Тень от загородного дома

5

Первые дни после происшествия в квартире у Ольги возникло чувство опасности. Она опасалась окружающих людей, опасалась смотреть им в лица, в глаза, разговаривать с ними и как бы пыталась прятаться за спины охранников. Никак не хотелось верить, что ее могли загипнотизировать, однако другого объяснения не находилось. Ей всегда казалось это чем-то нереальным и странным, что никогда не сможет коснуться ее. Ан случилось. И это напугало и насторожило. Но рядом с Глебом она чувствовала себя спокойно. Даже охрана, которой окружил ее муж, не вселяла в нее такую уверенность, как Глеб. Время шло. Все постепенно входило в свое русло. Сейчас они заехали поужинать в ресторан. На Ольге были надеты легкая салатовая блузка и юбка темной зелени. Они подчеркивали стройность ее фигуры. Глебу нравился этот наряд. Впрочем, ему нравилось все, что она надевала. Ее безупречный вкус всегда поражал его. Он доверял вкусу жены настолько, что никогда без нее не покупал себе ни рубашек, ни галстуков, ни костюмов. Впрочем, и всего остального не покупал также. Все покупки лежали на ее плечах. Его дело было чисто мужское – зарабатывать деньги на приобретения. Глеб облачен был в темно-синий костюм и белую рубаху. Без галстука. Лето. Жарко. Не до галстука. Даже пиджак часто приходилось снимать с плеч. Заказ быстро принесли, и они, сидя друг против друга, приступили к еде. Посетителей было немного. Половина столов свободна. На потолке люстры, стены в радужных красках подсветки. На полу сверкающая плитка. На столах – скатерти. Красивая посуда. Льется хорошая мелодия. Ощущение покоя окутывало. Они уже пили сок, когда в кармане пиджака Корозова раздался звонок телефона. Не вовремя. Хотелось просто посидеть в волнах тихой музыки вместе с Ольгой. Глеб, минуту подумав, брать или нет телефон, все-таки решил ответить. Достал. Отодвинул бокал. На дисплее высветился незнакомый номер. Корозов поднес телефон к уху и услышал женский голос:

– Глеб, это ты?

– Да, это я, а кто говорит? – Корозов не узнал голос, но ему показались знакомыми интонации.

– Ты не узнал меня, Глеб, это Римма Дригорович! – Тон был взволнованным, слышалось учащенное дыхание.

Удивившись и несколько замешкавшись, не понимая, почему вдруг она звонила ему и откуда могла знать номер его телефона, Глеб тягуче произнес:

– Римма? – сделал короткую паузу. – Вот теперь узнал. – И недоуменно посмотрел на Ольгу. Могла бы быть хоть какая-то логика, если бы Римма позвонила его жене, – все-таки та отвезла ее в больницу и потом проведала. Но он-то здесь просто сбоку припека. Случайный свидетель. Ни друг, ни знакомый, вообще никто. Так, пересеклись на торжестве у Млещенко, да еще при жизни ее мужа где-то виделись разок.

– Ты не мог бы срочно приехать ко мне, Глеб? – торопливо и сбивчиво произнес голос Риммы.

Не сразу Корозов воспринял ее вопрос, потому что все еще никак не мог принять ее звонок:

– К тебе? – переспросил озадаченно. – Но ведь поздно уже. И потом ты же еще, наверно, в больнице лежишь?

– Да, в больнице! – быстро подтвердил взволнованный голос Риммы. – Я и прошу приехать ко мне в больницу!

– Приехать к тебе в больницу? – хмурясь, снова переспросил Глеб.

Притихнув, Ольга сделала маленький глоток сока и обратила вопросительный взгляд на мужа.

– Мне нужна твоя помощь! – голос в телефоне задрожал, и связь прервалась.

Оторвав его от уха, Глеб сжал в кулаке. Перевел глаза на Ольгу:

– Звонила Римма.

– Я поняла.

– Просила о какой-то помощи.

– Тебя?

– Вот именно! – развел руки. – Почему меня? – На лицо наплыла тень раздраженности, просьба Риммы вносила диссонанс в сегодняшнее настроение и планы.

– Тебя всегда кто-нибудь просит о помощи, – по-доброму улыбнулась Ольга.

– Скажешь тоже! – возразил он.

– Она женщина, которую хотели убить, – напомнила жена.

– Но я же не «Скорая помощь», Оленька! – повысил голос Глеб. – И не полиция.

– Ее мужчина, который мог защитить, погиб.

– Пускай найдет другого.

– Для этого нужно время, а помощи она просит сейчас.

– Ты считаешь, что мне надо теперь поехать? – спросил он, все еще сомневаясь и сожалея, что придется весь вечер скомкать. – Конечно, отказать женщине – это постыдно. Но сейчас я больше беспокоюсь о тебе.

В груди у Ольги что-то екнуло. Снова шевельнулась мысль о гипнозе. Ольга поднялась с места. Он вскинул брови. Справился:

– Может, я отвезу тебя домой, а сам быстро туда и обратно?

Но Ольга, отрицательно покрутив головой, решительно вышла из-за стола:

– Я еду с тобой!

Улица уже освещалась фонарями и фарами автомобилей, проносившихся с шумом по дороге. Глеб держал Ольгу под руку. Охранник, проворный высокий крепыш с коротким чубчиком и круглыми глазами, в темной рубахе и широких штанах, предупредительно открыл дверь авто. Они сели. Всю дорогу к больнице у него было чувство нежелания встречаться с Риммой. Это было объяснимо. Отторжение вызывало то, что он просто не верил ей, не верил, что она не запомнила лица парня в зеленой рубашке. Она определенно темнила. А раз так, зачем ему вникать в ее проблемы? Подъехали к больнице. Парковка была пуста. Сбоку столб со светильником. Припарковались. Глеб вылез, и Ольга тоже собралась выходить. Но он удержал ее на месте. Твердо сказал:

– Довольно с тебя всех этих историй! Подожди в машине! – глянул на водителя и охранника, предупредил: – Смотрите в оба!

Вздохнув, Ольга осталась в авто. Защелкнув все двери на замки, водитель и охранник взглядами проводили Корозова до дверей больницы. Ольга удобнее расположилась на сиденье.

Дальше приемного покоя Глеба не пустили. Медсестра – высокая, под стать Глебу, в наглухо застегнутом халате и надвинутом на глаза колпаке, полностью скрывшем лоб, – грудью стала в дверях. Грубовато твердила, что прием давно закончен и что все уже спят, настаивая, чтобы Корозов приходил завтра. Сначала он пытался объяснить ей, что ему надо сейчас, что недавно звонила больная из хирургического отделения, Римма Дригорович, и просила срочно приехать. У нее, возможно, что-то случилось. Но медсестра не отступала, недоверчиво прищуриваясь. Глеб сдерживал себя, продолжая настаивать. Тогда медсестра выбросила последний козырь, сообщив, что сегодня как раз дежурит Валентин Валентинович, заведующий хирургией. Она спросит у него разрешения. И схватилась за трубку телефона. Ждать, пока она дозвонится до Валентина Валентиновича, Глеб не стал, твердо шагнул через приемный покой к двери в коридор больницы. Медсестра кинулась за ним, рукой хватая за локоть. Но он стряхнул ее, как назойливую муху, переступил порог и потопал по коридору. Медсестра поняла, что ей с ним не справиться, и снова бросилась к телефону. Поднявшись на этаж, Глеб вошел в отделение. А навстречу ему по длинному пустому коридору уже двигался Ганилевский в халате с примятыми понизу полами. За его спиной маячила дежурная медсестра отделения. Вся в белом. Волосы убраны под медицинский колпак. С бесцветным лицом. Впрочем, неяркий свет в коридоре всем лицам придавал серый оттенок. Между голыми стенами в тишине больницы раздался голос врача:

– Так это вы прорвались? – Валентин подошел ближе, представился. – Я заведующий отделением, Ганилевский. – Его лицо было с черными кругами под глазами. Глеб обратил на них внимание, потому что приглушенный свет, падая от ламп на потолке, черными тенями очерчивал эти круги.

Подумав, что подобное бывает от недосыпания и что врачу надо как следует выспаться, Глеб кивнул в ответ на его вопрос. Первое впечатление было, что Ганилевский довольно симпатичный молодой человек, черноволосый, сероглазый, с ухоженными усиками. Но в его речи и во внешности наблюдались то ли физическая, то ли внутренняя усталость, неуверенность и скованность, которые, переплетясь, походили на равнодушие. Корозов сказал:

– Я знаком был с прежним заведующим. К сожалению, мне пришлось лечиться в вашем отделении. Вы, наверно, недавно тут работаете? Я не видел вас раньше среди лечащих врачей.

– Назначен, – безразлично невыразительно пошевелил губами и чуть-чуть поморщился Ганилевский. Как бы нехотя ответил на вопрос. – Переводом из другой больницы. Недавно? – переспросил почему-то и продолжил: – Все относительно. Для кого год – это ничто, а для кого неделя – много. Недавно или давно, не имеет значения, работать везде нужно не покладая рук. Прежний заведующий ушел на повышение. – Снова поморщился и неохотно перевел разговор в деловое русло, вяло прожевывая слова. – Что вас привело сюда в такой поздний час?

Поведение врача, словно ему надоело все вокруг, но еще больше надоел внезапный собеседник, который, не успев появиться перед ним, уже изрядно осточертел, напрягало Глеба. Он нахмурился. Коротко сослался на телефонный звонок. Валентин мог бы не задавать такой вопрос, ибо от медсестры приемного покоя уже все знал. Но ради приличия спросил. Хотя своим видом показывал, что ему совершенно неинтересно выслушивать Глеба. Выразил недовольство:

– Неужели нельзя было подождать до утра? Зачем так поздно тревожить пациентку отделения?

Стоя прямо перед врачом, Глеб заложил руки за спину:

– Она сама мне позвонила и просила срочно подъехать! Я совершенно не могу представить, в чем дело! Но уверен, что от нечего делать она бы мне не звонила и тем более не попросила бы приехать! Может быть, вы что-то поясните?

Растерянно оглянувшись на медсестру, которая замерла у него за спиной, Ганилевский как бы передавал ей вопрос Глеба. Сам он ничего не мог объяснить. Но и медсестра опустила глаза, только едва выдохнула:

– Не знаю. В палате все тихо. Все спят.

– Ну что ж, коль вы уже пришли, – выдавил из себя врач, – я могу провести к палате, чтобы вы убедились, как она спит.

– Ну а если не спит, – вставил Глеб, – тогда поговорю с нею самой. Надеюсь, вы не станете возражать?

Снова посмотрев на медсестру, Ганилевский безразлично пожал плечами.

– Впрочем, – продолжил Глеб, – даже если Дригорович спит, то придется разбудить. Я не могу уехать, не услышав ее.

Сделав паузу, Ганилевский сунул руки в карманы халата, произвел движение головой и шагнул по коридору:

– Пройдемте в девятую палату, – и распорядился медсестре: – Загляните. Спит или нет? Она не только нам покоя не дает, но и другим людям.

Медсестра быстро засеменила, опережая их, торопясь к девятой палате. Глеб не понял, что означал отзыв Ганилевского о Римме, но переспрашивать не стал, надеясь, что скоро все само собой выяснится. Шагал рядом с врачом, безмолвствуя.

Смотря в потолок широко открытыми глазами, Римма лежала на кровати. Глаза уже привыкли к темноте, различали вверху темную люстру и серые блики от ночных уличных светильников, проникающие через окно. Тихо приоткрыв дверь палаты, медсестра впустила Ганилевского и Корозова. Полоса света из коридора упала на Дригорович. Она повернула лицо. Увидала Глеба, сразу оживилась. Глаза заблестели. Не обращая внимания на врача и медсестру, радостно воскликнула:

– Я тебя ждала! – и торопливо пояснила Ганилевскому: – Я ждала его. Я ему звонила. Просила приехать!

– Да уже знаю. – Валентин нескладно пожал плечами, явно не понимая, к чему все это было нужно.

По взволнованному лицу Риммы волной пробежал эмоциональный всплеск. Она сбросила с себя одеяло, обнажив грудь, без стеснения села, нашла ногами тапочки, сунула в них ноги и потянулась за халатом, лежавшим на стуле. Потом встала на ноги, не обращая внимания на отозвавшуюся несильную боль в ране, надела халат, запахнула его, посмотрела на Глеба:

– Мне очень надо поговорить с тобой! – И пошла мимо врача и медсестры к дверям.

Больные на других кроватях зашевелились, раздались удивленные возгласы. Медсестра уставилась на врача, но тот махнул рукой:

– Пошли. Пусть поговорят. – И двинулся к двери следом за Риммой, увлекая за собой медсестру.

Отступив чуть, Корозов пропустил к двери Римму, врача и медсестру, и вышел последним, прикрыв дверь палаты. С Риммой отошел дальше по коридору, провожаемый взглядом медиков. Дригорович остановилась, заглянула в лицо Глебу:

– Мой звонок, наверно, показался тебе неестественным! Не возражай, я знаю, что я права! И я бы на твоем месте так восприняла! Но я не знаю, почему именно тебе решила позвонить! Я чувствую себя совершенно здоровой, Глеб, а врач все не выписывает меня. Это странно. – Она развела руки в разные стороны; полы халата разошлись, открывая ее грудь.

Глеб смотрел на нее сверху вниз, и ему невольно пришло в голову, что она не случайно не застегнула свой халат. Возможно, хотела привлечь его внимание к своему телу, чтобы он лучше разглядел в ней красивую женщину. Хотя не исключено, что ничего не хотела, просто была крайне взволнована и совершенно не придавала значения своему внешнему виду в эти минуты. Впрочем, в подобное Глебу плохо верилось, поскольку любая женщина, даже в самом дряхлом состоянии, хочет быть красивой и привлекательной. Между тем Корозова не смутила женская грудь – он отреагировал серьезно на слова Риммы:

– Ты решила мне пожаловаться на врача? Тут я ничем не могу помочь тебе. Врачу виднее, здорова ли ты и надо ли тебя выписать из больницы.

Не отрывая глаз от Глеба, она не изменилась в лице, его слова явно не произвели на нее никакого впечатления. Ему, правда, хотелось произнести другие слова, назвать ее жалобы бабьим нытьем, и он, наверно, так и сказал бы, если бы она не произнесла следующую фразу:

– Я боюсь здесь оставаться, Глеб. Мне кажется, что здесь со мной вот-вот должно что-то произойти. Он убьет меня здесь.

– Кто? – отступив на шаг, спросил Корозов, хотя мог бы не спрашивать, потому что догадывался, кого имела в виду Римма.

– Парень, который хотел зарезать меня, – ответила она.

Можно было представить себе, как в четырех стенах палаты ее страхи растут и множатся с каждым днем. И не только с каждым днем, но с каждым часом и с каждой минутой. Ее состояние, особенно ночью, когда вся больница погружена в сон и страхи в темноте превращаются в чудовищ, выползая из каждой щелки и каждого угла, было понятно Глебу. Потому он попытался успокоить:

– Не надо бояться. Его, может быть, уже нет в живых.

Приблизившись к Глебу, она почему-то шепотом спросила:

– А разве полиция нашла его труп?

На этот вопрос Глеб мог бы ответить отрицательно, потому что знал от Акламина, что пока нет положительных результатов. Однако он предпочел не говорить так, свел брови к переносице и ответил уклончиво:

– Мне ничего неизвестно.

– Нет, Глеб, – Римма снова все тем же шепотом произнесла: – он жив, я чувствую это. Я чувствую, что мне нельзя здесь оставаться! – Взяла Корозова за руку выше локтя и заглянула в глаза.

Этот заговорщицкий шепот несколько смутил Глеба, и он, чтобы разрядить обстановку и успокоить женщину, пообещал:

– Если только в этом дело, я поговорю сейчас с врачом, чтобы он тебя завтра выписал.

– Ты совсем не понял меня, Глеб! – как спичка, вспыхнула она, возмущенная его непониманием. – Разве мне важна эта выписка? Я могла бы и без выписки уйти отсюда! Но куда я пойду? Домой? Меня там сразу найдет убийца! – Она не отпускала из своих пальцев его руку.

Обстоятельства, в которых она находилась, представились Глебу непростыми. В принципе, она права. Дома она совсем будет незащищенной, да и не только дома, но и везде, так же, как в этой больнице. И он дал совет:

– Найми охрану. В городе есть охранные фирмы. В конце концов, можно переговорить с полицией. Они могут что-нибудь порекомендовать.

С сожалением вздохнув, Дригорович отошла к белой стене. Прижалась к ней спиной и затылком, грудь еще больше открылась. Глеб на секунду замешкался, не зная, что еще ей предложить. Неожиданно для него Римма произнесла то, чего он никак не ожидал от нее услышать:

– Защити меня, Глеб! Возьми под защиту твоей охраны. Ну хотя бы на первое время, пока я не окрепну окончательно.

Эта просьба показалась ему крайней нелепостью, ведь они не были настолько знакомы, чтобы он проявлял о ней подобную заботу. В конце концов, с такой просьбой она имела возможность обратиться к кому угодно из бывшего окружения ее мужа. Наверное, знала многих, и, несомненно, ее многие знали. Совершенно непонятно, почему решила обратиться именно к нему. Но по всему видно: это обдуманное решение. Не зря же позвонила. Впрочем, вдруг рассудил он, перед ним обыкновенная женщина, со всеми ее слабостями и страхами, недостатками и достоинствами. Видимо, страх загонял ее в тупик. Вероятно, просто не могла отыскать выход из создавшегося положения, не находила среди своих знакомых никого, кому бы могла довериться, и боялась неизвестных охранных фирм. Потому блуждала мыслями и хваталась за первую попавшуюся соломинку, вдруг всплывшую перед нею. Этой соломинкой нежданно-негаданно оказался он. Скорее, вот так сделала выбор. Отказать женщине в помощи было бы непорядочно. Однако над ним, как дамоклов меч, висело недоверие Римме после ее отказа описать внешность парня в зеленой рубахе. В этом вопросе Глеб не мог поверить в ее искренность. К тому же ему пришло в голову, что ей было бы логичнее обратиться к Млещенко. С ним у нее явно налажен неплохой контакт при продаже дома. Он пригласил ее на торжество и посещал в больнице. У него, правда, не было своей охраны, но были неплохие связи, и он, определенно, мог бы постараться для нее. Впрочем, черт их разберет. Все покрыто мраком, и этот мрак настораживал Корозова. Однако как-то надо было смягчить свой ответ и он, улыбнувшись, приглушил голос, сказал: