— Тебе не придется этого делать. За день до нашей свадьбы я оформил этот дом на твое имя. Кроме того, у тебя будет гарантированный доход. Я позаботился об этом. Линн, я не самый бедный человек. Я умею зарабатывать деньги.
— Клифф! Ты записал дом на мое имя?
— Да, и все полностью оплачено. Никаких закладных. У тебя всегда будет крыша над головой и еда на столе.
— Спасибо. Прошу тебя, не думай, что я хоть на мгновение усомнилась в тебе, но я обещала матери закончить учебу. Я хочу это сделать не только ради ее памяти, но и ради себя. Иначе я не смогу... уважать себя.
— Я тебя понимаю, — сказал Клифф, пальцами перебирая ее волосы. — Ладно, можешь работать, пока тебя это устраивает, а по вечерам я буду заниматься с тобой.
— Ни в коем случае. Вечера будут принадлежать только нам. Никаких занятий. Тем более тебе приходится каждый день ездить в Ванкувер только потому, чтобы я смогла работать здесь, в Виктории. Я сдам экзамены и без дополнительных занятий.
— Будь по-твоему, — согласился Клифф. — Но, после того как ты станешь дипломированным бухгалтером-экспертом, я бы хотел, чтобы ты оставила работу и была просто матерью.
Линн улыбнулась.
— Ну уж нет. Только в том случае, если я буду не просто матерью, но и женой.
— Ну разумеется, — порывисто воскликнул Клифф. — Ты не хочешь заняться своими обязанностями жены прямо сейчас?
— Конечно, хочу, — ответила она с невинной улыбкой на устах, увидев которую Клифф не мог сдержать смеха. — Хочешь, чтобы я сделала тебе сандвич или что-нибудь еще?
— Я бы предпочел «что-нибудь еще». Тем более что через пару недель я рискую остаться ни с чем.
— Ерунда! — возразила Линн. — Мой врач говорит, что, пока нам самим это не доставляет неудобств, мы можем заниматься любовью сколько душе угодно.
— Мне на тебе так же удобно, как на перине, — сказал Клифф.
Наконец настал решающий день. По дороге в больницу Клифф, чтобы скрыть собственный страх, беспрестанно шутил, говорил, что она все делает неправильно, что обычно схватки начинаются глубокой ночью, а не в семь утра, когда пора собираться на работу.
— Пожалуй, я еще успею на следующий паром, — говорил он ей, с нетерпением поглядывая на красный сигнал светофора. — Заеду в офис и вернусь как раз вовремя.
Линн испуганно посмотрела на него.
— Неужели ты оставишь меня одну?
— Никогда, — торжественно, словно давая клятву самому себе, произнес он. — Никогда, любовь моя. Что бы ни случилось, мы будем вместе.
Только вот сможет ли он когда-нибудь забыть, что к происходящему с ней в данный момент он не имеет ни малейшего отношения?
Пять часов спустя Линн встретила его измученная, но сияющая, прижимая к груди сына.
— О, Клифф, он такой прелестный! Спасибо тебе, милый!
На какое-то мгновение Клифф лишился дара речи и лишь молча поцеловал ее в щеку.
— Как зовут ребенка? — требовательным тоном спросил врач.
И снова Клифф промолчал. Он вспомнил, как уязвлена была Линн, когда он отказался обсуждать с ней имя, заявив, что предоставляет ей право выбора.
— Майкл? — сказала она, вопросительно глядя на мужа, словно ожидая его одобрения или, может быть, неодобрения.
Но напрасно. Он не мог выразить ни того, ни другого. Ребенок принадлежит Линн, и она имеет право сама выбрать ему имя.
— Привет, Майкл, — сказал врач, забирая малыша.
— Он вырастет таким же сильным и красивым, как его отец, — с умилением во взгляде промолвила Линн, удобнее устраиваясь на подушках и провожая малютку-сына взглядом, словно боясь потерять его из виду хоть на секунду. — Мне кажется, он даже похож на тебя, Клифф.
Стиснув зубы, Клифф отошел на шаг в сторону, уступая место медсестре.
В душе он недоумевал: какое сходство Линн смогла разглядеть в этом сморщенном, красном личике? Одно он знает наверняка: если там и имеется какое-то сходство, то только не с ним.
— Клифф, любимый, что с тобой?
Клифф стоял в своем кабинете, облокотившись о подоконник, вперив задумчивый взгляд в простиравшуюся за окном ночную мглу.
Обернувшись, он обнял ее одной рукой и привлек к себе. Линн прижалась лицом к его груди, вдыхая исходивший от него, такой родной, запах.
— Все в порядке, — сказал он, щекой касаясь ее макушки.
— Не надо обманывать меня. После рождения Майкла прошло уже три недели, и ты все более и более отдаляешься от меня. Ты работаешь допоздна, мало спишь. Я же вижу, тебя что-то беспокоит.
— Линн, честное слово, у меня все в порядке. Ну да, я много работаю. Извини, если у тебя сложилось впечатление, будто я стал уделять тебе меньше внимания. Но ведь ты все время возишься с ребенком.
— Ах да. — Линн вспомнила, о чем ее предупреждала Энн. — Может быть, это тебе не хватает внимания, Клифф?
Клифф раздраженно фыркнул.
— Не говори глупостей.
— Это не глупости. — Линн провела ладонью по его небритому подбородку. — Неужели ты не знаешь, как я люблю тебя? И мои чувства к Майклу всего лишь продолжение моей любви к тебе. Это же одно и то же. Любовь это не пирог, который можно разрезать на части и раздать каждому по кусочку. Она становится все больше и больше, по мере того как появляются новые души, которые в ней нуждаются. Прошу тебя, милый, пойдем в постель, обними меня.
Клифф не стал возражать, однако Линн чувствовала, что он лежит рядом с ней, не смыкая глаз, по-прежнему предаваясь своим тайным мыслям, которыми он никогда не делился с ней. Она твердила себе, что должна доказать ему: он так же дорог ей, так же любим и обожаем, как и раньше. От нее требуется только терпение и понимание.
Однако неделю спустя Клифф едва не взорвал ее маленький, уютный мир, и Линн с ужасом обнаружила, что, хотя любовь ее осталась прежней, она больше не понимает его.
— Линн, — обратился он к ней, стоя посреди комнаты с каменным, бесстрастным выражением лица, — так больше не может продолжаться. Я должен сказать тебе, что мне известна вся правда. Это убивает меня, это причиняет боль и страдания тебе. Мы должны что-то решить. Возможно, нам и удастся найти выход, но для этого мы должны поговорить начистоту.
От неожиданности Линн резко выпрямилась, так что Майкл выпустил изо рта ее грудь. Она инстинктивно прижала ребенка к себе и погладила его по попке.
— О чем ты говоришь? — настороженно промолвила она.
— О нем, — ответил Клифф, указывая на ребенка. — Мне известно, что это не мой ребенок.
Линн непроизвольно рассмеялась.
— Ты с ума сошел? Разумеется, твой! Чей же еще?
— Не знаю. Возможно, Джо Барнса.
— Что?! — Линн буквально подскочила на стуле. Малыш испугался и расплакался. Спохватившись, она села на стул и прижала его к груди, не переставая укачивать. Вскоре он успокоился. — Клифф, если ты хотел посмешить меня, то у тебя это не получилось. Придумай что-нибудь другое.
Сокрушенно вздохнув, Клифф присел на краешек стула.
— Линн, я бесплоден. Ты никак не могла забеременеть от меня.
— Позволю себе не согласиться! — вскричала Линн. Ребенок снова заплакал, тогда она опустила его на диван, положила рядом подушку, чтобы он не упал, и, встав перед Клиффом на колени, взяла его ладони в свои. — Клифф, прошу тебя, посмотри на меня. Скажи мне, почему ты так говоришь. Я хочу понять.
— Я говорю так потому, что это правда. — В его голосе было столько страдания, что на глаза у нее навернулись слезы. — У меня имеется доказательство, Линн. Неопровержимое доказательство. Джулия оставила меня именно из-за этого, из-за моего бесплодия. Она не разводилась со мной. Наш брак просто признали недействительным. Это было бы невозможно, если бы я не прошел медицинского освидетельствования.
— Но... — Линн сморгнула с глаз слезы. — Клифф, тест мог быть ошибочным! Ради Бога, ты должен поверить мне! Сделай повторный тест. Если ты любишь меня. Или давай сделаем анализ на ДНК, все, что угодно, лишь бы ты убедился. Майкл твой сын!
Клифф встал и отошел в сторону.
— Линн, я сделал повторный тест. Как и ты, я думал, что первый, возможно, был ошибочным. На прошлой неделе я снова прошел через эту унизительную процедуру. Результаты пришли сегодня. Количество сперматозоидов в моей сперме недостаточное, чтобы женщина могла зачать от меня.
Линн подошла к нему и схватила его за руку.
— Десять месяцев назад оно было достаточным!
Он посмотрел на нее с невыразимой грустью.
— Нет, Линн. Почему бы тебе наконец не признать это? Я не могу примириться с обманом. Так не может продолжаться. Линн, ты сказала, чтобы я — если люблю тебя — сделал очередной тест. Я сделал это. Сделал, потому что люблю тебя. А теперь, если ты любишь меня, признайся, кто отец твоего ребенка.
— Ты отец моего ребенка! Нашего ребенка! Как еще яснее я должна сказать, чтобы ты поверил? Ты хотел правды? Ты ее получил.
Клифф сунул руку во внутренний карман пиджака и, достав оттуда продолговатый конверт, протянул ей.
— Прочти это, Линн.
Линн прочитала и бросила бумагу на диван, рядом с Майклом, который к тому времени уже сладко посапывал во сне.
— Клифф, этого не может быть. Пойми же наконец. Это просто невозможно. Произошла чудовищная ошибка. Я хочу, чтобы вы с Майклом сдали на анализ кровь.
— Результат будет тем же самым: я не могу быть отцом твоего ребенка.
— ДНК...
Клифф досадливо махнул рукой, не давая ей договорить.
— Зачем без надобности колоть иголками невинного младенца? Линн, ни один тест не докажет того, в чем ты стараешься меня убедить. — Он провел пятерней по волосам. — Я просто отказываюсь тебя понимать! Возможно, ты так долго внушала себе эту абсурдную мысль, что и сама поверила в нее.
Линн, больше не сдерживая слез, уткнулась лицом в ладони.
— Я говорю правду! Правду!
Клифф так долго молчал, что ей показалось, будто он ушел. Однако, подняв голову, она увидела, что он стоит перед ней.
— Нам нужен консультант по семейным отношениям, — с отчаянием в голосе промолвила она. — Возможно, он поможет нам решить эту проблему.
Клифф покачал головой.
— Линн, извини, но единственный способ сохранить наш брак — это сказать правду.
— Но я сказала тебе правду! — У нее вдруг больно защемило сердце. — Зачем ты тогда женился, если не веришь мне?
Он с грустью посмотрел на нее.
— Потому что я люблю тебя. Потому что я испытываю к тебе нежность, потребность защитить тебя. Такого со мной раньше не было. Я не мог бросить тебя в таком положении.
— А теперь готов оставить меня с ребенком на руках?
— Все зависит только от тебя, Линн. Тебе достаточно лишь сказать мне правду, чтобы у нас был прочный фундамент, на котором мы могли бы строить наши дальнейшие отношения.
Ее душили рыдания, по щекам градом катились слезы.
— Я сказала тебе правду...
Клифф покачал головой, повернулся и вышел. Через несколько минут она услышала, как хлопнула входная дверь.
Линн долго еще сидела, не сводя глаз с входной двери в надежде, что он сейчас вернется и скажет, что это был всего лишь глупый розыгрыш. Но он не вернулся. Ни в тот день, ни на следующий, ни через неделю.
Усилием воли она заставила себя сосредоточиться на работе. Продолжала готовиться к экзаменам. Старалась не думать ни о чем другом и в итоге сдала экзамены блестяще.
Она еще не подозревала, что судьба готовит для нее очередной удар...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 10
Рука Клиффа дрогнула, когда, разбирая почту, которую секретарша оставила на его столе, он натолкнулся на конверт с пометкой «Личное», пришедший из адвокатской конторы, о существовании которой он узнал три недели назад. Несколько секунд он тупо рассматривал конверт. Затем встал, закрыл дверь и, вернувшись за стол, вскрыл его ножом для разрезания бумаг. Это было уже третье подобное послание за месяц.
Все они почти повторяли друг друга.
«Миссис Касл просит вас связаться с ней по указанному адресу. Письмо от нее прилагается».
Письмо? Это было сильно сказано. В записке Линн содержалась лишь вежливая просьба.
«Клифф, прошу тебя связаться со мной. Нам давно пора разобраться в наших отношениях».
И краткая подпись: «Линн».
Почему теперь, когда прошло уже несколько месяцев, с тех пор как он ушел от нее, Линн вдруг решила связаться с ним? Ответ мог быть только один, и слышать его он не хотел. «Разобраться в наших отношениях...» Значит, она намерена покончить с их общим прошлым, а заодно и с будущим, как он уже дважды покончил со своим.
Сможет ли он вынести, если это произойдет и в третий раз? Но ведь он сам сделал первый шаг, сам решил, что у них с Линн не может быть никакого будущего. Так какое же он теперь имеет право препятствовать ей в ее естественном стремлении оформить все официально? То обстоятельство, что она связывается с ним через посредство адвокатской конторы, лишний раз подтверждает его предположение, что она добивается именно официального решения. Каждый день он задавал себе вопрос: почему она до сих пор не сделала этого?
Он сунул письмо обратно в конверт и запер его в ящике стола. Записку Линн он скомкал и бросил в мусорную корзину. Затем подумал, извлек смятый листок бумаги, разгладил его ладонью и спрятал в нагрудный карман пиджака.
Должен ли он ответить ей? Нет. Если он не будет отвечать, то ему не придется услышать от нее того, чего он больше всего боится.
Он откинулся на спинку стула и устало закрыл глаза, не обращая внимания на скопившуюся на столе корреспонденцию и назойливые звонки секретарши.
Лишь услышав громкий стук в дверь своего кабинета, он был вынужден откликнуться. Открыв дверь, он увидел своего партнера по бизнесу Ларри Крукшанка.
— Отвратительно выглядишь, — с ходу заявил тот. — Почему бы тебе не отдохнуть пару месяцев?
— Я в порядке.
— Ерунда. Ты ни дня не был в порядке, с тех пор как расплевался со своей женой. А последний месяц ты совсем сдал. У тебя окончательно испортился характер, ты теряешь в весе, а главное — теряешь деньги и клиентов компании. Пора либо приходить в норму, либо уматывать к чертовой матери.
Клифф, сжав кулаки, вскочил со стула.
— Да кто ты такой, чтобы разговаривать со мной в подобном тоне?
Ларри весь подался вперед, и они оказались стоящими буквально нос к носу.
— Я твой партнер.
— У нас с тобой равные права, — сквозь зубы процедил Клифф. — Ты не мой босс, не моя мать, не мой душеприказчик!
— Если ничего не изменится, то скоро я буду называться экс-партнером, дружище. Я воспользуюсь своим правом свернуть лавочку. — Ларри выдержал паузу, словно желая дать Клиффу время обдумать сложившуюся ситуацию, затем выпрямился и, видя, что тот по-прежнему стоит набычившись, продолжал: — Словом, можешь считать, что я заблаговременно извещаю тебя о предстоящем крахе. В конце этого срока я могу выплатить тебе твою долю, если к тому времени у нас еще останутся какие-нибудь средства. Через пару часов я представлю тебе письменное уведомление. — С этими словами он развернулся и вышел из кабинета, хлопнув дверью.
Через час Клифф постучал в дверь офиса Ларри.
Услышав недовольное «да», Клифф вошел.
— Я согласен на некоторое время отойти от дел, — с порога сказал он.
Два неудачных брака, два неудачных деловых начинания? Не то чтобы его деятельность в аудиторской фирме можно было назвать полным крахом, просто он самоустранился. Неужели он такой законченный неудачник? Может, попробовать сохранить хотя бы то, что он имеет. Он просто должен сделать это. Тем более что Ларри прав — его халатное отношение к делу дорого обходится им.
Ларри подозрительно прищурился и, нервно пригладив коротко стриженные седые волосы, проронил:
— Когда?
— Мне надо закончить кое-какие дела. Может быть, через пару недель.
— Не пойдет. Завтра.
Клифф стиснул зубы и сжал кулаки, чтобы не сорваться. Ларри был прав, обвиняя его в том, что у него испортился характер.
— Ладно, черт тебя побери. Завтра так завтра.
— На два месяца.
— Что?
— Если тебя не будет два месяца, я откажусь от своего права выйти из дела. Когда вернешься, заключим новое соглашение.
Клифф презрительно фыркнул.
— Два месяца. Да не пройдет и месяца, как ты прибежишь за помощью.
Клифф не забыл, что именно Ларри предложил ему — когда он еще работал с Грантом — совместный бизнес.
— Если я и прибегу за помощью, то только не к тебе. — Ларри откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову. — Неужели ты не понимаешь, Клифф? В таком состоянии, в котором сейчас пребываешь ты, толку от тебя никакого. Ты даже самому себе не в силах помочь. А теперь проваливай и не возвращайся, пока не придешь в норму.
Клифф, не произнеся больше ни слова, вышел из кабинета.
Ему больше никогда не прийти в норму.
Особенно если он ответит на это короткое послание, которое находится в нагрудном кармане его пиджака.
Три дня спустя Клифф остановил машину с прицепом, на котором перевозил лодку, на дорожке перед своим домом на острове Галиано и с кислой миной посмотрел на оставленный кем-то фургон. Объехав фургон, он затормозил перед домом и несколько минут сидел совершенно неподвижно, устало откинувшись на подголовник. Стоило ли вообще вставать так рано и тащиться на рыбалку? — спросил он себя. И сам же ответил: он встал так рано, потому что привык вставать рано, а на рыбалку отправился потому, что всегда отправлялся на рыбалку, когда бывал на острове.
Выйдя из машины, он отцепил лодочный прицеп и закатил его в гараж. Затем достал с заднего сиденья маленький переносной холодильник и пошел к дому. Войдя, ногой захлопнул за собой дверь и устало прислонился к ней.
Какого черта я вообще здесь делаю?
Ответа на этот вопрос он не знал. Так же как давно не знал ответов и на многие другие вопросы.
В доме было прохладно и тихо, так тихо, что у Клиффа звенело в ушах. Он не был здесь больше года, боялся, что встретит его именно эта тишина, боялся воспоминаний.
Зайдя на кухню, он убрал в холодильник лоснящуюся рыбину, лосося. Зря он ее выловил. Она слишком большая для одного человека. Тем более для человека, у которого напрочь отсутствует аппетит.
Через десять минут в чистых, защитного цвета, шортах и синей, расстегнутой на груди, рубашке с короткими рукавами Клифф вышел из ванной и направился в гостиную. Подойдя к окну, он окинул задумчивым взглядом покрытую рябью гладь пролива.
Вздохнув, он попытался взять себя в руки. В конце концов, надо примириться с неизбежностью, чтобы жить дальше. Взгляд его скользнул ближе к дому, вот он достиг внутреннего дворика и остановился. Что-то было не так. Шезлонга, который обычно стоял у бассейна, на месте не было. Раздвинув стеклянные двери, Клифф вышел в патио. Сердце его учащенно забилось, когда он вспомнил, как однажды обнаружил пропажу этого самого шезлонга, как нашел его в увитой виноградом беседке.
Нет! Это всего лишь игра воображения.
Он остановился. У него перехватило дыхание. Сердце готово было выскочить из груди.
— Линн? — Он безотчетно сжал ладони в кулаки. Неужели у него галлюцинации?
Или она настоящая?
Настоящая Линн, которая уснула, не дождавшись его возвращения?
Да, это была она. Линн крепко спала, положив голову на согнутый локоть и закинув ногу на ногу. Белая мягкая хлопковая юбка задралась, обнажив нежную кожу бедра. Клифф сделал еще два шага; словно зачарованный наблюдал он, как локон с ее виска, подхваченный ветром, взлетел и опустился на щеку. Казалось, что в ее золотисто-каштановых волосах пляшут огоньки пламени.
Ей не следовало засыпать вот так, под солнцем. С ее светлой кожей она и не заметит, как обгорит. Она позаботилась о том, чтобы шезлонг стоял в тени, но солнце опустилось ниже к горизонту, и теперь тень закрывала лишь ее ноги. Солнечные лучи путались в ее ресницах, и она время от времени щурилась во сне.
Судорожно сглотнув, Клифф, беззвучно, по-кошачьи ступая, приблизился к ней. Присел рядом, осторожно убрал прядь волос у нее с лица и простер ладонь над ее глазами, чтобы защитить от немилосердного солнца. Рука его дрожала. О, как она прекрасна! Прекрасна в своей хрупкости. Почти такая же, как во время их первой встречи.
Но эта ее хрупкость обманчива, поспешил напомнить он себе. Линн — женщина сильная, волевая, порой даже суровая. Он бы никогда не поверил в это, если бы не то упорство, которое она проявляла, не желая признаваться в обмане.
Ее имя готово было слететь у него с языка; его так и подмывало разбудить ее, заглянуть ей в глаза, увидеть, осталась ли в них хоть искорка любви. Но он сдержался и лишь молча взирал на спящее лицо, боясь даже дышать. Веснушки на нежной, почти прозрачной коже; заметно темнее на носу и щеках, они превращались в пятнышки солнечного света на лбу, шее и груди. Он всегда любил их. Солнце золотило кончики ресниц, которые не могли скрыть темных кругов, залегших под глазами.
Подлетела муха и принялась с назойливым гудением описывать круги над лицом спящей Линн. Клифф отогнал ее прочь. Даже с мухой не хотел делить он эти драгоценные мгновения молчаливого созерцания.
Легкий бриз продолжал играть с ее короткими, волнистыми волосами. Один локон упал на ухо. Клифф невольно улыбнулся, когда она во сне потерлась ухом о плечо. Затем она отвернулась, опустила ногу, скрестила на груди руки и зябко поежилась. По мурашкам на бедрах Клифф понял, что ей холодно, и медленно, боясь разбудить, лег рядом, касаясь ногами ее ног, своим телом защищая Линн от порывов ветра.
Он боялся, что ее может разбудить биение его сердца, но она не проснулась даже тогда, когда он обнял ее за талию. Она повернулась, прижимаясь к нему всем телом. Ощущение томительной и сладкой боли, схожее с тем, что испытывал он, когда впервые оказался с ней в постели, пронзило ему грудь.
Он вдыхал пряный аромат ее тела, перебирал пальцами волосы. Что страшного в его невинных ласках? Они не разбудят ее. А желание в нем нарастало, становилось осязаемым — желание касаться ее, запомнить каждый изгиб ее тела, запомнить навсегда, на все долгие годы, которые им суждено провести вдали друг от друга.
Ах, если бы он мог позволить себе нечто большее, нежели простые прикосновения, если бы можно было предаться с ней любви, прежде чем она объявит ему о своем намерении поставить крест на их отношениях. Но что, если в ней еще сохранилась хоть искра любви, которую он не успел потушить? Что, если она захочет выслушать его, захочет дать ему последний шанс?
Из груди ее вылетел легкий, похожий на вздох, звук. Звук умиротворения и покоя, который был так памятен ему. Она словно говорила ему: «Я люблю тебя... Обними меня крепче... Я хочу быть с тобой». Сейчас он с радостью поверил бы этим словам, даже сознавая, что они могут оказаться очередной ложью.
— О, Линн, — выдохнул он, не в силах сдержать рвущихся из глубины души чувств.
Какое-то время он держал ее в объятиях. Но одних объятий ему было уже недостаточно. Он осторожно повернул ее к себе лицом и, приподняв ей голову, поцеловал в губы. Бережно накрыл ладонью ее грудь, пальцами ощущая нежную мягкость и исходившее от нее тепло.
Он помнил эту грудь такой, какой она была во время их первой ночи любви, помнил и другой — какой она была во время беременности Линн. И тогда, и теперь он не переставал восхищаться совершенством ее формы.
Линн пошевелилась. Теперь она повернулась к нему всем телом, рука ее юркнула ему под рубашку и в следующее мгновение уже поглаживала его по голой спине. Губы ее, мягкие и влажные от сна, раскрылись. Он чувствовал на своей шее ее расслабленное, томное дыхание. И тут до него дошло, что она не спит. Она не убегает от него, не отталкивает его, хотя полностью отдает себе отчет в том, что тот, кто обнимает ее в ту минуту, именно он.
Клифф взял ее за подбородок, заглянул в ее еще сонные глаза и произнес:
— Привет, Линни.
Он боялся увидеть в этих глазах безразличие, мечтал увидеть желание, но в них отразилось лишь недоумение. Линн несколько раз моргнула и наконец улыбнулась ему радостной, приветливой улыбкой, которой встречала его утром при пробуждении, вечерами, когда он возвращался домой, и всякий раз, когда видела его. Каждую ночь, с тех пор как они расстались, эта улыбка преследовала его во сне.
— Привет, — пробормотала она, и сердце его затрепетало от радости.
Значит, она приехала не для того, чтобы требовать у него развода! Эта улыбка означает, что она все еще любит его.
— Линни... о, прелесть моя, — задыхаясь, промолвил он, затем прильнул к ее губам поцелуем со всей нежностью, которую только она одна могла пробудить в нем. Я так люблю тебя, готово было слететь с его языка, но она обхватила его голову руками и привлекла к себе.
Клифф отпрянул, чтобы перевести дух. Затем снова склонился над ней, покрывая легкими поцелуями ее глаза, губы, чувствуя, как она нетерпеливо перебирает ногами, все теснее прижимаясь к нему, словно давая понять, что желает его не меньше, чем он желает ее.
До его сознания доходили приглушенные звуки, идущие словно из самой глубины ее души, в которых была любовь и страсть. И, когда она обмякла в его объятиях, как будто уступая ему инициативу в их любовной игре, он окончательно понял, что никогда не сможет отказаться от нее.
Раскинув руки на его широкой груди, она прильнула губами к его губам, и в ее поцелуе было все то же страстное, требовательное желание любви и ласк. Клифф поглаживал ее по спине, и тогда звуки, издаваемые ею, стали походить на мурлыкание. Ему хотелось, чтобы время остановилось, чтобы это мгновение взаимного всепоглощающего блаженства длилось вечно. Чтобы во всем мире остались только они — двое людей, которые когда-то любили, потом были вынуждены расстаться и теперь снова любят друг друга.
Линн сразу раскрыла Клиффу свои объятия, хотя умом и понимала, что не должна уступать своим желаниям, что, напротив, должна оттолкнуть его, сказать ему «нет». Ей следовало бы вскочить и бежать прочь, подальше от него, прежде чем все это началось. Но разве могла она устоять, когда тело его уже прижималось к ее телу, когда губы его коснулись ее губ и в ноздри ударил знакомый мужской запах? Могучая волна желания всколыхнула все ее существо, и она, уже не отдавая отчета в том, что творит, раскрыла губы навстречу его горячим поцелуям, которые заставляли забыть об одиночестве, которые, словно жажду, утоляли самые сокровенные ее желания и заставляли мечтать о большем.
Он целовал ее неистово, как будто изголодался по ее телу, по ее прикосновениям, и вместе с тем с бесконечной нежностью, пробуждавшей в душе Линн чувства, которые, как она считала, ей больше никогда не суждено испытать.
Линн провела ладонью по сгибу его руки. Она заново открывала для себя его тело и сама открывалась перед ним. Язык Клиффа проник в ее рот, нанося плавные влажные удары, от которых у нее вздрагивало сердце. Он добрался до ее языка, приподнял его и погрузился в восхитительную влагу, разлитую под ним.
Ее ногти легко царапали его грудь. Кончики пальцев пробегали по спине. Наконец она нащупала его рубашку и стала снимать ее. Перед ней снова было его обнаженное тело, которое она когда-то знала так же хорошо, как свое собственное. Пальцы скользнули вниз и, проникнув под широкую резинку шорт, остановились, ощутив игравшие мышцами ягодицы. Трепет, пробежавший по его телу, судорожный вздох красноречивее любых слов говорили о его желании.
Клифф нетерпеливо расстегнул пуговицы на ее блузке, и в следующий миг ладонь его легла ей на грудь, которую еще прикрывал кружевной бюстгальтер. Она задрожала всем телом.
Клифф пробормотал ее имя, и звук его голоса пролился бальзамом на душу Линн. Ее собственное возбуждение нарастало, по мере того как его желание становилось все более очевидным и осязаемым. То же страстное желание было написано и в его пылающем взоре. На лбу у него проступили бисеринки пота. Он заглянул ей в глаза и хриплым шепотом произнес:
— О, любовь моя, видеть тебя, сжимать тебя в объятиях... Я... — Тут из груди его вырвался стон. — О Боже, что я творю?
Через секунду его уже не было рядом с ней.
— Клифф? — привстав, окликнула его Линн, провожая взглядом. — Клифф!
Он не ответил, лишь остановился на мгновение, чтобы перевести дух. Она видела, как тяжело вздымаются и опадают его плечи.
Линн опустила ноги на теплый кафель, чувствуя, как солнце приятно припекает спину. Однако на сердце у нее шевелился какой-то холодный комок.
— Клифф!
Он прыгнул в бассейн и под водой поплыл к противоположному краю. Вот голова его показалась на поверхности, и он мощным кролем устремился дальше. Затем, оттолкнувшись ногами от бортика, поплыл назад, в ее сторону. Как будто ее и не было рядом, как будто ничего не произошло — или почти не произошло — между ними, он выполнил очередной разворот и продолжил заплыв.
Линн встала с шезлонга и, приведя в порядок одежду, пошла в дом.
По собственному опыту она знала, что Клифф теперь будет плавать до полного изнеможения. Но потом ему все-таки придется выслушать ее.
Разумеется, если ей удастся найти нужные слова.
Наконец Клифф вышел из воды и опустился на край бортика. Мускулы его после столь изнурительной разминки обмякли, он тяжело дышал.
О чем, черт возьми, он думал? Он невесело рассмеялся. Думал? Вот уж чего не было, того не было. Когда дело касалось Линн, рассудок точно покидал его.
Он встал, чувствуя слабость в ногах. По крайней мере, после того как он растерся махровым полотенцем, улеглась жгучая боль в груди. Натянув рубашку, он направился к дому.
Линн сидела, свернувшись калачиком в кресле и устремив невидящий взгляд в пол прямо перед собой.
— Зачем ты приехала, Линн? — вырвался у него вопрос, задавать который он вовсе не собирался.
Впрочем, он сам не знал, о чем, собственно, хотел спросить ее. Так что какая, в сущности, разница?
От его внимания не укрылось, как она попыталась сглотнуть застрявший у нее в горле комок. Она даже встала, словно так ей было легче справиться с волнением.
— Ты знаешь зачем, Клифф. Я приехала, чтобы поговорить с тобой о разводе.
Он хрипло — каким-то чужим, вынужденным смехом — рассмеялся.
— О разводе? — театрально изумился он. Хотя он сразу понял, зачем она приехала, хотя и знал, что ему не избежать этого разговора, само слово «развод» вдруг показалось ему чуть ли не ругательством, особенно когда оно сорвалось с распухших от поцелуев губ Линн.
— Да, именно о разводе. Я не прошу тебя ни о поддержке, ни об алиментах. Я не требую у тебя ничего, кроме свободы. Если возникнут какие-то финансовые издержки, надеюсь, ты согласишься заплатить, поскольку у меня часто бывают затруднения с деньгами. Если же нет, я сама изыщу средства.
Она перевела дыхание, и Клифф заметил, что губы ее дрожат.
— И еще я бы хотела, чтобы ты поздравлял Майкла в день рождения, на Рождество, ну и тому подобное... просто чтобы он знал... то есть когда подрастет, что у него есть отец. Это, пожалуй, все, чего я хочу от тебя.
— Проклятье! — Клифф не верил своим ушам. — Линн, но ты забыла обо мне, о том, чего хочу я!
Линн вопросительно посмотрела на него, от ее взгляда повеяло ледяным холодом.
— Забыла? Клифф, мне кажется, ты давно и предельно ясно дал мне понять, что ни он, ни я тебе не нужны. Вряд ли с тех пор что-либо изменилось.
Отказаться от тебя? Ему хотелось кричать. Иными словами, отказаться от воздуха? От возможности жить? Он стиснул зубы, чтобы сдержаться.
— Понимаю, — вполголоса промолвил он. — Но я не согласен. Мы должны найти какой-то выход.
Глаза ее недобро сверкнули.
— Какой выход, Клифф? Я должна жить, и я не могу вечно пребывать в неведении! Развод — это единственный выход. Ты не мог не понимать, что именно это я и хотела обсудить с тобой.
Клифф подошел к стеклянным дверям; где-то в другом мире была синева пролива, зелень листвы, буйство цветов. В его глазах мир казался тусклым, черно-белым.
— Ты с кем-то познакомилась? Я понял это сразу, стоило мне получить от тебя первое письмо с просьбой о встрече.
Клифф услышал, как она вздохнула где-то совсем рядом, затем на плечо ему легла ее рука.
— Нет! У меня никого нет.
Он внезапно почувствовал такое облегчение, что у него закружилась голова, хотя ему и показалось, что в ее страстном признании прозвучало легкое сожаление. Он повернулся и привлек ее к себе.
— Никакого мужчины?
— Никакого мужчины.
На мгновение он лишился дара речи, когда же вновь обрел его, то пожалел об этом — таким низким, хриплым был его голос.
— Рассказать тебе... кое-что смешное?
— Расскажи... если хочешь.
По ее голосу было ясно, что Линн, как, впрочем, и ему, явно не до смеха. Он не смог бы в точности определить, зачем ему потребовалось рассказывать ей об этом. Возможно, в глубине души надеялся, что это поможет им обоим понять, что же произошло между ними в патио.
— С тех пор... с тех пор как я... оставил тебя, Линн, у меня тоже никого не было.
Несколько минут они молчали, наконец он поднял ее лицо и увидел, что в глазах у нее стоят слезы.
— Когда я видел тебя последний раз, ты тоже плакала. Я никогда не хотел причинить тебе боль, Линн. Никогда не хотел обидеть тебя. Жаль, что у меня не хватило сил... то есть что я не смог стать для тебя тем мужчиной, каким ты хотела меня видеть. Черт побери, я не смог стать хотя бы самим собой.
— Ты единственный мужчина в моей жизни. Никто не был для меня таким желанным, каким был ты.
— До сегодняшнего дня? — спросил Клифф. — Поэтому ты хочешь во что бы то ни стало начать бракоразводный процесс именно сейчас? Ты встретила кого-то, кого хотела бы рассматривать в качестве, как пишут в газетных объявлениях, брачного партнера?
Линн отпрянула.
— Да нет же! Черт тебя побери, Клифф, неужели ты думаешь, я способна любить тебя и одновременно думать о замужестве?
Ответом ей было молчание. Клифф, как всегда, верил тому, во что хотел верить, и, что бы она ни говорила, слова ее не могли поколебать его.
Отказавшись от мысли переубедить его, Линн решила сменить тактику. Пожав плечами, она вновь уселась в кресло.
— Мне не хочется, чтобы мой сын вскрикивал от ужаса при встрече с мужчинами, потому что никогда их не видел, — сказала она. — Это несправедливо по отношению к нему, и это несправедливо по отношению ко мне, ведь в конце концов твои слова однажды могут сбыться. Возможно, когда-нибудь мне удастся забыть тебя и я встречу человека, которого смогу полюбить. Ты говоришь, что никогда бы не развелся со мной, но ты же должен понимать, почему, пусть даже независимо от моего желания или нежелания, я вынуждена просить у тебя развода.
Я не могу продолжать жить так, как живу сейчас, в состоянии неопределенности — ни жена, ни вдова, просто сама по себе... Если уж мне суждено остаться одной, я должна чувствовать себя полностью свободной, чтобы попытаться заново построить свою жизнь. Долгое время я тешила себя надеждой, что ты примешь правду такой, какая она есть, и все же признаешь сына своим. Но я больше не могу ждать. Я должна стать свободной и независимой.
— Свободной? Неужели ты думаешь, что мы когда-нибудь сможем стать свободными друг от друга?
— Да. — Сомнение в ее голосе уступило место непоколебимой уверенности. — Мы должны. Я должна.
— Я понимаю, — устало проронил он. — Но мне не хотелось, чтобы эти слова звучали из твоих уст. — Он невесело рассмеялся, и ей показалось, что он смеется не столько над ней, сколько над самим собой. — Ты хотя бы отдаешь себе отчет, насколько нелепа вся эта ситуация: ты сидишь здесь и требуешь развода у мужа, с которым только что готова была предаться любви?
Линн вспылила.
— А ты отдаешь себе отчет, насколько нелепа была вся моя жизнь последние четырнадцать месяцев? Быть замужем за человеком, который отказался от семьи, когда его сыну едва исполнился месяц?
От ее внимания не ускользнуло уже знакомое ей выражение холодной отчужденности, поэтому она решила сменить тему.
— Почему ты не отвечал на мои письма, Клифф? — спросила она.
— Ты хоть знала, что я искал тебя? Что с прошлого августа — год, Линн, целый год — я понятия не имел, где ты? Наконец ты соизволила связаться со мной, и какой адрес ты мне даешь? Почтового ящика! Я должен писать на почтовый ящик или звонить какому-то адвокату. Ты не оставляешь ни своего адреса, ни номера телефона, как будто опасаешься, что я снова буду домогаться тебя.
— Если я чего-то и опасалась, так только не твоих домогательств.
Клифф горько усмехнулся. Он пересек комнату и, несмотря на то что был в мокрых шортах, сел на диван. Он сидел, подавшись вперед, опершись локтями о колени, и смотрел на Линн из-под насупленных бровей.
— Как видно, напрасно.
Линн сокрушенно вздохнула.
— Я тебя умоляю, то, что произошло между нами в патио, не имеет ничего общего с домогательствами! Согласна, нам не надо было заниматься любовью...
— Едва ли это можно назвать любовью. Возможно, пролог, но...
Линн, не слушая его, продолжала:
— ...Но я знала, чего я хочу, так же как и ты. Я отдавала себе отчет, где я и с кем, и могла, если бы захотела, остановить тебя. Так что не переживай. Я не буду кричать на каждом углу о попытке изнасилования. — Она смерила его долгим, пристальным взглядом. — И еще одно на всякий случай, если ты вдруг запамятовал: это ты бросил меня, ты.
ГЛАВА 11
Клифф сделал вид, что пропустил мимо ушей ее заявление, в котором, как ему показалось, угадывалось завуалированное желание подлить масла в огонь.
Он кивнул в сторону патио.
— Но то, что произошло там, не входило в твои планы?
— Ты прав, — согласилась она.
Однако его вопрос заронил в ее душу семена сомнения. Что, если где-то в глубине души она действительно лелеяла надежду, что после занятия любовью они с Клиффом смогут прийти к взаимопониманию? Смогут снова быть вместе?
— Ты прав, — сухо повторила она. Это был не столько ответ на его вопрос, сколько обращение к самой себе, попытка развеять собственные сомнения. — Я приехала, потому что... должна была приехать.
Клифф кивнул.
— Ты приехала, потому что я не отвечал на твои письма и тем самым вынудил тебя...
— Да. Раньше мне казалось, что нам лучше не встречаться, а соблюсти все формальности заочно, через адвокатов.
Их взгляды встретились.
— А потом я поняла, что это неправильно и что, не отвечая на мои письма, ты давал мне это понять. И я решила, что, если мы встретимся на какой-то нейтральной территории, может быть, все пройдет... как-то менее болезненно для нас обоих. — Линн лукавила. На самом деле она просто не хотела, чтобы он видел Майкла; не хотела снова натолкнуться на холодное, отстраненное выражение, которое принимало его лицо, когда он смотрел на их сына. — Ты сказал, что искал меня. — Он же знал, где искать ее. Почему же он просто не приехал? — спрашивала она себя.
— Сначала я всего лишь хотел убедиться, что у тебя все нормально, — сказал Клифф. — Но это лишь вначале. Потом я понял, что хочу видеть тебя не только поэтому. Я хотел снова быть с тобой. Касаться тебя, слышать твой голос, спать с тобой рядом и, просыпаясь, видеть твое лицо. Я хотел тебя. Хотел, чтобы мы снова были вместе.
Линн отвернулась. Неужели она все еще спит в той увитой виноградом беседке? Спит и видит сны?
Ей хотелось бы, чтобы это было так. Ей хотелось верить Клиффу, но она не смела.
— Вместе со мной? — спросила она, поднимаясь с кресла. — Или со мной... и с Майклом?
— Я бы... попытался?
— Попытался?
Клифф молчал, в глазах его отразились все его сомнения и страхи, вся его неизбывная скорбь, все то, что развело их в разные стороны.
— Я понимаю. — Линн сморгнула с глаз набежавшие слезы. Она не хотела демонстрировать ему свои чувства, особенно теперь, когда эти чувства — растерянности, одиночества, страха — были глубоки, как никогда.
Она только что продемонстрировала ему другое — голосом, движениями рук, губ, всем телом, — что любит его каждой клеточкой своего существа. И что с того? Он так и не понял, что одной физической близости для нее недостаточно.
Они с Майклом составляют единое целое, и она требовала, чтобы он окружил любовью их обоих. Чтобы их жизнь стала его жизнью.
Но... что, если готовность Клиффа «попытаться» — их единственный шанс?
В последний раз он предлагает ей поверить в то, что где-то глубоко все еще тлеет крохотный уголек, из которого может разгореться настоящий костер, если только они будут бережно поддерживать его. Уголек... Возможно, именно поэтому она, даже окончательно проснувшись и обнаружив, что действительно впервые за весь этот долгий год находится в его объятиях, не оттолкнула его, не отвергла его ласк. Потому что все эти месяцы хотела его, потому что по-прежнему хочет его.
Но Клифф не способен бережно поддерживать этот тлеющий уголек их любви. Он не знает, как вдохнуть в него жизнь, чтобы он разгорелся в полную силу. Как и прежде, он готов довольствоваться лишь половиной.
Он хочет пылкой любви, но бежит от ответственности, которую порождает эта любовь.
Боится плодов этой любви.
Он по-прежнему пребывает в страшном заблуждении, когда-то приведшем к разрыву их отношений, и, похоже, не собирается от него отказываться.
— Неужели ты не видишь? — горько промолвила она. — Ничего не изменилось! Мы...
— Нет. — С потемневшим от горя лицом он подошел к ней. — Не говори так больше. Если бы ты не нашла меня, я бы этого никогда не услышал.
— Но факт остается фактом, Клифф. Я нашла тебя. И сказала то, что должна была сказать. И по-прежнему жду от тебя ответа.
— Ответа?
Клифф наклонился и захватил ртом ее губы. Устоять против его поцелуев было выше ее сил. Линн прильнула к нему. Наконец он отпрянул, и она прочла на его лице, в его глазах все: тоску и отчаяние, любовь и желание. Если это прощание, то оно становится все более невыносимым.
Особенно после его следующих слов:
— Линн, я же вижу, что в глубине души ты тоже не хочешь, чтобы наш брак распался.
Линн вырвалась у него из рук.
— Я не вижу иного выхода. Я уже сказала, что так дальше продолжаться не может.
Клифф протянул к ней руку, но ладонь повисла в воздухе, словно он хотел коснуться ее, но внезапно передумал. Он смотрел на нее, как ей казалось, с выражением какой-то угрюмой сосредоточенности и мрачной решимости. Он напоминал моряка на терпящем бедствие судне, готового броситься в воду, чтобы вплавь добраться до чужого негостеприимного берега, потому что иной надежды на спасение у него нет.
— Хорошо, — вполголоса промолвил Клифф. — Так больше не будет продолжаться.
— Что ты хочешь сказать?
Линн внутренне похолодела; у нее возникло тревожное предчувствие чего-то важного, что должно произойти между ними и что в итоге решит их дальнейшую судьбу.
Клифф хотел произнести слова, которые давно уже звучали в его сердце, но теперь, когда подходящий момент наконец наступил, он вдруг понял, что не знает, что сказать. Но одно он знал наверняка: он принял решение, окончательное и бесповоротное. Он еще не представлял, чем это решение может обернуться для него... для них. Он даже не знал, правильно оно или нет. Однако это единственно возможное для него решение. Из груди его вырвался горестный вздох.
Линн настороженно следила за ним, озадаченная внезапно произошедшей в нем переменой.
— Ты хочешь сказать, что не будешь мне препятствовать? — Голос ее дрогнул. Что это? Разочарование? Но уже следующие ее слова словно призваны были подавить зародившееся у нее в душе сомнение. — Я переписала дом обратно на твое имя, — скороговоркой выпалила она, как будто стремилась как можно быстрее заполнить образовавшуюся вокруг них зловещую пустоту. — Я практически не притрагивалась к тем деньгам, которые ты перевел на мой счет, разве что оплачивала из них налоги и коммунальные услуги. Так что они твои. Все, чего я хочу...
— Знаю-знаю, — перебил он ее, недоуменно потирая ладонью лоб. — Все, чего ты хочешь, это развод. — Тут он посмотрел ей в глаза. — Так вот, Линн, ты не получишь развода. Никакого развода не будет.
— Что? — Она машинально отпрянула от него, но он удержал ее, схватив за плечи. — Клифф, ты не сможешь остановить меня. Ни один суд в стране не может отказать мне в разводе.
— Если один из нас официально обратится за помощью к консультанту по вопросам семьи, суд будет вынужден отложить рассмотрение дела.
— К консультанту? Но ты же сам...
— Я знаю. Раньше, когда ты предлагала мне, я не хотел этого. Это была моя ошибка. Надо было попробовать. Но теперь я сделаю это. Я знаю одно: я не могу позволить тебе окончательно исчезнуть из моей жизни. Мы не должны этого делать, Линн. Мы сможем что-то придумать, чтобы остаться вместе. Мы должны.
Она порывисто сбросила его руки с плеч и попятилась, не спуская с него глаз, словно желая испепелить взглядом.
— Что ты предлагаешь? — Всем своим видом она как будто говорила о том, что все кончено. — Что ты имеешь в виду, Клифф, заявляя, что не можешь позволить мне исчезнуть окончательно? Встречаться с тобой украдкой? Урывками заниматься любовью, для того чтобы притупить боль?
Клифф был мрачнее тучи.
— Нет!
Но он уже ни в чем не был уверен. Может быть, именно таков был скрытый контекст его бессвязных слов, просто Линн — уязвленная, оскорбленная до глубины души — сумела выразить все это в предельно ясной форме?
— Я... нет, — упрямо повторил он. — Я только знаю, что не могу позволить тебе уйти. Я... — Он до боли прикусил нижнюю губу. — Я хотел... я еще не очень хорошо представляю себе, что мы должны... сделать, чтобы остаться вместе...
— Если тебя вдруг осенит гениальная идея на этот счет, я готова выслушать. Но пока тебя не осенило, предлагаю обсудить мое предложение: расторгнуть брак, который окончился крахом едва ли не в тот момент, как был заключен.
Клифф лишь молча смотрел на нее. Горе словно лишило его разума, способности здраво формулировать мысли. Он чувствовал только одно — боль. Он никогда не считал себя человеком нерешительным, однако теперь ему казалось, что нерешительность одна из главных его черт.
— Я не готов об этом говорить, — пробормотал он.
— И все же нам придется поговорить, — сказала Линн, устало опускаясь в кресло.
Когда она снова посмотрела на него, в ее глазах появилось какое-то новое выражение — сострадания, жалости.
— По-моему, развод чем-то похож на похороны, — продолжала она. — Это конец. Как перевернуть страницу в семейном альбоме или навесить замок на дверь дома, который ты уже продал. Мы знаем, что там, на этой перевернутой странице, но мы уже не можем открыть ее. Мы можем с нежностью вспоминать старый дом, но не можем вернуться в него. Наш брак скончался, и не в наших силах реанимировать его. Поэтому нам остается перевернуть страницу, чтобы начать жизнь с чистого листа.
Когда умер отец, всем нам не хватало его, но мы приучили себя к мысли, что прошлого все равно не вернешь и что в будущем нас тоже ждет что-то хорошее, хоть и другое. Понимаю, в твоем прошлом не было человека, о котором ты вспоминал бы с теплотой и любовью, так что, возможно, я бросаю слова на ветер. Ты должен научиться находить то хорошее, что было в твоей жизни, и, примирившись с тем, что обратного пути нет, жить дальше и быть готовым к будущему, где непременно тебя ждет еще много светлых и радостных дней.
— Так вот чего ты хочешь? — угрюмо промолвил он. — Хорошего, хоть и другого? А ты уверена, что найдешь? Или, может быть, уже нашла?
Линн изо всех сил старалась сохранить хладнокровие, понимая, что это говорит не он сам: его устами говорит боль. Она медленно покачала головой и встала.
— Хорошо, Клифф. Я поняла, что мне нет смысла задерживаться здесь. Нам больше нечего сказать друг другу. Я получу развод. С твоего согласия или без. Счастливо оставаться.
— Проклятье! — воскликнул Клифф. — Дай мне немного времени! Я же сказал, что должен подумать. Неужели ты не можешь подождать несколько минут?
— Хорошо, — подчеркнуто сухо ответила Линн. — Не возражаешь, если я пока воспользуюсь твоим телефоном? Мне надо проверить, как там дети.
— Дети? — Клифф подскочил как ужаленный и, схватив ее за плечи, начал неистово трясти. — Дети, говоришь? Боже, что я слышу! Если уж ты намерена и дальше врать мне, так хотя бы будь последовательна! Не ты ли говорила мне, что у тебя никого нет? А теперь оказывается, что у него еще и ребенок!
Клифф с силой оттолкнул ее, точно ему вдруг стало неприятно сознавать, что он дышит с ней одним воздухом.
— Линн, меня тошнит от этой лжи! Уходи! Исчезни из моей жизни и больше никогда не возвращайся! Я согласен дать тебе этот чертов развод!
Здравый смысл подсказывал ей, что она не должна ничего объяснять, пусть думает что угодно, однако все в ней восстало при одной мысли о том, что он поверит в очередную нелепицу.
— У меня никого нет! — размеренным тоном, чеканя каждое слово, произнесла она. — И никогда не было! Я уйду, Клифф. Я уйду, как только ты скажешь мне, что веришь хотя бы этому, если больше не веришь ничему! Я никогда не лгала тебе. Я не аферистка. И я никогда — слышишь, никогда! — не совершала супружеской измены. Посмотри мне в глаза!
Она схватила его за руки, пытаясь встряхнуть, но это было все равно что пробовать сдвинуть скалу.
— Посмотри мне в глаза! Скажи, что ты веришь мне!
Из груди ее вырвался стон не то подавленной ярости, не то отчаяния. Она махнула рукой и направилась к выходу.
— Ах, к чему все это? Прощай, Клифф. Я жалею, что приехала сюда.
— Боже милостивый! — Клифф, схватив Линн за плечо, заставил ее обернуться. — Почему ты не могла сказать мне раньше? Неужели ты не хотела выйти за отца ребенка до того, как малыш появится на свет? Ведь это за него ты хочешь выйти замуж, верно? Признайся, это он... отец Майкла?
Линн приблизилась к нему почти вплотную и отвесила ему пощечину, вложив в нее все свое давно копившееся негодование, весь свой гнев. В тот момент она вдруг пожалела, что не весит фунтов на сто побольше, тогда она не оставила бы от него мокрого места.
Она не сумела достучаться до его сердца, не знала языка, который был бы ему понятен, — ей уже казалось, что такого просто не существует в природе. Он даже не попытался поднять руку, чтобы отвести ее второй удар. Просто весь как-то съежился и приложил ладонь к щеке, меж тем как она с гримасой боли на лице потирала ушибленную руку.
— Меня тошнит от тебя, Клифф Форман! — глотая слезы, выпалила она, ненавидя его еще больше за то, что он довел ее до такого состояния. — Нет никакого нового ребенка. Ты отец Майкла, чтоб тебе провалиться, а отцом Аманды был мой брат! Боже правый! Неужели ты решил, что я брошу ее? Я ее опекун. И хотела избавиться от тебя отчасти и ради нее тоже, хотя в первую очередь, разумеется, ради самой себя. Ты грубый... невежественный чурбан...
Рыдания душили ее, больше говорить она была не в состоянии. Повернувшись и ничего не видя перед собой, она побрела туда, где, по ее предположениям, должна была находиться дверь.
Но дойти до двери ей было не суждено.
— Что ты сказала? — Клифф подхватил ее на руки и усадил на диван. — Аманда? Твоя племянница? Но при чем здесь она? — растерянно бормотал он.
Он отвел руки, которыми она закрывала лицо, и заглянул в ее заплаканные глаза. Как вдруг страшная догадка осенила его.
— Тейлор? Ты сказала — был? — Мысли его путались. — Тейлор мертв?
Она лишь молча смотрела на него, однако то, что Клифф прочел в ее глазах — презрение, злость, — не могло сравниться с тем отвращением, которое он питал к себе сам. Она сказала, что является опекуном Аманды. А это значит...
— Тейлор и Энн?
Ответом ему было ее молчание, а также мертвенная бледность, разлившаяся по ее лицу, и застывшее в глазах выражение потрясения и ужаса.
— Так почему же ты не позвонила мне, Линн? — прохрипел Клифф. — Черт возьми, почему?
Он закинул голову и застонал как раненый зверь.
Он сам знал почему. Потому что он бросил ее. Она не звонила ему по той же причине, по которой отказалась от его дома и от помощи.
— Ты действительно так ненавидишь меня? — спросил он, заглядывая ей в глаза. — Настолько, что даже не сочла нужным сообщить мне?
Она долго смотрела на него затуманенным страданием взглядом; наконец с дрожью в голосе произнесла:
— А почему ты сам не позвонил мне? Ведь об этом писали во всех газетах; о том, как они пропали, как их искали, как... нашли тела. — В горе она уронила голову на колени.
— О Боже, Клифф, никогда еще мне не было так одиноко!
Клифф прижал ее голову к своей груди, дрожащей ладонью касаясь ее щеки.
— Я ничего не знал, милая. Клянусь, я ничего не знал.
Клифф не мог не понимать, что теперь ей трудно поверить в его слова. Она заглянула ему в глаза и покачала головой. Он теснее прижал ее к себе, и она не сопротивлялась.
— Милая, но что произошло? — спросил он. Она молчала. Было видно, как мучительно даются ей эти воспоминания. Наконец сказала:
— Тейлор и Энн погибли в авиакатастрофе в июле прошлого года. Их искали несколько дней. Об этом постоянно говорили в новостях. Я думала... ты знаешь.
И мне было невыразимо больно оттого, что ты не позвонил, не сказал ни слова соболезнования, сочувствия. И это человек, который постоянно твердил, как он любит Тейлора и его жену. Клифф читал эти мысли в глазах Линн.
— Любовь моя... — пробормотал Клифф, не выпуская ее из своих объятий. — Линни, прошу, поверь мне. Я ничего не знал. Меня не было в стране. Прошлым летом я на несколько недель улетал в Австралию.
Он уехал тогда, надеясь, что работа поможет ему забыться.
Клифф покачал головой. Разумеется, забыться ему так и не удалось. Путешествие в Австралию оказалось пустой тратой времени и денег, ничего хорошего из этого не получилось. Во многом виноват был он сам, мысли его были заняты другим, и он не мог заставить себя сосредоточиться на работе.
И вот теперь выясняется, что именно тогда Линн особенно нуждалась в его поддержке.
Ему хотелось биться головой о стену, чтобы унять охватившие его гнев, досаду, отчаяние и чувство собственной никчемности, беспомощности.
— Расскажи мне, Линн, — пробормотал он.
Линн приняла его слова утешения, как если бы они были сказаны тогда, вовремя.
Теперь, оказавшись с Клиффом, она вдруг поймала себя на том, что в его присутствии ей легче говорить о той трагедии. До сих пор ей не с кем было разделить боль и страдание, которые она пережила, пребывая в смятении и неопределенности, пока тянулись томительные часы ожидания. Потом она старалась загнать воспоминания вглубь, в подсознание, откуда они не могли причинить такую боль, и все же временами комок подступал у нее к горлу и ее душили рыдания.
В объятиях Клиффа, согретая его теплом, она наконец могла поделиться своим горем, излить его.
ГЛАВА 12
— Они так много работали, и оба понимали, что им необходим отдых. Не знаю, говорил ли Тейлор тебе, но у него была лицензия на право управления самолетом. — Голос ее дрогнул. — Он с детства хотел стать профессиональным летчиком, летать на коммерческих рейсах. После смерти папы ему пришлось отказаться от своей мечты, но права на управление частным самолетом остались. Один знакомый предложил им с Энн отдохнуть в его охотничьем домике в горах, и Тейлор арендовал небольшой самолет. Я осталась с детьми, Майклом и Амандой. С тех пор... мы там и живем.
— Поэтому ты уехала из Виктории?
— Да.
— А почему ты не брала деньги, которые я положил на твой счет? Тейлор оставил тебе... какие-то средства? Этого достаточно, Линн? Ты сказала, что иногда бывает туго с деньгами. Эти деньги твои! Я хочу, чтобы ты это знала.
Линн выпрямилась. Клиффу показалось, что она хочет отстраниться от него, и он еще крепче стиснул ее в объятиях.
— Мне не нужны твои деньги, Клифф. Тейлор оставил деньги на образование Аманды, и я получила страховку. Я целый день провожу с детьми. Справляюсь. Меня это устраивает. Я заключила контракты с несколькими небольшими компаниями, веду их бухгалтерию. Плюс принимаю постояльцев. У меня, то есть у нас, все в порядке.
— Понимаю.
Клифф закатил глаза к потолку.
Нет, он не понимал. Не понимал, зачем нужно принимать постояльцев в доме брата в Ладнере, когда у нее есть свой дом в Виктории, в котором вполне хватило бы места и для Аманды. Не понимал, зачем заниматься бухгалтерией, когда он дал ей достаточно, чтобы она могла позволить себе не думать о хлебе насущном.
И вдруг его осенило: если он хочет, чтобы Линн была с ним, ему придется научиться понимать ее.
Теперь он, по крайней мере, знал, почему в поисках Линн ему не удалось найти хотя бы ее брата.
Он не помнил номер их телефона и, не найдя его в справочнике, перед Рождеством отправился в Ладнер на машине в надежде, что Тейлор, какой бы неприятной ни оказалась встреча с ним, подскажет, куда исчезла Линн. Он готов был упасть перед Тейлором на колени, если только это помогло бы ему найти Линн.
Когда он остановился у дома Тейлора, из дверей вышли две пожилые женщины. Одна из них, тучная матрона, с любезной улыбкой осведомилась, не ищет ли он свободную комнату.
— Мы бы не возражали, если бы нашим соседом оказался такой красавчик, — игриво сказала она, вызвав приступ нервического смеха у своей товарки. — Спросите Лу, она здесь за старшую. Скажите, Белла вас прислала.
— Разве это пансион? — спросил Клифф, уже зная, каким будет ответ. Он решил, что телефона Тейлора Моррисона нет в справочнике потому, что тот с семьей переехал в другое место. И прихватил с собой Линн.
Теперь, когда Клифф узнал правду, он понял, что, несмотря на браваду, Линн приходится несладко. Как, впрочем, и ему.
Оставалось убедить в этом Линн.
— Милая, — промолвил он, касаясь губами ее виска, — мне очень жаль, что все так получилось.
При этих словах из глаз ее брызнули слезы, и она уткнулась в его плечо.
— Я даже не знал, что Тейлор любит охоту, — растерянно пробормотал Клифф, словно обращаясь к самому себе.
Клифф не скрывал, что ему нравился Тейлор, но по-настоящему он не знал его. И ему уже не суждено познакомиться с ним поближе, как Тейлору и Энн уже не суждено услышать в своем большом старом доме звонкий смех дюжины малышей — о чем они так мечтали, сами не подозревая, какой болью их слова отзываются в сердце Клиффа. Ведь он-то точно знал, что единственный ребенок, которого он когда-либо сможет назвать своим, тот, что носила под сердцем Линн.
Клифф готов был возненавидеть себя. Господи, он все это время утешал себя мыслью, что Линн, в отличие от него, есть на кого опереться, в то время как она была одинока и несчастна. Возможно, она чувствовала себя даже более одинокой, чем он, ведь у него-то никогда не было настоящей семьи.
— Было лето, не охотничий сезон, — заметила Линн. — Они хотели просто отдохнуть. Энн никогда не была в горах, и для нее это было настоящим приключением. Я помню, какая она была оживленная, даже возбужденная, с каким нетерпением ждала этого часа, как готовилась...
Она осеклась, ее снова сотрясали рыдания.
— Ну полно, милая, полно, не надо плакать. Если тебе трудно говорить об этом, не говори.
У него самого дрогнул голос, в горле застрял комок. Чтобы Линн не заметила его слабости, он уткнулся лицом в ее волосы. Почему его не было рядом, когда судьба так жестоко обошлась с ней? Почему она осталась одна? Он не мог себе этого простить.
Линн горестно вздохнула.
— Я хочу тебе что-то сказать... Ты первый человек, которому я все это рассказываю.
Клифф крепче прижал ее к себе.
— Они вылетели в пятницу днем, — продолжала Линн. — В понедельник они не вернулись. Тогда их стали искать. Было ясно, что они долетели до места, потому что оставили в домике записку, в которой благодарили приятеля Тейлора. Но назад они не вернулись. Самолет обнаружили только на пятый день. Оба были уже мертвы, но Энн успела оставить записку: мне и Манди.
Линн снова опустила голову ему на плечо.
— Энн была беременна, у нее случился выкидыш, и она просто истекла кровью, — глухо пробормотала она.
— Боже правый! — выдохнул Клифф.
— Энн назначила меня опекуном, — продолжала Линн. — Она попросила меня удочерить Манди, чтобы та называла меня мамой, ведь у каждого ребенка должна быть мать.
Линн перевела дыхание.
— Манди так меня и называет. Майкла она считает своим братиком. Ей всего два с половиной годика. Думаю, она уже успела забыть о своей прежней жизни. Теперь мы одна семья: я, Майкл, Луиза...
Линн подняла голову и заглянула Клиффу в глаза.
— Я намерена удочерить Аманду. Но я не могу этого сделать, пока ты мой муж. Разве что ты изъявишь такое же желание. Но я-то знаю, как ты относишься к «чужим» детям.
— Линн... — выдавил из себя Клифф. — Не надо...
— Что не надо? — Линн расправила плечи и откинула со лба влажную прядь. — Ты не хочешь, чтобы я удочерила Манди?
— Не надо... так со мной. Если бы я только знал, то сразу бы приехал к тебе. Прошу тебя, поверь мне хотя бы в этом.
Линн подняла голову, и он прочел в ее взгляде искреннее сочувствие. Ладонью она взяла его за подбородок и сказала:
— Я знаю, Клифф.
— Но тогда ты этого не знала.
Она покачала головой.
— Я была слишком... потрясена. Все это было слишком свежо в памяти, слишком больно. Я вообще не могла ясно мыслить. Просто решила, что, раз об этом писали в газетах и сообщали в новостях, тебе, должно быть, все известно. Не дождавшись от тебя звонка, я напомнила себе, что между нами все кончено и ты, видимо, счел, что это... не твое дело.
— Теперь это мое дело, — сказал Клифф. — И знай я тогда, ни за что не оставил бы тебя в беде.
Взяв за запястье, он поднял ее руку к лицу и губами коснулся ладони.
— Да.
Линн не возражала, когда он приблизил ее лицо к своему, не возражала, когда он поцеловал ее в губы, даже ответила на поцелуй. Губы ее тихо шевелились, словно она пыталась сказать ему, как она его любит, как не хочет причинять ему боль, как мечтает о том, чтобы между ними все стало по-другому.
Если в их затянувшемся поцелуе еще и не было того, что называют сексом, то в нем была глубокая чувственность. Не отдавая себе отчета в том, что происходит, Линн разомкнула его губы, и ее язык мгновенно окутал влажный жар, к которому примешивался неповторимый, принадлежащий только Клиффу, запах.
Клифф втянул ее язык глубже, затем предложил ей свой, и она с внезапной страстью ответила на его ласки, на прикосновение его губ к ее губам, чувствуя, как вдруг напрягся у него пресс.
— Клифф...
Казалось, этот едва слышный шепот всколыхнул ему душу, и ее душа затрепетала в ответ. Его прикосновения наэлектризовывали ее тело, поцелуи дурманили сознание. Клифф склонил голову, и его губы нашли сокровенный уголок у основания ее шеи. Прерывисто, неровно дыша, она выгнула шею в немой, но страстной мольбе; грудь ее вздымалась и опадала, самообладание оставило ее.
— Пожалуйста... — выдохнула она. Линн почувствовала, как его губы сомкнулись на ее груди, даже через блузку и лифчик ощущая исходивший от него влажный жар. Зубы его теребили отвердевший бутон соска до тех пор, пока она не застонала, желая ощутить прикосновение его губ к своей обнаженной плоти. Клифф ловко снял с нее блузку, и кончики его пальцев проникли под лифчик. Это было выше ее сил; Линн судорожным движением расстегнула застежку бюстгальтера, находящуюся спереди, и сдернула его, предвкушая, как тело ее захлестывает горячая волна.
Захватив сосок губами, Клифф втянул его в рот; у Линн закружилась голова. Клифф между тем занялся другой грудью. Его язык нежно ласкал ее, двигаясь ритмичными влажными кругами, все ближе подбираясь к розовому бутону, на котором наконец сомкнулись губы и вобрали его внутрь.
Линн, едва не задохнувшись, в блаженном томлении откинула голову. Ей казалось, что внутри у нее что-то вот-вот взорвется.
Клифф поднял голову, их губы встретились и слились в очередном горячем и долгом поцелуе. Линн прижалась к нему, ее тело сотрясалось в конвульсиях страсти. Жаркая влага разлилась у нее в чреслах, отчего вдруг напряглись мускулы живота и бедер. В следующее мгновение она невольно застонала, почувствовав, как он, рукой задрав подол юбки и обнажив ее бедра, скользнул под трусики, большим пальцем предусмотрительно оттянув резинку, и окунулся в кипящий колодец переливавшегося через край желания.
Линн изогнулась всем телом навстречу ему, всецело отдаваясь изумительным ощущениям, которыми наполняли ее существо волшебные ласки Клиффа.
Солнечные лучи, струящиеся сквозь стеклянные двери, золотили ее кожу, на фоне которой лицо Клиффа казалось необычайно смуглым. Потупив взор и затаив дыхание, она наблюдала, как Клифф ласкает ее грудь. Он перехватил ее исполненный томной страсти взгляд, и она улыбнулась ему, не скрывая своего блаженства. Ладони ее гладили его спину, очерчивали контуры шеи, скользили по его губам.
Но этого ей было уже мало. Она через голову рывком стянула с него рубашку и, не сдерживаясь, сладко застонала, когда жесткие волосы, которыми была покрыта его грудь, защекотали ей соски.
Клифф положил ее на диван, нависнув над ней темной громадой, и она обвила его мускулистый торс ногами, недвусмысленно двигая бедрами. Руки ее скользнули вниз по влажной спине, юркнули под резинку шорт и вцепились в напряженную плоть ягодиц.
— О, Линни, любимая... — Голос у Клиффа срывался на хрип.
Обхватив ладонями ее лицо, он страстно и безжалостно впился поцелуем в ее уста. Линн извивалась под ним, всем своим существом, каждой клеточкой жаждая продолжения.
Клифф стянул с себя шорты, а с Линн трусики, приподнял ее и стремительно вошел в нее, образовав единый сгусток наслаждения.
— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Кто произносил эти слова? Он? Она? Оба? Разве имело это какое-нибудь значение? Значимым в эти упоительные мгновения было пульсирующее в их жилах, растворенное в их крови — больше чем физическое, больше чем духовное — сознание близости, когда тела их конвульсивно двигались, желая достичь близости еще большей, почти невозможной — близости, которая смогла бы восполнить долгие месяцы разлуки.
Линн изгибалась, вторя его мощным толчкам, отвечая на них, щедро даря ему то, что он жаждал обрести в ней.
Ее крик нарастал крещендо, пока не пролился горячими слезами счастья, которые хлынули из ее глаз, когда неземное, космическое блаженство подхватило, закружило и понесло ее в заповедные райские кущи, где хотелось остаться навеки, потому что там был Клифф, была она и было счастливое умиротворение и упоительное чувство любви...
Что-то щекотало ему шею. Клифф поднял голову: это были ресницы Линн, и они трепетали, точно крылья колибри. В уголках ее рта играла блаженная улыбка. Клифф встал, подхватил ее на руки и понес в спальню. Откинув покрывало, опустил ее на белые простыни и лег рядом. Она все так же улыбалась, одними губами, не открывая глаз. Он провел ладонью по ее спине, упиваясь ее наготой.
Они не произносили ни слова, но разлитое в воздухе напряжение передавалось им и постепенно трансформировалось в движения. Сначала робкие: мизинец скользнул по руке, ресницы коснулись щеки, ладонь легла на согнутое колено. Затем нервная дрожь, тихий стон, судорожный вздох, раскрытые губы на теплом теле.
Наконец они, не таясь, слились в едином любовном порыве, в одном крике наслаждения, в конвульсивном сокращении мышц, в едином дыхании, хриплом и прерывистом, то приближаясь к краю, то отдаляясь от него, растворяясь друг в друге.
— Клифф... — откуда-то издалека долетел до слуха Линн ее собственный голос.
Сильные ладони обхватили ее бедра, разводя и одновременно вскидывая, она импульсивно подалась ему навстречу, и в следующий миг ее уже увлекал неистовый и неудержимый водоворот блаженства. Время остановилось...
Когда Линн проснулась, было темно. Она лежала с открытыми глазами и думала о том, какую глупость совершила. Ведь был же момент — наверняка был, — когда она могла заставить себя остановиться, могла остановить его. Она должна была опомниться, взять себя в руки, сказать себе, что это ни к чему хорошему не приведет.
Так что же она делает? Хочет с его помощью смягчить свое горе? Или примириться с жизнью?
Она всей грудью вдохнула обволакивавшие его запахи. Линн прекрасно понимала, что, даже будь у нее время на раздумья и возникни в голове мысль, которая пересилила бы желания плоти, она все равно ни на что не променяла бы эти сладостные мгновения.
Однако больше этого не повторится.
Осторожно, чтобы не разбудить Клиффа, она поцеловала его в щеку и, соскользнув с кровати, направилась в ванную, которая находилась в противоположном конце дома. Она принимала душ, когда он присоединился к ней. Вид у него был сонно-умиротворенный, не вязавшийся с ее деловым настроем, — густая темная шевелюра слегка растрепана, темно-карие глаза как будто подернуты пеленой воспоминаний, свежая щетина на подбородке.
Не успела она глазом моргнуть — не говоря уже о том, чтобы возразить, как он заключил ее в объятия.
У нее перехватило дыхание.
Медленно, чувственно он намыливал ее тело. Сон с них как рукой сняло, ни один из них уже не чувствовал себя ни умиротворенным, ни пресыщенным. Клифф поднял ее, держа за ягодицы, приник поцелуем к ее губам и одновременно вошел в нее. Они снова любили друг друга с глубокой, неизбывной страстью, как любовники, которые не знают, что с ними будет завтра, но не могут отказаться от своей любви.
Потом они долго стояли молча, глядя в глаза друг другу, пока вода наконец не остыла.
— Что будем делать? — спросил Клифф, провожая Линн, которая уже успела одеться, в гостиную.
Линн остановилась и с вызовом посмотрела на него. Расправленные плечи, гордо поднятая голова — ничто в ней не напоминало ту податливую, мягкую женщину, которую он совсем недавно сжимал в объятиях. Как будто холодный душ остудил ее.
— Что делать? — переспросила она. — Что и планировали.
— Кто планировал? — Он протянул к ней руку, но Линн отошла на шаг в сторону, и рука его безжизненно упала.
— У меня создалось такое впечатление, что у тебя никаких конкретных планов не было, — сказала Линн, надевая босоножки.
— Мы не можем сделать вид, будто ничего не случилось, — возразил Клифф. — Не можем вычеркнуть из нашей жизни то, что произошло между нами.
— Возможно, но это ничего не изменило.
Клифф не верил своим ушам.
— Это изменило все! Неужели ты не понимаешь, Линн?
— Что именно?
— Нас. Мы должны признаться, что по-прежнему любим друг друга.
Она вперилась в него пристальным взглядом.
— Да. Этого-то я и боюсь. Что ж, коль скоро в итоге все по-прежнему, мне, пожалуй, пора идти.
— Куда? Ты опоздала на последний паром.
— Я сняла комнату в местном отеле и сказала Луизе, где остановлюсь, так что мне лучше быть в номере на случай, если она позвонит.
— Мы можем позвонить в отель и оставить мой номер. Мы могли бы поужинать вместе. Я поймал большого лосося. Я...
— Нет, Клифф.
Он не мог позволить ей уйти.
— Кто такая Луиза? Нянька?
Линн улыбнулась. Хорошо. Она задержится еще на несколько минут, с тем чтобы объяснить ему, почему именно теперь ей так необходимо обрести свободу.
— Она больше, чем просто нянька, — ответила Линн. — Луиза мой друг, моя домохозяйка, она заменила мне мать. Думаю, она не поймет, если я проведу ночь не в отеле, а где-то в другом месте.
— Даже если узнает, что ты ночевала у своего мужа?
— Лу не знает, что у меня есть муж. Она считает, что, кроме детей, у меня никого нет. Для нее и для жильцов я Линн Касл. И зачем ей про тебя знать, если очень скоро ты перестанешь быть моим мужем уже и официально?
На скулах у него проступили пятна румянца.
— Я уже говорил тебе, что хочу жить с тобой. И я не шучу. — Голос его смягчился. — Милая, мы так много можем дать друг другу. Мы так нужны друг другу.
Линн принялась рыться в сумочке в поисках ключей.
— Клифф, наши желания сейчас не главное. У меня дети, у которых есть собственные желания и потребности. Так что мне больше нечего сказать. То, что произошло сегодня, было ошибкой. Я понимаю, что не должна была позволять себе распускаться, и всегда буду сожалеть о том, что сделала. Но я не в силах этого изменить, так что остается лишь примириться. Мы простые смертные, Клифф, а простые смертные часто отравляют друг другу жизнь. Прощай.
Клифф преградил ей путь к двери. Он стоял, упрямо стиснув зубы и вскинув подбородок, и в этот момент был так похож на Майкла, что Линн хотелось смеяться и плакать одновременно. Но она не сделала ни того, ни другого. Она подошла к нему, всем своим видом давая понять, что не намерена больше задерживаться.
Клифф не двигался с места.
— Зато у меня есть что сказать. Я тебя выслушал. Теперь выслушай ты меня.
Линн молчала. Клифф не спускал с нее глаз; грудь его тяжело вздымалась. Наконец она уступила.
— Хорошо.
— Я должен подумать.
— Клифф, думай быстрее. Мне надо идти.
Видя, что он продолжает колебаться, она обогнула его и направилась к двери.
— Линн.
Нотки отчаяния в его голосе заставили ее остановиться.
— Что? — спросила она, не поворачивая головы.
— Два месяца.
Она обернулась и вопросительно посмотрела на него. Лицо его было мертвенно-бледным.
— Два месяца? — Голос ее предательски дрогнул: она все еще на что-то надеялась. И презирала себя за это.
— Мой партнер сказал, что я в своем теперешнем состоянии ни на что не годен, и предложил на пару месяцев отойти от дел. Дай мне эти два месяца. По истечении этого срока мы раз и навсегда решим, что нам делать. Приезжай ко мне. С детьми. У меня будет время привыкнуть к ним. А потом мы еще раз все обсудим. Возможно, у нас получится, возможно — нет. Но мне кажется, мы должны хотя бы попытаться.
— Нет, — выпалила Линн, охваченная негодованием. — Нет и еще раз нет! Тебе, похоже, даже в голову не приходит, что дети, о которых ты упоминаешь так... вскользь, это живые люди, которые по прошествии двух месяцев могут привыкнуть к тебе, могут полюбить тебя. А если, когда твои каникулы закончатся, ты решишь, что мы тебе больше не нужны? Что тогда? Ты предлагаешь мне поставить на карту благополучие моих детей ради удовлетворения... твоих... твоих сексуальных прихотей?
— Все не так! Ты неправильно поняла меня! — Клифф все больше выходил из себя, видя ее нежелание искать компромисс. — Что, если все наоборот? Может, мне так же будет недоставать их, как недостает тебя, но ты же продолжаешь упорно настаивать на разводе!
— Да что ты говоришь? — с горьким сарказмом в голосе промолвила Линн. — Так я тебе и поверила. Клифф, я же не забыла, как ты относился к Майклу, как избегал даже смотреть на него. Я помню, как тебя коробило, когда тебе приходилось произносить его имя. Ты ни разу не коснулся его, ни разу не взял на руки. Ты не проявлял к нему ни малейшего интереса, и лишь однажды тебе стало неловко: когда кто-то отпустил тебе комплимент по поводу того, какой у тебя чудесный ребенок. Но и после этого в душе ты оставался холодным как лед. Меня ты провести не мог.
Неужели ты считаешь, что я могу допустить, чтобы к моему сыну относились подобным образом, тем более теперь, когда он уже чувствует, понимает? Даже не думай об этом, Клифф. Не стоит обманывать себя и других. Мои дети слишком дороги мне, и я не могу обрекать их на такие испытания.
— Ты хочешь сказать, что твой сын для тебя дороже, чем твой муж? Правильно я тебя понял? — Клифф даже не пытался скрыть, как ранили его ее слова; он был похож на обиженного ребенка.
Линн чувствовала, что сердце ее готово разорваться на части. У нее дрожали колени; ее так и подмывало броситься ему на шею, обнимать его, шептать на ухо слова утешения. Но желания мужа и интересы ребенка — в ее глазах это были величины несоизмеримые. Она прежде всего мать, и как у матери у нее просто не остается выбора, когда перед ней встает такая дилемма. Дети для Линн на первом месте.
— Если ты так ставишь вопрос, то да. Мой сын любит меня без всяких условий. Он верит в меня. Надеется на меня. И это для меня значит куда больше, нежели капризы моего мужа. Прощай, Клифф. Мой адвокат свяжется с тобой.
ГЛАВА 13
Линн быстро миновала вестибюль отеля - к тому времени, к счастью, уже безлюдный — и поднялась к себе на второй этаж. Всю дорогу ее преследовал свет фар автомобиля, который нагнал ее буквально через минуту после того, как она отъехала от дома Клиффа. Она заперла дверь на замок и прислонилась к ней спиной. Она ждала, что вот-вот раздастся стук в дверь.
Прошло несколько минут томительного ожидания. Стука не было, из коридора не доносилось ни звука. Тогда Линн на цыпочках подошла к окну и, чуть отодвинув портьеру, одним глазом посмотрела вниз на стоянку. Ее машина была на месте, но рядом с ней теперь находилась машина Клиффа. Сам он стоял, устало привалившись к капоту, словно ни на что другое у него уже не осталось сил.
Вот он поднял голову, и Линн увидела, что он смотрит на ее окно. Затем он выпрямился и, расправив плечи, направился к отелю. Линн бросилась к двери и, затаив дыхание, прислушалась. Скоро она потеряла счет времени. Было тихо, только кровь стучала у нее в висках. Потом послышался шум мотора, и, подбежав к окну, она успела увидеть задние огни выезжавшего на дорогу автомобиля.
Всю ночь она не сомкнула глаз, и только перед рассветом сон сморил ее. Утром, выйдя из отеля, она со страхом и надеждой посмотрела по сторонам, но Клиффа нигде не было. Она села в машину, мысленно еще раз произнесла «прощай» и отправилась в путь. Домой, к семье.
Она вычеркнула Клиффа Формана из своей жизни.
— Мамочка! Мамочка! — закричала Аманда, бросаясь ей навстречу.
Линн наклонилась и сгребла ее в охапку.
— Здравствуй, солнышко. Как поживает моя девочка? — Линн целовала теплую, покрытую нежным пушком детскую шею; девочка заливалась радостным смехом.
— Мама вернулась, — торжественно объявила Аманда, когда в дверях показалась пожилая женщина, вытиравшая руки полотенцем.
— Вижу-вижу. А я тебе что говорила? — Луиза была женщина строгая и редко давала волю чувствам, но тут лицо ее просветлело.
Линн обратилась к ней.
— Тебе, наверное, досталось? — Луиза кивнула.
— Немного, прошлой ночью. Но ничего, справились.
— Прости меня, Лу. Мне не следовало взваливать на тебя столько забот.
Аманда принялась извиваться у нее на руках, и Линн опустила ее на землю; девочка опрометью кинулась в сад, где висели качели, и не долго думая вскарабкалась на сиденье. Линн проводила ее любящим взглядом.
— Глупости, — сказала Луиза. — Не можешь же ты сидеть дома безвылазно. А реакция Манди... что ж, этого следовало ожидать. — Она взяла из рук Линн ключи, открыла багажник и извлекла оттуда дорожную сумку. — Со временем она привыкнет к твоим отлучкам.
Тяжело вздохнув, Линн взяла у нее сумку.
— Как это ужасно, когда ребенок живет в постоянном страхе, что взрослые могут уехать и не вернуться. — Голос ее дрожал. Ей вдруг стало нестерпимо жалко себя: давали знать накопившаяся усталость и нервное напряжение.
— Барышня, не пытайтесь меня разжалобить, — проворчала Луиза, заходя в дом.
Линн рассмеялась.
— С чего ты взяла, что я пытаюсь тебя разжалобить?
— Так мне показалось, — сказала Луиза и, склонив голову набок и прислушавшись, добавила: — А теперь мне кажется, что проснулся твой сын. Займись им, а я пока закончу на кухне. Сегодня пришлось готовить больше. — Она сняла крышку со стоявшей на плите кастрюли с «чили»; по кухне пополз такой аппетитный запах, что у Линн потекли слюнки. — Наконец-то въехал жилец в комнаты мисс Ларсон.
— Прекрасно, — сказала Линн, которой хотелось бы узнать побольше о новом жильце, но наверху призывно заплакал Майкл, и она, как и положено примерной матери, бросилась вверх по лестнице.
Майкл, держась кулачками за поручни ограждения, подпрыгивал в своей кроватке; один носок сполз у него с ноги, майка задралась, оголив живот.
— Привет, малыш, — сказала Линн, подхватив его на руки и крепко прижав к себе.
Он пах знакомым младенческим теплом; лаская его, Линн твердила себе, что с нее достаточно того, что у нее есть дети. И все же в глубине души она по-прежнему тосковала по отцу этого малыша. Ей еще только предстояло научиться жить с этой неизбывной тоской.
Просто забудь, выкинь его из головы, уговаривала она себя. Неужели тебе до сих пор неясно, что ему не нужна та жизнь, к которой стремишься ты. Так забудь о нем.
Но как она может забыть, если всякий раз, прижимая сына к груди, она с болью в сердце вспоминала объятия Клиффа?
— Малыш, как бы я хотела, чтобы все было по-другому, — нашептывала она на ухо мальчику. — Как бы я хотела дать тебе то, на что ты имеешь полное право. Но я не могу, поэтому нам придется довольствоваться тем, что есть. Мы справимся, мы втроем. У нас впереди замечательная, счастливая жизнь.
Держа за руку Майкла, она спустилась на кухню, где уже сидела за столом, прихлебывая чай, миссис Грэм; она работала неполный день в регистратуре в клинике дантиста и только что вернулась. Миссис Грэм наклонилась к Майклу и посадила его себе на колени.
— Мики, Мики, Мики, — защебетала она, щекоча ему подбородок. — Ты будешь сегодня паинькой? — Она посмотрела на Линн. — Сегодня ревел полночи. Слышно было в противоположном крыле.
Линн скрепя сердце пробормотала извинения. Хорошие постояльцы большая редкость, и с их капризами приходится считаться.
— Кстати, Лу, — спросила она, — что за новый жилец занял комнаты мисс Ларсон?
— Не беспокойся, на сей раз ты останешься довольна, — ответила Луиза. — Я просто не поверила своим глазам, когда...
Ее рассказ был прерван истошным воплем, доносившимся с заднего двора. Линн кинулась к двери, но за спиной у нее заголосил Майкл, видимо испугавшись, что мама снова бросает его. Линн опрометью подбежала к столу, забрала Майкла с колен мисс Грэм и выскочила во двор, где под качелями с испачканным землей пополам со слезами лицом во весь голос ревела Аманда, высунув изо рта язык, который она прикусила во время падения.
— Ах ты мое солнышко, ну иди к мамочке, — проворковала она, приседая на корточки и обнимая малышку свободной рукой.
На кухне Луиза уже поджидала их, держа наготове лед.
— Вот возьми-ка, сладкая моя, — сказала домохозяйка, отправляя кубик льда в рот девочке и протягивая Линн полотенце.
Луиза взяла Майкла и, посадив его на высокий детский стул, сунула ему морковку, которую он тут же принялся грызть. Миссис Грэм предусмотрительно ретировалась, оставив на столе недопитую чашку чая. Она любила детей, но только до той поры, пока те были чистенькие, сухие и веселые. Как только начинались мелкие неприятности, она предпочитала уединяться в своей комнате на втором этаже в противоположном крыле.
— Как твоя подруга? — спросила Луиза, занимая место у раковины.
— Подруга?
— Которую ты навещала.
— Я... А-а! Отлично. У нее все в порядке.
— Гм. Помнится, ты говорила, что она заболела.
— Ну да... она была больна, но сейчас... ей уже лучше.
Линн, потупив взгляд, вытирала полотенцем грязь с лица Аманды. Она боялась посмотреть Луизе в глаза.
— Ну-ну, — многозначительно произнесла Луиза, энергично взбивая соус для салата. Затем попробовала на вкус, добавила немного уксуса и вылила содержимое в стеклянный графинчик, который убрала в холодильник. — Знаешь, — как ни в чем не бывало продолжала она, — почему старые горничные всегда остаются старыми горничными? Потому что принято считать, что больше они ни на что не способны. Все думают, что мы ничего не смыслим в отношениях между женщиной и мужчиной, что мы понятия не имеем об их желаниях. Глупо, да?
Линн чувствовала, как лицо ее заливает краска стыда.
— Я... э-э... да. Наверное, ты права.
Ловко орудуя ножом, которым она резала сельдерей, Луиза меж тем продолжала:
— Барышня, если ты захочешь провести ночь-другую вне дома, я с радостью посижу с детьми, и тебе не надо выдумывать историй с больными подругами. И, пожалуйста, прекрати наматывать волосы на палец.
— Лу! — Линн рассмеялась, невольно отметив, что в ее смехе откуда ни возьмись появились истерические нотки. — Я давно подозревала, что ты колдунья, теперь я знаю это наверняка. Как ты, стоя ко мне спиной, догадалась, что я наматываю волосы на палец? И как ты догадалась, что я провела ночь где угодно, только не у постели больной подруги?
— Ты делаешь это с того самого момента, как вышла из машины. А судя по тому завитому локону над ухом, занималась тем же самым и по дороге домой. Кто он, Линн? Почему бы тебе не пригласить его домой? Познакомила бы со своим семейством.
Линн знала, что Луиза считает себя не иначе как одним из членов семьи.
— Я... — Аманда не дала ей договорить; она стала извиваться у нее на руках, требуя опустить на пол.
Линн проверила у малышки язык, убедилась, что он больше не кровоточит, и отпустила ее. Манди выбежала за дверь. Вскоре по характерным звукам, доносившимся из-за двери, Линн догадалась, что девочка прыгает на своем любимом детском батуте.
— Линн... что с тобой? Ты плачешь? — с тревогой в голосе произнесла Луиза. — Прости, что лезу не в свое дело. Я не хотела расстраивать тебя.
Линн кончиком полотенца вытерла слезы и подняла глаза.
— Ну что ты, Лу? Все в порядке. Должно быть, у меня предменструальный синдром.
Луиза недоверчиво покосилась на нее. Она всегда утверждала, что так называемый ПМС — это просто враки.
Линн сокрушенно вздохнула.
— Ну хорошо, Лу. Это не ты меня расстраиваешь, и я вовсе не считаю, что ты лезешь не в свое дело. Я не хочу знакомить его с семьей, потому что ему не нужна семья. Прости, что соврала тебе. Ты права: я просто думала, что ты не поймешь. Я недооценила тебя. Но мне необходимо было увидеться с ним. Последний раз. Чтобы попрощаться, наверное. А может, в глубине души я еще на что-то надеялась. Оказалось, напрасно.
— Я тебя понимаю: сказать «прощай» бывает ох как непросто, — сказала Луиза. — Мне пришлось это испытать на себе. Но я поняла одну вещь. Осознаем мы это или нет, но где-то рядом, возможно за ближайшим углом, нас всегда ждет кто-то, кто скажет нам «привет». Только надо захотеть услышать его и ответить ему.
— Знаю, Лу. Проблема в том, что никто другой мне не нужен. И боюсь, не будет нужен никогда.
— Сомневаюсь. Линн, детка, тебе всего двадцать шесть. Все течет, все меняется. И люди тоже меняются. Но если ты не хочешь посмотреть вокруг, то я, должно быть, зря теряла время, убеждая твоего нового жильца, что у нас, в обществе четырех старух и одной молоденькой мамаши с двумя детьми, ему будет как нельзя более удобно.
— Да кто же это?
По правде говоря, ей было наплевать, хотя однажды в разговоре с Луизой она и обмолвилась, что хочет сдать комнату какому-нибудь приличному пожилому джентльмену, чтобы Майкл привыкал к мужской компании. Тогда Луиза отнеслась к ее идее скептически, сказав, что у Флоренс Грэм и Беллы Леклэр и без того достаточно поводов для склок и что не стоит подливать масла в огонь.
— Мужчина, — торжествующим тоном объявила Луиза.
Должно быть, она решила, что данный экземпляр не станет яблоком раздора для двух их квартиранток, которые вечно бранятся друг с другом, подумала Линн.
— Так тебе пришлось его убеждать?
— Ну, наверное, «убеждать» — это слишком сильно сказано. — Луиза пожала плечами. — Он, собственно, сразу был согласен, просто почему-то боялся, что ты будешь против.
— Почему я должна быть против? В конце концов, это была моя идея подыскать добропорядочного джентльмена в годах.
— Э-э, он, конечно, вполне добропорядочный и... э-э... джентльмен. Но... как бы тебе это объяснить? Короче, вряд ли можно сказать, что он в годах.
Линн подозрительно прищурилась.
— Так, стало быть, он молод и... — Линн вдруг словно осенило. Она расправила плечи и выпалила: — Никакого сводничества, Лу! Ты же знаешь, я этого не люблю.
— Ну-ну, угомонись. Никто не собирается ничего тебе навязывать. Но этот, доложу я тебе, настоящий красавчик. К тому же твой старый знакомый. — Луиза махнула рукой в сторону окна. — Да что я тебе говорю, сама посмотри. Да и Манди, похоже, от него без ума.
Линн бросила мокрое полотенце на стойку и встала на цыпочки, обозревая двор.
Она хотела что-то сказать, но вдруг осеклась, машинально прикрыла рот ладонью и зажмурилась.
— Лу, — наконец промолвила она сдавленным шепотом. — Боже мой, Лу, что ты натворила!
В глубине двора стоял Клифф. Он терпеливо раскачивал сидевшую на качелях Аманду, которая, крепко сжимая кулачками веревки, заливалась веселым смехом; по воздуху развевались ее огненные волосы.
— Не может быть, — прошептала Линн. — Боже мой, Луиза... Черт бы его побрал! Да как он смел?
Она стремглав бросилась во двор, подхватила с качелей Аманду, в тот момент летевшую к ней по воздуху, и поставила ее на землю.
— Нет, мамочка, не хочу! — принялась шумно выражать свое недовольство Аманда. — Каче-и-и. Папа, качай меня высоко-высоко!
Папа? Слово больно резануло слух Линн. Словно не сдержав нанесенного ей удара, она вдруг попятилась, не сводя глаз с Клиффа. Потом наконец потупила взор и посмотрела на девочку. Хотя бы ради нее она должна держать себя в руках. Какие бы удары ни обрушивала на нее судьба, она должна защитить от них своих детей. Чего бы ей это ни стоило.
— Нет, солнышко, — с кислой улыбкой сказала она. — Не теперь. Попозже. Я сама покачаю тебя. Высоко-высоко. До самого неба. А теперь беги в дом и побудь с Лу, хорошо? Можешь посмотреть мультики.
Аманда, засунув в рот большой палец, с видимой неохотой пошлепала к дому. Линн, подбоченившись, недобро смотрела на Клиффа. Она была бледна, но глаза ее метали громы и молнии. Словом, вид ее не предвещал ничего хорошего.
— Ты гнусный червяк! — прошипела она, убедившись, что Аманда ее не слышит. — Лжец! Подлый мошенник! Да как ты смеешь являться в мой дом и внушать Аманде, чтобы она звала тебя папой!
— Проклятье! Я не просил ее так меня...
— Не перебивай! Я же сказала, чтобы ты держался подальше от моих детей! Я не позволю тебе причинить им боль! А теперь проваливай к чертовой матери, Клифф Форман! Убирайся прочь из моей жизни и больше не возвращайся! Я тебя видеть не могу! Я...
— Линн! — рявкнул он, схватил ее за плечи и энергично встряхнул. — Прекрати! Дай мне объяснить.
— Мне не нужны твои объяснения! Все говорит против тебя, Клифф! Ты не имел права приезжать сюда, вторгаться в мой дом! По-моему, я ясно сказала тебе, что между нами все кончено, и если ты не хочешь расстаться по-хорошему, то...
— Да замолчи же наконец! — С этими словами Клифф с такой силой прижал ее к себе, что у нее перехватило дыхание. — Прекрати на меня орать!
— Я имею полное право. Это моя территория. Ты вторгся в частные владения...
Чтобы заставить ее замолчать, он впился в ее губы поцелуем и сделал это с такой сокрушительной страстью, противостоять которой она была не в состоянии. Линн, словно внезапно испугавшись, что может сгореть в огне его страсти, попыталась вырваться, но Клифф, одной рукой обхватив ей голову, не выпустил ее.
Тогда она забилась как раненый зверь — толкала его в грудь, царапалась, молотила кулаками. Все тщетно. Она хотела ударить его коленом в живот, но Клифф был готов и к этому. Он ловко выдвинул ногу вперед, так что она оказалась у нее между бедер, и удар пришелся по воздуху. Приподняв ее подбородок и глядя ей в глаза, Клифф произнес:
— Не надо со мной драться, Линн! Успокойся.
— Пусти меня! Ты вырвешь мне волосы, идиот.
Это была неправда, он вовсе не держал ее за волосы, но Линн пошла на хитрость, потому что знала, что больше всего на свете он боится причинить ей боль.
— О, детка, прости! — Он пригладил ей волосы, а другой рукой обнял за талию. Вся гамма чувств отражалась в его глазах: от отчаяния и смятения до нежности и страсти. — Линн, выслушай меня. Я не могу позволить тебе уйти! Если бы я только мог! Я понимаю, что так было бы легче для всех. Но я не могу, любимая. Просто... не могу.
— Клифф, я тебя умоляю. С этим пора кончать. Так больше не может продолжаться. — Внезапно она расплакалась слезами усталости, отчаяния и муки. — Ты не должен оставаться здесь. Я... я слишком хочу тебя, когда ты рядом.
— Любимая, неужели ты думаешь, что я этого не знаю? Со мной происходит то же самое. Не надо плакать, Линн. Прошу тебя. Я приехал сюда не для того, чтобы причинить боль тебе или твоим детям. Я приехал, потому что не мог оставаться без тебя, особенно после того, как снова увидел тебя, целовал тебя, сжимал в объятиях.
Губы его легко коснулись ее губ, его дыхание овевало щеку. Это была сладкая пытка.
— Прошу тебя, Линн, позволь мне объяснить.
Голос его внезапно стал таким тихим, таким проникновенным, что она не заметила, как губы ее раскрылись навстречу его поцелую; все ее чувства были устремлены к нему, руки непроизвольно обвили его шею, пальцы запутались в темных завитках его шевелюры. И даже когда они уже отпрянули друг от друга, их чресла были по-прежнему сомкнуты и по ним разливалось горячее мучительное желание.
Сердце ее гулко колотилось, дыхание сделалось неровным, прерывистым. Линн не могла вымолвить ни слова — только смотрела на него исполненными печали глазами и думала о том, что будет с ними дальше. Она знала, что очередная утрата станет сродни медленной смерти.
Сцепив ладони у нее за спиной, Клифф коснулся губами ее щеки.
— Мы воспламеняемся, едва дотронувшись друг до друга. Ты же не будешь этого отрицать?
Линн молча кивнула.
— Так как же, Линн? Ты дашь мне несколько минут, чтобы все объяснить?
Она вздохнула и, выскользнув из его объятий, опустилась на укрепленную на бревнышке длинную деревянную доску, использовавшуюся как детская качалка, и безвольно уронила руки на колени.
— Хорошо, Клифф, я тебя слушаю.
Клифф сел на подвесные качели и, задрав голову, с опаской посмотрел на жалобно заскрипевшую перекладину, к которой были подвешены цепи.
— В инструкции сказано, что они рассчитаны на триста фунтов, — безучастно промолвила Линн, затем добавила с нервическим смешком: — Хотела бы я посмотреть на ребенка, который весит триста фунтов.
Клиффу хотелось взять ее на руки, убаюкать, чтобы она забыла о снедавшей ее тревоге, которую пытается скрыть за непринужденной беседой. Но он не сделал этого. Вместо этого он заметил в тон ей:
— Может, они рассчитаны на троих по сто фунтов каждый.
— Скорее уж на шестерых по пятьдесят. — Линн снова вздохнула и подняла голову; в глазах ее стояли слезы. — Итак, Клифф, зачем ты приехал?
Он с такой силой сжал цепи, что у него побелели костяшки пальцев.
— Вчера вечером я последовал за тобой в отель.
Линн кивнула.
— Я знаю. Я видела тебя. Ты потом... уехал.
Ему показалось, что слова ее проникнуты глубокой сердечной болью. Казалось, в глубине души она сожалела о том, что он уехал.
— Я собирался зайти, то есть хотел... но я прекрасно понимал, что произойдет, если ты не прогонишь меня.
Линн тоже понимала, и они молча взирали друг на друга, точно цепями скованные общим сознанием, общим воспоминанием о том, что было между ними и что могло бы продолжаться всю ночь, подойди он тогда к ее двери.
— Не думаю, что тебе этого хотелось, Линн, — хриплым от волнения голосом промолвил Клифф.
Линн кивнула.
— Нет... не хотелось, — пробормотала она, а про себя добавила: но наверняка этим бы все кончилось.
— Я знаю, это не помогло бы нам решить нашу... проблему.
Линн устремила на него испытующий взгляд.
— Клифф, это не наша проблема. Это твоя проблема, насколько я могу судить. И заключается она в том, что ты не желаешь поверить в очевидное.
— Видимо, как и ты. Линн, разве возможна ошибка, когда два теста, сделанные в разное время, дали один и тот же результат? Черт побери... — Клифф досадливо махнул рукой. — Послушай, оставим эту тему. Давай договоримся пока этого не касаться.
Приняв ее молчание за выражение согласия, Клифф скороговоркой, словно боялся, что она не даст ему выговориться, продолжал:
— Во-первых, я хотел сказать тебе, что, вернувшись домой, я собирался лечь спать и забыть обо всем, забыть о тебе. Но обнаружил, что я не в состоянии забыть тебя. У меня был год, чтобы забыть тебя, но я не смог этого сделать. А тут все, что произошло между нами, было так свежо в памяти; постель еще хранила твой запах. Боже мой, Линн! Я не мог даже уснуть. Первым же паромом я покинул остров. Ждать мне было нечего, и еще я надеялся, что ты тоже поплывешь тем же рейсом. Я решил, что нам лучше встретиться у тебя дома, лучше для тебя. Может быть, подумалось мне, здесь ты будешь чувствовать себя увереннее, спокойнее и позволишь сказать то, что я собирался тебе сказать. У меня и в мыслях не было снимать комнаты, которые предложила мне твоя домохозяйка. Все вышло как-то случайно. Я до сих пор не пойму, как это получилось.
Я сказал Луизе, что я твой старый знакомый и хочу с тобой повидаться. Сделал вид, что удивлен тем, что не застал тебя, хотя и знал, что тебя не было на том пароме. Спросил, могу ли я подождать тебя. Но она — не знаю почему — решила, что мне негде жить и что я хочу поговорить с тобой именно об этом. Она заверила, что уполномочена вести переговоры о найме, и повела меня показывать комнаты, которые вы сдаете. Луиза словно катком по мне прошлась. Я глазом не успел моргнуть, как она взяла с меня плату за месяц вперед.
Линн невольно улыбнулась. Что верно, то верно — настойчивость Луизы, ее способность действовать напролом действительно можно сравнить разве что с катком. Вначале Линн пригласила ее, чтобы она три раза в неделю помогала ей с уборкой. Она даже не заметила, как Лу превратилась в настоящую домоправительницу, постепенно взяв на себя функции и повара, и наставника, и душеприказчика. Она стала приходить пять раз в неделю, а то и чаще, если считала это необходимым. Когда Линн предложила ей переехать, это была уже пустая формальность. Вот уже два месяца, как Луиза занимала смежную с кухней комнату.
— Ну положим, — сказала Линн, — Луиза вынудила тебя снять эти злосчастные комнаты. Она и не на такое способна. Но какое ты имеешь право внушать моим детям, что ты их отец?
Разумеется, обвиняя его в этом грехе, она не могла не знать, что он ни в чем не виноват: Аманда использует слово «папа» так же часто, как слово «дядя». Но Линн боялась, что если пойдет у него на поводу, то окажется целиком во власти его обольстительных речей, окончательно запутается и в конце концов согласится с его самыми абсурдными идеями.
— Да не просил я ее называть меня папой, — возразил Клифф. — Я сказал ей, что меня зовут Клифф, а вовсе не папа. Но она твердила свое: папа, да папа. Тогда я попытался втолковать ей, что называть папой меня, человека, который таковым не является, значит вводить в заблуждение других людей, а говорить неправду нехорошо. Она только кивнула и заметила, что хорошие люди, по словам ее мамы, неправду не говорят.
Он потупился и облокотился на колени; качели в очередной раз скрипнули.
— Но все мои уговоры были тщетны. Она продолжала называть меня папой. — Клифф не сказал лишь, что он не очень-то старался переубедить девочку, что в глубине души ему было приятно то, что она видит в нем своего папу.
Линн презрительно фыркнула.
— Разумеется. Иначе просто быть не могло. Зачем пытаться взывать к здравому смыслу двухлетнего ребенка. Он еще не способен рассуждать логически. Все, что от тебя требовалось, это поправить ее, а если она не понимает, то просто не отзываться, до тех пор пока она не обратится к тебе так, как ты этого хочешь. Впрочем, тебе недолго мучиться, потому что здесь ты, само собой, не останешься. Я верну тебе твои деньги.
— Нет, — упрямо промолвил он. — Я остаюсь.
— А я говорю — нет, чтоб тебе провалиться! Вчера ты предлагал то же самое, с той лишь разницей, что вчера ты предлагал нам переехать к тебе, а теперь решил остановиться у нас. Мои возражения все те же. Я не позволю тебе войти в мою жизнь — в нашу жизнь, — только для того, чтобы ты в итоге убедился, что был прав, что не можешь любить чужих детей, а тем более воспитывать их. Забудь об этом, Клифф. Забудь.
ГЛАВА 14
Линн порывисто встала и направилась к дому, но Клифф схватил ее за руку и развернул лицом к себе.
— Дай мне шанс, — пробормотал он. — Я еще не объяснил тебе, почему я решил приехать к тебе. Нет, не затем, чтобы жить в твоем доме, просто быть рядом, навещать тебя, как любой другой мужчина, проявляющий к тебе интерес. Я хочу получше узнать твоих детей. Что, если со временем мне удастся полюбить его... их. Ведь если бы у тебя был другой ухажер, ты бы хотела, чтобы он полюбил твоих детей, верно?
— У меня нет ухажеров!
Клифф недоверчиво посмотрел на нее.
— Линн, почему ты решила заменить мать ребенку твоего брата?
— Почему? Что за вопрос? Потому что я люблю ее.
— А если бы не любила? Скажем, твой брат жил бы где-нибудь далеко-далеко, соответственно ты никогда не видела бы его дочь и не была бы привязана к ней. Что тогда? Смогла бы ты отдать ее на воспитание чужим людям? Точнее, другим чужим людям, потому что в той ситуации ты и сама была бы для нее чужой.
— Никогда, — сказала Линн. — Я любила брата. Поэтому хочу заменить его дочери мать.
— Вот видишь, Линн. Я тоже тебя люблю. Почему же я не могу воспитывать твоих детей? Вместе с тобой, как член семьи.
— Потому что... потому что в душе ты этого не хочешь. Тебе это не нужно. — В голосе ее сквозило отчаяние, смятение, испуг. — Клифф, ты даже на Майкла не обращал внимания. Ты... — Она с вызовом посмотрела на него. — Ты ненавидел его.
— Нет! — вскричал Клифф. — Ты не права. Возможно, я ненавидел в нем кого-то другого, но не его самого. — Он помолчал, затем вполголоса произнес: — Позволь мне остаться. Дай мне месяц. За этот год я стал другим человеком, многое понял. Мне нужно о многом рассказать тебе. Может быть, тогда ты поймешь меня, Линн. По крайней мере, мы можем быть просто друзьями.
— Ну да, друзьями.
Клифф сделал вид, что не расслышал ноток сарказма в ее голосе.
— Возможно, мне удастся смотреть на вещи объективно и не видеть... — Он осекся и растерянно покачал головой. — Все, о чем я прошу, это о том, чтобы проводить как можно больше времени вместе. Сидеть за одним столом, вместе гулять, играть в игры, разговаривать...
— Вместе спать, — вставила Линн.
— Линн, черт побери, я говорю о нас четверых.
— Нет, — отрезала она.
— Я еще не закончил. Прошу тебя, выслушай, прежде чем принимать окончательное решение. Прошу, садись.
Он смотрел на нее с такой мольбой и надеждой во взгляде, что Линн сдалась. Клифф снова занял свое место на скрипучих качелях.
— Я никогда не рассказывал тебе о своем детстве. Наверное, зря.
Линн насторожилась. Такого поворота она не ожидала. Она даже не была уверена, стоит ли ей слушать его. Что, если он надеется разжалобить ее? Нет. Она слишком хорошо его знает. Клифф Форман не принадлежит к тому типу людей, которые бьют на жалость.
— Я знаю, у тебя было несчастное детство, — осторожно произнесла она.
Клифф поднял на нее задумчивый взгляд.
— «Несчастное» это мягко сказано. Это был сущий ад. Самое ужасное, что вначале я был нормальным ребенком из благополучной семьи с достатком выше среднего. Мне было хорошо, мне казалось, что родители души во мне не чают. — Он снова потупил взор. — Я ошибался.
Линн наморщила лоб.
— Ошибался... Но почему?
— Логан Форман старался быть хорошим отцом. — Клифф, по-прежнему глядя себе под ноги, тяжело вздохнул. — Только вот он не был моим настоящим отцом.
Линн вздрогнула.
— Не был?..
— Вот именно. — Клифф посмотрел ей в глаза. — Он был мне не родным отцом. Муж моей матери, да. Но я для него был чужим.
Чужим... Таким же, каким теперь является для него Майкл. Мысли Линн путались. Почему Клифф никогда не рассказывал ей об этом?
— Теперь-то я понимаю, как тяжело ему было. Ведь он по-настоящему любил мать.
Так же тяжело, думала Линн, как теперь ему самому, Клиффу, с ребенком, которого он считает чужим?
— Чем старше я становился, — продолжал Клифф, — тем больше времени он проводил вне дома. Моя кожа приобретала все более смуглый оттенок. Все больше завивались и темнели волосы. К тому времени, когда я должен был идти в школу, я уже знал, что отец ненавидит меня. Только я не знал почему. Ты когда-нибудь слышала о Винсенте Салазаре? - спросил Клифф, внезапно меняя тему.
Линн удивленно посмотрела на него, затем кивнула.
— Это тот, которого называют Консервным Королем?
Она вспомнила, что этот человек, сын португальских иммигрантов, преуспел благодаря своей одержимости и упорству. Он прошел путь от простого рабочего на консервной фабрике до владельца нескольких комбинатов по производству пищевых продуктов и целой рыболовецкой флотилии из сейнеров и траулеров, бороздившей воды Тихого океана. По слухам, у него было столько денег, что даже он сам давно потерял им счет.
Говорили, что Винсент Салазар, с тех пор как похитили и убили его жену и дочь, ведет жизнь отшельника. Живет он где-то в горах, в хорошо охраняемом замке у океана. Редкие появления Винсента Салазара на публике становятся сенсацией, неизменно привлекая внимание прессы. Поэтому-то Линн и знала о его существовании.
— Он, кажется, очень богат? И живет затворником.
Клифф горько усмехнулся.
— Да. Все верно. Это он, Винсент Салазар. Этот мерзавец бросил мою мать, когда она была беременна. Этот человек испоганил мою жизнь. Он лишил меня любви моей семьи. Лишил отца.
— О, Клифф. — Линн встала и подошла к нему. Но ему не нужны были слова утешения. Он вскочил, подошел к краю детской площадки и обеими руками схватился за вишневый сук.
— Вот так, — обернувшись, произнес он. — Этот человек мой отец. Смешно, верно? Когда я был ребенком, мне даже после того, как отношение Логана ко мне резко переменилось, и в голову не приходило, что я ни на кого из них не похож — на него, на мать, на брата — и что смуглая кожа и темные вьющиеся волосы достались мне от кого-то другого, а не от родителей.
А потом я все узнал. Винсент Салазар, вот чья кровь течет в моих жилах. Вот откуда этот средиземноморский загар. Все, что дала мне мать, это запоздалая правда, которая сделала меня другим человеком.
Клифф сжал кулаки, глаза его метали громы и молнии.
— Теперь я понимаю, почему, когда родился мой брат, Логан возненавидел меня. Он понял, что такое родной сын, плоть от плоти. Представляю, что он чувствовал, когда смотрел на меня, а перед глазами у него стоял человек, который был моим настоящим отцом. Возможно, он в глубине души даже подозревал мать в том, что она сравнивает его с Салазаром и что ее по-прежнему влечет к нему.
— Ты заблуждаешься, если думаешь, что...
Клифф оборвал ее. Он знал, что она хочет сказать. И знал, что теперь так же, как и четырнадцать месяцев назад и два года назад, не сможет поверить ей.
— Я даже не подозревал о существовании Винсента Салазара. Мне и в голову не приходило, что Логан Форман мне не отец. И, разумеется, я не понимал, за что он так ненавидит меня. Я реагировал так, как на моем месте реагировал бы любой ребенок, который видит, что один из родителей его на дух не переносит. Я вел себя как последняя дрянь. Когда родился Даррен, стало еще хуже. Глядя, с каким обожанием смотрит на него Логан, я возненавидел и Даррена тоже. Мне до сих пор стыдно, когда я вспоминаю, как жесток был по отношению к нему.
Он меня терпеть не может, мой брат. Единоутробный брат. И я его не виню.
У Клиффа дрогнул подбородок.
— Вот почему я сказал тебе, что у меня нет семьи. Нет, они живы. То есть Логан умер четыре года назад. Я прочитал об этом в газете. Но для матери и брата я не существую. Они не хотят иметь со мной ничего общего. И я их понимаю.
Он вздохнул, и из груди его вырвался нервный смех.
— Вот так, Линн. Ты замужем за человеком, которого нет. Которого не существует в природе. — Он криво усмехнулся. — Как ты теперь себя ощущаешь?
— Клифф, ты неправильно сформулировал вопрос. Как ты себя ощущаешь?
— Как дерьмо.
Линн кивнула.
— Я тебя понимаю. Но ты не прав, Клифф. Ты такой, какой есть. Каким был всегда. И ты очень много значишь для меня.
Клифф хотел отвернуться от нее. Но Линн не дала ему сделать этого.
— Нет уж, посмотри на меня. — Она взяла его за руку, подвела к скамейке и усадила рядом с собой.
— Твое поведение мне понятно. Ты был ребенком, это было твоей защитной реакцией. Тебе причиняли боль, и тебе инстинктивно хотелось причинить боль другим. Когда ты последний раз пытался встретиться со своей матерью? — Что-то подсказывало ей, что мать Клиффа обязательно постаралась бы понять его, простить.
Клифф пожал плечами.
— Несколько лет назад.
— Сколько?
— Десять, — выдохнул он. — Я приехал домой после того, как... наш брак признали недействительным. Я хотел увидеть мать. Я не видел ее с тех пор, как ушел из дому.
У Линн не укладывалось в голове, как семья может на целых десять лет забыть о существовании одного из своих членов. Сердце ее разрывалось от боли. Она понимала, как Клифф должен был страдать от одиночества, когда его бросила жена, как нужна была ему мать.
— Сам не знаю, зачем я тогда поехал, — сказал Клифф. — Это была минутная слабость, о которой я потом пожалел.
— Нет! — Линн не могла с этим согласиться. — Может, ты поехал к ней, потому что чувствовал себя одиноким? Видит Бог, в твоем положении это было бы естественно. Возможно, тебе необходимо было присутствие рядом близкого человека? Я бы на твоем месте повела себя точно так же.
Линн и правда испытывала точно такие же чувства после гибели брата и его жены. Одиночество было невыносимым. Ей хотелось быть рядом с кем-то, принадлежать кому-то. Этим кем-то должен был быть Клифф — она знала, — но Клифф тогда не хотел никому принадлежать. Да и до сих пор не хочет, а если и хочет, то не так, как представляет себе она. Клифф предпочитает жизнь без всяких привязанностей и обязательств.
Он пожал плечами.
— Ты хочешь сказать, я поехал к ней, потому что искал утешения? Возможно. Я... — Он криво усмехнулся. — А черт, неужели я не могу хотя бы раз быть с тобой до конца откровенным? Признаюсь, я отправился к своей мамочке, ибо мне было тяжело и я надеялся, что, когда она прижмет меня к груди, я обрету покой. Я хотел услышать от нее слова утешения и поддержки, надеялся, что она скажет мне, что я не такой уж никчемный, каким считал себя сам.
Линн сморгнула слезы.
— И твои надежды оправдались?
Клифф фыркнул.
— Если бы! Она даже не предложила мне зайти. Правда, возможно, в этом была и моя вина тоже. Я ничего не сказал ей о том, что три года был женат и что Джулия добилась расторжения брака, поскольку я оказался несостоятельным как мужчина и не смог подарить ей ребенка, о котором она так мечтала. Я не мог заставить себя рассказать матери о своих душевных переживаниях. Я не сказал, что она нужна мне. Когда она поинтересовалась, зачем я приехал, я ляпнул первое, что взбрело мне в голову: спросил у нее, болел ли я в детстве свинкой.