Тени Марса

8. Без нити Ариадны

...Он шел по глубокому снегу, с трудом переставляя окоченевшие ноги, от холодного встречного ветра у него онемело лицо, а безжизненной снежной равнине, вплывающей в бледную синь горизонта, казалось, не было конца. Но он старался во что бы то ни стало преодолеть эту мертвую равнину и вернуться, обязательно вернуться к живым... Приглушенный рокот донесся с обратной стороны небес — и снег начал Чернеть и таять, растекаясь мутной водой, и вода превращалась в пар, и проступала, проступала черная земля... не ржавый кизерит, а настоящая земля, земля, вечно порождающая живое и вечно принимающая в себя мертвое...

Угомонился, утих холодный северный ветер, отпечатались в блеклой синеве на горизонте какие-то знаки — очень важные, но совершенно непонятные знаки! — и Алекс Батлер смог наконец вздохнуть полной грудью. Что-то дрогнуло, и отступило, и пропало — и он открыл глаза.

Некоторое время ему представлялось, что он лежит в тени под деревом — сюда оттащили его ребята после солнечного удара; но потом он сообразил, что тот солнечный удар случился с ним в восемь лет, на ферме у маминых родственников в Коннектикуте, а теперь ему тридцать семь, и он лежит на спине в совсем другом штате.

В штате Сидония.

Вокруг было темно, и еле слышно раздавались какие-то прерывистые шелестящие звуки. Алекс Батлер затаил дыхание, вслушался — звуки тут же стихли. Пальцы его левой руки нашарили фонарь на груди. В правой руке он продолжал сжимать пистолет. Луч света ударил вверх, и круглое пятно расплылось по каменному потолку довольно высоко над головой. Алекс Батлер сел, уже сообразив, что за звуки слышал в тишине, — это дышал он сам.

Обведя фонарем вокруг, он обнаружил, что находится в пустом помещении с закругленными стенами. В одной из стен темнел арочный проем. Интерьер Марсианского Сфинкса пока представлялся очень скудным — пустой зал... пустой коридор... пустые помещения...

Но ведь было же, было же здесь что-то! В стенах? Под полом? В потолочных перекрытиях? Даже если содержимое залов и комнат вынесли отсюда в незапамятные времена, Сфинкс определенно не остался порожним. Что-то происходило в его каменной толще какие-то непонятные процессы... Возможно, вызванные вторжением чужаков...

«Фло... Свен...» — подумал Алекс Батлер, и с неожиданной беспощадной отчетливостью представил себе, как они лежат в пустых камерах, погребенные в каменных недрах. Ареолог с ужасом вообразил, какая многометровая преграда отделяет и их, и его от внешнего мира, от неба и солнца, — и чуть не застонал от безысходности.

«Стоп, Алекс! — тут же сказал он себе. — Ты жив, ты дышишь, руки-ноги целы... Это уже совсем неплохо... Во всяком случае, все могло быть гораздо хуже...»

А в глубине сознания змеей вертелась, извивалась мысль о заживо погребенных...

«Бойся тесного пространства», — сказала ему когда-то полупьяная скво. Осенним дождливым вечером, в какой-то придорожной забегаловке.

«Бойся тесного пространства...»

Тушь текла по ее дряблому, мокрому от дождя лицу с затуманенными спиртным тусклыми глазами. А он только посмеялся в ответ, потому что был молод и уверен в себе, они все были молоды, вся их бесшабашная компания, возвращавшаяся с пикника... Холодный ливень застал их на берегу озера, и они, побросав вещи в машины, убрались оттуда и остановились у этой забегаловки на автозаправке, совсем неподалеку от города. Почему бы не принять еще стаканчик, если ты молод, и здоров, и уверен в себе, и только что прямо на пожухлой осенней траве два раза подряд дал разгуляться своему молодцу под юбкой Джулии Хоук... нет, ее, кажется, звали Бетти, — и мало ли что там болтает какая-то Нетрезвая старуха, рассчитывая на дармовую выпивку. «Бойся тесного пространства... Можешь сгореть, Алекс...»

Да, она назвала его по имени — ну и что? Подслушала, они же болтали без умолку и смеялись в той за-6егаловке.

«Бойся...»

Алексу Батлеру захотелось немедленно вскочить на ноги и броситься прочь из этого каменного склеца прочь, к воздуху, к свету! Сокрушить стены — и вы. рваться из тесноты и темноты на простор.

Желание было резким, страстным, почти непреодолимым. По-прежнему держа в руке «магнум», Алекс Батлер встал и направился к проему в стене, изо всех сил удерживаясь от того, чтобы не побежать.

Сразу за проемом луч висящего на его груди фонаря вырвал из темноты что-то ярко-оранжевое. Огонь! «Можешь сгореть...»

Нет, не огонь — комбинезон... Свен!

Алекс Батлер присел на корточки рядом с лежащим навзничь телом. Глаза пилота были закрыты. Одна рука была вытянута вдоль туловища, а другая закинута за голову, словно Свен Торнссон просто прилег здесь отдохнуть. Ареолог, убрав наконец пистолет в кобуру, расстегнул ворот комбинезона пилота и, жестом полицейского приложив палец к горлу Торнссона, проверил пульс. И облегченно вздохнул: пилот был жив. Более того, веки его дрогнули, приподнимаясь, — и Свен Торнссон, заслоняясь рукой от бьющего в лицо света, пробормотал, проглатывая окончания слов:

— Выклю... све...

И после короткой паузы:

— Еще рано встава... Софи...

— Не рано, лежебока, — ласково сказал Алекс Батлер, внезапно успокоившись, словно возвращение пилота из краев то ли сна, то ли забытья разом снимало все проблемы. Только что все в нем клокотало» и неистовствовало, и рвалось к небу и солнцу, а теперь он чувствовал себя безмятежным и умиротворенным, как будто проглотил изрядную дозу нейролептиков.

Свен Торнссон медленно приподнялся и сел, опираясь на отставленные назад руки. Ареолог включил его фонарь, мимоходом отметив, что, перед тем как угодить в черную сиропообразную субстанцию, они фонари не гасили.

— Господи, это ты, Алекс, — каким-то скомканным голосом сказал пилот. — А мне казалось... — Он потряс головой, огляделся и, помолчав, добавил: — По-моему, у создателей всех этих развлечений явные проблемы с фантазией. Опять нас куда-то утянули, опять очередная каменная кишка... прямая кишка Сфинкса... Может, вот-вот дефекация состоится и мы будем на свободе? Только что-то не верится...

— У них были какие-то свои соображения, Свен. — Алекс Батлер чувствовал, что входит в свою привычную колею. — Возможно, такая здесь защита от посторонних. Налетали какие-нибудь кочевники или желтолицые с прибрежных островов. Или заокеанские викинги. Проникали внутрь. А их здешняя машинерия — цоп за шкирку! И приходили они в себя уже безоружные, в таких вот камерах, по двое — по трое. А дальше уж великие жрецы распоряжались ими по своему усмотрению. Может, в зомби превращали — и на плантации, может, и вовсе на мясо пускали. А может, давали пинок под зад — не лезьте, мол, парни, бесполезное это дело.

— А где Флосси? — спросил Свен Торнссон. — Она тоже здесь?

Алекс Батлер помрачнел:

— Нет, Свен, ее здесь нет. Но раз уж мы живы-здоровы, то, надеюсь, жива-здорова и она. Нас просто нейтрализуют, Свен. Хозяев нет, а техника осталась. И продолжает функционировать, как это ни удивительно.

— Ничего себе техника, — пилот покачал голо, вой, — не разладилась за бог знает сколько лет... Хороший, однако, ресурс. Прямо-таки сказочная техника, нереальная...

— А может, как раз и разладилась, — медленно сказал Алекс Батлер. — Может, потому мы до сих пор и живы, что она разладилась и не способна уже испепелить на месте. Я, кажется, это уже говорил...

— То есть нас таки пытались убить?

Алекс Батлер пожал плечами:

— Не исключено.

Свен Торнссон поднялся на ноги и, расстегивая клапан комбинезона, направился в темноту. Ареолог, продолжая сидеть на корточках, проводил его взглядом.

— Вот что мне в тебе больше всего нравится, Алекс, — донеслось из темноты вместе с шумом брызжущей на камни струи, — что у тебя в голове полным-полно всяких идей. Придумываешь прямо на пустом месте. Желтолицые с островов... Марсианские викинги, утащившие земной «Викинг»... Оцени каламбур! Жрецы, готовящие в микроволновке бифштексы из врагов... Такие вы все выдумщики... — Журчание ослабло, но не прекратилось. — А вот я мыслю конкретно: вот схема — и вот она не работает. Но я не начинаю фантазировать — я ищу причину. И, как человек, мыслящий конкретно, я задаю тебе вопрос: каковы наши дальнейшие действия?

— Идти куда глаза глядят. Вернее, куда можно будет идти. Куда нас пустят. И не дай бог, чтобы нас просто вынудили ходить по кругу. Жаль, что никакая Ариадна не снабдила меня нитками.

— Так ты же у нас Орфей, а не этот... Тесей. — Пилот уже закончил свои дела и вернулся к ареологу. — Черт побери, да мне в самом фантастическом сне не могло бы присниться, что моя моча оросит марсианские камни! Фантастика!

Алекс Батлер так резко выпрямился, что чуть не взлетел над полом. Пилот от неожиданности отшатнулся в сторону.

— Ты говоришь с таким удовольствием, что мне тоже захотелось отлить.

— Давай, действуй, — поощрил его Торнссон. — Бери это дело в свои руки. А то угодим в еще какой-нибудь переплет — не то что отлить, вздохнуть не получится!

И вновь звук струи нарушил тишину.

— Да, ты прав — фантастика! — сказал Алекс Батлер от стены. — Хотя как-то нехорошо. Все равно что справить нужду в пирамиде Хеопса.

— Брось, Алекс. Это жизнь, а не кино.

— Это жизнь... — повторил ареолог с расстановкой, словно обдумывая что-то, и внезапно спросил: — А есть тебе, случайно, не хочется?

— Случайно — нет. И пить не хочется. Хотя от пива бы не отказался — душновато здесь.

— Есть не хочется... Пить не хочется... А ведь мы тут находимся, по моим часам — хотя я им здесь совершенно не доверяю, — больше семи часов. То есть в отключке мы были довольно долго. А вот есть и пить не хотим. Марсианская машина работает, Свен, время тут замедляется, и основательно замедляется. Судя по всему, машина эта замедляет наш метаболизм тоже. Между прочим, тормозить ход времени можно не только с помощью повышенной гравитации — на него влияют любые вращающиеся тела. Может быть, в глубине, под Сфинксом, крутится гигантский ротор, Или гироскоп, или просто карусель, раскрученная Давным-давно. При практически нулевом трении.

— Алекс Батлер — кладезь идей, — изрек пилот с видом философа, родившего очередной афоризм. — Тебя послушать — ох и мудрые же были эти марсиане! А всепланетного катаклизма предвидеть не смогли. Или предвидеть-то предвидели, а предотвратить не су. мели. Мы, полудикари по сравнению с ними, и то уже сейчас готовы в пух и прах разнести любой астероид, угрожающий Земле... я имею в виду, технологически готовы... А они?

— Думаю, если бы на Землю падала Луна, нам никакие разрекламированные роботы-разрушители не помогли бы, — заметил ареолог. — А если в Марс врезалась комета... Возьмем тунгусский феномен — ведь там совершеннейшая кроха была, совсем маленькая малышка из облака Оорта, и она ведь не столкнулась с Землей, а пронеслась по касательной, в атмосфере. Или рикошетом ушла в космос. А последствия? Взрывная волна обошла весь земной шар, энергии выделилось в тысячу раз больше, чем при взрыве хиросимского «Малыша». А тут, наверное, была штука посерьезнее. Но! Здешние-то нефракталы уцелели, Свен! Может быть, великим жрецам и удалось отвести беду от этих мест.

Свен Торнссон восхищенно хлопнул себя руками по бедрам:

— Ну на все у тебя есть ответ! И где ты был, когда меня мучили в школе?

— Сам в то время мучился в школе.

— Мда-а, — протянул Свен Торнссон. — Все это, конечно, хорошо, замечательно... Поливаем струями древние камни...

— Кстати, — прервал его Алекс Батлер, — если У нас так и не появится желание закусить друг другом — это хороший шанс.

— На что?

— На то, что мы можем бродить здесь достаточно долго, и даже если не отыщем выход — нас отыщет следующая экспедиция.

— Ага, как же, — безрадостно сказал пилот. — Вряд ли нас будут искать. Кому придет в голову, что мы до сих пор живы? — Он вздохнул. — А вообще, Алекс, хоть я и не особенно верю во всякую заумь... ну, не то чтобы не верю — просто как-то не приходилось сталкиваться... Все эти наши перемещения... воздух... есть не хочется... вспышки... Ну, в общем, поневоле призадумаешься над тем, что Флосси говорила: мы умерли, а это все лишь кажется.

— То есть и я тебе просто кажусь? — уточнил Алекс Батлер.

Пилот подумал и неуверенно кивнул:

— Ну да. Как и все остальное. Гробанулись еще при старте... или камнем небесным нас долбануло на трассе, когда мы дрыхли в усыпальнице...

— Но с таким же успехом и я могу предположить, что не я тебе кажусь, а ты мне, — возразил Алекс Батлер. — Или мы оба кажемся кому-то другому, потому что нас уже нет. Сфинксу кажемся. Снимся мы ему. А еще можно предположить, что мы с тобой — персонажи компьютерной игры. Пройдем этот уровень — переберемся на следующий. Давай так и будем Думать — чтобы нервные клетки поберечь.

— Давай, — хмуро согласился пилот. — Можно вообще предположить, что мы не черт-те где, на Марсе, а на родной Земле, — это я уже в твоем стиле. В какой-нибудь индейской пирамиде...

— Почему в индейской, а не в египетской?

— Египетская — штамп, — пояснил Свен Торнссон. — По египетским пирамидам кто только из этих голливудских знаменитостей не лазил в фильмах.

«Надеюсь, Дик, ты знаешь что делаешь?» — «Ты в порядке, Мардж?» — и все в таком роде. А про индейские пирамиды я что-то фильмов не припомню. И вот сейчас сюда ворвется толпа жрецов с луками и барабанами, скрутят нас по рукам и ногам — и в жертву своим индейским богам. Сдерут кожу, как с того мексиканца, о котором ты говорил, Стипе...

— Ксипе Ксолотль, — поправил пилота Алекс Батлер.

— Вот-вот. Сдерут кожу, натянут на свои барабаны и устроят рок-тусовку. Ты, кстати, так и не рассказал про этого Ксолотля. За что пострадал-то парень?

— Знаешь, почему мы здесь топчемся битый час, вместо того чтобы куда-то идти? — внезапно задал вопрос Алекс Бат лер.

— Знаю, — со вздохом ответил Свен Торнссон. — Боимся убедиться в том, что нам отсюда не выбраться.

— В самую точку, — подтвердил ареолог. — Но идти-то надо, Свен.

— Ну что ж, облегчились — можно и в путь. Алекс Батлер мысленно поблагодарил пилота.

С напарником ему явно повезло: Свен не закатывал истерик и не впадал в меланхолию. Во всяком случае, пока, — хотя уже и проскальзывало у него кое-что похоронное...

К сожалению, такая наигранно бодрая манера никак не могла повлиять на исход дела. На благоприятный исход дела. «Однако если бы он вел себя иначе, мне было бы гораздо труднее», — подумал Алекс Батлер, а вслух сказал:

— Свен, сейчас я тебе не начальник. Приказывать не буду, просто посоветую: поменьше резких движений и постарайся держаться подальше от стен.

А впрочем, — тут же добавил он, — у меня нет никакой уверенности в целесообразности этих советов. Может быть, тут следует поступать как раз наоборот.

— Господь все видит, все про нас знает и все давным-давно решил, — рассудительно сказал Свен Торнссон. — Остается надеяться на то, что Его решение — в нашу пользу. Право, Ему не стоило направлять меня на край света, чтобы прихлопнуть вот тут, в этом ангаре. Гораздо проще было бы сделать это на Земле.

— Не дано нам знать о замыслах Господа, — в стиле заправского проповедника изрек Алекс Батлер. — Пошли, Свен.

Медленно и осторожно пройдя с полсотни шагов по неширокому коридору, ступая след в след — ареолог впереди, пилот сзади, — они обнаружили, что пол постепенно понижается.

— Я бы предпочел наткнуться на ступени, ведущие вверх, — заметил Свен Торнссон. — А так и в самое ядро можно угодить.

— Следует довольствоваться тем, что имеешь. — Алексу Батлеру, видимо, понравилась роль проповедника. — Тогда и другое придет. В этих толщах великие жрецы вполне могли пережить космическую бомбардировку.

Коридор изогнулся закругленным поворотом, потом еще одним. Вокруг по-прежнему было тихо, и эта неживая тишина прессом давила на психику.

— Черт, мне начинает казаться, что за нами кто-то крадется, — нервно сказал Свен Торнссон, когда Позади остался еще один поворот.

Алекс Батлер, остановившись, пропустил его вперед и посветил фонарем в темноту за спиной. Ему показалось, что мигнул там какой-то крохотный лиловый огонек — как мгновенный проблеск маяка, но это могло быть просто обманом зрения; спелеологам во мраке пещер тоже не раз мерещились разные разности.

— Меня другое тревожит, — сказал он. — Как бы не оказалось, что мы таки идем по кругу.

— Тогда уж скорее по спирали, пол-то все время под уклон.

— По спирали — это лучше, у спирали должен быть конец. Тут в стенах может быть сколько угодно других проходов...

— ...только двери замаскированы, да еще, наверное, и заперты. Негостеприимное местечко...

Разговор отвлекал от пессимистических мыслей, немного облегчал душевную тяжесть и притуплял гнетущее чувство полной заброшенности, затерянности в необъятных каменных глубинах, поэтому Алекс Батлер продолжил его:

— Читал когда-то в детстве один рассказ. Как раз в тему. История про парня, который соорудил себе до жути навороченный дом. Масса комнат, разные переходы, лестницы, спуски-подъемы... Что-то суперсложное, лабиринт в квадрате, а то и в кубе. Ну, идея рассказа простая и довольно спорная, на мой взгляд: мол, если усложнять и усложнять систему, добавляя все новые и новые элементы, то в какой-то момент она перейдет в иное качество, приобретет другие свойства. Ну, как в истории с подземкой, тоже был такой рассказ. Строили и строили новые линии, переходы, развязки, уровни — ив итоге в один прекрасный день там пропал поезд.

— Что значит — пропал? — обернувшись, полюбопытствовал Свен Торнссон, охотно поддерживая разговор. — Это же не самолет, не корабль в Треугольнике Дьявола, раз — и утонул. Поезд же, я так понимаю, по рельсам бегает, а они ведь не бесконечные, дальше депо никуда не уедет.

— То-то и оно. Его слышат — то на одной ветке, то да другой. Бросаются туда-сюда, а он скачет с ветки За ветку, как белка. Через двадцать пятое измерение. Свойства системы изменились, топография пространства—времени, понимаешь? Возникло еще одно измерение дополнительно к обычным. А то и два...

— Эх, фантасты, морочат людям голову! Что, никто обесточить всю подземку не догадался?

— Обесточили, да никакого толку! Поезд, как часть системы, приобрел новые свойства, пассажиры и машинист не замечали ничего такого. Им представлялось, что поезд идет в туннеле своим обычным маршрутом, от станции до станции, и что прошло всего минуты три, не более. А он там уже месяц так гонял.

— Ф-фантасты! — с чувством повторил Свен Торнссон. — Выдумщики. Сюда бы их, в этот вот коридорчик. И что бы они придумали? Хотя ты же у нас не хуже фантаста... Ну и как, нашли этот поезд, или он и до сих пор там бегает?

— Нашли. А вот как — забыл, — признался Алекс Ватлер. — Я классе во втором или третьем читал, в каком-то сборнике. Ник, мой старший брат, книжку принес, сам читал — ну и я поинтересовался: я его делами в то время очень сильно интересовался.

— А что с тем домом? Тоже забыл?

— Представь себе, чем дело кончилось — действительно не помню. Но суть могу изложить.

Пилот фыркнул:

— Ну, ты классный читатель, Алекс! Улетный! Ни Черта не помнишь. Может, ты до конца и не дочитывал?

— Да вроде дочитывал. В общем, идея та же. Где-то вдалеке землетрясение произошло — и дом не то что-бы рухнул, а как-то сложился, опять же через двадцать пятое измерение. И вот хозяин бродит по комнатам и все время попадает не туда. Заходит из коридора в кухню — этот коридор ведет именно в кухню, — а вместо кухни оказывается на другом этаже, в спальне. Выходит из спальни — и попадает на первый этаж, в ванную. А оттуда — в подземный гараж. И выбраться никак не может из собственного дома. Открывает дверь на улицу — а там тренажерный зал, что на третьем этаже, Подходит к окну, хочет выпрыгнуть — а за окном кабинет или опять спальня. А за другим окном — вообще пустое пространство; в смысле — не пустырь, а пустота. Полное отсутствие чего-либо. А за третьим — какой-то неземной пейзаж. Например, Сидония...

— Да уж... — сказал Свен Торнссон. — Любопытные истории ты рассказываешь, Алекс. Очень к месту. Я был бы совершенно не против того, чтобы за следующим поворотом увидеть, например, Белый дом. Или даже самый занюханный портлендский кабак. Да что там — хоть и джунгли, только не венерианские, а земные! Честно тебе признаюсь, я с несравненно большим удовольствием бродил бы сейчас по нью-йоркской канализации, чем в этом могильнике...

— Не мы выбираем себе пути, но пути выбирают нас, — вновь все тем же тоном проповедника изрек ареолог. — Я бы тоже не прочь оказаться где-нибудь поближе к дому. Или к «консервной банке»... Но, с другой стороны, Свен! Мы внутри самого, наверное, загадочного объекта во всей Солнечной системе! ВДРУГ мы тут что-то такое откопаем...

— Откопать-то, может, и откопаем, — пилот, видимо, устал играть роль бодрячка, и голос его звучал глухо и уныло, — только никто об этом не узнает. А потом лет этак через десять-двадцать, и нас самих откопают Наши сгнившие трупы.

— Это вряд ли, Свен, — с напускной веселостью возразил Алекс Батлер.

— Почему? Ты видишь выход? — язвительно спросил пилот. — Так покажи, а то у меня с глазами, вероятно, какие-то проблемы.

— Я насчет сгнивших трупов, — пояснил Алекс Батлер. — Тут сухо, тепло, и потому с довольно большой вероятностью можно предположить, что не сгнившими трупами мы будем, Свен, а мумиями. Прекрасно сохранившимися мумиями.

— Ну спасибо, утешил, — сказал пилот. — Это в корне меняет дело. Я всю свою сознательную жизнь мечтал стать мумией. В музеи глазеть на мумии толпы ходят, и я хочу, чтобы на меня тоже глазели. Популярность — это хорошо, даже если она посмертная.

— Значит, нет причин для уныния! «К чему раздумьем сердце мрачить, друзья? Предотвратим ли думой грядущее?» — так говаривал один древнегреческий поэт, Алкей кажется, и предлагал в качестве средства от уныния напиться вдрызг. Напиться вдрызг нам нечем, а вот не мрачить сердце раздумьем мы вполне можем.

— Ага. Все будет хорошо, если не будешь думать о белой обезья... — Свен Торнссон, не договорив, остановился.

Алекс Батлер, выглянув из-за спины пилота, увидел, что впереди брезжит тусклый свет.

«Господи, если бы там был выход...» — со слабой надеждой подумал ареолог.

Но уже через несколько десятков шагов обнаружилось, что это вовсе не выход. Перед астронавтами открылся небольшой круглый зал, пол которого устилали чередующиеся желтые, белые и розовые ромбовидные плитки; в их расположении не просматривалось какой-то системы. Кое-где плитки отсутствовали, и такие черные пятна были хаотично разбросаны по всему полу. Возможно, эти пятна появились тут позже, а не были изначально задуманы неведомыми проектировщиками. Потолок тоже выглядел гораздо наряднее чем в тех камерах и коридорах, где довелось побывать астронавтам, — по обтесанному камню змеились широкие красные спирали, то тут, то там пересекаясь друг с другом. Вероятно, их рисовали здесь в соответствии с каким-то замыслом, но замысел этот нужно было еще разгадать. В трех местах в стенах темнели проходы, а стена, находившаяся напротив обозревающих зал астронавтов, напоминала витрину, точнее, три витрины, отделенные друг от друга каменными перегородками. Эти «витрины» были квадратными, почти от пола до потолка, их неярко освещенные изнутри мутноватые стекла (или то, что выглядело как стекла), казалось, покрывала легкая изморозь. Других источников освещения в зале не было. Оставалось только гадать о том, что за источник энергии в течение уже не одного тысячелетия поддерживает здесь свет. И для чего.

Алекс Батлер и Свен Торнссон молча переглянулись и медленно, бок о бок двинулись вперед, переставляя ноги очень осторожно, словно ступая по тонкому льду. После предыдущих пустых камер и коридоров этот зал выглядел чуть ли не празднично. Так, пожалуй, мог бы воспринимать площадь захудалого городка с тысячью-двумя жителей, площадь где наперебой зазывают к себе выцветшей рекламой целых два магазина и одна забегаловка, какой-нибудь бедуин, в жизни не видавший ничего, кроме своей пустыни.

Переход через зал завершился без неприятных неожиданностей, и астронавты остановились перед одной из «витрин». Алекс Батлер провел ладонью по словно бы запотевшей поверхности — она была холодной, гладкой, но не скользкой и, скорее всего, не стеклянной; возможно, какие-то силикаты там и присутствовали, но не занимали в составе этого материала ведущего места. Прозрачнее от прикосновения ареолога «витрина» не стала.

Как ни странно, но и направленные внутрь лучи фонарей не делали более зримыми какие-то лежащие за «стеклом» предметы; напротив, эти предметы как бы вовсе теряли очертания, превращаясь в еле уловимые глазом подобия миражей, в бледные бесформенные отпечатки, грозящие полностью раствориться в тех люксах, что исправно извергала из себя земная светотехника.

— Выключи фонарь, — тихо сказал Алекс Батлер пилоту и погасил свой.

Свен Торнссон, чуть помедлив и оглянувшись, последовал его примеру.

Света стало гораздо меньше, но видимость от этого только улучшилась. За мутной перегородкой проступили слабо освещенные сверху контуры. Алексу Батлеру представилось, что он видит монолит, платформу, не более чем на метр возвышающуюся над полом, бок которой, обращенный к астронавтам, испещрен какими-то едва заметными сквозь «изморозь» знаками; а на платформе лежат в ряд пять Продолговатых предметов... Белое... с золотом... серо-белая ткань и тусклое золото масок...

— Боже мой... — почти беззвучно ошеломленно выдохнул ареолог.

Пропитанные благовониями полотняные погребальные ткани и золотые посмертные маски... Казенное ложе ушедших...

— Что такое, Алекс? — встрепенулся Свен Торнессон, безуспешно пытаясь протереть «витрину». — по моему, это всего лишь покойники. Или куклы.

— Это мумии, — стараясь не повышать голоса сказал Алекс Батлер.

— Марсианское кладбище! — Пилот восхищенно покрутил головой. — Это классно, Алекс! Мы нашла мумии марсиан!

— Боже мой... — повторил ареолог. — Видишь вон те значки? — Он ткнул пальцем в «стекло», показывая на посмертное каменное ложе.

Пилот прищурился, всматриваясь. Сказал неуверенно:

— Вроде змейки какие-то... Птицы... Точно, птицы... Человечки... Какая-то корзиночка... Что-то типа мобильника...

— Это не мобильник, Свен, это изображение плиты, — Алекс Батлер по-прежнему говорил приглушенным голосом. — Иллюстрация предыдущих четырех знаков. А эти предыдущие четыре знака составляют слово «памятник».

— Ага, понятно. А вон та зверюга означает слово «пантера». Похоже, да? — Пилот вдруг с изумленным видом повернулся к Алексу Батлеру: — Ты что, доктор, знаешь язык марсиан? Такие находки уже были? Секретная информация?

— Это не марсианский язык, Свен, — ответил ареолог. — Это древнее египетское рисуночное письмо вперемежку с древнеегипетским языком. Такие же символы есть на Розеттском камне, его нашли в Египте во время военного похода Наполеона.

— Ты хочешь сказать, что марсиане обучили древних египтян языку?

— Не знаю, Свен, не знаю... Но перед нами именно древнеегипетские письмена... — Алекс Батлер, вдвинув брови, о чем-то размышлял. — Смотри, что получается. Фараонов в Египте хоронили в грандиозных пирамидах. Не в кубических гробницах, не под земляной насыпью — именно в пирамидах. Это факт. Другой факт: ни в одной пирамиде, насколько мне известно, не нашли ни одного фараона... то есть ни одной мумии. Объяснение есть: мол, те, кто был позже, осудили деяния предшественников и вынесли мумии из гробниц. Но вот они, фараоны, — Алекс Батлер кивнул на каменное ложе. — Я не утверждаю, что это именно фараоны, но похоже, что так. Золотые маски... Подобная была у Тутанхамона. Теперь смотри. Я, по-моему, уже говорил, есть некий математический код, одинаковый для нефракталов здешней Сидонии и земных сооружений Стоунхенджа, Теотиуакана, Гизы и Ангкора. Даже введено такое понятие: стандартная теотиуаканская единица»...

— То есть марсиане явились к нам на Землю, построили все эти сооружения, прихватили зачем-то мумии фараонов и вернулись сюда, так, что ли?

— Я ничего не могу утверждать, Свен, я могу только предполагать.

— И?

— Марсиане могли обучить землян строительству таких сооружений. С соблюдением нужных пропорций, соответствующих теотиуаканской единице. Наверное, пропорции тут очень важны. Не думаю, что марсиане обучили египтян письму — письмо-то довольно примитивное. Они просто воспроизвели здесь, — ареолог вновь показал за «стекло», — древнеегипетские тексты. Потому что здесь покоятся именно фараоны Древнего Египта. Не исключено, что в каком-то другом зале находятся останки правителей Теотиуакана. А ну-ка... — Алекс Батлер прошел вдоль стены, заглянув во вторую и третью «витрины». — То же самое, Свен, — сказал он, вернувшись к продолжающему разглядывать древние письмена пилоту. — Египетские мумии. Вообще, тут можно строить разные предположения, но для меня сейчас важнее другое: как мумии фараонов оказались здесь?

— А я думал, для тебя важнее: как нам выбраться отсюда, — с почти неуловимым оттенком сарказма сказал Свен Торнссон. — Могу объяснить. Здешние великие жрецы посетили Землю и, возвращаясь, прихватили их с собой в качестве сувениров. Или как вещественные доказательства того, что они летали именно на Землю, а не рванули куда-нибудь на Нептун. Замечаешь, как все кстати? Только что мы с тобой толковали о мумиях — и вот они, пожалуйста. И мы вскоре пополним эту коллекцию собственными бездыханными трупами.

— Да бог с ними, с нашими трупами, — отмахнулся Алекс Батлер. — Шутки шутками, но все же: как мумии попали на Марс? И как марсиане попали на Землю? — Глаза его возбужденно блестели. — И зачем там, — он кивком указал вверх, — на марсианской равнине, построены пирамиды?

— Ну давай, не тяни, — поторопил его пилот. — Ведь вижу, что есть у тебя ответ, тебе же идею выдать — все равно что мне хот-дог проглотить. Давай, рассказывай, как египетские рабы копали подземный ход до самого Марса.

— И расскажу. Слышал о таком понятии: энергия пирамид?

— Нет, док, не слышал. Мои интересы и увлечения лежат в несколько иной плоскости. Так что сделай милость, просвети.

— В пирамидах концентрируется некая энергия, — начал Алекс Батлер в манере школьного учителя. — Я читал научные отчеты и сам, своими глазами видел очень любопытные фотографии. Уже многократно установлено, что эта невидимая энергия пирамид не дает портиться мясу, бритвенные лезвия затачивает... — Свен Торнссон удивленно поднял брови, — вытягивает из предметов влагу... Даже раны заживляет. Точь-в-точь как вода, заряженная сенситивами... не шарлатанами, а настоящими сенситивами — таких не очень-то и много. Помещали в пирамиду яйца — и из них выводились птенцы. Помнишь, Фло говорила про инкубаторы? Так вот, сами пирамиды и есть инкубаторы. То есть, вне всякого сомнения, пирамиды влияют на химические, физические и биологические процессы. Заметь, Свен, археологи много раз пробирались в пирамиды и находили там абсолютно нетронутые саркофаги, запечатанные по всем правилам. Открывают — а там пусто. И сухо. Словно там не мумии лежали, а сплошные живые Гарри Гудини! Размотались, выбрались, не повредив печатей, и ушли куда-то.

— И куда же это они ушли? Сюда, на Марс? Через твое двадцать пятое измерение?

— Так ты же сам видишь: вот же они, тут! Есть такая идея, что пирамиды были нужны для перемещения в пространстве. Марсиане об этом знали и, судя по всему, поделились своими знаниями с египетскими жрецами. Для перемещения тел нужно перевести их в некое лучистое тонкоматериальное состояние. И этого можно добиться именно с помощью энергии пирамид, понимаешь? Возможно, пирамиды не только концентрируют энергию, но и время от времени ее излучают. Вот так эти мумии и были перемещены сюда.

— Ну никак не могли марсиане обойтись без этих трупов, — скептически сказал Свен Торнссон. — Чем плохо им было там, на Земле, лежать?

У Алекса Батлера незамедлительно нашелся ответ и на этот вопрос:

— Мумии в тонкоматериалъном состоянии переместили сюда и воссоздали. Мумии — это носители тонкоматериальных тел, такие тела состоят из каких-то невидимых микрочастиц, это своего рода фантомы, призраки. На них можно потом навесить нормальные атомы — и получится живой египетский фараон! Это, — ареолог показал на «витрину», — хранилище, понимаешь, Свен? Хранилище!

— Понимаю, — кивнул пилот, — и не перестаю удивляться твоим знаниям и фантазии... Нет, без всякой иронии, серьезно. Может быть, ты скажешь еще, зачем марсианам понадобились оживленные фараоны? Зачем в городе великих жрецов Гор-Пта нужны живые египетские фараоны?

— А вот этого я не знаю.

— Тогда попробую-ка и я пошевелить извилинами.

— Ну-ка, ну-ка...

— Допустим, марсиане предполагали, что... м-м... древние египтяне когда-нибудь вымрут. Как мамонты. И хотели сохранить генофонд.

Алекс Батлер задумчиво почесал нос:

— Что ж, не исключено.

— Спасибо, док, что оценил. — Свен Торнссон изогнулся в шутовском поклоне. — Сам яйцеголовый считает, что не исключено. Да ерунда, док! На самом деле смекалистые марсиане намеревались показывать настоящих земных фараонов в бродячем цирке. И зашибать хорошие деньги. Вот и все.

— Понятно, — ровным голосом сказал ареолог, глядя на предметы, похожие на мумии. — Это не я фантазер, Свен. Это ты фантазер. Мне бы такое и в голову не пришло.

Пилот прищурился:

— А ты считал, что Свен Торнссон только по всяким летающим железякам мастак? Ты порасспрашивай моих портлендских приятелей, и они тебе расскажут, кто у них лет этак восемнадцать-девятнадцать назад был главным выдумщиком по части всяких развлечений. Они тебе много интересного поведают! Если котелок у меня сейчас и варит лишь в одном направлении, так только потому, что мне интересно именно это, а остальное прошло. Не люблю разбрасываться и на роль универсального комбайна не претендую.

— Спокойнее, Свен, — с расстановкой произнес Алекс Батлер, глядя на побагровевшее лицо пилота. — Я нисколько не сомневаюсь в твоих способностях. Сам факт, что сюда полетел именно ты, уже о многом говорит.

— Лучше бы не полетел, — мрачно процедил пилот. — Спокойнее! Будешь тут спокойным, как же. Наши-то мумии никто отсюда на Землю не перенесет и не оживит... — Он вновь оглянулся. — Слушай, а тебе не кажется, что о нас в последнее время как-то подзабыли? Не засасывают в стены, не душат так, что глаза на лоб лезут... Идем отсюда, а? Мне эти древние покойники на нервы действуют. Я почему-то рядом с покойниками находиться не люблю...

— Идем, — сразу же согласился Алекс Батлер и, бросив последний взгляд на каменное ложе, отошел от «витрины». Включил фонарь и поочередно осветил выходы из круглого зала-усыпальницы. — Какой выбираешь?

— Мне в рулетку никогда особенно не везло. Выбирай сам.

— Понятно. — Ареолог усмехнулся. — В случае чего ты ни при чем, это я виноват. Ладно. Насчет рулетки тоже похвастаться не могу, но рискну. — Он задумался на мгновение, а затем направился к проему, темнеющему слева от него. — Левое — там, где сердце. Будем ходить по этим путям. Главное, что есть хоть какой-то выбор.

— Между пулей и ножом... Все-таки хорошо здесь, светло... — Свен Торнссон не спешил присоединяться к напарнику. — А мы опять в темноту... Все ниже...

Алекс Батлер повернулся к нему:

— Если бы я был Фло, я бы сказал:

— Очень мило, — скупо прокомментировал пилот.

— Это Лонгфелло, — пояснил Алекс Батлер. — Юноша шел все дальше и выше в горы, со стягом в руке, а на стяге было написано: «Эксцелсиор!» Это по-латыни. «Все выше!» — такой же девиз на гербе штата Нью-Йорк. Ну, а я тебе прочитал, чем закончился его поход.

— Нет, ты в самом деле удивительно умеешь поднять настроение...

Алекс Батлер, подойдя к проходу, направил луч фонаря в темноту. И ему показалось, что вдали, на пределе видимости, мелькнула какая-то тень. Метнулась от стены к стене — и пропала. Словно ушла в стену. Ареолог несколько раз моргнул, вгляделся еще раз — луч терялся во мраке неширокого прохода с вогнутым, не очень высоким потолком, и не было там никакого движения.

Он не был уверен, что тень ему померещилась. «А мы все-таки пойдем именно туда», — решил он и махнул рукой пилоту:

— По машинам, Свен.

Свен Торнссон, тоже включив фонарь, медленно подошел к нему:

— «Все выше!» — хороший девиз. Но мы-то пока — все ниже...

И вновь они друг за другом шли по неширокому коридору, Алекс Батлер впереди, Свен Торнссон сзади, и по-прежнему тишину нарушали только их дыхание и звук осторожных шагов. Ареолог думал о той, скорее всего, привидевшейся ему тени — какие такие тени могли блуждать в подземельях давным-давно безжизненной планеты? Местные гномы — хранители кладов, что ли? И с особым вниманием присматривался к стенам, медленно уходящим назад, ведь тень исчезла именно в стене... Пол продолжал чуть понижаться, не так сильно, как раньше, перед круглым залом с мумиями фараонов, — но волей-неволей астронавты все глубже погружались в пустоты каменного колосса.

Алекс Батлер так и не обнаружил никаких боковых проходов и чуть-чуть расслабился — по его прикидкам, то место уже осталось позади, и ему стало окончательно ясно, что тень существовала только в его воображении.

Да, никаких проходов в стенах не было — но вместо них впереди оказались ведущие вниз широкие темные каменные ступени.

— Все ниже... — обреченно повторил Свен Торнссон, остановившись рядом с ареологом. — Да, Алекс, ты, видимо, тоже не очень везучий.

— Можем вернуться и выбрать другой путь, — предложил Алекс Батлер. — А насчет моей везучести... Ты когда-нибудь выигрывал в экспресс-лотерею сразу две зажигалки и пепельницу?

— Чего не было, того не было.

— А я выигрывал. Правда, мне все это барахло было ни к чему, покурил разок классе в восьмом, и мне не понравилось на всю жизнь, но братец Ник был очень доволен. Так что, вернемся?

— Возвращаться — плохая примета, — сказал Свен Торнссон. — Судьбу не обманешь. Как шли, так и дальше пойдем. Может быть, где-то там нас Флосси поджидает.

Ступени не были крутыми, и их оказалось ровным счетом пятьдесят. Они привели астронавтов на широкую прямоугольную площадку, упирающуюся в стену с еще одним проемом. Передвигаясь все так же осторожно, как по ненадежному льду, Алекс Батлер и Свен Торнссон дошли до проема, вырубленного в толще камня. Сделали еще несколько шагов под низким сводом и оказались в конце перехода. То, что они увидели перед собой, заставило их замереть на месте.

— Господи, только о чем-то поговорим — и вот оно, как по заказу... Мистика какая-то... — очень тихо произнес пилот.

Алекс Батлер ощутил неожиданный озноб, хотя воздух отнюдь не был холодным.

Проем выходил в просторное помещение, которое вряд ли образовалось в этих подземных глубинах само собой, сотворенное природными процессами. Помещение, совершенно пустое, имело строгую правильную форму. Форму четырехгранной пирамиды. Эти грани переливались и блестели, отражая свет фонарей, словно были сделаны из льда или горного хрусталя. Высоко вверху, на уровне крыши как минимум десятиэтажного дома, там, где грани сходились в одну точку, брезжил слабый красноватый свет — таким выглядит Марс на земном небе.

Алекс Батлер и Свен Торнссон стояли и, подняв головы, смотрели на этот свет, который, скорее всего, пробивался не с поверхности — до нее было слишком далеко, да и не бывало такой окраски у марсианских сумерек. Сквозь толстые подошвы ботинок они вдруг ощутили вибрацию, похожую то ли на отзвук далекого землетрясения, то ли на работу какого-то механизма — ив тот же миг красная точка начала увеличиваться, расползаться, превратившись в красные треугольники, медленно потекшие вниз по всем четырем граням, увеличиваясь в размерах; казалось, что стены пирамиды окрашиваются кровью. Движение треугольников было не равномерным, а пульсирующим — в такт то стихающей, то усиливающейся вибрации. Словно где-то в еще более глубоких глубинах ожило и забилось чье-то огромное сердце...

Сердце бога войны...

Вокруг не происходило никакого движения, ничего не рушилось, не оборачивалось провалами, и грани пирамиды вроде бы не собирались сдвигаться, как в новелле Эдгара По, или растекаться раскаленной лавой. Красные треугольники были еще очень высоко и не казались чем-то угрожающим, но Алекс Батлер, не сводя с них взгляда, сделал шаг назад, внутрь короткого туннеля.

Свен Торнссон повернулся к нему:

— Думаешь, это реакция на наше появление?

— Не знаю, — сказал ареолог. — Во всяком случае, все эти эффекты начались именно после нашего появ... Смотри! — Он вскинул руку, показывая куда-то в пространство пирамиды.

Красные треугольники исчезли, так же как и находившаяся напротив туннеля одна из наклонных граней пирамиды. Там уже ничего не сверкало и не переливалось перламутровыми отблесками — там дышала темнота, именно дышала, шевелилась, колыхалась, словно дым, готовый вот-вот прорвать невидимую пленку и заполнить все пространство. Так продолжаюсь три-четыре секунды, не более, а потом, в один-единственный неуловимый миг, этот дым исчез. Темнота превратилась в огромный экран, на котором демонстрировалось отчетливое объемное цветное изображение. Только, в отличие от кинотеатров с их мощными звуковыми системами, звуки здесь заменяла все возрастающая вибрация.

Перед астронавтами распростерлось густо-синее небо; оно еще было подсвечено невидимым солнцем, но уже проклюнулись в нем бледные пока звезды, и висел в вышине слегка ущербный неяркий диск — не Фобос и не Деймос, а земная Луна — земная Луна! — с такими привычными и легко узнаваемыми темными пятнами. Непонятно было, раннее ли это утро или вечерние сумерки, но астронавты не задумывались над этим, во все глаза глядя на возникшее перед ними удивительное видение. Камера неведомого оператора находилась на каком-то возвышении, внизу застыло море зелени, горизонт был очерчен округлыми темными силуэтами гор, и вздымалась над зеленью ступенчатая пирамида, а дальше возвышалась еще одна.

Алексу Батлеру доводилось бывать и в Гизе, и в Стоунхендже, и в древнем уральском городе Аркаиме, и в грандиозном буддистском комплексе Борободур на острове Ява, и в недавно раскопанных храмах неизвестной ранее древнейшей, древнее египетских пирамид и Стоунхенджа, цивилизации Западной Европы, появившейся в эпоху раннего неолита бог весть откуда и исчезнувшей почти мгновенно, через двести дет, неведомо куда. Еще будучи студентом, он, благодаря давнему приятелю матери (а может быть, и не просто приятелю), в летние месяцы работал в одной из телекомпаний Трентона, принимая самое активное участие в создании цикла передач «Сто чудес света»; это позволяло ему путешествовать за чужой счет, за деньги телебоссов, потому что за свой счет он в те годы вряд ли уехал бы дальше канадской границы. Именно тогда повидал он и странные каменные шары, разбросанные в джунглях Коста-Рики, и каменные головы «каучуковых людей» — ольмеков на побережье Мексиканского залива, и «говорящие кресты» майя в Чампоне... Удалось ему побывать и в Теотиуакане, — и сейчас он просто не мог не узнать величественную пирамиду Луны, на сорокадвухметровую высоту вознесшуюся над землей. Хотя выглядела она на этом экране как-то не так...

Ареолог зачарованно глядел на панораму древнего города, не замечая нарастающей вибрации, забыв, где он и с кем он, а стоявший впереди него Свен Торнссон, приоткрыв рот, ошеломленно уставился на земную Луну, на такую знакомую Селену, повисшую над землей. Над Землей.

Перед ними была Земля...

Колыхнулась зелень, пошла волнами — и теплый ветер ворвался в пирамидальный зал, скрытый в толще Марсианского Сфинкса, своим шумом разогнав тишину и овеяв лица астронавтов.

Запахи... Запахи листвы... цветов... дыма...

— Невероятно... — прошептал Алекс Батлер, едва шевеля губами.

— Что? — Свен Торнссон по-прежнему неотрыва0 смотрел на Луну, и светлые волосы его разметались от ветра.

— Это Теотиуакан, Свен... Древний земной город.,, Настоящий! Открылся переход...

Вверху, там, где сходились грани пирамиды, сверкнуло что-то лиловое, и Алекса Батлера охватила внезапная тревога. Сдавило виски, непрекращающаяся вибрация дрожью отдалась во всем теле.

— Скорее отсюда, Свен!

— Что? Это Земля, ты видишь? Земля!

От тяжелого удара, раздавшегося за их спинами, содрогнулся пол. Алекс Батлер отпрыгнул в сторону, разворачиваясь в прыжке лицом к проему, а Свен Торнссон, тоже мгновенно среагировав на этот грохот, бросился вперед, к центру зала, по которому свободно гулял земной ветер.

Не было уже никакого проема — его наглухо закрыла гладкая каменная плита.

Алекс Батлер разглядел на ней белые линии — два расположенных на одной горизонтали частично пересекающихся одинаковых круга и горизонтальную черту, ровно посредине соединяющую обе стороны общей для обоих кругов площади, — и в этот момент то ли от вибрации, то ли по какой-то другой причине пол под ним провалился, и ареолог, не успев издать ни звука, полетел вниз.

Несмотря на возникшую после лиловой вспышки сильную головную боль, он не утратил ясности мышления — скорее всего, это сработало выкованное долгими предполетными тренировками умение быстро ориентироваться в непредвиденных ситуациях. Наклонив голову и вытянув перед собой руки, Алекс Батлер развернул свое тело почти горизонтально, пытаясь и руками и ногами дотянуться до стен и замедлить падение, а если удастся — и вовсе заклиниться в этом колодце. Но у него ничего не получилось — стены были слишком далеко, одну из них освещал болтающийся на его груди фонарь. Фонарь почему-то разгорался все ярче и ярче, и, посмотрев вниз, ареолог понял, что свет идет оттуда, из глубины, с совсем уже близкого дна. Белого дна, подобного выложенному кафелем полу морга. Когда-то ему довелось ходить по белому кафелю морга, опознавая тело несчастной Лив.

«Летишь по туннелю, а в конце — свет, — мелькнула непрошеная мысль. — Переход от жизни к смерти...»

Больше ничего Алекс Батлер подумать не успел — не долетев нескольких метров до дна, он почувствовал, что угодил в какую-то невидимую сеть, упал на невидимый батут, отбросивший его вверх, и вновь Принявший его тело, и опять отбросивший — уже слабее. Так, попрыгав немного в воздухе, ареолог завис над дном, обливаясь потом и шумно дыша, не зная, как утихомирить рвущееся из груди сердце. Он даже не заметил, что головная боль прошла — столь же неожиданно, как и возникла. И вибрации больше не ощущалось — все вокруг было тихо.

Поле его зрения ограничивал квадратный проем, под которым белел освещенный пол, — судя по всему, ведущий из пирамиды колодец оканчивался в Потолке какого-то помещения. Очередного помещения, каких, видимо, было полным-полно в недрах Марсианского Сфинкса. Ровный белый пол — это было гораздо лучше, чем частокол или компания зубастых монстров.

Алекс Батлер выключил ненужный здесь фонарь и Висел, не шевелясь и размышляя, каким же образом добраться до пола. Можно было попробовать посильнее раскачаться, чтобы прорвать собственной массой, умноженной на скорость, невидимый батут — падать тут было сравнительно невысоко. О Свене Торнссоне он старался пока не думать. Каждому из них был уготован свой собственный путь... Или конец пути...

Ареолог уже напряг мышцы, собираясь осуществлять свой план, и услышал внизу легкие шаги. Кто-то приближался к шахте и, судя по звукам, шел босиком.

Эти звуки были настолько неожиданными и совершенно невозможными здесь, в лишенных всякой жизни глубинах, что Алекс Батлер готов был принять их за слуховую галлюцинацию — ведь казалось же когда-то русскому астронавту, работающему на околоземной орбите, что он слышит доносящийся с Земли лай собак и плач ребенка... Тем не менее почти мгновенно сработал не разум, а инстинкт — ареолог расстегнул кобуру, выхватил «магнум-супер» и навел его на белый пол. Ему сразу же вспомнилась та тень в коридоре...

Секунда... другая... третья... — ив проеме показалась фигура в красном... со светлыми волнистыми волосами... Человек... Женщина...

Алекс Батлер, сглотнув, поспешно опустил руку с пистолетом на незримый батут и открыл рот, пытаясь заговорить, но не смог — оказалось, что у него пропал голос.

Женщина остановилась под ним, подняла к нему лицо и спокойно сказала:

— Представь, что ты прыгаешь вниз. Просто представь — и все.

— Фло... — все-таки удалось просипеть ему.

— Ну же, прыгай.

Флоренс Рок спокойно смотрела на него своими бирюзовыми глазами, и голос ее тоже был спокойным, словно они вели мирную беседу за чашкой кофе в каком-нибудь трентонском ресторане. На Флоренс было длинное темно-красное одеяние из тяжелой, слегка переливающейся ткани, наводящее на мысли о чем-то древнегреческом (пеплос? хитон? гиматий?), из-под почти достающего до белого кафеля подола виднелись белые ступни с алыми пятнышками покрытых лаком ногтей; ногти пальцев рук были такого же цвета. Алекс Батлер совершенно не помнил, как они выглядели раньше, потому что никогда не обращал внимания на подобные детали. Это касалось не только Флоренс, это касалось всех женщин, с которыми он когда-либо имел дело. В руке Флоренс держала багровую, в тон странной одежде, сменившей комбинезон, маску — миниатюрную копию Марсианского Лика, только без слезы под прорезью для глаза.

— Прыгай, — так же бесстрастно повторила Флоренс, и Алекс Батлер вдруг понял, что ему совершенно не хочется следовать ее совету. Их разделяло метра три, и ареолог почему-то не желал сокращать это расстояние. Какой-то не такой был вид у Флоренс — и дело тут было не только в ее одежде... И голос ее звучал тоже как-то не так...

Алекс Батлер не спешил убирать «магнум» обратно в кобуру. Сердце вновь заколотилось, как пошедший вразнос двигатель, он взмок и чуть ли не плавал в собтвенном поте. Это была реакция организма на абсолютно непредвиденную ситуацию, и на всех уровнях сознания дружно завывали сирены тревоги. Что-то явно было не так...

Он пальцем свободной левой руки смахнул пот с бровей и кончика носа и хриплым голосом спросил ту, что стояла внизу и продолжала смотреть на него не. подвижным взглядом, в котором не читалось никаких эмоций:

— Как ты попала сюда? — На этот раз он не назвал ее по имени.

Женщина в одеянии цвета крови слегка пожала плечами и промолчала.

— Откуда эта одежда?.. Маска?.. — продолжал допытываться он.

Стоявшая внизу снова пожала плечами, переступила с ноги на ногу, словно пол был холодным, и, медленно подняв руку, приложила к лицу маску.

— Не хочешь прыгать — тогда я сама поднимусь к тебе.

И хотя не было здесь никакой лестницы, Алекс Батлер почему-то ни на мгновение не усомнился в том, что ей это удастся. Его правая рука сама сделала нужное движение — и дуло «магнума», описав короткую дугу, уставилось в маску, чуть выше прорезей для глаз.

Он не знал, сможет ли выстрелить.

Флоренс Рок опустила маску, и светлые локоны упали ей на лоб.

— Не хочешь — оставайся там, — сказала она и, по-прежнему глядя на ареолога, сделала шаг назад. — Но когда-нибудь это тебе надоест. Тебе надоест висеть здесь, и ты уйдешь отсюда... для того, чтобы сгореть...

Алекс Батлер внутренне вздрогнул — но, как ни странно, ему тут же стало легче, и он, уже без всяких раздумий, убрал оружие в кобуру.

Никто на свете, включая нанотехнолога Флоренс Рок, не мог слышать те слова, что сказала ему полупьяная маргиналка из племени дакота, сиу или навахо тем дождливым вечером в придорожном кабаке.

Никто. А это значило, что нет на самом деле никакой женщины в багровом одеянии, и никто не говорит с ним. Вернее, говорит — но не кто-то, а что-то. Он, Алекс Батлер, в силу каких-то обстоятельств — возможно, причина кроется в той лиловой вспышке — уподобился тем многочисленным так называемым «контактерам», которые вполне искренне считают, что общаются с какими-то посторонними сущностями, будь то «космический разум» или «инопланетяне». «Серые» с Дзеты Сетки. Или «люди в черном» из Туманности Андромеды. А в действительности же это ведет диалог само с собой их собственное раздвоившееся сознание. «Эпилепсия височных долей», — вспомнил он. Человек, страдающий этой болезнью, может испытывать галлюцинации, похожие на описания многих встреч с инопланетянами. Конечно, ничего хорошего во всем этом нет — но если он понимает свою проблему, то, возможно, все-таки справится с ней... пусть даже с помощью психиатров... Если ему удастся добраться до психиатров... Или не только это подобие Флоренс Рок, но и вообще вся экспедиция на Марс только грезится ему?

«Впрочем, если так рассуждать, — сказал себе он, — то и все собственное существование можно считать сном. Или даже сном во сне...» Алекс Батлер потряс головой и, поколебавшись немного, все-таки заговорил с той, что стояла внизу, теперь уже опустив голову, словно у нее устала шея. Ему было любопытно, как выкрутится из этой ситуации его собственное раздвоившееся сознание.

— Откуда ты знаешь, что я сгорю? Как это произойдет, Фло? Пожар в моем доме? Катастрофа при Посадке? Что-то связанное с террористами? Во всяком случае, для самосожжения пока причин не вижу. Так что это будет?

— Это будет конец, — последовал краткий ответ,

— Что ж, весьма убедительно, — сказал он. Естественно, его сознание понятия не имело, какая конкретно связанная с огнем ситуация якобы прервет его жизнь. Хотя могло бы и пофантазировать... — Например, мне на голову свалится солнце, как тому лилипуту из комиксов, — предположил он.

Стоявшая внизу промолчала.

Собственные слова тут же обернулись цепочкой ассоциаций, и он не удержался от вопроса, ответ на который, конечно же, отлично знал.

— Ты помнишь, вчера вечером, когда мы возвращались к «банке», — сказал он, —говорили о звездопаде. Роберт Фрост... Как там у него? Когда я, сгорбившись, шел под звездопадом... Как там дальше, Фло? Напомни.

Она вновь подняла голову, и уже не бирюзовые, а агатовые ее глаза были неподвижны.

— Не знаю, о чем ты говоришь. Ты не хочешь спускаться ко мне и не пускаешь меня к себе. Пусть будет так. Ты сгоришь... Ты спрашиваешь о чем-то, а я не знаю ответа.

Это было странно. Он, Алекс Батлер, не помнил дословно тех строк Фроста, но в глубинной-то его памяти они должны были отложиться! Или тут что-то другое?..

— Я не знаю ответа, но я знаю иное, — продолжала Флоренс. — Здесь, внизу, целый подземный город» но он пуст. Многие ушли, а некоторые остались... Но не тут... И стали не такими, как раньше... Ты спросишь, кем был тот, под чьим ликом ты сейчас находишься?

— Да, спрошу. — Алексу Батлеру было интересно узнать, какой ответ приготовило ему подсознание. — Кем же он был?

— Это Лик того, кто когда-то привел предков сюда.

— В Сидонию? — уточнил ареолог. — Или на Марс?

— В этот мир, — не совсем понятно ответила Флоренс.

— И как же звали этого космического Моисея?

— У него много имен, но все они — не истинные. А истинное откроется не здесь и не сейчас. И не тебе. Твое время уже истекает.

От этих слов Алекс Батлер вновь, как перед пирамидальным залом, ощутил невольный озноб — и это при том, что он продолжал оставаться совершенно мокрым от пота.

— Ты не хочешь идти ко мне и не пускаешь меня к себе, — опять прозвучал в тишине голос Флоренс. — Я ухожу...

Она медленно повернулась и сделала шаг... другой... Еще чуть-чуть — и фигура в красном с маской в руке исчезнет за краем проема. Алекс Батлер молча провожал ее взглядом.

Звук босых ног становился тише... тише... Потом до слуха ареолога донеслось что-то, похожее на легкий всплеск, — и все. Вокруг вновь царило подземное безмолвие.

Он подумал, что если сейчас начнет копаться во всех этих видениях, то, скорее всего, кончит очень плохо. Лучше попробовать дать нагрузку мышцам, а не мозгам.

Но как? Раскачаться на этом батуте?

«Представь, что прыгаешь...»

И он представил. Он мысленно сел на корточки на упругой прозрачной пленке и мысленно же прыгнул Чуть вперед и вниз — как с крыши.

И эта мысленная картинка воплотилась в реальности. Алекс Батлер действительно полетел вниз, только не из положения сидя, а из положения лежа ничком. Выручила реакция — он успел опустить ноги и более-менее приблизить свое тело к вертикали, поэтому не отбил себе живот. Подошвы ботинок смягчили соприкосновение с полом, он выставил перед собой руки и упал на колени — и все-таки ощутимо приложился ладонями к белой поверхности, по твердости ничуть не уступавшей кафелю.

Решив приберечь удивление и все другие эмоции до лучших времен, ареолог, продолжая стоять на четвереньках, поднял голову и обнаружил, что находится возле одной из стен традиционно уже пустого прямоугольного помещения размером, пожалуй, с баскетбольную площадку. У помещения были две характерные особенности: во-первых, отсутствие хоть какого-то намека на дверь, ворота или калитку, а во-вторых, повсеместное присутствие подобия белого кафеля — и пол, и стены, и потолок сплошь были выложены квадратными плитками. Без всяких сиррушей. Совершенно непонятно было, почему в этом белом зале светло, как в операционной, но Алекс Батлер не собирался погружаться в размышления по данному поводу: даже найди он источник освещения — что изменится в его положении?

Проем в потолке темнел довольно высоко над головой астронавта, и теперь туда можно было добраться, разве что совершив прыжок с шестом.

Но шестов нигде не наблюдалось, и Алекс Батлер обреченно подумал, что очутился именно в морге. В морге, рассчитанном на единственное тело. Его, Алекса Батлера, тело. Точнее — труп...

Он подул на ушибленные ладони и медленно встал. И увидел то, чего не было видно ему из положения на четвереньках. В дальнем от него конце зала, в углу, темнел на полу квадрат, и у самого края горельефом выступало из него бледное лицо Флоренс с прилипшими ко лбу светлыми волосами, а чуть дальше — оранжевое пятнышко...

Уже не раздумывая, иллюзия это или нет, Алекс Батлер бросился через зал, и стук его ботинок многократным эхом отскакивал от белых плоскостей. Квадрат оказался бассейном, наполненным темной, казавшейся маслянистой, жидкостью, неподвижно отражающей белый потолок.

Он вытащил Флоренс на кафельный пол и опустился на колени возле нее. Это была именно нанотехнолог Флоренс Рок — в оранжевом комбинезоне, а не в красном подобии древнегреческого хитона или пеплоса. И без маски в руке. Темная субстанция, которую он принял за жидкость, при ближайшем рассмотрении оказалась похожей на коллоид — она скатывалась с совершенно сухого комбинезона Флоренс, не оставляя следов, и лужицами застывала на белом полу. Лужицы почти мгновенно тускнели и превращались в серый порошок.

Вспомнив про недавний всплеск, ареолог бросил взгляд на бассейн — но ничего и никого больше не было видно на его глади. Лезть туда он не стал и посмотрел на руки Флоренс: знакомо алели на ее ногтях пятнышки лака. Снимать с Флоренс ботинки, чтобы посмотреть на ее ступни, Алекс Батлер тоже не стал. Остро ощутив дежа вю, он расстегнул комбинезон Флоренс, пальцем нащупал пульс... Состояние дежа вю продолжалось — веки ее затрепетали, как недавно у Свена Торнссона, и она открыла глаза, словно только и ждала этого прикосновения. Было тут что-то от истории про Белоснежку...

Взгляд Флоренс поблуждал по потолку — туманный, рассеянный взгляд... Скользнул по лицу ареолога... Вновь устремился в потолок... И замер. И померк - словно внутри ее глаз кто-то выключил освещение.

— Фло... — срывающимся голосом позвал Алекс Батлер.

Флоренс чуть повернула голову и смотрела теперь куда-то мимо ареолога. Лицо ее было застывшим... словно маска...

— Фло! — повторил Алекс Батлер, холодея от недоброго предчувствия. — Ты меня слышишь, Фло?!

Что-то на мгновение дрогнуло в ее глазах, по-прежнему бирюзовых, но погасших. Дрогнуло — и вновь растворилось в тумане.

— Что с тобой, Фло? — спросил он с отчаянием, вызванным пониманием собственного бессилия. — Где ты была?

И вновь какой-то отблеск мелькнул в бирюзовых глазах — и исчез. Губы Флоренс шевельнулись, слегка растянулись в слабом подобии улыбки, и ее глуховатый надтреснутый голос, так непохожий на прежний голос Флоренс Рок, болезненно отозвался в сердце Алекса Батлера.

— Где ты была? — как говорящая кукла повторила она его вопрос, по-прежнему глядя куда-то в пространство. — Оно меня окружило... Поглотило... Темнота... — Она роняла слова монотонно, отделяя их друг от друга длинными паузами, и было непонятно, осознаёт ли она то, что говорит. — Темнота... Темнота встала на мое место... Заняла мое место... Я — часть темноты... Она овладела мной... Темнота...

Губы ее сомкнулись, и закрылись ее глаза. Словно окончательно разрядились батарейки. Словно пружина распрямилась до конца.

— Фло! — крикнул он и потряс ее за плечи. Голова Флоренс безвольно мотнулась, и видно было, как под опущенными веками из стороны в сторону блуждают глаза.

«Это шок! — лихорадочно подумал он. — Это просто шок. Из-за того дьявольского марсианского сиропа... Она очнется, обязательно очнется... Если бы хоть каплю нашатырного спирта!»

Он убеждал себя в том, что это шок, но в глубине души понимал, что все гораздо серьезнее. Гораздо хуже... Шум, похожий на громкий тяжелый вздох, раздавшийся сбоку, от бассейна, заставил его повернуть голову. То, что было до сих пор неподвижной темной поверхностью, вспучилось почти достающим до потолка маслянистым пузырем. Пузырь быстро раздувался, превращаясь в монгольфьер, и через мгновение лопнул с оглушительным грохотом взорвавшегося фугаса. Коллоид хлынул во все стороны, темная волна подхватила Алекса Батлера, вцепившегося в плечи Флоренс, и швырнула к стене. Ареолог ударился плечом о твердый кафель, но пальцы не разжал, продолжая удерживать Флоренс. Шум нарастал и нарастал, теперь коллоид мощными высокими гейзерами извергался из бассейна, быстро заливая все вокруг. Не прошло и десятка секунд, как Алекс Батлер был уже по грудь в этой субстанции, а еще через несколько мгновений она дошла ему до подбородка. Оттолкнувшись подошвами от пола, ареолог, не отпуская Флоренс, отчаянно заработал ногами, изо всех сил стараясь удержаться на плаву. Его поднимало к потолку, потолок был все ближе и ближе, холодный белый потолок морга, и темная масса вот-вот должна была до предела заполнить весь ограниченный белым мертвенным кафелем объем.

«Не сгореть мне суждено, а утонуть...» Эта мысль была последней. Теплое, скользкое, по. чему-то отдающее чем-то горелым, хлынуло ему в ноздри и, разгораясь огнем, потекло в горло.

Алекс Батлер в первый и последний раз судорожно всхлипнул, пальцы его разжались, теряя Флоренс, и вязкая темнота сомкнулась над ним...