Тэтэ

Магадан

Что это значит, он не понял. Сейчас Василий шел по грязной из-за дождя дороге и думал об этом шифре. Печальные мысли витали в голове и над головой бывшего зека. Под стать грязи вокруг, образовавшейся после недельного дождя. А надо бы радоваться. Или шифр был такой сложный? Серебровского и Воскресенского и взяли во время работы над ним. Один работал в Москве, другой в Новосибирске. Причина была смешной. И того, и другого хотели заставить писать подробные отчеты о каждом дне работы. Все догадки ученых, все предварительные эксперименты должны были присутствовать в докладе.

— А когда мне работать? — говорит Серебровский. — Я писать ничего не буду.

— А попросите художника показать вам недописанную картину, — сказал профессор Воскресенский. — Да он вас пошлет куда подальше.

— И вы? — спросил парторг.

— И я посылаю.

— Отлично. Вам придется подумать.

Профессора не думали, что им придется думать на спецзоне в Магадане до конца жизни. Получили оба по двадцать пять лет.

Шифр Ферма — это способ попадания в Счастливое Будущее. На Новую Землю. Туда, где люди будет лечиться от болезней листьями от растений. Будут пить пиво и водку и будут иметь нормальную работу и не заботиться о будущем, потому что у каждого на счету будет тысяч по триста баксов. Василий Мелехов уже считал, что в принципе шифр — это последовательность времен, через которые надо пройти, чтобы попасть на Новую Землю. Пока только неясно было, сколько надо сделать переходов. То вроде бы получалось четыре, то шесть. Но главное надо было понять, как попадать в нужное время. Последовательность должна была включаться каким-то законом. Василий несколько раз пожалел, что не смог дочитать до конца книгу про Альбину. Он даже забыл спросить, кто ее написал. Хотя бы предположительно.

Василий поднял руку. Камаз не остановился, прошел мимо.

— Руду урановую везет, — подумал Василий, — торопится. А кому она нужна? Еще немного и не только пространство — время начнет работать на… На кого только будет работать время? — Он остановился и стряхнул грязь с брюк. Хотел закурить. Но ничего кроме махорки не было. Пришлось скручивать цигарку. Он сел на пенек недалеко от дороги, затянулся и закашлялся. Махорку Василий не научился курить. Ерунда, а не табак. Много не выкуришь.

— Такую — слово на х с окончанием на: ю — можно сосать только с голодухи, — сказал он.

— Что вы имеете в виду? — услышал он голос из-за дерева. — Когда долго не ешь, или когда долго не куришь?

— Ты кто?.. Вы кто? — Василий огляделся по сторонам. — Вы тут грибы собираете? — Тут он заметил Полуторку. Машина остановилась метрах в ста от того места, где сошел с дороги Василий.

— Мотор забарахлил, — пришлось встать. — Сейчас форсунки продуем и поедем дальше.

— Чего продуете?

— Ну эти… этот, как его?

— Да не важно, — Василий протянул самокрутку мужику. — Затянетесь?

— Нет, я курю только Беломорканал. — Он вынул пачку и протянул Василию.

— Спасибо, — бывший зек тут же прикурил папиросу. Махоркой он никогда не накуривался. — Вы меня не подвезете?

— Конечно, сейчас только напарник там разберется в этой — слово на ё — тачке, и поедем.

— А он хорошо разбирается в моторах?

— Да откуда? Так. Он раньше был полковником.

— Кем?

— Полковник. Разжаловали в Тридцать Седьмом. Хорошо еще, что сразу не расстреляли.

— В… в Тридцать Седьмом? — недоверчиво спросил Василий.

— Да, — сказал мужик, — давно уже. Мы ведь тоже сидели. Только на другой зоне. Так бы и сидели, если бы не Война.

— Война? Где? Опять в Чечне, что ли? Или где?

— Извини, ты что, не знаешь, что началась Война с Германией?

— Нет. Мне никто не говорил.

— Если бы не война, нас бы не отпустили. Едем в Штрафбат.

— Сами? — удивился Василий Мелехов.

— У нас есть направление. А куда мы сбежим? Если вовремя в свою часть не прибудем — вышка.

— Не ожидал я от товарища Эстэ таких гуманных приказов, — сказал Вася. — Чтобы ехать в Штрафбат своим ходом это очень хорошо.

— Да, если бы Эстэлин был жив, ехали бы под конвоем в Столыпине.

— А когда он умер, я что-то не слышал?

— Да ты че, парень, как это не слышал? Эстэ умер в тридцать пятом году.

Василий приложил ладонь ко лбу и слегка почесал волосы. Какой еще Эстэ-Ле-Нин?! Он пристально посмотрел на незнакомца. Неужели?!… Неужели он вошел в другое время? Он давно думал над проблемой Ворот Времени. Что они собой представляют? Как выглядят? Какой на них изображен шифр входа в другое время. И до одного способа додумался. Если предположить, что Ворота уже существуют, то собственно, для их подключения не нужны ни математики, ни физики. Что нужно для того, чтобы поговорить по телефону? Кажется, что надо тянуть, и тянуть провода, строить телефонные станции. Нет, не надо! Если предположить, что всё уже давно построено. Надо только подойти и позвонить. Иди и говори.

И Василий придумал способ. Если напишешь удачный текст, то перейдешь в другое время. Сначала у него не получилось. Текст есть — перехода нет. Почему? И он понял. Нужно придумать ситуацию, в которой хочется побывать. И все получилось. За месяц до своего освобождения он смог войти в прошлое, когда первый раз поцеловался. Ситуация была почти сексуальная. Но это довольно логично. Следующая ситуация была совершенно детская, там не было никакого секса. Он играл в футбол и забил решающий гол. Правда, потом начался матч взрослых, и они почти всей командой залезли под трибуны. Смотреть на ножки. Но это можно понять. Он уже так давно сидел в тюрьме.

Одно беспокоило Василия: продолжение ситуации, в которую он входил, не зависело от его желания. Она развивалась сама собой. Нет, не совсем так. Он именно так и хотел, чтобы было. Но хотел только потому, что иначе МЕЧТАТЬ было неинтересно. Только в беспечном, дремотном состоянии удавалось войти в другое время.

Опасность была, пожалуй, только в ВЫХОДЕ из времени. Пока что это происходило само собой. Но вот, что будет, если уйти далеко. Вдруг не удастся вернуться. А?

Он вышел за ворота Лагеря и подумал, что первой СЦЕНОЙ перехода на Новую Землю являет Война. Почему? Убито много людей. Следовательно, много жизненных временных каналов освобождается. Ему казалось, что это так. Он заочно влюбился в Героиню Романа Альбину. И стал думать о том, что как бы это было хорошо, если бы они вместе сражались в Гражданскую Войну. Она была бы Анкой-пулеметчицей, а он Чапаевым или Петькой. Хотя это маловероятно, думал Василий. Он шел по грязной дороге и мечтал.

В каком году жила Альбина точно он не понял. Это неизвестно. Зато война с фашистами имеет довольно конкретный временной интервал. Если бы… Значит, он вошел в То время. Не могли же эти ребята знать, о чем он думал? Хотя некоторые записи он сделал на Зоне. Но не Эти.

Василий не знал, что сбитый Ангел Платон смог вычислить его координаты. Он послал Полковника и Итальянца, чтобы они первые его встретили при выходе из Лагеря. С помощью Василия надо было узнать временной континуум Сказок Андерсена. Или ликвидировать его. Платон знал, что начало Пути расположено в ресторане Сказки Андерсена. Вообще, он знал, что много Временных Узлов будет находиться в ресторанах. Там происходит чрезвычайно высокий выброс энергии. Поэтому и своей базой он сделал ресторан на Тверской.

Василий хотел спросить мужика, кто же сейчас сидит в Кремле, но не решился. Вдруг он неправильно понял этого мужика. Эстэ умер в тридцать пятом! С какой стати?

Через полчаса они поехали. В кабине было тесно, и Полковник сказал:

— Итальянец, лезь в кузов.

Тот полез. Василий боялся, что его заставят ехать в кузове. Ветер, холодно. Но его Полковник оставил в кабине. Почему? Он им так нужен? Зачем? Или просто неудобно гостя отправлять в кузов? Скорее всего, конечно. Они долго ехали молча. Курили. Наконец, Василий спросил:

— Чем болел Сталин перед смертью?

— Чем? — Полковник повернул голову и несколько секунд смотрел на Василия. Даже чуть с дороги не съехал.

— Смотрите на дорогу! — крикнул Василий, — сейчас мы съедем в кювет.

Полковник резко крутанул руль вправо, и машина едва не улетела в кювет на другой стороне дороги. Он с трудом выровнял Полуторку. Некоторое время даже ехали боком. Итальянец застучал по крыше.

— Полковник, ты меня угробишь. Ты — слово на х с приставкой: о — что ли? Дай-ка я сяду за руль.

— Хорошо, — ответил Полковник.

— Останови, я пересяду.

— Хорошо.

— Так останови машину-то!

— Позже, — ответил Полковник и, прежде чем закрыть окно, добавил: — Сиди пока там и держись крепче.

Итальянец что-то прокричал, но Василий не понял, что именно.

— Дело врачей.

— Что, простите, не понял? — Василий наклонился к Полковнику.

— Эс умер потому, что врачи отказались верить очевидному. Трусливые собаки!

— Эстэ забеременел, а они лечили его от злокачественной опухоли.

Василий подумал, что Полковник шутит. На Зоне какими только шутками не перебрасываются.

— Забеременел? — переспросил он с улыбкой. И добавил: — У вас закурить нет? У меня махорка. А я ей не накуриваюсь. Горькая какая-то.

Полковник бросил на колени Василию еще не открытую пачку Герцеговины Флор.

— У вас такие? — удивился он. — Я думал Беломорканал.

— Пусть этот, — полковник потыкал большим пальцем в крышу, — курит Беломор. Больше он ничего не добавил. Долго молчал. Но потом все-таки рассказал: — Приехала из-за границы Плисецкая и дала несколько концертов Большом. Эс сначала хотел вызвать ее на Малую Дачу, но передумал. Ему захотелось посмотреть, как реагируют люди, то есть зрители на эту заводную куклу. Да, он так ее и называл: Заводная Кукла. Ну, сел, смотрит, его никто не замечает. Он даже сначала — слово на х с приставкой: о — слегка. Обычно овации минут по двадцать. Эс, Эс, Эстэлин! Мы тебя любим. Мы тебя хотим, мы только тебя желаем. Не надо нам хлеба, ты зрелищ давай!

— Неужели так и кричали, что им хлеба не надо?

— Конечно, а что тут удивительного? Правда, один какой-то — слово на х — раз крикнул, что в буфете давно уже нет Двойного Золотого.

— И чего?

— Ничего. Просто его утопили в бочке местного. Да и то, говорят, прокисшего. В общем, у многих челюсти отвисли. Смотрят это самое… — слово на б — как его? Ну, Равеля? Не помнишь?

— Болеро?

— Точно. Первое отделение Плисецкая танцевала на стуле. Все ждали перерыва. Думаешь, пива быстрей хотели попить? Нет. Все бежали занимать очередь в туалет.

— Зачем?

— Трахаться. Некоторые не могли уже терпеть и трахались прямо в туалетных кабинках. В начале второго отделения министр культуры Фирцева хотела встать и уйти. А как уйдешь? Сам Эстэ сидит, смотрит!

— Так и не вышла?

— Нет, упала в ложе между кресел.

— Сердечный приступ? — спросил Василий и закурил следующую сигарету Герцеговины Флор.

— Не только. Теперь многие с легкостью осуждают ее. Мол, не понимала высокого искусства. Не она не понимала, всё ее существо не понимало. Не понимал сам организм. Врачи потом говорили, когда обследовали Фирцеву в больнице, что распад органов у нее начался еще в театре. Уже в конце первого отделения она была приговорена. Как будто в нее попал яд толстого африканского скорпиона. Тогда и началось Дело Врачей. Надо же такую слово — на х с окончанием на: ю — придумать: после танцев Плисецкой организмы Первых и Вторых Секретарей, Кандидатов в Члены Политбюро и некоторых Министров начинают выделать яд. То есть эти люди будто бы травят сами себя. Представляешь?

— А Полные Члены Политбюро? — пересохшими губами спросил Василий. — На них яд, что ли, не действовал?

— Да также действовал. Только признаться сначала боялись. Мол, какая-то Плисецкая — и всем — слово на п с окончанием на: ц.

Фурцева умерла прямо в реанимации. А Эстэ дотерпел до самого конца. Говорят, во втором акте кончил семь раз.

— Семь раз? — как эхо переспросил Мелехов.

— Другие вообще бились в истерике, как потом на концертах Битлз. Ну ты представь, она на столе танцует Болеро, ноги поднимает и не опускает. Поднимает и не опускает!

— Как это?

— Ты думаешь, я знаю, как? — Слово на е с приставкой: Вы — весь зал. Точно тебе говорю. Они — слово на б — думали, что опять будет фуэтэ. Только фуэте. Фуэте и фуэте. А она на тебе! У многих челюсти так отвисли от радости, как будто они впервые — слово на х — увидели. Все кончили прямо в зале.

— Так не бывает.

— Что значит, не бывает?

— Ну так вообще не бывает, чтобы в зале уже кончали. Может быть, кто-нибудь один или двое.

— Ну ты, я вижу, совсем неграмотный парень, — сказал Полковник. — А как же Бетховен? Он же был сексуальный маньяк. Всех зрителей — слово на е — в хвост и в гриву.

— Ну хорошо, я понимаю про Бетховена. Он был мужик. А Плисецкая как трахала? Ведь она женщина? У нее нет члена.

— У нее — слово на п — больше любого члена. Я тебе точно говорю, она тогда — слово на е с приставкой: вы — весь зал.

— А вы там были?

— Был. И дело даже не в том, что бросаешься на нее и трахаешь ее, и трахаешь. Совершенно ясно, что это она уже тебя трахнула. В общем, полная иллюзия, что побывал в храме какой-нибудь древней языческой богини.

Врачи констатировали у Эстэ смерть от злокачественной опухоли, а он был просто беременным.

— От кого?

— То есть как, от кого? От Плисецкой, конечно. Все Бесполые забеременели тогда.

— Про Бесполых Василий уже знал, поэтому промолчал. Но он был удивлен, что уже тогда в сороковых годах это было известно.

— Рожать надо было, а у них зациклило. А ведь можно было догадаться, если бы не эти — слово на е — врачи. Не может быть, да не может быть! А как это не может быть? А Зевс? Забыли! А он рожал из бедра. Да из разных мест можно. Лишь бы в голове было понимание ЕСТЕСТВЕННОСТИ происходящего.

— А сейчас, значит, в Кремле правит… — Василий сделал глубокую затяжку, в надежде, что Полковник сам скажет, кто там правит.

И он сказал:

— Хрущев и Брежнев.

Василий задохнулся от дыма и закашлялся.

— Об… Об… Оба, что ли?!

— Да. А что тут такого удивительного?

Василий не нашелся сказать ничего другого, кроме:

— Ну разборки там разные. Один думает так, а другой по-другому.

— А кого это — слово на е? — Пусть думают, чего хотят. Они же Близнецы.

— Первый раз слышу, что Хрущев и Брежнев Братья-Близнецы! — не выдержал Василий.

— Да, срослись вместе, как сиамские близнецы.

Василий решил пока больше ничего не спрашивать. В русско-еврейских близнецов он не поверил. Ведь он всегда считал, что один из них еврей, а другой русский. Какие же они близнецы?

Итальянец совсем замерз в кузове. Он начал стучать по крыше кулаком. Полковник открыл окно.

— Ну чего?

— Сверни к Мотелю, я совсем замерз, — даже я услышал, как у Итальянца застучали зубы.

— Ладно, — сказал Полковник. — Он посмотрел на часы и добавил: — Но у нас мало времени.

— Выпьем кофе с кукурузными лепешками и поедем дальше, — сказал Итальянец.

Мотелем оказалась избушка на курьих ножках. Без окон, без дверей. Они залезли по приставной лестнице на чердак, и спустились в комнату. Итальянец смолол кофе, потом на кукурузомолке сделал муку для лепешек. Скоро они уже пили свежий дымящийся кофе с Хрущевками. Это такие простые лепешки, посыпанные сверху сахарной пудрой.

— А почему, — спросил я, — их называют Хрущевками?

— Ну как почему? — удивился Итальянец, — Хрущев засадил пол Сибири кукурузой. А из кукурузы делают кукурузную муку и пекут Хрущевки.

— Я так понимаю, наш друг спрашивал о другом, — сказал Полковник. — Если есть Хрущевки, должны быть и Брежневки? Я Вас правильно понял?

— Да, — ответил я, — именно это я и имел в виду.

— Есть и Брежневки, — сказал Полковник.

— И прямо перед нами, — сказал Итальянец.

— Вот это кофе, этот напиток, который мы пьем с таким удовольствием, называется Брежневка.

— А почему? Это просто кофе.

— Это не просто кофе, — сказал Итальянец.

— Это НАШ кофе. Хрущев сделал открытие по кукурузе, а Брежнев в долгу не остался, — Полковник поставил в горячий песок новую турочку. — Он приказал все окрестности озера Байкал засадить кофейными деревьями.

— Ну кукуруза — это еще туда-сюда, а кофе в русских широтах расти не может, — сказал я.

— Не веришь?

— Что-то не верится.

— Президент ВАСХНИЛ товарищ Лысенко придумал кур, которые сами собирают хлопок в Азербайджане, — сказал Итальянец. — В это вы верите?

— Нет, — ответил я. — И могу сказать почему.

— Почему?

— Потому что в Азербайджане хлопок давно не выращивают. А если не выращивают хлопок, зачем куры, сборщики хлопка? Логично? Товарищ Романов и его ребята давно гонят в Москву пустые вагоны. Они не хлопок везут в этих вагонах, а деньги.

— Вагоны денег? — ахнул Итальянец. — Не знал.

— Не вагоны денег, а за каждую тонну хлопка платят директорам фабрик по полторы штуки.

— Баксов?! — Итальянец открыл новую пачку Беломора.

— Баксов, — просто ответил я.

— А где же они их берут? — спросил Полковник.

— Что? Деньги? Этого я не знаю.

— Может, они их печатают? — спросил Итальянец.

— Да нет, я думаю, они гонят наркоту.

— Ошибаетесь, — сказал Полковник, — наркота полностью монополизирована государством. — Я одно время был здесь на спецзоне. Огромные плантации Коки.

— Да я сам работал целый на двух Кокаиновых Заводах. Они расположены в центре тайги.

— Удивляюсь, — сказал я, — как только здесь все уже не стали наркоманами?

— А здесь наркотики не продают, — сказал Полковник. — Все идет на экспорт. Основной покупатель Меделиновый Картель.

— В Колумбии?

— В Колумбии, — подтвердил Полковник.

— А говорят, у них своей наркоты завались.

— У кого чего завались это не важно, — сказал Полковник. — Здесь все закручено сложнее. Мы вон продаем свою Сибирскую пшеницу китайцам. А сами потом закупаем в Канаде. Спрашивается, зачем всю эту — слово на х с окончанием на: ю — крутить? А это называется Бизнес. Ведь кофе, который собираются собирать с Прибайкальских территорий все пойдет на экспорт. Своим ничего не достанется. Так если только в спецмагазины при Кремле.

— Я все-таки не понимаю, как может на Байкале расти кофе?

— А оно и не растет, — спокойно сказал Итальянец.

— Пока только технология отрабатывается. Зеки сажают кофейные деревья, они вымерзают, они сажают другие. С незамерзших деревьев собирают недозревшие зерна и выбрасывают.

— Зачем выбрасывают? Отправляли бы на корм скоту.

— Какому скоту? Где ты видел скот? — Итальянец рассмеялся.

— Но люди же едят мясо?

— Мясо едят только Бесполые.

— Да? А почему только они? — спросил я.

— Домашнего скота давно нет. Это просто запрещено.

— Даже Колхозам? — не поверил я.

— Всем. Бесполые едят только дичь. Потому производство домашних животных последним съездом признано нецелесообразным.

— Чем дичь лучше домашних животных? — спросил я.

— На дичь надо охотиться, — сказал Полковник.

— Убивать надо, — добавил Итальянец.

— Вот недавно скульптор Э. Неизвестный притащил прямо на Партийный Съезд свое новое Произведение Искусства. Так Хрущев как увидел, сразу сильно заболел. Начался распад печени, селезенки, ноги отнялись. Если бы не Вишневский — кранты. Он порекомендовал Хрущеву съездить на охоту.

— Убейте, говорит, с десяток кабанов, пяток лосей и десятка два тетеревов. Должно помочь.

Берия посадил за такие советы Вишневского в подвал. Хотел глаз вырвать. Но, к счастью, успели отменить приказ. А то бы сослали одноглазого Вишневского на кукурузные плантации.

Хрущева привезли на охоту уже в инвалидной коляске. Поставили рядом водку, ведро красной икры, ведро черной. Не ест, не пьет. А как увидел первого кабана — обрадовался. Поправил каракулевую папаху и шарахнул сразу дуплетом. Кабан упал. Попал значит. Ну и пошло, поехало. Третьего кабана Хрущев валил уже, стоя на ногах. К вечеру Хрущев устал, но чувствовал себя прекрасно. Сожрал кусок своего первого дикого животного. А кусок был приличный, килограмма на три. Он даже не дал мясу, как следует дотушиться. Рвал зубами еще живое мясо и чавкал, как этот кабан, когда еще был живой и бегал по этому Заповедному Лесу. Потом Хрущев выпил четверть Самогона, проглотил всю красную икру и всю черную, белужью. Все съел — не поверите. И как рукой сняло болезнь. Начал валить зверей десятками. За ним вся свита. Потом опомнились. Хрущев сказал:

— Охотиться могут только больные. И добавил, взглянув на готовых заплакать подчиненных: — Ну и те, кому это положено в качестве профилактики от смертельных заболеваний. Тут все захлопали. И хлопали они Хрущеву минут сорок. Не долго, по сравнению с тем, как это потом стали делать на Партийных Съездах.

Фельдъегерь с запиской к Берии по поводу Вишневского ускакал уже после первого убитого кабана. И Вишневский остался жив. Теперь работает Главным Кремлевским Врачом. Придумывает разные мази и больше ничего не делает. Живет своим первым открытием.

— Как выглядела скульптура Э. Неизвестного? — спросил я. — Неужели от искусства можно заболеть?

— Бесполые могут, — сказал Итальянец.

— Могут заболеть и Половые. Потому что они не настоящие Половые. По сути, они Бесполые, только еще об этом не знают. Еще пока обстоятельства не проявили их настоящую суть.

— Это была знаменитая теперь скульптура МСШСЗ — Мальчик со Спущенными Штанами, Стоящий Задом.

— А что в ней особенного? — спросил я.

— Да ничего такого особенного, — ответил Итальянец. — Только жопа, член и яйца видны одновременно.

— Между прочим, из-за этой фигуры умер Берия, — сказал Полковник. — Неизвестного выгнали из Страны вместе с его ебаными Произведениями Искусства.

Он приехал сначала, кажется, в Данию. Или в Швейцарию? Точно не помню, может даже в Швецию. Там один бизнесмен разругался со своим соседом, живущим напротив, священником. У Неизвестного тогда совсем не было денег. Он продал Своего Мальчика этому бизнесмену. Только с этими деньгами Неизвестный смог добраться до Америки. Как Колумб он высадился там и стал богатым человеком.

Датчанин укрепил Мальчика на третьем этаже своего дома, задом к дому священника. Священник очень расстроился, но не умер. Он ведь был Европейцем. Значит, как минимум имел иммунитет к таким вещам.

— Но ведь Гитлер, говорят, не имеет этого иммунитета, — возразил Итальянец Полковнику.

— Это отдельный вопрос, — ответил Полковник. И продолжал: — Так вот, приезжает в Швейцарию Берия, чтобы проверить некоторые Партийные Счета. Увидел он этого Мальчика и умер. Так сильно заболел, что не смог дотянуть до Москвы. Прямо в самолете и скончался.

— А говорят, Берия был большой — слово на ё — сказал я. — Как же он не мог выдержать такого Художественного Зрелища?

— Не знаю, — ответил Полковник, — но я тогда был его телохранителем и видел, как оно было. И да: Берия был стопроцентным Бесполым. Как и Эстэ.

— Когда мы поедем? — спросил я.

— Да сейчас и поедем, — ответил Полковник.

— Выпьем еще по чашечке кофе и двинемся, — добавил Итальянец.

— Если здесь не растет кофе, — сказал я, — откуда это?

— Местное. Экспериментальное. Есть небольшая делянка, где ворожат ученые. Ты знаешь, у нас ученых в стране полным-полно. Надо же им всем чем-то заниматься, — сказал Полковник. — Согревают поле электрическими установками, прожекторами, похожими на Солнце.

— Ну а на что они надеются?

— Как на что? А ты не слышал про Временной Тоннель Новосибирск — Силиконовая Долина?

Я многое знал и слышал, но говорить это не хотелось. Но и скрывать как-то неудобно было. Вдруг оговоришься. Заподозрят еще в чем-нибудь. Ведь все-таки не ясно, кто такие эти ребята. Хотя по разговору вроде бы похожи на местных зеков со спецзон. Странно только немного, что они так гладко рассказывают о Международном Положении. Как будто по прямому проводу с Кремлем связаны. Хотя народная молва она такая и есть. Люди всё знают, если имеют возможность свободного общения. Наверное, эти ребята не лес валили, и не кофейные деревья сажали. Надо спросить.

— Вы на какой Зоне сидели?

— На Рыбной. В самое последнее время. А до этого Полковник долбил на Спецу по Производству Информационных Технологий. Там и про Тоннель узнал. Так что скоро у нас здесь будет своё, Сибирское Солнце.

— Только свет будет идти из Силиконовой Долины, — зачем-то сказал я.

— А ты тоже не промах, — сразу оживился Итальянец, — знаешь, что такое Силиконовая Долина.

— Конечно, знаю. Я туда чуть работать не уехал.

Если бы не посадили, имел бы уже там свою лабораторию. — Зачем я это сказал? Не понимаю. Разговаривать долго опасно. Обязательно потихоньку начинаешь говорить правду. Они сразу нашли повод взять меня с собой.

— Работать хочешь? — спросил Полковник.

— Хочу. Кем? Рыбу разгружать?

— Профессором.

— Профессором? У меня на зоне кликуха была Профессор. А че делать-то надо?

— Надо будет вклиниться в этот Временной Тоннель сбоку. Нелегально. Согласен? Зарплата, как Председателя Госбанка — двадцать пять тысяч баксов в месяц. Коттедж, телка.

Пришлось задать логичный вопрос:

— Вы предлагаете мне те же условия, какие Эс предложил Капице, — сказал я. — Но Капица получил рекомендации от Резерфорда и Кима Филби. А меня вы совсем не знаете. Не правда ли? — Я слегка улыбнулся.

Казалось, они были немного растеряны. Но Итальянец разлил кофе по чашкам и легкомысленно так проговорил:

— Ну так тебя бы сначала проверили, что ты можешь. А если ничего не можешь, то иди, гуляй. Или на вокзал иди рыбу разгружать.

Так, наверное, бывает, решил я, встретятся незнакомые люди, делать нечего, поговорят, наобещают друг другу с три короба, а потом даже ни разу не позвонят. Профессором я бы не отказался работать. Без дополнительной информации Шифр Ферма будешь искать две жизни.

Мы поехали.

— А что это за Рыбная Зона? — спросил я. — Рыбоперерабатывающий Комбинат?

— Нет, — с неохотой ответил Полковник. Итальянец опять сидел в кузове. — Мы рыбу выбрасывали. Только икру брали. Специальная добыча для Охотников из Кремля.

— Икры, наверное, поели! — воскликнул я.

— Да это без проблем. Но на волю — ни икринки. Сразу переведут на другую Зону. Могут и убить сразу. Но, знаешь, икра без хлеба — это не фонтан. Хлеба-то в Стране нет! Ты об этом слышал?

— Нет. А как же кукурузные лепешки?

— Кукурузы на всех еще не хватает. Хотели сделать побольше колоний-поселений, — сказал Полковник, — тогда бы было кому работать на кукурузных плантациях. А тут Гитлер, сволочь, войну затеял. Теперь зеки пошли воевать, — сказал Полковник.

В дальнейшем где-то надо написать, что сначала Хрущев и Брежнев били отдельными людьми, только потом их сшили. В честь дня победы к ним пришьют Эстэ.

Их загребли на вокзале. Как Василий не отнекивался, его отправили вместе с Полковником и Итальянцем.

— Я буду жаловаться, — сказал Василий, — вы не имеете права.

— Жалуйся, — сказал майор.

— Я свободный человек. У меня справка есть.

— Что за справка? Покажи.

— Зачем?

— Никогда не слышал, чтобы человек имел справку, подтверждающую его право на свободу.

Василий вынул справку об освобождении и протянул майору.

Тот взял, внимательно прочитал и улыбнулся.

— Ах, такая! Ты имеешь право воевать не в штрафбате. Ты ведь кончил три курса.

— Четыре.

— Будешь у них командиром взвода.

— Я никуда не поеду, — сказал Василий. — Я не хочу служить в армии.

— Ты не хочешь служить в армии, — тихо, задумчиво проговорил майор. — Что будем с ним делать? — обратился он к капитану.

— А что с ним делать? Расстрелять к чертям собачьим, — промолвил капитан лениво и зевнул.

— А ты как думал, — сказал майор. — По законам военного времени тебя надо шлепнуть и дело с концом.

— Сейчас не военное время, — сказал Василий, — че вы мне мозги-то пудрите? — И добавил жалобно: — Отпустите меня, пожалуйста, дяденьки?

— Ты нам здесь дуру не ломай, — сказал капитан.

— В общем, так, жалуйся куда хочешь, а у меня приказ о наступлении. Пойдешь в атаку на вражеские пулеметы.

Василий уже начал сомневаться. Может, и правда началась война? Но че-то вроде не похоже.

— Да не верю я, что началась война! — сказал он.

— Хорошо, — сказал майор, — ты именно тот человек, который нам нужен. Для вас мы войну найдем. По временному тоннелю забросим вас в сосредоточение немецких войск на западной границе.

Василий думал, что ослышался. Полковник и Итальянец тоже хотели, что-то доказать. Бесполезно.

Это был тот майор, который, смог выйти из Войны вслед за Ларисой, Альбиной, Крыловым и Валерой.

И так началась война

Их выбросили с парашютами темной ночью. Василий все еще не мог успокоиться и продолжал иногда ругаться. Даже генералу, который консультировал его перед вылетом, Мелехов сказал:

— Вы не имеете права. Ведь нет войны.

— У меня приказ о наступлении, — сказал генерал. — Сейчас вы обязаны выполнить приказ, а иначе я вас расстреляю. Потом можете жаловаться, сколько ходите. — Это были те же слова, которые он слышал от майора.

Майор Белоконь посмотрел вниз на три белых купола. Они были уже далеко. Майор прошелся по самолету. Раз, второй, махнул рукой и скрылся в проеме.

— Майор! — крикнул пилот, — но было поздно. В самолете уже никого не было.

Полковник, Итальянец и Мелехов подошли к блиндажу. Никто не охранял вход.

Они вошли и три автомата застучали одновременно. Немцы падали. Некоторые успевали встать. Другие валились прямо с кресел, роняя на пол рации.

— Все? — спросил Полковник.

— Кажется, все, — ответил Итальянец. И тут же пожалел, что поторопился отрапортовать. Один из раненых охранников выстрелил, и Итальянец схватился за руку. Полковник тут же сделал контрольный выстрел.

— Добей остальных, — кивнул Полковник Мелехову.

— Нет, я не убийца. Сами стреляйте.

— А ты знаешь, что я имею право пристрелить тебя на месте за невыполнение приказа?

— Нет.

— Теперь знай.

— Нет, ты не можешь меня пристрелить.

— Почему это?

— Потому что здесь я главный. Тебе не сказали?

— Ладно, — сказал Полковник, — работаем. Какая теперь разница, кто главный. Все равно мы все штрафники. И никому из нас не удастся уйти отсюда живыми.

— Ну чего? — спросил Полковник Итальянца, — три рабочие рации есть?

— Щас, щас, — Итальянец сидел в наушника и крутил ручку настройки. — Можно начинать, — сказал он.

— Ну давай, все расселись за свои рации. Ты сюда, — Полковник показал Мелехову на ближнюю рацию. И добавил, обращаясь к Итальянцу: — Поехали Доктор Зорге.

— Товарищ Эстэ, товарищ Эс! — прокричал Итальянец. — Немцы начнут наступление утром Двадцать Второго.

— Кто гаварит? Кто ви?

Итальянец выключил связь и передразнил Эс:

— Кто Ви, кто Ви?

— Доктор Зорге.

— Шпион?

— Разведчик, товарищ Эс. Вы заставляете меня открывать конфиденциальную информацию. — Итальянец вздохнул. — Но теперь это уже не имеет значения. Японцы у меня на хвосте.

— Ви советуете, начать наступление?

— Да.

— Спасибо. Ми Вас не забудем. — Эстэ положил трубку.

— Давай теперь ты, — Полковник кивнул Мелехову.

— Нет, Вы сначала, — твердо ответил Василий.

Полковник надел наушники, покрутил ручку настройки.

— Кто Ви? — услышал он.

— Я? Ким Филби, — ответил Полковник. — Товарищ Эс мое сообщение записано раньше, чем сообщение Доктора Зорге. Я…

— Харашо. Ви будете жить, — он положил трубку.

— Товарищ Эст, — начал свое сообщение Мелехов, — немцы бомбят наши города.

— Узе?

— Узе, узе! — передразнил Эстэлина Василий. Правда, тоже с выключенным передатчиком.

— Ви?..

— Штирлиц, — товарищ Эстэ.

— Штирлиц? Неузели? Значит, это правда. Наши люди пробились в будущее? Я Вам верю. Мы сейчас же начинаем наступление. — Пауза. — Товарищ Зюкафф, Ракасевский, Варасиллафф и Бидоннафф — Ви начинаете первыми! — услышал в наушниках Василий Мелехов. — Типерь всегда будут гаварить: АНИ БИЛИ ПЕРВИМИ!

Мелехов снял наушники. Он сказал:

— Мы выполнили свою задачу. Можно уходить.

— Куда? — спросил Полковник. — У нас всего пять минут. Сейчас начнётся наступление Красной Армии. — Он не договорил, в дверь постучали.

— Немцы!

Да, это были немцы, но их было немного. Всего двое. Тем не менее, в короткой перестрелке еще раз ранили Итальянца.

Все-таки им удалось выбраться наружу. Отовсюду к доту бежали немцы. Оказалось, что был третий немец. Двоих-то они завалили, а этот третий убежал и сообщил, что радиостанции захвачены противником.

— Тащи сюда пулемет, — сказал Полковник. Василий вздохнул и пошел за пулеметом.

— Ставь сюда, — сказал Полковник. Он хотел лечь за пулемет сам, но Василий сделал это первый.

— А Ви подержите мне ленту, — ляпнул Василий Полковнику.

— Но ты же не умеешь стрелять!

— Таварищ… Абель! Займите свое место рядом с пулеметом.

— Ну ты… Ладно, — Полковник начал перебирать ленту руками. — Не дергай стволом. Плавно…

— Заткнись. — Немцев было много. В тумане они перебежками приближались к пулеметчикам. Очевидно, что у них был приказ брать шпионов живьем.

Итальянец лежал внутри и ничего не делал. Сначала он пытался себя перевязать, катался по полу, стараясь выбрать позу, чтобы удобнее было наматывать бинт на руку, потом выругался и просто лежал и смотрел в потолок.

— Я не хочу умирать, — сказал Итальянец. — Вы слышали там?!

— Нам бы еще немного продержаться, — сказал Мелехов, — через несколько минут Красная Армия начнет наступление.

Но прошло пять минут, десять, пятнадцать — наступления не было.

— Нас подставили! — крикнул из бункера Итальянец.

— Возможно. Возможно, они хотят, чтобы нас сначала уничтожили, потом начнется наступление. Это обычная практика.

— Ковровая бомбежка все равно нас ликвидирует, — сказал Василий.

— Не скажи, — ответил Полковник. — После любой бомбёжки кто-то остается в живых Процент, оставшихся в живых будет мал. Но кто знает, может быть, в их число попадем мы.

Наконец, Зюкофф, Ракасевский, Варасиллафф и Бидоннафф начали наступление. Войска Красной Армии подошли к границам Священной Римской Империи. Бидоннафф, по кличке Бидо, скакал на огромном японском коне во главе корпуса. Как обычно. Армия Ракасевского, по кличке Ракси, прыгала с самолетов на города Лейпциг, Берлин, Мюнхен, Дюссельдорф. Некоторые уже приземлились и начали вырезать мужчин и насиловать женщин. Впрочем, насиловать, это громко сказано. Женщины сами бросались на Русских Богатырей и просили их трахнуть, как можно лучше.

Прорвавшийся мимо горящих немецких танков корпус Бидо тоже хотел кого-нибудь трахнуть. Но пока было некого. Им встречались только полуживые немцы мужского пола, которых они уничтожали сверкающими шашками, как недоморенных тараканов. А че мучиться? После ковровой канонады мало кто остался в живых. Только в одном месте гремел станковый пулемет со сменными стволами. Некоторая часть конников Бидо замешкалась и тут же была срезана острой, как лезвие бритвы, пулеметной очередью.

Действительно, это пулемет был очень скорострельный. Последняя разработка Ландау. В Тридцать Седьмом году его, как обычно, посадили в тюрьму. От нечего делать он там придумал скорострельный пулемет на совершенно иных принципах, чем это обычно делалось.

— Преждевременно, — был ответ Эстэ. — Засем нам такие пулеметы. И добавил, правда, мягко: — Пусть сидит. — И действительно, Эстэ был, как всегда прав. Когда все-таки Умники и Умницы в лице Капицы, Курчатова, Сахарова и Оппенгеймера — тогда он еще работал на нас — и жены Хрущева, которая одно время была любовницей Ландау, уломали Эстэ и Теоретика выпустили, произошел трагически-курьезный случай. Секретные Материалы, эти самые чертежи пулемета, украли. И сделали его уже Заграницей. Как, впрочем, и Мессершмидта тоже украли германские разведчики. А ведь это был наш, здесь еще придуманный самолет. Впрочем, это не тот случай. Чертежи скорострельного пулемета продал немцам Фишер-Абель. По приказу самого товарища Эс.

— Зачем нам продавать его? — спросил тогда Фишер.

— Он нам узе не нузен, — ответил Эстэ.

— Я продам его, как разработку Резерфорда, — сказал Абель.

— Так будет лучше, — сказал Эст. — Харашо.

Во время бомбежки пулеметчики были очень глубоко под землей. Поэтому они не пострадали. В лучах восходящего солнца они собрали и установили пулемет недалеко от чудом уцелевшего Радара. Они и должны были его защищать. Это был Радар Стратегического Назначения. Потому что выдавал информацию непосредственно в Бункер Гитлера. Гитлер, между прочим, не верил, что товарищ Эстэлин сможет начать Эту Войну первым. Но друзья, особенно старался Борман, убедили Фюрера, что надо на всякий случай подстраховаться. А вдруг Белые с помощью Секретных Материалов смогут переубедить этого Эса. Кстати немцы называли Красных Белыми по той простой причине, что Гитлер не различал цветов. Ему казалось, что различает цвета. Но это было только его личное мнение. Когда-то Гитлер, еще учась в Гарварде, пытался стать художником, брал уроки у самого Пикассо. Но Великий Миллиардер, в конце концов, был вынужден сказать немцу:

— Мин Херц, играйте лучше в шахматы.

— Чем же это лучше? — спросил Гитлер.

— Там надо знать только два цвета. Блэк энд Вайт. Черный и Белый. Это Ваш стиль. Я Вам серьезно говорю. У Вас, как у Великого Микеланджело, слишком сильно развито воображение. Вы видите то, чего нет. Понимаете? У Вас-то все в цветах Радуги. Но другие видят только Вашу гениальную суть Черное и Белое.

Ну, в дальнейшем, чтобы сразу всё было ясно, Фюрер отдал распоряжение делить всех только на Черных и Белых. И, соответственно, если сам себя он считал Черным, то товарищ Эс становился Белым.

Итак, Бригаде Бидо. Было приказано не соваться к Радару.

— Иначе Вы всех лошадей истребите, товарищ Бидоннафф, — сказал по телефону Зюкафф.

— Вы кто такой? — ответил Бидо в трубку. — Маршал Зюкафф? Нет? Тогда пригласите, пожалуйста, к телефону Маршала товарища Эстэ. Товарищ Эстэ? Узе?

— Зачем дразнишься, Бидо, а?

— Прости, Ле-Нин, я просто волнуюсь. Этот Зюкафф приказывает мне отступить от Радара. Но конники Бидоннаффа никагда не отступают!

Кстати, начет Ле-Нина-Эстэ. Близкие друзья и родственники часто называли Эстэ Ле-Ниным. Это был ЕГО псевдоним. Сокращенно Лен. Иногда у вечно заикающегося Зюкаффа это прозвище звучало, как Леннон. А любимчик Эса Ракси в минуты умиления называл товарища Эса Дядюшка Джо. Госпоже Серовой это слышалось, как Джон. Она и называла его, как известно, Джон. Например, она говорила:

— Джон, ты заказал мне Виски Молт в Шотландии? — Или:

— Джон, ты пробовал Греческий Коньяк?

— Да, узе.

И так далее. Варасиллафф, который тоже иногда был довольно близок к Великой Серовой, первый стал называть товарища Эстэ Джон Леннан. Так получилось. Хотя, между прочим, товарищ Эс не дурно играл на Клавесине. Сам Папа Римский хотел его послушать, но сословные и религиозные предрассудки помешали Папе в свое время это сделать.

— Надо, надо пожалеть лошадей, Бидо. Считай, что это ты сам рекомендовал Ставке, дать тебе этот приказ.

— Ну ладно, Ле-Нин, я тебе верю, что ты меня не насилуешь. Пусть атакуют этот объект Варасилаффские стрелки.

Варасиллафф, которого все обычно звали Вар или просто Вара вывел свои части из Стратегического Резерва и двинул их на зачистку уже захваченной территории. Собственно зачистить надо было этот самый Радар, из-за которого поссорились Зюк — ласково Зюки — и Бидо.

Товарищ Вар взял бы сразу Радар. Это однозначно. Но вставил палки в колеса Берия. Обычно он с Абакумовым, по кличке Баки, занимались зачисткой уже захваченных территорий. После захвата Англии они так зачистили Черчилля, что он родил. Жаль, потом сбежал, падла, в Америку.

Берия был рыжий. Поэтому Берия, по кличке Рыжий, предупредил по рации защитников Радара о том, что их будут атаковать снайперы Вара. Не зря говорили, что Рыжий раньше был английским шпионом. Хотя и так все было предусмотрено. И сам пулемет стрелял на большое расстояние, и не видно было, откуда он вел огонь. Снайперы не могли попасть с расстояния в полтора километра. Часть стрелков сняли на расстрел Польских Офицеров. А че делать? Они вообще не хотели воевать. Ну если ты офицер, воевать надо. Хоть на чьей-то стороне. Правильно? В общем, пока снайперы терлись в полутора километрах от Радара, появились передовые части Дивизии Мертвая Голова, и завязался страшный бой. У многих Варасилаффских стрелков давно кончились патроны. Солдаты Фюрера, вооруженные в большинстве своем огнеметами сжигали их живьем. Тогда Рыжий сам попросил Леннана дать ему… Как он сказал:

— Хоть взвод, хоть роту, хоть дивизию, хоть армию. Я так понимаю, Джо, этот Радар они будут защищать до упора. Пока там строчит пулемет, Гитлер, да, да, да, сам Гитлер посылает к Радару все новые и новые части. И это не только аборигены, которые в большинстве своем были уничтожены Нашим первым ударом. Кстати, здесь немалая заслуга Баки и покойного Ежика. Про себя я сказал? Наши разведчики спровоцировали Гитлера. И благодаря этому мы первыми смогли начать Войну.

— Сейчас к Радару идут все новые и новые части евреев и негров. Им обещали гражданство, если отстоят Радар. Я спрашиваю, где наши Штрафники? Не все же они уже погибли? Получается на сегодняшний день, что Фюрер имеет информацию прямо из нашего тыла.

— Итальянец, как ты себя чувствуешь? — спросил Полковник.

— Окей. Наверное, скоро умру.

Но поток атакующих немцев таял и таял. Наконец он совсем прекратился. Полковник перевязал Итальянца, и все облегченно закурили.

— Представляете, а я думал, мы не отобьемся, — сказал Василий Мелехов.

— Нам все равно отсюда не уйти, — сказал Итальянец. — Свои уничтожат. Скорее всего, уже послали группу для нашего уничтожения.

— Если ее послали, — сказал Василий, — мы бы уже об этом знали.

— Пока у нас есть шанс, сказал Итальянец, — надо уходить.

— Да, — сказал Полковник. Он затушил папиросу и поднялся.

— Мы не можем оставить в тылу Красной Армии этот Радар.

— Почему? — спросил Итальянец.

— Это все равно, что оставить в тылу у врага Брестскую Крепость. А здесь даже еще хуже. Они смогут видеть все наши передвижения, все переговоры товарища Сталина со своими военачальниками. — Вы видели, видели, что написано на рукавах пулеметчиков?

— Что? — спросил Полковник.

— Власовцы.

— ВЛАСОВЦЫ?!

— Я не побегу, — сказал Итальянец.

— Ты будешь подстраховывать нас сзади, — сказал Мелехов. Он проверил свои гранаты, Полковник свои.

И они побежали. Пулеметные очереди рассекали землю совсем рядом.

Ребята залегли. Мелехов передал бинокль Полковнику. Тот покрутил наводку на резкость и прочитал на рукаве у одного пулеметчика:

— МЫ ВЛАСОВЦЫ.

— Это подстава, — сказал Полковник. — Так писать не будет ни один нормальный человек.

— Почему?

— Потому что это позор.

— Но не для них, очевидно, — сказал Мелехов.

— Ох, не нравится это мне, — сказал Полковник.

— А может, вы просто боитесь? Вперед, Полковник!

Они подбежали совсем близко и бросили несколько гранат. Пулемет замолчал. Несколько человек вышли из укрытия и подняли руки. Это были Лариса и Альбина. С другой стороны подходили Крылов и Валера. Был там и еще одни человек. Майор Белоконь. Он вышел из-за камней с автоматом в руке. Все остальные были без оружия.

— Бросьте, автомат, — сказал Мелехов.

— Это же я, — сказал Белоконь.

— Что вы здесь делаете?

— Да подстава это! — воскликнул Полковник и направил автомат на Белоконя.

— Подошел Итальянец. Он тяжело дышал.

— За нами прыгнул, падла, — сказал Итальянец.

Итальянец подошел к Ларисе и снял с ее пояса кинжал с большим бриллиантом в ручке. Это был бриллиант Большая Медведица. И тут же Белоконь даль очередь.

Он крикнул:

— За товарища Эстэ!

Две пули попали Итальянцу в легкие, две живот. На белой рубашке выступили большие красные пятна. Итальянец пытался нажать на курок своего готового к бою автомата, но не смог. Пальцы замерзли, кровь в них застыла. Они начали отваливаться один за другим. Белоконь растерялся. Он-то ведь думал, что здесь только он один Бесполый.

— Он был Бесполый, — сказал Белоконь и шагнул вперед, чтобы забрать кинжал с Большой Медведицей.

— Не трогай кинжал, — сказал Полковник.

Белоконь хотел выстрелить в Полковника, не вставая с колен. Из-под руки. Но Полковник опередил. Он дал очередь, и ноги спецназовца остекленели. Он развалился на глазах. Скоро от Белоконя и Итальянца ничего не осталось. Только пепел. Но и он был унесен неожиданно дунувшим ветром.

Их пепел был развеян над полем боя.

— Расстрелять их немедленно, — закричал Полковник. Он сам поставил Ларису, Альбину, Крылова и Валеру около траншеи и передернул затвор автомата.

— Мы должны взять их в плен, — сказал Василий Мелехов.

— Я вижу, ты не знаешь приказа номер 228.

— Что это за приказ?

— В плен не брать.

— Вы уверены, что был такой приказ?

— Вполне.

— А я нет. А так как…

— А так как, а так как, — передразнил меня Полковник. Он отвернулся. И неожиданно дал очередь по стоящим на бруствере пулеметчикам. Я такого не ожидал даже от Полковника. Крылов упал в яму, Лариса зашаталась, а Валера побежал в сторону немцев. Хотя никаких немцев впереди уже не было. Везде, везде были советские солдаты. Даже отряды Смерша уже прошли вперед. Но один вернулся. Правда, в это время он еще не подошел к Радару.

— Полковник, что Вы наделали? Сдайте оружие! — Он медлил. — Сдайте оружие ко всем чертям! — Он направил автомат мне в лицо. — Сдай оружие, сволочь!

Я выстрелил первый. Он тоже успел нажать на курок. Но все его пули попали в землю около моих ног. А сам ткнулся носом в эту землю.

Я пошел к пулемету. Хотел посмотреть, как там Лариса и Крылов. Может быть, они еще живы. Когда я проходил мимо Полковника, он уже превратился в кучку пепла. Бесполый, падла. Может быть, и Крылов с Ларисой были Бесполые? Я быстро подошел к брустверу и заглянул в окоп.

Они там лежали совершенно мертвые.

— Опусти руки, — сказал я Альбине. Только она одна осталась в живых. Не считая меня. Белоконь, Итальянец и Полковник исчезли без следа. Валера убежал, а Лариса и лейтенант Крылов лежали в траншее около пулемета мертвые.

Альбина начала плакать. Она спустилась в траншею и по очереди приложила зеркало к губам Ларисы и Крылова. Нет, они были мертвы.

— Я бы мог оживить их, — подумал я, а потом и сказал это. — Если бы у меня был институт.

— Извините, я не поняла, что вы говорите? — спросила Альбина. Она продолжала сидеть в траншее около мертвых.

— Вы знаете, кто я такой? Я изобрел Код Бессмертия.

— Вы?! Что-то не верится. А что это там? — добавила она.

Вдали поднимая тучу пыли скакала сотня из Бригады Бидо. Это был конный отряд Смерша. Альбина поднялась.

— Если мы не отобьем эту атаку… — начала она.

— Что будет?

— Они нас убьют.

— Почему? Это же Ваши.

Альбина вздохнула.

— Мы должны были убить вас, а они вернулись, чтобы добить нас. Я буду стрелять, — добавила пулеметчица. Она развернула огромный пулемет на пружинах.

Было еще далеко, но она дала очередь.

— Стойте, стойте! — закричал я, размахивая пистолетом. — Это же бидоновцы! — Прекрати, а то я буду стрелять.

— Это не просто бидоновцы. Это Первый Отдел. Смерш генерала Бидо.

Она опять начала стрелять. Авангард бидоновцев сбился в кучу. Люди падали с лошадей и скрывались в клубах пыли. Потом падали и лошади.

Всё, теперь нас не пощадят. Теперь они убьют и меня. Я подошел к пулеметчице сзади и ударил ее рукояткой пистолета по голове. Она зашаталась, но не упала. Вдруг Альбина резко повернулась. В ее руках был автомат. Только держала она его не как обычно, а за ствол. Рукоятка автомата пронеслась в пяти миллиметрах от моего лица. Но я упал уже без зубов. Выступающая за рукояткой часть автомата задела челюсть.

Эта сука перебила два эскадрона. Альбину взяли, когда она спустилась в блиндаж за очередным стволом. До этого она уже сменила четыре ствола. Они так и не успели остыть. Пришлось идти за пятым в блиндаж. Именно этого ждали смершевцы Бидо. Они подобрались уже совсем близко. Когда пулеметчица выбежала из блиндажа, ее ранили в шею. Захлебываясь кровью Альбина упала на дно окопа.

Я очнулся и попытался ей помочь.

— Что ты делаешь, болван? — хрипло проговорила она.

— Пытаюсь зажать пальцем артерию. Она у вас пробита.

— Господи, ты не болван.

— Спасибо.

— Ты хуже. Ты… — она хотела сказать идиот, но передумала. — Ты еще глупее. Теперь кровь можно остановить только спецсредством.

— Оно у тебя есть?

— Там, в блиндаже.

Я долго искал это спецсредство. А когда вышел, в траншее уже были бидоновцы. Не просто бидоновцы, а бидоновцы с нашивкой С на рукаве. Меня ударили прикладом в живот, и я согнулся.

— Еще один, — сказал бидоновец.

— Тащи его сюда, — сказал командир эскадрона.

Начали сколачивать кресты для распятия. Фирменным знаком смершевцев в общем-то была виселица. Но Бидо решил придумать че-то новое. А все новое, как известно, это хорошо забытое старое. Ведь все, а особенно эта падла Берия, долбили одно и то же:

— А! — и махали рукой. А потом добавляли: — Кому на — слово на х — нужны эти кони. — И никакого вопросительного знака. — Атомные бомбы нам нужны. По крайней мере, танки и танкетки. — Ну, Рыжий!

Бидо обратился к Джо с письменной просьбой разрешить ему проявить инициативу.

— Я уже все подготовил, — сказал Бидо.

— Узе? — как обычно переспросил маршал Ле-Нин. — Харасо, гавари.

— Предлагаю больше не вешать.

— Хотя ты мне и друг Бидо, но зря ты сегодняшний день начал с очередной глупости. — Почему не надо вешать, я не понимаю?

— Я предлагаю не всем запретить вешать, а только моему арьергарду. Моим БИДО С. Пусть распинают.

Товарищ Эс даже трубку выпустил из рук.

— Узе?

— Что узе, товарищ Ле-Нин?

— Ты мне зубы не заговаривай, падла. Хочешь быть новым Цезарем? Я еще жив, а ты узе меня хоронишь. Я — слово на б — тебя первого разо… раз… — слово на е с приставкой: раз — так, что ты слово такое забудешь ИНИЦИАТИВА.

— Я хотел просить тебя Джон Леннан, чтобы разрешить это делать только моему конному Смершу. А то ведь, товарищ Леннан, Рыжий намекает на то, что я занимаюсь плагиатом.

— Ну, хорошо. Пусть распятие будет твоим фирменным знаком. Ты ведь мне друг, Бидо. А почему нет? — и товарищ Эс рассмеялся. — А ты ведь испугался, Бидо, а? Зачем ты испугался, Бидо? Мы с тобой Гражданскую Войну делали. Меня бояться не надо. Ты мне друг, Бидо. Друг, но не Цезарь! А знаешь, почему ты не Цезарь? А, Бидо?

— Конечно. Цезарь ты, Джо.

— Ну, окей, действуй.

Еще никого не распинали. И Бидо сам подъехал к Радару. Он решил сам убедиться, что распятие даст существенно лучшие результаты по сравнению с вешанием.

Я не помнил себя от ужаса.

— Товарищ Бидо, друг Бидо, сладкий Бидо! — зашепелявил я. — Мы же свои. Я свой! Я сам штурмом взял этот Радар. Эта сука…

— Умей ответить, сынок, за свои преступления. Не надо песен. Я всё знаю. Ты понял? Я все знаю. Не надо было стрелять по моим ребятам. Ты понял, не надо. Вы же выкосили два эскадрона, падлы! Вы будете распяты. Я должен все знать.

— Дорогой Бидо, ты сам сказал, что все знаешь. Зачем нас вешать?

— Больше никаких вешаний! Только распятие, только распятие! Зачем, ты спрашиваешь?

— А вдруг я не все знаю? Посмотрим, что ты сочинишь, господин сочинитель. Что-то я сегодня слишком разговорчив. — Он махнул рукой. — Начинайте.

Альбине остановили кровь. И я увидел, что ее уже прибивают к кресту. Потом и меня повалили на землю. Неужели это на самом деле происходит? Разве в Войну распинали? Значит, да, распинали.

Когда мой крест поставили, я увидел, что делают еще три креста. Распинали мертвых. Бидо никак не мог насладиться процедурой. Третий был Валера. Его приволокли на хвосте коня и тоже распяли. Кажется, он был уже мертв.

— Я обычно сплю долго, но завтра поднимусь рано. Знаешь ли. Хочу сходить на рыбалку. Пока. Поэтому будем надеяться, что мы еще поговорим.

— Буду ждать, — ответил я. Хотелось еще что-то сказать, но Бидо уже повернул своего огромного коня и ускакал. Впрочем, и мне говорить расхотелось.

Альбина была жива. Она была в шести метрах от моего креста. Она сказала:

— Жаль, что у тебя нет своего института, Профессор. Может быть, ты бы спас нас. — И добавила: — После смерти.

Я повернул голову. Может она смеется? Нет, кажется, она была вполне серьезна.

Я не смогу без бумаги выбраться из этой истории. Можно только помечтать. Ничего не получалось. Можно ли на кресте что-нибудь придумать? Говорят, можно. Правда, церковь против размышлений на кресте.

К сожалению, пока я не научился мечтать на кресте, как Мартин Скорсезе.

Впрочем, надо попробовать.

Это был обычный дом на горе. Правда, в нем отремонтировали все, что можно. А пол сменили почти полностью. Толстые новые доски пахли свежеспиленным деревом. Терраску обложили кирпичом и установили там новую ванну. Когда я зашел, двое мужиков устанавливали над газовой горелкой трубу из оцинкованного железа.

— За сколько дом продается?

Они продолжали молча и весело работать.

— Двадцать, — наконец, сказал один. Он стоял на верху на лестнице.

— Можно посмотреть?

— Посмотрите. Пройдите туда.

Как раз появилась хозяйка. Она показала мне три большие комнаты.

— Кухня там большая. И подпол, посмотрите. Посмотрите, посмотрите: глубина в рост.

Потом она показала мне вишневый сад. А потом и яблоневый сад.

— Это все относится к дому?

— Да, да, здесь всего четырнадцать соток.

— Сколько вы хотите? — спросил я.

— Всего двадцать две тысячи, — ответила она.

Двадцать две, подумал я. А те мужики сказали двадцать.

— Я бы взял за семнадцать. — Мне неудобно было так занижать цену, но я все-таки сказал эту сумму.

— Здесь земли одной четырнадцать соток, — обиженно сказала женщина.

— Давайте еще посмотрим, — сказал я. Мы походили по саду. В таком саду могут гулять две собаки. А их было две. У нее и у меня. У женщины, которую я ждал, была черная собака, а у меня стаффорд. — Места хватит для двух собак, — сказал я.

— Да здесь места хватит для целой псарни!

Я нахмурился.

— Вы чем-то недовольны? — спросила Галя. Хозяйку дома звали Галя.

— Вы как-то пренебрежительно отнеслись к моим собакам, — сказал я.

— Ну, извините, — сказала Галя. Ей уже хотелось продать дом мне. Она решила, что будет лучше уступить.

— Если берете точно, то восемнадцать. И… у вас будет еще одно преимущество. Вы можете оформить его за треть цены. Вам не потребуется справки о доходах.

Я хотел сказать, что со справками о доходах у меня нет проблем, но решил не искушать судьбу.

— Здесь слив новый, яма новая. Раньше ведь в этом доме не было теплого туалета.

— Хорошо, я беру этот дом. Вам нужен задаток?

— Если вас не затруднит.

— Нет, наоборот, я буду уверен, что вы его не продадите другим людям.

Мы прошли в дом, и Галя написала расписку на две тысячи долларов.

— Вы не пожалеете, — сказала она, прощаясь у ворот. — Вам ничего не придется делать. Приезжайте и живите.

— Только мебель нужна, — сказал я.

— Я могу вам посоветовать, где купить хорошую недорогую мебель, — сказала Галя.

— Спасибо, сейчас этой мебели везде полно.

— Не скажите. Самоделок много, а хорошей дешевой мебели здесь вы не найдете.

— Из Москвы, что ли, везти?

— Из Москвы? Лучше из Польши.

— Польша далеко.

— У меня есть знакомые. Я могу дать вам телефон. Вам привезут нормальную мебель.

— Хорошо, я запишу этот телефон. Но так, на всякий случай. Думаю, я сам найду себе мебель.

— Ну как хотите. Будете записывать?

— Давайте, я запишу.

Но я не стал звонить. У меня был в запасе целый месяц. Я ходил по мебельным магазинам смотрел, спрашивал. Два дня. А потом поехал в Москву. Я неделю ходил по мебельным магазинам и никак не мог успокоиться. Очень дорогую мебель, я купить не решался. А какова средняя цена? Сколько можно потратить на мебель в трехкомнатную квартиру, чтобы не вызвать подозрения? Кажется, я готов был ездить по магазинам весь месяц. Жаль только, что это удовольствие никогда не приводит к нужному результату. Всегда потом оказывается, что принятое, наконец, решение было неверным. Например, вот задумал купить желтую мебель и ищешь желтую. Но такая мебель хороша только из карельской березы. А она очень дорогая. Купить такую я не имел права. Долго смотрел на эту мебель, но со вздохом покинул этот магазин.

Что-нибудь попроще надо. Чтобы это было по-немецки качественно. Я и купил немецкую, сине-серого цвета. Непонятно из какого дерева. Мне она нравилась. Но ведь я хотел купить паласы фиолетового цвета! Как я видел в одном американском доме. Синяя мебель, фиолетовые паласы! Очень темно будет. Да тут еще я узнал, что можно было купить мебель из карельской березы недорого. Она делалась из остатков. Как китайская дубленка. А вид вполне отличный. И главное из натурального дерева! Я имею в виду, не из опилок.

Пришлось искать белые обои. Тоже, кстати, немецкие. Такие с небольшим количеством серебристых блесток. С ненавязчивыми завитками. Хотя я хотел обои под синий платочек, но с качественными французскими красками. К тому же обои Синий Платочек были моющиеся на все сто процентов, а эти так себе. Только протереть аккуратненько тряпочкой можно будет. Блестки будут, наверное, падать. Собаки будут трясти мордами слюнявыми. И эти слюни будут на новых обоях. А если накупить еще побольше мебели, чтобы грязь не попадала на стены, то опять не сходится. Зачем тогда светлые обои, если их не видно будет. Полмесяца я искал мебель. Может быть, пол сделать белым?

И самое главное, ведь я с самого начала хотел купить мебель из Карельской Березы. Нет! Вот чего хочешь, то никогда не сбывается.

У меня осталось всего две недели на покупку машины. Если на мебель пришлось потратить две недели, то оставшиеся две недели на машину точно не хватит. Надо торопиться.

Я обложился газетами и журналами. Обои поклеили, мебель собрали и расставили, фиолетовые паласы привезли уже. Я сварил себе большую чашку дорого, но слабого кофе абсолютно без сахара. Наколотый сахар я брал отдельно из вазочки. Я раскрыл журнал с фотографиями. Столько машин! А я даже не знаю, чего хочу. Во - первых, для кого эта машина? Для нее или для меня? При таких деньгах… при… Да Машина — это главная игрушка, как для детей, так и для взрослых. Без нее я обойтись не могу. Ну не в силах просто. Мерсик бы, конечно, как был у Звенецкого. Дать бы ему по рогам! Теперь из-за него такую тачку уже не купишь. До чего обнаглели! У известного романиста отнять машину. Геленваген. Геленваген.

Я повторил это слово еще несколько раз, как заклинание. Нет, слишком дорогая тачка. Такую я все равно не могу купить. Но с мерседесами сразу было жаль расставаться. Может быть, какой-нибудь подешевле можно найти? Я перевернул несколько листов. Цены были везде указаны. Но везде они были высокими. Жаль. Так хочется Мерседес. Почему Лебединскому можно купить трехлетний Мерседес, а мне нельзя? А что тут удивительного? Он артист. Можно сказать, звезда. У них другие проблемы.

БМВ. БМВ был у Андрея Миронова. Голубкина купила ему. Наверное, Миронов был очень разочарован, когда узнал, что Мерс вырвал прямо из-под рук блатной прокурор. Как он мог быть блатным. Ведь это был простой военный прокурор. Может, отмазал сынка государственного воротилы от наказания за убийство? Тот служил в армии, убил молодого, а чтобы сынку не сидеть, папа достал военному прокурору бумагу на покупку Мерседеса. Сколько открытий было сделано, чтобы, в конце концов, получился Мерседес! Тысячи изобретений вобрали в себя его крылья, мотор, колеса, детали подвески, дизайн интерьера. Сколько лучших душевных порывов воплотилось в коже, железе, резине этой игрушки. Сколько Репиных, Серовых, Щедриных, Шестаковичей, Булгаковых, Пастернаков, Высоцких и Мироновых положили свои жизни к этим колесам! А точнее, сколько творческих гениев было создано Мерседесом! А ведь это была просто красивая немецкая женщина. Жещина-Мужчина. Ведь женщина женского пола, а Мерседес мужского. Сделали. А для кого, спрашивается? Я например, не могу купить Мерседес.

Так… Сколько стоит восьмилетний? Эдакий подросточек… Так, так… можно бы взять. Только уж больно часто они меняют модельный ряд. Ехать будешь вроде бы на Мерседесе, а реально все будут знать, что это уже собственно и не Мерседес, а так конструктор для самоделкина.

Наконец, я расстался с Мерседесами и перешел к Японцам. Конечно, мне нравился Мицубиси Паджеро. Нет, я вздохнул. Восемь лет — пятнадцать тысяч. А что в нем хорошего? По лесу все равно не проедешь. Старая телега.

Я заварил чаю. О Жигулях я даже думать не буду. Лучше куплю любую старую иномарку, чем это — слово на ё — дерево. Ни за что! Взял тут года два назад Семерку жигулевскую. Раньше у меня была такая. И ничего раньше вроде бы нравилась. Не замечал я раньше, что у этой телеги такой тяжелый руль и большой радиус разворота. Больше, чем у Газели. Такие машины, кажется, что могут выпускать только извращенцы. Себе Ауди за восемьдесят тысяч долларов, а народу Семерку с тридцатилетним стажем. Ведь сколько раз я хотел купить иномарку. Нет! Как будто кто-то там наверху знает, что я хочу купить иномарку и делает всё для того, чтобы я не мог этого сделать. Как будто и на Небе на месте главы Центробанка сидит Таращенко. Без рук, без ног, а все к себе гребет. Ну ничего не дает купить. Нет, на самом деле, как только соберусь покупать иномарку, так предполагается повышение цен на них. То пошлины увеличивают, то правый руль всё запретить хотят. Раз пять это повторялось.

После стольких обманов хотелось взять что-нибудь получше. Тойоту бы взять. Сколько этих тойот я раньше пересмотрел! И Камри, и еще каких-то, и Калдина, и Карина, и Королла. Нет. И знаешь почему? Реклама отрицательная. Не нравится мне реклама и всё. Кроме фразы: УПРАВЛЯЙ МЕЧТОЙ — все плохо. Вся Москва в чубчиках. А по-моему, если уж делать чубчик, то Кучерявый. Вейся, вейся, чубчик кучерявый, а развевайся, чубчик на ветру. Надо было Рубашкина нанимать для рекламы такого товара. Даже смотреть больше не буду на эти Тойоты. Пусть их воровать стали в тысячу раз больше в последнее время, всё равно нет. Конечно, хотелось бы иметь машину с коробкой автомат. Все японки с автоматами. Но я должен найти что-нибудь другое, что-то получше.

Хотя для кого я покупаю тачку? Для себя или для неё? Тойота, ей бы подошла. Ничего, поездит и на Рено. А зачем светиться?

Выбирать машину в магазине тоже не получится. Все магазины специализированные. В одних продают Рено, в других Тойоты, в-третьих Мерсы, в-четвертых БМВ, в пятых Мицубиси, в шестых Хонды.

Но все же я решил это сделать. Опять поехал в Москву. Пока шел от метро к остановке автобуса, смотрел на проезжавшие мимо автомобили. Среди них были такие, названия которых я вообще не знал. Один был очень хороший. Маленький, черный с крышей как у Победы и большими выпуклыми задними крыльями. Ну, спортивный! Не для нас. А что же для нас? Ну не Фольксваген же этот народный?! Все на них ездят. Не хочется.

В магазине было мало машин. Я поехал на рынок. Пока медленно двигались в пробке на Маршрутке, смотрел на иномарки тачки. Сколько же их напридумывали! А для меня нет. И точно, на рынке я совершенно замучился. Остановился у электромангала и взял шашлык.

— Ну не знаю я, что брать!

И я был уверен, что опять попался. Уже какой раз я буду покупать машину, приехав только посмотреть ее. Ну, а что делать? Я устал. Сейчас ехать в Маршрутке, потом в Метро на вокзал. Потом жариться в автобусе несколько часов. Я не могу. Ну честно. Чтобы преодолеть такое неприглядное будущее, не надо было брать с собой деньги. В крайнем случае, отдам ей эту машину. Значит, опять придется брать две. Две. Значит-т, две. Денег с собой десять штук. Каких машин только нет! Я это повторил, наверно, уже двадцатый раз за неделю. А моей нет.

Я подошел к короткобазной красно-белой Мицубиси Паджеро. Какого цвета? Двухцветный. Двенадцать тысяч просит.

— У меня только десять, — говорю я.

— Нет, нет, — продавец даже отшатнулся. — Двенадцать.

— Этот рынок, — мрачно сказал я и тяжело вздохнул, — все сбрасывают цены.

— Я тоже могу сбросить сто долларов. Максимум двести. Ну че ты хочешь, посмотри какая тачка!

— Ремонт дорогой.

— Ее не надо ремонтировать, у нее все работает.

— Годы скажут своё. Годы…

— Да че ты заладил, годы, годы! Иди тогда и купи новую.

— Наверное, я так и сделаю. За такие деньги можно взять Нексию, Форда, Рено Символ.

— Вот именно. Символ. Символ чего только? А это МАШИНА.

— Я люблю Мерседесы.

Продавец только покачал головой. Он открыл дверь, но не садился, ждал, что я еще скажу.

— Пожалуй, я поеду… я поеду в Германию. Там меня не обманут. А то выждут покойника за семьсот баксов, а потом здесь толкают в пять раз дороже.

— Если там у тебя нет знакомых, — сказал продавец Паджеро, — бесполезно, ничего хорошего ты в Германии не купишь. Ну ты же в машинах ни бум-бум.

— Сам ты не бум-бум, — разозлился я и отошел от него.

Скоро темнеть начнет. И рынок закроют. Ну и что? Я поеду домой на автобусе. Я подошел к мангалу и съел еще один шашлык. Порции маленькие. Я только недавно понял, зачем в кабаках делают маленькие порции. Оказывается, они вкуснее. В общем, так, пойду возьму Опель. Хотел же я взять немецкую тачку. Значит, возьму немецкую.

Только я начал рассматривать Опеля, как подошел продавец Паджеро и нагло ляпнул:

— Опель не машина. — Точно, я это уже слышал. Даже Фольксваген лучше. А Фольксваген — это народная машина. Какой-то заколдованный круг.

Я пошел и съел третий шашлык. Надо делать шаг в какую-то сторону. С бутылкой лимонного Швепса я подошел к Мерседесу. Он стоил пятнадцать. При большом желании я мог его взять. На книжке в Москве у меня было десять тысяч долларов.

В этот день я так и не купил машину. Остался еще на одну ночь в Москве. Этот парень с Паджеро понял, что я реальный покупатель. Он готов был отдать своего двухцветного за десять. Я не взял.

Охота

— Взял?

— Нет. Тяжелый черт.

Четверо положили дерево.

Оказалось, что ночью приехал Вара и сообщил, что Леннан выехал на передовую и заболел. Он с Хрущевым и Брежневым сейчас едут сюда.

— Нужна охота, Бидо, — сказал Вара. — Только она может вылечить Леннана.

— Где я тебе возьму охоту, друг? — спросил Бидо. — Он намазал два больших куска теплого хлеба американской тушенкой и подал один Варе. — Давай, с молоком вкусно. — Перед этим он налил два стакана холодного топленого молока.

— Американская тушенка и немецкое молоко? — Вара отодвинул сначала свой стакан. — Боюсь, меня пронесет.

— Я сначала тоже думал, что эти две вещи несовместные. Но скоро понял, что ошибался.

Вара хотел есть. Он попробовал и быстро все съел.

— Сними распятых, — сказал Вара, — поохотимся на них.

— Да они мертвы.

— Не все.

— Двое, я видел, шевелятся.

— Ну пусть снимут. А хватит, двоих-то?

— Да хватит.

— А то я могу солдат своих поставить. Они люди военные, подчинятся моему приказу.

— На людей Леннан и его гости охотиться не будут. Это не принято, Бидо. Опять ты хочешь проявить инициативу.

— Почему это? — насупился Бидо.

— По кочану. Не лезь, сука, поперек батьки в пекло. Ты меня понял?

Бидо разозлился и вытащил шашку.

— Зарублю гада! — рявкнул он и шагнул вокруг стола.

— Тихо, тихо, Бидо, а то застрелю, — Вара уже держал наготове маузер.

— Значит, ты так? — сказал Бидо. — У меня тоже есть маузер. — Он вынул из стола свой маузер. Они встали в разных концах комнаты.

— Нужны свидетели, — сказал Вара, — а то потом…

— Потом суп с котом, — ответил Бидо и стал тщательно прицеливаться.

Тут вошел Леннан со своим ординарцем товарищем Берия.

Он сказал, чтобы ребята убрали оружие.

— Даю вам полчаса, — зло проговорил Леннан. — Чтобы узе всё было готово к охоте.

Василия сняли с креста. Он чувствовал себя отвратительно. А ведь, как оказалось, провисел на кресте всего полчаса. Потрогали ноги Альбины. Она тоже была еще жива.

— Снимайте и ее, — сказал ординарец товарища Эс. Пришлось послать его организовать всю охоту. А Варе и Бидо Леннан сказал:

— Если так плохо будете выполнять мои приказы в следующий раз, сами побежите. Вы меня поняли? Вместо кабанов побежите!

Нам дали сала, хлеба и самогонки.

— Бегите, — сказал Рыжий. Но тут подошли гости товарища Эстэ Хрущев и Брежнев. Они сказали, что неинтересно будет охотиться на заморенных кабанчиков.

— Путь подкрепятся, — сказал Брежнев. — У нас есть пятнадцать минут.

— Мы подождем полчаса, — сказал либеральный Хрущев.

Альбина не могла донести до рта кусок хлеба. Руки не опускались. Василий сам с трудом дотянулся до хлеба с салом.

— Возьми с другой стороны, — сказал он Альбине. Она вцепилась в кусок зубами, но откусить не смогла.

— Жубы ломит, — сказала Альбина. — Откушить не могу. Отломи мне.

— Как? У меня тоже руки не опускаются. Постарайся откусить.

Альбина сжала зубы посильнее. Хлеб и сало упали ей в рот.

— Ну вы там, кончайте лобызаться! — крикнул солдат. — Вперед!

Они побежали. Если это можно было назвать бегом.

— Чего они от нас хотят? — спросила Альбина.

— Товарищ Эс заболел. Вылечить таких, как он, может только охота на зверей. А здесь зверей нет. Значит, они будут охотиться на людей.

— Ты серьезно? Существует такая болезнь?

— У некоторых существует.

— Значит, так, — сказал товарищ Эс, — стрелять только одиночными выстрелами и только с земли. — А то прошлый раз ты, Бидо, стрелял из пулемета. А ты, Вар, побоялся слезть с машины, когда убивали тигрицу.

А Василий и Альбина бежали к небольшому леску. Она оглянулась.

— Едут! — хрипло крикнула она. Две танкетки, плыли по полю. На обоих были прожектора.

— Из леса их не выпускать, — сказал Эстэ. — Я встану в засаде, а вы гоните их на меня. — Леня и Никита встанут по правую и по левую руку от меня.

— А почему они? — спросил Рыжий. — Мы Вас любим больше.

— Ты не понял, Рыжий, — сказал товарищ Эст, — это Гости из Будущего.

— А он подумал, что это наши Никитка и Ленька, — засмеялся Вара.

Рыжий ничего не понял. Он обиделся и насупился. А ведь мог бы догадаться, что эти люди прошли через Тоннель Времени. Ведь собственно ради этого тоннеля и строилось Метро. Он сам командовал этим строительством. Просто ординарец не мог поверить, что Леннан скрыл от него факт Временного Перехода. Все сделали без него.

Альбина шла прямо на Леннана. Но она его не видела. Вдруг луч прожектора осветил ее стройную фигуру. Три пули пронзили ее почти одновременно. Товарищи Эст, Хрущев, Брежнев стояли рядом. Гости из Будущего получили удовольствие, а товарищ Эст сразу почувствовал себя лучше.

Рыжий притащил ведро водки и ведро красной икры.

— Правильно, — сказал Хрущев, — как мы любим.

— А почему нет черной икры? — спросил Брежнев.

— Посему? — Эс уставился на Рыжего.

— Так это… товарищ Ле-Нин… товарищ Леннан, — нет черной икры.

Брежнев покачал головой. Хрущев щелкнул пальцами. Эст ударил Берию прикладом по лысине. Правда, не сильно.

— Панизу в долзнасти, — сказал Эст при этом.

— Я узе и так низко пал, — сказал Рызый. За что получил еще один удар по башке. — За что? Товарищ Лен… Эстэ?

— Не дразни, товарища Эстэлина! Понял?

— Я просто оговорился, — сказал Берия. И добавил: — Я вас так люблю, что повторяю ваши любимые слова автоматически. Механически.

— Ах ты механик-автоматик, — сказал Эс и хотел третий раз ударить Берию по голове.

— Не надо! Зачем абизаес, товарищ Леннан, а? Я и так обиженный.

— Чем ты обиженный?

— Вы не сообщили мне, что была прорвана Блокада Времени. А ведь это Метро я вырыл, практически своими руками.

— Вместе с Кагановисем, — Эстэ погрозил ординарцу пальцем. — Ладно, зачерпни-ка нам водки из ведерка.

— Я сам люблю, — сказал Хрущев.

Брежнев ничего не сказал. Он зачерпнул серебряной кружкой граммов сто пятьдесят и, ни с кем не чокаясь, выпил. Потом крякнул и сказал, что остался еще один.

— Сейчас добьем, — сказал Хрущев.

Альбина упала, но она была еще жива. Она застонала и позвала меня на помощь. Как только я к ней приблизился, так получил пулю в бок. Стрелял товарищ Брежнев.

— Я попал, — сказал Брежнев. Они еще зачерпнули по сто.

— А я еще хочу пострелять, — сказал товарищ Эс.

— Я тоже, — сказал Хрущев и посмотрел на Берию.

— Пленных не брали, товарищ Леннан, — сказал Рыжий. — Не на кого больше охотиться.

— А на тебя, — нагло заявил Хрущев.

Берия побледнел. Острый взгляд Хрущева ощупал его фигуру. Брежнев закурил. Это была уже пятая сигарета за время охоты. Он расхаживал и посматривал в сторону леска. Было еще темно, но прожектор освещал пространство рядом с нами. Альбина попыталась отползти подальше от этого светлого пятна.

— Лежи спокойно, — сказал я, — а то они опять начнут стрелять. Я сейчас попытаюсь нас вытащить.

— Не успеешь, друг. Я через пять минут потеряю сознание от потери крови.

— Я думаю, они еще живы, — сказал Брежнев и мотнул ружьем в нашу сторону.

— Давай их добьем, — сказал радостно Хрущев.

— Надо спросить сначала мнение народа, — сказал Эс.

Прожектор тут же высветил большую группу в военных френчах. Это были товарищи Зюкафф, Ракси, Маленков, Каганович, Булганин, Молотов эт сетера.

— Таварищ Конев, — обратился Эст к примкнувшему к основной группе военачальнику Коневу, — пасему немсев в плен не брали? Ани узе нам нузны. Ахотиться не на кого узе.

— Штурм был такой стремительный, что немцы просто не успели сдаться, — четко отрапортовал Конев, сделав два шага вперед. Он улыбнулся и добавил: — Не успели даже подмыться, товарищ Эс, как мы их оформили.

— Как вам это удалось, товарищ Конев? — спросил Эс.

— Так разведка сообщила точно… — начал хвалить разведчиков Конев. — Первый это Доктор Зорге…

— Слово на Б! — Заткнись! — Получалось, что не товарищ Эстэ тут всем заправляет, а какой-то — слово на х — Доктор Зорге. — Я бы сейчас поохотился на этого Доктора Зорге.

— Я могу его доставить, товарищ Леннан, — сказал Рыжий. — Правда, не сейчас. Позже.

— Как ты его достанешь? Он в Японии.

— Мы можем скинуть информацию японским товарищам, а они потом нам его пришлют.

— Сдэлай. А пока нам придется добить этих, — Эс кивнул в сторону леса. — И да, — он повернулся к Коневу, — в следующий раз дайте немсам выпить кофе. А то потом Гитлер скажет, что я поступал бесчеловечно.

Они двинулись к нам. Впереди шло пятно света.

— Эх, щас бы пулемет! — сказала Альбина. — Ну, чего ты, господин сочинитель? Или ничего не получается?

— Сейчас, сейчас.

— А в чем проблема?

— Не могу начать. Всегда получается, что тебя распинают на камне.

— Пусть. Я уже была один раз распята.

— Но дело в том…

— Хорошо, хорошо. Только быстрее. Они сейчас начнут нас добивать.

— Он подъехал на большой лошади, — начал я.

А ты была прикована к камню. Вдруг выполз из пещеры дракон. Он должен был тебя изнасиловать.

— Нет, — сказал я, — я сам женюсь на этой девушке.

— Только если ты трахнешь ее прямо на этом камне, — сказал жрец. — Она не может быть освобождена прежде, чем забеременеет. — Дракон зарычал и выпустил струю пламени. Трава загорелась у моих ног. Он опять дыхнул, и вокруг камня загорелась земля. — Или, или, — усмехнулся жрец.

— Я шагнул через огненный круг.

— У меня не получается.

— Эх ты, сочинитель!

— Я не могу сочинять про Варваров.

— Давай про что можешь, — сказала Альбина, — я на все согласна.

— Ну, хорошо, попробую последний раз.