— Я... нет же, я просто...
Беркман его перебил.
— Не спорь, сынок.
Я хохотнул, прекрасно зная шефа и его серьёзные замашки «начальника полиции».
— Я видел всё от начала до конца, — сообщил ему Беркман. — И ты на первых полосах газет.
Кира посмотрел на меня и снова на Беркмана, поморщившись от быстрого движения. Его голос звучал негромко.
— Насколько плохо?
Шеф вздохнул и кивнул.
— Есть где спрятаться на пару недель, пока не утихнет?
Я взглянул на Киру.
— Вообще-то есть. Повернувшись к Юми и Сэлу, я спросил: — Ничего, если мы с Кирой поедем в хижину? Ему нужен абсолютный покой, а там так хорошо.
Юми кивнула и улыбнулась.
— Конечно. Отличная идея.
Кира попытался сесть, но скривился и схватился за бок, ложась обратно на постель. Я тут же потянулся к нему, не зная, где могу коснуться.
— Ты в порядке?
Он медленно выдохнул и кивнул.
— Как мы уедем? — пробормотал он, глядя на меня. — Если все знают...
Юми фыркнула.
— Я отправлю твоего отца на пресс-конференцию. Он может выслушать всё, что они захотят сказать.
Сэл закатил глаза, и я не смог сдержать смешок. Беркман расплылся в улыбке. И даже Кира приподнял уголок опухших губ.
Я взял его руку и заявил:
— Мы выйдем отсюда с высоко поднятыми головами. Я больше ни от кого не скрываюсь.
Глава 17
Беркман подал идею устроить спонтанную пресс-конференцию у главного входа в больницу, чтобы мы смогли незаметно ускользнуть. Кира решил, что не желает встречаться с журналистами, и я не посмел бы спорить. Спасибо и на том, что нас не выследили папарацци, жаждавшие заполучить фотографии «золотого мальчика» лос-анджелесской полиции с парнем. Хижина стала нашим умиротворяющим, отдалённым и обособленным местом. Идеальным.
Первые три дня после возвращения из больницы Кира был молчаливым и замкнутым. Большую часть времени он просыпался только для того, чтобы снова задремать. Но сон его был беспокойным. Он ворочался, крутился и подскакивал в холодном поту, тяжело дыша.
Неделю назад Кира съедал конские порции еды и не желал принимать даже «Тайленол» (прим.пер.: популярное в США болеутоляющее). Теперь же он не ел практически ничего и глотал обезболивающие таблетки не глядя. Его движения стали неспешными и болезненными. А ещё он хотел, чтобы я постоянно находился рядом.
Врачи предупредили, что приступы депрессии, злости и отчаяния будут происходить часто. Главное — не принимать их близко к сердцу. Кире назначили встречу с полицейским консультантом, помогавшим разобраться с последствиями травмирующих событий. Беркман настоял на записи для всех четверых: Киры, Анны, Эви и Рэйчел. Кира обещал, что придёт, но больше эту тему не поднимал.
В основном, дни мы проводили на террасе, в креслах, в окружении деревьев и с видом на горы.
Кира лежал между моих ног на спине, устроившись головой на моей груди. Несмотря на мирную тишину, его молчание меня изматывало. Я не хотел принуждать Киру к разговору. Но не мог выносить тяжесть вины за пережитые им события.
Я извинялся. Повторял сотни раз. Он отмахивался, отвечая, что едва ли в этом была моя вина. Но непрекращающееся молчание намекало на обратное. Я пытался не ставить самого себя в центр внимания. Ведь здесь речь шла не обо мне. В этой истории главным был не я.
А Кира.
Но к концу первой недели я практически убедил себя, что он собирается меня бросить. И глубоко в душе верил, что для него так будет лучше.
— Ты в порядке? — Тихий голос Киры оторвал меня от размышлений.
За неделю его глаз почти пришёл в норму, хотя над бровью остался шрам. Лицо всё ещё было покрыто синяками, но они бледнели. Порезы заживали, рёбра продолжали ныть, а левая рука болела и чесалась под гипсом. Я слабо улыбнулся.
— Да, всё хорошо.
Кира приподнял бровь. Он знал, что я вру.
— Расскажешь, в чём дело? — негромко поинтересовался он.
Я не мог. Не желал начинать этот разговор. Его неминуемое прощание меня прикончит. Так что взамен я ответил вопросом, меняя тему.
— Хочешь пройтись? Ты не выходил на прогулку целую неделю. Не говоря уж о пробежке.
Кира помотал головой.
— Если ты хочешь вернуться в город, мы можем, — произнёс он ни с того ни с сего.
— Что? — Его заявление меня удивило. — Я не хочу уезжать.
— Тогда почему ты на меня не смотришь?
Я помрачнел и после долгого молчания еле слышно прошептал:
— Не хочу, чтобы ты уходил.
Повисла тишина. Через какое-то время я поднял на него взгляд. Кира выглядел... сбитым с толку.
— Что? Почему ты говоришь подобное?
— Я не обвиняю тебя за то, что ты считаешь меня виноватым, — сказал я. — То есть, если бы не я и не моя работа, ничего бы...
Пальцы, прижатые к моим губам, остановили монолог.
— Я тебя не виню, — тихо, но уверенно заявил он. — Ты сам это делаешь.
— Но тебе следовало бы обвинить меня.
— Прекрати указывать, что я должен чувствовать!
Его гнев оказался неожиданностью.
— Прости...
— И перестань извиняться! — повысил голос Кира.
После недели молчания как по щелчку разверзся поток. Кира кричал на меня из-за чувства вины и постоянных извинений. Стучал пальцами по своей груди, говоря о мыслях, крутившихся в голове во время пыток, и о том, что он мог думать лишь обо мне. Он орал, что я не должен чувствовать вину, потому что он бы прошёл через всё заново, если бы пришлось.
Ради меня. Кира бы испытал это снова ради меня.
Потому что он любил меня.
И как посмел я утверждать, что ему лучше без меня?
Разве я не понимал, что всё время в плену он грезил обо мне? Знал ли я, что он смог вынести испытание, потому что ждал нашей встречи?
Кира вцепился в волосы и расхаживал передо мной, рассказывая, что когда ему сломали руку, он решил, что это не имеет значения. Не важно, если преступники в курсе наших отношений или даже если весь грёбанный мир узнает, что он гей — ничто из этого не важно. Потому что когда жизнь превратилась в ад, Кира разглядел будущее. Может быть, прежде он сомневался, то теперь точно знал, что для него по-настоящему важно.
Внезапно Кира слишком резко повернулся, скривился и пошатнулся из-за боли в рёбрах. На его глазах выступили слёзы.
Я бросился к нему.
— Кира...
— Я так испугался, — проронил он, когда скатилась первая слеза. — Так сильно испугался.
Как мог аккуратно я притянул его к себе и обнял. Кира всхлипнул. Он обмяк, привалился ко мне и, в конце концов, дал волю рыданиям. Ужас пройденных испытаний, эмоции прошедшей недели — всё вылилось наружу.
Сквозь наши слёзы Кира наконец поделился своими чувствами. Как напуган он был и за женщин рядом, и за меня. Он не знал, собираются ли его убить, но не мог вынести мысли, что кто-то из преступников навредит девушкам. Заявил, что лучше бы умер, защищая их, чем жил с осознанием собственного бездействия. Кира рассказал, что не имел ни малейшего представления, разглядим ли мы жесты и поймём ли мы их. Но должен был сделать что-то, хоть что-нибудь.
— Невыносимо было думать, что я могу тебя никогда больше не увидеть, — признался Кира, вытирая слёзы. Потом посмотрел на меня с мольбой в глазах. — Поэтому, пожалуйста, не говори, что мне лучше без тебя. Иначе я прошёл через ад напрасно.
Я кивнул и сцеловал солёную воду с его щёк.
— Не буду, обещаю, — поклялся я. — Никогда тебя не оттолкну.
Кира сделал глубокий вдох и рвано выдохнул.
— И как будто всего этого недостаточно, — продолжил он, — сейчас я чувствую себя как...
Я удержал в ладонях его лицо и заставил посмотреть на меня.
— Как?
Кира пожал плечами и содрогнулся всем телом.
— Как в чужой шкуре. — Он поёжился. — Словно моя кожа мне больше не подходит.
— Ох, детка.
— Поможешь мне?
— Конечно, — шепнул я. — Сделаю что угодно.
— Сделай меня своим, — попросил он. Его огромные глаза были полны страха. — Покажи мне, кто я такой и кому принадлежу.
Я моргнул, не до конца уверенный, как понимать его слова.
Кира поцеловал меня, крепко и твёрдо. Его язык проник в мой рот резко, с напором. Я отстранился от его лица.
— Кира...
— Отведи меня в постель, — попросил он. — Возьми меня. Войди в меня.
В его голосе, в глазах сквозило отчаяние. Оно чувствовалось и на языке, когда он вновь меня поцеловал. Прежде я был сверху всего несколько раз, и ни разу с Кирой. Я обычно нуждался в заботе. Но сейчас было иначе.
Речь не о моей нужде. А о его.
Обхватив лицо Киры ладонями, я приблизился нос к носу. Его темные глаза впивались в мои, умоляя. Я мягко коснулся его губ, взял за руку и повёл наверх. Помня о травмах, подготавливал его не спеша. Кира был великолепен. Его тело, запах, ощущение кожи под моими пальцами, его вкус на языке, пока я сосал и облизывал его, проникая пальцами внутрь.
Обнажённый Кира раскинулся на кровати передо мной. Я надел презерватив, добавил смазки и встал на колени между его бёдер, аккуратно приподняв его икры. Не задирал ноги Киры слишком высоко, чтобы не давить на пострадавшие рёбра.
— Если будет больно, говори.
Кира кивнул и резко втянул воздух, когда я толкнулся внутрь него.
Он зажмурился. Его дыхание срывалось, пока я проникал глубже и глубже. Кира открыл глаза и не издал ни звука, но к его вискам побежали дорожки слёз.
Я замер.
— Детка?
Он кивнул.
— Не останавливайся. — Кира простонал. — Пожалуйста, не останавливайся.
Оперевшись на локоть, чтобы не лечь ему на рёбра, я начал медленно двигаться.
Я не думал о том, какой он узкий и горячий вокруг меня. Не думал о потрясающих ощущениях.
Я думал о Кире.
Нежно целовал его и повторял признания в любви. Провёл подушечками пальцев по его до сих пор припухшему глазу и рассказал, что он значит для меня целый мир.
Задрожав, я попытался оттянуть оргазм и зашептал Кире на ухо, что его место — рядом со мной, что он — мой.
Я очень медленно толкался внутрь, целовал его в шею, вызывая стоны, и понимал, что долго не продержусь. Свободной рукой я потянулся к члену Киры и начал ласкать. Проник языком в его рот, продолжая скользить в его заднице.
И когда Кира вскрикнул, я сначала решил, что причинил боль. Но он сжался вокруг меня, а его член излился мне на ладонь. Я наблюдал за волнами наслаждения, проходившими по телу Киры, и остро ощутил, что сейчас нахожусь внутри него. Именно эта мысль толкнула меня за край. Я кончил, чувствуя, как мой член чуть набух и выплеснулся внутри Киры.
Вернувшись в собственное тело, я осознал, что мы, обнявшись, лежим на боку, лицом друг к другу. Я чувствовал его пальцы в волосах. Открыв глаза, увидел его лицо в миллиметре от своего. Он выглядел... безмятежно.
— Спасибо, — пробормотал Кира и чмокнул меня в губы. Он долго смотрел на меня, и в конце концов произнёс: — Стоит привести себя в порядок.
— Я займусь, — негромко ответил я. — Позабочусь о тебе, — Так же, как сделал бы он. — Только дождусь, когда мои кости вновь затвердеют.
Раздался самый прекрасный звук, который я не слышал, будто бы, целую вечность: мелодичный смех Киры. Я улыбнулся, разглядывая его по-прежнему избитое и по-прежнему красивое лицо. Сказал, что люблю, прежде чем вытереть нас. И повторил ещё раз, вернувшись в кровать и притянув его в объятия.
Кира удовлетворённо вздохнул. Его грудь мерно поднималась и опадала, и я уснул под звук его дыхания.
* * * *
А проснулся от знакомого ощущения, что за мной наблюдают.
Открыв глаза, я обнаружил, что на дворе ранее утро, а на меня уставился Кира. Он лежал на боку, положив голову на здоровую руку, и водил пальцами по моей груди.
Кира улыбнулся.
— Умираю от голода.
Я моргнул и резко сбросил остатки сна. Впервые за неделю у него появился аппетит.
— Подумал, что мы можем прогуляться до кофейни, — продолжил он, всё ещё сияя улыбкой. — Может быть, захватим завтрак.
Я ухмыльнулся.
— Конечно, детка. Дай только одеться.
Когда я вышел из ванной, Кира держал мой телефон.
— Был звонок, — объяснил он. Потом взглянул на меня и проговорил: — У тебя куча пропущенных вызовов.
— Целую неделю выключал звук, — пожал я плечами. — Могут подождать.
Кира нахмурился, но промолчал. Он нацепил кепку «Лейкерс», и мы неспешно выдвинулись в город.
На прошлой неделе мы отдалились от мира. Я не имел ни малейшего представления, что говорят в СМИ о «золотом мальчике» или деле Томича. Если девушка за прилавком кофейни и узнала меня, она не подала вида.
Мы заказали завтрак, и пока ждали, Кира спросил, разговаривал ли я с Митчем.
Я помотал головой.
— Нет.
— Тебе стоит связаться с ним.
— Знаю, — ответил я, кивая и перекидывая телефон в руках.
— Он — твой напарник, — напомнил Кира, и мягко добавил: — Я бы хотел узнать о самочувствии Анны.
Чёрт. Я даже не осознавал... Потянулся рукой через стол и стиснул его ладонь в своей. А после набрал номер.
— Митч? — Моё имя возникло у него на экране телефона, но я всё равно произнёс: — Это я.
Эпилог
Четыре недели спустя.
Кира зажёг гриль к тому моменту, как мы закончили таскать коробки. Сначала мы осилили самое тяжёлое, так что ящики остались напоследок. Митч открыл холодильник.
— Кто хочет пива? — риторически спросил он.
Мы дружно завалились на стулья во дворе и простонали.
— В следующий раз, когда решите выезжать из квартиры на седьмом этаже, наймите грузчиков, — проворчал Курт.
Митч достал пять бутылок и раздал каждому.
— Я бы заплатил кому-нибудь за работу, — фыркнул он. — Спина отваливается.
Анна вышла на террасу с тарелкой салата.
— Ноете, как кучка старых перечниц.
Кира захохотал. Он не особо помогал, раз его рука до сих пор была в гипсе. Скорее всего, он и так поднял больше тяжестей, чем следовало. Неизменно гордый и упрямый. А ещё он был крупнее и сильнее каждого из нас, поэтому не хотел просто стоять и наблюдать.
Крис был бы очень рад оставить своего тренера в зале, но Кире пришлось сократить рабочие смены из-за травм. А это в свою очередь значило уменьшение зарплаты. Когда он сказал, что ему придётся отказаться от квартиры и найти что-то подешевле или съехать к родителям, я предложил одно местечко.
— Бесплатное, просторное. Даже двор есть.
Кира с сомнением посмотрел на меня.
— В чём подвох?
Я серьезно кивнул.
— Придётся делить спальню.
Выражение его лица было бесценно. Я рассмеялся.
— Переезжай ко мне.
Потребовались обсуждения и немного уговоров. Всё-таки, мы были вместе всего пару месяцев. Огромный шаг вперёд для наших отношений, но он был правильным. В конце концов, Кира согласился. И мы устроили переезд.
Вытащили содержимое всей квартиры с долбаного седьмого этажа.
И после десятилетнего перерыва, моё жилище вновь превратилось в дом. Кира планировал сделать небольшой ремонт. Но если честно, я был вне себя от счастья, что мы будем жить вместе. Только я и он.
В качестве благодарности мы с Кирой организовали ужин во дворе. Женщины помогали разбирать коробки и приводить дом в порядок. Они обожали Киру, души в нём не чаяли. Митч, Курт и Тони приняли его безоговорочно.
Митч и Анна приехали в хижину после моего звонка, и целый день мы просто разговаривали. Напарника вообще не беспокоила моя ориентация. Он переживал, что я не решился признаться. Беспокоился о доверии между нами. Сказал, что оно необходимо партнёрам. И был прав.
Может быть, мы не смогли бы оставить проблему ориентации позади, если бы не Кира с девушками. Кира и Анна очень подружились. Вообще, после произошедшего Кира сблизился и с ней, и с Рейчел и Эви. Поэтому Митч, Курт и Тони смогли лучше его узнать.
Было не так просто. Парни поняли, почему я скрывался. Но думаю, главное, благодаря чему они приняли Киру — уважение и благодарность за то, что он защитил женщин. Ну и вдобавок, в ином случае Анна, Рейчел и Эви разорвали бы их на части.
Работа шла по-прежнему. Происшествие оставило след на всех нас, повлияло и на каждого лично, и на взаимоотношения в парах, и на профессиональную сторону. Коллеги дали нам немного личного пространства и встречали, хлопая по спине. Моё откровение насчёт ориентации не наделало слишком много шума. Только однажды, когда какой-то придурок походя бросил комментарий о педике. Я остановился и повернулся высказать ему всё, что думаю, но не понадобилось. Потому что Митч, Курт и Тони вышли вперёд. Забавно, но именно Тони наезжал на парня больше всех. Не нужно и упоминать, что после никто не лез.
Я практически уволился. Не потому что привлекал всеобщее внимание. А потому что не мог допустить мысли, что Кира вновь может пострадать из-за моей работы. Но именно он сказал мне одуматься. Полагаю, он заслужил огромную долю уважения у парней, посоветовав мне не бросать любимое дело.
— Это твоё дело, — произнёс он. — Ловить плохих парней.
Так что когда нам понадобилось перетащить вещи Киры ко мне, ребята вызвались помочь. Но побьюсь об заклад, они пожалеют об этом завтра: у нас четверых уже ныли мышцы.
После обеда мы грелись в лучах вечернего солнца и болтали о всякой ерунде, когда раздался стук в дверь. Кира пошёл открыть и вернулся с крайне неожиданным гостем.
Беркман.
Наш шеф проявил к нам много терпения. Я хотел уволиться, сомнения появились и у остальных. Понадобилось много разговоров — и поддержки от наших половинок — чтобы мы решили, что наша работа кое-чего стоит, и согласились остаться как команда. Беркман ни разу не надавил. Он дал нам пространство и время, и всё, чем управление могло помочь. Чем больше я размышлял, тем больше склонялся к мысли, что отсутствие комментариев о моей ориентации было связано с угрозой физической расправы от Беркмана.
— Эй, спасибо за приглашение, — саркастично поприветствовал он, усаживаясь за стол и отбирая у меня пиво. Он сделал большой глоток и вздохнул, а мы ждали объяснения его внезапному появлению.
Беркман был в курсе, что мы устраиваем переезд Киры в мой дом, так что он знал, где найти всю компанию. Он снова вздохнул.
— Час назад позвонили из офиса окружного прокурора, — серьезно произнёс он. — Сегодня утром Павао Томича нашли в камере мёртвым.
Все моргнули. Никто не сказал ни слова.
Кира встал, зашёл в дом и появился с новой бутылкой пива для меня.
— Он должен был оказаться в суде завтра, — громко сказал Тони.
— Уже нет, — отозвался Курт.
— Проклятье, — фыркнул Митч.
Здесь не хватало какого-то завершения, было что-то неудовлетворительное. Мы все это понимали. Чувствовали одно и то же.
— Что теперь с делом Томичей? — поинтересовался Кира.
Я пожал плечами.
— Оно закрыто. Мы ещё можем достать людей Томича, но что касается самих близнецов, то всё кончено.
— Вот так просто?
Я кивнул.
— Вот так просто.
Митч вздохнул.
— Чем займёмся завтра?
— Новые дела, новые преступники, — легко ответил Беркман.
Он оглядел всех нас, поднял бутылку пива, и мы все чокнулись.
Я посмотрел на сидящих за столом людей и улыбнулся.
— За новые дела и за новых преступников.