Тени Старого Арбата

Глава 4. Грехи и добродетели

Ужин, начавшийся без хозяина, закончился тоже без него. Михаил позвонил жене и предупредил, что задержится.

Кречетов решил, что приятель мог бы позвонить и ему. Но как только он об этом подумал, тот позвонил:

– Прости, друг, что так получилось. Ты спать не ложись, дождись меня, к одиннадцати я буду дома.

Так и вышло. В половине одиннадцатого в дверь комнаты постучали.

– Заходи, – Кречетов поднялся с кровати, на которой лежал не раздеваясь.

Дверь открылась, и в комнату вошел Михаил. Кречетов шагнул навстречу, и они крепко, по-дружески, обнялись.

Не выпуская друга из рук, Михаил отстранился и оглядел его:

– Нисколько не изменился. Такой же перец. Сколько мы не виделись?

– Лет пять или шесть…

– Да нет, больше… Ну, да что про это говорить. Встретились, и то хорошо! – Он распахнул дверь. – Идем! Покажу тебе свои владения.

Они вышли из комнаты к лестнице и стали спускаться вниз.

– Да я вроде все уже видел, – заметил Кречетов.

– Все, да не все… – На первом этаже Михаил провел друга к лестнице, ведущей в подвал. – Иди-иди, сейчас все увидишь.

Лестница оказалась временной, сооруженной на скорую руку, а дверь в подвал была заперта на сейфовый ключ, который Михаил хранил у себя.

– С чего такие предосторожности? – спросил Кречетов, однако, войдя внутрь, сразу все понял.

Это был личный тир Михаила, по стенам которого стояли стеллажи с огнестрельным оружием, а в дальнем конце располагались мишени.

– Недавно выкупил у собственников дома, – проговорил Михаил. – Толком ничего не успел сделать. У предка моего, кому принадлежал особняк, здесь был винный погреб и кладовая для продуктов.

Кречетов шагнул к стеллажу, сдвинул стекло и взял в руки «сайгу».

– Как тебе карабин? – с гордостью спросил Михаил.

– Солидно.

– Долго не решался его купить.

– Почему? – Кречетов прижал приклад к плечу, направил дуло на мишень и прицелился.

– Есть одна проблемка, – сказал Михаил. – Даже при небольшом настреле у него срывает направляющую в ствольной коробке. Вроде и лицензия была на руках, да все не решался. Потом все же купил.

– Понимаю тебя. – Кречетов поставил «сайгу» на место и взял со стеллажа пистолет. – «Смит и вессон»? Есть лицензия?

Михаил ухмыльнулся:

– Да как тебе сказать…

– Ясно, – протянул Кречетов и двинулся вдоль стеллажа. – «Таурус»… «беретта»… «гранд пауэр»… «глок»… Солидная коллекция набралась.

– Люблю оружие, и ничего не могу с собой поделать, – признался Михаил и предложил: – Может, постреляем?

– В другой раз.

– Какой-то ты смурной. Что-нибудь случилось?

– Случилось, – Кречетов опустил голову. – Год назад.

– Прости, что не приехал на похороны.

– Я не в обиде.

– Год прошел, неужели не отошел? – спросил Михаил.

– Я-то – в норме. С сыном плохо. Не может смириться со смертью матери, злится на весь мир и в основном на меня.

– Ты здесь при чем?

– Не уберег, недолечил…

– Глупо.

– Это мы с тобой понимаем, – сказал Кречетов и добавил: – Ему понять тяжело.

– Ничего. Он все-таки мужик. Отхлеяет[2]. – Михаил задвинул стекло и спросил еще раз: – Может, все-таки постреляем?

Кречетов помотал головой:

– Нет. Не хочу.

– Тогда идем, покажу тебе еще одно помещение. Недавно сломали стену и присоединили его к квартире. Скоро начнем ремонт.

Кречетов пошел за ним без особой охоты, но долг гостя обязывал потакать хозяйской гордости Михаила.

Они поднялись на второй этаж, пересекли гостиную с роялем и древнеримским триклиниумом, миновали библиотеку и вошли во временную дверь, отсекавшую квартиру от новостроя. Там спустились на несколько ступеней и оказались в большой полукруглой зале. Рассеянный свет уличных фонарей придавал помещению таинственность и некую ирреальность. По улице проехал автомобиль, осветил фарами стену, и та словно ожила. На мгновенье почудилось, что на ней движутся люди.

– Играет кто-то… – чуть слышно сказал Кречетов.

– Что? – не понял Михаил.

– Музыку слышишь? Кто-то играет на рояле.

– Нет. Я не слышу.

– Вальс…

– Да нет.

– Неужели не слышишь? Ну, вот же…

– У предка здесь была музыкальная зала. Наверно, танцевали.

Спустя короткое время они вернулись в гостиную, где сидели Юлия и ее мать.

Михаил спросил у жены:

– Кто-нибудь играл сейчас на рояле?

– Мы – точно нет.

– Давно вы здесь? – уточнил Кречетов.

– Минут пять, наверное.

Похлопав друга по плечу, Михаил усмехнулся:

– Вот, видишь. Тебе просто почудилось.

Он подошел к Юлии, взял ее за руку и заставил подняться с дивана.

– Идем спать, уже поздно.

– Мы с мамой разговариваем, – запротестовала она.

– Утром договорите. – В словах Михаила сквозила явная неприязнь к теще. Прежде чем уйти, он бросил: – Завтра увидимся.

Кречетов подошел к дивану и сел рядом с матерью Юлии. Ему казалось, что уйти сейчас было бы нелюбезно. Неловкость ситуации накладывала на него определенные обязательства.

– Напрасно остались, – сказала Ирина Владимировна. – Лучше бы ушли.

– У меня нет дурных намерений, – заметил Кречетов.

– Глупая фраза…

– Если хотите, могу уйти.

– Я не держу вас.

– Спокойной ночи. – Он встал, но Ирина Владимировна вдруг уткнулась в ладони и задергалась в безмолвных рыданиях.

Тяжело вздохнув, Кречетов вернулся и сел к ней поближе.

– Ну-ну… Успокойтесь. – Ему хотелось пожалеть ее, погладить узкую спину, но он не решился. Ирина Владимировна могла неправильно истолковать этот жест. – Воды принести?

– Не надо… – Она подняла лицо, вытерла его рукой и посмотрела на Кречетова. – Простите меня за эту сцену. Перехлестнуло. Так бывает, когда копится, копится, и ты уже не в силах держать в себе.

– Мне это знакомо.

– А на первый взгляд и не скажешь.

– Первый взгляд бывает ошибочным.

– Ценное наблюдение, – не без иронии заметила Ирина Владимировна.

– Могу еще чем-то помочь?

– Вы так спросили, как будто уже чем-то помогли.

– Пришли в себя. Это хорошо. – Он снова встал. – Я ухожу.

– Постойте!

– Что еще?

– Побудьте еще немного.

– Мне рано вставать.

– Поймите… Я здесь одна и никому не нужна.

– На меня вам вряд ли стоит надеяться.

– Вы не очень любезны. – Она смотрела на него снизу вверх, и этот беззащитный, почти детский взгляд заставил его вернуться и сесть на место.

– Мне нужно с кем-то поговорить, – поделилась Ирина Владимировна.

– Говорите.

– Только не подумайте, что я имею на вас виды.

– Я так не думаю.

– Вы немногословны. – Она улыбнулась сквозь слезы, и Кречетов усмехнулся:

– Есть такой грех.

– Это не грех, а благодать, – проговорила она. – Вполне мужская черта – говорить только тогда, когда есть что сказать.

– У вас плохие отношения с дочерью? – спросил Кречетов.

Она смиренно покачала головой:

– Представляю, что вам про меня наговорили…

– Не хотите, не отвечайте.

– У нас были трудности.

– Какого рода?

– Юлия и мой новый муж не поладили.

– Разумные женщины между ребенком и новым мужем выбирают ребенка.

Ирина Владимировна вздрогнула и закуталась в шаль:

– Это жестоко!

– Что именно?

– Жестоко бить по больному.

– Я понимаю. Но, судя по всему, дочери вы предпочли личное счастье.

– Идите к черту!

Кречетов поднялся, решив, что на этот раз с него хватит.

– А вы идите спать, Ирина Владимировна. Я тоже пойду. Спокойной ночи.