Тень луны

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В воинской части Кононовым был устроен оптовый склад. А сама операция с фальсифицированной водкой начала раскручиваться еще три с половиной месяца назад. Развелось слишком много этой фальшивой дряни, производство ее держали в руках, в основном, кавказцы, а батрачили в подпольных цехах местные бомжи, выходцы из Молдавии и Украины. И то им зачастую вообще ничего не платили, давали пинка под зад и отправляли обратно. Вот это и был настоящий звериный капитализм с наемным трудом полуголодных и абсолютно бесправных (но зато «свободных» — по демократическим законам) граждан. На спиртном качались огромные деньги, кавказцы богатели, скупали в Москве недвижимость, смазывали власть и милицию, чтобы весь маховик крутился исправно. Игорь решил чуть-чуть разгрузить их карманы. Коли государству до фонаря, почему самому не наступить им на хвост? Но для этой цели требовался человек, который был бы неизвестен в столичных криминальных и приблатненных кругах. И Кононов вылетел в Астрахань.

Там он встретился с Рудольфом Шальским, по кличке «Шаль», своим давним знакомым, который мало того, что был первостатейным аферистом, но еще и люто ненавидел «зверей». Еще в последние годы Советской власти, в Эстонии, он пытался взять под свой контроль поставку оружия, но нарвался на чеченов и те его чуть не забили до смерти. Обаятельно улыбаясь полным ртом золотых зубов, рассказывал об этом так:

— Хорошо, что их было шестнадцать человек, мне повезло, потому что они только мешали друг другу. Если бы было вполовину меньше — тогда худо. Но одного из них я точно отправил в больницу.

После этого Рудя Шаль перебрался в Астрахань, понимая, что против дудаевско-хасбулатовской машины не попрешь. Там его и разыскал Игорь. Сговорились быстро. Кроме благообразной и доверительной внешности, аферист имел кучу самых разнообразных удостоверений и бланков, вплоть до документа члена Государственной Думы и кандидата в Президенты России — для совсем запредельных дураков. Внушал уважение и быстро располагал к себе любого. Что еще нужно, чтобы действительно не стать губернатором в какой-нибудь из отдаленных провинций? Вернувшись в Москву, они разработали схему действий. Для начала купили у одного из алкашей-грузчиков его паспорт. Вклеили туда фотографию Рудольфа и зарегистрировали товарно-оптовую фирму в Раменском, на юридический адрес какого-то двухэтажного барака, предназначенного под снос. Взяли напрокат для Шальского «Вольво» с московскими номерами и пропуском от Госдумы. Барак немножко подремонтировали — чисто косметически, на всякий случай, завезли оргтехнику, секретарш-девушек с длинными ногами, наняли пару охранников в камуфляже. Потом через одного знакомого полковника-ракетчика сняли в подмосковной воинской части огромный ангар под оптовый склад. Выглядел он как нельзя внушительно: железнодорожные подъездные пути, пропускная система, военизированная охрана, и вообще армия! Здесь шутки плохи. Закупили за наличные «для знакомства» немного водки у различных фирм. Потом дали объявление в газету. Представительские функции выполнял Рудя, Кононов все время оставался в тени, а на контроле и для связи находился Гена Большаков. Сразу пошли звонки, стали подъезжать покупатели небольших партий. Дело закрутилось. Пора переходить ко второму этапу. Вернувшиеся деньги вновь бросили на закупку товара. Шальский внушал доверие поставщикам — они видели, что человек это солидный, основательный, со связями. Не каждому выделят вклад на ракетной базе. Кто-то видел его на какой-то презентации рядом с Иосифом Кобзоном и мэром, кто-то — в коридорах Госдумы и министерстве. В разговорах он ронял фразы: «Сегодня у меня встреча с Лозовским, вот завтра, если у Чубайса отменится…» или «Немного устал, только утром прилетел из Элисты, от Кирсана…» Словом, работу свою делал добре.

Через какое-то время поставщики стали отпускать уже большие партии и через частичную предоплату. И фирма рассчитывалась с ними аккуратно в срок. В конце июля пришло время для нанесения окончательного удара. Кононов и Шальский все разработали досконально. В двадцатых числах, сославшись на временные банковские неплатежи, Рудольф уговорил поставщиков, с которыми уже находился совсем в приятельских отношениях, отпустить товар под будущую оплату, но со значительными процентами. Летнее непокупательнее затишье сыграло свою роль. Те согласились. Шальский завез в ангар несколько вагонов с Люблинской торговой базы (то была фальсифицированная водка из Осетии), несколько — с Перовской (азербайджанский разлив) и десять фур с подпольных заводов Москвы и Подмосковья (где ишачили на грузин). Теперь надо было избавляться от товара как можно быстрее. Игорь не мог привлечь своих ребят к делу, потому что в дальнейшем на них могли выйти поставщики. То, что потом они начнут поиски и будут рвать на селе волосы, можно не сомневаться. Пришлось Шальскому потрудиться за пятерых. Половину товара он за пару недель раскидал по местным торговым точкам: поднатужился изо всех сил. Другую половину «скинул» знакомым перекупщикам — за полцены — и они разъехались по стране. Тридцать первого июля, когда Кононов и Большаков приехали в воинскую часть, ангар был совершенно пуст. Посередине, возле одинокого ящика водки стоял Рудольф Шальский и обезоруживающе улыбался полным ртом золота.

— С полковником я уже расплатился, секретарш уволил, оргтехнику из барака сдал, — отчитался он. Ему было, отчего улыбаться: чистая прибыль на двоих составила больше миллиона долларов. — Ну что, хлопнем по маленькой? и Рудя пнул ногой зазвеневший жалобным стоном ящик.

— Ага. Чтобы отравиться? — возразил Гена.

— Правильно, оставим им на память. Когда придут сюда разбираться будет, чем залить горе.

— Сегодня же уезжай в Астрахань и пока не высовывайся, — сказал Игорь.

— Билет куплен. Концы в воду, — ответил Шальский. — Ладно, будем прощаться, Но если тебе еще что-нибудь понадобиться — в этом же роде — ты знаешь где меня найти.

— Знаю, — отозвался Игорь.

Они тепло расстались и разъехались на своих машинах. Спустя некоторое время, Большаков задал висевший в воздухе вопрос:

— А ты не боишься, что горцы или их менты нас вычислят?

— Вряд ли. Сначала им надо будет найти Рудика, а это практически невозможно.

— А не проще ли было… — Гена не окончил фразу, но и так было ясно о чем он подумал.

— Нет, — ответил Игорь. — Это они — «звери», а не мы.

В кабинете полковника Воронова, начальника четвертого подотдела МУРа, который занимался незаконным оборотом наркотиков, было весьма накурено, потому что дымили все пять оперуполномоченных и даже одна девушка. Кроме хозяина, на чье приподнятое самочувствие табачный смог абсолютно не действовал. Грустить причин не было — сегодня они заканчивали операцию с неграми. Придут те с товаром или без — уже не важно, хватит играть. Если вновь явятся пустыми, придется вытряхивать из них гаш другим способом.

— …к тому же, Гиви предупредил их, что дневным поездом уезжает «греть зону», а он у нас «вор в законе», слов на ветер бросать не должен, продолжил Воронов, подмигнув подполковнику Мголаблишвили, честно исполнявшего роль «Носа».

— Вах! — отозвался импульсивный грузин, сделав пальцами «козу».

— Еще одно обстоятельство: негроидов разрабатываем не одни мы. Поздравляю вас с конкурентами, — полковник немного помолчал, выдержав паузу. — По оперативным данным, у них на хвосте сидит еще кто-то. Вчера мы засекли их в районе Петровско-Разумовской. И у меня есть все основания подозревать, что это люди Хмурого.

— Давненько мы с ним не пересекались, — заметил кто-то.

— Пересекались, пересекались, — утешил его Воронов. — Просто не замечали — когда, где и как. Чертовски осторожный и хитрый. Всегда, когда у нас где-то что-то срывается — ищи Хмурого. По крайней мере, процентов на пятьдесят замешан. С меня за него скоро погоны снимут.

— Так очень хорошо, — заметил Мголаблишвили. — Я имею в виду не то, что погоны снимут, а то, что возьмем сразу и негров, и хмуровских подельщиков. А там и до него доберемся.

— Как же, так он тебе и дался, Отар! Будто не знаешь, — отозвался начальник. — Это еще бабушка надвое сказала. Ты смотри деньги не потеряй.

— «Куклы»-то? — усмехнулся Отар-Гиви, перебрасывая спортивную сумку через плечо. Он взглянул на часы: — Некогда мне тут с вами. Меня черные ждут.

— По машинам! — скомандовал Воронов. Нечего было объяснять — кто что должен делать. Все и так знали. У каждого за плечами не одно задержание, автоматические навыки, опыт и годами выработанный нюх. А кроме того взаимодействие на уровне интуиции. Один Мголаблишвили мог спиной чувствовать, где в данный момент находится кто-то из его «подстраховщиков». На счету «легендарного Отара» — как его называли в МУРе — был захват в квартире пятерых своих вооруженных соплеменников-наркодельцов, когда ему пришлось «раскрыться», и он держал их на мушке в течение получаса, пока не прибыло подкрепление. При этом очень эмоционально объяснял, что с ними будет, если они только попробуют дернуться. Даже отказался от суммы, которая превышала его жалование за пять лет. «А хотелось?» — спрашивал его потом Воронов. «Да я был в майке и тренировочных, пушка у щиколотки, а карманов нет — куда класть?» — шутливо отвечал Отарик. Собственно говоря, он относился к наркотикам точно так же, как Хмурый, только играли они, хотя и на одном поле, но в разных командах. А может быть, и в одной, если посмотреть на это под другим углом зрения. Но на этом поле было столько противников — где свои, чужие — запутаешься. И цвет кожи здесь не имел никакого значения. Меняют не только его, гораздо большее. Черные, белые кровь у всех одна. Красная.

Ранним утром — еще не было семи — Игорь уже был на ногах: глотнул кофе, бриться не стал, позвонил Диме, шоферу, который еще выполнял и обязанности телохранителя, и они отправились на Востряковское кладбище. Озадачивало то, что могилу Валерия осквернил какой-то вандал. Такое случалось и уже было в прошлом — чаще всего это делалось умышленно. Особенно, если человек был связан с какой-нибудь группировкой, а уж если был похоронен ее лидер, то порою приходилось даже дежурить по ночам, чтобы избежать надругательств. Иногда на кладбищах взрывали памятники, а то и пришедших на годовщину смерти вдов с оставшимися друзьями. В жизни все-таки много больших гадов и мелких гаденышей, которые даже мертвому не могут простить обид или поражений, с уязвленным самолюбием, выжженные изнутри собственной злобой, с ядовитой ненавистью в сердце. Эти уроды живут во всех слоях общества, не только в криминальных. Завидуя человеку, боясь его или терпя унижения, не смея раскрыть рта в его присутствии и поднять глаз, они начинают мстить ему после смерти, низвергать, обливать грязью, взрывать памятники. Но больше всего их, конечно, среди лакейской интеллигентщины, набрасывающейся на очередного мертвого льва и толпой бегущей под знамена новой власти.

Так получилось, что сначала на Востряковском кладбище похоронили одного друга, а со временем пришлось выкупить несколько мест для погребения. Все теперь лежали рядом, ушедшие в разное время, но с одной судьбой. И Стас, первый их лидер, гибель которого потрясла всех и чью ношу пришлось взять на себя Кононову, и Меченый, и двое молодых парней, застреленных одновременно, и Боря — водитель Хмурого, и Валера, и трое других. А кто будет следующим? Игорю не хотелось об этом думать. Некогда они ввязались в похоронный бизнес и владели фирмами ритуальных услуг, но стоило ли так близко соприкасаться с коммерцией «последних прощай», нет ли во всем этом мистического, сакрального смысла? И слава Богу, что фирму пришлось отдать мэровским барбосам, обложившим непосильной данью все мелкие и средние предприятия. Легальный рэкет будет похуже криминального, тягаться с ним — рвать жилы, удушат налогами и инструкциями А места на кладбище, выкупленные впрок, еще оставались.

Дима застрял в «БМВ», а Кононов пошел по присыпанной песком дорожке к знакомому участку. Никого вокруг в этот ранний час еще не было. Памятник Стасу стоял целый и невредимый — у Игоря отлегло от сердца, он опасался, что повторится то, что происходило в девяносто третьем году. Тогда гранитную стеллу пришлось восстанавливать дважды, кому-то очень хотелось взорвать мертвый покой усопшего и плюнуть им всем в лицо. Разбивали фотографию Стаса, вырывали из земли крест, гадили прямо на могилу. Пришлось установить круглосуточное дежурство, парами, попеременно греясь в машине. Игорю хотелось выловить этих выродков. И как-то ночью, во время одной из засад, их поймали. Оказалось, двое бомжей среднего возраста. Хорошо, что сам Кононов был в машине, а то Петро и Длинный устроили бы самосуд, еле оторвал от них. Но досталось им все равно крепко. Потом их повезли на квартиру. Ясно, что по своей воле они бы всего этого безобразия не делали. Стали выспрашивать. Бомжей трясло так, будто на электрическом стуле сидели. Думали, наверное, бедолаги, что их потом отвезут обратно и закопают рядышком. Только живыми. Предложения такого рода были, а Серж еле сдерживался, тряся перед сизоносыми стволом, но Игорь восстановил тишину. Дело не в бомжах, а в том, кто стоит за ними. Наймет других, подневольных. Выяснилось, что подрядил их некий ушастый, с длинным носом и в дорогом костюме. Всего-то за ящик водки. «Похоже, что это Кирильчик», — сказал Леша, у которого была фотографическая память. Но Игорь и сам подумал о соседней бригаде, лидер которой — Крот — конкурировал со Стасом и люто ненавидел его. Но к смерти причастен не был. Там другие постарались, чечи. С ними разговор впереди. А Крот, значит, со своим помощником Кирильчиком, таким вот образом захотел достать Стаса после смерти. Еще раз нагадить, напоследок. А заодно и показать всем им — кто чего стоит. «Что ж, вызов принят», — произнес Хмурый. Давно пора разобраться.

…Постояв возле могилы Стаса, Игорь вспомнил его любимую поговорку: «Как могу, так и живу; как живу, так и могу…» А можно ли было жить иначе, если ты сам выбрал этот путь и попал в ту среду, где достиг лидерства? Наверное, нет. Еще он говорил, что если волк съел твоего врага, это не значит, что он стал твоим другом. Конечно, потому что дружба — это нечто иное, чем просто общие интересы и род занятий. И надо беречь ее, как редкий бриллиант, найденный тобой на дороге. Стас понимал его. Потому-то горше всего переживал предательство. И не мог поверить, когда это случилось, за что и поплатился жизнью. А что он унес с собой, что унесем мы? У гроба карманов нет…

— Ничего, скоро… — вполголоса произнес Игорь, думая о том человеке, который был повинен в смерти Стаса.

Потом он перешел к другим могилам, сосредоточенно постоял возле каждой. Все прощальные слова давно сказаны, новые будут лишь отголоском тех… Здесь было все в порядке, лежали цветы, принесенные вчера Лерой. С фотографии под оргстеклом на него улыбчиво и чуть наивно смотрел молодой парень, очень похожий лицом на свою сестру, словно выспрашивая: ну, как вы там?.. все суетитесь, ропщите?.. было бы из-за чего а Лера?.. Игорь почему-то вздрогнул, впервые подумав о ней, как о некой тонкой связи между тем, что было и что будет. Повернувшись, он пошел прочь, все убыстряя шаг.

— Теперь на Цветной бульвар, — сказал он Дмитрию, усаживаясь в машину.

На сей раз первыми пришли негры, а Гиви-«Нос» что-то запаздывал. Оба африканца — с заплечными рюкзачками, но пришли ли они с товаром или нет неизвестно. Может быть, «гаш» у кого-то третьего. Или они повезут грузина на съемную хату. Возможны варианты. Место возле цирка людное, с обеих сторон Цветного бульвара потоки автомобилей в разные стороны, у рынка куча тачек на приколе. Товар может быть в любой из них. Сами негры выбрали себе скамейку напротив типографского комплекса «Литгазеты», крутили курчавыми головами и лопотали по-своему. «Нос» появился в четверть одиннадцатого. Вальяжный, чуть пузатый, без сопровождения.

— А кореша его где-то рядом, — произнес Игорь, повернувшись с переднего сиденья к Сержу. — Не может он с такой суммой один. Кто-то подстраховывает.

— Если только не «кукла», — отозвался тот.

— Все равно. На афериста-одиночку не тянет. Тянет знаешь на кого? На мусорка. Давай, подождем еще немного, понаблюдаем.

Наблюдали за передвижениями в толпе, за стоявшими машинами, лотошниками и другие ребята — Леша, Рябой, Игорь-маленький, Петро — в разных точках Цветного бульвара. Связь по рации держать было нельзя, пользоваться звукоулавливателем и другими техническими штучками — тоже; если операцию разрабатывает МУР, то засечь их было бы очень легко. На Петровско-Разумовской попробовали один раз — и хватит. Отнять товар и деньги просто, но еще проще с ними же и залететь. Месье Воронов, муровский Мэгре, спит и видит, как бы перехитрить Хмурого. Оба были достойные друг друга противники. А чутье подсказывало Кононову, что дело не чисто. Надо быть начеку и ждать.

Гиви пошел к неграм, по-хозяйски расположился между ними. Сумку опустил на землю. Стали разговаривать. Появился ветхий старик с палочкой и панамке, шел, еле передвигая ноги, останавливаясь после пяти шагов. Добравшись до их скамейки, присел с краюшку — глаза от усталости слезились, руки дрожали, взгляд склеротика, одышка. Негры и Гиви лишь покосились на него и больше не обращали внимания. «Ну, Мишель, дает!» — хмыкнул Серж.

— Показывает деньги, — произнес Игорь, наблюдая за Гиви. Тот расстегнул молнию на сумке — дал взглянуть, но когда плотный негр попытался сунуть туда руку, сердито одернул его. — Все правильно. Теперь ты показывай свой товар. А его-то и нет…

Негры стали что-то объяснять грузину, он слушал, недовольно выпятив нижнюю губу. Потом, будто случайно распахнул куртку, вроде бы жарко стало, а сумку поставил себе на колени.

— Пушка за поясом. Нарочно открыл, дает им понять, — сказал Игорь. — А они предлагают съездить за товаром. Кто здесь кого дурит?

— Все — всех, — вздохнул Серж.

— Похоже на то, — согласился Игорь. — Охота идет, а собаки прячутся от зайцев.

Он чуть наклонился к боковому окну; Леша, проходивший мимо, обронил всего два слова:

— Наружное наблюдение, — и в вразвалочку пошел дальше, листая на ходу какую-то брошюрку.

— Он засек их, — сказал Игорь. — Хорошо, что вовремя. Пора сматывать. Пусть теперь Воронов сам разбирается с этими неграми.

Серж вышел из машины, щелкнул зажигалкой и закурил. Увидев условный отходный знак, разваливающийся на глазах, старик поднялся со скамейки и, ковыляя, побрел прочь.

— А как хорошо начиналось! — произнес Серж, залезая в «БМВ». Дима включил зажигание, пережидая проносящийся мимо поток. Никто из них уже не смотрел в сторону той троицы, которая снялась с лавочки и перешла ближе к проезжей части. То ли собирались голосовать, то ли перейти бульвар. Словно по мановению волшебной палочки, возле них тотчас затормозили две «девятки», из которых выпрыгнули несколько человек. Отар Мголаблишвили уже держал плотного негра за вывернутую назад руку и черную, очень удобную косичку на затылке, выгнув его дугой. Все произошло в считанные секунды.

— Се ля ви! — прошамкал ветхий старик, оборачиваясь на шум и провожая взглядом отъезжающие «девятки».

На Беговой, когда Кононов сворачивал в переулок, к его «Мерседесу» впритык проскочил какой-то белый «жигуль», ударив боком по передку. И затормозил впереди. Игорь выключил зажигание, вышел из машины. Фара разбита, обшивка поцарапана, небольшая вмятина. Из «жигуленка» выбралась молодая женщина, лет двадцати пяти-тридцати.

— Я всего две недели как за рулем, — обиженно сказала она, словно это именно он был виноват в происшедшем.

— Это заметно, — согласился Игорь. — Ну что ж, как говорят в новых анекдотах: вы хоть понимаете, что подзалетели на квартиру?

— Будет вам! — тряхнула она каштановой головкой. Выразительное лицо, ясные синие глаза, красиво очерченные губы. — Я заплачу.

— Ну, разумеется. Обойдемся, насколько я понимаю, без ГАИ? Давайте обмениваться телефонами.

Незнакомка, которая была не слишком-то огорчена случившимся, вытащила из кожаной сумочки документы. При этом она продолжала говорить, что подержанные «жигули» купила только для того, чтобы научиться ездить, а после приобретает что-нибудь получше.

— Тогда вам надо было начинать с велосипеда, — вставил Игорь. Гораздо практичнее.

Она производила впечатление очень самостоятельной и явно избалованной вниманием мужчин женщины. Но действительно мимо такого редкого экземпляра трудно было пройти мимо и не заметить. И что самое удивительное — в первую минуту знакомства Игорь даже чуть растерялся — она самым странным образом походила на его бывшую жену, какой она была двенадцать лет назад. На какие-то секунды Кононову вдруг представилось, что это она и есть, а он вновь очутился в прошлом, в радужной, полной надежд молодости.

— Людмила Гринева, — прочитал он в паспорте.

— Мила, — поправила она. — Можете называть меня так.

Записав адрес и телефон, вернул документ назад. Так он и думал: разведена, детей нет, возраст — двадцать девять. Семнадцатого августа день рождения. Через две недели. Надо запомнить.

— Когда вы пришлете счет? — деловито спросила Гринева.

— А вы разве не собираетесь присутствовать при экспертизе?

— Нет. У меня постоянно не хватает времени.

— Поэтому вы и летаете по воздуху?

— К тому же, я вам доверяю. Вы не похожи на человека, который станет обманывать женщину.

— Смотря какую. Это вопрос формы и содержания.

— Когда-нибудь, на досуге, мы с вами поболтаем на эту тему, пообещала Людмила. — А сейчас мне пора. Я, собственно, приехала.

Закрыв ключиком «жигули», она махнула ему ручкой и пошла по тротуару к высотному зданию.

— Погодите, — нагнал ее Кононов. — Где здесь находится редакция «Свежей газеты»? Кажется, нам по пути.

— Вот тут! — удивленно ответила она, кивнув в сторону высотки.

— Теперь понимаю, почему мне знакома ваша фамилия. Светская хроника и все такое. Спектакли, премьеры, выставки…

— Только не говорите, что вам было скучно читать.

— Не скажу. Потому что практически не обращал внимания. Уж извините.

Они вошли вместе в здание, затем — в лифт.

— Вам на шестой, а мне на десятый, — сказала Мила.

— Еще увидимся! — так же деловито отозвался он, поймав ее странный взгляд.

В кабинет к Корочкину заглянула секретарша Бенедиктова, бросила:

— Рома, там тебя какой-то человек спрашивает, — и исчезла.

Журналист еще минут пять занимался с компьютером, потом встал, вышел в коридор. Около окна, рядом с цветочной горкой стоял мужчина среднего роста, лет сорока, ничем не примечательный: обычная стрижка, серые глаза, худощавое лицо, но взгляд — очень глубокий и внимательный.

— Вы ко мне?

— К вам. Я — Игорь Валентинович.

Мелькнула смутная догадка, но Корочкин не подал вида.

— «Х», — добавил Кононов.

— А я ждал этой встречи, — произнес журналист. Он действительно готовился к ней: его было трудно застать врасплох. — Как вам пришлась статья?

— Обычно спрашивают разрешение на подобные материалы. У тех персонажей, о которых собираются писать.

— Только в тех случаях, когда называются конкретные фамилии. Но если у вас есть претензии, то я готов принести свои извинения. А что вас конкретно не устраивает? — Корочкин вытащил сигареты и закурил. — По-моему, фигура «Х» описана весьма корректно, ничем не ущемлена. Напротив, даже с некоторым ореолом.

— Меня не устраивает сама концепция статьи, а ореолы здесь ни при чем, — ответил Игорь. — Ваш взгляд на корни криминальной обстановки в стране.

— Тут есть о чем спорить, — возразил Роман. — У каждого свое мнение, не так ли?

— Верно. Но это касается частных лиц. Вы же, обладая информационным полем, имеете возможность формировать его. В том или ином направлении. И у вас это, надо признать, здорово получается.

— Так я готов выслушать и вашу точку зрения, — сказал Корочкин, быстро соображая, какую выгоду ему может принести эта встреча? — Давайте говорить, доказывать. Вы хотите, чтобы я написал новую статью?

— Да. Но не персонифицированную, а с другим концептуальным характером. Если вас интересуют мысли на этот счет литеры «Х», — Игорь внимательно смотрел на него, словно оценивая.

— Согласен.

— Тогда, где и когда мы могли бы побеседовать?

— Да хоть сегодня вечером, если угодно.

— Отлично. Вы знаете ночной клуб «Кратер» на Юго-западе?

Корочкин знал об этом заведении с дискотекой: оно принадлежало двоюродной сестре Кононова и находилось под его контролем.

— Я приеду, — пообещал он.

— И еще одно. Те некоторые детали из биографии «Х» о которых вы написали в статье. Откуда вам о них известно? Вы, конечно, как говорят американские полицейские, имеете право хранить молчание.

— А я скажу, — отозвался журналист, у которого был заранее приготовлен ответ и на этот вопрос. — Один человек, с которым мы как-то познакомились на дискотеке. Я его за язык не тянул. Потом он, к сожалению, умер. Валера.

— Вот как? — произнес Кононов. — До встречи.

Идя к выходу, он с сомнением думал о последних словах Корочкина. Возможно, журналист говорил правду, и Валера мог разболтать лишнего, особенно под «дозой» или из-за мальчишеского тщеславия. А возможно и нет, и кто-то за его спиной ведет двойную игру. Всегда проще списать чужие грехи на мертвого.

«Воры в законе», «авторитеты» уже давно стали одной из самых весомых и влиятельных политических сил в России, поскольку криминальное сообщество это не только мощный экономический потенциал, но и хорошо разветвленная, эффективно действующая система. Ее можно сравнить именно с политической партией, имеющей своего лидера, или с тайным Орденом, где поставлена жесткая цель и существует железный устав, вроде ордена иезуитов. А могли бы преступные структуры принести пользу своему многострадальному Отечеству, не бессмысленно ли постоянно бороться с ними исключительно силовыми, карательными средствами? Многие лидеры этих «орденов-партий» наделены блестящими организаторскими способностями, твердой волей, предпринимательской жилкой, иначе бы им не удалось в труднейших нелегальных условиях создать свои «империи». Ленину не снилось. Не целесообразно ли привлечь этих людей к управлению региональными и федеральными структурами? Могут возразить: как волка не корми… Но. Во-первых, их не может привлекать долгая, изнурительная, психологически напряженная борьба не на жизнь, а на смерть с мощной государственной машиной. Во-вторых, многие из них также понимают, что главным источником внутренней гордости и умиротворения является ощущение полезности своей жизни — для других людей, для общества, в котором он живет, для России. В-третьих, необходим жесткий порядок, иначе горе-реформы окончательно развалят страну, а порядок этот может навести только тот, кто знает, как это делать. Они сами против беспорядка и беспредела. Так что преступные структуры, которые вписываются в систему, выгодны. Они знают свое место в политической игре, но сейчас происходит нечто другое — их используют в ином роде, в разделе и дезорганизации общества, в борьбе с конкурентами, в резне кланов с участием «славянских наемников». Гибнут-то, в основном русские. А те же чеченцы живут и процветают. Примерно об этом хотел побеседовать Игорь с Романом Корочкиным.

Он мог бы также сказать о том, что нынешний хаос в большей степени выгоден существующей власти, нежели криминальным сообществам. Он ею создан и в нем лучше ловить рыбку. Многие из высокопоставленных чиновников поднялись на взятках и тех долях, которые они получали от совместных «проектов» с преступниками, выступающими в тот момент в качестве «крыши». После перехода «жирных котов» на новый уровень, они стараются откреститься от тех, кто их «поднимал», избавляются от прошлых связей, от ставшего опасным «балласта», поскольку тот может выступить живым компроматом. Тогда они меняют криминальную крышу на собственную службу безопасности, вербуют в нее бывших генералов КГБ, а то и напрямую переходят под защиту спецструктур. «Подвинутые» (совершенно обоснованно) начинают мстить — вот вам и серия громких «заказных» убийств. Некоторые смиряются с таким оборотом жизни, другие уходят «в одиночку» на борьбу с системой и, в основном, быстро погибают. Но мафии — по западному образцу — в России нет. Тем более, «русской». Если в роли ее представителей выступает дерзкая молодежь, насмотревшаяся американских боевиков, готовая стрелять из чего попало и в кого придется — то это другое дело. От подобной «ботвы», прошедшей через первую кровь и почувствовавшей свою силу, серьезные люди стараются избавиться в первую очередь, чтобы потом не распутывать клубки интриг и не хоронить хороших парней.

Игорь хотел бы продолжить беседу и так:

— Флинт, о котором вы писали, месье Корочкин, называя его преступником № 1, испугал правящую касту своим чрезмерным усилением именно как политической фигуры и объединяющего лидера. Излишняя самостоятельность, возрастание авторитета на международном уровне, частичный выход из-под контроля тех, кто должен «контролировать преступность», да плюс пересечение интересов с идущими к власти банкирами и олигархами еврейской национальности решило его участь. С определенного момента он стал обречен, особенно учитывая его нежелание жить за пределами России и вывозить капитал на Запад. «Русская империя» (но не «русская мафия») которую он пытался создать, рухнула с гибелью этого незаурядного, выдающегося в своем роде человека. Естественно, не в одночасье. Расколы, раздраи, нежелание никого из оставшихся лидеров заменить ушедшего, взять на себя тяжелую ношу и ответственность за его дело, и, наоборот, излишняя самостоятельность некоторых «серых волков» — обозначали начало конца «русского синдиката»… Ведь что может лежать в основе объединения, если вдуматься? Пять пальцев. Первый — это дружба: в узкой среде и, как правило, на время. Второй — общий интерес (обычно, денежный; тоже до поры до времени — когда доходы уменьшаются, начинаются разбирательства между бывшими «друзьями»). Третий палец — личность. Лидер, способный организовать, подчинять и вести за собой. Но — пока он жив. А после смерти начинаются выяснения, кто могуче, и все распадается. Четвертое — это Идея. Самое прочное, что может существовать сколь угодно долго, но опять же, если она подкреплена финансово. И пятый палец в этом кулаке — общий враг. Пока «он» существует, объединение функционирует стабильно, потому что мобилизовано на борьбу. Но в мирных условиях приходится выискивать новых и новых «врагов», как в милитаризованном государстве. А постоянно «воевать» тоже невозможно, иначе все это уже перерастает в паранойю…

Игорь разжал кулак, глядя на свои пять пальцев и чувствуя прилив крови к голове. Он сидел один в комнате, из открытого окна доносился уличный шум, похожий на рокот волн враждебного моря. По которому предстояло плыть и плыть, днем и ночью, то удаляясь, то приближаясь к берегу, в полном одиночестве.

Если спуститься в жерло огнедышащего вулкана, то, наверное, почти такие же ощущения можно было испытать и в ночном клубе «Кратер» — клубы дыма, жара, грохот и гул, означающие музыку. Но молодежи нравилось. И громадные цепи, висящие по стенам, и множество переходов, лестниц, где можно было выбрать укромный уголок, и полумрак со световыми всполохами, и несколько доступных баров со стойками. В огромном нижнем зале находилась собственно дискотека, в верхних помещениях было относительно спокойнее. Там можно было даже поужинать или сыграть в бильярд. Имелись и отдельные кабинеты, куда вообще не проникал шум и где проводились деловые встречи. Единственное, что в «Кратере» категорически запрещалось — это наркотики, а нарушившие правило изгонялись из клуба немедленно.

Здесь, в одном из тихих кабинетов состоялась встреча Кононова с Тарлановым. Большаков привел его поздно вечером и встал у двери, не собираясь уходить. Выслушав сбивчивую жалобную речь низенького бизнесмена в роговых очках — о том, как на него наехали Шиманов с Глотовым, прямо в Мосдуме, Игорь пожал плечами.

— И заплатил?

— Пришлось, — ответил Тарланов. — А что я мог поделать?

— А что я могу поделать? — в тон ему произнес Хмурый. — За ними МВД, Дума и наверняка спецура. Ты разве не знаешь, что руоповцы чистят все, что шевелится, только мертвых не трогают.

— Потому и называется — РУОП, — добавил Геннадий. — Видишь ли, Тарланов, по правилам оно должно означать — региональное управление по борьбе с организованной преступностью. Но буковки «П» и «Б» почему-то выпали из аббревиатуры. Что осталось? То-то.

Тарланов шевелил губами, поправляя очки. Ему действительно сейчас приходилось несладко.

— Нет, не втягивай меня в это дело, — жестко сказал Игорь. — У каждого свои проблемы. А это — твои.

— Банкроться, — посоветовал Большаков. — И открывайся заново, где-нибудь в другом месте.

— Ладно, подумаю, — сказал Тарланов и встал. Потом снова опустился на стул. У него было припасено с собой еще что-то.

— Ну говори, — предложил Игорь, взглянув на часы: Корочкин, наверное, сегодня уже не придет — или передумал, или чего-то забоялся.

— Вот какой коленкор… — начал Тарланов, зачем-то понизив голос, хотя подслушивать их никто не мог. — Я вас давно знаю, у нас проблем не было. Один мой знакомый, которому я вполне доверяю, предлагает заработать. Но нужны надежные ребята.

— В чем суть? — Большаков облокотился на спинку его стула.

— Некий человек перевозит крупные деньги для одной конторы. Есть предложение освободить его от них. Всю информацию выдадут.

— Понятно, — сказал Игорь. — А какова сумма?

— Миллион баксов. Чуть больше.

Большаков присвистнул.

— Нормально. А охрана, вооружение?

— Их всего двое. И газовый пистолет.

— Чего так хило?

— Так они надеются на секретность. Есть только одно условие — его нужно ранить, но не убивать.

«Выходит, информатор — он, тот, второй», — подумал Кононов.

— И это все? — спросил Большаков. — А сколько «они» себе оставляют?

— Восемьдесят процентов, — Тарланов поморщился.

— Круто! Кто-то выполнит за них всю работу, а получит только пятую часть? Обычно наоборот, — сказал Игорь. — Это же простой «набой» или наводка. Можно в равных долях, если быть соучастником. А так… Понимаешь, здесь много нюансов, которые надо учитывать: а вдруг придется его кончать? А если при этом мусора накроют? И даже, если все удалось как надо — ты подумай — у людей на руках такие деньги — кто же их отдаст? Да проще посредника, то есть тебя, шлепнуть — и концы в воду. Согласен?

Тарланов молчал, почесывая затылок. Наверное, он просто находился в безвыходном положении, потому и вышел с таким предложением.

— Я понимаю, — мягко продолжил Игорь. — Деньги тебе померещились близкие, глазки загорелись, фантазия разыгралась. Это все — эмоции, а нужен холодный расчет, точный анализ всех возможных последствий. А мне они пока видятся в очень мрачном свете. Так что ты об этом лучше забудь, а товарищу своему передай спасибо за такое «сладкое» предложение и вежливо попроси поискать дураков в другом месте.

— Хорошо, — Тарланов вновь поднялся, явно огорченный услышанным.

— В лучшем случае, — повторил Игорь, — этот наводчик получит пятую часть, а тебя кинут. Твоя роль в этом деле — шестнадцатая, а отдавать деньги, уже рассованные по карманам, как-то не принято. Не тот коленкор, как ты выражаешься. И советую тебе по этому делу больше ни к кому не обращаться, а то еще не так поймут, — добавил он.

— Ладно, — кивнул головой Тарланов и пошел к двери. Там он повернулся: — Тогда хоть напьюсь в вашем заведении.

— Вот это дело! — поддержал его Большаков и закрыл дверь. Потом посмотрел на Игоря: — А предложение-то заманчивое.

— Выбрось из головы, — холодно отозвался тот. — Я уже все объяснил, что из этого может выйти. Давай-ка лучше опускаться на землю.

— Как скажешь, — согласился Геннадий. — Не спорю.

Он вышел из кабинета, а спустя полчаса, посмотрев кое-какие бумаги на верхнюю галерею, опоясывающую дискотечный зал, выбрался и Кононов. Игорь стоял, облокотившись на перила, и смотрел вниз, где во всполохах света прыгали люди, похожие на чертиков. Диск-жокей периодически что-то кричал в микрофон, отчего его «паства» заходилась криками и свистом. Этот парень, напоминающий в своем блестящем костюме матадора, был найден Большаковым в цирковом училище и чрезвычайно нравился публике. Карьеру он себе, по крайней мере, уже обеспечил. Среди прыгающей молодежи Кононов разглядел и Леру, которую он на сей раз прихватил с собой, чтобы девушка не скучала одна в квартире. Пусть веселится. Возле нее очень забавно подскакивал Геннадий, но она, похоже, мало обращала внимания на все его ухаживания. Заметив на верхней галерее Игоря, Лера помахала ему рукой, и ему пришлось сделать ответный жест.

К Кононову подошел администратор клуба, Бершунский, лоснящийся от жары.

— Душно! — пожаловался он. — Вентиляцию ремонтируют. А там к вам какой-то журналист пробивается, Корочкин.

— Проводите его в кабинет, — сказал Игорь.

— Он не один. Их двое.

— Тогда давайте обоих Корочкиных.

Игорь ушел к себе, а вскоре в комнату протиснулся Бершунский, за ним Роман и — вот уж кого он никак не ожидал здесь увидеть, хотя несколько раз за сегодняшний день возвращался к ней мыслями — Людмила Гринева. Она, судя по всему, была удивлена не меньше его.

— Знакомьтесь… — произнес Роман, но продолжать не стал, поскольку по их лицам можно было догадаться, что они не нуждаются в представлении. Слишком странно смотрели друг на друга. Словно на несколько мгновений остались одни, отгородившись от прочих стеклянной стеной.

— Когда Роман мне сказал, что едет на встречу с интересным человеком, я напросилась с ним. А это оказывается вы! — улыбаясь, промолвила молодая женщина.

— И вам сразу же стало неинтересно, — заключил Игорь.

— Она коллекционирует знаменитостей, как некоторые жучков и бабочек. Хобби такое, — высказался журналист, воздев театрально руки. — О, женщины! Настоящие энтомологи.

— Прекрати, Роман, просто я изучаю жизнь. На профессиональном уровне, как бывший психолог.

— И далеко продвинулись в познании тайн судеб? — спросил Кононов, которого начинал забавлять этот разговор.

— Увы, нет. Природа человека не изменилась со времен Адама и Евы. А как хорошо все начиналось! Они были одни, в раю, никаких репортеров с фотоаппаратами…

— Еще неизвестно, как все закончится? — усмехнулся Корочкин. — Порою мне кажется, что конец света будет выглядеть очень скучно. Потому что пресытились всем. Мы даже и не заметим этого.

— Не суди, Ромочка, по себе. В моем гербарии — ты самая занудная бабочка, не смотря на свою яркую окраску.

— А может быть, для начала поужинаем? — вмешался Игорь.

— Вы угадали мое желание, — мягким, мелодичным голосом откликнулась Людмила. — Словами Кота-Бегемота: королева в восторге!

— Я распоряжусь насчет столика, — произнес Бершунский и удалился.

— «Королева!».. - передразнил Корочкин. — Напрасно я тебя взял с собой.

— Пойдемте, — сказал Игорь, раскрывая дверь.

В одном из зальчиков, где подавали превосходное вино и закуску, они продолжили разговор. Роман и Мила легко и остроумно пикировались друг с другом, Кононов больше слушал, вставляя отдельные фразы. Время летело незаметно. За два столика от них наливался крепкими аперитивами Тарланов, оглаживая какую-то восточную красавицу.

— Здесь забавно! — сказала Гринева; взгляды ее и Кононова часто пересекались — будто случайно, но это было не так.

Потом к ним присоединились Большаков и Лера, напрыгавшись в зале. Девушка оценивающе оглядела журналистку, и та ней, видимо, чем-то не понравилась. Женщины всегда находят между собой какие-то недостатки или ищут соперничества. Может быть, намеренно, но Лера впервые обратилась к нему на «ты».

— А ты совсем не танцуешь? — сказала она Игорю, отпив из его бокала красное массандровское. Он усмехнулся.

— Ваша дочка? — насмешливо спросила Мила.

— Племянница, — отозвался он. В зальчике появилась еще одна группа оживленных людей — среди них притягивала внимание фигура известного режиссера и не менее знаменитой эстрадной певицы. Заметив Гриневу, помахали ей руками, зовя к себе.

— Мои друзья и клиенты, — сказала Людмила. — Не представляю, о чем бы я стала писать, если бы они вдруг исчезли? Пойду присоединяться.

— Только не уезжай без меня, — отозвался Корочкин.

— И без меня тоже, — бросил вдогонку Игорь. Просто так, в шутку. Но она обернулась, посмотрела на него и серьезно ответила:

— Хорошо.

Лера, с обезоруживающей непосредственностью, проговорила:

— По-моему, вы оба втюрились.

— А я так не думаю, — сказал Большаков. — Слишком быстро.

— Вы о чем? — не понял Корочкин.

— Самое время пройти в мой кабинет, — обратился к нему Игорь. — А то нам здесь никогда не удастся поговорить серьезно…

Беседа с журналистом длилась около часа, затем они договорились встретиться еще раз — на ближайшей неделе. Вернувшись назад, застали тут только Тарланова, с маковым цветом лица и брошенного его восточной красавицей, и Людмилу, оживленно беседующую с покрытым блестящей чешуей диск-жокеем.

— Берет интервью у очередной молодой звезды, — шепнул Игорю Роман. Удивляюсь ее способностям совмещать отдых с работой.

— Так вот почему на дискотеке стало так тихо, — произнес Кононов. — Вы похитили золотое яблоко.

— Я вообще люблю похищать то, что мне нравится, — ответила Мила. — Но мы уже заканчиваем. Возвращаю вам вашего героя.

— Но мы еще встретимся? — вкрадчиво спросил диск-жокей, поднявшись и поцеловав у Гриневой ручку.

— А как же? — иронично ответила она. — Москва — город маленький.

Корочкин, фыркнув, подсел к Тарланову — оказывается, они тоже были знакомы, — завел с ним долгую и нудную беседу. Роговые очки висели у бизнесмена на кончике носа.

— Что будем делать? — спросила Гринева, искоса поглядев на него.

— Можно сменить обстановку, — подумав, произнес Игорь. — Отправиться в более интересное место. Например, в казино. Там вы еще у кого-нибудь интервью возьмете.

— Поехали, — согласилась она. — Оставим Корочкина с носом.

Они незаметно выскользнули на галерею, спустились по нескольким переходам и лестницам к выходу. Дежуривших охранников Кононов предупредил, чтобы кто-то из них проводил Леру домой — если этого не сделает Большаков. Затем вышли на улицу, поеживаясь от неожиданной прохлады. Добежали до стоянки, где уселись в авто Игоря.

— Так куда мы направляемся? — спросил он, включая зажигание.

— К тебе… — ответила она, повернувшись к нему лицом.

Ночью они лежали, устав от любви, на неширокой кровати с резным изголовьем, неприкрытые ничем, словно первые созданные Богом люди, вкусившие от протянутого им яблока, и сквозь кружевной занавес на окне струился серебристый свет. Это была одна из тех небольших квартир, где Кононов бывал крайне редко. Потому-то она производила нежилое впечатление, встретив явившихся мужчину и женщину оставленным когда-то беспорядком, толстым слоем пыли на мебели и негостеприимно-пустым холодильником. Но достопримечательности квартиры никого, собственно, не интересовали, а продукты и хлеб они привезли с собой, остановившись по дороге у ночного маркета. Теперь это оказалось благоразумной дальновидностью.

— Я ужасно проголодалась! — сказала Мила, приподняв голову с его плеча.

— Сколько я тебя знаю — тебе все время хочется есть, — ответил Игорь. — Как при таком зверском аппетите некоторые еще и умудряются сохранять стройную фигуру?

— Просто я все время в движении. И ты знаешь меня не так долго, всего пятнадцать часов.

— Пятнадцать лет, — негромко проговорил он, и она не расслышала. Ему все еще казалось, что он лежит сейчас рядом со своей бывшей женой, Леной, столь удивительно они были похожи друг на друга. Во всем, даже в любви, в страсти. Но это была другая женщина — неведомая и таинственная, живущая своей жизнью.

— Ты что-то прошептал? — спросила она, наклоняясь к его губам и целуя их. В темноте она светилась белизной тела, а два синих огонька в глазах разгорались все ярче и ярче. Ему давно не было так хорошо и покойно. Как в те, прежние времена, когда они только начинали жить с Леной. И были счастливы.

— Тебе послышалось, — отозвался он. — Нам все время мерещится и слышится то, что принадлежит другому миру.

— Наверное. Пойду, приготовлю что-нибудь.

Людмила соскользнула с кровати, накинула его рубашку и ушла на кухню. Затем она вернулась, разыскав где-то жостовский поднос, на котором лежали бутерброды, пучки зелени и стояла бутылка белого сухого вина.

— Угощайтесь, сударь! — сказала она. — За все заплачено. Даже за счет в автомастерской. Надеюсь, ты теперь не будешь требовать с меня деньги за свой поцарапанный «мерс»?

Оказывается, она умела быть и такой — жесткой и опасной, будто в ней просыпалась лесная рысь и она наносила удары.

— Зачем же так? — мягко возразил Игорь. — Тебе не идет это.

— Ладно! — она водрузила поднос на его грудь и легла рядом. — Просто мне показалось — на какие-то минуты — что ты смотришь на меня как… на девушку по вызову. А это не так.

— Я знаю.

— Нет? — переспросила она, заглядывая ему в глаза.

— Конечно, нет, глупая.

Ему пришлось обнять ее, чтобы она поверила. Но это действительно было правдой. Просто у него не было слов, чтобы объяснить это, да он и не умел и не хотел говорить. Людмила чему-то засмеялась, касаясь пальцами его щеки.

— Смешно, но твоя «племянница», кажется, ревнует меня к своему дяде. Забавная девочка. Тинэйджер.

— Брось, между вами разница всего чуть больше десяти лет. Она сирота.

— Вижу, ты внимательно изучил мой паспорт. Но десять лет между двумя женщинами — это большой срок.

— В тюрьме.

— А ты был там? — настороженно спросила она.

— Проездом, — уклончиво ответил он.

— Ладно, выпытывать не буду. Рома говорил мне, что ты как-то там связан с криминальным миром. Что-то вроде генерала у них, по званию.

— Адмирала, — поправил он. — Мне больше по душе морская терминология. Твой Рома слишком много болтает. Ты спишь с ним?

Она ответила не сразу, чуть помедлив.

— Да. Ты ведь все равно узнаешь.

— Влюбленность или ради удовольствия? — ему было важно знать.

— Ни то, ни другое, — откровенно ответила Мила. — Просто должен же кто-то быть?

— А теперь?

— Теперь… Теперь это место досталось сильному. Тому, кто и должен был его занять. А хочешь, я расскажу о себе?

— Не надо. Я могу, например, догадаться, почему ты развелась с мужем.

— Ну, почему? — она оперлась на локоть, отпив немного вина.

— Он не понимал твоей работы, а ты — его. Вы хотели быть вместе, но не могли бросить ради этого каждый свое дело. Обычная история для людей, которые имеют цель в жизни, кроме любви. У меня было то же самое.

— Верно, — согласилась она. — Ты неплохой психолог. Я обучалась этому ремеслу пять лет, а потом ушла в журналистику. А кем был он, попробуй, угадай?

— Почтальоном. Начальником Главпочтамта, — усмехнулся Игорь.

— Нет, двойка. Ми-ли-ци-о-не-ром. Сыщиком.

— Нормально. Не каждая жена выдержит.

«Интересный получается расклад, — подумал про себя Игорь. — А жены лидеров группировок, часто ли выдерживают?» Это уже относилось к нему, к его прошлому. Словом, встретились «два одиночества».

— Ты чему улыбаешься? — спросила Мила.

— Так, ерунде всякой, — ответил он, сталкивая поднос на пол и нежно обнимая прильнувшую к нему женщину с разгорающимися синими огоньками в глазах.

Через два дня Игорь уехал из Москвы. Джип-«чероки» мчался в Серпухов, и даже еще дальше — в одну из среднерусских деревень, где уже как три года был восстановлен и действовал храм Святого Иоанна Предтечи, а службу справлял отец Иринарх, по своему легендарная личность, бывший полковым священником российских солдат и проведший почти семь месяцев в чеченском плену. В машине, мягко катившей по дороге, находились также Серж, Михаил и Лера. Она упросила Игоря взять ее с собой, и он ничего не имел против того, чтобы девушка побывала в самой глубинке России, посмотрела как живут люди, побеседовала с отцом Иринархом, умевшим не только располагать к себе людей, но как-то просветлять их, обращая к истине. В багажнике джипа лежала сумка с крупной суммой денег. Часть из них пойдет на реконструкцию других храмов, обустройство воскресных школ, нуждающимся землякам. Другая часть — имеет целевое назначение. Эти деньги будут работать на идею, на будущее России. Распоряжаться ими станут другие люди. Кононов знал, что он — всего лишь одно из звеньев в этой цепи, каждый выполняет свою функцию. Но все они работают на благо Отечества. Необходимо единство. И не важно, кем ты был прежде, главное — кем стал и будешь. Живешь ли ты в презрительно называемой «этой», или «нашей» стране. И если рассматривать криминальный мир с этой точки зрения, то у него впереди оставалось как бы три пути: продолжать формировать неоязыческую империю на осколках России, где решает «право сильного», а «все — против всех»; либо подчинить свои структуры устроителям «нового мирового порядка», влиться в него со всеми зоологическими потребностями; либо исповедовать тайное служение православной России и ее будущему мироустройству, которое станет возможным с обретением монархии. Первые два пути — гибельны. Кононов не сомневался в своей правоте и говорил об этом накануне Роману Корочкину, когда они сидели в ночном клубе, но тот, судя по всему, отнесся к его словам несколько скептически. Его дело. Сейчас, откинувшись на заднем сиденье, Игорь подумал и о Людмиле, которая так неожиданно и стремительно возникла в его жизни, словно ему прямо в руки с небосклона скатилась яркая и далекая звезда, а теперь жгла и ладони, и мозг, и сердце. Он еще не представлял, что выйдет из всего этого — будут ли они вместе или так же внезапно разойдутся, но ему смертельно не хотелось вновь терять то, что удалось обрести, как дар. И, взглянув на сидящую рядом с ним Леру, он почему-то улыбнулся.

— А она красивая! — язвительно сказала девушка, будто угадав его мысли.

— Ну разумеется, — согласился он, чтобы хоть что-то ответить. — А Гена Большаков за тобой как хвост ходит.

— Ну его!

Серж вел машину и, не оборачиваясь, сказал:

— Я, господа, женюсь.

Мишель даже подпрыгнул на сиденье, ударившись белобрысой головой о крышу. Это было новостью.

— Врешь! На ком? Я ее знаю?

— Так ведь — начал тот и остановился. Потом махнул рукой, дескать все равно, и продолжил: — Накинь ремень безопасности, а то вывалишься. Лариса это.

— Кто? — у Михаила округлились глаза. Сейчас он не актерствовал, даже у Игоря стало слегка не в порядке с нижней челюстью. Лариса? Боевая подруга? Профессиональная путана? Впрочем, что здесь особенного? Говорят, именно из проституток выходят самые лучшие жены.

— Не советую, — все же, сказал он. Но добавлять древнюю мудрость, что у связывающегося с блудницей истребляется душа, — не стал. А если они действительно любят друг друга? Зачем вмешиваться?

— У него просто шизоидальная паранойя, — объяснил Миша. — Это бывает, проходит. Нужен молоток и лобзик, а лоботомию я сделаю хоть сейчас, на ходу, он может даже продолжать руль держать.

— Дам в глаз! — огрызнулся Серж. Мишель внимательно посмотрел на него, вздохнул и отвернулся. Больше этой темы не затрагивали. Показался Серпухов…

Проскочив городок, они еще пол часа тряслись по разбитой дороге, пока не оказались у цели. Их ждали. Отец Иринарх вышел на ступени храма, благословил приехавших. Тепло поцеловался с каждым из них, почему-то погрозил Лере пальцем, отчего она засмущалась и растерялась, но потом поняла, что он просто выдает авансом то, что скажет после исповеди. В приходе Кононов передал помощнику отца Иринарха сумку. Войдя внутрь, где перед аналоем теплились несколько свечек, Игорь встал коленопреклоненно на молитву под иконой Иоанна Воина. Теперь его ничего не отвлекало и не сдерживало, он заглушил в себе все преследующую суету, грешные помыслы, тревогу, терзающие сомнения. Ему было светло и радостно, как никогда. Потом он исповедовался и причастился у батюшки.

Вечером, после службы, где собрались прихожане церкви, почти вся деревня, Игорь долго бродил с настоятелем по окрестным проселкам, беседовал обо всем. Темнело. Августовская ночь опускалась на землю, покрывая блестящей позолотой купола церкви.

— Многие прельстители уже явились и еще явятся к нам, — говорил священник, — но надо видеть их и различать и не поддаваться обманам, посулам То что происходит — отражено в Откровении. Не нам судить, конец ли это, или его начало, или еще одно горчайшее испытание поражением? Богу ведомо, а нам суждено служить Ему и верить, и сражаться с врагами Его. А своих прощай.

— Не могу так, — отозвался Игорь.

— Сможешь. Ты сильный, не забывай о милосердии в сердце. О любви. Не держи себя словно в веригах. Оставь их другим, кто стоит на ином поле. Тебе меч дан, но помни, что он — обоюдоострый. Сейчас все рушится, отчаиваются люди, терпеть уже сил нет, хоть в петлю. И руки на себя накладывают, и буйствуют, словно в последний час. Кажется — впереди пустота, мрак. Чего же не жечь мосты? Все позволено. И Церковь — слышишь? — так же колеблется, раскачивают ее, подкапывают и снаружи и изнутри. Они умеют. Еще в средние века им совет был дан: идите и в храм тоже, становитесь исповедниками, чтобы владеть душами. Дети сатаны хитрые, голыми руками не взять. И Церковь может в одночасье пасть — это тебе я говорю, духовник твой. Но и тогда не гибель еще. Доколе в России хоть семь приходов останется — и там уцелеют последние. Они и спасут Русь.

…В небольшом домике отца Иринарха пили душистый, настоянный на травах чай с земляничным вареньем, беседовали все вместе, по-дружески, за сколоченным из струганных досок столом. Несмотря на теплую ночь, топилась печь, где матушка готовила какую-то снедь на завтра. Затем начали размещаться на отдых.

— Пойду, пройдусь, — сказал Игорь, выйдя из домика. Ему вовсе не хотелось спать — тянуло побыть в одиночестве, в тишине, под звездным небом. Осмыслить свою жизнь, прошедшие годы. Он стоял за калиткой и не сразу заметил, как к нему неслышно подошла Лера, лишь потом разглядел ее белое платье. Она взяла его под руку и прижалась головой к плечу.

— Поцелуй меня, — тонким голоском попросила Лера. Ей, должно быть, тоже было очень одиноко. И глаза смотрели жалобно, грустно.

— Спокойной ночи, — мягко сказал он. — Завтра будет новый день. Иди.

— Кто ты? — вновь спросила она. — Мне хочется знать, о чем ты думаешь, как живешь, как жил прежде?

Игорь лишь усмехнулся и побрел прочь.