- Вы что же это, забыли правила? А ну-ка, прежде чем за стол садиться, покажите-ка мне ваши руки. Погляжу я, чистые ли они у вас? - сказала тетя Тоня.
«Ну, сейчас им попадет!» - подумал про себя Кирик. И на всякий случай убрал руки за спину.
А в это время все - и моряк, и майор, и та гостья, что принесла букет, - словом, все тоже не очень уверенно посмотрели на свои руки. Но послушно протянули их, растопырив пальцы, тете Тоне. Только двое гостей - та красивая задумчивая, что поссорилась с майором, и румяный толстяк - смело и сразу повернули руки ладонями вверх и поднесли их под самые очки тете Тоне.
Тетя Тоня, убрав со лба паутинку своих легких волос, внимательно разглядывала все руки через новые очки.
- Это что такое? Почему тут чернота такая? - спросила она у одного гостя, приземистого и чернявого.
- Не отмывается, тетя Тоня, - смутился тот. - Ведь я в шахте работаю, уголь из-под земли достаю. Вот в кожу и въелась. А помните, тетя Тоня, как я темной комнаты боялся? А вы меня все успокаивали, что не надо бояться темноты. Пригодилось мне это под землей-то. Ну, правда, у нас теперь и под землей светло!
- Смотри, пожалуйста, - сказала тетя Тоня, - а бывало-то, все руки у тебя от мела были белые. Очень ты мелом любил мазюкаться. Вот видишь, как у тебя вышло, были руки белые, стали черные. Ну ничего, зато от твоей черноты да темноты всем нам и ночью светло и зимою тепло, уголек твой и светит и греет… А у тебя что? - спросила она, заметив у другого гостя ссадины и шрам на руке.
- Пожегся немного, - отвечал тот. - Мальчишку из огня тащил. Чуть сам не сгорел. Пожарник я, тетя Тоня.
- Хорошее дело! А ты тоже пожегся? - спросила тетя Тоня, беря руку моряка.
- Наоборот, поморозил, - сказал моряк.
- Где же это ты так поморозился?
- Далеко. На краю света. На льдине. Полярник я, тетя Тоня. Товарищ мой инструмент чуть в прорубь не упустил. А мороз был шестьдесят градусов. Ну и пришлось лезть выручать…
- Молодцы вы у меня. А вот это уж чистые руки, это любо-дорого посмотреть, - залюбовалась тетя Тоня белой рукой красивой задумчивой гостьи. - И ноготки как коротко срезаны! Не модница!
- Не полагается нам, - сказала та. - Я, тетя Тоня, детским доктором стала. Ребят лечу!
- Как же! - вспомнила тетя Тоня. - Ты и в садике у нас вечно куклам носы гущей от какао мазала вместо йода… А ты что мне левую руку показываешь? - обратилась тетя Тоня к майору.
И Кирик услышал, как майор очень тихо ответил:
- Да у меня, тетя Тоня, правая-то не совсем в порядке. Пальцы свело навсегда. На войне поковеркал.
И он спрятал правую руку за спину.
- А зато вот этой, левой рукой я знамя наше красное в городе Берлине поднял, когда фашистов победили.
И тетя Тоня ласково провела своей ладонью по левой руке майора. Полная женщина, которая принесла цветы, протянула тете Тоне свою загорелую руку и громко сказала:
- А я своими руками сад вырастила в совхозе «Красное солнышко».
- А я там работаю, где новые дома вырастают, - подхватил гость, от которого попахивало бензином, - машину-самосвал вожу на строительстве улицы Мира.
- А я лично, тетя Тоня, - сказал широкоплечий гость, - сталь варю в печке на заводе «Серп и молот».
- А я - щи! - засмеялся румяный курносый толстяк. И протянул тете Тоне обе свои чистые розовые руки. - Я профессор кислых щей, художник-пирожник, главный шеф-повар гостиницы «Советская».
А тетя Тоня смотрела через новые очки на протянутые к ней руки. Кирик видел, как погладила она сильные, широкие руки сталевара, и шофера, и тонкие длинные пальцы музыканта, и пухлую, вымытую, белую, как из теста, руку повара.
- А ты разве тоже моряк? - повторила тетя Тоня, нахмурилась и показала пальцем на синюю закорючку, немножко похожую на якорь. Она была нацарапана на руке прокуренного человека, прямо на коже.
И тот стал очень красным и сказал, быстро убрав руку:
- Да какой там моряк, тетя Тоня… Хорошие моряки руки себе давно не портят. Это просто я по глупости. Баловной я был чересчур. Помните, вас не слушался… Ну, а потом с плохими людьми связался, совсем, как говорится, от рук отбился. Вот и накололи мне на руке плохие товарищи глупую памятку. Это уж вовек не выскребешь с кожи. Ну, а глупость всякую я из головы вытряхнул. Спасибо, другие, хорошие люди помогли. Теперь работаю водопроводчиком. Дочка у меня, Оленька. Хотел к вам в детский сад привести, да вы уходите. Опоздал.
Но тетя Тоня поймала опять его руку, задержала в своей и сказала:
- Ничего не опоздал. И сам вовремя за ум взялся. И дочку твою приводи. Я себе уже хорошую замену воспитала. Вместо меня теперь наша Сонечка будет. Она на даче с ребятами.
И долго еще она внимательно, поворачивая голову то так, то эдак, оглядывала протянутые к ней руки. И отпускала, и снова брала их, руки ее бывших ребят, и соединяла их вместе в своих ладонях, будто ветки в саду перебирала.
- Ах вы, руки, руки, - говорила она неторопливо, - ах вы, руки мои бедовые… И пачкотню-то вы, руки, разводили, и корябались, и дрались, и не слушались иногда… А вот, видно, не зря я вас, руки бедовые, к хорошему порядку приучала, к нужному делу пристрастила. Хорошие вы, руки, стали, верные руки, умелые руки! Все вы можете. Ничего вам на свете не страшно. Храбрые вы, наши руки!
И тогда Кирик впервые с уважением посмотрел на свои собственные руки: и на левую, и на правую. И даже пальцами пошевелил. Они были в тот день не очень чисто отмыты, эти руки, и на одной виднелась порядочная таки царапина. Но Кирик подумал, что и ему пригодятся, наверное, его руки и он ими сделает в жизни обязательно что-нибудь самое хорошее.