Меня Господь благословил идти,
Брести велел, не думая о цели.
Он петь меня благословил в пути,
Чтоб спутники мои повеселели.
Иду, бреду, но не гляжу вокруг,
Чтоб не нарушить божье повеленье,
Чтоб не завыть по-волчьи вместо пенья,
Чтоб сердца стук не замер в страхе вдруг.
Я человек. А даже соловей,
Зажмурившись, поет в глуши своей.
{1946 – 1947}
Евгений Шварц
«…При бесконечных разговорах о влиянии, которые так любят литературоведы, кроме многих других вещей, они не учитывают одного обстоятельства. Я полушутя изложил его в стихах следующим образом:
На душе моей темно,
Братцы, что ж это такое?
Я писать люблю одно,
А читать люблю другое!
И в самом деле. Я люблю Чехова. Мало сказать люблю – я не верю, что люди, которые его не любят, настоящие люди. Когда при мне восхищаются Чеховым, я испытываю такое удовольствие, будто речь идет о близком, лично мне близком человеке. И в этой любви не последнюю роль играет сознание, что писать так, как Чехов, его манерой, для меня немыслимо. Его дар органичен, естественно, только ему. А у меня он вызывает ощущение чуда. Как он мог так писать?
А романтики, сказочники и прочие им подобные не вызывают у меня ощущения чуда. Мне кажется, что так писать легко. Я сам так пишу. Пишу с наслаждением, совсем не похожим на то, с которым читаю сочинения, подобные моим. Точнее, родственные моим.
В чем же дело?
Неужели на меня влияют те писатели, которые нравятся мне меньше? Или дело здесь в органической, врожденной (как голос, к примеру) склонности к данному виду литературы? Или на самом деле влияние было, но так давно, в таком раннем детстве, что я начисто об этом забыл?
Не думаю, что раннее, детское впечатление такой силы можно было бы забыть.
Припоминаю теперь, что первую свою пьесу «Ундервуд» я совершенно искренне считал произведением вполне реалистическим. С удивлением и удовольствием услыхал я, что у меня получился новый вид сказки. Очень мне это понравилось. Думаю, что в дальнейшем я сознательнее, чем прежде, старался, чтобы пьесы мои походили на сказки.
К чему я все это пишу? Во-первых, потому что продолжаю учиться печатать. А во-вторых, потому, что вопрос о влияниях не так прост и решается не столь прямо. Прекрасная вещь возбуждает желание работать, но не передразнивать, если ты уже человек, а не обезьяна. А работаешь – как можешь…»
Жил-был бедный принц. Королевство у него было маленькое-премаленькое, но жениться все-таки было можно, а жениться-то принцу хотелось.
Разумеется, с его стороны было несколько смело спросить дочь императора: «Пойдешь за меня?» Впрочем, он носил славное имя и знал, что сотни принцесс с благодарностью ответили бы на его предложение согласием. Да вот, поди знай, что взбредет в голову императорской дочке!
Послушаем же, как было дело.
На могиле у отца принца вырос розовый куст несказанной красоты; цвел он только раз в пять лет, и распускалась на нем всего одна-единственная роза. Зато она разливала такой сладкий аромат, что, впивая его, можно было забыть все свои горести и заботы. Еще был у принца соловей, который пел так дивно, словно у него в горлышке были собраны все чудеснейшие мелодии, какие только есть на свете. И роза и соловей предназначены были в дар принцессе; их положили в большие серебряные ларцы и отослали к ней.
Император велел принести ларцы прямо в большую залу, где принцесса играла со своими фрейлинами в гости; других занятий у нее не было. Увидав большие ларцы с подарками, принцесса захлопала от радости в ладоши.
– Ах, если бы тут была маленькая киска! – сказала она.
Но из ларца вынули прелестную розу.
– Ах, как это мило сделано! – сказали все фрейлины.
– Больше чем мило! – сказал император. – Это прямо-таки недурно!
Но принцесса потрогала розу и чуть не заплакала.
– Фи, папа! – сказала она. – Она не искусственная, а настоящая!
– Фи! – повторили все придворные. – Настоящая!
– Погодим сердиться! Посмотрим сначала, что в другом ларце! – возразил император.
И вот из ларца появился соловей и запел так чудесно, что нельзя было сейчас же найти какого-нибудь недостатка.
– Superbe! Charmant! [1] – сказали фрейлины; все они болтали по-французски, одна хуже другой.
– Как эта птичка напоминает мне органчик покойной императрицы! – сказал один старый придворный. – Да, тот же тон, та же манера!
– Да! – сказал император и заплакал, как ребенок.
– Надеюсь, что птица не настоящая? – спросила принцесса.
– Настоящая! – ответили ей доставившие подарки послы.
– Так пусть она летит! – сказала принцесса и так и не позволила принцу явиться к ней самому.
Но принц не унывал: он вымазал себе все лицо черной и бурой краской, нахлобучил шапку и постучался во дворец.
– Здравствуйте, император! – сказал он. – Не найдется ли у вас для меня какого-нибудь местечка?
– Много вас тут ходит! – ответил император. – Впрочем, постой, мне нужен свинопас! У нас пропасть свиней!
И вот принца утвердили придворным свинопасом и отвели ему жалкую, крошечную каморку рядом со свиными закутками. День-деньской просидел он за работой и к вечеру смастерил чудесный горшочек. Горшочек был весь увешан бубенчиками, и когда в нем что-нибудь варили, бубенчики названивали старую песенку:
Ах, мой милый Августин,
Все прошло, прошло, прошло!
Занимательнее же всего было то, что, держа руку над подымавшимся из горшочка паром, можно было узнать, какое у кого в городе готовилось кушанье. Да уж, горшочек был не чета какой-нибудь розе!
Вот принцесса отправилась со своими фрейлинами на прогулку и вдруг услыхала мелодичный звон бубенчиков. Она сразу же остановилась и вся просияла: она тоже умела наигрывать на фортепиано «Ах, мой милый Августин». Только эту мелодию она и наигрывала, зато одним пальцем.
– Ах, ведь и я это играю! – сказала она. – Так свинопас-то у нас образованный! Слушайте, пусть кто-нибудь из вас пойдет и спросит у него, что стоит этот инструмент.
Одной из фрейлин пришлось надеть деревянные башмаки и пойти на задний двор.
– Что возьмешь за горшочек? – спросила она.
– Десять принцессиных поцелуев! – отвечал свинопас.
– Как можно! – сказала фрейлина.
– А дешевле нельзя! – отвечал свинопас.
– Ну, что он сказал? – спросила принцесса.
– Право, и передать нельзя! – отвечала фрейлина. – Это ужасно!
– Так шепни мне на ухо!
И фрейлина шепнула принцессе.
– Вот невежа! – сказала принцесса и пошла было, но… бубенчики зазвенели так мило:
Ах, мой милый Августин,
Все прошло, прошло, прошло!
– Послушай! – сказала принцесса фрейлине. – Пойди спроси, не возьмет ли он десять поцелуев моих фрейлин?
– Нет, спасибо! – ответил свинопас. – Десять поцелуев принцессы, или горшочек останется у меня.
– Как это скучно! – сказала принцесса. – Ну, придется вам стать вокруг, чтобы никто нас не увидал!
Фрейлины обступили ее и растопырили свои юбки; свинопас получил десять принцессиных поцелуев, а принцесса – горшочек.
Вот была радость! Целый вечер и весь следующий день горшочек не сходил с очага, и в городе не осталось ни одной кухни, от камергерской до сапожниковой, о которой бы они не знали, что в ней стряпалось. Фрейлины прыгали и хлопали в ладоши.
– Мы знаем, у кого сегодня сладкий суп и блинчики! Мы знаем, у кого каша и свиные котлеты! Как интересно!
– Еще бы! – подтвердила обер-гофмейстерина.
– Да, но держите язык за зубами, я ведь императорская дочка!
– Помилуйте! – сказали все.
А свинопас (то есть принц, но для них-то он был ведь свинопасом) даром времени не терял и смастерил трещотку; когда ее начинали вертеть, раздавались звуки всех вальсов и полек, какие только есть на белом свете.
– Но это superbe! – сказала принцесса, проходя мимо. – Вот так попурри! Лучше этого я ничего не слыхала! Послушайте, спросите, что он хочет за этот инструмент. Но целоваться я больше не стану!
– Он требует сто принцессиных поцелуев! – доложила фрейлина, побывав у свинопаса.
– Да что он, в уме? – сказала принцесса и пошла своею дорогой, но сделала два шага и остановилась.
– Надо поощрять искусство! – сказала она. – Я ведь императорская дочь! Скажите ему, что я дам ему по-вчерашнему десять поцелуев, а остальные пусть дополучит с моих фрейлин!
– Ну, нам это вовсе не по вкусу! – сказали фрейлины.
– Пустяки! – сказала принцесса. – Уж если я могу целовать его, то вы и подавно! Не забывайте, что я кормлю вас и плачу вам жалованье!
И фрейлине пришлось еще раз отправиться к свинопасу.
– Сто принцессиных поцелуев! – повторил он. – А нет – каждый останется при своем.
– Становитесь вокруг! – скомандовала принцесса, и фрейлины обступили ее, а свинопас принялся ее целовать.
– Что это за сборище у свиных закуток? – спросил, выйдя на балкон, император, протер глаза и надел очки. – Э, да это фрейлины опять что-то затеяли! Надо пойти посмотреть.
И он расправил задники своих домашних туфель. Туфлями служили ему стоптанные башмаки. Вы бы только поглядели, как он быстро зашлепал в них!
Придя на задний двор, он потихоньку подкрался к фрейлинам, а те все были ужасно заняты счетом поцелуев, – надо же было следить за тем, чтобы расплата была честной и свинопас не получил ни больше, ни меньше, чем ему следовало. Никто поэтому не заметил императора, а он привстал на цыпочки.
– Это еще что за штуки! – сказал он, увидав целующихся, и швырнул в них туфлей как раз в ту минуту, когда свинопас получал от принцессы восемьдесят шестой поцелуй. – Вон! – закричал рассерженный император и выгнал из своего государства и принцессу и свинопаса.
Принцесса стояла и плакала, свинопас бранился, а дождик так и лил на них.
– Ах, я несчастная! – плакала принцесса. – Что бы мне выйти за прекрасного принца! Ах, какая я несчастная!
А свинопас зашел за дерево, стер с лица черную и бурую краску, сбросил грязную одежду и явился перед ней во всем своем королевском величии и красе, и так он был хорош собой, что принцесса сделала реверанс.
– Теперь я только презираю тебя! – сказал он. – Ты не захотела выйти за честного принца! Ты не оценила соловья и розу, а свинопаса целовала за игрушки! Поделом же тебе!
И он ушел к себе в королевство, крепко захлопнув за собой дверь. А ей оставалось только стоять да петь:
Ах, мой милый Августин,
Все прошло, прошло, прошло!
Много лет назад жил-был на свете король: он так любил наряжаться, что тратил на новые платья все свои деньги, а парады, театры, загородные прогулки занимали его только потому, что он мог там показаться в новом наряде. На каждый час дня у него было особое платье, и как про других королей говорят: «Король в совете», так про него говорили: «Король в гардеробной».
В столице этого короля жилось очень весело; почти каждый день приезжали иностранные гости, и вот раз явилось двое обманщиков. Они выдали себя за ткачей и сказали, что могут соткать такую чудесную ткань, лучше которой ничего и представить себе нельзя: кроме необыкновенно красивого рисунка и расцветки, она отличается еще удивительным свойством – становиться невидимой для всякого человека, который сидит не на своем месте или непроходимо глуп.
«Да, вот это будет платье! – подумал король. – Тогда ведь я могу узнать, кто из моих сановников не на своем месте и кто умен, а кто глуп. Пусть поскорее соткут для меня такую ткань».
И он дал обманщикам большой задаток, чтобы они сейчас же принялись за дело.
Те поставили два ткацких станка и стали делать вид, будто усердно работают, а у самих на станках ровно ничего не было. Нимало не стесняясь, они требовали для работы тончайшего шелку и чистейшего золота, все это клали себе в карман и просиживали за пустыми станками с утра до поздней ночи.
«Хотелось бы мне посмотреть, как подвигается дело!» – думал король. Но тут он вспоминал о чудесном свойстве ткани, и ему становилось как-то не по себе. Конечно, ему нечего бояться за себя, но… все-таки лучше сначала пошел бы кто-нибудь другой! А между тем молва о диковинной ткани облетела весь город, и всякий горел желанием поскорее убедиться в глупости или непригодности своего ближнего.
«Пошлю-ка я к ним своего честного старого министра, – подумал король. – Уж он-то рассмотрит ткань: он умен и как никто другой подходит к своей должности».
И вот старик министр вошел в залу, где за пустыми станками сидели обманщики.
«Господи помилуй! – подумал министр, тараща глаза. – Да ведь я ничего не вижу!»
Только он не сказал этого вслух.
Обманщики почтительно попросили его подойти поближе и сказать, как нравятся ему узор и краски. При этом они указывали на пустые станки, а бедный министр как ни пялил глаза, все-таки ничего не видел. Да и видеть было нечего.
«Ах ты, господи! – думал он. – Неужели я глуп? Вот уж чего никогда не думал! Упаси господь, кто-нибудь узнает!.. А может, я не гожусь для своей должности?.. Нет, нет, никак нельзя признаваться, что я не вижу ткани!»
– Что ж вы ничего не скажете нам? – спросил один из ткачей.
– О, это премило! – ответил старик министр, глядя сквозь очки. – Какой узор, какие краски! Да, да, я доложу королю, что мне чрезвычайно понравилась ваша работа!
– Рады стараться! – сказали обманщики и принялись расписывать, какой тут необычайный узор и сочетания красок. Министр слушал очень внимательно, чтобы потом повторить все это королю. Так он и сделал.
Теперь обманщики стали требовать еще больше денег, шелку и золота; но они только набивали себе карманы, а на работу не пошло ни одной нитки. Как и прежде, они сидели у пустых станков и делали вид, что ткут.
Потом король послал к ткачам другого достойного сановника. Он должен был посмотреть, как идет дело, и узнать, скоро ли работа будет закончена. С ним было то же самое, что и с первым. Уж он смотрел, смотрел во все глаза, а все равно ничего, кроме пустых станков, не высмотрел.
– Ну, как вам нравится? – спросили его обманщики, показывая ткань и восхваляя узоры, которых и в помине не было.
«Я не глуп, – думал сановник. – Значит, я не на своем месте? Вот тебе раз! Однако нельзя и виду подавать!»
И он стал расхваливать ткань, которой не видел, восхищаясь красивым рисунком и сочетанием красок.
– Премило, премило! – доложил он королю.
Скоро весь город заговорил о восхитительной ткани.
Наконец и сам король пожелал полюбоваться диковинкой, пока она еще не снята со станка.
С целою свитой избранных придворных и сановников, в числе которых находились и первые два, уже видевшие ткань, явился король к хитрым обманщикам, ткавшим, не покладая рук, на пустых станках.
– Magnifique! [2] Не правда ли? – вскричали уже побывавшие здесь сановники. – Не угодно ли полюбоваться? Какой рисунок… а краски!
И они тыкали пальцами в пространство, воображая, что все остальные видят ткань.
«Что за ерунда! – подумал король. – Я ничего не вижу! Ведь это ужасно! Глуп я, что ли? Или не гожусь в короли? Это было бы хуже всего!»
– О да, очень, очень мило! – сказал в конце концов король. – Вполне заслуживает моего одобрения!
И он с довольным видом кивал головой, рассматривая пустые станки, – он не хотел признаться, что ничего не видит. Свита короля глядела во все глаза, но видела не больше, чем он сам; и тем не менее все в один голос повторяли: «Очень, очень мило!» – и советовали королю сделать себе из этой ткани наряд для предстоящей торжественной процессии.
– Magnifique! Чудесно! Excellent! [3] – только и слышалось со всех сторон; все были в таком восторге! Король наградил обманщиков рыцарским крестом в петлицу и пожаловал им звание придворных ткачей.
Всю ночь накануне торжества просидели обманщики за работой и сожгли больше шестнадцати свечей, – всем было ясно, что они очень старались кончить к сроку новое платье короля. Они притворялись, что снимают ткань со станков, кроят ее большими ножницами и потом шьют иголками без ниток.
Наконец они объявили:
– Готово!
Король в сопровождении свиты сам пришел к ним одеваться. Обманщики поднимали кверху руки, будто держали что-то, приговаривая:
– Вот панталоны, вот камзол, вот кафтан! Чудесный наряд! Легок, как паутина, и не почувствуешь его на теле! Но в этом-то вся и прелесть!
– Да, да! – говорили придворные, хотя они ничего не видели – но ведь и видеть-то было нечего.
– А теперь, ваше королевское величество, соблаговолите раздеться и стать вот тут, перед большим зеркалом! – сказали королю обманщики. – Мы оденем вас!
Король разделся догола, и обманщики принялись наряжать его: они делали вид, будто надевают на него одну часть одежды за другой и наконец прикрепляют что-то на плечах и на талии, – это они надевали на него королевскую мантию! А король поворачивался перед зеркалом во все стороны.
– Боже, как идет! Как чудно сидит! – шептали в свите. – Какой узор, какие краски! Роскошное платье!
– Балдахин ждет! – доложил обер-церемониймейстер.
– Я готов! – сказал король. – Хорошо ли сидит платье?
И он еще раз повернулся перед зеркалом: надо ведь было показать, что он внимательно рассматривает свой наряд.
Камергеры, которые должны были нести шлейф королевской мантии, сделали вид, будто приподняли что-то с пола, и пошли за королем, вытягивая перед собой руки, – они не смели и виду подать, что ничего не видят.
И вот король шествовал по улицам под роскошным балдахином, а люди, толпившиеся, чтобы на него посмотреть, говорили:
– Ах, какое красивое это новое платье короля! Как чудно сидит! Какая роскошная мантия!
Ни единый человек не сказал, что ничего не видит, никто не хотел признаться, что он глуп или сидит не на своем месте. Ни одно платье короля не вызывало еще таких восторгов.
– Да ведь король-то голый! – закричал вдруг какой-то маленький мальчик.
– Послушайте-ка, что говорит невинный младенец! – сказал его отец, и все стали шепотом передавать друг другу слова ребенка.
– Да ведь он совсем голый! Вот мальчик говорит, что он голый! – закричал наконец весь народ.
И королю стало жутко: ему казалось, что они правы, но надо же было довести церемонию до конца!
И он выступал под своим балдахином еще величавее, а камергеры шли за ним, поддерживая мантию, которой не было.
Генрих.
Христиан.
Король.
Принцесса.
Король-отец.
Министры.
Придворные дамы.
Жандармы.
Фрейлины.
Солдаты.
Публика.
Лужайка, поросшая цветами. На заднем плане – королевский замок. Свиньи бродят по лужайке. Свинопас Генрих рассказывает. Друг его, ткач Христиан, лежит задумчиво на траве.
Генрих. Несу я через королевский двор поросенка. Ему клеймо ставили королевское. Пятачок, а наверху корона. Поросенок орет – слушать страшно. И вдруг сверху голос: перестаньте мучить животное, такой-сякой! Только что я хотел выругаться – мне, понимаешь, и самому неприятно, что поросенок орет, – глянул наверх, ах! а там принцесса. Такая хорошенькая, такая миленькая, что у меня сердце перевернулось. И решил я на ней жениться.
Христиан. Ты мне это за последний месяц рассказываешь в сто первый раз.
Генрих. Такая, понимаешь, беленькая! Я и говорю: принцесса, приходи на лужок поглядеть, как пасутся свиньи. А она: я боюсь свиней. А я ей говорю: свиньи смирные. А она: нет, они хрюкают. А я ей: это человеку не вредит. Да ты спишь?
Христиан (сонно). Спу.
Генрих (поворачивается к свиньям). И вот, дорогие вы мои свинки, стал я ходить каждый вечер этой самой дорогой. Принцесса красуется в окне, как цветочек, а я стою внизу во дворе как столб, прижав руки к сердцу. И все ей повторяю: приходи на лужок. А она: а чего я там не видела? А я ей: цветы там очень красивые. А она: они и у нас есть. А я ей: там разноцветные камушки. А она мне: подумаешь, как интересно. Так и уговариваю, пока нас не разгонят. И ничем ее не убедишь! Наконец я придумал. Есть, говорю, у меня котелок с колокольчиками, который прекрасным голосом поет, играет на скрипке, на валторне, на флейте и, кроме того, рассказывает, что у кого готовится на обед. Принеси, говорит она, сюда этот котелок. Нет, говорю, его у меня отберет король. Ну ладно, говорит, приду к тебе на лужайку в будущую среду, ровно в двенадцать. Побежал я к Христиану. У него руки золотые, и сделали мы котелок с колокольчиками… Эх, свинки, свинки, и вы заснули! Конечно, вам надоело… Я только об этом целыми днями и говорю… Ничего не поделаешь – влюблен. Ах, идет! (Толкает свиней.) Вставай, Герцогиня, вставай, Графиня, вставай, Баронесса. Христиан! Христиан! Проснись!
Христиан. А? Что?
Генрих. Идет! Вон она! Беленькая, на дорожке. (Генрих тычет пальцем вправо.)
Христиан. Чего ты? Чего там? Ах, верно – идет. И не одна, со свитой… Да перестань ты дрожать… Как ты женишься на ней, если ты ее так боишься?
Генрих. Я дрожу не от страха, а от любви.
Христиан. Генрих, опомнись! Разве от любви полагается дрожать и чуть ли не падать на землю! Ты не девушка!
Генрих. Принцесса идет.
Христиан. Раз идет, значит, ты ей нравишься. Вспомни, сколько девушек ты любил – и всегда благополучно. А ведь она хоть и принцесса, а тоже девушка.
Генрих. Главное, беленькая очень. Дай глотну из фляжки. И хорошенькая. И миленькая. Идешь по двору, а она красуется в окне, как цветочек… И я как столб, во дворе, прижавши руки к сердцу…
Христиан. Замолчи! Главное, будь тверд. Раз уж решил жениться – не отступай. Ох, не надеюсь я на тебя. Был ты юноша хитрый, храбрый, а теперь…
Генрих. Не ругай меня, она подходит…
Христиан. И со свитой!
Генрих. Я никого не вижу, кроме нее! Ах ты моя миленькая!
Входят принцесса и придворные дамы. Принцесса подходит к свинопасу. Дамы стоят в стороне.
Принцесса. Здравствуй, свинопас.
Генрих. Здравствуй, принцесса.
Принцесса. А мне сверху, из окна, казалось, что ты меньше ростом.
Генрих. А я больше ростом.
Принцесса. И голос у тебя нежней. Ты со двора всегда очень громко мне кричал.
Генрих. А здесь я не кричу.
Принцесса. Весь дворец знает, что я пошла сюда слушать твой котелок, – так ты кричал! Здравствуй, свинопас! (Протягивает ему руку.)
Генрих. Здравствуй, принцесса. (Берет принцессу за руку.)
Христиан (шепчет). Смелей, смелей, Генрих!
Генрих. Принцесса! Ты такая славненькая, что прямо страшно делается.
Принцесса. Почему?
Генрих. Беленькая такая, добренькая такая, нежная такая.
Принцесса вскрикивает.
Что с тобой?
Принцесса. Вон та свинья злобно смотрит на нас.
Генрих. Которая? А! Та! Пошла отсюда прочь, Баронесса, или я завтра же тебя зарежу.
Третья придворная дама. Ах! (Падает в обморок.)
Все придворные дамы ее окружают.
Возмущенные возгласы. Грубиян!
– Нельзя резать баронессу!
– Невежа!
– Это некрасиво – резать баронессу!
– Нахальство!
– Это неприлично – резать баронессу!
Первая придворная дама (торжественно подходит к принцессе). Ваше высочество! Запретите этому… этому поросенку оскорблять придворных дам.
Принцесса. Во-первых, он не поросенок, а свинопас, а во-вторых – зачем ты обижаешь мою свиту?
Генрих. Называй меня, пожалуйста, Генрих.
Принцесса. Генрих? Как интересно. А меня зовут Генриетта.
Генрих. Генриетта? Неужели? А меня – Генрих.
Принцесса. Видишь, как хорошо. Генрих!
Генрих. Вот ведь! Бывает же… Генриетта.
Первая придворная дама. Осмелюсь напомнить вашему высочеству, что этот… этот ваш собеседник собирается завтра зарезать баронессу.
Принцесса. Ах да… Скажи, пожалуйста, Генрих, зачем ты собираешься завтра зарезать баронессу?
Генрих. А она уже достаточно разъелась. Она ужасно толстая.
Третья придворная дама. Ах! (Снова падает в обморок.)
Генрих. Почему эта дама все время кувыркается?
Первая придворная дама. Эта дама и есть та баронесса, которую вы назвали свиньей и хотите зарезать.
Генрих. Ничего подобного, вот свинья, которую я назвал Баронессой и хочу зарезать.
Первая придворная дама. Вы эту свинью назвали Баронессой?
Генрих. А эту Графиней.
Вторая придворная дама. Ничего подобного! Графиня – это я!
Генрих. А эта свинья – Герцогиня.
Первая придворная дама. Какая дерзость! Герцогиня – это я! Называть свиней высокими титулами! Ваше высочество, обратите внимание на неприличный поступок этого свинопаса.
Принцесса. Во-первых, он не свинопас, а Генрих. А во-вторых, свиньи – его подданные, и он вправе их жаловать любыми титулами.
Первая придворная дама. И вообще он ведет себя неприлично. Он держит вас за руку!
Принцесса. Что же тут неприличного! Если бы он держал меня за ногу…
Первая придворная дама. Умоляю вас, молчите. Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи.
Принцесса. А вы не приставайте. А скажи, Генрих, почему у тебя такие твердые руки?
Генрих. Тебе не нравится?
Принцесса. Какие глупости! Как это мне может не нравиться! У тебя руки очень милые.
Генрих. Принцесса, я тебе сейчас что-то скажу…
Первая придворная дама (решительно). Ваше высочество! Мы пришли сюда слушать котелок. Если мы не будем слушать котелок, а будем с крайне неприличным вниманием слушать чужого мужчину, я сейчас же…
Принцесса. Ну и не слушайте чужого мужчину и отойдите.
Первая придворная дама. Но он и вам чужой!
Принцесса. Какие глупости. Я с чужими никогда не разговариваю.
Первая придворная дама. Я даю вам слово, принцесса, что сейчас же позову короля.
Принцесса. Отстаньте!
Первая придворная дама (кричит, повернувшись к замку). Коро-оль! Идите сюда скорей. Принцесса ужасно себя ведет!
Принцесса. Ах, как они мне надоели. Ну покажи им котелок, Генрих, если им так хочется.
Генрих. Христиан! Иди сюда. Давай котелок.
Христиан (достает из мешка котелок. Тихо.) Молодец, Генрих. Так ее. Не выпускай ее. Она в тебя по уши влюблена.
Генрих. Ты думаешь?
Христиан. Да тут и думать нечего. Теперь, главное, поцелуй ее. Найди случай! Целуй ее, чтобы ей было что вспомнить, когда домой придет. Вот, ваше высочество, и вы, благородные дамы, замечательный котелок с колокольчиками. Кто его сделал? Мы. Для чего? Для того, чтобы позабавить высокорожденную принцессу и благородных дам. На вид котелок прост – медный, гладкий, затянут сверху ослиной кожей, украшен по краям бубенцами. Но это обманчивая простота. За этими медными боками скрыта самая музыкальная душа в мире. Сыграть сто сорок танцев и спеть одну песенку может этот медный музыкант, позванивая своими серебряными колокольчиками. Вы спросите: почему так много танцев? Потому что он весел, как мы. Вы спросите: почему всего одну песенку? Потому что он верен, как мы. Но это еще не все: эта чудодейственная, веселая и верная машина под ослиной кожей скрывает нос!
Придворные дамы (хором). Что?
Христиан. Нос. И какой нос, о прекрасная принцесса и благородные дамы! Под грубой ослиной кожей таится, как нежный цветок, самый тонкий, самый чуткий нос в мире. Достаточно направить его с любого расстояния на любую кухню любого дома – и наш великий нос сразу почует, что за обед там готовится. И сразу же совершенно ясно, правда, несколько в нос, опишет нам нос этот самый обед. О благородные слушатели! С чего мы начнем? С песенки, с танцев или с обедов?
Первая придворная дама. Принцесса, с чего вы прикажете начать? Ах! Я заслушалась и не заметила! Принцесса! Принцесса! Принцесса! Я вам говорю.
Принцесса (томно). Мне? Ах да, да. Говорите что хотите.
Первая придворная дама. Что вы делаете, принцесса? Вы позволяете обнимать себя за талию. Это неприлично!
Принцесса. Что же тут неприличного? Если бы он обнимал меня за…
Первая придворная дама. Умоляю вас, молчите. Вы так наивны, что можете сказать совершенно страшные вещи!
Принцесса. А вы не приставайте. Идите слушайте котелок!
Первая придворная дама. Но мы не знаем, с чего начать: с песенки, с танцев или с обедов?
Принцесса. Как ты думаешь, Генрих?
Генрих. Ах ты моя миленькая…
Принцесса. Он говорит, что ему все равно.
Первая придворная дама. Но я спрашиваю вас, принцесса.
Принцесса. Я же вам ответила, что нам все равно. Ну, начинайте с обедов.
Придворные дамы (хлопая в ладоши). С обедов, с обедов, с обедов!
Христиан. Слушаю-с, благородные дамы. Мы ставим котелок на левый бок и тем самым приводим в действие нос. Слышите, как он сопит?
Слышно громкое сопение.
Это он принюхивается.
Слышно оглушительное чихание.
Он чихнул, – следовательно, он сейчас заговорит. Внимание.
Нос (гнусаво). Я в кухне герцогини.
Придворные дамы (хлопая в ладоши). Ах, как интересно!
Первая придворная дама. Но…
Придворные дамы. Не мешайте!
Нос. У герцогини на плите ничего не варится, а только разогревается.
Придворные дамы. Почему?
Нос. Она вчера за королевским ужином напихала себе в рукава девять бутербродов с икрой, двенадцать с колбасой, пять отбивных котлет, одного кролика, шашлык по-царски, курицу под белым соусом, пирожков разных восемнадцать штук, соус тартар с каперсами и оливками, беф-филе годар, соус из фюмэ, натуральный пломбир с цукатами, парфе кофейное и корочку хлебца.
Первая придворная дама. Ты врешь, нахальный нос!
Нос. Не для чего мне врать. Я точный прибор.
Придворные дамы. Браво, браво, как интересно, еще, еще!
Нос. Я в кухне у графини.
Вторая придворная дама. Но…
Придворные дамы. Не мешайте.
Нос. Плита у графини такая холодная, чхи, что я боюсь схватить насморк! Чхи!
Придворные дамы. Но почему?
Нос. Плита у графини целый месяц не топилась.
Придворные дамы. Но почему?
Нос. Она целый месяц обедает в гостях. Она экономная.
Вторая придворная дама. Врешь, бесстыдный нос!
Нос. Чего мне врать? Машина не врет. Я у баронессы. Здесь тепло. Печь горит вовсю. У баронессы прекрасный повар. Он готовит обед для гостей. Он делает из конины куриные котлеты. Сейчас я иду к маркизе, потом к генеральше, потом к президентше…
Придворные дамы (кричат хором). Довольно, довольно, ты устал!
Нос. Я не устал.
Придворные дамы. Нет, устал, устал, довольно, довольно!
Христиан (поворачивает котелок). Я надеюсь, что вы в восторге, благородные дамы?
Придворные дамы молчат.
Если нет – пущу опять нос в путешествие.
Придворные дамы. Мы довольны, довольны, спасибо, браво, не надо!
Христиан. Я вижу, вы действительно довольны и веселы. А раз вы довольны и веселы, то вам только и остается что танцевать. Сейчас вы услышите один из ста сорока танцев, запрятанных в этом котелке.
Первая придворная дама. Я надеюсь – это танец без… без… слов?
Христиан. О да, герцогиня, это совершенно безобидный танец. Итак, я кладу котелок на правый бок и – вы слышите?
Позванивая бубенчиками, котелок начинает играть. Генрих танцует с принцессой. Христиан с герцогиней, графиня с баронессой. Прочие придворные дамы водят вокруг хоровод. Танец кончается.
Придворные дамы. Еще, еще, какой хороший танец!
Христиан. Ну, Генрих, действуй! Вот тебе предлог.
Принцесса. Да, пожалуйста, Генрих, заведи еще раз котелок! Я сама не знала, что так люблю танцевать.
Христиан. Ваше высочество, у этого котелка есть одно ужасное свойство.
Принцесса. Какое?
Христиан. Несмотря на свою музыкальную душу, он ничего не делает даром. Первый раз он играл в благодарность за то, что вы пришли из королевского дворца на нашу скромную лужайку. Если вы хотите, чтобы он играл еще…
Принцесса. Я должна еще раз прийти. Но как это сделать? Ведь для этого надо уйти, а мне так не хочется!
Генрих. Нет, нет, не уходи, куда там, еще рано, ты только что пришла!
Принцесса. Но он иначе не заиграет, а мне так хочется еще потанцевать с тобой. Что нужно сделать? Скажи! Я согласна.
Генрих. Нужно… чтобы ты… (скороговоркой) десять раз меня поцеловала.
Придворные дамы. Ах!
Принцесса. Десять?
Генрих. Потому что я очень влюблен в тебя. Зачем ты так странно смотришь? Ну не десять, ну пять.
Принцесса. Пять? Нет!
Генрих. Если бы ты знала, как я обрадуюсь, ты бы не спорила… Ну поцелуй меня хоть три раза…
Принцесса. Три? Нет! Я не согласна.
Первая придворная дама. Вы поступаете совершенно справедливо, ваше высочество.
Принцесса. Десять, пять, три. Кому ты это предлагаешь? Ты забываешь, что я – королевская дочь! Восемьдесят, вот что!
Придворные дамы. Ах!
Генрих. Что восемьдесят?
Принцесса. Поцелуй меня восемьдесят раз! Я принцесса!
Придворные дамы. Ах!
Первая придворная дама. Ваше высочество, что вы делаете! Он вас собирается целовать в губы! Это неприлично!
Принцесса. Что же тут неприличного? Ведь в губы, а не…
Первая придворная дама. Умоляю вас, молчите! Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи.
Принцесса. А вы не приставайте!
Генрих. Скорей! Скорей!
Принцесса. Пожалуйста, Генрих, я готова.
Первая придворная дама. Умоляю вас, принцесса, не делать этого. Уж если вам так хочется потанцевать, пусть он меня поцелует хоть сто раз…
Принцесса. Вас? Вот это будет действительно неприлично! Вас он не просил. Вы сами предлагаете мужчине, чтобы он вас целовал.
Первая придворная дама. Но ведь вы тоже…
Принцесса. Ничего подобного, меня он принудил! Я вас понимаю – сто раз. Конечно, он такой милый, кудрявый, у него такой приятный ротик… Она отчасти права, Генрих, ты меня поцелуешь сто раз. И пожалуйста, не спорьте, герцогиня, иначе я прикажу вас заточить в подземелье.
Первая придворная дама. Но король может увидеть вас из окон дворца!
Принцесса. Станьте вокруг! Слышите! Станьте вокруг! Заслоняйте нас своими платьями. Скорей! Как это можно – мешать людям, которые собрались целоваться! Иди сюда, Генрих!
Первая придворная дама. Но кто будет считать, ваше высочество?
Принцесса. Это не важно! Если мы собьемся – то начнем сначала.
Первая придворная дама. Считайте, медам.
Генрих и принцесса целуются.
Придворные дамы. Раз.
Поцелуй продолжается.
Первая придворная дама. Но, ваше высочество, для первого раза, пожалуй, уже достаточно!
Поцелуй продолжается.
Но ведь так мы не успеем кончить и до завтрашнего дня.
Поцелуй продолжается.
Христиан. Не тревожьте его, мадам, он все равно ничего не слышит, я его знаю.
Первая придворная дама. Но ведь это ужасно!
Из кустов выскакивает Король. Он в короне и в горностаевой мантии.
Король!
Король. У кого есть спички, дайте мне спички!
Общее смятение. Генрих и принцесса стоят потупившись.
Придворные дамы. Ваше величество!
Король. Молчать! У кого есть спички?
Христиан. Ваше величество…
Король. Молчать! У вас есть спички?
Христиан. Да, ваше ве…
Король. Молчать! Давайте их сюда.
Христиан. Но зачем, ваше величество?
Король. Молчать!
Христиан. Не скажете – не дам спичек, ваше…
Король. Молчать! Спички мне нужны, чтобы зажечь костер, на котором я сожгу придворных дам. Я уже собрал в кустах хворосту.
Христиан. Пожалуйста, ваше величество, вот спички.
Придворные дамы падают в обморок.
Король. Какой ужас! Моя дочь целуется со свинопасом! Зачем ты это сделала?
Принцесса. Так мне захотелось.
Король. Захотелось целоваться?
Принцесса. Да.
Король. Пожалуйста! Завтра же я отдам тебя замуж за соседнего короля.
Принцесса. Ни за что!
Король. А кто тебя спрашивает!
Принцесса. Я ему выщиплю всю бороду!
Король. Он бритый.
Принцесса. Я ему выдеру все волосы!
Король. Он лысый.
Принцесса. Тогда я ему выбью зубы!
Король. У него нет зубов. У него искусственные зубы.
Принцесса. И вот за эту беззубую развалину ты отдаешь меня замуж!
Король. Не с зубами жить, а с человеком. Эх вы, дамы! (Оглушительно.) Встать!
Дамы встают.
Хорошо! Очень хорошо! Только потому, что я задержался, не мог сразу найти английских булавок, чтобы подколоть мантию, вы тут устроили оргию! Нет, вас мало только сжечь на костре! Я вас сначала сожгу и потом отрублю вам головы, а потом повешу вас всех на большой дороге.
Дамы плачут.
Не реветь! Нет, этого мало! Я придумал: я вас не сожгу и не повешу. Я вас оставлю в живых и буду вас всю жизнь ругать, ругать, пилить, пилить. Ага! Съели!
Дамы плачут.
А кроме того, я лишу вас жалованья!
Дамы падают в обморок.
Встать! А тебя, свинопас, и твоего друга я вышлю из пределов страны. Ты не слишком виноват. Принцесса действительно такая чудненькая, что не влюбиться трудно. Где котелок? Котелок я заберу себе. (Хватает котелок.)
Котелок (начинает петь).
Я хожу-брожу по свету,
Полон я огня.
Я влюбился в Генриетту,
А она в меня.
Шире степи, выше леса
Я тебя люблю.
Никому тебя, принцесса,
Я не уступлю.
Завоюем счастье с бою
И пойдем домой.
Ты да я да мы с тобою,
Друг мой дорогой.
Весел я брожу по свету,
Полон я огня,
Я влюбился в Генриетту,
А она в меня.
Король. Это котелок поет?
Генрих. Да, ваше величество.
Король. Поет он хорошо, но слова возмутительные. Он утверждает, что ты все равно женишься на принцессе?
Генрих. Да, я все равно женюсь на принцессе, ваше величество.
Принцесса. Правильно, правильно!
Король (придворным дамам). Уведите ее.
Принцесса. До свиданья, Генрих. Я тебя люблю.
Генрих. Не беспокойся, принцесса, я на тебе женюсь.
Принцесса. Да, пожалуйста, Генрих, будь так добр. До свиданья, до свиданья!
Ее уводят.
Генрих. До свиданья, до свиданья!
Король. Генрих!
Генрих. До свиданья, до свиданья!
Король. Эй ты, слушай!
Генрих. До свиданья, до свиданья!
Король. Я тебе говорю. (Поворачивает его лицом к себе.) Твой котелок поет только одну песню?
Генрих. Да, только одну.
Король. А такой песни у него нету? (Поет дребезжащим голосом.) Ничего у тебя не выйдет, пошел вон.
Генрих. Такой песни у него нет и не может быть.
Король. Ты меня не серди – ты видел, как я бываю грозен?
Генрих. Видел.
Король. Дрожал?
Генрих. Нет.
Король. Ну то-то!
Генрих. Прощай, король.
Король. Ты куда?
Генрих. Пойду к соседнему королю. Он дурак, и я его так обойду, что лучше и не надо. Смелей меня нет человека. Я поцеловал твою дочь и теперь ничего не боюсь! Прощай!
Король. Погоди. Надо же мне пересчитать свиней. Раз, два, три, пятнадцать, двадцать… Так. Все. Ступай!
Генрих. Прощай, король. Идем, Христиан.
Уходят с пением:
Шире степи, выше леса
Я тебя люблю.
Никому тебя, принцесса,
Я не уступлю.
Король. Чувствую я – заварится каша. Ну да я тоже не дурак. Я выпишу дочке иностранную гувернантку, злобную, как собака. С ней она и поедет. И камергера с ней пошлю. А придворных дам не пошлю. Оставлю себе. Ишь ты, шагают, поют! Шагайте, шагайте, ничего у вас не выйдет!
Занавес
Перед занавесом появляется министр нежных чувств.
Министр нежных чувств. Я министр нежных чувств его величества короля. У меня теперь ужасно много работы – мой король женится на соседней принцессе. Я выехал сюда, чтобы, во-первых, устроить встречу принцессы с необходимой торжественностью. А во-вторых и в-третьих, чтобы решить все деликатные задачи. Дело в том, что моему всемилостивейшему повелителю пришла в голову ужасная мысль. Жандармы!
Входят два бородатых жандарма.
Жандармы (хором). Что угодно вашему превосходительству?
Министр. Следите, чтобы меня не подслушали. Я сейчас буду говорить о секретных делах государственной важности.
Жандармы (хором). Слушаю-с, ваше превосходительство!
Расходятся в разные стороны. Становятся у порталов.
Министр (понизив голос). Итак, моему повелителю в прошлый вторник за завтраком пришла в голову ужасная мысль. Он как раз ел колбасу – и вдруг замер с куском пищи в зубах. Мы кинулись к нему, восклицая: «Ваше величество! Чего это вы!» Но он только стонал глухо, не разнимая зубов: «Какая ужасная мысль! Ужас! Ужас!» Придворный врач привел короля в чувство, и мы узнали, что именно их величество имело честь взволновать. Мысль действительно ужасная. Жандармы!
Жандармы (хором). Что угодно вашему превосходительству?
Министр. Заткните уши.
Жандармы (хором). Слушаю-с, ваше превосходительство! (Затыкают уши.)
Министр. Король подумал: а вдруг мамаша их высочества, мамаша нареченной невесты короля, была в свое время (шепотом) шалунья! Вдруг принцесса не дочь короля, а девица неизвестного происхождения? Вот первая задача, которую я должен разрешить. Вторая такова. Его величество купался, был весел, изволил хихикать и говорил игривые слова. И вдруг король, восклицая: «Вторая ужасная мысль!», на мелком месте пошел ко дну. Оказывается, король подумал: а вдруг принцесса до сговора (шепотом) тоже была шалунья, имела свои похождения и… ну, словом, вы понимаете! Мы спасли короля, и он тут же в море отдал необходимые распоряжения. Я приехал сюда узнать всю правду о происхождении и поведении принцессы, и – клянусь своей рыцарской честью – я узнаю о ее высочестве всю подноготную. Жандармы! Жандармы! Да что вы, оглохли? Жандармы! Ах да! Ведь я приказал им заткнуть уши. Какова дисциплина! Король разослал по всем деревням на пути принцессы лучших жандармов королевства. Они учат население восторженным встречам. Отборные молодцы. (Подходит к жандармам, опускает им руки.) Жандармы!
Жандармы. Что угодно вашему превосходительству?
Министр. Подите взгляните, не едет ли принцесса.
Жандармы. Слушаю-с, ваше превосходительство! (Уходят.)
Министр. Трудные у меня задачи, не правда ли? Но я знаю совершенно точно, как их решить. Мне помогут одна маленькая горошина и двенадцать бутылок отборного вина. Я очень ловкий человек.
Входят жандармы.
Ну?
Жандармы. Ваше превосходительство. Далеко-далеко, там, где небо как бы сливается с землей, вьется над холмом высокий столб пыли. В нем то алебарда сверкнет, то покажется конская голова, то мелькнет золотой герб. Это принцесса едет к нам, ваше превосходительство.
Министр. Пойдем посмотрим, все ли готово к встрече.
Уходят.
Пологие холмы покрыты виноградниками. На переднем плане – гостиница. Двухэтажный домик. Столы стоят во дворе гостиницы. Мэр деревушки мечется по двору вместе с девушками и парнями. Крики: «Едет! едет!» Входит министр нежных чувств.
Министр. Мэр! Перестаньте суетиться. Подите сюда.
Мэр. Я? Да. Вот он. Что? Нет.
Министр. Приготовьте двенадцать бутылок самого крепкого вина.
Мэр. Что? Бутылок? Зачем?
Министр. Нужно.
Мэр. Ага… Понял… Для встречи принцессы?
Министр. Да.
Мэр. Она пьяница?
Министр. Вы с ума сошли! Бутылки нужны для ужина, который вы подадите спутникам принцессы.
Мэр. Ах, спутникам. Это приятнее… Да-да… Нет-нет.
Министр (хохочет. В сторону). Как глуп! Я очень люблю глупых людей, они такие потешные. (Мэру.) Приготовьте бутылки, приготовьте поросят, приготовьте медвежьи окорока.
Мэр. Ах так. Нет… То есть да. Эй вы, возьмите ключи от погреба! Дайте сюда ключи от чердака! (Бежит.)
Министр. Музыканты!
Дирижер. Здесь, ваше превосходительство!
Министр. У вас все в порядке?
Дирижер. Первая скрипка, ваше превосходительство, наелась винограду и легла на солнышке. Виноградный сок, ваше превосходительство, стал бродить в животике первой скрипки и превратился в вино. Мы их будим, будим, а они брыкаются и спят.
Министр. Безобразие! Что же делать?
Дирижер. Все устроено, ваше превосходительство. На первой скрипке будет играть вторая, а на второй – контрабас. Мы привязали скрипку к жерди, контрабас поставит ее как контрабас, и все будет более чем прекрасно.
Министр. А кто будет играть на контрабасе?
Дирижер. Ах, какой ужас! Об этом я не подумал!
Министр. Поставьте контрабас в середину. Пусть его хватают и пилят на нем все, у кого окажутся свободными руки.
Дирижер. Слушаю, ваше превосходительство. (Убегает.)
Министр. Ах, какой я умный, какой ловкий, какой находчивый человек!
Входят два жандарма.
Жандармы. Ваше превосходительство, карета принцессы въехала в деревню!
Министр. Внимание! Оркестр! Мэр! Девушки! Народ! Жандармы! Следите, чтобы парни бросали шапки повыше!
За забором показывается верхушка кареты с чемоданами. Министр бросается в ворота к карете. Оркестр играет. Жандармы кричат «ура». Шапки летят вверх. Входят принцесса, камергер, гувернантка.
Ваше высочество… Волнение, которое вызвал ваш приезд в этой скромной деревушке, ничтожно по сравнению с тем, что делается в сердце моего влюбленного повелителя. Но тем не менее…
Принцесса. Довольно… Камергер! Где мои носовые платки?
Камергер. Эх! Ух! Охо-хо! Сейчас, ваше высочество, я возьму себя в руки и спрошу у гувернантки. М-мы. (Рычит. Успокаивается.) Госпожа гувернантка, где платки нашей принцессы лежать себя имеют быть?
Гувернантка. Платки имеют быть лежать себя в чемодане, готентотенпотентатертантеатентер.
Камергер. Одер. (Рычит.) Платки в чемодане, принцесса.
Принцесса. Достаньте. Вы видите, что мне хочется плакать. Достаньте платки. И принесите.
Несут чемоданы.
И прикажите приготовить мне постель. Скоро стемнеет. (В сторону.) А я ужасно устала. Пыль, жара, ухабы! Скорее, скорее спать! Я во сне увижу моего дорогого Генриха. Мне так надоели эти совершенно чужие обезьяны. (Уходит в гостиницу.)
Камергер роется в чемодане.
Министр. Неужели принцесса не будет ужинать?
Камергер (рычит). Эх, ух, охо-хо! Нет! Она вот уже три недели ничего не ест. Она так взволнована предстоящим браком.
Гувернантка (набрасывается на министра нежных чувств). Выньте свои руки карманов из! Это неприлично есть иметь суть! Ентведер!
Министр. Чего хочет от меня эта госпожа?
Камергер (рычит). О-о-оу! (Успокаивается. Гувернантке.) Возьмите себя в свои руки, анкор. Это не есть ваш воспитанник не. (Министру.) Простите, вы не говорите на иностранных языках?
Министр. Нет. С тех пор как его величество объявил, что наша нация есть высшая в мире, нам приказано начисто забыть иностранные языки.
Камергер. Эта госпожа – иностранная гувернантка, самая злая в мире. Ей всю жизнь приходилось воспитывать плохих детей, и она очень от этого ожесточилась. Она набрасывается теперь на всех встречных и воспитывает их.
Гувернантка (набрасывается на камергера). Не чешите себя. Не!
Камергер. Видите? Уоу! Она запрещает мне чесаться, хотя я вовсе не чешусь, а только поправляю манжеты. (Рычит.)
Министр. Что с вами, господин камергер, вы простужены?
Камергер. Нет. Просто я уже неделю не был на охоте. Я переполнен кровожадными мыслями. У-лю-лю! Король знает, что я без охоты делаюсь зверем, и вот он послал меня сопровождать принцессу. Простите, господин министр, я должен взглянуть, что делает принцесса. (Ревет.) Ату его! (Успокаивается.) Госпожа гувернантка, направьте свои ноги на. Принцесса давно надзора без находит себя.
Гувернантка. Хотим мы идти. (Идет. На ходу министру.) Дышать надо нос через! Плохой мальчишка ты есть, ани, бани, три конторы!
Уходит с камергером.
Министр. Чрезвычайно подозрительно! Зачем король-отец послал таких свирепых людей сопровождать принцессу? Это неспроста. Но я все узнаю! Все! Двенадцать бутылок крепкого вина заставят эту свирепую стражу разболтать все. Все! Ах, как я умен, ловок, находчив, сообразителен! Не пройдет и двух часов, как прошлое принцессы будет у меня вот тут, на ладони.
Идут двенадцать девушек с перинами. У каждой девушки по две перины.
Ага! Сейчас мы займемся горошиной. (Первой девушке.) Дорогая красавица, на два слова.
Девушка толкает его в бок. Министр отскакивает. Подходит ко второй.
Дорогая красотка, на два слова.
С этой девушкой происходит то же самое. Все двенадцать девушек отталкивают министра и скрываются в гостиницу.
(Потирая бока.) Какие грубые, какие неделикатные девушки. Как же быть с горошиной, черт побери! Жандармы!
Жандармы подходят к министру.
Жандармы. Что угодно вашему превосходительству?
Министр. Мэра.
Жандармы. Слушаю-с, ваше превосходительство!
Министр. Придется посвятить в дело этого дурака. Больше некого.
Жандармы приводят мэра.
Жандармы, станьте около и следите, чтобы нас не подслушали. Я буду говорить с мэром о секретных делах государственной важности.
Жандармы. Слушаю-с, ваше превосходительство! (Становятся возле мэра и министра.)
Министр. Мэр. Ваши девушки…
Мэр. Ага, понимаю. Да. И вас тоже?
Министр. Что?
Мэр. Девушки наши… Вы бок потираете. Ага. Да.
Министр. Что вы болтаете?
Министр. Вы приставали к девушкам, они вас толкали. Да. Знаю по себе. Сам холостой.
Министр. Постойте!
Мэр. Нет. Любят они, да-да. Только молодых. Смешные девушки. Я их люблю… Ну-ну… А они нет. Меня нет… Вас тоже. Не могу помочь.
Министр. Довольно! Я не за этим вас звал. Ваши девушки не поняли меня. Я им хотел поручить секретное дело государственной важности. Придется это дело выполнить вам.
Мэр. Ага. Ну-ну. Да-да.
Министр. Вам придется забраться в спальню принцессы.
Мэр (хохочет). Ах ты… Вот ведь… Приятно… Но нет… Я честный.
Министр. Вы меня не поняли. Вам придется войти туда на секунду, после того как девушки постелят перины для ее высочества. И под все двадцать четыре перины на доски кровати положить эту маленькую горошину. Вот и все.
Мэр. Зачем?
Министр. Не ваше дело! Берите горошину и ступайте!
Мэр. Не пойду. Да… Ни за что.
Министр. Почему?
Мэр. Это дело неладное. Я честный. Да-да. Нет-нет. Вот возьму сейчас заболею – и вы меня не заставите! Нет-нет! Да-да!
Министр. Ах, черт, какой дурак! Ну хорошо, я вам все скажу. Но помните, что это секретное дело государственной важности. Король приказал узнать мне, действительно ли принцесса благородного происхождения. Вдруг она не дочь короля!
Мэр. Дочь. Она очень похожа на отца. Да-да.
Министр. Это ничего не значит. Вы не можете себе представить, как хитры женщины. Точный ответ нам может дать только эта горошина. Люди действительно королевского происхождения отличаются необычайно чувствительной и нежной кожей. Принцесса, если она настоящая принцесса, почувствует эту горошину через все двадцать четыре перины. Она не будет спать всю ночь и завтра пожалуется мне на это. А будет спать – значит, дело плохо. Поняли? Ступайте!
Мэр. Ага… (Берет горошину.) Ну-ну… Мне самому интересно. Так похожа на отца – и вдруг… Правда, у отца борода… Но ротик… Носик…
Министр. Ступайте!
Мэр. Глазки.
Министр. Идите, вам говорят!
Мэр. Лобик.
Министр. Не теряйте времени, вы, болван!
Мэр. Иду, иду! И фигура у нее, в общем, очень похожа на отца. Ай, ай, ай! (Уходит.)
Министр. Слава богу!
Мэр (возвращается). И щечки.
Министр. Я вас зарежу!
Мэр. Иду, иду (Уходит.)
Министр. Ну-с, вопрос с происхождением я выясню! Теперь остается только позвать камергера и гувернантку, подпоить их и выведать всю подноготную о поведении принцессы.
С визгом пробегают девушки, которые относили перины. За ними, потирая бок, выходит камергер.
Господин камергер, я вижу по движениям ваших рук, что вы пробовали беседовать с этими девушками.
Камергер. Поохотился немного… (Рычит.) Брыкаются и бодаются, как дикие козы. Дуры!
Министр. Господин камергер, когда вас огорчает женщина, то утешает вино.
Камергер. Ничего подобного. Я, как выпью, сейчас же начинаю тосковать по женщинам.
Министр. Э, все равно! Выпьем, камергер! Скоро свадьба! Здесь прекрасное вино, веселящее вино. Посидим ночку! А?
Камергер (рычит). Ох как хочется посидеть! У-лю-лю! Но нет, не могу! Я дал клятву королю: как только принцесса ляжет спать – сейчас же ложиться у ее двери и сторожить ее не смыкая глаз. Я у дверей, гувернантка у кровати – так и сторожим целую ночь. Отсыпаемся в карете. Ату его!
Министр (в сторону). Очень подозрительно! Надо его во что бы то ни стало подпоить. Господин камергер…
Визг и крик наверху, грохот на лестнице. Врывается мэр, за ним разъяренная гувернантка.
Мэр. Ой, спасите, съест! Ой, спасите, убьет!
Камергер. Что случилось ентведер-одер, абер?
Гувернантка. Этот старый хурда-мурда в спальню принцессы войти смел суть! А я ему имею откусить башку, готентотенпотентатертантеатенантетер!
Камергер. Этот наглец залез в спальню принцессы. Ату его!
Министр. Стойте. Сейчас я все вам объясню. Подите сюда, мэр! (Тихо.) Положили горошину?
Мэр. Ох, положил… Да… Она щиплется.
Министр. Кто?
Мэр. Гувернантка. Я горошину положил… Вот… Смотрю на принцессу.. Удивляюсь, как похожа на отца… Носик, ротик… Вдруг… как прыгнет… Она… Гувернантка.
Министр. Ступайте. (Камергеру.) Я все выяснил. Мэр хотел только узнать, не может ли он еще чем-нибудь помочь принцессе. Мэр предлагает загладить свой поступок двенадцатью бутылками крепкого вина.
Камергер. У-лю-лю!
Министр. Слушайте, камергер! Бросьте, ей-богу, а? Чего там! Границу вы уже переехали! Король-отец ничего не узнает. Давайте покутим! И гувернантку позовем. Вот здесь, на столике, честное слово, ей-богу, клянусь честью! А наверх я пошлю двух молодцов-жандармов. Самые верные, самые отборные во всем королевстве собаки. Никого они не пропустят ни к принцессе, ни обратно. А, камергер? У-лю-лю?
Камергер (гувернантке). Предлагают на столиках шнапс тринкен. Наверх двух жандармов они послать имеют. Жандармы вроде собак гумти-думти доберман-боберман. Злее нас. Уна дуна рес?
Гувернантка. Лестница тут один?
Камергер. Один.
Гувернантка. Квинтер, баба, жес.
Камергер (министру). Ну ладно, выпьем! Посылайте жандармов.
Министр. Жандармы! Отправляйтесь наверх, станьте у двери принцессы и сторожите. Рысью!
Жандармы. Слушаю-с, ваше превосходительство! (Убегают наверх.)
Министр. Мэр! Неси вино, медвежьи окорока, колбасы. (Хохочет. В сторону.) Сейчас! Сейчас выведаю всю подноготную! Какой я умный! Какой я ловкий! Какой я молодец!
Свет внизу гаснет. Открывается второй этаж. Комната принцессы. Принцесса в ночном чепчике лежит высоко на двадцати четырех перинах.
Принцесса (напевает).
Шире степи, выше леса
Я тебя люблю.
Никому тебя, принцесса,
Я не уступлю.
Ну что это такое? Каждый вечер я так хорошо засыпала под эту песенку. Спою – и сразу мне делается спокойно. Сразу я верю, что Генрих действительно не уступит меня этому старому и толстому королю. И приходит сон. И во сне Генрих. А сегодня ничего не получается. Что-то так и впивается в тело через все двадцать четыре перины и не дает спать. Или в пух попало перо, или в досках кровати есть сучок. Наверное, я вся в синяках. Ах, какая я несчастная принцесса! Смотрела я в окно, там девушки гуляют со своими знакомыми, а я лежу и пропадаю напрасно! Я сегодня написала на записочке, что спросить у Генриха, когда я его увижу во сне. А то я все время забываю. Вот записочка… Во-первых, любил ли он других девушек, пока не встретился со мной? Во-вторых, когда он заметил, что в меня влюбился? В-третьих, когда он заметил, что я в него влюбилась? Я всю дорогу об этом думала. Ведь мы только один раз успели поцеловаться – и нас разлучили! И поговорить не пришлось. Приходится во сне разговаривать. А сон не идет. Что-то так и перекатывается под перинами. Ужасно я несчастная! Попробую еще раз спеть. (Поет.)
Весел я брожу по свету,
Полон я огня.
Два мужских голоса подхватывают:
Я влюбился в Генриетту,
А она в меня.
Принцесса. Что это? Может быть, я уже вижу сон?
Дуэт.
Шире степи, выше леса
Я тебя люблю.
Никому тебя, принцесса,
Я не уступлю.
Принцесса. Ах, как интересно! И непонятно, и страшно, и приятно.
Дуэт.
Завоюем счастье с бою
И пойдем домой,
Ты да я да мы с тобою,
Друг мой дорогой.
Принцесса. Я сейчас слезу и выгляну. Завернусь в одеяло и взгляну. (Слезает с перин.)
Дуэт.
Весел я брожу по свету,
Полон я огня,
Я влюбился в Генриетту,
А она в меня.
Принцесса. Где мои туфли? Вот они! Неужели за дверью…
Распахивает дверь. Там два жандарма.
Кто вы?
Жандармы. Мы жандармы его величества короля.
Принцесса. Что вы здесь делаете?
Жандармы. Мы сторожим ваше высочество.
Принцесса. А кто это пел?
Жандармы. Это пел человек, который поклялся во что бы то ни стало жениться на вашей милости. Он полюбил вас навеки за то, что вы такая маленькая, такая добрая, такая нежная. Он не хнычет, не плачет, не тратит времени по-пустому. Он вьется вокруг, чтобы спасти вас от проклятого жениха. Он пел, чтобы напомнить вам о себе, а друг его подпевал ему.
Принцесса. Но где же он?
Жандармы молча большими шагами входят в комнату принцессы.
Почему вы не отвечаете? Где Генрих? Что вы так печально смотрите? Может быть, вы пришли меня зарезать?
Жандармы. Дерните нас за бороды.
Принцесса. За бороды?
Жандармы. Да.
Принцесса. Зачем?
Жандармы. Не бойтесь, дергайте!
Принцесса. Но я с вами не знакома!
Жандармы. Генрих просит дернуть нас за бороды.
Принцесса. Ну хорошо! (Дергает.)
Жандармы. Сильней!
Принцесса дергает изо всей силы. Бороды и усы жандармов остаются у нее в руках. Перед нею Генрих и Христиан.
Принцесса. Генрих! (Бросается к нему, останавливается.) Но я не одета…
Христиан. Ничего, принцесса, ведь скоро вы будете его женой.
Принцесса. Я не потому, что это неприлично, – а я не знаю, хорошенькая я или нет!
Генрих. Генриетта! Я скорее умру, чем тебя оставлю, такая ты славная. Ты не бойся – мы все время едем за тобой следом. Вчера напоили жандармов, связали, спрятали, приехали. Запомни: только об одном мы и думаем, только одна у нас цель и есть – освободить тебя и увезти с собой. Один раз не удастся – мы второй раз попробуем. Второй не удастся – мы третий. Сразу ничего не дается. Чтобы удалось, надо пробовать и сегодня, и завтра, и послезавтра. Ты готова?
Принцесса. Да. А скажи, пожалуйста, Генрих, ты любил других девушек до меня?
Генрих. Я их всех ненавидел!
Христиан. Бедная принцесса – как она похудела!
Принцесса. А скажи, пожалуйста, Генрих…
Христиан. Потом, бедная принцесса, вы поговорите потом. А сейчас слушайте нас.
Генрих. Мы попробуем бежать с тобой сегодня.
Принцесса. Спасибо, Генрих.
Генрих. Но это может нам не удасться.
Принцесса. Сразу ничего не дается, милый Генрих.
Генрих. Возьми эту бумагу.
Принцесса (берет). Это ты писал? (Целует бумагу. Читает.) Иди ты к чертовой бабушке. (Целует бумагу.) Заткнись, дырявый мешок. (Целует.) Что это, Генрих?
Генрих. Это, если бегство не удастся, ты должна выучить и говорить своему жениху-королю. Сама ты плохо умеешь ругаться. Выучи и ругай его как следует.
Принцесса. С удовольствием, Генрих. (Читает.) Вались ты к черту на рога. Очень хорошо! (Целует бумагу.)
Генрих. Под твоими перинами лежит горошина. Это она не давала тебе спать. Скажи завтра, что ты прекрасно спала эту ночь. Тогда король откажется от тебя. Понимаешь?
Принцесса. Ничего не понимаю, но скажу. Какой ты умный, Генрих!
Генрих. Если он не откажется от тебя, все равно не падай духом. Мы будем около.
Принцесса. Хорошо, Генрих. Я буду спать хорошо и на горошине, если это нужно. Сколько у тебя дома перин?
Генрих. Одна.
Принцесса. Я приучусь спать на одной перине. А где же ты будешь спать, бедненький? Впрочем, мы…
Христиан. Умоляю вас, молчите, принцесса! Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи!
Генрих. Одевайся, принцесса, и идем. Они там внизу совсем пьяны. Мы убежим.
Христиан. А не убежим – горошина поможет.
Генрих. А не поможет – мы будем около и все равно, хоть из-под венца, а вытащим тебя. Идем, моя бедная!
Принцесса. Вот что, миленькие мои друзья. Вы не рассердитесь, если я вас попрошу что-то?
Генрих. Конечно, проси! Я все сделаю для тебя.
Принцесса. Ну тогда, хоть это и очень задержит нас, но будь так добр – поцелуй меня.
Генрих целует принцессу.
Свет наверху гаснет. Освещается двор гостиницы. За столом министр нежных чувств, гувернантка, камергер. Все пьяны, но министр больше всех.
Министр. Я ловкий, слышишь, камергер? Я до того умный! Король велел: узнай потихоньку, не было ли у принцессы похождений… Понимаете? Тру-ля-ля! Деликатно, говорит, выведай! Другой бы что? Сбился бы другой! А я придумал! Я тебя напою, а ты пролоб… пробор… пробартаешься! Да? Умный я?
Камергер. У-лю-лю!
Министр. Ну да! Ну говори! От меня все равно не скрыться. Нет! Пролаб… пробар… прор… пробартывайся. Что ты можешь сказать о принцессе?
Камергер. Мы ее гончими травили! (Падает под стол. Вылезает.)
Министр. За что?
Камергер. У нее хвост красивый. У-лю-лю!
Министр (падает под стол. Вылезает). Хвост? У нее хвост есть?
Камергер. Ну да. Ату ее!
Министр. Почему хвост?
Камергер. Порода такая. У-лю-лю!
Министр. Вся порода? И у отца… хвост?
Камергер. А как же. И у отца.
Министр. Значит, у вас король хвостатый?
Камергер. Э, нет! Король у нас бесхвостый. А у отца ее хвост есть.
Министр. Значит, король ей не отец?
Камергер. Ну конечно!
Министр. Ура! (Падает под стол. Вылезает.) Прораб… пробар… А кто ее отец?
Камергер. Лис. Ату его!
Министр. Кто?
Камергер. Лис. У лисицы отец лис.
Министр. У какой лисицы?
Камергер. Про которую мы говорили… (Толкает гувернантку локтем.)
Оба пьяно хохочут.
Гувернантка. Если бы ты знать мог, гоголь-моголь, что она с свинопасом взаимно целовала себя! Сними локти со стола ауф! Не моргай не!
Камергер. Ату его!
Гувернантка. Ты есть болван!
Министр. Что они говорят?
Камергер. У-лю-лю!
Министр. Свиньи! Это не по-товар… не по-товарищески. Я вас побью. (Падает головой на стол.) Мэр! Мэр! Еще вина. (Засыпает.)
Гувернантка. Этот глупый болван себе спит! О, счастливый! Вот так вот лег и спит. А я сплю нет. Я сплю нет сколько ночей. Ундер-мундер. (Засыпает.)
Камергер. У-лю-лю. Олень! Олень! (Бежит, падает и засыпает.)
Мэр (входит). Вот. Еще вина. Да-да. Министр! Спит. Камергер! Спит. Госпожа гувернантка! Спит. Сяду. Да-да. Проснутся, небось. Нет-нет. (Дремлет.)
Дверь тихонько приоткрывается. Входит Христиан, осматривается. Подает знак. Выходят принцесса и Генрих. Крадутся к выходу. Мэр их замечает, вскакивает.
Куда?.. Это. А… Жандармы… Побрились… Странно… Назад!
Генрих. Я тебя убью!
Мэр. А я заору… Я смелый.
Христиан. Возьми денег и отпусти нас.
Мэр. Э, нет! Я честный. Сейчас свистну!
Принцесса. Дайте мне сказать. Мэр, пожалей, пожалуйста, меня. Я хоть и принцесса, а та же девушка!
Мэр всхлипывает.
Если ты меня предашь, повезут меня насильно венчать с чужим стариком.
Мэр всхлипывает.
Разве это хорошо? Король у вас капризный. А я слабенькая.
Мэр плачет.
Разве я выживу в неволе? Я там сразу помру!
Мэр (ревет во все горло). Ой, бегите скорей! Ой, а то вы помрете! (Вопит.) Бегите! Ой!
Все, кроме министра, вскакивают. Гувернантка хватает принцессу. Уносит наверх. Камергер свистит, улюлюкает. Вбегает стража. Генрих и Христиан пробивают себе дорогу к выходу. Все бегут за ними. Слышен топот коней. Пение:
Шире степи, выше леса
Я тебя люблю.
Никому тебя, принцесса,
Я не уступлю.
Камергер (входит). Удрали. Легче сто оленей затравить, чем одну королевскую дочь довезти благополучно до ее жениха! (Смотрит на министра.) А этот дрыхнет. Спи-спи, набирайся сил. Напрыгаешься еще с нашей тихой барышней. У-лю-лю.
Занавес
Приемная комната, отделенная от опочивальни короля аркой с бархатным занавесом. Приемная полна народу. Возле самого занавеса стоит камердинер, дергающий веревку колокола. Самый колокол висит в опочивальне. Рядом с камердинером портные спешно дошивают наряд короля. Рядом с портными – главный повар, он сбивает сливки для шоколада короля. Далее стоят чистильщики сапог, они чистят королевскую обувь. Колокол звонит. Стук в дверь.
Чистильщик сапог. Стучат в дверь королевской приемной, господин главный повар.
Повар. Стучат в дверь приемной, господа портные.
Портные. Стучат в дверь, господин камердинер.
Камердинер. Стучат? Скажите, чтобы вошли.
Стук все время усиливается.
Портные (Повару). Пусть войдут.
Повар (чистильщикам). Можно.
Чистильщик. Войдите.
Входят Генрих и Христиан, переодетые ткачами. У них седые парики. Седые бороды. Генрих и Христиан оглядываются. Затем кланяются камердинеру.
Христиан и Генрих. Здравствуйте, господин звонарь.
Молчание. Генрих и Христиан переглядываются. Кланяются портным.
Здравствуйте, господа портные.
Молчание.
Здравствуйте, господин повар.
Молчание.
Здравствуйте, господа чистильщики сапог.
Чистильщик. Здравствуйте, ткачи.
Христиан. Ответили. Вот чудеса! А скажите, что, остальные господа – глухие или немые?
Чистильщик. Ни то и ни другое, ткачи. Но согласно придворному, этикету вы должны были обратиться сначала ко мне. Я доложу о вас по восходящей линии, когда узнаю, что вам угодно. Ну-с? Что вам угодно?
Генрих. Мы самые удивительные ткачи в мире. Ваш король – величайший в мире щеголь и франт. Мы хотим услужить его величеству.
Чистильщик. Ага. Господин главный повар, удивительные ткачи желают служить нашему всемилостивейшему государю.
Повар. Ага. Господа портные, там ткачи пришли.
Портные. Ага. Господин камердинер, ткачи.
Камердинер. Ага. Здравствуйте, ткачи.
Генрих и Христиан. Здравствуйте, господин камердинер.
Камердинер. Служить хотите? Ладно! Я доложу о вас прямо первому министру, а он королю. Для ткачей у нас сверхускоренный прием. Его величество женится. Ткачи ему очень нужны. Поэтому он вас примет в высшей степени скоро.
Генрих. Скоро! Мы потратили два часа, прежде чем добрались до вас. Ну и порядочки!
Камердинер и все остальные вздрагивают. Оглядываются.
Камердинер (тихо). Господа ткачи! Вы люди почтенные, старые. Уважая ваши седины, предупреждаю вас: ни слова о наших национальных многовековых, освященных самим Создателем традициях. Наше государство – высшее в этом мире! Если вы будете сомневаться в этом, вас, невзирая на ваш возраст… (Шепчет что-то Христиану на ухо.)
Христиан. Не может быть.
Камердинер. Факт. Чтобы от вас не родились дети с наклонностями к критике. Вы арийцы?
Генрих. Давно.
Камердинер. Это приятно слышать. Садитесь. Однако я уже час звоню, а король не просыпается.
Повар (дрожит). Сейчас я попробую в-в-вам п-п-п-по-мочь. (Убегает.)
Христиан. Скажите, господин камердинер, почему, несмотря на жару, господин главный повар дрожит как в лихорадке?
Камердинер. Господин главный повар короля почти никогда не отходит от печей и так привыкает к жару, что в прошлом году, например, он на солнце в июле отморозил себе нос.
Слышен страшный рев.
Что это такое?
Вбегает главный повар, за ним поварята с корытом. Из корыта несется рев.
Что это?
Повар (дрожа). Это белуга, господин камердинер. Мы поставим ее в-в оп-п-почивальню короля, белуга б-б-будет р-реветь б-б-б-елугой и р-разбудит г-г-государя.
Камердинер. Нельзя.
Повар. Но почему?
Камердинер. Нельзя. Белуга все-таки, извините… вроде… красная рыба. А вы знаете, как относится король к этому… Уберите ее!
Поварята с белугой убегают.
Так-то лучше, господин главный повар. Эй! Вызвать взвод солдат, пусть они стреляют под окнами опочивальни залпами. Авось поможет.
Христиан. Неужели его величество всегда так крепко спит?
Камердинер. Лет пять назад он просыпался очень скоро. Я кашляну – и король летит с кровати.
Генрих. Ну!
Камердинер. Честное слово! Тогда у него было много забот. Он все время нападал на соседей и воевал.
Христиан. А теперь?
Камердинер. А теперь у него никаких забот нет. Соседи у него забрали все земли, которые можно забрать. И король спит и во сне видит, как бы им отомстить.
Слышен гром барабанов. Входит взвод солдат. Их ведет сержант.
Сержант (командует). Сми-и-ирно!
Солдаты замирают.
При входе в приемную короля преданно вздо-о-охни!
Солдаты разом вздыхают со стоном.
Представив себе его могущество, от благоговения тре-пе-е-щи!
Солдаты трепещут, широко расставив руки.
Эй ты, шляпа, как трепещешь? Трепещи аккуратно, по переднему! Пальцы! Пальцы! Так! Не вижу трепета в животе! Хорошо. Сми-ирно! Слушай мою команду! Подумав о счастье быть королевским солдатом, от избытка чувств пля-а-ши!
Солдаты пляшут под барабан все, как один, не выходя из строя.
Смирно! Встать на цыпочки! На цыпочках – арш! Пр-а-авей! Еще чуть пра-а-а-авей! Равнение на портрет дедушки его величества. На нос. На нос дедушки. Прямо!
Скрываются.
Христиан. Неужели с такими вымуштрованными солдатами король терпел поражения?
Камердинер (разводит руками). Ведь вот поди ж ты!
Входит первый министр – суетливый человек с большой седой бородой.
Первый министр. Здравствуйте, низшие служащие.
Все хором. Здравствуйте, господин первый министр.
Первый министр. Ну что? Все в порядке, камердинер? А? Говори правду. Правду режь.
Камердинер. Вполне, ваше превосходительство.
Первый министр. Однако король спит! А? Отвечай грубо. Откровенно.
Камердинер. Спит, ваше превосходительство.
За сценой залп.
Первый министр. Ага! Говори прямо: стреляют. Значит, его величество скоро встанут. Портные! Как у вас? Правду валяйте! В лоб!
Первый портной. Кладем последние стежки, господин министр.
Первый министр. Покажи. (Смотрит.) Рассчитывайте. Знаете наше требование? Последний стежок кладется перед самым одеванием его величества. Король каждый день надевает платье новое, с иголочки. Пройдет минута после последнего стежка – и он ваше платье, грубо говоря, не наденет. Известно вам это?
Первый портной. Так точно, известно.
Первый министр. Иголочки золотые?
Первый портной. Так точно, золотые.
Первый министр. Подать ему платье прямо с золотой иголочки. Прямо и откровенно! Повар! Сливки, грубо говоря, сбил? А? Говори без затей и без экивоков! Сбил сливки для королевского шоколада?
Повар. Д-да, ваше превосходительство.
Первый министр. Покажи. То-то. Однако… Камердинер! Кто это? Смело. Без затей. Говори.
Камердинер. Это ткачи пришли наниматься, ваше превосходительство.
Первый министр. Ткачи? Покажи. Ага! Здравствуйте, ткачи.
Генрих и Христиан. Здравия желаю, ваше превосходительство.
Первый министр. Королю, говоря без задних мыслей, попросту, нужны ткачи. Сегодня приезжает невеста. Эй! Повар! А завтрак для ее высочества? Готов? А?
Повар. Т-т-так точно, готов!
Первый министр. А какой? А? Покажи!
Повар. Эй! Принести пирожки, приготовленные для ее высочества!
Первый министр. Несут. А я пока взгляну, не открыл ли король, говоря без всяких там глупостей, глаза. (Уходит в опочивальню.)
Повар. Принцесса Генриетта ничего не ела целых три недели.
Генрих. Бедняжка! (Быстро пишет что-то на клочке бумажки.)
Повар. Но зато теперь она ест целыми днями.
Генрих. На здоровье.
Поварята вносят блюдо с пирожками.
Ах! Какие пирожки! Я бывал при многих дворах, но ни разу не видел ничего подобного! Какой аромат. Как подрумянены. Какая мягкость!
Повар (польщенный, улыбаясь). Д-да. Они такие мягкие, что на них остается ямка даже от пристального взгляда.
Генрих. Вы гений.
Повар. В-возьмите один.
Генрих. Не смею.
Повар. Нет, возьмите! В-вы знаток. Это такая редкость.
Генрих (берет, делает вид, что откусывает. Быстро прячет в пирожок записку). Ах! Я потрясен! Мастеров, равных вам, нет в мире.
Повар. Но мастерство мое, увы, погибнет вместе со мной.
Генрих (делая вид, что жует). Но почему?
Повар. Книга моя «Вот как нужно готовить, господа» погибла.
Генрих. Как! Когда?
Повар (шепотом). Когда пришла мода сжигать книги на площадях. В первые три дня сожгли все действительно опасные книги. А мода не прошла. Тогда начали жечь остальные книги без разбора. Теперь книг вовсе нет. Жгут солому.
Генрих (свистящим шепотом). Но ведь это ужасно! Да?
Повар (оглядываясь, свистящим шепотом). Только вам скажу. Да. Ужасно!
Во время этого короткого диалога Генрих успел положить пирожок с запиской обратно на самый верх.
Камердинер. Тише! Кажется, король чихнул.
Все прислушиваются.
Генрих (Христиану, тихо). Я положил записку в пирожок, Христиан.
Христиан. Ладно, Генрих. Не волнуйся.
Генрих. Я боюсь, что записка промаслится.
Христиан. Генрих, уймись! Напишем вторую.
Первый министр вылезает из-за занавеса.
Первый министр. Государь открыл один глаз. Готовьсь! Зови камергеров! Где фрейлины? Эй, трубачи!
Входят трубачи, камергеры, придворные. Быстро выстраиваются веером по обе стороны занавеса в опочивальню. Камердинер, не сводя глаз с первого министра, держит кисти занавеса.
Первый министр (отчаянным шепотом). Все готово? Правду говори.
Камердинер. Так точно!
Первый министр (отчаянно). Валяй, в мою голову!
Камердинер тянет за шнуры. Распахивается занавес. За ним ничего не видно, кроме целой горы скрывающихся за сводами арки перин.
Христиан. Где же король?
Повар. Он спит на ста сорока восьми перинах – до того он благороден. Его не видно. Он под самым потолком.
Первый министр (заглядывая). Тише. Готовьтесь! Он ворочается. Он почесал бровь. Морщится. Сел. Труби!
Трубачи трубят. Все кричат трижды: «Ура король! Ура король! Ура король!» Тишина. После паузы из-под потолка раздается капризный голос: «Ах! Ах! Ну что это? Ну зачем это? Зачем вы меня разбудили? Я видел во сне нимфу. Свинство какое!»
Камердинер. Осмелюсь напомнить вашему величеству, что сегодня приезжает принцесса, невеста вашего величества.
Король (сверху, капризно). Ах, ну что это, издевательство какое-то. Где мой кинжал? Я сейчас тебя зарежу, нехороший ты человек, и все. Ну где он? Ну сколько раз я тебе говорил – клади кинжал прямо под подушку.
Камердинер. Но уже половина одиннадцатого, ваше величество.
Король. Что? И ты меня не разбудил! Вот тебе за это, осел!
Сверху летит кинжал. Вонзается у самых ног камердинера. Пауза.
Ну! Чего же ты не орешь? Разве я тебя не ранил?
Камердинер. Никак нет, ваше величество.
Король. Но, может быть, я тебя убил?
Камердинер. Никак нет, ваше величество.
Король. И не убил? Свинство какое! Я несчастный! Я потерял всякую меткость. Ну что это, ну что такое в самом деле! Отойди! Видишь, я встаю!
Первый министр. Готовься! Государь во весь рост встал на постели! Он делает шаг вперед! Открывает зонт. Труби!
Трубят трубы. Из-под свода показывается король. Он опускается на открытом зонте, как на парашюте. Придворные кричат «ура». Король, достигнув пола, отбрасывает зонт, который сразу подхватывает камердинер. Король в роскошном халате и в короне, укрепленной на голове лентой. Лента пышным бантом завязана под подбородком. Королю лет пятьдесят. Он полный, здоровый. Он ни на кого не глядит, хотя приемная полна придворных. Он держится так, как будто он один в комнате.
Король (камердинеру). Ну что такое! Ну что это! Ну зачем ты молчишь? Видит, что государь не в духе, и ничего не может придумать. Подними кинжал. (Некоторое время задумчиво разглядывает поданный камердинером кинжал, затем кладет его в карман халата.) Лентяй! Ты не стоишь даже того, чтобы умереть от благородной руки. Я тебе дал вчера на чай золотой?
Камердинер. Так точно, ваше величество!
Король. Давай его обратно. Я тобой недоволен. (Отбирает у камердинера деньги.) Противно даже… (Ходит взад и вперед, задевая застывших от благоговения придворных полами своего халата.) Видел во сне милую, благородную нимфу, необычайно хорошей породы и чистой крови. Мы с ней сначала разбили соседей, а затем были счастливы. Просыпаюсь – передо мной этот отвратительный лакей! Как я сказал нимфе? Кудесница! Чаровница! Влюбленный в вас не может не любить вас! (Убежденно.) Хорошо сказал. (Капризно.) Ну что это такое? Ну что это? Ну? Зачем я проснулся? Эй ты! Зачем?
Камердинер. Чтобы надеть новое, с иголочки, платье, ваше величество.
Король. Чурбан! Не могу же я одеваться, когда я не в духе. Развесели меня сначала. Зови шута, шута скорей!
Камердинер. Шута его величества!
От неподвижно стоящих придворных отделяется шут. Это солидный человек в пенсне. Он, подпрыгивая, приближается к королю.
Король (с официальной бодростью и лихостью. Громко). Здравствуй, шут!
Шут (так же). Здравствуйте, ваше величество!
Король (опускаясь в кресло). Развесели меня. Да поскорее. (Капризно и жалобно.) Мне пора одеваться, а я все гневаюсь да гневаюсь. Ну! Начинай!
Шут (солидно). Вот, ваше величество, очень смешная история. Один купец…
Король (придирчиво). Как фамилия?
Шут. Петерсен. Один купец, по фамилии Петерсен, вышел из лавки да как споткнется – и ляп носом об мостовую!
Король. Ха-ха-ха!
Шут. А тут шел маляр с краской, споткнулся об купца и облил краской проходившую мимо старушку.
Король. Правда? Ха-ха-ха!
Шут. А старушка испугалась и наступила собаке на хвост.
Король. Ха-ха-ха! Фу ты, боже мой! Ах-ах-ах! (Вытирая слезы.) На хвост?
Шут. На хвост, ваше величество. А собака укусила толстяка.
Король. Ох-ох-ох! Ха-ха-ха! Ой, довольно!..
Шут. А толстяк…
Король. Довольно, довольно! Не могу больше, лопну. Ступай, я развеселился. Начнем одеваться. (Развязывает бант под подбородком.) Возьми мою ночную корону. Давай утреннюю. Так! Зови первого министра.
Камердинер. Его превосходительство господин первый министр к его величеству!
Первый министр подбегает к королю.
Король (лихо). Здравствуйте, первый министр!
Первый министр (так же). Здравствуйте, ваше величество!
Король. Что скажешь, старик?.. Ха-ха-ха! Ну и шут у меня! Старушку за хвост! Ха-ха-ха! Что мне нравится в нем – это чистый юмор. Безо всяких так намеков, шпилек… Купец толстяка укусил! Ха-ха-ха! Ну что нового, старик? А?
Первый министр. Ваше величество! Вы знаете, что я старик честный, старик прямой. Я прямо говорю правду в глаза, даже если она неприятна. Я ведь стоял тут все время, видел, как вы, откровенно говоря, просыпаетесь, слышал, как вы, грубо говоря, смеетесь, и так далее. Позвольте вам сказать прямо, ваше величество…
Король. Говори, говори. Ты знаешь, что я на тебя никогда не сержусь.
Первый министр. Позвольте мне сказать вам прямо, грубо, по-стариковски: вы великий человек, государь!
Король (он очень доволен). Ну-ну. Зачем, зачем.
Первый министр. Нет, ваше величество, нет. Мне себя не перебороть. Я еще раз повторю – простите мне мою разнузданность, – вы великан! Светило!
Король. Ах, какой ты! Ах, ах!
Первый министр. Вы, ваше величество, приказали, чтобы придворный ученый составил, извините, родословную принцессы. Чтобы он разведал о ее предках, грубо говоря, то да се. Простите меня, ваше величество, за прямоту – это была удивительная мысль.
Король. Ну вот еще! Ну чего там!
Первый министр. Придворный ученый, говоря без разных там штучек и украшений, пришел. Звать? Ох, король! (Грозит пальцем.) Ох, умница!
Король. Поди сюда, правдивый старик. (Растроганно.) Дай я тебя поцелую. И никогда не бойся говорить мне правду в глаза. Я не такой, как другие короли. Я люблю правду, даже когда она неприятна. Пришел придворный ученый? Ничего! Пожалуйста! Зови его сюда. Я буду одеваться и пить шоколад, а он пусть говорит. Командуй к одеванию с шоколадом, честный старик.
Первый министр. Слушаю-с! (Лихо.) Лакеи!
Лакеи под звуки труб вносят ширму. Король скрывается за ней так, что видна только его голова.
Портные!
Звуки труб еще торжественнее. Портные, делая на ходу последние стежки, останавливаются у ширмы.
Повар!
Повар под звуки труб марширует к ширме. Передает чашку с шоколадом камердинеру. Пятится назад. Скрывается за спинами придворных.
Ученый!
Придворный ученый с огромной книгой в руках становится перед ширмой.
Смирно! (Оглядывается.)
Все замерли.
(Командует.) Приготовились. Начали!
Звуки труб заменяются легкой, ритмичной музыкой. Похоже, что играет музыкальный ящик. Замершие перед ширмой портные скрываются за нею. Камердинер поит с ложечки короля шоколадом.
Король (сделав несколько глотков, кричит лихо). Здравствуйте, придворный ученый!
Ученый. Здравствуйте, ваше величество.
Король. Говорите! Впрочем, нет, постойте! Первый министр! Пусть придворные слушают тоже.
Первый министр. Господа придворные! Его величество заметил, что вы здесь.
Придворные. Ура король! Ура король! Ура король!
Король. И девушки здесь! Фрейлины. Ку-ку! (Прячется за ширмой.)
Первая фрейлина (пожилая энергичная женщина, баском). Ку-ку, ваше величество.
Король (вылезает). Ха-ха-ха! (Лихо.) Здравствуйте, шалунья!
Первая фрейлина. Здравствуйте, ваше величество.
Король (игриво). Что вы видели во сне, резвунья?
Первая фрейлина. Вас, ваше величество.
Король. Меня? Молодец!
Первая фрейлина. Рада стараться, ваше величество.
Король. А вы, девушки, что видели во сне?
Остальные фрейлины. Вас, ваше величество.
Король. Молодцы!
Остальные фрейлины. Рады стараться, ваше величество.
Король. Прекрасно. Первая фрейлина! Милитаризация красоток вам удалась. Они очень залихватски отвечают сегодня. Изъявляю вам свое благоволение. В каком вы чине?
Первая фрейлина. Полковника, ваше величество.
Король. Произвожу вас в генералы.
Первая фрейлина. Покорно благодарю, ваше величество.
Король. Вы заслужили это. Вот уже тридцать лет, как вы у меня первая красавица. Каждую ночь вы меня, только меня видите во сне. Вы моя птичка, генерал!
Первая фрейлина. Рада стараться, ваше величество.
Король (разнеженно). Ах вы конфетки. Не уходите далеко, мои милочки. А то профессор меня засушит. Ну, придворный ученый, валяйте!
Ученый. Ваше величество. Я с помощью адъюнкта Брокгауза и приват-доцента Ефрона составил совершенно точно родословную нашей высокорожденной гостьи.
Король (фрейлинам). Ку-ку! Хи-хи-хи.
Ученый. Сначала о ее гербе. Гербом, ваше величество, называется наследственно передаваемое символическое изображение, да, изображение, составленное на основании известных правил, да, правил.
Король. Я сам знаю, что такое герб, профессор.
Ученый. С незапамятных времен вошли в употребление символические знаки, да, знаки, которые вырезались на перстнях.
Король. Тю-тю!
Ученый. И рисовались на оружии, знаменах и прочем, да, прочем.
Король. Цып-цып! Птички!
Ученый. Знаки эти явились результатом…
Король. Довольно о знаках, к делу… Ку-ку!..
Ученый. …Да, результатом желания выделить себя из массы, да, выделить. Придать себе резкое отличие, заметное иногда даже в разгаре битвы. Вот. Битвы.
Король выходит из-за ширмы. Одет блистательно.
Король. К делу, профессор!
Ученый. Гербы…
Король. К делу, говорят! Короче!
Ученый. Еще со времен Крестовых походов…
Король (замахивается на него кинжалом). Убью как собаку. Говори короче!
Ученый. В таком случае, ваше величество, я начну блазонировать.
Король. А? Чего ты начнешь?
Ученый. Блазонировать!
Король. Я запрещаю! Это что еще за гадость! Что значит это слово?
Ученый. Но блазонировать, ваше величество, – это значит описывать герб!
Король. Так и говорите!
Ученый. Я блазонирую. Герб принцессы. В золотом, усеянном червлеными сердцами щите – три коронованные лазоревые куропатки, обремененные леопардом.
Король. Как, как? Обремененные?
Ученый. Да, ваше величество… Вокруг кайма из цветов королевства.
Король. Ну ладно… Не нравится мне это. Ну да уж пусть! Говорите родословную, но короче.
Ученый. Слушаю, ваше величество! Когда Адам…
Король. Какой ужас! Принцесса еврейка?
Ученый. Что вы, ваше величество!
Король. Но ведь Адам был еврей?
Ученый. Это спорный вопрос, ваше величество. У меня есть сведения, что он был караим.
Король. Ну то-то! Мне главное, чтобы принцесса была чистой крови. Это сейчас очень модно, а я франт. Я франт, птички?
Фрейлины. Так точно, ваше величество.
Ученый. Да, ваше величество. Вы, ваше величество, всегда были на уровне самых современных идей. Да, самых.
Король. Не правда ли? Одни мои брюки чего стоят! Продолжайте, профессор.
Ученый. Адам…
Король. Оставим этот щекотливый вопрос и перейдем к более поздним временам.
Ученый. Фараон Исаметих…
Король. И его оставим. Очень некрасивое имя. Дальше…
Ученый. Тогда разрешите, ваше величество, перейти непосредственно к династии ее высочества! Основатель династии – Георг I, прозванный за свои подвиги Великим. Да, прозванный.
Король. Очень хорошо.
Ученый. Ему унаследовал сын Георг II, прозванный за свои подвиги Обыкновенным. Да, Обыкновенным.
Король. Я очень спешу. Вы просто перечисляйте предков. Я пойму, за что именно они получили свои прозвища. А иначе я вас зарежу.
Ученый. Слушаю. Далее идут: Вильгельм I Веселый, Генрих I Короткий, Георг III Распущенный, Георг IV Хорошенький, Генрих II Черт Побери.
Король. За что его так прозвали?
Ученый. За его подвиги, ваше величество. Далее идет Филипп I Ненормальный, Георг V Потешный, Георг VI Отрицательный, Георг VII Босой, Георг VIII Малокровный, Георг IX Грубый, Георг X Тонконогий, Георг XI Храбрый, Георг XII Антипатичный, Георг XIII Наглый, Георг XIV Интересный и, наконец, ныне царствующий отец принцессы Георг XV, прозванный за свои подвиги Бородатым. Да, прозванный.
Король. Очень богатая и разнообразная коллекция предков.
Ученый. Да, ваше величество. Принцесса имеет восемнадцать предков, не считая гербов материнской линии… Да, имеет.
Король. Вполне достаточно… Ступайте! (Смотрит на часы.) Ах, как поздно! Позовите скорее придворного поэта.
Первый министр. Поэт к государю. Бегом!
Придворный поэт подбегает к королю.
Король. Здравствуйте, придворный поэт.
Поэт. Здравствуйте, ваше величество.
Король. Приготовили приветственную речь?
Поэт. Да, ваше величество. Мое вдохновение…
Король. А стихи на приезд принцессы?
Поэт. Моя муза помогла мне изыскать пятьсот восемь пар великолепнейших рифм, ваше величество.
Король. Что же, вы одни рифмы будете читать? А стихи где?
Поэт. Ваше величество! Моя муза едва успела кончить стихи на вашу разлуку с правофланговой фрейлиной…
Король. Ваша муза вечно отстает от событий. Вы с ней только и умеете, что просить то дачу, то домик, то корову. Черт знает что! Зачем, например, поэту корова? А как писать, так опоздал, не успел… Все вы такие!
Поэт. Зато моя преданность вашему величеству…
Король. Мне нужна не преданность, а стихи!
Поэт. Но зато речь готова, ваше величество.
Король. Речь… На это вы все мастера! Ну давайте хоть речь.
Поэт. Это даже не речь, а разговор. Ваше величество говорит, а принцесса отвечает. Копия ответов послана навстречу принцессе специальным нарочным. Разрешите огласить?
Король. Можете.
Поэт. Ваше величество говорит: «Принцесса! Я счастлив, что вы как солнце взошли на мой трон. Свет вашей красоты осветил все вокруг». На это принцесса отвечает: «Солнце – это вы, ваше величество. Блеск ваших подвигов затмил всех ваших соперников». Вы на это: «Я счастлив, что вы оценили меня по достоинству!» Принцесса на это: «Ваши достоинства – залог нашего будущего счастья!» Вы отвечаете: «Вы так хорошо меня поняли, что я могу сказать только одно: вы так же умны, как и прекрасны». Принцесса на это: «Я счастлива, что нравлюсь вашему величеству». Вы на это: «Я чувствую, что мы любим друг друга, принцесса, позвольте вас поцеловать».
Король. Очень хорошо!
Поэт. Принцесса: «Я полна смущения… но…» Тут гремят пушки, войска кричат «ура» – и вы целуете принцессу.
Король. Целую? Ха-ха! Это ничего! В губы?
Поэт. Так точно, ваше величество.
Король. Это остроумно. Ступайте. Ха-ха! Старик, это приятно! Да! Ну-ну! Эх! (Лихо обнимает за талию старшую фрейлину.) Кто еще ждет приема? А? Говори, откровенный старик.
Первый министр. Ваше величество, я не скрою, что приема ждут еще ткачи.
Король. А! Что же их не пускают? Скорее, гоните их бегом ко мне.
Первый министр. Ткачи, к королю – галопом!
Генрих и Христиан лихо, вприпрыжку вылетают на середину сцены.
Король. Какие старые – значит, опытные. Какие бойкие – наверное, работящие. Здравствуйте, ткачи.
Генрих и Христиан. Здравия желаем, ваше величество!
Король. Что скажете? А? Ну! Чего вы молчите?
Христиан вздыхает со стоном.
Что ты говоришь?
Генрих вздыхает со стоном.
Как?
Христиан. Бедняга король! У-у!
Король. Что вы меня пугаете, дураки? В чем дело? Почему я бедняга?
Христиан. Такой великий король – и так одет!
Король. Как я одет? А?
Генрих. Обыкновенно, ваше величество!
Христиан. Как все!
Генрих. Как соседние короли!
Христиан. Ох, ваше величество, ох!
Король. Ах, что это! Ну что они говорят? Да как же это можно! Отоприте шкаф! Дайте плащ номер четыре тысячи девятый от кружевного костюма. Смотрите, дураки. Чистый фай. По краям плетеный гипюр. Сверху шитые алансонские кружева. А понизу валансьен. Это к моему кружевному выходному костюму. А вы говорите – как все! Дайте сапоги! Смотрите, и сапоги обшиты кружевами брабантскими. Вы видели что-нибудь подобное?
Генрих. Видели!
Христиан. Сколько раз!
Король. Ну это черт знает что! Дайте тогда мой обеденный наряд. Да не тот, осел! Номер восемь тысяч четыреста девяносто восемь. Глядите, вы! Это что?
Генрих. Штаны.
Король. Из чего?
Христиан. Чего там спрашивать? Из гра-де-напля.
Король. Ах ты бессовестный! Что же, по-твоему, гра-де-напль – это пустяки? А камзол? Чистый гро-де-тур, и рукава – гро-грен. А воротник – пу-де-суа. А плащ – тюркуаз, на нем рипсовые продольные полоски. Да ты восхищайся! Почему ты отворачиваешься?
Генрих. Видали мы это.
Король. А чулки дра-де-суа?
Христиан. И это видали.
Король. Да ты, дурак, пощупай!
Генрих. Да зачем… Я знаю.
Король. Знаешь? Давайте сюда панталоны для свадебного бала! Это что?
Христиан. Коверкот.
Король. Правильно – но какой? Где еще на свете есть подобный? А камзол шевиот с воротником бостон! А плащ? Трико. Видал, дурак?
Генрих. Это, ваше величество, действительно каждый дурак видал.
Христиан. А мы можем сделать такую ткань… Ого! Которую только умный и увидит. Мы вам сделаем небывалый свадебный наряд, ваше величество.
Король. Да! Так все говорят! А рекомендации есть?
Христиан. Мы работали год у турецкого султана, он был так доволен, что это не поддается описанию. Поэтому он нам ничего и не написал.
Король. Подумаешь, турецкий султан!
Генрих. Индийский Великий Могол лично благодарил.
Король. Подумаешь, индийский могол! Вы не знаете разве, что наша нация – высшая в мире? Все другие никуда не годятся, а мы молодцы. Не слыхали, что ли?
Христиан. Кроме того, наша ткань обладает одним небывалым чудесным свойством.
Король. Воображаю… Каким?
Христиан. А я уже говорил, ваше величество. Ее только умный и увидит. Ткань эта невидима тем людям, которые непригодны для своей должности или непроходимые дураки.
Король (заинтересованный). Ну-ка, ну-ка. Как это?
Христиан. Наша ткань невидима людям, которые непригодны для своей должности или глупы.
Король. Ха-ха-ха! Ох-ох-ох! Ой, уморили! Фу ты черт! Вот этот, значит, первый-то министр, если он непригоден для своей должности, так он этой ткани не увидит?
Христиан. Нет, ваше величество. Таково чудесное свойство этой ткани.
Король. Ах-ха-ха! (Раскисает от смеха.) Старик, слышишь? А, министр! Тебе говорю!
Первый министр. Ваше величество, я не верю в чудеса.
Король (замахивается кинжалом). Что? Не веришь в чудеса? Возле самого трона человек, который не верит в чудеса? Да ты материалист! Да я тебя в подземелье! Нахал!
Первый министр. Ваше величество! Позвольте вам по-стариковски попенять. Вы меня не дослушали. Я хотел сказать: я не верю в чудеса, говорит безумец в сердце своем. Это безумец не верит, а мы только чудом и держимся!
Король. Ах так! Ну, тогда ничего. Подождите, ткачи. Какая замечательная ткань! Значит, с нею я увижу, кто у меня не на месте?
Христиан. Так точно, ваше величество.
Король. И сразу пойму, кто глупый, а кто умный?
Христиан. В один миг, ваше величество.
Король. Шелк?
Христиан. Чистый, ваше величество.
Король. Подождите. После приема принцессы я с вами поговорю.
Трубят трубы.
Что там такое? А? Узнай, старик!
Первый министр. Это прибыл министр нежных чувств вашего величества.
Король. Ага, ага, ага! Ну-ка, ну-ка! Скорее, министр нежных чувств! Да ну же, скорее!
Входит министр нежных чувств.
Хорошие вести? По лицу вижу, что хорошие. Здравствуйте, министр нежных чувств.
Министр нежных чувств. Здравствуйте, ваше величество.
Король. Ну, ну, дорогой. Я слушаю, мой милый.
Министр. Ваше величество. Увы! В смысле нравственности принцесса совершенно безукоризненна.
Король. Хе-хе! Почему же «увы»?
Министр. Чистота крови – увы, ваше величество. Принцесса не почувствовала горошины под двадцатью четырьмя перинами. Более того, всю дорогу в дальнейшем она спала на одной перине.
Король. Чего же ты улыбаешься? Осел! Значит, свадьбе не бывать! А я так настроился! Ну что это! Ну какая гадость! Иди сюда, я тебя зарежу!
Министр. Но, ваше величество, я себя не считал вправе скрывать от вас эту неприятную правду.
Король. Сейчас я тебе покажу неприятную правду! (Гонится за ним с кинжалом.)
Министр (визжит). Ой! Ах! Я не буду больше! Пощадите! (Убегает из комнаты.)
Король. Вон! Все пошли вон! Расстроили! Обидели! Всех переколю! Заточу! Стерилизую! Вон!
Все, кроме первого министра, убегают из приемной.
(Подлетает к первому министру.) Гнать! Немедленно гнать принцессу! Может, она семитка? Может, она хамитка? Прочь! Вон!
Первый министр. Ваше величество! Выслушайте старика. Я прямо, грубо, как медведь. Прогнать ее за то, что она, мол, не чистокровная, – обидится отец.
Король (топает ногой). И пусть!
Первый министр. Вспыхнет война.
Король. И чихать!
Первый министр. А лучше вы с принцессой повидайтесь и заявите мягко, деликатно: мне, мол, фигура не нравится. Я грубо скажу, по-прямому: вы ведь, ваше величество, в этих делах знаток. Вам угодить трудно. Ну, мы принцессу потихонечку-полегонечку и спровадим. Вижу! Вижу! Ах король, ах умница! Он понял, что я прав. Он согласен!
Король. Я согласен, старик. Пойди приготовь все к приему, потом я ее спроважу. Принять ее во дворе!
Первый министр. Ох, король! Ох, гений! (Уходит.)
Король (капризно). Ну это, ну это ужасно! Опять расстроили. Шута! Шута скорей! Говори, шут. Весели меня. Весели!
Шут вбегает вприпрыжку.
Шут. Один купец…
Король (придирчиво). Как фамилия?
Шут. Людвигсен. Один купец шел через мостик – да ляп в воду.
Король. Ха-ха-ха!
Шут. А под мостом шла лодка. Он гребца каблуком по голове.
Король. Ха-ха-ха! По голове? Хо-хо-хо!
Шут. Гребец тоже – ляп в воду, а тут по берегу старушка шла. Он ее за платье – и туда же, в воду.
Король. Ха-ха-ха! Уморил! Ох-ох-ох! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! (Вытирает слезы, не сводя восторженного взгляда с шута.) Ну?
Шут. А она…
Занавес
Королевский двор, вымощенный разноцветными плитами. У задней стены – трон. Справа – загородка для публики.
Министр нежных чувств (входит прихрамывая. Кричит.) Ох! Сюда, господин камергер! Ох!
Камергер. Что вы стонете? Ранили вас? А! У-лю-лю!
Министр. А! Нет, не ранили! Убили! Сюда! Несите портшез с невестой сюда! Ох!
Камергер. Да что случилось? Уоу!
Министр. Увидите! (Убегает.)
Вносят портшез с принцессой. Гувернантка и камергер идут рядом с портшезом.
Камергер (носильщикам). Ставьте портшез и бегите бегом. Не подходите к окошку, наглецы! Ату его!
Гувернантка (камергеру). Скажи им: вынь руки фон карман. Не нос тереби. Стой прям!
Камергер. Ах, мне не до воспитабль. Того и гляди, что твоя-моя принцесса передадут записку гоголь-моголь! (Носильщикам.) Ну чего слушаете? Все равно ведь вы не понимаете иностранных языков. Вон!
Носильщики убегают.
(Гувернантке.) Ну прямо уна гора де плеч свалила себя айн, цвай, драй. Теперь сдадим дизе принцессу королю с одной руки на другую. И – уна дуна рес.
Гувернантка (весело). Квинтер, баба, жес. И моя рада.
Камергер (принцессе). Ваше высочество. Приготовьтесь. Сейчас я пойду доложу о нашем прибытии королю. Ваше высочество! Вы спите?
Принцесса. Нет, я задумалась.
Камергер. Ох! Ну ладно! (Гувернантке.) Станьте себя коло той калитки, лоби-тоби. И смотрите вовсю. Я смотаю себя авек король.
Гувернантка. Унд! (Становится у входа во двор.)
Принцесса. Здесь все чужое, все выложено камнями, нет ни одной травинки. Стены смотрят, как волки на ягненка. Я бы испугалась, но записка славного, кудрявого, доброго моего, ласкового, родного, хорошенького Генриха так меня обрадовала, что я даже улыбаюсь. (Целует записку.) Ах, как она славно пахнет орехами. Ах, как она красиво промаслилась. (Читает.) «Мы здесь. Я с белыми волосами и белой бородой. Ругай короля. Скажи ему, что он плохо одет. Генрих». Я ничего не понимаю. Ах, какой он умный! Но где он? Хотя бы на секундочку его увидеть.
Из-за стены пение. Тихо поют два мужских голоса:
Завоюем счастье с бою
И пойдем домой,
Ты да я да мы с тобою,
Друг мой дорогой.
Принцесса. Ах, это его голос! Значит, он сейчас выйдет. Так было в прошлый раз: спел – и показался!
Выходит первый министр и застывает, как бы пораженный красотой принцессы.
Это он! С белыми волосами, с белой бородой.
Первый министр. Позвольте, ваше высочество, мне по-грубому, по-стариковски, по-отцовски сказать вам: я вне себя от вашей красоты.
Принцесса (подбегает к нему). Ну!
Первый министр (недоумевая). Да, ваше высочество.
Принцесса. Почему ты не говоришь: дерни меня за бороду?
Первый министр (в ужасе). За что, ваше высочество?
Принцесса (хохочет). Ах ты! Теперь ты меня не обманешь! Я тебя сразу узнала!
Первый министр. Боже мой!
Принцесса. Теперь я научилась дергать как следует! (Дергает его за бороду изо всей силы.)
Первый министр (визгливо). Ваше высочество!
Принцесса дергает его за волосы и срывает парик. Он лысый.
(Визгливо.) Помогите!
Гувернантка бежит к нему.
Гувернантка. Что он с ней делает, чужой старик! Ля! Па-де-труа!
Первый министр. Но моя – первая министра его величества.
Гувернантка. Зачем, принцесса, вы его битте-дритте?
Принцесса. А пусть он валится ко всем чертям на рога!
Гувернантка. Выпейте капли, вас ис дас.
Принцесса. А я их к дьяволу разбила, сволочь.
Первый министр (радостно хохочет. В сторону). Да она совершенно сумасшедшая! Это очень хорошо! Мы ее очень просто отправим обратно. Пойду доложу королю. А впрочем, нет, он не любит неприятных докладов. Пусть сам увидит. (Принцессе.) Выше высочество, позвольте сказать вам прямо, по-стариковски: вы такая шалунья, что сердце радуется. Фрейлины в вас влюбятся, ей-богу. Можно я их позову? Они вас обчистят с дороги, покажут то, другое, а мы тем временем приготовимся здесь к встрече. Девочки!
Строем входят фрейлины.
Позвольте, принцесса, представить вам фрейлин. Они вам очень рады.
Принцесса. И я очень рада. Мне здесь так одиноко, а почти все вы так же молоды, как я. Вы мне действительно рады?
Первая фрейлина. Примите рапорт, ваше высочество.
Принцесса. Что?
Первая фрейлина. Ваше высочество! За время моего дежурства никаких происшествий не случилось. Налицо четыре фрейлины. Одна в околотке. Одна в наряде. Две в истерике по случаю предстоящего бракосочетания. (Козыряет.)
Принцесса. Вы разве солдат, фрейлина?
Первая фрейлина. Никак нет, я генерал. Пройдите во дворец, принцесса. Девочки! Слушай мою команду! Шаго-ом – арш!
Идут.
Принцесса. Это ужасно!
Скрываются в дверях.
Первый министр. Эй, вы там! Введите солдат. Я иду за толпой. (Уходит.)
Входят солдаты с офицером.
Офицер. Предчувствуя встречу с королем, от волнения ослабей!
Солдаты приседают.
Вприсядку – арш!
Солдаты идут вприсядку.
Ле-вей! Пра-вей! К сте-е-не! Смирно!
Входит толпа. Ее ведет за загородку первый министр.
Первый министр (толпе). Хоть я и знаю, что вы самые верноподданные, но напоминаю вам: во дворце его величества рот открывать можно только для того, чтобы крикнуть «ура» или исполнить гимн. Поняли?
Толпа. Поняли.
Первый министр. Плохо поняли. Вы уже в королевском дворце. Как же вы вместо «ура» говорите что-то другое? А?
Толпа (сокрушенно). Ура.
Первый министр. Ведь король! Поймите: король – и вдруг так близко от вас. Он мудрый, он особенный! Не такой, как другие люди. И этакое чудо природы – вдруг в двух шагах от вас. Удивительно! А?
Толпа (благоговейно). Ура.
Первый министр. Стойте молча, пока король не появится. Пойте гимн и кричите «ура», пока король не скажет «вольно». После этого молчите. Только когда по знаку его превосходительства закричит королевская гвардия, кричите и вы. Поняли?
Толпа (рассудительно). Ура.
Приближающийся крик: «Король идет! Король идет! Король идет!» Входит король со свитой.
Офицер (командует). При виде короля от восторга в обморок – шлеп!
Солдаты падают.
Первый министр (толпе). Пой гимн!
Толпа. Вот так король, ну и король, фу-ты, ну-ты, что за король! Ура-а! Вот так король, ну и король, фу-ты, ну-ты, что за король! Ура-а!
Король. Вольно!
Толпа замолкает.
Офицер. В себя при-ди!
Солдаты подымаются.
Король. Ну где же она? Ну что это! Какая тоска! Мне хочется поскорей позавтракать, а тут эта… полукровная. Где же она? Надо ее скорее спровадить.
Первый министр. Идет, ваше величество.
Выходит принцесса с фрейлинами.
Офицер (командует). При виде молодой красавицы принцессы жизнерадостно пры-гай!
Солдаты прыгают.
С момента появления принцессы король начинает вести себя загадочно. Его лицо выражает растерянность. Он говорит глухо, как бы загипнотизированный. Смотрит на принцессу, нагнув голову, как бык. Принцесса всходит на возвышение.
Офицер (командует). Успо-койсь!
Солдаты останавливаются.
Король (сомнамбулически, горловым тенором). Здравствуйте, принцесса.
Принцесса. Иди ты к чертовой бабушке.
Некоторое время король глядит на принцессу, как бы стараясь вникнуть в смысл ее слов. Затем, странно улыбнувшись, разворачивает приветствие и откашливается.
Офицер (командует). От внимания обалдей!
Король (тем же тоном). Принцесса. Я счастлив, что вы как солнце взошли на мой трон. Свет вашей красоты озарил все вокруг.
Принцесса. Заткнись, дырявый мешок.
Король (так же). Я счастлив, принцесса, что вы оценили меня по достоинству.
Принцесса. Осел.
Король (так же). Вы так хорошо меня поняли, принцесса, что я могу сказать только одно: вы так же умны, как и прекрасны.
Принцесса. Дурак паршивый. Баран.
Король. Я чувствую, что мы любим друг друга, принцесса, позвольте вас поцеловать. (Делает шаг вперед.)
Принцесса. Пошел вон, сукин сын!
Пушечная пальба. Ликующее «ура». Принцесса сходит с возвышения. Король странной походкой, не сгибая колен, идет на авансцену. Его окружают фрейлины. Первый министр поддерживает его за локоть.
Первая фрейлина. Ваше величество! Разрешите ущипнуть дерзкую?
Первый министр. Ваше величество, я доктора позову.
Король (с трудом). Нет, не доктора… Нет… (Кричит.) Ткачей!
Первый министр. Они здесь, ваше величество.
Король (кричит). Немедленно сшить мне свадебный наряд!
Первая фрейлина. Но вы слышали, ваше величество, как она нарушала дисциплину?
Король. Нет, не слышал! Я только видел! Я влюбился! Она чудная! Женюсь! Сейчас же женюсь! Как вы смеете удивленно смотреть? Да мне плевать на ее происхождение! Я все законы переменю – она хорошенькая! Нет! Запиши! Я жалую ей немедленно самое благородное происхождение, самое чистокровное! (Ревет.) Я женюсь, хотя бы весь свет был против меня!
Занавес
Коридор дворца. Дверь в комнату ткачей. Принцесса стоит, прижавшись к стене. Она очень грустна. За стеной гремит барабан.
Принцесса. Это очень тяжело – жить в чужой стране. Здесь все это… ну как его… мили… милитаризовано… Все под барабан. Деревья в саду выстроены взводными колоннами. Птицы летают побатальонно. И кроме того, эти ужасные освященные веками традиции, от которых уже совершенно нельзя жить. За обедом подают котлеты, потом желе из апельсинов, потом суп. Так установлено с девятого века. Цветы в саду пудрят. Кошек бреют, оставляя только бакенбарды и кисточку на хвосте. И все это нельзя нарушить – иначе погибнет государство. Я была бы очень терпелива, если бы Генрих был со мной. Но Генрих пропал, пропал Генрих! Как мне его найти, когда фрейлины ходят за мной строем! Только и жизнь, когда их уводят на учение… Очень трудно было передергать всех бородачей. Поймаешь бородача в коридоре, дернешь – но борода сидит, как пришитая, бородач визжит – никакой радости. Говорят, новые ткачи бородатые, а фрейлины как раз маршируют на площади, готовятся к свадебному параду. Ткачи работают здесь. Войти дернуть? Ах, как страшно! А вдруг и здесь Генриха нет! Вдруг его поймали и по традиции восьмого века под барабан отрубили ему на площади голову! Нет, чувствую я, чувствую – придется мне этого короля зарезать, а это так противно! Пойду к ткачам. Надену перчатки. У меня мозоли на пальцах от всех этих бород. (Делает шаг к двери, но в коридор входят фрейлины строем.)
Первая фрейлина. Разрешите доложить, ваше высочество?
Принцесса. Кру-у-гом!
Фрейлины поворачиваются.
Арш!
Фрейлины уходят. Скрываются. Принцесса делает шаг к двери. Фрейлины возвращаются.
Первая фрейлина. Подвенечный наряд…
Принцесса. Круго-ом – арш!
Фрейлины делают несколько шагов, возвращаются.
Первая фрейлина. Готов, ваше высочество.
Принцесса. Круго-ом – арш!
Фрейлины поворачиваются, идут. Им навстречу – король и первый министр.
Первая фрейлина. Сми-ирно!
Король. А-а, душечки. Ах! Она. И совершенно такая же, как я ее видел во сне, только гораздо более сердитая. Принцесса! Душечка. Влюбленный в вас не может не любить вас.
Принцесса. Катитесь к дьяволу. (Убегает, сопровождаемая фрейлинами.)
Король (хохочет). Совершенно изнервничалась. Я ее так понимаю. Я тоже совершенно изныл от нетерпения. Ничего. Завтра свадьба. Сейчас я увижу эту замечательную ткань. (Идет к двери и останавливается.)
Первый министр. Ваше величество, вы шли, как всегда, правильно. Сюда, сюда.
Король. Да погоди ты…
Первый министр. Ткачи-то, простите за грубость, именно здесь и работают.
Король. Знаю, знаю. (Выходит на авансцену.) Да… Ткань-то особенная… Конечно, мне нечего беспокоиться. Во-первых, я умен. Во-вторых, ни на какое другое место, кроме королевского, я совершенно не годен. Мне и на королевском месте вечно чего-то не хватает, я всегда сержусь, а на любом другом я был бы просто страшен. И все-таки… Лучше бы сначала к ткачам пошел кто-нибудь другой. Вот первый министр. Старик честный, умный, но все-таки глупей меня. Если он увидит ткань, то я и подавно. Министр! Подите сюда!
Первый министр. Я здесь, ваше величество.
Король. Я вспомнил, что мне еще надо сбегать в сокровищницу выбрать невесте бриллианты. Ступайте посмотрите эту ткань, а потом доложите мне.
Первый министр. Ваше величество, простите за грубость…
Король. Не прошу. Ступайте! Живо! (Убегает.)
Первый министр. Да-а. Все это ничего… Однако… (Кричит.) Министр нежных чувств!
Входит министр нежных чувств.
Министр нежных чувств. Здравствуйте.
Первый министр. Здравствуйте. Вот что – меня ждут в канцелярии. Ступайте к ткачам и доложите мне, что у них и как. (В сторону.) Если этот дурак увидит ткань, то я и подавно…
Министр. Но, господин первый министр, я должен пойти сейчас в казарму к фрейлинам короля и уговорить их не плакать на завтрашней свадьбе.
Первый министр. Успеете. Ступайте к ткачам. Живо! (Убегает.)
Министр. Да-а. Я, конечно… Однако… (Кричит.) Придворный поэт!
Входит придворный поэт.
Ступайте к ткачам и доложите, что у них и как. (В сторону.) Если этот дурак увидит ткань, то я и подавно.
Придворный поэт. Но я, ваше превосходительство, кончаю стихи на выезд принцессы из своего королевства в нашу родную страну.
Министр. Кому это теперь интересно? Принцесса уже две недели как приехала. Ступайте. Живо! (Убегает.)
Придворный поэт. Я, конечно, не дурак… Но… Э, была не была! В крайнем случае совру! Впервой ли мне! (Стучит в дверь.)
Занавес
Комната ткачей. Два больших ручных ткацких станка сдвинуты к стене. Две большие рамы стоят посреди комнаты. Рамы пустые. Большой стол. На столе – ножницы, подушечка с золотыми булавками, складной аршин.
Христиан. Генрих! Генрих, будь веселей! У нас тончайший шелк, который нам дали для тканья, вот он в мешке. Я сотку из него чудесное платье для твоей невесты. А в этой сумке золото. Мы поедем домой на самых лучших конях. Веселей, Генрих!
Генрих. Я очень веселый. Я молчу потому, что думаю.
Христиан. О чем?
Генрих. Как я с Генриеттой вечером буду гулять у реки, что возле нашего дома.
Стук в дверь. Христиан хватает ножницы, наклоняется над столом и делает вид, что режет. Генрих рисует мелком по столу.
Христиан. Войдите.
Входит придворный поэт.
Придворный поэт. Здравствуйте, придворные ткачи.
Христиан (не оставляя работу). Здравствуйте, придворный поэт.
Придворный поэт. Вот что, ткачи, – меня прислали с очень важным поручением. Я должен посмотреть и описать вашу ткань.
Христиан. Пожалуйста, господин поэт. Генрих, как ты думаешь, цветы роз нам поставить кверху листьями или кверху лепестками?
Генрих (прищуриваясь). Да. Пожалуй, да. Пожалуй, лепестками. На лепестках шелк отливает красивее. Король дышит, а лепестки шевелятся, как живые.
Придворный поэт. Я жду, ткачи!
Христиан. Чего именно, господин поэт?
Придворный поэт. То есть как – чего именно? Жду, чтобы вы мне показали ткань, сделанную вами для костюма короля.
Генрих и Христиан бросили работу. Они смотрят на придворного поэта с крайним изумлением.
(Пугается.) Ну нечего, нечего! Слышите, вы? Зачем таращите глаза? Если я в чем ошибся – укажите на мою ошибку, а сбивать меня с толку ни к чему! У меня работа нервная! Меня надо беречь!
Христиан. Но мы крайне поражены, господин поэт!
Придворный поэт. Чем? Сейчас говорите, чем?
Христиан. Но ткани перед вами. Вот на этих двух рамах шелка натянуты для просушки. Вот они грудой лежат на столе. Какой цвет, какой рисунок!
Придворный поэт (откашливается). Конечно, лежат. Вот они лежат. Такая груда. (Оправляется.) Но я приказывал вам показать мне шелк. Показать с объяснениями: что пойдет на камзол, что – на плащ, что – на кафтан.
Христиан. Пожалуйста, господин поэт. На этой раме – шелк трех сортов. (Поэт записывает в книжечку.) Один, тот, что украшен розами, пойдет на камзол короля. Это будет очень красиво. Король дышит, а лепестки шевелятся, как живые. На этом среднем – знаки королевского герба. Это на плащ. На этом мелкие незабудки – на панталоны короля. Чисто белый шелк этой рамы пойдет на королевское белье и на чулки. Этот атлас – на обшивку королевских туфель. На столе – отрезы всех сортов.
Придворный поэт. А скажите, мне интересно, как вы на вашем простом языке называете цвет этого первого куска? С розами.
Христиан. На нашем простом языке фон этого куска называется зеленым. А на вашем?
Придворный поэт. Зеленым.
Генрих. Какой веселый цвет – правда, господин поэт?
Придворный поэт. Да. Ха-ха-ха! Очень веселый! Да. Спасибо, ткачи! Вы знаете – во всем дворце только и разговору, что о вашей изумительной ткани. Каждый так и дрожит от желания убедиться в глупости другого. Сейчас придет сюда министр нежных чувств. До свидания, ткачи.
Христиан и Генрих. До свидания, придворный поэт.
Поэт уходит.
Генрих. Ну, дело теперь идет на лад, Христиан.
Христиан. Теперь я заставлю прыгать министра нежных чувств, Генрих.
Генрих. Как прыгать, Христиан?
Христиан. Как мячик, Генрих.
Генрих. И ты думаешь, он послушается, Христиан?
Христиан. Я просто уверен в этом, Генрих.
Стук в дверь. Входит министр нежных чувств. В руках у него листки из записной книжки поэта. Самоуверенно идет к первой раме.
Министр нежных чувств. Какие дивные розы!
Христиан (дико вскрикивает). А!
Министр (подпрыгнув). В чем дело?
Христиан. Простите, господин министр, но разве вы не видите? (Показывает ему под ноги.)
Министр. Что я не вижу? Какого черта я тут должен увидеть?
Христиан. Вы стоите на шелке, из которого мы хотели кроить на полу камзол.
Министр. Ах, вижу, вижу! (Шагает в сторону.)
Генрих. Ах! Вы топчете королевский плащ!
Министр. Ах, проклятая рассеянность! (Прыгает далеко вправо.)
Христиан. А! Белье короля!
Министр прыгает далеко влево.
Генрих. А! Чулки короля!
Министр делает гигантский прыжок к двери.
Христиан. А! Башмаки короля!
Министр выпрыгивает в дверь. Просовывает голову в комнату.
Министр (из двери). Ах, какая прекрасная работа! Мы, министры, по должности своей обязаны держать голову кверху. Поэтому то, что внизу, на полу, я с непривычки плохо вижу. Но то, что в раме, то, что на столе – розы, гербы, незабудки, – красота, красота! Продолжайте, господа ткачи, продолжайте. Сейчас к вам придет первый министр. (Уходит, закрыв дверь.)
Христиан. Кто был прав, Генрих?
Генрих. Ты был прав, Христиан.
Христиан. А первого министра я назову в глаза дураком, Генрих.
Генрих. Прямо в глаза, Христиан?
Христиан. Прямо в глаза, Генрих.
Первый министр открывает дверь, просовывает голову. Христиан, как бы не замечая его, идет за раму.
Первый министр. Эй, ткачи! Вы бы прибрали на полу. Такая дорогая ткань – и валяется в пыли. Ай, ай, ай! Сейчас король сюда идет!
Генрих. Слушаю, ваше превосходительство. (Делает вид, что убирает и складывает ткань на столы.)
Первый министр входит. Осторожно становится у дверей. Христиан, отойдя за раму, достает из кармана бутылку. Пьет.
Первый министр. Эй ты, наглец, как ты смеешь пить водку за работой?
Христиан. Что это за дурак там орет?
Первый министр. А! Да ты ослеп, что ли? Это я, первый министр!
Христиан. Простите, ваше превосходительство, я из-за тканей вас не вижу, а голоса не узнал. А как вы меня увидели – вот что непонятно!
Первый министр. А я… по запаху. Не люблю эту водку проклятую. Я ее за версту чую.
Христиан выходит из-за рамы.
Христиан. Да разве это водка – это вода, ваше превосходительство.
Первый министр. Что ты суешь в нос мне свою скверную фляжку! Стань на место! Сейчас король придет! (Уходит.)
Из-за кулис слышно пение: король идет и весело поет.
Король (за кулисами). Сейчас приду и погляжу, сейчас приду и погляжу, тру-ля-ля. Тру-ля-ля!
Весело входит в комнату. За ним придворные.
Тру-ля-ля, тру-ля-ля! (Упавшим голосом.) Тру-ля-ля!
Пауза.
(С неопределенной улыбкой делает чрезвычайно широкий жест рукой.) Ну! Ну как? А?
Придворные. Замечательно, чудно, какая ткань!
Министр. Ткань роскошна и благородна, ваше величество!
Придворные. Вот именно! Как похоже! Роскошна и благородна!
Король (первому министру). А ты что скажешь, честный старик? А?
Король подавлен, но бодрится. Говорит с первым министром, а глядит на стол и рамы, видимо, надеясь наконец увидеть чудесную ткань. На лице все та же застывшая улыбка.
Первый министр. Ваше величество, на этот раз я скажу вам такую чистую правду, какой свет не видал. Может, вы удивитесь, ваше величество, может, я поражу вас, но я скажу!
Король. Так-так.
Первый министр. Вы простите меня, но подчас хочется быть действительно прямым. Никакой ткани, ваше величество, вы нигде не найдете, подобной этой. Это и пышно, и красочно.
Придворные. Ах, как верно! Пышно и красочно. Очень точно сказано.
Король. Да, молодцы ткачи. Я вижу, у вас того… все уже довольно готово?..
Христиан. Да, ваше величество. Надеюсь, ваше величество не осудит нас за цвет этих роз?
Король. Нет, не осужу. Да, не осужу.
Христиан. Мы решили, что красные розы в достаточном количестве каждый видит на кустах.
Король. На кустах видит. Да. Прекрасно, прекрасно.
Христиан. Поэтому на шелку мы их сделали сире… (кашляет) сире… (кашляет.)
Придворные. Сиреневыми, как остроумно! Как оригинально – сиреневыми! Роскошно и благородно.
Христиан. Серебряными, господа придворные.
Пауза.
Министр. Браво, браво! (Аплодирует, придворные присоединяются.)
Король. Я только что хотел поблагодарить вас за то, что серебряными, это мой любимый цвет. Буквально только что. Выражаю вам мою королевскую благодарность.
Христиан. А как вы находите, ваше величество, фасон этого камзола – не слишком смел?
Король. Да, не слишком. Нет. Довольно разговаривать, давайте примерять. Мне еще надо сделать очень много дел.
Христиан. Я попрошу господина министра нежных чувств подержать камзол короля.
Министр. Я не знаю, достоин ли я?
Король. Достоин. Да. Ну-с. (Бодрится.) Давайте ему этот красивый камзол… Разденьте меня, первый министр. (Раздевается.)
Христиан. Ах!
Министр (подпрыгивает, глядя под ноги). Что такое?
Христиан. Как вы держите камзол, господин министр?
Министр. Как святыню… Что?
Христиан. Но вы держите его вверх ногами.
Министр. Залюбовался на рисунок. (Вертит в руках несуществующий камзол.)
Христиан. Не будет ли так добр господин первый министр подержать панталоны короля?
Первый министр. Я, дружок, из канцелярии, у меня руки в чернилах. (Одному из придворных.) Возьмите, барон!
Первый придворный. Я забыл очки, ваше превосходительство. Вот маркиз…
Второй придворный. Я слишком взволнован, у меня дрожат руки. Вот граф…
Третий придворный. У нас в семье плохая примета держать в руках королевские панталоны…
Король. В чем там дело? Одевайте меня скорее. Я спешу.
Христиан. Слушаю, ваше величество. Генрих, сюда. Ножку, ваше величество. Левей! Правей! Я боюсь, что господа придворные одели бы вас более ловко. Мы смущаемся перед таким великим королем. Вот, панталоны надеты. Господин министр нежных чувств, камзол. Простите, но вы держите его спиной. Ах! Вы его уронили! Позвольте, тогда мы сами. Генрих, плащ. Всё. Прелесть этой ткани – ее легкость. Она совершенно не чувствуется на плечах. Белье будет готово к утру.
Король. В плечах жмет. (Поворачивается перед зеркалом.) Плащ длинноват. Но, в общем, костюм мне идет.
Первый министр. Ваше величество, простите за грубость. Вы вообще красавец, а в этом костюме – вдвойне.
Король. Да? Ну, снимайте.
Ткачи раздевают короля и одевают его в костюм.
Спасибо, ткачи, молодцы. (Идет к двери).
Придворные. Молодцы, ткачи! Браво! Роскошно и благородно! Пышно и красочно! (Хлопают ткачей по плечу.) Ну, теперь мы вас не отпустим. Вы всех нас оденете!
Король (останавливается в дверях). Просите чего хотите. Я доволен.
Христиан. Разрешите нам сопровождать вас, ваше величество, в свадебном шествии. Это будет нам лучшая награда.
Король. Разрешаю. (Уходит с придворными.)
Генрих и Христиан (поют).
Мы сильнее всех придворных,
Мы смелей проныр проворных.
Вы боитесь за места —
Значит, совесть нечиста.
Мы не боимся ничего.
Мы недаром долго ткали,
Наши ткани крепче стали,
Крепче стали поразят
И свиней, и поросят.
Мы не боимся ничего.
Если мы врага повалим,
Мы себя потом похвалим.
Если враг не по плечу,
Попадем мы к палачу.
Мы не боимся ничего.
Занавес опускается на несколько секунд. Подымается. Та же комната утром. За окнами слышен шум толпы. Короля одевают за ширмами. Первый министр стоит на авансцене.
Первый министр. Зачем я в первые министры пошел? Зачем? Мало ли других должностей? Я чувствую – худо кончится сегодняшнее дело. Дураки увидят короля голым. Это ужасно! Это ужасно! Вся наша национальная система, все традиции держатся на непоколебимых дураках. Что будет, если они дрогнут при виде нагого государя? Поколеблются устои, затрещат стены, дым пойдет над государством! Нет, нельзя выпускать короля голым. Пышность – великая опора трона! Был у меня друг, гвардейский полковник. Вышел он в отставку, явился ко мне без мундира. И вдруг я вижу, что он не полковник, а дурак! Ужас! С блеском мундира исчез престиж, исчезло очарование. Нет! Пойду и прямо скажу государю: нельзя выходить! Нет! Нельзя!
Король. Честный старик!
Первый министр (бежит). Грубо говоря, вот я.
Король. Идет мне это белье?
Первый министр. Говоря в лоб, это красота.
Король. Спасибо. Ступай!
Первый министр (снова на авансцене). Нет! Не могу! Ничего не могу сказать, язык не поворачивается! Отвык за тридцать лет службы. Или сказать? Или не сказать? Что будет! Что будет!
Занавес
Площадь. На переднем плане – возвышение, крытое коврами. От возвышения по обе стороны – устланные коврами дороги. Левая дорога ведет к воротам королевского замка. Правая скрывается за кулисами. Загородка, украшенная роскошными тканями, отделяет от дороги и возвышения толпу. Толпа поет, шумит, свистит. Когда шум затихает, слышны отдельные разговоры.
Первая дама. Ах, меня так волнует новое платье короля! У меня от волнения вчера два раза был разрыв сердца!
Вторая дама. А я так волновалась, что мой муж упал в обморок.
Нищий. Помогите! Караул!
Голоса. Что такое? Что случилось?
Нищий. У меня украли кошелек!
Голос. Но там, наверное, были гроши?
Нищий. Гроши! Наглец! У самого искусного, старого, опытного нищего – гроши! Там было десять тысяч талеров! Ах! Вот он, кошелек, за подкладкой! Слава богу! Подайте, Христа ради.
Бритый господин. А вдруг король-отец опоздает?
Господин с бородой. Неужели вы не слышали пушек? Король-отец уже приехал. Он и принцесса-невеста придут на площадь из гавани. Король-отец ехал морем. Его в карете укачивает.
Бритый господин. А в море нет?
Господин с бородой. В море не так обидно.
Пекарь с женой. Позвольте, господа, позвольте! Вам поглазеть, а мы по делу!
Голоса. У всех одинаковые дела!
Пекарь. Нет, не у всех! Пятнадцать лет мы спорим с женой. Она говорит, что я дурак, а я говорю, что она. Сегодня наконец наш спор разрешит королевское платье. Пропустите!
Голоса. Не пропустим! Мы все с женами, мы все спорим, мы все по делу!
Человек с ребенком на плечах. Дорогу ребенку! Дорогу ребенку! Ему шесть лет, а он умеет читать, писать и знает таблицу умножения. За это я обещал ему показать короля. Мальчик, сколько семью восемь?
Мальчик. Пятьдесят шесть.
Человек. Слышите? Дорогу ребенку, дорогу моему умному сыну! А сколько будет шестью восемь?
Мальчик. Сорок восемь.
Человек. Слышите, господа? А ему всего шесть лет. Дорогу умному мальчику, дорогу моему сыну!
Рассеянный человек. Я забыл дома очки, и теперь мне не увидеть короля. Проклятая близорукость!
Карманник. Я могу вас очень легко вылечить от близорукости.
Рассеянный. Ну! Каким образом?
Карманник. Массажем. И сейчас же, здесь.
Рассеянный. Ах, пожалуйста. Мне жена велела посмотреть и все ей подробно описать, а я вот забыл очки.
Карманник. Откройте рот, закройте глаза и громко считайте до двадцати.
Рассеянный считает вслух, не закрывая рта. Карманник крадет у него часы, кошелек, бумажник и скрывается в толпе.
Рассеянный (кончив счет). Где же он? Он убежал! А я стал видеть еще хуже! Я не вижу моих часов, моего бумажника, моего кошелька!
Человек. Дорогу моему мальчику! Дорогу моему умному сыну! Сколько будет шестью шесть?
Мальчик. Тридцать шесть.
Человек. Вы слышите? Дорогу моему сыну! Дорогу гениальному ребенку!
Слышен бой барабанов. В толпе движение. Лезут на столбы, встают на тумбы, на плечи друг другу.
Голоса. Идет! Идет!
– Вон он!
– Красивый!
– И одет красиво!
– Вы раздавили мне часы!
– Вы сели мне на шею!
– Можете в собственных экипажах ездить, если вам тут тесно!
– А еще в шлеме!
– А еще в очках!
Показываются войска.
Генерал (командует). Толпу, ожидающую короля, от ограды оттесни!
Солдаты (хором). Пошли вон. Пошли вон. Пошли вон. Пошли вон. (Оттесняют толпу.)
Генерал. К толпе спи-и-ной!
Солдаты поворачиваются спиной к толпе, лицом к возвышению. Гремят трубы. Герольды шагают по дороге.
Герольды. Шапки долой, шапки долой, шапки долой перед его величеством!
Уходят во дворец. Из-за кулис справа выходит пышно одетый Король-отец с принцессой в подвенечном наряде. Они поднимаются на возвышение. Толпа затихает.
Принцесса. Отец, ну хоть раз в жизни поверь мне. Я тебе даю честное слово: жених – идиот!
Король-отец. Король не может быть идиотом, дочка. Король всегда мудр.
Принцесса. Но он толстый!
Король-отец. Дочка, король не может быть толстым. Это называется «величавый».
Принцесса. Он глухой, по-моему! Я ругаюсь, а он не слышит и ржет.
Король-отец. Король не может ржать. Это он милостиво улыбается. Что ты ко мне пристаешь? Что ты смотришь жалобными глазами? Я ничего не могу сделать! Отвернись! Вот я тебе котелок привез. Ведь не целый же день будет с тобой король. Ты послушаешь музыку, колокольчики. Когда никого не будет близко, можешь даже послушать песню. Нельзя же принцессе выходить замуж за свинопаса! Нельзя!
Принцесса. Он не свинопас, а Генрих!
Король-отец. Все равно! Не будь дурочкой, не подрывай уважения к королевской власти. Иначе соседние короли будут над тобой милостиво улыбаться.
Принцесса. Ты тиран!
Король-отец. Ничего подобного. Вон, смотри. Бежит министр нежных чувств. Развеселись, дочка. Смотри, какой он смешной!
Министр нежных чувств. Ваше величество и ваше высочество! Мой государь сейчас выйдет. Они изволят гоняться с кинжалом за вторым камергером, который усмехнулся, увидев новое платье нашего всемилостивейшего повелителя. Как только наглец будет наказан – государь придет.
Трубят трубы.
Камергер наказан!
Выходят герольды.
Герольды. Шапки долой, шапки долой, шапки долой перед его величеством!
Из дворца выходят трубачи, за ними строем фрейлины, за фрейлинами придворные в расшитых мундирах. За ними первый министр.
Первый министр. Король идет! Король идет! Король идет!
Оглядывается. Короля нет.
Отставить! (Бежит во дворец. Возвращается. Королю-отцу.) Сейчас! Государь задержался, грубо говоря, у зеркала. (Кричит.) Король идет, король идет, король идет!
Оглядывается. Короля нет. Бежит во дворец. Возвращается.
(Королю-отцу.) Несут, несут! (Громко.) Король идет! Король идет! Король идет!
Выносят портшез с королем. Король, милостиво улыбаясь, смотрит из окна. Портшез останавливается. Толпа кричит «ура». Солдаты падают ниц. Дверца портшеза открывается. Оттуда выскакивает Король. Он совершенно гол. Приветственные крики разом обрываются.
Принцесса. Ах! (Отворачивается.)
Генерал. В себя при-ди!
Солдаты встают, взглядывают на короля и снова валятся ниц в ужасе.
В себя при-ди!
Солдаты с трудом выпрямляются.
Отвер-нись!
Солдаты отворачиваются. Толпа молчит. Король медленно, самодовольно улыбаясь, не сводя глаз с принцессы, двигается к возвышению. Подходит к принцессе.
Король (галантно). Даже самая пышная одежда не может скрыть пламени, пылающего в моем сердце.
Принцесса. Папа. Теперь-то ты видишь, что он идиот?
Король. Здравствуйте, кузен!
Король-отец. Здравствуйте, кузен. (Шепотом.) Что вы делаете, кузен? Зачем вы появляетесь перед подданными в таком виде?
Король (шепотом). Что? Значит, и вы тоже? Ха-ха-ха!
Король-отец. Что я «тоже»?
Король. Либо не на месте, либо дурак! Тот, кто не видит эту ткань, либо не на месте, либо дурак!
Король-отец. Дурак тот, кто видит эту ткань, бессовестный!
Король. Это кто же бессовестный?
Король-отец. Тише говорите! А то чернь услышит нас. Говорите тише и улыбайтесь. Вы бессовестный!
Король (принужденно улыбаясь. Тихо). Я?
Король-отец. Да!
Король (некоторое время молчит, полный негодования. Потом упавшим голосом спрашивает.) Почему?
Король-отец (шипит злобно, не переставая улыбаться). Потому что вылез на площадь, полную народа, без штанов!
Король (хлопает себя по ноге). А это что?
Король-отец. Нога!
Король. Нога?
Король-отец. Да!
Король. Нет.
Король-отец. Голая нога!
Король. Зачем же врать-то? Даю честное королевское слово, что я одет как картинка!
Король-отец. Голый, голый, голый!
Король. Ну что это, ну какая гадость! Ну зачем это! Придворные! Я одет?
Придворные. Пышно и красочно! Роскошно и благородно!
Король. Съел? Первый министр! Я одет?
Первый министр (обычным тоном). Простите за грубость, ваше величество. (Свирепо.) Ты голый, старый дурак! Понимаешь? Голый, голый, голый!
Король издает странный вопль, похожий на икание. Вопль этот полон крайнего изумления.
Ты посмотри на народ! На народ посмотри! Они задумались. Задумались, несчастный шут! Традиции трещат! Дым идет над государством!
Король издает тот же вопль.
Молчи, скважина! Генерал! Сюда!
Генерал рысью бежит на возвышение.
Войска надежны? Они защитят короля в случае чего? Слышите, как народ безмолвствует?
Генерал. Погода подвела, господин первый министр!
Король. А?
Генерал. Погода, ваше величество. С утра хмурилась, и многие из толпы на всякий случай взяли зонтики…
Король. Зонтики?
Генерал. Да, ваше величество. Они вооружены зонтиками. Будь толпа безоружна, а тут зонтики.
Король. Зонтики?
Генерал. Если пошло начистоту – не ручаюсь я за солдат. Отступят! (Шепотом.) Они у меня разложенные!
Король издает тот же вопль, похожий на икание.
Я сам удивляюсь, ваше величество. Книг нет, листовок нет, агитаторов нет, дисциплина роскошная, а они у меня с каждым днем все больше разлагаются. Пробовал командовать – разлагаться прекра-ати! Не берет!
Министр нежных чувств. Ну я не знаю, ну так нельзя, я сам тоже недоволен, я пойду туда, к народу!
Первый министр. Молчать!
Министр нежных чувств. Надо создать Временный комитет безопасности придворных.
Первый министр. Молчать! Нельзя терять времени! Надо толпу ошеломить наглостью. Надо как ни в чем не бывало продолжать брачную церемонию!
Принцесса. Я…
Первый министр (с поклоном). Молчать!
Король-отец. Он прав! Давай, давай!
Министр нежных чувств. У меня фрейлины милитаризованные. Они защитят наш комитет.
Первый министр. Ерунда твои фрейлины! Бери принцессу за руку, король. (Машет герольдам.)
Герольды. Тишина! Тишина! Тишина!
Пауза.
Мальчик. Папа, а ведь он голый!
Молчание и взрыв криков.
Министр нежных чувств (бежит во дворец и кричит на ходу). У меня мать кузнец, отец прачка! Долой самодержавие!
Мальчик. И голый, и толстый!
Крики. Слышите, что говорит ребенок? Он не может быть не на своем месте!
– Он не служащий!
– Он умный, он знает таблицу умножения!
– Король голый!
– На животе бородавка, а налоги берет!
– Живот арбузом, а говорит – повинуйся!
– Прыщик! Вон прыщик у него!
– А туда же, стерилизует!
Король. Молчать! Я нарочно. Да. Я все нарочно. Я повелеваю: отныне все должны венчаться голыми. Вот!
Свист.
Дураки паршивые!
Свист. Король мчится во дворец. Первый министр, а за ним все придворные мчатся следом. На возвышении король-отец и принцесса.
Король-отец. Бежим! Смотри, какие глаза у этих людей за загородкой! Они видели короля голым. Они и меня раздевают глазами! Они сейчас бросятся на меня!
Генрих и Христиан (прыгают на возвышение, кричат). У-у-у!
Король-отец. Ах, началось! (Подобрав мантию, бежит по дороге направо.)
Принцесса. Генрих!
Генрих. Генриетта!
Христиан (толпе). Дорогие мои! Вы пришли на праздник, а жених сбежал. Но праздник все-таки состоялся! Разве не праздник? Молодая девушка встретила наконец милого своего Генриха! Хотели ее отдать за старика, но сила любви разбила все препятствия. Мы приветствуем ваш справедливый гнев против этих мрачных стен. Приветствуйте и вы нас, приветствуйте любовь, дружбу, смех, радость!
Принцесса.
Генрих, славный и кудрявый,
Генрих милый, дорогой,
Левой-правой, левой-правой
Отведет меня домой.
Толпа.
Пусть ликует вся земля,
Мы прогнали короля!
Пусть ликует вся земля,
Мы прогнали короля!
Пляшут.
Генрих.
У кого рассудок здравый,
Тот примчится, молодец,
Левой-правой, левой-правой
Прямо к счастью наконец!
Все.
Пусть ликует вся земля,
Мы прогнали короля!
Пусть ликует вся земля,
Мы прогнали короля!
Занавес
1934