Тихий холм

глава 22

Что я наделала?!

Крик так и норовил выскочить из горла. Хизер пришлось изо всех сил прижать ладонь ко рту, чтобы не закричать. Но от этого стало лишь хуже. Тошнота отдалась в желудке переворачивающимся чаном. Винсент ушёл где-то далеко и стал маячащим среди полок коричневым силуэтом.

Тебе нравится, когда ты наступаешь на НИХ и крушишь ИХ жизни! И кто после этого ты?

Не может быть, не может быть, не может...

- Это была всего лишь шутка, - Винсент самодовольно рассмеялся из глубин космоса. – Успокойся.

Шутка? Хизер отняла ладонь со рта и посмотрела на собеседника с горящим негодованием. Какая шутка?! Как он мог так пошутить? За это убить мало!

Она понемногу приходила в себя, пока Винсент деловито расхаживал между полок, словно стараясь что-то вспомнить. Лампа разгоралась вновь, стены вернулись из путешествия в черноту. Хизер не выдержала и глубоко прерывисто выдохнула. Шутка, значит. Да уж, Винсент всегда знал, чем можно её пронять. Это было предупреждение – не стоит надо мной насмехаться. И оно замечательно подействовало – у Хизер отбило всякое желание не только подтрунивать, но и вообще видеть человека в коричневом камзоле. Осталась только глухая ненависть, тонущая за напускным безразличием. И чёрный осадок в душе, который не верил в шутки и всё визжал: ... и крушишь их жизни! И кто после этого ты?

- Кстати, - Винсент наконец вроде вспомнил, что хотел, - совсем забыл спросить. Ты взяла печать Метатрона?

Как будто ничего и не случилось. Хизер немного подумала, стоит ли продолжать разговор или уйти по-английски, потом всё-таки решила, что сейчас не помешает никакая помощь. Даже от такой персоны, как Винсент. Ставки слишком высоки.

- А что это?

Винсент встал, как вкопанный, потом сорвался и хищно метнулся к ней. Хизер машинально запустила руку в карман, и это заставило его остановиться.

- Так у тебя её нет? – прерывисто выкрикнул он. – Леонард хранил её!

Хизер вспомнила о диске со странным символом, подобранном в палате. Уже почти забыла... Порывшись в карманах, она выудила белый диск и показала Винсенту:

- Ты об этом?

- Да, это она, - Винсент облегчённо вздохнул; безумие пропало с его зрачков, и на губах снова заиграла довольная улыбка. – А я уж подумал, что ты её не взяла. Но если Печать у нас, то всё будет хорошо.

Быстро же он перешёл на мы, с иронией подумала Хизер. Никак не могла смириться с тем, что оказалась с Винсентом в одном альянсе. Слишком какая-то разношерстая компания получалась. Ну да ладно...

- Что это за печать? – осторожно спросила она, разглядывая красный треугольник на диске. Осторожно - потому что были причины. В последний раз, когда Хизер задавала этот вопрос, собеседник попытался убить её на месте.

Вместо ответа Винсент учтиво протянул к ней свою бесценную книжку:

- Возьми это.

Когда книга оказалась у нёе в руке, Хизер увидела, что книга не просто старая, а очень старая. Даже при самом бережном обращении она должна была разложиться на отдельные пожелтевшие листы через два-три прочтения. Вдобавок довольно обширная часть книги на левом верхнем углу была обуглена, словно её пытались сжечь.

- Что здесь?

- Увидишь.

Винсент развернулся и пошёл к выходу, не попрощавшись. Он скрылся за стеллажом, и Хизер снова слышала мягкие крадущиеся шаги, уходящие в сторону двери. Ей стало интересно, как Винсент преодолеет ту пропасть, которая находится за дверью. При всём желании она не могла представить, как человек в очках жмётся к стене и переставляет ноги по сантиметрам. Но как-то ведь он сюда пришёл...

Закладка лежала в самой середине. Хизер раскрыла книгу и увидела на левой странице тот самый знак, который красовался на столь лелеемом всеми диске. А справа располагался текст, набранный очень мелким готическим шрифтом, который был сильно размыт. Положив книгу около светильника, Хизер упёрлась локтями о стол и стала читать:

Этот магический символ с ярко выраженными защитными (по совместительству также отгоняющими злых духов) свойствами носит название «Печать Метатрона». Знак называется так в честь ангела Метатрона, также известного как Посланник Бога. Особенность знака состоит в том, что он приносит результаты вне зависимости от того, является ли использующий его человек хорошим или плохим. Но сила Печати возлагает тяжёлую ношу на заклинателя. В этом, прежде всего, кроется причина её непопулярности в магических обрядах.

Хизер заняла строчка, где упоминалось о хороших и плохих людях. Значит, Винсент до конца не уверен, «хорошая» она или «плохая», и подсовывает ей Печать, дабы избежать риска. Осторожный человек, очень осторожный. До того осторожный, что думать противно, какие у него в голове носятся мысли.

Но даже если так, чем может помочь ей эта костяшка, годящая разве что для того, чтобы развлечь младенца? Хизер с сомнением оглядела Печать. Обычная тёмно-красная краска, слоновая кость, и ничего сверхъестественного. Если Винсент надеется с помощью одного лишь этого убить Бога, то Хизер сильно сомневалась в возможностях своего союзника. Но не зря же Леонард хранил эту вещицу. Да и в книге Винсента вроде говорится, что Печать Метатрона имеет какую-то там силу... Хизер пожала плечами и вернула диск на место.

Керосиновая лампа на столе пшикнула и погасла, исчерпав своё топливо. Хизер с ужасом поняла, что не помнит расположения этажерок и добраться до двери будет ой как непросто. Она двинулась на ощупь, стараясь воскресить в памяти маршрут Винсента. К счастью, это удавалось неплохо. Так, направо, теперь вперёд и налево. А вот и дверь. Хизер открыла её, повернулась спиной к пропасти и вышла. Куда ушёл Винсент? Наверное, дальше... Хотя куда уж тут дальше. В пяти шагах от Хизер решетка заканчивалась, и на самом конце громоздилось странное приспособление. Ещё два дня назад Хизер усмотрела бы в нём что угодно – камеру пыток, охотничий капкан, клетку из зоопарка, - но только не лифт, не изящное творение человеческого разума, блистающее рассеянным светом ламп и длинными рядами круглых кнопок. Но здесь приспособление выполняло обязанности лифта, и Хизер безоговорочно узнала его. Когда она доковыляла до него, ближайшая стена клетки поднялась, сопровождаемая клацаньем цепей. Проходите. Учтите, максимальная грузоподъёмность – не более одного человека.

Откровенно говоря, Хизер предпочла бы такому сервису спуск по лесенке. Лифт держался на каких-то гнутых железных колоннах, не вызывающих доверия. Но ничего другого не было видно. Она вошла, и стена с готовностью опустилась обратно. Снова заклацали сплетения цепей – махина начала опускаться. Ни двигателя, ни троса, ни кнопок. Лифт нёс её... куда? В центр земли?

Если бы так. Хизер прислонилась к прутьям и с тоской посмотрела на первый этаж, на город, на весь нормальный мир, возносящийся высоко над ней. Нигде – это ли не правильное слово для пункта назначения? Она направлялась туда, где царило абсолютное торжество безумного мира, порождённого помутнённым сознанием сожжённой заживо девочки.

Алесса.

Лифт с грохотом остановился, стена нехотя поднялась. Выйдя из клетки, Хизер первым делом посмотрела вверх, но ничего не различила в нависающей темноте. Церковь исчезла. За спиной жалобно проскрежетал лифт, бессильно сползая вниз в бесконечную бездну. Лязг и грохот железа слышались ещё несколько секунд, потом всё стихло. Обратного пути больше не было.

Впрочем, его не было ещё с момента роковой встречи с детективом в торговом центре.

В конце, где решётка обрывается над пропастью, виднелся прямоугольник ещё одной двери... и всё. Хизер пошла туда - гораздо быстрее, чем в первый раз. Страх потупился, освободив место для лихорадочной спешки в неизвестность.

Дверь оказалась насквозь проржавевшей, и открывать его было очень тяжело. Хизер засомневалась, что Винсент проходил здесь – шарниры сто лет никто не вращал, судя по их ужасающему скрежету. В конце концов она таки сделала лаз, достаточный для того, чтобы протиснуться. Внутри горел свет, такой родной, зазывающий Хизер к себе. Она с усилием протолкнула своё тело в комнату, в царство уюта и безопасности. Она уже поняла, что это за место. Не могла не узнать – ведь эта комната была центром её маленькой вселенной все семнадцать лет.

Торшер стоял на лакированном столике, освещая комнату. Аккуратно заправленная кровать, маленький телевизор у изголовья, шкафчик... И, конечно, же, книги, много книг – те самые, которые отец любил почитывать перед сном. Хизер всегда поражалась его любви к чтению, ведь она сама читала дай Бог если одну книгу в год. А отец поглощал их огромными порциями... если, конечно, не писал сам. Его книжный шкаф ломился от пестрых обложек.

Кабинет отца. Такой же, как прежде. И даже запах... аромат родного дома щипал ноздри.

Почему я здесь?

Хизер оказалась к этому не готова. Она уже скрепила сердце, готовясь к худшему кошмару в жизни, но меньше всего подготовилась к такому. Ступая, как во сне, она подошла к столу. В неизменный «Ундервуд» был вставлен листок бумаги. Хизер прочитала заголовок: «ДОЖДЬ ИЗ МЕДНЫХ ЛЕПЕСТКОВ / РОМАН. ГЛАВА 1». Дальше простиралась снежная пустыня. Отец не успел даже начать свою последнюю работу.

Когда Хизер повернулась к кровати, она увидела, что цветочки, вышитые на покрывале, сменили цвет с синего на красный. Причина тому была проста: постельное бельё было всё измазано в крови. Хотя полминуты назад ничего подобного не было. Но самое странное было даже не в этом. Хизер с ужасом увидела, что на полу около кровати остался кровавый отпечаток ноги. Чуть дальше лежал ещё один. Словно раненый, который лежал на кровати, встал и ушёл...

Папа!

След вёл в шкаф с одеждой и там исчезал.

Не обольщайся, Хизер. Это твоё воображение. Ничего на самом деле нет. Отец мёртв, ты сама видела.

Но папа!

Как в замедленном кино – она подходит к шкафу, рука поднимается, берётся за ручку шкафа и поворачивает. Щелчок магнита... Дверь открывается. Но вместо груды пиджаков и брюк, висящих внутри, она увидела тёмный коридор, уходящий вперёд, во мглу. Следы терялись в комьях грязи и лиловых потёках на полу, становясь невидимыми. Здесь кончался её мир, мир Хизер. И начиналось правление Алессы.

Папа...

Она оглянулась. Тихий рай оставался. Ласковый солнечный свет сквозь жалюзи, перемешанный с лучами торшера, пишущая машинка, фотографии на стенах. Хизер закрыла глаза и провела рукой по лицу. Сейчас, когда картина, привычная с детства, так ясно предстала перед ней, она отказывалась верить, что этого уже не будет. Наверное, потому этот уголок и появился здесь. Она так хотела чего-либо, что поддержало бы её в трудный момент, придало ей сил и веры в победу... И воздвигла на подступах к необъятному и жестокому миру Алессы свой маленький мирок. Мир, в котором светило заходящее солнце, играли солнечные зайчики на стенах, а отец... жив?

Отпечатки на полу. Как он мог встать, если...

Да, отец был жив, потому что так хотела Хизер. В этой комнате, наверное, могло случиться всё, чего она пожелает – от возвращения отца до появления зелёных человечков на летающих тарелках. Хизер вдруг пришло в голову, что она вполне может не идти дальше, а остаться здесь, никуда не выходить. Если она будет ждать достаточно долго... то придёт отец... и они сядут ужинать, как ни в чём не бывало. Она не будет пичкать свой мир монстрами и хлещущей кровью, как Алесса. Всё, что ей нужно – маленькое счастье, окружавшее её с тех пор, как она себя помнила. И она вполне в силах построить её для себя. Так просто...

Зачарованная открытием, Хизер шагнула к кровати, наблюдая, как капли крови на покрывале высыхают и начинают пропадать. Солнце за окном засияло ярче, словно на дворе стоял палящий июнь. В знойном воздухе закружились весёлые пылинки.

Хизер. Не надо.

Мрачный голос рассудка ударил ледяной палкой. Хизер схватилась за грудь и застонала, хотя нигде не болело.

Ты повторяешь ошибку Алессы. Нельзя убежать от реальности, какой бы она жестокой не была. Ты видела, к чему это приводит. Неужели ты хочешь обрести её судьбу? И потом, кто у нас так гордилась тем, что хочет жить?

Очарование летнего дня обуглилось и стало рассыпаться белым пеплом. Солнце потускнело, а сквозь обои на стенах начала проглядывать кровавая решётка. В кабинете повеяло духом снежной вьюги.

Я просто хочу, чтобы всё стало как раньше. Хизер была близка к тому, чтобы расплакаться навзрыд. Но жестокий голос продолжал бесстрастно чеканить слова.

Ты не можешь сделать это.

Но ПОЧЕМУ?

Нет счастья, основанного на иллюзиях. Просто посмотри, что на самом деле представляет собой твой «рай». Подними голову и посмотри, каково оно.

Хизер подчинилась. И увидела, что кабинет отца пропал. Как и солнце, торшер и всё-всё-всё. Вместо стен родного дома на неё таращились дыры решеток. В комнате висел полупрозрачный дымок, туман, поднимающийся над лесной поляной осенним утром. От холода замерзали пальцы. Пустота и апатия... Хизер не выдержала и заплакала. Не потому, что всё исчезло – она знала, что может вернуть это обратно в любой момент, пожелав этого - а потому, что она не могла этого пожелать. Наличие выбора высасывало из неё силы, вселяя страх и сомнения, которых не было бы при полной предопределённости. До сих пор Хизер злилась на Того, Кто Выше, за то, что Он не давал права выбора, обращаясь с ней, как с заводной игрушкой. Теперь она поняла, что так было лучше. Гораздо лучше.

Дымка сгущалась, оставляя в поле зрения только прямоугольный проём, который раньше был дверцей шкафа. Хизер зашагала вперёд, пускаясь чуть ли не вприпрыжку, убегая от своих искушений. Голова была готова расколоться. Она почти с радостью смотрела на стены, окрашивающиеся красными потёками, на инвалидные кресла, скученные в углу. Всё хорошо, здесь она ничего не может изменить, и это вселяет спокойствие. Нужно только принимать всё, как есть. Кто бы мог подумать, что она будет так рьяно стремиться вглубь владений Алессы.

Дверь. Красный коридор кончился, и последние несколько футов были весьма необычными. Металл, кровь и грязь почти исчезли, уступая место мягкому паркету и белой штукатурке на стенах. Такой знакомой... И эта дверь – продолговатая, с табличкой: «КАБИНЕТ ГЕОГРАФИИ». Открывая её, Хизер знала, что окажется в классной комнате с одной-единственной партой – той, за которой когда-то сидела Алесса Гиллеспи. Она знала, что на этой парте будут вырезаны ругательства и проклятия одноклассников. Знала, что на стенах кабинет висят корявые рисунки детей (цветок, гора, зубастый волк, больше похожий на собаку), а на зелёной доске ничего не написано. Было темно. Только парта Алессы светилась изнутри, просвечивая выцарапанные на лакировке слова:

Воришка... Иди домой... Ведьма...

Хизер остановилась у парты и провела рукой по шероховатой от вырезов поверхности. Настоящая. Совсем как настоящая. Под ноготь впилась маленькая заноза и торчала оттуда чёрным колышком.

Ведь это когда-то была моя парта. Я помню. Тот хихикающий смех и злобные взгляды за спиной. Те солёные разговорчики по углам...

Особенно неистовствовали девочки, у которых, казалось, вся цель пребывания в школе сводилась к тому, чтобы насолить «ведьме». Эти царапины – их работа, и только цветочки. Бывало гораздо хуже, иной раз - невыносимо. Как, например, та котяра...

Алесса почуяла неладное, едва вошла в полумрак раздевалки. Она видела, как минуту назад отсюда с мерзкой усмешечкой на губах выскользнула Даффи. А уж если Даффи так улыбается, то жди беды. Она подошла к Алессе, старательно копающейся в портфели, вся сжавшись – началось. Попалась. Но Даффи лишь мельком взглянула на неё, ядовито улыбнулась и пробежала дальше, зажав ладонью рот. Ни одного колючего слова. Алесса проводила его настороженным взглядом, не понимая причин столь странной доброты. Кот увидел мышку по имени Алесса и не даже поиграл клыками? Скорее небо упало бы на землю... Она шумно выдохнула и устремилась в раздевалку. Ну и слава Богу, что очередная доза издевательств излилась мимо. Уроки окончены. Теперь одеться – и прочь, прочь от этих сводов с осточертевшим гербом начальной школы Мидвич. Домой... Мама, наверное, ещё не вернулась, есть время побыть наедине с собой.

Тьма висела между ящиками с одеждой. Лампа здесь почему-то постоянно перегорала, и это было настоящим бичом для девочек, боящихся темноты. Алесса не боялась темноты, даже любила её, но ей стало не по себе. Особенно когда она вспомнила улыбку Даффи. Осторожно переставляя ноги, она пробралась к дальнему концу ряда. Здесь располагался семнадцатый шкафчик. Её шкафчик. Нервно озираясь, Алесса подошла к дверце и с облегчением скинула ранец с плеч. День в школе позади. Очередная победа – она выстояла - и очередное поражение: она ничего не смогла поделать. Как всегда. Господи, будь у неё немного такой силы, как в тех книжках, она бы им всем показала... Она бы им...

Мечтательно улыбаясь, она открыла шкафчик, и пушистый, покрытый волокнистым мехом комок с душераздирающим визгом набросился на неё с тёмной полки. Алесса закричала; волосы неприятно шевельнулись, а сердце перестало стучать, превратившись в соляной столп. Она отскочила назад, подняла руку к плечу, чтобы схватить и оторвать от себя противное существо, но споткнулась о ранец и больно хлопнулась об пол. Существо – теперь Алесса увидела, что это кот, обыкновенная годовалая котяра цвета пепла – испуганно взметнулось прочь и пропало в сумраке раздевалки, жалобно мяукая. Алесса разрыдалась, слушая, как в дальнем конце коридора разразилась смехом Даффи со своими подружками. В этот момент она готова была согласиться на что угодно, лишь только чтобы покончить с этим, покончить с бесконечными издевательствами и унижениями. Она плакала, плакала, понимала, что от этого радость её мучителей становится только больше, но не могла остановиться.

Хизер не заметила, как дыхание стало тяжёлым. На лбу выступил пот. Негодование охватило её, а противный смех девочек становился всё громче.

Да. Никто меня не жалел. Даже учителя, и те избегали... Не хотели иметь дело с дочкой сумасшедшей Гиллеспи.

Усилием воли она привела себя в чувство. Смех затих, но его отзвуки продолжали звенеть в пустом кабинете, отлетая от одной стены к другой. М-да, помнится, акустика у школьного здания всегда была ни к чёрту.

Они.

Хизер прошла к другой двери в конце кабинета. На стене висела карта США с обозначенным на ней Тихим Холмом, и ещё список учеников – Алесса Гиллеспи, Билли Реган, Мэри Шепард, Даффи Смит... Список был обведён синим фломастером, заключая имена детей в пушистое облако. На облаке располагалась надпись цвета радуги: «МЫ ВСЕ – ОДНА СЕМЬЯ». И ни слова про царапины на партах.

Едва Хизер открыла дверь, в нос ударил смрадный запах, тянущийся из коридора. Пол накренялся вниз, увлекая её ниже под землю. Вонь стояла такая, будто коридор был наполнен трупами. Зажав нос рукой и сделав несколько шагов, Хизер убедилась, что так оно и есть – в живот упёрлась перекладина каталки для трупов, что в изобилии встречаются в больничных моргах. Тело, обёрнутое в полиэтиленовый пакет, выглядело непропорционально пухлым. Посмотрев на очертания под пластиком, Хизер догадалась, что туда просто впихнуто два тела. Отвернувшись, она пошла дальше, но через пару шагов снова ткнулась в «труповозку». Полиэтилен был порван, и из дыры высунулась серая волосатая нога. Большинство ногтей оторвалось, а оставшиеся держались разве что из последних сил. На большом пальце ноги болталась жёлтая бирка с мелко отпечатанной строкой: «Морг госпиталя Алчемилла». Ниже была крупная надпись от руки: «ДЖОН ДОУ #14».

Хизер старалась не дышать и целеустремлённо шла вперёд, обходя нагромождения мёртвых тел. Она уже не удивлялась, что это за трупы, откуда они взялись и что здесь делают. Быстрее пройти мимо, открыть следующую дверь и забыть об этом коридоре.

Следующая дверь пришла нескоро, и Хизер долго плутала меж кроватей на колесиках, чувствуя, что от недостатка кислорода у неё сдавливает грудь. Смрад становился невыносимым, пол накренялся всё круче и круче. Но в конце концов впереди замаячил прямоугольник двери. Хизер прибавила шагу. За несколько шагов до двери коридор опять преображался, на этот раз обретая цвет сырой каменной кладки. Сама дверь была обита железом, словно за ней хранилось что-то ценное. Хизер взялась за ручку и с натугой открыла. Шарниры скрипнули. Внутри было...

Голова вспыхнула болью, покрыв изображение сеткой красных прядей. Хизер увидела одинокую железную кроватку с толстыми кожаными ремнями. Низкая тумбочка у его изголовья. И шкаф с лекарствами, стоящий поодаль. Три предмета, ставшие для неё аллегорией боли и страданий. Три предмета, приглашающие в камеру пыток. Это была подземная палата, где Алесса провела семь лет после пожара. Палата оживала, наполнялась красками, заново воскрешая события тех давно минувших дней.

- ... не дышит...

Голос женщины дрожал. Она старалась держать себя в руках, но удавалось плохо. Алесса не видела её лица, потому что не могла открыть глаза. Веки прилипли друг к другу. Она не могла даже пошевелиться и промычать, чтобы дать понять, что она жива и ей больно. В её силах было лишь лежать в потёмках полусознания и чувствовать дух огня, пожирающий тело.

И ещё... она могла думать.

«Что произошло?»

- Дышит, - уверенно заявил властный мужской голос. – Она жива. Передай мне скальпель.

Пламя. Последнее, что она помнила, было горячее пламя, лизнувшее пятки и взметнувшееся вверх. Потом – жгучая нечеловеческая боль, эхо собственного крика и мир, рассыпающийся кусками уродливой мозаики. Темнота...

А что было до этого? Как это случилось?

- Почему она жива? С такими ожогами... Бог ты мой...

- Лиза, будь спокойнее. У тебя пальцы дрожат. Если действительно хочешь, чтобы этот ребёнок остался в живых, ты должна быть хладнокровной.

- В живых?! Посмотри на неё... какая у неё может быть теперь... жизнь?.. – в голосе женщины зазвенела истерика.

- Тампон, Лиза.

В темноте забрезжил едва видимый багровый свет, но потом полыхнула молния, и она осталась одна в темноте.

«Открой! Мамочка, открой!»

Молчание. А между тем огонь занимался полом и стенами погреба, быстро перекочевал к немногочисленным предметам, оставшимся в погребе. Мама всё вынесла отсюда перед тем, как запереть её здесь... и, судя по странному запаху и необычно быстро разгорающемуся огню, чем-то полила...

«Ма-а-ама!»

Никто не отзывался. Ни мама, ни те странные люди, которые были с нею. Они часто приходили... но никогда их не собиралось в доме так много, как сегодня. Кажется, в этот день были все. Сначала, как обычно, читали молитвы и поклонялись Богу. Мама запретила Алессе сидеть у себя в комнате и рисовать, как она обычно делала во время таких собраний. Они посадили её на высокий стул, в самый центр круга, а сами стояли на коленях вокруг стола и бормотали заклинания. Мама же стояла рядом и махала чем-то красным и дурно пахнущим возле её лица, иногда касаясь лица и оставляя там малиновые отметины. Она была напугана и разозлена происходящим. Потом, когда она почти задремала на своём стуле, мама сказала: «Пора», и её потащили в погреб, несмотря на крики и отчаянные взбрыкивания.

- Всё. Закончили. Теперь всё зависит от неё самой.

Женщина что-то тихо сказала, но Алесса не расслышала слова. Звуки, доносящиеся извне, вновь перекрыло гудение огня, подбирающегося к ней. Её охватил панический страх, и она начала биться о глухонемую дверь, плача и выкрикивая бессвязные слова. Она ждала, что вот-вот дверь распахнётся и она вырвется отсюда наверх, убежит в свою комнату, всхлипывая и дрожа от пережитого потрясения. Иначе не могло быть. Но спина уже начала вспухать волдырями от жара, а дверь не открывалась. Алесса забилась в углу рядом с косяком, широко открытыми глазами наблюдая за тем, как огонь игриво сокращает расстояние до двух футов, до одного... Погреб наполнился чёрным едким дымом, от которого слезились глаза и першило в горле. Наконец она встала на носки туфелек, до боли в спине прижавшись к стене. Огонь на секунду замедлил свой триумфальный путь у оплавленных носков туфелек, будто раздумывая, что делать дальше, потом рванулся вперёд.

- Как... почему она ещё жива?

Шёпот той женщины над головой. Кажется, она осталась одна (мужчина ушёл?) и разговаривала сама с собой. Боль во всём теле вроде утихомирилась на время, и она могла чуть более внятно слушать её. Как назло, женщина перестала говорить. Но и не уходила – Алесса чувствовала её присутствие. Женщина стояла и смотрела на неё, и время от времени шмыгала носом. Плачет? Зачем?..

Огонь почернел. Агония прошла, и её окутала холодная бесконечность пустоты. Она хотела отключиться, исчезнуть в этой темноте, чтобы больше никогда, никогда не просыпаться, не чувствовать ужас последних минут, и некоторое время даже казалось, что ей это удаётся. Но потом новая вспышка боли полоснула сознание – её подняли с обугленного пола, положили на жёсткую деревянную поверхность и понесли куда-то вверх, спотыкаясь и падая. Поэтому темнота раскачивалась влево-вправо, и из неё доносились голоса.

- ... остановите пламя! – визгливо кричала мама. – Она уже готова! Я не хочу, чтобы у меня спалился весь дом!

Какие-то шипучие звуки. Всё дальше и дальше. Крики, грохот и снова крики.

- ... слишком поздно... бежим!

Красные капли сочились через щели на чёрном пространстве и срывались вниз, в бездну. В какой-то момент она поняла, что одна из этих капель – она. И, осознав это, тоже с готовностью оторвалась от невидимой ниточки сознания и упала вниз, в небытиё.

Здесь.

Головная боль не проходила. Хизер ждала минуту, две, опустившись на колени и сжимая голову ладонями, но облегчение не наступало. Образов в голове становилось всё больше, каждая последующая порция воспоминаний приносила растущую боль. А вспомнить было что. Всё-таки семь лет...

Хизер встала, превозмогая головокружение. Цвета вокруг стали яркими до рези. Она отыскала глазами дверь на противоположной стене палаты и двинулась туда. Ноги делали, казалось, всё, кроме нужных действий – сплетались друг с другом, уходили в стороны, подгибались в коленях, но только не шли прямо. По мере приближения к кровати боль доходила до белого каления. Нечленораздельно взвыв, Хизер пустилась бегом, каким-то чудом умудряясь не упасть. Перед глазами мелькнул серый поддон койки с выжженной на ней фигурой девочки и обгоревшая фотокарточка на тумбочке. Хизер увидела дверь и вывалилась из палаты в финальном рывке. Едва дверь закрылась за ней, боль полегчала, а через несколько шагов пропала вовсе. Но воспоминания остались.

Коридор продолжал своё путешествие, накреняясь под невозможным углом. На этот раз это был просто коридор – не морг, не школа, а прямоугольные кирпичные своды. Хизер приходилось цепляться за стену, чтобы не поскользнуться и не скатиться разом в самое дно. Интересно, мрачно подумала она, куда на этот раз он приведёт? На что хватит фантазии Алессы?

Вниз, вниз и вниз. Спуск затягивался. Даже в подземном проходе Хизер не приходилось столько отмахивать – она, наверное, опустилась под землю без малого на сотню метров. Вокруг становилось темнее – лишь там, где кладка обрушилась, пробивался знакомый ярко-жёлтый свет крематория. Воздух теплел. Когда Хизер увидела внизу маленькую дверь, она успела до того привыкнуть к бесконечному спуску, что не поверила. Но это было так. Красная дверь, приветливо приоткрытая, рождала в груди тёплое щемящее чувство. Некогда она давала ей единственный приют, баррикадируя от отравленного воздуха Большого мира. За этой красной дверью она оставалась в желанном одиночестве хотя бы на несколько коротких часов, создавая своё фальшивое счастье. Это была комната Алессы.