Тень тоски и торжества

Никто мне не скажет ни слова: я слишком мала и глупа.

Лицо накануне Покрова сечет ледяная крупа.

Что может случиться со мною в младенчестве — лучшей из Мекк?

Быть может, сплошной пеленою укроет минувшее снег?

А может быть, прошлое станет водою, сбегающей с гор?

Над будущей жизнью протянет Владычица Свой омофор.

Ребенок лежит в колыбели, и катятся слезы из глаз —

то ранняя Пасха в апреле, то в августе — яблочный Спас,

то время гудит, словно пчельник весной на цветущем лугу,

то утром в крещенский сочельник купается голубь в снегу,

то каплями в зреющем хлебе горят васильки вдалеке,

то ангел купается в небе и зеркало держит в руке.

Но горькие детские слезы для нас непомерно сладки:

я помню июльские грозы и ветлы у теплой реки,

цвела полевая клубника под деревом в форме креста,

слезою с Пречистого Лика катилась на землю звезда,

и матери, кутаясь в шали, от нас отводили беду,

и пыльной листвою шуршали деревья в колхозном саду.

Мы память свою растревожим и, пробуя время на вкус,

на жертвенник сердца возложим какой-то немыслимый груз —

беспутная жизнь кочевая, горючая правда одна,

любовь, как вода ключевая, прозрачна до самого дна,

а грех обезглавлен и связан, и будущий путь предрешен,

и крест приготовлен, и Лазарь умерший уже воскрешен.