Терпкое вино любви

1

Ольга сидела у иллюминатора и разглядывала облака. Сначала они были белыми, как вата, потом стали розоветь по краям и, наконец, целиком превратились в куски розового суфле. Ольга заметила, что они начинают на глазах редеть и растворяться, и вдруг самолет вырвался из объятий облачных перин и понесся по голубому простору навстречу золотому солнечному свету. В эту минуту Ольга подумала, что ни за что на свете не хотела бы умирать — давно жизнь не казалась ей настолько прекрасной. В этом удивительном небесном сиянии тонуло и меркло все — Савельев, Мишель, Лилия Штраль, бриллиантовые бабочки и даже… смерть бабушки. Ольга будто взлетела над всем этим и стала чистой-чистой — как этот синий небосвод. Приятный голос стюардессы объявил, что самолет идет на посадку. До приземления в аэропорту Шарля де Голля оставалось пятнадцать минут.

Они вылетели из Москвы в восемь утра, а в Париж по расписанию прибывали в пол-одиннадцатого. Всего в группе было двенадцать человек: одиннадцать студентов и одна преподавательница. Жалко, что в прошлом году Ольга училась только на втором курсе, а то могла бы поехать с группой, которую возглавляла Надин. Теперь же была очередь другой преподавательницы и ею оказалась молодая латинистка Елена Николаевна Скляр, куратор параллельной группы. Единственное, что знала о ней Ольга, — это то, что она состоит в комсомольском бюро факультета и изменяет своему мужу с замдекана Бологовым. Это была небольшого роста блондинка, изящная, как маленькая статуэтка, и подстриженная по последней моде. Одевалась она скромно и всегда соответственно случаю. В целом у нее были неплохие отношения со студентами, но если уж случалось, что кого-то она невзлюбит, то выбранную жертву она пыталась уесть во всем, в чем только могла. Студентов ехало четверо из Ольгиной группы и семеро из параллельной — этих она знала только в лицо.

Ольге не слишком повезло с попутчицей, соседнее кресло занимала Лена — Хлеб Профессии, с которой, кроме как об экзаменах и об оценках, говорить было не о чем. Как только они пристегнули ремни, Лена принялась увлеченно листать неизвестно откуда взявшийся у нее путеводитель по Парижу. Временами она подозрительно поглядывала на Ольгу, будто боялась, как бы та не подсмотрела, что там написано. С тех пор как у нее «съели» хлеб профессии, она никому ничего не давала. Да Ольге и не нужен был ее дурацкий путеводитель. Сначала она смотрела в окно на проплывающие внизу зеленые и голубые просторы, а потом, когда самолет набрал высоту, сама не заметила, как заснула. Перелет длился три с половиной часа. Ольга проспала почти всю дорогу, но незадолго до посадки ее разбудила стюардесса, которая разносила прохладительные напитки, кофе и несколько сортов сыра. Ольга взяла себе стаканчик кока-колы и какой-то непонятный сыр с зелеными крапинками, просто из любопытства. Ей казалось, что с помощью этого сыра она сможет заранее приобщиться к духу Франции.

И вот в окошке иллюминатора показался белый ковер из домов, расчерченный посередине серебряной лентой реки. В одном месте русло раздваивалось — словно река бережно брала в ладони маленький островок. У Ольги на глазах чуть не выступили слезы — так часто ей приходилось видеть в учебнике этот вид с неуклюжим монстром Нотр-Дамского собора! И вот теперь перед ней наяву светлокаменные дома с коричневыми крышами и торчащими из них трубами, дворцы, набережные… Скоро она окунется во все это, будет дышать воздухом, которым когда-то дышал Мопассан… Ренуар… ее любимая Эдит Пиаф…

Гул самолета превратился в пронзительный визг, и у Ольги заложило уши. Самолет плавно качнуло, видимо, они поворачивали. Ольга зажала руками уши и почувствовала, как голову сковывает знакомая тупая боль. Она закрыла глаза и открыла их, лишь когда самолет твердо стоял на земле, а пассажиры собирались к выходу.

Быстро подошел небольшой автобус-кар и отвез их группу к зданию аэропорта. Ольга была как в полусне, голова у нее по-прежнему болела. Видно, сказывался подъем в три часа ночи. Все проплывало мимо нее, будто в горячем тумане: таможня, огромные, с высоченными потолками залы аэропорта, эскалаторы, заключенные в прозрачные стеклянные трубы, бесчисленное множество ярких витрин и вывесок кафе… И везде толпы народу, громко говорящие на разных языках, в том числе и по-французски. Ольга вдруг с ужасом почувствовала, что не понимает ни одного французского слова. Словно она три года учила какой-то другой язык — просто похожий по звучанию. Неужели она во Франции? Нет, она не поверит, пока своими глазами не увидит Париж.

Их снова посадили в автобус — на этот раз большой и необычайно удобный. Настолько удобный, что Ольга, не проехав в нем и пяти минут, снова уснула. Нет, ей страшно хотелось смотреть в окно и жадно впитывать каждую черточку мелькающего пейзажа, но веки предательски сомкнулись. Видимо, она была еще очень слаба после травмы. Она проспала всю дорогу и проснулась, только когда автобус затормозил возле каменного четырехэтажного дома, утопающего в сени высоких деревьев. Солнце уже шпарило вовсю, приближаясь к зениту, но здесь, рядом с домом, царила уютная тень. Ольга ужасно обрадовалась, узнав, что именно здесь они будут жить.

— Добро пожаловать в университетский городок и парк Монсури! — громко объявил сопровождающий — седой, кудрявый, чуть полноватый француз с колоритными усами — и галантно склонился в сторону двери. Его речь показалась Ольге более разборчивой, чем болтовня людей, которые сновали в аэропорту. А может, он просто старался говорить почище — специально для иностранцев.

В автобусе царила веселая суета, все протискивали свои чемоданы к выходу, по-французски благодарили шофера. Каждому из прибывших усатый сопровождающий выдавал маленькие складные схемки города с маршрутами автобусов и метро.

Ольга сошла со ступеньки автобуса, поставила на землю чемодан и вдохнула теплый, пахнущий разогретой зеленью воздух. Ну вот, наконец! Сбылась ее давняя мечта. Она ступила на парижскую землю!

2

Здание университетского общежития было старой постройки с высокими потолками и просторными комнатами. В холле на первом этаже располагались киоски, в которых можно было купить всякие мелочи — сигареты, мыло, свежие газеты. Когда их группа шумной стайкой набросилась на киоск с мороженым, в холле появился улыбающийся молодой блондин, видимо, комендант. Он подошел к их руководительнице и церемонно поцеловал ей руку.

Они немного поговорили, после чего Елена Николаевна объявила, что их группе предоставляют несколько комнат на верхнем этаже. Затем она зачитала по заранее составленному списку, кто с кем будет проживать. Ольгу поселили с рыжей Натали. Она хотела было расстроиться, но потом подумала, что особого выбора у нее все равно нет.

— Итак, camarades, — сказала Елена Николаевна, — даю вам два часа на умывание-одевание. После этого все спускаются в холл и нас ведут знакомиться с местной столовой. А для начала познакомьтесь, — продолжила она уже по-французски, — это Жак Дюшан, хозяин нашего милого домика. Сейчас он проводит вас на четвертый этаж и выдаст ключи.

Наверх вела широкая, застеленная ковром лестница. От каждой лестничной площадки в две стороны расходились длинные коридоры, вдоль которых тянулись вереницы дверей. Не переставая лучезарно улыбаться, Жак Дюшан вручил им с Натали два ключа от одной из комнат, на каждом из них красовался брелок с символикой университета.

Входная дверь вела в небольшой холл, который расходился еще на три двери.

— Похоже на наши общежитские блоки, — сказала Натали, — только у нас в них селят по шесть человек…

За одной из дверей оказался туалет, за другой — просторная ванная с застекленной душевой кабиной, а за третьей — комната. Она была довольно большой и выходила окнами в скверик с чугунными скамейками. «Здорово, что здесь высокие потолки, — подумала Ольга, оглядывая светлые стены, — прямо как дома у бабушки». Интерьер здесь был скромный, но вещи подобраны со вкусом. На окнах висели белые пластиковые жалюзи. По обеим сторонам стояли аккуратно заправленные плюшевыми покрывалами кровати — Натали выбрала бордовое покрывало, а Ольга — рыжее. Кроме этого, в комнате имелись встроенные шкафы, большие зеркала и два удобных рабочих места с мягкими стульями. Между ними стоял аквариум, в котором тихонько бурлила вода и плавало несколько оранжевых рыбок. На крышке стояла баночка с кормом и валялось несколько речных ракушек.

— Интересно, кто приносит им корм? — недовольно сказала Натали. — И вообще, откуда они здесь взялись?

— Наверное, кто-нибудь из прежних обитателей их завел, а забрать с собой не сумел, — предположила Ольга. — Теперь они просто передаются по наследству.

— Романтическая история, — закатила глаза Натали, которая уже успела вывалить из своего чемодана половину вещей. — У нас тут забот других нет, как кормить этих тварей…

Ольга промолчала.

Она быстро скинула с себя одежду и приняла душ. Свежая и с мокрыми волосами, она улеглась в синем шелковом халате прямо на покрывало. Натали ушла мыться, и Ольга блаженствовала в одиночестве. Теперь у нее было время рассмотреть их жилище получше. На стенах висело несколько плакатов с надоевшими еще на университетских вечерах поп-группами — «Оттаван», «Спейс» и «Дип Пепл». Тоже, наверное, остатки от «романтических» предшественников. За окном чирикали птицы, раздавались чьи-то бодрые голоса. «Неужели я в Париже?» — в который раз недоверчиво спросила сама себя Ольга. Все ее существо требовало доказательств…

После обеда со студентами в очередной раз провели беседу о том, как следует вести себя в городе, а затем разрешили отправиться на прогулку, но только не по одному. Для удобства было предложено гулять комнатами. Следовательно, Ольге предстояло отправиться на прогулку вместе с соседкой. Обе они уже успели основательно изучить выданные шофером схемки, но в них, к сожалению, не были обозначены парижские достопримечательности.

— У нашей Хлеба Профессии есть отличный иллюстрированный путеводитель, — сказала Ольга рыжей Натали. — Вот бы выудить его на вечерок…

— Проще раздоить козла, — прокуренным голосом отозвалась та. — Ничего, как говорится, язык до Киева доведет. А уж до Эйфелевой башни точно.

— Ты что, собираешься ехать к Эйфелевой башне? — разочарованно спросила Ольга.

Ей почему-то совсем не хотелось в первый же вечер бросаться к пресловутой вышке — хотя именно она была символом французской столицы. С гораздо большим удовольствием она побродила бы по парижским улицам, понаблюдала за людьми, поглазела на вывески, чтобы потихоньку приучить себя к этому удивительному городу. А традиционное для туристов восхождение на местную достопримечательность оставила бы на потом. Вообще, ей совершенно не нравилась эта идея совместных прогулок. Наверняка, у Натали какие-нибудь свои планы, и скорее всего они расходятся с планами Ольги. Но она понимала, что другого выхода у них нет. После визита в КГБ Ольга решила быть во всем законопослушной и стараться не привлекать внимания к своей персоне.

Девушки принялись тщательно наводить марафет. Натали уселась перед зеркалом краситься, выложив на тумбочку огромную бочкообразную косметичку. «С такой и за продуктами ходить можно», — посмеялась про себя Ольга. Она тоже достала косметику: легкую пудру, тени и бабушкину вишневую помаду. Но прежде надо было решить, во что одеться. Сердце у нее колотилось так, будто она собиралась на первое свидание. Да, собственно, так оно и было. Первое свидание с Парижем. Возможно, Париж ее и не ждал. Но Ольга ждала страстно, до умопомрачения. Итак, она должна выбрать, что ей надеть. Ольга не стала рыться в вещах, как это делала Натали. Просто представила поочередно себя во всех своих нарядах. Взглянула за окно, стараясь уловить настрой природы. Ей показалось, воздух слегка звенел. Было пять часов вечера. Их отпустили до десяти. Значит, возвращаться они будут уже по прохладе. Ольга решила остановиться на салатовом костюме в стиле сафари: узкая юбка чуть выше колен и небольшой жакет. Жакет она положит пока в холщовую сумку через плечо и останется в кремовой кружевной футболке. Косметику она решила из-за жары не накладывать. Синяки на лице уже совсем прошли, а свежий румянец и загар лучше всякой помады и пудры.

Через пятнадцать минут они стояли на автобусной остановке, где толпилась молодежь. В основном это были студенты — просто и небрежно одетые, многие по моде в дырявых джинсах. На их фоне Ольга и Наталья выглядели так, будто собрались ехать на правительственный прием. Длинные, с бронзовым отливом волосы Ольги были собраны в высокий хвост и закреплены заколкой с жемчужными бусинками — это у нее проходило как «прическа для торжественных случаев». Натали успела уложить свою короткую рыжую гриву с помощью плойки. На ее пухлых губах лежал жирный слой кирпичного цвета помады, которая, казалось, от жары потечет на подбородок. Веснушки на ее курносом носу были запудрены, рыжие брови выщипаны в ниточку. Довершали образ густо накрашенные черные ресницы, обрамляющие серые острые глаза. На Натали была белая короткая юбка, открывающая чуть полноватые ноги, и розовая шелковая блуза с шарфиком через плечо, в вырезе которой виднелась ложбинка высоко поднятой пышной груди.

Девушки со смехом вбежали в подошедший автобус, заняли два места у окошка и принялись искать по схеме маршрут. Молодая женщина кондуктор в голубой форме обходила пассажиров и продавала билеты.

— Ты не забыла студенческий проездной? — спросила Натали Ольгу. — А то придется выкладывать денежки за проезд.

— Не забыла.

Кондукторша взглянула на их проездные и приветливо улыбнулась. «Удивительно, какие они тут все улыбчивые, и тот усатый сопровождающий, и комендант, и кондукторы», — подумала Ольга.

— Посмотри, вот это — улица Гласьер, потом мы свернем на улицу Гей-Люссака и по ней выйдем на Буль-Миш… — Ольга провела пальцем по красной линии на схеме.

— Ты здесь прямо как дома, — хрипло усмехнулась Наталья.

«А что, в какой-то степени я здесь дома, — подумала Ольга. — Может быть, какие-то сокровенные знания про этот город у меня в крови. Ноги должны сами понести меня по улицам от дома к дому…»

Она бросила взгляд за окно. Возможно, она все здесь знала — каждый камень, каждую плиту мостовой. Вот пестрая витрина какого-то бутика, вон там виднеется шпиль Пантеона, а это впереди здание университета Сорбонны, в котором им предстоит учиться. Только теперь Ольга поверила, что она в Париже. Они проехали университет и Люксембургский дворец, пересекли улицу Эколь. Впереди уже виднелась Сена. Даже если бы реку не было видно, Ольга ощутила бы ее сердцем.

— Где будем выходить? — буднично спросила Натали. — Я лично хочу зайти в «Лафайет». Говорят, там такие тряпки… Хоть посмотрим одним глазком.

— Ты же собиралась к Эйфелевой башне?

— Да какая к черту Эйфелева башня! Все эти Лувры, Нотр-Дамы и Бастилии давно уже навязли в зубах. К тому же очень скоро нас начнут мучить экскурсиями. Нет, меня здесь больше всего привлекают магазины. Вот такого ты уж точно у нас не увидишь.

В чем-то, конечно, Натали была права. Во всяком случае, идея посещения дорогого магазина понравилась Ольге больше, чем поход к творению Эйфеля.

— А где находится твой «Лафайет»? — спросила она.

— Вот уж не знаю. Слышала, что это самый дорогой и классный магазин.

— Ну что ж, придется спрашивать.

Они обратились к сидящей рядом с ними старушке и узнали, что едут правильно и выходить им надо на остановке «Гранд-Опера».

— Оперу обогнете и увидите. Улица Лафайет начинается там, — любезно пояснила старая парижанка. Она была элегантно и просто одета, голубой летний пиджак был подобран к цвету глаз, на шее заколота стеклярусной брошью воздушная косынка. «Настоящая француженка», — подумала Ольга и перевела взгляд за окно.

— Смотри, Сена! — воскликнула она так громко, что на нее даже оглянулись. — И Нотр-Дам!

— Ну что ты так кричишь, я прямо тебя не узнаю. Ну, Сена, ну, Нотр-Дам. Что ты прямо как ребенок, — пристыдила ее Натали.

Ольгу вдруг охватило необъяснимое веселье. Невероятно, но она узнавала город, и это привело ее в состояние радостного возбуждения. Они переехали по мосту серую, как сталь ножа, Сену и свернули налево, на улицу, которая тянулась параллельно набережной. Ольга посмотрела на схему. Улица называлась Риволи и проходила по самому сердцу Парижа. Лувр, «Комеди Франсэз», Пале-Рояль. Автобус снова свернул — на улицу Оперы. Очень скоро они подъехали к площади Гранд-Опера.

3

Оказаться впервые на парижской улице для девочки, которая выросла в русской провинции, это сродни шоку. Даже Москва с ее круговертью кажется провинциалу чем-то средним между праздником и рынком. Что же тогда говорить о Париже…

Впрочем, Натали держалась стойко и непоколебимо. Роскошное здание театра с арками и фигурами на крыше не показалось ей чем-то особенным и достойным восхищения.

— Наш Большой театр даже красивее, — высказалась она. При этом Ольга почувствовала укол обиды, словно речь шла о ней лично. Никогда в жизни она не была такой сентиментальной. «Нет, с этим надо кончать! — сердито подумала она. — Наверное, я выгляжу, как восторженная дура. Ах, Париж! Ах, Париж!»

Но все восторги были впереди. Когда девушки открыли зеркальную дверь и оказались в магазине «Лафайет», то испытали чувство, которое, наверное, испытала Золушка, очутившись в королевском дворце. Вокруг все сверкало и играло разноцветными огнями. Стеклянный, как в ГУМе, и украшенный витражами потолок куполом уходил вверх и создавал впечатление удивительной воздушности всего помещения. Здесь, в одном месте, было сосредоточено сразу столько красоты, что невозможно было даже охватить взглядом это безграничное море великолепия. Умопомрачительных платьев, и роскошных брючных костюмов, и купальников, и шляп, и белья. В джинсовых рядах висели джинсы с искусно подделанными потертостями и дырками, стоили они в пять раз дороже обычных. К посетителям со всех сторон спешили симпатичные услужливые продавщицы, похожие на прекрасных фей. Ольга и Натали растерянно бродили по этому царству роскоши. Их светлые парадные костюмы смотрелись здесь самой скромной, невыразительной одеждой на каждый день. Натали сразу забыла о том, что еще недавно ругала Ольгу за восторги. То и дело слышались ее экзальтированные вопли:

— Посмотри, какая вон там кофточка! О-о-о! А вот этот шарфик! А вон там духи!

Витрина с парфюмерией, казалось, сейчас рухнет от обилия товаров. Трудно было сосчитать количество флаконов с духами и нельзя было не восхититься разнообразием их форм. Волею фантазии дизайнеров духи наливались в бочонки, в мельницы, в башни, в корзинки, пивные банки и даже в миниатюрную ручную гранату. Последние, конечно, назывались «Взрыв». Ольге ужасно захотелось узнать, как они пахнут. Она набралась смелости и обратилась к миловидной продавщице с пепельными волосами:

— Будьте добры, вы не покажете мне вот эти духи?

— Вот эти, пробные? О, конечно, — живо отозвалась та, — вы можете ими подушиться.

Девушка достала с полки небольшой аэрозольный флакончик и слегка прыснула Ольге на запястье. Запах оказался терпкий и чересчур резкий, как и подобает настоящему взрыву.

— Они потом немного выветрятся, — уверила ее девушка, — и останется только легкий стойкий запах.

Натали стала многозначительно дергать Ольгу за рукав.

— Спасибо, — поспешно сказала та. — Я, пожалуй, куплю их в следующий раз.

Продавщица улыбнулась и пожелала Ольге удачи.

— Пойдем, я уже больше не могу! — взмолилась Натали. — Руки так и тянутся ко всему, а денег-то нет…

Ольга представила себе, как Натали пытается стащить какую-нибудь шмотку в галерее «Лафайет», что она не раз с успехом проделывала в магазине самообслуживания рядом с их учебным корпусом. В ее бездонных карманах исчезали плоские банки шпротного паштета, бульонные кубики, квадратные пачки с лимонными вафлями… Ольга покосилась на свою попутчицу — волосы Натали были растрепаны, лицо раскраснелось, тушь с ресниц расплылась под глазами, глаза лихорадочно блестели. Кажется, она была погружена в свои мысли, а возможно, — мечты.

Когда они вышли из здания магазина, Ольге показалось, что жизнь на улицах забурлила еще сильнее. Париж погружался в вечернюю предпраздничную суету, и, хотя еще было по-летнему светло, кое-где уже зажглись разноцветные вывески и рекламы. Девушки медленно шагали по мощеной мостовой и, как заводные куклы, вертели головами из стороны в сторону. Удивительным здесь было все: витрины магазинов, в которых товарам было тесно и они вываливались из витрин в виде огромных рекламных муляжей, бесконечные вереницы кафе с немыслимыми названиями, вроде «Курящего кабана», уличные музыканты… Ольгу поразили затейливые решетки на окнах — настоящие чугунные кружева, причем на всех этажах. Непривычной была и глянцевая, почти домашняя чистота тротуаров.

— Как они только умудряются поддерживать такую немыслимую чистоту? — высказала она вслух свое удивление.

И тут же получила живой ответ на свой вопрос. Высокий худой негр в костюме цвета морской волны старательно оттирал щеткой пятно на тротуаре от разлитого кем-то кетчупа. Рядом с ним стояла аккуратная синяя метла. Девушки остановились и, как завороженные, наблюдали за ним. Элегантный негр подошел к кромке тротуара, наклонился к бордюру и открыл торчащий с торца маленький краник. Оттуда в специальный водосток хлынула серебристая вода. Ольга сразу вспомнила русских дворников и уборщиц в грязных халатах, с метелками из березовых веток. Они вряд ли могли составить конкуренцию этому вышколенному черному красавцу. Но зато в России среди дворников можно было встретить кого угодно, хоть доктора наук. «Поколение дворников и сторожей… — вспомнила она песню Гребенщикова. — Интересно, смогли бы парижане понять нашу романтику?»

— Послушай, ты не хочешь зайти в супермаркет? — вывела ее из задумчивости Натали.

Ольга представила себе, что ей придется снова проходить это испытание на прочность, когда хочется, да зуб неймет.

— Да нет, я, пожалуй, не пойду, — ответила она. — Пытки деликатесами я уже не вынесу. Ты иди одна, а я тебя тут подожду.

— Ну ладно, — сказала Натали, и на лице ее появилась знакомая хитрая улыбочка.

Ольга, кажется, поняла, что именно ей не нравится в миловидном, в общем-то, лице Натали. У нее был слишком маленький скошенный подбородок, и от этого в ее облике появлялось что-то мелочное и… куриное.

Натали поправила на плече увесистую сумку-саквояж и толкнула стеклянную дверь.

От нечего делать Ольга решила покурить и пройтись немного вперед по бульвару. Через пару дверей от супермаркета она увидела мигающую вывеску: «Секс-шоп. Все для вашего удовольствия». В витрине стояла резиновая кукла, изображающая весьма условно одетую белобрысую девицу, которая держала в руках рог изобилия. Из рога сыпались закрепленные на тоненьких проволочках глупости: муляжи ушей, кистей рук, пластиковые фаллосы с крылышками, резиновые кучки дерьма и даже плавки со слоновыми ушами и хоботом. Заходить в секс-шоп Ольга не решилась, ей вполне хватило того, что было выставлено в витрине. Она уже повернулась, чтобы идти обратно, — по ее подсчетам Натали уже должна была скоро выйти из супермаркета, — как вдруг прямо перед ней затормозила синяя машина. Стекло возле водителя опустилось, и из окошка выглянул молодой черноволосый мужчина. Чем-то он неуловимо напомнил Ольге студентов с Кавказа, которых так много училось на юридическом факультете их университета. Такой же нос с горбинкой, такой же громкий, похожий на карканье вороны голос. Он заговорил с Ольгой по-французски, но она вдруг сразу поняла, что перед ней итальянец.

— Мадемуазель! У меня для вас есть сюрприз! — говорил он и при этом бурно жестикулировал. — Вот у меня тут есть пиджак. Это прекрасный, высшего качества замшевый пиджак, вы мне не верите? Купите у меня пиджак, синьорита, недорого отдам…

Ольгу вдруг разобрал смех. Почему-то ей представилось, что он говорит с грузинским акцентом.

— Вах-вах! — сказала она ему совершенно серьезно и пошла вдоль бордюра. Машина двинулась за ней.

— Мадемуазель! Синьорита! — продолжал он свою атаку. — Я вам совсем дешево отдам. Ну поймите, у меня на бензин не хватает…

Но Ольга уже его не слушала. Она посмотрела на часы. Натали торчала в этом чертовом магазине уже двадцать минут. «Сколько можно, — сердито подумала Ольга. — Заблудилась она там, что ли?» Она подождала еще минут пять и решила отправиться на поиски.

Оказавшись в зале супермаркета, Ольга тут же поняла, что в нем не мудрено заблудиться. Магазин был огромный и запутанный, как лабиринт. А кроме того, здесь было столько всего необычного, что можно было ходить и смотреть по сторонам, как в музее. Первое, что ее поразило, это красочные упаковки товаров. Каждую можно выставить в рамке, как произведение искусства. Ольга представила, какую обертку придумали бы местные дизайнеры для ее любимых конфет «Стратосфера». Наверное, она бы сверкала и переливалась, как звездное небо. А может быть, исполняла бы при развертывании отрывок из «Oxygen» Жана-Мишеля Жарра… У Ольги просто глаза разбегались, когда она шла вдоль рядов. В огромных голубых ваннах плескалась живая рыба — пятнистая форель, белобокие осетры… Рядом в отдельном водоеме соседствовали мощные пучеглазые раки. Все было самое отборное, никаких бросовых сортов. Яйца — крупные, ровные, белые. Ольга удивилась, что они продаются на вес, а не десятками, как принято у русских. Когда она добралась до сырных рядов, то уже окончательно забыла, что пришла сюда на поиски Натали. Такого количества видов и сортов сыра она не могла даже вообразить. Белые, бледно-желтые, почти оранжевые, болотно-зеленые, с мелкими дырочками и с огромными, как пещеры, дырами, вообще без дырочек, зато с крупинками чего-то явно ароматного и соблазнительного… Ольга даже не пыталась запомнить их названия. А пока она шла вдоль полок, не удержалась от того, чтобы ради любопытства сосчитать тугие головки. Дойдя до восьмидесяти пяти, она вдруг опомнилась и словно очнулась ото сна: «Где же Натали?» Ольга огляделась по сторонам. Натали нигде не было видно. А может быть, она вышла из магазина, не увидела Ольгу и теперь ищет ее на улице?

Ольга поспешила к выходу и толкнула стеклянную дверь. Перед магазином тоже никого не было. Ну вот, теперь она осталась одна. Кажется, они с Натали разминулись. А может быть, это даже к лучшему? Ей же так хотелось побродить по Парижу одной…

Ольга не спеша пошла в сторону Больших бульваров, на каждом шагу останавливаясь и рассматривая витрины, как будто гуляла по огромному музею. Здесь было все: сверкающие каскады ювелирных украшений, рядом с которыми ее колье казалось всего лишь маленькой звездочкой на огромном небосклоне, нагромождения из тончайшей фарфоровой посуды, затертые, словно льдами, сталактитами хрусталя, целые комнаты, обставленные мебелью самой изысканной формы и задрапированные дорогими тяжелыми портьерами… Бесчисленные кафе и бистро, открытые и спрятанные в тени ярких навесов, с музыкой и без, манили к себе, но Ольга не решалась в них заходить, хотя с удовольствием выпила бы чашечку кофе. Мимо нее вдруг проехал белый с золотом мини-поезд с открытыми вагончиками. На нем было написано «Монмартр». Значит, она на бульваре Монмартр! Слева от себя она увидела вывески кабаре, ресторана и театра «La Bohema». Впереди белела какая-то церковь. Пройдя несколько фасадов, она вдруг увидела витрину, всю обклеенную денежными купюрами. Каких здесь только не было: и доллары всех видов, и пфенниги, и драхмы, и другие бумажки с непонятными буквами. Ольга подняла глаза и посмотрела на вывеску. Это оказалось кафе. Увидев, что она рассматривает витрину, кудрявый мужчина в костюме с бабочкой, видимо, служащий кафе, отошел от двери и сказал:

— Мадемуазель, вы тоже можете приклеить какую-нибудь купюру на стену нашего кафе. Говорят, это приносит счастье. А некоторые это делают для того, чтобы потом сюда вернуться…

«Интересно, как это он сразу определил, что я не парижанка? — подумала Ольга. — Впрочем, наверное, у них здесь глаз наметанный».

— Спасибо, месье, — отозвалась она. — А я могла бы выпить у вас чашечку кофе?

— О, конечно, у нас чудесный кофе и еще есть пирожные, залитые малиновым желе со свежим персиком.

У Ольги потекли слюнки. Разве могла она устоять перед таким соблазном?

В кафе царила приятная прохлада, — видимо, работали кондиционеры. В небольшом помещении стояли маленькие деревянные столики и вокруг них пестрые плетеные стулья. Две стены были обклеены бумажными деньгами. Ольга села за столик, и к ней сразу же подошел симпатичный гарсон и спросил, что принести. Ольга заказала чашку кофе и пирожное с персиком. Сидеть в этом кафе было одно удовольствие. В стеклянной витрине, словно в экране телевизора, мелькали кадры парижской жизни — нарядные женщины с маленькими изящными сумочками, стайки невообразимо одетых и причесанных подростков, крикливые толпы туристов, торговцы с лотками, наполненными всякой всячиной… Ольга подумала, что могла бы просидеть у этого окна несколько часов, но уже пора было ехать. Она оплатила чек, который гарсон оставил ей под чашкой, и направилась к выходу.

— Вы не хотите оставить на стене какую-нибудь купюру? — спросил ее швейцар, который все так же стоял у дверей.

Ольга порылась в сумочке, нашла там помятую трешку и протянула ее швейцару. Через минуту ее трешка красовалась на самом видном месте.

— Спасибо! — крикнула она на прощанье швейцару, а про себя подумала: «Чтобы обязательно сюда вернуться…»

4

Когда Ольга добралась до университетского городка, было девять часов. Она надеялась, что Натали уже приехала и ждет ее где-нибудь на лавочке поблизости от общежития. Но рыжей шевелюры нигде не было видно. Ольга с досадой посмотрела на утопающий в зелени домик. Машинально бросила взгляд на окна последнего этажа и отсчитала несколько с правой стороны. Жалюзи в их комнате были опущены. Ольга подумала, что не отказалась бы попить чаю, заедая припасенной шоколадной конфетой, а потом уютно расположиться в постели с какой-нибудь книжкой. К тому же она страшно хотела в туалет. Но ведь по правилам они с Натальей должны возвращаться с прогулки вместе… Если она пойдет сейчас в общежитие, то могут догадаться, что они гуляли по раздельности. «Господи, какая глупость! — возмущенно подумала Ольга. — Что мы, дети малые, что ли? Может, нас еще парами в столовую водить будут, как в пионерском лагере?» Ольга побродила немного по парку, полюбовалась анютиными глазками на клумбах, выкурила сигаретку на скамейке. Народу почти не было. «Да что я, собственно, так волнуюсь? Ведь все нормальные люди еще гуляют по городу. Меня и увидеть-то некому. А Натали как-нибудь отговорится, скажет, что задержалась у киоска с кока-колой». Подумав так, Ольга решила плюнуть на все запреты и идти в общежитие.

Поднявшись на крыльцо, она, не глядя по сторонам, просеменила через холл и буквально влетела по ступенькам вверх. Кажется, ее никто не окликнул. В несколько секунд она преодолела четыре этажа, благо ноги у нее были сильные и длинные. Прежде чем свернуть в коридор, Ольга выглянула и убедилась, что он пуст. «Шпиономания какая-то, — усмехнулась она про себя, — казаки-разбойники». Быстро повернув ключ в замке, она влетела в комнату и захлопнула за собой дверь.

— Оля-ля! — вырвалось у Ольги, и она поймала себя на том, что начинает мыслить по-французски.

Она блаженно растянулась на кровати и некоторое время лежала неподвижно. Так она всегда сбрасывала первую усталость. Затем разделась, разбросав одежду по своей половине комнаты, и пошла в душ. Она долго стояла под теплыми струями, уставившись в одну точку, медленно воскрешая в памяти каждую минуту прошедшего дня.

Еще прошлой ночью она была дома. Наверное, колокольчики, которые стояли в белой бабушкиной вазе, уже завяли и начали сохнуть. А может быть, их уже выбросила Жанна Константиновна. Как быстро может меняться жизнь — раз! — и она уже в Париже. Более того, она уже чувствует здесь себя как дома. И, кажется, почти не скучает по милому скверику, где они с Мишелем так любили пить пиво… Здесь тоже есть скверики — и ничуть не хуже. И улицы здесь чище, и дома красивее… Нет, лучше уж раз и навсегда воздержаться от сравнений. Пусть Париж останется вне конкуренции — как ни с чем не сравнимое чудо.

Ольга вытерлась желтым полотенцем и вышла в прохладную комнату. За окном уже угадывался закат. Она вскипятила себе воду в стакане и положила туда ложечку чая. Развернула и откусила любимую «Стратосферу». Куда же все-таки запропастилась Наталья?

Пока ее нет, Ольга решила еще раз просмотреть слайды, которые Савельев принес ей перед отъездом. Она взяла с собой все до одного — на всякий случай, чтобы случайно не нашла Жанна Константиновна. А то она бы в обморок упала, увидев соседскую внучку в таком виде. Ольга по очереди вставляла слайды в «телевизор» и просматривала их на свет. Вот колье на черном фоне — прекрасный кадр, качество отменное. Молодец все-таки Савельев! Вот колье с обратной стороны — надпись неразборчива. Следующий кадр — фрагмент обратной стороны, на котором отчетливо видна надпись — divise pour unifier. А вот Ольга в воздушном бирюзовом платье и бриллиантовом колье. Общий вид на коричневом фоне. Подол изящным полукругом овивает ее ноги. Другой кадр немного приближает ее, так что получается портрет. Колье искрами играет на ее белой матовой шее. А после этого уже начинается порнография… Впрочем, Ольге даже нравились эти слайды. Савельев здорово ее снял, подчеркнул в ней все самое лучшее. Особенно ей нравился кадр, где она прижимает к груди охапку колокольчиков…

Ольга вздрогнула, услышав шаги по коридору. Наверное, это Натали! Не успела она подумать, как в двери завозились ключом. Она поспешно сгребла все слайды обратно в пакет и засунула в чемодан. Когда вошла Натали, у Ольги был вид проворовавшейся кошки.

— Ты уже здесь? — с притворным удивлением воскликнула Натали. — И как это мы разминулись?

5

Занятия в университете начинались в девять часов и заканчивались в четыре. Это было утомительно — семь часов напряженных занятий с коротенькими переменками в пять минут. Устраивался лишь один получасовой перерыв на обед. Зато ничего не задавали на дом. Время после занятий русским студентам разрешалось проводить по своему усмотрению. Питались кто когда хотел. Еда в обычной студенческой столовой была такой, какую Ольга видела только в профессорском зале университетского кафе. Здесь всегда было свежее мясо, какие-то необыкновенные супы, рыба под белым соусом, салаты и фрукты. Уже от одного этого Ольга чувствовала себя почти счастливой.

Первые два дня Ольга так уставала, что после занятий в университете шла в столовую, затем покупала в уличных палатках что-нибудь из еды на вечер, чаще всего — дешевые фрукты, и шла в общежитие. Там она принимала душ, после чего, не в силах изменить сложившейся привычки, повторяла французский. Потом они с Натали пили чай, который заваривали прямо в чашках с помощью маленьких кипятильничков. Натали обычно сплетничала о французских преподавателях, не обходя своим вниманием и их руководительницу Скляр.

— Видел бы наш Бологов, как она кокетничает с комендантом, а еще с этим молоденьким стажером Жаном. Про мужа этой стервы я уже не говорю, ему она и на родине рога наставляет по полной программе…

Ольге это было совсем не интересно, но что делать — приходилось терпеть. Иногда она просто отключалась и начинала прокручивать в голове прошедший день или, наоборот, строить планы на следующий.

Планы у Ольги были поистине наполеоновские. Она все-таки выпросила у Хлеба Профессии путеводитель, основательно изучила его и собиралась самостоятельно посетить все парижские достопримечательности. К счастью, от общих автобусных экскурсий ее освободили. Ольга сослалась на сильные головные боли, и ей пошли навстречу. Вкусив прелестей одиноких прогулок по Парижу, она уже не могла от них отказаться. Это был ее город, и она не хотела ни с кем им делиться. Она уже ощущала себя почти парижанкой. Французский лился из нее так легко, как будто она всю жизнь прожила во Франции. После того вечера, когда они с Натали разминулись в супермаркете, девушки договорились, что выходить из общежития будут вместе, а гулять по Парижу — порознь. Это было удобно обеим. Потом они встречались в скверике недалеко от автобусной остановки и вместе заходили в общежитие. Однажды Натали опоздала на целых полчаса, и Ольге пришлось сидеть и ждать ее, потому что прямо возле общежития стояла Елена Николаевна и беседовала с комендантом Жаком Дюшоном. Но все равно это было лучше, чем ходить повсюду за ручку с Натали.

Разумеется, Ольга ничего не рассказывала Натали ни о своих французских корнях, ни тем более о бриллиантовом гарнитуре. Она и сама в первые дни даже забыла об этом. Занятия в университете и сам Париж настолько захватили ее, что ни на что другое просто не хватало сил. И все-таки где-то в глубине души ее грызла мысль, что надо поскорее сходить в библиотеку. Сначала она пороется в книгах и разыщет место, где жил и выращивал свой виноград прославленный Жозеф-Луи Тибо. По ее подсчетам он приходился ей пра-пра-пра-пра-пра-прадедушкой. Потом она выберет литературу про этот городок и найдет биографию жившего там когда-то знаменитого винодела и, конечно, сведения о том, где живут его потомки…

Настроение у Ольги было самое бодрое и энергичное. Уже давно она не чувствовала себя такой окрыленной. Кожа ее стала золотистой от жгучего парижского солнца, на щеках играл розовый румянец, волосы блестели. Прохладный сквознячок Монмартра словно выветрил из ее памяти горькие воспоминания. Мишель с его серой челкой, так часто падавшей на глаза, с его тонкими насмешливыми губами растворился в дымке Парижа, будто его никогда и не было…