Терпение дьявола

4

Новостные телеканалы непрерывно крутили одни и те же кадры. Вид с воздуха: скоростной поезд стоит за городом на фоне светлых полей. Длинная стальная полоса на земле, по бокам которой растет пушистый золотой вереск, дрожащий от легкого ветерка. Сразу бросаются в глаза темные пятна, разбросанные вдоль состава. Их десятки. Словно выжженные участки в траве, следы таинственного возгорания. Над каждым из них хлопочут люди в медицинских халатах. Чуть подальше, на заросшей проселочной дороге, выстроились машины «Скорой помощи», полиции, пожарных, вереницы фургонов из моргов и еще множество автомобилей без отличительных знаков. Между ними и поездом – непрерывное движение, завораживающий балет.

«Психологическое потрясение, взрыв», – подумала Лудивина. Вы можете столкнуться с насилием в любой момент и при любых обстоятельствах. И будете разорваны в клочья, раздавлены, уничтожены – вот о чем кричат эти трупы, разбросанные по пшеничному полю. Двое подростков сходят с ума – и уже кровью забрызгана вся цивилизация. Общественный договор нарушен, произошел этический крах, а обломки крушения разнесли вдребезги веру в то, что раньше казалось незыблемым и вдруг сделалось шатким, ненадежным. Трещины и так уже разбежались по основанию цивилизации с началом экономического кризиса, который продолжается в мире много лет. Но теперь, когда главная функция цивилизации – общественная безопасность – поставлена под сомнение, напрашивается вопрос: какой смысл в ее дальнейшем существовании? Не лучше ли вооружиться, приготовиться к худшему и защищаться самостоятельно? А ведь у кого-то может появиться искушение пойти еще дальше и вернуть себе то, что он считает своим по праву, да просто отобрать у других то, что хочет. Так вступает в дело закон сильнейшего. Индивидуальная агрессия – первый шаг к коллективной. В этом заключена угроза. Достаточно раздать народу оружие и дожидаться, когда отдельные вспышки насилия наберут обороты, раскатятся эхом, сольются между собой, сформируют внутренние течения, которые рано или поздно поднимут мощное цунами…

Сеньон пощелкал пальцами перед носом задумавшейся Лудивины, возвращая ее к реальности. Они сидели в маленьком парижском кафе, куда зашли перекусить.

– Эй, ты где?

– Извини. О чем ты говорил?..

Здоровяк указал пальцем на экран телевизора.

– Дробовики принадлежат дяде одного из пацанов, но неизвестно, где они раздобыли винтовки.

– На черном рынке? В криминальных кварталах сейчас что угодно можно купить.

– Допустим… Куда все-таки катится мир? Двое пацанов без проблем с законом вдруг начинают поливать людей свинцом… Нет, ты представляешь?

– Может, и не без проблем с законом, Сеньон.

– На них ничего нет!

– Это не значит, что они чисты. Человек не может внезапно войти в поезд с оружием в руках и начать палить во все, что движется, если к этому не было никаких предпосылок, пусть даже психологических! Подростки были на грани. Их защитные механизмы дали сбой, мембрана лопнула, как натянутая резинка, но это не может произойти вот так, вдруг, без существенного износа. И чтобы понять, почему они превратились в этих безумцев, надо изучить их повседневную жизнь.

– А действиям подростков, которые устраивали бойни в школах США, тоже может найтись объяснение?

– Конечно. У нормальных детей, интегрированных в школьный коллектив, общительных, дружелюбных, пользующихся симпатией, не сносит крышу в один момент. Такое происходит с изгоями, со сломанными шестеренками, выброшенными из отлаженного механизма.

– То есть ты хочешь все свести к банальной истории про какого-нибудь несчастного заморыша, у которого родители развелись, нет друзей и проблемы с успеваемостью? Он не может влиться в коллектив, его никто не любит, всем на него наплевать, и в итоге у него просыпается желание отомстить за себя, взять реванш, он хватает пушку и начинает стрелять куда попало?

– Не куда попало, а как минимум в источник своих обид. Да, примерно так и происходит.

Сеньон махнул рукой, словно отбрасывая доводы Лудивины, и откинулся на спинку диванчика, который заскрипел под его весом.

– Это слишком простое объяснение! У всех подростков бывают перебои в работе психики. Временные затмения.

Дальше Сеньон что-то забормотал себе под нос – Лудивина не разобрала слов и подумала, что он произносит молитву или нечто вроде того. Они оба так устали, что здоровяк даже выпил вторую чашку кофе, прежде чем вернуться вместе с напарницей в Парижский отдел расследований при въезде в Баньоле[12].

Они прошли за ограду большого серого здания, где когда-то размещались казармы. Оно было не совсем старое, чтобы видеть в нем какую-то эстетическую прелесть, и не слишком новое, чтобы считаться комфортабельным. Кабинеты находились наверху, Сеньон и Лудивина поднимались по ступенькам, когда на лестничной площадке их перехватил Ив. Его глаза казались темнее обычного, хотя куда уж темнее.

– Мы возвращаемся в комнату для допросов, но сначала я хочу надавить на одного из подозреваемых – по-моему, он почти созрел. Если возьмемся за него вчетвером, наверняка расколется.

Ив провел их по первому этажу узким коридором до стальной приоткрытой двери. У порога стоял Марсьяль – еще один сотрудник отдела по борьбе с наркотиками, с такими же, как у его коллеги Ива, гладкими и нежными чертами лица. Но сегодня на нем резче обозначились морщины, а под глазами залегли круги. В глубине камеры Лудивина из коридора разглядела парня, который заметно нервничал. Длинные руки и ноги, прическа афро, спортивная одежда, кеды без шнурков, возраст – под тридцать. Правой ногой он отбивал ритм какой-то воображаемой композиции в истерическом хардроковом стиле. Парень играл в гляделки с Марсьялем, но, когда вошли остальные, сразу вскочил.

– Что, по расписанию сейчас избиения? – ухмыльнулся он, но скрыть испуг ему не удалось.

– Не, у нас так не принято, – пожал плечами Ив. – Жозеф, ты до сих пор не сказал ничего дельного. Сейчас мы к этому вернемся, но сначала хочу напомнить тебе о семейных обязанностях. Ты же знаешь, что вам всем светит. Для тебя тюряга – дело привычное, а вот для твоего братишки… Только подумай, что с ним там будет. Он же еще пацан! Выпендривается, конечно, но, по сути, распоследний слабак. Такому за решеткой не выжить, ты сам это отлично понимаешь.

– Я же сказал, оставьте Марвена в покое, он не при делах!

– Да ну? А сидел он с вами. И не я его туда посадил.

– У вас на него ничего нет! Тачка была чистая! Там ни хрена не найти!

Ив поднял руку и ткнул пальцем в сторону потолка:

– У меня наверху сорок часов прослушки телефонных переговоров всей твоей банды и отчеты о слежке за вашими машинами. И тачка, в которой сидел твой брат, разумеется, была приманкой. Так что можешь не сомневаться – если я хорошенько подготовлю дело для передачи в суд, вы все загремите надолго за торговлю наркотой. Кроме того, я жду результатов обыска в ваших квартирах, а тебе остается только молиться, чтобы там ничего лишнего не завалялось, иначе срок подрастет.

Жозеф выругался себе под нос.

– Твой братишка страсть как любит трепаться по мобиле, – добавил Марсьяль.

– Но сейчас я не буду играть в злого полицейского, – продолжал Ив. – Давай так: ты по-хорошему со мной, а я по-хорошему с твоим младшим братом. Обещаю, что в этом случае не стану выдвигать против него обвинений. Марвен стоит на учете, но, поскольку во время задержания при нем не было наркоты, все можно уладить в его пользу. Ему уже восемнадцать, Жозеф, и в противном случае я могу оформить дело так, что суд без колебаний вкатит ему по полной, приняв к сведению все его прошлые заслуги.

Лудивина наконец поняла, что затеяли Ив и Марсьяль. Они не могли оказывать такое давление на подозреваемого в комнате для допросов при включенной видеокамере. Но порой случалось, следователи, видя, что у подозреваемого вот-вот сдадут нервы, предварительно «доводили его до нужной кондиции», чтобы, оказавшись перед объективом, он был готов давать показания.

– Шакалы! Это шантаж!

– О нет, шантаж – не наш метод. Мы всего лишь предлагаем тебе почувствовать себя настоящим главой семьи, осознать собственное поведение и сделать выводы, чтобы младший братишка не пошел по твоей кривой дорожке. Если ты заговоришь, бросишь нам косточку, мы, шакалы, перестанем принюхиваться к пацану, который нам, в общем-то, без надобности. Давай решай. И повторю, хотя ты это и без меня знаешь: Марвен слабак, в тюрьме его сожрут с потрохами.

Жозеф тряхнул головой:

– Сволочи гребаные… Чего решать? У меня, что ли, есть выбор?

– Тебе виднее.

Нога, нервно отбивавшая воображаемый ритм, вдруг замерла. Жозеф, на котором не было наручников, обхватил голову руками и вздохнул.

– Чего вам надо? – спросил он уже менее воинственно.

– Зачем вам сумка с кусками человеческой кожи?

Нога снова запрыгала. Парень принялся лихорадочно сплетать и расплетать пальцы.

Почувствовав слабину, Лудивина вмешалась в разговор:

– Это вы убили людей и содрали с них кожу?

– Э нет, так не пойдет! – вскинулся Жозеф. – Шкура эта у нас была, да, но убийства вы на меня не повесите! Это не мы!

– А кто?

– Без понятия.

– Но сумку с кожей ты от кого-то получил, так? Или она с неба свалилась?

– Я не знаю, отвечаю!

Ив угрожающе поднял указательный палец и сменил тон:

– Хватит дурочку валять. Я отмажу твоего брата в обмен на информацию. А если ты будешь твердить «я не знаю, я тут ни при чем», сделка отменяется. Вы с Марвеном оба загремите за торговлю наркотиками, и плевать, что их не было в ваших тачках. У меня есть записи ваших переговоров, при обыске наверняка найдется куча бабла, какие-нибудь подозрительные денежные переводы на ваших счетах, и я уж не говорю о сумке с человеческой кожей! А если мы найдем тела, с которых эту кожу сняли, пойдете по статье за убийство все как один. Знаешь, какой срок полагается за убийство с последующим осквернением трупа? Или тебе подробно расписать?

Жозеф закусил нижнюю губу. Помолчал, покривился и вдруг заговорил, опустив голову и не глядя на жандармов:

– Сумку мы взяли в Лилле. У нас там тайник. Клянусь, я не знаю, кто ее туда положил. Когда нужно перегнать груз, мы получаем сообщение с адресом, по которому надо забрать товар, и все. Забираем, там же оставляем бабло и сваливаем. Терок у нас не бывает, все на честном слове, никто не парится пересчитывать деньги перед носом, потому что мы этих чуваков еще ни разу не кинули! Зачем? Все в плюсе. Да и кому придет в голову кидать отморозков, которые с людей шкуру сдирают, как гребаную обертку с чупа-чупса!

– Так это у вас что, не первая доставка? – перебил Марсьяль, удивленно переглянувшись с Ивом.

– Пятая. Но клянусь, до этого раза я не знал, что в сумках! Обо всем договаривались Селим и Ади, а меня с собой потащили. Если б я знал, о чем базар, ни за что бы в такое дерьмо не влез!

– Но ты влез по самое некуда, – отрезал Ив, пресекая поток сожалений.

– Селим, Ади и я – мы всегда заодно. С тех самых пор, когда были сопливыми пацанами. Я не мог им отказать. Вы знаете, что такое дружба?

Ив вскинул бровь – похоже, у них с подозреваемым были разные представления о дружбе.

– Что вы собирались делать с кожей? – спросил он.

– Ну, это… продать.

Ив и Марсьяль снова переглянулись, словно не поверили своим ушам. Лудивина и Сеньон, стоявшие чуть поодаль, молчали, чтобы не вспугнуть разговорившегося Жозефа.

– Вы торгуете человеческой кожей? – уточнил Ив с явным сомнением.

– Э, да знаете, сколько она стоит «под решеткой»?

– Ты имеешь в виду, на черном рынке?

– Ага, в правильных местах. На вес дороже, чем любая дурь. Чистое золото!

– И кто у вас покупает такой… товар?

– Да все кому не лень! Шаманы разные отстегивают бешеные бабки, торговцы редкостями… Сейчас, по ходу, тренд на чехлы для мобил из человечьей кожи. Самое оно! Круче брюликов!

Марсьяль совсем остолбенел от услышанного:

– Ты хочешь сказать, что по улице ходит шпана с мобильниками в…

– Че шпана? Мажоры в ваших богатеньких кварталах. А вы как думали? У нас приличная клиентура в городе. И русские тоже в очередь выстраиваются. Эти вообще наши лучшие клиенты – обожают всякие диковинки!

– И что, людей не напрягает таскать в кармане кусок трупа?

– Так они не в курсах! Думают, добровольцы продают собственную шкуру. Понемногу отрезают. Ну в Индии же бабы продают волосы. И живот свой продают, чтобы выносить чужого ребенка. А некоторые даже органы продают, почку, там, за мешок риса. Почему нельзя толкануть кожу?

– Добровольцы? – помотал головой Ив. – Свое лицо продают целиком?

– Лица – это другое дело, их можно загнать дороже всего. Один африканский колдун купил у нас кожу с лица, чтобы сделать себе маску. Отстегнул шесть косарей. Русские вообще бы удавились за такую.

Марсьяль, прислонившийся спиной к двери, не сводил глаз с Жозефа. Ив размышлял, скрестив руки на груди; он тоже был ошеломлен.

– Кто-нибудь еще, кроме вас, торгует таким товаром? – спросил он спустя некоторое время.

– Без понятия. Но наш товар – самый топовый. Кожа чистая, гладкая, отличного качества, без синяков и изъянов. И куски большие. Высший класс! А иногда попадаются клевые и красивые татушки. Клиенты любят татушки – такие куски лучше всего продаются.

Парень говорил так, будто речь шла о дамских сумочках и кожаных куртках.

– Но… ты сам-то понимаешь, что это кожа… мертвых людей? – медленно произнес Ив.

– Так не я их убил! – возмутился Жозеф. – Я не при делах! Толкаю товар, вот и все! Ты жрешь говядину? И что, ты после этого убийца коровы?

Ив провел рукой по волосам – было заметно, что он в полной растерянности, но все же собрался и задал вопрос:

– Кто свел вас с поставщиками?

– Не знаю. Говорю же, это Селим и Ади…

– Они мне ничего не скажут, – перебил Ив, теряя терпение. – В лучшем случае заявят, что это твой замут. Хватит врать, иначе Марвену крышка.

– Эй! – опять занервничал Жозеф. – Я и так вам уже инфу слил, вы обещали, что мой брат…

– Я сдержу слово, если расскажешь все до конца!

Градус разговора подскочил, они уже почти орали, один громче другого. Потом в ярости уставились друг на друга. Наконец после долгого молчания Жозеф неохотно проговорил:

– Чудила. Его все называют Чудила. Он пришел и сказал, что у него есть для нас работа. Мол, знает в Лилле одного чувака, который будет нам поставлять уникальный товар.

– Кто такой этот Чудила? – спросила Лудивина, не сдержавшись.

Жозеф презрительно, хоть и не без интереса, покосился на нее.

– Один тип с района, – помолчав, все-таки ответил он. – Не такой, как мы с вами. Стремный чувак, как с другой планеты, больной на всю голову. – Парень постучал пальцем по виску. – Дурью накачивается так, что искры из глаз. Реально отмороженный. Поначалу мы его опасались, но потом дело пошло, даже вроде как доверять ему стали.

Ив снова взял допрос в свои руки:

– Это Чудила свел вас с преступной сетью в Лилле?

– Ну да. Только, кроме него, мы ни с кем из них не общались.

– А в чем его выгода? Он получает свою долю?

– Да.

– И где его найти, этого Чудилу?

– У нас на районе.

– В Ла-Курнев?[13]

– Да. Но у него нет адреса, живет где придется. Псих конченый, всякой мутотой занимается – ну черная магия там, сатанизм и прочее дерьмо.

– Ну вот, Жозеф. Оказывается, можешь, когда хочешь, – сказал Марсьяль. – А сейчас мы поднимемся в комнату для допросов, и ты все это повторишь на видеокамеру.

Ив обернулся к Лудивине и Сеньону – те поняли без слов, что в их присутствии больше нет необходимости, и вышли. Им было чем заняться.

Для начала заглянули в кабинет к полковнику Жиану и доложили ему обстановку. Полковник выслушал молча, никак не отреагировав. Этот сорокалетний, подтянутый, с короткой армейской стрижкой и скупыми точными жестами человек занял место Априкана, когда Лудивина с Сеньоном вернулись из Квебека, измученные, чудом уцелевшие в той бойне, новостями о которой несколько недель пестрели все СМИ. Это было дело десятилетия, если не века. Жиан оказался крепким командиром, способным возглавить Парижский отдел расследований после того, что тот пережил. Кусок гранита, из которого не выдавить эмоций.

– Результаты обысков? – коротко спросил он.

– Я навела справки сразу, как пришла, – сказала Лудивина. – С обысками еще не закончили, но уже нашли кучу денег и оружия.

– Хорошо. Бригада по борьбе с наркотиками продолжит работу с этой бандой. Хоть товара при них ночью, во время гоу-фаста, не было, надо, чтобы ребята перетрясли все их тайники. Мне нужно предъявить прокурору что-нибудь убедительное.

– А кожа? Это же экстраординарный случай, разве нет?

Жиан пару секунд сверлил Лудивину взглядом, и она уж было отчаялась, решив, что дело от нее ускользает.

– Ванкер…

Она сглотнула, снова почувствовав надежду.

– Да, полковник?

– Расследованием по делу о торговле человеческой кожей займется ваша группа. Вы будете ответственной. Мне нужны все подробности, от начала до конца.

Лудивина воспряла духом. В кабинете она была единственной, у кого на губах появилось подобие улыбки.

– И не гоните волну. Никакого общения с прессой, – добавил полковник. – Такие расследования нельзя предавать огласке.

– Можете на нас рассчитывать.

Едва оказавшись в коридоре, Лудивина ткнула Сеньона кулаком в плечо:

– Пошли! Мы едем в Ла-Курнев!

– Как это? Без подкрепления и бронежилетов? Ты спятила?

– Вообще-то, нет. У нас двоих больше шансов остаться незамеченными, чем у трех грузовиков Национальной жандармерии.

Лудивина зашагала к выходу, светлые кудряшки бодро заплясали на затылке. Сеньон поспешил следом за коллегой.

– Да-да, ты спятила, Лулу, – пробормотал он на ходу. – А я, как дурак, тебе потакаю…