Глава II

После последнего визита алхимика на Панскую прошло всего несколько месяцев, но улица изменилась до неузнаваемости: здания стали ухоженней, кое-где положили новую штукатурку, а местами заменили или подкрасили ворота. Исчезли валявшиеся пьяницы, пропали стоявшие по закоулкам проститутки, даже дети, бегающие вокруг, стали менее оборванные. В этой ситуации не удивил и небольшой сад возле резиденции theokataratos. Зелень окружала полуметровый забор, и вокруг не было ни окурков, ни пустых бутылок, а ровные ряды роз, георгинов и гладиолусов давали понять, что никто из местных не пытался нарушить символическое ограждение. Это тоже не вызывало удивления: после появления на Панской Зав вынужден был преподать соседям несколько уроков, и, похоже, наука не прошла даром.

Алхимик постучал тростью в двери и жестом приказал Маевскому остаться в экипаже. Судя по изменениям вокруг, он был в полной безопасности. Ну, разве что Проклятые решат напасть, тогда его не спасет даже армия солдат.

В прихожей его встретила Луна, женщина поздоровалась с Рудницким кивком, однако никоим образом не дала понять, что узнала его. Ни следа эмоций. Проблемы.

За большим столом из черного дуба сидели несколько особ, некоторых из них алхимик видел у Зава и раньше, а некоторых – впервые. Даже если предположить, что кто-то из theokataratos изменил внешность – а Проклятые могли это делать, – не вызывало сомнений то, что компания увеличилась: Рудницкий сделал документы только для девяти человек.

Низкий, щуплый мужчина встал при виде алхимика и подал ему руку, остальные никак не отреагировали на прибытие гостя.

– Прошу, садитесь, – пригласил Зав.

Рудницкий воспользовался приглашением и осторожно огляделся. Все места были заняты, лишь через мгновение он понял, что Луна стоит за его креслом.

– Предлагаю сразу перейти к делу, – предложил Зав. – Вы помните наш договор? Мы не нападаем на людей, за исключением очевидной самообороны, а вы решаете споры и наказываете всех, кто причинит нам вред?

– Я помню, – ответил алхимик.

– Один член правительства Варшавской республики, некий Белинский, обидел одну из нас.

– Могли бы вы уточнить, каким образом?

– Лучше будет, если я вам покажу. Прошу за мной.

Обнаженная женщина без сознания лежала на прикрученной к полу кровати. Последний раз Рудницкий видел такую мебель почти двадцать лет назад, во времена студенческой практики в психбольнице. Когда-то незнакомка была красивой, сейчас ее лицо напоминало кусок сырого мяса, одна из глазниц была пустой, на связанных ремнями руках были видны ожоги, а все тело покрывали раны. Больше всего в районе груди и бедер.

– Что случилось? – ошарашенно пробормотал алхимик.

– Профессор Белинский решил провести над ней некоторые опыты, – спокойно ответил Зав.

Рудницкий не дал себя обмануть, голос Проклятого можно было ощутить кожей, пропитанный ненавистью, такой же выразительной, как взведенный курок.

– Но зачем?!

– Я не знаю деталей. Из того, что мне удалось узнать, Белинский руководствовался записями, в которых описана деятельность таких, как мы. Каким-то образом он узнал, что Астрея не человек, выкрал ее и держал в неволе.

– Выкрал?

– Вы прекрасно знаете, что существует много способов ослабить волю и силу theokataratos, – резко ответил Зав. – Серебро, заклинания, символы и, наконец, слова силы. К тому же Астрея была в процессе трансформации, поэтому чрезвычайно уязвима.

– Это ваша подруга?

– Можно и так сказать. Она прибыла к нам недавно, а я, обманутый фактом, что до этого времени нам удавалось избегать столкновений с людьми, заверил ее, что она в безопасности.

Алхимик ослабил ворот, ощущая, что его что-то душит.

– Чего вы от меня ожидаете? – спросил он.

– Мы поручились за вас, – сказал Зав. – Я и Луна. Мы заверили, что вы уладите это дело, согласно с нашим договором.

Рудницкий стиснул зубы: не было смысла переубеждать Проклятых, что члены правительства недосягаемы для него и он не имеет права кого-либо из них судить, а тем более наказывать. Theokataratos буквально поняли его обязательства, а он дал им обещание.

– Какие… последствия? – прохрипел он.

– Я не понимаю, – отозвалась Луна.

– Он спрашивает, что будет, если он не сдержит свое слово, – сухо пояснил Зав.

– Не делай этого, – попросила девушка.

Ее глаза утратили равнодушное выражение, лоб прорезала горизонтальная морщина.

– Если этот человек не будет наказан, у нас с Завом будут проблемы. Большие проблемы, – подчеркнула она. – А ты умрешь, и начнется война.

– Поймите нас правильно, – вмешался Зав. – Мы вам не угрожаем, а только объясняем ситуацию. Наше сотрудничество, то, что вы помогли нам устроиться в вашей реальности, заставило многих theokataratos принять решение следовать правилам, какие мы вместе установили, веря, что вы являетесь их гарантией. Сейчас они наблюдают, как это происходит на практике. Если вы нарушите уговор, будет война, а я и Луна должны будем вас убить.

– Сколько… сколько у меня времени?

– Немного. Неделя, максимум две. И вы должны это сказать сейчас в присутствии свидетелей.

Рудницкий вяло кивнул.

– В таком случае идем, – произнес он. – Нет смысла откладывать решение.

Неожиданно Луна взяла его за руку. Движение было нежным, едва ощутимым, но алхимик помнил, какая сила у этой девушки. Если бы он начал сопротивляться, это было бы равносильно попытке остановить трамвай.

– Ты все обдумал? – спросила она.

Рудницкий молча кивнул.

– Я останусь с тобой, – пообещала девушка.

Когда они вернулись в комнату, Проклятые все еще сидели за столом, у алхимика сложилось впечатление, что ни один из них даже не вздрогнул. Лишь сейчас он смог посчитать присутствующих: шестнадцать, не считая Зава и Луны. Он с удивлением осознал, что парализующий страх пропал, оставив после себя странное ощущение холода и металлический привкус на губах.

Зав кашлянул, явно намереваясь обратиться к собравшимся, но Рудницкий остановил его решительным жестом.

– Я сдержу свое обещание, – сказал он без вступления. – И вынесу приговор. В течение недели.

– Откуда мы можем знать, что… – начал высокий худой мужчина с морщинистым лицом. Он замолчал под взглядом алхимика.

Я сейчас говорю, – тихо сказал Рудницкий. – И пока я не закончу, все будут молчать. Если только кто-то не хочет бросить мне вызов?

Ощущение усилилось, холодая как лед рука алхимика потянулась к поясу без какой-либо осознанной мысли, так, словно им управляла чужая воля. «Сталь, – подумал Рудницкий, облизывая губы. – Сталь и кровь». Он ощутил мороз по коже, и в висках зашумело.

– Ну?! – рыкнул он. – Кто-то хочет со мной повоевать?

На мгновение воцарилась изумленная тишина, тянулись секунды, длинные, словно вечность. Наконец отозвался Зав.

– Мне кажется, что наш друг Магнус что-то должен сказать, – произнес он с иронией.

Магнус неохотно поднялся со стула и встал на одно колено.

– Извините, – пробормотал он.

– Мне его убить? – спросила Луна.

Вопрос был задан небрежным, спокойным тоном, но именно от этого алхимик еще больше похолодел. Девушка не угрожала, а только хотела знать мнение Рудницкого. И – если что – выполнить приказ…

– Нет! – рявкнул он. – Никаких убийств. По крайней мере, сейчас.

– Я думаю, все всё поняли, – сказал Зав. – Что вы будете делать?

– Свяжусь с профессором Белинским. Я должен выслушать и вторую сторону.

На щеках Зава заходили желваки, он уже не выглядел как рассеянный простак и молниеносно овладел эмоциями.

– Разумно, – признал он. – У вас есть еще какие-нибудь вопросы? Поскольку есть несколько дел, которые мы должны обговорить.

– Да, – подтвердил Рудницкий. – Как вам удалось освободить…

– Астрею, – подсказала Луна.

– Да, Астрею. Я так понимаю, до битвы не дошло?

– Это не тайна, – пожал плечами Зав. – Мы перекупили одного из ассистентов Белинского.

– Я могу с ним поговорить?

– Полагаю, что нет, думаю, он уже уехал из Варшавы, он что-то говорил про Южную Америку.

– Как он уехал со всем этим серебром? Он же не положил его в банк, все транзакции выше пяти килограммов контролируются.

– Мы заплатили ему первичной материей, – пояснил Зав. – Помимо всего прочего ваша денежная система рушится, а точнее, ее не существует. Марки, рубли, талеры Марии Терезии[3], в обращении даже индийские рупии! Если к этому добавить еще и фальшивые деньги, только идиот доверился бы серебряной монете. Вы должны с этим что-то сделать.

Алхимик сдержал готовый сорваться ответ, в этот момент он ничего не мог обещать, поскольку сомневался, что проживет дольше недели.

– Почему ее раны не заживают? – сменил он тему. – Ваша способность к регенерации…

– Профессор выяснил, как ограничить нашу способность к регенерации, – прервал его Зав. – Астрея сказала, что он ввел ей какой-то препарат. Ничего больше я не знаю, она потеряла сознание. Это все? – спросил он с заметным нетерпением.

– Да, – подтвердил Рудницкий и попрощался с присутствующими легким кивком.

Выходя, он услышал доносившийся из комнаты гул возбужденных голосов, он не распознал язык, но его это не беспокоило. Он был уверен, что главной темой разговора был некий Олаф Арнольдович Рудницкий, и алхимик предпочитал не знать, что Проклятые хотят с ним сделать.

* * *

Военное министерство Варшавской республики размещалось на Уяздовских аллеях, в бывшей резиденции Акционерного общества текстильщиков. Алхимик задумался на минуту, было ли название учреждения данью немцам – это был дословный перевод термина Kriegsministerium, – а если и так, то зачем, но вид знакомого лица вернул его к реальности. Ведь он приехал сюда не как турист. Рудницкий понимал, что не может позволить себе витать в облаках, у него была неделя на решение проблемы theokataratos. Семь дней и ни минутой больше.

Невысокий лысый мужчина с двумя рядами колодок на мундире поспешно сбежал по ступенькам и вытянулся по стойке «смирно».

– Полковник Томала, – представился он, отдав честь. – Мне приятно, что вы наконец-то нас посетили. Вы, вероятно, меня не помните?

У Рудницкого сложилось впечатление, что офицер чего-то ждет от него. Лишь через мгновение он осознал, что как тот, кто выше по социальной иерархии, он должен принять решение о форме приветствия. Он выругался про себя и протянул полковнику руку.

– Но я помню! – заверил он. – Нас познакомил генерал Станкевич. Вы тогда были майором.

– Точно, – подтвердил Томала с довольной улыбкой. – Генерал сейчас занят, мы ведем переговоры на тему покупки вооружения для нашей армии, но для вас он найдет время. Следующая делегация появится только через час.

– Боюсь, что часа мне не хватит, – вздохнул алхимик.

– Если будет нужно, перенесем встречу, – решительно ответил Томала. – Вы же не приехали к генералу из-за какой-то ерунды?

– К сожалению, нет.

– Тогда прошу.

По дороге они прошли два поста с солдатами, вооруженными до зубов, но те пропустили его без слов, похоже, присутствия Томалы было достаточно, чтобы не останавливать гражданское лицо, которое он сопровождал.

– Отчего такие меры предосторожности? – спросил алхимик.

– Перестраховываемся. Если дойдет до войны, можно ожидать всего, даже диверсионных атак.

– А мы готовы?

– Постольку-поскольку. – Он пожал плечами. – У нас сто тысяч человек под ружьем, за несколько часов можем мобилизовать еще столько же. Мы укрепили крепость Модлин, форты и построили систему укреплений, включая железобетонные бункеры. Количество кинжальщиков увеличилось, у нас сотня магов, несколько адептов. Нападающие, кем бы они ни были, заплатят кровью за каждый метр завоеванной земли.

– Но?

– Но этого не хватит, – сказал Томала. – Другие тоже мобилизуют силы, и у них несоразмерно большие возможности. Ну, и слово силы, которое принесло нам победу, не является тайной. Мы можем отбить локальную атаку, но не остановим общее наступление. Тем более что обе стороны прежде всего ударят по Варшаве. Для немцев это прекрасная стартовая позиция, чтобы разрушить всю полосу российской обороны, для россиян – это единственный шанс сдержать наступление.

– А Тень? У него есть какой-то план на случай войны?

Полковник резко остановился перед кабинетом Станкевича и смерил алхимика оценивающим взглядом.

– Это статистический вопрос, – сказал он. – Враг имеет двадцатикратный перевес численности, больше оружия и магов. Этого не изменит никакой тактический гений. А остальное…

– Да? – беспокойно настаивал Рудницкий.

– Говорят, что Тень тяжело болен. Он умирает, – решился офицер, видя непонимание на лице алхимика. – Но хватить об этом!

Полковник энергично постучал и нажал на дверную ручку, не дожидаясь разрешения.

– Его превосходительство барон Рудницкий, – представил он.

Высокий щуплый мужчина с обветренным загорелым лицом горячо поприветствовал алхимика.

– Наконец-то вы посетили военное министерство, – бодро сказал Станкевич. – Мы всегда вам рады.

У офицера энергия била ключом, хотя частое моргание и покрасневшие глаза говорили о навалившихся повседневных обязанностях.

– Так сложилось, что я хотел узнать ваше мнение, – продолжил Станкевич. – Последнее время у нас много тревожащих убийств, что-то такое уже происходило раньше, речь идет о женщине…

– Без головы, с оккультными знаками на теле, – закончил алхимик.

– Именно, я должен был догадаться, что вы уже в курсе. Что вы об этом думаете, барон?

– Это работа магов или theokataratos, – ответил Рудницкий. – Я занялся расследованием этого дела.

– Я думал, что полиция еще не успела с вами связаться, – удивленно заметил Станкевич. – Лишь вчера я говорил об этом с начальником полиции Бунде.

– О помощи меня попросила мадам Росси, – пояснил алхимик.

Выражение лица генерала свидетельствовало о том, что офицер прекрасно знает, кто такая мадам Росси.

– Ну, хорошо, – буркнул он рассеянно. – Чем раньше, тем лучше. Если вам будет нужна поддержка, полковник Томала окажет вам всю возможную помощь, – добавил он, закрывая тему. – А сейчас: чем могу вам помочь?

Рудницкий беспомощно вздохнул и нервным жестом ослабил ворот рубашки. Теоретически премьер-министром правительства был Гроховяк, но официальная иерархия была лишь видимостью, реальная власть принадлежала Тайному совету и таинственному лидеру кинжальщиков, известному как Тень. Станкевич был как человеком совета, так и поверенным кинжальщиков, что делало его одним из наиболее влиятельных людей Варшавы. Если не самым влиятельным.

«Если он посчитает договор с Проклятыми изменой, то последнее предложение в завещании, Олаф Арнольдович, ты напишешь здесь и сейчас», – хмуро подумал алхимик.

– Если вы хотите, мы можем поговорить с глазу на глаз, хотя я полностью доверяю своему заместителю. – Станкевич прервал затянувшееся молчание.

– Нет… – нерешительным тоном ответил Рудницкий. – Это даже лучше, что полковник будет присутствовать при нашем разговоре. Речь пойдет о theokataratos, – сказал он, глубоко вздохнув. – Возможно, вы заметили, что с момента подписания мирного договора с Россией с ними не было никаких проблем? На территории нашей республики не зарегистрировано ни одного случая нападения Проклятых, хотя пресса докладывает об атаках на территории Москвы, Петербурга, Берлина и Вены.

– Совершенно верно, – подтвердил Томала. – Мы все думали, что бы это значило. Лишь последние преступления напоминают нам об угрозе с их стороны.

– Возможно, theokataratos не имеют к ним никакого отношения, хотя в этот момент не это самое важное, – осторожно сказал Рудницкий. – Проблемой является реакция Проклятых, которым удалось выбраться из анклава.

– Откуда эта информация? – Станкевич наморщил брови.

– Я разговаривал с ними, – прямо ответил алхимик.

В помещении воцарилась тишина, офицеры обменялись встревоженными взглядами.

– Если бы мне это сказал кто-то другой… – Генерал покачал головой. – И чего хотят Проклятые?

– Я заключил с ними что-то вроде перемирия или пакта о ненападении, – продолжил Рудницкий. – С какого-то времени в анклавах появились существа, в большей или меньшей степени устойчивые к серебру. Так же и у нас, в Варшаве. Это нельзя никак остановить, – подчеркнул он.

– Но россиянам это удалось, – заметил Томала.

– Я подозреваю, что это был только временный успех, – скривился алхимик. – Россияне уничтожили владыку анклава, что позволило им выбить theokataratos в самом Петербурге, однако донесения показывают, что они не в состоянии контролировать сложившуюся ситуацию. В противном случае ни один Проклятый не попал бы в город.

– Логично, – признал Станкевич. – В чем состоит этот договор? – резко спросил он. – Что вы им пообещали?

– Справедливость.

– Объяснитесь.

– Проклятые не нападают на людей взамен на обещание, что каждый человек, который обидит одного из них, понесет наказание.

– Я должен поверить, что все Проклятые согласны с этим условием? – с недоверием воскликнул Томала. – Это же невозможно! Вы не являетесь членом правительства!

– Их не волнует наша иерархия, у них она своя.

– Это какой-то абсурд!

– Бог с ним, – успокоил его Станкевич. – Что-то случилось?

– Один член правительства, – иронично начал Рудницкий, – некий Белинский похитил и пытал женщину. Проклятую. Theokataratos требуют сдержать обещание. Это все. – Он пожал плечами. – А, чуть не забыл: если мы этого не сделаем в течение недели, они убьют меня, и начнется война.

Томала тихо выругался, Станкевич только стиснул зубы.

– И как вы себе это представляете? – рявкнул полковник. – Белинский возглавляет департамент борьбы с Проклятыми. Мы должны посадить его за то, что он выполняет свои обязанности?!

– Не посадить. Убить, – поправил его Рудницкий. – Наши… гости не довольствуются полумерами. И я не знаю, можно ли назвать выполнением обязанностей то, что он с ней сделал. Я видел ее.

Томала хотел запротестовать, но генерал удержал его, подняв руку. Станкевич вытащил из кармана папиросу, закурил, никого не угощая, и уставился куда-то вдаль.

– Сколько их тут, в Варшаве? – наконец спросил он.

– Без понятия, – ответил Рудницкий. – Я видел пару десятков, но, думаю, их намного больше.

– Как вы оцениваете угрозу с их стороны?

– Как очень серьезную. Тем более если начнется война в городе, россияне и немцы сразу же нападут на нас.

Станкевич усталым жестом признал его правоту.

– И все Проклятые приняли этот договор?

– Сомневаюсь. Однако я заключил его с тем, кто стоит очень высоко в иерархии theokataratos. Подозреваю, что это он заставил остальных придерживаться договора и сам усмирил сопротивляющихся. Поэтому у нас нет таких инцидентов, как в других городах.

– Вы понимаете, что не имели права заключать каких-либо договоров с Проклятыми?

– Конечно, – смиренно согласился Рудницкий.

– Если бы это сделал кто-то другой… – повторил Станкевич.

Он снова потянулся за сигаретами, в этот раз протянул пачку собеседникам. Томала и алхимик вежливо отказались.

– Ну что ж, – задумчиво протянул Станкевич. – Лично я не сомневаюсь в ваших добрых намерениях, но за остальных членов правительства, как и за кинжальщиков, ничего сказать не могу. И проблема не только в осуждении ваших действий, но и в том, что сделал Белинский. Если мы согласимся с вашим приговором, мы создадим очень опасный прецедент. С другой стороны, если бы нам удалось перетянуть на свою сторону хотя бы часть theokataratos, ситуация Варшавской республики кардинально изменилась бы.

– Нет! – решительно воспротивился Рудницкий. – Ни в коем случае! Вы говорите как военный, а не политик. Польза от такой сделки будет кратковременной и заставит другие страны последовать нашему примеру, и тогда война перейдет на новый, высший уровень. Это нас уничтожит!

– Вы не можете этого знать наверняка, – сразу же возразил Томала.

Алхимик прикрыл глаза, облегчение от раскрытия тайны обрушилось на него лавиной усталости.

– Я этого не позволю, – спокойно сказал он. – Я единственный человек, который мог бы договориться с Проклятыми. И, поверьте мне, я знаю, о чем говорю: это общество основано на доминировании. Если мы позволим им участвовать в нашей войне, рано или поздно они сами станут ее участниками, и это может означать не только гибель Варшавской республики, но и всего человечества!

– Ну ладно, – примирительным тоном сказал Станкевич. – Может, вы и правы, в конце концов, вы тут эксперт. А как у них с гражданской осведомленностью?

– С чем?

– Эти Проклятые, с которыми у вас договор, пользуются всеми привилегиями граждан республики и не платят при этом налоги. Это неправильно. Тем более что они требуют от нас защиты.

Рудницкий выругался, не смутившись присутствия офицеров, его собеседники выглядели как дети, составляющие список подарков.

– Вы спятили?!

– А разве было бы не справедливо обременить их определенными обязательствами, как и всех остальных? – не обиделся Станкевич. – Или это тоже невозможно?

– Я без понятия! – рявкнул Рудницкий. – Я не задумывался об этом! Хотя… – Он закусил губу.

– Что?

– Они время от времени передают мне определенное количество первичной материи, – признался алхимик. – Это не налог, скорее что-то вроде жеста доброй воли. Они сами это предложили, – добавил он, опережая вопросы. – Однако я не знаю, как бы они повели себя, если бы это стало условием их пребывания в городе. И уж точно они не согласятся открыть, сколько их в городе в действительности.

Станкевич задумчиво выдохнул сигаретный дым, ленивым движением сбил пепел.

– А если бы мы дали вам полную свободу действия? – спросил он. – Дали определенные полномочия и доверили вести переговоры с theokataratos?

– Мне их обложить налогом? – спросил алхимик с недоверием в голосе. – Это безумие!

Генерал не ответил, глядя на Рудницкого неподвижным взглядом.

– Ваше превосходительство, – отозвался Томала. – Прошу, поймите, вы ходите по краю бритвы. Что, если совет и кинжальщики подумают, что, заключив договор с Проклятыми по собственной инициативе, вы совершили измену?

– А с кем мне нужно было посоветоваться?! – рявкнул разозлившийся алхимик. – Правительство – это пустышка, а аргумент, что республикой управляет какой-то тайный орган, весьма спорный. Не говоря уже о том, что кинжальщики сами заключили сделку с theokataratos и, насколько мне известно, не сообщили об этом совету, не говоря уже о правительстве, – злорадно добавил он.

– Это на благо дела, – спокойно заметил Станкевич.

– А конкретнее? – поинтересовался Томала.

– Они сделали им документы, не бесплатно, понятное дело, – ответил Рудницкий, пожав плечами.

– Они заплатили первичной материей?

– А как же!

Генерал загасил сигарету, встал и подошел к окну.

– Может, начнем сначала, – предложил он. – Сколько первичной материи передали вам… наши гости?

– Около полукилограмма.

– Сколько?! – воскликнул Томала.

– Точнее, сорок лотов, – пояснил алхимик.

– Это огромное состояние!

Станкевич резко и нервно ослабил ворот мундира, на его висках появились капли пота.

– И что вы с ними сделали? – спросил он, затаив дыхание.

– Ничего. Спрятал в сейф. Я бы передал их власти, но не знал, как оправдать этот дар.

– В пересчете на чистое серебро… – начал Томала.

– Да, я знаю, это большая удача, – признал со вздохом Рудницкий. – Я не знал, к кому мне обратиться, поскольку такая сумма соблазнила бы многих.

– Но вы же могли спросить, – сказал Станкевич, приходя в себя. – Мне же вы доверяете? – иронично спросил он.

Алхимик гневным жестом отмахнулся от насмешки. Какое-то время назад он передал на потребности армии несколько десятков килограммов серебра и, еще плохо зная Станкевича, предупредил генерала, что в случае обмана он отправит за ним гомункулуса. И, видимо, офицер не забыл угрозу.

– Я охотно избавлюсь от этой платы, – заверил он. – Могу передать ее вам прямо сегодня, под расписку.

– Вы шутите?!

– Ни в коем случае!

Томала сорвал со стены карту Варшавы и положил ее на стол.

– Нужно сформировать конвой, – резко сказал он. – Две роты пехотинцев и эскадрона кавалеристов должно хватить.

Рудницкий скривился, но не протестовал.

– Вы имеете что-то против, барон? – удивился Станкевич.

– Конечно. Вы хотите поставить в известность всех отщепенцев в городе, что у меня есть что-то настолько ценное, что это требует военного эскорта? А что, если эта новость дойдет до немцев или россиян? У меня хватает врагов.

– У вас другая идея?

– Скажите, куда я должен доставить первичную материю, а я займусь остальным, – предложил он.

– Это ужасно рискованно! – запротестовал Томала.

– Я возьму это на себя. Поверьте, для меня это не в первый раз, моя гильдия давно занимается добычей первичной материи, и мы должны ее как-то перевозить. До этого времени наша система действовала безотказно.

– Ну хорошо, в таком случае доставьте первичную материю в Кексгольмские казармы. Вы знаете, где это?

– Конечно.

Лейб-гвардии Кексгольмский императора австрийского полк уже давно оставил казармы на мокотовском поле, но все варшавяне продолжали использовать это название.

– Вернемся к делу Белинского…

– Да?

– Я должен увидеть эту пострадавшую. И это не просьба! – предупредил он, видя выражение лица Рудницкого. – Кто подтвердит перед советом, что вы говорите правду?

– Я постараюсь это организовать, – пообещал алхимик.

Несмотря на горячее приветствие, прощание вышло холодным, хотя Рудницкий не имел претензий к офицерам: ставка в игре была слишком высокой, чтобы забивать голову условностями. Была надежда, что дар военному министерству изменит отношение не только Станкевича, но и его коллег из Тайного совета.

* * *

Большая цветная афиша рекламировала фильм «Кукла»[4] с Оливером Харди и Эльзой Маклеод. Рудницкий смешался с толпой любителей кино, проверил время сеансов. В недавно открывшемся самом большом в городе кинотеатре «Колизей» шли различные мелодрамы, главным образом классифицируемые по шкале от одного до пяти платочков, нужных для вытирания слез. Алхимик впервые в жизни видел имена актеров, но кино обещало развлечение, возможность на время отвлечься от реальности. Хотя Зав согласился перенести раненую женщину в аптеку – о том, чтобы Станкевич посетил каменицу на Панской не могло быть и речи, – но Рудницкий вынужден был взять на себя ответственность за безопасность Проклятой. Шансы выжить в ближайшую неделю так или иначе были минимальными.

Рудницкого вырвал из раздумий звук клаксона. Лавируя между экипажами и подводами, водитель автомобиля торжественно провозгласил победу современности над традициями. Несмотря на такое неохотное отношение к новинкам, алхимик не мог не заметить, что автомобили легко опережают спортивные экипажи. А их в Новом свете[5] хватало.

Женщину он заметил, переходя улицу: модно одетая, высокая, стройная, в шляпке с вуалью, закрывающей часть лица. Она покачивала в такт шагам легким, ажурным зонтиком, но было что-то тревожное в том, как она держала невинный предмет. Каждое ее движение было продуманным и скоординированным, без следа кокетства или небрежности.

Рудницкий свернул на боковую улочку, остановился перед витриной магазина и через несколько секунд увидел отражение незнакомки. Ощущая холодную дрожь, он двинулся дальше в надежде, что затеряется в толпе. К сожалению, улица Обозная не принадлежала к самым многолюдным. Он подумал, что идея отослать экипаж и прогуляться пешком не такая уж и хорошая, как минуту назад.

Алхимик замедлил шаги, а потом резко побежал, нырнув в арку. Злобно выругался: весь двор преграждали веревки с бельем. Мокрая простынь хлестнула его по лицу, штанины кальсон намотались на руку. Он выскочил на Броварную. Быстрый цокот дамских каблучков сказал ему, что незнакомка не отстает.

Он остановился в воротах, несколько раз сжал и разжал кулаки. Издалека доносились сонные голоса перекупщиков, но вокруг не было ни души. Повезло.

Он схватил преследовательницу за запястье, ударил пальцами между сухожилиями предплечья. Она вскрикнула от боли и выпустила из рук зонтик. Он молниеносно подсек ей ноги и приготовился схватить падающее тело. Но незнакомка невероятным акробатическим движением обрела равновесие, она крутилась, словно танцующий дервиш, избегая ударов алхимика, после чего без усилий, быстрым движением, почти незаметным, повалила его на землю. Этот прием ошеломил Рудницкого, но мужчина почти сразу же потянулся за револьвером, но не успел его вытащить. Точный удар парализовал ему руку до плеча, блеснуло лезвие, и на своем горле он почувствовал женское колено. Незнакомка знала, где стоит нажать. «Шейная артерия и тройничный нерв», – подумал алхимик, теряя сознание. Неожиданно давление ослабло, исчезли красные круги перед глазами.

– Извините, – прошептала она.

Рудницкий закашлял, почти минуту он не мог восстановить дыхание.

– Что?! – прохрипел он.

– Я сказала: извините, – повторила она нетерпеливо.

– Кто вы и почему меня преследовали?

– Я не преследовала, а охраняла, – объяснила она. – Я не хотела сделать вам больно, просто среагировала.

Рудницкий со стоном поднялся, потер ушибленные мышцы. Несмотря на то что Анквич научил его падать, существовала большая разница между падать на мат или на мостовую.

– Я вижу вас впервые в жизни, как вы можете меня охранять?

Незнакомка скривила губы в гримасе не то пренебрежения, не то возмущения.

– Это неважно, – заявила она.

– Вы знаете, кто я? – спросил алхимик.

Она кивнула.

– Если так, то прошу меня не провоцировать, юная леди! Я принял вас за обычную женщину, но второй раз я не допущу такой ошибки. Я хотел бы услышать ответы на свои вопросы, если я их не получу, то буду очень недовольным. Очень-очень недовольным, – подчеркнул он.

Теперь она испугалась, ее губы цвета клубничного мусса дрожали, как у обиженного ребенка.

– Задавайте, – сказала она.

– Прежде всего прошу снять эту идиотскую шляпку и представиться! В отличие от вас я не знаю, кто вы!

– Что вам не нравится в моей шляпке? – с обидой пробормотала она.

Маленькая, озорная шляпка шла ей, как никакой другой женщине, но Рудницкий не собирался информировать об этом незнакомку.

– Я жду! – рявкнул он.

На ней был костюм, состоящий из напоминающего мундир жакета и плиссированной юбки чуть выше щиколоток. Все светло-голубого цвета. По приказу Рудницкого она со злостью сорвала шляпку. Светлые волосы цвета липового меда рассыпались по плечам, на землю упала декоративная заколка.

– Из-за вас я испортила прическу.

Женщине было не больше двадцати. Бездонные миндалевидные глаза цвета незабудок и четко очерченные скулы придавали ей слегка экзотический вид, правильные черты лица и прямой носик дополняли образ. Если бы не слишком высокий для женщины рост – почти метр семьдесят, – ее можно было назвать идеальной красавицей.

– Прошу. – Рудницкий подал ей заколку.

Она поблагодарила неуверенной улыбкой.

– Вот мой паспорт. – Она протянула алхимику документы.

Он быстро перелистал его, тяжело вздохнул, прочитав фамилию: Юлия Лукомская! Рудницкий немного помнил из уроков по геральдике и генеалогии, которые давал ему дядя, но Лукомские хоть и не принадлежали к аристократии, но, как родственники Гедиминовичей[6], могли использовать княжеский титул. Принимая во внимание, что недавно он встретил особу, которая направо и налево одаривала такими почестями своих подопечных, не нужно было спрашивать, кто приставил к нему госпожу Лукомскую. Осталось выяснить: с какой целью.

– Чего госпожа Росси хочет от меня? – гневно спросил он.

– Я уже говорила: я вас охраняю.

– Я не просил ее об этом!

– Мы получили информацию, что вам грозит опасность, – пояснила она. – И нет, я не знаю откуда! – предупредила она его следующий вопрос.

– Как вы меня узнали?

– У меня был ваш портрет.

Рудницкий молча протянул руку. Девушка вытащила из сумочки листок с наброском, сделанным карандашом, и через мгновение добавила к нему второй, заполненный мелким аккуратным почерком.

– Достаточно точно, – похвалил он.

– У Софии талант. Она видела вас в школе, в коридоре.

Алхимик глянул на записи и с недоверием покачал головой. Его описали как «худощавого, но широкоплечего мужчину подходящего роста, с властным, иногда свирепым выражением лица и выразительным подбородком». По мнению госпожи Росси, у него были глаза цвета светлого ореха с золотыми крапинками.

– Такое могла написать только женщина, – буркнул он.

– Я могу поселиться в вашем отеле, – предложила девушка, ослепительно улыбнувшись алхимику. – Естественно, я заплачу. Таким образом, я могла бы…

– Хватит! – рявкнул Рудницкий. – Не смейте меня преследовать. И никаких возражений! – добавил Рудницкий, видя, что девушка открывает рот.

По дороге в «Пристанище» он пытался обуздать свой гнев. Если бы ему действительно что-то угрожало, мадам Росси точно не отправила бы за ним молодую девушку, вооруженную кинжалом, хотя и знакомую с такими штучками, какие Анквичу и не снились. Вывод? Угрозы не существует, а барышня Лукомская – только приманка, с помощью которой старая проститутка решила его контролировать. «Нужно указать ей на ее место», – пришел к выводу Рудницкий. Если госпожа Росси узнает о его контактах с Проклятыми, и так невеселая ситуация еще больше усложнится.

* * *

Она сидела за его любимым столиком. Возможно, она хотела ему что-то сказать или возмутиться против способа, каким ее сюда доставили – люди Маевского были не слишком вежливыми, – однако холодная ярость в глазах алхимика быстро заставила ее проглотить готовые сорваться слова.

– Одна из ваших девушек следила за мной, – заявил Рудницкий ледяным тоном. – Это недопустимо! Если что-то такое повторится, я разорву наш договор.

– Я…

– Вы меня поняли?!

– Прекрасно поняла, – ответила она, гневно поджимая губы. – Я могу кое-что добавить?

– Ну?

– Это правда, что я раздала девочкам ваш портрет и подробное описание, но только для того, чтобы они знали, с кем имеют дело, и в случае чего могли оказать вам всякую поддержку. Я не приказывала им охранять вас и тем более следить!

– Тогда почему барышня Лукомская сказала, что мне грозит опасность?

– Возможно, я говорила, что ваша миссия опасная, но…

Алхимик поднял руку, прерывая Росси.

– Хватит! – твердо произнес он. – Вам мало смерти одной подопечной, вы хотите рисковать жизнями других? Есть еще один аспект этого дела: как вы не хотите, чтобы узнали ваши секреты, так и я не хочу, чтобы совали нос в мои. Тем более что иногда я консультирую правительство, и то, что я делаю, должно остаться в тайне. Представьте себе, как отреагируют власти, если у них появится хоть малейшее подозрение, что вы можете действовать в интересах врагов республики? Или что сделают с вами кинжальщики? – добавил он тише.

Она представила и чуть не выпустила из рук чашку, а ее лицо стало как мертвая маска.

– Я никогда бы…

– Больше никогда, – прервал ее алхимик.

Она наклонила голову.

– Я последую вашим указаниям и поговорю с Юлией, – пообещала она. – Я могу спросить, что вы планируете? Я беспокоюсь за девочек.

Алхимик глубоко вздохнул, стараясь урезонить раздражение от вежливости директрисы и горько-сладкой волны жалости к себе. Клара Росси не могла знать, что ему угрожает смерть и у него есть более важные дела, чем исчезновение двух девушек. Принимая деньги, он дал ей право контролировать ход расследования.

– Мои люди ищут их, – заверил он. – Также я связался с полицией. Я должен встретиться с неким Терлецким, чтобы ознакомиться с медицинской документацией и другими деталями убийства. Возможно, это позволит сузить круг подозреваемых.

– Я могу кое-что предложить?

– Конечно.

Клара Росси вытащила из сумочки и положила на стол серебряную цепочку от часов с кулоном в виде купидона. Рудницкий сразу же вспомнил тот кулон, что показывал ему Косцельский, но этот был немного другой формы и серебряный.

– Это что-то вроде подтверждения, что вы действуете в интересах нашей… институции. Я рекомендовала бы вам носить его на видном месте. И не беспокойтесь об этом Терлецком, лучше сразу же обратитесь к начальнику полиции Бунде.

Алхимик неохотно поднял кулон, намотав серебряную цепочку на палец.

– Вы так считаете? – пробубнил он. – Я не хотел бы, чтобы меня принимали за клиента вашей… институции.

Женщина смерила его взглядом, сглотнув гнев вместе с глотком кофе.

– Наши клиенты получают кулоны немного другого вида, этот служит пропуском. Не бойтесь, никто ничего не подумает! Все, кто каким-либо образом связан с фондом или «Золотым дворцом», должны оказать всяческое содействие предъявителю этого знака под угрозой разрыва всех контрактов.

Рудницкий вытащил часы и примерил цепочку, она подходила идеально. Слишком идеально, чтобы это было простым совпадением.

Клара Росси отреагировала на его удивление едва заметной гримасой, уголки полных губ лишь слегка дрогнули, только и всего, если бы он моргнул, то ничего бы не заметил.

– Что это значит? – прямо спросил он. – Даже цепочка такой же длины, как и старая.

– Одна из ваших работниц измерила ее для меня, – сразу же ответила она. – Она училась когда-то в нашей школе.

– Которая?

– Катерина Вольская.

Рудницкий наморщил брови, он знал большинство из своего персонала, знал и Вольскую. Вот только горничной было под шестьдесят, поэтому она не могла быть ученицей мадам Росси. Если только организация, которую представляет его собеседница, намного больше и старше, чем он думал.

– Вы уволите ее? – спросила женщина.

– Я подумаю.

– Если мы все обговорили, то не буду вам больше мешать, – сказала она, вставая.

Рудницкий взмахом руки подозвал официанта.

– Маевского ко мне, – резко приказал он. – Немедленно!

К его удивлению, официант вышел из отеля и через минуту вернулся с Маевским.

– Где ты был? – спросил алхимик.

– Разговаривал с Кларой, – без смущения ответил Маевский. – Я ждал ее у выхода.

Рудницкий нахмурил брови: его подчиненный был слишком умным, чтобы разболтать что-то по неосторожности или рассеянности. В таком случае его ответ следует воспринимать как проявление чувств к мадам Росси. Черт!

– Это я заинтересовался ею, и это не только не повредит нашему делу, а наоборот, облегчит получение информации, – заверил Маевский.

Алхимик окинул подчиненного скептическим взглядом и жестом попросил объяснений.

– Кто-то такой, как она, может быстро отличить блеф от правды. Если бы я попытался ее обмануть, она раскусила бы меня в одно мгновение. И к тому же у меня сложилось такое впечатление, что и я ей не безразличен.

– Она может притворяться.

– Некоторые вещи нельзя симулировать. Ну, знаете: учащенный пульс или там…

Рудницкий вздохнул, он не хотел знать, при каких обстоятельствах Маевский измерял пульс госпоже Росси.

– Будем надеяться, что ты не ошибаешься.

– У вас есть для меня распоряжения на сегодня?

– Да, постарайся узнать, сколько наших работниц были связаны с фондом или «Золотым дворцом».

– Две, – не задумываясь ответил Маевский. – Вольская, но вы уже знаете, и некая Гертруда Журек. Эта последняя работает прачкой, – добавил он, видя непонимание в глазах работодателя.

– Что будем с ними делать?

– А зачем с ними что-то делать? Сейчас они под контролем, а если мы их уволим, то будем вынуждены взять новых, и, кто знает, будут они такие же безвредные. Я подозреваю, что половина наших работников – это… не случайные люди. Вы слишком важная персона, чтобы это было иначе.

Рудницкий выругался – спорить с фактами было бессмысленно.

– Отдохните, – предложил Маевский. – Вам необходимо немного расслабиться, завтра будет тяжелый день.

– Я иду в кино, показывают «Куклу», – проинформировал алхимик.

– Хорошая идея, но возьмите экипаж.

– Возьму, – пообещал Рудницкий. – У меня прошло желание гулять пешком в одиночестве.

* * *

Несмотря на вечернее время – было почти семь, – на улице царила жара. Горячий душный воздух, словно перед бурей, заставил Рудницкого в нерешительности остановиться перед экипажем и задуматься, а не лучше было бы вернуться в прохладный отельный холл. Маленькая продавщица цветов возле входа грациозно присела в реверансе и улыбнулась ему. Развеселившийся алхимик с почтением поклонился ей. С тех пор как он запретил швейцару прогонять девочку, ребенок уже не выглядел таким истощенным. Время от времени гости отеля покупали букетики цветов для своих дам, а Татьяна Аристова не раз и не два выносила малышке лакомства. Кухарка не могла пройти мимо голодного человека.

Кучер открыл дверцу кареты, но алхимик, ведомый внезапным порывом, направился к цветочнице. С легким удивлением он заметил, что ребенок чисто одет, даже ее светлые волосы заплетены в худенькие косички. Только слишком резкие, как для ее возраста, черты лица свидетельствовали о том, что она не часто сытно питается.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Аня, – несмело ответила девочка.

– А меня – Олаф Арнольдович. Я могу пригласить тебя в кино?

Голубые глазки девочки заблестели, как два сапфира.

– Вы говорите про настоящее кино?

– Самое настоящее, – кивнул он. – Сколько тебе лет?

– Девять.

– Ты учишься в школе?

– Нет, только с мамой. Моя мамочка очень умная, – с любовью сказала она. – Она когда-то работала в школе, но ее уволили, когда она заболела.

Алхимик пригляделся к девочке внимательнее: платье заштопанное, туфельки знали лучшие времена, но ее поведение и манера говорить давали понять, что ею занимается кто-то с соответствующим уровнем образования и культуры.

– Как ты думаешь, твоя мама позволит тебе пойти со мной в кино?

– Позволит, только мне надо ее предупредить.

– Где ты живешь?

– На Крахмальной.

Рудницкий непроизвольно качнул тростью: Крахмальная тянулась от площади Железных ворот до Карольковой. Сомнительно, чтобы кто-то, даже бедняки, хотели жить возле стены анклава, значит, Аня живет где-то подальше, в сторону Воли. Они не успеют туда и обратно.

– А конкретнее?

– Рядом с перекрестком с Вронной, в каменице возле сапожной мастерской, – пояснила она.

– Не успеем, – громко повторил алхимик. – Сеанс начинается через полчаса. Давай сразу поедем в кино, а кто-то из отельных парней сообщит твоей маме?

Девочка с жаром кивнула. Рудницкий забрал у нее корзинку с остатками цветов и отдал швейцару.

– Вы позволите, – сказал он, подавая ей руку.

Аня захихикала и осторожно заняла место в экипаже.

– В Новый свет, – распорядился он.

Девочка сразу же прижалась к окошку, глядя на уличное движение. Судя по ее довольному выражению лица, сама поездка в экипаже уже была для нее настоящим развлечением.

* * *

После сеанса – фильм оказался вполне неплохой комедией – алхимик пригласил свою гостью на мороженое. Кафе «Гастрономия» не принадлежало к изысканным, скорее среднего класса, но официант окинул Аню презрительным взглядом. Если бы она не сидела за одним столиком с Рудницким, он точно бы выгнал ее. Успокоился, только когда встретился взглядом с алхимиком.

– Что подать? – пробубнил он.

– Юная дама? – Рудницкий переадресовал вопрос своей гостье.

– Я не могу выбрать, – призналась она, изучая меню. – Я хотела бы попробовать ванильное мороженое, но тут есть и земляничное, и дыня, и шодо…

– Шодо отпадает, – решительно сказал алхимик. – Оно с алкоголем. А что касается мороженого, попробуем все, – проинформировал он официанта. – А мне холодный кофе.

Одетый в черную униформу мужчина покорно поклонился, успев оценить клиента: льняной костюм от «Зарембы», стильная шляпа, испанские туфли, серебряная цепочка… Через минуту сам хозяин заведения принес их заказ, пожелав приятного аппетита.

Рудницкий с улыбкой наблюдал за Аней, сначала девочка пыталась есть аккуратно, набирая мороженое на кончик ложечки, однако ее воля быстро сдалась в борьбе с лакомством, которое она могла видеть только в витрине, и через пару минут она испачкалась, как обычный ребенок.

Алхимик выпил свой кофе, подал Ане платочек и терпеливо ждал, пока девочка все доест.

– Больше не могу, – простонала она.

– Тебе понравилось?

– Да, очень.

Рудницкий полез в карман, однако до того, как он успел вытащить бумажник, возле стола появилась Луна, а через секунду Зав.

– Не помешаем? – вежливо спросил мужчина.

– Нет, что вы, – заверил алхимик. – Может, желаете кофе? Или десерт?

Видя, что компания увеличилась, один из официантов быстро убрал грязную посуду, а второй встал рядом, готовый принять заказ.

– Мне кофе, – заказал Зав. – А Луна любит мороженое.

Женщина кивнула, одобряя решение Проклятого.

– Что вы посоветуете? – спросила она Рудницкого.

– Честно говоря, я пил только холодный кофе, кстати, совсем неплохой. А вот насчет мороженого, тут сидит эксперт. – Алхимик указал на девочку.

– Что ты мне посоветуешь, солнышко? – с улыбкой спросила Луна.

– Самое вкусное земляничное, – решительно сказала малышка. – Но дыня тоже ничего. И я не ела шоколадного, – с сожалением сказала она.

– Ну, тогда я закажу все три вида и дам тебе попробовать шоколадного.

Аня растерянно посмотрела на Рудницкого и, поддержанная его ободряющим жестом, решительно кивнула. Заказ принесли почти мгновенно, и снова им прислуживал сам владелец заведения, называя алхимика – ну как же иначе! – «ваше превосходительство». Похоже, официант не только оценил материальный статус клиента, но и узнал, кто он такой.

– Ваше превосходительство? – с удивлением в голосе спросила Аня. – Почему тот толстый господин назвал вас «ваше превосходительство»? Вы кардинал?

– Нет, – неожиданно включился в разговор Зав. – Твой приятель очень важная особа, но не кардинал. Кардиналам говорят «ваше преосвященство».

– Господин Рудницкий не мой приятель, – сказала девочка. – Я только продаю цветы возле его отеля.

– Раз он пригласил тебя в кафе, значит, он хочет с тобой подружиться, – вмешалась Луна.

Рудницкий смущенно кашлянул: было заметно, что theokataratos очарованы его отношениями с девочкой. Только почему? Что ее отличает от сотни других детей, которых он каждый день встречает на улице и которые не вызывают ни малейшей заинтересованности у Проклятых?

– Правда? – покраснела Аня.

– Правда, – согласился слегка растерявшийся алхимик. – Но мы должны уже возвращаться, иначе твоя мама будет беспокоиться.

Девочка послушно отложила ложечку – Луна отдала ей половину своей порции, – но неожиданно запротестовал Зав.

– Еще минутку, – попросил он.

В его руке появилась массивная серебряная монета. Брошенная на стол, она начала вращаться вокруг собственной оси, все быстрее и быстрее. Аня наклонилась вперед, чтобы лучше видеть, взрослые обменялись взглядами над ее головой.

– Астрея уже у вас, – заявил Зав шепотом. – Она осталась под опекой Вилланова. Прошу сообщить мне, когда мы можем забрать ее назад.

Рудницкий едва заметно кивнул и поднялся, попрощавшись легким поклоном. Аня с видимым сожалением вернула монету, но Луна положила ее обратно в ее маленькую, не слишком чистую ручку.

– Она твоя, – с уважением сказала она.

На улице все еще было жарко, стены отдавали тепло, но алхимик ощутил мороз по спине. Колеса кареты громыхали по мостовой в странном беспокойном ритме – казалось, что они выбивают одну и ту же фразу: пять дней, пять дней…

Загрузка...