Террористка Иванова

Глава 7

На столе в беспорядке лежали исписанные бумаги. Допрос начался давно, и Пилюгин уже говорил устало и без напора:

— Поймите, Полина Ивановна, ведь это прежде всего в ваших интересах — сказать, у кого купили взрывчатку. Это будет означать, что вы пошли на сотрудничество со следствием, искренне раскаялись в содеянном, что вы…

— Что я такая хорошая и меня нужно освободить прямо в зале суда? — перебила его Полина.

— Опять вы за свое? Действительно, идиотская ситуация — мне надо бы закончить дело и передать его в суд, а я вас уговариваю, как… Зою Космодемьянскую какую-нибудь!

— Зою Космодемьянскую не уговаривали, — усмехнулась Полина. — Ее пытали.

— Ну, у нас есть такие уроды, которые и пытать могут. Ваше дело такому уроду передать?

— Как хотите… но я не знаю человека, у которого купила нитроглицерин.

— Врете! — заорал Пилюгин и ударил кулаком по столу.

— Нет, не вру!

— А я говорю, врете! — Пилюгин вскочил. — Вы знаете его! Никто не продаст нитроглицерин незнакомому человеку! Выдавать не хотите? А то, что этот тип продаст взрывчатку каким-нибудь отморозкам и они настоящий теракт устроят, вы об этом думали? Вы преступника укрываете! Это еще одна статья в обвинительном заключении, это вам понятно? Говорите, кто он?! Где познакомились?! Как его зовут?!

— Не знаю…

— Врешь! — пуще прежнего заорал Пилюгин. Могилу себе роешь! Дура!

— Не знаю… — тихо повторила Полина, опустив голову.

— Я тебя снова в камеру посажу, ты меня уже довела! До суда будешь сидеть! — майор взял себя в руки, утер ладонями мокрое от пота лицо, проговорил нарочито спокойно: — Ладно, начнем сначала. Расскажите подробно, не торопясь — где вы с ним познакомились.

— На Даниловском рынке.

— Вы говорили, на Крестовском, — перебил Пилюгин.

— Разве? Не помню. Я встретила его на Даниловском рынке.

— Как встретили? Он что, сам к вам подошел?

— Нет. Мы оказались у одного прилавка.

— Что покупали? Ананасы? — усмехнулся Пилюгин.

— Нет, я выбирала оливковое масло. Там очень много сортов было, и я раздумывала, какое купить. И он посоветовал — берите вот это, отличное масло. Я посмотрела бутылку на свет. А он вдруг говорит — очень похоже на нитроглицерин. Я спросила, конечно, в шутку: а вы что, нитроглицерином торгуете? Он засмеялся и говорит: торгую, купить желаете? Я ему: желаю, не продадите? Он говорит: только мое маслице подороже этого будет. Я говорю: сколько? Он говорит: полторы тысячи баксов.

— И он не спросил, зачем вам это масло… то есть нитроглицерин?

— Спросил. Я сказала — одного гада подорвать хочу. Он опять засмеялся. Ладно, говорит, меня это не касается…

— И он ни разу не назвался?

— Нет. А зачем?

— Ладно, давайте дальше…

— А что дальше? Мы встретились на следующий день. Я привезла деньги.

— Где встретились?

— Там же. Недалеко от главного входа.

— Он пришел пешком?

— Нет, приехал на машине.

— На какой машине?

— Я не очень разбираюсь. Джип какой-то… — пожала плечами Полина.

— Какая на нем была эмблема?

— Не помню.

Пилюгин взял лист и нарисовал эмблемы «тойоты», «нисана», «мерседеса», «субару», «фольксвагена», подвинул лист к Полине, спросил:

— Может, какая-нибудь из этих?

— Нет… таких не было, — неуверенно ответила Полина. — Точно, не было.

— Может, он «рейндж-ровер» назывался? — допытывался Пилюгин.

— Да, кажется так… хотя, нет, не помню, — замотала головой Полина.

Майор внимательно смотрел на нее, молчал. Полине вдруг сделалось неловко.

— Почему вы не сказали, что у вас жена умерла?

— А почему я должен вам об этом сообщать?

— Ну, все-таки… не чужие… — несколько растерялась Полина.

— С чего это вы решили? Чужие… как раз получается — совсем чужие люди… хотя сначала я думал по-другому. Выходит, ошибся. — Пилюгин подвинул к себе лист, стал рассматривать эмблемы автомобилей. — Судьба нас столкнула случайно и скоро разведет в разные стороны. Вот так, гражданка подследственная Иванова.

— Это верно, от судьбы не уйдешь, — чуть улыбнулась Полина.

— Потом о судьбе, Полина Ивановна. Давайте о деле продолжим…

И вдруг в кармане пиджака Пилюгина заверещал мобильный телефон.

— Слушаю. Да понял я, понял, что это ты… Что? Опять кричит? Горячая? Ты с ним гуляла? Не знаю, что делать! Не надо было тетю Нину прогонять, черт бы тебя побрал! А теперь ревешь! «Скорую» вызывай… Хорошо, сейчас приеду! Все, кончай реветь! — Пилюгин отключил телефон. — Придется прерваться, Полина Ивановна, мне срочно уехать надо.

— Сын заболел? — спросила Полина. — Может, я с вами съезжу? Посмотрю…

— Да что вы там смотреть будете? — Пилюгин поднялся. — Впрочем, поехали, может, действительно чем поможете. Умотал меня ребенок, не выдерживаю…

В машине Полина молчала, изредка поглядывая на Пилюгина.

— Как же ваша дочь в школу ходит?

— Да не ходит она в школу… сначала ходила через день, а потом вообще перестала. Уже учительница приходила. Мы, говорит, ее отчислим. Ну, отчисляйте, говорю, что я могу сделать? А няньку нанять — денег нету. Не знаю, что делать… не знаю… жизнь дурацкая! Ты не знаешь, у нас какие-нибудь ясли существуют? Для грудных детей?

— Не знаю… Платные, наверное, есть.

— За деньги лучше домой пригласить. Только денег — кот наплакал, — поморщился Пилюгин. — И так зарплаты едва-едва хватает.

— Жена работала?

— Работала, конечно. Тогда мы нормально жили, даже на машину накопил. Неожиданно все произошло… как снег на голову…

— Несчастья всегда приходят неожиданно.

— Это верно. Пришла беда — отворяй ворота.

— А меня с работы выгнали, — сказала Полина.

— Как выгнали?

— Очень просто. Хозяин про меня в газете прочитал и на дверь показал.

— Не имеет права, сволочь! — выругался Пилюгин.

— Может, прикажете мне с ним судиться?

— А как же ты? На что жить-то будешь?

— До суда проживу. А там государство кормить будет, — усмехнулась Полина. — Так что мое будущее обеспечено — тревожиться не о чем.

— Тьфу ты, черт! — выругался Пилюгин. — Вот видишь? А ты упрямишься, сама себе жизнь усложняешь.

— Хватит об этом, а? О своих делах думай…

Когда они пришли в квартиру, врач, молодая женщина в белом халате, уже закончила осматривать маленького Мишку и складывала в чемоданчик стетоскоп, какие-то трубочки и маленькие бутылочки. Рядом с ней стояла заплаканная Галка. А на кровати лежал уже завернутый в простынки и одеяло Мишка.

— Я так понимаю, вы отец мальчика? — спросила врач.

— Правильно понимаете, — ответил Пилюгин. — Что с мальчиком?

— Да ничего страшного. Простуда. Небольшая температура. Я там оставила лекарства, жаропонижающее и от простуды, и вашей дочери все объяснила — сколько принимать и когда. Мальчик хороший, крепкий, через пару дней будет здоровенький.

— Спасибо, доктор, — с облегчением произнес Пилюгин и посмотрел на Галку. Вид у девочки был измученный.

— Если что — звоните. Телефон я оставила.

— Спасибо, доктор, — повторил Пилюгин.

— Спасибо, доктор, — сказала Полина и сама смутилась своих слов.

— А если он опять плакать будет? — спросил Пилюгин.

— Не будет. Я ему жаропонижающее дала. У него от температуры головка болела, вот он и плакал. Вы давно грудью его не кормите? — обратилась врач к Полине.

— Я? — растерялась Полина. — Да я…

— С рождения не кормит, — поспешно сказал Пилюгин. — У нее молоко пропало.

— Смесями не перекармливайте. Он часто отрыгивает?

— Часто, — сказала Галка.

— Потому что перекармливаете.

— А если он плачет, просит? — спросила Галка.

— Ничего, потерпит. Соску дайте — он сразу успокоится. Пусть как следует проголодается.

— Гулять с ним можно? — спросила Галка.

— Почему же нельзя? Только оденьте потеплее, — улыбнулась доктор. — Ну, до свидания.

— Еще раз спасибо огромное, доктор, — сказал Пилюгин, закрыл за врачом дверь и посмотрел на Галку: — Ну что, Галчонок, натерпелась?

— Да уж… — буркнула Галка и пошла на кухню.

— Она с ним гуляла? — тихо спросила Полина.

— Галка, ты с ним погулять не успела?

— Когда? Он с утра орать стал, — отозвалась Галка из кухни.

— Тогда я, может, погуляю? — предложила Полина.

Она сидела на лавочке, курила и задумчиво смотрела на спортивную площадку, огороженную невысоким деревянным забором. Уже темнело, но подростки все еще играли в баскетбол, с криками носясь по площадке.

Полина достала мобильник.

— Витя, это мама. Ты где? Дома? Ты знаешь, я тут задержусь немного… Ты себе приготовь что-нибудь. Там яйца в холодильнике лежат, колбаса… Ну, я тут… у Пилюгиных… ну да, с маленьким Мишкой гуляю. Чего ты смеешься, дурной? Надо же помочь людям. Ты же помогал, а теперь мне вот пришлось. Когда я тебя ругала? Перестань, Витя, любишь ты над матерью издеваться… Куда? Сюда? К Пилюгиным? Ну, не знаю… Ну ладно, приезжай… вместе потом домой поедем… Да не буду я ругаться, почему я должна ругаться? Ладно, хватит, приезжай!

Полина заглянула в коляску. Малыш спокойно спал. Она долго смотрела на него, улыбаясь, потом села на лавку и глубоко задумалась. Из подъезда вышли две пожилых женщины, уселись рядом, молча оглядели Полину, но ничего не сказали.

После ужина они играли в карты. В углу светился экран телевизора, но звук был выключен.

— Ходи, Галка, чего ждешь? — нетерпеливо говорил Пилюгин.

Галка положила карту, Пилюгин тут же накрыл ее своей, следующей бросила карту Полина. Витька замешкался. Ему было неудобно держать все карты в одной руке, и он разложил их в ряд на столе и теперь открывал одну за другой, соображая, какой пойти. Култышкой он придерживал карты, пытаясь правой рукой подцепить нужную. Остальные терпеливо ждали. Витька наконец взял карту, перевернул ее и положил на остальные.

— Моя взяла! — обрадовалась Галка и сгребла взятку, подвинула к себе.

— Я не ту карту положил… — потупившись, сказал Витька.

— А глаза у тебя для чего? — вскинулась Галка. — Не видел, чем ходил?

Витька обиженно посмотрел на мать, потом на Пилюгина и вдруг выронил карты. Они рассыпались по полу, и Витька полез под стол собирать.

— Ой, Вить, какой ты косорукий! — воскликнула Галка.

— Ты думай, когда вякаешь… — тихо сказал Пилюгин.

— А чего я такого сказала? — обиделась Галка.

Витька, пыхтя, вылез из-за стола, бросил карты на стол, сказал:

— Извините, я не буду играть. У меня не получается, — и быстро ушел из комнаты.

— В кого ты такая грубая, Галка? — спросил Пилюгин. — Тебе обидеть человека ничего не стоит.

— Он что, на меня обиделся? — удивилась Галка.

— Нет, на меня. У него же руки нет, ему трудно с картами разбираться, тебе непонятно, да?

— Но я совсем не хотела его обидеть, папа! Я же нечаянно, Полина Ивановна, — чуть не плача, отвечала Галка.

— За «нечаянно» бьют отчаянно, — сухо проговорил Пилюгин. — Иди и приведи его обратно, слышишь? Не то я на тебя обижусь. Серьезно обижусь.

— Ой, да пожалуйста! — Галка встала и вышла из комнаты.

А Валерий Чистов прогуливался возле дома, где жили Полина и Витька. Стоял уже глубокий вечер, и многие окна светились тепло и уютно, но окна Полины были черны.

Валерий посмотрел на часы, закурил новую сигарету и снова медленно пошел вдоль дома, опустив голову и пиная ногой камушек. Неподалеку у обочины тротуара стоял его джип. Валерий забрался в машину, откинул сиденье, вытянул ноги и закрыл глаза…

Полина спала в одной комнате с маленьким Мишкой. Вернее, не спала, а лежала в кровати, глядя в потолок. Рядом стояла коляска, в которой сопел малыш. Время от времени Полина приподнималась в кровати и заглядывала в коляску.

В комнате Галки спал на раскладушке Витька… Но вот Галка открыла глаза, слезла с кровати и, как была, в пижаме, босиком вышла в коридор. На цыпочках она подошла к двери в комнату, где находились Полина и маленький Мишка, присела и посмотрела в замочную скважину. И так же на цыпочках вернулась к себе.

А в гостиной за столом сидел Пилюгин, курил и смотрел на экран телевизора. Шел какой-то боевик, но Пилюгин ничего не видел и тяжело думал совсем о другом…

Утром они быстро завтракали. Пилюгин посмотрел на часы:

— У меня полчаса есть — могу довезти до школы.

— Классная на меня орать будет, — сказала Галка. — Я ведь уже две недели не была.

— Я записку написал. Отдашь ей, — Пилюгин протянул дочери сложенную пополам бумажку.

Галка допила чай, сунула записку в карман джинсов, глянула на Витьку:

— Ты идешь? Папка подвезет нас.

— А нам в разные стороны, — Витька тоже поднялся и пошел в комнату Полины.

Мать сидела на кровати и из маленькой бутылочки кормила малыша. Она была растрепана, в халате и улыбнулась, увидев Витьку:

— Позавтракали?

— Да. Мам, у меня денег ни рубля. Еще за мобильник заплатить надо, а то отключат.

Полина смутилась.

— Подожди. Подержи его… И бутылочку придерживай… — Она осторожно передала сыну завернутого в простынку малыша.

Тот звучно чмокал губами и смотрел на Витьку большими серьезными глазами. Витька улыбнулся.

Полина ожесточенно рылась в сумке, нашла две смятые десятирублевки, поморщилась и, подняв голову, увидела стоящего в двери Пилюгина. Он подошел к Витьке, взял у него из рук малыша и бутылочку. Мишка сразу захныкал.

— Сейчас-сейчас… чуть что реветь начинает… какие мы капризные, — забормотал Пилюгин, вставляя бутылочку обратно в рот младенца. Тот сразу успокоился, зачмокал с еще большим усердием.

— Подержи-ка его, — Пилюгин протянул Полине малыша. — Пойдем, Витя, поговорить надо.

В прихожей Пилюгин достал из кармана сторублевку, протянул мальчику:

— Держи, за телефон заплатишь и порубай что-нибудь в школе. Хватит сотни?

— Не, я не возьму, — Витька спрятал руки за спину. — Мама ругаться будет.

— Возьми. Я сказал, — строго проговорил Пилюгин. — Я что, тебя, мужика, уговаривать должен? Бери, бери, сочтемся…

Витька взял деньги:

— Спасибо, дядя Миша…

— Витька, ну где ты там?! — закричала с лестничной площадки Галка.

— Иду, иду! — и Витька заторопился из прихожей.

Пилюгин вернулся в комнату. Полина продолжала кормить младенца. Когда она подняла голову, майор заметил, что по щекам ее ползли слезы.

— Что случилось, Полина? — опешил Пилюгин.

— Зачем вы ему деньги дали? — шмыгнув носом, спросила Полина. — Я сама ему дам… я достану… Я вам завтра же отдам.

— Ну конечно, отдашь, кто спорит? — улыбнулся Пилюгин. — Слушай, когда подследственная деньги следователю дает — это взяткой называется, да? А когда следователь подследственной деньги дает, как это называется?

— Дурдом называется, — ответила Полина.

— Точно! — Пилюгин оправил пиджак и сказал: — Ладно, мне тоже пора.

— Когда мне на допрос явиться? — спросила Полина.

— Пока не надо, я скажу когда. До вечера… — и он вышел из комнаты. Чуть позже Полина услышала, как хлопнула входная дверь.

— Ну что, Мишаня, поел? Теперь гулять нам пора… И жратвы в доме нету, и денег нет… А ты лыбишься? Доволен? Ну, пошли. Мы совсем выздоровели и должны гулять…

Полина положила младенца на кровать и стала пеленать его. И вдруг увидела рядом с сумкой две бумажки по пятьсот рублей.

— Ну и черт с тобой, ну и потрачу, — сказала Полина.

— Так кто же привозит товар, Сичкин? — спрашивал Тулегенов, сидя на столе почти вплотную к продавцу.

— Я их только по именам знаю — Николай и Семен. Они привозят всю пиротехнику и документы. Я только продаю.

— Еще есть на рынке ларьки, которые торгуют такой пиротехникой?

— На этом рынке вроде я один.

— А твой напарник знает этих ребят?

— Да нет. Откуда? Он даже не знает, где я деньги прячу. И вся документация у меня.

— Выручку каждый день сдаешь? — спросил Тулегенов.

— Раз в десять дней.

— А бабки где хранишь, если от напарника прячешь? Бабки ведь не малые, — спросил Тимонин, что-то записав на листе бумаги.

— Там же храню, в ларьке. У меня там тайник есть.

— Кто за деньгами приезжает?

— Те же ребята приезжают — Николай и Семен.

— Русские?

— Нет, китайцы.

— Ах китайцы! — улыбнулся Тулегенов. — А зовут Николай и Семен? И где же они проживают? В Китае?

— Зачем? Под Москвой где-то…

— А точнее? Ты напряги память, Сичкин, от души советую — меньше срок получишь.

— За что срок-то? Я только продавал. Откуда мне знать, что это контрабанда?

— Это даже не контрабанда, Сичкин, это контрафактная продукция. Ее здесь, в России, производят. И при этом используется ворованная взрывчатка и другие ворованные компоненты. Тут статья посерьезней светит, — говорил Тулегенов, заглядывая парню в глаза. — Я тебе не понты гоню, а реальную перспективу рисую.

— Да я, ей-богу, не знаю, где они все это делают… — на лбу у Сичкина выступил пот, глаза сделались несчастными и перепуганными.

— Когда эти китайские Николай и Семен за бабками последний раз приезжали?

— Позавчера… — Сичкин судорожно сглотнул, трясущимися пальцами достал пачку сигарет, долго не мог прикурить. — Да, точно позавчера, в одиннадцать вечера приезжали…

— Значит, сделаем так, — хлопнул себя по коленям Тулегенов. — Если хочешь облегчить свою участь, то поступишь по-умному, а если…

— Я по-умному поступлю, гражданин капитан, по-умному, — торопливо перебил его Сичкин. — Я же только продавал пиротехнику, это законом разрешено, а что касается ворованной взрывчатки или там чего другого — я совсем не при делах… и отвечать за это совсем не желаю… Я их спрашивал, они мне — все законно, продукция из Китая… суки косоглазые!

— А вот межнациональную рознь тут сеять не надо, Сичкин. Значит, первое: вот твой мобильник, звони напарнику и скажи ему, что скоро будешь на месте. Мол, задержали, документы проверяли, теперь все в порядке. Звони давай.

Сичкин набрал номер:

— Леха, ты? Ну, я это, я. Да вот замели менты — бумажки проверяли… ну да, таможенные… вроде порядок, скоро буду. Как там, все нормально? Ну жди… — Сичкин отключил мобильник, отдал его Тулегенову.

— Теперь второе: сейчас сядешь за стол и напишешь все, что нам рассказал. И третье: мы тебя отпустим, а ты явишься, как ни в чем небывало, на рынок и продолжишь торговлю. Будешь ждать своих инкассаторов-китайцев. Когда они должны объявиться?

— Через восемь дней, — улыбнулся Тимонин.

— И смотри, Сичкин, если финтить вздумаешь, предупредишь их или сам решишь когти рвануть, тогда поймаем и разговор уже другой будет. Категорически другой. До суда много здоровья потеряешь. А тебе здоровье беречь надо, на зоне оно очень понадобится для честного и самоотверженного труда… Ты мозги включай, Сичкин, включай!

— Я уже… включил… — Сичкин глотнул дым и закашлялся.

— Ну, тогда пиши роман, — и Тулегенов, спрыгнув со стола, подвинул Сичкину несколько чистых листов бумаги и авторучку.

Сичкин подвинул стул поближе к столу, взял ручку и задумался. Тулегенов подмигнул Тимонину, и они вышли из комнаты.

— Ювелирная работа, — восхищенно прошептал Тимонин. — Супер!

— Фирма веников не вяжет, — усмехнулся Тулегенов.

Витька явился из школы первым. Полина открыла дверь и очень обрадовалась, увидев сына.

— Хорошо, что ты пришел! Ну, как в школе? Все нормально?

— Нормально. А Галка еще не пришла?

— Нет еще. Ты посиди с маленьким, а мне по делу съездить надо.

— Куда съездить?

— Я же сказала, по делу. Скоро вернусь. Я его только что покормила, погуляла с ним, он спит сейчас. В холодильнике яйца есть — свари себе парочку. А все соберутся — мы ужинать будем. Договорились?

— Договорились…

— Ты за мобильник заплатил?

— Заплатил.

— Я позвоню.

Полина схватила с вешалки сумку, открыла дверь и выскочила на лестничную площадку. Витька вздохнул, сбросил на пол рюкзак с книжками и пошел в комнату, где спал малыш.

Полина приехала к себе, бросила в прихожей сумку, открыла платяной шкаф и вынула свою норковую шубу. Встряхнула ее, осмотрела, подойдя к окну. Потом завернула в простыню и запихнула сверток в матерчатую спортивную сумку.

Валерий Чистов притормозил у спортивной коробки. Отсюда был хорошо виден дом, в котором жила Полина. Двор был пуст, даже старичков на лавочках у подъездов не было видно.

И вдруг из подъезда вышла Полина с пузатой спортивной сумкой. Она явно куда-то торопилась.

Валерий надвинул на глаза бейсболку и включил двигатель. Он медленно ехал за Полиной на довольно приличном расстоянии.

У подъезда с вывеской «Ломбард. Скупка» Полина остановилась. Когда она открыла дверь, Валерий услышал мелодичный звук колокольчика.

Приемщик тщательно осмотрел шубу, взъерошивая мех, несколько раз встряхнул и снова принялся осматривать, потом спросил:

— Паспорт есть?

— Есть, — ответила Полина и полезла в сумочку.

— Ну, что же… шестьдесят тысяч могу дать…

— Как шестьдесят? Она двести тысяч стоит, — растерялась Полина.

— Стоила… — улыбнулся приемщик. — Вы когда ее покупали? Лет шесть назад?

— Три… — Полина подумала, вспоминая. — Да, три года назад.

— Хорошо, три. Вы ее носили, правильно?

— Да я за три года ее три раза надела!

— Да неважно сколько раз, гражданочка. Мех живой, он тоже стареет, понимаете? Значит, эта вещь уже не стоит столько, сколько вы за нее заплатили, понимаете? А еще через год она будет стоить еще меньше, понимаете?

— Ну, хоть тысяч девяносто дайте, — попросила Полина. — Я же ее выкуплю… я ее обязательно выкуплю…

— Да не выкупите вы ее, гражданочка, — усмехнулся приемщик. — Все так говорят, когда вещь сдают, а потом поминай как звали. А мне реализовывать. А за девяносто у меня ее никто не купит. Значит, я на бабки попаду, так или не так? Я и так все время рискую… Шестьдесят и ни рубля больше. Не согласны, обратитесь в другой ломбард, может, там больше дадут.

В очереди стояли еще двое — молодой парень, явно алкоголик, в потертой куртке и засаленных джинсах и пожилой пенсионер в сильно поношенном костюме. Пиджак застегнут на все пуговицы, в руке облезлый кожаный портфель. Они терпеливо слушали разговор и молчали. Слева от стойки, за которой стоял приемщик, сидели двое здоровых парней в темных куртках с нашивками на рукавах. Парни скучали.

И вдруг позади них с тем же мелодичным звуком колокольчика открылась дверь, и вошел Валерий. Он медленно подошел к стойке. Полина даже отшатнулась от неожиданности.

— Здравствуйте, Полина Ивановна, — сказал Валерий и протянул руку к приемщику. — Ну-ка, дай глянуть.

— Зачем? — спросил приемщик, прижав шубу к себе.

— Дай, — уже ледяным тоном потребовал Валерий. — Это моя шуба. Я ее купить хотел, а гражданка с моей ценой не согласилась, тебе принесла.

— Сколько же она хотела? — спросил приемщик. — Гражданка принесла вещь ко мне, и мы с ней уже договорились. Она в залог ее оставляет.

— Я сказал, дай сюда, — повторил Валерий. — Или я ментов позову.

— Зови, — улыбнулся приемщик.

Двое охранников молча поднялись и медленно направились к Валерию.

— Отдайте мою шубу! — неожиданно громко потребовала Полина. — Вы слышали?

— Гражданка, вы-то чего нервничаете? Вы хотели девяносто? Я заплачу девяносто.

— Ничего я не хочу. Отдайте мою шубу, — вновь потребовала Полина.

— А может, она ворованная? — улыбнулся приемщик. — Вы что, в паре работаете?

Охранники встали вплотную за спиной Валерия. Он молниеносно развернулся, и ствол пистолета уперся в живот одному из них, высокому и годами постарше.

— Не рыпаться, — процедил Валерий. — Или дырку сделаю. И тебе тоже, — он глянул на второго охранника, потом обернулся к приемщику: — Отдай шубу. Быстро, барыга хренов, или плохо будет.

Приемщик молча протянул Полине шубу. Она схватила ее, затолкала в сумку и пошла к двери. Валерий оттолкнул от себя охранника.

— Не рыпаться, я сказал. Расстанемся друзьями. Или я вас всех тут уделаю…

Когда охранники выскочили на улицу, они увидели отъезжающий на большой скорости джип. Через несколько секунд он влился в поток машин и пропал из виду.

— Какого черта ты лезешь в мои дела? — раздраженно говорила Полина. — Ты что, теперь меня преследовать будешь? Ты маньяк, что ли? Я же тебе все сказала! Не понял, да? Могу повторить! Оставь меня в покое!

Валерий смотрел вперед и молчал с каменным лицом.

— Ну, что молчишь? Знаешь, о чем я жалею?

— Что этого мента подорвать хотела? — нарушил молчание Валерий.

— Нет, что с тобой познакомилась! Зачем ты ко мне прицепился? Влез в мою жизнь… зачем? Что тебе от меня надо? Боишься, что тебя следователю выдам? Не бойся, не выдам! Только исчезни от меня, пожалуйста, очень тебя прошу! Исчезни!

— Ты совсем без денег? Не на что жить? — спросил Валерий.

— Это не твое дело! Это мои дела, и я как-нибудь сама с ними справлюсь! Без тебя, понимаешь?! Без тебя! Да, мне нужны деньги! Меня с работы уволили, когда суд будет — не знаю, и мне с сыном не на что жить. И я хотела продать шубу! Это моя шуба! Мне ее муж подарил! Боевые за Чечню получил и подарил! И это не твое дело, понятно?! — Полина уже кричала, на глазах у нее выступили слезы.

— Не продавай шубу… не надо, — глухо проговорил Валерий. — Прошу тебя, не продавай.

— А я прошу тебя — оставь меня в покое! — Полина ладонями утирала слезы и вдруг спросила жалобно. — Ты в меня влюбился, что ли?

— Действительно… — глядя вперед, ответил Валерий и повторил: — Действительно.

— Я серьезно говорю — оставь меня в покое, — вздохнула Полина.

Валерий неожиданно круто свернул к обочине, завизжали тормоза. Полину бросило вперед, она чуть не ударилась лбом о ветровое стекло.

— Знаешь, я бы давно тебя положил… если бы… — сказал Валерий и замолчал.

— Если бы что? — поежилась от страха Полина.

— Если бы не твой муж…

— Ах, вот оно что! Братская солидарность товарищей по оружию? — нашла в себе силы улыбнуться Полина. — Но вы ведь вместе не воевали. Вы не знали друг друга.

— Мы хлебали одно дерьмо с кровью… и в Афгане, и в Чечне… жаль, он в Сербии не был… И над этим не шути, не то… — он не договорил, но угрожающе нахмурился, и желваки напряглись под скулами.

— Я не собираюсь шутить, — замотала головой Полина. — Я только не пойму… ты, вообще, кто?

— Как кто? Человек, — серьезно ответил Валерий.

— Все мы человеки… Какой человек?

— Я — минер… и живу на минном поле. Все мы живем на минном поле…

Зазвонил мобильный телефон в кармане у Полины, но она не ответила. Телефон замолк, а Валерий заговорил снова:

— Почему я искал тебя? Верно, хотел найти и… Свидетель мне не нужен. Но теперь… я… Эх, если бы знал, кому нитроглицерин продаю, я бы себе руки отрезал!

— Теперь поздно… И не вини себя — я сама купила, за хвост никто не тянул.

— Если тебя посадят, я его завалю, — прошептал Валерий.

— Что? Что ты сказал? — испуганно переспросила Полина.

— Если тебя посадят, я его убью, — громко и отчетливо повторил Валерий.

— У тебя крыша поехала, Валера? — она отшатнулась к дверце машины, смотрела на него со страхом.

— Может быть, но я это сделаю. Даже если ты меня выдашь и меня возьмут, я его все равно завалю…

Галка медленно катила коляску, Витька шел рядом. Остановились возле скамейки за спортплощадкой.

— Может, твоя мама к себе домой пошла? — спросила Галка.

— Да нет, сказала, скоро будет. Звоню — чего-то не отвечает.

— Есть хочется ужасно…

— Картошку будешь? — спросил Витька. — Я сбегаю.

— У тебя же денег нету.

— На картошку хватит!

Витька дошел до ближайшего ларька, купил два пакета с жареной картошкой и бутылку пепси. Через минуту они бодро хрустели картофельными лепестками, запивая их по очереди.

— У тебя школа хорошая? — спрашивала Галка.

— Нормальная…

— У нас много старшеклассников на машинах в школу приезжают. Директриса перед ними на цыпочках ходит.

— Буржуи вонючие, — равнодушно обронил Витька, жуя картошку.

— Их предки приличные бабки на школу отваливают, так они вообще не учатся. В школу приезжают, чтобы прикиды друг другу показывать. У одного мобильник пятнадцать тысяч баксов стоит! Весь из золота, в бриллиантах и сапфирах, представляешь?

— Нет, — ответил Витька, выгребая из пакета остатки картошки.

— Чего нет? — не поняла Галка.

— Не представляю…

— А у Юльки Кухляевой сапоги из шкуры кенгуру. Пять тысяч баксов стоят, представляешь?

— Да на хрен я себе это представлять буду? — ответил Витька. — А кто у нее папашка?

— Он двумя свалками владеет. Туда мусор со всего Северного округа свозят.

— А деньги у него откуда? — вытаращил на нее глаза Витька.

— Как откуда? Я же тебе говорю, у него две свалки. Тупой ты какой-то, Витя!

— Разве мусор чего-то стоит?

— Точно, тупей самого тупого, — махнула рукой Галка.

— Я тебя не выдам, — говорила Полина. — Ты такой храбрый, а все равно боишься. Ты же профессионал — свидетеля надо убрать, я это знаю. Но ты этого не сделаешь…

— Почему? — Валерий смотрел на нее, губы его кривились, словно их сводила судорога.

— Не сделаешь… Ты же не хочешь мне зла, Валера? Я вижу…

— Не хочу, но…

— Все-таки боишься? — в упор спросила Полина. — Господи, тогда почему ты не сделал этого раньше?

— Не знаю… — криво усмехнулся он. — Рука не поднималась. Я ведь не киллер, я — солдат. Такой же солдат, как и твой муж…

— Тогда отпусти меня. И я буду тебе всей душой благодарна. И мой покойный муж скажет тебе спасибо… Я пойду?

Он молчал. Полина открыла дверцу, взяла сумку с шубой и пошла по улице, опустив голову. Валерий смотрел ей вслед, потом ткнулся лицом в руль. Раздался длинный сигнал.

Полина зашла в другой ломбард, встала в конец очереди. Старичок сдавал древний самовар со множеством отчеканенных медалей на боку.

— Ты смотри, весь серебряный… — удивленно говорил приемщик, молодой толстяк лет двадцати пяти. — Зачем такую хорошую вещь сдаешь, дедуля?

— Жить не на что, внучек. А вещь и вправду хорошая, еще мой дед из нее чай пивал. Этот самовар аж до революции сделали…

— До какой революции? — не понял толстяк.

— Как до какой? До Октябрьской…

— Это когда Ельцин, что ли, президентом стал?

— Какой Ельцин, милый? Тогда Ленин царем стал. А после Сталин был… — разволновался старичок. — А потом еще Хрущев был… вот уж проходимец, прости господи…

Стоявшие в очереди переглядывались, улыбались.

— Ты не волнуйся, дедуля, а то еще плохо станет. Ладно, тыщу баксов дам я тебе за это серебряное ведро! Согласен?

— Это сколько же в рублях будет?

— Двадцать пять тыщ, дедуля, богачом станешь!

— Согласен, внучек, согласен, — закивал старичок.

— Паспорт давай. Оформлять будем!

Полина катила тележку по супермаркету и брала почти все подряд — копченую, вареную и ливерную колбасу, скумбрию и селедку, ветчину и сыр… Гора продуктов в тележке быстро росла.

— Смотри, вон твоя мама идет! — Галка первая увидела Полину, идущую через двор к подъезду. В руке у нее тяжелая спортивная сумка.

— Ты чего так долго, мама?! — Витька побежал навстречу, отобрал у матери сумку и чуть не выронил: — Ого, тяжелая какая! Что у тебя там?

— Все, что нам надо! — радостно ответила Полина, и глаза ее блестели. — Мясо, колбаса, сыру купила, шашлык! Мишке смеси купила, памперсы! Картошки, луку, масла… еще чего-то, уже и не помню! — Полина подхватила сумку, и они пошли к подъезду. На ходу Полина спрашивала:

— Мишу кормили?

— Последнюю бутылочку доел, — ответила Галка.

— Не плакал?

— Наоборот — лыбится все время! Мы с ним играли, — сказал Витька.

— Ай, молодцы какие! — похвалила Полина. — Отец с работы голодный придет, а мы ему такой шикарный ужин соорудим!

И началась большая жарка-парка. Витька мыл картошку, Галка нарезала ломтиками ветчину и колбасу, аккуратно раскладывала на большой тарелке. В кастрюле булькала вода — там варился цыпленок. Полина чистила селедку, резала лук.

— Галка, у вас блюдо для селедки есть? Где оно?

— Мам, цыпленок, кажется, того… сварился…

— Ничего, пусть поварится — бульон будет наваристей.

— Ой, тетя Поля, а ветчина такая вкуснющая!

— Аппетит перебиваешь, Галка, потом есть не будешь.

— Еще как буду! А как вы паштет делаете, тетя Поля?

— У меня свой рецепт: ливерная колбаса, жареный лук, потом накрошим туда вареных яиц, тщательно перемешаем — будете есть, за уши не оттащишь! — говоря это, Полина разминала в миске ливерную колбасу с жареным луком. — Витька, яйца сними с плиты, уже сварились. И бульон снимай. И картошку попробуй…

Пилюгин позвонил в дверь. В квартире никто не отозвался. Он позвонил еще два раза, потом порылся в кармане пиджака, достал ключ и открыл дверь. В прихожей было темно.

— Галка! — позвал Пилюгин. — Ты где? Полина Ивановна! Витька! Есть кто-нибудь?

Он обошел комнаты, заглянул на кухню и остолбенел. За столом, уставленным яствами, сидели Полина, Галка и Витька. В центре стола стояла бутылка вина.

— Ура-а! — завопила Галка, и все захлопали в ладоши.

— Во что это вы тут играете? — растерянно спросил Пилюгин. — Откуда все это?

— В карты выиграли! — ответила Галка. — Папка, неужели ты не голодный?

— У меня от голодухи голова кружится. — Пилюгин жадными глазами оглядывал стол. — С ума сойти… скатерть-самобранка… а вы что, сами еще не ели?

— Тебя ждали, папка!

— Ну, тогда поехали, — Пилюгин торопливо стянул пиджак, сел за стол.

— А руки мыть кто будет? — сказала Галка.

— Ну, ты прямо как мать, честное слово… — развел руками Пилюгин и пошел в ванную.

Через несколько минут на кухне воцарилась тишина — все четверо молча и сосредоточенно ели, подкладывая себе на тарелки то селедку с картошкой, то колбасу и ветчину, то паштет, изготовленный Полиной. И бутылка сухого вина была наполовину выпита. Наконец Пилюгин насытился, взял бутылку, налил в два бокала — себе и Полине — и спросил:

— А теперь скажи честно, Полина Ивановна, откуда деньги?

— Да какое это имеет значение? — махнула рукой Полина.

— Имеет. Для меня имеет.

— Ну, достала… в долг взяла.

— Много взяла?

— Много, — улыбнулась Полина. — В тюрьму сяду — отработаю и отдам. Там ведь платят, если работаешь?

— Платят… но так, что особо не разгуляешься. Сколько же ты взяла в долг, Полина Ивановна?

— Восемьдесят тысяч.

— Ого! Кто же такой у тебя богатый, что такие суммы в долг дает? Сочиняешь, Полина Ивановна. Я так думаю, что-нибудь в ломбард снесла. Кольцо какое-нибудь фамильное или другую драгоценность? Хотя нет… погоди… Шуба у тебя есть? Каракулевая или норковая? Угадал?

— Ну, угадал, угадал! — уже со злостью ответила Полина. — Чего ты пристал? Всем нам праздник портишь. Ох, и правду говорят: как мента ни корми, он все равно в Уголовный кодекс смотрит…

— Что, съел? — торжествующе проговорила Галка и показала отцу язык. — Так тебе и надо!

— Значит, в ломбард шубу сдала? — не обращая внимания на реплику дочери, спросил Пилюгин.

— Ну, сдала… Нам ведь надо с Витькой на что-то жить?

— Квитанция есть? Отдашь мне.

— Послушай, Михаил Геннадьевич, давай не будем в благородство играть, ладно? Такие мы благородные, такие справедливые, такие честные, что даже подташнивать начинает…

— Полина Ивановна, ты… ты чего-то заговариваешься… — Пилюгин смущенно поглядывал на дочь и Витьку. — Я ни во что не играю. А насчет честности и справедливости — это да, стараюсь. Профессия, видишь ли, обязывает.

— Плохо получается, Михаил Геннадьевич, — усмехнулась Полина.

— Да пока не жаловался… и угрызений совести не испытывал.

— Зря. Впрочем, какой мент когда-нибудь испытывал угрызения совести?

— Я понял, почему ты все время меня оскорбить хочешь, — сказал Пилюгин и поставил бокал с вином на стол. — Застрелить духу не хватило, так теперь решила поиздеваться от души? Нехорошо, Полина Ивановна.

— И я считаю, нехорошо, тетя Поля, — вдруг сказала Галка. — Мой папка не мент, он — честный опер.

Полина и Пилюгин заулыбались.

— Слышала? — сказал майор. — Обсуждению не подлежит. Дай мне квитанцию.

— Нет, не дам, — покачала головой Полина.

Пилюгин хотел что-то сказать, но из соседней комнаты донесся плач младенца, и Полина в ту же секунду вскочила, выбежала из кухни.

— Он, наверное, проснулся в темноте, испугался и плакать стал, — Галка тоже поднялась и быстро вышла.

Витька тоже хотел было пойти за ней, но Пилюгин остановил его:

— Сиди, Витька, ешь. Это женские заботы — с дитем возиться, мужикам там делать нечего.

Витька сел, оглядел блюда на столе и спросил:

— Можно, я еще поем?

— Ешь, конечно, — поспешно сказал Пилюгин. — Это же мама твоя купила. Продукт, выходит, твой — рубай!

— Нет, она же всем купила… — покачал головой Витька. — Это для всех. — Но кусок ветчины он, тем не менее, взял и положил себе на тарелку.

— Нравится тебе у нас жить? — вдруг спросил Пилюгин.

— Нравится, — ответил Витька, старательно пережевывая ветчину. — Только я вам, наверное, мешаю?

— Кто сказал? — удивился Пилюгин. — Наоборот, ты нам помогаешь малыша растить. Да мы без тебя, как без рук, Витька!

— Это вы без моей мамы, как без рук, — ухмыльнулся Витька.

— Ну, ты, брат, как боксер! Сказал и — нокаут, — нахмурился Пилюгин.

— Почему? Я правду говорю…

— Да не всегда правду говорить надо, понял ты, шнурок? Иногда правда хуже всякой лжи.

— Значит, врать лучше? — Витька запихнул в рот еще кусок ветчины.

— Не знаю, Витька, — Пилюгин задумался. — Бывает, что и лучше…

Разговор прервался, потому что на кухню вошла Полина, держа на руках младенца Мишку. Следом шла улыбающаяся Галка.

— Папаша, не желаете пообщаться с сыном? А он желает! Ручки тянет, смеется…

— Смеется? — Пилюгин встал, осторожно взял малыша на руки. — Ты смотри, и вправду смеется.

Он смотрел на улыбающееся личико малыша, беззубый ротик, веселые, искрящиеся глазки. Мишка тянул к отцу пухленькие ручки, и выражение лица у Пилюгина было совершенно идиотским. Он боялся шевельнуться. Полина и Галка негромко рассмеялись. Пилюгин очумело повел на них глазами, сказал хрипло:

— Это же чудо какое-то, а, Полина?

— А я такая же была, пап? — спросила Галка.

— Да уже и не помню… подзабыл. Да, конечно, такая же… только орала громче…

— Если я на тебя обижусь, папка, мало не покажется, — пригрозила Галка.

— Ему гулять перед сном пора. Кто пойдет? — Полина забрала малыша из рук отца.

— Давай я погуляю, — сказал Пилюгин.

— Тебе отдохнуть после работы надо, — ответила Полина. — А то сейчас позвонят, и поскачешь какой-нибудь труп осматривать. Витька, Галка, собирайтесь… Витя, тебе домой к нам придется съездить, я тебе напишу списочек — привезешь. А Галчонок погуляет с братиком, а?

— Конечно, куда мне деваться? — передернула плечами Галка.

— А я сегодня, с разрешения Полины Ивановны, сачкую! — Пилюгин с улыбкой развел руками.

Валерий Чистов поднялся по лестнице на второй этаж, позвонил в дверь. Открыла пожилая женщина.

— Здравствуйте. Вас, если не ошибаюсь, Марьей Антоновной зовут?

— Ну да, я — Марья Антоновна.

— А я по объявлению. У вас комната сдается?

— Сдается. — Марья Антоновна, шаркая шлепанцами, пошла в глубь темной прихожей, толкнула дверь и отошла, пропуская вперед Валерия:

— Вот, гляди. Тебе надолго?

— На пару месяцев, может, и побольше. Сколько стоят такие хоромы?

— Пятьсот.

— Чего пятьсот? — не понял Валерий.

— Долларов, чего ж еще? За месяц вперед.

— Н-да, — усмехнулся Валерий. — Не слабо. Ладно, как говорится, за неимением лучшего…

— Паспорт покажи, — потребовала Марья Антоновна.

— Валерий достал паспорт и бумажник, отсчитал пятьсот долларов и протянул ей.

— Вы одна проживаете?

— Покудова одна. Муж хворает, у сына живет, — она сунула деньги в карман фартука и долго рассматривала паспорт. — Могу еду тебе готовить. За отдельную плату. Белье постирать, убраться… Только девок не водить и пьянки-гулянки не устраивать.

— Никаких девок и гулянок не будет, — улыбнулся Валерий. — Я человек серьезный, много работаю и дома отдыхать привык.

— Ну и отдыхай на здоровье. Чай пить будешь? Я как раз собралась. Сериал погляжу и чайку попью. Так что присоединяйся. — Она вернула Валерию паспорт.

— Попозже, Марья Антоновна. Мне еще по делам ненадолго съездить надо. У вас второго ключика нету? Чтоб вас не беспокоить, если поздно вернусь.

— А ты лучше беспокой, не бойся. Я чутко сплю, звонок всегда услышу.

Валерий рассмеялся и пошел к двери.

Он приехал во двор дома Полины и посмотрел на окна — в квартире было темно. Валерий включил приемник и стал ждать. Он курил, закрыв глаза, и вспоминал…

…Они сидели в кабине крытого грузовика. За рулем Валерий, рядом — его напарник Богдан, мощный парень одного примерно с ним возраста. Только у него были еще вислые «хохляцкие» усы. На них форма сербских добровольцев — пятнистые куртки с зелеными погонами и нашивками на рукавах.

— За эту ходку нам по две тыщи баксов обломится, так? — весело спрашивал Богдан.

— Не кажи «гоп», пока не перепрыгнул, — усмехнулся Валерий.

— Да тут осталось, Валера, с гулькин нос! Полсотни километров! Скидываем оружие — и гуляй, рванина, жуй опилки, я директор лесопилки! — засмеялся Богдан. — Может, на Мальдивы рванем? Или на Кипр лучше? А чего? Оторвемся по полной! У меня двадцать штук баксов в загашнике! Как говорил товарищ Шукшин в «Калине красной»: «Мне деньги жгут ляжку!»

— Смотри, кажись, боснийцы! — Валерий нахмурился. — Откуда они здесь взялись, суки?

— Это простой патруль. Валить их надо, Валера! — Богдан повертел головой по сторонам. — Дорога пустая, завалим и — в проселок, попетляем — на другую шоссейку выскочим. До Пардубиц тридцать километров осталось! — и Богдан потянул из кобуры пистолет.

Впереди показался военный открытый джип. Боснийский офицер стоял у кромки шоссе, жестом приказывая остановиться. Двое солдат в камуфляже сидели в джипе, надвинув кепи на глаза.

Грузовик стал медленно тормозить, и тут Богдан выскочил из машины. Сухо треснули два выстрела, и офицер, обхватив руками живот, ткнулся лицом в мокрый асфальт. В следующую секунду Богдан прыгнул вперед, целясь в солдат, сидящих в джипе. Раздались еще два выстрела, за ними еще два. По ветровому стеклу разбежались извилистые трещины, один солдат вывалился из джипа и замер, но другой, уже смертельно раненный, нашел в себе силы поднять автомат и дал очередь по Богдану. Тот упал на бегу, перевернулся несколько раз, но тут же вскочил и побежал обратно к грузовику. Перед машиной он снова упал и уже не шевелился. Валерий выскочил, подхватил Богдана и потащил к кабине…