Нора нашлась внизу, в подземелье, куда я не могла войти сама, в самой дальней комнате и единственной с мебелью. Эйдан сказал, что её время пройдёт в полночь, дальше она будет в безопасности, потому что замок уже выбрал другую жертву.
В комнате ярко горел свет. Нора сидела в углу и безразлично смотрела на картину. Изображённый на ней весёлый пейзаж плохо сочетался с этим местом, зато поднимал настроение. Впрочем, мне-то его точно поднимать не надо было, хотя казалось, что я почти натренировалась держать себя в руках и не впадать в беспочвенные восторги. Только сейчас поняла, что Нора тоже это умела, потому что вчера она казалась мне нормальной. Чему только не научишься в этом странном месте!
Она казалась мне грустной, задумчивой, витала где-то в облаках, но взгляд совсем не был стеклянным.
— Она пробудет здесь до полуночи, но и ты уже можешь остаться. Я позабочусь о том, чтобы вас не хватились, — пояснил Эйдан из-за моей спины.
От первого слова я заметно вздрогнула, успев забыть о его присутствии.
— А герцог?
— Перебьётся.
Нора тоже повернулась на звук, прошлась грустным взглядом по Эйдану, а потом недовольным по мне. Словно я успела сделать ей что-то плохое, действительно плохое, а не просто задала пару глупых вопросов почти пару недель назад. Затем она встала и, не говоря ни слова, ушла в соседнюю пустую комнату.
— Да что не так? — бессильно спросила я у Эйдана.
Он пожал плечами, но я почувствовала, что он прекрасно знал ответ.
Впрочем, скоро оттаяла даже Нора. В основном потому что делать тут было совершенно нечего. Зато мы прекрасно проводили время, играя в карты и рассказывая о родных местах. Я постоянно забывалась и, казалось, начинала говорить лишнего, но меня спасало то, что не придумывала себе других мест. Катрин Герт, как и Кристин Лурье принадлежала графству, а служила в поместье. Сложнее всего оказалось не упоминать сестру, обо всех шалостях и интересных воспоминаниях я старалась говорить так, словно переживала их в одиночестве.
Когда Эйдан отправился за ужином, я не удержалась и спросила Нору:
— Каково это, когда… — замялась, подбирая слово.
— Приятно, — отозвалась она.
— Приятно? Он видит мысли? Воспоминания?
Я закусила губу. Наверное, вопрос был слишком поспешным, стоило сначала задать пару других, чтобы отвлечь от него внимание, но мысль пришла слишком поздно. Мне было жизненно необходимо знать, какой опасности подвергнется мой секрет.
— Не знаю, — отозвалась она. — Но может поделиться с тобой. Не спрашивай — специально или нет.
— Чем-то хорошим?
Нора вдруг снова нахмурилась и бросила на меня недовольный взгляд. Словно это я была виновата в том, что ей не понравились мысли Эйдана.
Я боялась, что мне они понравятся ещё меньше. Вдруг я узнаю правду, которую никогда не хотела бы знать. Например, что всё напрасно, а он мне никогда не поможет. Да и сейчас не помогает, просто всё это ловушка, из которой мне уже не выбраться.
Я вздохнула. Выхода у меня всё равно не осталось. Вернее, один всё-таки был — вернуться в комнату и проверить, случится ли что-то этой ночью. Вот только я слишком хорошо помнила ощущения, которые испытала сидя за столом, пока герцог завтракал и рассматривал меня. Наваждение было таким реальным, а теперь через время казалось мерзким и липким. Я предпочла поверить Эйдану. Его улыбка всё ещё согревала меня, хоть он и старался скрывать её. Я видела что-то доброе в ней, во взгляде, во всём Тёмном маге.
Вскоре мы с ним остались одни, а Нора ушла. Я нервно мяла юбку пальцами, не зная, куда себя деть. Меня одолевали сомнения, даже навязанное счастье перестало действовать, уступив место моей тревоге.
Я подняла взгляд, когда Эйдан вдруг оказался совсем рядом, и почувствовала, как глаза наполнялись слезами. Он обхватил моё лицо руками, потянул вверх, и я послушно встала. Смотрела ему в глаза, а они всё приближались, такие яркие, глубокие, нежные.
Он наклонил голову и оказался совсем уж близко. Я почувствовала его дыхание на своих пересохших губах. Нас разделяло не более сантиметра.
— Ты всех целуешь? — голос сорвался на шёпот.
— Нет, — улыбнулся Эйдан и коснулся моих губ своими.
Мир растворился перед моими глазами, а ощущения остались. Чувства, такие острые, такие реальные, что у меня дыхание перехватило, если это ещё было возможно.
Удивление. Интерес. Раздражение и снова интерес…
Желание наказать, отчаянье, потом гнев и снова интерес, как росток, пробивающийся через пласты всего остального…
Желание видеть, чувствовать, касаться. Охранять, обнять, спрятать, укрыть от всего…
Каждое мгновение казалось новым испытанием. Болезненным, страшным. Полным отчаянной надежды…
Внезапно я поняла, что смотрю на себя. На себя другую, напуганную, но храбрящуюся. Посреди комнатки сгоревшего трактира. Ещё целой.
Глаза блестят, руки чуть заметно дрожат.
При взгляде на них меня окутало волной горечи.
Боится…
Все боятся…
Я словно моргнула, а воспоминание сменилось.
Губы у той меня опухли от поцелуев, глаза лихорадочно блестели, волосы растрепались, оголённое плечо притягивало жадный взгляд…
По телу прошло желание, собравшись в тугой узел внизу живота. Сменилось нежностью, такой болезненной, что мне хотелось плакать. Сердце рвалось на части. Любовь, моя и не моя одновременно — его чувства были сильнее, гораздо сильнее, в моей душе не хватало им места. Я задыхалась, так же, как он в тот момент…
Удержаться…
Не обидеть…
Не сломать…
Я пришла в себя, лёжа на столе, всё в той же комнатке в подземелье. Эйдан ушёл. Я долго смотрела в потолок, гадая, сколько времени прошло. Всё что угодно, только бы не думать о нём.
В этом была причина странного поведения Норы. Не недовольство, а зависть. Нора видела это. Видела — не себя.