древних астронавтов, «палеовизитов». Но если раньше все это, в принципе, строилось на песке, то теперь — вот! — Он воздел над головой золотую плитку. — Это уже не легенды, не старинные рукописи, которые, может быть, переписывали тысячу раз, и каждый переписчик что-то свое додумывал. То, что мы тут откопали, — уже не домыслы, не предположения, а факт!

— Собственно, не мы, а я откопал, — сварливо заметил Каталински.

Алекс Батлер улыбнулся:

— Ты, Лео, конечно, ты! Что бы мы без тебя... Шлиман ты наш дорогой, открыватель Трои!

Свен Торнссон хлопнул инженера по плечу:

— Хотя откопал все-таки не ты, а экскаватор, но все равно готовься: скоро попадешь во все энциклопедии! Замучаешься автографы раздавать.

— Ага, как же — мы же засекречены, как суперагенты, — возразил Каталински, но вид у него был очень довольный.

— Так не навечно же, — сказал пилот. — Хотя, вообще, слава, как правило, бывает посмертной.

— Тьфу! — в сердцах изобразил плевок инженер. — Как у тебя язык не отсохнет! А насчет экскаватора... Тогда можно сказать, что и врата Иштар откопал не Колдевей, а местные рабочие. Управлял-то экскаватором я!

— Это Свен просто завидует, — сказала Флоренс, незаметно толкая пилота в бок. — Да, Свен?

— Понятное дело, завидую, — согласился Торнссон. — Зато я первый посадил модуль на Марс!

— Все мы первые, и все мы — супер! — подытожила Флоренс.

Алекс Батлер, судя по выражению лица, витал где-то далеко-далеко. Еще раз посмотрев на плитку нежным взглядом, он заложил руки за голову и, переставляя ноги, совершил вместе с креслом оборот вокруг собственной оси.

— Эх, какая это будет бомба... — Он мечтательно закатил глаза. — Даже если бы мы здесь нашли только одну эту штуковину, и то уже слетали бы не зря. Видно, очень они дорожили своими сиррушами, если взяли с собой на Землю. Или даже одного. Наверное, он у них был наподобие древнеегипетского священного быка Аписа...

— Или молоко давал, — вставил Каталински.

— Невероятно, просто невероятно... — Батлер, казалось, даже не услышал реплику инженера. — А еще прокатимся к Сфинксу...

— Все это хорошо, — сказал Леопольд Каталински, — все это чудесно, но время идет. Марсиане марсианами и сирруши сиррушами, однако пора уже что-то пожевать...