Тише – дельфины!

От нуля до двух

Нам всегда хотелось иметь детеныша, рожденного в неволе, чтобы проследить за развитием дельфина с момента его рождения.

Изредка в аломан при отловах попадались беременные самки. Их со всяческими предосторожностями помещали в лучшие отдельные вольеры. Вместе с каждой из них мы поселяли нескольких уже освоившихся в неволе самок того же вида. Помня о назойливости самцов, ни одного из них в такие компании мы не допускали. Возле мест их содержания не только запрещалось шуметь, но мы старались даже поменьше там ходить, чтобы не тревожить беременных самок. Но, к нашему глубокому сожалению, из этих затей ничего не получалось: как правило, на второй - четвертый день у всех беременных происходил выкидыш. Дельфиненок рождался либо мертвым, либо - из-за большой недоношенности - нежизнеспособным. Вызывалось это, безусловно, стрессовым состоянием животных при отлове, которое еще усугублялось трудностями начального периода адаптации, когда все новички на какой-то срок отказывались от пищи.

Самки, у которых рождался мертвый детеныш, очень тяжело воспринимали это событие. Не оставляя его ни на минуту, они все время подталкивали неподвижные тельца к поверхности, пытаясь их оживить. И если некоторые из самок ранее уже брали корм, то после этого события они категорически отказывались от пищи, не обращая внимания на рыбу, которую им бросали. Через день-два роженицы погибали. Почти все они до самой своей смерти таскали мертвого дельфиненка зубами за передний ласт. Отобрать у них труп было невозможно.

Полагая, что, если у самки отобрать мертвого детеныша, она, может быть, сумеет оправиться, мы изготовили специальный сачок на длинной ручке. После многократных попыток мы изъяли с его помощью у некоторых рожениц мертвых малышей. Но ничего не добились этим: матери начинали все время искать их, быстро плавая по вольеру и заглядывая во все углы. Вскоре они выбивались из сил и, по-прежнему отвергая пищу, начинали быстро худеть. У них вваливались бока, появлялась «шея» - верный признак близкого летального исхода.

Гибли они всегда в ночное время. Утром, осматривая вольеры, мы находили и поднимали их тела. Остальные самки, находившиеся в этом же вольере, сбившись в кучу, держались как можно дальше от мертвых.

Судя по научной литературе о дельфинах, роженицам всегда оказывают помощь одна или две соплеменницы - с этой целью мы и помещали к беременным самкам других дельфиних. Но - и это было довольно странно - они постоянно держались в стороне и никакой помощи не оказывали. Объяснялось это, очевидно, тем, что, пойманные гораздо раньше, «помощницы» не принадлежали к стаду, в котором находились беременные самки. Этот факт еще раз подтверждает предположение, что помощь у дельфинов оказывается только особями, связанными родственными или какими-то иными близкими отношениями.

Мертвого дельфиненка родила на второй день пребывания в неволе и наша старая знакомая Марфа. Два дня она постоянно носила его и возилась с ним, но в начале третьих суток мы нашли тело дельфиненка на дне. Как бы убедившись в бесплодности попыток вернуть его к жизни, Марфа к нему больше даже не подплывала. Несколько дней после этого она держалась в одиночестве не ела и была в очень плохом состоянии, но постепенно оправилась и примкнула к остальным дельфинам, уже несколько освоившимся и нормально питавшимся.

Впоследствии, за несколько лет содержания в неволе, она еще два раза беременела, и в обоих случаях у нее на пятом-шестом месяце беременности (самки дельфинов вынашивают детенышей около десяти месяцев) происходили выкидыши. Причиной тому, очевидно, были условия содержания в неволе - отсутствие простора и, как следствие этого, отсутствие энергичного движения, необходимого для нормального физиологического состояния животных. Кроме того, нельзя не учитывать и тот факт, что Марфе приходилось участвовать в экспериментах и опытах, хотя и не причинявших ей особого вреда, но, очевидно, как-то влиявших на тонкие процессы формирования плода.

Беременность у дельфинов делается заметной лишь на последних месяцах. У этих животных полнота туловища значительно варьируется. И мы часто ошибались, поначалу принимая животное за беременную самку, а при ближайшем рассмотрении «самка» оказывалась растолстевшим самцом. Попадались и просто полные самки, от которых мы долго ждали потомства. Ожидание кончалось тем, что у них появлялась течка и они начинали спариваться с самцами. А мы теряли надежду на появление у них в скором времени детенышей.

Но дважды мы праздновали и счастливое «разрешение от бремени» у азовок. Обе самки попали к нам на ранних стадиях беременности, легко перенесли период адаптации и сохранили плод. Роды наступили у них на восьмом месяце пребывания в неволе. К этому моменту самки сильно располнели и начали плавать несколько медленнее. Одна из них ходила постоянно в сопровождении двух более молодых самок, которые помогали ей и при родах, по очереди поддерживая сначала ее, а потом и малыша. У другой беременной самки роль «повивальной бабки» неожиданно стал выполнять самец, ранее постоянно плававший вместе с ней, хотя в этой группе имелись также и самки.

Процесс родов у первой азовки проходил нормально. От появления свернутого в трубочку хвостика до полного выхода плода прошло около двадцати минут. После появления малыша мать и сопровождавшие ее две самки, все вместе очень осторожно подталкивая дельфиненка, помогли ему подняться к поверхности, где он сделал свой первый вдох. Несколько минут дельфиненок не двигался самостоятельно. Затем хвостик у него расправился, и он, быстро работая им (раза в два быстрее, чем взрослые), начал плавать и всплывать сам для вдоха.

На первых порах он иногда, очевидно, терял координацию движений и заваливался набок. В этих случаях мать немедленно приходила ему на помощь и, поддевая носом, выталкивала к поверхности. К концу первого дня жизни детеныш (он оказался самцом) вел себя уже довольно уверенно, держась все время у материнского хвоста в позе следования. По длине он был приблизительно равен одной трети матери. Мы не взвешивали его (хотя нам и очень хотелось это сделать), боясь причинить ему вред при отлове. Через тридцать - сорок минут малыш тыкался носиком в материнские соски, высовывавшиеся из «пазов», как только он к ним прикасался, брал их в рот и получал очередную порцию молока. Часть его иногда проливалась, и тогда в воде виднелось мутное облачко. После кормления у матери еще некоторое время (3-5 секунд) из сосков выделялась тоненькая струйка, затем они прятались и молоко переставало выделяться. Через несколько дней дельфиненок стал вдвое толще и за явное сходство с шариком единогласно получил прозвище Колобок.

У другой роженицы процесс появления детеныша протекал более тяжело и длился около двух часов. За это время хвостовой плавничок дельфиненка показывался несколько раз, затем снова почти совсем исчезал. Самка медленно плавала, конвульсивно изгибаясь. Наконец к концу этого срока появилось около половины его туловища, но обессилевшая самка уже почти не двигалась. Тогда самец, крутившийся все время возле нее, подперев самку снизу, вынес ее к поверхности и некоторое время так поддерживал. Отдохнув несколько минут, роженица несколькими судорожными движениями освободилась от плода. Пять дельфинов, находившихся вместе с ними в вольере, возбужденно носились в отдалении, не принимая прямого участия в событии. Так же, как и в первом случае, мать и ее помощник помогли малышу подняться наверх для вдоха, и он долго лежал в позе зависа. Рядом в такой же позе носом к нему находилась мамаша.

Послед в обоих случаях вышел через несколько минут после родов.

Спинные плавнички у дельфинят при родах были пригнуты к спине, причем у первого - вправо, а у второго - влево, и выровнялись лишь через несколько дней.

Вторая роженица была, очевидно, слабее первой, так как часто вместе с малышом стояла в позе зависа, которая, в общем, нехарактерна для азовок. Ее детеныш (тоже самец), получивший кличку Мышонок за чисто серый цвет кожи, развивался нормально, ел с должным аппетитом, но был намного тоньше Колобка.

Обеих самок перевели в один вольер. Они все время ревностно опекали своих детенышей, не позволяя никому из их группы подплывать к ним близко. Отгонялся и самец, помогавший самке при родах. Все поползновения дельфинят к самостоятельности также пресекались, причем наказанием служили толчки рострумом. Через три месяца основательно подросшие малыши - к этому времени они уже составляли половину длины своих родительниц - начали брать в рот рыбу, предназначенную для кормления и, поносив ее некоторое время, бросали. В конце четвертого месяца жизни, они начали есть рыбу и вести себя уже довольно независимо, хотя изредка по-прежнему и прикладывались к материнским соскам. Форма их тепа начала делаться непропорциональной: мышцы хвоста были развиты еще очень слабо, а живот в объеме ужа почти не уступал родительскому. Выглядели они при этом довольно забавно: как шарики, из которых с одной стороны выглядывала мордочка, а с другой - быстро работающий кургузый хвостик. Очевидно, такая диспропорция возникала в связи с недостатком места для «физических упражнений», необходимых для нормального развития мышц, и избыточным питанием. Ограничить их в еде мы не могли: из рук азовки рыбу не брали, а старшие сородичи во время кормления уступали им пищу.

Оба дельфиненка отличались страшным любопытством, лезли во все щели, гонялись за заплывавшими в вольер рыбешками (чего никогда не делали взрослые азовки), но их интересы ограничивались только подводным миром. Ни один из них никогда не пытался высунуться из воды, как это делают афалины. Любимой игрушкой Колобка был кусочек капронового конца, торчавший на глубине двух метров в том месте, где были связаны сети. Он часто подолгу рассматривал его, а затем брал в зубы и трепал из стороны в сторону, как щенок. Предметов, которые мы бросали им в вольер - надувные резиновые игрушки, пластмассовые кольца и т. д., азовки вначале избегали, а привыкнув к ним, просто переставали их замечать, никогда не пытаясь играть с ними.

К наступлению зимы Колобок и Мышонок стали совсем большими и отличались от своих сородичей только своеобразной формой тела. Судя по внешнему виду, оба чувствовали себя великолепно, и их оставили зимовать вместе со всеми азовками в открытом, вольере. Начало холодных дней они перенесли хорошо. Но затем - вначале Мышонок, а вслед за ним и Колобок - начали кашлять и через несколько дней погибли.

При вскрытии было установлено, что причиной смерти оказалась пневмония. Кроме того, у обоих имелось обширное жировое перерождение большинства внутренних органов, атрофия сердца и мышц туловища. Оба дельфиненка были основательно заражены гельминтами. Это вызвало некоторое удивление, ведь наличие внутренних паразитов обычно вызывает исхудание животных. В данном же случае ничего подобного не наблюдалось.

Выводы из нашего первого опыта по содержанию детенышей были просты: прежде всего, если мы хотим сохранить и вырастить здоровое потомство, дельфинам необходимо создать условия, максимально приближенные к жизни в море. А для этого нужны, прежде всего, более обширные бассейны. Многие из нас начали мечтать об отгороженных бухтах и тому подобном, но пока, к сожалению, это были только прожекты. Возможностями для претворения их в жизнь мы еще не располагали.

У белобочек ни разу не было случаев благополучных родов. Попадавшие к нам беременные самки обычно в первые же дни после отлова разрешались мертвым плодом и на вторые-третьи сутки после этого погибали сами.

Однажды к нам попала белобочка с четырех-пятимесячным детенышем. С большими предосторожностями мы поместили их в вольер, где они плавали вместе. Но на следующие сутки мать была найдена мертвой на дне. Осиротевший дельфиненок тыкался носиком в животы других самок, но нигде не получал молока. На рыбу он не обращал никакого внимания. Мы сделали попытку перевести его на искусственное питание, давая ему бульон с перетертой рыбой и молоком. Эту жидкую кашицу с помощью трубки несколько раз удалось скормить малышу, но состояние его все время ухудшалось, и на третьи сутки он также погиб. И даже если бы мы выпустили его после смерти матери на волю, дельфиненок все равно бы не выжил, так как еще не мог прокормиться самостоятельно. А шансов на то, что ему удалось бы найти стадо и в нем - кормилицу, практически не было: белобочек в Черном море мало, и они редко приближаются к берегам, держась преимущественно открытого моря.

Однажды в только что отловленной группе афалин оказалось довольно много молодых животных. На второй день к одной из самок пристроился восьми-десятимесячный дельфин. Он всюду ходил за нею, часто прикладывался к ее соскам, а она всячески оберегала его от посторонних. Мы решили, что это мать и детеныш, разобщенные поначалу во время отлова. Эта пара (дельфиненок оказался самцом) быстро акклиматизировалась, и оба животных одними из первых начали поедать рыбу.

Малыш, получивший имя Галс, через несколько дней уже смело отходил надолго от самки и вообще отличался большой самостоятельностью. Сосать ее он вскоре совершенно перестал и перешел на общий корм. Дельфиниха, считавшаяся его матерью, к нашему удивлению, стала относиться к нему довольно равнодушно, стараясь всячески избавиться от дельфиненка, изредка пристраивавшегося к ней в позе следования. Несколько раз она даже «шлепала» его хвостом и толкала рострумом, как бы наказывая за приставание. Это никак не вязалось с поведением настоящей дельфинихи-матери. И оставалось только предположить, что самка ранее (возможно, во время поимки) потеряла детеныша и временно «усыновила» осиротевшего малыша.

Галс довольно легко пошел на контакт с человеком и очень быстро стал ручным. В вольере он отличался своим веселым, неугомонным нравом, много шалил, любил при кормежке выхватывать рыбу из-под носа у старших, за что иногда ему основательно попадало. Вскоре на его ранее идеально чистом тельце появились характерные «расчески» - следы от зубов сородичей.

Чтобы Галс лучше привык к человеку, его перевели в отдельную выгородку, где с ним часто плавал кто-либо из сотрудников. Дельфиненок, как и подобает всем малышам, почти постоянно играл, проявляя неукротимую фантазию в изобретении забав. Никаких признаков тоски или скуки, как обычно бывало с животными, содержащимися отдельно от всех, он не проявлял. Перезимовал Галс в бассейне с подогреваемой водой. А летом следующего года ему пришлось в буквальном смысле слова сыграть в кинофильмах несколько ролей, одна из которых вошла в число легенд о дельфинах Черного моря.

В одном из прибрежных районов Крыма, возле поселка Ласпи, Киевская студия научно-популярных фильмов снимала фильм «Язык животных». Нужен был ручной дельфин. Для съемок выбрали Галса. Но через несколько дней штормом разбило наскоро поставленный вольер, и дельфиненок исчез. Поиски его окончились безрезультатно. Галс не имел навыков в самостоятельном добывании пищи и наверняка был обречен на гибель. Для студии доставили других животных, и мы понемногу смирились с потерей полюбившегося всем дельфиненка.

Недели через две после пропажи от рыбаков, привозивших нам рыбу, мы случайно услышали, что неподалеку от Севастополя, в районе поселка Кача, к их лодкам близко подплывал небольшой дельфин. Он с удовольствием ел мелкую рыбешку, которую ему бросали рыбаки. Это мог быть только Галс. Срочный выезд на указанное место ничего не дал - дельфиненка там уже не было.

Прошло около месяца. И вдруг как-то вечером в одной из передач Крымского телевидения сообщили о появлении на пляжах Евпатории дельфина-афалины, названного купающимися Альмой,- она бесстрашно подплывает к людям, трется о ноги, разрешает брать себя на руки, позволяет тормошить. По словам корреспондента, Альма даже катала на себе детей. Увидев ее изображение на экране, мы безошибочно узнали нашего беглеца.

Вскоре заметки о небывалом поведении «дикого» дельфина появились не только в крымских газетах, но и в «Вечернем Киеве» и даже в «Правде». Позже статья о необычном случае, называвшаяся «Сюрприз Черного моря», была опубликована вместе с фотографиями и в журнале «Наука и жизнь».

Галс, названный теперь женским именем, питался, очевидно, за счет подачек рыбаков и восхищенных зрителей.

Оставлять Галса на свободе - а в действительности на произвол судьбы - в надежде, что ему и впредь удастся кормиться таким же образом, было рискованно. Наступала осень, пляжи пустели, а начинающиеся штормы вынуждали рыбаков по нескольку дней оставаться на берегу. Мы решили вернуть беглеца «домой». В Евпаторию направилась целая экспедиция. Евпаторийцы - от купальщиков и до горсовета - не хотели расставаться с «Альмой». И только после того, как мы объяснили причины, почему мы вынуждены забрать дельфина, согласие на это - очень неохотно - было дано.

Домой дельфиненок возвращался в ванне. Дорогу он перенес хорошо и вскоре как ни в чем не бывало играл и резвился в вольере.

Впоследствии все, кто познакомился с ним в Евпатории, могли полюбоваться «Альмой» в кинофильмах «Нейтральные воды» и «Планета Океан». К этому времени сам дельфиненок уже сильно подрос, но продолжал оставаться таким же веселым, ручным и забавным.

Хотя Галс рос и формировался в основном в условиях неволи, никаких диспропорций в строении его тела, как это было в двух случаях с азовками, мы не замечали.